1. Тяжелая туча

Родители Поля изучали свои родословные древа, правда, каждый по своим соображениям. И те и другие соображения были неприятны и чужды их сыну. «Я абсолютно ни при чем, – говорил он себе, – если какой-то из моих предков был богат, беден, здоров или болен, умен или глуп». Его не волновало даже арийское происхождение, к чему во времена национального безумия полагалось стремиться. В отличие от поборников чистоты расы мать Поля надеялась обнаружить у предков хоть каплю еврейской крови и выискивала среди них ученых мужей, поэтов, певцов и борцов Сопротивления.

С отцом все обстояло иначе, хотя и не менее обременительно для Поля и его младшего брата Ахима. Отца в генеалогических изысканиях интересовали причины смерти родственников: на основе их историй болезней он определял свою предрасположенность к этим недугам. Так же педантично он высчитывал и риск заболевания своих сыновей диабетом или другими нарушениями обмена веществ, шизофренией, злокачественными опухолями… Отцу становилось по-настоящему плохо, когда выяснялось, что какая-то двоюродная бабка умерла от родильной горячки, а дядюшка погиб на войне, потому что и та и другая смерть не могла служить материалом для его личных прогнозов.

Правда, отец уже достиг почтенного возраста и в эмоциональном плане играл в доме второстепенную роль. Оба брата с малых лет сражались за благосклонность своей молодой, красивой матери. Поль всегда считал любимчиком матери младшего брата, а Ахим, в свою очередь, утверждал, что старший пользуется у нее особым доверием и вообще является главой семьи.

В том, что его эмоциональная жизнь столь скудна, Поль винил родителей. Дав первенцу при крещении имя Жан-Поль, они возложили на него надежды, оправдать которые он не мог. Мать мечтала, что он станет всемирно известным писателем, отец видел сына физиком, удостоенным Нобелевской премии. С некоторых пор оба врали друг другу, утверждая, что Поль наконец становится блестящим адвокатом. Его увлечения, например рисование руин или интерес к разным изобретениям, родителями всерьез не воспринимались.

Возможно, именно стерильная атмосфера родительского дома, в которой вырос Поль, послужила причиной того, что его собственный брак стал несчастливым, а предпринимать новую попытку в тридцать девять лет было почти поздно. В студенческие годы у него была связь с соседкой старше его на десять лет – та напоминала ему мать, – но их отношения, к сожалению, расстроились.

Полю было двадцать четыре, когда однажды вечером в его комнату в студенческом общежитии заявился младший брат. В тот вечер оба напились больше обычного и в итоге перешли к весьма болезненным попрекам, припоминая взаимные обиды давно минувших дней. Разгорячившись, Ахим – он был младше на четыре года – рассказал, как после сданного экзамена на водительские права он откупорил бутылку шампанского и выпил его вдвоем с матерью. Потом она, улыбаясь загадочной улыбкой Джоконды, скрылась в спальне, куда за ней последовал и Ахим. И они легли друг с другом так, словно это было самым обычным делом. По крайней мере в тот раз.

«А папа?» – спросил Поль с пересохшим горлом. Папа тогда лежал в больнице, лечил хронический звон в ушах и высокое давление.

С того вечера Поль не мог смотреть родителям в глаза и сократил свои визиты до минимума, а с братом перестал общаться вовсе. Подружку, которую он до того безо всякой задней мысли считал более юной копией матери, Поль стал изводить самым оскорбительным образом, и в итоге девушка его бросила.

Лишь годы спустя, когда они всей семьей отмечали семидесятилетний юбилей отца, Поль робко попытался потребовать у брата объяснений.

В смехе Ахима было больше ехидства, чем смущения. Что, Поль и в самом деле поверил в эту чушь? «Бог мой, я тогда надрался и нес полную ахинею. Может, я втайне хотел войти в историю как новый Эдип, но ты же знаешь нашу маму – это просто невозможно!»

Поль не мог простить Ахиму того, что тот натворил своей ложью: скандальное признание повисло над ним тяжелой тучей, которая никак не хотела рассеиваться до конца. С одной стороны, он стыдился, что слушал брата, пусть всего минуту, с другой стороны, представление о кровосмешении в собственной семье повергло его в такое смятение, что он вообразил себе, что в этом может быть зерно правды. Сюда добавились и профессиональные соображения: половые сношения между кровными родственниками согласно статье 173 Уголовного кодекса наказывались лишением свободы сроком до трех лет. Впоследствии Поль никак не мог понять, почему не влепил тогда брату пощечину, да так, чтобы след от нее горел на лице еще несколько дней. Вместо этого он просто выставил нетвердо стоявшего на ногах Ахима из комнаты и захлопнул за ним дверь.

Даже спустя много лет после того, как брат отказался от своих слов, Поль не мог в общении с родными избавиться от недоверия. Мама нежно гладила его по щеке, отец, как обычно, эгоистически жаловался на свои болячки, но все вокруг казалось подозрительным. Может быть, мама хочет быть с ним рядом вовсе не по-матерински? Может быть, у отца с его вечно плохим настроением есть основания для депрессий? И как мама, живя с ипохондриком старше ее на двадцать лет, сумела все это выдержать? Были ли у нее любовники? Не говорит ли самоотверженная забота о том, что ее совесть нечиста? Поль вынужден был признаться себе, что в глубине души иногда ненавидел отца и маленьким мальчиком с удовольствием нырял в кровать к матери. Разумеется, противоречивые чувства Поль ни с кем не мог обсудить: менее всего ему хотелось выносить сор из избы.

Познакомившись через некоторое время с Аннеттой, он был особенно рад, что она ни капельки не похожа на его мать.

А сейчас, в тридцать девять, у него был кризис среднего возраста плюс проблемы в личной жизни и финансах. Поль сидел в своем кабинете, вяло листал каталог и предавался мрачным мыслям. Когда зазвонил мобильный, он ответил угрюмо.

Звонила его мать.

– Жан-Поль, сыночек, как у тебя дела? Ты один? – спросила она. – Аннетте не обязательно быть в курсе, это исключительно семейное дело.

Поль заколебался. Ему очень хотелось намекнуть, что жена сидит рядом.

Мать рассказала, что его брат недавно разговаривал с консультантом по налоговым вопросам. Состоятельным родителям, оказывается, еще при жизни стоит предоставлять детям некоторую сумму из будущего наследства, поскольку эти деньги в отличие от полученных в наследство не облагаются налогом. То есть было бы разумно сейчас расстаться с выручкой за дрезденский дом, так как если она соберется умереть в ближайшие десять лет, то дарственная будет облагаться налогом.

– Понимаю, – сказал Поль, который о праве наследования был информирован лучше, чем она. Наконец-то хоть одна приятная новость, ему сейчас пригодился бы каждый цент.

– Это разумно. О какой сумме ты думаешь? – осторожно спросил он. О недавно обретенной собственности матери он имел весьма приблизительное представление и ни в коем случае не хотел показаться алчным.

– Вы с Аннеттой, слава Богу, оба неплохо зарабатываете, – заявила мать, – и не нуждаетесь в финансовой поддержке. Но Ахим планирует приобрести филиал «Тойоты» в Майнце и нуждается в средствах. Поэтому его долю она передаст ему сейчас. Ты, разумеется, в будущем получишь точно такую же сумму. Просто сейчас я не могу перевести в наличные большую сумму, иначе папа будет недоволен.

Поль поинтересовался, сколько денег должен получить его брат, и выяснил, что речь идет о максимальной сумме, не подлежащей налогообложению.

– Ты молчишь, Жан-Поль, – сказала мать, – но я точно знаю, что ты своему брату желаешь только добра.

Поль крикнул в пустоту комнаты:

– Спасибо, Аннетта, сейчас я не хочу чаю. Мать поняла и стала прощаться:

– Передай Аннетточке привет от меня и от папы. Я скоро позвоню. Спокойной ночи.

Пожелание было благим, но Поль не пошел спать, а в растерянности остался сидеть в кабинете, думая о брате, которого в детстве очень любил.

Ахим когда-то изучал экономику и организацию производства, но потом забросил учебу и занялся продажей автомобилей. Поль считал, что в конечном итоге в неудачах брата виноваты родители. Они позволяли Ахиму все, что запрещалось Полю, оплачивали его долги и даже упрашивали домашнего врача выдавать ему справки за пропущенные дни и не сданные из-за загулов экзамены. Поль снял очки, чтобы дать высохнуть глазам. Иногда ему начинало казаться, что своей судьбой он распорядился не лучше, чем его смазливый братец.

Когда Поль наконец заснул, ему приснилась мать. Мальчиком он всегда восхищался ее шелковой блузкой кремового цвета с рисунком из зеленоватых раковин и бледно-красных кораллов. Под ивой, чудная зеленая листва которой оттеняла блузку, мать медленно делала свою гимнастику тай-цзи, мешать ей было строго-настрого запрещено. Но Поль заметил охотника с луком, тот прятался в зарослях, выслеживая добычу. Кто это был? Зорро, благородный мститель, или Амур, чьи стрелы еще ни разу не попадали мимо цели? Когда стрела пронзила мать, он проснулся, предостерегающий крик вырвался слишком поздно.

 

2. В обувном магазине

Жена Поля, Аннетта, находилась в лучшем положении, поскольку своих родителей потеряла относительно рано. У нее было благополучное детство, много друзей и никакого соперничества с братьями или сестрами. Когда она получила в наследство родительский дом в Мангейме и некоторое количество акций, ей было за двадцать. К учебе в школе и изучению международной журналистики Аннетта относилась не слишком серьезно, но к началу профессиональной деятельности стала весьма честолюбивой. Иногда она жалела, что не училась в полную силу. Именно поэтому, должно быть, ее усилия перещеголять как школьных друзей, так и собственного мужа по части доходов оказались весьма успешными.

Благодаря изящной фигурке и тонким чертам остренького личика Аннетта и девочкой была очень мила; она всегда с легкостью вызывала и в молодых, и в старых мужчинах желание взять ее под свою защиту. И хотя выглядела Аннетта успешной деловой женщиной, ее кожа и сейчас оставалась по-детски нежной, а волосы мягкими, как у десятилетней девочки.

Но, как с известной долей зависти предполагал Поль, внутри его жена была сделана словно из стали. В одном они тем не менее были схожи: как и ему, Аннетте было трудно говорить о чувствах, тем более трясти на людях грязным бельем.

Поль и Аннетта дружили с одной супружеской парой, Ольгой и Маркусом Бауманн. Но с тех пор как Бауманны около года назад разошлись, общение постепенно сошло на нет. Бывшую подругу Аннетта увидела случайно, в недавно открывшемся итальянском обувном магазине. Неожиданная встреча смутила Аннетту, но Ольга, казалось, с головой ушла в примерку ярко-красных лаковых туфель и даже не подняла глаз, когда Аннетта подошла.

Как меняются люди, думала Аннетта. В школьные годы Ольга носила сандалии «Биркеншток», очки в дорогой оправе и была лучшей ученицей в классе; став студенткой, она сменила сандалии на босоножки, а очки на контактные линзы. А теперь? Теперь дипломированная преподавательница покупала себе туфли в стиле «фламенко», для которых у нее слишком толстые ноги, и носила дьявольски дорогие очки «для интеллектуалов» в зеленой черепаховой оправе. Либо собирается на охоту за мужчинами, либо жертва уже бьется в сетях.

Снедаемая любопытством, Аннетта неожиданно выросла рядом с Ольгой.

– Need you help? – спросила она дурашливо, пытаясь избежать неловкости.

Ольга подняла глаза и изобразила в отличие от своей подруги удивление и легкое замешательство от такого энергичного приветствия.

– Ну и ну, Аннетта! Как ты думаешь, я уже слишком стара для таких ярких цветов?

Аннетта ответила, что в сорок лет можно носить все, что к лицу, и заверила, что на ее месте она эти туфли носила бы не снимая. После этих слов подруга погладила блестящую кожу и посетовала на то, что из-за характера своей работы вынуждена покупать хоть и дорогие, но консервативно-корректные вещи.

В ознаменование удачной покупки Аннетте ничего не оставалось, как пригласить подругу что-нибудь выпить, благо до ее дома в Мангейм-Альменхофе было недалеко. Очень хотелось спросить, развелись они уже или нет, но Аннетта не рискнула. И, даже придя домой, женщины продолжали болтать об обуви: о том, как здорово, что они открыли для себя такой хороший магазин, и о том, как трудно сейчас подобрать себе обувь по ноге.

– Наверное, это потому, что мы становимся старше, – заметила Аннетта. – Раньше мне подходила любая обувь – я могла покупать все, что нравится. Сейчас от многих моделей приходится отказываться. И это при том, что я вешу столько же, сколько двадцать лет назад. – «В отличие от тебя», – добавила Аннетта про себя, но тут ее прервал телефонный звонок и она пошла в кабинет на второй этаж.

Звонил муж.

– Прежде чем ты скажешь, что опять придешь поздно, – съязвила она, – могу с радостью сообщить, что на сей раз для этого нет никаких препятствий. Я не одна…

– С любовником? – спросил Поль.

Аннетта удовлетворенно улыбнулась, чего муж, впрочем, видеть не мог.

– Вполне могло быть и так, но сегодня тебе везет. Я встретила Ольгу и затащила к нам. Мы давно не виделись, есть о чем поболтать.

Муж помолчал несколько секунд, а затем сказал, что уже едет домой, звонит ей из машины, стоя перед светофором на Шпейрерштрассе.

– До скорого. – И отключился.

– Это был Поль, – сказала Аннетта, вернувшись в гостиную. – Красавица мать хорошо его воспитала, и остатки этого воспитания еще не до конца выветрились. Правда, приходится все время прибирать за ним, зато он всегда звонит, если задерживается в конторе. А сегодня сообщил, что наконец-то сможет прийти вовремя.

– Мы можем договориться на другой день, – предложила Ольга. – Мне все равно еще нужно проверить сочинения.

Вставая, она бросила пытливый взгляд на обложку испанского романа, который Аннетта всегда брала с собой в дорогу, пытаясь осилить его во время долгих перелетов.

В эту минуту открылась дверь и вошел Поль.

Чтобы не показаться невежливой, Аннетте пришлось пригласить подругу поужинать с ними – так, ничего особенного, чай и бутерброды с сыром, ведь они так давно не виделись. Ольга согласилась остаться.

Когда после ужина, который был накрыт на журнальном столике, снова зазвонил телефон, Аннетта со вздохом покинула компанию. Она предполагала, что сейчас ей опять придется отвечать на вопросы по поводу предстоящей командировки в Венесуэлу.

Как обычно, произнесла в трубку «Вильгельме», но услышала в ответ не лихорадочный поток слов своей секретарши, а приглушенный голос мужа.

– Алло, Поль, что за шутки? – крикнула Аннетта.

Поль не ответил или прикинулся глухим.

В недоумении Аннетта уже хотела положить трубку. Какая-то ошибка, над ней просто решили подшутить.

Но тут в трубке отчетливо раздался голос мужа:

– Тебе совершенно нечего бояться, Ольга, она нас точно не слышит. И если она подошла к телефону, то болтать будет не меньше пяти минут. Да и спускаться будет с таким же грохотом, с каким поднималась.

Аннетта застыла на месте. О чем это он? О ее башмаках на деревянной подошве?

Затем заговорила Ольга, хотя и не так громко, как муж, но по-учительски внятно:

– Когда она наконец летит?

– В Чистый четверг, перед Пасхой – ответил Поль. – Покопайся еще в путеводителях. Наш девиз – «Гранада».

У Аннетты потемнело в глазах. Бросив трубку на рычаг, она опустилась на стул возле письменного стола. Когда сердце перестало биться так сильно, она поняла, что догадывалась об этом. Пару раз она смутно подозревала, что Поль, говоря, что опоздает домой, вовсе не общался со своими клиентами. Совсем недавно удивлялась выдвинутому переднему сиденью и кошачьей шерсти на брюках мужа. Потом еще новая туалетная вода. Иногда после долгого сидения в бюро Поль приходил свежим, словно только что из душа.

Но каким образом она могла по телефону услышать разговор, состоявшийся этажом ниже? Что за игру с ней ведут? Как ей теперь себя вести? Забаррикадироваться в спальне? Устроить сцену? Выгнать из дома обоих – и мужа, и Ольгу?

В ванной Аннетта подставила лицо и руки под струю холодной воды, высморкалась, вымыла раковину и решила сделать вид, что ничего не произошло. Трудные решения, изменить которые потом уже будет невозможно, нельзя принимать под влиянием гнева. Произведя ожидаемое количество шума, она спустилась по лестнице.

Ольга вновь собралась уходить.

– Теперь мне и в самом деле уже пора, – произнесла она. – Я ждала тебя, чтобы попрощаться. У вас, случайно, нет расписания автобусов? Боже мой, плохие новости? У тебя такое лицо…

Аннетта ответила, что секретарша всегда терзает ее по вечерам вопросами, которые можно решить и завтра, – например, понадобится ли ей в командировке большой блокнот для записей или нет? Но это никому неинтересно.

– Вовсе нет, – заявил Поль. – Все, что тебя огорчает, в итоге касается и меня. Разумеется, я отвезу Ольгу домой, так будет лучше…

Но та, решительно загасив сигарету, возразила:

– Очень мило с твоей стороны, Поль, но я прекрасно доберусь сама.

Подала им руку и попрощалась.

Когда Поль и Аннетта остались одни, заговорили о пустяках: о том, что нужно купить новую стиральную машину, о запоздавшей открытке из Италии – словом, о чем угодно, кроме визита Ольги. Затем Поль захотел посмотреть документальный фильм о парусном спорте и ушел в свою комнату, где стоял второй телевизор; Аннетта решила еще почитать.

Может, она сошла с ума? Сдали нервы из-за постоянных нагрузок на работе и частых командировок? Может, у нее галлюцинации? Может быть, она приняла чужие голоса за голоса мужа и своей бывшей подружки, потому что в последнее время ее не покидало чувство, что Поль хочет от нее избавиться, отомстить на свой лад за то, что работа для нее важнее семьи? Может, она плохо заботилась о муже, потому что делала карьеру? Во всяком случае, в отличие от него домой она всегда приходила вовремя и добросовестно готовила ужины и завтраки.

Как обычно, Аннетта выбросила окурки из пепельницы, отнесла пиджак Поля в гардеробную и повесила на плечики, поставила серебряную сахарницу в шкафчик, поправила скатерть. Она по опыту знала, что завтра у нее на все это не будет времени, а уборщица приходила к ним раз в три дня.

Поправляя подушки на диване, она обнаружила мобильный телефон мужа. Должно быть, выпал из кармана пиджака. Аппарат почти сливался с темным фоном диванной обивки. Тут ей пришла в голову мысль. Аннетта нажала на кнопку повторного вызова, и телефон в квартире тут же зазвонил – логично, Поль ведь звонил домой незадолго до своего появления. Она быстро нажала отбой, чтобы муж не успел взять трубку на втором этаже.

Да, так могло быть: как обычно, он позвонил по дороге домой, во-первых, чтобы известить, что задерживается, во-вторых, чтобы Аннетта не искала его в офисе. Когда он узнал, что любовница не дома, а в гостях у жены, ему пришлось быстро изменить план, чтобы помешать их слишком тесному общению. Мобильный он, как обычно, сунул в карман пиджака. И как обычно, дома снял пиджак и бросил на диван – дурная привычка, от которой Аннетта никак не могла его отучить. Телефончик, словно «жучок», уловил все звуки в комнате и передал их прямо в ухо доверчивой супруге.

Чтобы убедиться в этой версии окончательно, Аннетта решила провести эксперимент. Когда Поль перед сном отправился в душ, негромко включила в гостиной радио, набрала с мобильного мужа домашний номер и засунула телефон под подушку, туда, где его нашла. Затем поднялась наверх и сняла трубку. Она ясно услышала шотландскую народную музыку, что играла внизу. Несмотря на подавленное настроение, Аннетта испытала что-то вроде небольшого триумфа.

 

3. Почта

В ту ночь Аннетта почти не спала; когда под утро все же удалось задремать, ей приснилась Ольга в вишнево-красных туфлях – та танцевала фламенко на перекрестке, призывно задирая подол юбки перед каждым автомобилем, останавливавшимся на светофоре.

На работе она никак не могла сосредоточиться. Девиз – «Гранада», сказал ее муж. Аннетта знала, что это означает. Десять лет назад именно там, в Испании, она встретила и полюбила Поля, на Страстной неделе, Semana santa. Тогда Аннетта заканчивала курс испанского языка, Поль был в отпуске. Они сидели за соседними столами и ели тапас, легкие закуски, когда уличный оркестр начал репетировать марш – предстояло праздничное шествие. Сначала Аннетта и Поль пришли в одинаковый восторг от громкой, резкой, незабываемой духовой музыки, а вскоре и друг от друга. И вот теперь он хотел повторить ту поездку вместе с Ольгой! И Страстная неделя опять на носу…

Аннетта ушла с работы раньше обычного, сославшись на начинающуюся простуду. Дома сразу направилась в комнату мужа и занялась изучением ящиков письменного стола. Первым делом ей хотелось выяснить, когда началась их связь. Не найдя ничего предосудительного, она вывернула все карманы пиджаков и пальто. Но и тут удалось обнаружить только монеты, скомканные носовые платки, счета за бензин, зажигалки, оторванные пуговицы. Осталось проверить компьютер, раньше принадлежавший брату Поля. Ахим три года назад купил себе ноутбук, а свой старый компьютер всучил Полю, причем отнюдь не по божеской цене.

Пароль ей был известен. Все письма к Полю были столь же скучны, сколь и коротки. Среди засекреченных адресов значился электронный адрес Ольги. Аннетта не знала, что у Ольги есть подключение к Интернету. Устав от собственного бешенства, Аннетта забралась в постель и натянула одеяло на голову. Во сне она мечтала о смерти своей соперницы.

Некоторое время обе супружеские пары, Бауманны и Вильгельмсы, прекрасно ладили друг с другом, почти каждую неделю ходили куда-нибудь вместе и часто бывали друг у друга в гостях. В то время как все их старые друзья уже были заняты своим потомством и проблемами детей, лишь эти две пары оставались бесплодными.

В отличие от Аннетты и Поля Ольга и Маркус хотели детей, даже подумывали об усыновлении. Аннетта им это сразу отсоветовала: среди ее знакомых такой случай был и результат оказался весьма прискорбным. К счастью, не каждый разговор касался этой темы; Аннетта с Ольгой интересовались литературой, Поль и Маркус – изобретениями, открытиями и экспедициями. Однажды все вчетвером съездили в отпуск, в крошечный пансион в Апулии. Когда вскоре после этого в отношениях Ольги и Маркуса стал намечаться кризис, после нескольких неловких сцен Вильгельмсы перестали их приглашать. Как у Аннетты, так и у Поля не было никакого желания играть роль третейских судей в чужих семейных ссорах и принимать сторону одного из друзей. Вероятно, вскрывшиеся вдруг проблемы в другой семье задели какие-то болевые точки и в браке Аннетты и Поля.

Поль должен был как-то восстановить контакт с Ольгой, не поставив в известность жену. Ясно, что совесть у него была нечиста с самого начала, потому что безобидную или случайную встречу с ней он скрывать не стал бы. С другой стороны, инициатива могла исходить вовсе не от Поля, а от Ольги, ведь она чувствовала себя одинокой; несколько лет назад она поговаривала о том, что бракам необходимо «оживленное движение».

На следующее утро Аннетта заявила мужу, что у нее грипп. Однако, оставшись одна, тут же надела халат прямо на ночную рубашку и принялась за дело. С удовольствием повесила обратно в шкаф свою черную юбку и жакет цвета верблюжьей шерсти с отстегивающимся меховым воротником. Сегодня ей все это не понадобится. Затем позвонила своей секретарше и начальнику и сообщила, что заболела. Поставила кипятить воду для кофе и сунула в тостер два ломтика белого хлеба. Она не болела уже сто лет и теперь хотела полностью насладиться свободой. Вынужденная пауза с завтраком на столике у кровати и газета на коленях должна была помочь ей взять себя в руки. Завтракать в одиночестве было не то чтобы неуютно, но удовольствия она все же не получила.

Аннетта листала газету, пробегая глазами заголовки, и на страницах с местными материалами обнаружила фотографию бывшего мужа Ольги Маркуса. Она так и не узнала точно, развелись они официально или нет.

Статья называлась «Доктор Бауманн – новый главный врач больницы Св. Марии». В отдельной рубрике был лаконично изложен трудовой путь бывшего заместителя главврача Бауманна, затем следовало интервью. В принципе Аннетта не узнала ничего нового, поскольку ей было известно, что Маркус давно метил на этот пост. Изменился ли у него адрес? Она притащила в кровать толстую адресную книгу. Среди перечисленных Бауманнов только ее приятельницу звали Ольга; Маркуса среди четырех его однофамильцев удалось опознать по докторскому титулу. По всей видимости, он переехал в Фогельштанг, район Мангейма.

Аннетта выпила кофе и намазала маслом второй тост, закапав при этом пододеяльник цвета лаванды. Если не обращать внимания на эту неприятность, то штаб в спальне вполне пригоден для руководства военными действиями, по крайней мере здесь можно было размышлять в полном комфорте. Телефон лежал под рукой на ночном столике. Задумавшись, она смахнула хлебные крошки с постельного белья. Можно было сделать вид, что она, как и запланировано, летит в Венесуэлу, а на самом деле приехать в Гранаду. Там она застукает Поля и Ольгу на месте преступления и потребует объяснений.

* * *

– Я могу еще забронировать места на рейс в Андалусию на Страстной неделе?

Из осторожности Аннетта звонила не в ту фирму, что обслуживала их бюро, а в небольшую контору неподалеку.

– Речь идет о Гранаде? Хорошо, что вы позвонили, госпожа Вильгельмс, – радостно отозвалась служащая, едва только Аннетта задала вопрос. – Передайте, пожалуйста, вашему супругу, что я рассчитала два варианта, первый – это с отелем «Альгамбра-Палас», а второй – с отелем «Хиатт». Нужно, чтобы он выбрал один из них.

Аннетта сделала глубокий вдох.

– Похоже, вы раскрыли мне секрет, – не теряя присутствия духа произнесла она. – Муж, очевидно, хотел сделать мне сюрприз.

Сотрудница турагентства очень расстроилась из-за своего просчета и принялась извиняться.

– Ну не так уж это страшно, – сказала Аннетта. – Давайте сделаем вид, что нашего разговора просто не было. Собственно говоря, я тоже хотела порадовать мужа путешествием, но теперь в этом уже нет необходимости.

В довершение всего Аннетта узнала, что муж рассматривал как вариант «Парадору», что рядом с «Альгамброй».

Денег на счете у Поля обычно не водилось – должно быть, путешествие оплачивала Ольга. Аннетта проскользнула в комнату мужа, чтобы снова проверить электронную почту. Пробежав глазами отосланные письма, наткнулась на свежие следы преступления. В коротком сообщении, отосланном сегодня утром, значилось: «Дорогая Ольга, хоть бы у нас все получилось… Сплю и вижу Гранаду! Much love, твой Жан-Поль».

Аннетта вздрогнула. Значит, Ольга посмела не считаться с тем, что только мать Поля имела право называть его этим поэтичным именем.

«Как вы ошиблись», – думала она, обуреваемая яростью. А если засунуть бомбу замедленного действия в кожаный несессер Поля? Девиз – «Гранада». Гранада по-испански не только «гранат», но и «граната».

Вернувшись в кровать, она стала вспоминать пасхальное шествие в Андалусии. Тогда они, не зная усталости, часами стояли на улицах, чтобы увидеть все традиционные представления Страстной недели. Увидеть, как дюжие молодцы несут по улицам на огромных подносах не только резные фигуры святых, но и детально представленные сцены тайной вечери и распятия, Пьету или Мадонну с младенцем, и каждый из этих подносов был украшен тысячами цветов. У юных носильщиков были видны только выбеленные мелом спортивные туфли. Процессия напоминала сороконожку. И лишь в случайных паузах атлеты выныривали из-под своей ноши, опускали ее на землю и вытирали пот с обернутых полотенцами лбов, многие торопливо затягивались сигаретой. Под аплодисменты публики после небольшой передышки груз вновь поднимался вверх, и процессия двигалась дальше. В эскорте были и женщины в черных кружевных накидках, и закутанные фигуры. Почти как чумное шествие в Средние века, заметил Поль, потому что у кающихся грешников на головах были высокие колпаки с дырками для глаз, их вид напоминал об участниках тайного судилища. Аннетта обнаружила, что большинство грешников были в очках, другие – босиком, но даже знакомые и родственники с трудом могли узнать, кто скрывается под монашеским одеянием.

Уже задремав, Аннетта увидела себя в Андалусии: переодетая грешницей, она пряталась в толпе и, оставаясь неузнанной, следила за мужем и его любовницей. А потом достала из складок одежды револьвер и убила обоих. Решение Поля остановиться в роскошном «Парадоре» ранило Аннетту в самое сердце, ведь когда они ездили в отпуск вместе, он всегда предпочитал недорогие отели.

 

4. «Творог для всего света»

Аннетта спала до полудня.

К ее удивлению, Поль позвонил и поинтересовался, как она себя чувствует.

– Скверно, – ответила Аннетта.

На вопрос, чем он может помочь, выдохнула:

– Ничем.

– В шкафчике в ванной должен быть аспирин, – напомнил ей муж почти озабоченным тоном, – может быть, все-таки стоит позвонить врачу?

Аннетта ответила, что ей нужен только покой. Муж помолчал, а потом осторожно произнес:

– Надеюсь, до Чистого четверга ты поправишься…

«Так вот откуда ветер дует, – сообразила Аннетта. – Если я всерьез разболеюсь, он не сможет полететь на свой медовый месяц». Слабым голосом пробормотала, что от поездки ей, видимо, придется отказаться, и положила трубку. Она с удовлетворением представила себе, как ее слова перечеркивают все их планы.

В дверь позвонили. Аннетта натянула халат и направилась открывать.

Перед ней стоял Маркус.

– Поль попросил меня зайти осмотреть тебя, – начал он немного смущенно. – Похоже, он очень за тебя волнуется…

– У тебя обеденный перерыв? – удивленно спросила Аннетта. В белом халате Маркус казался ей незнакомцем. Она привыкла видеть его в вельветовых штанах и ирландских вязаных свитерах.

Маркус ответил, что да, и поэтому он торопится, и прошел за нею по лестнице в спальню. Спросил, на что она жалуется, и, профессиональным движением раскрыв чемоданчик, достал стетоскоп.

Аннетта пожала плечами. Наверное, просто устала, ответила она, в последнее время на работе особенно много стрессов. Но если он сможет выписать ей бюллетень, это было бы очень мило. И вообще жаль, что их компания распалась.

– Кстати, а вы развелись?

Маркус покачал головой и начал писать справку, пристроив лист бумаги на поднос для завтрака.

– В скором времени развод должен быть оформлен. Может быть, Поль как юрист окажет мне помощь в этом деле, Ольга требует слишком много. А я бы на твоем месте несколько дней побыл дома, побездельничал, выспался! Похоже, тебе это очень нужно.

– Когда будет суд? – с любопытством спросила Аннетта.

– В самое ближайшее время. И так уж наверняка пошли разговоры, что я живу не один, – ухмыльнулся он. – У тебя частная медицинская страховка?

– Частная. А как дела у Ольги? – коварно поинтересовалась Аннетта.

– По-видимому, неплохо, – ответил Маркус и осторожно добавил: – Собственно, никаких уколов совести я не чувствую, потому что почти уверен, что она тоже…

– Что – она тоже? – спросила Аннетта.

Маркус выразительно показал на сердце, засмеялся и по-дружески погладил свою пациентку по встрепанным волосам.

– Ты по-прежнему работаешь в конторе «Творог для всего света»? – поинтересовался он, заполняя формуляр.

– В фирме «Баденский творог и йогурт» на Фризенгеймском острове, – поправила она слегка раздраженным тоном. – Вопреки ожиданиям мы развиваемся.

Маркус понимающе кивнул – он-то знает, что это такое, когда работы выше крыши, – и достал из кармана упаковку таблеток – в крайнем случае Аннетта может принять этот препарат.

– Они возбуждают или успокаивают? – подозрительно спросила Аннетта.

Маркус порылся в карманах и извлек еще одну, уже начатую упаковку.

– Маленькие белые таблетки должны активизировать организм при переутомлении, синие драже помогут снять гиперактивность к вечеру. И те и другие совершенно безвредны. В наши дни фармацевтика может поднять на ноги и мертвого.

Он попрощался с ней, пожелал всего хорошего и велел звонить, если что-нибудь понадобится.

Аннетта уставилась в потолок. Маркус, конечно, немного зануда, но ей лично он всегда был симпатичен, и она считала его надежным другом. Разве он не примчался к ней во время своего короткого обеденного перерыва?

Маркус на девять лет старше Ольги. Все в жизни ему всегда удавалось, чего, впрочем, и следовало ожидать от сына начальника почтового ведомства. Разве что предстоящий развод не совсем вписывался в его глянцевую биографию.

У Маркуса, по его собственному признанию, новая связь, Ольга спит с ее Полем, только она осталась с носом. Упущенные возможности, грустно подумала Аннетта. И вот она сидит, точнее, лежит с пустыми руками, обуреваемая горькими мыслями.

Быть может, Поль решил наконец отомстить ей за то, что она заставила его уехать из Майнца… Кому охота жить в Мангейме? Он любил повторять эту цитату из газеты «Франкфуртер альгемайне». Аннетте приходилось соглашаться, что послевоенное развитие ее родного города происходит как-то без полета и что маленькому треугольнику между Рейном и Неккаром не хватает какого-то флера. А с другой стороны, Мангейм – небольшой, но милый и добропорядочный город, который в толерантности и открытости дает сто очков вперед всем другим. Между водонапорной башней и замком, Пфальцем и Оденвальдом жить очень хорошо!

Ольга тоже была мангеймкой до мозга костей и даже лично знала Джоя Флеминга. Будучи учительницей, она говорила подчеркнуто правильным языком, ко при случае легко переходила на местный диалект. Когда Поль после своей женитьбы переехал в метрополию курортного Пфальца, он поначалу связывал мангеймское восклицание «алла» с мусульманскими обрядами, пока Аннетта не объяснила ему различные значения этого слова. Не всегда в виду имеется «давай» или «вперед», иногда это может значить «Я как раз об этом подумал!». А теперь Ольга сможет ему на примере экс-супруга объяснить, что на местном диалекте означает «небокоптилка»!

 

5. Прохладный ветер

Когда Поль встретил свою будущую жену, она заканчивала интенсивный курс испанского языка, а незадолго до этого начала обучаться и управлению. Задача курса была сформулирована вполне безобидно: «Как разрешать конфликты в повседневной работе?» В то время Поль интересовался работой Аннетты. Пассивных и несамостоятельных сотрудников следует мотивировать, это Полю было ясно. О дальнейшем в памяти осталось только одно: если руководитель хочет эффективно манипулировать своими подчиненными, то ему ни в коем случае нельзя использовать глагол «должны».

Но вскоре он стал болезненно реагировать на воспитательные усилия Аннетты, пытавшейся замаскировать их наработанным словарным запасом. «Как ты смотришь на то, чтобы подумать вместе о том, что…» или «Очень мило с твоей стороны, что ты об этом подумал, но меня бы больше порадовало…». Такие фигуры речи и привели к тому, что он ни в какую не хотел выбрасывать из пепельницы окурки и вешать пиджак в шкаф, отказывался сменить кожаный диван времен своей молодости и ореховый секретер матери на более современную мебель. «Если человек полон духа противоречия, сколько ему может быть лет?» – вопрошала иногда Аннетта мужа с профессиональной улыбкой воспитательницы детского сада.

Что ж, у него деловая, очень уверенная в себе жена. Спутница жизни, которая зарабатывает намного больше его, трудится без роздыху и то и дело деликатно дает понять, что он разгильдяй. После девяти часов работы в фирме и домашних дел после работы она буквально валилась с ног и не чувствовала себя способной к каким бы то ни было развлечениям. Однако серьезной карьеры, к которой наверняка стремилась Аннетта, ей сделать так и не удалось. Ею по-прежнему командовал шестидесятилетний брюзга – начальник отдела экспорта. Наверное, до Аннетты до сих пор не дошло, что без высшего образования она едва ли сможет рассчитывать стать его преемницей.

Начало их дружбы было беззаботным и радостным. Поль влюбился в Аннетту, не подозревая ни об унаследованном ею домике, ни о ее высокой зарплате. Незнание того, насколько тяжело финансовое неравенство, избавило его от колебаний и сомнений.

Несколькими годами позже ему пришла в голову идея вернуться в те счастливые дни и провести вместе пасхальные каникулы в Андалусии. «На будущий год, – ответила Аннетта, – а в этот раз нам лучше поехать в Штаты, потому что мне надо отшлифовать свой английский». Весной она о своем обещании просто забыла.

Когда он рассказал Ольге об этом своем разочаровании, та рассмеялась. «В чем проблема? – спросила она. – Давай я полечу с тобой в Гранаду, обожаю тайные эскапады!»

Поль не был в восторге от этой идеи, лучше было бы все-таки выбрать другой маршрут. Если Аннетта об этом узнает, она никогда не простит. Необходимые звонки домой о том, что он задерживается на службе, тревожили его самого, и вместе с тем он почти удивлялся, почему у жены они не вызывали никаких подозрений. Если теперь из-за болезни Аннетта останется дома, улизнуть никак не удастся. Разыскав наконец в клинике Маркуса, он успокоился. С медицинской точки зрения ничего страшного, у Аннетты просто синдром усталости.

Его роман с Ольгой начался около полугода назад. Совершенно неожиданно она пришла к Полю в его контору. Компаньон уехал в отпуск, у Поля работы тоже было немного, он томился над скучным актом о завышенной арендной плате, который оставил ему партнер. Ноги удобно положил на выдвинутый нижний ящик письменного стола, в верхнем ящике лежал раскрытый детективный роман…

Ольга хотела развестись, потому что муж после многочисленных семейных ссор нашел себе постоянную подружку. «Ты не поверишь, – уточнила Ольга, – она домработница из Польши!»

Поль и в самом деле был поражен, однако возразил, что знавал этнолога, работавшего таксистом, и женщину, дипломированного ветеринара из Чехии, работавшую домашней прислугой.

– Лично у меня, – заверила его Ольга, – нет никаких предубеждений, в конце концов, мой отчим заведует вывозом и переработкой городского мусора. Но от Маркуса скорее можно было ожидать, что он подцепит какую-нибудь богатую наследницу, такую же скрягу, как и он сам. Может, и я виновата: все внимание уделяла кухне и совсем запустила уборку.

Здесь Полю пришлось улыбнуться, он был знаком с безалаберностью Ольги в поддержании порядка в доме, как, впрочем, и с ее талантом кулинарки. В этом она была полной противоположностью Аннетте, которая не терпела паутины в подвале, зато на ужин могла подать только творог.

– Ну и что у вас происходит? – спросил он с любопытством.

Он узнал, что Маркус только что переехал, но Ольга все равно каждый день готовит что-нибудь вкусное. Сегодня, например, у нее на ужин телячьи почки в горчичном соусе с мускатным ризотто.

Поль сделал большие глаза и к пяти часам уже оказался на грязной кухне Ольги, где витали аппетитные ароматы, а двумя часами позже и у нее в постели. Когда их адюльтер окончательно превратился в прочную взаимовыгодную связь, он категорически заявил, что Аннетта ни в коем случае не должна об этом узнать.

«И Маркус тоже, – добавила Ольга, – иначе он решит, что в вопросе супружеской неверности мы квиты». Кстати, не сможет ли Поль дать ей пару дружеских советов в плане развода?

Поль оказался в очень неловком положении, когда через месяц позвонил Маркус и тоже попросил оказать ему юридическую помощь. Без серьезных оснований отказать другу он не мог, поэтому сдержанно объяснил, что занимается исключительно уголовными делами. Но Маркусу нужно было всего несколько советов, просто чтобы Ольга его не надула. «Ты не представляешь себе, до чего она алчная! – воскликнул он. – Не хочет продавать наш дом, так как львиная доля была оплачена мной. И выдвинула еще несколько нелепых требований, – наверное, ее консультировал какой-нибудь адвокат-пройдоха!»

После нескольких месяцев восхищения кулинарным искусством Ольги Поль заметил, что ему пора начинать бороться с лишним весом. Аргументов, чтобы отказываться от ужинов Аннетты, найти не удалось. «Когда ты приходишь домой поздно, то почему-то всегда сыт, – выговаривала она. – Похоже, сверхурочная работа портит тебе аппетит. Или ты в обед опять наелся этих турецких кебабов? Я тоже против того, чтобы на ночь набивать себе живот, но немножко поесть можно…»

После жареных креветок с лапшой, приправленной шафраном, и шабли ему приходилось дома съедать еще два куска полезного для пищеварения хлеба с мягким сыром и запивать все это травяным чаем.

Постоянное сравнение двух женщин не всегда оказывалось в пользу Ольги. Кошачья шерсть на диване, креслах и темных брюках была Полю не по душе. Щедрое сдабривание блюд чесноком походило на бомбу замедленного действия. К этому добавлялась чисто учительская привычка требовать при любых обстоятельствах концентрации внимания, перебивать его и, повышая голос, заставлять слушать себя.

«Да сядь же ты наконец! Будь же внимателен! Выслушай же меня хорошенько!»

Ему казалось, что это «же» неожиданно приобретает какой-то новый смысл, поскольку приказной тон Ольги компенсировал постоянный недостаток внимания к нему со стороны Аннетты. Жена пыталась управлять им с помощью психологических вывертов, любовнице это удавалось благодаря командному тону.

Так называемая алчность Ольги, на которую указывал Маркус, также не была рождена больным воображением скупца. Ольга выросла в простой семье и ненавидела бедность, оставшуюся для нее далеко в прошлом. Она не экономила, наоборот, проматывала деньги. Так и получалось, что она тратила все, что зарабатывала, а потом тряслась от страха, что не сведет концы с концами.

Щедрая женщина, которая не ведет счет ни калориям, ни поцелуям, думал Поль, и в то же время всегда помнит о своей выгоде. Но разве женщины не интересны прежде всего своей противоречивостью? Хотя Ольга наверняка была хорошей учительницей, в частной жизни она просто поражала своей безалаберностью. От ее профессионального всезнайства Поль страдал особенно, поскольку сам любил поучать других, а теперь вынужден был мириться с тем, что этой роли ему уже не видать.

Постепенно Поль начал замечать у Аннетты и Ольги нечто общее. Обе женщины заботились о своей внешности, обе ценили идеалы буржуазного воспитания и высокий жизненный уровень. Обе хотели держать мужа в узде, и у той и у другой дрессировка не увенчалась успехом.

Иногда Поль мечтал об отшельнической жизни. Хотя прекрасно осознавал, что все его мечты – просто клише: море, ветер, песок и звезды. Путешествие на лодке по Средиземному морю, в одиночестве или с молчаливым другом, умеющим ходить под парусом. Книги, выбранные по своему вкусу, а не навязанные Аннеттой или Ольгой. Он прятал от любопытных глаз жены брошюру «Как получить права на управление парусным судном» в бардачке машины и детективы в офисе.

С одной стороны, тоска по мужественной жизни на природе, с другой – ежедневная необходимость в костюме и галстуке ожидать клиентов. Поль в своих мечтаниях забывал о том, что в принципе ненавидел физические усилия, даже свой небольшой садик он весной сдавал арендатору, который ковырялся там не разгибаясь все четыре недели сезона посадок. Время от времени, когда он проводил вечера с Аннеттой и был вынужден что-нибудь читать, он листал каталоги, в которых описывались разнообразные изобретения, облегчавшие человеческий труд.

«А не заказать ли нам кварцево-галогенный электрофонарь?» – спрашивал он, например, и Аннетта кивала, не слушая описания достоинств чудо-фонарика. Он радостно отмечал еще практичную корчевальную машину для пней, тележку-мешок на шести колесиках и клеящий пистолет со сменными баллончиками, вписывал номер счета Аннетты в карточку для заказов и просил ее расписаться. Таким образом просторный подвал постепенно превратился в настоящую сокровищницу для любителя мастерить, с тем лишь недостатком, что у Поля как-то не возникало желания делать что-нибудь своими руками.

Единственным, кто разделял интерес Поля к патентованным новинкам, был Маркус.

Он с восхищением слушал рассказы приятеля о новых инструментах и даже одалживал время от времени один-другой. Возвращал он их потом или нет, никто не помнил.

С течением времени Поль стал понимать своего друга: жить с Ольгой оказалось действительно непросто. Во время одной из командировок жены он на своей шкуре почувствовал, как приятно бывает у Ольги расслабиться, вкусно поужинать и как отвратительны утром пепельницы, полные окурков. Убрать вечером, как всегда делала Аннетта, Ольга и не думала. На завтрак рассчитывать тоже не приходилось. На пустой желудок она спешила в школу, где секретарша директора наливала ей чашечку кофе.

К удивлению Поля, у Ольги оказалась точно такая же старая пластинка, как у них дома, – Аннетта любила слушать ее темными зимними вечерами. «Я знаю ее почти наизусть», – заметил он, перебирая коллекцию Ольги пока та поливала утку мандариновым соком.

Ольга вытащила голову из духовки и пояснила: «Мы с Аннеттой открыли этот цикл песен давно, задолго до того, как познакомились с тобой. Она тогда потеряла родителей, а я страдала от несчастной любви, и мы вместе завывали под эту музыку. Поставь же ее…»

Поль со смешанным чувством слушал песни Шуберта, которые любила исполнять и его мать. «Я не был так несчастен, когда бушевали шторма…», – подпевала Ольга из кухни знаменитейшему баритону Германии.

В тот вечер они в первый раз поссорились.

– Почему бы не нанять кого-нибудь для уборки? – спросил Поль, вылавливая пальцами кошачью шерсть из изысканного соуса.

Реакция Ольги была очень резкой.

– У первой нашей приходящей прислуги была аллергия на кошачью шерсть, и она сбежала через неделю. Вторая пылесосила несчастное животное. С тех пор Гаттопардо впадает в панику, едва только слышит этот звук. Чтобы навести порядок в квартире, мне приходится его запирать!

Поль оценивающе посмотрел на кота, который, казалось, был продуктом смешения всех мыслимых ангорских и персидских пород:

– А сколько ему, собственно, лет?

Этот вопрос и стал причиной ссоры. «У того, кто надеется на скорую смерть кота, нет сердца, и поэтому он может засунуть утиный крестец сам знает куда!»

Поль с опозданием понял, что, затронув тему уборки, создал себе проблему. Тем не менее у него промелькнула мысль: а может, и вправду завернуть косточки в салфетку и положить в карман, а потом подняться и уйти? Но Ольга остановила его, объяснив, что с Маркусом всегда были скандалы в постели из-за кота. «Либо Гаттопардо, либо я», – требовал супруг. С этими словами она усадила Поля на диван, вытащила из кармана утиный крестец, обгрызла и в конце концов простила Полю обиду. Дома Поль впервые проигнорировал фирменный ужин Аннетты и сразу направился в кабинет. Боялся, что от него все еще пахнет жареной уткой.

В самом начале их отношений Ольга потребовала, чтобы он рассказал о трех своих заветных желаниях. Поль ненавидел такие вопросы, которые почему-то всегда задают женщины. «Какое твое любимое блюдо? Ты меня любишь? Какое время года ты любишь больше: осень или весну? Какие женские имена тебе больше нравятся? Ты предпочитаешь Моцарта или «Биттлз»?»

Он подозревал, что Ольгу больше всего интересуют его сексуальные фантазии. Пришлось сделать вид, что не понял, чего она от него хочет, так что ей пришлось отвечать сначала самой.

Ольга была достаточно умна – сразу перешла на безобидные вещи и не стала выдвигать никаких сомнительных требований.

– Мне нравится быть учительницей, – сказала она. – Я люблю своих учеников, может быть, даже слишком. Да, я знаю, о чем ты думаешь, о том, что просто у меня нет своих детей. Но что я ненавижу в своей работе, так это то, что каждое утро уже в восемь утра я должна стоять перед классом. Если бы я могла жить как хочу, то спала бы до десяти утра, потом принимала бы теплую ванну, в одиннадцать выпивала чашечку кофе, почитывая свежую газету, и, наконец, в половине первого начинала бы занятия. Но в это время дети обычно уже идут домой.

– Попробуй работать так, – ответил Поль, – ведь есть много школ, где занятия начинаются вечером.

Но Ольга покачала головой и привела кучу доводов, почему эта затея обречена на провал, не говоря уже о том, что по вечерам она предпочитает наслаждаться вкусными блюдами и любовью, а не работать. Дневная школа – вот ее мечта. Впрочем, она тут же заметила ему, что сам он ушел от ответа на вопрос.

– Ладно, – сказал Поль, – если уж тебе непременно нужно знать, то моя мечта – свобода! Я, как и ты, ненавижу принуждение и хотел бы жить в соответствии со своими потребностями и желаниями. Хотел бы иметь достаточно денег, чтобы на пару лет забыть о работе и, не испытывая никаких финансовых проблем, посмотреть мир, может быть, путешествуя на яхте. По желанию отца я пошел учиться сразу после гражданской службы, в то время как большинство моих одноклассников взяли тайм-аут.

Ольга восхищенно кивнула.

– А что еще?

Поль напряженно сморщил лоб:

– Собственно говоря, всем людям нужно одно и то же – секс, деньги, любовь, успех, путешествия, удовольствия и так далее.

– Настоящее счастье, вечное здоровье и мир во всем мире, – закончила она. – Почему-то мне казалось, у тебя более оригинальные мечты. Ну представь себе, что я – добрая фея!

Поль промолчал. Откровенно говоря, Ольга в его тайных желаниях играла отнюдь не главную роль.

Какое-то время она тоже помолчала.

– Знаешь, какой сон я видела вчера? – произнесла она. – Правда, самый настоящий сон!

Поль, не слишком заинтересовавшись, пожал плечами.

– Во сне я была портнихой. Можешь смеяться, но у всех снов есть какая-то реальная основа. Родители многие годы меня убеждали, что у меня талант к шитью. Словом, во сне у меня было ателье и я занималась дизайном униформы для женщин-военнослужащих. – И требовательно посмотрела на Поля: – Что это тебе напоминает?

Он послушно, как ученик у доски, ответил:

– Тот день, когда ты очень устала. Мы смотрели вечерние новости, там рассказывали о женщинах-военных, и мы обсуждали все «за» и «против».

Ольга осталась довольна и похвалила Поля за ответ. Чтобы как-то растопить его безучастность, она заметила, что сон был почти неприличный.

– Женщины-военные объясняли мне, какой в их представлении должна быть практичная и в то же время красивая форма, и жаловались, что во время полевых учений не могут писать, как мужчины, стоя.

Здесь Полю пришлось улыбнуться.

Ольга просияла.

– Разумеется, я учла это. Женщины завидуют пенису главным образом из-за этого физиологического недостатка. Я изобрела брюки, у которых молния идет от начала попы до самого пупка. Если широко раздвинуть ноги, то можно мочиться и стоя.

– А как же трусы? – удивился Поль.

– А трусов нет. Вечно вы найдете к чему придраться, – сердито ответила Ольга.

Поль поборол желание поиграть с котом и успокоил ее:

– В этой идее что-то есть, тебе нужно ее запатентовать.

Время от времени его удивляла эта женщина, которая могла восстать из разоренной постели, как феникс из пепла, с быстротой молнии нарядиться, накраситься и выйти из дому. У Ольги все было не так, как у других его знакомых. Биологический отец был неизвестен, мать работала кассиршей в супермаркете. Когда Ольге было восемь лет, у нее появилось трое братьев и сестер. В семье она была бунтаркой, вопреки родительской воле сдала экзамены на аттестат зрелости и стала учиться дальше. Уже в самом раннем возрасте ей приходилось проявлять такую силу духа, что она наверняка могла справиться с любыми кризисами.

Любовная связь с Ольгой радовала Поля, но в ней не было ни намека на духовную близость, – по сути, она оказалась такой же ошибкой, как и его брак. Ольга не завоевала его сердца, но все же освежила его, как прохладный ветер. В его жизни была одна настоящая любовь, правда, он понял это, когда было уже поздно. Та женщина, старше его на десять лет, была единственной, к которой он внимательно прислушивался. Ему никогда не забыть, с каким смущением она однажды сообщила ему о том, что беременна. Смятение и раздражение Поля привело к немедленному разрыву. Если она родила этого ребенка, то сейчас он уже должен был бы заканчивать школу и слушать наставления Ольги. В своих более поздних связях, в том числе и с Аннеттой, Поль всегда был против детей, потому что это напоминало ему о той, прежней, пассии.

И хотя Ольга представляла собой совсем другой тип женщины, чем его мать, у нее были коричневые веснушки, которые волновали его, напоминали о родимом пятне, которое он обнаружил маленьким мальчиком на белой спине своей матери. Неправильная замысловатая форма родинки позволяла увидеть в ней самые разные вещи: морского конька, звезду, перышко или листок клевера. Для Поля это был цветок, потому что от теплой кожи матери всегда исходил терпкий запах французского фиалкового мыла. Ахим, как и мать, тоже был склонен к пигментным изменениям кожи и вообще был похож на красавицу мать, в то время как Поль с возрастом, к сожалению, становился все более точной копией приземистого, лысого отца.

 

6. Светлый, теплый дом

За день, проведенный в безделье, Аннетте не удалось отдохнуть, и на следующий день она решила испробовать прописанные Маркусом пилюли. Хотя волшебного целительного действия они не оказали, ей все же удалось достойно выдержать долгий рабочий день и общение с угрюмым шефом. Лишь вечером, когда муж, как обычно, предупредил ее о том, что задерживается, она снова погрузилась в раздумья.

После его звонка она вышла из кухни и села за компьютер Поля. Утром у нее не было возможности незаметно просмотреть его почту. Последнее сообщение Ольге было отправлено сегодня рано утром: «Необходимо проверить, изменен ли полис. Люблю. Ж.-П.».

Полис? Страхование жизни? Мысль Аннетты лихорадочно заработала. Много лет назад, еще до знакомства с будущим мужем, она застраховала свою жизнь, оформив страховку в пользу своей кузины. Хотя действовала она по совету своего консультанта по налогам, продиктовано это было не просто намерением сэкономить на налогах, но и желанием сделать доброе дело. Кузина рано осталась без мужа, одна растила троих детей. Не так давно Поль заметил, что ее родственнице было бы вполне достаточно и финансовой помощи в виде ежемесячного чека и что пора бы переписать страховку на его имя. Конечно, согласилась Аннетта, кузину вполне можно отодвинуть на второй план, а муж по праву на первом месте. Однако не менее важен и его ответный жест. Но Поль со своей стороны, по-видимому, не торопился оформлять страховку, так что она выполнила свое обещание всего несколько недель назад; теперь бумаги находились у консультанта по налогам. Но какое отношение к этому имела Ольга?

Наверное, мужчины очень переживают, если жены зарабатывают больше, чем они. Контора, которую Поль делил с партнером – единственным плюсом того являлся беглый турецкий, – не стала золотым дном, да и расположение офиса над турецкой забегаловкой тоже было не слишком привлекательным. Аннетта все это знала, но до сих пор избегала давать мужу право на пользование ее счетом. Да и зачем? Ведь у него имелся и личный счет, и счет конторы. Отыскав в сейфе выписки из банковского счета Поля, Аннетта испугалась. Дела шли из рук вон плохо, хотя он ни разу об этом не обмолвился.

Со смертью ее, Аннетты, все его проблемы были бы решены. Ольга смогла бы переехать в их дом и каждый вечер выплясывать перед ним фламенко. Разве она сама не думала недавно о том, чтобы засунуть в его чемодан бомбу? Поль иногда защищал в суде довольно темных личностей. И все же, казалось ей, для того, чтобы хорошо организовать убийство, он слишком непрактичен, для хладнокровного – слишком рассеян, для кровавого – чересчур чувствителен.

Но хорошо ли она знала собственного мужа? Периодически происходило что-нибудь, что заставляло Аннетту думать, что она живет с незнакомцем. Недавно она купила три куска мыла, которое в парфюмерном магазине посоветовали как очень изысканное. Аннетте понравилась и коробка с ностальгическими фиалками на золотисто-зеленом фоне. Каждый кусок мыла был завернут в белую шелковую бумагу и, словно дорогая сигара, перетянут лентой. «Parfumeurs depuis 1862», – прочла она с восхищением на коробке и решила приспособить ее для хранения своей коллекции авторучек. Она никак не ожидала, что у Поля возникнет аллергия на этот тонкий аромат. Не то чтобы он кашлял или чихал, но со всей твердостью потребовал, чтобы она убрала или вообще выбросила дорогое мыло. В итоге пришлось подарить коробку со всем содержимым секретарше Джессике. «Полю не нравится этот запах, – с недоумением объяснила она. – Вот и пойми мужчин». Прежде у Поля с Аннеттой часто возникали вкусовые разногласия, но в отношении запахов их мнения всегда совпадали, неужели сейчас они расходятся даже в таких мелочах?

Аннетта давно поняла, что унаследованный ею дом является для Поля большой проблемой. При этом сам он был из вполне обеспеченной семьи, у Вильгельмсов никогда не было финансовых трудностей; когда-нибудь и ему в наследство отойдет недвижимость. Кроме того, его мать, продав виллу, на старости лет будет иметь и собственное состояние. Но это не обсуждалось. Тем более с ней, человеком со стороны.

Брат Поля, правда, вел себя иначе. Именно от Ахима она узнала о дедушкином имении в Дрездене. «Красивейшее место, – сказал он ей с гордостью по телефону, – вилла в стиле модерн, прямо как на картинке, жаль только, немного запущенная. Знаешь, малышка, если мои старики не опростоволосятся при продаже, это будет сделка всей их жизни».

Ахим принадлежал к породе «берущих», как выражался Поль. Он наверняка брал у родителей деньги в долг, чего Поль из гордости себе позволить не мог.

В этот вечер Аннетта то и дело смотрела на часы. Когда же Поль явится домой? А вдруг он сейчас обсуждает с Ольгой детали будущей поездки в Испанию? Девиз «Гранада» действовал на Аннетту, как красная тряпка на быка. Довольно поздно ей пришла в голову мысль, что и у Поля есть основания на нее обижаться. То, что она проигнорировала или, во всяком случае, отложила на неопределенный срок его предложение повторить медовый месяц в Андалусии, муж мог расценить как полное к нему равнодушие.

Поль появился раньше, чем ожидалось, она даже не успела поставить чайник и только накрывала на стол. Как обычно, он швырнул пиджак на диван и схватился за газету.

– Тебе, похоже, уже лучше? – пробурчал он, не отрываясь от чтения и не рассчитывая на ответ.

Намазывая на хлеб мягкий сыр, Аннетта как бы между прочим сказала:

– Кстати, Маркус вчера намекнул, что у него новая подружка. Ты о ней что-нибудь знаешь? Ведь ты должен был с ним видеться, раз консультируешь его по поводу развода…

Поль напрягся.

– Там никаких консультаций особо не надо, – возразил он.

– И с кем же он живет?

Поль почти ляпнул «со служанкой из Польши», но вовремя прикусил язык – эти сведения он получил от Ольги.

– Похоже, ты знаешь больше, чем я, раз у Маркуса нашлось время поболтать.

Они размешивали сахар в чае.

Наконец Аннетта отважилась на еще один выпад.

– Одного странного замечания Маркуса я так и не могу понять. Он сказал – не дословно, но смысл был такой, что у него в отношении Ольги совесть чиста, потому что…

Реакция Поля оказалась именно такой, на какую она рассчитывала. Муж уронил ложку, бросил на нее подозрительный взгляд и сделал вид, что не понимает, о чем речь. Аннетта пожала плечами, предположив, что у Ольги, наверное, есть любовник.

Раздраженный ответ Поля: «Чушь» – прозвучал так, словно это касалось его лично.

На следующий день на работе возбужденный коллега в белой спецовке чуть ли не в дверях сообщил Аннетте, что гидравлический пресс в новехонькой машине для формовки творога неисправен. «А мое какое дело? – подумала Аннетта. – Пусть продукция выходит в половинном объеме». Но все же это ее немного обеспокоило.

Около одиннадцати Аннетту по внутренней электронной почте вызвали к шефу. Начальник молча указал ей на стул, а потом на надкусанный сандвич рядом с кофейной чашкой, из которого торчали два его зуба. Озабоченное выражение его лица чуть не вызвало у Аннетты приступ смеха, такой же, как тот, что случился с ней много лет назад, на похоронах родителей, когда ее неудержимый истерический хохот привел к скандалу. Усилием воли ей удалось сохранить серьезную мину.

«Беда не приходит одна, – пробормотал шеф, – в хлебе оказалась запеченная куриная кость». Он, жалобно глядя на Аннетту, поднял corpus delicti. Аннетта дала слово никому не проболтаться, что у него зубные протезы. Поскольку говорил он теперь с трудом и не мог общаться по телефону, нужна была немедленная помощь.

Словом, Аннетте пришлось взять завернутые в бумажные салфетки зубы и искалеченный протез своего шефа и отправиться к зубному технику. Все нужно было исправить самое позднее к концу рабочего дня. По дороге она время от времени качала головой. Что за мазохизм с ее стороны – позволять использовать себя для таких унизительных услуг? Ее квалификация и опыт уже давно позволяли ей самой возглавить отдел экспорта, а вместо этого – пожалуйста! – приходится заниматься доставкой чужих челюстей. Как будто это не мог сделать завхоз или курьер, не говоря уже об идиотке Джессике, у которой нет водительских прав. Ее шеф, этот надутый павлин, видите ли, рассчитывал на ее скромность и порядочность. При этом всем в фирме было известно, что у старого козла вставная челюсть. Шутили даже, что именно из-за нее он и пошел работать в фирму по производству творога.

Та часть города, в которой оказалась Аннетта, была ей совсем незнакома. Талантом ориентироваться и быстро находить нужный адрес она не отличалась, поэтому довольно долго плутала и расспрашивала прохожих, прежде чем ей удалось выполнить неприятное поручение.

Вернувшись в машину, она вспомнила, что Маркус, судя по адресной книге, живет где-то неподалеку. Не долго думая Аннетта вновь заперла машину и пошла пешком, не обращая внимания на моросивший дождь. В этот час Маркус наверняка был в клинике, так что она могла заняться небольшим расследованием.

На этой и соседних улицах района Фогельштанг – «птичьим насестом» его назвали из-за построенной здесь приметной высотки – в основном стояли небольшие особнячки с палисадниками. «Такие же уютные, как и мой домик, – решила Аннетта, – только расположены дальше от центра. Интересно, Маркус купил здесь жилье или снимает?»

Пока Аннетта стояла на противоположной стороне улицы под дождем и рассматривала светлый, уютный с виду дом, дверь открылась и на пороге появилась женщина с огромным зонтом. Аннетта слегка зарделась, почувствовав себя шпионкой. Но женщина не обратила на нее никакого внимания, да и знать ее в лицо она не могла. Это была симпатичная молодая женщина в джинсах и слишком тесном для нее свитере, по всей видимости, беременная.

Аннетта не успела ее как следует разглядеть. Новая подружка Маркуса села в небольшой зеленый «мерседес» и уехала. Ничего, кроме длинных темных волос, голубых глаз и широкой улыбки, Аннетте заметить не удалось. Но больше всего ее поразил вызывающе круглый живот, обтянутый вязаным свитером.

На обратном пути Аннетта не думала ни о своем неверном муже, ни о недовольном шефе, ни о гидравлическом прессе. Все ее мысли занимало одно: сомнительная радость быть беременной. Поставив машину на стоянку возле фабрики, она вдруг произнесла вслух: «Я тоже хочу ребенка», – и сама испугалась. За все годы брака они с Полем были едины во мнении, что заводить детей им не следует.

Однако, припомнив все, она поняла, что именно Поль всегда отпускал шутки в адрес семей с сопливым потомством и даже в первые, безоблачные, счастливые, дни их любви повторял, что отцовство – не для него. Чувства самой Аннетты были противоречивы, но ей не хотелось рисковать расположением Поля. Да и карьера была для нее очень важна, а появление ребенка, разумеется, поставило бы все ее стремления под вопрос.

 

7. Этот черный Чистый четверг

Дни до отъезда Аннетты в командировку прошли спокойно. Поль отбросил зародившиеся было опасения, решив, что жена по-прежнему ни о чем не подозревает, хоть и смотрит на него иногда очень странно, не то печально, не то с упреком. Во всяком случае, вел он себя образцово: прочитав, сразу стирал из памяти компьютера все письма как к Ольге, так и от нее и часто приходил домой вовремя.

Чемодан Аннетта начала укладывать за несколько дней до отъезда. Втайне она считала, что и Полю пора бы уже собирать вещи. В Гранаде ведь наверняка теплее, чем в Мантейли, ему понадобятся летние вещи. Хотя он был очень осторожен, Аннетта заметила, что куда-то исчез его несессер и две голубые рубашки с короткими рукавами, которые обычно лежали в комоде. Мысль о том, что Ольге придется их стирать и гладить, доставила Аннетте странное удовольствие.

Стремление Поля сохранить все в тайне говорило скорее о мимолетном увлечении, чем о намерении развестись. Он даже предложил отвезти ее в аэропорт, что никогда не доставляло ему удовольствия. Наверное, хотел убедиться, что жена и в самом деле улетает. С помощью Интернета Аннетта выяснила, что прямого рейса в Гранаду нет, нужно делать пересадку либо в Барселоне, либо в Мадриде. Она предположила, что Поль должен улететь вскоре после нее, а Ольга будет ждать его в аэропорту со всем багажом. Самолет на Мадрид вылетал через два часа после ее рейса.

В Чистый четверг Аннетта чуть не проспала самолет, что показалось ей дурным знаком; Поль не услышал будильник. Пришлось в спешке одеваться и выбегать из дому.

– Такого со мной еще не было, – расстроенно пожаловалась Аннетта. – Правда, я очень плохо спала сегодня ночью, сама не знаю почему.

– Волнуешься перед дорогой? – спросил Поль с легкой усмешкой, потому что жена всегда уверяла, что нисколько не переживает, собираясь в дальние поездки.

Они сели в старый рыдван Поля, который был далеко не таким комфортабельным, как машина Аннетты. Воспользовавшись отсутствием Аннетты, ее «сааб» отогнали в автосервис на профилактику.

– Не торопись, – предостерегла мужа Аннетта, когда они попали в небольшую пробку, – успеваем.

Ей не нравилось, что он при любой возможности идет на обгон. Из-за нервной манеры вести машину беспокойство Поля передалось и Аннетте.

Зазвонил мобильный Поля, и Аннетта подумала, что это Ольга хочет узнать, как идут дела.

– Кто бы это мог быть? – с самым невинным видом спросил Поль. – Ты не могла бы ответить? Телефон, наверное, в кармане пиджака.

Аннетта повернулась. Пиджак лежал на заднем сиденье, но дотянуться она не смогла, длины руки не хватало. Поскольку требовательные звонки не прекращались, она отстегнула ремень безопасности и вытащила телефон из кармана.

Голос в трубке принадлежал не Ольге.

– Жан-Поль? Ты сейчас где?

– Доброе утро, Хелена, – поздоровалась со своей свекровью Аннетта, – мы как раз едем в аэропорт, к сожалению, немного опаздываем. Поль тебе перезвонит.

Но Поль уже взял у нее из рук трубку.

– Привет, мам! Ты звонишь так рано, что-нибудь случилось? Что? Где он лежит? Он может говорить?

Поль резко нажал на тормоз, но было уже поздно. Как в замедленной киносъемке, Аннетта увидела, что грузовик перед ними перестроился из правого ряда в левый. Она хотела крикнуть, но почему-то не смогла. Последней ее четкой мыслью было: «Черт, мне же нужно успеть на самолет», потом она ударилась о ветровое стекло и опять отлетела в кресло. На какую-то секунду ей показалось, что все это страшный сон, а потом остался только непрекращающийся звон разбитого стекла, и ее охватило безразличие.

Поль не мог двинуться с места. Мобильный валялся на полу, искаженный голос непрерывно повторял: «Перезвони мне, перезвони мне». Долго он сидел, апатично уставившись на ветровое стекло с оригинальным узором капель крови и паутинкой трещин. Он не смог ничего сказать, когда приехала «скорая помощь» и полицейские, помнил только слова санитара: «Женщина была не пристегнута», а про него – «состояние шока».

По дороге в больницу Аннетта пришла в себя; она лежала на носилках под капельницей и почувствовала укол в левую руку – врач «скорой помощи» с мягкими чертами лица делал ей инъекцию. Рядом сидел Поль с бледным, отчужденным лицом. Санитар измерял ему давление, а врач утешал ласковым голосом, который заглушала сирена. Аннетта снова закрыла глаза. Она не ощущала боли и не могла говорить, но в голове крутились обрывки мыслей. Она должна была умереть? Поль хотел ее убить? Когда укол подействовал, она снова провалилась в спасительное забытье.

Для Поля большим утешением стало то, что их привезли именно в больницу Св. Марии. Маркус лично позаботится о том, чтобы за его друзьями был самый лучший уход.

– Как там моя жена? – Этими словами он встретил Маркуса – тот пришел в рентгенологическое отделение.

– Скажи спасибо ее ангелу-хранителю, все могло быть гораздо хуже. У Аннетты перелом левой руки, сотрясение мозга, ушибы и легкие порезы на лице. Какого черта она не пристегнулась? Тогда все обошлось бы легкой контузией, как у тебя. Как вообще это случилось?

– Меня подрезал грузовик, – ответил Поль.

«На самом деле, – подумал он, – во всем виновата моя мать, потому что позвонила. И отец, потому что заболел. И я сам, потому что отвлекся и взял трубку. Единственная из всех, кто не был ни в чем не виноват, – Аннетта, и ей досталось больше всех».

– Мне нужно срочно позвонить, – сказал он Маркусу. – Где этот чертов мобильный?

Маркус отвел приятеля в ординаторскую к телефону и налил ему коньяку.

Сначала Поль позвонил матери, которая слышала по телевизору, что произошло, и в панике уже названивала в полицию. Он сумел ее кое-как успокоить и, в свою очередь, узнал во всех подробностях, что у отца был удар, что он лежит теперь в интенсивной терапии, что врач говорит о гемипарезе с осложнением на ноги. Поскольку центры мозга, отвечающие за речь, пострадали лишь отчасти, больной может более-менее связно объясняться. Опасности для жизни нет.

Коньяк и вправду подействовал успокаивающе. Поль выпил еще одну рюмку, закурил сигарету и спросил у матери, надо ли ему приезжать.

– Ни в коем случае, разве что через пару дней, – ответила мать. – Занимайся своим здоровьем! Я побуду с папой.

– Береги себя, мама, – сказал Поль. – Будь осторожна на лестницах. Я буду звонить каждый день и приеду сразу, как только смогу.

Наконец он позвонил Ольге, которая уже была на пути в аэропорт, и раздраженным тоном сообщил, что не едет.

– Насколько я тебя знаю, ты прекрасно повеселишься в Гранаде и без меня, – заключил он.

Затем известил секретаршу Аннетты.

Переделав столько дел, он в сопровождении Маркуса прошел к жене.

Голова была сплошь забинтована пластырями, выражения бледного лица не разглядеть. Сломанная рука уже была в гипсе, на шее фиксирующий воротник. Поль осторожно погладил Аннетту по волосам, и она открыла глаза.

– Девочка моя, что же это ты вытворяешь? – сказал Маркус. – Но мы вытащим тебя, не сомневайся. Тебе придется остаться здесь на пару дней… – И, обращаясь к Полю, добавил: – Наверное, ей понадобится кое-что из вещей.

Повезло, что она сама упаковала чемодан, подумал Поль, мечтавший лишь о том, чтобы добраться до постели.

Маркус уже заказал ему такси.

– Мы должны дать Аннетте отдохнуть, – сказал он. – Тебе тоже нужно прилечь. Твоя контузия еще даст знать о себе, на всякий случай вот обезболивающее. Самое позднее через неделю ты будешь в полном порядке.

«Сейчас мы были бы уже в Мадриде, – думал Поль, укладываясь в кровать среди дня. – И в Гранаде нам светило бы солнце, мы гуляли бы в саду «Альгамбры», а вечером ели бы тапас». Дома холодильник наверняка пуст, а утром в Страстную пятницу все магазины закрыты. И никто о нем не позаботится, а он так был измучен и так нуждался в утешении.

Интересно, улетела Ольга без него или сейчас сидит дома расстроенная и курит одну сигарету задругой? На удачу он попробовал позвонить ей на мобильный. Она ответила сразу.

– Ты где? – спросил Поль так же, как его мать.

Ольга была в Мадриде и как раз ждала рейса на Гранаду.

– Твой чемодан в камере хранения, в секторе Б, – ответила она подчеркнуто деловым тоном. – Я не знала, что с ним делать. Квитанцию на багаж выслала по почте, ты сможешь забрать свое барахло во Франкфурте.

Видимо, она страшно злилась, не поинтересовалась даже его здоровьем, не спросила о травмах Аннетты, не выразила сочувствия. Полю хотелось как-то более подробно рассказать об аварии, и он неловко начал:

– Слава Богу, нас привезли в больницу Св. Марии. Маркус отлично о нас позаботился.

– Очень рада за вас. – И Ольга положила трубку.

После безуспешных попыток уснуть Поль в купальном халате устроился перед телевизором. Как и обещал Маркус, контузия давала о себе знать.

Вскоре в дверь позвонили, на пороге стояли двое полицейских. Они привезли чемодан Аннетты, ее сумочку, его мобильный телефон и другие вещи, вытащенные из разбитой машины, а также попросили ответить еще на пару вопросов по поводу аварии.

Полицейские уже закончили оформлять протокол и собирались уходить, как в дверь снова позвонили. Поль открыл дверь, полицейские пожелали ему выздоровления, вошел Ахим.

– Ну, братишка, как дела? – спросил нежданный гость.

Поль, хотя и предполагал, что мать уже раззвонила всем о том, что с ними произошло, все-таки был поражен.

– Я как раз ехал в Колмар, когда позвонила мама, – сообщил Ахим. – Она едва могла говорить от волнения. Сначала в больнице оказался папа, а потом и вы попали в аварию прямо под ее бдительным ухом. В общем, я решил отказаться от отличного обеда в Эльзасе, потому что вспомнил наш семейный девиз: «Кровь – не водица».

Поль не любил эту фразу, но ему не хотелось начинать общение с Ахимом с перепалки. Долгое время они встречались только в Майнце, у родителей. В отличие от Поля Ахим жил недалеко от мамы и мог бывать на каждом воскресном барбекю.

«Везде можно вкусно поесть: у мамы, у Ольги, в Гранаде, в Эльзасе, только не у меня дома», – подумал Поль. Он не отказался бы сейчас даже от куска черствого хлеба с творогом, но вначале нужно выпить обезболивающее. Поднимаясь, чтобы взять стакан, Поль непроизвольно застонал.

Ахим покачал головой.

– Посиди-ка на диване, – сказал он, – сегодня у нас будет День братской любви! Я принесу тебе бокал вина и приготовлю что-нибудь поесть. Чего тебе хочется?

Поль ответил, что ему все равно и он полагается на его вкус. На самом же деле он подозревал, что Ахим способен лишь на то, чтобы запихнуть в духовку мороженую пиццу.

– Можно мне заглянуть в ваш холодильник? – вежливо попросил Ахим. А через несколько минут: – По-моему, ты говорил, что уезжать собиралась одна Аннетта. И ничего не оставила тебе из еды? Она что, всегда так делает?

– Нет, – ответил Поль, вновь борясь с тайными подозрениями. Похоже, практичная Аннетта предполагала, что и его не будет дома, и использовала все скоропортящиеся продукты.

– В подвале стоит старый холодильник родителей Аннетты, в нем должны быть запасы творога, – крикнул Поль. – Посмотри там.

Ахима не было долго. Вернувшись, он подчеркнуто скрупулезно перечислил обнаруженные продукты: творог диетический, обезжиренный, нежирный, сливочные творожки с клюквой и вишней, творожки с киви и крыжовником, йогурт с сухофруктами, с орехами и нугой, с медом, с фруктами и т. д.

Поль оборвал тираду Ахима, заявив, что такого добра в доме всегда навалом, но он даже слышать об этом не хочет.

– И ладно, – кивнул брат, – давай-ка я сгоняю в супермаркет.

Едва Ахим вышел из дома, Поль подскочил к окну, чтобы посмотреть на его автомобиль. Вопреки его ожиданиям это была не «тойота», а бывшая машина их матери. Почему она отдала солидный «БМВ» именно Ахиму, хотя Поль, старший брат, ездил на какой-то развалюхе, было ясно: его долговязый братец всегда останется для родителей младшеньким и ему всегда будут подсовывать сладкие куски.

Чуть позже Поль почувствовал страшный голод, потому что запахи из кухни напомнили ему о волшебной стряпне Ольги. Со вчерашнего вечера он ничего не ел, рассчитывал перекусить в ресторане в аэропорту.

– Ну что, ты скоро там? – крикнул он в сторону кухни.

Ахим приготовил клецки с зеленой спаржей и посыпал их тертым сыром пармезан. В меню был также шницель из телятины по-болонски с салатом, а на десерт – груши, припущенные в красном вине.

Поль был поражен:

– Отчего ты такой тощий, если можешь готовить, как профи? И почему не откроешь ресторан вместо филиала «Тойоты»?

Ахим смутился:

– Наконец-то мне удалось произвести на тебя впечатление. Моя подружка родом из Локарно, она и научила меня готовить.

– И давно вы вместе? – спросил Поль и с удивлением узнал, что уже почти год.

На улице стало темнеть. Поль не мог припомнить, сидели ли они с братом когда-нибудь вот так, мирно и спокойно.

– А помнишь, мама пела на ночь, чтобы воспитывать у нас музыкальный вкус? Больше всего нам нравилось «У ручья» и «Добрый вечер, доброй ночи».

Тогда, стоило матери выключить свет, Поль вместо вечерней сказки излагал младшему брату, лежавшему на нижней полке двухъярусной кровати, собственные философские теории. Ему строго-настрого запретили рассказывать о привидениях, ведьмах и волках-оборотнях, так как брат боялся и мешал спать родителям. Чаще всего Поль загадывал Ахиму загадки, например: «Какого цвета ночь?»

После ожидаемого ответа «черного» он посмеивался и уверял брата, что ночь фиолетового цвета с крохотными пестрыми точками, – уверял до тех пор, пока пугающая темнота не превращалась в шоколадную коврижку, обсыпанную сахаром, и Ахим не засыпал.

Когда Полю было одиннадцать, приятель подробно растолковал ему то, что до сих пор не удавалось объяснить ни учителю биологии, ни телевизору, ни родителям. В тот же вечер Поль попытался поделиться новой информацией с младшим братом. Ахим слушал его внимательнее, чем обычно, он хотел знать особые детали про то, чем определяется пол ребенка. Поль смог ответить даже на самые каверзные вопросы: «Если нужен мальчик, папа ложится справа, если девочка – слева».

После долгих раздумий Ахим заявил: очень странно, что у родителей до сих пор нет дочки, если инструкция так проста.

– Папа и мама не знают всех секретов, – предположил Поль.

– А если они лежат друг на друге? – спросил Ахим.

– Тогда получится монстр, – пошутил Поль, и братишка начал плакать навзрыд.

Втайне Поль верил в другую версию: поскольку он, как старший, разочаровал родителей, не смог удовлетворить их требования, отцу хочешь не хочешь пришлось сделать еще одного сына. Наверное, вторым результатом он оказался так доволен, что больше детей просто не потребовалось.

В том же любознательном возрасте Поль обнаружил, что таинственное дрожание воздуха на самом деле рождается в его собственных глазных яблоках. Он то и дело устремлял взгляд в пространство и удивлялся блуждающим малюсеньким инфузориям-туфелькам, которых поначалу принял за крылатых духов. В восторге от своего открытия он хотел рассказать об этом брату, но Ахим не слишком заинтересовался.

Когда Полю исполнилось двенадцать, его переселили в мансарду и вечерних бесед в интимной обстановке больше не было.

Но сегодня они опять заговорили о браке родителей.

– Когда я родился, – сказал Поль, – папе было примерно столько же лет, сколько сейчас мне. Раньше мне казалось, что у нас очень старый папа, но со временем стало ясно, что все относительно. Похожие ощущения у меня сейчас и в отношении разницы в возрасте наших родителей. Помнишь, мы думали, что папа женился на молодой, чтобы заранее обеспечить себе уход в старости? А теперь мне уже не кажется, что в моем возрасте невозможно влюбиться в двадцатилетнюю.

– Я думал, тебе больше нравятся женщины постарше, – сказал Ахим.

Поль покачал головой:

– Это давно в прошлом. Аннетта старше меня всего на восемь месяцев, практически мы с ней ровесники. В любом случае я понимаю папу теперь намного лучше, чем когда был молодым.

– А я нет, – заявил Ахим. – И я не верю, что наши родители счастливы друг с другом или были когда-нибудь счастливы. Когда я родился, папа так мне завидовал, что вскоре сам превратился в младенца, чтобы с ним сюсюкали.

– Чушь, – возразил Поль. – Когда мы были маленькими, он играл с нами в настольный футбол и «мяу-мяу» и каждый год возил на авиа-шоу.

– Ну, ты старше меня на целых четыре года и помнишь те счастливые дни, а я нет, – заявил Ахим.

Тут Поль перебил его:

– Прежде чем продолжать пить вино, не мог бы ты оказать мне услугу? Аннетту увезли в больницу прямо с улицы, нужно передать для нее кое-какие вещи.

– Конечно, – ответил Ахим и вытряхнул окурки из пепельницы. – Поедем прямо сейчас.

Аннетта упаковалась тщательно. Ключ от чемодана был в ее сумочке. Поль вытащил две ее ночных рубашки, шелковое кимоно, комнатные туфли и косметичку и запихнул все в ее портфель. Каждое движение причиняло боль, хотя он и выпил таблетку.

Четверть часа спустя оба брата стояли у постели больной.

– Только, пожалуйста, недолго, – попросила медсестра. – Время посещений уже закончилось.

Аннетта сонно глянула на них, но не сказала ни слова. Поль поставил ее косметичку на раковину, ночные рубашки положил на полку и на прощание погладил руку.

Хотя рука в гипсе и мешала лечь удобно, Аннетта снова заснула. Странным образом она чувствовала себя счастливой. Поль не полетел с Ольгой в Гранаду. Может быть, эта ужасная авария к лучшему?

 

8. Рисовальщик руин

Поль ждал, что брат вечером уедет, но Ахим предложил переночевать в комнате для гостей. Закон ведь запрещает оставлять пострадавших в аварии без помощи, шутливо заметил он, а завтра выходной, будет полно времени, чтобы приготовить на обед что-нибудь приличное.

Поль не смог отказать ему без веских причин. Однако уверенности в том, что все обойдется, если еще один день они проведут с братом, не было. Поль хотел избежать мужского разговора по душам, подогретого алкоголем, поэтому отправился на поиски снотворного. В сумочке Аннетты нашел лекарство, – наверное, она запаслась, чтобы перенести самолет. Потом оставил Ахима наедине с видеокассетами и в положенное время отправился спать.

В Страстную пятницу Поль проснулся от звона колоколов, который вызвал почти детское чувство покоя и защищенности. Однако при первой попытке потянуться почувствовал сильную боль. С жалобным стоном он стянул пижаму и обнаружил на бедре большой синяк. «Тоже мне ангел-хранитель», – подумал он и, подойдя к окну, сделал еще одно неприятное открытие: метель из мокрого снега и свинцово-серое небо в конце марта. А Ольга сейчас сидит в роскошном «Парадоре», пьет свежевыжатый апельсиновый сок и строит планы на этот солнечный весенний день.

Ахим поразил его вновь, на этот раз аппетитным завтраком. Его забота граничит с подхалимажем, недоверчиво подумал Поль. Хотя, может, Ахиму повезло и он встретил настоящую женщину, а большая любовь может свернуть горы и даже превратить бездельника в первоклассного повара.

На улице все еще шел снег.

– Какого цвета снег? – задумчиво спросил Поль.

– Белого, – опрометчиво отозвался Ахим, уже чувствуя, что все гораздо сложнее. Тогда он пояснил: – Но это на фоне выхлопов, собачьих автографов и крови из носа.

– Неверно! – торжествующе воскликнул Поль. – Если бы ты секунду подумал, то понял бы, что осадки бесцветны и прозрачны, как вода или лед. Кристаллы снега миллионы раз отражают и преломляют свет, вот нам и кажется, что они – будто в сказке – белые как снег.

Ахим долго смотрел в окно, скептически наблюдая, как хлопья снега скапливаются на ветхой крыше сарая.

– Раньше ты любил рисовать, – вспомнил он. – По-моему, в основном это были архитектурные наброски. У тебя хватает времени на это хобби?

– Только во время отпуска, – солгал Поль (и в будни свободного времени было достаточно). – К сожалению, я не могу рисовать из головы, мне нужна натура. Люди и животные меня не слишком интересуют, мне по-прежнему больше нравятся здания, а лучше всего руины.

Ахим кивнул, соглашаясь, словно питал такую же любовь к эстетике запустения. И почтительно поинтересовался, нельзя ли ему посмотреть рисунки Поля.

Прежде чем отправиться за своими работами, Поль несколько минут колебался. Он подозревал, что его манера обстоятельно рассуждать обо всем наводила на большинство слушателей скуку, и свои наброски тоже показывал неохотно, сознавая их несовершенство.

И все-таки он показал Ахиму виды Гейдельбергского замка.

– Надеюсь, ты сможешь уловить прелесть. Но с Пиранези или Каспаром Давидом Фридрихом меня, разумеется, сравнивать не надо.

Брат глуповато хихикнул.

– А вот мои любимые, – нежно сказал Поль. – Помнишь, Ахим, как бабушка читала нам стихи? Там была одна длиннющая баллада, которую она знала наизусть от начала до конца. – Ахим отрицательно покачал головой, но Поль продолжил: – Одна строчка произвела на меня огромное впечатление:

Поэтому я и начал рисовать колонны, но они непременно должны были уже разрушаться.

Ахим засмеялся, словно услышал каламбур, и взял из рук Поля папку с рисунками.

Первый рисунок одновременно являлся и обложкой. Рядом с покосившимся обелиском витиеватым старомодным шрифтом было выведено: «Последняя колонна». Затем следовали наброски столбов, колонн, опор и распорок, полуколонн с кариатидами и атлантами, украшенными пальмами, орлами и цветками лотоса, дорическими, ионическими и коринфскими капителями. Все колонны носили следы разрушения или уже лежали на земле. Проросшая трава или заросли кустарников, изображенные Полем, подчеркивали недолговечность рукотворной роскоши.

Чем дольше Ахим листал работы, тем больше его забавлял сюжет.

– Да ты просто какой-то певец колонн! – воскликнул он. – А хочешь знать, что сказал бы об этом психолог?

Поль поморщился.

– Что ты в фаллических символах сублимируешь свою импотенцию, – продолжал веселиться Ахим.

Поль был глубоко задет и начал закипать.

– Не злись, – успокоил его Ахим, – это просто шутка. Впрочем, каждый мужчина временами боится осечки в этом деле.

Но Полю, ни в грош не ставившему дилетантскую психологию, было вовсе не смешно, когда над ним подшучивали. Он пробурчал что-то о боли и отправился в постель. Через пять минут Ахим просунул голову в дверь его комнаты.

– Эй, братишка! Я пойду подышу свежим воздухом, скоро вернусь, – сказал он и вышел в холодный сырой день.

Оставшись один, Поль собрал свои рисунки и запер. Куда с большим удовольствием он запер бы входную дверь.

После обеда Ахим предложил навестить в больнице Аннетту.

Ей стало заметно лучше.

– Лечащий врач сказал, что на лице не останется никаких шрамов. Маркус, кстати, хотел при случае с тобой поговорить, но сейчас его нет, – произнесла она бесцветным голосом.

Поль спросил, не нужно ли ей чего-нибудь.

Аннетта ответила, что читать еще тяжело, она почти все время спит. Может быть, фруктов? Жаль, что в доме нечего есть, но она не знала, что будут гости…

Поль прервал ее:

– Ахим купил продукты и приготовил еду, и отличную!

Аннетта с удивлением посмотрела на брата мужа.

– Может быть, ты дашь Полю несколько уроков? – спросила она. – В том, что касается кухни, мы оба полные бездари.

Когда братья вернулись домой, Ахим прямиком направился в кухню. Хотя Поль и надеялся, что брат после ужина уедет, отказываться от хорошей еды ему все же не хотелось. На этот раз в меню не было ничего средиземноморского: рейнское жаркое из говядины, вымоченной в уксусе, с клецками по-швабски.

– Я подумал, что ты будешь рад этому фирменному маминому блюду, – сказал Ахим. – Правда, не знаю, покупала она готовые клецки или делала тесто сама.

– Как тебе могла прийти в голову такая абсурдная мысль?! – возмутился Поль. – Мама никогда не покупала полуфабрикаты!

– Вынужден тебя разочаровать, – возразил Ахим. – Совсем недавно мы говорили с ней об этом. Ради экономии времени мама часто халтурила. Уж святой-то она никогда не была, и у меня есть тому доказательства.

Ахим, наверное, не предполагал, что его слова будут Для Поля как удар дубиной по голове.

Может быть, он все-таки переспал с их не такой уж святой матерью? На какую-то минуту Поль почувствовал себя Каином прямо перед братоубийством, только Ахим ничуть не напоминал добродетельного Авеля. Поль подавил гнев, но продолжить есть смог только с большим напряжением. Ахим так старался, готовил, хотел его подбодрить, возил на машине и, наверное, с большим удовольствием провел бы этот день со своей подружкой, чем с ним. Полю следовало быть благодарным. С трудом справившись с раздражением, он выдавил из себя бессильное:

– Когда собираешься уезжать?

– К сожалению, завтра, – ответил Ахим, – но мне кажется, ты уже и один справишься. Кому-то из нас надо, в конце концов, позаботиться и о родителях.

В последний вечер они сидели перед телевизором и смотрели древний фильм про Джеймса Бонда, но думали каждый о своем.

– У тебя есть с собой фотография подружки? – спросил Поль во время любовной сцены.

Ахим молча достал из бумажника снимок обнаженной девушки, который Поль приличия ради прокомментировал одобрительным свистом.

– Чем она занимается?

Ахим ответил, что Джина работает дежурным администратором в дорогом отеле и прекрасно говорит на нескольких языках. На Пасху поехала к родным в Тессин, в этом плане она очень консервативна. Когда Ахим был у них в гостях, он не понимал ни слова, все говорили по-итальянски, очень громко, быстро и много.

Полю было знакомо это неприятное чувство. Он рассказал о двоюродном брате Аннетты в Каракасе, к которому не хотел ехать по тем же причинам.

Знаменитые сцены погони на экране не смогли в этот раз увлечь Поля, его занимало совсем другое. Прикидывался ли Ахим добрым самаритянином только потому, что помирал со скуки без своей подружки? Эта полиглотка Джина так же стремилась сделать карьеру, как Аннетта, или была такой же распущенной, как Ольга? Поль демонстративно зевнул, пожелал брату спокойной ночи и опять рано отправился в спальню; до победы агента 007 над доктором еще не скоро.

В субботу наконец выглянуло солнце. Хотя Поль проснулся довольно поздно, младший брат, казалось, еще спал. Что ж, будем бить врага его же оружием, подумал Поль, пребывая в мирном настроении, все, больше никакой враждебности. В конце концов, Ахим – гость, на прощание нужно хотя бы кофе ему сварить. Поль решил даже сходить за свежими булочками и влез в свой габардиновый плащ.

У дома он встретил почтальона, который вместе с разными каталогами передал письмо. Поль разорвал конверт прямо на улице, Ольга прислала только квитанцию на багаж, даже привет не передала.

После кофе оба читали газеты, пока Поль не брякнул:

– Разве ты не собирался уезжать после завтрака?

– Спешки нет, – ответил Ахим. – А как бы ты отнесся к идее поехать со мной? Ты ведь наверняка захочешь навестить папу в клинике.

Поль бросил взгляд на багажную квитанцию.

– Вообще-то я хотел подождать с визитом в больницу, пока не приду в норму. Но может быть, ты сможешь отвезти меня во франкфуртский аэропорт? Это ведь по дороге, а обратно я доберусь сам.

Ахим удивился:

– Зачем? Что тебе там вдруг понадобилось?

На самом деле Полю понадобился интересный детектив, который он приготовил для Испании и даже уже начал читать. Самое лучшее занятие для тусклых ближайших дней.

– Так, забрать чемодан, – сказал он. – А назад я вернусь на поезде.

По дороге Ахим поинтересовался, что там такое с чемоданом.

Поль поколебался, прежде чем ответить.

– Собственно говоря, я собирался с одной знакомой лететь в Испанию, – сказал он, – но Аннетта об этом не должна узнать ни в коем случае. К счастью, она и не предполагает, что из-за этой аварии я опоздал на рейс. С мечтой о паре теплых дней на солнышке придется проститься.

Договорив, Поль тут же пожалел, что позволил брату проникнуть в его личную жизнь. Понимающее хмыканье Ахима было ему неприятно.

– Не надо заезжать на внутреннюю парковку, высади меня возле входа в зал «В», – попросил Поль, когда в поле зрения появился терминал.

Ахим заявил, что не может просто так выставить своего пострадавшего в аварии брата из машины. Вдруг придется долго ждать поезда, тогда они смогут выпить пива.

Только после того, как чемодан был получен, а пиво выпито, Поль узнал, когда отправляется следующий поезд.

– Знаешь что, – предложил Ахим, – чем болтаться здесь до поезда, съездим быстренько в клинику к отцу. Я все равно хотел сегодня к нему заглянуть, вот он удивится, когда мы заявимся вместе.

Несмотря на смутное предчувствие, Поль согласился. Пожалуй, даже удачно получится, если он сегодня заодно сможет навестить отца.

– Глупо, но я не запомнил, где он лежит, в Майнце или в Висбадене, – сказал Ахим.

Поль безуспешно зашарил по карманам в поисках мобильного, чтобы позвонить маме.

– И у моего телефона села батарейка, – сказал Ахим. – Но это не катастрофа, заедем домой, преподнесем маме сюрприз. А потом всем семейством отправимся к старику. Посмотри, открыт ли цветочный на углу.

Тем временем светившее с утра солнце скрылось за тучами.

Небо опять потемнело, пошел снег.

– Что за чертова погода! – выругался Поль. – А по календарю уже весна.

За густыми елями контуры родительского дома едва просматривались. Тем не менее Ахим заметил на кухне свет.

– Спорим, что мама как раз печет пасхальный кулич? Плетенку с изюмом или булку с маком…

– Или бабу, – добавил Поль. – Помнишь, как мы помогали месить тесто и тайком сыпали в него мишек из жевательного мармелада?

Ахим засмеялся:

– Мама была в ярости. Гм… Я бы не прочь сейчас полакомиться свежей выпечкой. Слушай, давай, как в детстве, поиграем в индейцев и проберемся в дом незаметно. Ахим поставил машину не перед домом, а чуть поодаль и вытащил из кармана связку ключей. Для Поля это был знаковый жест, у него самого уже давно не было ключей от родительского дома. С другой стороны, это вполне логично, ведь Ахим жил рядом с ними и часто выполнял всякие хозяйственные поручения.

Поль почувствовал себя по-идиотски, без возражений согласившись с инфантильным предложением Ахима. Входная дверь открылась без скрипа. Братья, словно заговорщики, прокрались через прихожую и одним скачком прыгнули в кухню, крича, как в детстве: «Руки вверх! Ограбление!»

Но вместо смеющейся матери в засыпанном мукой фартуке на кухне оказался чужой мужчина в купальном халате нараспашку. Испуг был обоюдным. Мужчина как раз закончил выжимать апельсиновый сок и ставил на поднос фрукты и печенье. Поль заметил пару пустых бокалов для шампанского.

– Что вы здесь делаете? Где наша мать? – растерянно спросил он.

Незнакомец сконфуженно затянул пояс халата на мускулистом теле. На вид он был ненамного старше Поля и выглядел очень хорошо.

– Позвольте мне объяснить, – начал было он и беспомощно замолк.

Ахим сжал кулаки.

Мужчина предпринял вторую попытку:

– Ситуация непростая, в том числе и для меня. Я очень прошу вас не ставить свою мать в затруднительное положение, у нее и без того хватает забот. Если вы сейчас уйдете и вернетесь через час, меня уже здесь не будет.

Поль смущенно кивнул, но Ахим запротестовал:

– А откуда мы знаем, что наша мать сейчас не лежит мертвая в своей кровати?

Мужчина улыбнулся:

– Клянусь, хотя она и лежит в кровати, но вполне живая.

Ахим рассвирепел, и Полю с большим трудом удалось удержать его за рукав и увести за собой. Когда они уже подходили к двери, Ахим развернулся и буркнул:

– Ты, случайно, не знаешь, в какой больнице лежит наш отец?

Мужчина в купальном халате знал.

 

9. Путевой столб

Сев в машину, Поль и Ахим дрожащими руками прикурили сигареты.

– Когда ты снова начал курить? – спросил Поль.

– Только что, – ответил Ахим.

Он завел мотор и проехал два квартала до следующей парковки.

– Бред, ну просто бред! В голове не укладывается!

Ведь маме в будущем году будет шестьдесят!

– Но выглядит она на сорок девять, – возразил Поль. – А сколько лет может быть ее любовнику? И как они познакомились?

У него было смутное ощущение, что этого мужчину он уже видел, может быть, тот живет по соседству?

Ахим пожал плечами.

– Скажи, – и Поль сделал глубокий вдох, – сегодня ты говорил, что наша мама отнюдь не святая. Что ты имел в виду?

Ахим покачал головой. Ничего конкретного. Иногда она привирала, о многом умалчивала, больше ему нечего сказать. Подозрительным скорее казалось ее настойчивое стремление выглядеть молодой, стройной и красивой. Когда приходили гости, она всегда выставляла на стол очень вкусное угощение, но никогда не ела сама.

– И как же нам теперь себя вести? – задумался Поль. – Может, и в самом деле мудрее всего начисто забыть об этой абсурдной сцене и никому ничего не рассказывать? Тот парень прав, нельзя ставить в неловкое положение собственную мать.

После второй сигареты Ахим заявил, что он не в состоянии просто постучаться через час в дверь родительского дома с пожеланиями веселой Пасхи. Если Поль в состоянии – на здоровье. К счастью, она не подозревает, что взрослые сыновья нагрянули сюрпризом прямо в кухню, если, конечно, этот тип догадается держать язык за зубами.

– Надеюсь, – сказал Поль. – В конце концов, ему самому будет лучше, если у нее не случится нервного срыва. Финал любовного свидания, во всяком случае, ему пришлось скомкать; пусть теперь она удивляется почему!..

* * *

Оба задумчиво смотрели в запотевшие окна, по внешней стороне которых стекали серебристые капли. Дождь тихо шумел, два купленных букета распространяли весенний аромат роз, гиацинтов и влажной земли. Женщина на улице с красно-фиолетовым лицом воевала с зонтом. Из-под полосатого плаща выглядывала комбинация и свешивалась нить стекляруса. Мокрый пес трусил через парковку, словно точно знал, куда именно ему надо. Он только раз задрал ногу возле колеса и тут же уверенно продолжил свой путь.

– У этой дворняги только одно на уме, – вслух сказал Поль и вспомнил вдруг об Ольге.

– Этот тип, наверное, всегда прыгает к матери в постель, стоит только отцу отлучиться, – сказал Ахим. – Черт, давай, что ли, съездим уже в больницу.

У дверей реанимации их остановила бдительная докторша.

– Хотите пройти к господину Вильгельмсу? Вы его сыновья? – спросила она. – Будьте любезны, зайдите на минуту в ординаторскую.

«О Боже, только не это!» – подумал Поль, уже готовый услышать новость.

Но докторша, вежливо предложившая им присесть, скорее обрадовала их. Сегодня утром господин Вильгельме был переведен в общее отделение ввиду улучшившегося состояния. К сожалению, двигается он пока с трудом. Но при соответствующей терапии быстро пойдет на поправку.

Но она хотела поговорить с ними по другой причине.

Поль и Ахим обменялись тревожными взглядами.

– Мы часто сталкиваемся с тем, что наши пациенты не желают мириться со своей немощью, – сказала она. – У них проявляется агрессия, бессильную злобу они вымещают на родных. Вашей матери во время посещений достается, она удивительная женщина! Словом, не держите на отца зла, если он будет груб с вами.

– К этому мы привыкли еще в детстве, – отозвался Поль. – Нам это не в новинку.

Врач дружелюбно улыбнулась:

– Ну, тогда вперед, в клетку со львом, а я попрошу принести вазы для ваших чудесных букетов.

Поскольку на их стук ответа не последовало, Поль осторожно приоткрыл дверь в палату и подошел к полупарализованному отцу, Ахим следовал за ним.

– Привет, пап! – бодро сказали оба, стараясь придать голосу столько сердечности, сколько смогли.

– Слетелись вороны на добычу, – буркнул старик вместо приветствия.

Поскольку сыновья были готовы к агрессивности отца и даже к оскорблениям, они отреагировали спокойно.

Полю удалось тактично ввернуть:

– Черный юмор при тебе, как всегда, папа. Значит, идешь на поправку.

Ахим пододвинул к кровати два стула.

Еще парочка пикировок, и настроение ухудшилось, в воздухе повисло раздражение.

Наконец больной язвительно осведомился:

– А где же ваши жены? Сбежали, потому что вы не можете сделать им детей?

Поль встал:

– Пожалуй, лучше нам прийти в другой раз.

– Да проваливайте ко всем чертям, жалкие импотенты! – завопил отец так громко, насколько ему позволял слабый голос. – Платишь, платишь деньги за учебу сыночков, а в благодарность шиш? Топайте к своим шлюхам!

– Похоже, мы попали в сумасшедший дом, – пробормотал Поль. Ахима, готового взорваться, трясло.

На этот раз Полю не удалось его удержать.

– Ты сказал – шлюхи? – рявкнул Ахим. – Очень к месту, ты, старая шляпа! Мы только что застали твою верную супругу с любовником. Стоит тебе заболеть, и жиголо тут как тут!

– Пойдем, – шепнул Поль, – это уж слишком! Он все-таки болен и сам не понимает, что несет! Потом будет жалеть об этом.

Чтобы предотвратить самое страшное, он энергично подталкивал возмущенного брата к двери.

Тяжело дыша, они вышли к больничной парковке и сразу закурили.

– Не день, а какой-то кошмар, – простонал Поль. Он, конечно, понимает возмущение Ахима, но ему кажется, что брат сделал большую ошибку. Не следовало волновать отца, а матери теперь наверняка придется все это расхлебывать.

– Ну и пусть, – упрямо сказал Ахим.

Потом оба опять сидели в машине и наблюдали за санитарами и медсестрами, которые прощались друг с другом, желали веселой Пасхи. Полю хотелось заплакать.

– Тебе срочно нужна новая машина, – неожиданно сказал Ахим. – У меня есть демонстрационный образец, почти новая «тойота-королла», хочешь продам по выгодной цене?

Поль покачал головой:

– Сейчас голова занята другим. Кроме того, во вторник можно будет забрать машину Аннетты из автосервиса, поезжу на ней. Эту неделю я все равно в отпуске. А тебе когда на работу?

– У меня все гораздо проще, – ответил брат. – Я наконец уволился и теперь могу позволить себе все, что угодно. Ведь когда открою собственное дело, я долго не смогу себе позволить отпуск.

Наконец тронулись, Ахим вяло спросил, не хочет ли Поль поехать к нему, взглянуть на его новую квартиру. Он мог бы что-нибудь приготовить.

– Нет, спасибо, – устало ответил Поль. – Честно говоря, я хотел бы сейчас побыть один. Подбрось меня, пожалуйста, на вокзал.

Ахим тем временем, казалось, уже раскаивался в своей несдержанности. Он больше не ругался, старался держать себя в руках. На вокзале в Майнце даже предложил сбегать за билетом. Поль пока решил забрать из багажника чемодан и обнаружил под скомканной упаковкой от цветов мобильный телефон. Под влиянием внезапного импульса нажал на кнопку повторного набора, желая удостовериться, что с матерью все в порядке.

К его удивлению, сработал автоответчик: «Автосалон Шмидта, здравствуйте. Мы закрыты до понедельника». Поль смущенно нажал отбой, с опозданием осознав, что у брата такой же точно аппарат, как и у него.

Ахим отнес чемодан Поля на перрон, по собственной инициативе купил для брата газету.

– Чтобы ты не скучал в дороге, – крикнул он. – Пока, братик Поль!

Так Поля не называли с детства, впрочем, он и тогда терпеть этого не мог.

Он опустил газету и бессмысленным взглядом уставился в окно. Майн поднялся, деревья на берегу стояли в воде. Было легко представить себе, как плавно будет скользить по течению утопленник. Поль поддался течению мыслей и безуспешно попытался разобраться со своими чувствами: гнев, печаль, вина. Если бы он не обманывал Аннетту и не планировал отдохнуть с Ольгой в Испании, он вообще не поехал бы в аэропорт. Если бы не авария, Ахим не приехал бы к нему и не завертелась бы вся эта карусель.

Оказавшись вновь у себя дома, Поль первым делом позвонил в больницу Аннетте. Сказал, что не сможет сегодня навестить ее, потому что плохо себя чувствует, и проигнорировал ее встревоженные вопросы. Затем провел на диване несколько бездеятельных часов, в конце концов выпил снотворное и отправился спать.

За окном было еще темно, когда Поля разбудил настойчивый телефонный звонок. Он поднял трубку и в сонном дурмане посмотрел на часы. Сначала он услышал только рыдания.

– Жан-Поль, – прошептала сквозь слезы его мать. Наконец она выдавила из себя, что умер отец.

Все еще не до конца проснувшись, Поль не смог связно ответить. Почему-то вдруг испугался, что мать может подумать, что он пьян.

Она быстро взяла себя в руки и стала рассказывать, что вчера была в больнице и застала отца в необъяснимом волнении. Он кричал ей: «Вон! Вон!!!», и чтобы не раздражать его, она быстро ушла.

Вообще-то она хотела найти врача или медсестру и сообщить им, что муж в крайне возбужденном состоянии, что лицо у него багровое. Но в этот субботний вечер в ординаторской никого не оказалось. К тому же она знала, что из-за частых вспышек гнева персонал больницы не жалует отца и едва ли к нему будут заглядывать чаще, чем положено. Теперь же мать чувствовала себя виноватой, что не стала ни ждать, ни разыскивать сестру, а, разобиженная, поехала домой. А рано утром ей сообщили, что отца – вероятно, после еще одного апоплексического удара – обнаружила мертвым ночная сестра. Мать предположила, что отец разозлился так потому, что она навестила его не в приемные часы, а только вечером.

– И почему же? – Как ни старался Поль, этот вопрос прозвучал упреком.

Утром она была у парикмахера, потом в супермаркете, ведь сейчас все-таки Пасха. Но отец об этом знал, накануне она его предупредила.

Поль ногой подтащил к себе носовой платок, валявшийся под кроватью. Он не хотел слушать оправдания матери. Как женщины умеют лгать, как убедительны бывают визиты в парикмахерскую, а на самом деле они лежат в это время в постели и любовники подают им шампанское.

Она резко сменила тему разговора:

– Ты, случайно, не знаешь, где Ахим? Не могу его найти. Правда, у него всегда был здоровый сон, и его разбудить не так просто, как тебя!

Поль не знал, где Ахим, но по вопросу понял, что в первую очередь она позвонила младшему сыну.

В таком своеобразном состоянии между сном и бодрствованием у Поля опять появилось чувство, что все события последних нескольких дней просто морок. Ему не стоило пить снотворное, больше всего была нужна ясная голова. Теперь еще проклятая обязанность помочь маме в организационных вопросах! Держать ее за ручку может и Ахим, если, конечно, не нашлось еще охотников. Правда, можно было надеяться, что в ожидании скорой встречи с сыновьями она некоторое время будет держать любовника на расстоянии.

Чем дольше Поль валялся в кровати, тем яснее он осознавал, что отца больше нет. Мысли крутились вокруг одного: насколько мать, брат и даже он сам виноваты в смерти отца. Через полчаса босиком, в пижаме он прошлепал в кухню и заварил себе растворимый кофе, уселся на неудобный высокий табурет и долго сидел, уставившись на черную жидкость.

В последние недели он часто думал об отце и жалел, что они так редко разговаривали друг с другом. Поль очень мало знал о детстве и юности отца. Были л и у него подружки до женитьбы? Ходил ли он на сторону во время лечения в санаториях или командировок? Любил ли свою семью, несмотря на то что вел себя как тиран? Как он пережил то, что у матери, получившей наследство, денег стало гораздо больше, чем он заработал за всю жизнь? Вопросы, вопросы… Ответы на которые Поль уже никогда не получит.

Хотя Поль и осуждал мать за измену отцу, ее глухой, срывающийся голос встревожил его. Он достаточно хорошо знал ее – мать была в отчаянии. Поскольку она не поехала с утра в больницу к мужу только для того, чтобы провести несколько часов с любовником, основания для угрызений совести вполне могли быть. Поль снова и снова пытался найти объяснение ее поведению. Может быть, родители давно уже договорились между собой закрыть глаза на внебрачные связи? С другой стороны, едва ли можно было себе представить, что их консервативно настроенный и авторитарный отец способен на такое.

Но ведь и сам Поль обманывал жену – ему не пристало осуждать мать за то же самое. Перед его мысленным взором тек Майн, а в потоке, как сорванный цветок, плыла мать в розовом платье. Испугавшись своих видений, Поль схватился за телефон. К сожалению, на этот раз в трубке звучали только сигналы «занято».

 

10. Денежный мешок

В Пасхальную субботу Аннетте пришлось обойтись без Поля, зато появилась ее секретарша с букетом цветов и коробкой шоколадных яиц. «Шоколад от шефа, – пояснила Джессика. – Радуйся, что он прислал тебе конфеты, а не упаковку творожков. Шоколад по крайней мере можно передарить».

После разговора, начавшегося так весело, Аннетта с некоторым разочарованием поняла, что она в фирме не так уж незаменима. Ее командировку в Венесуэлу без проблем перенесли на неопределенный срок. Довольно скоро попрощавшись со своей сослуживицей, которую у больницы ждал приятель, Аннетта принялась лениво листать дамский журнал, который оставила ей Джессика. Лучше бы это была серьезная газета для деловых людей.

Сегодня никаких сюрпризов ждать не приходилось, потому что она лежала в хирургическом отделении, к которому Маркус не имел никакого отношения.

Когда он все же заглянул к ней после обеда, Аннетта была приятно удивлена.

– Не думала увидеть тебя сегодня. У тебя ведь выходной? – спросила она.

Выяснилось, что так и есть, он зашел ненадолго, нужно было забрать результаты исследований для какого-то медицинского заключения.

– Ты отлично выглядишь, – сказал Маркус искренне, но Аннетта посчитала комплимент сомнительным. Ее шелковая ночная сорочка подходила для поездок, потому что ничего не весила, но в больнице этот наряд был несколько не к месту. Поль, разумеется, вытащил из чемодана то, что попалось под руку, но сестры в больнице поглядывали на нее с осуждением.

К счастью, Маркус не собирался подозревать ее в намерении соблазнять врачей, потому что язвительно осведомился:

– Ну, и где же наш благоверный?

Аннетта простила ему это выражение.

– Поль звонил и сказал, что не очень хорошо себя чувствует, – ответила она. – Когда я смогу поехать домой?

Маркус ответил, что это решать коллегам из хирургии, но, насколько ему известно, никто из врачей не возражает против скорой выписки.

– Может быть, они еще сделают один рентгеновский снимок руки, и если там все в порядке, во вторник Поль уже сможет тебя забрать, – сказал он. Потом весело предложил: – Давай сходим в мой кабинет, посмотрим, как ты справишься с небольшой прогулкой.

Он осторожно помог Аннетте расправить рукав кимоно на загипсованной руке.

По бесконечно длинному коридору они добрели до кабинета. Маркусу нужно было забрать истории болезни и диктофон.

Аннетта опустилась в синее кресло мягкого уголка и с любопытством огляделась. На письменном столе в серебряной рамке стояла фотография женщины, однако без приметного живота.

Аннетта невинным тоном поинтересовалась:

– Это она?

Казалось, Маркус лишь для того и затеял эту прогулку, чтобы рассказать о первой встрече со своей возлюбленной: в тот день Кристина стояла на стремянке и, насвистывая, мыла окна в его комнате. Ему понравилась ее жизнерадостность, и он завел с ней долгий разговор. Выяснилось, что она, как и бабушка Маркуса, родом из Вроцлава, изучала там германистику. Чтобы подзаработать и улучшить свой немецкий, во время каникул она работала в Германии. Теперь они с Кристиной живут вместе, и она учится в местном университете. «А теперь держись крепче: мы ждем ребенка!»

Никогда еще Аннетте не приходилось видеть такой радости на лице будущего отца. Правда, Маркусу скоро должно стукнуть пятьдесят, и надежд на отцовство у него давно не было.

– Ольга знает? – спросила она. Оказалось, что хотя Ольга и в курсе новой связи Маркуса, о беременности Кристины не знает.

– Честно говоря, – сказал Маркус, – мне трудно говорить об этом, ведь мы с ней очень хотели ребенка. Ольге будет больно узнать, что у нас получилось с первого захода.

Не раздумывая, Аннетта сказала:

– Раньше я не хотела детей, но недавно поняла, что времени остается все меньше.

Маркус кивнул:

– Давай, давай. А что Поль думает об этом?

– Он еще не знает, – вздохнула Аннетта. – А сколько ей лет, твоей Кристине?

Маркус слегка раздраженно наморщил лоб:

– Я старше ее почти в два раза. Да, знаю, о чем ты думаешь. Мужчина, переживающий кризис среднего возраста, падок на молоденьких, а молодой женщине из бедной страны попадается денежный мешок, пожилой господин, который к тому же глуп настолько, чтобы сделать ей ребенка. Веришь ты мне или нет, но в наших отношениях ни возраст, ни социальное положение не играют никакой роли.

Аннетта кивнула и постаралась сделать вид, что он ее полностью убедил. Маркус очень болезненно отреагировал на вопрос о возрасте, надо было быть осторожнее. Чтобы восстановить мир, она мягко сказала:

– Ты неправильно меня понял. В моем вопросе не было критики. Я точно знаю, что ты вовсе не денежный мешок.

Но даже это заставило Маркуса вздрогнуть, хотя сказал он только:

– Пойдем, я провожу тебя в палату.

Когда Аннетта наконец добралась до кровати, в глазах у нее на секунду потемнело. Не выдав своей слабости, она поблагодарила Маркуса за участие. На прощание тот протянул ей руку, но Аннетта, схватив ее, притянула Маркуса к себе. Неизвестно почему у нее на глазах появились слезы.

– Прости, – сказала она, – сейчас мне ужасно нужна поддержка.

Оставшись одна, стала думать, известно ли Маркусу об интрижке Поля с Ольгой. Если нет, следует ли ему рассказать?

Ей рано принесли ужин: настой шиповника, два куска хлеба с ливерной колбасой и творог. Аннетта с удовлетворением отметила, что творог был той самой марки, которая вызывала у нее ностальгию, – «Бабушкин огород». Почти как дома, подумала она.

К шести часам она почти покончила с ужином, почистила зубы и намазала лицо кремом. Слава Богу, сама собирала косметичку в командировку, а то Поль принес бы ей бог знает что. Может, позвонить ему? Вдруг он серьезно болен? После безуспешной попытки дозвониться Аннетта заснула и проснулась уже в одиннадцать часов.

Еще раз набрала домашний номер, и опять никто не ответил. Вполне возможно, он заснул, ведь Ахим собирался сегодня уехать. Внезапно ее осенило: ну конечно, Поль ночует у Ольги, она наверняка не поехала в Гранаду без него. Пока брат жил у них, Поль не мог поехать к любовнице. А теперь у него ночь любви, хоть и не в Андалусии, но все же в объятиях Ольги.

Когда-то Аннетта знала домашний телефон Бауманнов наизусть, но это было давно. Записная книжка осталась в сумочке, которую Поль ей не привез. Если набрать номер и Ольга поднимет трубку – а Ольга сова и до полуночи точно не ложится, – будет ясно, во всяком случае, что в Испанию она не поехала.

Аннетта пыталась сообразить, как ей узнать номер. Ведь где-нибудь в больнице должна быть телефонная книга. Когда она тихо выскользнула в коридор, вся больница показалась ей необитаемой, хотя в других палатах должны были лежать люди, страдающие от бессонницы, от боли и даже умирающие. За матовым стеклом ординаторской она заметила силуэт. Если зайти и попросить телефонный справочник, ее наверняка заставят вернуться в постель. Поразмыслив, Аннетта отправилась по тому же пути, что они с Маркусом прошли несколько часов назад. Маркус оставил ключ от своего кабинета снаружи, и дверь бесшумно открылась.

Аннетта почти машинально включила свет; миловидная женщина в серебряной рамке улыбнулась ей. Странно, что Маркус держит на виду эту фотографию, ведь он еще не разведен, а Кристину здесь хорошо знали. Наверное, гордость за свою юную подружку была сильнее, чем страх перед сплетнями. Не найдя на столе телефонную книгу, Аннетта решила заглянуть в верхний ящик стола. Он оказался заперт, как и другие.

Она лихорадочно искала ключи от ящиков, все больше нервничая: все-таки это не стол Поля. Когда же Аннетта услышала шаги, приближавшиеся тихо и целенаправленно, от страха ее бросило в холодный пот. Если служитель больницы обнаружит незапертую дверь и снаружи повернет на ключ, то она пропала. Еще хуже будет, если ее застанут здесь как воровку.

Ручка двери и в самом деле повернулась, и Аннетта в последний момент успела шмыгнуть за ширму. Здесь Маркус переодевался – Аннетта увидела стул, вешалку, а на одном из крючков висел медицинский халат. Аннетта с ужасом заметила, что ширма не достает до пола и из комнаты должны быть видны ее китайские шлепанцы. Она быстро села на стул и подтянула ноги. В щелку она видела, что в кабинет вошла женщина в черном плаще. Это была Ольга.

По крайней мере теперь не нужно искать телефонную книгу, подумала ошарашенная Аннетта. Ольга и в самом деле не поехала в Испанию без любовника, но и Поль сейчас не прохлаждался в ее объятиях.

Но что она здесь собиралась найти?

Включенный свет, похоже, не насторожил Ольгу. Сначала она взяла со стола фото, надела очки и, сдвинув брови, стала изучать свою преемницу. Потом сильнее, чем Аннетта, дернула ручки ящиков и, заметив лежавший на столе ежедневник, стала внимательно его изучать. Что-то выписывала в свой блокнот и почти беззвучно восклицала: «Ну и ну!»

Аннетта читала про себя молитву за молитвой. Упорная муха то и дела садилась на ее голые ноги, сломанная рука разболелась.

Через десять минут Ольга закончила свои поиски. Перед тем как уйти, окинула кабинет взглядом, но вдруг заспешила и вышла.

Аннетта долго еще сидела без движения, пока сердце не забилось в нормальном ритме. С трудом поднявшись, она нащупала в кармане висевшего халата небольшой твердый предмет. Наверное, связка ключей, подумала она, с некоторым триумфом вытаскивая предмет. К сожалению, это оказалась всего лишь жестяная коробочка с мятными пастилками.

Что искала Ольга в ежедневнике и что она там нашла? При всем своем волнении Аннетта не смогла удержаться от того, чтобы не перелистать его. Помимо основной работы в больнице, Маркус консультировал и в других стационарах, а три дня в неделю было отведено на научную работу. Здесь были отмечены и факты частного характера, например часы посещений стоматолога, консультанта по налогам и парикмахерской, приглашения, кино. Рядом с хорошо известным ей номером нотариальной конторы она обнаружила запись «Позвонить П.». Значит, Маркус договорился с Полем встретиться на следующей неделе и записал вопросы, которые нужно обсудить:

1. Собственная квартира, 2. Страховка, 3. Размер содержания.

Помеченный красным цветом день в календаре тоже должен был представлять для Ольги интерес: предположительная дата родов Кристины.

На обратном пути Аннетту остановила дежурная сестра:

– Куда это вы направляетесь?

Покраснев, Аннетта ответила, что, кажется, заблудилась. Полная служебного рвения медсестра с осуждением покачала головой и проводила ее в палату, заметив, что пациентка «уж слишком бодренькая» и нужно выпить таблетку снотворного. Аннетта покорно кивнула.

Так и не проглотив таблетку, она вертелась в постели и ломала себе голову. Можно было предположить, что Маркус решил оформить свою страховку в пользу ребенка. Ее так ударило слово «полис» в электронной почте Поля, потому что она подумала о своей страховке. То, что Поль дает своему другу Маркусу юридические советы, Аннетта уже знала, а для Ольги это могло стать новостью и сильно ее задеть. Мог ли Поль вести двойную игру? Вообще-то это не с его духе. Скорее Аннетта могла себе представить, что Поль помимо своей воли вынужден был лавировать между интересами друга и любовницы. Недавно Поль рассказывал об одном своем отвратительном сне: в нем у него был раздвоен язык и он мог одновременно облизываться слева и справа. Наверное, подсознательно говорила нечистая совесть.

В конце концов Аннетте снова удалось уснуть. Она не предполагала, что Поль с Ахимом в это время съездили к матери, сделали шокирующее открытие и нарвались на упреки раздраженного отца. Еще меньше она могла предположить, что ее свекор в эту ночь скончался, не дождавшись помощи.

Когда Аннету разбудили, чтобы поставить градусник, она почувствовала себя выспавшейся и здоровой.

– К сожалению, погода нас на Пасху не балует, – сказала девушка-практикантка, принесшая ей завтрак.

Пестро раскрашенное яичко и тюльпан должны были создать у пациентов праздничное настроение.

– Я хочу домой, – раскапризничалась Аннетта. Она с нетерпением ждала времени посещений.

Зазвонил телефон, но это оказался не Поль, а его брат.

– Как дела? Ты уже знаешь? – спросил он мягко.

Аннетта испугалась.

– Что с ним случилось? – глухо спросила.

– Он умер сегодня ночью, – ответил Ахим.

У Аннетты потемнело в глазах. Когда она пришла в себя, телефон лежал перед ней на одеяле. Из трубки, словно издалека, доносились какие-то звуки.

– Алло? – неуверенно сказала она.

– Боже мой, малышка, – сказал Ахим, – что с тобой? Я не предполагал, что на тебя это так подействует. В конце концов, он был уже стар и очень болен.

– Кто? – переспросила Аннетта, только тут сообразив, что речь идет не о Поле.

– Нашей матери нужно участие, – продолжал Ахим, – я сейчас же отправляюсь к ней. Поль, наверное, уже в поезде, я не смог до него дозвониться. А я было подумал, что он у тебя.

Аннетта никогда особенно не любила родителей мужа. Выходя замуж за Поля, она поначалу надеялась, что обретет вторых родителей, но скоро поняла, что в ней они видят просто приложение к Полю. Его отец хоть и проявлял интерес к ее профессиональным успехам, но, по сути, был человеком, которого не слишком занимали другие люди. Свекровь ревновала сына к Аннетте, о чем говорили сладкие комплименты и мелкие подарки. Впрочем, в одном родители мужа были едины: вина за отсутствие внуков целиком и полностью возлагалась на невестку, стремившуюся сделать карьеру. Но по большому счету многие вынуждены общаться с родственниками, к которым у них есть те или иные претензии. И все же Аннетта не могла по-настоящему переживать из-за смерти своего свекра.

И чем меньше она переживала, тем больше была ее благодарность Полю за то, что он все-таки позвонил, хотя ей и было стыдно лицемерно выражать ему соболезнования. Муж говорил с трудом, путаясь в словах. Сказал, что вчера принял две таблетки снотворного и, чтобы продержаться, ему нужно еще немного полежать.

– А лучше всего будет, если за мной кто-нибудь заедет. Не будет ли чересчур, если я попрошу об этом своего брата?

В полдень Ахим с букетом весенних цветов возник у постели Аннетты.

Она была тронута.

– А где же Поль? – спросила она.

– Отсыпается, – ответил Ахим. – Я оставил его в покое ненадолго, потом доставлю к матери. В крайнем случае придется применить силу.

Болтать с ним было приятно. Большей частью Ахим говорил об их отце, но без всякой слезливости.

– Отец уже лет двадцать твердил о своей скорой смерти, так что в этом нет ничего удивительного. Будем надеяться, он почил в мире.

– А в этом есть сомнения? – спросила Аннетта.

Ахим пожал плечами.

Потом заговорили на другие темы и даже слегка развеселились, тут же устыдившись. Как здорово иметь такого брата, подумала Аннетта. Жаль, Ахим появляется так редко. На прощание он ее крепко обнял, и Аннетте не хотелось его отпускать.

 

11. Женщина в белом

Дозвонившись до брата и попросив, чтобы тот отвез его к матери в Майнц, Поль снова заснул. Проснувшись ненадолго от бешеного трезвона в дверь, крикнул в окно, что ему еще необходимо поспать. Ахим с упреком буркнул, что и сам поднялся черт знает в какую рань, чтобы примчаться сюда по приказу Поля. Затем поехал в больницу к Аннетте.

Поль с удовольствием провалялся бы целый день и выпил бы горячего грога. Едва он подумал об этом, перед глазами появилась хорошо знакомая картина: отец прихворнул и лежит в постели, а мама подает ему обильный завтрак. Скажем, яичницу из двух яиц – слово «холестерин» в их доме было под запретом. Неужели у мамы за все эти годы не было никаких недомоганий? Как она пережила годы климакса? В их семье место больного было прочно занято, а ведь маме наверняка хотелось, чтобы кто-нибудь поухаживал и за ней. И вот времена изменились, теперь любовник приносит ей шампанское в постель.

Было почти двенадцать, когда Поль наконец направился в ванную комнату. Стоя под горячим душем, он услышал, как в спине раздался странный хруст, скорее всего свидетельствовавший о недостаточной физической нагрузке.

Мать пыталась приобщить своих сыновей к источнику, из которого сама черпала силы, время от времени произносила зажигательные речи, но напрасно. Тай-цзи цюань – древнее китайское искусство, согласно которому телесное и духовное в человеке неразделимо. Медленные, плавные, гармоничные движения успокаивают, расслабляют и благотворно действуют на самочувствие. Они способствуют исправлению осанки, стабилизируют кровообращение и придают подвижность суставам. Поль вдруг пожалел, что не слушался ее. С его осанкой, кровообращением и подвижностью суставов дела обстояли все хуже, а в настоящий момент болело буквально все тело. Кроме того, Поль считал, что заставлять его снова ехать в родительский дом после вчерашнего фиаско – это уж слишком.

На этот раз Ахим прикатил на другой машине.

– Та самая «тойота», которую я хотел тебе предложить, – пояснил он. – Увидишь, на что она способна, какая скорость.

Однако у первой же строительной площадки про скорость можно было забыть. Народ воспользовался пасхальными праздниками для того, чтобы выбраться из города, съездить в гости, и образовалась пробка.

– Жаль, что я не взял с собой альбом, – сказал Поль. Ему очень нравились мощные дорожные катки. Особенно когда машины стояли без движения.

– Надеюсь, ты шутишь? – простонал Ахим. – У нас сейчас голова должна совсем о другом болеть.

– Точно, – откликнулся Поль. – О тем, как нам вести себя с мамой, о похоронах и так далее.

Мать как статуя стояла у дверей, словно ждала их здесь много часов. Она обняла сыновей и, хотя держала себя в руках, выглядела постаревшей. Даже древнее китайское искусство, казалось, не помогало устоять под ударами судьбы.

– Как дела у Аннетты? – вежливо поинтересовалась она. – Сможет приехать на похороны?

– Она передает тебе привет, – соврал Поль. – Ее скоро выпишут. Когда ты успела сделать тесто для этой вкуснотищи?

– Несколько дней назад, – ответила она. – А сегодня просто разморозила. Кофе не слишком жидкий?

Потом они вместе написали текст траурного объявления и составили список тех, кто будет на похоронах. Ахим напечатал все на своем ноутбуке. Поль вдруг понял, что еще ни разу не видел покойников.

– Могу я еще раз увидеть папу? – спросил он. И, едва задав этот вопрос, почувствовал, как его охватило неприятное любопытство.

– Ты и в самом деле этого хочешь? – спросила мать. – Может быть, лучше запомнить его таким, каким он был в самые счастливые минуты? Впрочем, он еще в больнице, там есть специальное помещение…

Она вдруг расплакалась, Ахим подал носовой платок.

Потом нужно было просмотреть разные бумаги. Пока Поль изучал папку со страховыми полисами и квитанциями о пенсионных выплатах, Ахим убирал со стола, а мать разбирала личные вещи отца.

– Жан-Поль, тебе – золотые карманные часы, твоему отцу подарили их на конфирмацию. Ахиму – этот орден, я сама не знаю, за что ваш дедушка его получил. Кто хочет взять запонки?

Так все продолжалось до тех пор, пока Ахим не извинился – ему было необходимо выйти на воздух.

Наступил вечер. Поль разрывался между желанием увидеть умершего отца и долгом, который повелевал не оставлять мать одну.

– Ах, мама, – проговорил он, – наверное, как бы мы ни старались, облегчить тебе эти дни не получится. Мы, конечно, можем взять на себя кое-какие организационные вопросы. Что же касается твоего состояния… – Он смолк, не зная, что сказать.

Она улыбнулась:

– Наверное, это прозвучит странно: мне очень грустно, я чувствую себя немного виноватой, но в основном я испытываю удивительное облегчение. Теперь я свободна и могу ложиться спать, когда хочу, и просыпаться, когда хочу. Я могу поесть, когда проголодаюсь, я могу поехать туда, куда захочу. Пульт управления теперь в моих руках. Наверное, я покажусь вам бессердечной, но на самом деле это не так. Я любила вашего отца, и больше сорока лет вся моя жизнь была подчинена его интересам. Но теперь…

Поль не знал, как реагировать. Никогда еще он не слышал от матери так часто слово «я». Собственно говоря, среди перечисленного не хватало только одного: «Я могу спать с тем, с кем я хочу».

Поль представил себе постель и тут же страстно захотел в ней оказаться, причем один, без Аннетты, Ольги или еще кого-нибудь.

– Если ты дашь мне белье, я постелю себе и Ахиму, – предложил он; оказалось, что уже все постелено, – матери и в голову не пришло рассчитывать на подобное предложение от Поля.

– Где же Ахим? – спросила она. – Может, поехал к своей подружке?

– И как она тебе? – поинтересовался Поль.

– Я никогда себе не позволяю обсуждать подобные вещи, – ответила мать. – Подружки должны нравиться вам, а нас, родителей, ваши отношения не касаются.

– Никакого ответа – это тоже ответ, – пробормотал Поль.

В этот момент в комнату, приплясывая, вошел Ахим, балансируя картонными коробками на левой руке.

– Пицца, – объявил он. – «Маргарита», «Неаполитана», «Кальцоне». Может, и не лукуллов пир, но все же приличный ужин.

За едой почти не говорили. Полю очень нравился прибор, которым он в детстве пользовался каждый день. Почти с нежностью он смотрел на эмалированную скандинавскую миску шестидесятых годов, на шкафчики, столик из тикового дерева, голубые в зеленую клеточку шерстяные занавески. Здесь он вырос, и то, что Аннетта называла все это мещанством, его очень задевало. Есть вещи, которые олицетворяют все родное, и к ним нельзя подходить с позиций моды.

Ахим отвез брата в больницу, но до морга провожать не стал.

– Не жди меня, я возьму такси, – сказал Поль. – Спасибо тебе за все.

Его проводили в торжественно обставленную комнату с приглушенным светом, крестом на стене и белыми цветами. В гробу лежал закрытый простыней покойник. Больничный служитель откинул льняную простыню и оставил Поля одного.

Обычно красное, лицо отца теперь можно было – Поль читал об этом – назвать восковым, выражение стало жестким, бесстрастным, как бы отсутствующим.

– Ты больше меня не слышишь, – прошептал Поль, – но ты не слышал меня и когда был жив. Что я знаю о тебе? Твоя несдержанность была мне чужда, но, может быть, своей склонностью к самосозерцанию и фантазиям я обязан именно тебе. Мама подарила мне рисунок, который ты сделал в молодые годы. Интересно, что там было изображено поваленное молнией дерево.

До тех пор пока снова не появился служитель и с профессиональной любезностью не проводил его к выходу, Поль стоял над безжизненным телом отца и размышлял, главным образом о себе. Будет ли он через сорок лет выглядеть в гробу так же, как выглядит сейчас его отец?

Сев в такси и уставившись в темноту, он почувствовал себя бесконечно одиноким.

– Чтоб вам всем пусто было, – проворчал водитель, когда они уже почти доехали до места. Сирена и синие мигалки заставили его резко затормозить, они почти заехали на тротуар. Прежде чем двинуться дальше, пришлось пропустить вереницу полицейских машин.

Над крыльцом родительского дома горел фонарь, но внутри света не было. Видимо, мать с Ахимом уже отправились спать. «Что я за свинья, – промелькнуло у Поля в голове, – даже сейчас думаю об инцесте. Что-то со мной все же не так». Поднявшись по лестнице в мансарду и оказавшись в своей бывшей комнате, он заметил, что его движения, мысли, внутренний ритм странным образом замедлились. «Сейчас у меня остановится сердце», – с ужасом успел подумать он, прежде чем провалиться в сон.

В понедельник пасхальной недели все погребальные конторы были закрыты. Этот пункт программы был перенесен на следующий день. Завтра, во вторник, нужно связаться со священником, что не так-то просто, сказала за завтраком мать. Так как родители почти никогда не появлялись в церкви, Поль предложил было отказаться от этого лицемерия, но мать на гражданскую панихиду не согласилась. «Никаких речей! Вашему отцу это не понравилось бы!» – возмущенно крикнула она. Чуть позже вместе отправились на кладбище, где рассматривали чужие могилы, с удивлением отмечая, как в разные эпохи менялись вкусы.

– Папе понравились бы ангелы в стиле модерн, – заметил Ахим. – У них по крайней мере приличные груди.

– Об этом не может быть и речи, – отрезала мама и растроганно остановилась у могилы маленькой девочки.

Непривычное единение семьи привело Поля в лирическое настроение, которое, правда, то и дело изгонял крепкий кофе, заваренный матерью. Иногда ему удавалось воспринимать Ахима как брата, а не как врага. Практические навыки младшего оказались очень кстати – Ахим занимался готовкой, привез вещи отца из больницы домой. Именно он подсунул вялому Полю под нос телефон со словами:

– Аннетта, вероятно, не решается позвонить сюда сама, но уж точно с нетерпением ждет, пока позвонишь ты!

– Завтра меня выпишут, – сообщила Аннетта. – Ты не мог бы забрать из автосервиса мой «сааб», а потом и меня из больницы? Как там у вас дела? Когда похороны?

Поль не смог быстро ответить на такое количество вопросов.

Ахим все слышал и взял трубку.

– Привет, малышка! Как ты? К сожалению, завтра очень много дел, поэтому без Поля здесь не обойтись. В официальных вопросах он разбирается куда лучше меня. Может быть, я выкрою несколько часов и доставлю болящую в Майнц.

Аннетта помолчала. Она-то хотела попасть домой, а не в Майнц, но, с другой стороны, чувствовала себя не настолько хорошо, чтобы управляться сейчас с хозяйством самой. Ей велели в ближайшие дни беречь себя, больше лежать, а не ходить за продуктами, не готовить и не ухаживать со сломанной рукой за драгоценным супругом.

Они с Ахимом договорились, что созвонятся во вторник. В конце разговора Аннетта попросила к телефону свекровь и отбарабанила дежурные слова соболезнования.

Поль безучастно сидел рядом и полировал отцовские часы, полученные в наследство.

Утром во вторник Ахиму пришлось рано встать, чтобы привезти Аннетту. Полю было неловко – разве это не обязанность мужа? Но он все еще чувствовал себя плохо, боялся садиться за руль и к тому же ждал представителя похоронной конторы. И в конце концов, он был благодарен за то, что мог спокойно посидеть за кухонным столом с чашкой кофе и газетой. Мать решила принять ванну, заявив, что волосы у нее выглядят отвратительно.

– Разве ты в субботу не была у парикмахера? – спросил Поль и, почувствовав себя коварным следователем, покраснел.

– Что? – переспросила она. – Ну да, конечно, но с тех пор ведь прошло сто лет.

Поль раскрыл местную газету, и взгляд упал на большую фотографию мужчины, которого он видел совсем недавно. Может быть, ошибка?

УБИЙСТВО В РАЙОНЕ БРЕТЦЕНХАЙМ В МАЙНЦЕ.

Вечером в воскресенье собака обнаружила на территории городского парка труп. Покойник был любовником матери, если только у него не было брата-близнеца.

«Боже мой, она ни в коем случае не должна этого видеть», – решил Поль и вырвал страницу.

Затем внимательно прочел статью. Убитого звали Хайко Зоммер, он являлся владельцем популярного в городе ресторана. Что послужило причиной смерти гастронома, должно установить вскрытие, но все говорило об удушении. Ходили слухи, что это дело рук мафии: вымогательство денег за «крышу» в ресторанном и гостиничном бизнесе встречается, как известно, сплошь и рядом. Полю стало понятно, почему этот мужчина показался ему знакомым. Давным-давно он сидел в этом ресторане с родителями и Аннеттой, отец хвалил отличную кухню и в прекрасном настроении заявил: «Здесь мы будем отмечать мое восьмидесятилетие!»

Поль напряженно соображал, как его мать может воспринять эту новость. Сегодня ей явно не до газет, но весь Майнц будет обсуждать это преступление. В булочной, в супермаркете, у стоматолога в ближайшие дни не будет других тем для разговора.

Наконец он связал это убийство и множество полицейских машин, пронесшихся мимо его такси.

Не успел Поль засунуть вырванную страницу под скатерть, как по лестнице спустилась мама. На голове тюрбан из махрового полотенца цвета лаванды, сама она была во всем белом, немного похожа на кокетливого ангела с кладбища.

– Черное мне не идет, – объяснила она. – Я никогда не носила темное. В Китае белый – цвет траура, это куда более стильно.

«Она что, прихорашивается перед гробовщиком», – подозрительно подумал Поль. И все-таки ему было жаль мать. Рано или поздно до ее ушей дойдет, что она лишилась не только мужа, но и любовника.

О кровавом злодеянии она узнала прежде, чем Поль смог воспрепятствовать, и гораздо раньше, чем он предполагал. От служащего похоронной конторы. После того как все формальности были улажены и гробовщик уже собирался уходить, он заметил:

– Поистине утешение, что ваш супруг почил мирно в столь почтенном возрасте. Когда я открыл сегодняшнюю газету, подумал: в каком мире мы живем! Мафиозные разборки здесь, в Майнце!

– Вот как! – равнодушно произнесла мама, и, прежде чем Поль сумел перевести разговор, зануда-гробовщик продолжил:

– И жертвой стал Хайко Зоммер, такой симпатичный человек! Как гром с ясного неба! А ведь совсем недавно мы отмечали в «Диком гусе» нашу серебряную свадьбу.

Поль пристально следил за матерью. За долгие годы она довела свое умение притворяться до совершенства и ничем не выдала себя даже в такой ситуации.

– Мы бывали там пару раз, мой муж был в восторге от первоклассной кухни, – отозвалась она. – Но хозяина я помню очень смутно.

Невольно Поль был восхищен матерью. Дама в белом, воплощение невинности. Словно оберегая, он обнял ее за плечи и выставил гробовщика за дверь.

 

12. Адонис

Вообще-то Аннетта надеялась, что сломанную руку не надо будет еще раз смотреть на рентгене.

– Выглядит неплохо, – заключил хирург. – Три недели покоя!

Снова подвесили съемный гипсовый лубок, небольшие царапины от осколков обработали еще раз. К сожалению, шейный воротник рекомендуется носить еще минимум четыре дня. Наконец сестра помогла ей натянуть платье, и Аннетта попрощалась с медперсоналом. Она поискала Маркуса, но тот оказался на конференции. Некоторое время размышляла, стоит ли рассказать, как она ночью встретила Ольгу, – уж очень хотелось досадить коварной подруге. Но как она объяснила бы собственное присутствие в его кабинете?

Ахим сидел в приемном покое и читал. Когда Аннетта появилась, он подскочил:

– Привет, малышка, выглядишь отлично, словно заново родилась!

Он взял у нее из рук полиэтиленовый пакет с туалетными принадлежностями и ночной сорочкой и повел Аннетту к машине. Аннетта погладила золотисто-коричневый лак и спросила:

– Это, мне кажется, «тойота»?

– Совершенно верно, – ответил Ахим. – Точнее сказать, это «королла-версо», сто тридцать пять лошадиных сил. Есть еще такая же модель, работающая на дизельном топливе, – девяносто лошадиных сил. Полю я готов продать этот демонстрационный образец дешево.

– Как ваша мама? – спросила Аннетта. – Когда мы говорили по телефону, мне показалась, что она вполне владеет собой. И несмотря ни на что, рада, что дети рядом с ней.

– Без меня она бы обошлась, а вот Поль для нее сейчас незаменим. Впрочем, так было всегда.

Аннетта усмехнулась:

– Я постоянно слышу обратное. Поль считает, что это ты с рождения ходишь у мамы в любимчиках! Давай заедем ненадолго к нам домой, хочу переодеться и захватить кое-какие вещи.

– С удовольствием, – ответил Ахим. – Что же касается остального, тут Поль ошибается. Родители всегда считали меня бестолочью, человеком, которому ничего нельзя доверить. Брат был умником, философом, чуть ли не гением. А я – дурачком, легкомысленным и не способным ни с чем справиться без посторонней помощи. Как думаешь, это пошло мне на пользу?

Аннетта попыталась перевести сильные эмоции деверя в более спокойное русло и с улыбкой возразила:

– Ты самый милый дурачок из всех, кого я знаю. И к тому же привлекательный, тонко чувствующий мужчина. Твоя мама наверняка тобой гордится.

Как она и ожидала, в гостиной и на кухне царил беспорядок; ей оставалось лишь надеяться, что домработница справится. Аннетта исчезла в спальне – Поль, разумеется, ее не проветрил, – с трудом стащила с себя одежду и выхватила из шкафа единственное черное платье.

Глубокий вырез был бы гораздо уместнее на новогодней вечеринке. Поскольку Ахим приехал в джинсах и рубахе, никаких рекомендаций по поводу траура свекровь, видимо, не дала. Аннетта выбрала серый костюм. С ним уж ни в коем случае не промахнешься. Раздеваться и одеваться было очень трудно, если можешь пользоваться только одной рукой, а на шее у тебя фиксирующий воротник.

– Ахим, – крикнула Аннетта жалобно, – ты не мог бы выступить в роли моей горничной и застегнуть мне «молнию» и пуговицы?

Ахим скептически посмотрел на свою невестку в деловом костюме.

– А как ты собираешься одной рукой натягивать колготки? Не хочешь одеться во что-нибудь более удобное? – спросил он.

– А что ты предлагаешь? – Она удивилась тому, что мужчина думает о том, удобно ли одной рукой надевать колготки.

– Свободный свитер, спортивные штаны и шерстяные носки, – решительно заявил Ахим. – В машине тебе должно быть удобно! Когда приедем домой, сама будешь рада, что сразу сможешь полежать.

Он был прав. Аннетта уже сейчас чувствовала усталость. Она нетерпеливо начала стаскивать с себя жакет.

– Позволь мне. – И Ахим принялся помогать ей. Снял юбку, жакет и блузку, пока наконец она не осталась перед ним в нижнем белье. Аннетта с облегчением позволяла ему себе помочь и даже не имела ничего против поцелуя, который с некоторой натяжкой можно было назвать братским. Чтобы скрыть легкое возбуждение, демонстративно клацнула зубами и немедленно потребовала передать ей толстый норвежский свитер Поля.

Когда они наконец были готовы отправляться в путь, у Аннетты потемнело в глазах и все вдруг стало кружиться; покрывшись потом, она упала на незастеленную кровать. Ахим неправильно истолковал этот приступ слабости, потому что с готовностью улегся рядом, и его второй поцелуй был каким угодно, но только не братским. У Аннетты не было сил сопротивляться.

Только когда процесс раздевания начался сначала, она на полпути попыталась смирить его порыв. Самым сестринским жестом, каким только смогла, погладила Ахима по волосам.

– Пожалуйста, прекрати! – мягко попросила она. – В конце концов, я жена Поля, а ты все-таки его брат.

Он немного полежал, обиженно затихнув, но через какое-то время они все же сели в машину.

Примерно через четверть часа бешеной езды Ахим поинтересовался, хранит ли Поль верность Аннетте. На всякий случай она сделала вид, что не имеет об этом никакого понятия.

Прошло еще несколько минут, прежде чем Ахим продолжил:

– Если ты пообещаешь, что ничего ему не скажешь… Аннетта поклялась молчать.

– А тебе не странно, что у Поля в последнее время нет никаких дел в суде? Во время твоей командировки он даже не собирался прилежно трудиться, а хотел с какой-то девкой поехать отдохнуть.

– Он сам тебе об этом рассказал? – спросила Аннетта, изображая потрясение.

– Так или иначе, – договорил Ахим, – из-за этой аварии у них расстроились все планы. Дульсинея, видимо, улетела без него.

Аннетте очень хотелось сказать, что это не так: во-первых, Ольга не девка, а во-вторых, еще в полночь она бродила по больнице как призрак.

Некоторое время в салоне бубнило только радио, но они его едва слушали. «Пожалуй, вполне можно позволить себе получить удовольствие, завести интрижку с Ахимом», – подумала Аннетта. Вот уже целую вечность Поль не ложился с нею в постель. Мало того что месяцами лгал ей, так еще и хвастался перед братом своими победами. Разве он заслужил верность с ее стороны?

Немного смущенно вместе с Ахимом она вошла в дом в Майнце. Мать Поля, вся в белом, сидела с сыном в гостиной, перед ними лежал альбом.

Аннетта порадовалась, что она не единственная здесь, кто не одет в темное. Поздоровалась сначала со свекровью, а потом с мужем. Оба не обратили никакого внимания на ее бледность.

– Смотрите! – вдруг воскликнул Поль, словно сделал какое-то потрясающее открытие. – Папа на этой фотографии ужасно похож на меня!

– Наоборот, Жан-Поль, – поправила его мать.

– Прошу прощения, мне нужно лечь, – извинилась Аннетта. – Врач дал мне бюллетень на две недели, поездка меня немного утомила.

Поль не услышал ее слов.

– Ахим, пойди-ка сюда, – сказал он и со зловещим выражением лица потянул брата за собой в соседнюю комнату.

Свекровь вздохнула:

– Бедная Аннетточка, я даже не приготовила тебе пока комнату. Ничего, если ты пока отдохнешь на кровати Поля?

Аннетта поднялась по крутым ступеням наверх, жалея, что не осталась дома. Без всякого ухода там ей было бы лучше.

Поль уехал из дома родителей сразу после окончания школы, и неотапливаемая комната в мансарде по-прежнему выглядела как в те времена. Психоделический плакат группы «Пинк Флойд» на двери, Фрэнк Заппа на скошенной стене, узкая кушетка, популярные книги для юношества по естествознанию. Еще стоял старомодный сундук, а на нем сосланные сюда допотопные телевизор и утюг.

Без помощи Аннетта не захотела бороться с одеждой и прямо в брюках и свитере залезла под сырое одеяло в голубую клетку. От слабости у нее закрывались глаза.

Когда она проснулась, Поль перебирал свои детские книжки.

– Который час? – сонно спросила Аннетта.

– Вот, разве это не чудесная находка?! – воскликнул Поль и сунул ей под нос растрепанную книжку. – Этот том я обязательно заберу с собой, а еще лучше – все свои любимые книги.

– Какой? – переспросила Аннетта, зевая.

Поль вытащил свои сокровища, чихая от поднявшейся пыли. Она прочитала названия: «Биология ручья», «Мир под микроскопом», «1000 экспериментов для юных исследователей».

Аннетта улыбнулась.

– Ах ты, старый чудак, – сказала она. – Конечно, у нас дома найдется место для всех твоих любимцев. Но сейчас вам придется поискать место для меня, потому что тут, наверху, кровать только на одного.

– Мы только что это обсудили, – ответил Поль. – Ты займешь комнату для гостей на втором этаже, между мамой и Ахимом.

– А если твой брат захочет соблазнить меня сегодня ночью? – спросила она.

Поль уставился на жену.

– Пожалуйста, без дурацких шуток, на это у меня сейчас никаких нервов не хватит, – отрезал он и вышел из комнаты.

Аннетте еще ни разу не приходилось ночевать в доме родителей Поля, потому что после редких визитов вечером они с мужем всегда возвращались домой. В детской комнате Поля она чувствовала себя заброшенной, о комфорте и заботливом уходе пока не было и речи. В мансарде не было ни ванны, ни туалета, ни даже просто водопровода. Насмотревшись с умеренным отвращением на красно-желтый плакат «Пинк Флойд», Аннетта проголодалась. После завтрака в больнице прошло порядочно времени. Хочешь не хочешь, пора было спускаться вниз.

Дом родителей мужа был построен в шестидесятые годы и в те времена считался шикарным. Позже здесь отремонтировали ванную комнату и установили в центре ванну. Сиденье унитаза было украшено мнимым гербом, на марокканских кафельных плитках было написано: «Ma salle de bain». В доме было удивительно тихо. У Аннетты было достаточно времени, чтобы оценить косметику свекрови: благородно, дорого, консервативно. Решив помыть руки, она почувствовала запах фиалкового мыла. Неужели Поль до такой степени ненавидит мать, что даже у жены не смог вынести этот запах? Или мать для него как мадонна и всякая другая женщина, пользуясь этим мылом, оскверняет его собой? И то и другое объяснение Аннетте не понравилось.

Двери спальни были открыты. Белые батистовые гардины, белое дорогое постельное белье. Кровать отца была застелена, явно указывая на то, что она лишняя. Аннетта очень надеялась, что свекрови не придет в голову самой перебраться в комнату для гостей, а спальню освободить для них с Полем. Она ни в коем случае не хотела бы спать в постели покойника.

На первом этаже тоже было тихо, – видимо, все ушли. На кухне она обнаружила остатки пирога, за который и принялась.

Утолив голод, Аннетта снова отправилась на второй этаж проинспектировать отведенную ей комнату для гостей. Войдя, Аннетта сразу поняла, что она просторнее и светлее, чем комната Поля в мансарде. За какие же грехи старшего сына сослали наверх?

Комната Ахима была также обустроена с размахом. На деревянных полках для цветов расставлен целый полк мягких игрушек, причем среди них не было ни одного плюшевого мишки. Аннетта быстро оглядела коллекцию и поняла, что здесь собраны только представители африканской фауны: лев, горилла, слон и носорог, гиппопотам, змея, зебра, жираф и антилопа. Ахим показался ей еще более инфантильным, чем Поль, с трогательным восторгом зарывшийся в свои детские книги.

Потом она обнаружила шикарный ноутбук и опять не смогла побороть любопытство. По сути, она знала об Ахиме слишком мало, а о его сексуальной жизни почти ничего. Аннетта открыла крышку и включила компьютер, но виртуальный мир с предполагаемыми любовными письмами не раскрылся перед ней. Аннетта не знала пароль, и, как ни старалась, все ее попытки запустить программу провалились; к сожалению, имена подружек Ахима ей были неизвестны.

Внезапно раздался очень требовательный звонок во входную дверь, и Аннетта торопливо захлопнула крышку ноутбука. За дверью оказались вовсе не родственники, забывшие ключи, а двое посторонних мужчин. Комиссары полиции предъявили удостоверения и сообщили, что им надо задать обычные вопросы.

– Сейчас я дома одна и, видимо, не смогу вам помочь, – ответила Аннетта. – Я приехала на похороны только сегодня.

Полицейские попросили все-таки разрешения войти, и Аннетта не сумела отказать.

– Вы, вероятно, слышали, что в нашем мирном Бретценхайме было совершено убийство? – спросил у нее старший. – Убит, к несчастью, некий Хайко Зоммер. Вы его знали?

– Мне очень жаль, – ответила Аннетта, – вам лучше спросить моего мужа или свекровь.

– Мы пришли потому, что машину убитого недавно видели перед этим домом. Когда вернутся ваши родные?

В этот момент Аннетта услышала шум мотора и почти бегом направилась к двери.

– Поль, иди скорее в гостиную, – крикнула она, – здесь пришли люди из криминальной полиции. Ты что-нибудь знаешь об убийстве в Бретценхайме?

Поль отозвался не сразу, он сосредоточенно выгружал пакеты с продуктами из багажника.

Ахим сориентировался быстрее.

– Мама, будет очень мило с твоей стороны, если ты заберешь Аннетту с собой на кухню, иначе она у нас умрет с голоду, а мы с Полем пока займемся легавыми.

Аннетте показалось, что так называть двух вежливых мужчин несколько неуместно, но все же Ахим проявил чуткость, желая избавить мать от неприятного общения; Полю такое в голову никогда не пришло бы.

На кухне свекровь надела поверх белого платья передник цвета тыквы и спросила:

– Может быть, пока выпьешь какао? Нам сейчас же надо приступать к готовке, есть молодая картошечка и ростбиф под соусом, Жан-Поль это очень любит.

Аннетта напряженно вслушивалась, пытаясь уловить, что обсуждают четверо мужчин в соседней комнате.

Один из них наконец открыл дверь в коридор, и теперь можно было разобрать слова Ахима:

– Когда именно это было, я не помню. Господин Зоммер хотел купить машину у меня на фирме и вел переговоры со мной лично. Опрашивать мою мать нет необходимости, они наверняка не были знакомы.

Аннетта засомневалась в его словах, потому что, по ее разумению, Ахим давно не жил в доме родителей и уж тем более не занимался продажей автомобилей в родительской гостиной.

– Аннетточка, с одной рукой ты все равно не сможешь покрошить зелень, – произнесла свекровь. – Расскажи мне что-нибудь о твоих увлекательных поездках! Впрочем, в мое время после сотрясения мозга рекомендовалось лежать три недели.

Наконец они услышали, как хлопнула входная дверь. Но Поль и Ахим, по всей видимости, не жаждали помогать на кухне, потому что продолжили разговаривать, но теперь невозможно было разобрать ни слова.

– И в печальных событиях можно найти хорошую сторону, – сказала свекровь. – Я всегда очень хотела, чтобы мои сыновья всю жизнь оставались друзьями. К сожалению, в последние годы они не слишком часто общались – разные сферы интересов… А теперь они снова живут душа в душу, все же кровь не водица.

Аннетта часто слышала из уст свекрови эту поговорку и ненавидела ее от всей души. Разве это не означало, что она для семьи мужа так, седьмая вода на киселе?

За ужином, который накрыли раньше обычного, Поль спросил брата:

– Когда же, в конце концов, ты познакомишь меня со своей подругой?

Аннетта заинтересованно подняла глаза от тарелки, когда Ахим ответил:

– Понятия не имею. Она вернется из отпуска через несколько дней и, судя по всему, в первые дни будет очень занята.

– А как ее зовут? – не удержалась Аннетта.

Поль и свекровь ответили одновременно: «Джина» и «Грация».

Все рассмеялись, а Аннетта спросила:

– И все-таки?

Но Ахим не пожелал углубляться.

– Не будь такой любопытной, малышка. – Он посмотрел на Аннетту взглядом самого настоящего Адониса.

Как всегда после хорошей еды, настроение было отличным, о покойном больше не говорили. Выпив два бокала красного вина и пару раз посмеявшись, Аннетта раскраснелась и похорошела прямо на глазах. Все же скоро она почувствовала усталость, поскольку еще не отвыкла от больничного ритма жизни.

Свекровь сжалилась, спросив, не хочет ли она уже лечь в кровать, и наконец приготовила ей постель в комнате для гостей. Аннетта сразу задремала и не слышала, когда разошлись по спальням остальные.

Глубокой ночью Аннетта почувствовала, что рядом с ней кто-то лежит, и застонала от давно сдерживаемого желания. Она еще толком не проснулась, когда самоконтроль вновь взял верх.

– Рядом спит твоя мать, – шепнула она, решив дружеской лаской смягчить свой вторичный отказ. Но, коснувшись начавшей лысеть головы, вскрикнула от неожиданности.

Поль включил ночник и посмотрел на жену, качая головой.

– Нет так нет, – сказал он и ушел.

 

13. В орлином царстве

В день, когда Полю исполнилось двенадцать, его переселили в мансарду. Это владение всеми средствами пытались сделать для него привлекательным. «Здесь, под самым небом, – говорила ему мать, – ты будешь жить, как орел на вершине горы». Она так подчеркивала его статус взрослого, что Поль не осмелился возражать. Отец поднялся к нему только один раз предупредить, что электрический обогреватель следовало включать только в очень холодные дни, в противном случае использованное электричество Поль будет оплачивать сам. Поль не особенно старался следовать этому правилу, но расходы за электроэнергию никогда не пересчитывались. Тем не менее зимой он мерз; летом же, напротив, под крышей было слишком жарко.

Лишь много лет спустя Поль признался матери, что тогда ему хотелось остаться в одной комнате с Ахимом, в непосредственной близости от родителей. Тут-то он и узнал, что Ахим, вынужденный слушать ночные лекции старшего брата, оказывается, страдал и больше не мог этого выносить.

Мальчиком он мучился одной мыслью: может быть, его сослали под крышу потому, что он подкидыш, а вовсе не сын своих родителей? Поль не забыл свои детские страхи. Теперь, когда он получше узнал свою мать в плане темперамента, другой вариант казался ему более реальным: отец из великодушия женился на уже беременной матери, но втайне больше любил Ахима, своего родного сына. Это, разумеется, тоже чушь, сказал Поль самому себе, его сходство с отцом никто не может оспаривать.

В отличие от сегодняшнего дня Поль обычно просыпал по утрам. Несмотря на это, он еще помнил, как было трудно, когда ему ночью хотелось в туалет. Он то и дело пытался соорудить временный писсуар, выходящий благодаря смелой конструкции прямо в водосток. Почему ему тогда не отдали пустовавшую комнату для гостей, подумал он недовольно, и почему родители оборудовали себе шикарную ванную, но не потратили ни пфеннига на его потребности? Кроме того, он так до конца и не разобрался, почему брат и сегодня решил ночевать в родительском доме: в конце концов, до его собственной квартиры отсюда недалеко. Сама мысль о том, что у всех остальных туалет в непосредственной близости, а ему придется спускаться по крутой лестнице, заставила Поля заснуть сердитым.

В три часа он проснулся, но смог заставить себя потерпеть еще. В половине четвертого это было уже невозможно. Слишком усталый, даже для того, чтобы выругаться, он отправился вниз. Выйдя из ванной, он заметил свет, пробивавшийся из-под двери комнаты Ахима. Поль осторожно нажал на ручку, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Но постель брата была пуста. Может, Ахим все же уехал домой?

Внезапно страшная мысль мелькнула в его тяжелой со сна голове. Он резко рванул дверь родительской спальни и бесцеремонно включил свет. К счастью, мать не проснулась.

Сумеет ли он когда-нибудь забыть о чудовищном призраке инцеста? Руки Поля дрожали, когда он открывал дверь в комнату для гостей. Чтобы сориентироваться, пришлось включить лампу и здесь. Аннетта крепко спала и выглядела невинной овечкой. Поль погасил свет и плюхнулся на кровать рядом с женой. У него было такое чувство, словно его только что колесовали.

Примерно через четверть часа ему стало лучше, он почувствовал себя довольно сносно. Ольга сейчас шатается по Андалусии, может быть, даже с каким-нибудь латинским мачо. Почему бы ему не попробовать разок с собственной женой? Аннетта была мягкая и теплая, на его прикосновение она среагировала хоть и сонно, но положительно. Наконец она проснулась, повернулась и шепнула ему что-то. Поль так и не понял, почему она вдруг вскрикнула.

Чтобы отвлечься в своей каморке от навязчивых страхов, Поль принялся листать разные книги с иллюстрациями, любимые им когда-то в детстве. Но ни «Открытия на заре цивилизации», ни «Фауна пустынь» не смогли его отвлечь от тяжких мыслей. Наконец он взял в руки «Сказания классической древности». Подростком он считал продиктованные сладострастием проделки Юпитера особенно коварными, ведь отец богов принимал даже облик Амфитриона, чтобы ночью пробраться в постель к его жене. Считается, что Алкмена отдавалась коварному двойнику, ни о чем не подозревая. Можно ли ей верить?

И если Аннетта казалась в постели милой маленькой девочкой, то в отличие от Алкмены ждала, быть может, вовсе не законного мужа Амфитриона, а сразу Юпитера.

Надо ли спросить утром у Аннетты, почему она вскрикнула? Поль уже заранее придумал ответ: крик был не от страха, а от боли, потому что он случайно задел сломанную руку.

Было почти половина пятого, когда Поль услышал тихие шаги этажом ниже. Брат явился домой только сейчас? Он молнией спрыгнул с постели и чуть ли не слетел по лестнице. Свет в коридоре горел, ванная была занята. Дрожа от холода, Поль присел на корточки на ковер и стал напряженно ждать.

Через две минуты дверь ванной открылась и вышел Ахим, на нем был безупречный черный костюм.

Братья уставились друг на друга.

– Что ты делаешь тут на полу? – спросил Ахим.

Одновременно Поль спросил:

– Ты откуда? Почему в костюме?

Поль ответил, что ждал, пока освободится туалет. Ахим сказал:

– Симон одолжил мне свой смокинг, послезавтра же похороны. Но к сожалению, мы с ним заболтались.

Он благоразумно предложил немедленно отправиться в постель.

Но Поль по-прежнему не мог уснуть. Наступила среда, на пятницу назначены похороны, дома он окажется только в субботу. Собственно говоря, Ольга должна была появиться завтра. Да и его отпуск скоро закончится, на следующей неделе уже назначены встречи с клиентами, в том числе и с Маркусом. День развода был известен; вопрос времени, когда она узнает о беременности Кристины и начнет исходить гневом. Нужно л и ей завтра звонить? «Ну, дорогая, как тебе понравилась Гранада?» А может, Ольга уже слышала о смерти его отца и сама объявится, чтобы принести соболезнования. Поль был бы рад избавиться от всех обязанностей и сегодня же ночью отправиться хоть на Камчатку.

* * *

– Мальчики еще спят, – сказала свекровь Аннетте. – Придется нам завтракать без мужского общества.

Поскольку обеим особенно нечего было сказать друг другу, каждая на своей части стола листала газету.

– Здесь есть кое-что об убийстве в Бретценхайме, – сказала Аннетта. – Прочитать вслух?

– Я прочту потом сама, – ответила свекровь. – Скажи только, убийцу уже нашли?

– Нет, кажется, случай запутанный. У убитого, то есть Хайко Зоммера, был очень большой круг общения. И много долгов. Вы были знакомы?

– Собственно говоря, нет. Мы бывали в его ресторане пару раз, иногда он выходил к посетителям.

– Здесь написано, что он был очень спортивным, хорошо тренированным, и поэтому его убийца должен быть просто горой мускулов. Смерть наступила от удушения – звучит просто ужасно!

Сказав это, Аннетта устыдилась. Вот деликатный Ахим не стал бы перед похоронами рассказывать матери такие ужасы. Но свекровь отнеслась к этому спокойно.

– Хотя я всегда смотрю по телевизору детективы, – заметила она, – но никак не думала, что убийство может произойти прямо у порога… Если предположить, что это личные счеты, тогда нам в принципе нечего бояться, даже если убийца бродит где-то поблизости. Сиди, сиди, Аннетточка, я только уберу чашки. С одной рукой от тебя все равно мало толку.

Спустя некоторое время мать Поля вернулась с небольшой коробкой в руках.

– Жан-Поль и Ахим уже взяли кое-что на память об отце. Я подумала, что тебе, может быть, понравится что-то из фамильных украшений. Посмотри!

Аннетта с любопытством подняла крышку и стала рассматривать разноцветное сплетение бус из стекла и полудрагоценных камней.

– Спасибо, Хелена, – благовоспитанным тоном произнесла она. – Мне хотелось бы взять эту нитку кораллов.

Видимо, на лице Аннетты было написано разочарование, ведь она рассчитывала увидеть королевские драгоценности.

Мать Поля вздохнула:

– Разве Жан-Поль тебе не рассказывал? Десять лет назад наш дом ограбили, унесли все самое ценное. Ты сегодня какая-то бледная, какое у тебя давление?

Аннетта ответила, что давление низкое, правда, за границей смеются над этим «немецким недугом» и не считают гипотонию болезнью.

Вопрос о давлении стал для свекрови отличным поводом для горячей тирады, пропагандирующей китайскую гимнастику.

– К сожалению, мои сыновья страшные лентяи. Совершенно не занимаются спортом. Уж как я старалась уговорить Жан-Поля, все напрасно. Ахим ненамного лучше, но, к счастью, он в меня, худощавый. А Жан-Поль склонен к полноте, как и его отец. Жан-Полю нужно срочно что-то с собой делать, в последнее время у него явно оформился животик. Если вам не нравится гимнастика тай-цзи, можно записаться в теннисный клуб или играть в гольф! Да и тебе с твоим давлением не следует забывать: жизнь – в движении!

* * *

Когда мужчины проснулись и вышли к завтраку, Аннетта почувствовала облегчение, хотя тут же попала впросак. Она вновь попыталась поднять за столом интересную тему убийства в Бретценхайме и во второй раз почувствовала себя слоном в посудной лавке. Ахим оборвал ее самым недвусмысленным образом.

Поль поинтересовался у матери, что ему следует надеть в пятницу.

Мать задумалась.

– У тебя вообще нет темного костюма?

Поль ответил, что нет.

– Тогда одолжи у Ахима его темно-синюю спортивную куртку.

Аннетта громко рассмеялась, представив своего мужа в тесной куртке с длинными рукавами. На кладбище он будет выглядеть настоящим пугалом. Как и следовало ожидать, Поль поднялся и обиженно вышел из комнаты.

– Пойду прогуляюсь, – сказал Ахим. – Малышка, пойдешь со мной?

Жизнь – в движении, подумала Аннетта, решив в порядке исключения последовать совету свекрови. Вслух она сказала, что для долгой прогулки еще слишком плохо держится на ногах.

После недолгой поездки на машине они оказались в Майнц-Гонзенхайме, районе, где были построены несколько роскошных вилл в стиле модерн.

– Пройдемся минут десять, тебя это не утомит, – сказал Ахим. – Разглядывать дома – моя страсть. Всегда представляю себе, какой бы я купил, если бы выиграл в лотерею.

Аннетта тоже любила эту игру.

– Может быть, выберем вон тот, желтый? – спросила она и указала на идиллический дом с большой плакучей ивой в палисаднике.

– Тут есть и получше, – ответил Ахим.

У какой-то садовой калитки их облаяла скандальная гладкошерстная такса, бежавшая за ними вдоль чугунной решетки до самого конца участка.

– У нас была точно такая же собака, – сказал Ахим. – И принадлежала она именно мне.

– В самом деле?

– Ну да. Вообще-то собака старается держаться поближе к главе семьи и к кухне. Другими словами, моя такса была уверена, что она мамина собака.

– Сколько тебе тогда было лет?

– Когда мне подарили ее на день рождения – девять лет, когда она умерла – десять.

Ахим вдруг остановился и взял Аннетту за руку. Аннетта заметила, что он взволнован.

– Наша мать любила этого песика уж точно больше, чем меня. Кормила его свежей печенкой, чистила морковь, подолгу гуляла с ним. Когда она читала, пес ложился у нее в ногах. Иногда, когда у матери не было настроения, выводить собаку должен был я, и тогда она ненадолго становилась моей собакой. Короче, однажды я не взял ее на поводок, хотя мне было строго-настрого это приказано. Пес увидел кошку, с бешеной скоростью понесся наперерез движению и погиб под колесами прямо на моих глазах.

– Ужасно! – воскликнула Аннетта.

– Да, это было страшно, – подтвердил Ахим. – Но еще страшнее оказалось то, что меня обвинили в смерти собаки. Мама, конечно, была очень огорчена, но ведь я-то был всего-навсего ребенком! Вместо того чтобы меня утешить, она влепила мне пощечину и вообще вела себя со мной так, словно я преступник. Потом мне досталось еще и от отца: никогда больше в доме не будет никаких животных, потому что наш сын не знает, что такое ответственное отношение к своим обязанностям. Но никто ничего не сказал, когда Поль притащил домой вонючую старую крысу.

Аннетта поцеловала Ахима в щеку.

– Бедный мальчик, – с сочувствием произнесла она. – Ну ладно, пойдем дальше.

Перед одной виллой с роскошными витражными окнами стоял зеленый автомобиль, куда садились двое полицейских. Когда машина уехала, Аннетта с изумлением прочла на табличке у входа: «Хайко Зоммер».

– Значит, расследование еще не закончено, – произнес Ахим. – Впрочем, семьи у него не было – особняк наверняка выставят на аукцион.

Аннетте до смерти хотелось заглянуть внутрь; может, попробовать подойти с заднего двора?

Ахим хмыкнул:

– Какая ты любопытная! Полиция это не одобрит. Ладно, пойдем, попробуем подойти к дому через ворота в саду.

Они вышли по боковой тропинке к задней веранде и заглянули в зимний сад.

Столешница большого деревянного стола была выложена белой плиткой с бирюзовым орнаментом и отлично гармонировала с белыми книжными шкафами, два плетеных кресла так и располагали к отдыху. Как и на фасадной стороне дома, окна здесь были с узорчатыми стеклами – синими, зелеными, желтыми, в комнаты лился изумрудный свет.

Аннетта в восхищении воскликнула:

– Просто сказка! Ради этой виллы я бы даже оставила Мангейм. Этот дом перешел к нему по наследству?

– Нет, – ответил Ахим. – Он его купил. Дом находится под охраной как архитектурный памятник. Вероятно, он приобрел его, решив, что ресторан станет золотым дном. «Дикий гусь», конечно, пользовался популярностью, и там обычно было полно посетителей, но не каждый ресторатор может все просчитать.

– Откуда ты так хорошо это знаешь? – удивилась Аннетта.

– Слышал где-то, да сейчас все на свете только и говорят, что об убийстве.

– Ты хотел сказать, все в Бретценхайме, – с улыбкой поправила Аннетта.

Они все еще стояли в чужом саду.

– Поль тебе ничего не рассказывал о Хайко Зоммере?

Аннетта покачала головой.

– Этот тип был любовником нашей матери, – едва слышно прошептал Ахим.

– Нет, – воскликнула Аннетта, – я не могу в это поверить!

В эту минуту ее кольнуло злорадное чувство, что наконец-то на лакированном образе превозносимой Полем матери появилась порядочная царапина.

– К сожалению, это так. Мы с Полем застали их на месте преступления.

Не торопясь, они покинули большой участок со множеством старых сосен, который, к счастью, не просматривался из прилегающих садов.

Однако, когда первая волна враждебности спала, Аннетта не почувствовала ничего, кроме горечи. Почему муж ничего ей не сказал? Почему она все должна узнавать от его брата? Почему ее муж ведет себя так, словно она не принадлежит к их семье и не имеет права быть посвященной в их тайны? Внезапно у нее закружилась голова, и Аннетта присела на невысокий бордюр.

– Сиди здесь и не двигайся, – несколько растерянно велел ей Ахим. – Сейчас подгоню машину. Похоже, ты перенапряглась.

Аннетта кивнула.

В машине Аннетта откинулась назад и закрыла глаза.

– Тебе лучше, малышка? – озабоченно спросил Ахим.

– Уже все в порядке, – солгала она, пытаясь взять себя в руки.

Через минуту он опять остановил машину.

– Здесь я живу. Не хочешь для контраста посетить мое скромное жилище?

Аннетта хотела было ответить, что нет, лучше в другой раз, но любопытство в итоге победило. Трехэтажный съемный дом, конечно, ничего не имел общего с виллой в стиле модерн, а представлял собой типичную коробку семидесятых годов. Наверное, все же стоило бы заняться тай-цзи, подумала Аннетта, два лестничных пролета – это тяжело. Следующие ее мысли были довольно сумбурны: чего ожидать? Как понимать внимание Ахима? Попытается ли он еще раз поцеловать ее и раздеть, хотя один раз уже нарвался на отказ? В конце концов, она и сама не знала, чего хочет.

Обстановка в обеих комнатах была хоть и не слишком шикарная, но современная и практичная. Никаких личных вещей, за исключением плюшевого крокодила, не было. Ахим немного аккуратнее, чем Поль, заключила Аннетта, стараясь не смотреть в сторону широкой кровати.

– У тебя здесь очень мило, – сказала она. – Но я хотела бы вернуться к разговору о вашей матери. Сегодня утром я заговорила с ней об этом убийстве и не заметила никакого особого интереса с ее стороны. А ведь она должна была как-то отреагировать!

– Тебе так кажется, – ответил Ахим. – Она отлично умеет владеть собой. А после смерти отца разве она похожа на безутешную вдову?

– И все же я не могу в это поверить. И когда же вы их застали?

– В субботу перед Пасхой. Она лежала в постели, а он выжимал ей апельсиновый сок на кухне.

– Может, просто забрался к вам в дом.

– Не смеши меня, ты сама в это не веришь! Вор в папином купальном халате? Это был точно Хайко Зоммер, его фотографию напечатали в газетах. Да и вообще, про него поговаривали, что он мастер ухаживать за дамочками.

Аннетте пришлось признать поражение.

– Ваша то ли бесстрастная, то ли страстная мать остается для меня загадкой, – вздохнула она.

Ахим взял ее за руки:

– Малышка, ты очень милая, но безнадежно наивная. Мир, к сожалению, гораздо хуже, чем ты о нем думаешь.

Аннетта хотела возразить, что не такой уж она и ребенок, на пять лет старше его, но поцелуй помешал ей развить аргументацию и предотвратил возможное сопротивление.

И все же Аннетта повторяла как заклинание:

– Поль все-таки твой брат…

Ахим, занятый застежкой бюстгальтера, сказал:

– Да он, наверное, изменяет тебе уже много лет. Есть и еще кое-что, о чем ты не имеешь ни матейшего представления. Уж твоей преданности, видит Бог, Поль точно не заслуживает.

Когда на полу оказалась одежда Ахима, Аннетта избавилась и от сомнений морального порядка, и от своего ортопедического ошейника.

 

14. Траурный смокинг

Поль занялся в мансарде допотопным черно-белым телевизором. Обуреваемый исследовательским духом, он открутил заднюю крышку и ковырялся в телевизоре до тех пор, пока аппарат снова не начал показывать две программы. Когда он с большим интересом увлекся повествованием о том, как английский тюлень спас из воды немецкую овчарку, в дверь тихо постучали.

Аннетта колотила бы громче, подумал Поль. В комнату и в самом деле вошла мать.

– Прости, Жан-Поль, я помешала? Ты не мог бы спуститься в спальню? – спросила она и улыбнулась.

Поль покраснел как рак. Но не успел он устыдиться своих грязных мыслей, как она сообщила, что разбирает вещи в отцовском гардеробе. Завтра приедут из Красного Креста и заберут пару мешков. Некоторые вещи ей очень жаль отдавать. В ее словах была невысказанная просьба, и Поль отлично понимал – ей хотелось бы, чтобы пальто отца носили его сыновья.

Он послушно встал и пошел за матерью.

– А где, собственно, Аннетта? – спросил он.

– Наверное, легла, – ответила мама, решительно вторгаясь в глубину стенного шкафа. – Они с Ахимом довольно долго гуляли. Примерь-ка этот пиджак, – предложила она.

Он неохотно выполнил просьбу и посмотрел на себя в зеркало. К его ужасу, старый твидовый пиджак сидел на нем как влитой.

– Его папа купил в 1972 году в Глазго. Кожаные заплаты на локтях считались тогда особым шиком, материал просто вечный.

Приличия ради Поль согласился:

– Папа всегда обращал внимание на качество.

Чтобы избавить себя от всех дебатов, он дипломатично решил забрать все это барахло к себе домой, а уж там избавиться от него без помех.

Разбирая вещи, мать отложила в кучу, предназначенную для Красного Креста, и черный костюм.

– Постой! Но это же то, что нужно!

– Это смокинг, – назидательным тоном произнесла мать, – а вечерний костюм на похороны не надевают.

Поль тут же со злорадством сообщил, что Ахим уже взял напрокат именно для этого случая смокинг.

После его слов мать отказалась от своих предрассудков, столь же древних, сколь и неоправданных.

– По сути, Ахим абсолютно прав. С какой стати мы должны, как надутые мещане, трясти траурными нарядами? Я, наверное, буду вся в белом, как первые христиане. А люди пусть себе чешут языки! Надевайте что хотите, разрешаю! – Она погладила тонкую ткань. – Пиджак тебе наверняка впору, примерь брюки, – приказала она.

Поль как раз стоял перед матерью в трусах, когда вошел Ахим. На лице у него появилась коварная ухмылка.

– Ну и брюшко ты себе наел, – заметил младший.

– Ты как раз вовремя, – воскликнула мать. – Эти туфли почти как новые и могли бы тебе…

– Нет, спасибо, – отказался Ахим и, выходя из спальни, буркнул: – У вас просто какая-то навязчивая идея – выкинуть из дома все папины вещи!

Мать слегка обиженно возразила, что сделать это все равно необходимо.

В глубине души Поль считал, что брат прав, хотя сам предпочел бы сказать об этом другими словами. Ему говорили как-то, что близкие покойных с яростным отчаянием превращали их комнаты в «tabula rasa», отвлекаясь от своего горя с помощью генеральной уборки и решения организационных вопросов.

Мать, казалось, сама понимала, что ее спешка с разбором одежды сомнительна, но все же попыталась оправдаться еще раз:

– Вы оба скоро уедете, и мне уже не удастся выяснить ваше мнение.

Аннетта держала оборону в своей кровати. Если бы кто-нибудь вошел, она прикинулась бы мертвой. Но Поля, видимо, ни в малейшей степени не интересовало, как себя чувствует жена; он, похоже, вообще не заметил, что они с Ахимом куда-то уходили.

Сам черт ногу сломит в этой семейке! Ее муж готов произносить длинные речи, и при этом ограничивался лишь «да» или «нет», если дело касалось личных проблем, и замалчивал важнейшие факты. А можно ли доверять вкрадчивому Ахиму, который, напротив, легко разбалтывал все семейные тайны? У него предположительно имелась подружка, но на ночном столике не было никакой фотографии, которая бы подтвердила ее существование. Хотел ли он удавшейся наконец попыткой соблазнить невестку насолить брату? С другой стороны, в эти дни Ахим спал не в своей квартире, хотя для него это явно было бы удобнее. Уж не ради своей матери, подумала Аннетта польщенно.

Она и сама не знала, хорошо ей или плохо после этого короткого, бурного акта любви. Было и то и это. С одной стороны, она размышляла о том, как можно, не обращая внимания на время, наслаждаться любовью, с другой же стороны, не хотела рисковать во второй раз.

* * *

В дверь постучали, пришла свекровь.

– Детка, тебе нехорошо? – спросила она с таким сочувствием, что Аннетта не могла не приподняться в кровати.

– Я немного расклеилась, – пожаловалась она, – и очень устала. Наверное, выгляжу ужасно.

– Ну что ты, ты всегда выглядишь прелестно. Но быть может, перед похоронами стоит сходить к парикмахеру? Когда волосы в порядке, чувствуешь себя лучше.

Аннетте и в самом деле пока не удалось вымыть голову, на волосах все еще была запекшаяся кровь.

– Знаешь, я позвоню своему мастеру и договорюсь, чтобы тебе не пришлось ждать, – предложила свекровь.

Вернувшись, она сообщила:

– К сожалению, и в четверг, и в пятницу все занято. Но если ты соберешься с силами, то мастер готов тебя взять сейчас и очень осторожно привести твою головку в порядок. Сейчас спрошу, кто из моих мальчиков сможет тебя отвезти.

Вскоре Аннетта с Полем уже сидели в машине родителей. Лицо у Поля было недовольное, но отказаться от этого поручения он не мог. Когда подъехали, Поль предложил:

– Я пойду узнаю, сколько времени это займет. Если быстро, то подожду здесь.

Ему пообещали, что займутся наведением красоты немедленно, и Поль принялся с интересом рассматривать иллюстрированные журналы, столь уважаемые Ольгой и Аннеттой. У кассы зазвонил телефон, появилась начальница и записала в книгу очередную клиентку.

Поль снова повел себя как настоящий шпион. Заметив, что за ним долгое время никто не наблюдает, он взял книгу записи и перелистнул страницы назад. Мать утверждала, что в первой половине дня в прошлую субботу была здесь, и в книге действительно значилось: «11 часов, г-жа Вильгельме, стрижка плюс покраска».

Эта запись сбила его с толку. Что-то в истории с этим полуголым типом было не так, и ему очень хотелось немедленно получить ответ у матери. Но как заговорить с ней об этом, не касаясь интимной сферы?

Чтобы отвлечься, Поль взял в руки какое-то бульварное издание. Он рассеянно читал какую-то сногсшибательную историю, когда ему в голову пришла жуткая мысль: а если мать с помощью парикмахера просто обеспечила себе алиби, чтобы вместе с Хайко Зоммером воплотить дьявольский план? В больнице она посещала своего парализованного мужа по большей части одна, а с помощью своего жиголо смогла бы довести больного до белого каления куда более эффективно, чем это ненамеренно сделали сыновья. Разве не говорила она Полю совсем недавно, что хочет наконец пожить своей жизнью? Чем не мотив для убийства? Может быть, взбешенный отец заработал второй удар вовсе не из-за необдуманных слов Ахима, а в результате намеренной провокации собственной жены?

Поль опустил газету и продолжил размышлять. Поскольку Хайко Зоммер потребовал за свои услуги слишком много, маме пришлось убрать его на следующий день. Здесь греческая трагедия превращалась в фарс: хоть мама благодаря своей китайской гимнастике и находилась в отличной форме, но удавить физически крепкого мужчину наверняка не смогла бы.

– Полный бред, – произнес Поль вслух. Разозлившись на абсурдность своих измышлений, он обратился к безобидным журнальным сплетням про королевские дома Европы.

Через полчаса Аннетта снова надела свой фиксирующий воротник и расплатилась.

– Это и вправду было здорово! – довольно воскликнула она. – Теперь нерешенным остался лишь вопрос с платьем. Для твоей матери очень важно, чтобы все были в черном?

– Мы с Ахимом будем в смокингах, вдова – в белом. Если ты тоже выберешь цвет невинности, будем выглядеть прямо как две пары на венчании.

Аннетта хихикнула, но все же заметила:

– Мне кажется, это вовсе не повод для острот.

Еще издали Аннетта увидела, что входную дверь распахнул Ахим.

– Восхитительно выглядишь, малышка. Похоже, ты хочешь стать «Мисс Бретценхайм».

Аннетта скорчила гримасу, а Поль поправил:

– Она хочет стать самой красивой невестой на кладбище.

Было ясно, что Ахим не понял шутку, лицо у него побледнело, видимо, он подумал, что Аннетта рассказала мужу об их интрижке.

Аннетта была рада, что после парикмахерской ей предложили чай, а не обычный в этом доме крепкий кофе. Какое-то время все мирно болтали, затем свекровь сказала:

– Мне очень жаль, но придется еще раз похитить моего старшенького и помучить его кучей всяких бумаг. А чтобы все было справедливо, Ахим летом разок скосит траву.

Поль сразу же поднялся:

– Ну конечно, мама, ты всегда можешь на меня рассчитывать, если понадобится помощь.

Вообще-то Аннетте не очень хотелось оставаться в гостиной наедине с Ахимом: она еще не решила, хочет ли продолжать этот перспективный роман. Но ее уже несколько часов мучил один вопрос.

– Ты что-то намекал на то, что у Поля самого рыльце в пушку. Еще какие-то женщины?

Не успела она произнести эту фразу, как тут же пожалела. Если живешь в стеклянном доме, не стоит бросаться камнями.

– Это было давно, – многозначительно проговорил Ахим. Аннетта, в свою очередь, заметила, что своими намеками, видимо, он просто хочет подогреть к себе интерес. Тем не менее она не отступилась, посетовав под конец, что Ахим ей не доверяет.

– Все давно в прошлом, в далеком прошлом, – с удовольствием повторил Ахим. – Но я этого никогда не забуду. Поль сам мне рассказал, что он спал с мамой. Правда, один-единственный раз.

Аннетта уставилась на него, разинув рот.

– Не верю ни единому слову, – прошептала она наконец. – Я тебя попрошу никогда больше таких вещей про Поля не говорить. Я спрошу у него про это в твоем присутствии, и тогда мы посмотрим!

– Он солжет, – живо отозвался деверь, – и будет ненавидеть тебя до конца жизни. Аминь.

– Ты злой человек, – сердито сказала она, – нужно обладать совершенно извращенной фантазией, чтобы выдумать такое.

Она встала, ушла в свою комнату, бросилась на кровать и заплакала.

Поль съязвил, что они будут стоять над могилой, словно две пары новобрачных. У гроба, обитатель которого уже лишен способности возмущаться и протестовать, Аннетта видела шествующий квартет, само воплощение инцеста: она сама с Ахимом – своим деверем и любовником и Поль рука об руку с облаченной в белое матерью. «Надо бежать отсюда, – решила Аннетта. – Я в этом доме не останусь ни на минуту. У себя на работе я уважаемый, преуспевающий человек, а здесь становлюсь подозрительной истеричкой».

Наконец слезы у нее иссякли, и Аннетта юркнула в salle de bain Хелены. С Рождества родительская ванная запиралась не на обычный замок с вынимающимся ключом, а на задвижку, которую в крайнем случае можно было открыть снаружи отверткой или обычной монеткой.

После того как отцу стало плохо, сыновья посоветовали родителям не запираться в ванной, но те и слышать об этом не захотели. Поскольку туалет был совмещен с ванной, это решение им показалось неприемлемым. В конце концов все сошлись на новой системе замка. Разумеется, идея принадлежала Полю, ведь он считался в семье человеком с изобретательской жилкой; заменить замок пришлось Ахиму. «Лавры достаются одному, а работу приходится выполнять другому, – подумала Аннетта, – совсем как у нас в бюро». Сейчас, однако, она не слишком радовалась творческому началу Поля, поскольку ощущала потребность уединиться и отгородиться от всех прочих с помощью нормального ключа.

К сожалению, здесь было не так идеально чисто, как обычно: одежда свалена на полу в кучу, в ванне – грязная полоса мыла и сбритой щетины, вода не спущена. Неряхой на сей раз выступил не Поль, а опрятный Ахим. Преступника изобличали такие улики, как зеленые трусы и бутылка с медовым шампунем. Аннетта ненавидела любой беспорядок. Даже мыть руки здесь ей было неприятно.

Дверь в комнату Ахима была распахнута.

Всюду были разбросаны обувь и вещи – разгром, как после спешного отъезда. Даже мягкие игрушки уже не стояли на полках, словно кто-то их в спешке сбросил на пол. Свою злость на всех и вся Аннетта выместила, изо всех сил пнув жирафа ногой в сторону двери. Плюхающий звук сообщил о том, что туго набитый зверь долетел до ванной комнаты и приземлился прямо в ванну. С садистской радостью Аннетта принялась за оставшийся зверинец и в итоге утопила в ванне всю африканскую фауну. Справившись с этим, в отчаянии замерла.

Из-за приступа нервного смеха она не услышала, как появился Поль.

– По-видимому, удар головой о лобовое стекло не прошел бесследно, – сказал он.

Аннетта повернулась и зарыдала от мучительности всей ситуации. Муж неохотно обнял ее.

– Надо было тебе остаться в больнице еще на несколько дней, – произнес он и погладил жену по спине, с удовольствием глядя, как любимцы Ахима тонули в грязной воде. – Ты не видела маму? – спросил Поль. – Я ищу папин маникюрный набор. Там футляр крокодиловой кожи – будет обидно, если он достанется Красному Кресту. – Открыл шкафчик и принялся в нем рыться.

Аннетта также стала шарить среди полотенец и запасов туалетной бумаги, нащупала что-то твердое и победно вскричала:

– Нашла!

Однако странный черный предмет на ремешке не имел ничего общего с элегантным футляром крокодиловой кожи.

– Интересно, – произнес Поль.

– Что? Почему? Что это вообще такое? – спросила Аннетта, подозрительно рассматривая необычный прибор, чем-то похожий на жука-оленя. – Что-то связанное с извращенным сексом?

– Это электрошокер, – пояснил Поль и задумался. У него тоже был такой, заказанный сто лет назад в магазине «Товары – почтой».

– А зачем он нужен? – неодобрительно поинтересовалась Аннетта.

– Вообще-то подобные вещи придуманы для дам. Если окажешься одна на улице, можешь воспользоваться этим для защиты. Если на тебя кто-нибудь нападет, обидчика можно нейтрализовать как в непосредственной близости, так и на расстоянии двух метров. Только представь себе: 200 тысяч вольт, поступающие по позолоченным электродам, пробивают самую плотную одежду, даже кожу…

– Ты совсем с катушек съехал! – закричала Аннетта, от возмущения срываясь на родной диалект. – Всерьез думаешь, что буду носить в сумочке эту мерзость?

С этими словами она выскочила из ванной и, надутая, забралась в кровать. Все обезумели, решила она и тут же должна была себе сознаться, что сторонний наблюдатель, увидев утопленные игрушки, наверняка решил бы, что это дело рук психа.

Опасный предмет под упаковкой с прокладками еще долго занимал ее мысли. Ясно, что электрошокер засунули туда, чтобы можно было быстро достать. Свекру, по ее мнению, в качестве личного оружия больше подошли бы дуэльные пистолеты, а не эта техническая новинка. А матери Поля? Как-то она спросила, является ли тай-цзи боевым искусством. Хелена ответила, что изначально так и было, но теперь в основном это искусство медитации, мягкой активизации всех мышц и циркуляции энергии тела.

Естественно ли для женщины, которая в укромном уголке сада занимается гармоничными упражнениями, обзаводиться таким вот электрошокером?

 

15. Колыбельная

Полю всегда нравилось лежать в теплой постели и слушать, как снаружи стучат капли. В тринадцать лет он как-то оказался в палаточном лагере в плохую погоду. Остальные мальчики жаловались на дождь, а он был счастлив и чувствовал себя в безопасности. У него в рюкзаке были интересные книжки, Поль валялся на надувном матрасе и с утра до вечера читал про норвежскую полярную экспедицию. В другой раз ему пришлось ночевать в каюте каботажного судна, и он часами слушал тихий плеск Неккара за бортом. С тех пор у него и появилась мечта о собственной яхте с койками, обшитыми тиковым деревом.

В детстве иногда он чувствовал себя одиноким, но вскоре научился переживать такие моменты и даже наслаждаться одиночеством. Самыми прекрасными для него были сумеречные дни в мансарде во время осенних гроз. Если за окном лил дождь и гремел гром, он, незаметно от всех, поливал содержимым своего мочевого пузыря мокрую черепицу крыши, а внизу появлялся очень неохотно, только к обеду или к ужину. Для непредвиденных случаев у него был припрятан небольшой запас орешков с изюмом и маком.

Его страсть к шуму дождя была напрямую связана с горизонтальным положением тела, потому что Поль ненавидел ходить с зонтом или в резиновых ботах. Он терпеть не мог бодренькую поговорку, что, мол, не бывает плохой погоды, бывает неправильная одежда. Иногда, просыпаясь ночью и радостно слушая, как капли стучат по крыше, Поль рисовал себе мирную картину, как он лежит в земле, тело медленно разлагается, чтобы влиться в конце концов в вечный круговорот воды, текущей по крышам, улицам, полям и лесам.

Кремация – это безобразие, думал он, сожжение только способствует повышению содержания озона. Куда лучше было бы, чтобы у всех людей на земле было право на могилу в море или в земле без обычного дубового гроба. Всякое мертвое тело должно быть доступно другим организмам, чтобы на нашей планете, где обитают самые разнообразные существа, поддерживалось бы равновесие. Тема была актуальной: поскольку у них не было фамильного склепа, мать ратовала за кремацию. Ахим согласился, а Поль был рад, что в конце концов уговорил ее на традиционное погребение.

Отец скоро будет смотреть снизу, как растет редис, а может, незримым гостем вернется в семью; ему больше не надо будет слушать болтовню и благочестивые песнопения в кладбищенской капелле. Пока его душа солнечным лучом будет скользить среди высоких деревьев, тело будет покоиться в темной могиле и дремать, близясь к своим истокам. И Поль просвистел «And his soul goes marshing on».

Когда его посещали такие мысли, он чувствовал, что приближается к своему тезке, хотя, к сожалению, не может выразить эти чувства в стихах. Кстати, кто автор стихов, что ему по вечерам читала мама, когда он еще не ходил в школу, и которым он с жадностью внимал? Ребенком Поль часто требовал «Колыбельную», хотя и думал при этом не столько о журчании ручья, сколько о своих стеклянных цветных шариках.

Поль торопливо бросился вниз и крикнул, как мальчишка:

– Мама! Мама!

Она как раз закончила прибирать на кухне и, снимая передник цвета тыквы, спросила, в чем дело.

Мама согласилась выполнить его просьбу, и Поль обратился в слух. У нее по-прежнему был чудесный голос.

Конечно, она знала имя этого поэта-романтика.

– Как чудесно, что ты напомнил мне «Колыбельную» Клеменса Брентано. Сначала мы хотели твоего брата назвать в его честь, но папе не нравилось имя Клеменс. Поэтому мы выбрали Ахим в честь Ахима фон Арнима. Если между нами, мне больше хотелось бы иметь Беттину.

– А может, ты прочтешь эти стихи на кладбище? Разве это не оригинальная идея? – предложил Поль. – Ведь в речи совершенно чужого пастора не будет ничего личного.

Она с неприятным удивлением взглянула на сына:

– Хотя я знаю много хороших колыбельных, мне кажется претенциозным и неуместным читать их на могиле мужа. Нет, Жан-Поль, оставим это.

Они помолчали. Наконец мать сменила выражение лица, а заодно и тему:

– Пойдем со мной, хочу кое-что тебе показать, пока я не стала наводить там порядок. Меня начинает беспокоить твой брат.

– Он беспокоит тебя с тех самых пор, как появился на свет! – с горечью сказал Поль и прошел за матерью в ванную.

– Только посмотри! – с возмущением всплеснула она руками. – Это же ненормально! Мальчику тридцать пять, а он купается со своими игрушками!

Поль усмехнулся:

– На этот раз мне в порядке исключения придется взять Ахима под защиту, потому что автор этой восхитительной картины – Аннетта.

– Прекрати сейчас же, даже не думай его защищать. Я точно знаю, что это он! – вспылила она и тут же пояснила: – Я позвала Ахима к телефону, он выскочил из ванны, весь мокрый, с одним полотенцем на бедрах. Наверное, звонок был очень важный, он тут же унесся сломя голову. Но это его нисколько не извиняет.

– И кто же ему звонил? – поинтересовался Поль, но мать знала только, что голос был женский. Она даже побежала за Ахимом, потому что он выронил свой бумажник.

Как представитель правосудия, Поль посчитал себя обязанным выступить адвокатом брата: хотя грязная ванна и останется целиком на его совести, купался он все же без своего зверинца.

– Наша чувствительная Аннетта так разнервничалась из-за грязи в ванне, что пошвыряла все эти игрушки в воду. Не смотри на меня с таким ужасом, у нее в самом деле серьезное сотрясение мозга!

Мать выловила отвратительные комки, вывалила в раковину и спросила, обращаясь скорее к самой себе:

– А их можно сунуть в сушилку?

– Лучше выброси их или повесь сушиться на веревке, – посоветовал Поль. – А Ахиму скажешь, что его звери запылились и ты их выстирала в стиральной машине. Кстати, не знаешь, где папин маникюрный набор?

– Должен быть здесь, в шкафчике, – ответила она, вытаскивая за ухо слона.

– Там я уже искал и обнаружил вот это НЛО! – Поль помахал перед ее глазами электрошокером.

Мать даже толком не взглянула, продолжая заниматься начатым делом.

– И что же это?

– Мама, это очень специфический предмет, – осторожно произнес Поль.

Она раздраженно оглянулась:

– Что?

Поль попытался выяснить, не принадлежала ли эта вещь отцу, но она растерянно пожала плечами в ответ и смущенно предположила, что это какой-нибудь электрический аппарат, а потому не может ли он иметь какое-то отношение к папиной видеоколлекции?

Поль улыбнулся, когда она высказала очередную догадку: без сомнения, этим прибором Ахим пользуется для бритья.

– Уж точно не для бритья, – ответил Поль. – Это вообще-то оружие для защиты.

Мать облегченно вздохнула, явно удовлетворенная тем, что к видео находка не имела никакого отношения, и с корзиной, полной мокрых плюшевых игрушек, направилась в подвал. Поль засунул подозрительную вещь туда, где она была спрятана.

* * *

За ужином никто из осторожности не заводил речь ни о грязной ванне, ни об игрушках, ни об электрошокере. Покупкой продуктов и ужином занимался Ахим, и всех впечатлило его умение за короткое время приготовить вкусную еду.

– Мне кажется, Ахим мог бы открыть первоклассный ресторан для гурманов, – заявил Поль, и мать кивнула, соглашаясь.

Поставив тарелку Аннетты перед собой, Ахим нарезал небольшими кусочками телячью печенку.

– Может, я и вправду открою кафе. Мне сегодня предложили купить «Дикого гуся».

– Но у тебя уже есть договоренность с «Тойотой», – несколько обеспокоенно ввернула мать.

– Еще ничего не подписано, – возразил Ахим. – И не беспокойся так, мама. Твои сыновья уже давно не дети.

– Я прекрасно это знаю. И никогда не переживаю за своих чудесных отпрысков.

Это смелое заявление заставило Аннетту хихикнуть.

После ужина они смотрели фильм по телевизору, и история графа Монте-Кристо, как всегда, целиком и полностью завладела всеми. После десяти вечера сначала ушла Аннетта, потом мать, а затем и Поль. Ахим остался в гостиной в одиночестве, то и дело переключая каналы.

К счастью, снова шел дождь. Поль, счастливый, лежал в постели и слушал. За много лет плющ добрался до крыши, и шум дождя стал еще уютнее, чем прежде. Воспоминания детства вставали в его памяти, и постепенно мысли Поля снова обратились к семье. Хотя Ахим сегодня и дискредитировал себя в глазах Аннетты и матери, ему удалось искупить свою неряшливость хорошим ужином. Вот так всегда: брат может позволить себе что угодно, для мамы он всегда будет золотым ребенком, а теперь он еще и проявил себя как отличный повар. К сожалению, в этой области Поль не мог составить ему конкуренцию.

Аннетта боялась предстоящих похорон и мечтала о том, чтобы провести выходные в собственном доме. Рано утром она решила налить себе чашку чая, чтобы выпить в постели, и по дороге наткнулась на свекровь. Та занималась своими упражнениями. Аннетта попыталась незаметно проскользнуть мимо, но избежать нравоучений ей не удалось.

– Все движения подсмотрены у природы, – сообщила мать Поля и продемонстрировала, как пятятся, защищаясь от обезьяны.

Аннетте пришлось также увидеть, как побеждают тигра, как ловят воробьиный хвост и как разделяют гриву дикой кобылице. К счастью, лекция была прервана приходом госпожи Цизель, которая убирала в доме два раза в неделю.

Поль тоже считал дни до отъезда, часто думал об Ольге и то и дело пытался до нее дозвониться. Наконец это ему удалось.

– Как Гранада? – спросил Поль, изо всех сил стараясь, чтобы в голосе не было ни заискивающих, ни жалобных ноток.

– А что Гранада? – спросила она в ответ. – Много солнца, разумеется. Почему ни одна сволочь не рассказала мне, что Маркус своей поломойке сострогал ребенка?

– Ольга, – с укором сказал Поль. – Сейчас у меня совсем другие заботы. Умер отец, завтра похороны.

После этих слов она засопела в трубку, заверила его, что ей очень жаль, и поинтересовалась, где он сейчас.

Договорились встретиться на выходных. Поль смог бы отговориться дома тем, что на работе из-за вынужденного перерыва очень много дел. Он заранее радовался тому, как будет пировать у Ольги, а потом наконец сможет расслабиться. По сути, не такое это плохое дело – делить стол и постель с двумя женщинами: у любовницы – веселье и приключения, у жены – порядок и покой.

Именно сегодня, в четверг, они ждали родственников. С тетей Поль был едва знаком, кузину не знал вовсе.

– Сколько лет, собственно, этой Саскии? Чем она занимается? – спросил он за завтраком, так как никогда толком не прислушивался к рассказам о родных.

Мать ответила, что Саския чуть моложе Ахима, она играет на флейте в оркестре на радио.

– Она замужем? Дети есть? – спросила Аннетта.

– Разведена. Сейчас живет со своим другом, он тоже музыкант.

Мать заказала номера в гостинице не только для родственников, но и для друзей. Но церемония похорон должна была состояться в узком кругу.

– Кофе остынет, – с упреком заметила хозяйка дома. – Жан-Поль, посмотри, что там делает Ахим.

Поль обнаружил в комнате младшего брата только нетронутую постель.

Аннетте хотелось поподробнее разузнать о личной жизни Ахима, и она как можно небрежнее спросила свекровь, что та думает о его подружке.

Реакция Хелены не говорила о симпатии.

– Ахим знакомил нас с таким количеством девиц, что все они перепутались в голове. Но эта Кармен совершенно бесст…

Аннетта не смогла сдержать радостного восклицания, тут же была наказана неодобрительным покашливанием, однако не обиделась. Для нее было очень кстати, что деверь оказался ветреником, – это значило, что интрижка не имеет никакого значения, инцидент в любое время можно считать исчерпанным. Один раз не считается.

Но тут она заметила, что мать Поля задумалась о чем-то своем.

– Дети, – решительно сказала она, – сейчас я поеду в город и куплю себе черный костюм.

Поль обменялся с Аннеттой удивленными взглядами.

– Не из-за разговоров, а чтобы не шокировать папину сестру. Тетя Лило – весьма и весьма буржуазная старая перечница. Аннетточка, ты не хочешь составить мне компанию?

Поля составить компанию не просили, и тот остался дома один.

Он воспользовался возможностью избавить мать от ненавистной ей официальной переписки. К сожалению, Ахим забрал с собой ноутбук, правда, в доме все равно не было принтера. На древней пишущей машинке Поль напечатал письма в больничную кассу и пенсионную контору, в банк, страховую и финансовую службы, приложив к каждому письму заверенную копию свидетельства о смерти. Теперь нужно было, чтобы мать поставила свою подпись.

Поль как раз искал в письменном столе отца конверты, когда в комнату вошел младший брат.

– Что, завещание так и не нашлось? – с нетерпением спросил Ахим.

– Насколько мне известно, – ответил Поль, – отец не изъявлял свою последнюю волю, а в таких случаях в силу вступает закон о праве наследования. Наследниками являются дети и супруг или супруга. Мама получит половину, мы поделим остальное. Но поскольку папины средства по большей части вложены в родительский дом, о наличных можешь не мечтать.

Ахиму, похоже, это сообщение не очень-то понравилось.

– Этот дом слишком велик для одного человека. Мама наверняка решит переехать в квартиру поменьше. Я тут ради интереса спрашивал у маклера о реальной стоимости…

Поль резко оборвал его. Не хочет же он выставить из дому собственную мать! До сих пор мама и словом не обмолвилась, что не собирается жить в своем доме до конца жизни.

Если уж Поля понесло читать нотации, остановиться ему всегда бывало трудно.

Особенно жадные до денег наследники, вещал Поль, как, например, его брат, могут потребовать, чтобы собственность была в течение трех месяцев продана с аукциона. Но даже сама мысль об этом ему противна!

– Я совсем не это имел в виду, – смущенно начал оправдываться Ахим. – Конечно, мама останется жить здесь, само собой разумеется. Но с другой стороны, после продажи виллы у нее появились бы солидные средства, и самым простым решением будет, если она выплатит нам наши доли.

– Чего ты хочешь, собственно? Ты ведь только что получил бабки, – раздраженно буркнул Поль. – Тебе-то мама отстегнула, это я остался, как всегда, на бобах. И тебе все мало?

На самом деле Поль опасался, что дело рано или поздно дойдет до конфликта, потому и отреагировал на слова брата жестче, чем намеревался сначала. Серьезно обдумав слова Ахима, он признал, что в идее выплаты их доли наследства есть свой резон. Перед его мысленным взором уже вставала небольшая яхта, вся команда которой будет состоять из единомышленников, которые выполняют свои обязанности по велению сердца, а не из-за денег. В его каюте будет водяная кровать, и Поль сможет пару лет предаваться мечтам и безделью, плавать от одного греческого острова к другому и рисовать живописные развалины.

Ахим не стал настаивать, о чем-то напряженно размышляя.

– Я поговорю с мамой с глазу на глаз, – пошел Поль на попятную. – Но очень осторожно, при благоприятных обстоятельствах.

 

16. Чудовище

Аннетта тем временем освободилась от шейного корсета. Поскольку она больше не чувствовала себя гималайским медведем, то решила вместе с матерью Поля приобрести подобающее траурное платье. Например, какой-нибудь темный брючный костюм, который потом можно будет носить на работу с пестрой блузкой, шелковым платком или модными бусами.

Манера свекрови водить машину Аннетте до того времени была незнакома, но на удивление ей понравилось, как Хелена держится за рулем. И покупка черного костюма удалась с первой попытки.

– Черное тебе к лицу, Хелена, – искренне сказала Аннетта и сняла с вешалки темный костюм. – Как ты думаешь, может, мне примерить вот этот?

– Надеюсь, не ради завтрашнего дня? – спросила свекровь. – Нет-нет, Аннетточка, ты не должна тратиться ради похорон, ты все-таки не кровная родственница…

От бешенства Аннетта покраснела как рак, но справилась с собой и предложила выпить по чашечке эспрессо.

Свекровь заметила, что Аннетта разозлилась, и ласково похлопала ее по руке:

– Детка, ты неправильно меня поняла, – конечно, ты тоже родная нам, но иногда в тебе больше консерватизма, чем в нас, стариках!

– Под консерватизмом ты подразумеваешь мещанство, – нанесла ответный удар Аннетта. – Но лучше я буду мещанкой, чем такой лицемеркой, как ты!

Поскольку свекровь на этот выпад никак не отреагировала, Аннетта стала еще агрессивнее.

– Зачем тебе вдруг понадобились черные тряпки? Ведь твой так называемый траур вовсе не по мужу, а по любовнику!

Хелена застыла как громом пораженная.

– Что ты сказала? – срывающимся голосом переспросила она и попыталась изобразить улыбку. – Любовнику? Откуда ты взяла эту чушь?

Отлично сыграно, подумала Аннетта, и тут ее долго скрываемая ярость взяла верх. Аннетта знала, что ответить.

Со стороны Хелены было совсем недурным ходом попытаться оправдать себя за счет Аннетты.

– Хайко Зоммер? Но это же убитый владелец ресторана! У тебя в голове все перепуталось, Аннетточка! Ах, как я могла забыть, что у тебя сотрясение мозга! Мы сейчас же едем домой, тебе срочно надо в постель!

Аннетта энергично покачала головой, тут же подумав, что такие резкие движения при ее травме ей пока противопоказаны.

– Хелена, – продолжила она более спокойным тоном, – я вовсе не собираюсь болтать о твоих секретах направо и налево, но это никакая не чушь. Поль тоже был там, когда они застали твоего любовника на вашей кухне!

Хелена потребовала сказать, когда это было, и недоверчиво прищурилась.

– В прошлую субботу днем я была у парикмахера, – заявила она. – И если у меня на кухне в это время был чужой человек, то надо срочно сообщить об этом полиции. Но я не заметила, чтобы из дома пропали какие-то ценности. Возможно, здесь речь идет о какой-то кошмарной интриге. Аннетта, а ты абсолютно уверена, что услышала этот неслыханный бред от Ахима? А что об этом сказал Поль?

Кофе был горячий и крепкий. Аннетта отерла пот с верхней губы. Она вдруг почувствовала, что была несправедлива к свекрови, а взглянув в ее растерянное лицо, всерьез засомневалась в том, что Ахим говорил правду.

– Прости, Хелена. После этой аварии я действительно немного не в себе. А может быть, Ахим просто решил меня надуть?

– Я спрошу у него, хотя мне это будет в высшей степени неприятно. Аннетта, я знаю, что ты больна, и знаю также, что Ахим – вечный ребенок. Иногда он преувеличивает или выдает какие-то фантастические идеи, но такой гнусной лжи я от него не слышала!

Аннетта уже жалела, что обидела свекровь бестактным заявлением. Как можно вернуть назад необдуманные слова? От мысли, что голова у нее плохо работает, что она приняла какой-то бред за правду, Аннетта расплакалась.

– Когда вы вернетесь в Мангейм, тебе надо будет сразу сходить к невропатологу, – посоветовала Хелена, но тон был какой-то отстраненный, не было в нем ни сочувствия, ни заботы.

Чтобы прервать тяжелую беседу, Аннетта встала и направилась в туалет. Вернувшись через пять минут, кое-как взяв себя в руки, она увидела, что на ее месте сидит молодой человек, который, впрочем, тут же поднялся.

– Сочувствую вам, – произнес он, протягивая Хелене руку.

Представить Аннетте незнакомца свекровь не посчитала нужным. Она кивнула официантке, заплатила и вышла из кафе.

Аннетта потрусила следом, как нашкодившая собачонка. До самого дома обе не произнесли ни слова.

– Тебе надо срочно лечь в постель, – скомандовала свекровь. – Я поступила как форменная эгоистка, заставив психически нездорового человека сопровождать меня.

Когда Аннетта с трудом стаскивала туфли, Хелена еще раз просунула голову в дверь:

– Жан-Поль везет меня на вокзал, мы должны встретить Лило и Саскию. Если появится Ахим, скажи ему, чтобы накрыл стол к чаю.

«Уж я найду, что ему сказать», – подумала Аннетта. Неизвестно, какими соображениями он руководствовался, но явно наврал ей с три короба. Правда, если бы Ахим появился в эту минуту и обнял ее, она бы не устояла. Он был здесь единственным, кто о ней заботился, кто понимал, что она тоже нуждается в помощи и участии. Поль и его мать были заняты только своими собственными переживаниями.

Но Ахим не появлялся, и Аннетта решила накрыть на стол сама, одной рукой, чтобы хоть как-то загладить свою вину перед свекровью.

Весь день Поль мучился неясным чувством вины из-за того, что накануне отцовских похорон мысли его заняты сексом, едой и деньгами. Он очень поправился, двойная жизнь с двумя женщинами плохо отражалась на здоровье. Прежде чем Ольга снова начнет его откармливать, думал он, обязательно нужно будет посидеть на диете. Решив приступить к диетическому питанию немедленно, Поль взял сырую морковку и сгрыз ее без всякого удовольствия. Когда мать позвала, он хмуро отправился к автомобилю. После аварии ему не хотелось садиться за руль, но в доме испокон веков было заведено, что мама не водит машину сама, если рядом есть кто-то из сыновей.

Он сразу заметил, что мать чем-то подавлена.

– Тебе не обязательно ехать со мной, я смогу узнать тетю, – предложил Поль, но она отказалась.

– Знаешь, Жан-Поль, – нерешительно начала Хелена, – эти дни всем нам дались нелегко, но я никогда не ожидала, что Аннетта потеряет самообладание.

Поль улыбнулся:

– Не переживай, мама. Игрушки высохнут. На самом деле Аннетта очень крепкий человек, хотя и выглядит маленькой девочкой. Через пару дней она будет в норме.

– Я вовсе не об игрушках, – возразила мать. – Мы ездили с ней в магазин, и она закатила там истерику.

Поль, напрягшись, обогнал ползший еле-еле тягач с прицепом. Хотя слова матери не произвели на него серьезного впечатления, он все же спросил:

– И что же она вытворяла?

Когда растерянная мать выложила ему историю про любовника, на какую-то секунду Полю стало страшно, он не знал, как ему реагировать. Ахим все разболтал самым подлым образом, а ведь они договорились молчать. Как и у Аннетты, у него появилось чувство, что возмущение матери не наигранное, а настоящее. Что же делать? Может, успокоить маму, сказать, что у Аннетты галлюцинации?

Чтобы как-то уйти от решения этой дилеммы, Поль решил перевести разговор на нейтральную тему. Для разговора о выплате их доли наследства момент был явно неподходящий, поэтому он решил расспросить мать о прибывающих родственниках.

Но ее было не так-то просто сбить с толку.

– До вокзала недалеко, а потом у нас с тобой не будет возможности поговорить так, чтобы никто не мешал… Аннетта заявила, что весь этот бред нагородил Ахим, во что я никак не могу поверить, хотя… с другой стороны…

– Что? – спросил Поль, подыскивая место для парковки.

Мать опять замолчала, а после паузы заявила:

– Ахиму еще несколько лет назад надо было бы обратиться к психотерапевту. Он считал, что всю жизнь находится в твоей тени, и потому желал тебе всяческих бед, о чем ты, конечно, не подозревал… Однажды он даже…

– Даже что? – спросил Поль, торопливо выруливая, чтобы занять освободившееся место.

Мать не ответила, вернувшись к своим мыслям.

– Как можно было выдумать такую историю?! Там же нет ни единого слова правды! – возмущенно воскликнула она. – Ведь ты же мне непременно позвонил бы, если бы вы собрались ехать в Майнц. И разумеется, навестил бы папу, если бы оказался здесь!

– Разумеется, – невнятно пробормотал Поль.

– Боже мой, Жан-Поль, как будто у меня мало других забот…

– А что еще?

Но мать уже выходила из машины. По дороге к перрону она пробормотала:

– Есть вещи, о которых мне неприятно говорить.

Что она хотела этим сказать? Рискованно, конечно, было скрывать от матери их визит в больницу, но нечистая совесть братьев не позволила рассказать об этом. Только недавно они узнали, что лечащий врач отца как раз на Пасху ушла в отпуск и с матерью перед этим не говорила – стало быть, Хелена не могла знать, что они были у отца. Постепенно до Поля дошло: мать, должно быть, совершенно уверена в том, что сильное возбуждение отца, приведшее к таким тяжелым последствиям, спровоцировано лично ею.

Во время недолгого пути с вокзала в Майнц-Бретценхайм Саския расспрашивала об истории города. Полю представилась возможность блеснуть, и он рассказал, что хотя римляне и разбивали свой лагерь у самых ворот города, имя этому району дали франки.

– Хотя наш Бретценхайм и был самой настоящей деревней, именно здесь впервые стали возделывать виноград, – гордо сообщил он. – Потом вы сможете попробовать наше домашнее вино. Жаль, что вас не будет здесь во время субботнего карнавала, когда по узким улочкам проходит шествие, или в июне во время нашего праздника…

Кузина сухо оборвала его:

– Может быть, это и потрясающе, но мы сюда приехали не на гулянку.

Поль пристыженно замолчал. Как всегда, мать не растерялась и, не обращая внимания на реплику Саскии, продолжила лекцию, начатую сыном:

– В 1946 году образовалась земля Рейнланд-Пфальц и Майнц стал ее столицей. Когда вновь открылся университет, появился новый район, в котором мы и живем. Ну вот, приехали. Добро пожаловать, несмотря на печальный повод!

Тетя все это время одобрительно кивала, ведь она и сама выросла здесь.

– Жаль, что я давно у вас не была. В детстве я частенько звонила в дверь в соседних домах и убегала, за это мне потом доставалось.

Ахим появился, когда гости уже сидели за столом. От крепкого кофе они отказались, сославшись на проблемы со здоровьем. На голове у Ахима была новая кепка с козырьком, которую тетя Лило тут же обозвала нашлепкой, он принес оладий, кренделей с маслом и сразу стал для всех нужным. Сначала он откупорил бутылку игристого вина для кузины, потом приготовил тете Лило жидкий кофе.

– Принеси, пожалуйста, кувшинчик молока! Выпечка просто изумительная, – похвалила тетя.

Хелена напряженно наблюдала за своим услужливым сыном.

«Наверняка думает о нашем разговоре, – решила Аннетта, – только она скорее согласится с тем, что спятила я, а не ее драгоценный сыночек. Давно пора было бы уехать домой, сил нет уже никаких».

Кузина обладала неброской внешностью и чувством юмора. Полю она сразу понравилась. Саския, слегка полноватая, была в черном свитере и джинсах. Волосы у нее были темно-русые, стянуты в конский хвост; забываясь, она начинала грызть ногти.

Тетя пожелала посмотреть последние фотографии покойного брата, и Хелена принесла несколько толстых альбомов. Некоторое время все были заняты разглядыванием и комментированием снимков. Только Аннетта скучала, потому что недавно ей пришлось пересмотреть их вce. Она потихоньку встала и взяла с дивана пиджак Поля, чтобы повесить его в шкаф на плечики. Выйдя из комнаты, вытащила из кармана пиджака мобильный телефон, быстро нажала на повторный вызов и стала ждать ответа. Ответила Ольга, и Аннетта тут же нажала отбой. Все ее надежды на то, что наряду с погребением отца будет похоронен и этот роман, рухнули.

Вопросом Саскии, можно ли у них курить, Поль воспользовался, чтобы проводить кузину на террасу.

– Почему, собственно, мы до сих пор не были знакомы? – спросила Саския, прикуривая «легкую» сигарету от зажигалки, поднесенной Полем.

Он припомнил, как однажды, тридцать лет назад, ему подсунули под нос младенца.

– Больше мы с тобой не виделись, – с сожалением произнес он. – Насколько я знаю, наши отцы терпеть не могли друг друга. Мама, кстати, говорила, что ты живешь с каким-то музыкантом?

– Это давно в прошлом. Он оказался для меня жидковат. Угадай, какое хобби у моего нового приятеля?

Пораженный Поль узнал, что ее друг занимается ковбойскими скачками. По словам Саскии, это в Германии очень молодой спорт, особенно поражают зрителей эффектные маневры всадников. Они скачут очень быстро, а когда внезапно останавливают лошадь, из-под копыт брызжет песок. При этом всадник держится за повод только одной рукой, управляя лошадью короткими приказами. Полю обязательно нужно будет сходить на такое шоу, когда его будут проводить в Мангейме.

– В самом деле? И ты увлекаешься этим безумием? – спросил Поль.

– Дорогой кузен, я флейтистка, для музыканта это слишком большой риск. На самом деле мне даже курить нельзя. Но мой друг заразил меня парусным спортом.

Поль на секунду закрыл глаза, оглушенный свежим воздухом. Перед ним открылась великая свобода: синее море. Его милая кузина со своим диким приятелем управляли яхтой, а Поль наслаждался бездельем, лежа в шезлонге, восхищаясь заходящим солнцем и потягивая греческую анисовую водку. Это, наверное, стоит прорву денег, подумал он, а вслух сказал:

– Я продрог, вернемся в дом.

В теплой комнате ему стало нехорошо, он почувствовал, что заболевает. Тошнота, мелькание в глазах, ломота в суставах и мерзкая головная боль были верными признаками наступающей хвори.

Лучше бы он воздержался от шести оладий.

Похоже, сейчас все обсуждали, в какой ресторан пойти вечером.

– Отец наверняка посоветовал бы пойти в «Дикого гуся», – произнес Поль, остановив неподвижный взгляд на матери.

– Что за ужасная идея! – вскричала та. – Владельца только что убили, а мы…

Ахим прервал ее:

– «Дикий гусь» исключается, он пока закрыт. Я закажу столик в ресторане «Кучина».

Наконец вечер подошел к концу. Родственницы захотели до ресторана поехать в гостиницу. Поля ангажировали в качестве водителя, на что он от слабости покорно согласился. Его мать захотела прилечь. Аннетта сидела в спортивных штанах и листала вчерашнюю газету. Неужели у ее спортивной свекрови тайная страсть к парусному спорту, удивилась она. В газете ей попалось обведенное красным объявление: «Команда шкиперов ищет спутников для турне по Средиземному морю. Умение управлять яхтой не требуется».

Когда в дверь постучали, она сразу догадалась, что это Ахим. Тот вежливо предупредил, что через полчаса все едут в ресторан.

Аннетта довольно сдержанно ответила, что ей не хотелось бы.

– Хочешь умереть с голоду, малышка?

– Все у тебя вертится вокруг еды, – буркнула в ответ Аннетта. – Ты вообще понимаешь, что своими россказнями поставил меня в дурацкое положение?

Когда Ахим узнал, как глубоко Аннетта обидела его мать, выражение его лица стало очень неуверенным. Он отвернулся к окну и некоторое время стоял, уставившись на улицу.

Потом повернулся к кровати. Оба виновато посмотрели друг на друга, не произнося ни слова. Затем Ахим вернулся к еде.

– В ресторане «Кучина» тебе наверняка понравится, но в любом случае надо переодеться!

Он опрокинул ее на подушку, поцеловал в шею и стал стягивать с нее штаны.

«Это безумие, – подумала Аннетта, – свекровь может войти в любую минуту!» От одной только мысли у нее потемнело в глазах.

Давным-давно, еще школьницей, она ездила на экскурсию во фрайбургский Мюнстер. Химеры, маскирующие водосток, их собачьи головы, крылья, чешуйчатые хвосты, вытаращенные глаза и разинутые пасти еще долго снились Аннетте. Внезапно деверь, которого она до этого времени считала Адонисом, превратился для нее в такое же мифическое существо. В панике она стала искать что-нибудь, чем можно было бы хлопнуть чудовище по губам. К сожалению, под рукой оказалась только вчерашняя газета.

 

17. Иов

Аннетта не осмелилась поднять крик, чтобы прогнать деверя. Зная, что Поль уехал, свекровь тут же примчалась бы и окончательно уверилась в том, что ее невестка спятила.

В этой щекотливой ситуации Хелена, однако, ненамеренно помогла ей.

Услышав голос матери, зовущий его, Ахим покинул комнату для гостей. Вскоре они с матерью уехали в ресторан, где должны были встретиться с Полем, тетей и кузиной.

Вечер в обществе свекрови с ее укоризненным взглядом, неверным мужем, напористым деверем и скучной теткой она бы не выдержала. Кроме того, ее страшно бесило, что Поль откровенно строит глазки своей кузине. Пусть кровные родственники пообщаются между собой.

От мыслей об упущенной ею итальянской кухне Аннетта почувствовала голод и решила сделать себе бутерброд. Хотя дверь в комнату Ахима была закрыта, Аннетта не удержалась и все же заглянула туда. На этот раз в комнате царила пустота и идеальный порядок; плюшевые игрушки все еще сушились на бельевой веревке. Лишь под столом валялся обрывок газетного листа. Аннетта подняла его и стала читать. Шариковой ручкой на полях крупными печатными буквами было выведено: ИОВ.

Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек! Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался, когда вышел из чрева? Теперь бы лежал я и почивал; спал бы, и мне было бы покойно.

Она задумчиво сунула клочок газеты в карман штанов. Что значили для Ахима эти ветхозаветные стенания? Может, у него душевный кризис, хотя внешне никакой подавленности не заметно. Неужели ее мнение о нем ошибочно? Полные отчаяния строки никак не подходили к образу «солнечного» мальчика, скорее их мог бы выписать Поль. Даже не склонная к сантиментам Аннетта не осталась равнодушной.

С последним уцелевшим после чаепития кренделем она устроилась перед телевизором и впервые за день расслабилась. Завтра в это время она наконец-то снова окажется дома, а в стиральной машине будет крутиться первая порция грязного белья.

В ресторане «Кучина» было жарко и полно разгоряченных людей; пахло оливковым маслом, чесноком, диким майораном. Кельнер-итальянец поздоровался с Ахимом за руку и энергично заверил небольшую компанию, что по знакомству обслужит их на самом высшем уровне. У Поля сегодня на удивление не было аппетита, зато очень хотелось домой. Он завидовал Аннетте – та наверняка сейчас валялась на диване. Ресторанный гул стоял в ушах, и он с трудом разбирал то, что говорила ему не умолкающая ни на минуту тетя. Может быть, у него что-то со слухом?

Тетя Лило сама поняла, что выпила уже достаточно.

– Эй, неужто я от четвертинки вина так окосела? Поль, детка, не плеснешь мне минералки, а то во рту пересохло. – Громко рассмеявшись, она жизнерадостно поинтересовалась: – И когда нам завтра на кладбище?

Ахим ответил, что начало похорон назначено на одиннадцать, и посмотрел на часы, словно им нужно было отправляться туда немедленно.

– По окончании будут поминки в «Аббелькротце». Мы зарезервировали зал на тридцать человек для родственников и друзей, – добавила Хелена.

Поль сидел между тетей и кузиной и удивлялся тому, с какой жадностью обе вгрызались в цесарку alla cacciatora. Сам он заказал себе только тыквенный супчик. Чуть ли не с отвращением думал он сейчас о тех жирных блюдах, которые в него снова и снова будет впихивать Ольга. Поль заметил, что Ахим обращается к нему, только когда Саския толкнула его в бок.

– Эй, братишка, – сказал Ахим, – если хотите, завтра я прихвачу вас с собой. Я все равно поеду на юг…

– И куда? – с любопытством спросила Саския.

– Забрать мою подругу Джину, – ответил Ахим. – На Пасху она навещала родных.

Поль спросил, когда брат собирается отправляться, потому что сам хотел бы уехать сразу же после поминок.

– Когда ты пожелаешь, – любезно ответил Ахим.

Слушавшая их диалог тетя Лило произнесла:

– Подлиза!

Расстались не очень поздно. На этот раз родственников в гостиницу повез Ахим. Поль должен был доставить домой мать и решил по дороге поговорить с ней о наследстве.

– Хоть бы поскорее прошел завтрашний день, – вздохнула она, захлопывая дверцу машины. – Хоть и замечательно, что вы оба дома, я мечтаю о покое. В ближайшие дни буду тихо сидеть у окна, вспоминать прошлое, немного приберу, отосплюсь…

– Я очень хорошо тебя понимаю, мама, – вставил Поль, пытаясь дипломатично подойти к делу. – У меня точно такое же желание. Ты отдохнешь несколько дней, а потом, может, будет время, чтобы поговорить о финансовых вопросах.

– Как следует понимать твои слова? – спросила она тихо, но печальные нотки из ее голоса исчезли.

Поль объяснил, что он имеет в виду наследство.

– А что ты будешь делать, если вдруг получишь кучу денег? – спросила мать довольно резким тоном.

Он остановил машину на соседней улице, неподалеку от дома, и настойчиво заговорил:

– Мама, ты же знаешь, что вся моя жизнь до сегодняшнего дня – сплошная пахота. Защитники, назначаемые судом, зарабатывают мало, а работают как негры. Как часто я мечтал об отпуске, и не на три недели, а надолго, чтобы можно было поездить по миру, не испытывая материальных проблем! Когда я стану седым и дряхлым, мне это уже не доставит удовольствия.

Несколько минут мать барабанила пальцами по своей сумочке, решая, что ответить.

– Жан-Поль, когда-нибудь ты получишь точно такую же сумму, что я передала твоему брату. Обещаю. Но с недавних пор я знаю, что это было большой моей ошибкой. И поэтому вы хоть мозоли на языках себе натрите, но из отцовского наследства не получите пока ни цента.

Поль хотел было ответить, что вовсе не она решает, сколько должны получить они с братом, а закон, но мать продолжила, не дав ему возможности открыть рот:

– Это не пошло бы вам на пользу. Один стал бы бездельничать, другой спустил бы все деньги в казино.

Поль насторожился и потребовал объяснений. Часто прерываясь, чтобы помассировать виски, мать сообщила, что сегодня она случайно встретила школьного товарища Ахима.

– Помнишь Симона? Мальчиком он часто у нас бывал. Сейчас он работает крупье в казино в Висбадене. Он прочел некролог, объявление о похоронах и подошел выразить соболезнования. По старой дружбе ему хотелось также меня предостеречь от напрасных инвестиций, потому что Ахим – постоянный клиент их казино. Сложив два и два, я многое поняла. Очень может быть, что пропавшие драгоценности…

Поль вспомнил, как Ахим вернулся домой среди ночи в смокинге, видимо, прямо из казино. Тем не менее он попытался успокоить мать.

– Бедная мамочка, – с теплотой в голосе сказал он. – Ты все же напрасно так волнуешься. Тебе нужно хорошенько отдохнуть. К сожалению, с понедельника мне надо выходить на работу, но как-нибудь мы подробно поговорим обо всех проблемах, и ты увидишь, что многие из них растают в воздухе.

Но у Хелены еще не прошел обличительный порыв, поэтому Полю тоже досталось на орехи.

– В каком воздухе? Скорее уж можно говорить о ядовитом газе! И если я еще раз услышу от тебя слово «пахота», мое терпение лопнет! У Аннетты сломана рука, а ты не можешь даже сам повесить пиджак в шкаф или отнести на кухню чашку. Будь честен, Жан-Поль!

– Мама, просто ты нас немного разбаловала, – попытался защититься Поль, но в итоге окончательно потерял ее расположение.

– Конечно, опять я во всем виновата, – с горечью ответила мать. – Вот так всегда. Матери всегда в ответе за то, что получилось из их детей. Мы не так любим, не так воспитываем.

В первый раз после смерти отца она позволила себе выпустить пар.

Поль снова завел машину и включил радио. Остаток пути звучал только лирический баритон, и они доехали до темного дома под песню Шуберта. Машины Ахима перед домом не был о, Аннетта, видимо, уже легла. К своему удивлению, Поль заснул быстро, потому что снова начал накрапывать дождь. В пятницу он проснулся с трудом, так хорошо убаюкала его музыка дождя.

Ровно в одиннадцать все члены семьи и гости собрались на траурную литургию. В кладбищенской капелле большинство присутствующих были заняты своими зонтами, с которых стекала вода, поэтому никто не обратил особого внимания на смокинги Поля и Ахима, на песочный плащ Аннетты и оливковый Саскии, на строгие черные костюмы Хелены и тети и на промокшие насквозь плащи остальных. Многие просто не пришли.

Во время службы Аннетта боролась со слезами. Она вспомнила похороны родителей, где в последний раз слышала слова священника: «Да обратит Господь лицо Свое на тебя и даст тебе мир».

Когда зазвучал орган, Аннетта не выдержала, и ей пришлось громко высморкаться. Вдова и сыновья не давали волю своим чувствам. Плакали только тетя Лило и еще несколько пожилых матрон.

Когда они уже стояли у открытого гроба, Аннетта услышала, как две женщины шушукались рядом:

– Ты мне расскажешь еще раз, как печь тот твой пирог, а то я потеряла рецепт?

– Хватит шептаться, святой отец уже на нас такими глазами смотрит…

Именно на погребении родителей у Аннетты в последний раз случился приступ хохота, в этот раз произошло то же самое. Не помогли ни угрожающие жесты свекрови, ни каменное лицо Поля, ни недоверчивое покачивание головой тети Лило. К счастью, Ахим обнял ее за плечи и увел с линии огня.

Издалека донеслось финальное «Идите с миром». Аннетта опустилась на мокрую скамейку и вытащила носовой платок, чтобы справиться с очередным потоком слез. Ахим раскрыл старомодный зонт покойного и тоже вытер глаза.

Аннетта заметила, что радужная оболочка деверя с красным ободком – такие глаза она видела у многих голубей. Восхищение этим интересным феноменом оттеснило на второй план ее противоречивые чувства к Адонису с головой Януса.

– Вообще-то люди плачут не столько из-за покойника, сколько от жалости к себе, – сказала Аннетта. – Хорошо помню, как хоронили моих родителей, и сейчас во мне всплыли те же чувства, что испытывала тогда.

Ахим наклонился к ней ближе:

– Когда мне было пять лет, умерла наша бабушка. Нам с Полем тоже пришлось пойти на похороны. Мы не слишком горевали, скорее, восприняли церемонию как представление в кукольном театре.

Аннетта извиняющимся тоном предположила:

– В таком возрасте еще невозможно осознать, что смерть неизбежна.

– Поль никогда не рассказывал тебе о несчастье с песком? – спросил Ахим.

– Нет, – ответила Аннетта, – в семье Вильгельмсов не слишком откровенны. Поль очень редко говорит о своем детстве, и Ахиму это должно быть известно.

И Аннетта услышала историю, которая еще долго преследовала ее.

Во время летних каникул восьмилетний Ахим со своими друзьями играл на строительной площадке. По выходным там не бывало рабочих, а дети обнаружили, что в одном месте под ограждение можно пролезть. Конечно, это открытие они хранили в секрете, понимая, что делают что-то недозволенное. Со стороны улицы площадка не просматривалась, а табличка с надписью:

ВХОД ВОСПРЕЩЕН!

РОДИТЕЛИ, СЛЕДИТЕ ЗА СВОИМИ ДЕТЬМИ! -

делала приключение еще более захватывающим. Мальчиков привлекли кучи песка, в котором они строили дороги для своих игрушечных машин. С азартом рыли тоннели и совочками выкапывали в податливой массе глубокие ямы.

Однажды Ахим подал идею: инсценировать похороны. Они выкопали яму для четырехлетнего брата одного из мальчиков. Малыш, гордый, что старшие его приняли в игру, согласился и доверчиво улегся на дно ямы, на влажный, рыхлый песок. Вместо церковных песнопений дети исполнили песенку про зайчика и забросали малыша одуванчиками и травой. И вот наступил момент, когда трое друзей стали быстро засыпать малыша песком. Несмотря на старания мальчика выбраться, они утрамбовали песок сверху так плотно, что ямы не стало видно.

– Какой ужас! – прошептала Аннетта.

– Мы не поняли, что произошло, – продолжал Ахим. – Когда вскоре снова его откопали, то вместо того, чтобы позвать взрослых, стали сами пытаться оживить его, трясли изо всех сил. Взрослые пришли, когда малышу уже нельзя было помочь… Можешь себе представить, что было потом: допросы в полиции, беседы с детским психологом, судебные иски к родителям. Семья моего приятеля переехала. Я не знаю, как они пережили гибель младшего сына. Впрочем, никто не интересовался, чего это стоило мне…

Потрясенная Аннетта склонила голову на грудь Ахима и некоторое время сидела в таком положении. Только подняв глаза, она заметила, что все уже разошлись.

– Куда все ушли? – спросила Аннетта смущенно и поднялась. Она с удовольствием еще поутешала бы Ахима, но не хотела раздражать свекровь своим поведением.

Ахим тоже встал, держа над ней зонт.

– Самое ужасное, что мои родители меня разлюбили, а Поль все равно живет в своем собственном мире.

– Это тебе только кажется. Мне лично всегда казалось, что в семье именно тебя… – возразила Аннетта.

– Чушь, – отрезал Ахим. – Родители хотели, чтобы второй ребенок был девочкой, я с самого начала был им не нужен. Чтобы время от времени они обращали на меня внимание, я вытворял всякие штуки.

Поль с подозрением смотрел, как брат уводил Аннетту. Нужно было догнать их, схватить обоих за рукав, крикнуть: «Стойте!» – но он не мог оставить мать одну у гроба. Когда могила наконец была засыпана, ему пришлось отвечать на рукопожатия и соболезнования, благодарить за цветы и проявленное сочувствие. Ничто в поведении матери не напоминало о вчерашней вспышке, она была безупречна и держалась как стойкий оловянный солдатик. Когда все направились к машинам, дождь немного поутих. Только Аннетта и Ахим остались на скамейке, они сидели близко друг к другу, так что казались издалека влюбленной парой.

Когда опоздавшие вошли в кафе, все уже сидели за столом, официантка принимала заказы. Большинство промокших до нитки гостей пожелали выпить чего-нибудь горячего. Наконец один из друзей покойного встал и произнес трогательную речь, потом Хелена поблагодарила всех, кто пришел. Поль заметил, что прекрасный голос матери напоминал сегодня бессильное карканье вороны.

После обеда друзья и знакомые попрощались. Когда остались только родственники, Поль, Аннетта и Ахим, мать протянула им руку и намекнула, что хотела бы остаться одна.

В машину рядом с Ахимом села тетя Лило, сзади устроились Аннетта, Саския и Поль. Было немного тесновато, но до отеля совсем близко.

– Сейчас уложим чемоданы и закажем такси на вокзал, – сказала Саския. – Мы еще увидимся?

Она посмотрела Полю в глаза, и для него это мгновение наполнилось чуть ли не магическим смыслом.

– Да, и при жизни матери, – радостно заверил он. Ахим и Аннетта чувствовали, что к ним этот разговор никакого отношения не имеет.

В Мангейм Аннетта ехала на заднем сиденье, размышляя о событиях последней недели. У нее не было никакого желания поддерживать разговор с мужчинами.

Поль тоже по большей части молчал. Ахим попросил его поискать леденцы в бардачке, и Поль обнаружил там лупу с подсветкой.

– Сильная вещь, – уважительно протянул Поль. После этого все замолчали на полчаса.

– Мне высадить вас у автосервиса? – спросил Ахим, когда они уже подъезжали к Мангейму. – Вы могли бы забрать свою машину.

– Нет, отвези меня сначала домой, пожалуйста, – попросила Аннетта, – мне нужно в туалет.

* * *

По пути в автосервис братья ненадолго остались вдвоем. Поль воспользовался моментом, чтобы передать Ахиму свой разговор с матерью.

– Мне кажется странным, что она наотрез отказала нам в отцовском наследстве. Через пару недель я деликатно объясню ей, что мы имеем на него права по закону…

Они въехали во двор автосервиса, и Ахим резко нажал на тормоз.

– Черт подери, – сердито сказал он. – Ты у нас мастер вести переговоры! Почему ты сразу ее не прижал?

– Не хорохорься, при таких обстоятельствах и ты не решился бы настаивать, – рассердился, в свою очередь, Поль. – Уж тебе-то вообще нечего жаловаться!

Он вышел из машины и направился к чисто вымытому «саабу» Аннетты, который стоял на площадке. Ахим молча вытащил из машины дорожную сумку и пару пакетов, поставил рядом с багажником. Поль сходил за ключами, документами и счетом в контору и наконец смог отправиться домой. При этом он совершенно забыл поблагодарить младшего брата или хотя бы проститься с ним.

 

18. Братишка

С невыразимым облегчением Поль внес сумки в прихожую. Наконец-то он был дома, и его очень устраивало, что погода не становилась лучше.

Аннетта спустилась вниз.

– Хочешь чаю? – спросила она.

Поль кивнул.

– Только, пожалуйста, не травяного, и с леденцами и ромом!

Аннетта тоже была рада, что они отделались от родственников. В будущий понедельник ей надо к врачу, – может быть, скоро снимут гипс, и она сможет водить машину. Завтра Полю придется вместе с ней сходить в супермаркет, закупить продуктов на неделю.

Она сразу же стала здоровой рукой вытаскивать из его сумки грязные вещи. Смокинг отложила в сторону – в химчистку, а его сумку с туалетными принадлежностями отнесла в ванную.

– А здесь что такое? – спросила она, входя в гостиную с пластиковым пакетом в руке. Поль лежал на диване с газетой и с удивлением смотрел, как Аннетта достает из пакета свежий хлеб, оливки, французское масло, бутылку красного вина, помидоры, базилик и аппетитный набор сыров. Аннетта стояла, ничего не понимая, и готова была броситься мужу на шею.

Поль слегка занервничал.

– Гостинцы от Красной Шапочки, – растерянно пошутил он.

Выложив перед Полем весь набор для пикника, Аннетта вытащила из пакета карточку и прочла: «Приятного вам аппетита. С любовью, Ахим».

– Какой у тебя чудесный брат! – вскричала она в восторге, и Поль уловил в ее словах мягкий упрек в свой адрес. Он почесал голову. – Ну давай, – потребовала Аннетта. – Позвони ему и скажи, что нам было очень приятно!

– Потом, – буркнул Поль.

Ахим еще не доехал до дома, подумал Поль. Правда, у него был номер мобильного брата.

– Погоди, а с чего мы взяли, что это для нас? Может быть, он купил продукты для мамы или своей подружки, а к нам пакет попал по ошибке?

– Думаешь? – неуверенно протянула Аннетта. – Но в таком случае он будет искать этот пакет, тогда тем более надо его предупредить!

Но все ее попытки уговорить Поля позвонить брату не увенчались успехом. Да и на карточке было написано: «Приятного вам аппетита», так что пакет явно предназначался не какому-то одному человеку.

Двумя часами позже Поль с Аннеттой расправились со всеми сырами, запивая их бордо. Хотя они общались друг с другом несколько скованно, в доме было уютно, спокойно. Поль вспомнил, что завтра его ждет к ужину Ольга; она наверняка будет требовать от него того, к чему он пока не готов. Он с удивлением осознал, что и завтра с удовольствием насладился бы мирным вечером в семье.

Когда Ахим мог приготовить этот пакет с продуктами? Полю впервые стало стыдно, что он даже не попрощался с ним. На карточке было написано: «С любовью». Могло ли быть, что его чокнутый младший брат давным-давно ждал ответных чувств с его стороны? Ахим иногда называл его «братишка», правда, Полю в этом обращении всегда слышалась ирония.

Ему вспомнился один случай из детства. Как-то очень жарким днем – были летние каникулы – они искали в кухне лимонад. Под сахарницей Поль обнаружил купюру и догадался, что она оставлена мамой для госпожи Цизель.

– На эти деньги мы могли бы купить себе большое мороженое, – предложил он.

Младший брат, разумеется, пришел в восторг. Втайне от родителей они тут же выполнили свой план.

Не прошло и двух часов, как их позвала рассерженная мать.

– Она меня выпорет, – испугался Поль.

– А меня? – спросил брат.

– А ты еще маленький и глупый, тебя наверняка не накажут.

Не успела мать приступить к допросу, как Ахим захныкал:

– Я просто нашел деньги и подумал…

Она без долгих колебаний влепила младшему сыну оплеуху, не делая никакой скидки на нежный возраст.

Вечером Поль подслушал разговор родителей. Ей сразу стало ясно, говорила мама, что вор – Ахим. Поль – слишком послушный мальчик, даже если он и знал, что это за деньги.

– Но ведь он не мог выдать брата, это дело чести! – заявил отец.

Сказал ли он тогда Ахиму спасибо, спросил себя Поль. Понял ли тогда, что глупый маленький брат пожертвовал собой ради него?

Терзаемый муками совести, он решил написать брату письмо. Через несколько дней Ахим получит от него не только сердечное письмо, но и небольшой подарок. Но на этой мысли он не успокоился. Когда усталая жена легла в постель, Поль отправился в подвал, где хранились наиболее примечательные из товаров, выписанных по каталогу. Из-за паутины Аннетта не слишком часто заглядывала в его подземное царство. Лупа с подсветкой в машине Ахима свидетельствовала о том, что и его брат способен ценить мужские игрушки. Интересно, электрический штопор – это подходящий подарок? На кухне его не оказалось, здесь, к сожалению, тоже.

Поль долго копался в своих сокровищах, сортировал, раскладывал. Брелок для ключей был не слишком благородным подарком, пылесос для автомобиля с вращающейся щеткой – слишком дорогим. Повару подошел бы консервный нож, которым можно было управляться одной рукой, но сейчас он пригодился бы Аннетте. Куда же подевался тот термометр на батарейках с функцией будильника и электрошокер, само существование которого так обеспокоило его чопорную супругу? Наверное, эти и другие вещи остались у Маркуса. В понедельник он встретится со своим другом и сможет напомнить ему об этом.

Здесь, в Мангейме, шум дождя был иным, чем в Майнце. Там капли дождя стучали по листве, здесь струи хлестали по дряхлой садовой скамейке. Поль лег спать в кровать поздно и стал думать об отце, уже несколько часов покоящемся в земле. Недавно он где-то читал, что одно небольшое кладбище было размыто ливнями и окрестные жители неожиданно стали обнаруживать на своих участках гробы и останки умерших. Кому было в этой ситуации хуже? Родственникам покойных или владельцам садов? Несмотря на то что склад ума у него был скорее рациональный, Поль в полусне попытался установить спиритический контакт со своим отцом и сам не заметил, как уснул.

На следующее утро он чувствовал себя хорошо; к собственному удивлению, не заболел. После завтрака Поль предусмотрительно пил только мятный чай, он попросил Аннетту составить список покупок, сказав, что ей совсем не обязательно ехать с ним, потому что ему все равно потом надо будет заглянуть в бюро, где лежат все его бумаги. С понедельника назначены деловые встречи, и он должен подготовиться.

Аннетта разочарованно кивнула. Она была почти уверена: максимум, что Поль будет делать в бюро, – это заберет почту. Наверняка этот день он решил посвятить Ольге. Но, не моргнув и глазом, села и написала список необходимых продуктов. К середине дня Поль собрался уходить – слишком рано для любовного свидания и вовремя, чтобы успеть в магазин до закрытия.

Аннетта расстроилась, что не удалось сохранить безмятежную атмосферу вчерашнего вечера, но с другой стороны, ей хотелось остаться одной и ни с кем не разговаривать. Но прежде чем устроиться на остаток дня на диване, она решила навести порядок в доме, которым никто не занимался с тех пор, как они попали в аварию, в том числе и уборщица-испанка. Дома и на работе Аннетта выполняла неблагодарную роль трудолюбивой пчелки; иногда она спрашивала себя, почему никто никогда ее не поблагодарит.

Жаль, что она забыла внести в список покупок букет цветов – после всех переживаний хотелось немного роскоши и комфорта. В такой серый день, как сегодня, круглая ваза с желтыми, красными и оранжевыми тюльпанами привнесла бы немного красок.

Когда зазвонил телефон, она сразу подумала – Ахим хочет предупредить, что приедет. Если бы он появился на пороге с букетом роз в руке, она бы радостно бросилась ему на шею и все готические страшилища были бы забыты. Но он скорее всего сейчас лежит в постели с Джиной.

– Поль дома? – раздался в трубке неуверенный женский голос. Звонила госпожа Цизель, помощница свекрови по хозяйству.

– Мужа сейчас нет дома, – ответила Аннетта. – Я передам ему, что вы звонили, и он вам перезвонит. Это срочно?

– Может быть, вы подскажете, что мне делать? – спросила госпожа Цизель. – Я сегодня пришла не в свой день, ну, сменить белье и все такое. Ведь госпожа Вильгельме совсем без сил. С тех пор как я здесь, она все время в ванной. Сначала я не думала ничего такого, но сейчас, после этого стресса…

– Вы стучали? – перебила ее Анетта.

– Конечно, никто не отзывается.

– Немедленно откройте дверь, – велела Аннетта. – Вставьте монету или отвертку в прорезь и поверните, защелка откроется. Я жду у телефона.

Сердце Аннетты колотилось где-то у горла, ничего хорошего она уже не ждала. Продолжительный металлический скрежет свидетельствовал об отсутствии у госпожи Цизель какого-либо технического таланта, но в конце концов она справилась и Аннетта услышала испуганный крик.

Прошло еще много времени, прежде чем Аннетта узнала, что госпожа Вильгельмс, видимо, утонула в ванне. Госпожа Цизель спустила воду, но это ни к чему не привело.

– Срочно вызывайте «скорую», – приказала Аннетта. – Вы умеете оказывать первую помощь? Массаж сердца, дыхание рот в рот?

– Не имею об этом никакого представления, сейчас я вызову «скорую», – энергично ответила госпожа Цизель и положила трубку.

Аннетта обнаружила, что муж забыл дома свой мобильный. Она раздумывала, стоит ли звонить Ольге, ведь таким образом она выдала бы, что давно в курсе адюльтера. Ахиму она, как и днем раньше, не дозвонилась, но на этот раз наговорила на автоответчик сообщение, попросила срочно перезвонить.

Вскоре опять позвонила плачущая госпожа Цизель:

– «Скорая» едет, может, мне позвать соседей? Одна я не смогу вытащить госпожу Вильгельме из ванны. Но если вы меня спросите, то я скажу, что ей помочь уже нельзя. Боже мой, этого не может быть!

Аннетта услышала сирену.

– Идите к двери, открывайте! – крикнула она, но госпожа Цизель уже бросила трубку.

Что дальше? Аннетту трясло, у нее были одни вопросы, и все без ответов. Почему она должна брать на себя ответственность, когда оба сына развлекаются? Что имела в виду госпожа Цизель, сказав: «Этого не может быть»? Она подумала о самоубийстве?

Сначала умирает муж Хелены, затем убивают ее любовника – как ей жить после этого? С другой стороны, неизвестно, изменяла ли она мужу на самом деле. В этом случае вина лежит и на Аннетте, глубоко обидевшей свекровь своими обвинениями.

Аннетта рассчитывала, что госпожа Цизель вскоре перезвонит ей и сообщит заключение медиков. Если Хелена действительно мертва, хочешь не хочешь придется звонить Ольге. Как Поль перенесет это известие? Теперь и ему, как когда-то Аннетте, придется пережить утрату обоих родителей сразу.

Аннетте показалось, что прошла целая вечность, прежде чем с ней связался незнакомый доктор. По температуре тела можно было предположить, что мать Поля мертва несколько часов – спасти ее при всем желании уже было нельзя. Врач спросил у Аннетта, как зовут личного доктора умершей, а также поинтересовался, страдала ли она Хроническими заболеваниями или депрессиями, принимала ли регулярно какие-нибудь лекарства. Поскольку в данном случае они могли только констатировать смерть, но не определить ее причину, вскрытия тела, по словам врача, не избежать. Если в результате исследования возникнут сомнения в естественных причинах смерти, делом займется криминальная полиция. Для Аннетты это было уже слишком, и врач «скорой помощи» велел ей как можно скорее поставить в известность сыновей умершей.

* * *

Через десять минут, в течение которых Аннетта вопреки всем своим принципам отхлебнула рома прямо из бутылки, еще раз позвонила бедная госпожа Цизель:

– Доктор сказал, что я должна ждать, пока не приедут за телом. Он интересовался, теплая ли вода была в ванне. Не могли бы вы хотя бы разыскать Ахима? Я больше не могу здесь оставаться, я хочу домой!

Аннетта успокоила женщину как могла и пообещала сделать все, что в ее силах.

Ольга не подходила к телефону очень долго.

– Поль у тебя? – спросила Аннетта.

– С какой стати? – спросила та чуть ли не с вызовом.

– Сейчас не время играть в прятки, – проговорила Аннетта, – случилось нечто ужасное.

Поль оказался у телефона довольно быстро.

– Сейчас будет страшная сцена ревности? – заговорил он. – Ладно, нам нужно кое-что выяснить между собой.

– Заткнись! – шикнула она на него. – Если бы ты не забыл дома свой мобильный, я не оказалась бы в такой дурацкой ситуации. Мне очень жаль, но я должна тебе сообщить, что твоя мама умерла.

Поль не поверил.

– Более безвкусной мести ты придумать не могла, – заявил он.

Поль решил, что жена прослышала о его хождениях на сторону и теперь пыталась испортить ему развлечение таким подлым заявлением. К тому же, хоть до звонка Аннетты он и узнал, что Ольга не была без него в Гранаде, ему пока приходилось мириться с холодностью любовницы.

– А теперь послушай-ка меня, – продолжил он, с трудом подавляя гнев. – Ты больна, ты сердита. Я все могу понять, но сейчас ты зашла слишком далеко. Прими таблетку от бессонницы и ложись в постель. Поговорим, когда твоя истерика пройдет.

Чтобы убедить его в том, что совершенно спокойна и владеет собой, Аннетта попыталась говорить медленно и ровно.

– Если ты не веришь мне, позвони в Бретценхайм, послушай, что скажет тебе госпожа Цизель.

На какую-то секунду Поль усомнился, затем последовал циничный ответ:

– Я тебе эту мерзкую ложь не забуду и не прощу никогда. Можешь быть уверена, завтра отвезу тебя в психиатрическую клинику.

Она положила трубку.

На Аннетту медленно наваливалось отчаяние. Сначала муж ей изменяет, потом устраивает несчастный случай и она получает серьезные травмы, а теперь он еще и обзывает ее сумасшедшей. Чем она заслужила все это? С каким удовольствием она сейчас наслаждалась бы покоем, а не занималась умершими родственниками Поля. Более неблагодарную задачу трудно себе представить, при том что свекровь воспринимала только кровную родию. К счастью, Поль не мог слышать мысли Аннетты, сожалевшей, что его мать не умерла тремя днями раньше. Тогда можно было устроить два погребения разом.

Она неохотно последовала совету Поля, выпила успокоительное. Если она выключится из жизни на несколько часов, посмотрим, как он справится со всем один. Ольга уж точно не поедет с ним в Майнц. А где, собственно, лекарства, которые прописал ей Маркус? Она сунула их в сумочку вместе с паспортом, деньгами и билетом на самолет. Сумочка нашлась в кабинете, но голубых пилюль там не оказалось.

Может быть, Хелена приняла все эти таблетки разом? Аннетта вспомнила, как несколько лет назад два репортера в ванной комнате отеля обнаружили мертвым одного политика. Фотография, сделанная на месте происшествия, не раз публиковавшаяся, сейчас встала у нее перед глазами. Насколько ей было известно, обстоятельства этого дела так и остались до конца не выясненными. Несчастный случай, самоубийство или убийство? Во всяком случае, токсикологи обнаружили в организме следы большой дозы снотворного.

Но случай со свекровью казался совсем иным. Хелена всегда поддерживала физическую форму, не пила и не курила, питалась нежирной, богатой витаминами пищей. Благодаря китайской гимнастике она оставалась гибкой. Нет, Хелена не стала бы принимать таблетки под влиянием порыва.

Через полчаса она услышала за дверью шаги Поля. Значит, он все-таки позвонил в Майнц и теперь раздавлен печальным известием. Как же ей себя вести? Аннетта стоически осталась сидеть и ждала, когда муж войдет.

Поль выглядел жалко. Не снимая плаща, упал в кресло, закрыл лицо руками и жалобно заскулил. Аннетте было невыносимо смотреть на это, ей очень хотелось прижать его голову к груди, пожалеть. Хоть Поль и назвал ее недавно сумасшедшей, она присела на подлокотник кресла, в котором он сидел, и осторожно обняла его одной рукой. Она не ждала, что он крепко прижмется к ней. Когда-нибудь Поль одумается и заберет назад свои грубые слова.

Аннетта спросила, надо ли ей ехать с ним в Бретценхайм, но он отрицательно покачал головой. Она помогла ему собрать вещи, не забыв сунуть в сумку и мобильный. Поль попросил ее дозвониться до Ахима. К сожалению, он не знал ни полного имени Джины, ни того, где Ахим сейчас мог быть.

– Может быть, у мамы случился инфаркт миокарда? – предположил он и прикурил сигарету. – Как я себя виню! Как мы могли оставить ее одну?! Она выглядела такой больной и усталой.

Чтобы не обострять его муки совести, Аннетта промолчала о возможности самоубийства. Поль и без того уже ломал себе голову в поисках всех мыслимых причин.

– Разве мы не должны были обратить внимание на ее сиплый, простуженный голос? Наверное, у нее поднялась температура и в ванне нарушилось кровообращение.

Из сострадания Аннетта заверила его, что это самая вероятная причина. Но Поль уже мучился новым страшным предположением. Несколько дней назад мама пожаловалась на бессонницу, и он дал ей пилюли Аннетты. При этих обстоятельствах она могла вопреки своим привычкам принять слишком много таблеток. Многого Поль не договаривал, но начинал со слов «может быть». Взгляд его был устремлен в одну точку.

Аннетта беспомощно пыталась выказать мужу сочувствие, поглаживая и потирая ему спину.

– В том, что случилось, нет твоей вины, – сказала она. – Сейчас не стоит об этом думать, надо подождать, что скажут медики. Это просто стечение обстоятельств. Я, кстати, очень хотела бы, чтобы ты ехал не на машине.

Об Ольге не было сказано ни слова. Выпив пару чашек крепкого кофе, Поль достал из машины купленные продукты и отнес их на кухню. Потом сел в «сааб» и нажал на газ.

 

19. Три чашки травяного чая

По дороге в Майнц Поль подумал, что следующей в этой серии смертей будет его смерть. Неумолимый, загадочный рок: семья была обречена. Поглощенный этой мыслью, он по рассеянности чуть не въехал в заграждение, что вполне могло положить конец его жизни.

Внезапно ему пришло в голову, что все, что он делал сегодня, неправильно. Сгорая от стыда, он вспомнил, как, выйдя из себя, ударил по лицу Ольгу. Не успел он войти, любовница стала обвинять Поля в том, что он двурушник. Откуда-то ей было известно, что он оказывал юридическую помощь Маркусу. Именно в момент бурного выяснения отношений Ольга позвала его к телефону. Рассерженная, она выскочила из комнаты, но не затем, чтобы начать готовить.

После того как Поль, не слишком понимая, зачем он это делает, позвонил в Майнц и с ужасом узнал, что Аннетта сказала правду, он сообщил о несчастье Ольге. Ей хочешь не хочешь пришлось проявить гуманность, и она принялась его утешать:

– Это ужасно! Потерять обоих родителей за одну неделю! Бедный маленький Жан-Поль!

Ей следовало бы догадаться, что от этого обращения он придет в ярость. Ни одна женщина, кроме матери, не имела права его так называть.

В результате он потерял не только Аннетту, но и Ольгу. Но откуда жена узнала, что его надо искать у Ольги? Поль старался не афишировать их отношения, любовники всегда встречались только у нее. Может быть, Аннетта наняла частного детектива? Или Ольга поделилась со своей бывшей подружкой по секрету, чтобы разрушить их брак?

Перед родительским домом в Майнц-Бретценхайме стоял черный «мерседес», мрачное свидетельство того, что это не страшный сон. Некоторое время Поль стоял перед дверью, не в силах нажать на ручку. Тут дверь распахнулась и двое мужчин в сером вынесли тело.

– Куда вы везете мою мать? – спросил Поль.

Мужчины поставили носилки и пожали ему руку, произнеся привычные слова соболезнования.

– Мы везем ее в Институт судебно-медицинской экспертизы в Майнц, – пояснил старший из мужчин. – Когда причина смерти будет установлена, тело выдадут вам для погребения.

Хотя Поль знал, какие процедуры предполагаются в таком случае, он не сразу осознал: его матери будут производить вскрытие. Мужчины открыли заднюю дверь машины, поставили гроб в багажное отделение и попрощались.

Поль вошел в дом. Как часто в холодную погоду мать кричала им: «Дети, скорее закрывайте за собой дверь, не пускайте в дом смерть!»

Мальчиком Поль думал, что смерти, словно кошке, ни в коем случае нельзя позволить прошмыгнуть в дом.

На шею ему бросилась госпожа Цизель, переполненная горем, сочувствием и облегчением.

– Какое страшное несчастье! – всхлипнула она. – Ахим уже знает?

Госпожа Цизель работала у них уже много лет, но с Ахимом у нее были особенно теплые отношения. Она поставила чайник.

– Чай или кофе?

Поль ответил, что ему все равно, упал на лавку и выразил ей свое сочувствие: как ужасно, должно быть, было для госпожи Цизель обнаружить…

– Да, это было ужасно! – подтвердила она. – Ужаснее быть не может. Но пока я сидела здесь и ждала, у меня было время поразмыслить, и знаете, что я думаю? Это не самоубийство!

– При чем тут самоубийство? – спросил Поль. – У меня и в мыслях такого не было!

– Ну, знаете, когда вот так внезапно теряешь мужа… – протянула госпожа Цизель. – Но это не так, и я могу вам это доказать!

Поль прошел за ней в спальню. Покрывало на кровати матери было откинуто, черный костюм висел на вешалке, белье аккуратно сложено на свободной второй кровати. На ночном столике стоял маленький чайник с чаем и стаканчик с медом, рядом лежала газета и телевизионная программа.

– Сразу ясно, – сказала госпожа Цизель, – что ваша мамочка после этого страшного стресса решила расслабиться. Принять ванну, а потом залезть под одеяло с горячим чаем.

Она повела его в ванную.

– Поглядите, повесила на батарею свежую ночную рубашку, чтобы она согрелась. Она бы так не сделала, если бы не хотела ее потом надеть. И потом, в ванне обычно вскрывают себе вены.

– Похоже, вы в этом разбираетесь, – произнес Поль. – Но о самоубийстве не может быть и речи. Вопрос лишь в том, что же, в конце концов, послужило причиной смерти. Я лично думаю, что она потеряла сознание и захлебнулась.

– Тут вы, должно быть, правы, – согласилась с ним госпожа Цизель. – Ваша мамочка была полностью в воде.

Со стаканом меда в руке госпожа Цизель вернулась на кухню и налила Полю чай.

– Пейте, зверобой успокаивает. Я могу вам еще быть чем-то полезна? А то мне нужно домой.

– Конечно, я вас отвезу, – предложил Поль. – Но почему вы вообще решили, что мама могла покончить с собой?

– Просто такое чувство, – ответила госпожа Цизель. – Говорят ведь: жена последовала за своим мужем. Не забудьте взять ключ, снаружи ключа больше нет.

Поль с удивлением узнал, что отец в последнее время часто забывал дома ключи, и поэтому запасной ключ от входной двери всегда лежал в цветочном горшке.

Наконец госпожа Цизель села в машину.

– К сожалению, мы никак не можем дозвониться до моего брата, – сказал Поль. – Может быть, вы знаете, как фамилия его подружки Джины?

– Джины? – Она отрицательно покачала головой. Помолчав немного, вспомнила что-то и продолжила: – С тех пор как дом ограбили, ваши родители немного опасались, что это может случиться вновь. Они не хотели, чтобы дом оставался без присмотра, когда они в отъезде. Ахим ночевал здесь и смотрел за порядком. Мы хорошо с ним ладили, он всегда был в хорошем настроении и часто смешил меня. Иногда приглашал в гости друзей и сам готовил ужин. «Госпожа Цизель, вы обязательно должны это попробовать!» – говорил он мне и протягивал ложку с соусом. Мне не так чтобы очень нравилось, но ему, конечно, было нужно, чтобы его похвалили!

– А вы знаете, как зовут его друзей? – спросил Поль.

– Боже мой, они всегда приходили по вечерам, играли в карты. Симон среди них был точно, его я знаю с детства. И я почти уверена, что девушек с ними не было.

– Мы вам очень обязаны, – произнес Поль со всей теплотой, на которую только был способен, открывая перед ней дверь.

Поль вообще-то мог возвращаться в Мангейм, потому что толком не знал, куда теперь ехать. Судмедэксперт вряд ли работал по выходным, разве только в крайнем случае, так что едва ли можно надеяться, что заключение будет готово до вторника. Может быть, следует поговорить с их домашним врачом? Но и у него сегодня выходной.

Не долго думая он решил поехать к доктору Хубачу домой. Ему открыла раздраженная женщина.

– Неужели в нашем доме никогда не будет покоя? Приходите в понедельник в клинику, у мужа была трудная неделя, и сейчас он дремлет перед телевизором.

Из глубины дома мужской голос спросил, кто это.

Поль представился, ведь доктор последний раз видел его лет двадцать назад, и его пригласили войти.

– Мне очень жаль вашего отца, – сказал врач. – Вчера я получил отчет из клиники, где он лежал. Как вы знаете, он был непростым пациентом, но мы, хоть и ссорились, всегда находили общий язык и старели вместе.

– Умерла моя мать, – сообщил Поль, решив не вдаваться в особенности характера отца.

Доктор Хубач был поражен.

Рассказав ему об обстоятельствах смерти, Пол ь спросил, не страдала ли его мать какими-нибудь наследственными заболеваниями.

– Знаете, – ответил доктор Хубач, – ваш отец давным-давно убедил себя, что вот-вот умрет, поэтому нам с вашей матушкой часто приходилось общаться. Приходила она ко мне и когда нужны были медицинские справки для вашего брата. Но такие услуги не входят в обязанности домашнего врача, и однажды я ей отказал. Может быть, она на меня обиделась.

Поль кивнул, смутно что-то припоминая.

– Видимо, из-за того, что в семье было двое таких проблемных пациентов, вашей матери, вероятно, даже мысль в голову не приходила обследоваться самой. По крайней мере моей пациенткой она не была, хотя я и давал ей направление к гинекологу и выписывал ей как-то рецепт на мазь. Насколько я помню, это была какая-то ерунда, а не серьезное лекарство.

– У матери мог случиться инфаркт? – задал вопрос Поль.

Врач ответил, что он не может сказать ничего определенного, потому что она никогда не жаловалась на сердце и не делала ЭКГ. Может быть, она обращалась к другому врачу?

Поль поблагодарил и попрощался.

Снова сев в машину, Поль почувствовал, что проголодался. Он за весь день съел сегодня всего один сухарь. Что теперь делать? Ехать домой или к Ольге? Второй вариант в свете сложившихся обстоятельств ему показался недостойным, и он решил, что в доме родителей найдется чем перекусить.

Поль часто злился, когда смотрел по телевизору детективы. Ему казалось, например, неправдоподобным, если подозреваемый, у которого не было алиби, уверял, что якобы бесцельно ездил по городу. «Ну кто так делает?» – думал он всегда. Сейчас он именно этим и занимался. Когда у него перед глазами мелькнула яркая вывеска «Дикий гусь», ему показалось, что это знак, поданный ему его родителями. Папе так нравилась здешняя кухня, а мама скорее всего здесь познакомилась со своим любовником, и, возможно, именно тут Ахим будет встречать его однажды в качестве шеф-повара. Но разве брат не говорил ему, что «Дикий гусь» закрыт?

Поскольку ресторан был наполовину пуст, Поль сел за столик в небольшом эркере, где обычно бывало занято. Он долго изучал меню и никак не мог ни на что решиться. Хорошо ли он сделал, что пришел перекусить именно сюда? Мучимый совестью, он все же заказал самое дешевое блюдо. Хотя оно выглядело очень аппетитно, вкусовые рецепторы ему отказали, и ему казалось, что он глотает сено пополам с соломой.

– Вам понравилось? – спросила официантка, убирая тарелку.

– Нет, – ответил Поль без всякого желания пожаловаться или спровоцировать объяснения.

К сожалению, девушка сразу же позвала старшего метрдотеля.

– Вам у нас не понравилось? Что-то было не так? – спросил он. – Джина, принеси мне меню! Вы не хотели бы выбрать десерт за счет заведения?

Поль развернулся:

– Простите, это вовсе не ваша вина! Скорее мне помогла бы рюмка чего-нибудь крепкого.

Когда официантка принесла ему коньяк, Поль спросил, знает ли она Ахима Вильгельмса.

Девушка кивнула.

– Он часто бывает здесь? – продолжил Поль допрос.

– Разумеется, – недовольно ответила она, – и в отличие от вас он никогда не ворчит и не жалуется на еду. А вы из полиции?

В ноздре у нее был пирсинг, что Полю не понравилось, но в остальном он нашел девицу очень привлекательной. Он объяснил, что Ахим – его брат, что он рассказывал о ней и говорил, что она родом из Тессина.

Джина недоверчиво покачала головой. Это какая-то ошибка – она никогда не бывала в Швейцарии, и, кроме того, господин Вильгельмс ни разу не упоминал о том, что у него есть брат, да и Поль на него ничуть не похож.

По пути из ресторана Поль напряженно размышлял. Если Ахим действительно часто бывает в «Диком гусе», то должен был хорошо знать Хайко Зоммера. Но когда они в тот раз на кухне у матери застали его почти голым, Ахим был в таком же замешательстве, что и Поль, да и Хайко Зоммер ничем не выдал, что знаком с Ахимом. Что же касалось Джины – имя довольно редкое для Германии, – то могло ли быть чистым совпадением то, что ее зовут точно так же, как и подружку его брата? Слишком много вопросов, ответов на которые Поль не знал.

Поль посмотрел на часы, только оказавшись уже в доме родителей. Звонить Аннетте было еще не поздно. Он был благодарен жене за то, что в общем она вела себя корректно и не стала закатывать скандал.

– Привет, я сегодня не вернусь домой, но ты, наверное, это уже и так поняла. Есть ли известия от моего брата?

– Нет, – ответила Аннетта, – если бы он появился, я его тут же отправила бы в Майнц.

– Как там? Все плохо? – спросила, в свою очередь, Аннетта и в ту же секунду поняла, что выбрала не совсем подходящие к случаю слова.

– Все плохо, – повторил Поль, – и будет наверняка еще хуже. Я позвоню тебе завтра. Спокойной ночи!

Перед тем как повесить трубку, он услышал сдержанное сопение.

По старой привычке Поль решил отправиться спать в мансарду. Но госпожа Цизель уже все здесь убрала, сняла белье и подняла матрас, чтобы он проветрился. В комнате для гостей и у Ахима Поль застал туже картину. Только кровать матери приглашала ко сну и даже чем-то притягивала его. Поль решил провести вечер так, как намеревалась мама: принять ванну, налить себе чаю, забраться под пуховое одеяло и почитать газету.

Пока в ванну набиралась вода, он заварил себе чай из трав. Чтобы успокоить нервы, он сегодня целый день пил этот безвкусный напиток. Аннетта могла быть им довольна. Он поставил чашку с чаем и мед на ночной столик и поспешил в salle de bain матери, чтобы не перелилась вода. Пижаму повесил на батарею.

Поль залез в теплую воду и сразу почувствовал страшную усталость, такую, что ему казалось, он сейчас погрузится в небытие. Лишь через полчаса его из этого состояния транса вывело радио проезжавшей мимо дома машины. Самое время было выбираться на сушу.

Когда Поль открыл шкафчик, чтобы достать чистое полотенце, то вспомнил об электрошокере. Он был уверен, что положил прибор на ту же полку, но сейчас его там не было.

Остывший чай Поль пил в постели. В поисках снотворного он наудачу открыл ящик ночного столика и в самом деле наткнулся на коробку с пилюлями Аннетты, коробка была наполовину пуста. Поль стал думать, сколько пилюль могли выпить они с Аннеттой и принимала ли мать их вообще.

Если бы мама хотела покончить с собой, все выглядело бы совсем иначе. Позволить прислуге, долгие годы работавшей в доме, обнаружить себя голой в ванне – это не в мамином стиле. Уже в полусне Поль припомнил ту поездку на поезде из Майнца в Мангейм. В поднявшейся воде Майна ему привиделась мать, которая в своем светлом одеянии издалека казалась молоденькой девушкой, Офелией. Было ли у него уже тогда предчувствие? На самом деле мама утонула в ванне, а не в Майне. Поль решил, что не будет прощаться с телом, что он сохранит в своей памяти чарующий образ молодой, красивой матери.

Когда снотворное подействовало, он ощутил, что полностью освободился от всяческих забот. Его окутал аромат фиалок, он вновь вернулся в материнское лоно.

 

20. Глаз голубя

Утром в воскресенье Поль с чашкой кофе сидел за столом на кухне, где так часто делал уроки под присмотром матери. Клеенка тогда была в мелкий голубой горошек или в зеленую клетку. Иногда он чиркал по клеенке шариковой ручкой; когда мать заставала его за этим занятием, то бросала в него посудной губкой. В ушах Поля до сих пор звучали ее замечания: «Не горбись!» или «Письмо было выдумано для того, чтобы его можно было прочесть, Жан-Поль!» И чуть погодя с легким упреком: «Если бы у тебя было много денег, ты мог бы бездельничать!»

Скоро наследство будет в их распоряжении, но Поль не мог этому радоваться, потому что «праздность – мать всех пороков». Мама надеялась, что старший сын станет видным адвокатом. Он припоминал, что когда-то даже обещал ей это. Задумавшись, он ощипывал листья с пучка петрушки, который стоял у него под носом в баночке из-под горчицы. Кто его мог купить?

Он подумал, что мать скорее разрешила бы ему завести квалифицированную секретаршу, чем потратить деньги на многомесячный круиз на яхте. До сих пор они с партнером, специализировавшимся на имущественном и жилищном праве, делили между собой обязанности секретаря. Полю приходилось собственноручно записывать беседы с клиентами, отмечать даты слушаний в суде, следить за сроками рассмотрения дел и даже запрашивать для ознакомления материалы из прокуратуры. Если бы он освободился от всякой бумажной текучки, то смог бы сосредоточиться на своей непосредственной работе и у матери на том свете не было бы никаких оснований обвинять его в лености. Видя его прилежание и успехи в карьере, она согласилась бы исполнить и его мечты.

Ахим быстро бы профукал свою долю, и матери это было бы не по нутру куда больше, чем безделье, если, конечно, ей сказали правду про его страсть к игре. Нужно обязательно поговорить с Симоном, решил Поль и принялся листать телефонную книгу.

Спустя два часа Поль уже сидел напротив пресловутого Симона, которого он видел последний раз подростком. Узнать в этом бледном от недосыпа мужчине в футболке и тренировочных штанах того мальчика было невозможно. В те времена приятель Ахима щеголял в очень грязном палестинском платке и ездил на мопеде, который нужно было постоянно чинить. Поль помнил, какими черными были ухоженные сейчас руки Симона.

С мокрыми глазами Симон возился у кофеварки. Было видно, что внезапную смерть матери Поля и Ахима он принял близко к сердцу.

– Я очень ее любил, – сказал Симон и несколько раз сглотнул.

Поль поначалу усомнился, следует ли понимать его слова в безобидном смысле, но его недоверие оказалось безосновательным. В голосе Симона звучали благодарность и уважение.

– Мы с твоим братом дружили давно, – продолжил Симон, – но именно ваша мама всегда выслушивала меня и относилась ко мне с вниманием. Даже если вас обоих не было дома, я часто ел у вас и готовил уроки. У моих родителей было мало денег, времени и, к сожалению, желания вникать в проблемы подростка.

Поль осторожно попытался выяснить, где Ахим мог бы сейчас находиться, узнать что-нибудь о его подружке и тайной страсти к азартным играм. Вначале Симон избегал говорить что-либо, что могло бросить тень на Ахима, и уклонялся от точных ответов. Но потом, признав беспокойство Поля оправданным, постепенно разговорился.

У брата Поля нет постоянной подружки, ни о какой Джине Симон никогда не слышал. Роковую роль сыграло знакомство Ахима несколько лет назад с Хайко Зоммером. Он изменился не в лучшую сторону, стал чаще лгать, почти потерял интерес к старым приятелям. Симон регулярно встречал его в висбаденском казино, и в общении со своим школьным другом Ахим ограничивался сухим «привет».

– Я работаю крупье и чувствую себя немного виноватым, потому что это я привел Ахима в казино, так сказать, на экскурсию. А про то, давал ли он Хайко деньги в долг или наоборот, ничего сказать не могу, но, кажется, бывало и так и сяк. Сам я не присутствовал при этом, но один мой коллега рассказывал мне об этом по секрету.

– И какие суммы? – спросил Поль.

– И тот и другой играли по-крупному обычно до трех утра, и ниже ста евро ставок не бывало. Меня это очень беспокоило, я даже думал написать вашим родителям. Меня твой брат не желал слушать. – Симон вздохнул и выбросил из пепельницы окурки. – Однажды я упрекнул его за страсть к игре, и он возразил, что попал в отличную компанию. Здесь, в Висбадене, проигрывал деньги даже Федор Достоевский.

– А что за человек был этот Хайко Зоммер? – поинтересовался Поль.

Оказывается, Зоммер как кулинар имел огромный успех и в Ахиме нашел себе талантливого ученика. В отличие от Ахима у гастронома были проблемы с весом, поэтому он вынужден был регулярно ходить в фитнес-центр. Если над ним кто-нибудь подшучивал, Хайко мог иногда и врезать, но с такой горой мускулов даже отчаянные забияки избегали связываться.

– Что мне в нем не нравилось, так это его заносчивость. Со мной он всегда разговаривал высокомерно. Поэтому по нему я слезы не лью, – заявил Симон.

Но где же сейчас мог быть Ахим?

После долгих раздумий Симон предположил, что тот сейчас может быть в Баден-Бадене, потому что в казино в Висбадене он не показывался уже давно.

Когда они прощались, Симон спросил про похороны, сказав, что непременно хочет отдать матери Поля последний долг.

Она от этого не воскреснет, подумал про себя Поль, шагая пустынными улицами домой. Он забыл спросить у Симона, играет Ахим только в рулетку или в блэкджек или покер тоже. Возможно, Ахим и Хайко разработали такую систему игры, которая работала только при крупных ставках. Сам Поль не интересовался азартными играми. Только из пыльных русских романов он знал, что страстные игроки в одну ночь могли выигрывать состояния и сходить с ума, проваливаясь в бездну отчаяния.

Требовательное дребезжание велосипедного звонка отвлекло его от размышлений. Молодой папаша совершал велосипедную прогулку с двумя сыновьями, которые пока неуверенно держались в седле. Мужчина был примерно одного с Полем возраста. Поль тоже мог бы иметь детей школьного возраста. Появление внука или внучки наверняка порадовало бы мать, но она была слишком тактична, чтобы говорить об этом. Может быть, ему следовало бы доставить умершей эту радость? От Ахима едва ли можно ожидать в ближайшее время создания семьи.

Тут велосипедисты отвлекли его от своих мыслей еще раз. Младший мальчишка – намеренно или случайно, судить было трудно, – наехал на заднее колесо брата и свалил того с велосипеда. Теперь оба лежали на земле и ревели. Ехавший впереди отец озабоченно обернулся, поднял детей и велосипеды, стал утешать и промакивать носовым платком кровоточащие ссадины.

– Если я еще раз это увижу, – грозно сказал он младшему сыну, – то разговор будет совсем другой!

Ага, значит, маленький мошенник сделал это нарочно, подумал Поль, и тут у него словно пелена упала с глаз. Его брат в детстве вовсе не был примерным мальчиком, наоборот, был мошенником и плутом. Почему Поль был так слеп и глуп и поверил, что его тонко чувствующая мать способна завести интрижку с таким типом, как Хайко Зоммер?

Все было подстроено: Ахим и Хайко обвели его вокруг пальца. Шаг за шагом Поль анализировал поступки брата, думал о его коварстве и подлости: очевидно, Ахим знал, когда мать собирается к парикмахеру. Пока Поль забирал во франкфуртском аэропорту чемодан, Ахим по мобильному связался с Зоммером и послал его в дом родителей, чтобы тот разыграл перед Полем спектакль. Запасной ключ лежал в горшке с цветком, так что ресторатор без труда мог попасть в дом. Задним числом Поль поймал брата еще на одной лжи. Когда они ехали в Майнц, Ахим сказал, что в его телефоне села батарейка и поэтому он не смог дозвониться до матери. Но позже Поль обнаружил телефон брата в багажнике и принял за свой. Когда он нажал на повторный вызов, мобильный прекрасно работал.

Зачем понадобилась его брату эта игра? Cui bono? Кому выгодно? Ну, во-первых, ему удалось отдалить Поля от матери. Во-вторых, безнадежно испортить отношения родителей. И в-третьих, вспышка гнева приблизила кончину отца, что, в свою очередь, внезапно принесло Ахиму часть наследства. Но рассчитывал ли Ахим па такой результат? Видимо, азартным натурам нравится щекотать себе нервы, рискуя.

Тем временем Поль подошел к дверям дома и услышал настойчивые телефонные звонки. Как разговаривать, если это звонит брат? До сих пор Поль не задумывался о своей ответственности, не понимал, как ему надо себя вести.

Это оказалась Аннетта. Нет, Ахим не появлялся.

– Как там дела в Майнце? – спросила она.

– Соответственно обстоятельствам, – пробормотал в ответ Поль. – Но ты не беспокойся.

Поговорив с женой, он присел за письменный стол родителей. Слева располагались ящики матери, справа – отца. Туда Поль уже заглядывал, когда просматривал оставшиеся после отца бумаги. Мама все оставила в безукоризненном порядке, аккуратно сложив связки писем, детские фотографии, высушенные листья клевера, газетные вырезки. Поль и сам не знал, что именно он здесь ищет. Один из четырех ящиков был заполнен сувенирами. Морские раковины, привезенные с юга, спичечные коробки из гостиниц, пепельница из итальянского ресторана. Никогда ему больше не узнать, что значили для матери эти вещицы. Под конец он обнаружил связку ключей. Ключи от машины и от дома всегда висели в гардеробе на крючке, этими же, видимо, пользовались гораздо реже. Наверное, это ключи от садовых ворот и гаража, которые запирались только в случае отъезда на долгий срок.

Один изящный ключик мог подойти только к небольшой коробочке, и Поль вспомнил, что, когда примерял одежду отца, видел в шкафу какую-то шкатулку. Он заглянул в шкаф – шкатулка была не заперта и пуста. Неужели здесь уже похозяйничал брат?

Поль вернулся к письменному столу и принялся за письма. Пачки писем были перетянуты рассохшимися резинками. Они были от школьной подруги матери, которая уже давно жила в Голландии. Все они были написаны зелеными чернилами, начинались со слов «Милая Хелена» и заканчивались «Всегда твоя Карина». По всей видимости, в юности подруги много переписывались, а с возрастом стали чаще общаться по телефону. Наморщив лоб, Поль пробегал глазами строчки, в которых говорилось о разных людях, городах и книгах, которые были ему не знакомы и мало его интересовали. Иногда в письмах мелькало его имя: «…прекрасно, что Поль любит читать, наш Макс в лучшем случае может полистать комиксы…» Однажды он наткнулся на предложение, которое его озадачило: «Очень сочувствую, жаль, что исключить нарушение работы мозга полностью не удалось. Но в возрасте Ахима легкое отклонение в развитии еще ничего не значит».

Внезапно его пронзила боль, словно укол в сердце. Поль схватился за грудь и решил сейчас же ехать домой, чтобы по крайней мере умереть в собственной постели. Письма лучше взять с собой и внимательно изучать их вечерами. Может быть, ему удастся обнаружить еще какие-нибудь сюрпризы. Интересно, знал ли сам Ахим о своем диагнозе, прочитал ли в то время эти письма, когда сторожил дом родителей? К сожалению, это вполне возможно.

Казалось, Аннетта ждала его звонка.

– Будь осторожен, – попросила она.

Когда Поль вернулся, они коротко обнялись. Стол был накрыт как обычно, без особой роскоши, но в виде исключения на ужин был не творог, а овощное рагу. Поль подозревал, что готовка Аннетте далась очень непросто. В квартире витал дразнящий запах тимьяна, но ожидать, что ее творение сравнится с кулинарным искусством Ахима или Ольги, не приходилось. На столе стояла бутылка вина, которую Аннетта не смогла открыть. Задумано очень неплохо, хотя отмечать, собственно, было нечего. Хотя он знал, что вопрос лишний, но все же задал его:

– Никаких известий?

Аннетта покачала головой. Она все время пыталась найти деверя, но в квартире у Ахима нет автоответчика, а мобильный, по всей видимости, выключен.

– Можно попробовать разыскать его по радио, – предложила она, делая глоток вина. – Думаю, что он ездит сейчас на «БМВ» твоей матери, хотя номерной знак я все равно не запомнила. Ты знаешь, кстати, что у Ахима глаза как у голубя?

Поль в эту минуту обжегся о горячую сковороду и схватился пальцами за мочку уха. Непонимающим взглядом он уставился на Аннетту.

– Зрачок у него, конечно же, черный, но вокруг радужной оболочки идет такой красный ободок, точь-в-точь как у вокзальных голубей.

– Наверное, он тогда был обкуренный, – предположил Поль. – Но сравнение с голубем мне нравится. Голуби – это крысы в небе, агрессивные, бесцеремонные, напористые. А наивные художники превратили их в символ мира.

Аннетта хотела было возразить, потом решила промолчать. Заявление Поля было таким жестким и несправедливым, что разговор тут же перешел бы в спор. Она вышла из-за стола и поставила одну из своих старых пластинок.

Мрачнея все больше и больше, Поль слушал: «Много слез было пролито».

Но он, сдержавшись, как и Аннетта, в последний момент, ничем не выдал своего недовольства и молча отправился в свой кабинет. Некоторое время наслаждался тем, что остался непонятым, и мучился музыкой, которая для него неизменно связывалась с матерью. Затем позвонил Маркусу.

В нескольких словах Поль сообщил ему о смерти матери и намекнул, что у него будут, возможно, кое-какие медицинские вопросы.

Маркус выразил ему свои соболезнования.

– Могу ли я для вас что-нибудь сделать? А наша договоренность на завтра остается в силе?

– Да, конечно, будет очень хорошо, если я смогу отвлечься от своих мыслей, – ответил Поль. – Кстати, только что вспомнил: не ты брал у меня на время электрический штопор?

– Хорошо, что напомнил, я совершенно про него забыл. Завтра принесу.

– Ты не посмотришь, может быть, у тебя еще что-нибудь осталось из моих вещиц?… – попросил его Поль.

Маркус отошел от телефона, чтобы посмотреть. Вернувшись, он смущенно признался, что у него еще лежит карманный тестер на алкоголь.

– А электрошокера нет? – спросил Поль.

Маркус решительно ответил, что такой штуки он даже в руках не держал.

– Скажи-ка, – заинтересовался Поль, которому в голову только что пришла еще одна идея, – как ты думаешь, можно с помощью электрошокера физически крепкого человека лишить возможности сопротивляться и, когда он потеряет сознание, задушить?

Маркус не воспринял его вопрос всерьез.

– Великолепная идея, вот это по-нашему! Ну ты даешь! И кого же решил прикончить? Поговори лучше со своим врачом или аптекарем, у них в запасе наверняка есть более элегантные способы!

– Мой интерес чисто теоретический, – стал оправдываться Поль. – Может судмедэксперт установить, что покойный во время удушения был без сознания?

– Точно не знаю, – ответил Маркус, – мне сложно сказать, в конце концов, я не патологоанатом. А вообще-то мне кажется, по внешнему виду очень трудно установить, использовался электрошокер или нет. Если только останется красное пятнышко? Знаешь, старик, ты читаешь слишком много детективов. Давай сменим тему. Наш малыш появится на свет на несколько дней раньше срока. Ну, что скажешь?

– Отлично, отлично, – с усилием пробормотал Поль и постарался закончить разговор. – Увидимся завтра.

Поль то и дело спрашивал себя, не абсурдны ли его предположения. Он был почти уверен, что Ахим уже проиграл львиную долю того, что получил от матери на филиал «Тойоты», и теперь опять нуждается в деньгах. Когда брат приезжал в Мангейм, у него было достаточно времени, чтобы обыскать дом. Очень может быть, что арсенал Поля в подвале и натолкнул его на мысль использовать электрошокер и он прикарманил устройство. Прибор, спрятанный Ахимом в ванной у родителей, видимо, принадлежал самому Полю.

Вообще-то можно было исходить из того, что ресторатор стал вымогать деньги за представление, устроенное им для Поля. Может быть, брат, который уже не мог расплатиться с долгами, ожидал нападения сильного противника и на всякий случай запасся средством защиты. Когда же при их встрече в безлюдном месте Хайко от удара током упал без сознания, Ахим воспользовался моментом и задушил шантажиста.

Для Поля было большим утешением то, что мама никогда не узнает всей правды. Ахим уже не получил бы от нее крупной суммы денег. Но могла ли она предполагать, что ее любимчик с помощью наследства будет удовлетворять страсть, почти такую же пагубную, что и наркомания?

Поль снова взялся за письма Карины и стал читать все подряд, пытаясь глубже проникнуть в тайны их семьи. Только благодаря письмам незнакомой женщины Поль узнал, почему в двенадцать лет его выселили в мансарду. У брата, оказывается, в тот период были постоянные кошмары, он мучился страхом смерти, боялся, что задохнется, засыпанный песком. Просыпаясь ночью в слезах, Ахим бежал в постель к матери, а папе это очень не нравилось. Чтобы спасти мир в семье, мама часто спала вместе с младшим сыном в детской. В то время они и решили, что Поля надо переселить, чтобы он мог спокойно отдыхать.

Из всех писем Карины лишь одно было вложено в конверт и тщательно заклеено. С угрызениями совести Поль вскрыл конверт.

«Милая Хелена, я потрясена тем, что узнала из твоего письма. Мне очень жаль, что ты потеряла ребенка, но подумай, сколько эмбрионов погибает в первые недели своей жизни, и никто не знает, почему именно. Бывает и наоборот, когда, несмотря на тяжелое психическое и физическое состояние матери, рождается абсолютно здоровый младенец.

И чем больше я хочу проникнуться твоей болью, тем меньше понимаю твои упреки в адрес Ахима. Я понимаю, этот ужасный случай поверг всех вас в шок, но Ахим слишком мал, чтобы понимать все последствия своего поступка. В любом случае ты не должна его винить в гибели мальчика и тем более в том, что случился выкидыш. И не обижайся на меня, пожалуйста, но тебе вообще не надо было знать, что это могла бы быть дочка».

«Боже мой, какие у нас странные были родители!» – думал Поль. Ведь во всех семьях детей готовят к появлению братика или сестрички. Почему он даже не имел понятия о беременности матери? Не помнит, что мама была нездорова или расстроена? Только смерть чужого мальчика, который задохнулся под кучей песка, врезалась в его память. Вся их семья была потрясена.

 

21. Умерли так умерли

Аннетта проснулась от жалобного крика. Поскольку Поля явно мучил ночной кошмар, она попыталась осторожно разбудить мужа.

– Мама пришла ко мне, словно в сказке, и спросила: «Что, мое дитятко? Что, козлик мой?» – пожаловался Поль, с трудом просыпаясь.

Переполняемая сочувствием, Аннетта подвинулась к нему ближе, взяла за руку и стала утешать, шепча ласковые слова.

Поль снова заснул, но двумя часами позже Аннетта снова услышала его бормотанье:

– Она не умерла, мне Маркус только что сказал, что это ошибка. Мама жива!

По собственному опыту Аннетта знала, что этот сон будет еще много раз повторяться в разных вариантах. Правда, сейчас ей уже не снились ни мать, ни отец, но иногда она по-детски просила у родителей совета или помощи, и ей всегда казалось, что они слышат ее.

Утром Поль чувствовал себя усталым и разбитым. Сумеет ли он когда-нибудь вырваться из плена своей семьи? Или отец с матерью всю его жизнь будут стоять у него за спиной, живые или мертвые, не говоря уже о брате? В отличие от него Ахима с восьми лет мучили кошмары. Поль никогда не спрашивал у него, когда они прекратились.

За завтраком он пытался обсуждать насущные вопросы и говорить с Аннеттой нормальным тоном.

– В родительском доме слышно, как дождь стучит по листьям плюща. И ничто на свете не может меня усыпить лучше. А у нашего дома нельзя развести какую-нибудь растительность?

– Можно что-нибудь посадить у пристройки, – ответила Аннетта, – но о доме не может быть и речи.

Поль поздно сообразил, что его слова прозвучали слишком требовательно.

– Я не хотел все взваливать на тебя, – поправился он. – Я мог бы и сам посадить дикий виноград или плющ, а осенью мы могли бы вместе убирать опавшие листья.

Теперь Аннетте стало ясно, что он ее неправильно понял.

– Пауки, – объяснила она. – Терпеть не могу эту восьминогую мерзость.

После второй чашки чая Поль отвез Аннетту к врачу, а свою черную мантию – в химчистку. Рукава уже лоснились, сатиновые обшлага все были в чернильных пятнах. Он никогда не чувствовал себя удобно в этом плохо скроенном длинном кафтане. Наконец с большой неохотой направился к себе в контору, куда к обеду должен был подъехать Маркус. Хотя его бюро и находилось в центре Мангеймского Квадрата, в так называемом Фильсбахе, но располагалось на третьем этаже в номе без лифта. Об удобствах говорить было трудно, но арендная плата все равно была очень высокой. Поль уже не раз консультировал и самого хозяина турецкой кафешки на первом этаже, и его посетителей, а в отместку съел у Гюркана немало вкусностей. В парадном, как всегда, стояли три велосипеда, которым здесь было не место; стены горчичного цвета малышка Хюлья из самых лучших побуждений украсила фиолетовыми стикерами Бэтмена, фотографиями кошечек и наклейками с футбольной командой «Галата-сарай».

Поль, запыхавшись, поднялся по сорока двум ступенькам и наконец очутился в кабинете. Все было именно так, как он и предполагал: за время его отсутствия накопилась масса почты, а партнер поздоровался с ним без малейшего сочувствия.

– Правда? Сразу оба? – спросил он, полируя ботинок, предварительно на него поплевав. – Что ж, ничего не поделаешь. Умерли так умерли.

Аннетта часто упрекала Поля, что он по роду своей профессии общается со всяким сбродом, но его коллега своим цинизмом и грубостью заткнул бы за пояс любого малолетнего уголовника.

Злость по-настоящему накатила, когда Поль начал вскрывать письма. Защита пьяного водителя, которого уже штрафовали за то же самое, будет стоит много времени и нервов, он знал этого парня и не выносил его; портной-турок, зарабатывающий перешиванием вещей, вежливо напоминал о неоплаченном счете за подгонку пяти пар брюк, которые стали Полю малы. Вообще-то платить за это должна Ольга, подумал Поль и решил с сегодняшнего дня начать худеть.

В этот момент из соседней комнаты вышел его партнер и молча положил ему на стол коробочку.

– Что там? – недоверчиво спросил Поль.

– Пища для нервных клеток: пахлава, «хельва» и «тулумба татлиси», – ответил филантроп.

Поль капнул жидким сиропом, в котором плавали оладьи, на правую штанину.

Потом принялся за объявления туристических бюро; круиз на яхте между островами Маэ, Праслен и Ла-Диг он, наверное, мог бы себе позволить, но есть ли на Сейшелах какие-нибудь развалины? Он с досадой швырнул глянцевый проспект в корзину.

Позвонила Ольга, но не для того, чтобы позвать его на обед в честь их примирения; по резкому тону трех первых слов Поль понял, что любовница очень сердита. Оказалось, она случайно узнала о том, что у него сегодня встреча с Маркусом. Жаль, что он решил нанести ей удар в спину, – она рассчитывала на его лояльность.

Все, увиливать нет смысла, решил Поль. По истории с Ахимом видно, куда может завести постоянное вранье. Нужно внести полную ясность, иначе он потеряет последних близких людей.

– Ольга, может, это ошибка, но Маркус мой хороший друг – я просто не мог ему отказать. Раз я советовал тебе настаивать на получении полных сведений о его имуществе, то по справедливости я не могу бросить Маркуса на произвол судьбы. Я посоветую ему не указывать страховку и срочно переоформить ее на свою польку.

– Спасибо за запоздалые объяснения, – прошипела Ольга. – Даже я, дура, доперла, что ты двурушничаешь, и к тому же бездарно. Впрочем, ты и любовник-то паршивый, худший из всех, что были у меня за последние годы. – И бросила трубку.

– Черт, – пробормотал Поль чуть ли не с облегчением. Если после смерти отца он, к стыду своему, все время думал о сексе, то после смерти матери это желание испарилось. Так что он не слишком расстроился, что Ольгино «дело» отправилось в архив, – во всяком случае, поститься теперь будет проще.

Второй за день звонок тоже не принес ничего хорошего. Комиссар полиции из Майнца справлялся о местонахождении Ахима. Поль извинился, что не смог помочь, и поинтересовался причиной розысков.

– Необходимы свидетельские показания, обычная рутина, – ответил полицейский и оставил свой номер телефона.

Несмотря на успокаивающий ответ, Поль был уверен, что это связано с убийством Хайко Зоммера. Может быть, во время следственных действий у убитого был обнаружен ключ от дома его родителей. Темные мысли отвлекали от работы в следующие несколько часов: фразы «нарушение работы мозга», «патологическая склонность ко лжи», «страсть к азартным играм», «утрата ощущения реальности», «нанесение телесных повреждений со смертельным исходом», «психиатрическое освидетельствование», «принудительное лечение» не давали ему сосредоточиться.

Когда Маркус со всей пунктуальностью появился в конторе, на столе все еще лежали нераспечатанные письма, а кофе в чашке совсем остыл. Зато Поль успел сплести из канцелярских скрепок длинную цепочку и протереть экран монитора, а заодно и мышку с проводом салфеткой для протирания стекол. Еще он долго рассеянно наблюдал, как в доме напротив устанавливали спутниковую тарелку, и раздумывал, надо ли в свете начавшегося процесса «очищения» рассказать Маркусу о своих отношениях с Ольгой, решив в итоге все-таки не делать этого.

Тем более что сам Маркус был способен говорить только о том, что у Кристины вчера были первые предродовые схватки.

– Скоро это случится, старик, кто бы мог подумать! Впрочем, мне кажется, что и Аннетта хотела бы…

Поль с недоверием посмотрел на него:

– Она что, сказала тебе об этом?

Маркус слегка смутился.

– Не прямо, но можно было понять, – ответил он. – У тебя есть какие-то вопросы, касающиеся смерти матери? Может, я смогу помочь?

Поль рассказал, как нашел в сумочке у Аннетты таблетки снотворного.

– Не знаю, откуда у нее пилюли, но после аварии я сам принял одну, и она мне очень помогла. Словом, я оставил матери начатую упаковку. Как ты думаешь, она могла утонуть в ванне, приняв перед этим таблетки?

Маркус покачал головой:

– Это лекарство дал Аннетте я, таблетки абсолютно безобидные, с их помощью никого убить нельзя. Случаются, правда, иногда суициды со страховкой, когда, прежде чем повеситься, надевают на голову полиэтиленовый пакет или со вскрытыми венами дышат выхлопными газами. Словом, если слопать кучу успокоительного, а потом залезть в горячую ванну, то при плохом кровообращении можно и умереть.

– Нет, там все было не так, – сказал Поль. – Если она и пила таблетки, то несколько штук.

Без истории болезни Маркус, как и его коллега из Майнца, поостерегся ставить диагноз. Его осторожные гипотезы почти совпадали с предположениями Поля.

– Ты не мог бы как врач позвонить в Майнц судебным медикам? – попросил Поль. – Тебе наверняка скажут что-нибудь о результатах вскрытия.

Маркус сомневался в успехе, но все же позвонил.

Как и ожидалось, результат оказался отрицательным: в настоящий момент очень много работы, сейчас все заняты более срочными и сомнительными случаями.

– Из этого можно заключить, что они предполагают естественную смерть, – размышлял вслух Маркус.

Поль, в свою очередь, рассчитался с приятелем, дав несколько ничем не примечательных советов. Их с Ольгой общая квартира могла быть выставлена на аукцион, если Ольга откажется выплатить компенсацию.

– Другой вопрос, захочешь ли ты предъявлять к ней претензии, – устало сказал Поль. При этом он думал про себя: «Чем я занимаюсь – обсуждаю с хорошим человеком его мелкие проблемы, хотя у меня своих бед выше головы. Надо бы подумать о своем беспутном братце, как я могу рассуждать сейчас о юридических вопросах?»

* * *

Погода наконец-то наладилась. От конторы Поля было недалеко до Парадеплатц, и они решили вместе перекусить в бистро на площади, потому что Маркус отказался и от бёрека, и от долмаси. Доктор был в великолепном настроении и насвистывал песню Элизы Дулитл из фильма «Моя прекрасная леди». В том месте, где пелось о цветах Испании, Поль вспомнил о Гранаде, испытующим взглядом посмотрел в их северное небо и чуть было не наступил на банку из-под пива.

– Вчера мы ездили на Бергштрассе полюбоваться цветущими садами, – болтал Маркус. – Мы живем в очень удачном месте, между Оденвальдом и Пфальцем. Кристина еще не все видела. Вообще-то она хочет, чтобы мы венчались, мне в скором времени предстоит ей деликатно сообщить, что я давно уже покинул лоно церкви. Разумеется, на свадьбу приглашаем и тебя. Как ты думаешь, могу ли я послать Ольге открытку с сообщением о рождении ребенка или извещать бывшую жену в письменной форме – малодушие?

– Она давно все знает, – ответил Поль. – Ты упустил свой шанс сообщить ей эту новость лично. Видимо, когда нас подпирает, мы, мужчины, никакие не герои.

Тут он вспомнил об Аннетте и снова задумался над тем, откуда и как давно она узнала о его измене.

Ольга тем временем раздумывала недолго. Обуреваемая жаждой мщения, она бросилась к телефону.

– По-видимому, тебе давно обо всем известно, – сказала она Аннетте. – И как тебе удавалось держать язык за зубами? Все же могла бы удовлетворить мое любопытство и рассказать, откуда ты узнала. Поль вряд ли стал бы тебе исповедоваться, мужики всегда врут. Что касается меня, то ты можешь снова посадить своего кобеля на цепь.

– Это имеет еще какое-нибудь значение? – холодно спросила Аннетта, которой очень хотелось заткнуть уши. Она не понимала, зачем Ольга ей звонит, не могла выдавить из себя ни одного путного слова, а в результате расплакалась.

На Ольгу это произвело впечатление.

– Солнце мое, этот тип не стоит твоих слез! Знаешь что, я сейчас же к тебе приеду, мне надо немедленно тебя обнять, – заявила она.

– А у тебя разве нет занятий в школе? – всхлипнула Аннетта, но оказалось, что Ольга уже провела два урока и на сегодня у нее больше никаких дел не было. Ее просто распирало от жажды действия.

Аннетта вернулась домой на такси всего двадцать минут назад и намеревалась остаток дня провести на диване. Врач продлил ей бюллетень и не разрешил пока снять гипс. «Мыться только под душем! Левую руку беречь, правую не нагружать», – велел он. Из дома Аннетта позвонила на работу.

Шеф заявил, что они и не надеялись, что она скоро выйдет на работу после такой тяжелой аварии.

– Мы отлично без вас обходимся, – подбодрил он ее. – Джессика превосходно справляется с вашими делами. Осенью она пойдет на курсы испанского, а потом мы пошлем ее в Бразилию.

Аннетта чуть не лишилась дара речи.

– Во-первых, для нас приоритет имеет Венесуэла! – возмущенно крикнула она. – А во-вторых, в Бразилии говорят по-португальски!

Шеф только рассмеялся, а на заднем плане было слышно хихиканье Джессики.

И вот теперь Аннетте предстояло еще и выдержать нежелательную гостью, и все потому, что она не смогла с должной твердостью отказать. Она до конца не понимала, что в разговоре с Ольгой ее поразило больше: бессердечность бывшей подруги в начале или резкий переход к сентиментальности в конце. Аннетта ругала себя: надо было коротко и ясно сказать, что ей объятия змей подколодных не нужны. В то же время Аннетта ненавидела женщин, которые лицемерно твердят о женской солидарности и сразу забывают о ней, стоит только на горизонте появиться симпатичному мужику. Может, встретить эту гадюку с ершиком для унитаза наперевес? «Не нагружать правую руку», – советовал ей врач. И все же она решила немного убрать, желая уколоть соперницу-неряху идеальным порядком. Однако порядок должен быть ненамеренным; чтобы разозлить Ольгу, достаточно одного-единственного намека на добропорядочность и педантичность. Поэтому Аннетта вытащила из корзины для бумаг газету и положила ее на столик у дивана и хоть и отправила пустую плошку из-под овсяных хлопьев в посудомоечную машину, зато выложила, как бы случайно, на белую книжную полку два зеленых яблока, сняла громыхающие сабо и надела китайские комнатные туфли. «Готовлюсь так, словно жду любовника», – мрачно подумала она.

Аннетта еще хотела успеть подправить сломанный ноготь, как в дверь позвонили. Пилка, которую она зажимала коленями, упала на пол. Ольга что, на крыльях принеслась?

Аннетта мелкими шагами пошла открывать. Перед ней стоял Ахим.

– Слава Богу! – с облегчением воскликнула Аннетта, деверь просиял.

– Как ты хорошо меня встречаешь, малышка! – обнял ее Ахим в ответ.

Аннетта смутилась, ведь она имела в виду совсем не это.

– Слава Богу, что ты наконец появился, – закончила она фразу и замолчала. Нельзя же прямо тут, в дверях, брякнуть: «Знаешь, твоя мама умерла». – Проходи же. – Она показала здоровой рукой на гостиную. – Я много раз пыталась до тебя дозвониться. Ты прослушал мои сообщения?

– Мобильник у меня, к сожалению, украли, – ответил Ахим и бросил куртку на диван. – Там было что-то важное?

Аннетта заколебалась. Вообще-то сообщить брату о смерти матери должен Поль. Поэтому она проигнорировала вопрос и произнесла:

– Я позвоню Полю в бюро, чтобы он поскорее шел домой. Кстати, твоя идея с сюрпризом в машине великолепна. Не представляешь, как я была рада. Хочешь чего-нибудь выпить?

– Я сам сделаю себе чай, двумя руками получится быстрее.

И Ахим отправился в кухню, в которой уже вполне освоился.

Аннетта тем временем набирала номер конторы Поля. Машинистка, работавшая у них полдня, уже собиралась уходить и сообщила, что господин Вильгельмс ушел с клиентом обедать. Он не сказал, когда вернется, и не взял с собой мобильный телефон. Машинистка послушно положила на письменный стол Поля записку: «Срочно позвонить жене!»

Веселенькое дело, подумала Аннетта, почти кожей ощущая, что Ахим нарушил порядок в ее идеальном интерьере. На подобные вещи у нее была самая настоящая аллергия.

– Что один, что другой, – буркнула она, поднимая брошенную Ахимом на диван кожаную куртку. Ощупав левый карман, получила подтверждение своим смутным подозрениям: телефон. Был ли это якобы украденный аппарат, или Ахим успел купить новый, Аннетта определить не смогла. В правом кармане нащупала еще какой-то небольшой предмет. Его Аннетта узнала: электрошокер из ванной комнаты свекрови. Разволновавшись, она вернула оба предмета на место, оставив куртку на диване так, как она и лежала.

Аннетта понимала, что попала в неловкое положение. Что делать, если сейчас, в этот деликатный момент, здесь появится Ольга? Всякий разумный человек спокойно позволил бы выставить себя за дверь, но разве Ольга была когда-нибудь разумной?

 

22. Львиный зев

С набитым еще ртом Маркус вернулся к любимой теме:

– У нас будет девочка, правда, мы еще не решили, как ее назовем. Кристина хочет, чтобы ее звали Лиза или Мира, а я склоняюсь к имени Юлия. А что ты думаешь?

Поль пожал плечами:

– Честно говоря, у меня сейчас другие заботы. Несколько дней назад я похоронил отца, а сейчас мне надо устраивать похороны матери. А если бы я спросил тебя, что лучше посадить на могиле, львиный зев или астры?

Маркус испуганно хлопнул себя по лбу:

– Старик, какой же я эгоист! Я, наверное, кажусь тебе бестактным идиотом. Впрочем, сейчас еще нет летних цветов и для могилы матери подойдут белые гиацинты.

– Не годится, – ответил Поль. – Она любила львиный зев. Желтый, белый, розовый и темно-красный. Маркус, мне кажется, я уже на грани.

От этих слов Маркус смутился, раздумывая, как ему подбодрить друга.

– Знаешь что, – предложил он, натягивая свое коричневое пальто, – я оставил машину неподалеку, на Фрессгассе. Не хочешь заехать к нам? Кристина варит отличный эспрессо, а если захочешь, сможешь вздремнуть у нас на диване.

– Разве тебе не надо возвращаться в больницу? – удивился Поль.

– До четырех у меня есть время, а потом я отвезу тебя назад, в контору. Или у тебя дела в суде?

– Нет, в суд мне надо завтра, – ответил Поль, которому ни до чего не было дела, включая эспрессо. Если бы он знал, что к Аннетте в это время придет его брат и завалится у них спать, он исключил бы из программы диван и эспрессо.

Пока Поль восхищался с любовью оборудованной детской в доме Маркуса, Ахим в кухне у Аннетты приготовил чай с бергамотом. С полным подносом он встал перед ней в позу дворецкого, разлил в две чашки, хотел даже размешать сахар в ее чашке, потом от души зевнул.

– Откуда ты, собственно, прибыл, бедный, замученный самаритянин? – спросила она. – У тебя такой вид, словно ты несколько часов был за рулем!

– Так и есть, – ответил Ахим и посмотрел на нее красными глазами.

– Разве ты не хотел забрать свою подружку? – с любопытством поинтересовалась Аннетта.

Ахим наморщил лоб.

– С этим – все. Кончено. Потом расскажу.

После второго зевка он попросил разрешения прилечь на диване. Нет дожидаясь ответа, стянул ботинки, схватил белую шелковую подушку и устроился. Аннетта с беспокойством наблюдала, как из уголка рта Ахима стекает ниточка слюны, угрожая рано или поздно достичь ее любимой подушки. Спасая ее, Аннетта проложила между щекой Ахима и шелком салфетку. Потом принесла плед, набросила на деверя. Наконец она взяла его ботинки, понюхала их и вынесла в прихожую. Прежде чем сесть и спокойно выпить чай, тщательно вымыла руки с мылом.

Вообще-то она была рада, что Ахим заснул. Для нее же лучше, если он будет дрыхнуть, пока не вернется Поль. Она только жалела, что Ольга, которая скоро уже должна была появиться, разбудит деверя резким звонком. Чтобы избежать этого, Аннетта заняла пост у окна, периодически поглядывая с опаской на ноги Ахима, которыми тот во сне перебирал так, словно бежал куда-то. Аннетте пришло в голову, что он находится в бегах, а сейчас нашел временное убежище у нее. Где он был? Что случилось? Может быть, крепко поссорился со своей подружкой?

Ахим – отчаянный лгун, он доказывал это уже много раз. Во-первых, сказал, что Поль занимался любовью с собственной матерью. Во-вторых, уверял, что их достойная всяческого уважения мать забавляется с любовником намного моложе ее. А вдруг и истории с засыпанным песком ребенком и попавшим под машину псом тоже выдумка? Да и есть ли у него вообще подружка? Можно ли верить Ахиму хоть в чем-нибудь? Аннетта давно раскаивалась в своем недальновидном поступке, ведь было ясно, что комплименты и любезности Ахима – часть некоего стратегического плана.

Когда к дому подъехала машина, Аннетта бросилась к воротам. Ольга заперла автомобиль, дружелюбно кивнула и хотела что-то крикнуть, но Аннетта поспешно приложила палец к губам. Когда подруга подошла, она шепнула:

– Ш-ш, тише, пожалуйста!

– Что, Поль дома? – неуверенно спросила Ольга.

Аннетта покачала головой, радуясь, что объятий удалось избежать. Она объяснила, что, к сожалению, не может пригласить Ольгу в дом, потому что неожиданно приехал брат Поля, который еще ничего не знает о смерти матери. К сожалению, дурную весть придется сообщить Ахиму именно ей, потому что Поль опять недоступен по мобильному телефону. А Ахиму будет неловко плакать при посторонних.

Ольга во время ее речи кивала, выражая таким образом понимание, потом заметила:

– Здесь он едва ли сможет нас слышать – если ты обуешься и накинешь что-нибудь, сможем поговорить в саду.

Аннетта заколебалась.

– Здесь для меня прохладно. Кроме того, сейчас он уснул на диване, устал после долгой дороги. Когда Ахим проснется, мне лучше сидеть возле него, держа за руку, и хоть не хочется, все же надо рассказать о несчастье.

Но оказалось, что от гостьи не так-то просто отделаться.

– Ай, ладно, – сказала Ольга, – я специально приехала, чтобы помириться, а ты хочешь выставить меня вон. Если сесть на кухне и говорить тихо, он из гостиной точно нас не услышит.

Аннетта не успела возразить, как Ольга проскользнула мимо нее и направилась прямиком на кухню. Здесь не было такого порядка, как в гостиной, но комплимент Аннетта все же получила.

– Очень уютно, – похвалила Ольга. – Знаешь, хотела бы я быть такой же аккуратной, как и ты. У вас есть кофеварка эспрессо? Нет, чаю я не хочу, лучше тогда красного вина.

Она с любопытством посмотрела на окошко – через него подавали блюда из кухни в гостиную.

– Я только взгляну. – Она осторожно открыла створку.

Аннетта испуганно отставила бутылку и присоединилась к Ольге. Хотя Ахим и находился в поле зрения, рассмотреть его было трудно, потому что он до самого носа был укутан пледом. Аннетта осторожно, но настойчиво закрыла окошко.

После тщательного допроса Аннетте пришлось выложить любопытной однокласснице, как ей удалось разоблачить своего мужа.

– Та история с мобильным телефоном была чистой случайностью, я никогда не шпионила за Полем, – пояснила она, совершенно забыв про учиненный ею обыск и чтение писем.

– А если даже и так, – вздохнула Ольга. – Всякая женщина, получившая конкретный повод для подозрений, становится детективом. Кто сможет бросить камень…

– Ты-то уж точно нет, – ответила Аннетта, вспомнив о том, как ночью встретила Ольгу в больнице.

После бокала вина Ольга перешла к робким извинениям:

– Для тебя будет большим облегчением узнать, что наши отношения закончились. Может быть, тебя утешит то, что я сама обманута…

Аннетта кивнула, с трудом сдерживая слезы.

Ольга протянула ей рулон бумажных полотенец.

Ну уж нет, все это не кончится так просто, как вообразила Ольга, решила Аннетта. «Она принеслась в дом любовника в своих вульгарных красных туфлях и надеется, что ей удастся раскурить со мной трубку мира? Нет, трещина в отношениях сначала должна зарасти травой!» Аннетта отстраненно молчала, чтобы избежать объятий.

– Не знаю, приходилось ли тебе испытывать подобное, – продолжила Ольга, – но когда долго живешь без мужчины, иногда хочется лечь в постель с первым встречным. Потом уже понимаешь, что это было ошибкой.

Аннетте было знакомо это чувство, но она себя не выдала. Конечно, в том, что первым встречным для Ольги оказался Поль, радости не было никакой, но и ей самой гордиться было особенно нечем.

– А теперь скажи, – потребовала Ольга, – как ты считаешь, надо ли мне вернуть себе девичью фамилию?

Аннетта покачала головой. Какая разница – Бауманы или Мёллер?

– А сколько ты платила за вытяжку? – спросила Ольга, с удивлением рассматривая металлическую установку в стиле хайтек.

Вдруг из гостиной донеслись стоны.

– Просыпается, – взволновалась Аннетта и приоткрыла створку; более высокая Ольга заглядывала в щелку над ее головой. Ахим раскрылся во сне и был похож сейчас на больного ребенка с высокой температурой, который вот-вот проснется и будет звать маму.

– У меня есть очень похожий старшеклассник, – шепнула Ольга. – Рыдает, получив за сочинение плохую отметку. Не лучше ли мне остаться? В присутствии постороннего человека твоему деверю придется держать себя в руках.

Вот этого Аннетта не хотела ни под каким видом и, увидев, что Ахим сел, закрыла щель.

– Все, конец спектакля! Мне надо идти к нему, – решительно произнесла она.

– Погоди еще, – возразила ей Ольга, – мальчик после дневного сна захочет в туалет.

Но Аннетта разнервничалась и не хотела ничего слышать, желая сразу же избавиться от неприятной обязанности.

– Ладно, раз тебе так невтерпеж, – смирилась Ольга. – Я выметаюсь, только допью вино.

Ахим тем временем отбросил плед и стал растирать руками лицо.

– Я бы еще спал и спал, – обратился он к вошедшей в комнату Аннетте.

Все были бы только рады, подумала Аннетта, с усилием улыбнувшись ему, и еще раз набрала номер конторы Поля. На этот раз сработал автоответчик.

Ахим встал, по-кошачьи потянулся и в носках вышел из комнаты.

– Сейчас вернусь, – сообщил он.

В прихожей он мог столкнуться с Ольгой.

Вернувшись, Ахим снова упал на диван и завернулся в плед.

– Мне холодно, малышка, – пожаловался он.

Она ласково положила руку ему на колено.

– Мне нужно тебе что-то сказать, – начала она. – Именно поэтому мы тебя и разыскивали. Будь мужественным!

Аннетте показалось, что Ахим заранее начал покрываться гусиной кожей, но оказалось, что его затошнило от вида летающей по комнате мухи.

– Ваша мама умерла, – сказала она и почувствовала облегчение, что эта фраза наконец произнесена.

– Что за чушь ты несешь? – вскинулся он. – Не может быть!

Муха наконец уселась, и Аннетте захотелось прибить ее загипсованной рукой.

Некоторое время оба молчали.

– Никогда в жизни я не стала бы говорить такие страшные вещи, если бы это не было правдой, – наконец проговорила она. – С этим не шутят.

Нижняя губа Ахима задрожала, и наконец произошло то, что должно было произойти: он протянул к Аннетте руки.

Аннетте ничего другого не оставалось, как прижать плачущего деверя к груди и легонько его укачивать. Какие слова утешения она могла найти? В голову ничего не приходило. Но почему Ахим молчал и даже не спрашивал, как это случилось?

Но Ахима занимало, оказывается, совсем другое.

– А где мама сейчас? – спросил он, когда Аннетта уже потеряла всякую надежду на то, что тот заговорит.

Аннетта едва не ответила «на небесах» тем же тоном, но вопрос был совсем не об этом.

– Поль сможет тебе сказать, – ушла от прямого ответа Аннетта.

– Она мучилась? – продолжал допытываться Ахим.

Хотя Аннетта и не могла знать этого наверняка, она покачала головой. Ее блузка постепенно намокала, горячая ткань прилипла к телу.

– Наверное, смерть в воде – легкая смерть, – произнес Ахим.

В голове у Аннетты будто сработала тревожная сигнализация, слова застряли в горле. Чтобы скрыть внезапную дрожь, она отстранила деверя и встала.

– Тебе нужно выпить коньяку, – сказала она, открывая белую лакированную дверцу бара. В эту минуту она пожалела, что выставила Ольгу. До прихода Поля они могли бы болтать о вытяжках, девичьих фамилиях или кофейных аппаратах. Что ж, теперь ей придется справляться с Ахимом одной. С бутылкой коньяка и бокалом она мужественно вернулась в гостиную.

Ахим налил и, держа бокал в ладонях, стал согревать его, но мысли его были где-то далеко.

– Откуда ты знаешь, что она утонула? – писклявым голосом спросила Аннетта, все еще надеясь на убедительный ответ, несмотря на смутные подозрения.

– Ты же сама только что сказала, – ответил Ахим, делая пробный глоток.

– В самом деле? У меня голова идет кругом. А я сказала тебе, где она умерла?

– В этом нет необходимости, я и сам знаю. Мама очень ценила одну английскую писательницу, которая бросилась в реку, набив карманы пальто камнями. А Рейн прямо у порога!

– Вирджиния Вульф, – пробормотала Аннетта, на какое-то мгновение успокаиваясь. Но сомнения тут же вернулись к ней. По всей видимости, Ахим прослушал ее сообщение по голосовой почте, но тем не менее не перезвонил. Наверное, потому, что он уже знал о смерти матери, это не так уж его потрясло. Но кто мог сообщить ему? Поль упоминал, что встречался со школьным другом Ахима; очень может быть, что этот Симон разговаривал потом с Ахимом.

Некоторое время Аннетта раздумывала, стоит ли проверять эту версию. Можно, например, рассказать ему подробности того, как госпожа Цизель сделала страшное открытие, и посмотреть на реакцию. Но, опасаясь непредсказуемости деверя, она предпочла держать рот на замке и ждать подкрепления. Нервы были в таком состоянии, что глоток коньяка ей бы не помешал.

Ахим тоже нервничал.

– Где мои ботинки? – спросил он, оглядываясь.

Аннетта с надеждой подумала, что он хочет смыться, но ему просто понадобились сигареты; поскольку к машине он пошел без куртки, ясно было, что он вот-вот вернется. Больше всего Аннетте хотелось запереть дверь и оставить беспокойного гостя за порогом.

Воспользовавшись тем, что осталась одна, Аннетта еще раз попыталась дозвониться Полю, и опять безуспешно. Потом решила, что неплохо было бы спрятать электрошокер под подушки кресла. Она едва успела сесть на место, как в комнату вернулся Ахим с зажженной сигаретой. Правда, он сделал всего несколько быстрых затяжек.

– Все так ужасно, у меня просто в голове не укладывается, – пожаловался он и потушил сигарету. – Обними меня покрепче, малышка. Может быть, ты единственная, кто может мне сейчас помочь.

Чтобы не стеснять его движений, Аннетта просто положила руку ему на плечи, не слишком удивившись, впрочем, когда он вцепился в нее, как маленькая обезьянка.

– Я была совсем юной, когда мои родители погибли во время схода лавины, – сказала Аннетта. – Поэтому знаю, как все это тяжело. Я очень тебе сочувствую и отлично понимаю, что хочется обо всем этом не думать.

Ахим всхлипнул, она ласково погладила его по волосам.

Постепенно Аннетте удалось привести мысли в порядок. Пора бы уже мальчику перестать хныкать и ответить на все вопросы. Она решила проявить жесткость.

– В сложившейся ситуации едва ли я смогу тебе чем-нибудь помочь, – начала она, отгоняя надоедливую муху. – Как понимать твое поведение, ведь ты ни разу не сказал правды? Придя сюда, стал заваривать чай и вообще вел себя так, словно ты понятия не имеешь о смерти матери. Но ты уже знал это, знал даже, что она утонула, и уж точно не от меня. Скажи же наконец, как было на самом деле!

– Если ты так на этом настаиваешь, – шепнул он ей в прохладную, влажную шею, – то сейчас узнаешь все. Только не падай в обморок. Я убил папу и маму.

Все, у него сдали нервы, испугалась Аннетта. Словно укачивая большого ребенка, она стала ритмично похлопывать его ладонью по спине и напевать колыбельную.

– Будь я на твоем месте, мне тоже было бы трудно сохранить трезвую голову, но ты все же должен попытаться не винить себя во всех смертных грехах, – произнесла она чуть погодя. – Твой отец умер после второго инфаркта, а с мамой произошел несчастный случай, и это факт. Конечно, Поль тоже корит себя за то, что оставил ее одну после похорон, но о какой-то вине не может идти и речи! Никто не станет намеренно причинять вред любимому человеку…

– А вот и нет! – рыдая, возразил Ахим.

– Баю, баюшки-баю, – затянула Аннетта, делая судорожные попытки рассмешить его своими ужимками и вернуть к действительности.

К несчастью, Ахима комичность ситуации не рассмешила, он только теснее прижался к ее груди. Аннетта уже не могла сохранять дистанцию. С большим трудом ей удалось немного ослабить его объятия.

– Ты меня сейчас задушишь от большой любви, – произнесла она насмешливо.

Ее ироничный тон положил конец плачу Ахима. Он отпустил ее и вскочил на ноги.

– Давай, смейся надо мной, – вскричал он, – я отлично знаю, что ты лицемерка!

Рванул к себе свою куртку, натянул и засунул руки в карманы.

 

23. В путь идя далекий…

[18]

Фирменный кофе Кристины с ломтиком лимона назывался «эспрессо романо». Вкус был необычный, но приятный. Поль с удовольствием наблюдал за молодой женщиной. Она любила смеяться и временами хохотала так, что ей приходилось поддерживать свой круглый живот, а еще превосходно говорила по-немецки. Ей удалось вдохнуть жизнь в стареющего Маркуса.

С балкона гордый домовладелец показывал свой небольшой садик. Огромный черный кот крался в кустах, ощипывая стебли молодой травы; Поль спросил, не завел ли Маркус кота. Тот сердито хлопнул в ладоши, прогоняя незваного гостя.

– Нет, я не хочу больше держать в доме никаких животных, Гаттопардо Ольги и так в некотором роде был причиной развода. Не знаю, откуда взялось это дьявольское отродье.

– Вот отличный пример зоофармакогнозии, – пробормотал Поль.

Друг посмотрел на него непонимающим взглядом и тут же получил порцию сведений.

– Кошки едят траву, чтобы избавиться от болей в животе, попугаи глотают глину, чтобы нейтрализовать действие растительных ядов. Человекообразные обезьяны отыскивают особые растения, чтобы лечить свои обезьяньи болезни. Зоофармакогнозией называют использование животными природных лекарственных средств.

Маркус был удивлен.

– В этом ты весь, – сказал он. – И откуда ты все это знаешь?

Поль с интересом читал журнал Всемирного фонда дикой природы, взял когда-то шефство над восточно-немецким бобром и жертвовал небольшие средства в пользу всех исчезающих видов животных.

* * *

Около четырех он сел в машину своего друга, который подвез его к конторе.

– Маркус, ты счастливчик, – заявил Поль. – Тебе очень повезло с Кристиной. Такое милое, веселое создание в доме как живительный источник.

Маркус просиял и попрощался с ним, пребывая в отличном настроении.

– Знаешь, старик, мне и в самом деле есть за что благодарить судьбу. Пожалуй, я просто подарю Ольге половину нашей с ней квартиры!

Все еще размышляя о неожиданном великодушии друга, Поль открыл входную дверь, и в нос ему ударили соблазнительные запахи турецкой закусочной. По понедельникам здесь часто делали фаршированный перец, чудесным образом превращая остатки не съеденных за выходные блюд в новые лакомства. Ему очень хотелось, чтобы дружище Гюркан пригласил его снять пробу. Скоро он опять окажется за письменным столом и будет копаться в скучных актах, потом поедет домой, где будет его ждать Аннетта с неизменным творогом и чаем из трав.

Неожиданно для себя он решил вдруг вновь испытать щекочущую радость прогуливания уроков. Как и в школьные времена, лучшей альтернативой стал побег в кино. В полумраке иллюзорного мира Поль забыл, что не подготовился к завтрашнему судебному заседанию, о возможных звонках, об оставленном в конторе мобильном телефоне. Он спасался на далеких планетах.

Поскольку машинистка в бюро Поля работала всего полдня, а партнер должен был уехать на встречу, призывы Аннетты о помощи остались неуслышанными.

Дома же ситуация в это время накалилась до предела. Иронические слова Аннетты подействовали на Ахима как красная тряпка на быка. Засунув руки в карманы куртки, он извлек из левого мобильный телефон и отложил его в сторону, в правом он копался напрасно. Без долгих раздумий бросился к дивану и перетряхнул плед и подушку. Ахим решил, что электрошокер выпал у него из кармана и завалился в щель.

Аннетта, конечно, догадалась, что он ищет. Хорошо, что она убрала эту ненавистную штуковину подальше, но и место, куда она ее спрятала, Ахим найдет без труда.

Она попыталась отвлечь деверя уловками, выглядевшими скорее жалко. Как бы нечаянно схватила его за руку и заставила сесть, подала бокал с коньяком и стала говорить что-то успокаивающим тоном. И сама заметила, каким неверным и испуганным стал ее голос, как очевидны были все ее маневры.

– Прекрати этот спектакль! – зарычал Ахим и стукнул кулаком по столу. – Я сказал тебе слишком много. Ты все равно мне не веришь, и стоит только мне отвернуться, сразу же ударишь ножом в спину!

Аннетта стала утверждать, что любит его как брата. Наверное, она опять выбрала неверный тон, потому что Ахим разъярился еще больше.

– Ты врешь! – заорал он. – Поль, в конце концов, твой муж, я с самого начала сомневался, когда ты захотела со мной переспать! Ты не сможешь это теперь отрицать!

Аннетта, тоже меняя тон на враждебный, ответила, что Ахим слишком много себе навоображал по этому поводу, что она никогда им не интересовалась. Просто он самым бесстыдным образом воспользовался ее беспомощным состоянием.

Эта провокация Аннетты стала последней каплей. Элегантным, плавным движением, которое он, вероятно, подсмотрел в книге матери про тай-цзи, Ахим повернулся к бару и рванул к себе ящик со столовыми приборами. Из трех ножей для разрезания жаркого, полученных Аннеттой в наследство от родителей и которыми она никогда не пользовалась, он выбрал самый длинный.

Наверное, подсознательно Аннетта почувствовала его ненормальность еще тогда, когда вдруг Ахим предстал перед ней чудовищем. Сейчас в его голубиных глазах плескалось желание убивать, и доктор Джекил вдруг превратился на ее глазах в мистера Хайда. Ирреальность ситуации так напоминала фильм, что Аннетта вообразила себе, что она в кино, все его действия воспринимала как в замедленной киносъемке. Даже когда ее социально опасный деверь хотел наброситься на нее, Аннетта скорее ощущала волнение, как перед выходом на сцену, чем смертельный страх. Она стала главной героиней и должна была показать, чему научили ее все эти фильмы.

Бросившись к креслу, Аннетта сунула руку под подушку и, схватив неприятный прибор, направила его дрожащими пальцами на противника.

– Ни шагу больше! – приказала она бесцветным голосом, который не слишком подходил к ее воинственной роли.

К сожалению, Джека Потрошителя все это не слишком впечатлило. Врага можно было нейтрализовать только быстрым электрическим разрядом, но Аннетта не умела обращаться с электрошокером и не смогла снять его с предохранителя.

– Дай сюда, – произнес Ахим. – Эта штука не для маленьких девочек!

В критический момент Аннетта заметила, что окошко в стене, разделяющей гостиную и кухню, открывает чья-то невидимая рука. Наверное, Поль наконец-то пришел домой. Никогда в жизни она не испытывала такого облегчения. Опасность еще была вполне реальна, ведь спасителю понадобится несколько секунд, чтобы добраться до комнаты. Вместо того чтобы во весь голос позвать на помощь, Аннетта молниеносным движением запустила свое оружие в окошко. Если ей повезет, Ахим бросится за своей игрушкой в кухню и наткнется на брата, бороться с которым он не рискнет.

Но Ахим, не успев решить, что делать сначала – ударить ножом Аннетту или подобрать электрошокер, – со стоном грохнулся на пол.

Пока Аннетта соображала, что произошло, в комнату из кухни ворвалась Ольга, издавая победный вопль, от которого затрясся бар с напитками. Она ногой отбросила подальше от Ахима нож, в поднятой правой руке у нее был электрошокер.

– Нужно его связать, пока он не пришел в себя! – крикнула она.

От пережитого страха Аннетта не могла произнести ни слова и молча указала на толстый шнур от гардин.

– Слишком жесткий, – рявкнула Ольга. – Принеси какую-нибудь бечевку или бельевую веревку!

Когда Аннетта вернулась в комнату с тонкой кашемировой шалью в руках, Ольга снимала с себя колготки. Ахим взвыл, потому что она стянула ему ноги платком, а запястья – колготками. Аннетта, к сожалению, не могла помочь, но когда Ахим был уже крепко связан, она бросилась подруге на шею.

Женщины всхлипывали, лепетали что-то друг другу.

– Как ты здесь оказалась? – спросила Аннетта свою спасительницу, хватая ртом воздух.

Вид у Ольги стал гордый и вместе с тем смущенный. Сначала она просто хотела допить бокал вина, но тут началось такое захватывающее представление, что она как приклеенная осталась сидеть на месте, подглядывая в щелку. Когда Аннетта бросила ей эту чертову штуку прямо в руки, она просто направила ее на злоумышленника и сильно нажала на кнопку.

– Я, к несчастью, не разобралась, как это действует, – сказала Аннетта, – а вот ты, похоже, имела опыт!

– Просто у меня талант от природы, – заявила Ольга. – Но посмотри, он начинает дергаться. Твой платочек не долго его удержит.

Аннетта побежала в спальню и принесла из комода целую кучу колготок, и Ольга обмотала Ахима с ног до головы.

Когда деверь открыл глаза, Ольга пощупала его пульс.

– Послушай-ка, мальчик, – обратилась она к нему, – и тебе не стыдно? О чем ты думал, набрасываясь с ножом на малышку Аннетту?

Ее громкий голос был для него, по всей видимости, мучителен, потому что он тут же снова закрыл глаза и притворился мертвым.

– Пойдем, дорогая, – сказала Ольга своей бледной подруге, – тебе непременно надо чего-нибудь выпить. Этого парня мы бросим здесь, а сами пойдем надеремся. Он что, принимает наркотики?

Аннетта потрясла головой и покинула поле битвы. В кухне обе без сил плюхнулись на желтые стулья; окошко в стене с видом на пленника осталось открытым.

Вопреки своим привычкам Аннетта выпила целый бокал вина залпом.

Ольга тут же открыла еще одну бутылку.

– Как ты намерена поступить с этим джентльменом? – поинтересовалась она. – Может, мне позвонить в полицию, чтобы его забрали? Я смогу подтвердить, что он тебе угрожал. Не трогай, кстати, нож, им понадобятся его отпечатки пальцев.

– Не понимаю, куда подевался Поль, – ответила Аннетта, желая оставить за мужем решение вопроса, куда отправлять его младшего брата – в полицию или в психиатрическую клинику.

Они быстро выпили по второму бокалу, но алкоголь лишь немного снял напряжение.

Вообще-то Ольге не хотелось сегодня общаться с Полем, но не могла же она оставить подругу один на один с потенциальным убийцей.

Аннетта заглянула в комнату, испытывая смешанное чувство жалости и отвращения.

– Надо ему подложить подушку под голову, – пробормотала она, но Ольга этому воспротивилась.

Поль появился дома около восьми. Слегка опьяневшая Аннетта бросилась к мужу, когда он был еще в дверях, потеряв по дороге туфлю, и разрыдалась в его объятиях.

Ольга поднялась со стула, крикнула: «Алло, ну, пока!» – и исчезла.

Прошло довольно много времени, прежде чем сбитый с толку Поль уяснил себе картину произошедшего. Ахим угрожал Аннетте. В доказательство своих обвинений Аннетта провела мужа в гостиную. Ахим, представляя собой странный кокон из тряпья черного и телесного цвета, лежал на полу и с апатией смотрел в потолок.

– Оставь меня с ним вдвоем, – попросил Поль, взял со стола бутылку с коньяком и вытер пот шелковой подушкой.

Когда Аннетта вышла из комнаты, он сел на ковер рядом с братом. Ахим тут же стал жаловаться, что он не может подняться. Поль нехотя содрал с мумии часть пут, приподнял верхнюю часть туловища и подтащил брата к стене.

– Выпьешь глоток? – спросил он, поднося к губам брата бокал. И даже принес плошку с орешками.

– А помнишь, как ты придумал колоть орехи? – спросил Ахим. Чтобы немного выиграть время, Поль дал ему рассказать эту историю. Идея была гениальной: орех надо было положить между дверью и косяком, а потом закрыть дверь. К сожалению, отец очень быстро раскусил их, потому что возле двери всегда валялась ореховая скорлупа.

– Ты мог еще открывать бутылки с кока-колой дверной задвижкой, – удивленно вспоминал Ахим.

– Не мое изобретение, – признался Поль. – Я подглядел это у моего друга Роберта.

Но сейчас не время впадать в ностальгию и вспоминать невинные детские шалости, добавил Поль. Ахиму в любом случае придется скоро пойти в полицию, его уже ищут. И если он расскажет всю правду, Поль выступит в его защиту и будет представлять его интересы в суде.

Долгое время было очень тихо.

– Сначала я хочу узнать, любил ли ты меня когда-нибудь, – невнятно пробормотал Ахим.

Полю пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем приступить к объяснению в любви.

– Мне было четыре года, когда мне сказали, что у меня будет маленький братик, и от радости я скакал чуть ли не до потолка. Папа взял меня с собой в роддом, и там я впервые тебя увидел. В детском саду я всем рассказывал, что у нас самый красивый малыш на свете. Да и все последующие годы очень тобой гордился и совсем не завидовал, когда мама подолгу занималась тобой. Даже когда ты исчеркал мои самые лучшие рисунки, я не переставал тебя любить.

– Когда же любовь прошла? – спросил Ахим.

– Она и не проходила до конца, – ответил Поль. – Но все-таки появилась зависть, потому что все в доме крутилось вокруг тебя, маминого любимчика. Когда случилось это несчастье, с тем мальчиком, я страшно злился. Потом, когда ты мне, уже будучи взрослым, наврал, что спал с мамой, часть моих братских чувств испарилась безвозвратно. Я и сейчас не понимаю, как можно было выдумать такое!

Поль поднял голову и прислушался – из спальни доносились рыдания Аннетты.

Но сейчас брат требовал к себе больше внимания, потому что сделал первую попытку оправдаться. Все отклонения в его развитии он объяснял недостатком любви к нему со стороны матери. Еще девочкой мама блистала в школьном хоре, была солисткой. Многие слышавшие ее пение советовали Хелене развивать голос, но она вместо этого рано вышла замуж и родила. Когда Поль в три года пошел в детский сад, она наконец-то хотела начать учиться вокалу – все ее планы были перечеркнуты новой беременностью. Поэтому мама с самого начала отвергала младшего сына, – может быть, девочку она приняла бы легче.

– Поль, только ты был для нее светом в окошке, самым умным, самым талантливым, ее надеждой. А мне учеба всегда плохо давалась.

То, что говорил Ахим, не совпадало с воспоминаниями Поля. Не брату, а ему уделяли все меньше внимания. Изо дня в день мама сидела с младшим за уроками, а старший удостаивался только торопливой похвалы. И в благодарность за все свои жертвы она была самым подлым образом оболгана предметом своих неустанных забот. И теперь Поль желал наконец получить объяснения.

Хотя Ахима никогда не обследовал психолог, тот все же приготовил такую версию с козлом отпущения, которая сделала бы честь плохому психотерапевту. Виновата в той истории сама мать, страшно унизившая его.

Однажды, когда отец лежал в больнице, он ночью прибежал в родительскую спальню. Вообще-то он давно уже вырос, но его все еще мучили детские кошмары, и он решил искать спасения в кровати у родителей. Поль может угадать, какова была ее реакция? Мать наорала на него, как на какого-нибудь насильника, и вышвырнула вон.

– Никто не знает, какое унижение я тогда испытал! Когда-нибудь ты сам поймешь, что за такое надо мстить!

– Так. Это был первый пункт программы. – Поль очень старался говорить деловым тоном. – Переходим к Хайко Зоммеру.

Поначалу Ахим восхищался более взрослым Хайко, считал его веселым товарищем, проводил с ним ночи в казино. Кухня в «Диком гусе» работала до десяти вечера, и Ахим, наблюдая за процессом, сам научился готовить. С одиннадцати часов начиналась настоящая жизнь.

На первом этапе дружбы Хайко был очень щедр и часто ссужал его деньгами, не требуя скорого возврата. Постепенно практичный ресторатор убедил его, что ради экономии на налогах следует вытребовать свою долю наследства заранее. Если бы не Хайко, у Ахима и сейчас на счету была бы кругленькая сумма, а так все деньги проиграны. Но это далеко не все.

Ахим часто рассказывал своему другу об испорченных отношениях с матерью, и Хайко с удовольствием поддерживал тему и распалял его ненависть и мысли об отмщении. Он-то и придумал, как отплатить матери-кукушке. Они разыграли для Поля представление, надеясь внести разлад в семью. Вспыльчивый отец, узнав о супружеской измене, прогнал бы мать, а Поль замкнулся бы в своей скорлупе и стал презирать ее.

Когда отец неожиданно умер, ресторатор – он был весь в долгах – почуял выгоду и стал требовать, чтобы Ахим раздобыл денег. Чтобы усилить давление, стал угрожать, что расскажет Полю, как все было на самом деле. Хайко постоянно шантажировал его и однажды даже побил. Потом Ахим понял, что его закадычный приятель настоящий дьявол, самое место которому в преисподней. Он взял у Поля электрошокер только для самозащиты, ведь этот тип силен, как медведь, у него и в мыслях не было убивать его.

Когда Ахим закончил свой долгий монолог, казалось, он испытал облегчение.

– Теперь ты знаешь все. Скажи честно, какой срок я могу получить?

Этот вопрос дал Полю возможность замаскировать свою растерянность профессиональными рассуждениями. Определить меру наказания даже для опытного судьи – непростая задача. Сначала экспертиза должна определить, вменяем ли Ахим, потому что вменяемость подсудимого является условием наказуемости преступления. В том случае, если человек может предстать перед судом и его деяние можно квалифицировать как убийство, наказание – лишение свободы сроком не менее пяти лет. Это самое мягкое, на что, по мнению Поля, можно рассчитывать, потому что, по сути дела, в случае с Хайко Зоммером речь шла о преднамеренном убийстве. Отягчающим обстоятельством являлось особое коварство преступления, потому что Ахим воспользовался тем, что жертва находилась в бессознательном состоянии. Следовательно, за это преступление можно получить и максимальный срок. А если Ахим имеет какое-то отношение к смерти матери, то Полю остается только пожалеть, что смертная казнь больше не практикуется.

– Мама сказала, что я больше не получу от нее ни цента. А ты сам говорил мне, что она не имеет права лишить нас нашей доли.

Тут Поль обратился в бегство, сообщив, что хочет взглянуть, как чувствует себя его жена. Аннетта лежала под двумя пуховыми одеялами, но зубы у нее все равно стучачи. Поль спросил, как здесь оказалась Ольга, и узнал, что его бывшая любовница спасла Аннетте жизнь.

– Нож остался лежать в гостиной, – вспомнила она. – Ольга сказала – не надо его трогать из-за отпечатков пальцев. Мне стало бы спокойнее, если бы ты позвонил в полицию и его забрали.

– Место моего брата не в тюрьме, а в психиатрической клинике, – ответил Поль. – Мне надо возвращаться к нему.

Больше всего Полю хотелось забраться под одеяло рядом с женой, потому что он ничего так не боялся, как окончательного признания. Он давно предполагал, что правда будет невыносимой. И все же он не стал медлить и решил услышать последнее слово своего брата.

Ахим, по-видимому, твердо решил продолжать исповедь. После того как отвез в Мангейм Поля с Аннеттой, он вернулся в дом родителей в Майнц. Недавно ему приснилось счастливое число, и он твердо верил, что этой ночью ему повезет и он получит выигрыш своей жизни.

Уставшая мать не слишком была ему рада; она набирала воду в ванну и собиралась потом лечь спать. О деньгах она вообще слышать не хотела, хотя Ахим и умолял ее. Не слушая сына, она сновала по дому, занималась своими делами, повесила на батарею ночную сорочку, поставила на ночной столик чай, велела Ахиму уйти и заперлась в ванной. Его настойчивый стук в дверь ванной она просто проигнорировала. В конце концов Ахим пришел в такое неистовство, что открыл замок монетой.

– Можешь себе представить, какими словами она меня встретила! Еще хуже, чем тогда, в спальне. Она так разозлилась, обвинила меня в смерти папы. Деталей, конечно, она знать не могла, но о многом догадалась. Ну я и рассвирепел. Электрошокер все еще лежал там, куда я его засунул после смерти Хайко. Сначала я только направил на нее, чтобы попугать. Когда она завопила, я нажал на кнопку.

– Но от этого не умирают, – после паузы произнес Поль.

– Мне было так страшно! После этого у нее ко мне осталось бы только презрение! Когда она потеряла сознание, я опустил ее голову под во…

– Прекрати, прошу тебя. Я не могу это слышать, – остановил его Поль.

Долгое время в гостиной было тихо, из спальни тоже не доносилось ни звука.

– Не знаю, как я буду жить с таким грузом, – произнес Ахим. Потом он сказал, что ему не поможет советом даже умный брат. Лучшим выходом было, если бы Поль сам казнил его, ведь все необходимые инструменты здесь, под рукой.

– С ума сошел? – буркнул Поль. – Ты не сделаешь из меня убийцу. Вообще-то для тебя может быть только один выход.

Он вытащил из пачки сигарету и прикурил еще одну, для брата. Потом поднялся и стал шагами мерить комнату, перешагивая через ноги Ахима.

После долгих раздумий Ахим тоже пришел к решению. Он дает Полю честное слово больше его не обманывать.

– Еще сегодня тебе сообщат еще об одной смерти. Но чтобы я смог уехать, сними с меня эти дурацкие колготки!

Полю понадобилось много времени на размышление. Наконец он сказал:

– Это действительно самый лучший выход. Но я надеюсь, что ни один посторонний человек больше не пострадает. Есть у тебя какое-нибудь желание, прежде чем мы попрощаемся?

– Последний ужин приговоренного к смерти или последняя сигарета? Нет, спасибо. Может быть, мамину песню? Она прекрасно пела, когда мы были маленькими и все было еще хорошо.

Полю эта просьба показалась жутковатой, но он не хотел нарушать данное слово. Покопался в своей коллекции дисков и нашел то, что нужно. Это была песня Шуберта из цикла «Зимний путь», мама часто ее пела: «Липа». Братья слушали песню с напряженным вниманием, словно каждое слово имело особый смысл.

«Теперь уж я далеко, брожу в стране чужой».

В какой-то момент Поль почувствовал нечеловеческую усталость – ему захотелось, чтобы все скорее кончилось и он мог лечь спать. Он осторожно разрезал колготки ножом для жаркого, проводил брата до машины и обнял его.

«И злой холодный ветер ночную песнь завел, с меня сорвал он шляпу, а я все шел и шел», – бормотал Поль, возвращаясь в дом. Музыка лечит душу, но его душу полностью исцелить уже не удастся. Прослушав все двадцать четыре песни цикла «Зимний путь», он пошел в спальню. Аннетта еще не спала, и впервые за много месяцев они слились в страстном объятии.

 

24. Рукой озябшей

[20]

Этой ночью они почти не спали, ворочались, жались друг к другу. Когда Аннетта утром окончательно проснулась, Поль только-только задремал. Она осторожно высвободилась из рук мужа, проскользнула в гостиную. Здесь пахло, как в спортзале, и она открыла окно.

На полу у ее ног были разбросаны свидетельства вчерашних событий: нож, электрошокер, бутылка из-под коньяка, бокалы, пепельница, орехи и клубок свившихся змеями колготок. 88 % полиамида, 12 % эластана, констатировала Аннетта, стирать в машине при 30 градусах. Впрочем, тут же выяснилось, что ни одной целой пары здесь нет.

Где-то сейчас Ахим? Прошлой ночью Поль сказал лишь, что брата больше здесь нет, и Аннетта почему-то решила, что он отвез Ахима в полицию. После происшедшего Аннетта была совершенно измотана и вместе с тем чувствовала огромное облегчение от того, что ужас этой ночи привел к перелому в их супружеских отношениях. Или у Поля просто такая реакция на экстремальные ситуации и это больше не повторится?

В порядке исключения она приготовила крепкий, как варила свекровь, кофе, немного привела комнату в порядок, подняла нож и электрошокер, а также щипцы для сахара и положила два первых предмета в полиэтиленовый пакет. Когда Поль в пижаме вышел из спальни, на столе его уже ждал завтрак, а Аннетта выражала ему сочувствие со всей нежностью.

– Пока звонков не было, – ответила она на вопрос мужа.

Хотя они и сидели рядом, Поль больше не произнес ни звука. Он вертел перед собой чашку и не хотел ни есть, ни пить. Внезапно вскочил и побежал в ванную – Аннетта услышала, как он плачет.

Звонок, которого ждал Поль, в ванной, наверное, был не слышен, да и Аннетта все равно оказалась у телефона раньше. Как и несколько дней назад, госпожа Цизель попросила к телефону Поля. Аннетта, предчувствуя плохие вести, позвала небритого мужа. По выражению его лица было ясно, что он ждал печальных известий.

– Разумеется, я приеду сейчас же, – ответил он в трубку и вернулся в ванную, чтобы одеться.

Аннетта поняла, что ему нужно ехать в Майнц.

* * *

Хотя Аннетта этого и не ожидала, Поль попросил, чтобы жена поехала с ним. Только когда оба были уже в машине, он объяснил ей, в чем дело. Госпоже Цизель позвонила соседка их родителей и сообщила, что она услышала треск шиферной крыши и заметила в доме огонь. Дом родителей горит, но туда уже едут две пожарные машины.

– Госпожа Цизель сразу же побежала к дому и по дороге вызвала по мобильному полицию.

– А что с твоим братом? – спросила Аннетта.

– Наверное, он виновник пожара, – ответил Поль, подумав, не затем ли Ахим поджег дом, чтобы сымитировать свою смерть. Какой ошибкой было поверить ему!

Поль ехал так быстро, что Аннетта испугалась, не попадет ли она снова в больницу. Поль больше не говорил, только пробормотал, когда они были уже почти у цели: «Я виноват», – оставив, правда, Аннетту в неведении относительно того, что имел в виду. Она не стала расспрашивать, предположив, что Ахим, вероятно, уверил Поля, что сам, добровольно явится в полицию. Поль попался на удочку и отпустил брата.

Перед домом родителей было полно народу. Госпожа Цизель и другие любопытствующие обитатели Бретценхайма вытягивали шеи, пытаясь рассмотреть, что происходит, полицейский уговаривал всех разойтись, но старики все равно сажали внуков на плечи, чтобы тем было лучше видно. Поля с Аннеттой тут же пропустили. Густой дым, запах гари, две пожарные цистерны и передвижная лестница говорили о том, что пожар был большим. Водитель «скорой помощи» развернул машину и, не включая сирену, уехал.

Прошло немного времени, и Полем занялся полицейский, который, кашляя, проводил его к крыльцу разрушенного огнем дома. Аннетта сразу же поняла: огонь уничтожил все. Третий пожарный расчет, задачей которого было не допустить, чтобы пожар перекинулся на соседние здания, собрался уезжать. Соседние дома от сгоревшего отделял сад, поэтому пожарные посчитали, что опасности нет.

Сначала полицейский сообщил им, что от дома отбуксировали «БМВ», который теперь стоит перед полицейским участком. Потом он мягко сказал, что обнаружен труп мужчины, и Аннетта попыталась схватить Поля за руку, но не удалось – его кулаки были крепко сжаты. Поль с заметной холодностью заявил, что погибший – его брат. На просьбу полицейского опознать труп он ответил отказом, не объясняя причин.

– Нервы моего мужа на пределе, – вмешалась в разговор Аннетта. – Вам не кажется, что формальности могут подождать? Если вы хотите непременно сейчас это выяснить, то опознать тело могу и я.

Поль, казалось, заколебался на какое-то мгновение, стоит ли перекладывать такую обязанность на жену, потом произнес:

– Если это поможет, на спине у моего брата есть родимое пятно.

Аннетту увезли на опознание, а после исполнения миссии доставили назад. Опознавать тело оказалось не так страшно, как думала Аннетта, больно было только смотреть в глаза с красным ободком. В любом случае мужа она от этого избавила. Аннетта немного расстроилась, обнаружив, что Поль ушел с пожарища. Их машина оставалась на месте, и Аннетта села на водительское место. Через полчаса брандмейстер приказал всем расчетам уезжать. Она вышла из машины, решив немного подвигаться, и заговорила с одним из двух пожарных, оставленных для охраны.

– Ваш муж пошел туда, – сообщил он ей, указывая рукой в сторону центра. – Он отказался от горячего кофе, но, может, захотел выпить чего-нибудь другого.

– Это был поджог? – спросила Аннетта.

– Похоже на то, – ответил пожарный, – рядом с телом нашли канистру для бензина. Но точно не могу сказать, расследование не моя задача.

Аннетта спросила, все ли имущество погибло.

– А чего вы ожидали? Сначала огонь, потом вода! Разве что подвал сохранился. У вас есть дети?

Аннетта покачала головой.

– В подвале, в сушилке, на веревке висели плюшевые игрушки – это единственное, что уцелело.

Сказав это, пожарный тут же пожалел, подумав, что его слова могут расстроить Аннетту. Смущенно покашливая, он вернулся к коллегам.

Аннетте не оставалось ничего другого, как терпеливо ждать. В саду уже цвели первоцветы, но день был прохладным и ясным, и она мерзла. Странно, подумала она, все, связанное с матерью Поля, сгорело, а вот одежду свекра будут донашивать бездомные. И даже часы и запонки отца лежали сейчас в ящике ночного столика Поля.

Через полчаса в конце улицы показался Поль, в руках у него был большой пластиковый пакет. Аннетта нерешительно двинулась навстречу мужу.

– Прежде чем все обвалится, нужно сделать набросок дома. Я хочу все это задокументировать.

С детским нетерпением он раскрыл пакет и показал Аннетте большой альбом для рисования, карандаши с грифелями разной твердости, точилку и ластик.

– Вообще-то в машине всегда надо держать основные принадлежности для рисования, это будет мне наука. Ты не посмотришь в сарае? Там должен быть старый плетеный стул.

В саду за домом Аннетта нашла крохотный нарцисс и сорвала на память. Нежно-желтый цветок мог символизировать надежду, но Поль, к сожалению, почти не обратил внимания на это маленькое утешение природы. Как только Аннетта принесла истрепанный временем и непогодой стул, Поль тут же раскрыл альбом, отметил на горизонтальной линии исходную точку и провел от нее две диагонали.

– Я больше никогда не буду работать юристом, – произнес он так тихо, словно обещал это самому себе.

– А кем ты будешь? – спросила Аннетта и с трудом разобрала невнятный ответ:

– Кто знает? Бездельником или странником, будущим отцом или рисовальщиком руин…

Растерянная Аннетта не ответила и снова укрылась в машине. После бесконечного ожидания она, окончательно замерзнув, вылезла, чтобы взять у Поля ключи зажигания и хотя бы включить печку. Поль по-прежнему сидел в саду и рисовал озябшей рукой.

– Когда мы поедем домой? – спросила Аннетта.

– Начиная с эпохи Ренессанса и до XIX века центральная перспектива являлась символом западной культуры, – сказал он и сощурил глаз, держа вытянутую руку с карандашом перед собой. – Еще Леонардо знал, что перспектива – не что иное, как созерцание мира из-за стекла и перенесение изображения предметов на это стекло. Таково наше, чисто европейское видение.

– Да ты весь дрожишь! Поль, заработаешь воспаление легких. Едем скорее, здесь нам нечего больше делать.

– Всю жизнь я смотрел на мир как сквозь мутное стекло. Но может быть, я вовсе не центр вселенной, может, центральная перспектива – просто обман зрения? – произнес Поль, воткнул маленький нарцисс в лацкан пиджака и стал наконец собираться.

Аннетта с удивлением отметила, что он собственноручно отнес стул назад в сарай.