На льдах, сковавших полукругом бухту в проливе Абердар, между островами Мак-Клинтоком и Альджером, лежали моржи. Считал, собственно говоря, моржами их только механик радиостанции Муров. Посмотрев на лежавшие на льду в разных местах черные точки, Воронин категорически заявил:

— Нерпы лежат. Моржи бы дружней лежали. А затем, посмотрите-ка: вон в полынье около одного из „моржей“ кайра плавает. Так она рядом с моржом ломовой лошадью кажется.

Сконфуженный франц-иосифовский житель после этого довода незаметно ретировался в салон.

— Моржи. Да, хорошо, если бы их столько по бухтам лежало, — вздохнул Воронин. — Сколько по архипелагу нынче ни ходили, ни одного не видели. Исчезли моржи куда-то.

— А раньше на архипелаге много моржей было?

— О количестве можно судить по тому, что одно норвежское зверобойное судно в девятисотых годах привезло с архипелага в Варде пятьсот моржовых шкур. Дневники Альбанова, Нансена и других путешественников пестрят описаниями больших моржовых лежбищ около Нордбрука, Белля и других островов. А мы уже ни одного не видели.

— Что же за причина, Владимир Иванович? — спросил подошедший Шмидт.

— Тут, по-моему, две, Отто Юльевич! Первая — результаты рейсов на архипелаг норвежских шхун. А затем, может быть, какие-нибудь биологические причины. Может быть, моржи в поисках пищи ушли на север архипелага, или совсем ушли с него.

— Да, это, пожалуй, основные причины, — соглашается Шмидт. — Помимо биологических причин, в миграции моржей играет, наверное, большую роль истребление их норвежцами. Морж уходит от человека. Куда делись моржи с архипелага, вопрос этот решить трудно. Но едва ли они все истреблены. Вероятнее всего, стада моржей ушли к морю Виктории, в которое редко проникают норвежские шхуны. Число шхун в конце-концев все же не превышает нескольких штук за лето.

— Но меры какие-то против хищников все же нужны?

— Безусловно, безусловно, — усмехаясь, погладил бороду Шмидт. — За время беспризорности архипелага норвежские шхуны здорово похозяйничали на нем. По возвращении в Москву я буду ходатайствовать перед правительством о содержании на архипелаге сторожевой шхуны. Базой для нее будет Кап-Флора. Команда в обычное время станет заниматься промыслом. Сторожевой форпост будет иметь походную радиостанцию для связи с поселением на Гукере. В случае же появления хищнических шхун команда ее будет арестовывать их. Уже одно присутствие дозорного судна на архипелаге заставит хищников держаться на порядочной дистанции.

— Отто Юльевич, — перебил Шмидта Ушаков, — разрешите капитану остановить ледокол.

— Зачем это?

— Да посмотрите-ка, сколько тюленей вокруг лежит.

За Ушаковым виднелись фигуры других членов седовского охотничьего клуба.

— Как капитан; я — ничего не имею. Если это не задержит срока нашего возвращения в бухту Тихую.

Воронин кивнул головой:

— Стоп!

Седов ткнулся носом в край изорванного полыньями льда. Все перемычки между полыньями во льду неизвестной бухты, у которой остановился „Седов“, были покрыты круглыми, ровными отверстиями. Точно кто-то аккуратно выдолбил их во льду по стандартной мерке. Это были лунки тюленей. В ближайших из них высовывалось сразу по несколько голов с добродушными, любопытными глазами. Тюлени ныряли в полыньях, как плещущиеся на мелком месте ребятишки.

Пробиравшиеся гуськом среди лунок и полыней охотники остановились, приблизившись к ближайшему лежавшему на льдине тюленю. Привстав на колено, Ушаков выстрелил. Нерпа дернулась, точно ее кто-то потянул за веревку. Она была ранена, но почему-то не бросилась в свою лунку. Пошевеливая ластами, она лежала на льду. Подбежал Журавлев и, размахнувшись, всадил ей в голову острие гарпуна. Остальные выстрелы были безрезультатны. Напуганные нерпы перебрались в дальние полыньи. Когда нерпу подымали на веревках на ледокол, она еще дышала. Из правого глаза, вырванного ударом гарпуна сочилась кровь по красивой серебристой в черных пятнах голове. Сам глаз висел, зацепившись в окровавленных усах.

— Старая или глухая была, — определил Селиверстов пощупав нерпу, — потому только и подпустила.

Вызвав недружелюбный взгляд Московского, Горбунов поставил охотникам ультиматум:

— Череп нерпы, товарищи, мой!

■

В Норвегии недавно вышла книга об архипелаге Франца-Иосифа.

Большинство островов на приложенной к этой книге карте архипелага исчерчено пунктирными линиями. Линии обозначают, что на этих островах бывали норвежские зверобои.

На основании этого автор книги Гуннар Горн делает вывод, что архипелаг фактически давно освоен норвежцами. Далее Горн утверждает, что пальма первенства открытия архипелага принадлежит не австрийской научной экспедиции на „Тегетгофе“, а норвежцам. Горн сообщает, что Земля Александры или Земля Георга были открыты в 1865 году зверобоем из города Гаммерфеста в северной Норвегии.

Документальных данных об этом однако автор не приводит, отговариваясь, что все старые судовые журналы того времени сгорели во время пожара архива, в котором они хранились.

Но интересны не „исторические изыскания“ Горна, а сведения о производимом норвежскими судами зверобойном промысле на архипелаге.

Из книги, Горна мы узнаем, что моржи на архипелаге не исчезли, а просто, спасаясь от норвежских шхун, ведущих беспорядочный хищнический промысел, ушли в малодоступные районы архипелага. При чем архипелаг морским зверем оказывается уже не так беден, как это принято думать. Морских зверей норвежцы промышляют в море Баренца у южных берегов архипелага и в проливах между островами.

По собранным Горном у зверобоев сведениям, в этих проливах белые медведи и моржи встречаются в больших количествах. Морских зайцев, гренландских тюленей и нерпы — меньше. На островах в незначительном количестве встречаются и песцы.

Промысловое значение могут иметь, по словам норвежских промышленников, также еще белухи, появляющиеся большими стаями, как только растает лед в проливах.

Горн, не смущаясь, сообщает подробные сведения о хищничестве своих соотечественников на Земле Франца-Иосифа. Хищнический промысел норвежцев на нем имеет уже свою „богатую историю“.

Первый норвежский бот промышлял на архипелаге в 1886 году. Он вернулся в Норвегию с полным грузом сала и шкур, закрепив тем самым интерес норвежцев к этому району.

В 1897 году около архипелага промышляли моржей три английских шхуны, в 1899 году — одно английское судно. Больше в книге Горна нет указаний о зверобойном промысле англичан на архипелаге. Норвежцы с девятисотых годов и по настоящее время являются монополистами. В начале девятисотых годов из Норвегии на архипелаг каждое лето уходило 4—6 ботов. Промыслы были очень удачны. Команда маленького бота добывала до 270 одних моржей. В 1908 году промышляло уже 10 норвежских ботов. Во время мировой войны норвежцы на Землю Франца-Иосифа не ходили. Но уже в 1918 году там опять появляется норвежский промысловый бот.

Начиная с 1922 года норвежцы бьют морского зверя на архипелаге ежегодно.

В 1922 году два бота добыли у Земли Александры 220 моржей, не считая морских зайцев, тюленей и белых медведей. В 1923 году один только бот, из промышлявших восьми, добыл 70 моржей, 500 тюленей и 27 морских зайцев. В 1927 году один из четырех промышлявших норвежских ботов добыл у острова Хайса 440 моржей и несколько десятков медведей и морских зайцев. Остальные три бота добыли 368 моржей.

В 1928 году на архипелаге промышляло 14 норвежских ботов. В этот год было добыто 558 моржей, 250 морских зайцев и 175 медведей.

В последние годы норвежцы добывали на архипелаге за лето по 500 моржей.

Все эти данные позволяют с уверенностью говорить, что моржи на архипелаге есть. Они просто перекочевали, как верно предполагает капитан Воронин, в менее доступные районы. Норвежские промышленники узнали, где находятся лежбища моржей. В районах же, по которым ходил „Седов“, моржи распуганы шхунами.

Сведения в книге Горна лишний раз подчеркивают необходимость запрещения иностранного промысла в проливах архипелага.

Идея профессора О. Ю. Шмидта о посылке на архипелаг охранного судна и организации охранного пункта на острове Нордбруке должна быть немедленно осуществлена.