– Ну что, впечатляет? — спросила она.

Мы стояли на высокой платформе, с которой открывался хороший вид на уходящую за горизонт гигантскую стену.

– Длина превышает семьдесят пасангов, — гордо объявила она, — Над этим сооружением в течение двух лет трудились около трехсот тысяч человек.

К югу от стены на несколько пасангов растянулось огромное стадо табуков. Гигантская преграда отсекала им путь на север. С противоположной стороны размещался военный лагерь, бункер командующего, казармы охранников и охотников, а также деревянные загоны для рабов. Здесь же находилась кухня, кузница, прачечная и прочие вспомогательные службы.

– Что находится на складах? — спросил я.

– Шкуры. Скопилось уже несколько тысяч. Не успеваем отправлять на юг. Охотники бьют их у крайних точек стены. Заодно отучаем табуков обходить преграду.

– Много прорывается? — спросил я.

– Нет. Стена изогнута таким образом, что на концах возникает давка, там день и ночь идет настоящая бойня.

– Неужели вы можете обработать такое количество?

– Нет, конечно. Снимаем только первосортные шкуры. Остальные оставляем лартам, слинам и джардам.

Я уже слышал, что стая маленьких и хищных джардов может мгновенно оставить от табука один скелет.

– Джарды обжираются мясом и дохнут, — проворчал кто-то из охраны.

– Хочу тебя кое с кем познакомить, — сказала Сидни и кивнула на высокого хмурого человека.

– Снова встретились, — проворчал он.

– Может быть, теперь, когда я связан, тебе удастся поразить меня кинжалом? — насмешливо спросил я.

– Развяжи его! — заорал он, обращаясь к Сидни. — Я хочу сразиться с ним на равных!

– Глупая гордость мужчин всегда меня удивляла, — произнесла девушка.

– Развяжи! — повторил он.

– Нет, — сказала Сидни. — Он мой пленник. Убивать его я не хочу.

– Похоже, — проворчал он, буравя меня злобным взглядом, — что ты проживешь на один ан дольше.

– А мне кажется, что повезло тебе.

Он отвернулся и облокотился на перила. Внизу колыхалось бескрайнее живое море.

– Ты в самом деле способен на убийство или всегда ждешь, когда на помощь придет женщина? — спросил я, вспомнив Веллу. Бестолковая рабыня отдала ему мою одежду, а он подсунул ее слину. Подлая предательница! Я знал, что в былые времена она служила кюрам. Тогда я еще не понимал, что маленькая дрянь до сих пор лижет их когти. Больше такой возможности ей не представится. Вернусь в Порт-Кар и покажу ей такое рабство, что у нее глаза на лоб вылезут!

Он раздраженно смотрел на животных и не отвечал.

– Твое имя не Бертран из Людиуса, — сказал я. — Кто ты?

– С рабами не разговариваю, — презрительно бросил он.

Кулаки мои сжались.

– Ты в самом деле прибег к помощи рабыни? — спросила его Сидни.

– Я не собираюсь перед ним отчитываться.

– Отвечай! — резко сказала она.

Я перехватил взгляд, который он бросил на землянку. Готов поклясться, что по завершении работы он собирается надеть на нее свой ошейник.

– Я жду, — произнесла она.

– Хорошо, — нахмурился он. — Я действительно прибег к помощи проживающей в его доме рабыни, чтобы добыть одежду, которую дал понюхать слину.

– Она шпионка? — спросила Сидни.

– Нет, я выманил одежду хитростью. Она ничего не поняла. Сделать это было несложно, ибо она всего лишь женщина.

Глаза Сидни сверкнули.

– Всего лишь рабыня, — поправился он.

– Так-то лучше, — произнесла она. — Рабыни ужасно глупы.

– Вот уж точно, — проворчал он.

«Интересно, — подумал я, — переменит ли она свое мнение об умственных способностях рабынь, когда сама попадет в ошейник». К слову сказать, горианские работорговцы придают большое значение интеллекту невольниц. Этим, кстати, и объясняется их интерес к землянкам. Дурная рабыня никому не нужна. Помимо всего прочего, умная и образованная женщина острее сознает свое рабство, что делает власть над ней еще слаще. Интеллект позволяет женщинам осознать собственную биологическую предрасположенность к рабству, хотя с умными тоже проблем хватает.

– Назови ему свое имя, — сказала Сидни.

– Я не говорю с рабами, — угрюмо повторил он.

– Я приказываю!

Он отвернулся и медленно спустился с платформы.

– Его зовут Друсус, — сказала она. — Он жестянщик.

– Он не жестянщик, — ответил я. — Он из касты убийц.

– Нет.

– Я видел, как он работает ножом, — сказал я. — Он тебе не подчинился.

Она смерила меня гневным взглядом.

– Тебе недолго осталось здесь командовать, — заметил я.

– Я здесь самая главная! — гордо заявила она.

– Ну-ну! — усмехнулся я и посмотрел на кишащих под платформой животных. Это были северные табуки — крупные, бурые звери, достигающие десяти ладоней в холке. Они совсем не похожи на мелких, антилопообразных, желтых табуков юга. Общим остался только прямой, спиралевидный рог, достигающий у основания двух дюймов в диаметре. Как правило, его длина не превышает одного ярда. Табук — быстрое и стремительное животное, способное насмерть поразить противника ударом прямого острого рога. Убивают их с расстояния, часто из-за щитов. Охотники предпочитают использовать лук или арбалет.

Мои мысли вернулись к Велле, бывшей Элизабет Кардуэл. Судя по всему, она действительно не знала, что Друсус использует ее в своей игре. Может, и не стоит наказывать ее слишком строго. Прикажу хорошенько выпороть, да и все.

Я выбросил ее из головы, ибо она была всего-навсего рабыней.

– Со сваями будут проблемы, — сказал я. — Здесь вечная мерзлота.

– Ты испытаешь эти трудности на своей шкуре, — огрызнулась Сидни. Она все еще злилась из-за того, что ее авторитет оказался подорван в моем присутствии.

В этих широтах земля прогревается в лучшем случае на два фута. Ниже она остается твердой как камень. Когда в нее бьют киркой или ломом, стоит звон.

Строительство стены являло собой своеобразный инженерный подвиг. Одно то, что ее построили люди, причем с помощью самых примитивных инструментов, говорило о решимости кюров и жестокости надсмотрщиков.

– Пойдем, — сказала она и резко дернула за веревку, — я покажу тебе, кто здесь главный.

По крутым деревянным ступенькам мы спустились с платформы.

– Стража! — крикнула она, и к нам тут же подбежали четверо вооруженных охранников.

– Друсуса ко мне! Хоть в кандалах!

Спустя несколько минут Друсус стоял перед нами.

– На колени, — произнесла Сидни и властно вытянула палец.

С перекошенным от ненависти лицом Друсус опустился на колени.

– Теперь представься этому человеку, — сказала она, показывая на меня.

– Мое имя Друсус, — сквозь зубы выдавил он.

– Можешь вернуться к своим обязанностям, — милостиво разрешила Сидни.

Он медленно выпрямился и ушел. Теперь я понял, что ей действительно предоставили брльшие полномочия. Сидни надменно вскинула голову.

– Это Друсус тебя выдал, — сказала она.

– Понятно, — кивнул я.

– Задержаны трое пленников, — доложил подошедший охранник.

– Приведите, — распорядилась она.

Стражники притащили троих со связанными за спиной руками. Среди них был один мужчина и две девушки рабыни. Мужчину я сразу узнал. Это был краснокожий охотник с ярмарки. Теперь при нем не было ни лука, ни стрел. Девушек он приобрел на подмостках Эн-Кара. На охотнике были меховые штаны и обшитые мехом сапоги. Рабынь он успел переодеть. Теперь на них были коротенькие меховые туники и тапочки из меха. Волосы девушек были перехвачены красными лентами. На горле у каждой красовался сложный узел из четырех цветных полосок кожи. Подобным образом краснокожие охотники метят своих животных. По узлу, кстати, можно определить и владельца.

– На колени! — рявкнул стражник.

Девушки тут же повиновались — очевидно, они уже усвоили, что приказание мужчины лучше исполнять немедленно.

Сидни смерила их презрительным взглядом.

Краснокожий охотник продолжал стоять. Может быть, он недостаточно хорошо говорил по-гориански, чтобы понять смысл команды. На Горе существует несколько примитивных языков, на которых общаются между собой жители отдаленных районов. Встречаются также весьма запутанные и сложные диалекты. При этом горианский считается официальным языком, на котором говорят практически все жители планеты. Особую роль в сохранении языковых норм играют крупные ярмарки, на которых писцы — арбитры в лингвистических спорах определяют, какие грамматические формы являются правильными, а какие нет. Благодаря их усилиям язык не распадается на отдельные диалекты.

– Не встану! — неожиданно ответил краснокожий охотник. Оказывается, он все понял. Стражники немедленно повалили его на землю древками копий.

– Отдайте наших табуков! — крикнул охотник.

– Уведите и поставьте на самый трудный участок, — распорядилась Сидни.

Несчастного охотника утащили.

– Ну а это у нас кто? — произнесла Сидни, разглядывая пленных девушек.

– Полярные рабыни, Животные краснокожего охотника, — проворчал стражник.

– Посмотрите на меня, — потребовала Сидни.

Девушки послушно подняли головы.

– Вы похожи на землянок, — сказала она по-английски.

Рабыни действительно отличались от горианок. Что-то неуловимое выдавало их земное происхождение. После того как их обломают в неволе, эти различия пропадут; во всяком случае, никто не сможет отличить их от родившихся на Горе женщин. У некоторых, правда, на всю жизнь сохраняется акцент. Иногда землянку можно определить по запломбированным зубам. На Горе больные зубы — редкость, поскольку люди здесь едят простую и здоровую пищу.

– Землянки или нет? — нетерпеливо спросила голубоглазая Сидни Андерсон.

– Да! Да! — воскликнула вдруг блондинка. — Конечно, землянки!

Похоже, что до Сидни никто на Горе с ними по-английски не говорил.

– Кто вы?

– Мы — рабыни, госпожа, — ответила блондинка.

– Как зовут?

– Барбара Бенсон, — представилась блондинка.

– Одри Брюстер, — пролепетала темноволосая девушка.

– Не думаю, что эти имена вы получили от индейца, — презрительно заметила Сидни.

Меня удивило, что она назвала краснокожего охотника индейцем, хотя, скорее всего, доля истины в этом была. Живущих в полярных районах людей на Горе принято называть краснокожими охотниками. По культуре и образу жизни они значительно отличаются от краснокожих дикарей, наездников на тарнах, обитающих к востоку и северу от гор Тентис. Я бы скорее назвал индейцами последних. Любопытно, что дети краснокожих охотников рождаются с голубым пятнышком в низу спины. Вообще расовые различия не играют на Горе особрй роли, вся планета представляет собой пеструю смесь культур и народов. Гораздо важнее кастовые и цеховые признаки.

– Меня зовут Тимбл, — пролепетала блондинка.

– Я — Тиртл, — сказала темноволосая девушка.

– Не стыдно вам быть рабынями? — спросила их Сидни Андерсон.

– Еще как стыдно! — воскликнула блондинка, и я почему-то вспомнил ее джинсовые шорты и завязанную под грудью рубашку.

– Хорошо, — кивнула Сидни. — Посмотрите на себя. Во что вас нарядили? Да я бы сквозь землю провалилась в таких нарядах!

– Вы хотите освободить нас? — выдохнула блондинка и осторожно добавила: — Госпожа?

Сидни Андерсон смерила, их презрительным взглядом.

– Некоторые женщины, — сказала она, — должны быть рабынями.

– Госпожа! — взмолилась блондинка.

– Смотрю я на вас, — процедила Сидни, — и вижу перед собой жалких и ничтожных рабынь, ничего лучшего не заслуживающих.

– Госпожа! — заплакала девушка.

– Увести, — бросила Сидни,

– Убить? — уточнил стражник.

– Умыть, причесать и посадить на цепь в казарме охраны.

– Сделаем, — осклабился солдат.

Девушек увели.

– Не сомневаюсь, — сказал я, — что здесь тоже есть рабыни для услаждения мужчин.

– Эти первые, — поморщилась Сидни. — Я не позволю, чтобы стройку превратили в притон.

– Когда меня захватили в плен, — сказал я, — со мной была светловолосая девушка по имени Констанс. Где она?

– Не знаю, — ответила Сидни.

– Мне нравится, как играют лучи солнца на твоих каштановых волосах, — произнес я.

– Вот как? — опешила девушка.

– Да. Известно ли тебе, что рабыни с такими волосами высоко ценятся на невольничьих аукционах?

– Нет, — сказала она, — неизвестно. — Повернувшись к стражнику, Сидни распорядилась: — Этого отвести на порку. Хорошенько привяжите и спустите семь шкур. Можете взять змею. Потом посадить на цепь. Утром на работу.

– Краснокожие охотники зависят от миграции табука, — сказал я, — Без него они не выживут.

– Меня это не касается, — отрезала она. — Кстати, может, ты слышал что-нибудь о корабле с продовольствием для краснокожих?

– Слышал. — Меня охватило недоброе предчувствие.

– Так вот, он затонул. Завтра тебя поприветствует его команда. Они тоже работают на стене.

– Как вы сумели перехватить корабль? — спросил я.

– Пять тарнсменов несут постоянное дежурство в воздухе. Они подожгли корабль стрелами. Когда начался пожар, команда покинула судно. Их переловили позже. А корабль догорел до ватерлинии, напоролся на камни и затонул. Теперь там без конца крутятся акулы.

– Краснокожие охотники умрут с голода, — сказал я.

– Меня это не касается.

– Зачем вы удерживаете табуков? Какая вам с этого выгода?

– Не знаю, — сказала она. — Я выполняю приказ.

– Краснокожие охотники… — начал я.

– Заткнись! — взорвалась Сидни. — Увести!

Двое стражников ухватили меня под руки и поволокли в неизвестном направлении. Кажется, я понял, зачем они задержали табука. Это было частью чудовищного плана кюров. Странно, что Сидни до сих пор не сообразила.

А может, она просто не хотела забивать себе голову.