Конфликт в Приднестровье был не самым масштабным на постсоветском пространстве. Настоящего коллапса государства, массовой резни с десятками тысяч погибших здесь не случилось. Однако для России и всего постсоветского пространства наследие «войны в садах» оказалось куда более значимым и глубоким, чем можно было предположить по масштабам этой мини-кампании. В событиях, произошедших на идиллических берегах Днестра, легко просматриваются черты более поздних конфликтов бывшего СССР. Некоторые сюжеты, впервые разыгранные здесь, позднее повторились в Чечне и даже во время войны на Донбассе в 2014 году. В Приднестровье впервые в качестве организованной силы выступили современные казаки и украинские националисты, причем на одной стороне. Здесь началась военная карьера Игоря Гиркина, которому еще только предстояло стать Стрелковым. Приднестровье сделало знаменитым Александра Лебедя, позже ставшего «калифом на час» в российской публичной политике. Словом, Приднестровье стало настоящей «кузницей кадров» для других войн бывшего СССР.

 

Будни молодой республики

Корни этого конфликта восходят к периоду становления Советского Союза. Во время Гражданской войны Румыния оккупировала Бессарабию, однако левобережье Днестра вошло в состав социалистической Украины на правах молдавской автономии. Впоследствии, после присоединения Бессарабии к СССР и окончания Великой Отечественной войны, две части республики развивались неравномерно. На Приднестровье — двухсоткилометровую полосу земли вдоль реки — приходилось всего 13 % территории и 17 % населения, но при этом до 40 % ВВП Молдавии. Кроме того, Приднестровье активнее заселялось славянами — русскими и украинцами. В итоге к концу 80-х годов в Молдавии сложился район, сильно отличавшийся от остальной республики сразу в нескольких отношениях. Население республики в целом составляли собственно молдаване (65 % граждан), кроме них на ее территории проживало 14 % украинцев и 13 % русских, еще около 8 % были представлены другими национальностями, в частности гагаузами. Однако в Приднестровье большинство населения составляли как раз славяне, а не молдаване, и это была в первую очередь промышленная зона, индустриальные объекты концентрировались здесь куда плотнее, чем в остальной республике. Наконец, речью своей приднестровцы также отличались от румыноязычных молдаван. То есть после развала СССР Молдова стала республикой не просто этнически неоднородной, а такой, где национальные меньшинства проживали компактно, разговаривали на других языках и вели ощутимо иной образ жизни. Однако никаких выводов из этого обстоятельства в Кишиневе не сделали.

Конец 80-х — это момент взлета молдавского национализма. Первоначально сепаратисты объединялись в разнообразные кружки, вплоть до литературно-музыкальных клубов. Абсолютное большинство местной интеллигенции и политической элиты поддержало планы отделения от СССР. Более того, речь шла не только о создании нового государства, но и о его присоединении к Румынии. Нельзя сказать, что унионистов единодушно поддержали, но на теме молдавского национализма сходилось большинство политиков, имевших хоть какую-то внятно оформленную политическую позицию.

Во главе процесса отпадения Молдавии встала, как обычно, местная интеллигенция. Так, Народный фронт Молдавии, наиболее мощное из национальных политических движений, возглавлял писатель Ион Хадыркэ. Националисты всех мастей обладали фактической монополией на информацию, что и позволило им быстро и довольно безболезненно взять власть. В 1990 году в результате выборов в Верховный Совет Молдавии сторонники НФМ получили 25 % мандатов. Однако радикализация политической повестки началась еще раньше. Так, еще к 1988 году относится «Письмо 66» — коллективное обращение молдавской интеллигенции к властям республики, требовавшее перехода молдавского языка на латиницу и закрепления его доминирующего положения.

Кроме вопроса об объединении с Румынией, камнем преткновения стала и проблема языка. Проект «языкового» закона предусматривал уголовную ответственность за употребление в официальном общении каких-либо языков, кроме молдавского. Риторика сторонников Народного фронта Молдавии становилась жестче день ото дня, выходя далеко за пределы лингвистических вопросов. В печати начали появляться лозунги вроде «Русских за Днестр, евреев в Днестр!» и классическое «Чемодан — вокзал — Россия!» В августе 1989 года в Верховном Совете Молдавии обсуждался закон о придании молдавскому языку статуса «единственного государственного». 1 сентября соответствующий закон был принят. Рациональные мотивы действий Верховного Совета понять крайне сложно. С точки зрения немолдавского населения республики, принятие этого закона выглядело — и было — беспардонным поражением в правах. Однако, судя по всему, лидеры новой Молдовы просто игнорировали вероятные последствия своего решения. Их способности к диалогу исчерпывались лозунгом «Кто не с нами, тот против нас».

В Кишиневе проходили многотысячные митинги в поддержку «языкового» закона, в Приднестровье — массовые забастовки в знак протеста. Забастовки шли под руководством Объединенного Совета трудовых коллективов. ОСТК впервые собрался 11 августа 1989 года, и поначалу протестующие группировались вокруг него. Более того, советы трудовых коллективов начали стихийно собираться по всему Приднестровью, под крылом основного Совета в Тирасполе. В общей сложности в забастовках участвовало до 100 тысяч человек, что для небольшого Приднестровья просто безумная цифра. Однако в Кишиневе так и не поняли, что перегнули палку. Интересно, что Горбачев пытался убедить забастовщиков вернуться к работе, но на его уговоры никто не поддался.

Страна быстро шла к полной независимости: 23 июня 1990 года Молдавия заявила о собственном суверенитете, пока еще в рамках СССР. Тем временем один из лидеров новой Молдавии, Мирча Друк — первый премьер-министр страны — дал примечательное интервью, в котором заявил о русских и прочих национальных меньшинствах:

«Они мне напоминают ОАСовцев в Алжире или белое меньшинство в Южной Африке. Эти люди сами должны понять, что происходит, и считать за честь здесь жить и работать… Мой им совет: не играть с огнем. Мы не хотим ливанизации Молдовы и бейрутизации Кишинева. Молдаване готовы идти до последнего, но не отступить. Если они наших объяснений не примут, тогда будет Ольстер или Карабах… некоторые русскоязычные депутаты ведут себя нагло, у них на всё один ответ: „нет“. Так же нельзя! Делайте что хотите, братья русские, но у себя!» [12]

Тем временем Верховный Совет Молдавской ССР утвердил решение специально созванной комиссии по событиям 1940 года, когда Бессарабию присоединили к СССР. Создание Молдавской ССР признали незаконным, а Бессарабию и Буковину — аннексированными румынскими территориями. Народный фронт призвал переименовать Молдову в Румынскую республику Молдова. Мнение жителей Приднестровья попросту игнорировалось.

Конечно, основная масса молдаван изначально не собиралась впадать в истерику и истреблять либо изгонять «русских оккупантов». Однако волну массового национального движения легко оседлали радикалы, обладатели вполне шовинистических взглядов. От криков и надписей на стенах они быстро перешли к более серьезным шагам. Еще в ноябре 1989 года молдавские боевики штурмовали здание МВД. Погромщики метали камни в окна, в ответ милиционеры стреляли в воздух. А 14 мая 1990 года в Кишиневе националистами был убит юноша за то, что он громко разговаривал по-русски. Манифестантов, требовавших найти убийц, избили. Хулиганство националистов, в том числе с использованием оружия, стало постоянным фоном жизни.

Характерно, что Москву события на периферии вовсе не волновали. Не только лично Горбачев, но и элита СССР в целом самоустранилась от решения приднестровской проблемы. В Верховном Совете СССР приднестровским делегатам без затей рекомендовали «не раскачивать лодку».

Однако приднестровцы не собирались смиренно ждать своей участи. В мае 1990 года, после перебранок и мордобоя, русские депутаты уехали из кишиневского Верховного Совета в Приднестровье. Тираспольский горсовет объявил, что если Бессарабия присоединена к Молдавии незаконно, то в таком случае передача левобережья Днестра Молдавии также незаконна. Кроме того, в мятежных провинциях провели локальные плебисциты по «языковому» вопросу. Официальными языками Гагаузии объявили молдавский, гагаузский и русский, Приднестровья — молдавский, русский и украинский.

Разумеется, эти шаги взбудоражили всех немолдаван. Волнения начались одновременно в Приднестровье и небольшом регионе на юге страны — Гагаузии. Гагаузы — это небольшой тюркоязычный народ, дальние потомки средневековых печенегов и половцев. В Молдавии проживает около 150 тысяч представителей этого народа, это единственная крупная гагаузская община. 19 августа 1990 года Гагаузия провозгласила создание собственной республики. Ну а 2 сентября 1990 года в Тирасполе провозгласили Приднестровскую Молдавскую Республику. Перед этим на территории Приднестровья прошел референдум. Поскольку одновременно по всей стране провести его не удалось, в разных городах и селах он состоялся в разные дни. Последние «местные референдумы» прошли уже осенью. Как бы то ни было, почти во всех населенных пунктах его все же провели, и по утверждению властей Приднестровской республики, проголосовали 370 из 471 тысячи человек, внесенных в списки избирателей. За республику проголосовали 96 %. О строгом контроле хода и результата этого плебисцита говорить, конечно, не приходится, но ни у кого из наблюдателей не возникло сомнений, что приход на участки был действительно массовым. Первым главой маленькой республики стал Игорь Смирнов. Этот пятидесятилетний политик до 1990 года возглавлял завод «Электромаш» в Тирасполе. Для индустриального Приднестровья было абсолютно естественно, что во главе республики встанет один из капитанов местной промышленности. Горбачев заявил о непризнании Приднестровья, но повстанцам его мнение по этому вопросу было в лучшем случае безразлично.

Можно только удивляться, насколько быстро и эффективно Приднестровье создавало свои государственные институты. Местные администрации, силовые структуры, центральное управление — не имея никакого опыта подобного строительства, республиканцы ухитрились стремительно возвести хрупкое здание нового государства. Здесь, конечно, сыграла роль сама организация жизни в Приднестровье в позднем СССР. В Тирасполе с его штабом 14-й армии жило множество офицеров-отставников, а сам регион обладал некой спайкой через коллективы крупных предприятий.

Была ли война неизбежной? Нет. Способность слышать друг друга и учитывать взаимные интересы уничтожила бы саму возможность боевых действий. Однако случилось то, что случилось. Традиционно разжигание конфликта валят на Москву, однако это типичные поиски виноватого «под фонарем»: теории о происках бывшей столицы позволяют игнорировать собственные внутренние проблемы. В случае с Приднестровьем советское правительство вовсе не выказывало энтузиазма по поводу возникновения самопровозглашенной республики, хотя и не препятствовало этому активно. Россия признала независимость Молдовы в ее советских административных границах, оружие с молдавской территории даже не пытались вывезти, а российские военные в Приднестровье имели приказания не вмешиваться в ход событий — и довольно долго старались их выполнять.

Сомнения были отброшены, все попытки решить дело миром провалились. Маленькую республику ждала большая трагедия.

 

Время сжигать мосты

Разминкой перед настоящими военными действиями стал поход на Гагаузию. Президент Молдавии Мирча Снегур призвал задавить сепаратистов силами добровольческих отрядов. Армии у Молдавии не было, но боевиков нашлось достаточно. В Гагаузии формировали собственные дружины самообороны и строили баррикады на подходе к своим деревням и маленькой столице — городку Комрат.

25 октября 1990 года должны были состояться выборы в Верховный Совет Гагаузской республики. В этот день на Гагаузию двинулась агрессивно настроенная толпа во главе с премьер-министром Молдавии Мирчей Друком. С другой стороны в Гагаузию ехали волонтеры из Приднестровья. Столкнувшиеся на дороге толпы, вооруженные арматурой, ограничились тем, что грозно покричали друг на друга и разошлись. Интересно, что этот день стал одним из последних, когда себя показала в действии советская милиция. Части внутренних войск МВД развели готовых сцепиться людей и не позволили брани перерасти в нечто большее. В Гагаузии кровопролития не случилось, а несколько лет спустя, в 1994 году, остроту проблемы удалось смягчить: гагаузы приобрели автономию.

Конфликт в Приднестровье оказался куда менее «вегетарианским».

Для Кишинева Приднестровье было куда важнее, чем Гагаузия. Слишком велико оказалось экономическое значение региона. Однако поначалу Молдова просто не имела собственных вооруженных сил, чтобы подавить восстание. В стране под трескучие разговоры о «манкуртах» и «оккупантах» началось формирование национальной гвардии, однако еще ранее первую кровь пролили полицейские.

Местом первой маленькой трагедии этой войны стал городок Дубоссары. На фоне массовых волнений туда ввели небольшой, лояльный Кишиневу отряд полиции с вооружением. В городке, в свою очередь, формировалась местная народная дружина. Шли митинги против размещения в Дубоссарах вооруженных людей.

В конце концов, 2 ноября 1990 года произошло столкновение. Когда на мосту через Днестр молдавская полиция попыталась разместить КПП, а местные жители этому воспротивились, на место противоборства прибыли курсанты милицейского училища. Лояльные правительству Молдовы полиция и ОПОН начали разгонять толпу при помощи дубинок и слезоточивого газа. Однако вскоре опоновцы столкнулись уже с трехтысячной толпой: люди всё прибывали, собирались организованно, по сигналу сирен гражданской обороны. Толпа, надо отметить, действовала весьма скоординированно и очень эффективно: людей организованно доставляли к тем улицам, куда выдвигался ОПОН. Драка могла бы продолжаться еще долго и обойтись без пролития крови. Однако в суматохе полицейские принялись стрелять боевыми патронами на поражение.

Местный житель Владимир Тимонов описывал этот день так:

«Переправившись на левый берег реки, волонтеры и полиция двинулись в сторону Лунги, где дорогу им преградили дубоссарцы, — прорваться в город, как они задумали, им не удалось. Тогда опоновцы решили обойти город по объездной трассе и все же зайти в Дубоссары через Большой Фонтан. Но защитники города, разгадав их маневр, погрузились в автобусы, успели и здесь собой закрыть въезд в город. Если на кругу были тысячи людей, то на въезде со стороны Большого Фонтана к моменту нападения нас оказалась лишь горстка.

Встретив и здесь сопротивление и решив, что нас можно запугать, опоновцы открыли стрельбу. Мы с ребятами, едва подъехав, хватая на бегу первое, что попадало под руку — палки, камни, — побежали на звуки выстрелов. Картина была страшная — стреляли по безоружным людям, а те, в свою очередь, стояли непроходимой стеной, и даже вид раненых и убитых не поколебал их уверенность в том, что стоять надо до конца. В тот день погибло трое дубоссарцев — Владимир Готко, Владимир Мицул, Олег Гелетюк. 16 человек получили огнестрельные ранения. Я был ранен в ногу». [14]

Своеобразие таких периодов перехода от мира к войне заключалось в том, что полицейские сами испугались того, что сделали. Опоновцы начали в беспорядке отступать.

Дубоссары и все Приднестровье встали на дыбы. На дорогах как грибы после дождя росли блокпосты. Как правило, это были кое-как сляпанные сооружения из бетонных блоков или мешков с землей с едва вооруженными гарнизонами.

Власти агонизирующего Советского Союза на стрельбу в Дубоссарах не отреагировали никак. Более того, в конце 1990 года Горбачев успел подписать указ о роспуске Приднестровской Молдавской Республики. Что выглядит еще более странно, учитывая, что Верховный Совет ПМР пытался оттянуть начало противостояния, приостановив формирование собственных органов управления. Однако в Кишиневе уже закусили удила и не собирались останавливаться. В конце августа 1991 года спецслужбы Молдовы арестовали ряд лидеров ПМР, в том числе Смирнова. Молдаване действовали дерзко, даже залихватски: Смирнова захватили в Киеве и увезли в Кишинев без согласования с украинской стороной. Лихость спецслужбистов вызвала жесткий и стремительный ответ. Паралич железной дороги Кишинев — Одесса, которую блокировал Женский забастовочный комитет во главе с Галиной Андреевой, и угроза отключить электричество всей Молдавии (Приднестровье производило около 96 % электроэнергии страны) возымели эффект: Смирнова отпустили.

Перестрелки были пока еще редкими, но огонь войны разгорался. Наиболее горячей точкой оставались Дубоссары, там регулярно погибали люди, чаще всего — местные милиционеры, перешедшие на сторону ПМР, и ополченцы. Активным действиям пока мешала крайняя слабость обеих сторон: у них не было ни полноценных отрядов, ни оружия. Молдавская полиция просто не понимала, что следует делать. Та же проблема встала перед приднестровцами: никто просто не имел опыта — и неоткуда было его взять — создания военизированных отрядов.

Однако Смирнов понимал, что защитить свою маленькую республику сможет только с помощью организованных сил. Одно из первых его распоряжений по возвращении в Тирасполь — создание Республиканской гвардии. Первоначально она включала в себя три батальона, формировавшиеся в Бендерах, Тирасполе и Рыбнице. Наиболее боеспособным отрядом стал батальон, создававшийся в Бендерах. Основал и возглавил его Юрий Костенко, наиболее известный и харизматичный из полевых командиров приднестровского ополчения. Этот сорокалетний командир воспитывался в детдоме, впоследствии окончил военное училище и воевал в Афганистане, где командовал десантно-штурмовым батальоном. В Афгане воевал хорошо, имел награды и ранения. В 1989 году, вернувшись «из-за речки», он уехал в Тирасполь, где вышел в отставку подполковником и основал кооператив, поставлявший запчасти для местного гражданского транспорта. И тут ему предложили возглавить 2-й батальон гвардии. Костенко сформировал маленькую армию примерно в 300–400 человек численностью, включавшую три стрелковые роты и собственные тыловые учреждения. Свой батальон бывший «афганец» создал, по сути, с нуля, располагая на старте только потрепанным зданием бывшей школы в качестве казармы и штаба. Костенко был одним из лидеров по части добычи оружия и сумел быстро наладить контакт с российской 14-й армией, от командования которой неформально получал заветные автоматы.

Республиканскую гвардию возглавил Стефан Кицак. Этот немолодой военный вышел в отставку в 1990 году, после многих лет службы штабным офицером в Афганистане. Не было в республике более опытного военнослужащего, умевшего руководить людьми.

На стороне противника костяк вооруженных сил составили части ОПОН. За отсутствием нормальных воинских частей полиция стала неплохой их заменой. Кроме них, Кишинев активно формировал добровольческие подразделения из националистов, это были, в частности, известные «Барсуки» и «Бурундуки».

Что интересно, значительную часть молдавских вооруженных формирований составляли этнические русские. По разным причинам вступившие в молдавские вооруженные отряды, они составляли до 30–40 % всех войск, наступающих на Приднестровье.

Серьезным преимуществом молдаван было тотальное превосходство в огневой мощи и количестве тяжелого оружия. Если численное преимущество молдаван было незначительным (до 29 тысяч участников силовой операции против примерно 12 тысяч человек на стороне Приднестровья), то по «весу залпа» и насыщенности бронетехникой лояльные Кишиневу войска превосходили повстанцев в разы.

Весна 1991 года прошла нервно. Малочисленность и слабость вооружения обеих сторон не позволяли устроить настоящую войну, но засады, обстрелы и стычки происходили постоянно. В ночь на 3 марта из засады расстреляли начальника милиции Дубоссар. После этого позиции ОПОН в Дубоссарах были окружены гвардейцами, «слуг закона» разоружили и пленили. К счастью, особых зверств не творилось, вскоре пленных обменяли на захваченных ранее гвардейцев.

Правда, молдаван серьезно сдерживало одно обстоятельство: от Приднестровья их отделяла река. Самопровозглашенную республику было невозможно разгромить простым наступлением со всех сторон: требовалось или перебрасывать войска на немногочисленные плацдармы, или захватывать мосты.

Когда СССР, наконец, окончательно развалился, в Кишиневе решили, что с мятежным анклавом можно покончить. В декабре 1991 года полиция в очередной раз попыталась занять Дубоссары, в Бендерах шли уличные бои, в Приднестровье прибыли казаки из России, чтобы воевать на стороне ПМР. Вообще, война в Приднестровье — это первая постсоветская война, в которой массово по идейным соображениям участвовали российские и украинские добровольцы. Начало 1992 года было временем создания приднестровских вооруженных отрядов. Добровольцы вскрывали арсеналы армии и милиции, с лету формировались вооруженные группы. Первые крупные партии оружия были получены со складов МВД и КГБ, причем запасы, ранее принадлежавшие чекистам, приднестровцам выдали по приказу генерала Яковлева, командовавшего российскими войсками в республике. Позднее Яковлева сменили на генерала Юрия Неткачева, более склонного к сохранению нейтралитета. Молдове было проще: вооружение ей безвозмездно передавали со складов Советской армии. Речь идет о десятках орудий и тысячах стволов огнестрельного оружия. В ноябре 1991 года Молдова объявила военное имущество Советской армии, находящееся на ее территории, своей собственностью. МВД СССР вскоре также передало Кишиневу собственное вооружение. А в марте 1992 года главнокомандующий Объединенными вооруженными силами СНГ маршал Шапошников официально объявил о передаче Молдове воинских частей, расположенных на правом берегу Днестра. По сути, это означало официальное признание фактического положения дел: помешать захвату военного имущества Москва была не в состоянии. Молдаване сумели неплохо оснастить «трофейным» оружием свои вооруженные силы.

Еще одним источником вооружения Молдовы стала Румыния, откуда передавалась боевая техника, включая танки. Однако на территории Приднестровья оказалось достаточно отделов милиции и воинских частей, чтобы оснастить небольшую армию — порядка 12 тысяч местных ополченцев и добровольцев. Войска непризнанной республики состояли из Республиканской гвардии — наиболее многочисленного и организованного формирования, казаков (общей численностью до тысячи человек), ТСО (территориально-спасательные отряды, что-то вроде «войск МЧС») и подразделений МВД. Кроме того, было создано несколько более мелких формирований, включая отряд украинских националистов из УНА-УНСО, и спецподразделения. В военных подразделениях ПМР в общей сложности действовало около двух тысяч добровольцев из России, включая казаков, и несколько сотен украинских националистов, основную же силу армии составляли сами приднестровцы.

Оружие добывалось с помощью толп жителей, включая женщин и детей, которые блокировали воинские части, давая возможность мужчинам изымать драгоценные стволы, благо здесь располагались многочисленные части бывшей советской, а теперь российской 14-й гвардейской армии. Одна из основных баз армии и ее штаб находились как раз в Тирасполе — столице самопровозглашенной республики. На момент начала войны 14-я армия имела небольшую численность — не более 10 тысяч человек, но располагала, традиционно для советского формирования, огромным арсеналом: 229 танков, 305 БМП и БТР, 328 орудий и минометов всех типов. Многие офицеры 14-й армии сочувствовали приднестровцам в достаточной степени, чтобы закрывать глаза на захват ими складов. Один из волонтеров упоминал о поразительной детали: на КПП часовые сами попросили связать их, чтобы иметь возможность честно написать рапорт о захвате оружия силой.

Иногда, впрочем, воинские части поступали проще и переходили на сторону ПМР организованно, с оружием и под командованием офицеров. Так, 115-й инженерно-саперный батальон перешел в ведение Приднестровской республики в полном составе, под началом подполковника Дуткевича. Таким же образом Приднестровье приобрело одного из основных военных деятелей — начальником штаба ВС ПМР стал Владимир Атаманюк, до тех пор — кадровый офицер Советской армии. Командарм Неткачев распорядился уволить всех офицеров батальона, однако процесс шел стихийно, и остановить его генерал не мог. Всего с осени 1991 года приднестровцы набрали на складах бывшей непобедимой и легендарной армии 11 тысяч автоматов, 453 пулемета, 242 гранатомета, 101 снайперскую винтовку (включая совсем старые «Мосины»), 52 ствола артиллерии, 19 танков и 51 единицу легкой бронетехники. Правда, надо отметить, что не все оружие, взятое на складах, попало в руки ополченцев. Стволы начали вовсю расходиться по просторам бывшего СССР. Скажем, после вскрытия арсенала батальона радиоэлектронной борьбы в селе Парканы в Приднестровье принялся звонить начальник одесской милиции. Слуга закона был в бешенстве: одесский подпольный рынок ломился от «молдавских» пистолетов и автоматов.

Что интересно, в этих событиях участвовал генерал Макашов, который позже всплывет уже в Москве в 1993 году. 19 мая 1992 года он возглавлял захват техники Российской армии при помощи Женского забастовочного комитета. Этот день оказался чрезвычайно богат на захваты отрядами ПМР техники: 9 танков, 18 легких бронемашин, 28 орудий и минометов — словом, внушительный арсенал по местным меркам. Интересно, что штаб армии стоически перенес такое потрошение собственных баз: Неткачев, судя по всему, хотел застраховать себя от любых претензий, но вовсе не собирался чахнуть над своим арсеналом, как скупой рыцарь над сундуками.

Из-за частичной нехватки настоящего вооружения стороны наладились использовать охотничье оружие и разнообразные самоделки, включая, например, противоградовые ракеты «Алазань». Вместо того чтобы с их помощью разгонять облака, их начиняли горючими материалами и запускали по наземным целям. Эффективность такого вида оружия была, очевидно, низкой, однако некое психологическое воздействие на противника оно оказывало.

Хотя Молдове были переданы только воинские части на западном берегу Днестра, базы бывшей Советской армии на восточном берегу они тоже пытались прибрать к рукам. Оружия было более чем достаточно, вопрос состоял только в том, когда оно начнет стрелять.

В ночь на 2 марта неизвестные из засады расстреляли автомобиль с дубоссарскими милиционерами, лояльными ПМР. Они выехали на вызов — как оказалось, ложный. Начальник милиции умер от ран. После этого гвардейцы и казаки окружили здание полиции (лояльной Молдове) и вынудили полицейских сложить оружие. Вскоре их обменяли на генерал-лейтенанта Яковлева, захваченного ранее молдавскими спецслужбами.

В тот же день отряд ОПОН и добровольцы на БТРах внезапно напали на полк гражданской обороны в Кочиерах, неподалеку от Дубоссар. Молдавские полицейские скрутили дежурный наряд, захватили оружейную комнату и добыли там более ста автоматов. На полковом узле связи забаррикадировались и вызвали помощь. Командарм Советской армии Неткачев отдал потрясающий приказ — «не вмешиваться». Вмешался отряд Республиканской гвардии ПМР. Пока опоновцы пытались вломиться на узел связи, с другой стороны в здание проник взвод гвардейцев. В результате отряд ОПОН неожиданно наткнулся на огонь из окон и отошел. Полицейские предприняли еще одну попытку захватить задние, на этот раз используя слезоточивый газ, но гвардейцы, как выяснилось, имели с собой противогазы и вторично отбили налет. В это время из Кишинева в Москву сообщили, что воинская часть 14-й армии… захвачена приднестровцами. В Москве не стали разбираться и велели Неткачеву очистить военный объект от захватчиков. Пока в Дубоссарах, Тирасполе, Кишиневе и Москве обрывали телефоны, вокруг базы полка ГО продолжался бой. Дубоссары начала обстреливать молдавская артиллерия. В конце концов на место действия прибыли новые части гвардии, которые эвакуировали российских военных, а заодно и членов их семей. В качестве финального аккорда этого боя приднестровцы взорвали два моста через Днестр.

События в Кочиерах производят тягостное впечатление. Российская армия не могла и не хотела защищать себя. Воинская часть, по соседству с которой — армия с тысячами солдат в строю и сотнями боевых машин — должна была искать защиты у формирований ополчения непризнанной республики. Кремль слабо понимал, что происходит, и в результате отдавал откровенно безумные приказы. Армию на месте возглавлял генерал, руководивший по принципу «моя хата с краю» и допускавший налет на свои объекты с человеческими жертвами и расхищением оружия.

Захват Кочиер серьезно улучшил положение молдаван. Они получили плацдарм и вдобавок установили контроль над паромной переправой через Днестр. Кочиеры стали саднящей раной в боку у Приднестровья и на некоторое время — самой горячей точкой региона.

Следующий шаг молдаван был полностью предсказуем. Получив плацдарм, «румыны» могли попытаться вклиниться в самопровозглашенную республику. Благо от Кочиер до украинской границы всего-то 15–20 километров по прямой. Географически Дубоссары находятся ровнехонько посередине республики, так что молдаване в случае успеха делили Приднестровье пополам. Для решения этой задачи молдаване смогли наскрести только несколько сот человек. Однако малочисленность не означала, что эти силы были безопасны: если бы «румыны» хотя бы поставили под свой огневой контроль дороги через Приднестровье, для повстанческой республики это означало бы катастрофу. Однако для этого требовалось все-таки взять сами Дубоссары.

Кочиерский плацдарм находился севернее Дубоссар, однако молдаване решили сначала завоевать еще одно предмостное укрепление, расположенное южнее, — там Днестр делает крутой изгиб на запад. 14 марта молдавские отряды атаковали эту излучину и вскоре переправились на восточный берег. Попытка ополченцев подорвать мост не удалась: взорвать получилось лишь часть полотна. Одновременно шел бой севернее города у Роговской шоссейной развязки. План молдавского командующего был очевиден и вполне логичен: взять Дубоссары в клещи, вынудить к отходу или окружить части ополчения, а затем спокойно вырваться к границе. Однако после недолгих боев наступление застопорилось. Во-первых, волонтеры молдавских проправительственных формирований случайно расстреляли украинский туристический автобус, набитый гражданами разных стран. Международный скандал пошатнул уверенность Кишинева в том, что проводить операцию так уж необходимо. Во-вторых, наступление неожиданно оказалось трудным делом. По мере того как у сторон появлялось оружие, маховик войны раскручивался все сильнее. Регулярно велись артиллерийские обстрелы Дубоссар, около этого городка шла настоящая позиционная война. Однако приход в отряды ПМР бойцов из 14-й армии и мобилизация местных ополченцев поставили жирный крест на планах молдаван по захвату города. Внутри него находилось слишком много оружия и людей, способных использовать его профессионально, а наличие техники из частей 14-й армии превращало атаки в чрезвычайно трудное дело: навстречу им катился вал огня. В один прекрасный день толпа местных жителей подстерегла колонну российских войск, возвращавшуюся с учений на полигоне, и отбила у военных сразу два десятка танков и БТР. Хотя учиться использованию техники часто приходилось на ходу, легко представить себе чувства «румын», на которых буквально из пустоты выезжали бронегруппы местного ополчения. Вообще, приднестровцы сражались куда отчаяннее своих противников. Для них защита своих домов не была риторикой: их дома и семьи безо всяких метафор находились прямо за спиной. Поэтому ПМРовцы сопротивлялись жестко, известны были даже случаи тарана чужой бронетехники.

К тому же сказалась обычная для локальных войн третьего мира проблема. Хороших солдат молдавским вооруженным силам недоставало, и по мере того, как оказывались убитыми или ранеными люди, способные вести бой на передовой, их становилось некем заменить. Наступление молдаван под Дубоссарами застопорилось в шаге от успеха. Своеобразным символом боев за Дубоссары стал советский гипсовый пионер на холме неподалеку от городка. Прямо возле этой скульптуры окапывались гвардейцы, а саму ее использовали молдавские снайперы для пристрелки. Изуродованный истуканчик, побитый пулями и осколками, стал памятником новой войны — и всей переломной эпохи.

 

Апофеоз войны. Сражение за Бендеры

Никакой популярности кампания против Приднестровья в Молдове не снискала. Люди совершенно не понимали, для чего им нужно идти на войну с собственными соседями. Массовое уклонение от призыва, вялые и нерешительные действия полиции — никто не умел воевать и никто не хотел умирать. Радикалы стремительно теряли популярность, и летом молдавский парламент принял решение о мирном урегулировании конфликта. Однако по неясным причинам правительство попыталось в последний раз разрубить все узлы силой.

Местом самого кровавого противостояния этой войны стал городок Бендеры, расположенный в южной части непризнанной республики. Именно там состоялось крупнейшее и наиболее кровопролитное сражение всей войны. Бендеры находятся на правом берегу Днестра, то есть для атаки на них не требовалось форсировать реку. Городок расположен всего в 10 километрах западнее Тирасполя, и его захват открывал прямую дорогу на столицу непризнанной республики. Бендеры уже самой природой были поставлены в полуокружение: позиции молдавских войск находились со всех сторон, кроме восточной, где течет Днестр. Бендеры — довольно крупный по местным меркам город (более 146 тысяч человек), так что для молдавских войск это был соблазнительный приз. Наконец, штурм Бендер облегчали холмы вокруг города, находившиеся под контролем «румын». Однако поводом для начала боев за Бендеры послужили не только военные соображения. Вокруг городка завязался настоящий клубок интриг.

Весной 1992 года в Бендерах царило двоевластие. Одновременно с молдавской полицией функционировала и местная милиция. Полицию тайно накачивали вооружением, в самосвалах под видом щебенки для строительных нужд полицейским привозились автоматы и тяжелое оружие. Казаков, приехавших в Бендеры, местные отцы города восприняли как ряженых клоунов, хотя в действительности во время боев те показали себя с отличной стороны. В это же время Юрий Костенко, командир местного батальона гвардии, пытаясь найти выход своей кипучей энергии, забрасывал начальство проектами разоружения полиции. К тому же из-за его конфликта с главой гвардии Стефаном Кицаком в Тирасполе пытались придумать способ вообще разоружить бендерский батальон. Костенко между тем занимался вещами, которые в Бендерах до сих пор оценивают неоднозначно. Атаман гвардейского батальона то ли вел борьбу с местными уголовниками, как утверждали его сторонники, то ли прозаическим образом грабил, как уверяли его ненавистники, то ли совмещал эти увлекательные процессы. Однако, вне сомнения, отряд Костенко оставался самой мощной военной силой в городе. Именно его люди устроили акцию возмездия после того, как 1 апреля на окраине Бендер опоновцы обстреляли гвардейцев и гражданских. Молдавские бронетранспортеры тогда вели хаотичную стрельбу, и по иронии судьбы среди погибших оказалась женщина, поддерживавшая в конфликте Молдову. БТРы случайно или намеренно обстреляли автобус, развозивший рабочих со смены. Впоследствии выдвигались разные версии по поводу смысла этой акции. В частности, один из бендерских полицейских утверждал, что таким образом бестолково пытались захватить мост через Днестр:

«Я знал, что еще до этого разрабатывали операцию по захвату моста через реку Днестр. Это была часть плана захвата города. Были приготовлены белые повязки и форма, отличающая нас от гвардейцев и ТСО. Отрядом должен был командовать майор полиции Райляну. В то время главной ударной силой считался батальон патрульно-постовой службы. Им командовал один из замов комиссара — Вакарь. У них в составе было много молодых ребят, приехавших из близлежащих сел, поэтому они проявляли рвение в отличие от тех, кто жил в городе и представлял всю двусмысленность ситуации, в которой мы оказались. Первого апреля нас подняли по тревоге и лишь потом, когда узнали о провале операции, расстрелянных людях, ехавших на работу, постарались об этом плане забыть». [15]

В качестве возмездия за эту акцию группа Костенко устроила засаду в соседнем селе, перебив 14 националистов, что для той войны — серьезные потери. Однако к июню 1992 года стало казаться, что стрельба осталась в прошлом и вскоре политики смогут договориться. Этого не произошло.

Решение об операции принималось лично Мирчей Снегуром, президентом Молдовы. Для наступления собрали мощный по меркам этой войны ударный кулак: до 25 тысяч человек при 70 боевых машинах и нескольких танках. Для ведения атаки использовались также противотанковые пушки «Рапира». Эти буксируемые орудия оказывали огневую поддержку с прямой наводки, подобно пушкам более ранних эпох. Согласно официальной (молдавской) точке зрения, попытка прорыва в Бендеры была спонтанной, и вся операция — не более чем ответная реакция на действия приднестровцев. Однако в реальности молдавские подразделения вошли в город, подчиняясь четкому плану, несколькими группами с разных сторон, прекрасно зная свои задачи. Эта операция была слишком хорошо спланированной, чтобы оказаться случайной.

Приднестровцы располагали куда более скромными силами, и за все время баталии в ней приняло участие лишь около четырех тысяч человек с тысячей стволов огнестрельного оружия. Главным образом город защищали местные ополченцы, усиленные гвардейцами из батальона Костенко, территориальными спасательными частями и казаками. Местное ополчение формировалось по предприятиям. Надо заметить, что Приднестровье совершенно не было подготовлено для обороны. Ни окопов, ни опорных пунктов не имелось, даже мост через Днестр, ключевой для обороны города, толком не охранялся.

Решающие события произошли 19 июня. Во второй половине дня приднестровский майор Игорь Ермаков заехал в бендерскую типографию за агитационными листовками и газетами. Типография находилась на улице, соседней с отделом лояльной Кишиневу полиции. Дежурный на проходной симпатизировал Молдове и позвонил в полицию. Забрав агитматериалы, Ермаков пошел к выходу. В этот момент его старый «москвич» окружили вооруженные полицейские, они арестовали Ермакова и его водителя. Один из полицейских зачем-то принялся палить в воздух из автомата. Неподалеку оказался патруль городского ополчения на «рафике». Бросившиеся на выручку ополченцы затеяли стрельбу, к ним отправился отряд гвардии, но сам попал в засаду. Так что вскоре вокруг отдела полиции полным ходом шел бой. К наступлению сумерек здание полиции было окружено. Полицейские запросили помощи. В это время бендерские «отцы города» отчаянно пытались разрешить кризис и найти какой-то компромисс. Запершихся полисменов пытались убедить отпустить арестованных гвардейцев — без толку. Председатель местного исполкома Вячеслав Когут с трудом дозвонился до министра внутренних дел Молдовы — и всего лишь услышал от него, что в город вводятся дополнительные силы.

В бою погибли полицейский и журналист, несколько человек были ранены. Однако это были лишь первые жертвы. Стефан Кицак, которого предупредили о случившемся, велел перебросить в Бендеры все наличные силы. Одним из первых прибыл казачий отряд из Тирасполя, довооруженный для такого случая гранатометами.

Поздно вечером к городу начали подходить колонны бронетехники Молдовы. Около восьми часов на окраине Бендер подорвались на минах первые бронетранспортеры. Еще одна атака последовала на казармы гвардии. Те отбили этот набег своеобразным образом: молдавские БТРы таранили блиндированным тяжелым артиллерийским тягачом. Экипажи убежали, так что бронетранспортеры достались победителям. В городе начали то тут, то там возникать перестрелки. Следует помнить, что все действие происходило на небольшой территории, Приднестровье — это узкая полоска земли, да и вдоль нее можно проехать буквально за два-три часа. Поэтому первые отряды подходили на подмогу довольно быстро. Однако «румыны» уже обстреливали мост через Днестр.

Молдаване входили в город с нескольких направлений. Крупнейшая группировка — с севера и северо-запада, отряд полиции — с запада, ОПОН и волонтеры — с юга. С северо-запада многочисленный молдавский отряд с бронетехникой также прорвался к зданию полиции. Кроме патронов, они привезли полицейским тяжелое пехотное оружие и даже минометы. Захваченных ранее Ермакова и его водителя, сильно избитых, отправили в Кишинев. А полицейские пошли в бой. На следующий день Мирча Снегур выступил по телевидению и объявил, что правительственные войска вошли в город по просьбе полиции и будут наводить в нем конституционный порядок. Начался полноценный штурм города.

Молдаване обрушились на Бендеры всеми силами, подавляя сопротивление лавиной стали и огня. Поначалу правительственные войска пользовались тотальным превосходством. Сопротивление же им долгое время оказывали только отдельные разрозненные группы. Однако молдавские отряды состояли из очень плохо подготовленных, лишь недавно мобилизованных людей, поэтому перепуганные солдаты палили куда попало. Сады содрогались от залпов. Жители оказались совершенно не готовы к такому чудовищному обстрелу, началась паника, многие погибли в течение первых же часов. «Мы не чувствовали войны, и из-за этого много людей гибло бессмысленно», — вспоминал житель Бендер. В школах в это время шли выпускные балы, и многие позднее с бешенством припоминали молдаванам расстрел праздника…

Части российской армии не вмешивались, поэтому молдаване действовали уверенно. В самом начале боя они добились очень удачного попадания в снаряженный минный заградитель, убив сразу 26 человек. Защитники города из-за тяжелых потерь и без того невысокой численности сражающихся не могли по-настоящему удерживать территорию, но вели маневренный бой.

Гвардейцы засели в горисполкоме, зданиях милиции, рабочего комитета, на почтамте и в казармах. Город не был зачищен, и уличные бои продолжались. Однако 20 июня молдавские части заняли большую часть Бендер, в частности заблокировали мост через Днестр. Но молдаване оказались не в состоянии полностью занять город и начали нести высокие потери. По словам одного из полицейских, только от почтамта в тот день привезли полтора десятка погибших.

«Ребята Дриглова (казачий атаман Дриглов, убит во время сражения. — Примеч. авт .) сражались у площади, — рассказывал казак, оборонявший город. — Мы заняли позицию за исполкомом в здании узла связи. Ночью рядом остановилась колонна машин и техники. Судя по всему, в машинах были боеприпасы для группировки, которая защищала мост, а среди техники вырисовывались силуэты зенитных установок. Мы заняли позиции возле окон, выходивших на перекресток ул. Суворова и ул. Сергея Лазо, и открыли огонь. Снаряды с шипением воткнулись в одну из машин. Другие бойцы начали стрелять из автоматов по бензобакам. Вспыхнула вся колонна, боеприпасы в кузовах взрывались и летели во все стороны. Это был настоящий ад». [17]

За мост шел наиболее жестокий бой. Контроль над переправой для гарнизона Бендер был вопросом жизни и смерти: других коммуникаций, связывавших город с остальным Приднестровьем, просто не существовало. «Румыны» тоже прекрасно понимали значение моста, поэтому к переправе отправилась группа из двух батальонов с бронетехникой и «Рапирами» из состава северной группировки. Кстати, командовал этим отрядом полковник Леонид Карасев, советский военный, перешедший в подчинение Молдовы после краха СССР. Возглавляемые полковником, «румыны» быстро взяли под контроль западный въезд на переправу. Мост забаррикадировали бетонными блоками. Правда, солдаты, как оказалось, не взяли с собой лопаты, поэтому окопы рыли касками.

Между тем приднестровцы сумели перейти в контратаку, получив подкрепление привычным для себя способом. Ополченцы блокировали российскую часть и, пользуясь молчаливой поддержкой офицеров и солдат, вывели оттуда несколько танков и легких бронированных машин — от бронетягачей с легкими пулеметами до танков и самоходных зениток типа «Шилка» с их автоматическими пушками, вполне пригодными для стрельбы по наземным целям.

Правда, танки, взятые ополченцами, были не полностью укомплектованы: на них не имелось пулеметов. На танки Т-64 попали экипажи, проходившие срочную службу на других типах машин. Как выяснилось, на технике не работали многие узлы и агрегаты, включая, например, механизм заряжания у части танков.

Атака импровизированной бронегруппы на захваченных в российских воинских частях машинах провалилась: «Рапиры» с берега Днестра сожгли два танка. Боевые машины прошли мост, но пехота втянулась в бой, отстала и оставила танки без поддержки, что позволило молдавским противотанкистам их спалить. Вторая атака также захлебнулась. Поразительно, но наибольшее мужество на молдавской стороне проявил русский полковник Карасев: он лично стрелял из «Рапиры», когда часть расчета ушла в тыл.

Перед мостом скапливалась техника и солдаты ПМР. Продвижения вперед не было, три атаки провалились. Однако приднестровцы все же взяли заветный мост изумительной атакой в духе наполеоновских войн. БТРы с десантом казаков на броне резко рванулись по мосту, проходя впритирку к подбитым ранее танкам. На предельной скорости БТРы смогли вплотную сблизиться с позициями «румын». Казаки спрыгнули с брони и вырвались за Днестр. Драгоценные «Рапиры» захватили в рукопашной атаке. Одна из версий этой истории и вовсе рисует апокалиптическую картину атаки: якобы казаки, принявшие на грудь, въезжают на позиции молдаван на «КамАЗах». Что можно сказать по этому поводу точно? Казаки атаковали в предельном темпе, пытаясь проскочить простреливаемую зону. Вероятно, подбитые ранее машины прикрыли атакующих, так что этот лихой маневр, который в другой ситуации мог бы привести к гибели приднестровцев, принес полный успех. Боевые расчеты молдаван разбежались от орудий или погибли, молдавские части в беспорядке начали отступать, и приднестровцы смогли вырваться на мост и прийти на помощь своим товарищам, блокированным внутри Бендер. Успеху атаки способствовало и то, что отряд Карасева оказался в центре города без поддержки. С фронта его атаковали казаки, в тыл зашел батальон Костенко. К тому же молодые солдаты, не желавшие воевать и не имевшие навыков уличных боев, разбегались, благо вооруженных приднестровцев было мало и эти несчастные легко могли спрятаться.

Вслед за казаками по мосту в город вошли Территориальный спасательный отряд, ополченцы, милиция и приднестровский спецназ.

Прямо во время боев на базы гвардии приходили люди и просили оружие. Гвардеец по имени Александр рассказывал:

«Все время по казарме молотили мины. Хорошо, что мы успели в укрытие спрятать бензовоз. Но обстрел не мешал притоку ополченцев. От мужиков отбоя не было. Ополченцы сидели, ждали, кого ранят или убьют из гвардейцев, чтобы взять оружие и встать на их место.

Как-то пришла бабушка. Говорит, что у нее есть большая кукла. Предлагала завернуть куклу, как ребенка, в покрывало, заминировать, после чего она прошла бы на консервный завод, в полицию и взорвала себя. Она говорила: «Я пожила при румынах и знаю, что это такое. Мне осталось мало жить, так хоть нескольких за собой потащу». Мы не могли пойти на такое и кое-как ее упросили уйти.

Затем пришел раненый семидесятилетний старик. Его ранило по дороге к нам. Он все просил оружие, хотел защищать город. Куда там, пришлось отправить его в больницу». [18]

Во время уличных боев под обстрел попали и военные объекты российской армии: несколько военнослужащих погибли при взрыве склада горючего от шального снаряда. Каждый час в городе погибали гражданские: никто из них не имел нормальной боевой подготовки, снаряды и пули они слали куда попало. Молдаване случайно или намеренно штурмовали позиции 14-й армии РФ — правда, неудачно. При этом командование армии по-прежнему слало подчиненным приказы ни во что не вмешиваться. Были случаи, когда из расположения армии выгоняли ополченцев. Прапорщик гвардии ПМР даже не с гневом, а с удивлением рассказывал:

«Они уже до того обнаглели, что стали обстреливать казарму российской 14-й армии с пешеходного моста над железной дорогой… Потом поступил приказ прибыть к крепости. Здесь уже был комбат. Нас было двенадцать человек — гвардейцы, три милиционера и трое из “Дельты”. Нас спасло то, что у ребят из “Дельты” была рация. Потому что была полная неразбериха. Те, кто нес охрану моста, тоже растерялись. Темнело, и уже было не разобрать, кто есть кто… Техника (молдавская. — Примеч. авт. ) шла с Варницы. Впереди МТЛБ с ЗУшкой. Это страшное оружие. Она встала на мосту, стала “обрабатывать” его, а остальные уже беспрепятственно шли. Мы оказались отрезанными… Куда с шашками на танк! У нас не было никаких противотанковых средств. Мы думали, поможет 14-я армия. Приехали бойцы из батальона “Днестр” на БТРе, у них было два колеса пробито. Командир машины обратился к прапорщику на КПП, говорит: “Там у тебя пять БТРов стоят разукомплектованных, сними два колеса”. А тот отвечает: “Не могу, приказа не было!” Не понимаю таких людей: тут уже бойня идет, а ему приказа не было!» [19]

У многих офицеров и солдат армии в Бендерах жили семьи. С их точки зрения, такая политика была полным безумием. Они просто шли на войну с оружием и техникой, благо для этого было достаточно выйти за ворота военного городка. Люди, умеющие обращаться с оружием, пополняли местное ополчение. Солдаты по обе стороны в массе своей были полными дилетантами. В лучшем случае, как молдавские волонтеры, так и приднестровцы, имели за плечами срочную службу в рядах Советской армии. Поэтому в этих сражениях пролилось много лишней крови: далеко не все бойцы представляли себе основы военного дела. Отмечались просто чудовищные случаи вроде попыток стрелять из гранатомета, уперев его себе задним концом трубы в живот. При выстреле реактивная струя, разумеется, убивала такого гранатометчика на месте. Один из гвардейцев рассказывал, как учился пользоваться бронетранспортером:

«Затем машины кое-как в казарму перегнали — у нас никто не умел с ними управляться. Пока ночь была, изучали вождение, как она стреляет, — короче, за ночь освоили». [20]

Интересно, что в ночь на 23 июня часть сил ПМР попыталась отступить по мосту на другой берег Днестра. По ним, судя по всему, по ошибке, нанесли удар российские артиллеристы из бендерской крепости. Жуткий момент: «дружественный огонь» убил или ранил сразу до полусотни человек, однако минус на минус неожиданно дал плюс: отход прекратился.

В это время из Бендер бежали жители. В течение нескольких дней более половины населения ушло из города, органы ПМР зарегистрировали по крайней мере 80 тысяч беглецов. В самом городе шли беспорядочные бои. Линия фронта проходила прямо по кварталам и промзоне.

Бендеры оставались под артобстрелом. Не было даже возможности убрать трупы, лежавшие на улицах на тридцатиградусной жаре. Машины скорой помощи обстреливались — по словам врачей, молдавскими частями. Некоторые кварталы были полностью уничтожены артиллерийским огнем.

Мост стал аортой, по которой в Бендеры потоком шла помощь — техника и люди. Баланс сил непрерывно менялся, и молдавская сторона начала проигрывать сражение. В качестве последнего довода ею было решено использовать авиацию. На уничтожение моста 23 июня вылетели три МиГ-29, снаряженные фугасными авиабомбами. Однако первый налет оказался неудачным, бомбы упали на жилые дома в селе Парканы.

Под Бендерами установилось шаткое равновесие. В городе выставили трофейные «Рапиры», написав на одной из пушек: «Я стреляла по ПМР, больше не буду». Однако «равновесие» не означало «затишье». Бои шли постоянно, некоторые кварталы по многу раз переходили из рук в руки. Мрачная ирония судьбы: ареной самых жестоких боев стал кинотеатр «Дружба». «Дружба» вместе с окружающими зданиями была полностью разрушена. На улицах свирепствовали снайперы, бившие с крыш высоток.

По обеим сторонам линии фронта начались массовые грабежи. И молдаване, и приднестровцы пытались бороться с мародерами, но, говоря вежливо, с переменным успехом. Казаки расстреляли как минимум четверых своих сослуживцев за мародерство и насилие над женщинами. В сущности, ни та ни другая сторона не желала брать на душу грех и творить целенаправленный массовый террор. Однако война всегда сопровождается высвобождением самых зверских инстинктов. Как минимум один из пленных, вернувшийся в Тирасполь милиционер Владимир Сердюков, был изувечен полицейскими, которые вырезали ему на теле звезды.

Поразительно, но в Бендерах функционировала пожарная охрана. Огнеборцы не разбежались и стоически выезжали на все вызовы, на какие успевали. В день в среднем возникало по полтора десятка крупных пожаров, причем один из крупнейших произошел на элеваторе, где вспыхнул… огромный склад с семечками. Щадить пожарных никто не собирался. Беспорядочный артиллерийский огонь выводил из строя пожарные машины, при этом часто погибали или получали ранения пожарные. Машины возвращались на базу просто изрешеченными. Только сумасшедшая отвага пожарных позволила избежать грандиозной катастрофы: в какой-то момент начали гореть поезда на железнодорожной станции, в том числе груженные горючим и лесом.

Пожарный Вячеслав Чечельницкий рассказывал:

«Выезжали каждый день по несколько раз. Тушили квартиры, предприятия. Один из самых крупных пожаров произошел на элеваторе. От прямого попадания гранаты загорелись семечки подсолнечника. Мы тушили его всю ночь и целый день. Сначала поливали водой соседние банки. Когда их охладили, уже тушили горящий отсек, подавая воду в отверстие, через которое залетела граната. Элеватор тушили в несколько смен. Из-за угрозы взрыва ситуация была предельно опасной. Могла произойти большая техногенная катастрофа. Приехали даже пожарные из Кишинева». [21]

Тем не менее, несмотря на накал противостояния, лишь немногие солдаты действительно были фанатиками или озверевшими от крови маньяками. Серьезной проблемой молдавских вооруженных сил было отсутствие особого энтузиазма. Солдаты слабо понимали, зачем им умирать ради интересов политиканов, а о защите родных домов и речи не шло. Так что желающих лечь с гранатой под танк не находилось, а в тылу нарастало глухое недовольство бессмысленной бойней. Повстанцы и военные в абсолютном большинстве не питали друг к другу ненависти. Более того, зачастую это были даже не соседи, а родственники. Ситуации, когда на разных сторонах конфликта воевали братья или отец и сын, встречались сплошь и рядом.

Между тем битва за Бендеры наконец поставила вопрос о статусе российских военных. Ни для кого не было секретом, откуда берут технику приднестровцы, Мирча Снегур объявил даже, что Приднестровье — это зона, оккупированная Российской армией, а Россия ведет необъявленную войну против Молдовы. Впрочем, фронтовики никаких регулярных войск перед собой не видели. Комиссар молдавской полиции Бендер подполковник Гусляков только плечами пожимал:

«О какой агрессии 14-й армии речь? Я лично докладывал по телефону президенту Снегуру, что воинские части СНГ, расположенные в Бендерах, участия в боевых действиях не принимали, а у меня сведения, поверьте, достоверные». [22]

Тем временем и в Москве возобладали новые взгляды на предмет отношений с Молдовой и Приднестровьем.

 

Тяжкая поступь мира

23 июня, в разгар боев у Бендер, произошло одно из важнейших событий войны: в Тирасполь приехал генерал-майор Александр Лебедь. Первоначально он явился с инспекционной поездкой под псевдонимом (не мудрствуя лукаво) — «полковник Гусев». Москву беспокоили сразу несколько обстоятельств. Во-первых, в любом случае следовало остановить кровопролитие. Во-вторых, требовалось обеспечить сохранность военного имущества Российской армии, защитить солдат и офицеров и их семьи и спокойно вывезти свое имущество домой. Наконец, возник вопрос об управляемости 14-й армией как таковой: уже начался стихийный переход офицеров и солдат на сторону ПМР, склады растаскивались, армия вышла из повиновения.

Ознакомившись с обстановкой на месте, 27 июня Лебедь позвонил в Москву и сообщил Грачеву, что генерал Неткачев не соответствует должности. К тому моменту командующий армией фактически потерял контроль не только над обстановкой в Приднестровье, но и над собственными частями, так что с оргвыводами по поводу Неткачева трудно не согласиться. Неткачев был отозван, и «полковник Гусев» объявил о том, кем он является, и принял командование на себя. Лебедь озаботился и снабжением своей новой армии: одним из первых его запросов у Москвы стали запчасти, дополнительное вооружение и оборудование. Из состава сухопутных войск РФ в Приднестровье начали отправляться «отпускники», главным образом в артиллерийские части.

Во главе с новым командующим 14-я армия перешла к явной поддержке ополчения ПМР. Одной из первых операций армии при Лебеде стало уничтожение самолета ВВС Молдовы. Молдаване вторично попытались разбомбить мост в Бендерах, но на этот раз самолет сбили зенитной ракетой российских войск. В инциденте с молдавским МиГ-29 опять проявились классические проблемы Российской армии 90-х годов. Армия Лебедя, как и прочие, содержала массу кадрированных частей, и из пяти батарей зенитного полка удалось укомплектовать людьми только одну. Ракетные установки, передвижной пункт управления, транспортно-заряжающие машины и «технички» для обслуживания пришлось собирать со всего полка. Как бы то ни было, батарею получилось привести в боеготовность, и рано утром 26 июня по команде полковника Добрянского, начальника ПВО армии, «Оса» двумя ракетами сбила злосчастный МиГ на трехкилометровой высоте. Этого хватило: подавить оборону Приднестровья ударами с воздуха молдаване больше не пытались.

Лебедь намеревался не убедить, но принудить Молдову к мирным переговорам. Своих людей он настраивал на решительные действия. Характерна реплика нового командарма, обращенная к одному из офицеров:

«Даже если я тебе прикажу немедленно прекратить огонь, ты ещё должен работать как минимум 40 минут, невзирая ни на какие мои приказы». [23]

В Бендерскую крепость вошел танковый полк. Отдельная боевая группа из двух батальонов убыла на юг, к Слободзее. Артиллеристы выбирали цели на молдавской стороне линии фронта. 14-я армия всеми своими силами постепенно включалась в ход событий.

Решающим доводом оказалась ее артиллерия. САУ, минометы всех калибров и реактивная артиллерия позволяли задавить огнем любое сопротивление противника. Поворотные события произошли в ночь на 3 июля. 2 июля днем молдавская артиллерия в очередной раз обстреляла Дубоссары, повредив систему управления местной ГЭС. На ночь была назначена свирепая акция возмездия. Командование 14-й армии избрало для удара места, где была расквартирована молдавская полиция, а также склады топлива, командный пункт и артиллерийские позиции. Огневой налет был коротким, но энергичным: 45 минут по молдавским позициям работали 8 артдивизионов и 6 минометных батарей. Молдаване расслабились от долгого отсутствия настоящего противодействия, поэтому эффект оказался оглушительным. Из строя выбыло одновременно несколько сот солдат и полицейских, военнослужащие были полностью деморализованы.

Затем молдавские позиции обработали агитационными снарядами, призывая военных расходиться по домам. После тяжкого удара эти предложения звучали весьма веско. 4 июля молдавская сторона запросила перемирия, а 7 июля на авиабазе в Лиманском на Украине состоялась встреча представителей Молдовы и Приднестровья.

Переговоры еще не означали действительного прекращения огня. Бои и обстрелы продолжались, люди гибли. Однако в течение июля было согласовано и подписано соглашение о прекращении огня и мирном урегулировании конфликта. В регион вводились российские миротворцы. В конце июля над Тирасполем уже ревели самолеты российской транспортной авиации — доставляли людей и технику будущего миротворческого контингента.

Между тем Александр Лебедь выступал на публике в своем неподражаемом стиле: «Завтра я буду завтракать в Тирасполе, а если упадёт хоть одна пуля в Приднестровье, обедать я буду в Кишиневе, а ужинать в Бухаресте». Молдавским националистам бравый генерал обещал найти «подобающее место на столбе», а слово «фашизм» произносил несколько раз в минуту.

В наше время Лебедь полузабыт, и даже при жизни отношение к нему было далеко не однозначным. В 1996 году генерал связал свое имя с постыдными для государства Хасавюртовскими соглашениями, его деятельность на посту губернатора Красноярского края также не заслужила лестных оценок. Однако необходимо отдать ему должное: именно жесткие решительные действия 14-й армии остановили войну в Приднестровье, и именно Александр Иванович Лебедь оказался тем человеком, который сумел возглавить миротворческую операцию в самый острый момент конфликта. Продолжение войны, безусловно, привело бы к сотням и тысячам новых смертей, и здесь заслуга 14-й армии и ее командующего велика и неоспорима.

Однако не все обрадовались наведению порядка в республике. После прекращения активных боевых действий в Приднестровье последовал краткий период внутренней смуты. Главной фигурой этого противостояния стал герой битвы за Бендеры Юрий Костенко. Яркий, талантливый и харизматичный командир претендовал на что-то большее, чем просто должность комбата. Но из-за резкого характера Костенко нажил себе массу недоброжелателей, включая Лебедя. С генералом-десантником у него возник конфликт еще в Афганистане, однако там обоих сдерживала армейская субординация. Кроме того, Костенко также откровенно недолюбливал Стефан Кицак, командующий Республиканской гвардией. Подполковник-атаман резко критиковал лидеров ПМР, обвиняя их в том, что командование оставило Бендеры беззащитными.

Костенко действительно был типичным героем «смутного времени»: дерзкий, в грош не ставивший собственное начальство, он не только стяжал сомнительную славу неуправляемого командира, но и обвинялся в расстрелах пленных и грабежах. Фактически Костенко превратил Бендеры в собственную баронскую вотчину и едва ли собирался умерять свои амбиции. Даже недоброжелатели Костенко отмечали его храбрость. Даже его симпатизанты отмечали его жестокость.

Как бы то ни было, на бендерского батьку-атамана имели зуб сразу несколько влиятельных в Приднестровье людей. Однако поначалу конфликт разрешился без кровопролития: явившиеся по душу полковника российские военные не собирались стрелять в людей, которых считали своими. Поэтому в один прекрасный день перед базой бендерского батальона появились десантники с танками. Боевые машины сделали несколько холостых выстрелов, после чего батальон сдался. Пожелавшим уйти предоставили коридор, по которому ополченцы и вышли с оружием. После этого Костенко попытался уехать на Украину. Однако где-то в идиллических яблоневых садах неподалеку от границы повстанческого атамана настигли и убили. Тело бросили в машину, машину подожгли. С гибелью Костенко связана и очередная тайна. У трупа, перед тем как сжечь его, отрубили руки — скорее всего, чтобы исключить возможность идентификации по отпечаткам пальцев. Кому в действительности принадлежит тело, лежащее в могиле на Аллее героев в Бендерах, видимо, никто уже никогда не узнает. Даже в наши времена ходит слух, будто Костенко иногда приходит на свою могилу, — но это, пожалуй, больше похоже на романтическую легенду. А вот отрубание рук у трупа как раз слишком сильно походит на сокрытие следов.

Смерть Костенко стала финальным аккордом Приднестровской войны. Молдова и ПМР двинулись дальше — но разными дорогами.

 

Когда смолкли залпы

В пофамильном, заведомо неполном списке жертв Приднестровского конфликта значатся 470 бойцов, выступавших на стороне ПМР. Кроме того, убитыми оказались не менее 309 мирных жителей, а также до полусотни людей, чей статус неясен. Погибли также не менее 343 человек из состава проправительственных вооруженных формирований. Наконец, в ходе противостояния были убиты 22 военнослужащих 14-й армии РФ. Таким образом, нижнюю границу людских потерь в ходе Приднестровского конфликта можно определить в 1100–1200 человек. В действительности потери были значительно больше, однако, увы, более точных подсчетов не существует.

Приднестровская война вызвала своеобразное эхо. Недовоевавшие ветераны боев под Дубоссарами и Бендерами поехали на Балканы и составили заметную часть русских волонтеров в войне на руинах Югославии. Самый известный из командиров русских отрядов в Боснии Александр Мухарев, широко известный как Саша Ас, начинал именно в Приднестровье в качестве бойца «спасательного» отряда, и приднестровские ветераны, поехавшие с ним в Боснию, составили костяк наиболее активной из воевавших на Балканах русской группы. Вместе с Асом из Приднестровья в Боснию уехал и молодой Игорь Гиркин, много лет спустя сыгравший огромную роль в другой войне, очень похожей по духу на Приднестровский конфликт. В 1992 году Гиркин участвовал в самой кровавой битве всего конфликта — сражении за Бендеры. Сослуживцам он запомнился своим оружием — трехлинейкой Мосина, а также своеобразной лексикой, на удивление литературной для зоны боевых действий. Быстро набравшись опыта, этот человек участвовал в нескольких войнах на руинах СССР, включая обе чеченские, а в 2014 году стал хорошо известен в бывшем Советском Союзе как Игорь Стрелков, командир гарнизона Славянска на Донбассе.

Приднестровская республика проявила изрядную стойкость и выиграла войну. Сложнее оказалось выиграть мир. Приднестровье осталось непризнанным государством со всем букетом проблем, сопутствующих такому статусу. Почти все жители имеют молдавские, российские или украинские паспорта. Однако Приднестровью удалось сохранить основные производственные мощности Советского Союза. В республике поддерживается хрупкий баланс между интересами власти, бизнеса и граждан, за счет чего непризнанное государство держится на плаву до сих пор.

Приднестровский конфликт стал хрестоматийным примером «конфликта без особых причин». В реальности лишь меньшинство молдаван жаждало присоединения к Румынии, и уж точно никто не хотел воевать и умирать во имя такой странной цели. Русскоговорящих в стране было достаточно много, чтобы учесть их интересы и не заниматься сомнительными экспериментами в области национального строительства. Постфактум действия молдавских властей выглядят просто помрачением рассудка: в принятии безумного языкового закона не было никакой нужды, зато сотни тысяч людей — население самого промышленно развитого региона — сразу оказались вытолкнуты во враждебный Кишиневу лагерь. В наше время, когда раны войны уже почти зарубцевались, отношение к официальному Кишиневу в Тирасполе по-прежнему холодное.

Молдавский политолог Валерий Осталеп грустно замечал:

«У нас есть небольшая группа — процентов семь от избирателей — ярых румынских националистов, тех, у кого единственный категорический политический взгляд — это объединение с Румынией. Они воспринимают Приднестровье как образ врага, России. Унионисты — самые крикливые в этой стране, они истеричные. И орут они с 1989 года, когда начался этот конфликт, как правило, это одни и те же фигуры. Даже меня, живущего в Кишиневе (я коренной молдаванин) возмущают эти действия, но для людей, проживающих в Приднестровье, это вообще “А зачем нам это надо?”, “Мы это уже проходили”, “А вдруг в один день…”. И вот этот крик — практически единственный для людей из Приднестровья». [24]

Депутат первого молдавского парламента Андрей Сафронов разводил руками:

«Избежать столкновения было невозможно. Виной тому было отсутствие политической культуры и желания идти на компромисс. Когда начались бои в Бендерах, уже не стоял вопрос, насколько это оправданно, — события приобрели лавинообразный необратимый характер». [25]

В итоге на стороне Приднестровья воевали даже многие местные молдаване, включая первого командующего Республиканской гвардией Стефана Кицака. Националистический угар мало у кого вызывал восторг. Однако произошло то, что произошло. В Молдавии не привыкли к вооруженному насилию, последняя война, которую видели в этих краях, — Вторая мировая. Поэтому первые же выстрелы и первые погибшие вызвали глухую ярость не только у политических активистов, но и у обычных обывателей, на чьи головы посыпались ракеты «Градов». После того как в результате конфликта между Молдовой и Приднестровьем потекла кровь, говорить о счастливом будущем в рамках общего государства стало просто глупо. Интересно, что в современной Молдове прекрасно понимают, что поход на Гагаузию, стрельба в Дубоссарах и штурм Бендер были «не вполне изящны» в качестве попыток научить любить новую родину. Правда, эти инциденты рассматриваются теперь как провокации, якобы организованные Москвой, на которые поддались доверчивые молдавские политики.

Попытки возобновить диалог и как-то решить приднестровский вопрос предпринимаются регулярно, но без особого успеха. Если в Гагаузии сторонам удалось найти некий сносный компромисс, то в Приднестровье ситуация подвисла на годы и десятилетия.

Кстати, в Молдове далеко не все политики так уж стремятся к присоединению Приднестровья. Как это ни удивительно, без восторга к этой идее относится как раз прозападно настроенная часть истеблишмента. При населении Молдовы в 3–3,5 миллиона человек вхождение в местную политическую жизнь полумиллиона приднестровцев серьезно усилит политиков и движения, ориентированные на Россию.

Беда в том, что и Приднестровье, и Молдова в наше время страдают от общих проблем, типичных для постсоветского пространства. Обе страны бедны, перспективы обеих туманны, уровень жизни примерно одинаково низкий, хотя в Приднестровье положение несколько лучше благодаря российской помощи и собственным усилиям. «К сожалению, Молдова — это failed state, — резюмировал молдавский журналист Александр Куркин. — Нам нечего предложить Приднестровью». Конфликт не разрешен, а глубоко заморожен. Российские миротворцы по-прежнему охраняют КПП на границе маленькой республики, Молдова по-прежнему рассматривает Приднестровье как часть своей территории. Исходные причины конфликта давно остались в прошлом: буйный национализм молдаванам в целом не свойствен, и на бытовом уровне вражды друг к другу в наше время молдаване и приднестровцы не испытывают. Тем не менее Приднестровье до сих пор висит в пустоте. В непризнанной республике как будто остановилось время, и неизвестно, когда оно возобновит свой ход.