Покой — хорошая штука.

А может быть, лучшая в жизни.

Давно он себя так не чувствовал.

Ласково и безмятежно внутри.

И не болит правый висок.

А почему он должен болеть?..

Ну да, болел и доставлял ему беспокойство.

Сейчас там будто теплая ватная грелка.

Очень приятно.

Как и все вокруг в заставленной зеленью комнате.

До чего же хорош запах жасмина и его славные беленькие цветочки.

А напротив, в вазе, огромная желтая роза. Такая чудесная!

Кажется, он не видел ее, когда в прошлый раз открывал глаза.

В прошлый раз… Тогда он видел чье-то лицо. Потом ел немного. Да, пил еще очень вкусный чай, и ему вытирали губы.

Почему ему вытирали губы? Он мог бы и сам. Странно…

День светлый такой, продолжается лето.

Продолжается… Где оно продолжается?

Знакомая комната… Но это ведь не его дом?

Нет, точно не его.

Роза, зелень с нежным ароматным запахом.

Откуда и почему?..

И человек, который вдруг, успокаивая, положил на плечо руку. Он знает это лицо. Но… не знает кто он.

Какие-то слова…

Нет, покой все-таки лучше. Особенно, когда закрываешь глаза.

Вечер. Потому что не так ярко в комнате, и красноватые солнечные лучи ласково проникают сбоку в окно. Он недавно совсем просыпался и все это видел.

Или не все. Где желтая роза?.. В вазе, на ее месте, причудливый фиолетовый цветок. Красивый, с лохматыми обрамлениями лепестков и со снежно-белой уходящей внутрь сердцевиной…

Но откуда он взялся? Была же роза. Или… она была не сегодня?

Руки хотят подвигаться.

И, вообще, неплохо бы сесть.

Он сдвинул простыню и сел на кровати.

— Вы молодец, лейтенант!

Откуда голос, и почему похвала?

Ага, чуть наверху экран.

— Как вы себя чувствуете?

— …Элвис?

— Продолжайте так меня называть, лейтенант. Но все же, как самочувствие?

— …подождите… — Он попробовал приподняться, чтобы пересесть в стоявшее рядом кресло…

Но не очень-то удалось.

— Ну, не так резко, лейтенант! Вы долго пролежали пластом. Пожалуйста, не торопитесь.

Правая рука сама взялась за висок. Он не болел, но чем-то напоминал о себе: выбритые волосы, и три расходящиеся, припухлые еще борозды.

— Простите, лейтенант. Вы так ввалились в дом с пистолетом в руке, что нечего было делать.

— Секунду, Элвис…

— Пожалуйста, я весь готов к разговору. Но вы не должны утомляться.

— Еще секунду… Уоррен у вас?

— Конечно, лейтенант. Мы для этого и работали.

— А я здесь зачем? Почему не убили? Цветы, уход… для какого хрена?

— Лейтенант, там, где вы находитесь, это несложно. И лишний заложник нам не помеха. Хотя… — Он только теперь рассмотрел эти темные большие глаза, но не наивные, игравшие с ним тогда, в университете. — Вас спас Уоррен, потребовал взять в один из вертолетов.

— В один из?

— Да, две боевые машины, которые уничтожили то полицейское летающее корыто, а потом обеспечивали наш уход.

Спрашивать, где он находится, было глупо.

— А для чего произошла вся суета?

— Успеем поговорить. Врач вас скоро поставит на ноги, лейтенант.

Утро. Но уже позднее.

И тот человек с привычным уже лицом, молчаливый врач, который вчера дал ему какие-то лекарства. Наверное, поэтому сон был таким глубоким. Без впечатлений, как черная глубокая яма.

Но самочувствие просто прекрасное.

Лейтенант почти выскочил из кровати. Накинул короткий халат и, первым делом, выглянул в окно. Довольно высоко… этаж… наверное, третий.

Так, сад вокруг. Большой и пышный, с проложенными дорожками.

Высокие деревья перекрывают горизонт.

Эвкалипты? Точно, они. И рядом огромные стрелочные кипарисы. А там, пониже, уходят в сторону самшитовые деревья с зонтичными темно-зелеными кронами.

Красиво. И кучи расходящихся вдоль дорожек цветов, желтых, красных, оранжевых.

Он все-таки постарался пронырнуть взглядом сквозь зелень высоких деревьев…

Нет, ничего не вышло.

— Вам нравится здесь, лейтенант?

Он повернулся.

— Элвис? Однако… на вас некое подобие военной формы. Только по этим странным штучкам на плечах я не могу понять ваше звание.

— Полковник. Большая служебная дистанция между нами, но не берите в голову. Мы будем общаться просто как офицеры.

— Не стоит спрашивать, каким государством вы этого звания удостоены?

— Не стоит. Однако поверьте, заслужить его не менее трудно, чем у вас.

— Заслужили тем, что совершили три убийства?

— Не три, а два. Но главное — не за это.

— Два?.. Или я еще не выздоровел. Давайте-ка посчитаем.

— Посчитайте, лейтенант.

— Начну с конца. Вы запустили в корзинке на воздушном шаре змею на виллу, впрыснув ей предварительно пока еще неизвестный мне препарат. Скорее всего, это был уж.

— Уж, вы абсолютно правы.

— До этого, спрятавшись в багажнике Уоррена, забросили в бассейн какую-то тоже быстро растущую гадость.

— Пиявку, лейтенант, всего лишь пиявку.

— Пиявку… но живот был разорван.

— Пиявка обладает сильным механизмом укуса. Она именно разрывает предварительно кожную ткань, чтобы потом присосаться. И точно такие же напали на вас в лесу.

— Ах, так. То есть гигантские пиявки.

— В семь футов длиной, лейтенант.

— Тьфу, пакость!

— Да Бог с ними. Почему вы насчитали мне три убийства?

— Здравствуйте, обосрамшись, а профессор?!

— Лейтенант, офицеры не должны употреблять ненормативную лексику.

— Все равно вопрос остается тем же. Хотя, прошу извинить, эта лексика моей бывшей жены, танцовщицы.

— Сочувствую вам. Как можно так ошибаться? И что у вас могло быть общего?

— Ничего, вы, разумеется, правы. Но все общее перешло теперь в ее руки.

— Очень досадно. Наши женщины так себя не ведут.

— А мужчины?

— Да, вы про профессора. Я не причастен, и мы не планировали его убирать. Я полагаю, он стал жертвой лягушки.

— Лягушки?.. Постойте, постойте… — Он вдруг хлопнул себя по лбу: — Какой же я идиот! Все время думал о том первом дне в лесном домике. В журнале было записано: «Опыт на трех лягушках». В банке плавали две. Он проводил эксперименты с разными препаратами для каждой?

— Правильный ход мыслей, лейтенант. Третья лягушка вымахала. А затем просто проглотила его.

— Дьявольщина! Каких же она была размеров?

— Пустяки, футов в двенадцать. Профессор был человеком скромной комплекции.

Он, прикидывая, сдвинул брови:

— Задохнулся почти сразу внутри от недостатка воздуха?

— Судя по всему, так. А лягушка успела убраться в болото, прежде чем деградировала в жидкий плазменный состав. Вы догадывались, что именно происходит потом с искусственными гигантами?

— Понял, но поздновато. Сколько минут они функционируют, если не секрет?

— Те, о которых вы говорили, пять-шесть. Но за прошедшее время мы далеко продвинулись.

— За какое?

— Вы здесь уже около месяца.

Он захотел присвистнуть, но не получилось.

— Желаете чего-нибудь выпить? Вам уже можно.

— Нет, не хочу. Отвык. Значит, своей жизнью я обязан Уоррену?

— Мне тоже. И я не жалею. «Умный враг — лучший учитель».

— Кто это сказал?

— Али — преемник Магомета и основатель шиитов Ислама.

Ему на прощание улыбнулись:

— Вы можете гулять по саду, лейтенант. Там везде камеры, и охрана сама подскажет, куда ходить не надо. А теперь извините. У нас сегодня очень ответственный день.

* * *

День был в самом разгаре. Солнце жгло огромную палубу, и казалось, прозрачные воды Персидского залива — придуманная кем-то гигантская светло-изумрудная ванна, в которую сейчас поместился авианосец.

Всем очень нравилось это место: и командирам, и младшему персоналу, и летчикам, считавшим, что здесь самые удобные погодные условия в мире.

Хотя визит не был дружеским. Арабский мир опять беспокойно зашевелился. Радикалы особенно подняли голову и слишком успешно сейчас вытесняли из религиозной жизни разных народов более умеренных исламистов.

Из аналитической записки ЦРУ:

«Следует признать, что ошибки американской политики в отношении исламского мира проистекали из недостаточно ясного понимания центрального пункта этой религии. Тезис о Священной войне с целью распространения ислама на всю планетарную систему отнюдь не относится к разряду желаемого. Полное и всеохватывающее распространение ислама является главной (необходимой) религиозной задачей, сравнительно с которой все остальные выступают лишь в подчиненном смысле. В отличие от христианского спасения души человека, требующего индивидуального нравственного совершенствования, спасение души правоверного невозможно без его участия в распространении ислама в полном объеме имеющихся на данный момент индивидуальных ресурсов. В связи с этим любая пассивность, правильнее сказать — не полная отдача сил указанной цели, является не только предметом внешнего осуждения для отдельной личности, но и фактом греха, исключающего возможность благополучного существования души после смерти. Сравнительная с этим ничтожность всего остального заставляет, таким образом, говорить об органической неотвратимости радикальных настроений и действий в исламском мире».

По различной информации многих союзных разведок, следовало ожидать вспышек. Поэтому авианосец и поместил сейчас свое огромное тело в персидскую ванну.

Утреннее интенсивное полетное время сменилось спокойным дневным периодом. Технические службы еще возились у самолетов, связисты и наблюдатели продолжали работу, но большая часть персонала отдыхала внутри, в прохладе кондиционеров, и люди лишь иногда выходили на верхнюю палубу пощурить глаза на солнце и полюбоваться на тихую и прозрачную водную гладь.

Авианосец вообще никогда не ходит один. Только в сопровождении: несколько эсминцев, два-три противолодочных корабля являются минимальным условием его океанического пребывания. Не потому что он сам не способен топить подводные лодки, уничтожать надводные и воздушные цели. Он все это прекрасно умеет. Но все-таки нельзя держать в океане такую неимоверную ценность без дополнительного контроля по радиусу возможного приближения.

Вот и вчера эсминец перехватил шикарный быстроходный катер, пожелавший войти в нормативную акваторию авианосца. Проверили и его, и пассажиров. Точнее, пассажирок, которыми оказались три эмансипированные арабские девчонки, ругавшиеся по-английски не хуже морского пехотинца со стажем. Бикини-красотки скандалили как могли, упирая на то, что международные правила не запрещают им плавать где вздумается, а тем более в родных океанических водах.

Сегодня командир эсминца снова связался с дежурным вахтенным офицером авианосца:

— Та самая вчерашняя троица, сэр, — доложил он. — Мы, на всякий случай, опять обыскали катер.

— Что им здесь нужно?

— Говорят, все равно проплывут из принципа. Ругаются, угрожают Гаагским судом.

— Ну и плыли бы себе в Гаагу, — офицер чуть сонно пощурился из высокой рубки на океан. — Да шут с ними. Не тратьте время, хотят — пусть резвятся.

До конца вахты оставался еще целый час, и это слегка раздражало.

………………………………………………………………………………

Дорогое, из последних моделей судно полетело, слегка задирая носом, и вахтенный офицер вскоре увидел по курсу авианосца белую приближающуюся точку. Строго говоря, даже если б катер не был проверен и весь начинен взрывчаткой, его просто бы разнесло о высоченный борт колосса, оставив на нем ну, разве что, незначительные вмятинки.

Еще через минуту катер, замедлившись, заскользил ярдах в пятидесяти вдоль борта. Вахтенный офицер от нечего делать взял бинокль, чтоб рассмотреть пассажирок, и тут же выдал громкий удивленный звук: одна из стройных девиц вдруг скинула плавки и повернулась к авианосцу голой попой.

— Каналья! Жаль, нет под рукой фотоаппарата.

Находившаяся на палубе публика разразилась восторгами, радостно приветствуя этот недружественный международный акт.

Неожиданная забава приподняла на какое-то время тонус, но все равно до конца смены оставалось еще пятьдесят пять минут, и вахтенный офицер начал прогуливаться по просторному помещению, поглядывая время от времени на подчиненных, неотрывно следящих за локационными экранами с вращающимися там радиальными белыми линиями.

Скучно было так, что даже не хотелось подумать, что делать во время предстоящего отдыха. Пойти в спортивный зал, например, или попробовать отыграться в покер у летчиков, которым он вчера спустил двадцать три доллара.

Или начать с купания?

С другого борта, как всегда в середине дня, уже спустили на блоке обширную металлическую сетку — защиту от возможных акул — чтобы желающие могли побултыхаться, а потом подняться по сброшенному трапу наверх. Одно только плохо: народ набивается туда как сельди в бочку, и всегда найдется обормот, чтобы спрыгнуть сверху людям на головы. Обычно, из летного офицерского состава. И попробуй что-нибудь такому скажи… элита.

— Сэр, локация небольших объектов у дна под корпусом. Но не металл, отражение расплывчатое.

— Наблюдается движение?

— Небольшое, беспорядочное.

Вахтенный офицер не выдержал и зевнул.

Современная техника ловит буквально все: проплывающих под водой дельфинов, акул… Обычное дело. Странно еще, что сегодня всего в первый раз.

— Величина объектов несколько больше, чем показалось, сэр.

— Сколько их?

— Шесть.

— Дельфинья стая?

— Нет, покрупнее, сэр. Сейчас находятся на глубине в четыреста футов, но медленно движутся кверху…

Медленно — это нестрашно. Медленно ни один враг не движется. К тому же, локация на эсминцах и, в особенности, на противолодочных кораблях не могла пропустить под водой никого незамеченным.

Но он все-таки подошел и взглянул на экран.

— Странно, сэр, они как будто опять увеличились в размерах.

Расплывчатые пятна действительно были не маленькими. Он прикинул по цифровой сетке… футов пятьдесят в поперечнике. И находятся уже на расстоянии триста с небольшим футов под днищем.

— Киты, что ли? — недоуменно предположил офицер.

Но кто-то из персонала поправил:

— Простите, сэр, киты в этом районе — большая редкость.

— Да, знаю… Ерунда какая-то, они опять стали больше. Такого не может быть. Проверьте настройку.

— Слушаюсь, сэр.

Он отошел на пару шагов в сторону, чтобы не висеть за спиной у подчиненного. Тот защелкал переключателями…

— Сэр, — очень скоро прозвучал его голос, — аппаратура в полном порядке.

— В полном порядке?

Удивительно! Размеры составляли уже около восьмидесяти футов в поперечнике. Это все-таки всплывающие киты. Сколько там глубины?.. Двести пятьдесят футов? Ну, черт с ними, пусть всплывают. Он, впрочем, тут же вспомнил о купающихся людях в сетке. Пожалуй, гиганты могут перепугать. К тому же, не дай Бог, один из них, по дури, в нее сходу врежется.

За спиной заговорили о китах. Кто-то сказал, с ними случаются странности, выбрасываются ведь даже на берег.

Вахтенный офицер уже подошел к обзорным окнам правого борта и включил нужный палубный мегафон: «Внимание! Всем немедленно покинуть купальную сетку! По борту всплывающие киты. Повторяю: всем немедленно покинуть купальную сетку и подняться на палубу!»

Отсюда, с шестиэтажной высоты, хорошо были видны люди, набившиеся в купальный квадрат. Человек пятьдесят, если не больше. Спущенный трап виден не был, только его выходящие на палубу поручни. И пока по нему никто снизу не поднялся… Не спешат, негодяи. Только в дальних углах квадрата головы слегка задвигались к центру.

Недовольный этим офицер опять включил мегафон: «Быстрее выполнять команду!»

Сзади обеспокоенный голос оператора опять что-то произнес про размеры. Ну, наконец, у поручней появилось первое голое тело. Хорошо, что он подстегнул, вон, муравьиным ручейком полезли. Офицер хотел повернуться и переспросить не расслышанные до конца слова оператора, но что-то внизу случилось… Несколько секунд он вглядывался, потом понял: окантованный белыми тросами квадрат на манер поплавка запрыгал, а внутри него заколыхалась и местами стала вспениваться вода.

— Бухнулся, гадина, спиной в сетку!

— Кит, сэр?

Теперь всем стало так интересно, что люди, в нарушение правил, подошли к линии смотровых окон.

— Ну да, задел. — Квадрат вдруг перестал подпрыгивать. — Будут знать, черти, как вовремя не выполнять команду.

Он хотел отправить всех по местам… Но что за дьявол?! В воздух взметнулся футов на двадцать бурого цвета столб, его толстый в два человеческих тела конец, качнувшись, изломился вперед на девяносто градусов и раздвоился фантастическими створками. Второй, такой же, взметнулся неподалеку, а между ними, заполняя собой пространство квадрата, в прозрачной воде обозначилось огромное беловатое тело. И тут же посередине показалась темная с живыми отростками пасть. Кто-то вскрикнул, потому что один из купальщиков сразу исчез внутри.

— Что это?! — раздалось сразу несколько растерянных голосов.

Клешни с неожиданной скоростью взялись за работу, ныряя и вбрасывая в мерзкую пасть людей.

— Кр-раб! — приходя в себя, прохрипел вахтенный офицер. — Фантастический краб!

Он устремился к кнопке общей тревоги. Руки сами нашли ее, а глаза не увидели, в них запечатлелось, как перестаравшаяся клешня рассекла человека и обронила нижнюю часть в воду.

На всех кораблях сопровождения сигнал тревоги получили сразу, но никаких дополнительных команд не последовало. И на ближайшем, в полутора милях, эсминце связист напрасно посылал запросы в эфир, когда примчавшийся из своей каюты капитан оказался на верхнем мостике.

— Не сообщают номера программы действий, сэр.

— Не сообщают?! Этого не может быть! Продолжайте запрашивать.

Он посмотрел вниз, где команда, как и положено, разбегалась по торпедным и ракетно-артиллерийским блокам. И, подойдя к штативу с пятидесятикратной трубой, направил ее в сторону авианосца. С ее помощью можно было легко разглядеть на палубе человека и даже черточки ракет под крыльями истребителей.

Сначала в объектив попала самая передняя взлетная часть, плоская, а не вздернутая над океаном. Это несколько удивило: следовательно, нет команды самолетам взлетать.

«Ошибочный сигнал тревоги?» — мелькнуло, пока труба двигалась дальше. Но тут же он увидел нечто до дикости несуразное: падающие в воду истребители, точно их сковыривали с вытянутой вдоль борта стоянки. А потом… бурые, двигающиеся тела колоссальных жуков, во много раз большие корпусов самолетов. Еще два F-16-х, будто игрушечные, полетели за борт.

— Сэр, обращение о помощи! — донеслось до него. — Работают без кодов, открытым текстом.

— Полный вперед! — вдруг сиплым, не своим голосом прохрипел капитан и снова прижал правый глаз к объективу.

Он тут же резко отпрянул, почувствовав рвотную дурноту, скакнувшую от солнечного сплетения к горлу. Первый помощник, недоумевая, топтался рядом.

— Что там такое, сэр?

Вместо ответа, одолевая гадкое ощущение внутри и предательски возникшую слабость, он указал на объектив…

— Что-о это? — жалобно прозвучало через несколько секунд.

— Дайте сюда, — проглатывая слюну, приказал капитан и, вдохнув больше воздуха, опять посмотрел.

Нет, не жук, а краб шевелился на высоченной рубке авианосца, закрывая своим телом не менее трех ее этажей. Фантастическая гадина продвинулась еще выше, и ее экскаваторная клешня, дотянувшись, отхватила ряд верхних антенн.

Капитан повернулся к помощнику и увидел белое, как снег, лицо. Тот попробовал улыбнуться:

— Мы ведь не сходим с ума, нет, сэр?

— Срочно организуйте экипаж. Всех с личным оружием выстроить вдоль левого борта. — Капитану понадобилось еще раз сглотнуть. — Подойдем максимально близко, на дистанцию в одну сотню футов. Бить гадов длинными очередями!

* * *

Лейтенант вышел на свежий воздух и сразу же ощутил жару.

Он, не торопясь, осмотрелся.

Несколько прогулочных дорожек расходились отсюда в разные стороны.

Покрытие не искусственное — жестковатый песок.

Всюду цветастые экзотические кусты вдоль дорожек. Пышные, с неизвестными для ноздрей тягучими ароматами.

Несколько пальм… он раньше такие не видел. Финиковые, что ли?

Ладно, для начала неплохо разведать глубину дорожек.

Поглядывая по сторонам, он сделал шагов тридцать, остановился и повнимательнее оглядел необычную вокруг растительность.

Потом прошел вглубь примерно еще на столько же.

На этом, впрочем, путешествие и закончилось. Впереди, откуда-то сбоку, появился охранник.

Короткоствольный автомат, маскировочная одежда.

Ну и физиономия. Н-да, только чалмы на голове не хватает.

А сквозь кусты проглядывается и второй. Грамотно парами контролируют территорию.

* * *

Скоростной эсминец съедал расстояние с каждой секундой, и морякам на палубе бьющая по нервам, омерзительная картина открылась уже в деталях. Разгром подходил к концу, однако бесноватые чудовища не успокаивались.

Командир с открытого верхнего мостика видел больше, чем остальные. Множество трупов. Окровавленных или просто раздавленных, валявшихся в своих комбинезонах, как ветошь. И отдельные куски тел.

Та самая гадина продолжала висеть, вцепившись членистыми ногами в рельефные выступы высоченной рубки, и гневно ковыряла клешнями неприступную для нее бронированную поверхность.

Остальные четыре, заинтересовавшись новым объектом, поспешно приблизились к борту.

Это порадовало! Будто нарочно выставляют себя под расстрел.

Капитан скомандовал «малый ход» и, окончательно сблизившись, прорычал в усилитель:

— Огонь!

Шестьдесят стволов, застучав длинными тук-тук-тук, сразу наполнили воздух оглушающим звуком и килограммы свинца полетели по огромным мишеням.

Капитан, морщась от напряжения в перепонках, попробовал оценить результаты.

Дьявольщина! Чудовища как стояли, так и стоят. Только крайнее из них осело на один бок. Он понял: пули случайно здесь угодили в членистые соединения. Но понял внезапно другое — он ошибся, допустив такое сближение! И с чувством упущенного, прокричал:

— Полный ход, право руля!

Одна из гадин уже, напружиниваясь, присела…

Удар пришелся на середину борта!

Его тяжелая сила дошла даже до мостика, и лишь затем стало ясно, что происходит.

Но почти вместе, случилось что-то еще. Винт корабля, словно ткнувшись о твердое, остановился на полсекунды и вновь заработал — миг отметился в сознании капитана.

Краб чуть не долетел и повис, со взмытыми вверх фантастическими клешнями, забросив две пары огромных членистых ног через борт. Отпрянувшие в том месте матросы на секунду остановили стрельбу. Дальше все произошло с молниеносной быстротой: одним рывком чудовище перекинулось, заполнив собою палубу, а обе клешни-убийцы ринулись за добычей. Две схваченные жертвы взмыли вверх, достигнув высоты мостика, и изо рта у ближнего, почти передавленного пополам человека, в грудь и лицо капитана широкой струей полетела кровь.

От резкого движения назад он врезался спиной в противоположный канатный поручень и развернулся в сторону кормы. О, Боже!..

Черной стрелой в голове пронеслось: «Но люди там, на палубе, этого не видят!».

Второй гигант занимал своим мокрым, блестящим от воды телом половину кормы.

Тварь вздернула толстенные, как дерево, передние фаланги. На одной клешни не было. Обрубок лохматился мясным беловатым цветом. Похоже, гад даже не подозревал об этом.

Сейчас он окажется на другой стороне и нападет людям в спины!

Не видя, торчат ли еще клешни перед мостиком или нет, капитан бросился и закричал, показывая в сторону, где сейчас появится новый враг!

Они не видели. Первый гигант во всю орудовал, и никто не заметил, что уже появился второй.

Тридцать человек оказались с обеих сторон зажатыми, но поняли это, когда их уже стало меньше.

Другая половина команды стреляла сзади в панцирь чудовищу, и два смельчака делали это почти в упор.

От их сфокусированных очередей покров получил бреши, из которых веером полетела белая мясистая гадость…

Примитивная тварь, не реагируя, продолжала работу.

Капитан даже не подумал, а почувствовал, что лучше бы сейчас оказаться там, чтоб драться и погибнуть, но только не оставаться зрителем.

Несколько человек из сократившейся группы выбросилось за борт, но трое или четверо продолжали метаться на небольшом совсем пятачке между двумя огромными тушами.

А со стороны оставшихся выстрелы затихли и вдруг совсем смолкли… Никто не рассчитывал на длительное ведение огня, и, расстреляв по два рожка, люди не знали, что делать.

Кто-то из офицеров приказывал спуститься за боезапасом. Но капитан кинулся с открытого мостика в рубку и прокричал в палубный усилитель:

— Всем срочно задраиться! Не выходить из внутренних помещений до специальной команды!

Он повторил еще дважды, потом, схватив автомат штурвального, снова выскочил из рубки на открытый мостик.

— Задраить выход за мной!

— Но, сэр…

— Выполняйте!

Да, он не может сейчас сидеть взаперти и не знать, что делается на эсминце. Другие имеют на это право. Он — нет! И если клешня влезет в рубку, корабль останется без всякого управления.

— Задраить! — еще раз приказал он и посмотрел вниз.

Там люди уже выполнили команду. Правая часть палубы была пуста. Левая… он сразу отвел глаза.

А оба гиганта сместились совсем к корме. Должно быть, тупые твари столкнулись друг с другом и ближний оттеснил дальнего.

…………………………………………………………………………

Но, похоже, разобрались.

И вот, двинулись по другой стороне. Впереди уже тот, винтом подрезанный.

Это легче.

Куда именно бить, он теперь знает. Эх, догадаться бы раньше! А стрелять в морских офицерских училищах неплохо учат.

Капитан перевесился через канат и помахал свободной рукой:

— Я здесь, с-сукины дети!

Первое чудовище, будто поняв, привстало. Второе, стукнувшись сзади, принялось подталкивать собрата.

Капитан помахал еще раз.

Там, в панцирных с козыречками щелях, прятались глаза. Неплохо бы и по ним попробовать. «Нет, — решил он, — всего два рожка. Можно только зря израсходовать». И, пользуясь крошечной передышкой, бросил беглый взгляд на океан. Другие корабли уже совсем приблизились к авианосцу, а их эсминец на полном ходу проскочил общую линию. И хотя в рубке сами сообразили изменить курс на ближнего соседа, расстояние было еще велико.

Передний краб резко двинулся, хищно вздернув и клешню, и культяпу.

Капитан отвел предохранитель.

Тянуть нельзя. Если сволочь успеет приблизиться и вскинуться по вертикали, клешня окажется прямо над головой.

Он, пристреливаясь, сделал короткую пробную.

Неплохо! Влепил как раз в беловато-прозрачное сочленение под клешней.

Вторая, длиннее, ушла туда же, и он радостно вскрикнул, заметив несколько отлетевших ошметков. Но… тварь находилась уже совсем близко и, кажется, ничего не чувствовала.

Вдруг, резко ускорившись, чудовище оказалось прямо под ним и, взметнув клешню, кинулось вверх. Через секунду страшная конструкция взмыла над мостиком. Створы-пилы разъехались, готовясь разрезать его пополам… Капитан, не отпуская гашетку, бил в светлое сочленение…

Запаса, он знал, хватит на три секунды. Столько же жить?!

Ствол перестал вздрагивать и замолчал. Клешня все так же стояла над головой… За эти секунды она ничего не сделала. Не может?.. Ответом послужило медленное, но уже роковое движение.

Конец!

Он услышал хруст собственного тела. Значит, смерть опередила боль.

………………………………………………………………………………

Только… все еще автомат в руке. Он его видит. И не видит убийственных створок.

Тяжелое что-то свалилось на палубу, а у самых ног, за канатом два махровых толстых обрубка…

И безмозглая гадина дергает ими, полагая, что управляет потерянными клешнями.

Капитан поднял руку, чтобы смахнуть пот, но вернул ее с полпути, быстро поменяв рожок автомата. Где-то рядом внизу второе чудовище. Однако… он посмотрел через поручень, где же оно?

Неужели все-таки испугалось и убралось за борт?

Холодом скользнуло в крови: здесь короткий путь через носовую часть, если тварь обогнула ее…

Стальной мостик задрожал от удара!

Сзади! Там смерть!!

Повернуться, чтобы стрелять?

Бесполезная трата времени! Но и прыгнуть с мостика некуда. Перед ним гигантская вилка из двух оборванных щупальцев и хищное отверстие, подрагивающее от желания получить его внутрь.

Смерть лучше в бою!

Вскинув автомат, капитан развернулся.

Обе клешни, покачиваясь, стояли высоко в воздухе. Обе он отстрелить не сможет. И панцирь гадины завис у нижнего края мостика, с торчащими в щелях черными фарами глаз. Глаза его видят…

Или не видят…

Теперь, их будто застилает белая пленка.

Клешни застыли над головой… Такие огромные, что стоит им двинуться вниз, убьют одной своей тяжестью.

Не двигаются…

А теперь стали подрагивать.

Нет, это потому, что мелко-мелко задрожал панцирь.

Он ни разу не выстрелил, и жив до сих пор.

Ударить все-таки по клешням?..

Бесполезно.

Но они и не делают ничего…

А сейчас поехали медленно вниз.

Чудится или вправду?

И панцирь исчез.

А клешни вдруг обвисли на задержавшем их боковом канате, почти продавили его и, отлипнув, скользнули вниз…

Капитан подождал немного и, сделав три шага в ту сторону, осторожно посмотрел вниз.

Какой-то шипящий звук, он уже его уловил. А сейчас этот звук стал сильнее…

Чудище!.. Осев на зад панциря, оно развалилось на палубе, выставив белый прорезанный линиями живот с судорожно вздрагивающими по бокам членистыми ногами, а гигантские клешни раскинулись по сторонам, как руки нокаутированного боксера.

Неужели, проклятое, дохнет?

Шипящие звуки сделались чаще… Как от десятков, нет, как от сотни проколотых шин…

Он заметил — большие светлые пузыри там и тут возникали на поверхности твари, растекаясь пенистыми волночками…

Их стало вдруг больше, а шипящий звук разделился на общий фон и отдельные взрывные хлопки. Из покрытой пузырями поверхности стали рваться длинные грязноватые струи.

Капитан положил к ногам автомат, посмотрел благодарно на небо и начал креститься…

Через минуту, когда он снова взглянул туда, на палубе уже ничего не было. Большая очень грязная лужа разлилась длинно вдоль, и остатки ее стекали за борт. Он сделал три шага к другой стороне мостика и увидел там то же самое.

* * *

Ближе к вечеру лейтенант попросил несколько листков бумаги и пару карандашей.

Ему принесли, но вежливо поинтересовались: зачем?

— Люблю иногда порисовать, — весело сообщил он, — это меня успокаивает.

Потом он поужинал.

Хорошо, с аппетитом. И силы почти вернулись.

Впрочем, это не самое главное. Ему обещали встречу с Уорреном, вот что важно. Важно и потому, что встреча не смогла бы состояться, если бы на ней не настаивал сам Уоррен. Отсюда два вывода. С Уорреном здесь считаются. И второе: парень начал соображать, что втянут в дурное дело, иначе зачем ему какой-то там полицейский.

Лейтенант поставил стул у окна и стал поглядывать на быстро темнеющее к ночи небо.

Очень хотелось поскорее увидеть звезды.

Он был хорошим учеником в своем деревенском колледже, не таким балбесом, как Джек. Его всегда тянуло к знаниям. Но о научной карьере просто мысли не приходили в голову, потому что отец был местным шерифом, и будущая полицейская служба стала с детства чем-то естественным и непременным.

А звезды всегда ему очень нравились, поэтому он с удовольствием ходил в двух последних классах на факультативные занятия по астрономии.

Вот они! Стали уже появляться.

Лейтенант положил перед собой на подоконник бумажный лист и карандаши. Один из них можно использовать как линейку.

Еще через минуту он начал водить по бумаге и обозначать…

Потом зажег свет в комнате и уселся, нависнув над бумажным листом, спиной к наблюдательной камере.

Ничего особенного им сейчас не видно: человек чиркает карандашом, рисует что-то.

Только он не рисует, а считает. Хотя первые выводы удалось сделать уже при наблюдении неба. Удивившие сначала так, что не очень поверилось.

Нет, сходится!

Грубовато все, очень приблизительно, но главное, главное…

Ни на каком они не на Арабском Востоке! По меридианным линиям — они тут, на Американском континенте. Наверняка в северном полушарии, и хоть в южных его широтах, но даже не слишком близко к экватору. Градусов на двадцать с небольшим вверх, что-нибудь.

Значит, Мексика!

Это здорово. Потому что на арабской земле никуда уже не сбежишь. Там был бы просто конец, но здесь… здесь нужно всего лишь выбраться за территорию.

Всего лишь… а как это сделать?

Впрочем, на сегодня достаточно. Спать пора: «Утро вечера мудренее».

Кто это сказал?..

Ах да, так говорила в детстве бабушка.

Утром он начал с небольшой физзарядки…

Ничего, двигаются руки и ноги, и голова ни разу не закружилась.

Вчера удалось провести лишь предварительную разведку. Но кое-что ясно.

Внутри территории на охране стоят арабы. Дело знают, явно хорошо подготовлены. Ходят по своим секторам парами.

Двух с автоматами голыми руками не снимешь. Тут не кино — пристрелят, и никаких больше серий. Можно не сомневаться, по периметру тоже ведется охранное наблюдение. Так или иначе — убьют.

Но вот, любопытно: оружие у них с глушителями. Значит, побаиваются, в случае чего, производить громкую стрельбу. Следовательно, до обитаемых мест не так отсюда и далеко.

Территорию в любом случае надо как можно детальнее изучить. Абсолютного ничего не бывает, непременно есть слабости.

Здание, в боковой части которого он находится, очень приличных размеров. Нужно сегодня попробовать его обойти.

Через час лейтенант, весело щурясь на солнце, выбрался на прогулку.

…………………………………………………………………………………

Не торопясь, опробовал прочие дорожки сада, отмечая пределы, за которыми упреждающе появлялась охрана. Еще раз оценил их грамотную, не подпускающую к себе тактику.

Безрадостная получалась картинка.

Уже возвращаясь к зданию, он вдруг присел у цветистого кустика и стал разглядывать что-то у корневищ…

Хмыкнул, привстал и через пару шагов снова нагнулся.

— Ишь, родные, — прокомментировал он, — вы и здесь тоже.

Потом медленно двинулся в обход.

Обогнул угол…

Ага, здесь нечто вроде центрального входа.

И двое с автоматами у стеклянных дверей.

Единственная припаркованная машина.

Однако какая!

Кадиллак, модель этого года.

Шикарная вещь.

Он, приостановившись, задумался…

Охранники спокойно посматривали в его сторону.

Лейтенант тоже посмотрел на них и улыбчиво в знак приветствия кивнул.

Ему, хоть и без улыбок, ответили тем же.

Знают, стало быть. Предупреждены.

Он медленно обошел автомобиль, заглянул пару раз внутрь салона и почтительно поцокал языком.

Потом, показав на автомобиль охранникам, отчетливо выговаривая, произнес:

— Отличная штучка, а? Наверное, принадлежит господину полковнику?

Охранник постарше кивнул головой и на почти чистом английском ответил:

— Да, мистер, превосходный автомобиль. Вы угадали, он для полковника.

— Я видел такой только в рекламных журналах, — попробовал подогреть разговор лейтенант.

Однако другая сторона его не поддержала.

Он, сохраняя восхищенное выражение, вернулся к задней части машины, погладил бампер, провел рукой ближе к центру и, нажав на послушный кружок, поднял багажник.

— Мистер, закройте!

— Прошу извинить, я случайно. Просто рассматривал.

— Рассматривайте, но не надо ничего открывать.

Лейтенант еще потоптался рядом с автомобилем, а потом продолжил прогулку вокруг здания дальше.

…………………………………………………………………………………

Вот какое оно с задней стороны!

Стена выдается большой полусферой, и окна только на самом верху. На уровне третьего этажа, примерно.

Нет сомнений, внутри крупное функциональное помещение. Скорее всего, здесь и находится лабораторный комплекс. Уоррен тоже где-то здесь. Показное благодушное выражение слетело с его лица. Поскорей бы увидеться. Сумеют они поговорить один на один? От этого теперь слишком многое зависит. Точнее, от этого теперь зависит все.

………………………………………………………………………………

Через час он поинтересовался у доктора, сможет ли состояться сегодня обещанная встреча.

Тот мотнул головой:

— Думаю, нет. У мистера Уоррена сегодня очень много работы.

Лейтенанту это не понравилось. «Очень много? Какой, черт возьми, работы?!».

* * *

Черивуд испокон веку был маленьким провинциальным городком в сельской зоне Соединенных Штатов. Странное его название, «Вишневый лес», вызывало иногда улыбки у проезжающих, потому что ничего другого, кроме кукурузных полей, на много миль вокруг не было видно.

Сами жители вообще не задавались вопросом о названии городка. Здесь привыкли жить день ото дня. Работали либо в сфере городского обслуживания, либо на двух всего промышленных предприятиях. Одно занималось ремонтом и комплектацией техники для местных фермеров, другое производило на своих автоматических линиях безумное количество банок с консервированной кукурузой. И граждане очень гордились рассказами о том, что их знаменитые банки продаются по всей стране от Майами и до Сиэтла.

Но город давно не рос ни в численном, ни в строительном отношении, и симпатичные коттеджи с зелеными не огороженными участками подходили почти что к центральной площади с церковью и школой напротив.

Сельских учеников привозили и увозили в автобусах, а городские топали своими ногами без помощи взрослых, потому что топать приходилось самое большее десять-двенадцать минут.

Но маленькому Джону еще не подошло время для этой ежедневной прогулки. Только через год он пойдет в школу, куда давно ходит его старший одиннадцатилетний брат.

А пока, скучая, он разгуливал по участку, потому что мама готовит обед для них с братом, который должен вот-вот появиться.

И участок он знает как свою собственную ладонь: траву, мамины розовые кусты и обсаженную шиповником лужайку.

Шиповник очень красивый, с крупными ярко-красными осенними ягодами. Но они очень невкусные.

Он посмотрел в ту сторону, откуда должен был появиться брат, но отвлекся на странно прозвучавший в воздухе звук. Подумал о нем… И тут же почти раздалось снова: цыр-цыр-цыр…

Откуда?.. Где-то рядом совсем.

Новое стрекотание заставило его повернуться к шиповнику, шагах в десяти.

И Джон очень заинтересовался. Маленькие ноги сами заспешили туда.

— Кто здесь? — по привычки еще произносить мысли вслух, спросил он, и, обойдя первый же куст, застыл в удивлении…

Огромный темно-зеленный кузнечик сидел всего в двух шагах впереди. Такой… такой как соседский спаниель или даже немножко больше.

Он видел в магазине очень большие игрушки — лягушек и медвежат, но кузнечиков там не видел.

Нет, этот был не игрушечный, а живой, настоящий!

Прижав к телу треугольниками передние лапки, кузнец подрагивал и слегка покачивался.

«Бедненький, он, наверно, больной».

Ребенок хотел уже протянуть руку и погладить несчастное существо, но что-то внутри него воспротивилось.

Или потому, что поверхность пришельца, он разглядел, жесткая и шершавая. А сам он, спрятав голову между лап, кажется, вовсе не расположен, чтобы его трогали.

Почему показалось, что странный кузнец размером со спаниеля?.. Он больше. Или он стал больше?

— Джо-ни! — раздалось с улицы. — Что ты там делаешь, маленький грубиян? Почему не встречаешь меня радостным воплем?

Брат всегда так, немного подшучивает над ним, и мама ругает его за это.

Он поднял голову над кустом и помахал рукой:

— Иди сюда! Быстрее иди!

— Не иначе, ты что-нибудь натворил.

Брат уже подошел с другой стороны и оторвал от куста ягоду, чтобы запустить ему в голову.

— Не кидайся. Лучше смотри, кто к нам пришел.

— Ну и кто? Небось, рыжий спаниель снова гадит на нашем участке? Мама тебе говорила, не нужно его приваживать… О, Боже!.. Откуда это взялось?!

— Не знаю. Он стрекотал. Видишь, какой кузнец? Слушай, он все время растет.

Теперь странный гость был размером с большую… нет, с очень большую собаку. И так же продолжал подрагивать и скрывать в лапах голову.

Брат, поглядев с полминуты, вдруг глубоко задышал.

— Джон, мне не нравится эта штука!

— Почему?

— Потому что она мне совсем не нравится! Ты сказал маме?

— Я не успел. Он появился совсем только что.

Тот потянул малыша себе за спину.

— Иди и скажи. А я покараулю.

Уходить не хотелось, но Джон подчинился, потому что умел различать, когда старшие говорят с ним серьезно.

Он побежал к крыльцу… раз-два-три, отсчитались ступеньки, и оглянулся назад.

Брат стоял по-прежнему чуть в стороне, а гигантский кузнец… Малыш приоткрыл рот, потому что тот внезапно задвигался, и его передняя часть плавно поехала вверх, обнажив вскинутую, как огромный огурец, голову. Она осмотрелась черно-зеркальной пустотой глаз. Брат вдруг стремительно развернулся, чтобы бежать к дому, и Джон, неизвестно почему, понял, что это правильно! Лучше им вместе подальше убраться от плохого кузнеца! Но что случилось?!.. Длиннющие изломанные лапы перехватили бросившегося наутек брата и потащили к себе.

— Ма-ма, — слабеньким голосом позвал мальчик и захотел закричать громче, изо всех сил, но силы куда-то делись. Кузнец жадно привлек к себе брата и вцепился ему сзади в шею. Тот сразу обвис, а голова замоталась под жадными рывками гадкого зверя и вдруг почти оторвалась, свалившись на грудь, будто повиснув на ниточке с красной разорванной ямой посередине.

Кукурузные зерна не сразу шли в обработку, а первоначально загружались под открытым небом в круглые широкие емкости двадцати ярдов в диаметре. Лопасть у дна перемешивала массу, чуть подсушивая и отшелушевывая растительный мусор. Дождей в это сезонное время почти никогда не было, а если редкие осадки случались, то же самое происходило под пленкой.

И оператор за пультом перед широким окном во внутренний двор, должен был пользоваться обзором только когда появлялась очередная машина, которой следовало указать через микрофон, к какому именно транспортеру встать на разгрузку. Остальное — объемы зерна, время для обработки и прочее — автоматически отражалось на пульте.

Но смотреть все время на электронные индикаторы было скучно, поэтому оператор часто поглядывал через окно во двор и на синее небо. Разнообразие давало глазам некоторый отдых.

Вот и сейчас, когда дело шло своим чередом, он посмотрел на металлические емкости, потом на небольшое белое облачко, единственное в прозрачной синеве, снова перевел взгляд вниз, где желтая кукурузная масса тремя одинаковыми кругами медленно вращалась по часовым стрелкам. И собрался уже вернуться к индикаторам на панели, но вздрогнул, устремив глаза вниз на среднюю емкость, откуда вдруг разлетелся в стороны большой кукурузный фонтан.

Взрыв?! Что могло произойти?! Вышел из строя электродвигатель?

Он не способен взрываться, самое худшее — загореться.

Удивительно, индикаторы показывали то же, что и секунды назад. Никаких аварийных сигналов, молчит красная лампочка.

Что там внизу?..

Он испуганно вскрикнул и встал из кресла: внизу в центре емкости копошилось огромное зеленое существо. Еще два фонтана взлетели в соседней емкости и такие же чудища завозились там, разбрасывая кукурузные зерна.

Еще и еще! Откуда?! Сваливаются сверху?

Он схватил трубку внутреннего телефона и нажал вызов директора.

— Сэр! Подойдите к окну! — И на вопрос, что случилось, панически прокричал: — Вы просто подойдите и посмотрите!!

Теперь твари закрыли собой все три емкости и, дергаясь, пихали друг друга. Одна, выброшенная за борт, замерла на миг на раскинутых угловатых ногах.

«Господи, да это же саранча! — мелькнуло у него в голове. Человек почувствовал, как от фантастического зрелища мутится сознание. — Только размером с теленка!».

Упавшая тварь вдруг расправила по бокам стекловидные крылья и в одно мгновение снова оказалась вверху, на спинах своих товарищей.

Показались два приближающихся во всю прыть охранника, а число тварей, прибывших на кукурузное пиршество, увеличилось. Так что неудачливые уже сваливались вниз тут и там.

Они-то и сделались через несколько секунд объектами пистолетной стрельбы.

Сумбурной и беспорядочной.

Оператор, не зная, что предпринять, взглянул на панель. Все работало, только индикаторы перегрузки вели себя беспокойно.

Перегрузка?

Решение пришло внезапно, и будто было подсказано. Он быстро нажал на кнопки ссыпных люков. «Открыто» загорелось почти сразу в ответ.

— Сейчас ребята, — немного задыхаясь от волнения, проговорил он, — подождите десять секунд.

И опять посмотрел вниз.

Один охранник еще продолжал стрелять, а другой… он почувствовал, как по корням волос пробежал колющий холод. Ноги человека высовывались из-под зеленого тела твари, и вторая уже спешила туда.

Другой охранник, расстреляв все патроны, растерянно посмотрел по сторонам и остолбенел от страшного зрелища…

— Беги, беги же! — прокричал оператор и сообразил, что то же самое нужно сделать, включив репродуктор. — Беги!! — прокричал он так, что услышал в усилителе за окном собственный голос.

Но человек внизу сам уже это понял.

Он повернулся, сделал пару шагов, выбирая путь к отступлению, и потерял дорогие секунды. Рухнувшая сверху тяжесть влепила его в асфальт.

Твари успели уже поделить первый труп: одна продолжала терзать тело, другая, отхватив от бедра ногу, оттаскивала ее в сторону.

«Саранча — акула степей, — выскочило из школьных глубин памяти, — пожирает все, если не находит естественной пищи».

Теперь оставалась одна надежда на прочные винтовые лопасти. И нельзя закрывать нижние люки, пусть лезут на запах, или, что у них там…

Там тремя медленными кругами вращалась живая в несколько слоев масса. Сброшенное зерно освободило место, так что новые уже не сваливались за борта.

Вот, индикаторы показали предельное напряжение. Значит, лопасти начали молотить нижних! Только бы верхние не догадались о происходящем и не бросились на другую охоту.

Нет, тупые насекомые не соображали, и он заметил, что прибытие новых как будто бы прекратилось.

К вечеру городок сидел в плотно закрытых домах, все время слушая местные радиосообщения.

И от каждого кто-то снова радовался за своих жен и детей, хотя они и так были рядом, кто-то схватывался за голову, потому что горе произошло слишком близко. Ну а кто-то… к счастью, их было немного.

Диктор всех перечислил.

Мальчик. Священник, который вышел против трех севших на площади гадин. От него осталась только оторванная кисть с зажатым крестом, чудовища разодрали тело и разнесли куски куда-то по воздуху. Двое охранников на кукурузном заводе. Шофер, отвозивший детей в сельскую местность.

По шоферу известие поступило совсем недавно.

Гигантская саранча врезалась по пути автобуса в ветровое стекло. Как поведал единственный сохранивший нормальный психический модус ребенок, чудище боролось с шофером и, в конце концов, дотянулось до горла. Все дети очень любили этого могучего доброго человека, в прошлом морского пехотинца. Ребенок сказал, ему хочется плакать, но он почему-то не может…

Итоговая передача состоялась в одиннадцать, и, разумеется, никто еще не думал про сон.

Местная полиция и отряды самообороны закончили патрулировать улицы. На смену им, сообщил диктор, прибыли специальные федеральные группы. Теперь город абсолютно защищен не только с земли, но и с воздуха, благодаря бригаде армейских вертолетов. Будет немного шумно, но безопасно.

Потом с обращением к городу выступил Президент.

Поддержал и поздравил с мужественным поведением. Пожелал: «так и дальше», и у тех, кто внимательно слушал, это вызвало недоумение. Сказал что-то еще о национальной отваге, которая всегда в трудные минуты объединяет людей, и заключил заявлением, что вся Америка уже гордится их маленьким Черивудом.

Слушавшие в домах отреагировали одинаково: «Вот вас бы … сюда!», — в различной выразительной лексике произнес почти каждый. И общее мнение в местных телефонных разговорах склонялось, понятно, к тому, что в Белом доме уж слишком перегрели себе задницы.

Потом транслировались ответы пресс-секретаря журналистам.

Там сразу сцепились.

Настойчивые вопросы — как связано произошедшее в Черивуде со вчерашним инцидентом в Персидском заливе, о котором не желает говорить Пентагон, — сталкивались с такими же настойчивыми ответами: ситуация везде под контролем, нет оснований для общественной тревоги, разбираемся и разберемся. Президент и его аппарат тщательно изучают… Президент даже отложил свой визит в Японию. Но не потому что он в чем-либо неуверен, а чтобы все знали — Белый дом держит руку на пульсе! Сенат с ним вместе, как никогда. И конгрессмены готовы объединиться, чтобы в одном общем сосредоточенном действии… А почему, собственно, такое волнение? Жертв автомобильных катастроф как всегда столько, что добавленный к ним плюс-минус почти не виден. Это отражает нужную нам устойчивость, гарантом которой являются США и Северо-Атлантический блок. Что или кто способен ее нарушить? Речь не может идти об угрозе национальной безопасности. Меньше волнений, меньше!

— Правда ли, — прорезался какой-то журналист, — что некий полицейский капитан Даллес предложил гениальную идею по уничтожению монстров?

— Майор Даллес, — поправил пресс-секретарь. — Сегодня по указанию Президента ему присвоено это звание. Страна богата талантами, леди и джентльмены. Позвольте мне на этом закончить.

* * *

Прошел еще один день.

И он вдруг просто увидел Уоррена на одной из прогулочных дорожек.

— Здравствуйте, лейтенант.

— Здравствуйте, Найджел.

Он протянул руку, и ее охотно и искренне пожали. Друг или хитрый враг?.. А впрочем, терять уже больше нечего.

— Нас прослушивают, как вы думаете?

— Вряд ли, лейтенант. Я, во всяком случае, специально переоделся, чтобы чего не навесили.

— Я тоже проверил до нитки свою одежду. Значит, можно поговорить?

— Как вы себя чувствуете здесь, в Иране?

— В Иране? Вас обманули, Найджел, мы совсем в другом месте.

— Да? Я подозревал, что дело не чистое. Это Ливия?

— Это Мексика. Мы на двадцати четырех градусах, примерно. Не так уж далеко от своей границы.

— Вы шутите?

— Нисколько. Астрономия — наука расчетов. К счастью, я их немного знаю.

— Значит, мы не у них в лапах?!

— Тише, не надо так. Тем более, что мы именно у них в лапах. Территория прекрасно охраняется. И не показывайте ничего внешним видом: гуляем, беседуем. Беззаботнее надо выглядеть, вы меня поняли?

— Легко сказать…

— А что такое?

— Они заставляют меня гнать препараты в огромных количествах. А Элвис очень умный и превосходно подготовленный биохимик. Очень скоро он поймет, как все это делать без моей помощи.

— Вот тогда они нас и уберут.

— Что?

— Убьют обоих.

— Мне наплевать на свою жизнь, лейтенант! Но с помощью препаратов они могут превратить любую мелкую дрянь в супергиганта. Вам это неизвестно…

— Известно. И не кипятитесь. Гуляем, цветочками дышим.

Уоррен приостановился и, заблестев на него глазами, с хрипотой произнес:

— Я же сказал, они замышляют страшные вещи. Или вы уже вместе?

— Вот-вот, это я и хотел услышать.

— Что, черт возьми?!

— Опять вы в трубу. Ну-ка, присядем у этого кусточка… Вон, видите, ползает.

— Кто ползает?

— Да опуститесь вы ниже… Видите?

— Жук. Причем здесь жук?

— Это не просто жук, а, так называемый, кукурузный навозник. Их полно было у меня в Айове.

— Ничего не понимаю пока.

— Прекрасный жук. Великолепный челюстной аппарат, между прочим. Они здесь очень крупные. Насколько, вы думаете, жуки смогут подрасти?

Уоррен на несколько секунд замолчал, оценивая идею…

— Со свинью, лейтенант.

— На какие сроки?

— Минут на пятнадцать, потом развалятся и превратятся в большие лужи.

— Жрать, естественно, захотят?

— Захотят. Минут десять они будет работать на поддержание организма.

— Что нам и нужно, Найджел. Полтора десятка таких жуков, я их гуляючи соберу.

— Потом?

— Когда все это начнется, вы выскочите через главный вход к автомобилю Элвиса. Тот кадиллак видели?

— Видел.

— Багажник не на запоре, я проверял. И места там для вас вполне достаточно. Он будет спасать свою шкуру. С противником надо работать его оружием, мой друг. Элвис выедет за пределы территории, чтобы переждать, пока его люди справятся с неожиданной ситуацией. У этих жуков на несколько ярдов подлет. Это у маленьких. А крупные, со свинью, здесь такое устроят!.. Захлопнитесь в багажнике, внутренний запор очень легкий, его можно отжать потом изнутри любым предметом, хоть пуговицей. Выскочите по дороге, по моим соображениям, здесь есть неподалеку поселок или городок. Дальше — вам самому понятно. Итак, дадите мне препараты и научите, как вводить. Вот и все.

— Не все. Я не смогу дать вам препараты.

— Почему?

— Я их из лаборатории не вынесу. За этим следят.

Лейтенант оторвал ближний цветок и швырнул себе под ноги.

— Черт, этого я не учел!

— Спокойнее, вы сами говорили: гуляем, дышим.

— Как можно быть спокойным?! К дьяволу, все провалилось!

— Ничего не провалилось. И ловите жуков.

— Для чего их ловить?

— Я все сам сделаю в лаборатории.

— Вы?

— Сумею, не беспокойтесь, прямо на месте.

— Тогда вы первый и погибнете.

Уоррен в ответ улыбнулся. Так, как улыбаются на длительное прощание.

— У вас есть куда набрать жуков, лейтенант?

— Вы погибнете, Найджел!

— А вы заберетесь в багажник.

— Послушайте, меня никто в этом мире не ждет. Родители умерли, жена-танцовщица обобрала и бросила…

— Меня тоже никто не ждет, лейтенант. И нет ведь другого выхода.

Через час…

Да, то самое время.

Кадиллак на месте.

И двое охранников, кивнувших ему, когда он вышел из-за угла.

«На активацию, — говорил Уоррен, — уходит пять-шесть минут. По времени, он уже начал».

Лейтенант минуты три постоял на площадке у входа и, как расслабленный, ничем не интересующийся человек, медленно зарулил назад за угол.

«Теперь самое главное! Если Элвис выскочит при охранниках, в багажник не заберешься. Придется решать ситуацию на ходу — овладевать автоматом. Черт его знает, как оно выйдет… Эх, Глорию бы сюда!».

Он только теперь подумал, что потерял ведь своего сержанта в той схватке у лесного домика.

А как они вместе работали, какой она была чудный профессионал! И дети остались при пьянице муже.

Ладно, ему-то, без близких, легче и умирать.

Он выскочит, показывая, что за ним гонится жук, и попытается оказаться с кем-нибудь из охранников рядом.

Ну, пора уже, пора…

Вить-вить-вить! — включилась сирена.

Внутри здания! Умница, Найджел, сумел!

Лейтенант лег и посмотрел за угол с нулевого уровня.

Встрепенувшиеся охранники глядели туда, внутрь прозрачной двери…

Черт! Из-за другого угла появился еще один.

Неужели останется на страховке?

Слишком нервно держит в руках автомат, полоснет, сволочь, со страху.

А те двое кинулись внутрь, и сирена орет как зарезанная!

Вот, и третий, растерянно поводив головой, сделал два шага к дверям, смотрит туда…

Лейтенант вдруг вспомнил мягкие прыжки кролика. В академии их заставляли так обскакивать спортивный зал, и Джек всегда где-нибудь с шумом падал. А инструктор-китаец приговаривал: «Спи-ной работать, спи-ной, чтобы несли-ишно».

Эх, слышно-неслышно, да Бог всем судья!..

Как высоко вскинулся багажник! Если только охранник сейчас посмотрит назад…

А звук, когда он его за собой захлопнул?

Нет, там внутри здания другие звуки — сжатые глушителями непрерывные цепочки тук-тук-тук…

Лейтенант устроился калачом в просторном багажнике и, чуть успокоившись, проговорил:

— Так, мы едем или не едем?

А через несколько секунд произнес уже про себя: «Мы едем! О’кей, есть пара минут на отдых».

Он успел услышать звук разлетевшегося стекла, громкие человеческие крики, и тут же ухватился за стенку, потому что машина рванулась с места от резкого газа.

Кадиллак понеся… а через минуту начал вилять и вздрагивать.

«Грунтовая дорога, — решил лейтенант. — Но где-то она снова должна стать плавной, пойдет шоссе. Там выскакивать рано. А вот когда автомобиль начнет притормаживать, значит, уже городок или местный поселок. Тогда нужно сматываться».

…………………………………………………………………………………

Плавное, хотя и по-прежнему быстрое движение, наступило скоро. Лейтенант вынул из-за пазухи небольшой твердый, подобранный в саду сучок. Им он отожмет замок изнутри, как нечего делать.

Только когда?.. Машина несется все еще на высокой скорости… Вот, чуть нагрузив одну сторону, прошла поворот.

Еще секунд тридцать гладкого движения…

Нет, снова слегка затряслась…

А теперь вдруг даже запрыгала.

«Куда его, черт возьми, несет?».

Минут десять продолжались и гонка, и тряска.

Потом, шероховато подвигаясь то вправо, то влево, кадиллак снизил скорость.

«Это не городская территория, уж точно».

Через минуту машина встала.

«Понятно, Элвис махнул в пустыню. Или как она тут называется? Обнаруживать себя нельзя. В таком месте точно пристрелит».

Лейтенант даже постарался потише дышать.

«А что если кадиллак таким же маршрутом двинет обратно? Называется — откуда ехали, туда и приехали. Как выражалась его жена: ‘’Откуда вы взялись, туда вас и тянет’’. Тьфу, до чего же похабное существо!».

Неприятная ситуация.

Однако пока все тихо.

Он, сдерживая дыхание, пролежал так еще пару минут…

— Вылезайте, лейтенант! — со стуком в багажник неожиданно прозвучало снаружи.

………………………………………………………………………………

А может быть, лучше не вылезать?

Нет, глупо. Просто вздернет багажную крышку и всадит в него всю обойму. Противно таким скрюченным умирать.

Лучше стоя. И божьему дню в глаза посмотреть напоследок.

Лейтенант выбрался…

— Догадались, Элвис, или автомобильная электроника подсказала?.. Где вы?

Он стоял перед вздернутой крышкой багажника. И никого…

— Я здесь, лейтенант, — раздалось откуда-то спереди. — И если нетрудно, захлопните, пожалуйста, крышку.

Послушно выполнив, он увидел: на него, повернув голову, смотрели из закрытой кабины и разговаривали через микрофон.

Вокруг… да, пейзаж классический, как из учебника: коричневатый песчаник, на редком расстоянии друг от друга кактусы, один огромный, ярдах в ста впереди…

— Вы меня слышите, Элвис? — повышая голос, спросил он.

— Слышу, не напрягайтесь. Вы спросили, как я догадался? Просто стал раздумывать по дороге.

— Поэтому прикатили в пустыню?

— В прерии, лейтенант.

— Такие уточнения меня перед смертью не интересуют. А почему тянете?

— Не взял с собой оружия из-за спешки. Только не радуйтесь, тем неприятнее будет разочарование. — Элвис повертел в руке нечто, похожее на маленький одноразовый шприц. — Нашлось вот это.

Он сразу же понял:

— Препарат? И как вы думаете его употребить?

— Уже употребил. Посмотрите налево, ярдов на пятьдесят отсюда.

Вроде распластавшегося темно-зеленого кустарника по земле… Вытянутого на несколько десятков футов.

Странный, однако, какой-то. Ветра нет, с чего он колышется?

И отчего вдруг появился предательский холод под ложечкой?

Темно-зеленая масса, приподнимаясь, задвигалась…

— Прощайте, мой друг!

Кадиллак сдернулся с места и проскрипел направо в вираж.

Лейтенант не следил за ним. Только слух схватывал уходящий звук автомобиля, а глаза вцепились во вставшую на огромные мощные лапы ящерицу.

Будто с рисунков древних животных.

И голова медленно повернулась к нему…

Она же больше человеческого тела!

К такой гадкой смерти он не был готов!

Ноги сами мчатся…

Так быстро, что уже рвется дыхание.

А сзади — нарастающий скрип песка от тяжелых ударов.

Куда он бежит, хватая ртом воздух?

Кактус! Вот, перед ним.

Разлапистый, высотой больше десятка футов. Единственный, за что можно спрятаться.

Где, что?!..

Зде-есь. Огромная голова посмотрела на него сверху с той стороны…

Но осторожно.

Значит, чувствует проклятая тварь, как опасны сильные иглы.

Мерзко… однако надо понять, кто она все же такая?

Смотрит, с какой стороны обойти…

— Неудобно тебе, паскуда, слишком большая выросла?!

Голова вдруг метнулась к земле и изогнувшись у суженного основания кактуса, почти достала его. От лязгнувшей пасти спасли случайные дюймы.

«Ну и скорость! А пасть без зубов, какие-то продолговатые пластины. Игуана? Мирная ящерица, которая заглатывает насекомых?.. Ну-да, он сейчас для нее вроде этого».

Мысль закончилась, потому что лейтенант во всю прыть побежал вокруг кактуса, от ринувшейся огибать гадины.

Но огромные размеры заставили ее пронестись по большой дуге.

— Ага! — радостно закричал он с другой стороны. — Ду-ра!

Та приблизилась и опять посмотрела на него сверху в просвет между двумя игольчатыми блинами.

Он уже открыл рот, чтобы еще съехидничать, но не успел. Длинная черная лента вылетела навстречу и плюхнулась в грудь.

Отшатнувшись, лейтенант сразу почувствовал, что оказался на привязи. Лентообразный язык, прилипнув к одежде, вдруг резко потащил его прямо на иглы…

Выброшенные вперед ноги, к счастью, пришлись между ними. Упор помог, а руки, что было сил, заколотили в прилипший конец языка…

С той стороны — не понравилось, и ответом стал гневный свистящий выдох.

— Сволочь! — грохнувшись спиной о каменистый песчаник, проорал лейтенант и вскочил на ноги. — Жив останусь, всех игуан перебью!

Ящерица подумала… и плавно легла на живот.

Он вовремя понял — за этим кроется новый прием.

Хвост, вдвое толще пожарного шланга, вылез с другого края и, в мгновение вскинувшись, метнулся концом ему в голову.

Теперь, спасаясь, пришлось приземляться грудью.

Хвост сразу же оттянулся, чтоб нанести удар уже по лежачему.

А, замыкая кольцо, с другой стороны вылезла пасть. Сейчас черный липкий язык полетит ему прямо в лицо!

Лейтенант стремительно откатился прочь от кактуса.

Но ящерица только этого и ждала. Привстав, она стремительно обогнула освободившееся пространство, отрезав жертву от единственного убежища.

«Теперь только скорость!» — простучало сердце.

Бежать… бежать!

Сильнее..

Еще…

Гневный свистящий выдох раздался почти что над головой.

Он почему-то перестал касаться земли, и ноги заболтались в воздухе…

Что это?!

«Все!» — холодно прозвучал внутренний голос.

И сознание уже не понимало себя, а закрутившаяся голова потеряла — где верх и низ.

Обидно!

«Смерть никогда не обидна, сынок».

Слова его отца в госпитале?

Руки прижаты к груди. Его сдавило в комок, сейчас разломятся ребра!

Но боли нет, голову окутала чернота.

И никаких ощущений больше.

Покой… Вот он, вечный…

…………………………………………………………………………………

Сыро почему-то очень…

То есть, просто мокро.

Что они, на Том Свете, в болоте живут?

На руках и на щиколотках, где вздернулись брюки, жжет. Будто бы небольшим огоньком.

Ах, это Ад!..

За что? За честную жизнь, да? Что от других свинство терпел, а сам никому плохого не делал?

«В церковь не ходил, — подсказало внутри, — пивом бражничал».

— Грешен, Господи! — горестно признал лейтенант и… странно, услышал собственный голос.

К тому же, он дышит.

Воздух вонючий и его маловато, но дышит.

Руки, ноги… все вроде при нем.

Как это понимать? Он не на Том Свете?

А на каком?..

Легкие колыхания неожиданно подсказали: «Ты просто — в брюхе!».

В брюхе?

Вдруг выскочило из школьной еще биологии: «Ящерицы вентилируют через открытый рот желудок».

И правда, у них в Айове небольшие серенькие грелись на солнце с чуть приоткрытыми ртами.

Только вот мерзкая жижа — желудочный сок с большим содержанием кислоты для быстрого переваривания.

Надо беречь лицо.

Сколько это продлится?

Те первые чудища, сказал Элвис, жили пять-шесть минут. Но затем удалось добиться большей продолжительности. Если в два-три раза — не страшно. Несколько минут уже прошли без проблем. Однако вдруг тварь просуществует около часа? Тогда не выжить. Переварит, подлая.

Он, приподнявшись, уперся в ослизлую боковую поверхность.

Очень неудобно, и долго так не продержишься.

Тем более, встряхивания вверх-вниз неожиданно участились. В них обозначились темп и такт.

Стало ясно — ящерица ритмично и быстро двигается.

Внезапно его сорвало со стенок! И он едва уберег лицо, вздернув голову.

Еще раз метнуло, будто в машине на крутом вираже.

Что происходит?..

Крик? Или кажется?

Человеческий вопль. Да так, словно где-то рядом.

Крик, ворвавшись, заполнил уши, и, в следующий момент, обескураженный лейтенант сильно получил чем-то по голове.

— Черт вас дери, не орите на всю преисподнюю! И не пихайтесь!

Крик смолк и перешел в заикания:

— Кто… что… вы человек?

Лейтенанта вдруг стало разбирать от смеха.

— Умерший я грешник, маюсь. Берегите лицо, вокруг кислота.

— Как?

— Мы в Аду, разве не поняли?

— …вы смеетесь? — жалобно и совсем неуверенно спросил новый гость.

— А что прикажете делать? Да не дергайтесь, Боже, как хорошо здесь было без вас.

— На меня напало чудовище, я американский турист, ехал в открытом джипе.

— Отдыхайте теперь. Тем более, вы под охраной родной полиции, я лейтенант.

— Тогда почему не стреляете?!

— Это реликтовый зверь. Его защищает закон.

— А меня?

— А вас во вторую очередь. Впрочем, если угодно, попробуйте выйти через задний проход. Только затем он сожрет вас снова.

Человек застонал, и лейтенант понял, что развлечение надо оставить.

— Успокойтесь, старайтесь, чтобы жижа меньше попадала на открытые участки тела. Нам нужно продержаться какие-то десять минут.

Он прикинул: прошло уже минут семь или восемь с момента, когда чудовище встало на ноги. Еще десять, даже пятнадцать, пусть с ожогами, но они продержатся.

— И не будем разговаривать, для двоих здесь слишком мало воздуха.

Воздуха действительно стало меньше, и через пару минут сосед отчетливо засипел.

Но молодец, держится, не паникует.

Да, один, упираясь в стенки, он продержался бы и более получаса. Теперь слишком для этого тесно. Приходится, стянув ноги и голову, сидеть на заднице. Ее и нижнюю часть спины сквозь промокшую ткань уже ощутительно жжет.

Еще через минуту сосед утяжелил дыхание, но не проронил ни слова.

…………………………………………………………………………………………

Тварь, похоже, не движется. Нет никаких потряхиваний. Ну да, нажралась.

Лейтенант, испытывая уже вполне противные жгущие ощущения, два раза досчитал до шестидесяти…

Сколько всего прошло? Тринадцать-четырнадцать минут?

Партнеру должно быть немного легче, он все-таки позже прибыл.

Терпит-молчит, уже хорошо.

А ну-ка, еще отвлечь себя счетом.

Раз, два…

Хотелось считать быстрее, но разум требовал не спешить.

А голова от отсутствия кислорода и общего напряжения стала немного плыть. Нельзя! Не дай Бог выключится сознание.

Тридцать пять, тридцать шесть…

Он сам уже очень часто и тяжело дышит, и сил не хватает сидеть дольше в этой окоченелой позе…

Но надо.

Пятьдесят один… два…

Их слегка колыхнуло.

Тварь снова движется?

Если проклятая заглотит еще кого-нибудь, им тут и двух минут не прожить.

Нет, движение больше не ощущается.

Семьдесят три, семьдесят четыре…

Он не заметил, как насчитал минуту?..

Да, голова вдруг на моменты темнеет, и возникает предательское желание покориться этой расслабленной пустоте.

Напарник, судя по всему, тоже дошел до точки и, заворочавшись, попробовал что-то сказать. Но их сильно тряхнуло.

Тряхнуло еще.

Не так, как раньше. А будто тварь вздернулась несколько раз снизу вверх.

Прошло еще несколько секунд и вместилище стало мелко-мелко подрагивать.

«Процесс пошел!».

Чьи это слова?.. Кого-то из русских классиков?

Дальше больше.

Лейтенант внезапно почувствовал, как мелкими брызгами вокруг полетела вода, и испугавшийся сосед заметался.

Потом завопил… да он и сам к этому близок, оказавшись под бьющими струями, словно в душе «Шарко».

«Так недолго и захлебнуться!»

Оно почти и случилось, но все вдруг свалилось куда-то вниз, и вместе с падающими на голову потоками появился воздух…

………………………………………………………………………………

— Вы живы, лейтенант?

Прозвучал голос неподалеку, и он, отфыркавшись, сидя по пояс в поганой луже, нелепо переспросил:

— А вы?

— Кажется, жив.

— Ой, фу… грязь-то какая. Даже жена меня так не обгаживала.

Он напрягся и поднялся на ноги.

Растекавшиеся потоки были уже не выше колена.

И вскрикнул от радости! Менее чем в ста ярдах стоял небольшой джип.

— У вас там есть запасная одежда?

— Спортивный комбинезон.

Провинциальная полицейская диспетчерская содрогнулась:

— Где ваш начальник?! Немедленно! Я лейтенант американской полиции! Рядом с городом тер-рористы!!

— Вам нужен команданте, сеньоро?

— Именно! Срочно ведите меня к команданте!

……………………………………………………………………………………

Неплохо — они прилично владеют английским.

— Сэр, где именно, вы говорите, это место?

Он попросил бумагу и стал рисовать, сообразуясь с движением по обратному ходу…

— Вот здесь, сэр?.. Четыре мили от города?

— Примерно так.

— В этом месте чья-то дорогая усадьба. Там частное владение.

— Там нужно все заблокировать, команданте. Они вывезли на эту территорию не только меня, а и крупного американского ученого.

— Похищение людей, сэр?

— Да, и кроме того, там располагается группа вооруженных боевиков. Их нужно брать большими силами.

— У меня только двадцать человек, считая тех, что на отдыхе.

— Это мало. Обратитесь за помощью. Нужна военная группа в пятьдесят человек, плюс полицейские, которые заблокируют все дороги.

Сочный со смолистыми усами человек, успокаивая, поднял руку:

— Я буду сейчас говорить по телефону. Они никуда не денутся. От меня еще никто не ушел, вам подтвердит каждый лавочник. Садитесь на диван, отдохните. — Он обратился к молодому в непонятных офицерских знаках помощнику: — Диего, дай гостю все, что ему захочется.

Кажется, только сейчас, в углу на диване просторного кабинета, он перевел дух и почувствовал вдруг, как приятно же на свободе дышится.

— Текила, кофе, сэр?

— Ой, так хорошо, что ничего не хочется.

— Сигарету или сигару?

— Спасибо, я не курю.

Помощник почти что чисто говорил по-английски:

— Пива, сэр? У нас очень хорошее здешнее пиво.

— Пива?.. Да, я бы немного выпил. Вы очень гостеприимные люди, Диего.

— Сейчас будет, сэр. Вы тоже гостеприимные люди. Мне было очень хорошо у вас на стажировке во Фриско. Посмотрите пока телевизор.

Телевизор болтал какую-то чепуху, но по угловому значку, это был не местный канал на английском, а Си-эН-эН.

Пошла рамка показа текущих событий.

Ему еще трудно вернуться к прежней, подаренной судьбой жизни, поэтому и слова диктора звучат только как голос…

А вот, на экране появился Джек…

Джек?! Что он там делает, среди кучи народа?..

О Боже, Глория! Она жива!

Стоит сейчас сзади между Джеком и губернатором.

О чем они говорят в журналистские микрофоны?..

— Майор, как вам пришла эта замечательная идея в голову?

Джек Даллес проверил обеими руками свою прическу:

— Идеи всегда приходят именно в это место, леди и джентльмены! У меня, во всяком случае, не случается по-другому.

— Нет, по поводу той конкретной идеи, сэр.

— Друзья и коллеги, все очень просто. Практика — лучший учитель. — Джек чуть скосил глаза на Глорию.

— Как сказал лорд Френсис Бэкон, — помогла та.

— Да, мой привет этому умному англичанину. — Брови Глории, от «приветов» умершему четыреста лет назад, поползли вверх. — Надо только лишь обращать внимание на факты, господа. Попробуем их оценить. — Он, вынуждая к паузе, довольно осмотрел присутствующих. — Человек в среднем на восемьдесят процентов состоит из воды, не так ли? Но разве это водяной мешок? — Джек категорически мотнул головой: — Нет, он сильный, жесткий. Посмотрите на наших замечательных спортсменов. Вода, понял я, составляет собой отнюдь не инертную жидкость. Возьмите простую шоколадную плитку: в ней много воды, но она же не вытекает. Не правда ли? — обратился он к молоденькой журналистке, и оба вместе глупенько рассмеялись. — Вот именно, мэм. А дыня, сбросьте ее кому-нибудь на голову… Не желаете? Правильно, и я вам не советую. Но дыня на девяносто пять процентов состоит из воды. Леди и джентльмены, я все перепробовал. Нужно делать шаги самому. Расстреляйте плитку шоколада из пистолета, и у вас получится куча мелких плиточек. А если шоколад будет большим и толстым, пули не причинят ему ничего, кроме бессмысленных дырок. То же самое произойдет с мороженым, — Джек махнул рукой, — а, и со всем остальным! Значит, прошу внимания, вода не инертна, а в каждом продукте обладает скрепляющим структурным свойством. Что нужно, следовательно, сделать, чтобы разрушить продукт?.. Вбросить туда концентрированную соль! Весь мир уже знает мой этот ответ. И чем больше в биологической структуре воды, тем пагубнее для нее соль. Маленькие солевые пули, и искусственные структуры монстров рушатся. Такие пули блестяще показали себя на испытаниях, потому что из лаборатории покойного Уоррена еще удалось забрать экспериментальные препараты.

«Да уж, теперь покойного, — горестно осознал лейтенант. — А Джек, сукин сын, майора себе заработал».

Вперед выступил губернатор:

— Нация и весь мир спасены! — провозгласил он.

И тут же какая-то дама с визгом бросила в него цветочный букет. Бросила слишком сильно, тот хлопнулся губернатору прямо в морду, а упустившая этот эпизод охрана растерянно засуетилась.

— Большое спасибо! — поблагодарил губернатор. — Теперь самое время вспомнить о нашем главном герое, нашем блистательном лейтенанте. Сорок дней, леди и джентльмены, сорок дней со дня гибели этого прекрасного человека. Прошу всех проехать на кладбище.

— Про кого они говорят, Диего?

— Ваш коллега, сэр, доблестный офицер, первый, вступивший в борьбу с чудовищами. И ваше пиво. Попробуйте.

Команданте, которого он все время ловил боковым зрением, бурно общался по телефону, и испаноязычные рулады то уходили вверх, то снижались, видимо, от таких же встречных с другой стороны.

— Что-то не получается, Диего? Руководство не соглашается на операцию?

— Нет, сэр, руководство всегда соглашается на операции, неважно какие, надо тренировать солдат. Команданте пока еще говорит со своей женой. У них всегда так, когда он к вечеру собирается задержаться.

— O, Santa Madona!

— Почему, сэр?

Но лейтенант не успел ответить. Программа вырезала промежуточные кадры, и сейчас длинный кортеж автомобилей подъезжал к кладбищу.

И снова укорачивая съемку, показали… его могилу.

— Как пиво, сэр?

— Лучше всего остального!

Ему, на сороковой день, понесли цветы…

Джек медленно подошел со своим личным венком. С лентами: «От Лучшего Друга». Положил, потрогал каменную плиту, погладил ее, как человека за плечи, и, вдруг затрясшись, заплакал.

Услужливые камеры показали его грубоватое лицо, с катящимися по щекам светлыми каплями, и Глорию, попытавшуюся помочь ему отойти. Но Джек не отрывал рук от плиты и плакал…

Заиграли национальный гимн.

Лейтенант встал и застегнул какие-то пуговицы.

И губернатор, вон, плаксиво опустил физиономию… и украдкой посмотрел на часы.

Плачут… а капитана не могли присвоить посмертно.

Вот, плачут теперь, когда его нет.

Горько… и ему самому сделалось тоже.

Жена бывшая, эта уж точно сейчас рыдает! Обеспечения по смерти разведенного мужа ей получать не положено. Небось думает, чего еще из дома не унесла? Вот сокрушается, стерва!

Лейтенант поднял кружку с пивом и улыбнулся: «Нет, всегда остается что-то светлое в этой жизни. Что бы от нее самой ни осталось, а подумаешь — светлое есть!».