Если знакомый профессор, когда-то входивший в число твоих учителей-наставников (правда, не самых основных), вдруг вспоминает о тебе, звонит и приглашает «встретиться и пообщаться», то будь уверен – ему от тебя что-то надо. И не стоит придавать слишком большое значение тому, что встреча состоится не на кафедре, а в ресторане, и не в будний день, а в воскресенье вечером. Кто сказал, что в выходные дни нельзя говорить о делах?
По привычке Александр заранее просчитал варианты. Собственно, просчитывать было нечего. Из-за разницы в возрасте и статусе разговоры по душам отпадали. Бывает же так, что человеку хочется обсудить нечто животрепещущее с кем-то из «дальнего» круга, потому что «ближний» круг пристрастен или не подходит по другим причинам, но вряд ли на роль такого слушателя подходят бывшие ученики.
Варианты интимного характера тоже можно было не рассматривать. Профессор Карачевский любил женщин, а не мужчин. Об этом Александру (и не только ему одному) было достоверно известно, ибо время от времени на кафедре случались небольшие разборки между клиническими ординаторами или аспирантками, которые никак не могли поделить благосклонность профессора или вообще не собирались ею делиться. Для своих шестидесяти с хвостиком Карачевский выглядел превосходно – был подтянут, энергичен и смотрелся лет на сорок пять, не более того. Немного седины в волосах не старит, а только добавляет импозантности.
Оставалась работа, то есть приглашение работать под началом у профессора. Вопрос только где – на кафедре или в клинике «О-Гри», которой Карачевский владел на паях с известным певцом Остапом Григорьевым. Карачевский руководил процессом, а Григорьев «решал вопросы» и привлекал клиентуру. Симбиоз, обоюдовыгодное партнерство. Судя по слухам, дела у «О-Гри» шли весьма неплохо.
Кафедра или клиника?
На кафедре Александр не отказался бы работать. Совместителем, на условиях частичной занятости. Или, скажем, участвовать в каком-нибудь крупном исследовании. Время для научной работы можно выкроить всегда, точнее – не «можно», а «нужно», ибо плох тот кандидат, который не мечтает стать доктором. Докторская диссертация – это вам не кандидатская, она требует серьезного научного «фундамента». Редких публикаций в научных журналах для докторской недостаточно, тем более что публикации эти посвящены не каким-то научным новшествам, а описанию случаев из собственной практики, то есть имеют не научный, а практический характер. А время идет… Эйфория от «кандидатского» статуса давно прошла, пора ставить себе новые рубежи, да все руки никак не доходят. А тут, можно сказать, зверь бежит на ловца. Если, конечно, бежит…
А вот клиника «О-Гри» по ряду причин была далеко не тем местом, в котором Александру хотелось бы работать. Хотя бы потому, что его жизненные принципы расходились с политикой «О-Гри». Для уважающего себя человека этого достаточно. Кроме того, от прочих столичных клиник «О-Гри» отличалась высокой текучестью кадров. В наше время, может, и принято менять места работы как перчатки, но не в пластической хирургии. Здесь работают подолгу на одном и том же месте. Во-первых, потому что от добра добра не ищут, во-вторых, мест не так уж и много, это вам не абдоминальная хирургия в городской лечебной сети, в-третьих, пластическими хирургами становятся, если можно так выразиться, «усидчивые» люди, в смысле – люди нацеленные на долгие усилия ради достижения желаемого. «Geduld bringt Rosen», – как говорят немцы.
Александр никогда не интересовался причинами частой смены сотрудников в «О-Гри», но знал, что такое явление имеет место.
Карачевский ценил все радости, которые дает человеку жизнь, иначе говоря, он был не только бабником, но и гурманом. Ресторан, в который он пригласил Александра, открылся недавно, но судя по общему впечатлению (обстановка, персонал, папки меню из натуральной кожи), заведение было вполне достойное. Или лучше сказать так – заведение претендовало на звание достойного.
– Проклятье отечественного общепита в том, что спустя полгода после открытия ресторан быстро скатывается в пропасть, одновременно с этим повышая цены, – сказал Карачевский, совершенно не стесняясь стоявшего рядом в ожидании заказа официанта. – Сюда, по моим прикидкам, можно ходить еще два месяца.
Меню отличалось художественным вдохновением (ни одного слова в простоте, все «а la» да по чьему-то старинному рецепту) и богатейшим выбором спиртного – одной текилы Александр насчитал четырнадцать сортов, любой мексиканский ресторан позавидует. Не мудрствуя лукаво, он внял рекомендации Карачевского и заказал «морские гребешки с лососем по-гишпански» (именно так – «по-гишпански») и телячье рагу в горшочке по рецепту графа Потемкина-Таврического. То, что на самом деле Потемкин-Таврический был князем, составителя меню не волновало. Подумаешь, какие мелочи.
Будучи знатоком истории, любителем старины и в каком-то роде историком-архивистом (поиски корней рода Бергов), Александр не любил исторических неточностей. Да, конечно, все мы люди, всем нам свойственно ошибаться, но уж титул Потемкина-Таврического надо помнить, коль уж в меню вставить решил. Увы, неточности в наше время шли сплошь и рядом, и в книгах, и в фильмах, и в повседневной жизни, как вот, например, сейчас. Мнение о ресторане по исторической ошибке в меню составлять не стоит, надо сначала рагу попробовать, но вот в литературе и кинематографе грубые исторические ляпы служили для Александра предостерегающим сигналом. Если в июне сорок первого года у советского лейтенанта на плечах погоны (хоть и лейтенантские – один просвет и две звездочки) или генерала Российской империи называют «вашим благородием», а он спокойно на это реагирует, то дальше можно не смотреть или не читать. А то можно дочитаться до невообразимого и невероятного. Так, например, в одном, с позволения сказать, детективе, действие которого происходило в конце девятнадцатого века, Александру встретился город Ульяновск. Дальше, как говорится, некуда.
Александр думал, что Карачевский сразу же начнет говорить о деле, поскольку откладывать и тянуть было совсем не в его характере, но ошибся. В ожидании заказа профессор начал рассказывать о своей недавней поездке, точнее – командировке в Воронеж. Поводом для командировки стала смерть молодой женщины, которой делали ринопластику в одной из воронежских клиник. Карачевского пригласили в качестве эксперта. Одного из экспертов.
– Сама операция была проведена безукоризненно, как-никак мой ученик оперировал, причем не только ученик, я у него еще и научным руководителем был, а вот анестезиолог, к сожалению, допустил халатность…
Это вечная проблема, вечное противостояние между хирургами и анестезиологами. Они сходятся вместе у операционного стола, но в мнениях постоянно расходятся. Когда в шутку, а когда и всерьез. Александр никогда не противопоставлял себя анестезиологам (ну какие могут быть противопоставления, когда делаем одно и то же дело в одной команде?), но от некоторых коллег слышал высказывания вроде: «анестезиолог обеспечивает операцию, а проводит ее хирург» или что похуже. Анестезиологи тоже в долгу не остаются – непременно стараются подчеркнуть, что они, в отличие от хирургов, работают не только руками, но и головой (от большого ума, конечно, подобные заявления не делаются), или просто говорят «обезболить – это вам не зарезать». Бывает.
– …Пациентка была подключена к аппарату ИВЛ с закрытым контуром. Во время операции отказал абсорбер, развилась гипоксия, которую анестезиолог прозевал, и пациентка впала в кому, из которой ее вывести, увы, не удалось.
– Прозевал анестезиолог? – удивленно переспросил Александр. – Как можно прозевать очевидное? Он что – пьян был? Или три операции сразу обеспечивал?
– У них не было газоанализатора – развел руками Карачевский. – то есть вообще-то их было аж два, но ни один не работал. Давно.
– Константин Владиленович, вы не шутите? – Александр понимал, что подобными вещами в здравом уме не шутят, но в то же время не понимал, как так можно работать.
– Какие могут быть шутки? – поморщился Карачевский. – Умерла двадцатитрехлетняя девушка…
Александра немного удивил акцент на слове «двадцатитрехлетняя». А что – пятидесятитрехлетнюю не так жалко разве?
– Главный врач и анестезиолог под следствием, родители скорбят, общественность возмущается – какие уж тут шутки? Но, несмотря на то что аппарат ИВЛ эксплуатировался с нарушениями, то есть – без положенных инженерно-технических аппаратов, и несмотря на отсутствие газоанализатора во время операции, была предпринята попытка перевести стрелки на хирурга, который делал операцию. Якобы он долго копался, затянул время, из-за чего пациентку пришлось дольше держать под наркозом, отсюда, мол и гипоксия… Детский сад, короче говоря, потому что операция не растягивалась, никаких технических осложнений не было, просто анестезиолог был племянником главного врача. Да и для руководителя клиники, как вы понимаете, в подобном случае лучше, чтобы хирург оказался неумехой. За ошибку хирурга, имеющего на руках действующий сертификат, главному врачу отвечать не придется, а вот за нарушение правил эксплуатации аппаратуры и проведение операций без должного обеспечения ему светит до пяти лет лишения свободы. Ну как можно быть таким беспечным! Я, как вам известно, буквально разрываюсь надвое между клиникой и кафедрой, но у меня везде порядок! И все осмотры вовремя проводятся, и все работает, как надо… Это же мое дело, мой кусок хлеба с маслом!
Судя по тому, как был одет профессор, и по тому, какие часы он носил, кусок хлеба был не только с маслом, но и с черной икрой. Впечатление довершал перстень с бриллиантом на среднем пальце правой руки – фамильная реликвия дворянского рода Карачевских. Константин Владиленович с удовольствием рассказывал всем путаную историю этого перстня, который то пропадал, то находился, и непременно, как бы вскользь, упоминал о том, что род Карачевских внесен в Бархатную книгу. Людям, которые не знали, что такое Бархатная книга, Константин Владиленович снисходительно пояснял, что это есть родословная книга наиболее знатных дворянских фамилий Российской империи. Пояснял тоже с удовольствием, как же иначе. Александр, привыкший доверять, но проверять, однажды поинтересовался – есть ли в Бархатной книге Карачевские. Оказалось, что есть. Рюриковичи, не кто-нибудь там. Странно, но о своей принадлежности к Рюриковичам склонный к самопиару профессор никогда не упоминал.
От чужих недостатков легко переходить к собственным достоинствам. За полчаса Александр узнал о том, как хорошо, если не сказать идеально, организована работа в клинике «О-Гри» благодаря неусыпному бдению Константина Владиленовича и его организаторскому таланту.
– Мой принцип прост – на ключевых позициях должны стоять штучные люди. Вы меня понимаете?
Александр кивнул, хотя на самом деле считал, что все люди «штучные», как выражался Карачевский, «нештучных» просто нет.
Также Александр узнал о том, как много делает для клиники компаньон Константина Владиленовича.
– Остап – умница! – забывшись, Карачевский взмахнул рукой, словно салютуя кому-то вилкой. – Принято считать, что все поп-кумиры непроходимо тупы и способны только рот разевать под фонограмму, но это не про Остапа. Хотите верьте, хотите нет, но более хваткого человека, чем Остап, я в нашем бизнесе не встречал. Он просчитывает перспективу на лету! Он умеет дружить с людьми! Он понимает, что для того, чтобы хорошо получить, надо сначала как следует вложиться! Он очень добрый…
«Где-то вы привираете, Константин Владиленович, – подумал Александр, глядя на разрумянившееся от выпитого коньяка лицо собеседника (сам Александр был за рулем и потому пил гранатовый сок). – Бизнесмен не может быть хватким и добрым одновременно. Бизнесмен, наверное, вообще не может быть добрым, в полном понимании этого слова. Он может быть справедливым, чутким, доброжелательным, отзывчивым, но не добрым… А может, я и не прав?»
– И самое главное – у него есть Имя! Имя – это мед, на который слетаются клиенты. Я вообще-то изначально предлагал ему назвать «О-Гри» «Клиникой Остапа Григорьева». Элегантно и доходчиво. Но он отказался, счел это нескромным. Сказал, что он не врач, и предложил назвать клинику «Клиникой профессора Карачевского», но это уже мне показалось нескромным. В итоге остановились на «О-Гри»…
«Огры», – улыбнулся про себя Александр. В пластико-косметологических кругах нередко говорили: «оперировался у огров», «огры отличились», «ушел от огров» и тому подобное. Стоит ли ассоциировать клинику пластической хирургии с безобразными великанами-людоедами из кельтской мифологии? Как-то не очень…
– Единственная моя проблема – это кадры, – Константин Владиленович закатил глаза к потолку и пару раз качнул головой, показывая, насколько большой проблемой для него являются кадры. – Прав был товарищ Сталин, говоря, что кадры решают все. Или первым это Ленин сказал? Впрочем, неважно, важно, что кадры действительно решают все. Вы знаете, Александр, что самое трудное в руководстве? Найти людей, которые сочетают профессионализм с организаторскими способностями. Такие люди ценятся на вес золота. Они в некотором смысле и являются золотом, самородками, тонны песка просеешь, пока один самородок найдешь…
Александр почувствовал, что застольный треп переходит в серьезный разговор. Тот самый разговор, ради которого и была затеяна эта встреча.
– Я всегда сам подбираю кадры для клиники, – продолжал Константин Владиленович, – такой важный и, с позволения сказать, интимный процесс никому не поручишь. Все сам, сам… Вот и с вами сам решил переговорить. Именно что переговорить, тет-а-тет, а не по телефону и не по скайпу. Я, знаете ли, придаю очень большое значение личному контакту. Мне очень важно видеть глаза собеседника…
«Это всем важно», – подумал Александр.
Профессор отложил вилку и нож, промокнул губы салфеткой, пригубил коньяк и сменил тон на деловой. Взгляд тоже стал другим, из рассеянно-игривого превратился в сосредоточенно-строгий.
– Забот у меня с каждым годом все больше и больше, не исключено, что в скором времени меня таки уговорят на заведование…
Александр оценил «меня таки уговорят». Восхитительный оборот.
В принципе разговор можно было бы и не продолжать, потому что Александр не собирался переходить в «О-Гри» и совмещать там тоже не собирался, но правила вежливости настоятельно рекомендуют сначала выслушать предложение, а потом уже от него отказываться. И, желательно, в мягкой форме. В жизни вообще следует как можно чаще говорить «нет» в мягкой форме, желательно – с сожалением, чтобы не создавать на пустом месте casus belliи не наживать врагов.
– …клиника наша тоже растет, а разорваться на части я не могу. Поэтому я, то есть мы с Остапом решили, что мне нужно два заместителя. Должность так и называется – заместитель главного врача клиники. Один – по хирургии, другой – по косметологии. Хирург и дерматолог, соответственно. На посту заместителя по хирургии мне бы хотелось видеть вас, Александр.
Карачевский замолчал, ожидая ответа. Наверное, он ждал, что Александр обрадованно просияет и начнет благодарить за доверие или высказывать кокетливые сомнения в своей пригодности (скромность украшает не только девушек, но и подчиненных, не так ли?), но Александр просто сказал:
– Спасибо за предложение, Константин Владиленович, но я его не приму.
– Подождите отказываться! – предостерег Карачевский. – Вы еще не знаете условий! Сколько вы сейчас зарабатываете в месяц?
Александр вежливо улыбнулся в ответ, намекая на вопиющую нескромность заданного вопроса.
– Не хотите – не говорите, – немного обиженно сказал Карачевский. – Но это секрет Полишинеля. Все руководители клиник прекрасно осведомлены о том, сколько платят своим сотрудникам конкуренты.
«Если прекрасно осведомлены, то зачем тогда спрашивать? – подумал Александр. – Или это прелюдия к соблазну и торгам?»
– Умножьте на три ваш нынешний доход, добавьте к нему нехилый бонус по итогам года и получите то, что вы будете иметь в качестве моего заместителя по хирургии.
Александр тоже знал один секрет Полишинеля. В клинике «О-Гри» помимо системы премий и поощрений существовала поистине драконовская система штрафов. За каждый чих, за каждый шаг в сторону, за мельчайшую провинность, а нередко и без причины. При желании всегда можно найти, к чему придраться. В результате треть, если не половину, ожидаемого дохода «съедали» штрафы. Мудрая в какой-то мере политика, хоть и подлая – привлекать сотрудников возможностями большого заработка, а на самом деле платить им значительно меньше. Систематически, перманентно платить значительно меньше. Сразу приходит на ум каноническая притча о пучке сена, подвешенном перед носом у осла.
– Нет, Константин Владиленович, – повторил Александр. – Я не гожусь в заместители по хирургии.
– А это уж позвольте мне решать, – резонно возразил Карачевский. – Ваш единственный недостаток в том, что вы молоды, но это, увы, быстро проходит. Вы хороший хирург, на кафедре вас помнят как организованного и дисциплинированного ординатора, ваш начальник отзывается о вас крайне лестно, по тому, как стремительно вы защитили диссертацию, можно судить о ваших амбициях и вашей целеустремленности. Так что я думаю, что вы справитесь.
«Стремительно» – это год и восемь месяцев вместо положенных трех лет. Уникальный, можно сказать, случай, но при желании возможно почти все. При условии, что научный руководитель пойдет навстречу.
– Как вам, кстати, здешняя кухня? – вдруг спросил Карачевский.
– Нормально, – ответил Александр.
Что «морские гребешки с лососем по-гишпански», что телячье рагу в горшочке по рецепту графа Потемкина-Таврического не представляли собой ничего особенного. Съедобно, в какой-то мере даже вкусно, но не шедеврально.
– Не Франция, – с ноткой сожаления констатировал Карачевский. – Кстати, Александр, а вам известно, что во Франции едва ли не каждый отоларинголог дополняет операции носа коррекцией его формы?
– Теперь буду знать, – ответил Александр.
– А нам кто мешает? Раз уж оперируем в этом месте, так почему бы немного форму не улучшить. Пациент уже на столе, под наркозом…
– И чем меньше он пролежит на этом столе, тем лучше, – полушутя-полусерьезно заметил Александр, радуясь смене темы.
Рано радовался – просто Карачевскому хотелось поделиться впечатлениями о Франции, которую он, как и подобает российскому дворянину, предпочитал всем другим европейским странам. Или, возможно, он просто решил сделать перерыв, чтобы дать Александру время на размышление и осознание.
Под кофе Карачевский вернулся к делу.
– Чем закончится наша встреча, Александр? – спросил он, пытливо глядя на собеседника. – Каково будет ваше последнее слово?
– Таким же, как и первое, Константин Владиленович. Благодарю вас за предложение и добрые слова в мой адрес, но лучше уж я останусь работать на старом месте.
Карачевский изменился в лице – посуровел, построжал, напрягся. «Как кот, у которого отняли добычу», – подумал Александр.
Кошек он любил, в первую очередь за их грациозную красоту, а во вторую – за свободолюбие и стремление к приватности, но не заводил, потому что некому было бы оставлять четвероногого друга при отъездах. У матери была выраженная аллергия на шерсть и пыльцу, которую, к счастью, Александр не унаследовал. Сдать на время свою кошку или своего кота в какой-нибудь приют, в чужие руки, Александр никогда бы не решился. Как так можно? Это же все равно, что ребенка на время командировки в детский дом сдать. С кошками вообще очень сложно, они не столько к хозяевам привыкают, сколько к дому, поэтому лучший вариант на время отсутствия хозяев – это кто-то приходящий «в гости» к оставшейся дома кошке. К сожалению, мать даже на такой подвиг была не способна.
– Нехорошо как-то получается, Александр, – резюмировал Карачевский и принялся развивать свою мысль. – Я, уважаемый человек, старший как по возрасту, так и по статусу, изгаляюсь тут перед вами, уговариваю, соблазняю, а вы даже причину объяснить не соизволите. Только твердите «нет, лучше уж я останусь работать на старом месте»…
«Потекло дерьмо ручейком», – говорила в подобных случаях бабушка. Профессор явно обиделся.
– Вы изложите причины, изложите ваши доводы! Может быть, мы все-таки придем к согласию. У нас же – диалог! Мне чисто по-человечески обидно такое отношение, поймите меня правильно.
– Простите, Константин Владиленович, я ни в коей мере не хотел вас обидеть, – Александр на самом деле этого не хотел. – Просто я считал, что нет смысла тратить время на объяснение причин, поскольку важен результат, а не причины. Какая разница, почему я не хочу работать в вашей клинике? Важно же, что не хочу. И потом, если начать вдаваться в причины, то может сложиться впечатление, что я пытаюсь набить себе цену и вытребовать у вас более лучшие условия. Хотя и то, что вы предложили, выглядит очень достойно.
– Так в чем же дело?
Александр улыбнулся и пожал плечами. Уточнять ему не хотелось. Выдумывать ничего не выдумаешь, а истинные причины собеседника не обрадуют.
– Нет, вы скажите! – настаивал Карачевский. – Выкладывайте все как есть.
– Стоит ли? – подумал вслух Александр.
– Стоит! – уверенно и вместе с тем требовательно ответил собеседник.
– Скажу так – мои взгляды на жизнь и профессию расходятся с принципами, принятыми в вашей клинике.
– Поясните! – сверкнул глазами Карачевский. – С чем это расходятся ваши взгляды?
– Одну минуточку, пожалуйста… – Александр достал из кармана пиджака мобильник и набрал в строке поиска «Клиника «О-Гри»; объяснять лучше наглядно, так проще и доходчивее. – Вот, например, Константин Владиленович, на сайте вашей клиники написано, что химический пилинг можно делать в любом возрасте и противопоказаний к нему нет, важно только правильно выбрать реагент.
– Написано, – согласился Карачевский, мельком взглянув на дисплей протянутого к нему телефона. – И что же?
– Но мы-то с вами знаем, Константин Владиленович, что раньше тридцати лет вряд ли стоит делать «химию», – проникновенно сказал Александр, пряча телефон обратно. – Я не говорю об отдельных случаях, которые можно считать исключениями. Исключения – это исключения, они не опровергают правило, а только подтверждают его. И противопоказаний к химическому пилингу имеется много…
– Вы что, не понимаете, что это маркетинг?! – вспылил Карачевский. – Ну придет молоденькая девчонка, ну помажут ей личико чем-то приятно пахнущим, ну уйдет она довольная – кому от этого плохо?! Всем хорошо! Прибыль впрямую зависит от оборота, уж это надо понимать!
– Вот в этом-то и вся суть, Константин Владиленович. Кому обороты важнее, а кому репутация.
– Вы хотите сказать, что у вас в «Бель Элен» не раскручивают клиентов на бабло?!
Слово «бабло» и все производные от него слова Александру не нравились. Коробили, резали слух.
– Не раскручивают, – подтвердил он. – И вам это должно быть известно, Константин Владиленович. При вашей-то осведомленности.
Неприятно было говорить собеседнику неприятные слова, но что поделать – сам захотел, можно сказать, напросился.
– Да бросьте вы! – скривился Карачевский. – Не морочьте мне голову! Всюду одно и то же, все одним миром мазаны.
– Вы ошибаетесь, – возразил Александр. – Как говаривала моя бабушка, царствие ей небесное, «десять раз по десять копеек когда рубль, а когда десять раз по десять копеек».
– Это вы к чему, Александр?
– К тому, что не все одним миром мазаны…
Карачевский поднялся, достал из внутреннего кармана пиджака бумажник, открыл его не глядя, так же не глядя достал несколько купюр, швырнул их на стол и молча удалился.
«Знакомство закончено», – подумал Александр, подзывая взглядом официанта.
Поразительно, но Карачевский, не отсчитывая денег, тем не менее оставил на столе сумму, равную тому, что он наел и выпил. Точь-в-точь, с округлением до сотни. Чаевые за двоих оставил Александр.
– Прежде чем требовать объяснений, подумай о том, понравятся ли они тебе, – тихо сказал Александр, вставая из-за стола.
За отсутствием собеседника пришлось обращаться к стулу, на котором тот сидел.
«Schadenfreude ist die beste Freude» – гласит немецкая пословица.
Иногда это верно. Иногда так и тянет позлорадствовать.
Хоть немного. Хоть самую малость.
Злорадство было наказано спустя какие-то считаные часы. Александр обмолвился Алене, что ел сегодня морские гребешки с лососем, и даже не успел высказать мнение об этом блюде, как получил допрос с пристрастием.
– Сколько это еще может продолжаться?!
В голосе Алены боль смешалась со страданием, она впала в глубокий минор. Она рассеянно царапнула ноготками по груди Александра и тотчас же отдернула руку, словно обжегшись. А затем засверкала глазами, начала раздувать крылья точеного носа, звучно хлопнула ладонью по матрасу, будто ногой притопнула, и вылила на Александра целую бочку обвинений. Разных – в неверности, в пренебрежении, в непонимании… Это просто пытка, когда сидит рядом с тобой в постели очаровательная обнаженная женщина, которой гнев добавляет изрядно шарма, сверкает глазами, манит желанным до ненасытности телом, белым, гибким, страстным телом, каждый сантиметр которого излюблен до невозможности, и говорит тебе гадости.
Это очень похоже на контрастный душ, который принимаешь по принуждению, а не по своей воле. Только после водных процедур на душе не остается липкого жгуче-колючего осадка.