Мать ждала в субботу к обеду, но Александр сослался на дела и сказал, что приедет ближе к вечеру, на ужин.

– Приезжай, когда хочешь, – согласилась мать. – Тем более что у меня сегодня гвоздь программы – холодец, а это блюдо не требует подачи в определенный час.

– Холодец – это замечательно! – одобрил Александр. – После холодца никакая лень уже не помешает мне провести весь завтрашний день на тренажерах. Совесть пересилит.

Вообще-то физическим нагрузкам Александр собирался предаваться сегодня, но вчера вечером вдруг передумал. Вернее, придумал себе новое дело.

Если никто не хочет тебе помогать, то помоги себе сам. Иначе никак.

Александр решил лично последить за домом, в котором живет тетка Евы. В конце концов, это не тяжкий труд, а нечто вроде развлечения в выходной день, сочетание автомобильной и пешей прогулки.

Суббота была выбрана не случайно. Во-первых, потому, что заниматься слежкой в рабочее время – это уже не прихоть, а безрассудство на грани идиотизма. У благоразумных людей на прихоти принято тратить свободное время, а Александр был человеком благоразумным. Во-вторых, суббота – день покупок, походов по рынкам-магазинам, день прогулок, день развлечений. Ева – непоседа, дома сидеть не любит, ее постоянно тянет на люди. Если «выдвинуться на позицию» часам к одиннадцати (раньше десяти Ева как классическая «сова» вряд ли проснется), то есть шанс в ближайшие два-три часа увидеть Еву выходящей из подъезда. При условии, что она там живет, конечно. Но попытка не пытка, можно и погулять по дворам, благо погода хорошая – солнечная, теплая, последний привет бабьего лета. В-третьих, Александру почему-то хотелось погулять в субботу вокруг дома Евиной тетки. «Бывают странные сближенья.» – сказал поэт. Странные предчувствия тоже бывают.

Законы жанра требовали маскировки, поэтому Александр решительно проигнорировал коричневую куртку, в которой его видела Любовь Сергеевна. Постояв немного перед шкафом, он остановил свой выбор на сером кашемировом полупальто. Вместо костюма надел черные джинсы и темно-серый свитер. Следящий должен быть одет неприметно, чтобы не бросаться в глаза, должен сливаться с окружающей действительностью.

Ага, сливаться. Уже на месте, сев на лавочку в самом глухом углу двора и оглядевшись по сторонам, Александр понял, что для того, чтобы слиться с окружающей действительностью, надо было надевать старую, потертую кожаную куртку, ныне служившую для таких дел, как, например, вынос на помойку крупногабаритного мусора, и спортивные штаны. Тогда бы он мог сойти здесь за своего, особенно – с банкой пива в руках. С бутылкой он тоже смотрелся бы гармонично, а вот с пустыми руками, в которых даже семечек не было – как-то не очень.

Местные жители поглядывали на Александра с любопытством, но и только. Если человек выглядит прилично (а Александр просто не мог выглядеть по-другому), то не хочется интересоваться тем, что он здесь делает. Сидит, значит, надо, значит, ждет кого-то. Ходит, значит, устал сидеть.

Рядом с Александром сели две пожилые дамы и начали недружелюбно на него коситься, храня при этом молчание. Александру стало ясно, что он мешает им общаться. Он встал и хотел было выйти на дорогу, чтобы проведать припаркованную машину, но тут из подъезда вышла Любовь Сергеевна в не по погоде теплой бежевой куртке с меховой опушкой. В руках у нее ничего не было. Зная, что дамы без сумки или сумочки далеко не ходят, Александр предположил, что Любовь Сергеевна вышла ненадолго в ближайший магазин с кошельком в кармане куртки. Он прошелся по двору параллельным курсом, а когда Любовь Сергеевна завернула за угол, направился к детской площадке. То ли в этом дворе не было детей, то ли они по субботам не гуляли так рано, но площадка была пустой. Александр присел на скамейку рядом с качелями и подивился тому, что вся площадка, включая и песочницу, была покрыта шелухой от семечек вперемешку с окурками. Судя по всему, если сюда и приходят дети, то великовозрастные.

С площадки хорошо просматривался подъезд, а еще отсюда был виден не только тот угол, за который свернула Евина тетка, но и противоположный. Идеальное место для наблюдения, правда, немного приметное, но Александр не собирался сидеть здесь долго.

Кто-то выходил из подъезда, кто-то входил в него, но Евы или какой-нибудь женщины, похожей на Еву, Александр не увидел. Примерно через полчаса вернулась Любовь Сергеевна с двумя черными пластиковыми пакетами в руках. В обоих, вне всякого сомнения, лежали продукты. Александр наблюдал за ней краем глаза, чтобы не привлекать к себе внимания и, кажется, Любовь Сергеевна его не заметила.

Похоже, все-таки Евы у тетки нет. Было бы логично, если бы за продуктами пошла не Любовь Сергеевна, а более молодая Ева.

Александр обошел вокруг дома. Немного размялся и заодно убедился, что с машиной все в порядке. Пропустить Еву он не боялся, потому что все равно бы увидел ее, если не во дворе, так на улице. «Слепые» участки, на которых обзор был минимальным, Александр преодолевал быстрым шагом. Две секунды – и снова все видно.

Дамы, молчаливо выжившие Александра со скамейки, куда-то ушли, поэтому Александр вернулся на прежнее место и минут сорок откровенно скучал. Затея порядком поднадоела, но и уходить вроде было рано. «Сижу, дышу свежим воздухом, хорошо.» – внушал себе Александр. Воздух и впрямь был неплох, видимо, сказывалась близость парка Покровское-Стрешнево.

Александр не успел толком довспоминать, как гулял в этом парке целую вечность назад с одной милой девушкой, любительницей хризантем и поэзии Ахматовой, как увидел Любовь Сергеевну. Она была в той же куртке, снова без сумки, шла быстро и скрылась за тем же углом. «Забыла что-то купить», – подумал Александр, и не ошибся, потому что через четверть часа Любовь Сергеевна вернулась. На этот раз в левой руке у нее был ярко-желтый пакет, из которого торчал французский багет и еще что-то там лежало, но что именно, Александр не разглядел.

Нет здесь Евы, во всяком случае, сейчас нет. Если бы она была у тетки, то вряд ли бы допустила, чтобы та два раза подряд ходила за покупками. Может, Ева находится в теткиной квартире, но не выходит на улицу, потому что болеет? В таком случае «дежурство» во дворе теряет смысл. Не ломиться же в квартиру с обыском, в самом деле.

Александр встал и пошел через двор. До угла оставалась пара шагов, когда в кармане зазвонил телефон. «Любовь Сергеевна», – прочел на дисплее Александр. Все ясно – доморощенный агент 007 разоблачен. Не помогли переодевание и прочие ухищрения.

– Теперь-то я убедилась, что это вы! – сказала Любовь Сергеевна. – А то были сомнения. Если вы повернетесь вправо, то увидите меня на балконе.

– Здравствуйте, Любовь Сергеевна, – сказал Александр, поворачиваясь, как было велено. – Вижу вас.

Он приветственно взмахнул свободной левой рукой и замолчал, не понимая, что надо говорить в подобной ситуации.

– Я сразу обратила на вас внимание. – Любовь Сергеевна говорила весело, с ехидцей, чувствовалось, что она не сердится. – Вы в нашем дворе смотритесь как орхидея среди ромашек.

Столь поэтичное сравнение убило Александра наповал. «Как меня только не называют в последнее время. – иронично подумал он. – Приличным мужчиной с хорошей специальностью, надоедливым любовником, но орхидея, да еще среди ромашек – это круче всего! Рассказать бы маме, да ведь засмеет, определенно засмеет!»

– Я бы могла предположить, что вы выслеживаете меня, – продолжала Любовь Сергеевна, – но вы не подошли ко мне во дворе, не подарили черную розу, не наговорили комплиментов и не предложили выпить бокал золотого аи. Значит, вам нужна моя непутевая племянница. Вы, наверное, думаете, что она прячется у меня? Думаете?

– Предполагаю, – ответил Александр.

– Тогда поднимайтесь и ваше предположение тут же развеется! Не стесняйтесь! – Любовь Сергеевна сделала приглашающий жест. – Лучше один раз увидеть, чем вокруг дома без толку слоняться.

Она отключилась и ушла с балкона.

Теперь уже точно стало ясно, что Еву в своей квартире Любовь Сергеевна не прячет, так что подниматься и проверять не было смысла. Но невежливо отказываться от приглашения, особенно когда сам в какой-то степени на него напросился. Пришлось подняться.

Любовь Сергеевна ждала на пороге, у гостеприимно распахнутой двери.

– Простите, что я без цветов и шампанского, – повинился Александр, войдя в прихожую. – Все так неожиданно.

– Один – один! – рассмеялась хозяйка. – Вы удивили меня, а я удивила вас. Проходите, обувь можете не снимать, потому что сухо и все равно сегодня мне предстоит уборка. Жаль, что нет Евы, она бы мне помогла.

Видимо, из-за предстоящей уборки Любовь Сергеевна надела видавший виды красный спортивный костюм, линялый и растянутый.

Верхнюю одежду Александр снять не успел, потому что Любовь Сергеевна ухватила его за руку и повела по квартире, комментируя на ходу:

– Все никак не соберусь ремонт сделать. С косметическим связываться лень, только зря грязь разводить, а на большой денег не хватает. Подруга советует взять кредит, но, по мне, делать ремонт в кредит – это разврат. В долги следует залезать лишь в том случае, когда нет другого выхода, а в случае с ремонтом выход есть всегда, можно делать, а можно и не делать.

Было во всей этой ситуации что-то дурацкое с примесью постыдного, поэтому Александр хотел одного – поскорее уйти, но уйти так, чтобы не обиделась хозяйка. Он не вертел головой по сторонам, разглядывая обстановку, а просто шел за Любовью Сергеевной и краем уха слушал, что она ему говорит, не слишком-то вникая в смысл.

– На кавардак не обращайте внимания, я уборку всегда с кухни начинаю, поставлю борщ вариться и начну..

– Откуда это у вас? – требовательно, не очень-то вежливо, спросил Александр, беря в руки маленького, размером с сигаретную пачку, деревянного слоника, стоявшего на полочке с керамическими горшочками.

Рассмотрев находку, как следует, он повторил свой вопрос.

– Любовь Сергеевна, скажите, пожалуйста, а откуда у вас Евин талисман? Вы же говорили, что давно с ней не виделись?

– Евин? – Любовь Сергеевна не очень убедительно изобразила удивление. – Откуда у меня может быть Евин талисман? Эту безделицу мне подарила подруга. Давно уже, года три как.

Слоника Ева вытащила из сумки в самую первую очередь, как только вошла в квартиру. Поставила в центре стола и немного смущенно сказала Александру и Андрею:

– Это Чанг, он приносит счастье и достаток.

– Самшит? – тоном знатока поинтересовался Андрей.

– Тиковое дерево. – Ева взяла Чанга и протянула Андрею. – Запах совсем другой и не такой резкий, как у самшита.

Андрей взял слоника, понюхал, рассмотрел и передал Александру. Чанг оказался теплым и тяжелым. Его было очень приятно держать в руке, настолько, что даже отдавать не хотелось.

– Тайцы зовут тик «вечным деревом», – сказала Ева. – Я передам Чанга своей дочери. Должна же быть в семье какая-то фамильная реликвия, своя память.

Сердце не кольнула, а прямо-таки пронзила жалость. Александр молча вернул Чанга на место и улыбнулся Еве. Бедная девочка. Придумала себе фамильную реликвию, чтобы передать ее по наследству… В семье непременно должна быть память, связь, преемственность поколений. Но как ужасно, наверное, когда ты один-одинешенек, когда твоя семья начинается на тебе и тобой же заканчивается. И все, что у тебя есть, – это деревянный слоник и мечта о дочери.

– Х-хорошая реликвия, – дрогнувшим от волнения голосом сказал он. – Красавец.

Чанг действительно был красив той искренней красотой, которая сродни волшебству и возникает лишь тогда, когда мастер вкладывает в свое изделие частицу души. Тонкая резьба с тщательной прорисовкой всех деталей и небольшая, едва уловимая, асимметрия, делали слоника живым. Казалось, что он сейчас поднимет хобот и протяжно затрубит.

– Любовь Сергеевна, это Евин слоник, – с мягким укором сказал Александр. – Двух таких в природе быть не может, потому что это не штамповка, а ручная работа, причем – хорошего мастера. Но даже если мы допустим, что.

– Я в слонах не разбираюсь. – Любовь Сергеевна забрала у Александра слоника, повертела его в руках и поставила на полочку. – Но.

– Где Ева? – спросил Александр, не желая дальше слушать вранье.

– Я не знаю, – Любовь Сергеевна пожала плечами, развела руками, потрясла головой, словом, изобразила крайнюю степень неосведомленности. – Я действительно не знаю, где Ева!

– Но это ее вещь? – не столько спросил, сколько констатировал Александр.

В голосе его было столько уверенности, что Любовь Сергеевна призналась:

– Да, это Евина вещь. – И тут же добавила: – Но я в самом деле не знаю, где сейчас Ева.

Стоять посреди кухни в пальто и допрашивать хозяйку Александру совершенно не нравилось. То был не его стиль общения. Гораздо лучше было бы присесть и поговорить. Поэтому Александр широко улыбнулся Любови Сергеевне и спросил:

– Вы не угостите меня чашечкой чая? Любого, по вашему выбору. Что-то захотелось выпить горячего. А потом я сразу уйду.

– Да, конечно! – Любовь Сергеевна явно обрадовалась смене темы. – Только выбирайте сами – черный, с бергамотом, зеленый, зеленый с жасмином.

– Красный, – пошутил Александр и пояснил в ответ на недоумевающий взгляд хозяйки: – Мы называем чай по цвету высушенных листочков, а китайцы – по цвету напитка. Наш черный у них зовется красным.

Любовь Сергеевна включила чайник, который тут же зашумел, обещая кипяток в самом ближайшем будущем и захлопала дверцами кухонных шкафчиков. Пока Александр ходил снимать пальто, она успела накрыть на кухне стол для чаепития – с пастилой, печеньем и банкой самодельного вишневого варенья.

Глядя на банку, Александр вспомнил, какой нагоняй получил он от матери, когда выставил на стол перед двумя зашедшими в гости одноклассниками банку с вареньем. При гостях мать ничего не сказала, дождалась их ухода и возмутилась: «Саша, у нас что, нет ни вазочек, ни розеток?! Как ты мог угощать ребят прямо из банки?! Если тебе безразлично, что они о тебе подумают, то хотя бы меня постыдись!» – «Ну, так же проще, мам! – попробовал оправдываться Александр. – И вообще Макс с Туриком свои люди». – «Тогда почему ты дал им тарелки? – поинтересовалась мать, умеющая, если надо, быть весьма и весьма ехидной. – Газетку бы постелил – красота! И посуду потом мыть не надо. Тебе ясен ход моих мыслей или разъяснить?» Разъяснения Александру не потребовались.

Идея с чаепитием оказалась удачной. Или же просто Любовь Сергеевна собралась с мыслями и решила, что нет никакого смысла обманывать Александра. Сев за стол, она сама, не дожидаясь вопросов, начала рассказывать:

– Ева приехала ко мне в воскресенье утром. Без звонка, я еще сны досматривала. Сказать, что я удивилась, это означает не сказать ничего. Удивилась и немного испугалась, но Ева успокоила меня и сказала, что ее срочно попросили съехать с квартиры, потому что к хозяевам приехали какие-то родственники из провинции, которые будут там жить. Я сказала, что она может жить у меня сколько угодно, но она ответила, что не хочет меня стеснять и что речь идет о нескольких днях, не более того. Разумеется, она попросила ничего не сообщать родителям, я ее успокоила и сказала, что эти люди умерли для меня, их не существует. А потом мы весь день разговаривали – столько же всего надо было рассказать друг другу! Правда, мои новости не шли ни в какое сравнение с тем, что рассказала Ева. Я так поняла, что вы и есть тот турист, который дал ей деньги для того, чтобы она смогла откупиться от мафии?

– Да.

– Спасибо вам! – проникновенно поблагодарила Любовь Сергеевна. – Имейте в виду, что если вдруг, не дай бог, – она трижды осенила себя крестным знамением, – с Евой что-то случится, то я возьму ее долг на себя! Не надо ничего мне говорить, я так решила. Ева мне как дочь, и я в какой-то мере чувствую за нее ответственность, хоть она и взрослая. Я так ее ругала за то, что она не позвонила мне и не рассказала о своих проблемах. Чуть не погубила себя из-за этих денег. Я бы назанимала и сразу бы ей отправила! Не та сумма, чтобы из-за нее в рабство попадать!.. Ева же мне, как дочь. Мне иногда кажется, что она у меня должна была родиться, а не у Таньки с Виталием. Может, тогда бы и девочкой сразу родилась. Ох! Она, видите ли, думала, что я бедствую. А я не бедствую, у меня хорошая зарплата.

Должность руководителя службы персонала относится к числу неплохо оплачиваемых. Может, и не так хорошо, что просто замечательно, но неплохо, сносно. Если Любовь Сергеевна жила одна, то денег ей должно было хватать как на жизнь, так и на ремонт. Сейчас, во время чаепития, Александр разглядел кухню повнимательнее и увидел, что она не требует ремонта, а просто молит о нем. Потолок из белого давно стал серо-желтым и покрылся пятнами от протечек, клеенчатые обои многократно (и аккуратно) подклеивались по краям, но все равно выглядели не ахти как, кафельная плитка наполовину осыпалась, а что не осыпалось – потрескалось. Бело-голубая кухонная мебель, явно купленная еще при социализме, кривилась дверками и беззастенчиво выставляла на обозрение ободранные края и оббитые углы. Или, может, углы уже начали крошиться от старости, кто их знает.

Всмотревшись, как следует, в лицо своей собеседницы, Александр заметил прожилки на щеках и на крыльях носа, понял, что мягкость черт лица не врожденная, а приобретенная – лицо начало оплывать, отметил еще ряд признаков, свидетельствующих о пристрастии к спиртным напиткам. Да и руки у Любови Сергеевны дрожали так, что во время размешивания сахара ложечка выбивала о чашку некое подобие Jingle Bells.

Чай у нее был вкусным, ароматным, и заваривала она его правильно, не скупясь.

– А утром она ушла, – продолжала Любовь Сергеевна. – Была немного на взводе, сказала, что спала плохо на новом месте, но ушла рано, раньше меня, несмотря на то что я предлагала ей остаться. Только попросила разрешения оставить свой чемодан. И знаете, что меня удивило?

Александр смотрел на Любовь Сергеевну, но она вдруг передумала рассказывать. Допила мелкими глоточками свой чай и удивилась:

– А что же вы ничего не едите? Варенье у меня свое, а пастила настоящая яблочная, вкусная.

– Благодарю вас, – улыбнулся Александр, – но мне хотелось только чаю. Чай замечательный, Любовь Сергеевна, спасибо.

– Налить еще? – Любовь Сергеевна потянулась к пузатому фаянсовому чайнику с надписью «Москва» и красными куполами на белом фоне.

– Не откажусь. – Александр протянул свою чашку. – Так что же вас удивило?

Любовь Сергеевна налила ему чаю, поставила чайник, помолчала недолго, а потом тряхнула головой и сказала:

– Я заглянула в чемодан. Нехорошо, конечно, но Ева не давала о себе знать, и я подумала. Ну, сами понимаете, если чемодан хранится в моем доме, то я должна знать, что в нем лежит. Логично?

– Логично, – поддакнул Александр, хотя сам он вряд ли бы в аналогичной ситуации полез бы в чужой чемодан.

Если не доверяешь человеку, то не бери на хранение его чемодан, если доверяешь, то нечего туда заглядывать без спросу в отсутствие хозяйки.

– Так вот! – Любовь Сергеевна подняла брови и округлила глаза. – Сверху, прямо на вещах, лежали оба паспорта – внутренний и заграничный, пластиковый конверт с другими документами и кожаный мешочек с цепочками-сережками. Хотите посмотреть?

– Нет! – наотрез отказался Александр. – Я вам верю, Любовь Сергеевна.