Такси поехало прочь — продолжать добывать себе заработки, но в голове оставались еще гитарные звуки и отвечавший им трепетом всех инструментов оркестр. Но иногда он сам, как приведенный на гору человек, видел вдруг огромный простор и все случившееся на нем, прожитое с гневом, тоской или радостью, и тогда инструменты складывались в объединяющий гимн, говоривший, что это было и всегда будет вместе.

Алексей с Макаром проворно идут к нему, и белобрысая голова, смущенно от неуместности в траурный день, но все равно улыбается.

— Здравствуйте, братцы, здравствуйте. Вот, думал, меня вы с хозяином когда-то в последний проводите путь... а вышло иначе.

— Сердце, Сергей Петрович, Макар, возьми чемодан, а лечиться всерьез не хотел.

— Знаю. Говорил: мне судьба не велит.

Прошли внутрь, за стальную дверь, и прибывший увидел знакомый фасад с бельэтажем тонированного сплошного стекла.

— Когда похороны?

— Завтра. Я нашего третьего на кладбище все приготовить послал.

Макар резво направился с чемоданом к главному входу, а его старший товарищ притормозился.

— Завещание вчера нотариус привозил и зачитывал. Вам, Сергей Петрович, зелеными... — пальцы на обеих руках раскрылись и растопырились.

Единицы измерения тут были слишком известны.

— Десять?!

— Ага.

Человек закоченел и показался даже слегка огорченным.

— Что я с ними делать-то буду?

— Мне с ребятами, дай ему Бог на том свете, — Алексей поднял голову и перекрестился, — тоже деньги не снившиеся. — Они двинулись медленным шагом. — Половину главного состояния на благотворительность отписал, а другую — родне, четверым поровну.

Гость кивнул, продолжая думать — «а теперь как», и прошел молча почти до самого входа.

Алексей, проводив, попросился отойти по делам, а навстречу из раздвинувшихся панелей появилось стройное существо, молодое и, кажется, очень красивое.

— Здравствуйте, я вас знаю.

— Откуда, сударыня?

— Заочно.

— М-м, вы жена Аркадия?

— Ну... в общем, да.

Она не улыбалась, но глаза были радостные, и от этого — все лицо.

Женщина, поймав его внимательный взгляд, очень смутилась.

— Вы простите, безнравственно чувствовать себя в такие часы хорошо, очень стыдно, — опущенный на мгновение ее выпуклый лоб вздернулся. — Но вы ведь понимаете, что такое свобода?

Теперь он слегка опустил голову.

— Боюсь, что нет.

— Понимаете, — капризно и требовательно возразила она, — вы просто не хотите к ней повернуться. А это обязательно нужно сделать!

— Ха, сударыня, вы меня застали врасплох, как легко у вас с главным вопросом жизни.

— Нет, это совсем не легко, — ее умные глаза смотрели на него, как на друга. — И я чувствую теперь себя должником у судьбы. — Она слышно едва повторила: — Совсем не легко...

А теперь вдруг он оказался в центре большой компании — Аркадий лезет обнять, двое других мужчин представляются и жмут ему руку, солнце тоже решило участвовать — приблизилось, бьет в лица, заставляя щуриться и от этого улыбаться.

Поезд, что, казалось, стремительно мчится в туннель, замедлил свой ход и почти что остановился.