Вершина Чогори была похожа на остров. Пустынный остров, окруженный океаном облаков. Иногда вершина исчезала в этом океане, ее окутывали волны беловатого тумана, сквозь которые не было видно ни неба, ни земли. А потом, когда туман исчезал, можно было увидеть чудо: днем — невероятно синий небосвод, ночью — бесконечность, в которой зажигаются сверкающие огни звезд.

Единственное здание астрономической обсерватории высечено прямо в скале: небольшая комната под блестящим прозрачным куполом. Здесь живут два человека. Каждые три месяца прилетает конвертиплан и сменяет наблюдателей. Жизнь здесь однообразна, и даже радио едва ли в состоянии скрасить ее.

Оба наблюдателя молоды. Гордону Бакстеру из Детройта и Сергею Аносову из Красноярска вместе нет и шестидесяти лет. Вот уже семьдесят пять суток как они на острове — семьдесят пять дней и семьдесят пять ночей. В Красноярске, как и в Детройте, два с половиной месяца — это не так много. Но здесь день кажется месяцем, месяц — годом, а три месяца — вечностью.

Они подружились, несмотря на различие характеров и на диаметральную противоположность взглядов на жизнь.

Сейчас Сергей спит. Бакстер следит за приборами. Регулирует орбитоскоп и записывает наблюдения в книгу. В тишине слышен только шорох калерона газа, циркулирующего между слоями купола и препятствующего его обледенению.

Бакстер потягивается и зевает, потом закуривает и смотрит в купол. Небо ясно. В бледном звездном свете другие вершины Каракорума, ниже Чогори, похожи на странный инопланетный пейзаж.

— Вот так должно быть и на Луне, — бормочет Бакстер. — Чертовски высокая гора! Вторая в мире. Ничего нет, кроме неба, утесов и льда. Бррр…

— Гордон, чем ты недоволен?

Голос Аносова заставил Бакстера вздрогнуть.

— А, я разбудил тебя? Уже три часа! Пора уже…

— Я выспался. Если хочешь прилечь…

— Что-то не спится… Знаешь, Сергей, я спрашиваю себя: почему именно мы двое очутились в этой пустыне?

Аносов улыбается уголком губ.

— Разве нас не привела сюда любовь к астрономии?

— Конечно, конечно! Правду сказать, я даже не надеялся, что мне удастся здесь работать. Столько было кандидатов. И все-таки выбрали меня! Это было невероятное счастье. В одной детройтской газете появилась статья:

«Гордон Бакстер на высоте 8600 метров».

Трудно описать тебе, что я чувствовал в тот день. Наконец-то у меня была «паблисити»! Ты, Сергей, даже не знаешь, что такое «паблисити»! Пока ее нет, ты даже не знаешь ее настоящей ценности. Стоит тебе впервые вкусить ее сладкой отравы, и начинает казаться, что без нее ты уже не можешь жить. Она делает тебя человеком, создает тебе индивидуальность. Без нее ты — ничто, одна из серых теней, составляющих массу.

Аносов отвечает с легкой иронией:

— Обо мне никогда не писали в газетах. И все-таки я живу как нельзя лучше и никогда не был какой-то частью бесформенной массы.

— Разве у тебя нет желаний, стремлений, честолюбия?

— Конечно, есть. Например, желание открыть что-нибудь новое в этом необъятном множестве звезд, что-нибудь дающее толчок творческим мыслям.

— А знаешь, чего хочется мне? Найти что-нибудь такое, что вызвало бы сенсацию на всем этом глиняном шарике. Репортеры, интервью, конференции, крупные заголовки в газетах…

Косой взгляд Аносова заставляет Гордона умолкнуть. Но через несколько мгновений он начинает снова:

— Я знаю, о чем ты думаешь, Сергей. Что я жаден к деньгам. Да, я люблю деньги! Много денег, без счета. Будь у меня несколько тысяч долларов, я бы бросил все дела и с первым же конвертипланом полетел в Сринагар. Оттуда я бы отправился в Карачи или в Калькутту и сел бы там на самый лучший корабль. Мне с детства хотелось плавать по морям. Говорят, что вода в них бывает разная. В одних морях она голубая и прозрачная, в других — черная, как смола, или зеленая, как бутылочное стекло, в-третьих — блестит как золото или серебро.

Аносов смотрит на него долго и как будто удивленно. Потом шепчет:

— И деньги тоже бывают разного цвета.

— Что ты сказал?

— Ничего. Я тебя понимаю, Гордон. Но, видишь ли, мне гораздо труднее объяснить, что привело меня на Чогори.

…Время идет незаметно. До восхода солнца осталось только два часа.

Аносов разглядывает звезды внимательно, почти напряженно, словно пересчитывая.

— Да, это все. Ни одна не пропала, — заключает с удовлетворением «звездный сторож», как называет себя Сергей.

Иногда у него бывает такое ощущение, словно кто-то поручил ему стеречь звезды. Действительно, появление их по вечерам радует его, угасание в утренней заре — печалит. Аносов никогда не писал стихов, но по-своему он тоже поэт. Волосы Вероники, Золотая Рыба, Геркулес… Созвездия, но в то же время драгоценные камни в сверкающем ожерелье легенд.

Наконец Сергей встает с кресла и прижимается лбом к нижней части купола. Странная мысль приходит ему в голову: если бы астронавт с какой-либо другой планеты увидел только эту голую, каменистую площадку, окруженную морем облаков? Не заставило ли бы это его думать, что Земля нескончаемый серый океан, над которым поднимается только один пустынный островок? Может быть, равнодушно пролетел бы мимо, в поисках другой, более приветливой планеты?

Но что это?

Аносов вздрагивает, поднимает голову и устремляет взгляд в одну точку купола. Неизвестная звезда? Нет… это не звезда, она движется. Может быть, спутник? Но по расписанию сейчас не может быть ничего такого. И потом, она какая-то туманная, размытая… Комета?

Пальцы молодого человека лихорадочно пробегают по кнопкам панели управления, оптические приборы направляются на странную светящуюся точку. Время от времени слышится щелканье съемочного аппарата.

Шум разбудил Бакстера.

— Что случилось, Сергей?

— Смотри, Гордон! — указывает Аносов. — Там вдруг появилась светящаяся точка. Не комета ли?

— Комета? А… да, да, вижу. Кажется, она приближается к нам. Она направляется к Земле, — повторяет Бакстер. — Но траектория у нее необычная для космического объекта… а скорость перемещения… Нет, это не может быть кометой! Это что-то другое!

— Другое?

— Включи-ка радиолокатор!

Комнату наполняет жужжание. Две пары глаз напряженно вглядываются в голубой экран. Ничего! Ни малейшего движения внутри концентрических кругов! И вдруг там вырисовывается пятнышко.

— Электромагнитные волны встретили препятствие! Объект, направляющийся к нам, — это не просто… свет. Это что-то… что излучает или отражает фотоны! — тревожно вскрикивает Бакстер.

Сергей кивает головой.

— Это светящаяся масса треугольной формы.

Бакстер не сводит глаз с неба.

— Она приближается, она явно приближается. Нужно известить…

— Погоди, постой!

— Чтобы кто-нибудь опередил нас? Нужно немедленно же сообщить.

Аносов не отрывается взглядом от треугольника, который за эти несколько минут удвоил свои размеры. Он хватает Бакстера за руку.

— Нет, Гордон! Прошу тебя подождать.

— Подумай, что будет, если кто-нибудь сообщит раньше нас…

— Это неважно. В конце концов о чем мы можем сообщить? О треугольном светящемся пятне, которое приближается к Земле. Подумай лучше, что может получиться. Некоторые газеты только и ждут подобной «бомбы». Кто знает, чего они могут наплести.

— К черту их! Пусть говорят, что хотят! Но пусть упомянут о нас. Я пойду сообщу…

Аносов загораживает ему дорогу.

— Подожди, Гордон!

— Сергей, речь идет о будущем, о моей… о нашей карьере…

Аносов кладет ему руку на плечо и заглядывает прямо в глаза.

— Прошу тебя потерпеть. Скоро мы узнаем, что это.

— Ждать, опять ждать!.. Я человек действия, Сергей!

Аносов притягивает его к себе.

— Слушай, человек действия. Прежде чем действовать, нужно подумать.

Бакстер дает ему дружеский пинок.

— Ладно, так и быть. Хотя это обойдется мне недешево… в несколько тысчонок.

Бакстер садится в кресло. Его взгляд остается прикованным к небу. Светящийся треугольник занимает уже около трети купола.

Постепенно молодого наблюдателя начинает охватывать страх. Страх перед этим странным светящимся пятном, страх потерять случай и не заявить об открытии. Он осторожно встает и начинает прокрадываться к передатчику. Аносов замечает это.

— Кажется, мы договорились, Бакстер?

Упрек оказывается метким и выводит Бакстера из терпения.

— Договорились, договорились… Ждать? Какого черта ждать? Минуты, когда этот проклятый треугольник опустится на Землю? А кто знает, что произойдет тогда?

— Что бы ни произошло, радиограмма не поможет.

Бакстер молча пожимает плечами. Проходит несколько минут.

— Ну, Гордон, пошли!

— Пошли?

Бакстер пожимает плечами и одевается.

Снаружи дует ветер. Треугольник приблизился настолько, что кажется еще минута, и он сядет на скалы. Свет голубоватого тона ярок, но не ослепителен.

Голубой свет достигает площадки. И ничего не происходит! Только снежные сугробы, словно по волшебству, превращаются в сверкающий хрусталь, а скалы начинают фосфоресцировать.

Потом треугольник перестает быть треугольником. Свет опускается на землю, просачивается в трещины, взбирается по каменистым обрывам, движется к маленькому плато, где высится купол обсерватории.

Оба наблюдателя не двигаются с места, словно окаменев.

— Оно как будто живое, — шепчет Сергей.

— Живое существо! — Бакстер впивается пальцами в руку своего товарища. — Сергей, спрячемся! Скорее! — Голос у него звучит хрипло.

Сергей не слышит. Зачарованно следит за странной игрой голубого света, торопливо ощупывающего каждую пядь почвы.

— Оно ищет что-то! Говорю тебе, оно ищет нас! — кричит Бакстер и устремляется к двери обсерватории.

Его движение словно привлекло свет. Яркое щупальце протягивается за Гордоном, выслеживает его, настигает… Голубой свет окутал его ноги и быстро поднимается по всему телу. За какую-то долю секунды Бакстер сделался светящимся. Он смотрит на руки, тоже засветившиеся странным голубым светом.

Ужас сжимает ему горло. Он готов упасть, но Сергей кидается, чтобы поддержать его.

Аносова тоже окутывает этот голубой свет. Оба они становятся похожими на фантастические существа из глубин океана или с какой-нибудь другой планеты.

«Было ошибкой выходить из обсерватории, еще большей ошибкой — звать с собою Бакстера, — думает Аносов. — Что, если этот голубой свет несет смертельную опасность?» Но взгляд на карманный сцинтиллятор успокаивает его. Радиоактивности нет и следа!

Потом голубой свет покидает их, будто нехотя спускается по их телу и уходит прочь.

Бакстер рассматривает свои руки со всех сторон.

— Что это было, Сергей?

— Не знаю. Химическое вещество или, может быть, микроорганизмы.

— А что, если этот голубой свет, который так тебе понравился, был неодолимым оружием существ с другой планеты?

— Неодолимым оружием? Почему, Гордой, это должно быть оружием, а не знаком мира? Почему контакт между нами, землянами, и разумными существами с другого небесного тела обязательно должен иметь воинственный характер?

Гордон Бакстер не слушает его.

— Из-за тебя, Аносов, все из-за тебя! Если бы не ты, я бы остался в обсерватории. И мир узнал бы о грозящей опасности. Что бы ни случилось, я бы известил об этом! Извещу и сейчас!

Он хочет подняться по ступенькам, но Сергей окликает его:

— Гордон, смотри… там, на плато…

Бакстер неохотно оборачивается. Голубой свет сконцентрировался на маленьком плато близ обсерватории. Там происходит что-то странное. В светящемся пятне ходят волны, появляются волокна и струи. Световая масса кипит, то утолщается, то становится тоньше, расползается, оставляя голые пятна, потом стягивается, образуя шарики различных размеров. Голубые, фосфоресцирующие шарики начинают какой-то странный танец, какое-то вращение, похожее на…

— Звездная система! — вскрикивает Аносов. — Модель звездной системы! А этот шарик, искрящийся ярче прочих, — это звезда Гемма!

Бакстер подходит на несколько шагов, чтобы рассмотреть.

— Ты… ты прав, Сергей! Невероятно! Видишь, вокруг звезды вращаются шарики поменьше… планеты… И одна из планет… Сергей… не могу поверить своим глазам…

На поверхности шарика показываются контуры карты. Видны океаны, цвет их гораздо темнее суши. Несколько пятнышек, словно небольшие острова, появляются в районе полюсов.

— Контуры исчезли, — замечает Сергей. — Но теперь…

Светящийся шар начинает вспыхивать, словно подает сигналы. Кажется, что он старается привлечь к себе внимание зрителей. Потом карта появляется снова. И так несколько раз.

Бакстер и Аносов подошли к самому краю плато, на котором разыгрывается поразительное зрелище.

— Готов поставить все до последнего цента, — восклицает Бакстер, — что светящийся шарик словно хочет показать нам, откуда он явился!

— Вот именно. Я почти уверен в этом. — Голос Сергея слегка вздрагивает от волнения. — Гордон, он будто бы к нам обращается! То, что мы видели, может быть только сообщением. Известием, посланным обитателями одной из планет в системе Геммы.

Слушай, Гордон! Предположим, что разумные обитатели планеты в системе Геммы решили исследовать космос, ищут в нем высшие формы жизни. Предположим далее, что на их планете есть микроорганизмы, непосредственно поглощающие световую энергию. Они могут использовать ее для перемещения на огромные расстояния и для выполнения программы, вроде программ для кибернетической машины.

— Это похоже на дрессировку!

— Я бы не называл это дрессировкой. Скажем… биологической системой с дифференцированными заданиями. Каждый микроорганизм или каждая группа микроорганизмов выполняет определенную функцию. В данном случае заданием было обнаружение жизни. Живой свет был отправлен в космическое пространство, чтобы найти жизнь. Он встретил нашу планету, нашел на ней самую высокую точку, на которой в этот момент находилась высокоорганизованная жизнь. Он нашел нас, Бакстер, и соответственно программе наше присутствие дало толчок к целой системе сигналов. Я думаю, теперь живой свет улетит.

Действительно, светящиеся шарики начинают расплываться, вытягиваться, снова сливаться в голубоватую массу, гораздо менее яркую, чем вначале.

— Он истратил энергию, — задумчиво замечает Аносов. — Но в пути он восстановит ее. Каждое самосветящееся космическое тело будет питать его своим излучением. Возможно, вернувшись на свою планету, живой свет выполнит последний пункт своей программы — воспроизведет модель нашей планетной системы, той системы, где он нашел высшую форму жизни.

Живой свет начинает медленно подниматься над землей и колышется в воздухе, как огромное покрывало.

— Он словно прощается с нами, — шепчет Сергей.

Бакстер смущен, но старается овладеть собою. Когда это ему удается, он спрашивает, но без прежней убежденности:

— А что, если этот свет был послан для подготовки к нападению? Как ты думаешь, Сергей, могут существа Геммы намереваться…

— Бакстер, Бакстер! — Аносов смеется, но его смех звучит невесело. — Об этом и думать нечего! У существ, настолько высокоразвитых, способных отправить в пространство… биологическую систему с заданной программой, чтобы разыскивать жизнь, — у таких существ не может быть и мыслей о завоевании. А теперь, Гордон, иди и передай:

«На Чогори принято сообщение от разумных существ с другой планеты. Это братская весть, весть о дружбе».

Бакстер обрадованно спешит по ступенькам в обсерваторию.

Сергей Аносов остается один на самой высокой точке плато. Он стоит неподвижно, засунув руки в карманы шубы, запрокинув голову. Где-то вдали цвет неба начинает изменяться. Близится рассвет. Треугольник быстро удаляется туда, откуда исходит свет. Он едва виден на фоне светлеющего неба и гаснущих звезд.

Сергей поднимает руку к голове. Он словно салютует живому свету, полностью растворившемуся в свете Солнца.