Новый день принес в жизнь Клер очередную порцию переживаний, которые как горькая пилюля не излечили, а наоборот, усугубили развивающуюся болезнь. Жизнь за окном — ставшим для девушки единственным наблюдательным форпостом, — замерла. Горожане стали двигаться медленнее: подолгу топтались на месте, не решаясь сделать простой выбор на перекрестке; растягивали короткую беседу на долгие минут; а порой и вовсе терялись в пространстве, замирая будто изваяния.

Подгоняя тягучее, словно патока время Клер пыталась занять себя одним не хитрым занятием. Приглядываясь к случайным прохожим, она пробовала по губам и выражению их лиц угадать разговоры, проговаривая каждое слово вслух. Пустая тишина комнаты тут же оживала, наполняясь чужими голосами, которым подрожала Клер.

Подобная игра длилась не больше часа. Дольше затворница не выдерживала. Под гнетом собственных мыслей, девушка вскакивала с места и начинала хаотично метаться по комнате. Перед глазами то здесь, то там возникал силуэт брата, за спиной которого росла черная тень нависающей опасности. Только острые углы угольного очертания, отражали на стене фигуру отнюдь не Рика, а огромного рыбака в широкополой шляпе.

Однажды Клер не сдержалась. Не дожидаясь, когда морок оставит ее в покое, предоставив недолгую передышку, она схватилась за дверную ручку и попыталась вырваться наружу. Но спасительная комната оказалась покрепче стальной клетки.

«А что если великодушный спаситель, так искренне пообещавший уберечь Рика и избавить их семью от проклятия, солгал?!»

Клер вздрогнула от собственных мыслей. Но обреченное настроение, было всего лишь началом.

«Возможно, он специально запер меня, чтобы я не смогла помешать его Хозяину»

Картина, в которой мистер Сейл приклоняет голову перед тучным силуэтом Сквидли, не покидала Клер до самого полудня. И она предприняла очередную попытку бежать. Но, увы, выбраться из комнаты через окно ей так и не удалось. Дверь также продемонстрировала свою прочность. Клер вновь припала к окну, понимая, что ей остается только ждать возвращение мистера Сейла.

На улице продолжала кипеть жизнь. Провожая взглядом каждого прохожего, Клер ловила себя на мысли, что в любом горожанине она пытается угадать своего брата.

На лице девушки выступили слезы. Безвольно отчитывая секунды, она с трепетом в сердце осознавала — драгоценное время бесследно утекает сквозь пальцы.

В ту минуту, когда солнце потянулось за серые стены ратуши, с первого этажа послышались тяжелые шаги. Ключ резко повернулся в замке. Клер только и успела обернуться: на пороге стоял ее псевдо — спаситель. Его худое почти мертвенно — бледное лицо за недолгий день вытянулось еще сильнее, покрывшись густой щетиной. А взгляд стал туманным и выражал одну лишь усталость и безразличие ко всему окружающему.

— Вы виделись с ним? Он пришел на встречу? Что он сказал? Как себя чувствует? — засыпала его вопросами девушка.

Ничего не ответив, Сейл захлопнул дверь, сел за стол и видимо обуреваемый невероятной жаждой, залпом осушил бутылку рома.

— Ну не молчите же вы… Ради всего святого, ответьте… Что с моим братом? — Клер едва сдерживала слезы.

Сейл поднял на нее отрешенный взгляд, попытался изобразить непосредственность, но у него так ничего и не получилось. Девушка все поняла без слов.

— Что с ним? Этот проклятое исчадие бездны добралось до него?! Я не верю! Слышите, не верю!

Дернувшись, моряк хотел что‑то возразить, даже слегка приоткрыл рот, однако в последний момент передумал.

Клер терпеливо ждала. Пауза продолжалась недолго. Расстегнув верхнюю пуговицу камзола и ослабив бант на рубахе, Сейл прервал затянувшееся молчание.

— Ваш брат не пришел на встречу, мисс Джейсон. И возможно вы правы: в этом виноват именно тот, кто не имеет собственной души и хуже самой ужасной чумы, способной сожрать целый город. Но спешу вас уверить, Рик в порядке. По крайне мере пока. И у нас миллион шансов вырвать его из лап этой проклятой Химеры.

Не дослушав спасителя, Клер закрыла лицо ладонями и комнату наполнили горькие всхлипы.

Сейл замолчал. Как бы он не старался — ему было не под силу утешить бедную девушку. Ни одно его слово, даже самое лживое, облеченное сладостным ароматом истинного успеха, не могло ободрить ее. Вера в победу угасла как маяк на острове Ситхи, где уже дюжину лет не видели старого смотрителя.

Поморщившись, Скиталец попытался выгнать прочь мрачные мысли. Долгие годы он силился отыскать ключ способный открыть ему тайну рождения мистера Сквидли; боролся с ночными кошмарами и призраками; старался избавиться от сомнений и вновь окунуться в давно позабытое прошлое; разрубал кривой саблей собственный страх, преследовавший его с тех самых пор, когда он вместе с капитаном Бероузом вступил на остров Грез…

И что же теперь? Он собирается расписаться в собственном бессилье?!

Последняя фраза пронзила бывшего юнгу в самое сердце, дав выход копившемуся гневу.

Ударив кулаком по столу, Скиталец не смог усидеть на месте. Клер вздрогнула, обернулась на резкий звук.

— Мисс Джейсон, — осторожно начал Сейл, — я больше не собираюсь скрывать от вас ни единого факта. Поверьте, история моей жизни не понятна порой даже мне самому. Но корни ваших сегодняшних злоключений таятся именно там. В том таинственном путешествие, давшем почву для тысячи слухов и породившим сотни тысяч лживых мифов. Я расскажу вам, как все было. Все что знаю сам и что смог узнать за последние годы. Может быть тогда вам станет понятна роль вашего брата, отца и ваша лично, в том, что сейчас творится в Прентвиле. Не обессудьте, если мой рассказ выдастся длинным и во многом жестоким — к сожалению так все было на самом деле. И теперь я хочу спросить: вы готовы узнать настоящую историю мистера Сквидли?

— Но мой брат, — рассеяно вымолвила Клер.

Перевернув песочные часы, стоявшие на полке, Скиталец твердо произнес:

— Даю вам слово капера: я закончу говорить до того, когда последняя песчинка присоединиться к своим сестрам, а ваш брат все еще будет иметь шанс на спасение…

Песок медленно заструился вниз, напоминая крошечный водопад далеких островов, где почитают древние законы и не любят чужаков желающих нарушить привычную гармонию запретного круга. Там таяться сотни секретов мироздания, но каждый из них имеет своего стража, способного разрушить все сущее, если переступишь запретную черту. Многим эти места покажутся Небесными садами, и не будет ни одного равнодушного, кто не захочет насладиться здешней красотой.

Здесь никогда не бывает дождей. Толстые незапачканные тяжелой городской суетой облака, неспешно тянуться с востока на запад, демонстрируя свое немыслимое великолепие. Кокосовые пальмы, словно дамские зонтики возвышаются над прозрачными водными лагунами. Прекрасные песчаные пляжи, напоминающие муку, стелятся вплоть до каменных гротов и туннелей, за которыми начинаются изумрудные и многоярусные, будто величественные корабли, тропические джунгли. Именно там прячутся диковинные животные, стаи розовых голубей и радужных попугаев, верно охраняющие тропу к причудливым силуэтам гор, способных открыть свои сокровища отнюдь не каждому смертному. Лишь избранный может узреть гордый пронизывающий небеса шпиль и лишь избранному суждено увидеть струящийся словно водопад, песчаный поток, неспешно исчезающий в бездонной воронке, близ мыса Туресса острова Грез…

Не могу сказать, сколько мы плыли: день, два, десять, или всю жизнь, но мне показалось, что я потратил невероятную уйму времени на выполнение самой грязной и отвратительной работы. Когда я не драял полы, то ладил паруса; если заканчивал там, то помогал коку; если обед был сготовлен, то начищал до блеска чужие пряхи и ремешки. Даже в абсолютном отдалении от земли, каперы желали выглядеть презентабельно, а для этого у них был маленький слуга, который не способен ответить — нет. Наверное, на других кораблях юнгам тоже жилось не сладко, но в тот момент я считал, что только мне выпала столь тяжелая участь и моя судьба уже давно разыграна в орлянку без права выкупа.

Капитана я видел редко. Бероуз предпочитал коротать бесконечные морские дни в своей каюте, куда меня, безусловно, не допускали ни под каким предлогом.

Первая стоянка случилась через пару недель, которые на тот момент показались мне вечностью. Команда высыпала на берег, словно термиты из горящего пня, а я с завистью глядел им вслед, продолжая наводить лоск на «Бродяге». Мои мечты о славном будущем капера рушились как карточный домик. Я стал рабом собственных иллюзий. Меня взяли в поход навроде подручного средства, верного и послушного слугу, коим я оставался все эти годы.

Подхватив ведро, я уже собирался спуститься вниз, когда столкнулся взглядом с мистером Лиджебаем. Да — да, не удивляйтесь мисс Джейсон, ваш отец был единственным, кто не нагружал меня работой, молча взирая на бесконечный труд вконец измученного юнги. В то время ему было не больше двадцати, и он представлял своим присутствием королевский флот его Величества. Финансируя и отправляя джентльменов удачи в дальнее и опасное путешествие, король не мог всецело положиться на их честное слово, которому цена от силы суон. Вот и приходилось юным вассалам короля переквалифицироваться в Наблюдателей и сопровождать каперов в их дальних странствиях, фиксируя все в свои толстые судовые журналы. По окончанию компании, отчет ложился на стол всевозможным бюрократам и канцелярским крысам, а все сокровища добытые каперами проходили тщательную инвентаризацию. Именно по этой причине, Наблюдатели редко заканчивали путешествия в добром здравии: зачастую, их ждала достаточно печальная участь. Всецело подчиняясь слуге короля на берегу, каперы дожидались свободных законов открытого моря. Там начиналась уже их вотчина.

Наблюдатели тонули, гибли от случайной пули, оставались на маленьких островках, но чаще умирали на рее под палящим солнцем. Данные обстоятельства значительно усложняли составлять отчеты о морском походе, но изменить ситуацию никто был не в силах.

Лиджебай показался мне слишком пугливым и замкнутым человеком, что не могло не радовать капитана. Королевский прихвостень не желавший лесть в чужие дела и державшийся подальше от команды — это лучший выбор среди прочих крючконосых проныр, строящих из себя властных бургомистров.

Мистер Джейсон оказался другим. Говорил разве что по великой необходимости, сильно смущался и явно чувствовал себя не в своей тарелке. Среди команды ходили слухи, будто Бероуз ценой невероятных усилий выбил для своего значимого плаванья самого безобидного Наблюдателя, который только — только слез со студиозной парты и ни черта не смыслит в морском деле.

Прогуливаясь по шканцам, Лиджебай поклонился, поприветствовав меня и облокотившись о борт, с грустью проводил хромого Лута, самого старого путушественника в нашей команде.

— Разве вам не интересен Ротваль? — осторожно спросил я, пытаясь хоть как‑то скоротать время между старой и новой работенкой.

Наблюдатель тяжело вздохнул:

— Вероятно, для кого‑то и да, но только не для меня. Что там смотреть? Прорву забегаловок и борделей на любой вкус, ну уж нет, увольте. Не таких впечатлений я ждал от этого путешествия.

Меня немного удивил ответ Лиджебая, но с другой стороны, кто я такой, чтобы осуждать самого королевского служащего.

— А чего же вы ожидали, если не секрет?

Наблюдатель одарил меня равнодушным взглядом.

— Скажи, юнга, ты обучен грамоте?

Я кивнул, понимая, что бессовестно вру.

— Тогда возможно ты поймешь меня. Здесь, — он показал на судовой журнал, — труд всей мой жизни. Мои наблюдения, замечания, пометки. Настоящая морская история, которая не дает мне покоя с самого детства, когда я впервые вдохнул соленый аромат большой воды…

Потом он стал рассказывать о своей мечте, объяснять мне тонкости писательского мастерства, расписывать прелести делать заметки с натуры, когда сам переживаешь трудности главного героя. Я осторожно кивал, абсолютно ничего не понимая. Для меня мир казался гораздо меньше, чем для этого невероятного мечтателя.

Слава морским богам! — в последующий месяц наш разговор не нашел продолжения. Выговорившись, Лиджебай стал вести себя еще тише. Частенько, будто заговоренный, ночи напролет он сиживал на палубе, устремив свой взор в звездное небо. Что‑то записывал, нервно покусывая гусиное перо. Я в короткие промежутки между работой, невольно наблюдал за его худощавой фигурой, которая для всей команды стала сродни призрачной тени, бессмысленно слоняющейся по палубе «Бродяги».

Прежде чем мы достигли желаемой цели, нас ждала целая череда тяжких приключений. Сражение с конкурентами, из которого мы вышли абсолютными победителями; шторм, унесший жизнь немого Торстена — лучшего рулевого за всю историю компании; шесть дней штиля, сводившего с ума не хуже тарлейнского безумия. Но ни разу, слышите, ни разу никто не усомнился в правильности поступков сэра Бероуза. Капитан был не приклонен в своем выборе как скала и не собирался сворачивать с намеченного курса.

Остров Грез, или как назвали его пираты — Туресса Бис, — тянул нас к себе с невероятной силой. И даже сейчас, когда я мысленно произношу эти слова, кровь стынет в жилах, и сердце замирает в томительном предвкушении.

Когда мы услышали о приближении земли, никто не мог остаться равнодушным. Каждый ликовал по — своему, но всеобщая радость придала нам дополнительные силы, которые к тому времени надо заметить были уже на исходе.

Первые две шлюпки вместили в себя лишь дюжину моряков, в счастливое число которых попал и я. Но, не потому что вытянул счастливую карту, а по причине того, что переносить тяжелое снаряжение входило в мои прямые обязанности.

Сев в шлюпку я оказался рядом с мистером Джейсоном. За долгие месяцы путешествия, Наблюдатель впервые приободрился, и как мне показалось, чувствовал себя великолепно. На его лице забрезжила таинственная улыбка, а в глазах блистали лучики невероятного воодушевления. Хотя возможно я ошибался, и Лиджебай испытывал более скромные чувства, чем могло показаться со стороны.

Песок, лучезарно поблескивающий на жарком солнце, стал не самым сложным препятствием, которое нам предстояло преодолеть на пути к сокровенному водопаду. Мунате дэ Муренья — так капитан называл то место, куда мы направились. И как мне вспоминается, он всегда произносил его шепотом или почти беззвучно, словно боялся разбудить неведомого хранителя сокровищ. Но уже тогда, наша скромная судьба была предрешена и бессмысленные потуги стали лишним тому доказательством.

Джунгли, представшие перед нами изумрудной стеной, податливо расступились под острыми лезвиями мачете, которыми самозабвенно орудовал наш неутомимый старпом. Путаясь в лианах и густой траве, мы сделали первый привал ближе к полудню, когда солнце забралось в самый центр неба, и готово было обрушиться на наши бедные головы невыносимой жарой. Немного перекусив и утолив жажду, мы незамедлительно продолжили путь. Как мне вспоминается — никто из нас не хотел сидеть на месте. Но мы и предположить не могли, что подобное слепое стремление, всего лишь усилившийся зов сокровища. Даже немногословный капитан, всегда державшийся поодаль, стал с нами одним целым. Подбадривая нас, он не уставал повторять, что как только мы заполучим ключ к мечте, нам будут нипочем все беды и невзгоды смертного мира.

Святой Гипси, как он ошибался!

Но тогда, мы беспрекословно верили каждому его слову. Он рассказывал о карте и обозначенной на ней точке, где находится колыбель наших грез. Желание, которое осуществится лишь единожды, но навсегда останется с нами бессменой удачей. Мы кивали, весело перемигивались, стирая с лица пот. А капитан продолжал методично подливать масла в огонь нашего нетерпения, увидеть самое великое и удивительно сокровище на земле.

Наиболее активным из нас, как не странно, оказался Лиджебай. Прилипнув к капитану, будто Сальская пиявка, он засыпал Бероуза кучей вопросов. Тот охотно отвечал не чувствуя в том никакого подвоха. Наблюдатель был для него всего лишь пешкой в этой причудливой игре с судьбой. Сокровище должно принадлежать только добытчику и никому иному. Никакие королевские половины, четверти, трети — не способны поделить мечту на составные части. Капитан понимал это как никто другой, а потому и чувствовал себя довольно раскованно.

Тогда мне видилось, что Бероуз настоящий благодетель и величайший меценат всех времен. Он позволит нам загадать по одному желанию, даст шанс прикоснуться к мечте и обрести смысл в жизни. Каждый из нас, мысленно, уже представлял и лелеял свою сокровенную мечту. Кто‑то воображал пышногрудых девиц, кто‑то несметные сокровища, и только я погребенный под невероятным грузом снаряжения видел свою старую речную деревушку, где началось и так внезапно оборвалось мое короткое детство.

Только зря я без оглядки верил в благородство капитана — он был совсем непрост, как считал каждый из нас.

Позже выяснилось — желание может быть лишь одно. И не делится на десять, двадцать, тридцать или сотню человек. Только единственный из нас, обладая секретом слова, мог претендовать на удачу. И должен был он не просто произнести его вслух, а написать на песке, у подножья горы Тулта, которая являлась самым центром магического места Мунате дэ Муренья. Именно для этой цели капитану и был необходим образованный Наблюдатель. В его хитроумном плане ваш отец должен был стать неким проводником в страну несбывшейся капитанской мечты. И случилось это в самый разгар похода.

Отстранив Джейсона в сторону, Бероуз впервые в жизни доверился еще совсем зеленому юнцу, передав тому небольшой клочок бумаги. Как я узнал позже, то был алфавит: уж не знаю, какими неведомыми богами он был составлен, но именно этим буквам суждено было быть начертанами у подножия Тулты.

Клянусь морскими Луриями, только в тот миг я смог рассмотреть во взгляде капитана семя алчности, которое давно дало опасные ростки. И именно оно удержало Бероуза от необдуманных решений. Ведь посторонняя помощь в таком деле, была сродни провалу.

Так и не освоив хитроумное умение складывать буквы в слова, а слова в велеречивые предложения, капитан рассудил, что чем меньше времени будет у переводчика составить его заветное желание, тем меньше глупостей тот сможет натворить.

Как я не силился, а так и не смог расслышать мечту сэра Бероуза. Шепнув на ухо мистеру Лиджибая несколько фраз, капитан подкрепил свои слова несколькими угрозами.

Ваш отец вначале побледнел, а затем попытался что‑то возразить. Попытка не увенчалась успехом. Спорить с предводителем каперов, все равно, что махать красной тряпкой перед быком.

Уговоры длились не долго. И вскоре загадочный алфавит перекочевал в руки мистера Джейсона. Низко поклонившись, капитан отошел в сторону, не оставив молодому служителю короны иного выбора. Здесь на острове, была единственная власть. И сосредоточилась она в сухих костлявых руках одноглазого Бероуза — беспринципного и коварного пирата.

Пока мы достигли первой каменной возвышенности Асунга дэ Тера, прошла еще одна бесконечная ночь, за время которой ваш отец должен был разгадать послание неведомых богов. Капитан был уверен, что Лиджебаю хватит знаний, но на всякий случай, ни на секунду не спускал с того глаз.

Чужой мир вокруг нас продолжал наблюдать за горсткой отчаянных храбрецов спешащих навстречу собственной смерти. Сотни горящих огнем глаз следили за нами из пустоты кромешного мрака. Звездные ориентиры тонули в иссиня — черной глубине утреннего неба, а я, обхватив себя руками, все ближе двигался к спасительному костру. Леденящие кровь звуки не отпускали нас ни на минуту. Не сомкнув глаз, я готовился к нападению, чувствуя, как опасные твари ходят вокруг незащищенного лагеря, выжидая удобного момента для атаки.

С восходом солнца страх слегка отступил, но окончательно не исчез. Мы продолжили поход, постоянно оглядываясь по сторонам в ожидании засады. Постепенно, избавившись от пугающих предположений, я стал прислушиваться к разговору каперов.

Сначала заговорил двупалый Трикли. Обращаясь к здоровяку Брикли, он отчего‑то завел беседу о том, как попал в команду Бероуза. То была странная история, не содержащая в себе и унции благородства. Оказалось, седовласому моряку пришлось отравить двух своих приятелей, которых уже отобрал в свою команду капитан. Следующая история, долетевшая до моего слуха, вышла еще ужаснее. А за ней еще одна, и еще…

Каждый из команды: от кока, до старпома имели свой скелет в шкафу. Грех, позволивший им сделать очередной шаг по направлению к сокровенной мечте. И теперь, когда цель стала такой реальной, они не желали ни перед чем остановливаться, чтобы ухватить фортуну за хвост.

От такой мысли мне стало жутко.

С каждой новой милей, приближавшей моряков к подножию Тулты, грань добра и зла стиралась без следа, превращаясь в одну широкую тропу, ведущую к бессмертию.

Так думали они, каперы. Но я знал наверняка: конченый путь будет менее радужным. И окончиться он не в райских кущах, а во владениях мрачного Ругра, пожирателя грешников.

Подгоняемые страхом и честолюбием, мы всего за пару часов после последней остановки достигли высокого скалистого пика, своей вершиной пронизывающего кустистые облака. И, по всей видимости, непреступная стена, оскалившаяся острыми гранями выступов, не желала пускать нас дальше.

Первым не совладал с нервами двупалый Трикли: он всегда отличался взрывным характером, неспособным отыскать здравый смысл в сложной ситуации. Бесконечные претензии и обвинения во лжи полетели в Бероуза настоящим камнепадом. Капитан, выдержав паузу, не стал спорить. Молча вытащив пистолет, он застрелил смутьяна, поставив жирную точку в бесполезной склоке. Бунт, готовый вот — вот разразиться так и не осмелился начаться.

Следующим примерил на себя костюм покойника — старина Брикли. Ступая по тонкой кромке горной тропы, он не смог удержаться за выступ. И тучное тело потянуло его вниз. Находившиеся рядом каперы не протянули руки своему приятелю — в таком деле лишний конкурент им был ни к чему.

Мы, медленно но верно, приближались к заветной цели, однако фортуна не желала показывать нам свой хвост. Бесконечные уступы, пролеты, плато мелькали впереди: и меня уже начало тошнить от непроглядной серости, маячившей перед нашими лицами. Капитан подбадривал нас, выкрикивая отдельные фразы. Только его уже никто не слушал — все были изрядно измождены и у многих желание стать Собратом удачи, угасало безвозвратно.

Наконец, мы выбрались на ровное, словно палуба плато, утыканное сухими деревьями. Растопыренные костлявые пальцы длинных веток путались между собой, преграждая нам путь новым испытанием.

Торси и Блик попытались прорубить путь саблями, но оказалось, что хрупкая на вид стена, прочнее камня. Противясь отчаянным нападкам, ветки стали раскачиваться в стороны, будто лопасти ветряной мельницы, поранив одного из каперов.

Помню, кто‑то высказал мысль: мол, они эти деревяшки живые и ни за что на свете не дадут нам добраться до сокровища. И незамедлительно получил от капитана звонкую оплеуху.

Ни пламя, ни одинокие выстрелы не изменили ситуации. Преграда продолжала покачиваться на ветру, царапая воздух острыми защитными иглами. Именно они и отправили в свободное плаванье Тупаря Бордела, который сунулся в самую гущу.

Схватившись за горло, он умирал мучительно, долго изрыгая из себя какую‑то белую маслянистую дрянь, упокой его душу!

С этой самой минуты, больше никто не собирался лезть на рожон, если бы за смертельным перелеском хранились несметные богатства сотни забытых королевств.

Не помню, сколько мы проторчали на том плато, но все изменилось в один момент. Как только к ядовитым кустам подошел мистер Лиджебай — он произнес всего несколько слов, на странном, неведомом языке, жутким гортанным голосом. Деревья вздрогнули и замерли. А вскоре произошло невероятное. Ветки превратились в сухие водоросли, рассыпавшиеся от первого прикосновения. Каперы удивленно вздохнули, удивленно уставившись на мистера Джейсона.

Миновав пепельную черту пораженного врага, мы вступили в запретную страну, где здравый смысл затерялся в глубоких расщелинах, углублениях и трещинах.

И сейчас вы поймете почему.

Сделав ни больше ста шагов, мы уткнулись в еще одну гору. Я не мог поверить своим глазам: преодолев лишь первую ступень и заплутав в тумане, наша команда вышла к узкому разлому. Едва мы протиснулись внутрь, когда начался камнепад. Еще трое из нашей немногочисленной группы отдали душу морскому дьяволу, так и не заполучив капризную фортуну.

Дальше — хуже. Подвергшись панике, пираты, выбравшись из ловушки, разбежались в разные стороны, словно напуганные зайцы. Именно там их и настигли острые клыки кошмарных тварей напоминавших внешним видом летучих лис. Нас осталось четверо: уставших, измученных, неспособных больше испытывать даже малейшего страха.

Мы были на пределе.

Поднявшись на следующее плато, мы попали на начало узкого, извилистого пути, мощенного темными глыбами камней. В это нельзя было поверить — забытый всеми святыми остров оказался не таким уж необитаемым. И впереди нас ждало новое испытание.

Старпом, нервно хохоча, упал на колени; Бероуз, изрек несколько сотен проклятий, и лишь я стоял неподалеку, мысленно моля бога, о спасении.

Вы наверняка спросите меня, что делал ваш отец? Не думаю, что он в тот момент молился. Последние часы он, будто забыв родную речь, нес какую‑то тарабарщину. Теперь‑то я понимаю: именно она и помогла нам выбраться из того ада, что остался у нас за спиной.

Извилистая тропа стала настоящим откровением для каждого, кто умудрился выжить в этом театре безумия. Старпом с капитаном постоянно ссорились, припоминая прошлые обиды. Их души пронизывало сомнение! Самое страшное оружие против здравого смысла. В ту же ночь старпом не выдержал и пристрелил капитана. Во сне, не дав тому ни единого шанса. Он знал все от начала до конца: знал, что ваш отец сможет произнести желание, и что желание может быть только одно, а также, что Бероуз поддался корысти. Именно по этой причине он сохранил Лиджебаю жизнь. Я же был безобидным юнгой, который мог нести припасы, хоть на край света.

То утро мы встретили во всеоружии. По подсчетам старпома до водопада оставалось всего ничего. Но он ошибся. До заветного озера Грез было еще очень — очень далеко.

Мы продолжали путешествие по стране собственных кошмаров. Здесь все было шиворот — навыворот: когда мы должны были спускаться, нас ждал очередной подъем, среди ясного солнца лил дождь, а конец дороги упирался в начало нового пути. Настоящий каменный град, у которого напрочь отсутствовал всякий здравый смысл.

Когда кончились припасы, а на посохе, который смастерил старпом, уже отметилась двадцатая зарубка, мы услышали шум воды. Гонимый невероятной жаждой, я первый кинулся вперед, быстрее своих собратьев по несчастью. Но как только туман отступил, ужасная истина предстала перед нами во всей красе. Водопад ниспадал с вершины, неспешно расплескивая вместо освежающих брызг ярко — желтые ослепляющие песчинки. Зачерпнув горсть, я машинально омыл лицо и заплакал, понимая, что схожу с ума. Только мистер Джейсон продолжал сохранять недюжие спокойствие. Он, молча подошел, присел на одно колено, взял крохотную ветвь и плавно провел ей по песочной поверхности. Движения получились легкие, податливые, словно он всю свою жизнь готовился к этому незабываемому таинству.

Не прошло и пары секунд, а Лиджебай уже шагал прочь от водопада. Я понял все без слов — он написал свое желание. Игра окончилась в один миг.

Старпом стоял поодаль, приготовив пистолет. У него оставалось еще несколько пуль: и одна из них предназначалась мистеру Джейсону. Я хотел крикнуть, остановить происходящее, но в место этого трусливо зажмурился.

Время отсчитывало каждую секунду уколом в сердце: я ощущал жуткую боль, прислушиваясь к томительной тишине. Но ничего не происходило.

Потом я услышал плач. Открыл глаза. Рядом со мной опустившись на колени, сидел старпом, закрыв лицо руками. Пистолет лежал рядом.

Пуля так и не пронзила тело Лиджебая. Случайная осечка, — а может быть длань фортуны — не позволила убить победителя.

Песок продолжал медленно струиться по каменной стене, превращаясь в округлую воронку, отражающую яркий солнечный свет. Я смотрел вслед вашему отцу, гадая, чье желание он произнес над водопадом Грез: королевской четы или свое собственное. А еще мне казалось, будто проклятый остров приготовил для нас самое страшное издевательство в мире. И все вокруг было лишь пустым фарсом. И театральный антураж, с которым нас встретил неведомый гений, вел совсем ни в страну великого счастья, а совсем наоборот. Мы попали в тиски ненависти, смерти и лицемерия — трех сестер, не знавших жалости. Нас обманули, поставив на кон наши жалкие судьбы. И как бы странно не смотрелся песок, ниспадавший с высот Тулты — я все равно не верил, что нахожусь в купели человеческих желаний, там, куда обычный смертный и не мечтает попасть.

В самом конце пути, оставшись один на один со своими страхами и сомнениями, я решил, что каперы во главе с Бероузом слишком уж дешево разменяли свои обесценившиеся жизни. Выдумав себе мечту, они поверили в нее, пав жертвой собственных пороков. Тогда я верил, что все закончилось. Но как только наш корабль покинул остров Грез, я понял, как сильно ошибся…

Прервав рассказ, в дверь постучали несколько раз с двумя корткими перерывами — явно условный знак. Скиталец немного помедлив, тяжело вздохнул. Ему так и не удалось избавиться от тяжкого бремени, мучавшего его все эти годы — окончание истории все еще витало в воздухе дурным запахом табака. Но время откровений закончилось.

Стук с двумя паузами повторился. Пошевелив ключом в замке, Скиталец впустил внутрь невысокого чумазого парня в старой изодранной морской куртке. Прижав к груди потрепанную треуголку, тот бросил на юную мисс быстрый взгляд и спешно поклонился.

Скиталец, сдвинув брови, что‑то спросил у юноши. Тот кивнул и, приблизившись к моряку, стал быстро нашептывать на ухо. Клер было ужасно интересно услышать их разговор, но как она не старалась, не смогла разобрать даже обрывки слов.

Получив за сообщение весомое вознаграждение, юноша проверил серебряный на зуб, словно действительно мог определить его подлинность и низко поклонившись, удалился, напоследок наградив девушку очередным, на этот раз смущенным, взглядом.

Дверь захлопнулась. Оставшись на месте, мистер Сейл не спешил сесть в кресло и продолжить рассказ.

— Что‑то случилось? — нарушив тишину, спросила Клер.

Сжав губы, моряк собирался было кивнуть, но остановился, задумчиво теребя цепочку дорогих часов.

— Если вы будите молчать, я стану нервничать еще больше, — заметила девушка.

Сейл наградил ее рассеянным взглядом.

— Я готова встать на вашу сторону, если вы объясните мне причину вашего беспокойства, — наконец произнесла Клер, решив, что так будет правильней всего.

— Безусловно, — внезапно согласился моряк.

Оставив в покое цепочку от часов, он так и не открыл крышку, чтобы взглянуть на циферблат.

— Что — безусловно? — не поняла Клер.

— Безусловно, вы правы, мисс Джейсон. Я приятно удивлен, что вы не оставили без внимания мой рассказ. Но, к сожалению, в данный момент, я не смогу поведать вам окончание этой странной истории. Меня ожидают. Прошу меня простить…

Он решительно открыл дверь и уже переступил порог, когда почувствовал ее руки, цепко державшие его за лацкан камзола.

— Я вас так просто не опущу, — голос девушки раздался решительно, отметая всякие возражения. — Скажите, ваши дела касаются моего брата?

Скиталец освободился с легкостью, одним движением.

Его ладони коснулись плеч Клер. Проникновенный взгляд был красноречивее слов. И все‑таки он ответил:

— Я не хочу говорить многообещающих фраз. И прошу вас запастись терпением. Я обещал спасти Рика, и не отрекусь от своих слов ни за что на свете. Обещайте мне, что дождетесь меня. Всего пару часов, не больше. Я не подведу вас!

Его руки легко отстранили Клер в сторону. Ее губы дрогнули — она не хотела отпускать своего спасителя, желая быть рядом, помочь, сделать что угодно, только не оставаться в этих четырех стенах, в ожидании очередного визита.

Дверь захлопнулась, исключив бессмысленные уговоры. Ключ несколько раз повернулся в замке и наступила тишина.

Едва держась на ногах Клер дошла до середины комнаты и обессилено упала на пол, не в силах сдерживать нахлынувшие эмоции. Находясь с братом в одном городе, она, словно отдалилась о него на тысячи миль. И ни письмо, ни ее отчаянный голос не мог дотянуться до Рика, передав ему скромную весточку. Невыносимое, томительное ожидание в очередной раз поглотило девушку, сковав ее тело путами опустошения.

* * *

Последнее слово далось ему с невероятной трудностью, будто что‑то внутри оборвалось и лишило его разом всех навыков. Почерк испортился окончательно, изобразив вместо идеально ровного завитка пузатую и корявую букву. Силы были на исходе.

С того самого дня как Рик начал помогать отцу, он напрочь лишился сна. Ночные кошмары больше не мучили его в час безмятежности. Теперь они являлись ему наяву. Не успев закончить абзац и отложить перо в сторону, юноша погружался в мысленные картины, с одной лишь разницей — роль отца в этих грезах исполнял совсем другой человек. Тот, кого он пытался забыть, но так и не смог. Медленной поступью чужак приближался к дверям, садился за стол и заводил разговор. Слов Рик не слышал, но точно знал, что мистер Сквидли говорит о прошлом — о тех событиях, которые стали причиной смерти: его отца, крючконосого старьевщика и всех остальных кто, так или иначе, попадался на жизненном пути младшего — Джейсона.

Когда Сквидли расправлялся со своими знакомыми благодаря призрачным паукам, сотканным из дыма трубки, Рик кричал, закрывал уши руками, стараясь отстраниться от ужасного зрелища. И навсегда забыть вчерашний день. Ведь это именно он, собственными руками, подготовил крохотных воинов к нападению. Открыв книгу о пауках, только он и никто иной, перенес на страницы сочинения их повадки и умения поражать человека в самые жизненно важные органы.

Нервная дрожь охватила юношу, заставив его вскочить со своего места и решительно ринуться к двери. Ему не хватало воздуха, самую малость, всего лишь крохотный глоток, который сможет продавить ком внезапно возникший в горле. Но выбраться из собственного дома было не так‑то просто. Дверь в кабинет откликнулась коротким щелчком замка, а ставни окон оказались прочнее стали, — и впору было думать, будто дом подчинил себе своего хозяина, превратившись из старого уютного жилища, в мерзкую сырую темницу.

Еще одна неудачная попытка заставила Рика в отчаянье забиться в угол, укрывшись от чужого мира. Единственной надеждой на спасения был отец. Но последние дни он являлся к нему крайне редко и практически не общался с сыном, требуя лишь одного.

Писать! Строку за строкой! Страницу за страницей!

Стачивая одно перо за другим, несмотря на голод и бессилие он требовал от Рика невозможное.

Лиджебай больше не выдумывал новые правила. Он просто приказывал — и ослушаться его казалось чем‑то немыслимым.

Порой Рику чудилось, что отец говорит чужими словами, будто кто‑то или что‑то управляет его помыслами, но в другую минуту, он отказывался от столь абсурдной мысли.

Лиджебай Джейсон — твердый, уверенный в себе человек не мог подчиняться, у него в крови был дух лидерства, и никто бы не заставил его выполнять чужие поручения. Разве что… Нет, юноша даже не допускал подобного стечения обстоятельств.

Последние дни сильно надломили Рика. Ни на миг не отпуская воспоминания о мистере Сквидли, он лишь единожды вспомнил о сестре и тут же произнес короткую молитву, чтобы Господь не оставил ее в трудный час. Родственная связь не заставила себя ждать — в ту же ночь юноша услышал голос Клер. Она тоже взывала о помощи, но не своей — а брата. Она умоляла его вернуться, отказаться от тяжелой работы. Сестра плакала, продолжая упрашивать. Она заклинала, чтобы он одумался. Говорила, что Рик попал под чужое влияние, что его помыслами и желаниями управляет зло.

Дальше он не слушал…

Не мог вынести подобной чуши. Вся правда, заставлявшая Рика поступать так, а не иначе, улетучилась в одночасье. И хотя он до последнего верил, что с ним говорит именно Клер, в последний миг бледное девичье лицо изменилось, приняв знакомые грубые очертания мистера Сквидли. Тогда- то юноша понял, что опасность никуда не подевалась и лишь выжидает его ошибки.

Всю ночь Рик провел в молитвах. Оказавшись в западне, он ощущал незримое присутствие постороннего соглядатая: только что он мог с этим поделать.

Последняя беседа с отцом не внушила ему новых надежд, окончательно уничтожив старые. Призрак Лиджебая больше не говорил с ним о Клер, не рассуждал о спасении семьи, а лишь выдавал новые эпизоды для чертовой книги.

Представляя, как перед ним вырастают силуэты очередных жертв, Рик холодел, в отчаянье, отбрасывая перо в сторону. Но куда бы он не пытался спрятаться от своей жуткой повинности, книга в кожаном переплете с красной тесьмой и длинные гусиные перья, источающие смоляные чернила, возникали перед его взором.

Рик понимал, что сходит с ума. Только усталость ли была тому причиной… Юноша хотел верить именно в это.

Успокоившись, он, немного поразмыслив, наконец решил воспринимать все жизненные лишения, постепенно, также как в детстве усердно заучивал очередное правило отца.

Родной дом действительно превратился в живую крепость, из которой не существовало ни единого выхода. Путешествуя по пустым комнатам, юноша неоднократно предпринимал попытки подойти к окну и даже приоткрыть ставни, чтобы выглянуть на улицу. Дом позволял ему это сделать. Но как только Рик совершал резкое движение или умудрялся протиснуться между ставнями, деревянный организм сжимался, пресекая любую попытку к побегу. То же самое происходило с дверьми, дымоходом и подвалом. Доступ ограничивался моментально, зажимая юношу в крепкие тески неведомого стража, обладающего невероятным чутьем.

Также Рику позволялось путешествие в страну Сытых надежд, — так он обозвал свою крохотную кухню, которую давно покинул запах еды. И лишь хлебные крошки еще попадались ему во время долгой охоты в мире пустых кастрюль и покрытых пылью тарелок.

Но вскоре голод стал мучать не так сильно как угрызения совести. Открывая заново собственный дом, Рик словно одержимый пытался отыскать в нем присутствие сестры. Вещи, хранившие память о Клер улетучились без следа, оставив после себя лишь толстые круги паутины.

Размышлять Рику тоже позволяли, но гораздо осторожнее, чем передвигаться по дому. Неспешные мысли воспринимались спокойно. Но как только они касались Клер или, к примеру, опасений связанных с призрачным образом Сквидли, голова начинала наполняться тысячями игл и разрывалась на части от нестерпимой боли.

Выходило так, что мистер Лиджебай придумал для своего отпрыска более изысканные способы выполнения его неоспоримых постулатов. Теперь юноше было необязательно заучивать длинные параграфы со сложными разъяснениями и дополнениями. Ограничения сами напоминали о себе ядовитыми укусами невидимых гадюк, вынуждая Рика держаться подальше от запретной черты, огораживающей пределы дозволенного.

Но главные испытания ждали Джейсона — младшего ночью. С одиннадцатым ударом часов дом оживал в буквальном смысле этого слова: дыхание печной трубы, мерное поскрипывание половиц, перешептывание книжных переплетов, хруст балок, напоминающий ломание гнилых костей. Живой организм жил ровно семь часов, после чего особняк вновь превращался в мирное пристанище юного затворника.

Вернувшись в кабинет, Рик остановился у прикрепленного к стене штурвала. Крохотный круг имел обшарпанные ручки и глубокие трещины по всему периметру. Облизав пересохшие губы, юноша вгляделся в почерневшие зарубки и углубления, очень напоминавшие изящную вязь незнакомых букв. Прикоснувшись к лакированной поверхности, Рик ощутил на губах вкус соленых брызг. Шум моря, просочившись сквозь окутавшую тишину дом, донес до него отчаянные крики чаек. Предметы утвари, носившие клеймо затонувшего корабля содержали одну неоспоримую истину: «Любой бродяга мечтает обрести свой дом».

Кабинет мистера Лиджебая покачнулся так сильно, словно дощатый пол балансировал на волнах. Юношу подтолкнуло к столу. Уткнувшись в дубовую поверхность, Рик уставился на открытую книгу и перо в чернильнице. Внутренние страхи и противоречия улетучились в ту же секунду. Пришло время продолжать кропотливую работу.

Погрузившись в глубокое кресло, он ловко подхватил свое наточенное оружие, провел пальцем по оперению и начал писать. Первое слово получилось острожным, как лис, подбирающийся к неведомой норе. Зато второе — немного распрямилось и вытянулось; третье — обрело некое изящество; четвертое — вышло почти идеальным. Но сегодня Рик не собирался действовать по указке. Отступив от намеченной темы, он стал писать о море.

«Изобразив» острый шлейф берегов упирающихся в подножия высоких зубастых гор, Рик перешел к описанию лазурных волн отражающих свет огромного янтарного солнца, которое почти скрылось за горизонтом. Юноша никогда не видел этого места, но помнил о нем, словно бывал здесь еще в детстве.

Поставив очередную точку, Рик прислушался к ощущениям. В голове вновь возник голос сестры. На этот раз Клер говорила вкрадчиво, будто боялась, что ее могут услышать. И Рик понял: то что он изобразил принадлежит сестре. Это ее видение. Именно она показала брату далекий остров, напоминавший земной рай.

Казалось, будто этот крохотный кусочек суши завис на самом краю света, где не существует ничего живого, и только, гигантские потоки воды, пенясь, исчезают в глубокой пустоте звездного неба.

Юноша писал самозабвенно. Проживая каждый новый миг, проведенный на острове, словно собственную жизнь. Он наблюдал за огромным бригом, мерно покачивающимся на волнах, и радовался каждой минуте проведенной здесь, в раю — вот он присоединяется к команде моряков в шлюпе, и спускается с ними на берег, они осматриваются и осторожно углубляются в изумрудные чащи тропического леса.

Среди приятного слуху легкого поскрипывания высоченных исполинов, внезапно раздался резкий хруст, словно сломалась засохшая ветка. Юношу, будто кто‑то вырвал из прекрасных видений.

Рик уставился на испорченное перо. Раньше с ним такого никогда не случалось. Озираясь по сторонам он стал шарить по столу, но так и не нашел замены. Многочисленные письменные принадлежности исчезли в одночасье.

Решив, что с ним случилось очередное наваждение, Рик перевел взгляд на книгу. Ровные строчки продолжали сковывать белый лист коготками своих изящных вензелей и виньеток, которые он рисовал в начале каждой новой страницы.

Крохотное отступление от великой армии правил — состоялось.

Перечитав прелюдие к новой истории, Рик остался доволен. Описания казались мягкими и безбрежными как тихий прибой, шуршащий между высоких валунов и утопающий в золотом песке бесконечных белых пляжей. Вернувшись во главу страницы, юноша обратил внимание на крохотную кляксу в правом углу, едва заметную, притаившуюся в самом изголовье строки. Едва тронув ее пальцем, Рик тут же одернул руку. Черная точка с длинными линиями помарок, пытаясь избежать прикосновения, внезапно, переместилась вбок.

Не доверяя собственным глазам, он повторил попытку. Клякса совершила еще один невероятный прыжок и очутилась в самом центре строк, растолкав при этом соседние буквы. А дальше произошло невероятное. В мгновение ока строки перемешалась, словно клубок ниток, которыми поиграл непоседливый кот. Рик с волнением наблюдал за тем, как его творение превращается в сущий бардак из перепутанных линий, кривых строк и жирных, марких клякс. Теперь их было не меньше десятка. Они уже не прыгали по странице, а передвигались быстрыми перебежками, перемещаясь с помощью коротких, тоненьких крючков.

Прям как у пауков, — подумал Рик, и вовремя зажал рот руками, едва не произнеся собственные мысли вслух. Но оказалось поздно. Мерзкие существа, сотканные из чернила и юношеского воображения стали надуваться и расти на глазах. Крохотные острые грани действительно превратились в цепкие лапки, а у круглого хитинового туловища появились несколько пар глаз и педипальпы — острые щупальца. Рик поежился, продолжая растерянно пялиться на оживавших пауков. Он и понятия не имел, что ему теперь делать.

Быстро разбежавшись по странице, чернильные создания, наконец, обратили свой взор на юношу. Задвигав жвалами, они пару секунд толпились на краю листа, не решаясь переступить запретной грани. Внезапно самый крупный из них резко ринулся вперед и прыгнул на бриджи Рика. Откинув в сторону кресло, юноша устремился прочь. Мерзкая тварь способная проникнуть куда угодно, показалась ему опаснее иклейского быка. Затопав каблуками, Рик едва успевал следить за тем, как пауки расползаются по кабинету. Стрекоча, будто стрекозы, они не ползли, а плыли, не ощущая перед собой никаких преград: стены и потолок в мгновения ока покрылись иссиня — черными блямбами шевелящихся длинных игл.

Отступив к двери, Рик понял, что оказался в ловушке. Запрет мистера Лиджебая работал неукоснительно: расценив резкие действия юноши, как попытку побега, дом запер путь к отступлению. И пускай эти ограничения были направлены на благо — по крайне мере так считал сам Рик — в данную секунду они сыграли с ним злую шутку. Вместо того, что бы защитить его от внешнего мира, где находился мистер Сквидли, дом загнал юношу в самую настоящую ловушку.

Двое пауков спрыгнув со стены, атаковали жертву. Рик едва успел смахнуть их с плеч. Следующая пара накинулась на ноги, но и тут юноша был начеку.

Сместившись чуть в сторону, он уперся спиной в длинную изящную ручку и, не надеясь на положительный исход, потянул ее на себя. Замок скрипнул и открылся. Провалившись внутрь гостиной, Рик успел заметить черную тень, скользнувшую внутрь кабинета. Перемахнув через него, мистер Тит смело ринулся в бой, защищая своего юного хозяина. Щелкая и шевеля жвалами, пауки сжались в один комок и попятились назад. Кот фыркнул, наступая на чернильное пятно, которое теперь пыталось приобрести форму некоего существа напоминавшего собаку. Несколько раз махнув лапой, мистер Тит не дал паукам опомниться. Острые когти выдернули из бурлящей синевы пару чернильных пятен. Недолго думая, кот начал слизывать их с подушечек фыркая и чихая, будто человек.

Рик оторопев, прирос к полу, не в силах сдвинуться с места.

Тем временем мистер Тит уже сместил пауков к окну. Так и не обратившись в нечто большое и клацающее зубами, те еще пытались огрызаться длинными иглами. Но кот был не так прост. Запрыгнув на спинку стула, он сиганул на них сверху. Причем произошло это почти играючи. Иссиня — черная масса под весом Тита надулась и лопнула, разбрызгав маленькие чернильные пятна. Еще раз чихнув, кот в два прыжка достиг своего любимого места на кресле, и неловко завалившись в самую глубь угла, стал тчательно умываться.

Осторожно зайдя в кабинет, Рик огляделся по сторонам — пауков нигде не было. Кот продолжал прихорашиваться, не обращая на юношу внимания.

— Откуда ты здесь взялся? — немного упокоившись, произнес Рик, присев рядом со спасителем. Мистер Тит вроде бы кивнул, бросил на юношу пренебрежительный взгляд и продолжил свое занятие.

Погладив кота, Джейсон — младший приблизился к столу. Его взору открылся девственно чистый лист: ни одной строчки, ни крохотной запятой. Чернильные пауки исчезли, оставив после себя лишь неприятные воспоминания.

— Спасибо, что помог, — Рик наградил кота очередным поглаживанием. Мистер Тит мурлыкнул и довольный собой растянулся во весь рост.

* * *

Растерев замерзшие руки, Скиталец приблизился к улице Колебания, располагавшейся в непосредственной близости от семейного гнезда Джейсонов. Его верный помощник, беспризорник Оливит углядел Рика в одном из окон дома: тот сидел за столом и явно не собирался никуда исчезать.

Получалось, что Сквидли спрятал парня там, где его вряд ли кто‑нибудь стал искать. Но для каких целей? Зачем ему понадобился младший Джейсон? Ведь ему явно была уготована участь его отца…

Прислонившись к каменной стене соседнего дома, Скиталец аккуратно выглянул на улицу. Особняк Джейсонов стоял на своем привычном месте (куда ему, собственно говоря, было деться) угрожающе прикрыв окна деревянными ставнями. При этом выглядел он довольно скверно. Черепичная крыша имела множество прорех и трещин, словно на нее опрокинули дюжину тяжеленых булыжников; в стене кое — где виднелись глубокие дыры, напоминавшие человеческие раны, откуда не спеша струилась черная вязкая жидкость.

Горожане, проходившие мимо ужасающего своим видом дома, не замечали странных изменений. Им было не до этого. Сегодня холод достиг критической отметки, заставляя жителей Прентвиля воспринимать согружающий мир с угрюмой обреченностью.

Прислушавшись к внутреннему голосу, Скиталец не смог разглядеть в толпе призрачные фигуры мертвецов. Видимо Сквидли был сейчас далеко. Но даже в его отсутствие здесь ощущалось губительное естество морского демона, погрузившего город в глубины безмерного отчаянья.

Вытащив из кармана деревянные четки со старым, почерневшим от времени крестом, Сейл стал быстро шептать слова молитвы. Пальцы, ускоряясь, принялись перебирать потертые кубики.

Уловив пульсирующее в груди тепло, он осторожно шагнул вперед. Под ногами чавкнула вязкая жижа мокрого снега. Крохотные снежинки закружились перед лицом, ухудшая обзор. И сердце заколотилось в бешеном ритме. Предвкушение неминуемой опасности заставило Скитальца вздрогнуть, но не остановиться.

Он пересек улицу и застыл у высокой металлической ограды. Мимо проплыло несколько мрачных осунувшихся лиц. Оглядевшись, Сейл вновь обратился к собственным ощущениям, которые были надежнее любого компаса. Внутреннее спокойствие пребывало в состоянии сна. Скорее всего, бывший юнга все еще находился в тени спасительных молитв и волноваться было не о чем.

Приблизившись к небольшой калитке, Скиталец лишь на секунду убрал четки в карман, не выпуская их из рук. В этот момент его сердце замерло, отчитывая долгие секунды тревожного ожидания. Тело охватила странная легкость — подобные ощущения Сейл испытал, когда впервые оказался в марсовой бочке, возвышавшейся над парусами.

Короткий удар. Или случайность?!

Толчок в плечо вышел резкий, обезоруживающий. Пытаясь защититься, Скиталец выставил вперед руки. Следующий удар пришелся в грудь. Четки соскользнули с ладони и, ударившись о брусчатку, рассыпались: деревянные кубики покатились в стороны, забившись в щели между булыжниками. Перед глазами Сейла застыла острая ухмылка старого беззубого человека.

Он сразу узнал незнакомца. Перед ним стоял бывший капер «Бродяги». Билл Сквали, древний как сама жизнь, которая судя по всему, все‑таки покинула его бренное тело.

Хитрый мошенник, готовый продать собственную душу дьяволу за пару звонких монет преградил дорогу Скитальцу. Последний раз Сейл видел его в тот день, когда «Бродяга» канул в Лету у берегов архипелага. Все, кому посчастливилось выжить в эту роковую ночь, поклялись навсегда изменить свою жизнь и больше никогда не вспоминать о последнем путешествии их прославленной команды. Изменив имена, привычки, внешность они разбежались по миру: кто далеко, кто чуть ближе, — пытаясь улизнуть от проклятия острова Грез. Но не смогли. Разбитый корабль манил их с неведомой силой. Не смотря ни на какие жизненные обстоятельства и вопреки своей воле, они все вернулись в Прентвиль. В то самое время, когда здесь появился Призрак. Мистер Сквидли добился своего, собрав их воедино.

— Маленький служка решил противиться воле Хозяина? — проскрипел Сквали.

— С каких это пор ты стал поборником зла? — пытаясь выгадать время, поинтересовался Скиталец.

— С того часа, как распрощался с собственной глупостью. К чему прятаться от неизбежности. Не жить, а существовать, скрываясь от посторонних взглядов в сырой норе, будто крыса.

— Ты всегда был ею, Билли!

Осклабившись, тот согласно кивнул — он с радостью разделял мнение бывшего юнги. Скиталец сразу заметил глубокую вмятину на виске бывшего капера, словно того огрели тяжелым вислом или он побывал под ужасным завалом.

— Зачем Призраку парень?

— Долг, — коротко кинул Сквали.

— Потомок Лиджебая тут ни при чем. Не он произносил желание.

— Расскажи об этом Хозяину, он с удовольствием выслушает твою болтовню. — Черные, словно смоль, глаза Билли вспыхнули жутким огнем.

Полы камзола коснулась чья‑то рука, с силой дернувшая Скитальца на себя. Всего в шаге от него устроившись на деревянной платформе, сидел безногий старик.

— Калека Биф?! — Сейл отпрянул в сторону.

— Совершенно верно, сынок. Он самый, — согласился инвалид. — Теперь, правда, я лишился и своей второй ходулины…

— Да, жизнь не делает нас краше, — поддержал его Билл.

— Стало быть, и ты тоже не схоронился от его зоркого ока, — заключил Сейл.

Старик кивнул. Но в его глазах Скиталец не увидел грусти, напротив, он был полон сил и с ненавистью и призрением взирал на окружающий его мир.

Несколько кубиков попавшись под ногу Билла, были с отвращением отброшены в сторону. Сейл с сожалением покрутил пальцами ветхую нить, которая в нужную минуту так и не смогла удержать на себе символ божественной власти. Но в ней ли было дело?

Едва слышно он вновь повторил словами молитвы святого Дункана, никогда не оставлявшего морских волков в беде.

— Брось эти бредни, сопляк. Твои жалобы как мертвому припарка, — рявкнул Биф. Улица наполнилась противным хрипатым смехом.

Скрестив пальцы, Сейл отступил к ограде, ощущая, как по спине побежал холодок. История повторялась. Мертвецы — верные слуги мистера Сквидли, — теперь не нападали из засады, им было ни к чему скрываться в городе, где уже вовсю властвовал их Хозяин. И сила его росла с каждой минутой.

Отрезав ход к отступлению Биф и Билл, слегка сгорбившись, изменились в лице: черты стали более хищными, а глаза блеснули смертельным азартом. В руках пиратов возникли длинные, слегка изогнутые, лезвия кинжалов.

— Зря ты сунулся сюда, попрыгунчик, — прошипел безногий.

— Молись, щенок, — вторил ему старьевщик.

— Если только за ваши души, гнилье! — внезапно выкрикнул Скиталец. Его довольная улыбка вызвала у каперов настоящую злость. Считанные доли секунды понадобилось Скитальцу, чтобы перемахнуть через ограду и оказаться на территории дома Джейсонов. Острое лезвие, скользнув акулой по стальной преграде, наполнило улицу противным скрежетом. Но мертвецы были слишком медлительны.

Сделав пару шагов в сторону от разделявшей их металлической границы, Сейл помахал проигравшим рукой, но, не успев развернуться, ударился во что‑то твердое. Подняв взгляд, он уткнулся в высокую, мрачную фигуру.

— Убежать можно от кого угодно, но только не от себя самого, попрыгунчик. — Хищный взгляд старпома подтверждал самые худшие опасения.

— Стало быть, и тебе не удалось избежать его тлетворных уговоров, — разочаровано ответил Скиталец.

— Скажем иначе: мне посчастливилось избавиться от невероятного груза проблем.

Скиталец промолчал.

— Ну а ты повидимому, считаешь, будто сможешь избежать этого? Навряд ли! Рано или поздно все одно окажешься в наших рядах. Это всего лишь вопрос времени. Хозяин не оставит в покое…

— Пока пишутся страницы истории, — добавил Скиталец, незаметно скользнув рукой за спину.

— Вот именно. Ты же сам все понимаешь. Избежать предначертанного — глупая затея. Потому лучше покориться сейчас, чем принять мучения потом.

В руке старпома возникла его излюбленная сабля с широкой извилистой гардой.

— Облачение пастыря шло тебе лучше, чем пиратские лохмотья, — съязвил Скиталец.

— Вот как, — Терси сделал шаг, оказавшись перед бывшим юнгой на расстоянии вытянутой руки. Лезвие коснулось его шеи. — Да что ты знаешь про чистоту души и земные грехи? Ничего! Тебе удалось улизнуть с «Бродяги» только благодаря случаю. Я давно искупил свои дрянные поступки, и сполна отдал долг Бероузу. А вот Лиджебай…

— Что Лиджебай? — слегка отстранившись от лезвия, прошептал Скиталец.

— Его проступок гораздо серьезнее, чем убийство или предательство. Этот треклятый Джейсон сделал все не так. Он обманул всех нас, произнес собственное желание, а что в итоге? Стал вечным прислужником Хозяина!

— Как мне кажется, именно он и сумел избежать хищных лап мистера Сквидли.

Старпом недовольно поморщился.

— Он — возможно, но его дети. Теперь‑то они точно расплатятся за поступки Лиджебая. И их участь будет гораздо хуже нашей. Они станут оружием Хозяина.

Скиталец коротко кивнул. Тем временем, его рука нащупала рукоять кинжала — оставалось выгадать еще несколько секунд.

— Чего ты добиваешься, юнга? Решил поиграть в благородство, спасти потомков Лиджебая от вечного услужения? Благой поступок! Желаешь совершить невозможное?!

— Возможно — да.

— А возможно и… — старпом осекся.

Скиталец оскалился, будто волк, попавший в капкан, но не потерявший надежду на спасение.

Нож выскочил из‑за спины наперерез сабле и отбил оружие в сторону. Моментально последовала еще одна атака. Удар ногой явно обескуражил Терси. Но то была лишь минутная победа.

Оправившись от внезапного нападения, старпом нанес в ответ несколько ударов, а когда замахнулся чтобы совершить разящий выпад, Скиталец поставил блок. Следующим атаковал уже юнга — ножом, прямо в сердце. И его напорство увенчалось успехом. Старпом охнул и отошел в сторону, схватившись за рукоять ножа.

Сейл не намеривался ждать пока Терси продолжить дуэль. Через пару шагов бывший юнга достиг стен дома Джейсонов. Подпрыгнув, он ловко зацепился за верхний выступ, подтянулся и оказался на широком выступе, покрытом старой черепицей, которая незамедлительно, щелкнув под ногой, треснула и разлетелась в стороны. Едва удержавшись, он вцепился в ставню крохотного окна на втором этаже.

Находясь в относительной безопасности, Сейл обернулся: призраки каперов растворились, оставив после себя неприятный запах гнилых водорослей. Видимо у слуг Сквидли было еще недостаточно сил, чтобы находится в этом мире так долго. Но никаких ставок на это делать не приходилось. Сквидли, наверняка, уже спешил к своему заветному тайнику.

Протиснувшись в зазор между ставнями, Скиталец попытался открыть окно, с силой дернув его на себя. Но не тут‑то было. Дом откликнулся незамедлительно: оставшаяся черепица зашипела, вспенившись, будто непокорная волна, стены заходили ходуном, и бывшего юнгу скинуло вниз. Перекувыркнувшись, Скиталец вскочил на ноги. В голове сверлила лишь одна печальная мысль — он опоздал.

У дверей дома стояла грузная фигура Призрака. Привалившись к стене, он курил свою излюбленную трубку, искоса поглядывая на выскочку, посмевшего вступить с ним в неравную схватку.

— Юноши растут. И довольно быстро, как я посмотрю, — лицо Сквидли не выражало никаких эмоций. Внимательно осмотрев Скитальца, он поклонился и, выпустив кольцо дыма, искривился в недовольной ухмылке. Только вместо ровных зубов его рот наполняли короткие острые клыки.

Не став искушать судьбу, Сэйл резко рванул к ограде. Оказавшись на другой стороне улицы, он бросил последний взгляд на дом Джейсонов — неприступную цитадель, которая так и не покорилась ему сегодня. Прямо за изгородью в ряд выстроилась вся команда «Бродяги». Лица каперов показались ему немым отголоском давно минувших лет, когда они отправились в свое последнее путешествие и прощаясь с родными берегами, точно также выстроились на палубе. За одним лишь исключением: с тех самых пор, их сердца окончательно остановившись, больше не бились в унисон неуловимому времени. Попав под командование нового капитана, каперы расплачивались за собственные грехи, которых у них имелось превеликое множество.

Запомнив лицо каждого, кто встал в ровные ряды под предводительство Призрака, Сейл понял, что так и не смог отыскать среди них Лиджебая Джейсона. Того, кто разбудил древнее проклятие; кто подверг собственную семью неслыханной опасности; кто, так же как и остальные решил, что ухватил фортуну за хвост, — видимо умудрился избежать цепких лап порожденного им ужасного детища!

Но как такое возможно?! Сейл не знал. Но данный факт продолжал пожирать его мысли. А на ум приходил только один ответ: мистер Лиджебай Джейсон откупился от Призрака, продав тому души родных чад: Рика и Клер.

* * *

Внезапное волнение, охватившее Рика Джейсона, было не случайным — причиной подобной тревоги был очередной визит.

Из глубины коридора послышался странный звук, напоминавший корабельный колокол, возвещающий о приближении опасности. Вскоре гостиную озарил яркий свет и у самой двери, возникла невысокая, сутулая фигура Лиджебая. Бесшумные шаги отразились на полу смоляной лентой следов, словно мистер Джейсон — старший по дороге угодил в грязь.

Склонив голову, сын поклонился отцу.

Скользнув мимо, призрак очутился возле окна. Снял широкополую шляпу, которую никогда не носил при жизни и, бросив короткий взгляд на улицу, сел в свое любимое кресло.

Черты его лица были размыты, словно неумелый художник испортил неудавшийся рисунок, смешав масляные краски. Лишь острый нос и пристальный взгляд выдавал в призраке того, кем он был в те времена, когда в его теле еще теплилась жизнь.

— Доброго вечера, мистер Лиджебай, — поздоровался Рик так, как гласило самое первое и самое главное правило.

Отец кивнул и махнул рукой, давая ему возможность продолжать.

— Меня терзают сомнения. Я беспокоюсь за Клер. Где она? Что с ней?

Новый знак остановил Рика, запретив ему произнести следующий вопрос.

— Для тебя это важно, не так ли?

Голос отца отозвался эхом и разнесся по многочисленным комнатам, в одной из которых укрылся мистер Тит — одинокий кот, приходивший из ниоткуда и исчезавший в никуда.

— Мои мысли переполнены переживаниями за сестру. Она приходит ко мне во снах, ее речь слышна мне из темноты. Клер зовет меня, просит помочь. Она испытывает страдания. Я не должен был уходить… но сбежал… будто предатель. Оставил ее одну, вместо того, чтобы защитить.

Отец молчал. Сын продолжал:

— Мне кажется, мы ошиблись. Поступили неправильно. Выпусти меня и я приведу Клер. Вместе мы быстрее справимся со Сквидли. Позволь мне…

Удар кулака по столу прервал Рика.

— Замолчи.

И больше ни слова. Резкая пауза в мгновение ока прервала разговор. Тишина ворвалась в комнату стрелой и окутала двух собеседников напряженным ожиданием.

— Прости отец, — вырвалось у юноши.

Лиджебай побарабанил пальцами по столу. Черты его лица приобрели четкость, и Рик смог различить на шеи и тыльной стороне ладони, огромные следы неведомой болезнь. С того момента когда он видел их последний раз, язвы увеличились в размерах. Невольно коснувшись собственной руки, где еще недавно виднелся след черной метки, Рик облегченно выдохнул — от смоляного пятна не осталось даже бледного отпечатка.

— Я рад, что ты переживаешь за сестру, но поверь мне, она в полной безопасности, — сказал отец, осторожно добавив: — Наш враг никогда не доберется до нее.

Рик преданно посмотрел на призрака, но так и не смог разглядеть его лица. Полная луна, которая словно береговой маяк озарила кабинет, полностью поглотила родителя, отразив на стенах яркие тени оконых створок. Их чернильный след поплыл вдоль шкафов и в одну секунду оказался рядом с Риком. Почувствовав легкий холодок, пронизанный невыносимым зловонием, юноша внезапно отыскал в чужом запахе отголосок давно забытого прошлого: тот самый «библиотечный» аромат старых историй, что навсегда связал его с отцом, заставив беспрекословно доверять каждому слову.

Комната стала другой: широкой, яркой, словно летняя поляна, залитая полуденным солнцем. Еще миг, и юноша очутился в самом ее центре у огромного горбатого валуна, который так пугал его в детстве своими причудливыми формами, напоминая застывшее чудище.

…Тогда Рику было чуть больше семи. Желтая, словно осенний ковер, поляна в тот день наполнилась детским смехом и визгом. Они играли в прятки, дружно, весело, стараясь как можно быстрее, отыскать друг дружку. Рик не заметил, как оказался в лесной прогалине заманившей его в самую глубь леса. Цветы под ногами исчезли, превратившись в высокую острую траву. Земля несколько раз предательски чавкнула и мальчик, сам того не заметив, стал утопать в трясине. Отчаянные крики, заплутав среди густых зарослей, мгновенно превратились в пустой звук. Мальчик больше не слышал детских голосов, медленно осознавая, что никто не придет ему на помощь.

Пытаясь выбраться из болотной жижи, он из последних сил схватился за кочку, но попытка не увенчалась успехом. Вцепившись пальцами в мягкую землю, Рик не смог удержаться, погрузившись по плечи. Безумный страх заставил мальчика захлебываясь слезами продолжать бороться за жизнь. Еще пару раз он пробовал ухватиться за траву, ветки, почву, но любое его движение, только сильнее погружало его в ненасытную пасть трясины.

Почти сдавшись, охрипшим голосом он позвал отца. Не осознавая, что понапрасну тратит силы, Рик шептал его имя одними губами, чувствуя, как немеет тело. Вязкая, удушающая топь медленно пожирала крохотное тело.

Когда он уже был не в силах произнести ни слова, и лишь испуганно вращал глазами, жадно поглощая носом вонючий болотистый воздух, его схватили за плечи и потянули наверх.

Рик не помнил, о чем думал в тот момент: скорее всего, представлял, как мама встретит его на небесах и проведет к райским воротам, где они будут жить долго и счастливо. Возможно, так оно и должно было быть. Но судьба распорядилась иначе и, когда мальчик вновь открыл глаза, перед ним склонившись и расстегивая ворот куртки, стоял отец. Обеспокоенно шепча какие‑то слова, Лиджебай пытался привести сына в чувство. И как только мальчик смог приподняться и попросить прощение за собственную неосмотрительность, отец обнял его так крепко, что Рик едва не разрыдался от радости.

— ТЫ сказал мне, что никогда в жизни не оставишь в беде и всегда придешь на помощь, — отрешенно произнес юноша. Мысленно он все еще находился на летней поляне, стараясь как можно дольше сохранить в памяти родительское лицо.

— Никогда, и ни при каких обстоятельствах, — согласился призрак.

— Я верю тебе, отец.

Лицо фантома вновь стало размытым, неточным, словно отдав последние силы, он добился желаемого результата.

— Ты сможешь писать. Ради меня, ради себя, ради Клер…

— Да, отец.

Рик смахнул слезы и послушно подошел к большому дубовому столу. Сел, взял в руки перо и, закрыв глаза, стал слушать.

— Я расскажу тебе, что приключилось с нашими героями.

— А там будет Клер? — погрузившись в дрему, спросил Рик.

— Безусловно, — ответил призрак. Его голос стал мягким, тягучим, одновременно усыпляя и успокаивая.

— И мы справимся с любыми трудностями? — почти шепотом уточнил Рик.

— Безусловно, мы преодолеем самые сложные рифы. Пройдем их без потерь, — подтвердил призрак.

— И нас будет ждать победа?

— Безусловно. Мы ухватим за хвост своенравную и непокорную Фортуну, — растворяясь в пустоте, ответил голос отца. — А теперь слушай, что было дальше…

Не открывая глаз, Рик ощутил голос родителя в собственной голове. Живо рисуя фигуры одиноких улочек, петлей опоясывающих узкие прибрежные кварталы, он смог без труда отыскать высокий серый дом, узкие балконы которого были устремлены на северную башню собора Святого Стефана, покровителя далеких западных провинций.

Перо усердно заскользило по чистым страницам, и книга позволила ему продолжить эту историю.