Они были бы идеальной парой, представляла Эллен, пока они вместе бежали к остановке. Еще ни с одним мужчиной она не чувствовала такого глубокого единения и такой симпатии, и ко всему прочему она была в него влюблена.
Правда, подходящий момент для обмена заверениями в искренней симпатии еще не наступил. Герд продолжал обвинять во всех бедах свою жену, что Эллен принимала за лишние доказательства верности:
— Проблемы были не только с дочерью, которая запугивала Ортруд последствиями алкоголизма. С сыном тоже возникали серьезные конфликты. Ортруд ревностно относилась ко всем его подругам, причем парню и без того отношения с девушками давались непросто. Она науськивала его против всех, кого он приводил в дом. Не сомневаюсь, что последняя возлюбленная бросила его главным образом из-за Ортруд. Может быть, это даже хорошо, что Бен не поплыл с нами. Он не переносит срывов матери.
Нечего говорить, для слуха Эллен была бы приятнее несколько иная формулировка: например, что Герд спустя несколько дней рад отказу сына, так как в противном случае не было возможности проводить время вместе. Они вместе поднялись по трапу, отдали бортовые карты на сканирование и вместе пришли к каюте Эллен.
— У тебя не найдется пластыря? Хочу подлатать ступни, — спросил Герд. — Я сдуру не надел носки и натер две огромные мозоли!
— Аптечку в дорогу собирала Амалия, наверняка она подумала и об израненных ногах, — ответила Эллен, открывая дверь в каюту.
Герд остановился у двери и наблюдал, как Эллен рылась в выдвижном ящике тумбочки.
— Voilà! — торжествуя, воскликнула она и протянула Герду жестяную коробочку.
— Спасибо. И за новую шляпу тоже, — сказал он и развернулся, чтобы уйти.
— Кстати, о шляпе, — отважно выпалила Эллен. — Ты ведь не собирался меня целовать, когда улетело твое сомбреро?
Секунду они молча смотрели друг другу в глаза, потом Герд закрыл дверь и заключил Эллен в объятия. Сперва поцелуй был каким-то робким, но через мгновение он уже не знал удержу. Эллен стала раздеваться, но вспомнила об осторожности и повесила снаружи табличку «Просьба не беспокоить». Не столько из-за Амалии с Ортруд, которые гуляли где-то на берегу, сколько из-за стюардессы, которая могла появиться в любой момент, чтобы поменять полотенца.
«К нему она, он к ней бежит…» Более-менее добровольно Герд лишился одежды, и тогда наконец они перешли к любовным играм. Похоже, в последнее время их недоставало не только Эллен.
Совершилось. Они лежат рядом в изнеможении, каждый погружен в собственные мысли. Эллен раздумывала над тем, что в климаксе все-таки есть свои положительные стороны: по крайней мере, не нужно опасаться случайной беременности.
С Гердом, правда, чуть сложнее: то сумбурное и смутное состояние, в котором он пребывал, казалось настолько неопределенным и в то же время таким сложным, что он едва ли смог бы подыскать слова, чтобы его описать. В юности в подобной ситуации он закурил бы сигарету, но, поскольку давно избавился от этой привязанности, сказал первое, что пришло на ум:
— Несмотря ни на что, спинку косули пропустить нельзя!
Была бы ее воля, Эллен провела бы с Гердом в постели всю ночь. Однако у нее хватило благоразумия не обсуждать свои фантазии. Эллен помогла собрать разбросанную одежду, а на себя накинула белоснежный купальный халат с вышитой надписью «Теплоход „Рена“», который до этого момента не надевала ни разу.
— Увидимся через полчаса в ресторане, — сказал Герд и поцеловал ее на прощание.
Эллен осталась в одиночестве и не могла больше думать ни о чем другом, кроме как о скорейшем повторении.
Она немного опоздала. Чета Дорнфельд уже сидела за столом. Место Амалии пустовало. Кроме традиционной минеральной воды, Герд уже заказал бутылку шато Мон-Редон. Ортруд выглядела ослепительно — так талантливо поработала над ней косметичка. На ней была бледно-зеленая вечерняя двойка из тюля с каймой, украшенная цветами из жемчуга с блестками, на шее красовалось необычное на вид украшение по моде тридцатых годов — колье из круглых стеклянных бусин лилового, розового и бирюзового оттенков. Эллен не могла отвести глаз от столь богатого сияющего великолепия. В довершение всего Ортруд пребывала в великолепном настроении, источала очарование, исключительную свежесть и веселье. К утиному бульону она пока даже не прикасалась.
— Забавные люди, эти собачьи психологи, — смеясь, рассказывала она про свое знакомство. — Я получила истинно царское наслаждение! К счастью, они не бегают как сумасшедшие от одной достопримечательности к другой, а любят найти местечко поуютнее и посмеяться над мельтешащими вокруг потными туристами. В наше время, к сожалению, настоящих оригиналов почти не осталось. То, что они мне понарассказывали, надо непременно занести в свой судовой журнал! В этом мы с Гердом очень похожи — все важное записываем.
Герд с Эллен мельком обменялись взглядами.
— И что же они тебе такого наговорили? — полюбопытствовал Герд.
— Собственно, разговор все время шел о лучших друзьях людей и о научно подтвержденных фактах. Мне всегда хотелось побольше узнать о зоопсихологии. Но особенно меня тронули похороны этой собаки в море. Такому можно только позавидовать!
— Если ты хочешь, чтобы тебя похоронили в море, тебе следует заблаговременно упомянуть это в завещании или, на худой конец, как-то отметить в дневнике путешественника, — решил поглумиться над чувствами жены Герд.
После чего принялся с аппетитом поедать спинку косули: положил себе на тарелку солидную горку домашней лапши-шпецле, брусники и щедро полил все это бархатистым соусом из сморчков, которым, естественно, тут же закапал белую сорочку.
Жена наградила его за это порицающим взглядом, но и он за словом в карман не полез:
— Если к самому путешествию классом люкс я практически равнодушен, то к здешней еде нет — она просто сногсшибательная, и мне плевать, что я наберу лишних пару кило.
Ортруд покачала головой, отказываясь понимать логику мужа, и поспешила вернуться к теме захоронения животных:
— Когда мы с сестрой были совсем маленькими, то устроили в нашем саду кладбище. Первым мы похоронили оцепеневшего навозного жука. Его судьбу вскоре разделили полусгнившая жаба и сирийский хомячок моей подруги. Потом мы нашли дохлого дрозда и, наконец, стали гордиться тем, что хороним разную живность под деревянными крестами. Дошло до того, что мы украли у матери замороженного петушка, которого она планировала скормить нам на обед в воскресенье. В нашей коллекции не хватало представителей куриного рода.
Эллен свободно вздохнула, убедившись, что она не будет рассказывать про мышей. Хорошо еще, что с ними нет Амалии, подумала она. Хотя теперь она и не придерживается строгого вегетарианства — каждый раз на завтрак накладывает себе гору креветок, потому что такой возможности у нее больше не будет, — мертвые животные вызывают у нее болезненную реакцию.
— У меня по утрам совсем не бывает аппетита, и дома мы никогда не завтракаем вместе, — сказала Ортруд. — Мой дорогой Герд в этом пункте тоже довольно скучен: кофе, булочки с мармеладом, самое большее — яйцо всмятку.
— Поскольку ты никогда не присутствуешь при этом, то ничего не знаешь о моих оргиях с шампанским и икрой, — парировал Герд и на последних двух слогах потрогал под скатертью ляжку Эллен.
— Пойду-ка я на свежий воздух, — объявила Ортруд. — До того, как подадут десерт, еще много времени.
И, прихватив сумочку с сигаретами, решительно встала.
— И все-таки у нее в бокале была не сангрия, — прокомментировал Герд действия жены. — Она абсолютно трезва и даже не притронулась к превосходному красному вину. Когда я вошел в нашу каюту, она уже была там и занималась вечерним туалетом.
— Ты ей сказал, что мы провели время вместе на берегу?
— Не так чтобы прямо. Я упомянул только, что мы случайно встретились. Завтра мы приплываем в Барселону, какие у вас планы?
— Амалию, как всегда, интересуют магазины с дорогой электроникой и дешевые универмаги, но больше всего ей, видимо, нравится гулять и дурачиться с артистами.
— Тебе знаком этот фантастический город? Дома Гауди, храм Святого Семейства, Саграда фамилия? Я бы с удовольствием тебе все это показал!
Эллен ни разу не была в Барселоне, и имя Гауди ей ни о чем не говорило.
— Антонио Гауди — каталонский архитектор, годы жизни 1852–1926. Он является наиболее известным представителем каталонского модернизма, который сравним с нашим югендстилем. В 1883 году он начал строить свою знаменитую церковь, а с 1914-го до последнего дня жизни работал только над этим проектом.
— Мне ни за что не запомнить все эти цифры, — призналась Эллен с улыбкой. — Но я рада, что ты мне покажешь все, что тебе самому интересно увидеть. Ортруд пойдет с нами?
— С новым тазобедренным суставом она пока еще не выдерживает долгих пеших прогулок. Естественно, ей было бы полезно регулярно ходить, считать это лечебной физкультурой, давать себе нагрузку. Возможно, несмотря ни на что, она захочет присоединиться.
Он оглянулся на стеклянную дверь и увидел входившую жену. На палубе ей, похоже, опять встретились собачьи медики.
— Я хорошо понимаю, что и животные способны страдать депрессией, — сказала Ортруд, занимая свое место.
Герд был настроен скептически:
— Я думаю, при желании из любой скотины можно выбить пару дурных привычек. К примеру, из тех постоянно охваченных паническим страхом собачонок, которые бросаются прочь от любого громкого звука, или из агрессивных тварей, так и норовящих тебя укусить, из брехливых псов, из кобелей, инстинктивно метящих каждую ножку стола, и так далее. Но ради бога, зачем ради этого анализировать их душевную жизнь? Впрочем, траур по хозяину можно считать нормальной реакцией животного, но уж никак не депрессией. Твои ловцы собак — шарлатаны и обманщики!
— Ты снова берешься рассуждать о вещах, о которых не имеешь представления, — последовала резкая отповедь Ортруд. — В любом случае я с Валерией и Ансгаром собираюсь посетить барселонский зоопарк, знаменитый Parque Zool gico. Там мы устроимся поуютней перед обезьянником и будем наблюдать, чему можно научиться у наших ближайших родственников. А своего Гауди можешь засунуть подальше!
Ортруд ухмыльнулась и сделала небольшой глоток эспрессо. Герд ничуть не смутился и продолжал увлеченно заниматься тарелкой с козьим сыром в лимонном перце, стоявшей перед ним.
Эллен отодвинула в сторону мороженое с абрикосовым компотом в съедобном сахарном горшочке; разговор принимал неприятный оборот. Она извинилась и вышла из-за стола, оправдав это тем, что ей-де хочется успеть в большой зал на фортепианный концерт. Но там она пробыла недолго, не осилив непонятную музыку двадцать первого века, и вернулась в свои девичьи покои.
Эллен долго лежала в одежде на кровати и грезила с открытыми глазами о новых счастливых днях. Только с появлением уставшей от вылазки на берег Амалии Эллен нашла в себе волю почистить зубы и раздеться. А чтобы услышать от дочери отчет, нужно было набраться терпения.
На следующее утро Амалия долго нежилась в мягкой постели, по-видимому, как и Ортруд. Зато Эллен с Гердом чуть свет были готовы сойти на берег. Герд заказал такси на десять часов, чтобы, как он выразился, опередить толпы туристов. Эллен была вне себя от выпавшего счастья — провести еще один полный день с любимым. Такси доставило их в самый центр — на площадь Каталонии, откуда они могли уже прогуляться пешком и осмотреть запланированные достопримечательности. Герд хотел первым делом показать Эллен знаменитый собор и, разумеется, другие здания в модернистском стиле. Но из-за огромной очереди в кассу они решили ограничиться осмотром Саграда Фамилия снаружи вместе с сотнями других туристов.
— Похоже, он еще не достроен, — оценивающе прикинула Эллен.
— Ну, площадь строительства составляет 17 822 квадратных метра, поэтому до завершения строительства потребуются годы, — сказал Герд. — По проекту запланировано восемнадцать веретенообразных башен в готическом стиле, некоторые будут выше ста метров! Впрочем, Гауди, как правило, заимствовал образы у природы, и поэтому предлагаю сейчас подробнее приглядеться к фасадам.
— Только прошу, не надо перечислять, сколько святых, хамелеонов, черепах, трубящих в рог ангелов, змей, голубей и пальм ты обнаружил на стенах! — умоляюще попросила Эллен. Задрав голову, она долго смотрела ввысь, пока у нее не заболела шея. — А что, архитекторы всегда ходят с дюймовыми линейками и карманными калькуляторами?
Герд ответил, конечно, нет, однако не преминул с гордостью сообщить, что сам он в состоянии и без линейки точно определить расстояние, и что вычисления он также может спокойно производить в уме, а кроме того, важные цифры всегда для верности записывает. Что касается межъязыковой коммуникации, то за нее в большей степени отвечает жена. И вообще, пора перейти к другим постройкам Гауди, может, с ними повезет больше. К тому же их интересно рассматривать, так как все они частично украшены чудесной пестрой керамикой. Обязательно надо посмотреть дом Мила и дом Бальо.
Этот марафон мог продолжаться бесконечно долго, но Эллен ужасно стерла ноги и таким образом положила конец беготне. Они были вынуждены взять курс к причалу. На широкой аллее Лас-Рамблас решили сделать небольшую передышку. Герд не был там много лет и с сожалением констатировал, что здешние рамблас приходят в упадок и превращаются в подобие праздника в духе баллермана. Кругом все посасывают сангрию из огромных бокалов, цены жульнические, рестораны тесно жмутся один к другому, в бесчисленных будках торгуют лотерейными билетами, уличные музыканты создают шумовую завесу, через каждые десять шагов — застывший в странной позе мим. Торговцев птицами сменили торговцы манками, теми, что выдают неестественные трели. Лишь продавцы цветов еще напоминают об очаровании добрых старых времен. Вокруг акробатов, собравших вокруг себя смелыми сальто и кувырками довольно много зрителей, толпилась и группа зевак-туристов. Эллен мало что могла разглядеть из-за спин впереди стоявших, однако стала свидетелем того, как ребенок попытался вытащить у Герда из заднего кармана брюк кошелек. Не растерявшись, она вовремя успела дать воришке по рукам. Но больше ее удивило то, что такой бывалый путешественник, как Герд, забыл об элементарных правилах осторожности.
— Ты мне спасла если не жизнь, то по меньшей мере радость от путешествия, — сказал Герд. — Все удовольствие было бы смазано, если бы пропала кредитная карта. Чем я могу тебе отплатить?
— Я подумаю… — сказала Эллен.
Герд смущенно улыбнулся:
— Я уже не мальчик! Но ты могла бы придумать и что-нибудь другое!
Да? И что же? — подумала Эллен и направила задумчивый взгляд на южный конец аллеи, где на высокой колонне высился огромный Колумб, указывавший рукой в сторону моря.
— Достань мне вон того типа с пьедестала!