Странный пес — недружелюбный, и даже к детям, но странность в другом — он совсем не озабочен исчезновением своего хозяина, которого, как говорит Марта, одного и любил. А еще толкуют о собачьей преданности — они разные, как и люди. Этот вот, прогуливаясь у клумбы, даже рыло не повернул на ее приветствие.

Зато веселая четверка нетерпеливо ждала, вывалила из двери наружу и застрекотала.

— Пойдемте-пойдемте, уже холодно, катитесь все в дом.

Произошла обратная процедура, и конечно, каждому надо кого-то слегка подтолкнуть.

— Тихо, не ссорьтесь! Сейчас расскажете, чем вчера занимались, а потом я проверю каждого, как выучен музыкальный урок. Еще я принесла вам свою детскую фотографию.

— Покажи, покажи!

— Нет, после музыки.

Дежурный офицер протянул листок:

— Из наркоотдела, сэр.

Капитан прочитал две короткие фразы, сообщалось: анализ опять показал, что контрольная закупка наркотиков не отличается от предыдущих.

— Угу… вот что, запросите на телефонной станции распечатку всех звонков Коннерсу за месяц.

— Старому шефу, сэр?

— Да.

Он только на минуту зашел в кабинет, разделся и снова вышел, сказав секретарю, чтоб отложили утреннее оперативное совещание на пятнадцать минут.

Но вернулся быстрее.

Разговор в отделе экспертизы оказался очень коротким.

— Как мы идентифицируем наркотики по их происхождению, сэр? Современные технологии позволяют это сделать за считанные минуты. Маковая пыльца обязательно остается в среде конечного наркотического материала. И она уникальна, как пыльца однородного посева.

— Вроде отпечатка пальца?

— Совершенно верно, там тоже есть свой микрорисунок. Окажись наркотический материал из другого урожая или с других плантаций, мы бы сразу это обнаружили.

И на совещании с офицерским составом, и позже, когда остался в кабинете один, Дункан пилил себя все тем же вопросом: почему после провала огромной партии и поимки многих курьеров они не подняли цены? А в том, что о провале боссы наркоторговли узнали уже через два-три часа, не было ни малейших сомнений.

Вот теперь, когда она их помучила музыкой и привела в спокойное состояние, можно показывать.

Большая фотография попала в руки Эдди, остальные облепили его, а Лиза слегка отодвинулась.

— Я прямо в центре, юбочка в красную клетку.

— Какая похо-ожая! — радостно протянула Герда.

— И не похожая, — возразил ее брат.

— А вокруг мои одноклассники… и два наших воспитателя…

Эдди вздрогнул, вздрогнули и державшие фотографию руки.

— Алекс, больно же!

— Я тебя не трогал.

— Значит ты, Герда.

— Отстань, дай мне фотографию.

— Осторожно, дети, порвете.

Эдди обидчиво хныкнул, жалуясь, что больно щипаться нельзя.

Герда попросила снимок «на пока» оставить.

Уильям тоже участвовал в толчее.

Лиза что-то ответила, кажется, согласилась, зрение продолжало работать как фотокамера, отщелкивая фрагменты…

Вскоре Дункану принесли полученную с телефонной станции распечатку, и возник слегка волнующий азарт — сейчас он проверит свою профессиональную интуицию. Впрочем, если «профессиональная», значит, не интуиция, а что-то еще.

Вчера в бассейне, застряв на воде, он понял лишь, что звенья сплелись в целое, и это целое, не явившись еще, уже о себе объявило. А вот как это сплелось в отдыхавшей, казалось бы, голове?

Капитан освободил стол от бумаг, положил распечатку и рядом блокнот. Предстояло сверить определенные звонки и определенные времена, а абонентский массив Коннерса оказался не маленьким.

Выдалось время прокрутить все еще раз.

Эдди вздрогнул, когда держал снимок. К сожалению, она не видела в тот момент его лица, смотрела на другие, и эти другие — Герда, Алекс, Уильям… ни в одном из трех лиц не было и секундного замешательства, никакой посторонней экспрессии.

Кто мог больно ущипнуть Эдди, подставив его таким способом? Зрительная память очень ясно воспроизвела суматошную сценку…

Любой.

Ущипнуть могли и просто так, из вредности, за то, например, что фотография первой попала к нему.

Сейчас, когда она усадила их на полчаса писать буквы, нужно поразмыслить над тем, как обнаружить признаки взрослого человека в ребенке… хотя она уже много раз пыталась… и вот опять обратила внимание на Уильяма — у остальных заметна неуклюжесть в обращении с ручкой, бумагой, а у него словно бы есть привычка… и под стеснительностью Уильям скрывает имеющийся музыкальный слух, она же чувствует — слух есть.

Вот у Эдди его точно нет, он путает звуки естественно, от природы.

Впрочем, существует ли такая прямая связь? Музыкальный слух может и не сохранить себя в новом анатомическом строении.

Как и другие качества.

Стоп!

Она не обратила внимания на важное обстоятельство — Эдди сразу обратился к Алексу, как причинившему ему боль, — первая реакция кое-что значит.

В соседней комнате раздались голоса, хотя время еще не вышло, следовало пойти проверить, почему отвлеклись.

Зачем она разрешила Герде взять фотографию?

Глупость какая, девочка покажет маме и та, знавшая Джино, сразу поймет, что здесь провокация.

Лиза, однако, не успела обдумать предлог для изъятия снимка, потому что, встав из кресла, увидела фотографию в углу на одном из стульев, там рядом прилег и неизвестно когда появившийся пес — этот тяжеловес передвигается удивительно тихо.

Лиза быстро подошла и взяла фотографию.

— Тоже интересуешься, да?

Пес понял, что к нему обратились, и, как водится, не отреагировал.

Много лет назад Дункан расследовал свое первое дело, и когда подтвердилась его, в общем-то, простенькая догадка, возникла неконтролируемая радость — она подрагивала внутри и не желала уступать ничему места. Потом как-то обходилось без этого чувства, но вот сейчас он испытал то же самое.

Только чуть-чуть помешал инспектор.

— Могу быть полезен, сэр?

— Я уже разобрался.

Капитан убрал распечатку, вызвал секретаря и велел пригласить в управление Коннерса — в любое удобное ему время в течение дня. Инспектор, занятый своими мыслями, глядел на окно, прибавлявшее к себе редкие капли не определившегося еще дождя.

— Ты чего «не от мира»?

— Надо ж новую кошку покупать, а не знаю какую. Или снова сиамскую?

— Купи камышовую.

— Камышовую? С ней, наверно, морока… А что она жрет?

Капитан вскинул голову, но тут же решил не раздумывать.

— Камыш. Жрет камыш, поэтому — камышовая.

Радость еще не прошла.

Дети закончили урок и отправились переодеваться для спортивно-прогулочных мероприятий, а Лиза вдруг обратила внимание на шум за окном. Девушка подошла, отодвинула занавеску… трое мужчин в комбинезонах стояли у небольшого грузовичка, рядом с цветочной клумбой.

Водитель спустил почти к самой земле платформу, на которой находились трактор-малыш, лопаты и еще какой-то инструментарий.

К группе приехавших присоединилась Марта, все повернулись к клумбе, непонятно что обсуждая.

Лиза тоже решила выйти и посмотреть, но дойти пришлось лишь до прихожей — служанка уже заходила в дом.

— Как жалко клумбу, мисс, но что делать — скоро зима.

— Будут утеплять?

Женщина махнула рукой:

— Срывать все под корень.

— Цветы же многолетние.

— Ромми считает, они будут выглядеть некрасиво с целлофановыми капюшонами на голове, это и вправду некрасиво.

«Недешевое удовольствие — пересаживать такую клумбу, впрочем, это не на ее деньги».

Лиза ни разу не видела, чтобы при ней кто-то ухаживал за прекрасными георгинами, и спросила об этом.

— Ромми немного за ними следила, а два раза в месяц приезжал человек из фирмы.

Как горох, в прихожую высыпала мелюзга, и Герда с Уильямом потащили ее за руки на выход.

— Подождите, дайте мне куртку надеть.

— Мы решили перед ужином играть в прятки!

Марта прикрикнула, чтобы угомонились.

После ланча капитан едва успел расположиться у себя в кабинете, как дежурный ему сообщил, что Коннерс прибыл.

Однако старого шефа полиции Дункан увидел только минут через десять.

— Извините, коллега, путь к вам с препятствиями, люди останавливают, расспрашивают — куда деваться?

— Здравствуйте, присаживайтесь, пожалуйста. Что будете — чай или кофе?

— Э… нет, этого не хочу, а другого вы в казенном доме не держите.

— Можно перекочевать в наше кафе.

— Бог с ним, жду чего-то интересного. Не ошибся?

— Полагаю, что нет.

Демонстрируя нетерпеливое ожидание, Коннерс потер руки.

Капитан развернул в его сторону лежавшую на столе распечатку.

— Что это?

— Телефонные звонки к вам за последний месяц.

Гость состроил испуг:

— Что-нибудь не оплачено?

— Подождите, сейчас будет не до юмора, — капитан положил поверх распечатки листок, — читайте.

Коннерс проворно достал очки, нацепил и, взяв лист бумаги в обе руки, начал вслух:

— Пункт первый. С начала отсчета за истекший месячный период в первые одиннадцать дней абоненту не было сделано ни одного звонка с городских телефонов-автоматов… — он скосился на Дункана. — Коллега, сейчас почти у каждого мобильный телефон, а с автомата все равно надо платить.

— Вот именно, читайте дальше.

Коннерс вернул глаза к тексту.

— Пункт второй. На двенадцатый день был сделан первый звонок, продолжительность контакта — три секунды. Тринадцатый день — семь секунд.

— В первый раз попали на вас и повесили трубку, во второй — прослушали слова автоответчика.

— Четырнадцатый день — семь секунд. Пятнадцатый — тринадцать секунд.

Дункан назвал день и число:

— Ваш отъезд на рыбалку, не правда ли? Звонивший узнал наконец, что вы отчалили и когда именно намерены возвратиться.

Гость откинул листок, снял очки, рука повела их в карман пиджака, но остановилась на середине пути и принялась отвешивать такты в воздухе…

И еще был пункт третий, не прочитанный Коннерсом вслух: «Все звонки сделаны из разных автоматов».

— Итак, письмо должно было прийти в мое отсутствие, — рука отбила еще два такта… — но требовалась срочность в отправке, чтобы иметь в запасе пару дней до моего возвращения, — гость сам себе покивал головой: — Угу, таким образом, письмо было заготовлено заранее, его следовало отвезти в другую страну, а доктор, получивший срочный сигнал, о конверте просто и не подумал.

— Да, следовало очень спешить.

— А между прочим, дорогой, теперь можно быть уверенными, что доктор базируется именно в Мексике.

— Что толку. Сейчас нам важнее выяснить, как Джино вышел на связь с наркомафией, чтобы организовать всю цепочку.

— А еще важнее — понять, зачем Джино вообще понадобилось это письмо? Тут нужна совместная мозговая атака, коллега. Может быть, у меня вечерком?

— Давайте лучше сходим в бассейн, — неуверенно произнес капитан, — а после можно в тамошний ресторанчик.

Против ожидания, гость не только не удивился, но и обрадовался:

— С удовольствием! Обычно я плаваю днем, а вот сегодня как раз пропустил.

Ромми Ванлейн, опоздав на пятнадцать минут, явилась в неожиданном наряде — джинсах и свитере.

Ей шло.

Ей, наверное, шло вообще что угодно.

Извиняясь, сказала — вырвалась между двумя производственными совещаниями, а поймав на своей одежде взгляд капитана, пояснила:

— Терпеть не могу униформу, — и в ответ на улыбку Дункана спохватилась: — За исключением полицейской, конечно.

И с трудом удержала собственный смех.

Капитан показал ей на кресло.

— Не предлагаю вам кофе — он у нас посредственный. Чтобы не обидеть отказом, вы станете пить и от плохих ощущений на меня злиться, поэтому не предлагаю.

— О, длинная цепочка. Это у вас профессиональное, капитан?

— Профессиональное.

— У нас в химии тоже длинные цепочки, я их люблю.

Она вынула пачку сигарет с затейливой восточной рисовкой.

— Тогда давайте покурим — японские. Содержат тонизирующие добавки. Говорят, их курит сам император тайком от народа.

— Прячась в туалет от прислуги?

— А та подглядывает.

В ее облике сейчас было что-то от молодого университетского преподавателя.

Впрочем, она ведь этим и занималась до приезда сюда.

«И до знакомства с Джино», — холодно напомнил внутренний голос.

Дункан взял сигарету, хлопнул себя по карманам… и заметил с другой стороны смеющийся взгляд.

— По-прежнему ограничиваете курение отсутствием зажигалки? — ему протянули красивую черную с золотым поверху ободком. — Ка-пи-тан, нельзя резать хвост по кусочкам.

Ирония была справедливой.

Дункан поднес огонь гостье, прикурил сам и протянул назад явно очень недешевый предмет.

— Нет, сэр, вот когда бросите курить, тогда и вернете.

Благожелательный тон, однако, почти соединился с приказом.

— О'кей, и приглашу вас по такому случаю в японский ресторан.

Он тут же понял свою маленькую бестактность — у нее время траура.

И она поняла.

— С удовольствием, через некоторый разумный срок, — глаза ушли вверх за струей дыма. — Вы заметили, что у меня не горькое настроение?

Он не успел ответить.

— Бывает развод юридический, а бывает и внутренний… но иногда мне кажется, что внешнего вообще ничего не бывает.

Ее лицо выглядело сейчас немножко другим — красивая отчужденность уступила чему-то простому и теплому. Дункан заметил вдруг — она слегка изменила прическу, и волосы больше не закрывают виски и щеки.

— Вспомнила сегодня одно мелкое обстоятельство, хотя не знаю, стоит ли о нем говорить…

— Конечно, расскажите.

Она захотела изменить позу в кресле, но раздумала и, показалось Дункану, испытала легкое замешательство:

— Тут задолго еще до вас был один мафиози, Джино, вы не слышали?

— Слышал даже, что он за вами ухаживал.

Она качнулась вперед и, как пойманный врасплох ребенок, выпустила изо рта краешек языка, щеки слегка зарумянились.

— Ухаживал, но без успеха.

— Потому что вы знали, кто он?

— Узнала не сразу. Нет, не только. Я ведь жила в университетской среде, там, независимо от профиля, определенный уровень культуры. Понимаете?

— Да, замечал по своей бывшей жене.

— Сожалею, что…

Дункан не дал закончить:

— Вы правильно заметили, развод может быть внутренним задолго до юридического.

Ей понадобилась пара секунд, чтобы вспомнить начало.

— Да, так вот. Недели три назад муж вдруг заговорил про Джино, но дети возились, внимание уходило в разные стороны, я недопоняла и только спросила, с чего он вспомнил о человеке, который давно умер. И муж произнес странную фразу: «Если умер именно он».

— И не пояснил?

— Дети отвлекали, а у мужа была манера иногда разговаривать как бы с самим собой. В таких случаях вместо ответа часто следовало пожатие плеч.

— Он был знаком с Джино?

— Не думаю. Но история с его смертью прозвучала на весь город, муж ее, разумеется, знал.

Ему улыбнулись.

— Извините, дела, мне надо скакать. Где подписать протокол? Только уговор — я не стану его читать.

Неожиданно поступившая информация не понравилась Дункану, потому что никуда не встраивалась. Слова — «если умер именно он» — могли свидетельствовать лишь, что бродившие в уголовной среде слухи о возвращении Джино дошли каким-то образом до Ванлейна.

И он заговорил об этом с женой ради «шпильки»?.. Мелковато.

Капитан некоторое время рассматривал подпись под протоколом.

Если убрать небольшие округлости — подпись как у мужчины с сильным характером.

Перед началом игры Эдди подошел и быстрым шепотом предуведомил — за занавеской его не будет, а довольная физиономия выражала, что он нашел новое место не хуже. На подготовку отводилось три минуты, а Лиза на поиск спрятавшихся должна была стартовать из прихожей.

Там она перекинулась несколькими фразами с протиравшей дверные стекла Мартой, а когда отправилась «на охоту», та сообщила ей вслед: «вот и Ромми подъехала, рановато она сегодня…» Лиза уже поднималась по лестнице.

Сегодня она начнет с крыши.

Не исключено, также, что кто-то мог подглядеть дверной код.

А когда пару дней назад они, совершая прогулку, дошли до раскидистых деревьев, малышня попросилась полазить. Лиза разрешила не дальше толстых, близких к земле веток, но глазом моргнуть не успела, как Герда, почти что по-обезьяньи, залезла до середины. И остальные действовали проворно.

Проверив по пути занавеску, за которой, действительно, никого не было, Лиза быстро миновала три этажа.

Так… дверной код не вскрыт, иначе горела бы зеленая лампочка.

Прежде чем толкнуть дверь, она почему-то повернулась назад — была видна площадка третьего этажа, пустая… и ни единого звука…

Погода к вечеру совсем разгулялась, солнце, жалея о будущих тусклых днях, уходя к зеленому горизонту, посылало веселенькие лучи, и Лиза подставила им лицо — теплым и ласковым…

Только в глазах от них возникла легкая темнота, это сейчас не к месту.

Ну, за работу.

Девушка быстро прошла к бару, заглянула за стойку… тут никого.

Теперь надо в темпе обследовать закутки внутри декоративной зеленой изгороди и следить за звуком, если «что-то» будет перемещаться…

На проверку ушло совсем мало времени.

Где еще можно прятаться?.. Там, ближе к выходу на крышу, за креслами у нескольких столиков.

Она обвела их взглядом, но не посмотрела с другой стороны.

Девушка возвратилась почти к исходной позиции, опять захотелось повернуть лицо к золотистым лучикам, но впереди, где кончалась площадка, у невысокой бордюрной решетки замаячило синим цветом небольшое пятно… листочек бумаги или тряпочка… А там внизу клумба, которая уже не будет радовать своей очаровательной пестротой… рабочие уехали час назад, расправились равнодушно и… да, вместо клумбы коричневая земля… сама на себя наводящая грусть.

Она нагнулась и подняла синий, сложенный вчетверо карманный платок.

Очень похожий…

Что за чепуха?..

Это ее платок.

Да, ее собственный.

Почему здесь, у края?..

Пусто!

Земля кинулась к ней, сердце в глотке, нечем дышать…

Был тревожный звонок, но она не успела!

Синева мелькает над головой…

Кисть…

Она чувствует правую кисть.

Сжатую.

Сжатую там вверху, сейчас ее оторвут!

Выдержать, выдержать и схватиться другой…

Высота внизу, где болтаются ноги, мешая развернуть тело… надо рывком, надо вздернуть левую руку…

«Боже, подари мне еще мгновенье!»…

Есть!

Лиза схватилась левой за прут решетки и повисла на двух.

Есть.

Ее не сбрасывают!

Закричать?

Нет, если сейчас она не соберет все силы и не подтянется, руки могут разжаться сами.

Лиза почувствовала, как напряглись бицепсы, будто чужие сторонние механизмы, в глазах стало почти темно… руки не отпускают прутья, ступня сбоку вставилась между ними…

Вот, левая рука ухватилась за верх решетки… колено уперлось в край… просветлело в глазах… вот, она уже перекинула ногу…

…и стоит по ту сторону.

Видит площадку… столики… у ворот — охранника спиной к ней и к солнцу…

Видит, только ничего не слышит, уши как заложены ватой.

Там в баре есть сок, жутко хочется пить.

Пять минут, и она чувствует, будто те секунды были не в ее жизни, будто случилось не с ней.

Именно так — не с ней.

Голова свободна от мыслей, она контролирует это внутреннее пространство… сердце и дыхание в норме, даже нет болей в кистях.

Она все контролирует.

В доме тихо, ни одного детского голоса.

Да, они же играли в прятки.

Тихо на втором этаже…

Девушка спустилась на первый.

Здесь тоже тихо, и никого…

В зале черный рояль.

Черный цвет у рояля никогда не выглядит траурно, он всегда праздничный.

Почему она подошла к роялю?..

А вот почему.

Лиза откинула крышку, села и, не зная, что будет играть, положила пальцы на клавиши.

А они уже знали!

Знали, и понеслись в быстром темпе шопеновского минорного вальса…

…чтобы повторить начало еще быстрее…

…и здесь… здесь, слегка недокончив, заговорить о душе человека…

Шопен всегда говорит о душе, о ее уголках, где таится хорошее. Люди не ведали о них, пока не родился болезненный польский мальчик, родился, чтобы им рассказать.

Сейчас она играет его предсмертное произведение.

Когда туберкулезная кровь рвалась наружу, не давала дышать, когда жизнь считалась только на дни.

Но тема смерти не вторглась, не коснулась души, бывшей для него сильней человеческой плоти.

Белые клавиши с черными бемолями не дробят, а собирают белое вместе…

…головы стали появляться возле рояля…

Лиза не видела лиц и не хотела, а еще — она могла поручиться, сзади стоит Ромми Ванлейн.

Слушайте, слушайте же теперь вот это!

Сгиб указательного пальца проехал по клавишам и руки забили аккордами «Героический полонез».

Слушайте непобедимую жизнь!

Вот вам осколки летящего солнца!

На этот раз людей в спорткомплексе было гораздо больше чем прошлым воскресным вечером, так что их даже попросили десять минут подождать.

А потом попросили поспешить на освободившиеся дорожки, и Дункан, успевший захлопнуть кабинку с вещами, раздосадовался от зазвучавшей там телефонной мелодии.

И пока подходил молодой человек из обслуживающего персонала и открывал дверку, телефон настойчиво выводил свои звуки.

Больше всего не хотелось, чтобы звонил дежурный по управлению — это грозило обратным переодеванием.

Однако с Дунканом заговорил женский голос, и когда назвал себя, капитан очень насторожился — он давал Лизе право на мобильную связь только по экстренным ситуациям.

— Извините, сэр, нужна встреча.

Не стоило уточнять про срочность.

— Приезжайте в Центральный бассейн.

— А где именно там?

— Прямо где-нибудь у воды.

Коннерс, любезно поджидавший его, узнав, кто звонил, предложил не терять по такому случаю времени и поплавать в хорошем темпе наперегонки.

Дункан снисходительно согласился.

А когда стартовали, поначалу решил, что партнер хорохорится — тот по соседней дорожке пер что есть сил, далеко выбрасывал из воды руку и вскидывал голову.

«Ну, долго он так не продержится».

Первые пятьдесят метров они закончили вместе.

Смотреть из под левой руки было неудобно, и капитан прекратил наблюдения, но у следующего бортика вдруг обнаружил, что Коннерс ничуть не отстал.

А у третьего… это как понимать? Тот уже сделал обратный толчок, и ушел вперед на полтора корпуса. Пожилой, толстоватый, на один глоток виски Дункана делает два… капитан от волнения сбился.

Ему утрут нос?

Не бывать!

Однако без паники — договаривались на шестьсот метров — ритм и дыхание, ритм и дыхание…

Без вредной спешки, впрочем, не вышло, «противник» — теперь так звучало внутри — ушел на новый этап с прежним разрывом.

Дункан забыл вообще обо всем — сдохнет, но достанет!

Достанет… и обойдет…

Кое-что получилось на трех следующих этапах, но мало — он «съел» только полкорпуса.

Зато еще через два капитан со злорадством увидел, как оттолкнувшееся чуть раньше впереди тело зависло в воде и промедлило заработать ногами. Ему, впрочем, захотелось того же, только именно так было делать нельзя.

Старый здоровяк оказался, однако, диким сопротивленцем и удержал равенство перед последней сотней, но тут…

Но тут!

Дункан доплывал дистанцию в гордом одиночестве — противник где-то жалко влачился, на него не стоило даже глядеть, и хотя у самого Дункана ноги уже еле работали, а руки «подрезали» воду, он после победного финиша без остановки пронырнул поперек дорожек и резво выскочил по лесенке из воды.

А вот когда подошел к пластиковому креслу, не сел, а плюхнулся.

И детской радости поубавилось — интересно, в какой он сам будет форме через двенадцать лет?

Вскоре и Коннерс плюхнулся в соседнее кресло.

Подышал с минуту с прикрытыми глазами, а затем сладко вымолвил:

— Хорошо бы, дорогой, потом в ресторане пивка.

И после паузы вдруг спросил:

— Хорошенькая?

Дункан с удовольствием отдыхал — приятная близость воды, голоса, всплески… спортивный азарт выбил из головы, в том числе, самое главное — у Лизы что-то произошло.

— М-м…

— Ну, посмотрим.

Добраться до бассейна на автомобиле можно было очень быстро, через несколько минут капитан начал присматриваться.

Потом прогулялся и добыл свободное кресло.

Сел и снова начал присматриваться.

Не для того, конечно, чтобы издали рассмотреть обнаженное тело или что-то такое…

Лизу он увидел совсем для себя неожиданно, потому что от трех проходивших молоденьких девушек вдруг отделилась одна.

— Здравствуйте, сэр.

Облегающая шапочка изменила внешность.

Она обратилась к Коннерсу.

— Рада познакомиться с вами, сэр.

— Я тоже. Присаживайтесь, присаживайтесь, дорогая.

Девушка неловко показала на белый с красными крапинами купальник:

— Взяла в местном магазинчике, какой попался.

«Попался», сразу заметил Дункан, не из дешевых и модный.

— Рассказывайте, Лиза, что стряслось?

Она хмыкнула, улыбнулась… в улыбку встроилась болезненная гримаса.

— Да просто хотели убить.

Полицейские, не перебивая, внимательно слушали, но в самом конце капитан зло ударил по ручке кресла.

Девушка виновато опустила голову.

— Сэр, я понимаю, что совершила ошибку, подойдя к краю.

— Я на себя, не на вас!

Коннерс покивал головой:

— Присоединяюсь. А вас, детка, не в чем винить, простые ходы — самые гениальные. Но мы, два, — взглянув на Дункана, он успел скорректировать, — немолодых дурака, как мы могли так легкомысленно вас подставить? — он сокрушенно вздохнул, — плавали здесь наперегонки…

— И кто выиграл?

Коннерс ткнул пальцем на капитана.

— Кто-нибудь из детей, — спросил тот, — имеет мобильный телефон?

— Никто. Но есть городской телефон и компьютерная электронная почта.

Капитан недовольно мотнул головой:

— Это давно у нас под контролем.

Связь с внешним миром была понятна всем трем — раз попробовали убить и не вышло, могут повторить не только в доме, но и где угодно еще.

— Джентльмены, я должна продолжать там работать, — оба невольно переглянулись — ее почти детское лицо повзрослело разом вдруг лет на десять. — Да, теперь это и мое дело, не только ваше, прошу помнить — у меня сегодня чуть не отняли жизнь.

Тон был предельно требовательным, как у равной с равными.

Девушка, впрочем, сама ощутила свой ригоризм и захотела смягчить:

— Знаете, я все-таки успела кое-что сделать, — улыбка вернула ей юное выражение, — чуть повернулась и сдвинулась вниз. Удар пришелся немного в сторону от… того места, на котором сижу.

— А что за удар, деточка?

Она немного подумала.

— Возможно, с разгона ладонями. Или…

Дункан решил не темнить:

— Не похоже на морду собаки?

— Собаки?

— Черт бы драл этого доктора, пес родился в ту же ночь в подвале госпиталя.

— Этот мрачный ротвейлер?

— Он самый.

— Вы его допросите, сэр?

— Прекратите, Лиза, у меня из головы нейдет, что мы сейчас могли в морге осматривать ваш труп.

— Прошу прощения, это нервное. Пес… вряд ли меня теперь чем-нибудь удивишь… пес мог видеть ту фотографию, когда она лежала на стуле. И платок в открытой сумочке был доступен.

— Вы брали с собой в дом Ванлейнов оружие?

— Не брала.

— Теперь берите и носите под свитером за поясом.

— Да, сэр.

— От походов по наркоместам я вас отстраняю.

— Поняла, сэр.

— На улицу в ближайшие дни ни шагу. Утром и вечером вас будет отвозить «наше» такси. А сейчас поплавайте полчаса, у выхода из раздевалки вас будут ждать наши сотрудники, отвезут домой.