Имнак сидел в углу чума, задумчиво глядя на рог табука. Время от времени он брал его в руки, переворачивал и снова смотрел. При этом он шепотом вопрошал:

– Кто там спрятался? Эй, кто там? — Потом неожиданно для всех краснокожий воскликнул: — Ага, слин!

Охотник принялся убирать лишнее. Я наблюдал за тем, как постепенно проявлялись очертания слина, словно он действительно пытался спрятаться в куске кости. Вначале проступили морда и лапы, потом обозначилась вся фигура. Уши злобного зверя были плотно прижаты к голове.

Резьба по кости для краснокожих в чем-то сродни охоте. Они не фантазируют, а терпеливо ждут, кто покажется из кости. Бывает, там прячется какой-нибудь зверь, бывает, что нет. Главное убрать все лишнее.

Имнак работал ножом с рукояткой длиной в четырнадцать дюймов. Лезвие, напротив, было коротким. Охотник держал инструмент возле самого острия, что позволяло ему делать точные и аккуратные движения. Изделие он держал на колене, время от времени он подпирал его снизу, усиливая давление металла на кость.

Имнак вытаскивал спрятавшегося в кости слина.

В языке иннуитов нет слова «художник».

– Красивый получился зверь, — сказал я.

Им и не нужно такое слово. Как называть людей, которые открывают прекрасное? Разве это не долг всех живущих на белом свете?

– Это твой слин, — сказал Имнак, протягивая мне костяную фигурку.

– Спасибо, — произнес я. В руках у меня был снежный слин, легко узнаваемый по толстой шерсти, узким ушам и широким лапам,

– Я тебе очень благодарен, — сказал я.

– Пустяки, — улыбнулся охотник.