ЧАСТЬ I.

Стена бежевого шлифованного кирпича оставляла для обзора только зеленую крышу особняка в глубине территории, куда можно было попасть через раздвижные ворота, либо через стальную дверь, тоже сейчас закрытую.

По другую сторону асфальта — лес.

Человек, выбравшийся из такси, посмотрел туда, на стволы сосен — желтоватые у крон, с прятавшейся в желтизне краснотой, которая улавливалась ощущением, а не зреньем.

Таксист вынул из багажника небольшой чемодан, поднес и вежливо попрощался. Подумал, видно, что клиент прибыл домой.

Пожилой человек с этим «монтировался» — в летнем костюме хорошего импорта, загорелый, с короткой стрижкой, умело скрывающей наступившую уже редкость волос, еще привлекали глаза — очень спокойные, с командным чуть выражением.

Человек повернулся к высокой кирпичной стене, но не двинулся, ожидая.

Тихо.

Слышен только, уже издали, звук уходящей машины.

— Здравствуйте, Сергей Петрович.

— Здравствуй, Алексей.

Мужчина лет тридцати, спортивный, немаленьких габаритов, поспешил навстречу и, обгоняя желание возразить, ловко отобрал у приехавшего чемодан.

— Да, Сергей Петрович, такие вот дела, жить бы еще и жить...

Человек приостановился у открытой двери.

— Нет, Леша, жить ему было нечем.

— Шутите, Сергей Петрович, столько всего?

— Вот. Ты у него четыре года?

— С лишним.

— А часто видел веселым?.. Можешь не отвечать. Он, Леша, по натуре чемпион, а когда выиграл все и понял, что финишных ленточек больше не будет, — человек шагнул внутрь, — тогда жизнь и кончилась.

Сзади щелкнула замками стальная дверь, а прибывший увидел знакомый фасад с бельэтажем тонированного сплошного стекла; он продолжил вслед сказанному:

— Думаешь, трудно ему было сердце подлечить? Даже при этих делах? — два пальца коснулись шеи. — Не хотел, говорил: мне судьба не велит.

Оба пошли по зеленому ухоженному газону.

— Родственники все собрались?

— Да.

— А когда назначены похороны?

— Не назначены пока.

Человек приостановился и вопросительно посмотрел.

— Тело набальзамировано, в морге сейчас. Тут, Сергей Петрович, такая история...

* * *

— Завещание, господа, я оглашаю в присутствии свидетелей. Вы, молодой человек?..

— Алексей, начальник охраны.

— Не «Алексей», а полностью — фамилия, имя, отчество. Вот в этой графе, и внизу под ней — число, подпись. И вы.

— Это мой сотрудник.

— То же самое, следующие две графы ниже.

Трое мужчин и женщина расположились в креслах просторного нижнего холла. Нотариус стоял напротив этого полукруга, рядом с изящным инкрустированным столиком, низким, и потому неудобным для двух молодых людей, ставивших свои фамилии и подписи на бумагах.

Справившись, они отошли в сторону и дисциплинированно замерли.

— Сейчас, господа, я оглашу завещание, но прежде прошу ваши паспорта.

Произошло шевеление, мужчины встали, женщина, вынув из сумочки, протянула одному из них свой.

— А твой зачем?

— Ну, попросили...

Нотариус обратил внимание:

— Да-да, сударыня, и ваш тоже.

Процедура заняла малое время, документы вернулись хозяевам, а те — на свои места.

— Итак, господа, заявление составлено, — нотариус скороговоркой прочитал — где и когда, и что каждый получит полагающуюся ему копию. — Итак, господа, согласно воле покойного: «Наследниками моего имущества, состоящего...»

Он перешел на медленный темп.

А голос повысил.

После первой имущественной позиции сделал паузу.

Перешел ко второй...

Счета...

Недвижимость, зарегистрированная в России...

Недвижимость, зарегистрированная за границей...

Иные имущественные ценности...

Начали строиться в ряд.

Известный, наверное, по существу всем присутствовавшим, ряд продолжался, а прибавляясь новым описательным пунктом, застывал общей конструкцией, которая, стало скоро казаться, лишь соприкасается с этим маленьким пространством и незначительными людьми. Ей не было места и там наружи, внутри бессмысленной кирпичной стены, непонятно зачем растущего рядом леса и тем, что могло быть за ним.

Кто-то нервно отрывисто кашлянул, а молодой охранник, не выдержав, прошептал:

— Это ж каждому и внукам, и правнукам...

Старший строго поднял в ответ указательный палец.

Но нотариус, наконец, закончил.

И ему самому понадобилась маленькая передышка, чтобы вернуть себя в прежний привычный масштаб.

Убедившись, однако, что всё на прежних местах, он снова опустил голову к раскрытой папке.

— ...«Объявляю своими наследниками двоюродного брата», — он назвал фамилию, имя, отчество, а брюнет лет пятидесяти то ли вдохнул, то ли выдохнул, — «сводного брата... », — светловолосый, постарше, сделал легкий кивок и уставился в пол, — «племянника покойной сестры... », — молодой человек рядом с женщиной не выдал в выражении ничего, но тут же вздрогнул и повернул к ней голову, — «и находящуюся с ним в браке...», — нотариус оторвался читать и посмотрел на женщину: — Вы тоже означены в числе наследников, сударыня.

Кажется, главное прозвучало.

Список имущественных позиций очень превосходил числом тех, кому было что-то положено, а любое в нем «одно» стоило... младший охранник опять захотел что-то сказать, но, не сумев выразить, лишь повел головой из стороны в сторону.

Молодой племянник покойного встал, желая разрядить нервные накопления, но был остановлен приказным почти тоном:

— Сядьте, пожалуйста, я не закончил.

Нарушитель попросил улыбкой о снисхождении, и опять установилась тишина, но не прежняя, а с живым человеческим фоном.

* * *

— Начал он, Сергей Петрович, по мелочи. Вам «зелеными» миллион...

— Кхы, по мелочи, говоришь?

— Ребятам по сотне, и мне триста штук. Нам эти деньги без всяких условий, а им...

* * *

— Условия наследования, господа.

Нотариус поставил на стол небольшую коробку.

И все-таки опять потребовал тишины, потому что в креслах начали обмениваться фразами, и кто-то у кого-то уже просил сигарету.

Только женщина обратила внимание на его слова и внимательно ждала продолжения.

— Все перечисленные денежные и имущественные ценности наследуются одним человеком путем предусмотренного завещанием жребия.

И она одна поняла сказанное.

Остальные лишь услышали слова, но не смысл, лица сделались слегка напряженными, с ощущением казуса, случившегося от собственного невниманья.

Нотариус, тем временем, вынул из квадратной коробки другую — поменьше и круглую — и снял с нее крышку.

— Здесь четыре разъемных шара, господа. Вы такие процедуры видели, конечно, по телевизору. Разнимаете шар, внутри на плоскости у одной половинки крест — это выигрыш. Пусто — проигрыш. В завещании предусмотрено время. У вас, господа, всего одна минута.

На столике появились небольшие песочные часы с маленькой желтой массой у верхнего конуса, тонкая струйка потекла вниз, разбрасывая на дне песчинки.

Нотариус, убедившись, что простенький механизм работает, снова обратился к аудитории:

— Итак, одна минута, а вернее сейчас... секунд пятьдесят. Не пожелавший или не успевший, господа, автоматически исключается из процедуры жребия.

Женщина уже подходила к столику, но прочие не вышли из столбняка.

— Прошу вас, сударыня. Но шар пока не раскрывайте.

Она чуть поводила сверху рукой, вдохнула и взяла.

— Благодарю вас. Осталось... секунд сорок. Прошу, господа. Впрочем, как вам угодно.

Теперь двое, вполне сознавая лишь, что нужно спешить, направились к столику и только один, поименованный раньше «двоюродным братом» удивленно поглядел на них, не двигаясь в кресле.

У коробки оба подошедших ускорились, и тут же замешкались, не зная, который шар взять...

Но получилось.

Теперь и они вдруг поняли, во что играют.

Нотариус обратился к последнему:

— У вас еще есть пятнадцать секунд.

Сидевший в кресле не то чтобы понял, но что-то в нем заработало.

Человек встал.

— Побыстрее, — произнесла женщина, на тонком красивом лице смешались досада и нетерпение.

— Да пусть его, — одернул муж, а нотариус уставился на последний уходящий песок.

— Семь-шесть секунд.

Человек неуверенно шел, все с тем же растерянным чувством: «а, надо ли?».

Младший охранник, не выдержав, громко произнес «ой», струйка уже добегала из ничего, но на последних шагах человек проявил проворность и на ходу извлек шар.

— Вот!

Он, словно желая обрадовать остальных, поднял руку с ним вверх.

— Да, вы успели.

Похоже, и хладнокровному нотариусу это принесло облегчение.

— Свидетели, подойдите, пожалуйста, ближе.

Двое молодых людей сделали пару шагов, но нотариуса дистанция не устроила, он приказал встать с ним рядом.

— По разные стороны. Вы здесь, а вы... да.

Получилась своеобразная тройка с «председателем» посередине.

— Теперь, господа наследники, откройте ваши шары и продемонстрируйте нам результат.

Стало заметно, что никому не хочется это делать.

— Прошу! — подстегнул нотариус.

Руки людей задвигались, размыкая небольшие белые шарики...

— Внимание, господа свидетели. Итак? — прежде чем он продолжил, раздались вздохи, неясные звуки, «черт!» выговорила молодая особа. — Крест у вас, сударь, — рука нотариуса показывала на блондина — сводного брата покойного.

Тот никак не отреагировал.

Стоявший с ним рядом темноволосый, чуть не опоздавший к жребию человек, теперь проявлял подвижность — глядел на крест на чужом шаре, переводил взгляд на нотариуса, на другие лица, пытаясь в них что-то понять. В лице женщины заметна была переживаемая досада, но муж ее нашел в себе силы проявить благородное хладнокровье.

— Поздравляю, — он протянул руку счастливчику.

Тот, впрочем, таким вовсе не выглядел.

Переложив шар из правой в левую руку, но чтобы нотариус продолжал видеть крест, он ответил быстрым рукопожатием и вернулся в исходное положение.

* * *

— Интересная история.

— Это, Сергей Петрович, не самый финал.

— А что еще?

— Я тут записал, более или менее точно. — Старший охранник извлек бумажку: — «Наследник любой очереди вступает в права после похорон и не имеет права покидать территорию до дня похорон, а день назначается по общему согласию всех четырех». И еще сказано: «В случае отказа вступления в наследство, получившего это право по жребию, его физической или гражданской недееспособности после объявления завещания, наследство распределяется равными долями»... я не дописал, но между остальными, в общем. А что тут означает «гражданская недееспособность», Сергей Петрович?

— Гражданская?.. Психическая невменяемость или вынесенный по уголовному преступлению судебный приговор, вот что это означает. Любопытно. Ну, пойдем в дом?

— Пойдемте. Странно — «гражданская», а по «уголовному».

— Эта такая юридическая формулировка стандартная, Леша.

Они прошли к дому, где после газона начинался окаймляющий синеватый асфальт, и прямо с него ступили внутрь разъехавшихся на фотоэлементах панелей.

Глядевшие во внешность затемненные стекла невольно побуждали встретить приглушенность внутри, но что-то такое и предусмотрел архитектор, желая поразить входивших воздушным объемом, еще более светлым и солнечным, чем давала снаружи природа — свет шел через стекла и добавлялся вертикальной системой тоненьких шахт зеркального перископического устройства. Зайчики, проникавшие сверху, лезли озорными пятнами в зелень зимнего сада, росшую кругом в изобилии, бегали по ореховым перилам просторной лестницы, уходящей спиралью вверх. Хоть не от первого впечатления, гость все равно приостановился, поводил в стороны поднятой головой и даже вдохнул в себя так, словно захотел вобрать кусочек пространства.

— Хорошо здесь.

Но почти уже улыбнувшись, перехватил взгляд молодого человека и ответил таким же — да, все это для них обоих очень скоро останется в прошлом.

Зимний сад обходил первый этаж с трех сторон, кроме противоположной, на которой находился бассейн.

Человек показал туда кивком головы:

— Работает?

— Да, чего ж ему не работать.

Оба увидели женщину, появившуюся рядом с розовым чайным кустиком, стройную очень, в темно-сером открытом платье, но не траурном, по фасону, скорее, — вечернем.

Расстояние было несколько большим удобного для взаимных приветствий, и охранник решил посодействовать:

— Вы познакомьтесь тут сами. Я, Сергей Петрович, отнесу чемодан в вашу комнату.

— Спасибо, Алеша.

Прибывший повернулся к женщине, чуть постоял и сделал к ней несколько шагов. Та тоже сдвинулась ему навстречу.

— Вы с юга?

— Да, здравствуйте.

— Здравствуйте. Муж говорил, вы были другом покойного?

— В этом роде. Меня зовут Сергей Петрович.

— Елена.

— Припоминаю. Ваше имя как-то звучало — жена его племянника. Не ошибся?

— Правильно.

Она сдержанно улыбнулась.

Еще показалась мужская фигура метрах в пяти впереди, фигура сначала выдвинулась из-за увитой плющом перегородки, однако затем сдвинулась наполовину назад — опять расстояние было малоудобным для представлений, и приехавший лишь сделал кивок в ту сторону.

Женщина обернулась

— Владимир… двоюродный брат.

— Да, тоже припоминаю. Но видеться не приходилось.

Средних лет человек расслышал слова и подтвердил их полуулыбкой.

— А что мы стоим, — она сделала знак рукой, приглашая в глубину зимнего сада.

Приехавший подчинился, показав даме идти вперед, и по дороге чуть задержался у розового куста с небольшими нераспустившимися еще бутонами — зелень сада была очень знакомой, а этот куст всегда особенно нравился. Дальше будет уютный грот с мягкими креслами, баром и фонтанчиком в напольной бронзовой вазе, где они, да, много сиживали с покойным.

Приехавший обошел деревце с красноватыми листьями и сразу за ним увидел знакомый продолговатый стол, кресла, молодого человека на другом конце, и тот, старше, что был впереди, сел с ним рядом.

— Здравствуй, Аркадий.

Тот, привстав, поздоровался и поинтересовался для вежливой процедуры о том, как прошла для гостя дорога.

Бутылок на столе не было — только бокалы, гостю следовало распорядиться по этому поводу самому, у других имелось уже содержимое, а из бокала молодой женщины шли пузыри.

Человек, хорошо представляя выбор, тоже было подумал о стакане брют «Абрау-Дюрсо», не магазинном, конечно, а том, что привозили сюда по заказу, но позволительное для дамы мужчине в траурный день шло не очень, да и в машине подукачало.

Он подошел к бару, подумал у бутылочного многообразия…

Плеснул себе немножечко скотча и сразу выпил глотком.

Еще подумал, снял с крючка штопор, за его спиной пока никто не проронил ни слова.

Красное терпкое «Бордо» полилось в стакан — темное, уверенное в себе, как допускавшиеся к сбору этого сорта немолодые уже и благополучные французские женщины.

Приехавший возвратился к по-прежнему молчавшей компании и сел у длинного конца стола, оказавшись от остальных на некотором удалении.

Оно и лучше от табачного дыма, хотя легкие синие струйки быстро тянуло вверх.

У ближнего пустого кресла стоял недопитый стакан отлучившегося четвертого — стало быть, свободного брата умершего от первого по отцу брака, старшего его немного годами — угадавшего, значит, наследство по жребию.

Прочим, надо полагать, здесь невесело.

Человек хотел спросить про похороны, но не успел.

— Вы на пенсии или работаете, Сергей Петрович? — поинтересовался брюнет.

— Работаю. Благодаря вашему брату, кстати сказать.

— А кем, если не секрет?

— Руковожу, — человек приостановился и сделал большой глоток, — охраной крупной компании руковожу. — Он не стал опускать стакан и сделал еще — теперь так, чтобы интенсивный букет немного пополоскался по рту… — А когда похороны?

Ему не ответили и отчего-то переглянулись.

— Вы бывший военный? — женское резное лицо смотрело на него в пол оборота — внимательное и красивое.

— Я бывший следователь, Елена.

Человек поставил стакан и задумался.

О чем ему было сейчас?

Только о том, как быстро движется время, очень быстро, порою кажется — как поезд, вошедший в туннель, вот виден уже его маленький оставшийся хвостик.

— На этом поприще мы с ним и познакомились двадцать годов назад.

— Когда он сидел?

— Нет, перед этим. Я вел его дело.

Она теперь повернулась к нему, и дымчатые какие-то глаза стали шире.

— Вы его и посадили?

— Посадил. Аркадий, ты разве не знал эту историю?

— Нет.

Захотелось еще глотнуть, но человек решил досказать.

— Фарцовка. А где фарцовка, там часто валюта. С валютой — это двенадцать минимум. В начале восьмидесятых он к нам попал. Тогда никаких снисхождений. Он, помнится, тихо так проговорил: «Мать не доживет».

Человек мотнул головой, взял стакан, еще раз мотнул и выпил тремя глотками.

— Хе, мне закрывать уже дело, заключение писать, я даже ему потом не рассказывал — всю ночь не спал. Мы ж людей научаемся видеть. Другой на три года напакостит, а задушить бы мерзавца. А тут вижу, совсем не гнилой человек. И можно переквалифицировать на семь. С нарушениями, конечно. Но можно. Ну, где семь, там и пять через условно-досрочное.

Человек посмотрел на стакан, выпитый слишком быстро.

— Вот такие дела.

Что-то пробежало сразу между тремя, сообщившись через внутренний телефон, и человек понял это вроде комплимента в свой адрес.

Женщина вдруг энергично допила свой бокал.

Гость встал.

— Вам налить, Елена?

— Если можно... — она немного смутилась.

— Да, «Абрау-Дюрсо».

Он направился к бару, а мужчины и женщина, будто спрашивая друг друга, обменялись торопливыми взглядами.

— Так когда похороны?

— Вы присядьте, пожалуйста, Сергей Петрович, — попросил в ответ молодой человек.

— Ну, сейчас вот налью.

Он вернулся со стаканом темно-красного и светлым с пузырьками бокалом.

— Прошу вас, сударыня.

— Спасибо.

Послышалось движение в глубине зимнего сада от возвращавшегося четвертого родственника, чей недопитый стакан с белым вином стоял рядом, приехавший повернул в ту сторону голову — он только слышал от покойного о существовании сводного брата, но никогда его здесь не встречал, — однако, минуя деревцо с темно-зеленым стволом и красноватыми листьями, явился Алексей.

— Добрый день. Я хотел узнать, не требуется ли от меня чего? Сергей Петрович, вещи у вас в комнате.

Племянник Аркадий ответил за всех, что не требуется, а старший охранник вежливо сообщил что и так все знали — в случае необходимости достаточно позвонить. Домик охраны находился тут же на территории.

— А где ваш четвертый родственник? — приехавший спросил больше для разговора. — Подскажите, заодно, как его величают.

Племянник стал стряхивать пепел, двоюродный брат решил отхлебнуть, пауза, непонятно отчего, затянулась.

— Он умер, — тихо проговорила женщина.

Человек недоверчиво посмотрел — неуверенный, что не ослышался. Взгляд перешел с женщины на соседний бокал.

— А это вот чьё?

— Его.

Даже менее значительные события требуют кое-каких подробностей, это написалось на лице человека — его левая бровь сдвинулась вверх и застыла.

— Э, позвольте мне, — начал двоюродный брат.

После этого он захотел вздохнуть, захотел откинуться на спинку кресла — то и другое не получилось.

— Мы незадолго перед вами сидели тут, обсуждали, ну, вы сами понимаете.

— Ни черта пока что не понимаю.

— Да. Мы обсуждали, так сказать, ситуацию.

Говоривший испытывал нехватку слов.

— Он почувствовал себя плохо?

— Нет. То есть, да. — Рука показала на кресло: — Он умер.

— Вот здесь? — Человек тоже показал на кресло: — Ни с того ни с сего?

— М-м… в каком-то смысле.

— В смысле мгновенно, — добавила женщина

Почувствовалось, ее очень раздражает начало, но она не знает еще, что с этим делать.

Сам собой напрашивался вопрос:

— А куда вы дели труп?

И племянник заспешил вступить в разговор:

— Сергей Петрович, не подумайте чего-то дурного. Труп мы отнесли в подвал, там есть холодильная камера.

— Граждане, если имеется труп, то должна быть и милиция.

Сразу же попытались сказать все трое.

Прежде всего, что не нужно спешить, надо подумать «как лучше», разобраться и… женщина сформулировала, наконец, в более отчетливом смысле:

— Мы все трое являемся наследниками второй очереди. По завещанию...

Гость, чтобы не выслушивать, поднял руку:

— Алексей мне про завещание уже рассказал, — все, глядя на него, замолчали. — Только что вас смущает?

— То, что нас всех арестуют к хреновой матери.

— Подожди, Аркадий, — начала его жена, но тот не стал ждать и, отправившись к бару, довел мысль до конца: — Обвинят, и мы получим шиш вместо наследства.

Судя по всему, он выразил главное, так как другие к этому ничего не добавили.

— А что может произойти, если вы его не убивали?

Центр вопроса отчетливо слышался в первой, а не второй его части, двоюродный брат, тем не менее, глядя человеку в глаза, испуганно закачал головой и даже отвел от себя такое руками.

— На вас, Владимир, никто пальцем не тычет, — недовольно сказала женщина в ответ на подчеркнуто персональное отмежевание, — но в завещании есть что-то вроде коллизии. — Она посмотрела на гостя: — Это так на юридическом языке?

— Ну в общем, правильно.

— Мы не убивали, но ситуацией могут воспользоваться.

— Кто, например?

— Сергей Петрович, мы живем в бандитской стране — вы это отлично знаете. Да хоть коллеги ваши. Да кто угодно.

Волнение в ее глазах вдруг исчезло и появилась пристальность.

— Вы, извините, с работы в органах давно ушли?

— Давно.

— Сами?

— М-м, сам.

Гостю вопрос не понравился:

— Причем здесь моя биография?

— Притом, что вы опытный человек. Если речь идет о четырехстах миллионах долларов, могут ваши коллеги вместе с прокуратурой, вместе с властями местными нас взять в обработку?

Там, наружи, облако закрыло солнце, в воздухе и в зелени вмиг исчезли золотые блики, свет стал строгим, словно о чем-то предупреждающим.

Женщина продолжала:

— Например, мы от всего отказываемся и дело закрывают? Или еще лучше: всех сажают за убийство по сговору, имущество переоценивают — один к десяти, дальше рассказывать?

— Тут одних картин миллионов на двадцать, — муж, вернувшись, сел в кресло и полез в пачку за сигаретой, — два-три дня и готово — уже висят копии, — и, щелкнув зажигалкой, дополнил: — пока мы будем сидеть в пресс-камерах.

Гость поморщился:

— Ну, вы уже без всякой меры нафантазировали.

— Ничуть! — струя дыма, тоже не соглашаясь, метнулась в воздухе. — Если б речь шла о четырех миллионах, я бы еще подумал.

— И то, — остерегая, сказала супруга.

— Да. Четыреста миллионов, и даже с лишним. Это какой дележ?! Страшные деньги толкают на страшные вещи.

— Правильней, на любые, — снова уточнила жена.

На него смотрели три пары глаз, две настойчиво и одна почти умоляюще. Эти глаза опустились вниз, а губы почти прошептали:

— Черт бы подрал все эти богатства.

— Ой, Владимир, не надо! — молодой человек брезгливо дернул щекой. — Лучше подумать, как с их помощью из этого выбраться.

Но супруга внесла свое предложение:

— Нам нужна ваша помощь, Сергей Петрович.

— Моя? А в чем вы ее видите?

Он сразу еще спросил:

— Охрана пока не знает?

Аркадий ответил, что «нет», а его жена совсем обрела уверенность, и села свободно — перекинула ногу на ногу, изящно удлиненную вниз от колена — модельная вся какая-то девочка.

— Мы хотим от вас очень простого, Сергей Петрович — профессионально разобраться в ситуации. Подготовиться, понимаете?

— Знать, какие давать ответы, — неуверенно добавил брат Владимир.

Человек, видимо собираясь категорически возразить, приподнял руки, намереваясь хлопнуть ими о ручки кресла, но придержав порыв, опустил их на подлокотники.

— Скверная какая история, фу.

Однако же те слова, которые он недавно назвал фантазией, видимо, показались ему все-таки не совсем таковыми.

— Ладно, еще раз, и в подробностях — как он именно умер?

Сразу попытались заговорить три голоса, гость сделал им знак рукой приостановиться.

— Нет, давайте-ка вы, сударыня, у вас выходит почетче. Вы, кстати, кто по образованию?

— Я филолог, германист.

— Вот, давайте с немецкой точностью.

Женщина, кивнув, позволила себе небольшую паузу.

Потом начала:

— Я постараюсь быть максимально последовательной.

— Да, и начните уж тогда со вчерашнего вечера.

— Со вчерашнего… хорошо.

Человек вспомнил про свой «Бордо» и быстро отпил.

И племянник Аркадий напротив него сделал то же самое.

Супруга недовольно взглянула:

— Ты не гони, а то и будешь как раз как вчера.

— Вчера мы попросту напились, — пояснил тот.

Владимир, впрочем, слегка поводил головой и всей грустной физиономией дал понять, что к нему это не совсем относится.

— Да, перебор был, — начала снова Елена, — все это так на нас опрокинулось, что не шло в голову.

— Лучше сказать, — снова вмешался супруг, — влезло туда, но не помещалось.

— И первым, — добавил Владимир, — напился как раз Олег.

— Покойный?

— Да.

— А мне показалась, — Елена взяла свой бокал, — он не напился, а сыграл сильное опьянение.

— Зачем?

— Чтобы избежать неприятного разговора. Мы же можем блокировать, во всяком случае на какой-то срок, похороны, а значит и вступление в наследство. Ведь ты его укладывал, Аркадий, он, по-твоему, был действительно пьян?

— М-м… я сам был того...

Владимир напомнил:

— Мы с тобой нашли в аптечке снотворное, ты что, не помнишь, и он быстро заснул.

— Ну… да.

— Нет, — обратился он уже к гостю, — мне не показалось, что Олег что-то изображал.

— Хорошо, — тот энергично качнул головой, — вчера вы невесело, но погуляли. Давайте теперь, сударыня, про сегодняшний день.

— Сегодня Владимир зашел утром к Олегу.

— Мы с Аркадием встретились в коридоре и решили его разбудить, но он сам уже поднимался, — включился брюнет, — согласился скоро спуститься и всё обсудить.

Человек кивком попросил продолжать.

— Вот мы и собрались, — она посмотрела на ручные часики: — Это было ровно два часа назад.

— С этого момента не упускайте, пожалуйста, ничего.

— Постараюсь. Мы с Аркадием уже были здесь, затем спустился Олег и скоро пришел Владимир.

Тот взглядом поддержал сказанное.

— В те две-три минуты, пока не пришел Владимир, естественно, не говорили о деле.

— Еще раз поточнее — о каком именно деле.

— Я уже раньше сказала — нельзя же остальным остаться ни с чем.

— Да, понял. И какие вы собирались выдвинуть требования?

Ответила не она, а муж:

— Мы, собственно говоря, не успели их выработать вчера...

Человек досказал:

— По уже понятным причинам.

И перевел взгляд на женщину.

— Да, — проговорила она, — это следовало сделать сегодня, что называется, уже в рабочем режиме.

— В процессе торговли?

— Ну, если вам так угодно.

— А что здесь плохого? — обидчиво произнес Аркадий.

— Ничего плохого, я без иронии. Продолжайте, Елена.

— Олег поздоровался...

— Извинился за то, что вчера перебрал, — добавил муж, — да я сам был хорош.

Его супруга нетерпеливым жестом показала, чтобы не лез больше с глупостями.

— Олег пошел к бару, открыл вон ту бутылку вина...

Гость, взглянув в направлении ее указательного пальца, сделал знак приостановиться, встал и подошел к бутылочным линиям.

— Какую именно?

— Светлую, «Псоу», видите, пробка торчит?

— Вижу.

Он повернул назад голову и пригляделся к стакану, выпитому примерно на две трети.

Снова посмотрел на бутылку, в которой не хватало, похоже, именно налитого в стакан объема.

Потом, взяв салфетку, поместил бутылку куда-то вниз.

— Никто, кроме покойного, бутылку не трогал?.. И не трогайте.

Человек вернулся на место.

— Вы точно, Елена, помните, что он откупорил бутылку?

Опять с ответом поторопился Аркадий:

— Тем штопором на крючке, на наших глазах, — и на всякий случай осторожно взглянул на жену.

— Да, тем штопором.

Она сделала паузу и сосредоточилась.

—...Олег сел к нам ...выпил... тут появился Владимир...

Тот покивал головой:

— Я тоже себе налил вина, но из другой бутылки, — он попытался показать назад, куда-то, рукой.

— А я уже собиралась начать интересующий нас разговор. Олег вдруг сказал: «душновато». Даже подергал слегка себя за рубаху. Выпил еще, я опять собралась начать, а Аркадий спросил его: «Тебе нехорошо?»

— Ага, лицо у него стало бледным. Я подумал — не дай бог с сердцем что-то после вчерашнего.

— Я опять подумала, что это какая-то хитрость, как вчера вечером, — она подняла в сторону мужа руку, чтоб не мешал. — Но тут Олег начал подрагивать и хрипеть.

— Сипеть, — все же поправил муж, — даже с маленьким свистом.

— Пожалуйста, если по-твоему есть принципиальная разница. Потом сильно вздрогнул, и его голова свалилась на грудь. Владимир был ближе, попытался помочь.

— Я запрокинул голову.

— Мы тоже оказались рядом, стали прощупывать пульс, — она нервно кашлянула, — пульса нет, зрачки застыли.

Человек взглянул на свой стакан с вином, но мельком, и, не став к нему прикасаться, поднялся из кресла.

Затем, заложив руки за спину, сделал несколько шагов в глубину зимнего сада, постоял несколько секунд спиной к публике... повернулся и возвратился назад, но не сел в кресло, а остался стоять рядом с деревцем с темным стволиком и красноватыми листьями, раздумывая, потрогал листок...

— А теперь вот что вы мне уточните — этот Олег сразу выпил вино? — он указал на недопитый бокал. — И пожаловался тут же на духоту?

— Н-ет, — почти вместе проговорили женщина и ее супруг.

И она, подняв чуть глаза, пояснила:

— Олег сел, сделал пару глотков...

— Тут пожаловался, что ему душновато, — добавил Аркадий, — ну и в смысле «после вчерашнего»...

— Да, так примерно, затем появился Владимир, еще прошло около минуты... а дальше, как я рассказывала.

— А пил, — человек опять указал на бокал, — один раз или несколько?

— Два или три, — уверенно произнес Аркадий.

— Так-так.

Человек подумал, опять помял пальцами лист и посмотрел неприязненно на все деревце, словно виноватое в чем-то.

— Посидите все здесь пока.

— А вы? — робко спросил Владимир, и в вопросе прозвучало желание услышать в ответ что-нибудь утешительное.

— А я скоро вернусь.

Сначала, впрочем, он подошел к бару взял там салфетку, вернулся и прихватил через нее за нижнюю часть недопитый стакан.

Кажется, публике это не очень понравилось.

Когда раздвинулись дверные панели и человек ступил наружу, воздух показался ему жарким и уж никак не свежее, чем там внутри, где никогда не было и не могло быть никакой духоты.

Да, при сердечной недостаточности люди испытывают нужду в кислороде, но схватывают воздух сильно и глубоко, а тут «сипение» — слишком похоже на дыхательный спазм.

Его увидели из окна двухэтажного домика, где в нижней части находились общие помещения и диспетчерская, а наверху личные комнаты охранников.

Алексей поспешил выйти навстречу.

— Сергей Петрович, а почему не вызвали?

— Так, Леша, прогуляться решил.

— Случилось что?

— М-м, давай вон присядем в тенек на лавочку.

Зашли за угол.

Человек поставил стакан прямо на асфальтовую полоску у стены дома, а прежде чем

сесть, скинул пиджак и аккуратно положил его на скамеечную гладкую доску.

— Скажи мне, пожалуйста, ты ничего не знал об этой предусмотренной завещанием

жеребьевке?

Старший охранник отрицательно мотнул головой.

— А кто-то из них, — рука показала в сторону особняка, невидного сейчас за углом, — кто-то мог, по-твоему, знать?

— Ну... спросите что-нибудь полегче, Сергей Петрович.

— Хорошо, полегче. За время с последнего моего приезда, кто и как часто здесь побывал?

— Это сейчас припомню. — Молодой человек, размышляя, вскинул голову. — Всего визитов было не так уж много. — Аркадий приезжал раз шесть. Один раз приехал с женой, потом без нее один... — Он вдруг отвлекся: — А красивая женщина, Сергей Петрович, выразительный минимализм.

— Как ты сказал?.. Да, неплохое определение.

Тот довольно в ответ улыбнулся.

— А в последний раз Аркадий когда приезжал?

— Пару недель назад. Могу точно вспомнить...

— Не надо точно. Ты ничего особенного в тех визитах не заметил?

— Да вроде бы ничего. Хотя вот в последний раз они с хозяином хорошо на грудь приняли, и племянника Макар домой теплого отвозил.

— Он здесь сейчас?

— Да где ж ему, кликнуть?

— Ага.

Алексей встал, зашел за угол и громко позвал подчиненного.

И не успел вернуться и сесть, как следом появился белобрысый, под короткую скобку стриженый парень.

— Здравствуй, Макар, — человек, привстав, протянул ему руку. — Ну, куда ты телят гонял?

— Ка-ких телят? — тот улыбнулся почти во все зубы.

Его начальник откорректировал почти приказным тоном:

— Аркадия ты не так давно домой отвозил.

— Было.

— Вспомни, как он вел себя по дороге.

— Курил все время, мне аж в глаза полезло.

— Еще, вспоминай.

— Болтал пустяки всякие. Потом про хозяина говорил, про здоровье, мол мы следить должны. Спрашивал, приезжает ли врач.

— Про состояние что ли выведывал?

— Ну, можно сказать, интересовался. И про другую родню спрашивал.

— Часто ли здесь бывают?

— Ага.

Парень замолчал, и на лице явилась выжидательная улыбка.

— Ладно, Макар, иди, — разрешил начальник.

А когда тот исчез за углом, спросил:

— Сергей Петрович, правда ничего не случилось?

— Случилось кое-что, но ты мне сперва дальше про посетителей расскажи.

— Да нечего почти. Три раза приезжал Владимир. А Олег этот, сводный брат, вообще тут никогда не появлялся. Только знаете что, Сергей Петрович, в последние месяцы хозяин сам начал часто в город выезжать.

— Куда?

— В том-то и дело, что без нас. Садился в бронированный «Мерс», и на все мои слова про безопасность отмахивался.

— Надолго уезжал?

— Так часа на четыре.

— Вот что Алеша, перескажи мне еще раз про всю эту жеребьевку, не торопясь и в подробностях.

Хотя беспокойство за что-то ему неизвестное, стало видно, усилилось, тот дисциплинированно подчинился.

— Ты не торопись.

Молодой человек, приподняв слегка голову, как делают люди, чтобы взгляд не ловил постороннего и не мешал вспоминать, начал говорить медленно, и все-таки слегка затрудняясь, не понимая вполне, что именно может быть важно.

Гость слушал.

Слушал, не уточняя вопросами.

Как профессионал он ждал, что «свидетель», постепенно дав волю памяти, сообщит не только отдельные факты, но и впечатления, в том числе неосознанные вполне им раньше самим.

Оно скоро и вышло.

— Мне вот сейчас кажется, Сергей Петрович, Елена эта, вроде бы, ожидала чего-то такого.

— Какого-то сюрприза в завещании?

— Ну, не уверен я, конечно.

— А остальные?

— Нет. Пентюх этот Владимир вообще чуть все не проспал. И те двое не сразу въехали. Хотя вот Аркадий...

— Что?

— Легко очень принял чужую удачу.

— Поздравил, говоришь, сразу?

— Ага. И вчера, когда я вечером к ним заходил, в хорошем был настроении.

— Сильно пьяный?

— Мне не показалось. Хотя дальше к ночи не знаю, как там у них было.

Теперь, выполнив, что от него требовалось, молодой человек опять забеспокоился, и тому вдобавок служило сосредоточенное и с каким-то недобрым оттенком лицо собеседника.

— Сергей Петрович...

— Труп там, на подведомственной тебе территории, — он ткнул большим пальцем за угол, — труп Олега, сводного брата.

— То есть, не понял.

— То есть спустился он в бар, где его ожидали Аркадий с Еленой, и скоро присоединился Владимир, открыл бутылку «Псоу», выпил граммов сто пятьдесят в два или три приема и умер, судя по словам всех трех, вдруг в течение нескольких секунд. А от себя добавлю: с признаками не сердечной недостаточности, а паралича верхних дыхательных путей.

— Верхних дыхательных?

— Их. — Гость внимательно посмотрел в глаза молодому человеку. — Тебе, как бывшему офицеру спецназа, такое ничего не говорит?

— Получается... на яд циановой группы смахивает?

— Вот.

— Постойте, Сергей Петрович, — парень от волненья привстал и снова опустился на лавку, — вы сказали — он выпил вина несколько раз, почему после первого глотка не подействовало?

— Тоже вопрос.

— Значит, яд был на дне стакана — соляные кристаллы какие-нибудь.

— Я тоже было так подумал, — человек недовольно качнул головой. — Только уж очень нескладно все это выглядит.

— Почему нескладно? Вы же сказали, они сначала сидели втроем — Аркадий с женой и, как его теперь называть, погибший.

— Сказал.

— Так супругам проще простого договориться — кто-то один отвлек, другой сыпанул в стакан. Яд, понятное дело, растворился не сразу.

Гостю сказанное совсем не понравилось, он, взглянув на молодого человека, даже поморщился.

Тот, поняв, что поторопился, быстро отреагировал:

— Да, их алиби, я не подумал — грубо слишком так себя подставлять.

— И не только. Если они были в сговоре, кто мешал им вчера наследника травануть? Грамотно, чтоб по возможности примешать к этому делу Владимира.

— Верно. Только, Сергей Петрович, почему у нас с вами об этом должна голова болеть, пусть милиция с прокуратурой и разбираются.

— И я им то же сказал.

— А они?

— А они здравую мысль выдвинули.

— Какую?

— Что прокуратура с милицией и администрацией вашего богоносного города сделают все возможное, чтобы наследство это к рукам прибрать. Как ты думаешь, сколько воронья налетит?

Молодой человек вздрогнул, приоткрыл рот — неожиданная перспектива застал его врасплох и потребовала неприятных раздумий...

Он сильно втянул ртом воздух и, выдохнув, произнес:

— Да все воронье налетит.

— И еще прикинь — оставят тебя при этом в покое?

— Что вы имеете в виду?

— А то, могут давить на тебя, чтобы дал на них ложные показания. Ты, например, мог слышать, как все трое сговаривались отравить этого Олега.

— Да вы что, Сергей Петрович, я ничего такого не слышал!

— Конечно. Только это очень удобный для них ход. И подчиненных твоих в оборот возьмут.

— Тьфу, пакость! Я копейки за всю службу не прикарманил, и ребята мои...

— Ты мне это не рассказывай. Ты трезво на все взгляни.

Было видно — старший охранник и хотел бы, да нервы не очень слушались, и человек положил на плечо ему руку.

— Может и не так все будет, Алеша, а может и так.

— Да так, Сергей Петрович, так!

Он повел головой из стороны в сторону и вздохнул два раза быстро и глубоко.

— И методы их я заранее знаю. Припишут пропажу ценных вещей из дома и начнут под это нас всю охрану прессовать. Я ж честный человек, Сергей Петрович, я клепать на людей не стану. Если хотите знать, я почти как и вы из органов ушел.

— А откуда ты знаешь, как я ушел?

— Хозяин рассказывал.

Оба замолчали.

Ветерок вдруг решил подуть, и полуденный жаркий воздух сделался посвежее. Серо-коричневый воробей, явившийся в двух метрах от них, начал попрыгивать, очень довольный своей беззаботностью.

— Вот как поступим, Алеша. Лимит времени небольшой у нас еще есть. Первое твердо запомни — я тебе ничего не рассказывал. Ты пока ничего не знаешь. И ребятам ни гу-гу.

— Спасибо, Сергей Петрович. А делать что?

— Ключи запасные от гостевых комнат у тебя есть?

— Есть.

— Дашь их мне. Теперь нужна ручка и бумаги листок.

Требуемое оказалось в нагрудном кармане, и молодой человек приготовился писать.

— Нет, дай я сам.

Гость стал что-то выводить, разборчиво, крупными буквами.

Подумал, куснул тупой кончик ручки, и еще дописал.

Молодой человек деликатно посмотрел на бумажку.

— Ты, Леша, сам эти названия в голову не бери. Это вполне известные реактивы. Но изволь, брат, их мне быстро доставить. В городе ведь есть медицинский институт?

— И другие есть.

— Нет, в первую очередь туда. К фармакологам. Как у тебя с деньгами?

— Три тысячи баксов на хозяйственной карте.

— Хватит им и пары сотен. Садись в машину, и влет.

— Понял, товарищ начальник! — оттого что возникли реальные действия, он успокоился и улыбнулся. — Только сбегаю за гостевыми ключами.

— И еще купи сильную лупу.

Через несколько минут человек снова вошел в дом, и часы у входа показывали, что он отсутствовал меньше четверти часа.

На связке четыре ключика с разноцветными головками — синей, зеленой, розовой и золотой — четыре гостевые комнаты были оформлены каждая своим цветом. Он всегда останавливался в «золотой», и этот ключ-дубликат не был нужен, а вот остальные, и в первую очередь синий, сейчас понадобятся.

Подняться можно было по центральной лестнице и двум внутренним — одна из них шла от бара, и человек, чуть подумав, решил подержать компанию в неведении и направился от входа вверх по центральной.

Синяя — комната Олега.

Через несколько шагов по знакомому коридору он увидел дверную ручку с синим обводом.

От поворота ключа дверь сама пошла внутрь.

Комната оказалась в солнечном свете, человек приостановился у порога, пришлось немножко пощуриться.

Не застеленная кровать... а так, не бросается в глаза беспорядок.

Он прошел дальше внутрь и с середины комнаты начал обводить все взглядом, понемногу поворачиваясь против часовой стрелки.

Пару раз его взгляд, становясь пристальнее, задерживался на чем-то, но затем принимал прежнее спокойное выражение.

А когда круговой обзор закончился, человек быстро осмотрел встроенный шкаф, затем так же быстро прошел в ванно-туалетное помещение и пробыл там не больше минуты — следовало, решая основную задачу, экономить время, которое, убывая, делало и его уязвимым предусмотренной законом статьей о намеренном сокрытии сведений о случившемся преступлении.

Или не преступлении, а просто смерти от перепоя?

Сумка вещевая дорожная.

Содержимого было немного совсем — сначала оно перекочевало на кресло, затем скоро поместилось назад.

Собираясь выйти, он чуть задержался, взявшись за ручку двери, обдумывая что-то из здесь увиденного, а затем снова заторопился.

В коридоре человек вернулся на несколько шагов назад и выбрал ключ с зеленой головкой для предыдущей комнаты, находившейся по этой же стороне.

Второе помещение отличалось от первого интерьером зеленого, а не синего, тона, при тех же размерах и меблировке.

И тут визитер пробыл совсем недолго, а возвратившись в комнату, бегло обвел ее взглядом, нервно пощелкал пальцами, задержал взгляд на столике, где кроме фирменной бутылки с водой, пустого стакана, лежал носовой платок и журнал. Вдруг, присматриваясь еще на ходу, он быстро приблизился.

Простота предметов не оправдывала вызванного к себе внимания, но на лице человека нарисовалось непонятно с чем связанное напряжение... однако всего на несколько секунд. Он, не любивший ручных часов, поискал глазами и увидел небольшие часики рядом с постелью на тумбочке — двадцать одна минута, как он покинул тех в баре внизу. Но опять явилось напряженное выражение, и пальцы правой руки прощелкали кастаньетный звук.

Оттого, что время бежит?

Нет, скорее радует, что его прошло очень мало.

А взгляд все равно упирается в часы.

— Ага...

Щелчки приостановились, и человек сказал второе «ага» — теперь сменив интонацию на слегка вопросительную.

И снова коридор — оставалось еще осмотреть «розовую», располагавшуюся по другой стороне.

Оказавшись внутри, человек вдруг задумался, и даже, чуть склонив голову, положил правый указательный палец вдоль носа до переносицы.

Простоял он так, впрочем, недолго.

А возвратясь в прежний режим, начал быстро открывать створки шкафов и ящичков, встав на колени, заглянул под постель, потом, быстро поднявшись, проследовал в туалетный блок.

И тоже пробыл там недолго.

Вернувшись, приостановился и поглядел на часы — такие же, как в соседней комнате, только другого цвета.

— Несанкционированный обыск?

— А вы хотели санкционированный? — человек не повернулся к дверям.

— И удалось что-нибудь?

— Скажите, Елена, вы знали об этой жеребьевке?

— Нет, разумеется.

Теперь он обернулся в пол-оборота.

— А ваш муж?

Она дернула плечиками.

— Не думаю.

Ответ показался немного странным, а на лице нарисовалось неудовольствие.

— Я, кажется, просил дожидаться меня в баре.

— А я, прогуливаясь по зимнему саду, заметила, как вы подошли к дому, но потом не появились.

Человек качнул в ответ головой, но не ей, а, по-видимому, каким-то мыслям в себе, сложил было средний и большой палец, но удержал себя от пощелкиваний.

— Ладно, пошли к остальным.

Он первый устремился на выход и, лишь вспомнив о любезности в коридоре, подождал выходящую даму и прикрыл за ней дверь.

Понуждая ее идти быстрым шагом, человек, адресуясь назад, спросил:

— Вы сами, Елена, вчера вечером в каком состоянии были?

— Что? Ах да... нет, я была вполне под контролем.

Свернули от коридора вбок, где начиналась небольшая лестница вниз прямо к бару.

— А Владимир?

— Так, — в голосе прозвучала неопределенность, — крепкого он, кажется, вообще не пил.

С последних ступенек лестницы кроме двух сидящих в креслах людей обнаружился еще один — охранник, но не Макар, а другой, которого гость мало знал. Знал только, что парень получил лет шесть назад сильную контузию при спецоперации на Кавказе, Алексей подобрал его, бедствующего почти, и они с Макаром относились к нему очень заботливо.

Двое за столом, показалось, изучали нечто похожее на ресторанную карту, а Аркадий делал отметки ручкой.

Оба сидящих подняли головы и Владимир, несколько виноватым голосом, произнес:

— Мы заказываем обед.

Как-то выскочило из головы, что в этом доме никогда не было повара, и обед и ужин заказывался в недалеком отсюда очень хорошем загородном ресторане — система, стало быть, продолжала работать.

Охранник вежливо ожидал в стороне, там за креслом, недавно покинутым гостем, где стоял недопитый наполовину стакан с темным терпким «Бордо». Человек прошел к своему месту, однако не сел, а взяв стакан, отправился к бару и оттуда уже, увидев, что прочие закончили процедуру выбора, проговорил, зная наперед имевшееся в постоянном выборе:

— Язык в молочном соусе, крабовый салат, ну овощи, само собой... — он вскинул глаза, показывая наверх: — И ему то же самое.

Темные зрачки Елены мелькнули в его сторону с благодарностью за догадливость, упущенную, конечно же, остальными.

Все же такого вкусного вина больше нигде не выпьешь, и человек, прежде чем долить полный стакан, не удержался и допил остававшееся.

А возвращаясь к своему креслу с полным уже, приостановился, глядя вслед удалявшемуся с отметками в меню охраннику. С этой позиции, у красноватого деревца, можно было проследить сквозь зелень его движение до конца. Деревце это или куст?.. Много здесь всякой мудреной растительности. Он повернул голову к сидевшим за столиком, уже приоткрыл рот... но замер, и как-то осторожно потом возвратил голову в прежнее положение. Охранник как раз добрался до выхода.

Человек простоял так, со стаканом в руке, еще с полминуты и отправился к креслу, лишь когда глазастая Елена сообщила всем громко, что видит охранника уже снаружи. Круглые часы на верхней панели бара показывали, что с момента его ухода отсюда прошло всего двадцать девять минут.

Аркадий тоже вслед этому взгляду посмотрел туда на часы.

— Сколько мы можем еще так тянуть? Нехорошее ощущение — мы не в одно так в другое вляпаемся.

Гость, показалось, и согласился, и не вполне:

— Ну, экспертиза вообще определяет смерть с погрешностью. Считайте, что она произошла на час позже, однако торопиться надо, Аркадий прав.

— Кроме того, — включилась его жена, — мы можем сказать... что вы улыбаетесь, Сергей Петрович?

— Хорошо соображаете, сударыня. Можно сказать: он неважно себя почувствовал и заявил, хочет пару часов поспать. То есть, мы его еще не обнаружили.

— Браво! — муж хотел поцеловать жене руку, но та воспротивилась.

— Что «браво», дело-то на нуле. Или нет, Сергей Петрович?

Тот уклончиво повел головой, посмотрел на приятно полный стакан...

— Значит, Олег вчера к ночи находился под сильным градусом, хотя вам, Елена, показалось, что он более вменяем, чем выглядит, и старается использовать опьянение, чтобы уйти от разговора на неприятную тему, так?

— Ну, я не очень настаиваю.

— Ты, Аркадий, как я понял, и не можешь ни на чем настаивать.

— Не могу!

— А вы, Владимир?

— Я тоже был немного в тумане.

— Но Олега вы все же побеспокоились спать уложить.

— Да, вместе с Аркадием.

— Ха, это я, в общем, помню, — тот продолжал находить в пьяной истории юмор.

— А на ночь, дали ему, вы говорили, снотворное?

Владимир закивал головой:

— Да, Аркадий нашел где-то в аптечке.

— А почему была необходимость в снотворном?

— Собственно... — Владимир посмотрел на молодого человека, развалившегося в кресле, — это, помнится, была твоя инициатива.

— Моя? Н-нет, не помню. А, наверное потому, что мы хотели все-таки обсудить без него наши требования, выработать, так сказать, цифровые позиции. Лен, ты еще сказала: «Снотворное ему что ли дать»? Когда он начал петь «конфеты-бараночки»...

— Не мели ерунды. К тому времени уже было ясно, что обсуждать с вами что-либо совершенно бессмысленно. Сергей Петрович, вы задаете сейчас вопросы по существу? Простите, мне кажется, дело висит в воздухе без всякого плана.

— Ну, — человек потянул руку к стакану и задержал ее там, — если я буду предварительно объяснять смысл каждого моего вопроса... — он затруднился сразу сказать, чем не подходит подобная процедура и проговорил о другом: — Кое-что прояснится, когда Алексей привезет мне некоторые дополнительные средства.

Женщина нервно поморщилась.

— Время, оно течет, как тот проклятый песок.

И Владимир беспокойно добавил:

— Минут через тридцать доставят обед, и мы должны будем разбудить, э, «покойного». Сколько у нас останется после этого?

Но племянник оптимистично ответил:

— А я, допустим, постучал громко в его дверь — там не ответили. Ну и решили — спит человек, лучше часок еще не тревожить. Так ведь, Сергей Петрович?

Нельзя сказать, что нехитрое предложение очень понравилось, но подумав чуть, тот кивком согласился.

И снова спросил, словно подтверждая подозрения в отсутствии реального плана:

— Он что, Олег, все же вел себя неспокойно?.. Снотворное выпил не сопротивляясь?

Женщина громко выдохнула, и в звуке расслышался легкий стон, Владимир отрицательно помотал головой, а племянник Аркадий поделился еще одной несложной идеей:

— Мы вот тут сидим-мучаемся, а у него, возможно, просто произошел сердечный приступ — банальный случай. Экспертиза смерть от остановки сердца обязательно сумеет определить?

Человек на своем председательском месте приостановил движение стакана ко рту.

— Сумеет, это они всегда распознают. Но, — он сделал глоток, погонял немного вино по рту и одобрительно кивнул ему вслед, — но маловероятно, что Олег был сердечником.

Глаза женщины не сумели скрыть — это ей не понравилось.

— Как вы это установили?

— Просто. В боковом кармане его сумки есть пакетик с лекарствами. Там у него аспирин, слабительное, флакончик с нафтизином, — он отчего-то приостановился, — укрепляющие капли для глаз. Вывод простой: Олег аккуратно собирался в дорогу, а ехать сюда на поезде всего с небольшим одни сутки — к организму своему, стало быть, относился внимательно. Однако никаких сердечных лекарственных средств он не взял.

Последние слова прозвучали с немножко вопросительной интонацией.

Женщине опять не понравилось — эта ли информация или что-то еще...

— Сергей Петрович, может быть, погуляем во дворике на свежем воздухе?

Она, не дожидаясь ответа, встала и будто потянула этим из кресла гостя.

Двое мужчин за столиком переглянулись, Аркадий с напряженной улыбкой поинтересовался:

— Это что за интим?

— Интим-интим, а ты, будь любезен, не переходи в мое отсутствие на крепкое.

Тот пошутил неуклюже вдогонку про несвободу брошенного женою мужа.

Гость, меж тем, встав у кресла и поджидая спутницу, сощурил глаза — то ли оттого что в их поле зрения попало нечто его удивившее, то ли не увиденное глазами, а угаданное мыслью, стало тому причиной — он даже слегка замешкался и последовал за женщиной с опозданием.

Солнце наружи уже разыгралось вовсю, и в зенитном своем стоянии обливала землю лучами, добросовестно выполняя надлежащую ей в это время работу.

— Славная погодка, — произнес человек, поднимая слегка к солнцу голову, — сейчас бы куда-нибудь на воду.

Женщина показала рукой в сторону дома:

— Есть бассейн.

— Нет, на большую куда-нибудь, в плесы.

Он улыбнулся вдаль, невидимому отсюда простору, и поймал в ее глазах понимание — им тоже хотелось куда-то на волю.

Это секундное общее между ними оборвалось, она отвела взгляд в сторону и заговорила.

Быстро, словами-ледышками:

— У меня очень нехорошее чувство, Сергей Петрович, чувство веревки, которой нас всех перевязали и вот-вот куда-то потянут. Тут надо не развязывать, а рассекать. Нужен простой, грубый, но эффективный ход. Нужно избавиться от трупа. Но очень надежно. Пусть подозревают потом, сколько хотят. — Она заговорила громче, опасаясь, что ее перебьют. — Пять миллионов вам, и по два миллиона ребятам. Я выделю из собственной доли. Очень простое объяснение — вчера вечером Олег связался с кем-то по телефону и уехал вскоре на подкатившей к воротам машине. Был пьян, на наши слова не реагировал. Ребята этой ночью закопают где-нибудь труп надежно — вы сами знаете, сколько таких, годами не найденных. Сергей Петрович, надо забыть обо всем и разрубить поганый узел, как Македонский когда-то. Надо, понимаете, надо!

Теперь на него снова смотрели большие, широко открытые ее глаза.

— Вы не верите, что я честно потом расплачусь?

— Верю.

Глаза указали на домик охранников.

— И они поверят.

Он тоже взглянул туда, на пороге появился белобрысый Макар и, заметив их, деликатно повернулся чуть в сторону.

Два миллиона? Да, они не поместятся в эту голову, а когда втиснутся все же туда, остальному просто не будет места. Хотя, что думать о чужой голове — его поезд уже мчится в туннель, и поболтавшись недолго, там скоро исчезнет и оставшийся хвостик.

— Нет трупа — нет факта. Что вы молчите, Сергей Петрович?

— Вспомнил вот Льва Толстого.

— С какой стати? — ее плечи почти негодующе дернулись.

— В молодости, стыдно признаться, до половины только «Войну и мир» прочитал. А в последние годы читаю Толстого, подряд всякое разное.

— В религию его обратились?

— А не было, сударыня, у него никакой религии. Зачем? Он ведь главные истины говорил: не лгать, и жить своим трудом. Пахать при этом вовсе необязательно. Понимаете, когда Толстого долго читаешь, появляется такое, даже зримое ощущение, что стоишь рядом и за его рубашку держишься.

Протестующая волна в ней, готовая взмыть, замедлилась вдруг, в глазах возникло мирное любопытство, и человек навстречу ему обрадованно заторопился:

— Две тысячи лет христианства — огромная работа лучших умов — догматы, диалектика, постижение высших смыслов — все это ради будущего Царствия Божьего. Зачем, когда царствие это в пяти минутах, в одном шаге — не лги и не бери чужого. Вот, — он указал рукой рядом на невидимую черту близко совсем от их ног, — не переступай. Разве для этого нужен распятый Христос?

Она тоже посмотрела туда.

— Предлагаете быть только по эту сторону?.. Ладно, снимаю свое предложение.

Человек даже чуть запыхался от быстрых слов и теперь перевел дыхание, а она, глядя на него, медленно произнесла:

— А еще Толстой говорил: «всякая фальшь есть повреждение жизни».

— Вот-вот. И раз уж мы вспомнили эту фразу, хочу вас кое о чем спросить.

— Спрашивайте.

— В те три, примерно, минуты, что вы с мужем провели вместе с Олегом...

— До прихода Владимира, — подсказала она.

— Да, до его прихода. Вы оба все время сидели вместе за столом?

Она подтвердила едва заметным кивком.

— Никто из вас двоих не вставал, не отходил, например, к бару?

Опять еле заметное, но уже отрицающее движенье. Но глаза блуждают слегка, будто не здесь.

— А непротивление злу насилием, Сергей Петрович, вы тоже воспринимаете?

— Что?.. А, нет не воспринимаю. Тут Толстой страдал крайней наивностью, распространенной впрочем, весьма.

— Какой именно?

— Не понимал, что зло существует как таковое.

— А оно существует?

— Конечно. Я встречал в своей практике людей лишь по внешности, а внутри, — он, вспоминая, удивленно приподнял плечи, — там, скорее всего, нет вот этого самого, что мы называем «внутри».

— Нет самого места для человека?

— Интересно вы сказали, сударыня.

Он собрался продолжить, но отвлек ровный негромкий звук, посторонний совсем.

Оба повернули головы и увидели за раздвигающимися воротами черный большой «Мерседес». Едва получив необходимое для себя пространство, автомобиль нетерпеливо двинулся внутрь.

Алексей дал в их сторону короткий гудок и сразу же повернул к домику для охраны.

— Елена, я еще раз прошу — никому не шастать по дому.

— А вы скоро?

— Минут через двадцать, что-нибудь.

 Когда он подошел к машине, Алексей уже вытащил с заднего сиденья два пакета и кивком дал понять, что задание выполнено, а Макар, вежливо спросивший, чем может помочь, получил в ответ указание отправляться в дежурную комнату.

— Ко мне, Сергей Петрович, на второй этаж?

— Давай к тебе.

Поднялись вверх по небольшой прохладной лестнице.

Гость не был тут раньше, но и осматривать было особо нечего.

А комната Алексея, отличаясь, может быть, чуть меньшим размером, оказалась очень похожей на номера для приезжих в доме.

Стол удобный вполне стоял у окна.

— Ты, Леша, сдвинь его внутрь к серединке. Не люблю я припертых столов, понимаешь.

— Привыкли, что кто-то всегда напротив?

— Да, смейся-смейся.

— А что тут было, пока без меня?

— Есть кое-какие находки.

— В сторону убийства показывают?

— ...да, признаки есть.

— Ох, черт. А как бы не хотелось, Сергей Петрович.

— Да уж чего... слушай, Интернет имеется здесь в помещении?

— Внизу там, в дежурке.

Из пакетов появились две баночки с надписанными от руки этикетками, колба с резиновой пробкой, прозрачный пакетик с белыми небольшими кристалликами, длинная лабораторная пипетка, большая лупа, кисточка, еще какая-то мелочь...

— А где бокал с вином?

— В шкафчике вон, откройте правую створку.

— Ты на нем пальцами не наследил?

— Обижаете, Сергей Петрович.

К предметам на столе добавился бокал, который гость прихватил двумя пальцами через салфетку у донышка, а молодой человек приставил к столу легкое кресло.

— Здесь удобно? А я со стороны посмотрю.

— Спасибо. Ты, Леша, нет, ты другим делом займешься.

— Каким делом?

— Информацию в Интернете разыщешь. Но сначала найди название в описи под одиннадцатым номером...

— Побеседовали?

Двое мужчин посмотрели на вынырнувшую из-за экзотического деревца женскую фигурку, и Аркадий снова спросил:

— Можно все же узнать, о чем?

— Дай сигарету.

— Пожалуйста.

— И прикурить.

— Пожалуйста.

— ...о чем, о чем — о Льве Толстом.

— Вот так, Володь, она шутит.

— Я предложила ему увезти труп и зарыть где-нибудь к чертовой матери.

— Кому?!

— Ну не Льву же Толстому, Владимир. Предложила за это крупную сумму из своей доли.

Мужчина напротив нее застыл с приоткрытым ртом, а муж холодно поинтересовался:

— Лен, ты с ума не сошла? Это ж прямой путь всем в зону.

А слегка пришедший в себя Владимир просипел севшим вдруг голосом:

— Этого нельзя-а...

— Да успокойтесь вы оба, отказался он. Понятно вам, что Сергей Петрович, а не Лев Николаевич? Аркадий, сходи к бару, добавь мне в стакан пузырей.

Муж привстал, подумал, и встал окончательно.

— Фу, как тебе такое в голову пришло, а?

— Как мне, дуре, сразу в голову не пришло договориться об этом с ребятами.

— Еще лучше. Может, тебе покрепче чего?

Владимир еще не избавился от переживаний:

— Леночка, ну как же такое можно, ей богу!

— Дураки вы, простите. Сейчас: «Ушел из дома и не вернулся» больше, чем объявлений «Сниму квартиру». Ну уехал он пьяный куда-то вчера вечером, а мы тут причем? За что нас было бы зацепить? И менты эти алчные быстро сообразили бы — лучше дело не тянуть, а быстрее от нас получить «благодарность». Не понимаете? А сейчас всем куда деваться, когда вон он, — она ткнула большим пальцем себе за спину, — реальный труп.

Муж застыл с бутылкой в руке.

— Черт возьми, Володя... она права.

— Нет, ребята, я, — тот мелко-мелко замотал головой, — я это никак не воспринимаю, мы же не из уголовной среды, нет...

Женщина, продолжая досадовать на себя, махнула рукой:

— Ладно, уже проехали, мимо, — и нетерпеливо посмотрела на мужа.

Тот, вглядываясь, доливал брют сквозь поднимавшуюся пену.

— А много ты предложила?

— Более чем.

— Отказ был мотивированный?

— У-гу. Толстой не велел, когда они стояли рядом и Сергей Петрович за его рубашку держался.

Еще секунды три муж сохранял внимание, затем бутылка выскользнула из руки, и он едва успел подхватить другой.

И начал смеяться.

Рвущимися наружу порывами.

Владимир, на все это, лишь вскинул плечи и еще выше глаза.

Длинная пипетка снова нырнула в колбу и добавила пару капель в мензурку, которую приходилось держать в руках из-за отсутствия штатива.

Это неудобство, впрочем, удалось ликвидировать с помощью стакана, найденного в туалетной комнате — мензурка в нем устойчиво помещалась, хоть и под некоторым углом.

Наклонный угол сейчас не играл никакой роли, а вот цветовая окраска от теперь последнего реактива — играла решающую.

Человек приблизил к себе пипетку, поглядел на ее кончик, где красным стояли мерные черточки, скачал пару капель реактива назад, а затем очень бережно понес пипетку к мензурке.

Видимо, важность момента заставляла применять больше усилий, чем этого требовала нехитрая совсем технология, и вряд ли следовало сдерживать дыхание, отправляя содержимое внутрь мензурки.

Окраска должна выступить почти сразу.

Или ее не будет?

«Как бы не хотелось», — сказал Алексей.

Он чуть поболтал мензурку, уставил ее перед глазами... но зачем-то продолжал держать, пялиться — есть она, есть — та самая выраженная цветовая характеристика, хоть на лекции студентам показывай.

— Опаньки, кажется, обед привезли! — другие повернули головы и тоже различили через тонированное стекло въезжающий в ворота фургончик. — Я бы, дорогая, выпил все-таки перед обедом стопочку виски, сухое как-то до конца не оттягивает. Володь, ты не хочешь?

— Пожалуй. Пятьдесят граммов, не больше.

Аркадий отошел к бару, проворно налил на глазок в два стаканчика, повернул на бутылке крышку и замер вдруг, глядя на тех, за столом.

— Послушайте, а что если все это продолжение жребия?

Там подняли на него глаза.

— Что продолжение? — не понял Владимир.

— Вот эта, вот, смерть — яд был заранее впрыснут в бутылку. Понимаешь?

— Не понимаю.

— Тоже жребий — кому попадет.

— Аркаша, но здесь много бутылок, — человек повернулся в кресле и показал рукой: — Тут одних вин штук пятнадцать сортов.

— Не так уж много, родной, если учесть, что люди попробуют два-три сорта. Какова вероятность, что кто-то один нарвется?

Вопрос повис.

— Ты вот что пьешь?

Тот повернулся к столику и неуверенно посмотрел на бокал.

— Германский «Рислинг».

— Ага, он как раз рядом с «Псоу» стоит. Если бы яд был впрыснут в него, не Олег, а ты б сейчас там на холодке валялся. Жребий — продолженье игры.

— Аркаша, он не был убийцей. Да, трудно было в последнее время общаться, — Владимир слегка задумался, — какое-то наплевательское равнодушие ко всему, но убийцей...

— Брось, он в последнее время редко когда просыхал — мог сделать такое под сильным градусом, и вообще об этом потом позабыть.

Женщина, молча слушавшая, произнесла тихим, но напряженным голосом:

— Шприц.

Муж обрадовался:

— Во, согласна, Елена? Яд шприцом через пробку.

— Шприц, игла, что-нибудь! —громче, с тем же напряжением проговорила она.

Вид, теперь обратили вниманье мужчины, как у кошки, готовой к прыжку.

Лицо Аркадия стало серьезным.

— Ты про что?

— Про то, что все ежи в соседнем лесу поняли. Пробку у этого проклятого «Псоу» нужно проткнуть. И обертку, что сверху нее была. Отыщи ее в урне для мусора!

— Ну, Сергей Петрович, живешь вот так, и ничего не знаешь, я просто от удивления обалдел, — Алексей протянул распечатку. — Там есть и про другое.

— Погоди про другое, — на нос взлетели очки, — так...

Текста на листке было не очень много — несколько абзацев всего.

Старший охранник, отступил, ожидая, и с любопытством оглядел стол.

Склянки с отработанными реактивами были сдвинуты вглубь, а у края, перед сидящим, стоял бокал на салфетке, баночка с прозрачным раствором, из тех, что он привозил, лежали лупа и кисточка, у которой кончик поблескивал как от застывшего лака.

Читавший приподнял руку, подержал ее в воздухе... и победно махнул.

— Так-то вот, брат Алексей!

— Как именно, Сергей Петрович?

— А складывается картина. Ты этот стакан, как улику, аккуратно спрячь в шкафчик, и на ключик запри.

— Убийство?

— Убийство. А хитро, ох, хитро! Но зацепочки были, одна, можно сказать, случаем дареная.

— Не эта? — молодой человек указал в сторону распечатки.

— Она самая. Только и я кое-что приметил. Нехорошо хвалиться, но не стареют еще мозги. — Он с ребяческой радостью хлопнул себя по коленям. — Ах, черт, сам собою доволен!

— Расскажите, Сергей Петрович. И дальше нам как?

В дверь постучали и всунулась голова Макара.

— Обед привезли.

— Обед? Это славно! А вы сами, друзья, как питаетесь?

Белобрысый довольно проговорил:

— А мы тоже из ресторана кормимся.

— Баловал хозяин?

Голова улыбчиво подтвердила.

— Ты вот что, Макар, скажи им — пусть без меня отобедают и ждут потом в баре. А я с вами тут. Пошли, Алексей, руки мыть.

Жизнь может показаться короткой в любой момент, если обыденность затирает все серым. Время перестает отличаться, и тогда впереди остаются только года, которых сначала кажется много, или потом кажется, что они еще есть. Жизнь превращается в необходимость, в обязанность ее продолжать, и вдруг голос внутри спрашивает — сколько еще и зачем. Редкий в общем привычном шуме, он почти не сохраняет о себе память, и оттого, зазвучав вновь, делается страшнее. Лет уже тридцать тому назад на ночном дежурстве попалась оставленная кем-то книга Камю. Непонятно как занесло в милицейскую часть такую интеллигентскую литературу, связанную лишь с изысканными претензиями людей того времени, и даже робость поначалу взяла эту книгу открыть. Впрочем, однако ж, и ничего особенного — повесть пошла из алжирской жизни героя-француза — скучная, не трогавшая абсолютно ничем, и на середине уже не захотелось дочитывать. Но дежурство шло спокойно, без следственных задержаний, и при полистывании попался небольшой рассказ о Сизифе. Странный, показавшийся ненужной выдумкой, художественной причудой, он, выяснилось потом, поселился в голове самовольно, нашел там где-то себе угол без всякого разрешения, и не в памяти записался, а просто остался жить — не мешая, впрочем, всему остальному. Сизиф катает свой камень. Но как, сукин сын, это делает! Не ночь, и не день. Сизиф видит только гору перед собой — гладкий ее беловатый склон, и камень. Он очень силен, и отдохнувший внизу, берется руками за камень — легко, даже играя чуть, хотя сдерживая силу, которая там наверху очень понадобится. Ему нипочем начало горы, и дальше ее середина, которую он привычно минует с первыми, приятными даже, капельками пота — лишней в организме воды для более серьезного предстоящего дела. Руки и ноги работают в напряжении — том нужном ему, что дает ощущение себя самого, не убавившегося ничуть против прежнего. Вот теперь, теперь, когда близится последняя четверть, возникает внутри чувство решающего. На оставшемся позади длинном участке он не помнит почти ничего, а на коротком впереди, с нарастающей крутизной, в каждом выигранном пространстве узнает свою гору, видит выбоинки, трещинки — они теперь знаки его движенья — и эта, и вот... Уже нет ощущений — их закрыла усталость, нет воздуха, но и нет почти ничего впереди — лишь последний шаг на вершину!.. И темно, ноги быстро бегут, чтоб сохранить неразбившимся тело, воздух бесчувственный, он лишь знает, что дышит, дышит... темень уходит из глаз, твердь горы не крута так, и уже не опасна, силы, они снова идут к нему, натекают, а в чистом уже сознании мгновенной картиной, мелькнувшей до темноты, — огромное мировое пространство, города с людьми — он почувствовал, кажется, каждого, и свет далекий — холмы, реки, а ближе — огни во дворцах и огоньки в бедных жилищах — он, отдавши все, побывал на вершине мира, не сам, а прикосновеньем. «О Боги, желавшие наказать, вы всегда ошибаетесь, когда презираете человека!»

Странный этот Сизиф опять вот явился.

Чтобы сказать страшному голосу: «Не бойся его, ты сильнее».

— Чувствуется, настроение у вас хорошее, Сергей Петрович.

— Потому, наверное, что в себе убедился. — Он подумал чуть и переменил в лице выраженье. — А с другой стороны, не радоваться надо, а сожалеть, когда мир человеческий вниз катится.

— Да он всегда там был. А тонко вы сообразили, ух тонко!

— Погоди, Алексей, может еще, все не так.

Над крыльцом тень, а остальное — особняк, желтые дорожки, зеленый газон — в ярком солнечном покое.

— Уверены, что не нужна наша помощь?

Человек шагнул с крыльца.

— Да, отдыхайте тут, не напрягайтесь.

И пошел.

Сначала не торопясь.

Затем ускорил шаг, в фигуре обозначилась, похожая на военную, жесткость.

Публика в баре собралась совсем недавно, судя по бокалам, почти полным у всех.

«Бордо» — замечательное, конечно, но и его нельзя слишком много, кофе хочется, и хорошего к нему ликера крепенького.

Его с нескрываемым ожиданием, Аркадий, опережая других, спросил:

— Есть результаты, Сергей Петрович?

— Есть. — Он прошел к бару и, отыскивая глазами нужную из бутылок, буднично произнес:

— Олег был отравлен.

Подходящих ликеров обнаружилось два, он выбрал менее сладкий.

Сзади молчали.

Молчали и когда кофейный аппарат, слегка пошипев, нацедил ему чашку.

Он повернулся, отыскивая в секциях стойки ликерный стаканчик, головы как-то не очень смотрели в его направлении.

Тишину нарушил Владимир:

— Что, цианистый калий?

Длинный узкий стаканчик как раз нашелся.

— Синильной кислотой. По сути это одно и тоже, так как цианистый калий в химическом смысле представляет собой не что иное, как соль синильной кислоты.

Владимир значительно кивнул головой, словно это научное сведение внесло какую-то ясность, остальные помалкивали.

Гость прошел со своими питейными ресурсами к столику на привычное уже в конце его место.

И садясь, заметил короткое совсем между тремя переглядывание.

— Я аптечки просмотрел, те что в ванно-туалетных комнатах. — Гость помешал кофе ложечкой. — Там, в стандартных наборах, нет снотворных лекарств. А у погибшего, в его дорожном пакете, имеется димедрол. Вы этим его снотворным воспользовались? — он посмотрел на Владимира.

— А... я уже говорил, снотворное достал где-то Аркадий.

— Вот не помню, хоть убейте!

— Ты взял у меня тазепам из сумочки, — женщина резко встала. — Я тоже хочу кофе.

В этом порыве ощутилась нервозность, гость проследил ее движение к бару.

— И идея дать Олегу снотворное, как я помню из первого разговора, была именно ваша, Елена?

— Никакой идеи, просто меня раздражала эта болтанка во втором часу ночи.

— А кто давал Олегу снотворное?

Владимир повернул к Аркадию голову.

— Аркаш, ты и давал.

— Ну, может быть, и давал. Не от снотворного же он умер. Ты, Ленка, что себе наливаешь?

— Коньяк.

— А-а, тебе, значит, можно.

Жена не ответила.

— Стоп-стоп, — «председатель» снова помешал ложечкой кофе, замечая, что для питья он еще слишком горячий. — Вы, Елена, регулярно спите со снотворным?

— Иногда.

— Но вчера на ночь не пили?

Она взяла в руки блюдце с чашечкой, другой рукой захватила рюмку и дала себе некоторое время подумать.

— Вчера не пила, — рука с рюмкой показала в сторону мужа. — Надо было следить вот за этим неугомонным.

Тот вскинул вбок на нее голову и тут же повернул, ловя уже с другой стороны кресла.

— Ты о чем?

Женщина ответила с гримасой досады:

— Возился в кровати, потом снова в бар собрался.

— Ну... да.

Муж сказал неуверенно, вроде как неотчетливо припоминая, а супруга дала нужное пояснение:

— Нет, я ему продолжение банкета осуществить не позволила.

— Ох, — Аркадий с видом конфуза махнул рукой, — выпью все-таки коньячку. Хотя от вчерашнего меня в основном оттянуло.

— Ну и славно, — «председатель» осторожно попробовал кофе и, удостоверившись в безопасности, сделал глоток. — Перейдем теперь к сегодняшнему дню.

Переход потребовал паузы — чтобы отпить немного ликера, а затем посмотреть на длинный узкий бокал, отчего-то видом своим понравившийся.

— Да-с. Три с половиной часа назад, в половине десятого, вы, мужчины, встретившись в коридоре, решили разбудить Олега. — Он вдруг наткнулся на мысль: — А что, была необходимость будить? Вы спешили?

Не персонально спрошенные, оба замялись, и вопрос, в самом деле, прозвучал без ясного смысла.

Тем не менее Аркадий взялся ответить:

— Ну, решать-то надо было — что нам положено по справедливости. Вот Владимир и предложил сделать это в две итерации. Сначала заставить Олега задуматься, послушать, на что он со своей стороны готов. А затем уже посовещаться, выработать, так сказать, контрпредложения.

Взгляд с председательского места попросил у женщины подтверждения, но она отрицательно дернула головой:

— Это их коридорный экспромт, меня уже поставили перед фактом.

— Понял, решение, если так можно выразиться, появилось в новой редакции. А вы ведь редактор журнала, Владимир, журнал развлекательный, если не ошибаюсь? Я просматривал его, помнится, когда в гости сюда наезжал.

— Да, брат покойный наш журнал почитывал, я ему всегда присылал.

— И Олегу он успел понравиться, — врезался в тему Аркадий, — он сегодня утром тебе, Лен, говорил... ну, когда я отходил к бару.

Пауза получилась.

И с какою-то пустотой.

Час назад она сообщила, что никто не оставался за столом один на один с Олегом, и теперь ее пристальный взгляд был направлен на мужа, тот засуетился вдруг у стойки, что-то отыскивая. Гость вроде как ничего не заметил.

— Я еще раз хочу уточнить: вы, Владимир, будили Олега?

— Голову только в комнату сунул, он и сам пробудился уже.

— Что он ответил?

— Да, спустится скоро.

— И сразу потом?

Ответил Аркадий:

— Ну суп с котом, Сергей Петрович. Володя к себе ненадолго отправился, а я пошел вниз, тут уже Елена была.

— Вот теперь окончательно понял, — гость глотком допил кофе. — Вот теперь все встало на свои места, — он вдруг усмехнулся и мотнул головой: — Сколько раз в жизни эти слова произносил, даже вспоминать и неловко.

Ностальгический мотив не вызвал отклика, вернувшийся за стол Аркадий полез в пачку за сигаретами, Владимир показал жестом, чтобы дал и ему, а женщина положила ногу на ногу и обе руки на колено, ожидая в полуобороте чего-то другого и главного.

— Итак, — дождавшись пока мужчины прикурят, произнес «председатель», — начать нужно с яда, поскольку синильная кислота, как известно, на дороге просто так не лежит.

Он полез левой рукой в боковой карман пиджака, а правой — во внутренний.

Появились вчетверо сложенный листок бумаги и очки. Листок не сразу, но развернулся, а очки со сложенными дужками человек просто поднес к глазам, чтобы читать через их верхнюю часть. Текст, следовательно, ожидался коротким.

— Prunus persica, — неожиданно прозвучало нечто похожее на латынь, взгляд поверх очков значительно скользнул в сторону публики, — вид персиковых деревьев. Помимо вкусных и безопасных для человека плодов обладает ядовитыми листьями с большим содержанием синильной кислоты. Два прожеванные человеком листа несут в себе достаточную для него смертельную дозу. Имеет множество разновидностей, в том числе карликовые с красными или красноватыми листьями, э... — читать было все же не очень удобно, — опять по латыни, впрочем, — рука с очками показала в сторону, и себе за спину, — вот такой экземпляр здесь как раз перед вами.

Аркадий даже привстал, хотя деревце и так попадало в его поле зрения, Владимир тоже уставился туда, на красноватые листья, и лишь женщина не изменила своего положения — с чуть опущенной головой в пол оборота к говорившему.

А тот снова поднес очки к глазам:

— На древнем Востоке легко приготовляли из этих листьев смертельный яд, в дальнейшем через немецких крестоносцев его приготовление стало хорошо известно на германских территориях и в Европе.

Человек отправил очки во внутренний карман.

— Такие вот интересные листья.

У Владимира информация вызвала снисходительную улыбку:

— Мне когда-то приходилось читать нечто о ядах в известных растениях. Это, как бы сказать, не сенсация.

И Аркадий весело подхватил:

— Даже Гете их изучал. Помнишь, Лен, ты мне рассказывала?

Женщина захотела изменить то ли позу, то ли что-то еще, но итогом стал лишь косой взгляд на мужа.

Человек опять показал пальцем себе за плечо:

— Вот на этом деревце оборваны три листа, свежеоборваны. Я с самого начала его глазами обозначил — раздражала куцость какая-то. Ты, Аркадий, ночью так и не добрался до бара?

Молодой человек как раз хотел стряхнуть пепел, но чуть вытянувшаяся рука застыла, глаза уставились на спросившего с непонятным выражением — злобы или испуга.

— Вы что, Сергей Петрович, — медленно прозвучал его голос, — хотите сказать, я... это самое?

— Может быть, кто-то из нас, — вдруг громко проговорила супруга, — может быть. Но что если это продолжение игры в жребий? Я имею в виду — яд был впрыснут в бутылку заранее. Что называется, кому повезет?

Человек, словно ожидавший чего-то подобного, быстро кивнул в ответ головой, встал, направился к бару и заговорил уже по дороге:

— Я тут, когда суетился, ну, в самом начале, этак на всякий случай, повел ноготком по пробке — отметка получилась на вертикали по краю бутылочной этикетки. Незаметная для чужого глаза, — он взял «Псоу» у донышка, опять понадобились очки... — незаметная для чужого глаза, — бутылка чуть повернулась в руке, — вот, отметка находится именно на том самом месте. То есть яд в мое отсутствие туда не попал. Его, разумеется, просто б налили, а не стали впрыскивать. Но если вы всерьез о том, что он мог перед смертью устроить подобный фокус, простите, Елена, это откровенная чушь. — Бутылка вернулась на место. — Чушь!

— Яд еще может туда попасть.

— Что?

— Из недопитого стакана.

Она остановила его глазами.

— Мертвым все равно, Сергей Петрович, а живые выплатят вам...

— Десять, — опережая, быстро произнес муж.

— Эх, — человек направился к своему креслу, укладывая не нужные больше очки в карман, — Алексей тут спросил — почему по наследству хозяин оставил мне всего миллион, вроде я его в свое время спас. Ну говорю, — он сел, стараясь определить себя поудобней, — говорю, я и так получил раньше дом с обстановкой, машину, катер, работу высокооплачиваемую по его же протекции... да, а сам думаю — это ведь он и меня в общей игре учел, чтоб на старости лет в себе разобраться. Ну вот, клюну я на многие миллионы или не клюну?

— Черт... — Аркадий от досады опустил голову.

— Да-а, Аркаша, не клюну.

Он перевел взгляд на красивую женщину.

— Мертвым все равно, вы сказали? Это в каком смысле, вытерли о них ноги и дальше пошли?.. И потом, откуда вы знаете, что им все равно?

Она посмотрела в сторону от него сощуренными глазами.

— Извините. Я не то что-то имела в виду.

Наступила неуютная тишина.

Не добравшийся до сигареты Аркадий поставил на ребро пачку, перевернул, снова поставил, перевернул... Владимир протянул руку и забрал у него раздражавший предмет.

— Итак, — прервал паузу председатель, — у нас есть труп, есть убийство, но есть и основание считать, что оно было совершенно с некоторыми, — он, подыскивая определение, вскинул брови, — не хочется говорить «смягчающими обстоятельствами», правильнее — экспромтом.

Все смотрели теперь настороженно выжидая.

— Снотворное. План у убийцы возник сразу после него. Жертва будет крепко спать, дверь останется не запертой изнутри. Удобно.

Начало выглядело странным, и по этому поводу напротив него произошел обмен взглядами.

— Где яд добыть — тоже понятно. Хотя для этого нужно было произвести некоторую работу. Однако весьма примитивную, кухонное помещение в доме есть, и истолочь в ступке три листа — проблема несложная. Сделать, само собой, это следовало загодя ночью. — Удивление неожиданно обозначилось на его лице: — Я ведь не знал поначалу, что снотворное принадлежит вам, Елена, и эта скрытая от меня информация помогла. Искал снотворное, а нашел... — он приостановился и осек сам себя, — однако же, лучше идти по порядку. Вот вода в номерах у всех — какой-то там «Источник» в бутылках, правильно?

Вопрос, впрочем, был задан, не чтобы услышать ответ.

— В комнате Олега такая бутылка на треть пуста. Я это, можно сказать, от тоски заметил, потому что нулевые ориентировки имел, и надо было все подряд замечать.

По лицу женщины скользнула улыбка.

Он, обратив внимание, пожал плечами:

— Да, а что делать. — И заговорил быстрее: — Ну значит, человек выпил воду — никак не меньше стакана, таким количеством снотворное не запивают, — рука быстро указала на стенд бутылок, — при этом выборе вечером воду не пьют, стало быть, выпил проснувшись утром. Дело тоже понятное.

Чтобы лучше донести следующую фразу, человек приостановился и подался в кресле вперед:

— Однако выпил он воду с ядом.

Левый указательный палец показал вверх:

— Там.

Аркадий глуповато повел глазами вверх вслед за пальцем, его супруга с напряжением свела брови, а Владимир поглядел на пустое кресло между ним и торцом, где сидел «председатель», поглядел на стол перед креслом — там недавно стоял недопитый бокал.

— То есть, я не понимаю, — он ткнул пальцем в отсутствующий бокал, — яда не было здесь? Вы который бокал проверяли?

Человек тоже указал на пустое место:

— Проверял, который был именно здесь. Тот, наверху, я проверить уже не мог — влага высохла, нужны особые лабораторные средства.

— Дай мне сигарету-то, Володь! — будоражно возник Аркадий. — Вы, Сергей Петрович, с нами что ли шутки шутите?!

— Не шучу, «зай руихь». — Он посмотрел на Елену: — Так, кажется, по-немецки?

Та в ответ поглядела прямо в зрачки:

— Лучше отчетливо по-русски. И закончить быстрей с этим делом.

Говоривший открытой рукой показал на согласие, другой — поднес себе длинный штофик с ликером и быстро допил.

— Да. Убийца, таким образом, поставил ночью на тумбочку перед спящим стакан воды с ядом и тот, не подозревая, выпил, когда утром проснулся. Синильная кислота — не быстродействующий цианистый калий, убийца, следовательно, не знал, как скоро подействует этот добытый им растительный яд, однако полагал справедливо, что на пустой желудок это произойдет уже скоро. Но повторю, когда я искал, как в той сказке — «сам не зная чего», детали заметил разные. Вот яд этот ведь нужно куда-то слить в удобную тару? Вдруг понимаю — да, есть такая тара. Везде в аптечках стандартный набор, в одной отсутствует нечто — аспирин «Упса» в пластиковом круглом цилиндре, который еще поуже вот этого, — он показал на пустой уже штофик. — Удобное средство транспортировки — прочно закрывается и незаметно помещается в любой карман. И этого лекарства нет почему-то только в одной аптечке, — он посмотрел на женщину, ее мужа... и повернул голову дальше, — у вас, Владимир.

— Э, я вообще не заглядывал в эту аптечку, мало ли там чего нет.

— Макар подтвердил, что проверял аптечки на содержимое по списку месяц назад, везде был полный комплект, а в комнатах с тех пор никто не проживал.

— Ну господи, — человек от досады поморщился, — нельзя же на таком основании... А, вы не подумали, кстати, что при открытых весь вечер дверях кто-то мог взять этот тюбик из моего номера?

— Подумал. Я бы и сам так сделал на месте убийцы.

Теперь его взгляд пошел в обратную сторону и остановился где-то посередине.

— Часы на тумбочке, вот что еще привлекло мое внимание — у всех они одинаковые, различаются лишь по цвету корпуса, и от этой одинаковости я обратил внимание на стрелку будильника. Одна была очень странная — стояла на половине пятого. Снова у вас, Владимир.

На него глядели уже все трое.

Тот пожал плечами и ответил также всем сразу:

— Ну и что?

— Вы не ставили стрелку на половину пятого?

— Не ставил.

— Часы характерно слегка повернуты, чтоб из постели видно было время. Еще я заметил кое-что уже здесь, а не в спальнях... Аркадий, ты что пил утром?

— Я? «Хванчхару».

— Вот, красного цвета. Елена пила «Брют», пузыри тоже не годятся. А вы, Владимир, пили «Рислинг».

— Эльзасский рислинг, и вам рекомендую.

— Да-да, только вчера вы его не пили, это видно по содержимому бутылки, которую вы открыли, спустившись последним сегодня утром. Там за стойкой очень удобное место — панель все скрывает, не видно, что руками делает человек. Вы налили в свой стакан поменьше половины и добавили туда яд. Умный расчет — если бы Олег успел допить бокал, достаточно было потом чуть плеснуть туда из своего. Но он даже и не успел. Осталось самое простое, когда вы выносили отсюда тело, поднимали его из кресла... ну в общем, в этой сутолоке легко было поменять местами два одинаковых бокала со светлым вином. На бокале Олега нет его отпечатков пальцев — там нет вообще никаких. Вы ведь несли бокал через бумажную беленькую салфетку?.. А главное, в том бокале, — он кивнул за стекло в сторону дома охранников, — в нем не «Псоу», а «Рислинг». Экспертиза легко это определит.

Человек встал из кресла и двинулся к бару.

— Хороший расчет, все подозрения падают на супружескую пару, именно это стало бы главной следственной разработкой.

— Володя, ну ты... — Аркадий запнулся в поисках слова.

— Заткнись! — остановил женский голос.

Муж не послушался.

— Да вспомнил я салфеточку эту у дна бокала! Еще подумал — аккуратист.

— Заткнись, я сказала.

Человек от бара поинтересовался, стоя уже к ним спиной:

— Ты всю, что ли, Аркадий, «Хваньчхару» укушал? Последнюю, настоящую!

— Не всю, там во второй бутылке есть половина.

— Половина, какая ж это половина? Нет, брат, тут теперь только мне одному.

Словно бы прозвучал новый голос — не бывшего здесь кого-то:

— Сколько за это?

Странный вопрос о количестве все одинаково поняли, и ответ последовал сразу:

— При чистосердечном не больше десятки. С лишением права на долю в данном наследстве, само собой.

— Владимир, мы отложим вам ваши деньги, — быстро заговорила Елена, — и все что касается адвокатов...

— Ну-у, — человек прихватил вторую бутылку, — вы уж с этими материями без меня. Отправляюсь к ребятам.

— Сергей Петрович, будьте чуть-чуть человеком.

— А до этого я кем был?

— Ну, будьте еще чуть-чуть.

— Что вы хотите, сударыня?

— Стакан этот назад, чтобы, как это сказать...

— Не было изощренного умысла?

— Да.

— Ой, что красота с людьми делает! С пожилыми людьми, — он укоризненно покачал головой. — Ладно, пусть пишет признательное, Алексей потом принесет.

 

ЧАСТЬ II.

Красивые сосны — там, у дороги. Но грустные, что-то в них есть от тихих свечей.

Приехавший чуть подождал закрывавшего стальную дверь охранника, и оба пошли по зеленому ухоженному газону.

— Родственники все собрались?

— Да.

— А когда назначены похороны?

— Не назначены пока.

Человек приостановился и вопросительно посмотрел.

— Тело набальзамировано, в морге сейчас. Тут, Сергей Петрович, такая история — баталия даже.

— Какая баталия?

— Давайте чуть постоим, я расскажу.

На столике появились небольшие песочные часы с незначительной желтоватой массой у верхнего конуса, тонкая струйка пошла вниз, разбрасывая на дне песчинки.

Нотариус, убедившись, что простенький механизм работает, снова обратился к аудитории:

— Итак, одна минута, а вернее сейчас... секунд пятьдесят. Не пожелавший или не успевший, господа, автоматически исключается из процедуры жребия.

Женщина уже подходила к столику, но прочие не вышли из столбняка.

— Прошу вас, сударыня. Но шар пока не раскрывайте.

Она чуть поводила сверху рукой, вдохнула... и взяла.

— Благодарю вас. Осталось секунд сорок. Прошу, господа. Впрочем, как вам угодно.

Теперь двое, вполне сознавая лишь, что нужно спешить, направились к столику и только один, поименованный раньше «двоюродным братом» удивленно поглядел на них, не двигаясь в кресле.

У коробки оба подошедших ускорились, и тут же замешкались, не зная, который шар взять...

Но получилось.

Теперь и они вдруг поняли, во что играют.

Нотариус обратился к последнему:

— У вас еще есть пятнадцать секунд.

Сидевший в кресле не то чтобы понял, но что-то в нем заработало.

Человек встал.

— Побыстрее, — произнесла женщина, на тонком красивом лице смешались досада и нетерпение.

— Да пусть его, — одернул муж, а нотариус уставился на последний уходящий песок.

— Семь-шесть секунд.

Человек неуверенно шел, все с тем же растерянным чувством — «а, надо ли?».

Младший охранник, не выдержав, громко произнес «ой», струйка уже добегала из ничего, но на последних шагах человек проявил проворность и на ходу извлек шар.

— Вот!

Он, словно желая обрадовать остальных, поднял руку с ним вверх.

— Да, вы успели.

Похоже, и хладнокровному нотариусу это принесло облегчение.

— Свидетели, подойдите, пожалуйста, ближе.

Двое молодых людей сделали пару шагов, но нотариуса дистанция не устроила, он приказал встать с ним рядом.

— По разные стороны. Вы здесь, а вы... да.

Получилась своеобразная тройка со строгим нотариусом посередине.

— Теперь, господа наследники, откройте ваши шары и продемонстрируйте нам результат.

Стало заметно, что никому не хочется это делать.

— Прошу! — подстегнул тот.

Руки людей задвигались, размыкая небольшие белые шарики...

— Внимание, господа свидетели, итак, — прежде чем он продолжил, раздались вздохи, неясные звуки, «черт!» выговорила молодая особа. — Крест у вас, сударь, — рука нотариуса показывала на брюнета, едва успевшего к жеребьевке — на двоюродного брата покойного.

Тот неуверенно повернул шар к себе.

Стоявший с ним рядом светловолосый взглянул еще раз на свою пустышку и неловко вздохнул. В лице женщины явилась переживаемая досада, но муж ее нашел в себе силы проявить благородное хладнокровие.

— Поздравляю, Володь, — он протянул руку счастливчику.

Тот пожал, улыбнулся, улыбнулся всем остальным, нотариусу, но похоже — больше всего себе самому.

Приехавший внимательно слушал. А к концу, откинул полы пиджака и уперся в бока руками — не от жаркого уже утреннего воздуха, а чуть-чуть взволновавшись.

— Это что же получается, какая-то запертая ситуация? Наследник вступает в права после похорон — так я понимаю?

— Угу, — молодой человек спрятал в карман листок, на котором записал озвученную нотариусом формулировку.

— А прочие трое могут блокировать его фактическое наследование хоть до второго пришествия?

— Что «могут»? Они уже начали. Только наших с вами денег, Сергей Петрович, это никак не касается.

— Ну, мне и так он всё в жизни устроил. И ты, небось, поднакопил здесь за время службы?

— Поднакопил. Грех жаловаться, жили ведь тоже на всем готовом. И завещал триста штук, — парень взглянул в небо и быстро перекрестился, — дай бог ему там, не видели от него ничего, кроме хорошего.

— Да, а родственничков он, значит, в затрудненье поставил, ха!

— Не больно он их любил, по-моему. Вашим приездам радовался, дни считал, вот, мол, через столько приедет.

Оба погрустнели, и пожилой человек опустил голову.

Солнцу не понравились двое внизу, не замечающие лучей.

Приехавший поднял к голове руку.

— Печет как у нас на юге. Значит, баталии уже начались?

— Макар вчера пошел к ним с картой для ужина — он у нас любопытная деревенщина — ну, слышит бурные разговоры, и заторчал тихо в зимнем саду. Минут десять подслушивал.

— Так договорились они или нет?

— Непонятно пока, в баре яркий свет горел до трех ночи. Ваша комната в полном порядке, Сергей Петрович. Туда поднимемся?

— Нет, знаешь, ты чемодан отнеси, а я выпью немного с дорожки. Самолет, машина — подукачало слегка.

Внутри прохлада, воздух словно прозрачней и чище, веселье света и зелени.

Высокий розовый куст с бутонами, готовыми уже распуститься, и знакомые другие растения, чужеродные в том числе — он так и не узнал их названия, хотя все собирался в очередной приезд, и имеется ведь каталог с их номерками.

Бар, кресла, столик, фонтанчик — бесшумный, умиротворяющий.

Несправедливое есть в остающихся после человека предметах, безразлично продолжающих жить.

Наружи, там, было бодро, но здесь вдруг сделалась какая-то слабость, воздуха много, а не хватает.

Человек торопливо поискал бренди среди крепкого алкоголя — больше хотелось кентуккийского виски, смотревшего сейчас на него, но от нервов-сосудов бренди лучше всего врачует. Где же?.. Внизу, почему-то.

Он заметил себе, что слишком спешит налить, и что, по сути, это сейчас внутри легкая паника — не болел в жизни ничем, не привык, и теперь, когда организм вдруг не слушается, было так уже несколько раз, возникает гадкое ощущенье.

Бренди помог почти сразу, и наверно, чисто психологически.

А произойдет ведь когда-нибудь — не получится что-то уже в последней для него спешке.

Негромкий голос послышался, мужчина — светловолосый, худой, средних лет — спустился, неслышно, по боковой лестнице. Это он поздоровался.

Приехавший поспешил ответить, и назвал себя — фамилию, имя, отчество — громко, по-военному несколько, впрочем, и выправка пробивалась, несмотря на гражданский костюм.

Мужчина, смущаясь слегка, произнес:

— Это вы тот самый следователь... — и приостановился: — я Олег, сводный брат покойного.

— Да, тот самый. Только уже бывший следователь прокуратуры.

— Он про вас говорил...

Мужчина неловко застыл между креслами и баром, и гость, возвращаясь к привычному самочувствию, предложил:

— Я тут расслабляюсь слегка после дальней дорожки, не желаете ли для компании?

Тот приветливо, но тоже с оттенком робости, улыбнулся:

— Да, спасибо, я бы выпил винца.

Простоватое последнее слово мало шло ко всем этим бутылкам — каждая гордилась собой.

— Что предпочитаете?

— Да я знаете... как-то...

— Утром, если вы натощак, лучше этого вот «Бордо», — приехавший снял бутылку, — вам ни один папа римский не предложит.

— А они разве пьют?

— Пфу, еще как. Ну, не напиваются, конечно, на людях.

Где-то он действительно читал про одного папу римского, который и альпинизмом занимался, и сигары курил, и по паре бутылок вина в день ухлопывал.

А какой цвет у этого терпкого «Бордо», со склона, куда вообще не допускается бездумно веселая молодежь, — в красной прозрачности проступает черное, однако лишенное мрачности и увлекающее живой глубиной.

— Пожалуйте.

Человек поставил на стол два объемных бокала, и пришедший, поблагодарив, протянул к своему руку — пожившую уже, поработавшую, с каким-то пластырем на среднем пальце правой руки. Вид аккуратный, но очень провинциальный — брюки, рубашка с длинными не по-летнему рукавами — отставного совсем фасона.

Припоминается со слов покойного — он инженер-механик из кукуевского какого-то уральского городка. Кажется, и не был здесь у брата ни разу.

И робость тут у него ко всему.

— Как там жизнь, Олег, между Европой и Азией?

— Ну, — вопрос слегка затруднил, — жизнь простая — дамба, небольшая электростанция. Бедная жизнь, — сказав это, он вдруг заспешил: — Мне-то что, брат деньги высылал, можно сказать — нужды ни в чем никакой, — отпил из бокала большим глотком и закачал головой: — У нас не то что такого вина, а вообще никакого приличного не завозят. Водку, которые вроде меня люди с деньгами, просим шоферов из центра возить.

— Народ самопальную пьет?

— Ее, самогон тоже пьют, — и, чтобы сойти с безрадостной темы, улыбнулся и произнес: — Зато рыбалка, хорошая рыбалка у нас.

— У нас на Дону тоже рыбалка. Брат к вам не ездил? Ко мне рыбачить несколько раз приезжал.

Собеседник сконфузился:

— Да неудобно было и звать-то в нашу тмутаракань. И таракань у нас в прямом смысле, я вот живу в нестаром доме, а с насекомыми этими, ну, ничего не могу поделать. — Он развел руками: — Гостиницы у нас — вообще никакой.

— Да, затюкали Россию.

Человек еще подумал о том, что этот вот рядовой инженер лишился теперь постоянного источника денег, и, наверное, боится. Не похож он на баталиста, там, конечно, наступательную политику ведет шустрый Аркадий с женой. Что-то про нее говорил покойный, как-то назвал... «эксквизитная штучка»... закончила московский университет... сам-то Аркадий тоже простой инженер, только переключился за дядины деньги на бизнес.

Вино стало приятно греть.

Что у них за баталии и на какой стадии, у этого Олега спрашивать неудобно. Надо будет спросить напрямую именно у племянника. Не про торговлю за свои доли, разумеется, а сколько времени они собираются держать вот такой запертой ситуацию с похоронами.

Впрочем... мысль мелькнувшая показалась заманчивой — в город сейчас поехать, знакомых кое-кого повидать, и даже вот — зайти в родную прокуратуру. Он, кстати, ведь теперь даже долларовый миллионер. Ну, на некоторые рожи взглянуть теперь особенно любопытно.

— Леша, я в город поеду. А, Мака-ар!

— Здравствуйте.

Вот бывают славные лица, что в них, а приятно смотреть.

— Здравствуй. Отчего хитро улыбаешься?

— Жду, когда вы про телят меня спросите.

— И спрошу!

— Он теперь, Сергей Петрович, огромный телятник купит. Вас отвезти в город или сами поедете? Вон, хотите, на Мерседесе?

— Нет, Леш, я принял слегка.

— С нашим номером не остановят.

— Нет, спасибо, прогуляюсь до трассы, там меня подвезут.

— Позвоните из города, если что.

— Не беспокойся, к вечеру возвращусь. Слушай, Олег этот — не был здесь вроде ни разу?

— Не приезжал. А племянник с двоюродным братом в последние месяцы чаще прежнего наведывались.

Зима — лето, хорошо всегда летом, разрешительное оно, вседозволяющее. А ничего про него всерьез не написано, только про жниц у кого-то и про ос. Нет, впрочем, у Митяева сказано: «лето — это маленькая жизнь» — нежно сказано. И морда тоже приятная, хотя не похожи они с Макаром... А осень — зима, тут любят — «очей очарованье», «крестьянин торжествуя»... Однако вот странно — «его лошадка снег почуя, плетется рысью как нибудь», рысь — это ж бег, даже если слабенькая лошадка рысью идет, человек бегом еле рядом удержится, а если здоровый рысак... К тому же еще «плетется», рысью плетется, бежит и плетется... а крестьянин при этом торжествует?.. Нет, ну дикая какая-то сцена!.. А попробуй, скажи. Пушкин! Словно гвоздем прибьют... Или, в школе еще мучило: «Счастлив, кто посетил сей мир в его минуты роковые». Ка-ак сказать! Смотря где в тот момент находился... Чье это? Тоже Пушкина?..

— Девушки, извините, пожалуйста. Вы образованные, «Счастлив, кто посетил сей мир в его минуты роковые» — кто написал?.. Тютчев?.. Хм, я слышал, тихий был человек, кабинетный. А сами вы как относитесь? ... Не к Тютчеву, нет, а чтобы в мире при вас прямо наступили роковые минуты?.. К тому и идет?.. Но не хотелось бы все-таки?.. Да, совпадает. Спасибо, я проверял свои детские впечатления.

Вон трасса видна. И машины снуют.

Белобрысый Макар приспособился на скамейке в тени рядом с начальником.

Тот осведомившись сначала, сидит ли их третий в «служебке», пообдумав что-то, спросил:

— Значит, этот двоюродный брат сказал, что продаст тут все?

— Ну. Так и сказал.

Старший покивал нерадостно головой:

— Кончилась наша привольная жизнь. Ты с деньгами-то что думаешь делать? Может и правда, ферму в родной деревни откроешь?

— Скот купить не проблема, а кому там работать-то, Леш. Старики, а которые не старики — пьянь, они ж не работники. Я вот... как ты сам думаешь, удобно Сергея Петровича попросить?

— К нему на работу? А почему неудобно. Я и сам, если хочешь, спрошу.

— Спроси.

Там за стеной, в соснах, застучал дятел — обычная его полуденная работа, и можно не смотреть на часы.

— Скоро обед заказывать, мне к ним сходить?

— Сходи.

Старший, продолжая что-то обдумывать, сам себе произнес:

— Или я запомнил неправильно...

Другой выжидательно повернул к начальнику голову.

— Хм, не пойму, — тот вроде как смотрел на кирпичную в тридцати метрах стену, но взгляд до нее не доходил, — утром сегодня, когда делал обход помещений, чувство появилось нехорошее.

— Какое нехорошее?

— Мы с нотариусом вчера, и с тобой вместе, вскрывали сейф, так? Делали опись.

— Так. Ключ ты отдал нотариусу.

— А когда нотариус опечатывал сейф, он, я заметил, сдвинул слегка кружочек, что закрывает вход для ключа.

— Крышечку эту?

— Да. Ну, не сильно сдвинул, градусов на десять-пятнадцать.

— Я не заметил.

— Ты в стороне стоял. А сегодня смотрю — кружок стоит ровно-ровно. — Он повернул голову к подчиненному: — Я пробовал, винт там тугой, сам кружок не сползает.

— Ну мало ли, за ночь...

— А что, у нас колебание почвы было? И в хозяйственном блоке что-то не так, факт — побывал кто-то.

— Там красть-то особо нечего.

— Там нечего. А к сейфу — вот ощущение просто — подход был, хотя и не получилось. — Он посмотрел теперь очень значительно: — Может быть, это был пробный подход?

— А дверь в помещенья хозяина?

— Макар, тот замок специалист откроет булавкой. — И недобро сощурил глаза: — Не нравится мне эта компания. Ты, когда пойдешь, похитри там.

— Как похитрить?

— Прислушайся. Будет возможность, застрянь, как вчера вечером, в зимнем саду. Ты ж в разведбатальоне служил, сориентируйся на местности, пластун.

Вечером с трассы на дорогу к коттеджам свернул перед ними фургончик-газель и так и ехал впереди их такси до самых ворот.

Там он, не задерживаясь, шмыгнул в раскрывшиеся ворота, а пассажир, остановив водителя, начал расплачиваться. Чаевые соответствовали этому известному всем загородному месту, хотя человек подумал, что раньше бы никогда столько не дал.

Фургончик — что бы он значил — привлек внимание.

Впрочем, приехавший понял, не успев дойти до дверей, — время давно вечернее, транспорт, не иначе, из ресторана.

И кстати, днем он перекусил лишь слегка, а вначале вечера посидел недолго у одного из прежних коллег-приятелей, заехав на чашку чая, — скромно на кухне, да и негде было сидеть в двухкомнатной квартире — жена пожилая, приболевшая чем-то, дочь с пятилетним снующим ребенком — отвык он такого неказистого быта с одеждой на спинках стульев, усталыми от пользования вещами, общей во всем не радости и не ожидания.

И в городской прокуратуре, где, опасался даже, произойдет неожиданная ощущениями встреча со временем, не почувствовал ничего, то есть наоборот, почувствовал потом растерянность и обиду, оттого что большой кусок жизни выпал, сделавшись чужим и ненужным.

— Добрый вечер, Сергей Петрович, ребята ужин как раз разгружают. Я вам по памяти заказал — свинину, вы ее часто ели.

— О-очень хорошо!

— Ну там, овощи, сыр...

— Прекрасно, Алеш, прекрасно. Только знаешь, я с вами поужинаю. Не хочется мне в ту компанию с их делами. Решили они что-нибудь?

— К середине дня еще не решили, я даже Макара на разведку посылал.

— Тогда ждите меня, я быстро душ приму и в демократичное что-то переоденусь.

В помещении всегда одна и та же температура — не прохладная слишком, а именно какая надо. Градуса на три пониже, чем снаружи сейчас — там, хотя вечер поздний, все равно жарковато, и ночь, по такой погоде, прохладу не принесет.

Человек от входа направился по широкой спирали наверх и добрался, не встретив никого по дороге, до дверей своей комнаты. Знакомая, родная почти, тут он всегда останавливался. Три другие гостевые комнаты отличаются только цветом, его — золотистая.

Есть хотелось, он поэтому обрадовался, что нужные легкие брюки и футболка лежат в чемодане прямо сверху, и отправился в душ, определив себе время там в три-четыре минуты.

Парикмахер хорошего класса стриг так, что волосы, подсыхая, укладывались сами в нужную форму, он не стал смотреться в зеркало перед выходом, а когда ступил в коридор...

— Ба, Сергей Петрович! Нам сказали, что вы еще днем приехали, я уж в комнату вашу два раза стучал.

— Здравствуй, Аркадий. В город ездил, старых знакомых кой-кого повидать. Ты скажи мне, пожалуйста, что тут у вас за коллизии? Я не в смысле денежного вопроса, а похорон. У меня там на юге дела, сориентируй, братец.

У племянника сделалась неопределенность в лице, сам он, показалось, за прошедшие с последней встречи месяцы то ли пополнел, то ли обрюзг.

— Трудная ситуация. Мы уже с юристами по телефону консультировались — никто пока толком совет не дал.

— То есть запертая, как я понял со слов Алексея?

— Запертая. — Неуместная к ситуации явилась улыбка — парень не пьян, но навеселе. — Владимир уперся, сволочь. Извините за выражение.

Гость подумал, как бы все-таки разобраться, но разъяснение последовало само:

— Ну рассудите, Сергей Петрович, Лена требовала сначала двадцать процентов на нас на троих. Теперь опустились до пятнадцати, чтобы каждому по пять. Это много, что ли?

— М-м, на мой взгляд, немного.

И действительно, вполне адекватная компенсация. Он с этим двоюродным братом не был знаком, но человек интеллигентный вполне, по упоминаньям покойного. Тот ему помог деньгами поставить журнал коммерческий, развлекательного какого-то плана, автомобиль подарил. Звучало, что Владимир этот умный, воспитанный.

— Он-то, в свою очередь, что предлагает?

— По триста тысяч долларов, и сказать ему еще за это спасибо.

— Триста тысяч Алексей получил.

— Вот именно, слуга.

Последнее определение прозвучало несколько грубо, а собеседник приблизил голову и заговорил уже тихо, почти таинственно:

— По секрету, Сергей Петрович. Ленка с Олегом решили спускаться до десяти процентов, но ниже — ни-ни. Ну и я с ними согласен, а то свинство какое-то.

Он развел руками, но не с протестующим чувством, а, скорее, с недоумением.

Гость искренне согласился:

— Похоже на свинство, очень похоже.

— Пойдемте, Сергей Петрович, в бар. Скоро ужин дадут, надо чего-нибудь перед ним.

— Пойдем. Однако ж, Аркадий, ты извинись за меня перед публикой, я с ребятами там в охране поужинаю. Обещал уже. Сам понимаешь — выпить слегка за покойного. Любили они его.

— Кто ж не любил, — ответ прозвучал с совершеннейшим равнодушием.

За Аркадием пришлось поспешить.

А по дороге в голове закрутились вдруг эти проценты — десять, пятнадцать... не складываясь до конца в конечные суммы, они все равно давали большое — не обеспеченность, благополучие, а непонятный своими возможностями уровень жизни.

Внизу горел яркий свет, отливался бронзой фонтанчик, зимний сад отошел в полумрак зеленоватой и темной затем глубиной, за которой никакой другой мир, казалось, не существует или не нужен.

Аркадий сразу бухнулся в кресло у ближнего торца столика, перед которым уже стояла открытая бутылка и ожидающий стакан, а рядом сбоку от него, повернув на их появление голову, сидел брюнет среднего возраста — его взгляд пропустил Аркадия и направился на неизвестного гостя. Взгляд не враждебный, но и без особой приветливости, и было видно — человек не собирается встать для знакомства с рукопожатием.

Гость назвался, также почти как утром — докладным тоном, и услышал ответное представление с добавлением, что брат-покойный о прибывшем рассказывал.

— Я о вас тоже от него слышал. Журнал выпускаете? Хорошее дело.

— Выпускал.

В голосе слишком почувствовалось уточнение «кто теперь кто», гостя оно не то чтобы покоробило — однако не умное что-то в нем себя обозначило.

Он прошел к бару, ясно уже понимая, что не хочет, совсем, здесь задерживаться, да и ребятам обещал быть через пятнадцать минут.

Бутылку виски и что еще?..

Он еще взял «Бордо», цветом чуть посветлее — игривого сорта.

Вышел от бара с другой стороны и пояснил для вежливого ухода:

— Обещал, вот, с ребятами посидеть. Извините за отсутствие во время ужина.

Аркадий сделал благодушный знак понимания, а взгляд наследника скользнул по бутылкам... ревниво блеснув, поменялся на снисходительный — с господским оттенком.

Это как понимать?

И в наследство еще не вступил, и умершего в могилу не проводил, а уже хозяин?

Нет, сударь, шутить изволите, он в доме друга своего, а не у чужого барина!

Человек поставил на столик бутылки и снова вернулся к бару. Тут где-то «Мадера» коллекционная, они все собирались ее с покойным попробовать.

У, как быстро нашлась.

Он понес ее так, чтобы к зрителям этикеткой.

И прихватив две другие, небрежно кивнул на прощанье.

Чувствуя, что все-таки неумело изображает развязность.

— Вы, Сергей Петрович, куда это столько набрали?

— Ничего, пригодится.

Он хотел добавить в сердцах о своих впечатлениях, но пар неожиданно вышел. По дороге слушал насекомую трескотню — многотысячный хор, у домика в траве белел крупный светляк, и тепло шло прямо с самого неба.

Ну их там.

Стол нехитро, но уже сервирован, и закуска есть подходящая, в том числе любимый его острый венгерский перец.

— Ровно пятнадцать минут, — сообщил появившийся Макар, — ой, куда это столько?

— А ты думаешь, я тебе много выпить позволю? — парировал Алексей. — Садитесь, Сергей Петрович, вы у нас — во главе.

Времени нет никакого — это же мера одних событий через другие. Почему вдруг два-три часа пролетают или, наоборот, еле тянутся? Тянутся от пустоты — ее ничем не измеришь. А события набегают, и человек движется по ним, а не по каким-то там стрелкам. Так и с людьми бывает в общении, когда временем становятся мысли и память.

В начале первого еще поставили чай.

Молчаливого очень третьего охранника, не употреблявшего из-за старой контузии алкоголь, гость плохо знал.

Тот поужинал с ними, и начальник разрешил ему спать — «мониторить» постоянно территорию нет уже необходимости, да к тому же — гость не знал этого раньше — на три метра внутрь от заборов на газонах стоит проводная сигнализация.

— Сметливый ты у нас, Макар. Он, Сергей Петрович, сто тысяч в банку спрячет, а на зарплату будет опять полдеревни кормить. Сколько там ртов-то?

— Ну... две сестренка, две бабки, дед, еще племянник и племянница малолетние. Мать с отцом хоть работают, но, можно сказать, за гроши.

— Не беспокойся, позвоню тебе, по приезду. Место найдем. А тебя, Алексей, на командирскую должность, не смогу прямо сразу устроить. Подыскивать надо.

— Вообще не надо, Сергей Петрович.

— А что думаешь делать?

— Смотаться он хочет.

— Не смотаться, а нормально уехать. Мне здесь, Сергей Петрович, как говорят у вас казаки, что-то «не любо».

— А где любо?

— Ну, в Канаде где-нибудь или в Австралии. Приналягу на английский язык, я ведь английскую спецшколу заканчивал. Тройку, правда, имел, но база все равно есть.

Макар решил поделиться:

— А я немецкий учил.

— Немецкий твой — «нихт ферштейн».

— Может быть ты и прав, Алеша, — раздумчиво произнес пожилой человек, — может быть...

— Родина — не березы, Сергей Петрович, — обрадовано заговорил тот, — родина — люди, а они у нас только и смотрят как бы друг друга мордой об стол.

Младший товарищ согласился с ним легкой ухмылкой.

Гость помолчал в размышлении.

— А к старости это грустно, друзья. Грустно, без цели. Я вот встретил недавно, Христос говорил: «Один не спасешься». В Нагорной проповеди, кажется. Даже душа в одиночку беспомощна.

Макар, привставший за кипятком, удивился:

— Почему беспомощна?

— Потому, дорогой, что душа великого хочет. Даже самая маленькая душа. А как может быть иначе?.. Она по образу и подобию божьему сотворена. Великое, значит, в ней первым делом заложено. Да. А делать великое можно только для очень многих, это по определению, так сказать. Ну и как, без душевного с ними родства?

Алексей озадаченно качнул головой, оценивая слова, —правильные, наверное, но не очень согласные с его настроением, а на лице Макара объявилась и застыла загадочность — он выразил ее глядя куда-то вверх:

— А многого мы не знаем.

— Вот-вот, — гость придвинулся к столу, чтобы достичь до бутылки, — чувствовать начал с годами, чем больше узнаю — тем меньше знаю. — И сменил тон: — Но знаю, что такую «Мадеру» я даже при своем миллионе не позволю себе купить.

— И нельзя в наших магазинах, — возразил Алексей, — чурки оборзелые в своих подвалах любую фальшивку сварят.

Разлили по рюмкам.

Макар взял свою нерешительно, а его старший товарищ поднес, понюхал, а потом, когда все попробовали, вывел свое заключение:

— Я вот чувствую — вкус замечательный, а еще чувствую, что мой до него не развит — тупые рецепторы.

— А-га, — подтвердил Макар.

Но тут же они заметили что-то во взгляде гостя, сидевшего напротив двери, и повернули к ней головы.

В открытом проеме стоял Аркадий.

С блуждающим взглядом и физиономией на хороших газах.

— Теплый вам вечерочек, — он вроде не был уверен, что видит хорошо каждого. — Сергей Петрович, а я в комнату к вам стучал.

Нет, видит все-таки.

Макар уже проворно подносил стул.

— Присаживайтесь. Чаю выпьете?

— А... выпью, пожалуй.

Тот сел, и устроился поровнее.

— Баталия, что ли, закончилась, Аркадий?

— Вот я и хотел с вами... не закончилась. — Он поделился сразу со всеми: — Мне что тут — жить?.. А Ленка говорит: жить!

— Ты толком скажи о результатах.

Однако пришедший поинтересовался сперва глазами по поводу своего участия в общем мероприятии, и Алексей с легким в сторону вздохом подвинул к нему свободную емкость, она была из-под сока, но вряд ли сейчас это значило.

Успокоенный, что ему наливают, Аркадий вернулся к теме:

— Олег уже говорит — «ну его». Но хамство — по полмиллиона, — он протянул руку к вину, и видно стало — пить ему не очень-то хочется.

— Предлагает вам по полмиллиона?

— Предлагает, но это хамство. Я так и сказал... Нет, прямо так я не стал говорить... Сергей Петрович, нам нужен переговорщик. Он замотал, понимаете?

— Так ты меня желаешь завербовать? Нет, брат, я не гожусь. Я в жизни больше приговаривал, что ли, чем уговаривал.

— Вы о-пытный человек.

— А «опытный» для таких целей — только адвокат. Вы почему за целый день об этом не позаботились?

— Заботились. В отпусках народ. Звонили... — рука на столе показала «туда-сюда», — разъехались. Известных нет никого, а случайных... Ленка правильно говорит — с дипломом из перехода...

Чтобы вечер таким бестолковым концом не был испорчен, лучше было выпить по рюмке вина — человек взял свою и показал ребятам глазами — пора закругляться. Тем более не вечер — половина первого уже.

Мм, вкусно!

Аркадий все же нашел место внутри и кинул туда разом, без чувственного выражения.

Улететь, что ли, до сообщенья об окончании переговоров?

— Сергей Петрович, нужна ваша помощь, — незваный гость проговорил уже более твердым голосом.

Или здесь остаться? Впереди только два рабочих дня, обойдутся там без него. В бассейне поплавать, в библиотеке кой-чего почитать...

— Сергей Петрович, так как?

Не ответив сразу, он отхлебнул на дорожку чай — ну, что ему тут сейчас объяснять.

— Давай, Аркадий, все завтра с утра обсудим. На свежую голову.

— Но вы не о-тказываетесь? — опять со сползающим выражением произнес тот.

— Не отказываюсь.

Да, пожалуй, правильнее будет пока задержаться. Обдумать, заодно, как станет жить дальше — с миллионом этим теперь. С работы уходить ну как-то совсем не тянет. Контрактные почти полгода еще надо обязательно отработать, преемника какого-то подобрать. А впрочем, нечего на ночь забивать себе голову.

Алексей хотел выйти их проводить, но гость сказал, чтоб допивали чай и, попрощавшись, подтолкнул в открытую дверь Аркадия.

Тот как-то примолк, а когда вышли на воздух, глубоко задышал, хотя воздух был такой, как и в комнате.

— Эх, перебрал я. А другие — тоже. Ленка одна нормальная. Со злобы.

Неровная поступь Аркадия замедлилась и перенесла его затем с правой стороны в левую.

— Я вот думаю, Сергей Петрович...

Тот повернул голову, чтобы найти спутника у другого плеча.

— Я думаю... — Аркадий стал неловко доставать сигареты и уронил пачку — пришлось приостановиться.

— Что это?

— Где?

— Вон, сбоку дома.

— Где сбоку дома?

Человек слегка отстранил рукой спутника.

Электрический свет по периметру хорошо освещал ближние части газона, дальше внутрь было темнее, и потребовалось приглядеться.

Он сделал несколько шагов в ту сторону, пошел быстрее... а теперь побежал.

Тело нужно положить на твердое, с небольшим чем-нибудь под головой, внутренние кровотечения могут быть где угодно, западающая голова опасна остановкой дыхания, поэтому он все время говорит Аркадию — «голову, голову», а остальным — чтобы держали под плечами и туловищем, ноги пусть свисают — это неважно. Перед крыльцом он забегает вперед — освободить стол и найти подходящий предмет под голову. Аркадий сказал, что дышит. Люди неуклюже застревают в дверях, что-то он убрал со стола, что-то слетело, на полочке несколько книг — они сейчас подойдут.

— Сюда головой кладите.

Черт возьми, где телефон?

— Где у вас телефон?!

Алексей говорит, что в соседней, где мониторы.

Тут, в соседней, полно всякой техники, и где именно аппарат он не видит.

Вот.

Но почему трубка молчит?..

Да, здесь переключательный рычажок.

Есть гудок.

Он вдруг забыл номер дома.

Что-то громко ему говорят из той комнаты.

Номер...

Не нужна скорая помощь?

Макар на пороге.

— Сергей Петрович, уже все.

И голова Алексея за ним:

— Там ни зрачков, ни пульса.

Одышка, хоть не тащил даже сам. И поламывает в висках.

Надо все же самому убедиться.

Человек пошел назад в первую комнату.

Алексей говорит, пропуская его:

— Это спьяну племяннику показалось, по застывшим зрачкам судя, мы несли уже труп.

Еще один в его жизни осмотр мертвого тела.

А думал, кончилось это совсем.

Да... кровь натекла на книги... лицо не разбито, джинсовая курточка на груди без малейшего повреждения — удар при падении пришелся на спину и голову, тут высота второго этажа не меньше, чем у городского третьего.

Однако почему он должен осматривать и делать какие-то выводы?

— Сергей Петрович, что дальше? — Алексей, волнуясь, облизнул губы.

У ребят лица совсем растерянные.

Аркадий смотрит протрезвевшими, вроде, глазами и отвечает за него Алексею:

— В милицию звонить, что же еще.

— Да, тебе, Алеш, правильней всего позвонить.

А глазам не прикажешь — сами продолжают осматривать тело.

Алексей понял, что ему нужно делать, но стоит рядом не двигается.

Он и сам еще не на сто процентов очухался.

— Что происходит? — женский голос, прозвучавший так неожиданно, заставил вздрогнуть.

Ступив на шаг в комнату, женщина замерла.

Появилась словно виденье — темное платье на тонкой фигуре, убранные назад очень темные волосы, резной полупрофиль, и ощущение очень красивых глаз, глядящих сейчас на неживое лицо.

— Он мертв?

Алексей, кашлянув, проговорил с хрипотцой:

— Падение. Видимо, перегнулся через балкон.

Ее взгляд отошел от лица покойного и остановился где-то посередине комнаты.

Аркадий двинул к себе стул, чтобы присесть.

— Мы, Лен, милицию вызываем.

Голова медленно повернулась в его сторону, но не до конца, и качнулась — слегка, но решительно:

— Никакой милиции.

Будто в театре на сцену явилась некая сила, сделавшая других статистами.

— А как же, Лен...

— Сядь.

Теперь она посмотрела на остальных, но не в лица.

— Господа, полчаса назад я, наконец-то, дозвонилась нужным людям в Москву. Сюда в ночь выезжает известный адвокат. Он с помощником будет здесь уже утром.

Алексей хотел возразить, но не сумев, поискал взглядом помощи.

— Сударыня, — теперь они встретились взглядами — да, глаза были очень красивыми, и спокойными, — сударыня, сообщение в милицию — необходимая процедура. — Он кивнул на Алексея: — Охрана обязана это сделать, в противном случае они попадают под статью Уголовного кодекса о недонесении. Я могу даже ее процитировать...

— Не надо.

— Хорошо. Но этим статья не снимается. А кроме того, почему вы против милиции?

— Я не против милиции.

Сейчас, в равной мере для всех, нужен был очень спокойный тон.

— Тогда, пожалуйста, объясните.

— Конечно, — прозвучавшим ударением женщина показала, что именно этого хочет. — Мы в очень сложной ситуации, Сергей Петрович. Я правильно назвала?.. А сейчас просто в катастрофически сложной.

— Вы про раздел наследства?

— Не только. Мы не можем покинуть эту территорию, нам нужна юридическая защита, чтобы зафиксировать вынужденный характер отъезда.

Женщина чуть вопросительно посмотрела, и он кивнул головой:

— Да, я знаю про завещание.

— Нам нужна полноценная юридическая защита, понимаете? Ментам, простите за это выражение, на все наплевать, первое что они сделают — погрузят нас всех и увезут для дачи показаний.

Аркадию такая мысль не пришла в голову, он выдал звук между страхом и удивлением и уставился на единственно опытного среди них человека.

Все смотрели сейчас на него.

— Интересная история. А потом вы все это как собираетесь объяснять? — он показал на труп.

— Просто. Сбоку у дома нет яркого света, там почти что темно. Значит, тело было обнаружено около восьми утра. К этому времени автомобиль из Москвы сюда уже должен добраться.

Алексей рядом забеспокоился, но человек сказал за него:

— Во-первых, сударыня, светло уже в шесть, во-вторых...

— Проспали, — перебила она. — А во-вторых, я утраиваю работникам охраны их суммы. Утраиваю каждому, и долговые расписки составлю прямо сейчас. — Ее взгляд скользнул к Алексею: — Там просто будет сказано, что за отличную охрану имущества после смерти хозяина я, как одна из наследниц, определяю вам соответствующие премиальные деньги. Все чисто.

...часы, слышно, как чикает секундная стрелка...

Смешанное чувство.

Блестящего хода.

Но какого-то сделанного против всех остальных.

Хотя не на чужое поражение, а на свой выигрыш.

Алексея рядом будто не стало, Макар, другой парень — там в головах происходит переворот...

И она решили добить, брови чуть сдвинулись вверх:

— Мало?

— Нет, конечно не мало, — спешно проговорил Алексей.

И Макар уже что-то прикинул, сложив новые цифры.

А что им такого особого будет? Да хоть проспали, спьяну, до десяти.

И теперь, теперь получалось, что «малину» испортить может лишь он один.

— Сергей Петрович, вы просто здесь гость, — она смотрела на него внушающим взглядом. — Спали у себя в комнате, в девятом часу проснулись...

Третьего снова отправили спать до шести утра, эти двое чувствуют себя перед ним как-то не очень ловко, и когда перешли спокойно посидеть в мониторную, Алексея слегка прорывает:

— Вроде купила она нас, Сергей Петрович, — он неловко улыбается и суетливо посматривает на незначащие теперь экраны.

— А вы хороши оба, не умеете по настоящему продаваться. Когда спрашивала, и надо было сказать, что мало.

Он уже оглядел экраны — камеры ведут наблюдение с внешних сторон, лишь одна внутри есть над входом и пространством вокруг метров в двадцать. А подняв голову от пульта, можно отсюда через окно видеть и сам центр здания, но вбок нет обзора.

— Нет, Сергей Петрович, ну совесть же тоже надо знать.

— Стало быть, с совестью у вас полный порядок. Да не парьтесь вы, все нормально. Права она. Я и сам подумал, — он запрокинул голову, чтобы размять ее круговыми движеньями, — был сегодня в родной прокуратуре... от старых порядочных кадров... почти никого... молодежь какая-то звонкая... а от непорядочных... все наверху сидят... Что-то хмель весь вылетел, а?

Напряжение спало, оба радостно подтвердили — весь вылетел.

— Так неси, Макар, что осталось. Нет... ты лучше сходи в бар, там кофе хороший, захвати его на подносике, и туда же бутылку бренди поставь. Опробованная есть мною с утра, очень для сосудов хорошая. Прямо по центру стоит.

Гость удобней устроился в кресле, повернулся слегка, и скоро в обзор камеры над входом попал их посыльный.

— Другие, значит, внутри территории не обозревают?

— Нет, могут.

Алексей покрутил что-то на пульте... верхняя часть стены, газон... темнее стало, но виден асфальт...

— Поворачиваю, и до стены дома дотягивает. Вот, тут как раз, было тело.

— М-м.

— Сергей Петрович?

— Я.

— Думаете — как он умудрился упасть?

— Думаю. Не хочу, но думаю.

— Что ему помогли?

Человек помолчал, а затем проговорил совсем неожиданное:

— Ты, Алеш, расписочки эти пока прибереги, молчать надо о них до полного окончания дела. — Он дал знак, что продолжит. — Деньги огромные, — палец указательный сделал круговой оборот, — наследники — люди незначительные, и есть труп. Очень сомнительный, Леша, труп. Смекаешь?.. Не слышал, что я только что говорил про молодых и звонких, и их начальников?

— Постойте, хотите сказать, блин, нас могут вовлечь?

— И меня.

— Да вас-то как?

— А я такой же подозреваемый. Спал я или не спал... может быть я его и скинул, войдя предварительно с кем-нибудь из наследников в сговор.

Парень вздрогнул и поморщился всем лицом.

— Выходит зря мы... эти расписки...

— Ты не волнуйся. Расписки просто не афишируй. А с ними или без них — дело могут закрутить совершенно одинаково.

Он посмотрел внимательно и повысил голос.

— Нормально все, нормально! Время сейчас не против нас. И надо спасибо сказать этой барышне за догадливость.

Шустрый Макар снова возник на экране.

Алексей ткнул туда пальцем.

— Он, я говорил, подслушивал немного. Пусть подробно расскажет?

— Сейчас и расскажет. Ты расслабься, двух часов еще нет.

Пропав на экране, парень секунд через пятнадцать возник уже у них комнате.

— Горячий, и бутылку сразу нашел.

— Ох, молодец ты, а наследники спать улеглись?

— Аркадий с женой внизу в баре.

Вспомнилось — уходя, она сказала, что будет всю ночь на телефонном контроле с теми, кто к ним в пути.

— Красивая женщина, — поощрительно продолжил Макар.

— О! — Человек поднял указательный палец. — Понял теперь, на кого она похожа, в стиле одном.

— На кого?

— Был старый фильм по Достоевскому «Идиот», с Яковлевым и Борисовой. Вот на актрису Борисову в той роли. Не видели?

Оба мотнули головами.

— Прекрасный фильм. Что ты, Леша?

— Да не люблю я Достоевского.

— Почему?

— Не было таких людей, Сергей Петрович. Мы ж русские все и деды наши были русские. Карамазовы эти, я до половины не прочитал, князь Мышкин — вокруг него всякие уроды — ну разве они на нас похожи?.. А мы с Макаром на дежурстве часто Островского слушаем, я новые записи хотел прикупить — не нашел. По третьему по четвертому разу слушаем. Тут наше всё, хороший, плохой — все родные.

— Наши, — подтвердил младший товарищ.

— Ха, вы старых телевизионных постановок Островского не видели. Это когда я еще очень молодым был. Шедевры!

Кофе выпито.

И выпили уже по второй.

— Давай, Макар, просуммируем, — на стенных часах половина третьего, но ощущения ночного времени нет вообще. — В первом разговоре, стало быть, наступательные действия вели все трое. И даже не Елена лидировала?

— Муж ее больше всех горячился. А Олег, сводный брат, по-простому объяснял — по совести, говорил надо, по человеческим понятиям. Жадность, дескать, никого еще до добра не доводила.

Алексей с кривой ухмылкой кивнул на дверь в ту комнату:

— Ну и вот.

— А к вечеру, я тебя понял, ведущая роль перешла к Елене?

— Ага, те двое больше молчали. Иногда только лезли, когда тот, — парень качнул затылком на дверь, — шуточки разные отпускал.

— Издевался, в общем, над ними?

— Почти что так.

Человек сосредоточенно уставился в пол.

Потом поднял голову.

— Комнату его нужно осмотреть. Но сначала труп еще раз.

Тело обстоятельный Макар покрыл простыней, а теперь, когда пришлось снять, сделал это, поглядев в сторону.

Человек пробежался взглядом.

— Рост примерно сто семьдесят пять, как у меня. А?

Алексей подтвердил.

Человек прошел к ногам и начал задирать брючины.

— Но комплекция не тяжелая, то есть вес... не больше семидесяти. Что у него в брючных карманах, Леша?

Следов от сжатий в районе щиколоток нет. Но если он прилег животом на перила, рывочком легеньким снизу справится и ребенок — решительность только нужна, ничего больше.

— В одном пусто, а здесь... носовой платок.

— И в куртке проверь.

Человек обогнул стол, чтобы не толкаться вдвоем, и осмотрел кисти — ладони и ногти.

— Угу, без признаков какой-то борьбы.

— Ключ в кармане джинсовой куртки. Это ключ от его комнаты. А в другом пусто.

— Ключ? — Он вдруг заспешил. — Ты здесь, Макар, за старшего над живыми и мертвыми, пошли, Алеша.

Наверх поднялись по главной лестнице, по дороге человек только спросил:

— Кто с ним в соседней комнате?

— Олег.

Ключ вставился, повернулся бесшумно, в комнате горел верхний свет, Алексей постарался закрыть дверь так же бесшумно. Старания, правда, не были нужными — в этом доме и не скрипело никогда ничего, звукоизоляция между спальными помещениями тоже была безупречной.

Алексей проскользнул на балкон и вернулся назад.

— Выходит, Сергей Петрович, он заперся изнутри.

— Выходит.

— С другой стороны, кто-то шастал прошлой ночью по дому. Я говорил.

— Говорил.

Человек почему-то смотрел в открытый шкаф, где ничего не было.

— Сергей Петрович.

— Что?

— Так тот, кто открывал дверь в хозяйские помещения, мог и эту открыть. А потом закрыть тем же способом.

Человек отошел от шкафа и приблизился к столику. Там лежал средних размеров кейс, какой-то журнал и мобильник.

— Вспомнил я случай один, в самом начале следственной своей службы. Тетка из запертой квартиры с балкона выпала. Разобрались в конце концов — алкоголь в крови плюс снотворное выпила. Тут в аптечках снотворное есть?

— Нету, не предусмотрено.

Кейс с малым содержимым — записная книжка, блокнот, бумажник, ключи от городской квартиры.

— Как ты себе представляешь, Леша, некто открывал запертую дверь зная, что не напорется на хозяина? Что тот стоит у перил балкона? Ты всегда думай от преступника, а у него в голове масса опасок и подозрений.

Он, прежде чем закрыть кейс, прикинул что-то, и остался недоволен.

— И потом я эту твою модель рассмотрел уже в другом варианте.

— Каком варианте?

— Перелезть с того балкона на этот и спрятаться до прихода хозяина. Где здесь спрятаться кроме шкафа? В санблоке? А вот туда вернувшийся и направится. Но шкаф слишком узкий, только... — он поймал взгляд молодого человека. — Ну а как ей с балкона на балкон перебираться? Расстояние большое — сила и ловкость нужна. Во-вторых — платье, туфли.

— Так может и слава богу, сам он и выпал?

— Может быть. У тебя сильный фонарь найдется?

— Да, а зачем?

— Место падения мы не осматривали.

Вверху над их головами виден из комнаты свет, а в соседней темно.

Алексей принес даже два фонаря, но похоже, вся сама эта процедура кажется ему совершенно зряшной.

Фонари сильным светом начали гулять по асфальту.

Тепло.

Только три часа, и еще не подошла утренняя свежесть.

Темная поверхность почти идеально чистая, ее моют какой-то пеной люди из сервиса, кажется, два раза в неделю.

Он поймал вдруг боковым зрением камеру, повернувшуюся к ним с кирпичной стены — Макар балуется, — и погрозил ему пальцем.

Они уже миновали балкон и находятся под другим — надо давать отбой.

Алексей сделал вперед два шага, нагнулся...

— Что там?

— Мелкий какой-то мусор.

В ярком свете от двух фонарей все равно нельзя разобрать, что это за темный, сантиметров двух, не предмет даже — дрянь какая-то, и Алексей не спешит ее поднимать.

Изнежились они тут.

— Бумажки у тебя нет?

— Нет... а впрочем, — он щупает сверху карман, — есть счет ресторанный.

— Давай его сюда.

Непонятный кусочек слегка прилип, пришлось брать его двумя пальцами.

— Больше кругом ничего?

— Ничего.

Макар сразу предлагает сходить за кофе, и все соглашаются, а руководитель решает, что на коньяк налегать не надо — он свое дело сделал.

— Принеси, брат, ликерчика. Некрепкого, градус к утру опускать будем.

Алексею тоже приходит идея в голову:

— Может, бастурмы порезать? Вы палец испачкали.

— Где?

Действительно, на указательном пальце черная полоска, и пятно на большом.

Понятно, от этой дряни, что лежит на краю стола на оборотной стороне ресторанного счета.

Что все-таки она такое?..

— Я еще марпезанского сыра принес, ночью всегда на пищу тянет.

Алексей, ступив в комнату с двумя тарелками, приостановился — над столом шла сосредоточенная работа, инструментом служил конец авторучки.

Судя по надетым очкам и лампе, придвинутой так близко, что она мешала склонившейся голове, шло какое-то тонкое изучение.

— Очень хорошо, — раздалось от стола, но с непонятным смыслом — то ли к своим делам, то ли к деликатесам.

Изучавший скоро снял очки и показал приглашающим жестом:

— Взгляни, на одной стороне куска кое-что сохранилось.

Он встал, чтобы взять из рук молодого человека тарелки, и стянул с одной кусок бастурмы, проворно отправив в рот.

— Скажи мнение.

Тот послушно сел в кресло и чуть отодвинул лампу.

Найденное непонятно что с изнанки не выглядело таким черным.

И оно похоже на кусочек материи.

Обгорелый, жженый кусочек.

— Что это, по-твоему?

— От какой-то горелой тряпки. Только откуда он взялся у нас.

— Это первый вопрос. Или на днях был сильный ветер?

— Не было, неделю такая погода стоит.

— Ты приглядись, что за тряпка?

— Ну, — молодой человек тоже взял ручку, и подцепил концом кусочек за край, — тут синий цвет виден... и белый. Похоже на носовой платок.

— Умница! Кант от носового платка. И сажа, которой я пальцы испачкал, не сухая, понимаешь?

— Честно если, не понимаю.

— Свежая, жгли недавно совсем. А теперь ты эту штуку понюхай. Гарью пахнет?..

— Не пахнет. Вообще ничем не пахнет.

— Нет, немножко все-таки пахнет. Сейчас мы на Макаре проверим, вон он топает.

Молодой человек задумался.

— А странно, асфальт два дня назад мыли. Ворона какая-нибудь принесла?

— Ворона такое даже не клюнет. У нее острейший нюх, и паленое ей против натуры, потому что запах пожара — беда для птиц.

— Не понимаю, выходит, из наших платок кто-то сжег? Зачем?

— А вот ответив на этот вопрос, мы, возможно, ответим еще на некоторые, — он посмотрел на входившего: — С твоей, Макар, помощью.

Тот, довольный к себе вниманием, поставил поднос на стол и прокомментировал:

— Трудно городу без деревни.

— Трудно, брат, трудно.

Но начальник строго позвал:

— Иди сюда, понюхай.

— Что понюхать?

— А вот это.

Парень подошел и подозрительно скосил глаза на листок с чем-то черным.

— Леш, это дерьмо?

— Не дерьмо. Давай, морду не вороти.

Первая попытка, однако, не совсем не удалась.

После второй парень поднял глаза к потолку...

— Что-то есть немного ароматическое.

— Обрадовал, вот так обрадовал! — их старший товарищ пошел к столу. — Факт можно считать доказанным! Сейчас немножко передохнем и осмотрим с тобой, Алексей, хозблок. О-очень внимательно осмотрим.

Ночь показала признаки утра, хотя до рассвета оставалось еще около часа и по-прежнему было темно. Но темнота устала, потеряла к окружающему интерес и закрыла свои глубины — скучное время, самое скучное на дежурстве.

Почти час прошел, как Макар остался один. Вход был виден отсюда в окно и на экране, он и переводил взгляд с ближнего плана на дальний, в очередной раз надеясь увидеть их выходящими.

Что можно так долго искать в этом хозблоке?

Хотя барахла там всякого много.

Но вот именно барахла.

Он, впрочем, подумал, что многие люди назвали бы это совсем по-другому — добром.

Что-то когда-то приобреталось впрок или оттого, что понравилось, в прежние, еще до него, годы хозяин занимался экстремальным туризмом — там и лодки надувные, и байдарка. Еще всякая не нашедшая применения домашняя утварь, инструменты, которые, наверное, никогда не использовались.

И еще странно — почему оба так переглянулись, когда он сказал, что Елена, красивая эта, в прошлом спортсменка. Алексей даже вздрогнул: «Откуда ты знаешь?». Да племянник болтал в машине, что жена прыгала на батуте.

Для проформы он иногда поглядывал на периметры, вдоль забора, даже не сам это делал, а «автомат» внутри у него.

Наконец!

Появившиеся, переговариваясь, быстро пошли, очень быстро. У Алексея в руке большая пузатая бутылка вина.

Алексей еще из той комнаты прокричал:

— Макар, стаканчики большие нам для «Кьянти» помой.

Тот двинулся и почти столкнулся с ними в дверях.

— А нашли что-нибудь?

Ответил Сергей Петрович:

— Не нашли. Кое-чего очень важного.

— И штопор принеси.

В пузыре было не меньше, как литра два.

А когда он с выполненной задачей вернулся, оба уже уставились в «видик», шла какая-то подгонка, регулирование, а по изображению стало понятно — кассета с записью с одной из заборных камер.

— Где-то с половины первого?

— Пораньше, Алеш. Минут на пятнадцать даже, чтоб быть в полной уверенности.

На отмотку ушло с полминуты, после чего приказано было сделать паузу.

— Мы, друзья, наблюдать будем в три пары глаз. Работа очень ответственная. Перед ней отдохнем слегка и заправимся. Тем более, намотались мы там с тобой в хозблоке.

— Намотались. Открывай, Макар, кисленькое.

Очень хорошо пилось под сыр, бастурму, черный хлеб, поэтому выпив по стакану, выпили еще по пол.

— Время, однако, — произнес, наконец, самый главный, вытирая салфеткой руки.

Стрелки показывали уже четверть шестого.

— А что будем смотреть-то?

— Ты у нас, Макар, как раз для контроля. Поэтому мы тебе не скажем, что именно смотреть.

— Заметишь что-нибудь — сообщишь, — пояснил Алексей. — Понял? Ну, я стартую.

В верхнем правом углу обозначилось время 0.15 и побежали секунды.

Макар быстро разобрался с обзорным планом — он с камеры на боковой стене, той самой, которую сам поворачивал недавно, когда шел осмотр территории с фонарями.

Кадр очень знакомый, сотни раз виденный на просмотровом экране — в обзор попадает пространство в метра два над стеной и левый и правый ракурсы, позволяющие видеть внутреннюю и внешнюю часть, каждую на три метра в сторону, траву освещенную видеть — что там еще?

Все застыло, потому что — ни ветерка, и только в углу бежали секунды, а теперь уже перескочила минута.

Еще минута, которую Макар перехватил боковым зрением. Вот ведь дали задачу — замечай неизвестно чего.

И еще две минуты минули, только от напряженного вглядывания сделалось как-то внутри неудобно. Он глубоко вздохнул, чтоб, освежившись, сохранить правильное сосредоточение.

А еще через две минуты последовала команда:

— Останови, Алексей.

И другая за ней:

— Так, надавили на глаза ладошками, размяли... поводили глазами в стороны... вздохнули глубоко... так... А теперь дальше включай.

Опять побежало в правом углу, но от передыха стало смотреть веселей.

Хотя не на что.

Чего они там не нашли при осмотре хозблока? Вроде как, чего-то важного не нашли. А важного, хоть убей, ничего он не помнит. Если б, конечно, в его деревне — там бы каждый упер, а наследникам этим зачем?

Поверху что-то.

И Алексей почти закричал:

— Сверху мелькнуло! Видел, Макар?!

— Да, только что. Может быть, птица?

— Какая птица?

— Ну, ласточка могла пролететь.

— В первом часу?

— Останови, Алексей. Я ничего не заметил.

— Остановил уже. Секунд на двадцать надо перемотать.

Моталось быстро, время перескочило сразу аж на минуту, и Алексей повозился немного еще.

— Ну, смотрим.

Теперь уже ясно было — вглядываться ближе к верхнему краю.

Что же оно не мелькает?..

Вон!

— Стоп! Теперь и я видел. Отгони чуть, надо определить место, куда именно перелетело.

— Да я уже примерно понял, Сергей Петрович. Сейчас с Макаром пойдем и быстро разыщем.

— Все же возьмите фонари. И пакет обязательно.

— Само собой. Давай, Макар, двигаемся.

— Что там перелетело, Леш? — спросил тот уже в дверях.

— А вот найдем сейчас, и увидишь.

Человек за столом снял очки, глубоко вдохнул... и длинно выдохнул. Потом съехал в кресле и вытянул ноги.

Прозрачный целлофановый пакет на столе, Макар еще не вышел из удивления и поводит, глядя на него, головой:

— Вы, Сергей Петрович, эта, прямо как Агата Кристи. Ну, надо ж так.

— Всё, ребят, вы в курсе. Остальное, как говорится, дело техники. А сейчас перекусим. Ты прав, Алексей, ночью к пище особая приязнь какая-то.

Шесть утра.

Светло.

И свежо немножко.

Но не холодно, а приятно.

Сменный охранник поднят, а Макара отправили спать.

— Значит, ты понял — будишь Олега, и форсированно его сразу вниз. Потом осмотр.

— Да, кладу в пакет, и спускаюсь к вам.

Оба пошли от крыльца к центральному входу.

— Сергей Петрович, а с расписочками этими теперь как?

— А что? Держи их у себя до последнего.

Четверть седьмого.

У Елены от неспанья под глазами легкая синева, лицо от этого лишь добавилось экзотическим своеобразием. Аркадий, похоже, просох, хотя из бокала что-то потягивает.

Вот и Олег. Спускается по лестнице торопливо, но неуверенно, страхуясь рукой за перила. Лицо — не проснувшегося еще человека.

— Охранник мне сказал, — он водит глазами сразу по всем. — Правда это?

— Правда, — устало произносит Аркадий. — Упал и разбился.

Тот вздрагивает, резко дергает головой... помотавшись, его взгляд сходится с гостем, сидящим несколько в отдалении, у другого конца стола.

— Да как же это?

Алексею наверху понадобится совсем мало времени, поэтому можно уже начинать.

— Убийство.

Аркадий захотел выпрямиться в кресле, не получилось...

— Как убийство? Какое убийство?

— Умелое очень, я бы сказал.

— Вы уверены?

Как спокойно прозвучал ее голос, и лицо — внимательное, но тоже очень спокойное.

— Совершенно уверен.

— Да что же это такое, — Олег поворачивается к бару. — Нет, если выпью, еще хуже будет.

— Крепко спали?

— Да, тяжело как-то.

— Снотворное на ночь пили?

— Не стал. Потому что на алкоголь...

— Правильно, на алкоголь оно так и дает.

— Сергей Петрович, извольте свои слова объяснить. Кстати, наш адвокат уже на подъезде к городу.

— Объясню, Елена. Прямо сейчас, — стараясь не привлекать к себе внимание, по лестнице спускается Алексей и издали коротко кивает ему головой, — прямо сейчас это сделаю.

Алексей быстро проходит, желает всем доброго утра и почти незаметно кладет кусочек бумаги.

Там написано: «У Олега».

— Так мы вас слушаем.

Ишь, тон почти приказной.

Алексей удалился пока в глубину зимнего сада.

— Начну. Начну с джинсовой куртки, которая была на Владимире. Вероятно, куртка была взята из хозблока, вряд ли убитый привез ее с собой в кейсе, однако в любом случае непонятно — для чего в такую теплынь он ее на себя напялил. Второе, что привлекло мое внимание — маленький кусочек сгоревшего носового платка, который валялся у вас, Олег, под балконом.

— У меня?

— Хочу успеть до приезда адвоката, поэтому слушайте внимательно, чтобы не повторять. Итак, сгоревший носовой платок — где он сгорел?.. А там внизу, потому что его остаток даже припекся к асфальту. Следовательно, что?.. Кто-то выбросил горящий платок. Зачем?.. Тоже просто ответить — чтобы проверить реакцию камер, то есть ловят они этот участок территории или не ловят. И убийца убедился, за отсутствием реакции от охраны, что в наблюдение камер этот участок не попадает.

— Чтобы столкнуть потом Владимира? — не удержался Аркадий.

Вопрос говорившему даже понравился.

— Чтобы сбросить потом труп Владимира, — уточнил он, — который получил удар по затылочной части у себя в номере. — Он вдруг обратился к женщине: — Владимир ведь ушел в свой номер довольно рано, где-то часу в одиннадцатом?

— Примерно так.

— Вот тогда он и получил удар по затылку от убийцы, поднявшегося вскоре следом. Только в это время легко было попасть в его номер под предлогом каких-то уточнений в споре о наследстве.

Она пожала в ответ плечами.

— Но главное, чего очень хотел преступник, — продолжил он, уже не глядя на женщину, — имитировать естественное падение из закрытого на ключ номера. Отлучиться на несколько минут из бара, где находились в то время вы трое, и убить Владимира, проблемы не составляло, но сбрасывать труп, бежать наружу, чтобы сунуть ему в карман ключ было нельзя. Нельзя хотя бы уже потому, что из комнаты мониторинга в доме охраны просматривается центральный вход.

Аркадий неуверенно, но снова решил поучаствовать:

— По веревке, потом назад?

— Во! — обрадовался «председатель». — А ты давно лазил по веревке? Особенно, что касается «назад»?.. Нет, брат, веревка — не канат, тут одними руками нужно подтягиваться, — он перевел взгляд с Аркадия на худосочную фигуру Олега и покачал головой: — Нет, хорошая гимнастическая тренировка требуется.

Его взгляд не то чтобы перешел на женщину, но как-то коснулся ее.

Та не сумела сдержать болезненную гримасу.

— Прекрасная осведомленность. Да, я в прошлом кандидат в мастера по акробатике. Подняться по веревке и затем перебраться на балкон Олега могу хоть сейчас. Это улика?

— Формально, нет. Однако шпагат двенадцатиметровой длины мы, представьте, нашли.

Глаза Аркадия округлились, и он осторожно скосил их на жену.

— Но вот куртка, с которой я начал. Да еще застегнутая на все пуговицы — ну, никак она не вяжется с такой погодой. И кто бросил горящий платок?.. Любопытная деталь — оставшийся от него кусочек пахнет не гарью, а чем-то ароматическим. Алексей, подойди сюда.

Все увидели, как тот сначала положил что-то у зеленого кустика, а с другим предметом в руке направился к публике.

Говоривший продолжил:

— В каждой ванной комнате в большом флаконе хороший одеколон. Не заметили?

— Я даже успел попользоваться, — радостно почти ответил Аркадий.

— Ты немного попользовался, как и Владимир. Я не пользовался вообще, — человек вдруг коснулся рукой подбородка и с укором себе качнул головой, — да, а у вас, Олег, флакон опустошен... насколько, Алеш?

— Больше чем наполовину.

— Ну, куда столько, вы к тому же небриты.

Если и не паника, то близкое к этому, мелькнуло в его светлых глазах.

— Я... я Христом Богом... не видел я даже этот флакон, — он вдруг торопливо полез в карман, — платок носовой... вот... вот он, пожалуйста.

Аркадий здравомысленно решил продемонстрировать тоже свой — он даже повернул его в разные стороны — засмарканный слегка, но целенький.

— Вижу, — кивнули с той стороны стола, — и у Владимира в кармане был платок.

Женщина расстегнула небольшую рядом с ней сумочку.

Но вынула не платок, а мобильник, пальцы нажали две кнопки.

Разговор был очень коротким.

— Они уже в городе, — сухо прозвучал ее голос.

И стало ясно — она не собирается больше обращать внимание на происходящее.

Человек, тем не менее, после небольшой паузы заговорил именно с ней:

— У вас есть снотворное, сударыня?

Красивая голова не двинулась в его сторону, но стиснулись и отчетливо скрипнули зубы.

Человек повторил свой вопрос.

— Да, у меня есть тазепам.

Олега словно укололо слегка, он вздрогнул, но промолчал.

— А куртка, — обратился теперь к нему человек, — не ваша?

— Не моя, — тот мотнул головой и показал пальцем наверх, — у меня там свитер легкий и дождевик.

Это вызвало одобрение:

— Достаточная для лета экипировка.

Хотя и новый вопрос:

— Вы дверь в комнату при выходе запираете?

— Зачем... прикрываю просто.

Человек встал из кресла и проговорил никому или самому себе:

— Я ведь все проверял — может быть, что-то не так. Нет, так оно, так.

Он сделал пару шагов от кресла в сторону сада.

— Вот, отсюда, — он присмотрелся, — видно окно диспетчерской в доме охраны. А ночью, когда там горит свет, легко различить дежурного у окна за пультом. — Он помолчал, глядя в ту сторону. — Или увидеть, что там временно никого нет. Преступник правильно рассудил — контроль за территорией уже ослаблен, а дежурный может отойти ненадолго «по надобности» или хоть за стаканом чая. Тем более выяснилось, я туда с бутылками отправился.

Человек вдруг быстро вернулся на свое место, лицо стало жестче, а речь — быстрее.

— Думаю, камеры на горящий платок были проверены еще в начале вечера. Ближе к ночи Олег крепко спал, и должен был, в случае чего, сыграть роль основного подозреваемого. Там на фабричной этикетке шпагата указана его длина. Мы с Алексеем не поленились проверить — отрезан двойной по высоте размер. Так что не удивляйтесь, сударь, если найдете в своих вещах темный свернутый шпагат.

Тот и так смотрел в стол, а теперь ниже еще опустил голову.

— Ну вот, заканчиваю. Преступнику в подходящий момент оставалось только проскочить к боковой части дома и потянуть за конец шпагата. Но другой конец нужно было крепко, и не одним узлом, привязать к петле куртки. А как потом развязывать? Время! Преступника всегда время торопит. Мы стали искать в хозблоке, там ведь порядок — в чехлах все, в фирменных упаковках. — Он легко хлопнул ладонью об стол. — Нашли. Пустое место в одном инструментальном наборе. Алексей, продемонстрируй, пожалуйста.

Теперь молодой человек поднял то, что раньше оставил у кустика, и через несколько секунд все увидели прозрачный пакет, в котором... через темную обмотку серебрился какой-то предмет.

— Эти кусачки легко режут даже тонкий металл, а шпагат — тот, что привязан был к куртке. — Он показал Алексею, чтобы прекратил демонстрацию. — А куда это добро девать? Естественно, выкинуть за забор. Не в сумочку же?.. К жене. Потом, Аркадий, ты прошел под окном и к нам ввалился, изображая пьяного. В карманах джинсов у тебя инструмент выпирал бы, верно? А за забором если кто и найдет когда, ни с чем это не свяжет. Пальчики твои наверняка там имеются. Отрицать будешь, или как? Добавить теперь могу — сговора с супругой по преступлению не было. Иначе б она скрыла про тазепам и, уж конечно, не дала жечь свой платок, опасаясь улики.

Тихо.

Олег было повернул к Аркадию голову, но расхотел.

Человек поднялся из кресла.

— Остановитесь, Сергей Петрович.

— Сударыня, я закончил.

— Подождите... шпагат, кусачки... подождите.

— Чего, собственно?

— Могло быть совсем по-другому. Ссора на балконе. Из-за наследства, да. Пьяное состояние, Аркадий пустил в ход руки...

— О, интересный поворот какой.

Она посмотрела на сводного брата:

— Олег?!

Тот чуть поднял голову, но глаза остались опущенными.

— Не знаю я ничего. Спал.

— Сергей Петрович?!

А в ее глазах засветилась настоящая боль.

Алексей стоит рядом — что-то потупленно-просящее и в его выраженье лица. Ну да, благодарность наперед уже сделана — расписочки... а за что тут винить?

— Отрабатывайте эту версию с адвокатом. Но улики до признательного заявления попридержу. Пошли, Алеш, спать.

За спиной он услышал тихий голос Аркадия:

— Спасибо, Лен.

По дороге уже решили, что затею со сном придется отставить — скоро нагрянет милиция, все равно всех поднимут для показаний.

Присели на лавочку за углом.

Алексей велел третьему охраннику разбудить Макара, чтоб проинструктировать — а то ненужное ляпнет.

— Мастерски вы, Сергей Петрович, сработали, только Елену спрессовали совсем.

— Нет, Леша, когда она после этого пресса не скрыла о тазепаме, я окончательно убедился — не соучастница.

— А странный у них вариант какой-то.

— У кого?

— Не смотрятся они вместе, Аркадий с Еленой.

— Ох, много странного в этом мире, Алеша. А хочется мне, знаешь, сейчас на большую донскую воду. Смывает она странное и ненужное из памяти и из души. Приезжай на несколько деньков вместе с Макаром.

— Да с радостью, сдадим тут дела.

Вскоре явилась и белобрысая голова — поднятая в начале сна, с непросохшими градусами — глазам с опухшими веками нет мочи смотреть на свет божий.

Старший товарищ, взглянув, спросил очень конкретно:

— Жопно тебе, Макар?

— ... д-а...

— Ну, хлебни кисленького, там осталось еще.

— ... н-ет...

Приходилось лишь пожалеть:

— Непривычный ты благородные вина-то дрызгать.

 

ЧАСТЬ III.

Человек расположился на заднем сиденье такси, от аэропорта предстоял путь минут в сорок, если не больше, потому что двинулся уже утренний поток машин.

— Против музыки не возражаете?

Клиент, раздумывая, не успел ответить, и музыка бесцеремонно полилась в салон.

Он как раз собирался сказать, что музыка нежелательна, но услышал не очень громкие звуки гитары.

Не дурацкой — ритмической, а концертной.

Гитара, сделав вступление, начала разговор — грустный и мелодический.

Пассажир раздумал «быть против музыки». Звучавшее попало под настроение, подходило к мыслям сейчас о неожиданной кончине близкого человека, которой могло и не быть, хотя чувство с некоторых пор стало подсказывать, что нечто черное нависает. И к себе относилось тоже — обострилось ощущение времени в последние года два, словно внутреннее зрение видело его уже малый кусок, сравнивало с предыдущим большим и не находило в этом сравнении ничего правильного или должного.

— Родриго, — проговорил с переднего сиденья водитель.

— Испанец?

— Да, крупный композитор испанский.

Гитара вдруг стала возражать своей грусти, протестно даже, пытаясь раздвинуть пространство, найти в нем большое и важное.

Тот опять произнес:

— Радость яростная у них, а печаль безысходная.

Сзади фраза понравилась, но человек прикинул что-то внутри себя.

— До такси где работали?

Водитель, будто на чем-то пойманный, слегка вобрал голову в плечи.

— Преподавал в музыкальной школе. Но, знаете, в девяностые переключился, вот, на баранку. Доходы другие. И привык уже.

— Да, — согласился клиент, — вся страна привыкла. Черт-те к чему.

Алексей забрал чемодан, говорит полагающиеся слова соболезнования.

В такси все-таки подукачало, и вокруг все нестойкое, уходящее из внимания.

— Погоди, я прослушал, какая еще жеребьевка?

............................................................................

— Теперь, господа наследники, откройте ваши шары и продемонстрируйте нам результат.

Стало заметно, что никому не хочется это делать.

— Прошу! — подстегнул нотариус.

Руки людей задвигались, размыкая небольшие белые шарики...

— Внимание, господа свидетели, итак... — прежде чем он продолжил, раздались вздохи, неясные звуки...

— Черт! — радостно выговорила молодая особа.

— Крест у вас, сударыня, — рука нотариуса показывала на нее.

............................................................................

— То есть вот она, формальная совершенно родственница, и стала наследницей?

— Ну да, я сам обалдел. Муженек ее, по-моему, тоже. Там для похорон должно быть общее решение еще.

— Так что же?

— Она определила остальным по пять миллионов долларов каждому. Все согласились провести похороны завтра, я с утра Макара послал на кладбище — приготовления нужные произвести.

— Странная история. А впрочем, не любил покойный наш скуку жизни.

— Не любил. Дай Бог ему на том свете... — молодой человек поднял голову и перекрестился.

— Ты, Алеш, отнеси чемодан в мою комнату, а я в бар зайду, с дорожки хочу чего-нибудь. А потом, знаешь, в город подамся — в родное заведение заглянуть, со старыми товарищами повстречаться.

— Я вас отвезу.

— Нет, брат, не надо. Тут до трассы десять минут прогулочным шагом.

Всё внутри родное-знакомое — зимний сад, куст розовый его любимый с готовыми уже, но нераскрывшимися бутонами.

Человек прошел дальше, к деревцу с красноватыми листьями, за которым уже открывался бар... бренди сейчас лучше всего, и кофе.

— Здравствуй, Аркадий, — он увидел племянника, которого несколько раз здесь раньше встречал, и еще одного человека — провинциального какого-то вида. — Здравствуйте, — он назвал тому свою фамилию, имя, отчество.

Человек встал, несколько робко подал руку и назвал себя просто по имени.

Да, тот самый Олег — сводный брат, с Урала откуда-то.

Аркадий выглядел вяловато, с мешочками под глазами, и вроде лишний вес поднабрал за последнее время.

— Ты бы со своей женой познакомил, — проговорил человек, проходя к бару.

— Появится скоро, — лениво произнес тот.

Человек почувствовал то, что неприятно уже посещало в последнее время — сердцебиение. Раньше никакие волнения к этому не приводили, а теперь вот бывает.

Бренди поможет — он взял попавшуюся начатую уже бутылку, налил немного и выпил. Потом, пока сипел в чашечку кофе, решил, что больше не надо — можно и в городе выпить, все равно надо зайти в какой-нибудь ресторан и поесть — он с утра только чаю попил перед вылетом.

И захотелось очень пройтись скорее к трассе мимо растущих с другой стороны дороги сосен, успокаивающих стройным безмолвием.

Для приличия, дожидаясь пока чуть остынет кофе, он спросил у Олега о житье-бытье в их провинции. Тот в коротких словах описал картину безрадостную, ожидаемую, впрочем, вполне.

Человек, допив кофе, окончательно ощутил бодрость и попрощался до вечера. И совсем заспешил, потому что уже чувствовался голод.

В доме на этот предмет, разумеется, что-то есть, но лучше все-таки по дороге где-нибудь в ресторане, он, тем более, теперь долларовый миллионер.

Однако вот мысль от этого, странно, приводит в тупик — как жить дальше, как себя перестраивать?

Уже у выхода совсем, когда шагнул за панели, услышал сзади женский голос — с ним громко поздоровались.

Человек повернулся, оказавшись не внутри и не снаружи, и увидел на последних ступеньках центральной лестницы тонкое существо в темном открытом платье, годящемся скорее не для траура, а для вечерних мероприятий.

Он подождал, не зная, куда ступить, но вышло так, что женщина подошла и сама сделала шаг наружу.

— Очень рада с вами познакомиться. Меня зовут Елена. А вы, я знаю, Сергей Петрович.

— Верно.

Они чуть отошли от панелей, оставаясь от солнца под козырьком.

Не те его годы, чтобы очень разглядывать, но красивая особа — во всем, кажется, глаза выразительные и умные.

— Сергей Петрович, я знаю, как много вы в свое время сделали для покойного.

— Аркадий рассказывал?

— Знаю, — повторила она. — Позвольте мне утроить ваш наследственный приз?

Вот тебе, предложение! Она улыбалась с искренностью, которая бывает у малых детей, когда те хотят со всеми делиться радостью.

— Позвольте, Сергей Петрович.

— Нет, не позволю, сударыня. Вы не обижайтесь.

Ее лицо исказилось и наполнилось тоже детским совсем сожалением.

— Я не обижаюсь, я даже предполагала.

— Сударыня, я вам искренне благодарен, мало кто сейчас так поступит, но во-первых, я даже без отписанного мне миллиона — обеспеченный человек. Он мне дом купил, машину, прекрасный катер, зарплата у меня тоже немаленькая.

Можно было сказать и про отличную обстановку в доме, участок в дорогом месте в пятнадцать соток...

— А во-вторых?

Человек немного задумался.

— Затрудняюсь вам сформулировать, есть какая-то мера вещам.

— Не терять независимость? — по-другому совсем сказала она.

— Пожалуй. Мера ведь все охватывает, чувствовать помогает и себя самого.

Он вздохнул, оттого что не смог ясно выразить, но по глазам заметил, что его, тем не менее, поняли.

— Меру древние греки считали центральным понятием, — снова улыбнувшись, сказала она.

— Вот видите, а я и не знал. У вас, наверно, гуманитарное образование?

— Я германист, закончила МГУ.

Он почувствовал, что ее приподнятое настроение требует слов, и так и вышло.

— Я сама не москвичка, родилась в глухом провинциальном райцентре. Мы с подругами любили бегать на наш небольшой вокзальчик — смотреть, как идут поезда. Почти все проходили мимо из большого мира куда-то в другой большой... У вас в детстве такого не было?

— Не было, но я понимаю.

— Вот, а потом я сама села в поезд, Москва, университет...

— Любите немецкую литературу?

— Честно сказать, не очень. — Она пояснила: — Мама — школьная учительница немецкого языка. А литературу я люблю русскую и американскую. — Показалось, теперь ее радует расставание с прошлым. — Писала диплом по Фалладе, скука невыразимая.

— Фамилию слышал. О чем он?

— Про маленького человека, у которого нет лестницы вверх.

Теперь у нее была эта лестница.

В фигуре, в лице — готовность лететь, высоко и в какую угодно сторону.

Смятым и неинтересным получился день, с посещением родного ведомства, где он сразу почувствовал отторжение и себя и всего вокруг — от себя. И печаль накатила от потерянного, совершенно ненужного сейчас куска жизни. В ресторане до этого возникла рассеянность и раздраженность. Музыка шла совсем идиотская — приблатненные песни про разлуку с намеками на большой срок, еще каким-то лагерным антуражем — или он не в то место попал, или в этих заведениях порядочных людей вообще уже не бывает. Негр молодой перед рестораном выхаживал в цилиндре и нарочито придурошном фраке, негру на прощанье он дал из жалости пятьдесят рублей и тот очень обрадовался.

А в прокуратуре встретил «из своих» только одного бывшего сослуживца. Тот пригласил к вечерку на чай, но сразу оговорился про болеющую жену, и хотя звал к себе искренне, принимать приглашение не захотелось. Вышли на улицу, прошлись, поговорили о безрадостных местных делах — все, кого гнать надо было, в новых должностях и званиях.

Но затем настроение выправилось — погулял по центральному парку, где обнаружилась вдруг чистота и ухоженность, и осел в пивном заведении, тоже чистом и без всякой музыки. Захотелось креветок, до которых он не был большой охотник — хорошо вдруг пошли со свежим неотцеженным пивом.

Жеребьевка эта... ну, выкинул он финт перед уходом из жизни.

Впрочем, любви там большой к родственникам особо не замечалось. Племяннику и двоюродному брату он, правда, бизнес организовал, а Олегу просто высылал деньги.

И Елена эта... с Аркадием они никак не лепятся. По расчету брак, скорее всего, — бизнес у него какой-никакой, но надежный, не учительская ведь зарплата. Да и наследник.

А вон как вышло.

И Аркадий что-то уж очень вялую при встрече физиономию имел. Перспективу, видимо, понял — на расставанье.

Странные существа люди — он со своим миллионом не знает, что делать, а у других от пяти миллионов хандра. Обхаживал, конечно, он дядю, и наверно, другие цифры в его мозгах складывались.

Больше двух кружек пить было совсем ни к чему — почки перегружать.

Мысль о здоровье все чаще приходит.

Хотя дурных признаков нет пока, слава богу.

И с миллионом идея прорезалась, неуверенная в себе пока — отработать положенные еще полгода и по свету поездить, попутешествовать?

Кроме Красного моря, и всего один раз, он не был нигде.

Под проценты этот миллион в зарубежный банк — за полгода уже натечет тысяч под тридцать. Да и собственные накопления тоже имеются.

А ведь был момент в жизни, когда думал — ну, сторожем теперь до конца дней или вахтером.

Сесть вот на океанский лайнер, трансатлантический какой-нибудь, по пути острова... или в Микронезию, Полинезию...

То есть, просто вполне.

К дому он подъехал в совсем неплохом настроении, часы на панели водителя показывали половину четвертого — самая в разгаре жара, и в машине было душновато, несмотря на открытые окна.

Человек дошел до большой стальной двери и позвонил.

Дышалось здесь не как в городе — совсем легко.

Он повернулся к соснам.

Тоже вот тянутся вверх, чтобы побольше видеть вокруг себя.

За забором и дверью не было слышно ни звука, человек, подождав с минуту, еще позвонил.

Вскоре после этого что-то послышалось, закрутились замки.

Открыл тот охранник, которого он мало знал — молчаливый сдержанный очень парень.

Открыл и застрял перед ним.

И тихо проговорил, неловко освобождая проход:

— У нас тут ЧП.

— Что тут у вас?

— ЧП. Алексей в доме, вы пройдите туда.

Из всего его вида не следовало, что он хочет или способен давать разъяснения.

Приехавший дернул плечами и пошел быстро к центральному входу.

Он по дороге оглядел дом и даже взглянул на крышу.

Что за ЧП?..

А когда совсем подошел, в дверях объявился сам Алексей — с одышкой какой-то, будто только что бегал.

— Сергей Петрович, у нас тут... дела...

— Да какие дела?

— Елена утонула в бассейне.

— Что?! Как утонула?

— Купалась и утонула.

Парень провел языком по верхней губе и застыл.

Оба застыли.

Небо, солнце, воздух вокруг... исчезли куда-то.

Старший охранник снова заговорил:

— Это меня черти дернули, сказала, нет купальника в бассейне поплавать, ну, — он кивнул в сторону их помещения, — я быстро послал купить...

Воздух вернулся, тяжелый и жаркий.

— Тело где?

— Там, в раздевальной комнате.

— А кто обнаружил?.. В бассейне утонувшей кто ее обнаружил?

— Не знаю. Тут в шоке все.

— Пойдем.

К бассейну в задней части здания путь вел по другой стороне от зимнего сада, путь хорошо знакомый, человек пошел так быстро, что другой за ним едва поспевал.

Вот дверь в раздевалку, откуда выход прямо на бортик голубого метров в двадцать длиной овала.

Человек толкнул дверь и приостановился.

Тело женщины на полу, на расстеленном большом полотенце.

— Здесь уже все побывали?

— Олег был и Аркадий. Ну, тот с порога как увидел... не смог, в общем, даже зайти.

Человек ступил внутрь.

Взгляд от трупа прошелся по помещению.

— А одежда ее где?

— Одежда? В шкафчике каком-нибудь. Посмотреть?

— Посмотри.

Направляясь к стене с кабинками, чтобы исполнить приказ, тот увидел внезапно совсем другое лицо — не злое, но столько решительности в сузившихся глазах, в выступивших от сжатых зубов скулах, что не дай бог поиметь такого врага.

Человек наклонился и начал осматривать тело.

Тихо стало, беззвучно, и стараясь не тревожить эту не принадлежащую ему тишину, старший охранник осторожно потянул дверку первого шкафчика... пустой.

— Ты там все смотри, — раздалось за его спиной.

Указанье не относилось к разряду понятных.

— Извиняюсь, в каком именно смысле?

— В смысле — пустые тоже как следует огляди.

Не вышло понятней, но приказ есть приказ.

Однако же, если пусто, то это пусто.

И за второй дверкой решительно ничего не было.

Он все равно внутренность несколько раз оглядел.

За третьей...

— Сергее Петрович, вот тут одежда ее.

— Вынь аккуратно и разложи где-нибудь.

«Где-нибудь» сразу нашлось — вон, на двух стульях.

Он как раз успел осмотреть четвертый, последний шкафчик, когда был позван:

— Подойди-ка сюда.

Человек присел на корточки у изголовья трупа.

— Погляди, — рука указывала в область левой ключицы. — Что видишь?

Не очень хотелось низко присаживаться, однако пришлось.

— Ну?

— Синяк?

— Конечно это синяк. И рядом в двух сантиметрах кожа другого цвета, но тут, на кости, четко не выступило. Помоги перевернуть вверх спиной.

Дальнейший осмотр почти что не занял времени.

— Там же, слева, выше лопатки, нагнись.

— Я и отсюда вижу.

— Синяк чуть побольше, потому что от большого пальца.

— А ногти у нее вы смотрели?

— Разумеется, посмотрел. Нет, Леш, борьбы не было, утопили сразу.

— Вы это на сто процентов, Сергей Петрович?

— Ну, на девяносто девять, если тебе угодно.

Он встал и направился к стульям с одеждой.

Алексей подождал, пока закончится недолгий осмотр.

— Сергей Петрович, давайте обратно перевернем. Нехорошо, когда вниз лицом.

— Нехорошо, ты прав. В других шкафчиках ничего не было?

— Ничего, абсолютно точно.

— А следов воды?

— Н-ет, я бы заметил.

— В милицию, я так понимаю, ты не звонил?

— Нет, Владимир этот на меня просто набросился — час-полтора подождать, пока не приедет нотариус.

— Нотариус?

— Ну, их денежный вопрос. Зафиксировать тут все официально.

Глаза снова сузились:

— Ладно, пошли к оставшимся в живых наследникам. — Он сделал несколько шагов к выходу. — А это что?

— Где?

— Вон, от двери в углу.

Оба подошли туда вместе.

В углу валялся замятый окурок.

С белым фильтром.

От наполовину выкуренной, примерно, сигареты.

Человек указал вниз пальцем:

— Откуда он тут?

— Понятия не имею. И не заметил его поначалу.

Поискали по карманам.

Нашлась бумажка, чтобы поместить окурок в сделанный из нее кулечек.

Алексей приоткрыл дверь и замер.

— Не понимаю. Зачем убивать? Она же дала по пять миллионов каждому.

— Пять. Да, пять и сто тридцать пять. Так, примерно, теперь выходит?

Он, недавно совсем, решал проблему со своим миллионом — что же эта за жизнь, когда их со многим за сто? Как представить себе такую картину?.. Нет, он точно не может.

Он не может, а другой кто-то даже очень сумел.

Алексей, когда выходили, видно, тоже попробовал влезть в сверхогромный масштаб, сзади его голос тихо произнес:

— Процентов одних не проесть, не пропить.

В баре находились все трое.

Аркадий сидел, положив руки на колени, низко опустив голову, Олег при их появлении предупредительно встал, а брюнет, засунувший в нагрудный карман рубашки мобильный телефон, быстро произнес:

— Нотариус уже выезжает, но он на даче с другой стороны города.

— Кофейку бы, Леш, — попросил человек, усаживаясь у ближнего к зимнему саду конца стола. — Буду очень конкретен, — сухо проговорил он, — если вы не хотите, чтобы милиция прибыла сюда первой, придется ответить на несколько моих вопросов.

Олег поспешно кивнул, брюнет выразил согласие словами и заодно представился, один Аркадий не проявился ничем.

— Первый вопрос: никто из вас не возвращался в раздевалку бассейна после обнаружения тела?

— Лично я вообще там не был, — поторопился брюнет Владимир.

Олег отрицательно мотнул головой.

— Аркадий?

— Не был, — не поднимая головы, выговорил тот.

— Второй вопрос: кто именно обнаружил тело в бассейне?

У Олега по-школьному поднялась рука.

— Расскажите предельно отчетливо.

Тот сначала вздохнул.

— Ну, значит, так. Я пошел искупаться, трусы у меня, извиняюсь, как полуплавки.

— Знали, что там Елена? — сразу перебил человек.

— Нет, понятия не имел. Но на случай, если войдет кто-нибудь, трусы у меня... я говорил.

— Да, говорили.

— И даже с легкой расцветкой.

— Дальше.

— Дальше, я, значит, вхожу и уже хочу, значит, в воду, а в воде с другой стороны — не понял сначала — тело не тело, меня вроде как чуть заколдобило. Потом не помню сам, как оказался в воде, подныриваю, она легкая, взял за подмышки спиной к себе — голову чтоб наверху держать. Там ступеньки каменные у борта к раздевалке, втащил ее быстро, хотел было искусственное дыхание... тогда только почувствовал — тело холодное.

Аркадий вздрогнул и простонал.

Олег закончил:

— Обтерся наспех, и прямо сюда.

— А здесь кто был?

Тот сначала не понял, а потом показал на обоих.

— Не курили, случайно, в раздевалке, перед тем как в бассейн войти?

— Я вообще не курю.

— А я сразу же вызвал Алексея, — Владимир показал на молодого человека, который как раз ставил на стол чашку кофе.

— Спасибо, Алеш.

Гость неожиданно встал и обратился к нему:

— Будь любезен, выполни одно поручение.

Проговаривая эти слова, он сделал несколько шагов от стола, а когда они оказались вне поля зрения, за деревцем с красноватыми листьями, показал, что хочет говорить на ухо.

— Принеси ключи от их номеров. Встретимся у центральной лестницы.

Он увидел по ответному выраженью, что понят, и направился быстро назад к своему креслу.

— Так, следующий вопрос: кому Елена говорила, что собирается пойти в бассейн?..

Никому не говорила?

Аркадий, не поднимая голову, полез в пачку за сигаретой.

Сигареты «Парламент», с белым фильтром.

Такая же, впрочем, пачка лежит недалеко от Владимира.

— Мне сказала. Ей купальник из города привезли.

— Хорошо, теперь уточним. Вы, Олег, из своей комнаты в бассейн пошли?

— Нет, я здесь был. Выпил немного сухого, — он кивнул на соседа, — Владимир как раз спустился. И Аркадий пришел.

Скудные сведения показались отчего-то спросившему интересными — он подавил в себе легкий порывчик встать.

— Так-так...

Взгляд ушел от людей, человек взял чашку, начал пить небольшими глотками, остальные сидели молча.

Аркадий курил в прежней опущенной позе, иногда протягивая руку, чтобы стряхнуть сигаретный пепел.

Допив кофе и, видимо, закончив с какими-то мыслями, человек поднялся.

— Я отойду ненадолго, а всех прошу непременно оставаться на месте.

К лестнице оба подошли почти что одновременно.

И когда поднимались, старший коротко сообщил:

— Вместе в баре они сошлись, когда Елена уже была мертва, а до этого какое-то время каждый был сам по себе, понимаешь?

— Любой мог?

— Фактически, да.

В коридоре Алексей извлек из кармана связку и вопросительно поглядел:

— Что искать будем?

— Мокрое. Любые следы воды. Эта комната, чья?

— Олега.

— Открывай и иди в следующую.

— Та, Владимира.

— Действуй.

Комната с открытой балконной дверью, с порога сразу видно — на перилах сохнут трусы.

Что там еще?..

Человек прошел, высунул голову... больше не было ничего.

В этих номерах не очень что-нибудь спрячешь, мест удобных почти что нет.

Для проверки — шкаф, постель, тумбочка... сумка дорожная.

То, что попадало под руки, — смещалось и двигалось, возвращалось потом на место без особой аккуратности и внимания — действия походили на атаку, нацеленную на все сразу, на какой-то прорыв.

Он вернулся в комнату, осмотрев без результата санблок; как последний объект оставалась средних размеров сумка.

Что в ней?..

Курточка легкая от дождя, свитер — тоже на плохую погоду, носки... и рубашка сменная.

В карманах сумки лекарства, ключи городские и перочинный нож.

Нехитрое барахло полетело назад.

Человек повернулся и двинулся к двери, но через два шага замер, остановленный какой-то мыслью.

Голова приподнялась кверху, рот слегка приоткрылся...

Молодой напарник, заглянув в номер, не заметил этого состояния и быстро проговорил:

— Сергей Петрович, у меня есть кое-что.

Его старший коллега, однако, в своих мыслях вроде уже разобрался и поспешил, приглашаемый жестом, пойти посмотреть.

В комнате рядом Алексей показал рукой на балкон:

— Приглядитесь, там следы от воды на полу, вода высохла, но пятна различить можно.

Он остался ожидать в комнате, и скоро услышал от балкона с корточек:

— Факт.

Человек поднялся и шагнул внутрь.

— Солнце давно ушло на другую сторону?

— Больше часа назад. Поэтому пятна и остались. По времени сходится.

— Сходится. Пошли последний номер осмотрим.

— Вот что, Алексей... да не приводи ты в особый порядок, не надо. Я вспомнил, в кабинете в столе лупа есть, чтоб коллекцию марок рассматривать. Найди, и давай ко мне в номер.

— Отпечатки пальцев на окурке?

Но ответ был уклончивым:

— Ты найди, там посмотрим.

В коридоре шеф придержал его за руку:

— Как по-твоему, по реакции людей на той жеребьевке — знал о ней кто-то заранее?.. Сосредоточься.

— Вряд ли. Елена, правда, быстро отреагировала. Остальные замешкались. — Он немного подумал. — Прикидываться, конечно, тоже могли. Аркадий с Владимиром ведь чаще стали наведываться к нам за последние полгода — не исключено, что хозяин мог намеки какие-то сделать.

— А Олег?

— Вообще ни разу здесь не был. Но письма приходили. И хозяин деньги высылал регулярно, жалел его, говорил, что больной.

— Больной?

— Ну, язва у него, еще что-то, и от алкоголизма лечился.

— Так-так. Ладно, гони за лупой.

У себя в номере человек первым делом открыл бутылку воды с надписью про какой-то источник и, налив полный стакан, выпил сразу более половины. Потом сел в кресло и извлек из кармана мобильник.

Алексей, обернувшийся минуты за три, застал его разговаривающего и услышал обрывок фразы:

—... задействуйте как можно скорее. — И затем на прощанье: — Голубя моего не забывайте кормить.

— Какого голубя, Сергей Петрович?

— Прилетает ко мне один. В офис, садится на подоконник.

Крупный серый уличный голубь повадился вдруг ворковать и разгуливать вдоль окна. Как-то он его покормил кусочками хлеба, а потом стал сыпать немного гречки на подоконник. Гречка серому дураку очень понравилась, и процесс, сам собою, превратился в обязательный ежедневный. Птица знала, что завтра у нее будет пища, он знал, что завтра даст ей поесть — «завтра» объединяло их, делалось понятнее и реальней.

— Лупу нашел?

— Вот она.

Бумажный кулечек уже лежал на полированном столике.

Алексей вдруг стукнул себя ладонью по лбу.

— Фу, от этих событий мозги совсем не работают.

— Что такое? — человек вытряхнул окурок на стол.

— Макар, деревенщина наша, он же любопытный.

— Ну и? — очки укрепились на положенном месте для исследования окурка.

— Вечером вчера пошел с картой для ужина, в баре активный там разговор. Макар затих и прислушался.

— Затих и прислушался, — повторили за ним.

— Да. Владимир с Олегом. И Владимир агитировал Олега в том смысле, что надавить слегка на Елену надо, чтобы подбросила им еще.

Он замолчал, не уверенный, что на его слова обращают внимание — все оно, казалось сейчас, сосредоточено на черном конце сигареты, который был приподнят и подставлен под лупу.

— Я слушаю тебя, Алексей, внимательно слушаю.

— То есть Владимир подначивал Олега спилить еще денег, дескать, мужу она все равно больше отвалит.

Пальцы начали осторожно разминать черноватый конец.

— Интересно, — прозвучало неизвестно к чему.

— Макар там долго таиться не мог, но услышал, что Олег на подначки не соглашался, говорил — она и так поступила по совести.

Человек на секунду отвлекся.

— Мужу больше отвалит? Что-то я встретил сегодня утром нерадостным этого мужа.

Изучение продолжилось.

Выглядело все-таки так, что информация не вызвала особенного интереса.

И вопрос прозвучал совсем о другом:

— На балконе у Владимира следы воды, но в вещах ничего мокрого нет? Под кроватью, матрацем?

— Ничего.

Кончик сигареты был уже хорошо размят, и на полировку высыпались табачные крошки. Лупа, неизвестно зачем, направилась теперь прямо на них.

Однако разговор к теме вернулся:

— А сколько именно выдавить из Елены, Владимир не произносил?

— Я спрашивал, про цифры Макар не слышал.

Через пару минут работа за столиком прекратилась — окурок отправился обратно в кулек, туда же, сдвинутые к краю стола, ссыпались табачные крошки.

— Ждем-с! — было объявлено на всю комнату.

— Чего именно, Сергей Петрович?

— Ну, не вечерней звезды, конечно. Звонка, Леша, звонка.

На молодом лице написано восхищение, застыло и не уходит.

— Как вы на это предположение вышли, Сергей Петрович? Фантастика просто!

— Не фантастика, Леша, а опыт. Нюх, может быть какой-то, с ним развивается. Даже наверное развивается. Тут, знаешь, как врач угадывает больного.

— Мне где находиться?

— За креслом моим прогуливайся, у бара постой.

— Может быть, взять второго для подстраховки? На крайний случай?

— Ну а я на что? Я, брат, каждый день тридцать отжиманий на кулачках делаю.

Приближающиеся шаги услышали, и все трое повернули к ним головы.

Владимир сразу же сообщил:

— Нотариус прибудет минут через двадцать.

— Успеем, — проговорил человек, усаживаясь в свое кресло.

Ответ прозвучал индифферентно и безобидно, Алексей, заложив руки за спину, с видом ожидающего каких-то могущих быть указаний, отошел на несколько шагов к зелени сада.

Спокойная, в общем, расслабленная атмосфера. Аркадий сидит уже в кресле прямо, с уставшим и безразличным в лице выраженьем. Все что-то тут пили, но явно в меру.

— Я вот ни одного дела не помню, у себя или у своих коллег, чтобы преступник не допустил ошибки или ошибочки, — неожиданно произнес человек.

Сказанное сопроводилось улыбкой и прозвучало в воспоминающей интонации.

Олег вежливо подкивнул словам, полагая в них обращение исключительно к давнему прошлому, Владимир будто и не услышал, но в глазах Аркадия появилось внимание.

— Знаете, господа, все-таки раздевалку кто-то посещал после смерти Елены, — сказано было опять мирным тоном, — я там обнаружил окурок, — рука показала на стол, — вот, от «Парламент лайт».

— Э, позвольте, — прервал Владимир, — Елена сама курила эти же сигареты.

— Я знаю, что она курила, но на фильтре нет следов от помады, а на губах помада была. — Голос вдруг сменился с добродушного на быстрый и злой: — Она не сама утонула, ее утопили — схватили сзади за плечи и дернули вниз.

В наступившей тишине было слышно, как Алексей переступил с ноги на ногу.

— Как? — недоверчиво произнес Олег.

— Вот именно так, как я только что сказал.

— А... а зачем?

— Чтобы больше получить по наследству, разумеется. Совершить это мог один человек, или действовали группой по сговору.

— Вы что хотите сказать, — Аркадий подал корпус вперед, — и я мог убить собственную жену?

Говорившего это ничуть не смутило.

— А ты думаешь, в моей практике не встречалось такое?

— Чушь! — снова прервал Владимир. — При пяти миллионах идти на убийство ради... — он вдруг затруднился.

— Ради ста тридцати, например, — подсказал человек.

Тот откинулся на спинку, нашел позу неудобной и завозился в кресле.

— Нет, но это нелепица. И почему вы решили, что ее утопили, в конце концов?

— По нескольким отметинам на теле и двум дополнительным обстоятельствам. Про одно я уже сказал — окурок, брошенный в раздевалке. А другое касается непосредственно вас, точнее, следов воды на вашем балконе. От чего, сударь, следы?

Иногда лица людей мгновенно бледнеют.

И на какое-то время отнимается речь.

Он, однако, нашел в себе силы, чтобы хрипло произнести:

— Это провокация.

— Никакой провокации. И еще есть свидетель вашего разговора с Олегом, охранник подслушал из невинного любопытства. Вы уговаривали Олега оказать давление на Елену, чтобы выделила вам больше денег. Он отказался в этом участвовать. Будете отрицать?

Взгляд передвинулся на соседа.

— Уговаривали вас незадолго до ужина. Позже это продолжилось?

— Не продолжилось, — тот повел рукой, пытаясь отвести неприятное, — не было, по совести говорю, я отказался — и все.

— Вот за это, благодарю, — почти радостно объявил человек и заметил, что Аркадий поднимается в кресле.

— Володя, так ты...

Алексею, незаметно оказавшемуся за креслами у бара, потребовалось всего три быстрых шага навстречу. Его рука выразительно показала — сидеть, а корпус закрыл видимое Аркадию пространство.

Тот, тем не менее, нашел способ выглянуть на убийцу.

— Так ты гад...

Он не закончил, отправленный толчком в кресло.

— Что ты мелешь, а, что ты мелешь?! — быстро заговорил Владимир. — Ты сам где был? — Он повернулся к другому краю стола. — Я выходил из своего номера, он, — палец показал вбок на Аркадия, — был впереди и свернул на центральную лестницу. А потом объявился в баре минут, этак, через пятнадцать, как раз когда Олег собирался идти искупаться.

Теперь обвиняемый захотел увидеть противника, и у него получилось, потому что Алексей несколько сдвинулся.

— Что молчишь?! Ты где сам-то был?! Примчался как угорелый!

Попал. Это увидели все. Аркадий неуклюже, боком, застыл в своем кресле. Лицо, как у пропустившего сильный удар боксера, не понимающего — что сейчас сделать.

Теперь и ему самому стало понятно, как все со стороны выглядит.

Алексей, не чувствуя уже свою надобность, легкими шагами переместился к бару.

— Врет он, — глядя не прямо в глаза сидящему напротив человеку, произнес племянник. — Я из своего номера пошел, да, по центральной лестнице, и сразу к бару пошел. Врет. Он видеть меня не мог — прямо сейчас придумал.

Человек шумно вздохнул, но без тяжести, а скорее — наоборот с облегчением.

Далее последовало совсем неожиданное — он указал Олегу на правую руку:

— Утром у вас был пластырь на среднем пальце, теперь лента из марли, ниточкою прихваченная. Пластырь в бассейне потеряли?

Тот утвердительно качнул головой:

— Когда тело вытаскивал.

Это снова понравилось:

— Ну, утешили вы меня, утешили. Не было преступного сговора.

И сам вывод, и последовательность, в которой пошел разговор, вызвали растерянное недоумение.

Председатель, меж тем, сел «по-фараоновски» в кресле, и лицо его приняло строгий, холодный вид.

— Сговора не было. А что было?.. — он сделал небольшую после чистой риторики паузу. — Окурок. Я быстро понял, что это демонстрационный окурок, понял, прежде чем его осмотрел — потому и размер в полсигареты для большей заметности. Окурок был, так сказать, принесенным. При осмотре я обнаружил, что у него нет, как положено, следов от горящего конца — нет черного материала. Кончик горящий был вот здесь, — он указал на стол, — вывернут в пепельницу. Правильно, чтобы в кармане не осталось следов сигаретной грязи. Другими словами — сигарету не курили там в раздевалке. Ее вообще не курили — фильтр сохранился полностью, чистенький и не замятый нигде зубами, то есть, осторожно попыхали в воздух. На фильтр я обратил внимание еще в раздевалке, плюс некоторые детали.

Он посмотрел на Олега.

— Вы, я узнал, лечились от алкоголя?

— Ну, было.

— А сухенькое попиваете, к крепкому не тянетесь.

— Так вылечили, слава богу.

Человек усмехнулся, оставив услышанное без комментария.

— И окурок этот демонстрационный, ведь на курящих бросает тень. Это ясно. Пересуетились. — На секунду явилось то выражение, что резануло Алексея страхом в раздевалке недавно. — Ну, нюх у меня заработал, сколько я их видел — рецидивистов! А тут, рубашка летом с длинными рукавами, застегнутая близко у шеи. И в вещах ваших другая рубашка — тоже с длинными рукавами! Палец средний закрыт. Там не рана у вас, там у вас перстень выколот. И по телу полно художеств. Это все и увидела вдруг Елена, когда оказалась в бассейне, где вы уже плавали. Вот тут вы перепугались — срок вместо пяти миллионов. А страх, он не тетка. Труп оставили в воде, а потом, убедившись, что в доме спокойно и никто ничего не заметил, отправились в бассейн снова, уже, так сказать, публично.

Ему не ответили, лишь взгляд мелькнул очень коротко — без испуга, в глаза.

— Связь я быстро поднял — фамилия, отчество ведь с покойным братом одни и те же. Вашу настоящую фамилию называть не буду, вы ее сами прекрасно знаете. Три ходки на зону сделали. Не ошибаюсь?

Ответ прозвучал не сразу, но очень спокойно.

— Все мои. Только убийство, начальник, ты мне не пришьешь, — голова отрицающе покачалась. — Нет, не пришьешь.

— Не я этим буду уже заниматься, — человек полез в карман за мобильником.

— А с паспортом верно. Сделал его на случай, если друг мой — брат настоящий — помрет. Пьет он сильно по-прежнему. Думал потом деньгами, что присылались, попользоваться.

На щелчок «02» сразу ответили.

Алексей, встав за спиной у преступника, поглядывал на Аркадия — тот не делал попыток подняться, слезы стояли у него в глазах, стояли и не текли.

— А, Макар, здравствуй, брат.

Парень, видно, знает уже о случившемся, и в сомнениях — можно ли сейчас улыбнуться.

— Здравствуйте, Сергей Петрович.

Улыбается все-таки.

Алексей что-то спрашивает...

— Я говорю, выходит, что Аркадий был в бассейне?

— Был, конечно. Увидел в воде труп, ну и испугался, сукин сын, за себя в первую очередь.

Лестница вверх, которой нет для маленького человека... если ее нет для кого-то, значит, мир создан по ошибке, такой чудовищной, что лучше бы его вовсе не было.

Молодые люди тоже подняли к небу головы.

И не увидели там ничего, кроме голубой бесконечности.

 

ЧАСТЬ IV.

Он только успел расплатиться с таксистом, как встречать уже вышел Макар.

— Здравствуй. Вот, раньше намеченного к вам прибыл, — грустно проговорил человек. — Такие, брат, наши земные дела.

— Дайте, я чемодан понесу.

— Ну, понеси.

Машина быстро поехала прочь, на заработки в город, утомивший его рваным передвижением после плавного самолета.

Он ступил внутрь за стальную дверь.

— А где Алексей? Вы-то сами живы-здоровы?

— Мы здоровы, — сзади повернулись замки, — только у нас, Сергей Петрович, случай несчастный произошел.

Он повернулся.

— Что за случай?

— Племянника Аркадия током шибануло. Насмерть.

— Как шибануло?!

— Не знаю я, Алексей толком не рассказал.

— А где он сам?

— В город недавно поехал, сказал — ненадолго. Друг у него какой-то срочно денег занять попросил.

Парень улыбнулся неловко и добавил совсем несуразное:

— Племянник этот выиграл наследство по жеребьевке.

— Какой жеребьевке... ничего не пойму.

— Так хозяин распорядился. В завещании.

У прибывшего явилось внутри ощущенье дурного сна, от которого надо быстрее проснуться. Он для этого даже мотнул головой — ощущение не исчезло.

— У тебя чай есть?

— У нас все есть.

— Отнеси чемодан к вам в домик пока. Там мне все толком расскажешь.

Чай хороший, крепкий от заваренных в керамической кружке двух сразу пакетиков.

— Вы, Сергей Петрович, еще бутербродик съешьте.

— Съем.

Дома перед ранним утренним рейсом он не позавтракал, и теперь есть хотелось.

Часы на стене показывали начало двенадцатого.

— Значит, час назад жена его вам позвонила?

— В десять, примерно.

Он уже выслушал рассказ про странную жеребьевку, где Макар был свидетелем, странную, но не удивившую очень уж сильно. Узнал про свой миллион. А про гибель Аркадия — почти ничего: Алексей сказал лишь — тот схватился во время бритья за оголенный провод. Как, почему?.. И еще, что другие наследники тормозят сообщить о смерти, как это положено, до приезда сюда нотариуса или адвоката, или того и другого.

Алексей вдруг умчался куда-то, тоже время нашел.

Аркадия он неоднократно здесь раньше встречал — добродушный, вежливый парень. Дядя бизнес ему наладил, небольшой, но с хорошим достатком. Да и денег, временами, подбрасывал. С братьями неродными пересекаться не приходилось, и жену племянника он тоже не видел.

То есть теперь, если Макар не напутал, они трое наследники?

Оголенный провод у электробритвы?..

— А жена его что собой представляет?

Макар помешал ложечкой в своей кружке, чтобы подумать.

— Молодая... красивая, — он приподнял вверх голову, — хозяин сказал про нее, — голове понадобилось еще время, — он сказал про нее «выразительный минимализм».

Белобрысый посмотрел и остался очень доволен собой, оттого что сумел в точности воспроизвести диковинные слова.

Аркадий женился совсем недавно — год или того около. Что за особа, ставшая теперь наследницей за себя и за мужа, — его доля тоже ей теперь достается.

Захотелось посмотреть на этот «минимализм».

И на провода...

— Я чемодан к вам в комнату отнесу?

— Отнеси, сделай милость.

— Вы, Сергей Петрович, по-старому иногда выражаетесь.

— По-старому?

— Как у Островского. Мы с Лешей часто записи слушаем.

— Да, брат, теперь только записи. Я сдуру в современный театр сунулся — там все герои его в трико бегают, один, какой-то, пошел на охоту с автоматом Калашникова, что ты думаешь, и до мата дошло.

Нерадостным сразу показался и зимний сад, и розовый куст, зайчики солнечные бестолково прыгали от отражений.

В баре двое мужчин — один простенького провинциального вида, другой, наоборот, — явно из интеллигентской среды.

Представились-познакомились.

— Вы не можете мне объяснить, господа, что здесь именно произошло?

Про братьев в разговорах с покойным не озвучивалась теплая связь, а с Аркадием все же была — сын сестры его старшей, рано умершей, несчастливой какой-то совсем по судьбе. Машину вот, недешевую новую, дядя к свадьбе ему подарил.

Скоро выяснилось... Правильнее — не выяснилось ничего: толком не знают, в номер заходил только Олег — видел издали труп, а проснувшийся позже всех Владимир вообще не видел, занимается сейчас контактом с нотариусом, кажется, тот уже выехал с дачи, откуда-то издалека. И Владимир рассказывает ему совсем не о том — о коллизии в завещании — все они, покинув территорию, могут оказаться в трудном правовом положении из-за этого несчастного случая.

Он почти уже собрался ответить, что несчастный случай могут и обязаны констатировать не случайные люди, а органы внутренних дел, но отвлек светловолосый Олег сообщением, что Аркадий к ночи был сильно пьян — «в стельку почти».

— Утром-то, с перепою, и начудил.

Нехитрое чересчур объяснение — как именно он такое вдруг начудил?

Владимир тоже поддержал эту тему:

— Да, знаете, расплелся совсем. Агрессивность возникла даже.

— К вам?

— Нет, про жену в основном.

Олег поспешил с разъяснением:

— Дескать, кто теперь в доме хозяин и в этом роде. А потом успокоился, только обмяк весь. Ты, Володя, ушел, а я с ним заторчал тут, — он бегло глянул на гостя, — еле он потом поднялся по лестнице и до номера своего дошел.

Оба пьют кофе, предлагают ему.

Про какой номер сказал Макар, розовый?

В комнате только женщина в темном, но не траурном платье, модного, скорее, фасона.

Впрочем, однако, не удивительно — не хоронить, а за наследством они с мужем вчера приехали.

Где все-таки труп?

Человек уже произнес слова соболезнования, и ему ответили так же формально и коротко.

— Я хорошо знал вашего мужа, сударыня.

Она негромко ответила:

— Он тоже рассказывал мне про вас и ту помощь, которую вы оказали его дяде.

Человек не стал спрашивать, а обвел взглядом внутреннее пространство, посмотрел на кровать...

Женщина качнула головой себе за плечо:

— Там, в ванной комнате.

Он не стал просить разрешения, а ее лицо не выразило желания возразить — устало-больное лицо, даже трудно понять, красивое ли.

Олег сказал — видел труп только издали от порога, как он мог его видеть?..

Да, мог, если дверь в санблок была открыта, — тело сразу у двери.

Тело лежит на спине, ноги подогнуты.

Если смотреть вверх от ног, на панели электрическая розетка. Погибший рухнул, там где стоял.

А где бритвенная машинка?

Он присел на корточки и задал вопрос туда, себе за спину.

— Алексей отключил ее, она на тумбочке в комнате.

Так, пальцы... он уже видит — большой и указательный на левой руке, да, с типичными микроожогами.

И мышечная контрактура есть, тоже типичная.

Были в его практике случаи, когда люди хватались за оголенные провода, и заканчивалось смертельным исходом. Тоже, помнится, каждый раз в деле участвовал алкоголь.

Рост у погибшего под сто восемьдесят, вес — явно излишний, значит — все восемьдесят пять.

— Я хотела, чтобы тело перенесли в комнату на кровать, но Алексей заявил, что до приезда милиции этого никак нельзя делать.

— Совершенно правильно заявил.

Как прозвучало недавно в баре, Аркадий спьяну «нёс» на жену. Олег, показалось, намеренно этот сюжет пригасил.

Опять комната.

Тумбочка, вон тумбочка.

Со стаканом, почти что полным, и черной коробкой.

Стакан, похоже, с вином.

Человек присел перед тумбочкой на кровать, понюхал — точно с вином.

— Я слышал уже, он много вчера выпил?

— Много. — Она помолчала. — Правильнее — очень много.

Прежде чем открыть бритвенный футляр, человек снова наклонился к стакану.

— Проснувшись, ваш муж сразу направился в ванную комнату, не выходил из номера?

— Не выходил.

— А ночью или под утро?

— Нет, он свалился прямо в одежде, я только обувь сняла.

Гость взял в руки коробку и открыл ее верхнюю половину.

Светлый кусок изоляционной ленты сразу бросился в глаза — свободный кусок сантиметра в три. Другая его часть крепилась несколькими оборотами на защищенном проводе, а в промежутке у вилки виднелись провода. Провода — тоже светлые, изолента беловатая, почти одного цвета с проводом.

Теоретически, вталкивая вилку в розетку, вляпаться в это небольшое смертельное пространство очень возможно. Только, во-первых, с чего это вдруг изолента потеряла крепость, и, во-вторых, почему свободный конец не был замечен?

Пальцы попробовали клейкую сторону ленты...

И действительно, на ощупь она показалась слабенькой, почти не схватывала.

— А вы сами, сударыня, не выходили из номера?

— Нет. Алексей сказал, что пока мне лучше быть здесь.

Человек одобрил такое решение:

— Очень разумно.

И заметил, что она часто добавляет к дыханию глубокий вдох.

— Вы нормально себя чувствуете, сердце не барахлит?

— Нет, ничего.

— Распорядиться, чтобы вам принесли поесть?

— Совсем не хочу. — Женщина чуть подумала. — Но кофе я бы выпила.

Он подошел к телефонному аппарату и набрал внутренний номер.

Макар сразу ответил.

— Доставь, будь любезен, в розовую комнату кофе и пару бутербродов, вроде тех, что меня кормил.

По ее лицу едва заметно скользнула улыбка.

В баре, он заметил спускаясь, между мужчинами шел активный разговор, сразу оборвавшийся после его появления.

И самому захотелось кофе.

А пока аппарат заварил и сцеживал, взгляд наткнулся среди этикеток на греческую «Мастику», ту самую, что, бывало, по рюмке с хозяином этого дома они пили перед обедом.

Полезная вещь, и сейчас тоже не повредит.

Если капнуть в рюмку холодной воды, содержимое чуть замутится и на дне выпадут маленькие кристаллики. Умеют же делать, черти.

Сейчас, однако, не до забав.

Он выпил рюмку прямо на месте и отправился с чашкой кофе к компании.

— Как она? — поинтересовался Владимир.

— Выглядит плохо.

Поспешающим шагом с тарелочкой, накрытой салфеткой, явился Макар.

— Я, Сергей Петрович, этого кофе наделаю, он лучше, чем растворимый.

— Правильно мыслишь. И сотвори побольше.

У обоих мужчин, в отличие от Елены, вид свежий вполне — очень непохоже, что кто-то из них вчера выпил лишнего — выглядят собранно, аккуратно.

Чашечка сама остановилась у рта: черт возьми, старость не радость — мысль простая совсем и важная пришла сейчас только вот, а не сразу.

Как проверить?..

Ответ, однако, явился сразу же без запинки — нет, работает еще голова, решает кое-что быстро и правильно.

Человек глотнул кофе и сопроводил взглядом Макара, шустро поднимавшегося вверх по ступенькам.

— Не хочу показаться бестактным, но все-таки любопытства ради: как вчера решился вопрос с вами, остальными наследниками, — голос, впрочем, прозвучал, скорей, в приказном наклонении, — с неудачниками, так сказать?

Объяснять сразу взялся Олег.

— Аркадий все по-божески сделал, по-божески. Обещал нам, — он взглянул на соседа, — обещал нам по пять миллионов каждому, — его руки разошлись в стороны: — ну, куда уж...

— М-м, Елена тоже была в числе равноправных наследников.

Опять в интонации послышалось что-то от протокола.

— Так муж и жена, — улыбка подкрепила эту самоочевидную истину.

— Ну да. А каким образом, Владимир, стакан из вашей комнаты оказался на тумбочке у Аркадия?

— Из моей комнаты?

— Возможно вы не обратили внимания — у стаканов вверху тонкая цветная линия, примерно в сантиметре от края. Она соответствует общему интерьерному цвету. У вас синяя комната?

— ...да.

— Ну вот.

«Мастика» приятно согрела в желудке, и от этого центрального органа спокойствие стало распространяться по всему телу — надо будет потом повторить.

— ...мой стакан... — раздумья прекратились внезапно, радостным почти восклицаньем: — Конечно, просто вылетело из головы! Аркадий заходил ко мне в номер с бутылкой вина — он, знаете, к концу вечера то поднимался, то спускался — стал наливать. А я ответил — не нужно, встретимся через несколько минут в баре, — взгляд показал, что дальше все вытекает само собой.

— Ушел со стаканом?

— Э, по-видимому. Я не обратил тогда внимания, не зафиксировал.

Человек прислушался. Не иначе как выполнивший заданье Макар, сбегал по центральной лестнице. Важный будет к нему вопрос.

Но сначала необходимо подняться к себе.

Номера-близнецы, и его золотистый соседствует с розовым. Тут все, кроме цвета, один в один.

Так, тумбочка.

Что за ней?

Это легкий предмет, за которым... нет ничего.

Кровать могла составить проблему, но, к радости, не составила.

И там, вдоль стены, не было никаких розеток.

Он подвинул кровать на прежнее место, потом погулял по комнате и подумал.

А затем, направляясь быстрым шагом к двери, пробормотал сам себе:

— Нет, минимум двое.

— Ну, начальник где твой?

— Будет скоро.

 Солнце разыгралось на синем безоблачном небе, и на скамейке в теньке все равно жарко.

— Будет... Раз нет пока, расскажи мне еще раз про жеребьевку подробно. И прежде всего скажи, Аркадий объявил при нотариусе о каких-нибудь премиях родственникам?

— Не объявил.

— То есть вопрос с похоронами так и повис?

— Вроде. Нотариус даже сказал ему — может сейчас всё решим? Тот чего-то ответил, я не разобрал толком, и нотариус, значит, попрощался и уехал.

Жара достала и принудила снять пиджак.

— Я бы, Сергей Петрович, и при Аркадии — новом хозяине — здесь не остался, а теперь это место плохое — две смерти кряду.

— Устрою тебя без проблем, об этом не беспокойся. Почему, говоришь, при Аркадии ты б не остался?

Рука почесала белобрысую голову.

— Да как-то... — парень вздохнул. — Хозяин с нами как со слугами никогда не обращался, слова грубого от него не услышали.

— Знаю. Вы и службу несли отлично.

— И то старались. — Опять понадобилось передохнуть. — Не положено о покойнике плохо...

— Римляне, знаешь, как говорили? «Только правду о мертвых».

Судя по улыбке — всем ртом — историческая справка понравилась.

— Ну и что же Аркадий?

— Неприятный он. Алексею всегда тыкал, хоть они вместе по возрасту. Я его несколько раз на машине домой отвозил, выражения разные — «куда ты, дурак, повернул»... и в помещеньях хозяина все глазами общупывал, все, наверно, пересчитал, до маленькой статуэтки.

Он поморщился и замолчал.

В этой паре — Владимира и Олега — первым номером работает явно Олег. Информация между ними без сомнения согласована, и именно Олег пытается свести ее к минимуму. История про премию по пять миллионов тоже выглядит не очень правдивой.

— Вон, глядите, приехал.

В ворота въезжала машина, из которой Алексей помахал им высунутой рукой.

И скоро подошел сам.

— Здравствуйте, Сергей Петрович, с приездом. Хотя приезд-то во всех отношениях...

Они обменялись рукопожатиями.

— Да, Алеша, и про Аркадия знаю.

Макар тактично поднялся с лавки, чтобы оставить старших вдвоем, не мешать.

Присели.

— С похоронами теперь, слава богу, проблем не будет, — проговорил после паузы Алексей.

— Мне Олег с Владимиром сказали, что и так была нормальная ситуация — им Аркадий выделил по пять миллионов зелеными.

Молодой человек скосился на него удивленно.

— Аркадий? По пять миллионов?

— Вот недавно сказали. Что тебя удивляет?

— Удивляет... Он вчера ко мне с марками пристал, чуть в глотку зубами не впился.

— С коллекцией?

— Вы ж помните, хозяин начал собирать, а потом постепенно остыл. В описи сказано — два каталога с коллекционными марками. Мы ж с нотариусом каждую марку не описывали, хоть число марок посчитали, а то вообще неизвестно, чтоб было.

— Так в чем проблема?

— А в том, что я мог подмены сделать, представляете?

— Вон как.

— Да. Где, дескать, у хозяина описание марок. А не было описания, я это точно знаю. Не занимался он такой ерундой.

— Вроде того, что описание ты уничтожил, а какие-то подменил?

— Не вроде того, Сергей Петрович, а прямым текстом.

— Может быть, просто пьяный был сильно?

— Да не очень еще. Хотя под газами.

 Марки, вспомнилось, были не то чтобы очень ценными — какие-то в тысячах долларов измерялись, какие-то — в нескольких сотнях, уникального, во всяком случае, ничего.

— По пять миллионов, — обидчиво прозвучал рядом голос, — если только в рублях...

— А с женой был какой-то скандал, ты не слышал?

— Н-ет... я ее вообще вчера вечером в их компании не заметил.

— Другие двое тоже пьяные были?

Молодой человек подумал и помотал головой.

— Культурно употребляли, — он снова подумалю — Ближе к ночи совсем — не знаю, а вечером оба никаких признаков не подавали, можно сказать. — В его лице явилась обеспокоенность: — А вы, Сергей Петрович, почему так расспрашиваете, неладное что-нибудь?

— На убийство, брат, очень похоже.

Неожиданное сообщение вызвело легкий столбняк, молодой человек застыл и уставился на заборную кирпичную стену впереди.

— ... как убийство?

— Как именно, я пока что не понял.

— Да кому и зачем? Елена, вы думаете?

— Без ее участия получиться бы вряд ли могло.

Парень повернул голову:

— Ей-то, Сергей Петрович, какой в этом смысл?

— Самый обычный смысл — деньги. С мужем, дело выглядит так, отношения были не самые лучшие.

— Если даже. Выход элементарный — развод. При разводе у нас по новым законам до пятидесяти процентов женщине полагается.

Пожилой человек поиграл пальцами в воздухе.

— Мы ж не знаем с тобой всех обстоятельств, может быть Аркадий запасся доказательствами ее супружеской измены.

— Сергей Петрович, адвокаты — барсучье племя — все равно ходы выроют, хоть десять процентов откусят, а это не один миллион и не два.

Аргумент в целом подействовал, и к нему добавился следующий:

— Она ведь умная женщина.

— Ты откуда знаешь?

— Видно невооруженным глазом. А хозяин, когда Аркадий ее представлять привозил, сказал мне потом: «Выбрал не по себе, надо было что-то попроще».

Судя по нахмуренному лицу гостя, логика, правильная по сути, все равно не срабатывала для него до конца, и при тем более теперь явном вранье про премии в пять миллионов.

— Вот скажи мне, пожалуйста: Аркадий просыпается утром после сильного опьянения, жена его сообщила — бухнулся не раздеваясь и в таком виде проспал. Какое, когда глаза продрал, должно быть общее состояние? — Он не стал дожидаться ответа и проговорил, подражая известной картавости: — Архихреновое, батенька, архихреновое.

— Ха, ну да.

— Ну да, а на тумбочке у него стакан с вином остался нетронутый. Как понимать?.. Я, сколько лет прошло, помню такой неплизир — только б пивка поскорей или хоть чего угодно еще. В трубы горящие чтоб залить. А он первым делом бриться вдруг отправляется.

— Черт... — на молодом лице появилась растерянность. — Я этот стакан... Как вы все замечаете?

— Практика многолетняя, Леша, это уже в кровь вошло. И еще один интересный пункт: стаканчик оказался с голубой полоской, то есть из номера Владимира.

Напряженные складки на лбу ничего не дали:

— Не понимаю... Вы Владимира самого об этом не спрашивали?

 — Спросил. И ответ получил, как тебе сказать, так, на троечку. — Человек постучал носком ботинка по асфальтовой под ногами полоске. — Парочка эта в каком-то сговоре.

— Олег и Владимир?

— Угу. Словно один или оба боятся чего-то.

— Или просто страхуются на всякий пожарный, если их цеплять будут?

— Возможно и так, возможно.

Из-за угла наполовинку выдвинулась фигура Макара и, убедившись, что в разговоре у старших пауза, явилась целиком вся.

— Обед время заказывать. Леш, я схожу?

— Притормози слегка, — ответил за него гость, — минут через пять вместе пойдете.

— Со мной?

— Да. Ты, пожалуйста, вот сделай что: подзадержи их внизу разговором. Возьми с собой опись всякой хозяйственной ерунды и настойчиво им зачитай. Принудь, так сказать, послушать. Заодно и полезную задачу реши — может быть, они отдадут что-нибудь бедным людям, Макару вон, на деревню.

— А для чего эта операция, Сергей Петрович?

— Ключи мне дашь от их номеров, я осмотр сделаю.

Так нехорошо дернуло внутри, не сердце, а и оно, и все вместе. Сколько накапливается за жизнь тяжелого, часто с ней просто несовместимого, кажется порой — забывается оно и уходит, — кажется только, засыпает в сознании, а после, от новой порции, является вместе всё черным комом, страшным своими размерами, и сознание кричит — больше нельзя! А наивная чистота бессильна — она этого не видит, не понимает и старается разлить себя на весь мир. Не понимает, что все места в нем уже прочно заняты — думает, там пусто, очаровывает себя сказками, покрывая белыми тканями грязь. Да, не прав был великий писатель с простотой своих истин, таких ему ясных. Звезды на небе тоже каждому ясно видны, но попробуй до них достать.

Вот и все. Под ногами грязь. Там, где встретить ее он даже не ожидал.

Своим появлением внизу он должен дать Алексею знак, что мероприятие завершилось.

Слышен его голос с верхних ступенек.

А теперь и другие голоса.

Олег машет небрежно рукой, говорит, что и лодки резиновые не нужны — пусть на них мужики катаются.

Алексей, быстро взглянув, начинает закругляться, говорит что-то вежливое в смысле за барахло благодарности.

 Коньячку надо. Да, тряхнуло его наверху, и, похоже, работает сбивчиво сердце, потому что хочется больше взять в легкие воздуха.

— Вам, Сергей Петрович, что на обед?

— На обед?.. То же, что и себе.

А Владимир сообщает ему про нотариуса — будет здесь уже через час. Шут с ним, нужно выпить и снова подняться наверх, в розовую комнату теперь.

Стало видно — красивое у нее лицо — с грустным, чуть улыбчивым взглядом — и усталость с него немного сошла.

— Благодарна вам за внимание. Оказалось, я действительно хотела есть.

— Рад, сударыня, угодить, хотя и по мелочи. А сейчас хочу вас пригласить на прогулку. Недалекую, к домику для охранников.

Тонкие длинные брови выгнулись в ответ легкой дугой.

— Соображения выскажу некоторые, и Алексею не повредит их узнать.

Женщина послушно встала и сняла со спинки кресла небольшую сумочку.

— Я готова.

— Знаете, — человек потер пальцем по переносице, — бритвенную машинку тоже захватим. Он, направившись к тумбочке, тут же спросил: — Пардон, а стакан с вином где?

— Стакан Владимир забрал, сказал — это его стакан.

Сразу, как только вышли наружу, женщина зажмурилась и подняла голову к солнцу.

И когда шли, приостанавливалась и делала так несколько раз.

Их заметили из окна служебной комнаты, Алексей вышел на крыльцо, очень удивленный тем, что видит их вместе.

Человек показал ему рукой внутрь:

— Расположимся в первой комнате. У меня к вам обоим — рассказ.

Молодой человек пропустил вперед женщину, сделал пару шагов за ней, и опять удивился, оттого что входивший закрыл всегда распахнутую в дневное время наружную дверь.

Этим не ограничилось — гость прошел к служебной комнате и дверь в нее закрыл тоже, сопроводив это просьбой к Макару поскучать в одиночестве.

— Вот, — он вернулся к столу, где его стоя ждали, — теперь прошу всех удобно расположиться.

Приглашенные сели, Алексей покосился на непрозрачный пакет, в который было что-то завернуто.

— Преступления не совершаются без ошибок, — прозвучало наставительном тоном. — Я, во всяком случае, таких просто не знаю. — Человек помолчал, словно сообщил самое главное. — И не знаю кое-каких обстоятельств этого преступления, однако же, думаю, мы их выясним.

Алексей задвигался.

— Вы у них в комнатах что-то нашли?

— Нашел. Однако начну со стакана с вином, который Владимир побеспокоился унести из розовой комнаты. Мы кое-что обсудили с тобой, Алексей, но я напомню утреннюю картину: ваш муж, Елена, встает, простите за выражения — с дикого бодуна, на тумбочке перед ним стакан с вином, но он к нему не прикасается. Вместе с тем, состояние его настолько негодное, что зрение не ловит толком предметы, и он не замечает съехавшего куска изоляционной ленты. Не укладывается ни в какие рамки.

— Могу сказать вам, — произнесла женщина, — что похмелье он переносил совсем не болезненно.

— Второе, что вызывает вопрос, — не обратил внимания человек, — бритвенная машинка. С какой стати он ее прихватил, если приехал из города заслушать завещание? А по деталям поведения при жеребьевке, о которых мне поведал Макар, ваш муж понятия об этом мероприятии не имел. Если кто-то догадывался, так это вы.

— Я ничего не знала. Просто дошло быстрей, чем до остальных.

— Логика требовала предположить, что у Аркадия вообще не было с собой никакой бритвенной машинки. У кого она могла быть?.. У Олега, который отправился в путь на несколько дней.

Человек вдруг щелкнул пальцами, отвлекаясь на что-то другое.

— Грамотно было сработано с лентой, у которой затерли якобы соскочивший конец, изоляция потеряла клейкость. Это грамотно. Но ошибку все равно допустили. Раз концы обдирали у вилки, значит, они там где-то у вилки контачили. Бывает. Только в этом случае разбирают вилку и подтягивают концы. Длина провода, следовательно, становится меньше заводского стандарта. — Человек постучал по твердому предмету в пакете. — Не догадались. Пыль въелась и окаймляет винтовую головку — ее не трогали.

Он помрачнел.

— Я сделал осмотр у Владимира и Олега — оба они с утра были чисто выбриты. У Владимира в ванной комнате одноразовая бритва, несомненно полученная от Олега, потому что у того — начатый с ними пакетик. — Рука снова опустилась на предмет в целлофане. — Это, Алексей, твоя бритва. И убили вы Аркадия спящего, где-то под утро. — Боль исказила его лицо. — Сколько она тебе обещала?

Ему не ответили.

Тишина.

Тяжелая, отвратительная.

В попытке все же что-то сказать на молодом лице задергались губы...

Но прозвучал другой голос:

— Я ничего не обещала. И Алексея, господин сыщик, оставьте в покое. Я сделала все одна.

Человек повернул к ней голову.

— Благородно, сударыня. Благородно, но не сходится с фактами.

Она проговорила вдруг устало и совсем безразлично:

— У вас ошибка в вычислениях.

— Объясните.

Но врезался Алексей:

— Не в этом дело, Елена, не в этом! Расскажите всё, ну всё расскажите!

Показалось сначала — женщина не услышала, и не скажет ни слова.

Нет, глаза изменились, ушло не видевшее ничего выраженье.

— Хорошо. — Она подумала, и голос прозвучал уже энергично: — Хорошо. И если всё... то начну с понятного и простого — замуж я выходила вовсе не по любви. Когда Аркадий начал мной интересоваться, мне, в одной общей компании, быстренько разъяснили, кто его дядя. Да и сам Аркадий скоро стал в разговорах им козырять.

Ее взгляд скользнул по гостю, внимательный и недобрый.

— Вы знаете, что такое диплом филолога, если нет связей, блата какого-нибудь?.. Вам везде будут предлагать самый мизер, и в бюро переводов даже заказ отдадут своему, хоть и менее профессиональному человеку. Вы не жили изгоем.

— Жил.

— Пусть так, тем более знаете. Да, я вышла замуж, если угодно, с дальними планами. И Аркадий прекрасно чувствовал, что меня покупает. Своей тачкой, квартирой, доходной фирмочкой. И дядей. Только полный дурак не заметил бы его ко мне интерес при первом уже знакомстве. Аркадий, так сказать, не заметил.

Она потянула из сумочки сигаретную пачку, но раздумала и толкнула ее назад.

— Не заметил, разумеется, и того, что было потом.

Беспокойство на лице Алексея показало — он ждет чего-то другого, женщина поняла и кивнула слегка.

— Я не строила иллюзий насчет качеств своего мужа, оказалось — почти ни о чем не догадывалась. После выигрыша в жеребьевке вылезла просто другая личность. Он мне все рассказал, когда еще не был пьян, — кто я такая, прежде всего, и что я теперь пойду дальше, чем написано на заборах. И объяснил, как он сделает так, что я не получу ни гроша, потому что убегу с территории, а потом не буду требовать деньги по разводу. Очень просто. Всякий банк ему даст сейчас очень большой кредит. Денег хватит, чтобы нанять любую братву, которую он пригласит сюда в гости, и никто не помешает им, как он выразился, сделать из меня на много часов подстилку. И он не станет сам подавать на развод, но сделает мою жизнь адом, вплоть до «ломика по голове». Я пыталась объяснить ему, что мы все-таки люди, что я прошу лишь полмиллиона, потом — всего сто пятьдесят тысяч, чтобы уехать, купить квартиру, а слышала в ответ мат и «ползи отсюда».

Речь приостановилась, ее дыхание стало глубже и чаще — память, наверно, включила эмоции — те, что были перед убийством.

— Я нашла в хозблоке два удлинителя, толстые резиновые перчатки и убила его оголенным проводом прямо в постели. Вы правы, под утро, а точней — прямо утром. Потом вызвала Алексея. Никаких денег я не предлагала, господин сыщик! Просто рассказала как было.

— И улики ты ездил выбросить в какой-нибудь водоем.

— Алексей, не поддавайтесь ни на что! Слышите?! Вы только дали по моей просьбе вчера вечером бритву для мужа.

На стол из сумочки вдруг полетела пачка сигарет, ключи от номера, еще что-то, ее рука ушла вглубь...

Он узнал браунинг в доли секунды, еще не вынутый до конца — браунинг его покойного друга.

Большой палец сдвинул предохранитель.

Алексей попробовал встать.

— Лена, не делайте этого! Что вы молчите, Сергей Петрович?!

Ствол быстро двинулся вверх к голове.

— Что вы молчите!!..

 

ЧАСТЬ IV + 1/2.

Такси поехало прочь — продолжать добывать себе заработки, но в голове оставались еще гитарные звуки и отвечавший им трепетом всех инструментов оркестр. Но иногда он сам, как приведенный на гору человек, видел вдруг огромный простор и все случившееся на нем, прожитое с гневом, тоской или радостью, и тогда инструменты складывались в объединяющий гимн, говоривший, что это было и всегда будет вместе.

Алексей с Макаром проворно идут к нему, и белобрысая голова, смущенно от неуместности в траурный день, но все равно улыбается.

— Здравствуйте, братцы, здравствуйте. Вот, думал, меня вы с хозяином когда-то в последний проводите путь... а вышло иначе.

— Сердце, Сергей Петрович, Макар, возьми чемодан, а лечиться всерьез не хотел.

— Знаю. Говорил: мне судьба не велит.

Прошли внутрь, за стальную дверь, и прибывший увидел знакомый фасад с бельэтажем тонированного сплошного стекла.

— Когда похороны?

— Завтра. Я нашего третьего на кладбище все приготовить послал.

Макар резво направился с чемоданом к главному входу, а его старший товарищ притормозился.

— Завещание вчера нотариус привозил и зачитывал. Вам, Сергей Петрович, зелеными... — пальцы на обеих руках раскрылись и растопырились.

Единицы измерения тут были слишком известны.

— Десять?!

— Ага.

Человек закоченел и показался даже слегка огорченным.

— Что я с ними делать-то буду?

— Мне с ребятами, дай ему Бог на том свете, — Алексей поднял голову и перекрестился, — тоже деньги не снившиеся. — Они двинулись медленным шагом. — Половину главного состояния на благотворительность отписал, а другую — родне, четверым поровну.

Гость кивнул, продолжая думать — «а теперь как», и прошел молча почти до самого входа.

Алексей, проводив, попросился отойти по делам, а навстречу из раздвинувшихся панелей появилось стройное существо, молодое и, кажется, очень красивое.

— Здравствуйте, я вас знаю.

— Откуда, сударыня?

— Заочно.

— М-м, вы жена Аркадия?

— Ну... в общем, да.

Она не улыбалась, но глаза были радостные, и от этого — все лицо.

Женщина, поймав его внимательный взгляд, очень смутилась.

— Вы простите, безнравственно чувствовать себя в такие часы хорошо, очень стыдно, — опущенный на мгновение ее выпуклый лоб вздернулся. — Но вы ведь понимаете, что такое свобода?

Теперь он слегка опустил голову.

— Боюсь, что нет.

— Понимаете, — капризно и требовательно возразила она, — вы просто не хотите к ней повернуться. А это обязательно нужно сделать!

— Ха, сударыня, вы меня застали врасплох, как легко у вас с главным вопросом жизни.

— Нет, это совсем не легко, — ее умные глаза смотрели на него, как на друга. — И я чувствую теперь себя должником у судьбы. — Она слышно едва повторила: — Совсем не легко...

А теперь вдруг он оказался в центре большой компании — Аркадий лезет обнять, двое других мужчин представляются и жмут ему руку, солнце тоже решило участвовать — приблизилось, бьет в лица, заставляя щуриться и от этого улыбаться.

Поезд, что, казалось, стремительно мчится в туннель, замедлил свой ход и почти что остановился.