– Не подумайте, доктор, что я ненормальная, я не только про вас думаю, я вообще оцениваю всех мужчин. Я бы не сказала, что муж не соответствует моим запросам, то есть потребностям. Нет, в постели у нас все нормально, просто как-то пресновато. Скучно. Ложусь и знаю – сейчас он меня здесь поцелует, сейчас там погладит, сейчас начнет, сейчас остановится… Я же себя не переделаю, если мне хочется разнообразия. Я не могу жить без мечты. Это была бы не жизнь, а существование, без искры, без вдохновения. Меня многое не устраивает в жизни, но что с того? У мамы почти всегда было плохое настроение. Теперь я ее понимаю, когда сама постоянно хандрю. Я знаю, что я плохая жена, плохая мать… Я понимаю, что объясняю путано, но как уж могу. Мне кажется… как бы выразить… Красивая грудь должна изменить мою жизнь. К лучшему.

Тяжелая психическая патология, например – шизофрения, является противопоказанием к пластической операции. Каким бы ни был результат, он никогда не удовлетворит, а то и хуже – человек может решить, что с новым носом это уже не он, а кто-то другой, и болезнь выйдет на качественно новый уровень. На качественно худший.

Депрессивные и тревожные расстройства Александр умел выявлять не хуже любого психиатра. Да и что там «выявлять», люди, страдающие такими расстройствами, преподносят свое заболевание «на блюдечке», надо только не экономить время на общении (человек не шкатулка, сразу не раскрывается) и внимательно слушать все, что они говорят.

Тут главное что? Не злоупотреблять диагностикой, то есть не валить, образно говоря, всех в одну кучу, не считать всех, кто производит не слишком приятное впечатление, психически больными. Короче говоря – не обобщать. Взять, к примеру, Алецкую. Характер у нее, мягко говоря, не подарок. Вздорный, скандальный у нее характер, но речь идет о характере, а не о психическом заболевании. Если Алецкая и бывает немного неадекватна, то только на пике своих бурных эмоций, но на пике эмоций все мы немного неадекватны. А вот женщина, сидевшая сейчас перед Александром, явно имела психическое расстройство.

Ситуация сложная – так вот, в лоб про сокровенное не спросишь, а если и спросишь, то правдивого ответа не получишь. «Скажите, пожалуйста, вы у психиатра наблюдаетесь?» – «Да что вы такое говорите?! Да за кого вы меня принимаете?! Да чтобы я…» – И так далее, по типу крещендо.

Александр давно подметил одну интересную особенность. Обычно люди называют врачей, у которых они лечатся, по специальности. «Был вчера у невропатолога», «посетил окулиста», «надо бы к стоматологу», «терапевт направил меня к эндокринологу»… И только про психиатра говорят интимно-уважительно: «мой доктор», «был у доктора», «доктор мне посоветовал». Так-то вот.

Без объяснения причин отказываться делать операцию нельзя – некрасиво, невежливо. Можно, конечно, сослаться на занятость, но это тоже не выход. Пациент может оказаться настойчивым и изведет себя и тебя постоянными напоминаниями о себе. Или же пойдет к другому врачу и начнет досаждать ему… Некоторые коллеги, желая заработать побольше, берутся оперировать всех, кто к ним обращается, невзирая ни на что, но подобная «неразборчивость» ни до чего хорошего не доводит. Просто люди все разные, кто-то на чужих ошибках предпочитает учиться, кто-то на своих.

На такой вот случай в клинике «La belle Hélène» имелся психолог. Вернее, не только на такой, потому что разные проблемы решать приходится. Направляй на консультацию, психолог это не психиатр, то есть – ничего страшного, психологи нынче повсюду, общение с психологом репутацию не пятнает, поэтому на предложение проконсультироваться у психолога люди реагируют благосклонно. Ну а там уже видно будет. В подавляющем большинстве случаев психологу удавалось уговорить или объяснить. Если уж не удавалось, то тогда затрагивалась психиатрическая тема – «кандидата в пациенты» просили принести заключение психиатра.

– Изменить жизнь к лучшему непросто, – заметил Александр. – Скажу честно, Светлана Евгеньевна, я так и не понял, какие мотивы привели вас ко мне.

– Я сама это не всегда понимаю, доктор.

– Давайте сделаем так… – Александр изобразил задумчивость. – Проконсультируйтесь у нашего психолога. Это бесплатно…

Все «предварительные» консультации в клинике «La belle Hélène» были бесплатными. Не очень-то красиво брать деньги с пациента «ни за что», деньги всегда надо брать за что-то, хотя бы потому, чтобы человеку было бы не так жаль с ними расставаться. Как-то в городе Самаре у Александра заболел зуб, да так сильно, что потерпеть два дня до возвращения в Москву не было никакой возможности. В стоматологической клинике, выбранной за близость к отелю и более-менее достойный вид снаружи, Александра встретило большое объявление – «Первичный прием у врача – 500 рублей. При невозможности проведения лечения в нашей клинике деньги за первичный прием не возвращаются». Александр развернулся и пошел искать другую клинику. Ничего личного, просто принцип.

– А у вас хороший психолог? – уточнила «кандидатка в пациентки».

– Замечательный! – искренне ответил Александр. – Кандидат наук с большим опытом и человек хороший.

– Это очень важно, чтобы был хороший человек, – согласилась «кандидатка в пациентки». – Если бы вы знали, доктор, как мне не везет на хороших людей…

Повторение – мать мучения. Слушать историю жизни Светланы Евгеньевны по второму разу Александру не хотелось. Словно угадав его мысли, зазвонил мобильный. «Андрей», – высветилось на экране. Извинившись, Александр взял телефон, нажал кнопку ответа и чеканно-административным голосом сказал в трубку:

– Слушаю вас, Андрей Вячеславович!

– Я вообще-то Владиславович, – недоуменно ответил собеседник. – За столько лет пора бы и запомнить.

– Вас понял! – в прежнем стиле ответил Александр.

– Саш, ты чего? – обеспокоился собеседник. – Ты в порядке?

– Буду! Немедленно!

Александр отключился, сунул мобильный в карман халата, встал и развел руками – извините, мол, срочные дела, труба зовет и все такое.

– Я провожу вас к психологу, – предложил он.

– Нет, спасибо, – отказалась «кандидатка в пациентки». – Я в другой раз, как-нибудь потом… Всего хорошего.

По выражению ее лица явственно чувствовалось, что другого раза не будет. Оно и к лучшему. Все к лучшему в этом лучшем из миров. Даже то, что поначалу вроде бы не к лучшему, в итоге оказывается к лучшему. Во всяком случае, хочется верить, что окажется.

А есть еще пессимисты, полностью вменяемые, абсолютно адекватные пессимисты-ипохондрики. О, этот тип пациентов встречается очень часто, как в пластической хирургии, так и в остальных отраслях медицины. И не всегда пессимисты выявляются при знакомстве, во время первичной консультации. Лишь потом и по мере работы врач начинает замечать тревожные признаки, такие как, например, проявления неуверенности в себе, идеи о собственной никчемности, малоценности, о бесперспективности своего существования. Жизнь представляется в серых, если не черных тонах, человека ничего не радует, ему ни с кем не хочется общаться. Очень часто оперировать такого пациента бессмысленно, потому что, как ты ни старайся, все равно не угодишь.

Александр проводил Светлану Евгеньевну до выхода. Таких лучше всегда провожать до выхода, чтобы убедиться, что они ушли, а не отправились «вынимать мозги» кому-то из коллег, да и оставаться в кабинете было бы неправильно, ведь следовало изобразить «уход к Андрею Вячеславовичу». Затем он вернулся в кабинет и перезвонил Андрею.

– Извини за цирк, надо было от одной дамы отделаться, а тут как раз ты позвонил.

– А я думал – заработался Сашка, ум за разум заходить начал, вон, даже отчество мое перепутал. Я тебе, кстати, не просто так звоню, а по делу. Решил, понимаешь ли, наконец-то получить хоть какую-то пользу от нашей дружбы…

С Андреем Александр вместе учился в школе. Учились с первого класса, а сдружились в восьмом, когда вместе начали заниматься айкидо. Общие интересы сильно сближают, особенно в подростковом возрасте. С течением времени оба прекратили серьезные занятия спортом (Андрей еще в институте, а Александр – во время подготовки к защите диссертации), но на дружбе это никак не отразилось.

– Только не говори, что ты собрался делать какую-нибудь пластику! Я тебя оперировать не стану, друзей никто не оперирует.

– Нужда припрет – и сам себя прооперируешь, – резонно возразил друг, намекая на ставшую уже классической историю о том, как судовой врач вырезал у самого себя загноившийся аппендикс. – Но ты не волнуйся, Саша, ты ж знаешь мою профессию. Мне бы поговорить…

Андрей был журналистом. «Не раскрученным, но состоявшимся», как сам выражался. Два года назад он ушел на вольные хлеба, то есть стал фрилансером, и, судя по всему, не жалел об этом решении. Формальным поводом для такого решения послужил производственный конфликт с главным редактором глянцевого журнала, в котором Андрей тогда работал, но Александр подозревал, что друг стремился к фрилансу изначально, уж очень он любил жить по своему собственному расписанию и очень не любил начальство, как плохое, так и не очень. Есть такие люди, которым трудно смириться с тем, что им кто-то что-то приказывает, и Андрей был из их числа.

– Поговорить – это всегда, – ответил Александр.

– Например – сегодня вечером? – хватка у Андрея была журналистская. – Часиков в восемь?

– Хорошо, – согласился Александр, – только уточни, о чем мы будем говорить, чтобы я подготовился.

– Вот этого не надо! – возразил друг. – Мы просто поговорим о пластической хирургии. Клиническое такое интервью. Имени твоего я указывать не стану, не беспокойся.

– Можешь и указать, это реклама. Я же ничего приватного рассказывать все равно не стану, а неприватное анонимности не требует.

– Ладно, ты приезжай, а там мы разберемся.

– И еще учти, что клиническим интервью называется расспрос пациента врачом.

– Какой ты зануда! – притворно ужаснулся Андрей. – Это и будет расспрос пациента врачом, только в роли врача буду выступать я. «Клиническое интервью» – это вообще-то заголовок. Сам придумал. Одобряешь?

– Одобряю, – ответил Александр и не смог удержаться от колкости. – Особенно с учетом обиходного значения слова «клиника»…

– До встречи! – сказал Андрей и отключился.

Александр не успел спросить, что надо привезти для того, чтобы интервью прошло в теплой непринужденной обстановке. Подумал и решил, что бутылка красного вина никогда не будет лишней. Вспомнил, что сегодня пятница, и решил, что две бутылки вина лучше, чем одна. Три однозначно хуже, чем одна, а вот две – в самый раз. Таковы уж законы винной арифметики.

У Андрея были длинные волосы цвета мокрого песка и светло-голубые глаза, приветливо смотревшие на мир. Волосы он перехватывал шнурком, футболки предпочитал на несколько размеров больше и потому смотрелся каким-то древним славянином, добродушным, приветливым и все понимающим.

– Заходь! – пригласил он Александра. – О, да ты не с пустыми руками!

Вообще-то у них было заведено ходить друг к другу в гости не с пустыми руками, но Андрей каждый раз изображал удивление по этому поводу.

– Живем! – сказал он, забирая пакет с бутылками. – У меня есть хамон, ветчина и сало. Интересно, сало пойдет под вино? Настоящее, домашнее, Нинка привезла.

Нинка или, если повежливее – Нина, была у Андрея кем-то вроде домоправительницы или экономки, хотя он чаще всего называл ее домомучительницей. Почему? Да потому что вечно принуждает к порядку, да еще и ворчит.

– Сало под вино? – Александру это сочетание показалось неаппетитным. – Навряд ли. А сыра у тебя нет?

– Обижаешь! – надул щеки Андрей. – Какой хочешь – брынзу…

– Брынзу, – выбрал Александр. – Под красное вино нет ничего лучше брынзы.

– Под арбуз тоже. – Андрей перехватил удивленный взгляд Александра и пояснил: – Арбуз с брынзой – это неожиданно вкусно. Сам не знал, пока армяне не научили. И варенье из баклажанов тоже вкусно.

Андрей считал себя гурманом и знатоком различных национальных кухонь. Практический опыт благодаря частым командировкам у него был огромный. Иногда он пытался «блеснуть кулинарным талантом» дома, но, к сожалению, кулинар из него был никудышный. «Это ж надо так про́дукты испортить, – сокрушалась Нина, – пробуя Андрееву стряпню, перед тем как отправить ее в унитаз. – И плиту в придачу загадить…»

Неизвестное доселе вино, принесенное Александром, оказалось хорошим. Терпкий насыщенный вкус с едва уловимыми ягодными нотками, ничего сверхъестественного, но в целом приятно, даже душевно. Дегустация была обставлена по всем правилам – салфетка на горлышке, правильные пузатенькие бокалы на ножках, пробка на хромированном металлическом блюдечке. Александр сомневался насчет того, что надо делать с пробкой – созерцать и восхищаться или нюхать и восхищаться, поэтому вообще не обращал на нее внимания.

– Есть простейший метод определения качества напитков, – сказал Андрей, любуясь винными «ножками» на стенке бокала. – Любых. Если напиток не очень хорош, то его тянет выпить залпом, а все вкусное хочется смаковать мелкими глотками.

– А невкусное, соответственно, выплюнуть, – добавил Александр и отпил из бокала.

– Респектабельное вино, в смысле – респект виноделу. Под такое вино разговор пойдет легко, и ты выболтаешь мне все профессиональные тайны.

– Не надейся, – осадил прыткого приятеля Александр. – В крайнем случае я навру тебе с три короба. Но профессиональных тайн не выдам, у нас с этим очень строго.

Андрей выразительно чиркнул себя пальцем по горлу.

– Типа того, – подтвердил Александр. – У тех, кого «выставили» из профессии, шансов на возвращение практически нет.

– А за что выставляют из профессии? – сразу же спросил Андрей. – Один-два интересных примера, без имен, разумеется. Но с деталями. Наверное, в первую очередь выставляют тех, кто связан с криминалом, кто меняет лица преступникам, чтобы те могли жить, не опасаясь преследования?

– Откуда мне знать истинные мотивы, толкнувшие пациента на операцию? В душу ведь не заглянешь.

– Я имею в виду – подпольные операции, – уточнил Андрей. – Тайные, без оформления документации и прочих формальностей.

– За это уже не выставляют из профессии, а сажают, – усмехнулся Александр. – И про такие операции я ничего рассказать не могу. Сам не делаю ничего подпольного, а коллеги подобными интимностями не делятся.

– Давай тогда про другое, про то, что знаешь. За что пластический хирург может быть изгнан из профессии?

– В первую очередь – за непрофессионализм. Вот в прошлом году одна уважаемая клиника избавилась от доктора, который сделал подряд несколько неудачных операций…

– Саш, это банально и скучно, – поморщился Андрей. – Всем и так ясно, что врачей-бракоделов надо гнать поганой метлой. Ты мне что-нибудь такое расскажи, нестандартное. Лучше всего – с элементами романтики.

– Романтики, говоришь? – Александр поставил бокал на сервировочный столик на колесах, который служил Андрею и рабочим, и обеденным столом – удобно же, двигай куда хочешь, и полочки есть. – Тогда слушай. Был в одной клинике профессор, старый и умный. И была у него жена, молодая и красивая. Она ему обеды горячие на работу привозила, потому что у профессора была язва и фастфудом он питаться не мог. А в той клинике работал молодой доктор, красавец, умница, руки золотые. И положил тот доктор глаз на профессорскую жену…

– Сдается мне, что ты врешь, – перебил Андрей. – Какие-то былинно-сказочные мотивы зазвучали.

– Тебе не угодишь! – рассмеялся Александр. – Сам же просил, чтоб с элементами романтики.

– Сказки сочинять я и сам умею. Ладно, проехали. Скажи мне, пожалуйста, а трудно ли стать пластическим хирургом?

– Платная ординатура по пластической хирургии стоит двести пятьдесят тысяч рублей в год. Полмиллиона за два года. Для поступления желательно иметь первичную хирургическую специализацию, то есть пройти интернатуру или ординатуру по общей хирургии. «Желательно» надо понимать как «обязательно», потому что сначала надо освоить хирургию вообще, а потом уже углубляться в узкие специальности.

– А есть бесплатная ординатура?

– Очень мало бюджетных мест в ординатуре, потому что потребность в кадрах значительно меньше предложения. Да и ординатуру по нашим законам только один раз можно пройти за счет государства. А поскольку подавляющее большинство приходит в пластическую хирургию после ординатуры по общей хирургии или, скажем, отоларингологии…

– Понятно, – перебил Андрей. – А сложно ли овладеть ремеслом, так сказать? Освоить, научиться…

– Это сложнее всего. Как учатся хирурги? Никто же из опытных врачей не отдаст новичку «свою» операцию. Мало ли что, а ты отвечай. Максимум – разрешат ассистировать, но, стоя на подхвате, всему не научишься. Хирурги набивают руку на дежурствах в скоропомощных больницах, где вечный аврал и каждый человек на счету. Там широкий простор для практики. А в пластической хирургии все операции плановые, авралов нет, рук всегда хватает. Пока ты не докажешь, что ты умеешь…

– Тебя к операционному столу не подпустят, – подхватил Андрей. – А как научиться?

– В этом-то весь вопрос.

– А как учился ты? Поделись личным опытом.

– Ну… сначала на трупах, это уже при наличии общехирургического опыта. Отрабатывал операцию до совершенства, потом набивался в ассистенты к кому-то из корифеев и по ходу дела выполнял отдельные манипуляции. Через энное количество раз мне доверяли что-то серьезное, дальше – больше. Кто хочет научиться, тот всегда найдет способ.

– То есть это долгий и нудный процесс?

– Долгий и интересный, – поправил Александр. – Если учеба кажется нудной, то надо учиться чему-то другому. Учиться надо азартно, бодро, жадно…

– Я понял. А судебные иски вас часто «достают»? Пластические хирурги скорее всего самая судящаяся врачебная специальность? Вы, наверное, на первом месте по количеству исков?

– Отнюдь! На первом месте – стоматологи, на втором – акушеры-гинекологи, на третьем – анестезиологи-реаниматологи, и только потом уже мы.

– У нас на всю страну, согласно статистике, которой я более-менее склонен доверять, за год суды принимают в производство около восьмисот гражданских исков медицинского характера. Около половины решений выносится в пользу пациентов. Как ты это прокомментируешь?

– Восемьсот исков на всю Россию? Что-то маловато, – усомнился Александр. – Сведения верные? Или, может, это московская статистика, а не российская? В нашей маленькой и очень достойной клинике кто-нибудь из врачей постоянно судится, а ты говоришь – на всю страну около восьмисот гражданских исков медицинского характера.

– Я уточню. А по каким поводам судятся твои коллеги?

– Не смогли удовлетворить клиента, осложнения какие-то возникли. Более подробно я рассказывать не буду.

– Никогда не думал, что тебя так тяжело интервьюировать. – Андрей подлил вина в бокалы. – Ну, хоть хохму какую-нибудь расскажи. Медицинский анекдот…

– Анекдот можно, – согласился Александр. – Только учти, что это чистая правда. Один наш доктор делал подтяжку лица некой пациентке. Прооперировал, наблюдал – все как полагается. А потом у доктора был день рождения, который выпал на пятницу. Разумеется, праздник продолжался и в субботу, и в воскресенье, ввиду чего в понедельник доктор вышел на работу в несколько расслабленном состоянии. И первой же на приеме оказалась пациентка, которую он недавно прооперировал. Только почему-то без каких-нибудь следов операции на лице – вся в морщинах, будто бы и не было никакой операции. Доктор так испугался, что пообещал самому себе, что больше никогда-никогда не станет пить ничего крепче кефира. Ясное дело – когда такие сдвиги происходят, что кажется, будто ты оперировал пациентку, а на самом деле ты ее не оперировал, со спиртным лучше завязывать.

– А на самом деле оказалось, что это сестра-близнец! – сказал Андрей.

– Я уже рассказывал тебе эту историю? – усомнился Александр.

– Да нет, просто все это очень предсказуемо. Как и история о враче, к которому пришла на прием сестра умершей пациентки.

– Знаешь что, Андрюша? – разозлился Александр. – Придумай-ка ты интервью сам, только имя мое нигде не упоминай. Насочиняй всякой веселой фигни, получи гонорар и успокойся. У меня довольно скучная на посторонний взгляд специальность, в ней ничего феерически интересного не происходит. Работаем, «делаем людям красиво», как выражается мой босс, и все тут! Медицина вообще скучна для непосвященных.

– Ну, тут я с тобой не соглашусь. – Андрей поднял свой бокал. – Врачебная литература в наше время весьма популярна. Книги о своей работе пишут врачи всех специальностей – от патологоанатомов до педиатров. Людям нравится. Давай выпьем за медицину!

– Давай!

Они негромко, интеллигентно чокнулись и отпили понемногу из бокалов. При всем уважении к медицине залпом такое вино пить не хотелось, не заслуживало оно того, чтобы пить его залпом.

– Ты бы подумал на досуге о книге, – вернулся к теме разговора Андрей.

– Я об одной книге иногда подумываю, но она такая… по узкой тематике, – уклончиво ответил Александр. – Не беллетристика, какой из меня беллетрист.

– Да уж, – Андрей вздохнул, выражая сожаление о неудавшемся интервью. – Беллетрист из тебя, как из меня кавалерист.

Александру стало неловко – обломал друга, лишил его верного заработка. Человек надеялся, заголовок придумал, и все зря? Нехорошо…

– Знаешь что, Андрей? – хорошие идеи, они как молния – бабахнут и озаряют. – Я тебе дам телефон одного нашего доктора, Блувштейн его фамилия. Это очень хороший доктор, с огромным опытом, большой любитель поговорить и самозабвенный фотограф. Он тебе столько всего наговорит, что ты не только статью, ты роман в трех томах напишешь. И еще фотографиями поделится. Скажи, что ты от меня, и можешь рассчитывать на самый теплый прием. А еще он умеет делать такую вкусную ореховую настойку…

– Я все-таки знал, что какая-нибудь практическая польза от знакомства с тобой будет! – просиял Андрей, хватаясь за блокнот (блокноты и ручки были равномерно разбросаны по всему его жилищу). – Диктуй номер!

– Он еще и фаллопластикой занимается, – продолжал «соблазнять» Александр. – Представляешь, сколько пикантного может рассказать? Тебе, как моему лучшему другу…

– Номер! – простонал лучший друг. – Диктуй номер, и я сейчас же ему позвоню!

– Сейчас не советую, – посмотрев на часы, предупредил Александр. – Леонид Аронович – жаворонок. Встает вместе с солнышком и вместе с ним спать ложится. Ты его разбудишь, он рассвирепеет и обложит тебя отборным матом. Забыл сказать – он еще и ужасный матерщинник. Халаты с простынями краснеют, когда он ругается, не то что люди. Ты ему где-нибудь часа в три позвони, в полчетвертого, когда он закончит операции, пообедает и будет добрый. И непременно напрашивайся в гости.

– Почему?

– Потому что там тебя вкусно накормят. У Ароныча что супруга, что мама – академики кулинарных наук.

– Вот таким и должен быть настоящий доктор, – сказал Андрей, записав номера мобильного и домашнего телефонов доктора Блувштейна. – Не то что ты, двух слов связать не можешь.

– Зато я узлы вяжу так, что глазом не уследить, – похвастался Александр. – А слова вязать мне не надо. Истории болезни пишутся стандартными штампами, а для мемуаров я еще не созрел.

– Ты просто очень скрытный и зажатый, слова лишнего боишься сказать.

– Кстати, вот. Ты спрашивал, за что могут выставить из профессии. За длинный язык. Если врач, желая покрасоваться и повыпендриваться, начнет разглашать имена знаменитостей, которые у него оперировались, то очень скоро он останется не у дел.

– Я рад, что тебе это не грозит, – проворчал лучший друг. – Искренне рад. А не пора ли нам переключиться с вина на кофе? А вино потом допьем?

К варке кофе Андрей относился творчески, то мускатный орех добавлял, то корицу, то имбирь, то несколько капель какого-нибудь ликера. Конечный результат получался неизменно вкусным, вероятно, благодаря тому, что исходный продукт брался качественный и с избытком, совсем как в старом анекдоте, в котором для получения хорошего чая рекомендуется брать побольше заварки. По запаху, донесшемуся с кухни, Александр понял, сегодня Андрей отдал предпочтение старой доброй корице. Корица хороша, корица «углубляет» вкус кофе, только класть ее надо совсем немного, чуть-чуть. Переборщишь – получишь горькую бурду, в которой коричный запах напрочь забьет кофейный.

Перебарщивать вообще не стоит.