— Сколько их там? — спросил я Самоса.

— Двое, — ответил он.

— И они, в самом деле, живы? — переспросил я.

— Да, — подтвердил мой собеседник.

Во второй ан, задолго до рассвета, посланец Самоса прибыл во внутренний двор-озеро моего дома в городе каналов Порт-Каре. Это место — база множества пиратских кораблей, бич моря Тассы, это мрачный драгоценный камень в её мерцающих зеленых водах. Дважды он ударил по створке морских ворот, тупым концом своего копья, сделанного из дерева Ка-ла-на. Он предъявил перстень с печаткой, принадлежавший Самосу из Порт-Кара, первому капитану совета капитанов. Проснуться у меня получилось быстро. Утро, в начале весны, было холодным.

— Надвигаются тиросцы? — Я спросил белокурого гиганта Турнока — бывшего крестьянина, пришедшего, чтобы разбудить меня.

— Я так не думаю, Капитан, — ответил он.

Девочка что была около меня, испуганно натянула меха по самое её горло.

— Замечены рейдеры Коса? — спросил я.

— Вряд ли, Капитан.

Рядом со мной звякнул металл. Это дёрнулась цепь, прикреплённая к ошейнику моей девчонки. Под мехами она была раздета. Цепь соединяла её широкий стальной ошейник с рабским кольцом в ногах моей постели. Тяжелая цепь.

— Значит, он пришёл по делу, не касающемуся дел Порта-Кара? — поинтересовался я.

— Я думаю, что скорее всего, нет, Капитан, — отозвался Турнок. — Мне кажется, что он прибыл совсем не по делам Порта-Кара.

Он стоял у двери, и маленькая масляная лампа освещала его бородатое лицо.

— Это были спокойные времена, — пробормотал я, — пожалуй, они продлились слишком долго.

— Капитан? — переспросил он.

— Ничего, — не стал я объясняться.

— Ещё так рано, — прошептала девушка рядом со мной.

— Тебе не давали разрешения говорить, — прикрикнул я ей.

— Простите меня, Господин, — пролепетала она.

Я резко сдёрнул тяжелые меха с моей каменной лежанки. Девушка быстро подтянула вверх свои ноги и откатилась в сторону. Сидя на краю кровати, я рассматривал её сверху вниз. Она пыталась прикрыться от глаз Турнока, и я подтянул её к себе.

— О-о-о, вздохнула она.

— Вы встретитесь с ним в зале для приёмов? — спросил Турнок.

— Да, — ответил я.

— О-о-о, — простонала девушка. — О-о-о!

Теперь, когда она перевернулась на спину, стало хорошо видно небольшое, красивое клеймо в верхней части её левого бедра, чуть ниже ягодицы. Я поставил его сам, ещё, когда был в Аре.

— Хозяин, я могу говорить? — спросила она.

— Да, — разрешил я.

— Но мы не одни, — сказала она. — Здесь есть посторонний!

— Тогда, молчи, — ответил я ей.

— Да, мой Господин, — простонала рабыня.

— Вы скоро туда подойдёте? — спросил Турнок.

— Да, — ответил я ему. — Скоро.

Девушка со страхом смотрела на Турнока через мое плечо. Потом она прижалась ко мне, закрыла глаза, задрожала и расслабилась. Когда она вновь взглянула на Турнока, она сделала это так, как делает принуждённая к покорности рабыня, сжатая в мужских руках.

— Я сообщу посланцу Самоса, что Вы подойдёте с минуты на минуту, — сказал Турнок.

— Да, — подтвердил я.

Тогда он покинул комнату, поставив масляную лампу на полку около двери.

Я смотрел вниз в глаза девушки, удерживаемой в моих руках.

— Вы сделали меня рабыней, — сказала она.

— Ты и есть рабыня, — заметил я ей.

— Да, мой Господин, — согласилась она.

— Ты должна привыкнуть к своему рабству, во всех его гранях, — сказал я ей.

— Да, мой Господин, — ответила моя рабыня.

Я отстранился от неё, и сидел на мехах с краю кушетки.

— Девушка благодарна, что Хозяин прикоснулся к ней, — сказала она.

Я не отвечал. Благодарность рабыни — ничего не значит, как и сама рабыня.

— Ещё так рано, — прошептала она.

— Да, — согласился я.

— И очень холодно, — сказала она.

— Да, — я вновь согласился с ней. Угли в жаровне, стоящей слева от большой каменной софы за ночь прогорели. В комнате было промозгло, от водоёма внутреннего двора и каналов тянуло холодом. Стены, возведённые из крупных камней, также, быстро остывали и добавляли сырости, да и узкие окна, забранные защитными решётками, тепла не добавляли, хотя и были затянуты кожаными драпировками с пряжками. Мои ступни чувствовали влагу на плитах пола. Я не давал рабыне разрешения, залезать ко мне под одеяло, и она не была столь смела или глупа, чтобы попросить на это разрешение. Но я был снисходителен к ней этой ночью. Я не собирался оставлять её голой на каменном полу, в ногах моей постели, под тонкой простынёй, где из комфорта была только тяжёлая стальная цепь.

Я поднялся с софы и подошел к бронзовой купальне, в углу комнаты, напоенной холодной водой. Присел на корточки, и поплескал ледяной водой на лицо и торс.

— Что происходит, мой Господин, — спросила девушка, — почему этого человека из дома первого капитана Порт-Кара Самоса, прислали столь рано и так тайно?

— Пока не знаю, — ответил я. Я досуха обтёрся полотенцем, и повернулся, чтобы полюбоваться на неё. Рабыня полулежала на боку, опираясь на левый локоть. Цепь, связывающая её ошейник с рабским кольцом, установленным в ногах софы, лежала перед ней.

Под моим взглядом, она встала на колени, опёршись ягодицами на пятки, широко расставив колени, выпрямив спину, подняв голову и положив руки на бедра. Это — обычная поза коленопреклонённой рабыни.

— Даже если бы Вы знали, то Вы не сказали бы мне, не так ли? — спросила она.

— Нет, конечно, — согласился я.

— Я — рабыня, — сказала она.

— Да, — подтвердил я.

— Мне было хорошо с Вами, — сказала она, — и как рабыне тоже.

— Так и должно быть, — усмехнулся я.

— Да, Хозяин, — согласилась девушка.

Я тогда возвратился к софе, и сел на край. Она спустилась с постели, чтобы встать на колени на полу передо мной. Я смотрел на неё сверху вниз. Как прекрасна была эта порабощённая женщина.

— Возможно, заметил я, — Ты могла бы поразмышлять о том, что за дело привело эмиссара Самоса из Порта-Кара в мой дом этим утром?

— Я, Господин? — спросила она, испуганно.

— Да, ты, — сказал я. — Ведь это Ты когда-то служила Кюрам, противникам Царствующих Жрецов.

— Я рассказала всё, что знала, — воскликнула она. — Я рассказала все в темницах Самоса! Я была в ужасе! Я ничего не скрыла! Я выдала Вам всю информацию!

— Да, после чего Ты стала бесполезна, — заметил я.

— Кроме, возможно, того что я могла бы понравиться мужчине как рабыня, — заметила она.

— Да, это точно, — улыбнулся я.

Самос лично издал приказ о её аресте и порабощении. В Аре я предъявил этот документ ей, и сразу после этого, поскольку она понравилось мне, осуществил задуманное. Когда-то она была мисс Элисией Невинс, землянкой, агентом Кюров на Горе. Тогда, в Аре, городе, из которого я был изгнан, я поймал её и сделал своей рабыней. В её собственном доме она была мною схвачена, раздета и закована в кандалы. В её же доме, пока было время, я выжег ей клеймо, и заключил её прекрасную шейку в блестящее, несгибаемое кольцо рабства. До наступления темноты, и моего бегства из города, я ещё успел, проткнуть её уши, что здесь является последней стадией унижения и рабства. В гореанском образе мышления, это ясно даёт понять, что перед тобой рабыня.

В глазах гореан проколотые уши, этот видимая рана, нанесённая, для одевания чувственных и варварских украшений, обычно расцениваются как эквивалент, используемый для наиболее практических целей — это приговор к безвозвратному рабству. Обычно уши прокалывают только самым дешёвым или наоборот наиболее чувственным рабыням. Большинством гореан это рассматривается, как более оскорбительная и унизительная метка, чем прокол носовой перегородки, использующийся для установки кольца и поводка. Действительно, ведь такое отверстие не заметно со стороны. Некоторые рабыни, конечно, имеют и те и другие проколы.

Их хозяева, таким образом, могут выбрать украшения их прекрасной собственности, по своему вкусу. Интересно, что прокол носа в некоторых местностях распространён больше чем в других, и некоторые народы используют его чаще, чем другие. В отношении кольца в носу, также, нужно упомянуть, что среди Народов Фургонов, даже свободные женщины носят такие кольца. Это, однако, редкость на Горе. Кольцо в носу, чаще всего, носится рабынями.

Эти кольца, и для ушей и для носа, к тому же служат не просто в качестве украшений. Они также играют свою роль в возбуждении женщины. Щекотание боков шеи под ушами девушки — чувствительной области её тела, свисающими серьгами, стимулирует пробуждение её плотских желаний. Эта область довольно чувствительна к лёгким прикосновениям. А если серьги сделаны более чем из одной детали, то тихие звуки, возникающие при движении, также, могут вызвать возбуждение. Соответственно, серьги при движении нежными касаниями, а иногда и звуками, настойчиво, коварно и сладострастно, заводят женщину, на сознательном и на подсознательном уровнях, что держат её в состоянии постоянной сексуальной готовности. Легко понять, почему свободные гореанские женщины не носят их, и почему они, обычно, одеваются только на самых неуважаемых рабынь. Всё выше сказанное, также, касается и проколотого носа, ведь кольцо слегка касается, очень чувствительной области верхней губы девушки. Проколотый нос, само собой, ещё и ясно дает понять невольнице, что она — домашнее животное. Многих домашних животных на Горе метят подобным образом.

И вот девушка, стоящая на коленях передо мной, когда-то Элисия Невинс, когда-то надменная, красивая и гордая агентесса Кюров, а теперь всего лишь моя очаровательная рабыня, потянулась к моим сандалиям.

Она прижалась к ним губам, целуя их, и затем, опустив голову вниз, начала завязывать их на моих ногах. Она была довольно привлекательна с тяжелым железным ошейником и цепью на шее, стоящая на коленях передо мной, выполняющая эту непритязательную работу. Я тем временем задавался вопросом, зачем прибыл эмиссар Самоса.

— Ваши сандалии завязаны, Господин, — сказала девушка, поднимая голову, и вновь становясь на колени.

Я пристально посмотрел на неё. Приятно всё-таки владеть женщиной.

— О чём Вы думаете, Хозяин? — спросила она.

— Я вспомнил, — ответил я, — первый раз, когда я использовал Тебя для своего удовольствия. — А Ты, помнишь, как это было?

— Да, Хозяин, — вздохнула она. — Я никогда этого не забуду. И это был не только первый раз, когда Вы взяли меня для своего удовольствия. Это был первый раз, когда вообще кто-либо использовал меня для своего удовлетворения.

— Насколько я помню, — сказал я, — Ты хорошо отдалась, для новообращённой рабыни.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила она. — И пока Вы ждали темноты, чтобы сбежать из города, коротания времени, Вы заставили меня отдаваться снова и снова.

— Да, — согласился я. А потом, когда стемнело, и я счёл побег достаточно безопасным, то привязал её голой, животом вверх, к седлу моего тарна, и, избегая патрулей, выскользнул из Ара. Я возвратился в Порт-Кар, где швырнул её, связанную рабыню, к ногам Самоса. Он бросил пленницу в одну из своих женских темниц, где мы и допросили её. Мы узнали тогда много нового.

После того, как мы выжали из неё всю информацию, что ей была известна, она стала ненужной, и могла быть брошена связанной и голой в каналы на съедение уртам, или, возможно, по нашему выбору, сохранена в качестве рабыни.

Она была миловидна. И я доставил её, в мой дом, обездвиженную и с завязанными глазами. Когда покровы сдёрнули, она оказалась у моих ног.

— Ты действительно благодарна, что тебя оставили в моём доме? — спросил я.

— Да, Господин, — ответила она, — и особенно благодарна, что Вы сочли меня достойной, чтобы держать какое-то время Вашей собственной рабыней.

Ничто так не удовлетворяет женщину, как её собственное рабство.

После того, как я использовал её, я поместил со своими другими женщинами. Большинство из них доступно моим мужчинам, так же как мне самому.

— Рабыня благодарна, — сказала она, — что этой ночью Вы приковали меня к Вашему рабскому кольцу.

— Кто благодарен? — спросил я.

— Элисия благодарна, — ответила она.

— Кто такая Элисия? — переспросил я.

— Я — Элисия, — сказала она. — Это — кличка, которую мой Господин счел подходящей для меня.

Я улыбнулся. Рабы, не более чем домашние животные, и не имеет прав на выбор имени. Их называет хозяин. По моему решению, она носила свое бывшее имя, но теперь это только рабское прозвище, кличка домашнего животного.

Я встал, и стянул одно из меховых покрывал с софы. Пересёк комнату, и поясом, закрепил мех на себе. Кроме того, с торчащего из стены крюка, я снял ножны с её вложенным в них коротким мечом. Я вытащил клинок из ножен, протёр его об мех, что был на мне, и вернул меч в ножны. Лезвие всегда следует протирать, чтобы удалить с него капли влаги. Большинство гореанских ножен не защищают от сырости, поскольку в этом случае меч будет сидеть в них слишком туго, что создаст сложности при выхватывании, и может стоить жизни в бою. Я перебросил ремень ножен через левое плечо, гореанским способом. Таким образом, чтобы ремень ножен, не мешал выхватывать клинок, в противном случае можно запутаться в снаряжении, а это также может привести к поражению в бою. На марше, кстати, и в некоторых других ситуациях, регулируемый ремень, обычно, помещается на правое плечо. Это уменьшает его скольжение при движении.

В обоих случаях, конечно, это верно для правши, ножны в левом бедре, обеспечивают удобное и быстрое выхватывание меча поперёк тела.

Я тогда пошел снова в сторону устланной мехом, большой каменной кровати, рядом с которой, на полу, прикованная цепью за шею, стояла на коленях красивая рабыня.

Я встал перед нею.

Она легла на живот, и мягко обхватив мои лодыжки руками, покрыла мои ноги поцелуями. Её губы, и её язык, были теплыми и влажными.

— Я люблю Вас, мой Господин, — прошептала она, — я принадлежу Вам.

Я отстранился от неё. — Ползи в ноги постели, приказал я ей, — и лежи там.

— Да, Господин, — отозвалась она. И поползла на руках и коленях, в ноги софы и, свернулась там, на холодных плитах пола.

На пороге, я остановился и оглянулся назад, и полюбовался на неё. Она, свернулась калачиком на холодных и влажных плитах пола, в ногах софы, прикованная мною цепью за ошейник.

Крошечная масляная лампа, оставленная Турноком на полке у двери, слабо освещала спальню.

— Я люблю Вас, мой Господин, — прошептала она, — я принадлежу Вам.

Я отвернулся и покинул комнату. За несколько ан до рассвета, мужчины зайдут в комнату и отстегнут её от рабского кольца, чтобы позже, поставить её работать вместе с другими невольницами.

— Сколько их там? — спросил я Самоса.

— Двое, — ответил он.

— И они, в самом деле, живы? — переспросил я.

— Да, — подтвердил мой собеседник.

— Мне кажется это не самое благоприятное место для встречи, — заметил я.

Мы находились в руинах полуразрушенной тарноводческой фермы, возведённой на широкой возвышенности, на краю ренсовых болот, приблизительно в четырех пасангах от северо-восточных ворот Порта-Кара, в дельте реки.

При подъеме на пригорок, и его пересечении, охранники, оставшиеся сейчас снаружи здания, тупыми концами копий, отогнали с дороги нескольких извивающихся тарларионов. Существа, сердито шипя, ныряли в болото. Комплекс состоял из загона для тарнов, теперь с полностью разрушенной крышей, из пристройки-кладовой и жилища тарноводов. Ферма был заброшена уже в течение многих лет. Мы стояли внутри пристройки. Через разрушенную крышу, сквозь балки, можно было видеть часть ночного неба и одну из трех лун. Впереди, через осыпавшуюся стену, я мог видеть остатки огромного тарнового загона. Когда-то там была гигантская, куполообразная решётка, собранная из мощных деревянных балок, скреплённых между собой тросами. Но теперь, после долгих лет запустения, проливных дождей и жестоких ветров, немногое осталось от этого когда-то величественного и сложного сооружения, но остовы, нижней части арочных конструкций ещё держались.

— Я бы не доверял этому месту, — заметил я.

— Оно подходит им, — отозвался Самос.

— Здесь слишком темно, — сказал я, — и слишком велики шансы внезапного нападения и засады.

— Оно подходит им, — повторил Самос.

— Кто бы сомневался, — проворчал я.

— Не думаю, что опасность так велика, — постарался успокоить меня он. — К тому же вокруг здания наши охранники.

— Разве мы не могли, встретитьсь в Вашем торговом доме? — спросил я.

— Вряд ли. Ты можешь представить себе, что подобные создания свободно перемещаются среди людей? — поинтересовался Самос.

— Сомневаюсь, — согласился я с ним.

— Интересно, знают ли они, что мы уже здесь.

— Если они живы, — ответил я, — то знают.

— Возможно.

— Какова цель этих переговоров? — спросил я.

— Мне это неизвестно, — ответил Самос.

— Это очень необычно для этих монстров вести переговоры с людьми, — заметил я.

— Это точно, — подтвердил мои слова Самос. Он озирался вокруг, присматриваясь к развалинам. Он, также как и я не особо расслаблялся. Как-то это место не располагало к халатности.

— Чего они могут хотеть? — задавался я вопросом.

— Не знаю, — всё так же ответил Самос.

— Возможно, по каким-то причинам, им понадобилась помощь людей, — размышлял я.

— Это кажется мне маловероятным, — сказал Самос.

— Действительно, — согласился я.

— Не может ли быть, — предположил Самос, — Что они прибыли, чтобы предложить мир?

— Нет, — отверг я такой вариант.

— Почему Ты так уверен? — спросил Самос.

— Они слишком сильно похожи на людей, — сказал я.

— Я зажгу фонарь, — предложил Самос. Он присел и извлек из своей сумки крошечную зажигалку, небольшое устройство, включающее в себя крошечный резервуар тарларионового жира, с пропитанным им фитилем, поджигаемым искрой, которая возникала от трения маленького, зазубренного стального колесика приводимого в действие большим пальцем, об осколок кремня.

— Должна ли эта встреча, быть настолько секретной? — спросил я.

— Да, — ответил Самос.

Мы добрались до этого места, через северо-восточные ворота, выходящие в дельту реки, на плоскодонной, закрытой барже. Только через лацпорт прикрытый заслонкой я мог отслеживать наш маршрут. Никто снаружи баржи, с переходов и мостков вдоль каналов, не смог бы рассмотреть экипаж баржи. Такие баржи, кстати, используются для транспортировки рабынь, которые не должны знать, где они взяты, и в какую часть города доставлены. Подобного результата можно достичь и более простым способом в открытой лодке, где девушек сковывают по рукам и ногам, надевают им на голову непрозрачный капюшон, и затем бросают под ногами гребцов.

Послышался лёгкий скрип, это колёсико зажигалки процарапало по кремню. Я не отрывал своих глаз от существ в дальнем конце комнаты, на полу, наполовину скрытых за большим столом. Пространство, видимое за столом, вело к разрушенному загону для тарнов. Было бы не разумно отводить взгляд от таких тварей, особенно если они находятся в непосредственной близости, и уж тем более повернуться спиной к ним. Я не знал, спали ли они или нет, но подозревал, что бодрствовали.

Моя рука сжала эфес меча. Эти звери, а у меня была возможность убедиться в этом лично, могли перемещаться с удивительной скоростью.

Фитиль зажигалки наконец-то разгорелся. Самос, осторожно, поднёс крошечный огонёк к фитилю уже незакрытого ставнями потайного фонаря. Тарларионовое масло, также залитое в фонарь, разгорелось, и теперь, при дополнительном освещении я удостоверился, что твари не спят.

Когда Самос разжигал огонь, то слабый звук, от касания стали и кремня, был ясно слышен для них, обладающих чрезвычайной остротой слуха, но я заметил лишь малейшие мускульные сокращения. Если бы они вздрагивали во сне, я уверен, такие движения были бы намного более заметными. Если вначале у меня были некоторые сомнения, то теперь их не осталось, существа прекрасно знали о нашем присутствии.

— Чем меньше, тех, кто знает о Кюрах, тем лучше, — сказал Самос. — Меньшинство должно знать, защищать и предупреждать, неготовое население. Даже охранники, оставшиеся снаружи, не имеют ясного представления, для чего мы приехали сюда. Да даже, если бы кто-то увидел этих существ, кто поверил бы их историям относительно существования подобных монстров? К ним отнеслись бы как к мифам или легендам о сказочных животных, таких как лошадь, собака или грифон.

Я улыбнулся. На Горе не было лошадей и собак. Большинство гореан знают о них только из легенд, которые, несомненно, возникли во времена, о которых уже не помнят, в эпоху, когда людей перенесли на Гор с Земли. Эти истории, невероятно древние, вероятно, восходят к времени первых Приглашений, предпринятых тысячи лет назад смелыми и любознательными существами чужой расы. На этой планете они известны большинству гореан, как Царствующие Жрецы. Безусловно, немногие из Царствующих Жрецов теперь склонны к подобному любопытству. Уже нет в них такой восторженной склонности к исследованиям и приключениям. В настоящие время, Царствующие Жрецы состарились. Я считаю что, наверное, каждый из нас может считаться стариком только тогда, когда теряет желание познавать новое. Только тогда, когда мы теряем любопытство и авантюризм, мы может сказать, что действительно пришла быть старость.

У меня было два друга, среди Царствующих Жрецов, Миск, и Куск. Я не думаю, что они, в этом смысле, могли бы постареть. Но их только двое — двое из небольшой горстки выживших представителей некогда могущественного народа, величественных и блистательных Царствующих Жрецов. Безусловно, мне удалось, много лет назад, возвратить в Гнездо последнее яйцо женской особи Царствующих Жрецов. Также, среди оставшихся в живых, был молодой самец, спасённый от уничтожения старшим поколением. Но я так никогда и не узнал, что же произошло в Гнезде, после возвращения яйца. Я не узнал, было ли это яйцо жизнеспособно, и был ли самец способным к спариванию. Я не узнал, вылупилась ли из яйца матка или нет. Я не узнал, вступила ли уже в свои права новая Мать. И если это произошло, то я не знаю судьбы старшего поколения, или сущности нового. Я не знаю, понимает ли новое поколение надвигающуюся опасность, так же как это понимало старое? Знает ли новое поколение, как это знало предыдущее, что представляют собой гигантские, косматые и мрачные твари, которые, скрючившись, лежат на полу заброшенной тарновой фермы в нескольких футах от меня?

— Я думаю, что Ты прав, Самос, — сказал я.

Он поднял фонарь, уже с открытыми шторками. И мы смогли рассмотреть существ лежащих перед нами.

— Они будут двигаться медленно, — предположил я, — для того чтобы не испугать нас. Я думаю, что и мы, должны поступать таким же самым образом.

— Согласен, — прошептал Самос.

— В загоне есть тарны, — сказал я, заметив движение, и отблеск лунного света на длинном, изогнутом как ятаган клюве. Я также увидел, что птица дважды подняла и сложила свои крылья. Из-за тени я не обнаружил их раньше.

— Два, — поправил Самос. — Твари прибыли сюда на них.

— Пойдём к столу? — предложил я.

— Да.

— Медленно, — сказал я.

— Да, — поддержал меня Самос.

Тогда мы, очень медленно, приблизились к столу, и встали перед тварями. Теперь, вблизи, в свете фонаря, я мог разглядеть, что мех одного из существ был темновато-коричневого оттенка, а у другого почти черным. Насколько я знаю, наиболее распространенный окрас этих бестий темно-коричневый. Они были огромными. Настолько огромными, что когда они лежали, как живые курганы, вершина этой горы, соответствующая хребту, на несколько дюймов возвышалась над поверхностью стола. Я не мог видеть головы. Ноги и руки, также, были скрыты. Я не мог, даже если бы захотел, выхватить клинок и напасть на них, мешал стол, находившийся между нами. Подозреваю, что позиция, которую они заняли, не была случайной. Что для меня, так я не был раздосадован, тем, что нас разделяет тяжелый стол, и даже, был бы, не против, если бы он был ещё шире. А ещё лучше, и со мной согласился бы любой человек, вообще, чтобы твари были закованы в цепи, с дюймовыми звеньями, или сидели за частой решёткой, с прутьями приблизительно три дюйма в диаметре.

Самос установил фонарь на стол. Мы замерли.

— Что будем делать? — спросил Самос.

— Понятия не имею, — отозвался я. Я весь вспотел. Я слышал свое собственное сердцебиение. Моя правая рука, лежала на эфесе меча, левая рука придерживала ножны.

— Может, они спят, — прошептал Самос.

— Нет, — прошептал я в ответ.

— Они никак не реагируют на наше присутствие, — удивлённо сказал Самос.

— Но они знают, что мы здесь, — сказал я.

— Так всё-таки, что мы будем делать? — переспросил Самос, вытянув руку в сторону стола. — Может, я коснусь его?

— Не стоит этого делать, — прошептал я напряженно. — Неожиданное прикосновение может вызвать защитный рефлекс.

Самос отдёрнул руку.

— Кроме того, — напомнил я, — Они — слишком гордые и тщеславные существа. Они не приветствуют прикосновения человека, приходят в ярость от этого, и могут просто разорвать того, кто осмелился на такой поступок.

— Приятные ребята, — заметил Самос.

— У них, так же, как и у любых других рациональных существ имеются чувство собственности и определённый этикет, — пояснил я.

— Ты можешь относиться к ним, как рациональным существам? — удивился Самос.

— Конечно, их умственные способности и коварство, заставляют считать их рациональными, — сказал я.

— Это Тебя поразит, — продолжил я. — Но Ты должен знать, что с их точки зрения люди абсолютно не рациональные создания, мы для них низшие существа, и для большинства из них мы занимаем нишу лишь немного отличающуюся от еды.

— Тогда, зачем они вызвали нас на эти переговоры? — ещё больше удивился Самос.

— Я не знаю, — ответил я. — На сегодня, это для меня, самая занимательная загадка.

— Они не обращают на нас внимания, — разозлился Самос. В конце концов, он являлся представителем Царствующих Жрецов, и кроме того был первым капитаном совета капитанов, фактически правящего органа Порт-Кара.

— Похоже на то, — согласился я с ним.

— Что будем делать? — в который раз спросил Самос.

— Подождём ещё немного, — предложил я.

Снаружи, раздался крик хищного Ула, гигантского, зубастого, крылатого ящера, пролетающего над болотами.

— А каким образом была устроена эта встреча? — спросил я.

— Пару дней назад, мой человек нашёл цилиндр с сообщением, прямо на земле, посреди воинской тренировочной площадки. — Скорее всего, кто-то сбросил его туда ночью, со спины тарна.

— Думаешь одним из них? — спросил я.

— Сомнительно, — не согласился Самос, — Вряд ли кто-то из них мог летать над городом.

— Правильно, — сказал я.

— А это означает, что них есть союзники среди людей, — заявил Самос.

— Да, — не стал я спорить. В моих путешествиях и приключениях на Горе, я встречал немало союзников этих тварей, как мужчин, так и женщин. Женщины, неизменно, были довольно красивы. У меня даже возникло подозрение, что они были отобраны, из расчёта выполнить определённое задание, а потом — ошейник, клеймо и рабство. Несомненно, этот запланированный вариант их использования, им при вербовке никто не разъяснял. Одна из них, та, что когда-то была мисс Элисией Невинс, а теперь рабыней по кличке Элисиия в моем доме, как раз сейчас нагой прикована цепью за ошейник к моему рабскому кольцу, была именно такой дурочкой. Правда, вместо того, чтобы оказаться рабыней своих инопланетных союзников, или просто оказаться на невольничьем рынке, она стала рабыней одного из своих бывших врагов. Я полагаю, теперь Гор, даст её рабству особенно интимный и пугающий привкус. До рассветных сумерек оставался последний ан. Уже скоро, она была бы отстёгнута от кольца. За ней присматривают, даже во время туалета и мытья. А потом она присоединится к остальным моим женщинами. Как и всем прочим, ей выдадут на завтрак рабскую кашу, а после завтрака мытья своей деревянной миски, её ждёт ежедневная работа по дому в течение всего дня.

Мы вновь услышали, крик Ула снаружи здания. Тарны в развалинах загона зашевелились. Ул не станет нападать на тарна, птица гораздо сильнее, и просто порвёт ящера в клочья.

— А ведь мы глупцы, — сказал я Самосу.

— Как так? — вскинулся Самос.

— Да ведь ясно же, что с точки зрения наших друзей, мы должны следовать их протоколу на этой встрече. Это разумно.

— Не понял, — сказал Самос.

— Поставь себя в их место, — стал объяснять я. — Они больше и сильнее нас, а кроме того, наверняка, более свирепы и жестоки. Также, они расценивают себя как более разумный вид, чем мы, и как следствие являющийся доминирующей расой.

— И что из этого следует? — не понял Самос.

— А то, — сказал я, — что они, вполне естественно, не собираются обращаться к нам первыми, они ожидают, что мы начнём первыми.

— Значит, — наконец понял Самос, — я должен первым обратиться к этим животным, я — первый капитан великого города Порт-Кара, сияющего бриллианта блестящего моря Тасса?

— Правильно.

— Никогда, и ни за что, — прорычал он.

— Ты хочешь, чтобы это сделал я.

— Нет.

— Тогда начинай сам, — сказал я.

— Пошли отсюда, — заявил Самос сердито.

— На твоём месте, — сказал я. — Я бы не рискнул бы вызывать их недовольство.

— Ты думаешь, что они разозлятся? — спросил он.

— Этого следует ожидать, — ответил я. — Я не думаю, что они хотели бы так бесполезно провести эту ночь, да ещё и быть униженными людьми.

— Ну что же, в таком случае, я должен заговорить первым.

— Я бы рекомендовал так, и сделать, — согласился я.

— Хотя именно они, — заметил он, — вызвали нас на эти переговоры.

— Всё верно, — поощрял я Самоса. — Кроме того, было бы обидно, быть разорванным на части даже не узнав, ради чего они нас сюда вызвали?

— Несомненно, — сказал мой спутник, мрачно.

— Я могу быть убедительным, — признался я.

— Да уж, — вынужден был согласиться Самос.

Самос откашлялся. Он, конечно, не очень доволен, говорить первым, но он сделает это. Как многие работорговцы и пираты, Самос был, в общем-то, добрым малым.

— Тал, — сказал Самос, очевидно адресуя это приветствие к нашим косматым собратьям. — Тал, большие друзья.

Мы заметили, что мех задвигался, гигантские мускулы медленно, равномерно, начали сокращаться. Поскольку они лежали, будет трудно обнаружить или поразить, жизненно важные органы. Извиваясь, медленно, эти два создания разделились, и затем, медленно, казалось, выросли прямо на наших глазах. Самос и я отстранились. Их головы и руки были теперь на виду. Свет отражался от пары огромных глаз одного из них. На мгновение они засветились, как раскаленные медные диски, как будто у волка, или койота смотрящего из темноты костёр освещающий лагерь.

Теперь я мог видеть, как моргают большие, глубоко посаженные шары — глаза этой твари. Я мог рассмотреть зрачки, контрастно выделяющиеся на глазных яблоках. Эти существа в основном ведут ночной образ жизни. Их ночное зрение сильно превосходит человеческое. Их способность приспосабливаться к изменению освещённости, также намного выше, чем у людей. Предками этих существ, скорее всего, были кровавые ночные хищники. Кроме как от глаза, свет также, отражался от его клыков, и я видел, как длинный, темный язык высунулся из-за губ, и затем втянулся обратно в рот.

Существа, казалось, продолжали расти перед нами. Теперь они стояли вертикально. Их задние ноги, приблизительно восемь — десять дюймов толщиной, были не пропорционально короткими по сравнению с руками, размером приблизительно восемь дюймов в бицепсе, и около пяти дюймов в запястье. Рост большего из них, когда он стоял вертикально, был приблизительно девять футов, а меньшего — восемь с половиной. Я предполагаю, что вес большего составлял около девятисот фунтов, а меньшего — восемьсот пятьдесят фунтов. Это средние показатели роста и веса для этих существ. На стопах и ладонях было по шесть, похожих на щупальца, многосуставчатых пальцев. Ногти, или скорее когти на руках, обычно затачиваются, по-видимому, чтобы их можно было использовать в качестве оружия. Когти на ногах — выдвигающиеся, и обычно оставляются тупыми. Обычный метод нападения для этих тварей, выглядит примерно так: схватить жертву зубами за голову или за плечи, рвануть в сторону, а потом вспороть брюхо жертвы когтями задних ног и вырвать внутренности. Другим частым методом было, схватить жертву и разорвать ей горло или просто откусить голову.

— Тал, — повторил Самос, тревожно.

Я смотрел на тварей, стоящих по другую сторону стола. Я видел разум в их глазах.

— Тал, — повторил Самос ещё раз.

Их головы в ширину, были крупнее, чем ноги. На мордах выделялись мясистые носы с двумя ноздрями. Уши большие, широкие и заострённые, в данный момент были повёрнуты в нашу сторону. Это понравилось мне, поскольку это указывало, на то, что у них не было непосредственного намерения напасть на нас. Когда кюр нападает, уши прижимаются к голове, чтобы уменьшить вероятность их ранения. Это — общая особенность всех хищных плотоядных животных.

— Они не отвечают, возмутился Самос.

Я не отводя глаз от существ, пожал плечами.

— Давай подождём, — сказал я. Я не знал, какие именно протоколы этих существ, они ожидают, что мы будем соблюдать.

Сейчас твари стояли вертикально, но они могут передвигаться также и на четырёх конечностях, используя ноги и кулаки. Вертикальная стойка, увеличивает дальность обнаружения врага, и вероятно способствовала развитию и тонкости бинокулярного зрения. Горизонтальная стойка даёт большую скорость, и вероятно способствовала, через естественный отбор, развитию остроты обоняния и слуха. При беге кюры похожи на бабуинов, перемещающихся на четырёх руках. Обычно они падают на все четыре конечности, увеличивая скорость и увеличивающая силу удара.

— Один из них — Кровь, — заметил я.

— Что это значит? — не понял Самос.

— В их военных организациях, — начал объяснять я, — шесть таких животных составляют «Руку», а её лидера называют «Глаз». Две «Руки» и два «Глаза» составляют большую единицу, названную «Кюр» или «зверь», которым командует лидер — «Кровь».

Двенадцать таких единиц составляют «Группу», которой командует снова «Кровь», хотя из более высокого ранга. Двенадцать групп, которыми снова командует «Кровь», но ещё более высокого ранга, составляют Марш. Двенадцать маршей, это «Народ». Цифра двенадцать основа их двенадцатеричной математики, скорее всего, возникшей исторически, и основанной на количестве пальцев существ.

— Почему лидера называют «Кровь»? — спросил Самос.

— Мне кажется, это связано с древними верованиями этих созданий, — сказал я, — они считали, что процесс мышления является функцией крови, а не мозга, очевидно, эта терминология сохранилась в их языке. Подобные анахронизмы встречаются во многих языках, включая и гореанский.

— А кто командует Народом?

— Тот, кого, называют «Кровь Народа», насколько я это понимаю.

— Как Ты определил, что один из них — «Кровь».

— На левом запястье более крупной особи два кольца сделанных из красноватого сплава, — пояснил я. — Они сварены на запястье. Никакой гореанский инструмент не сможет разрезать их.

— Таким образом, у него довольно высокий ранг?

— Ниже, чем если бы он носил одно кольцо, — пояснил я. — Два таких кольца назначают лидера Группы. Его звание, таким образом, можно определить, как, тот, кто командует ста восьмьюдесятью своих товарищей.

— Это походит на капитана, — определил Самос.

— Да, можно сказать и так.

— Но не высокий капитан.

— Нет.

— Если он — Кровь, тогда он, почти наверняка, прибыл со стальных миров, — сделал заключение Самос.

— Да, — сказал я.

— У другого, — заметил Самос, — два золотых кольца в ушах.

— Он просто тщеславен, — сказал я. — Такие кольца служат только в качестве украшений. Возможно, что он — дипломат.

— Более крупный, очевидно, является главным, — сказал Самос.

— Он — Кровь.

На меньшем из них был широкий кожаный ремень, спускающийся от правого плеча до левого бедра. Я не мог видеть, какое снаряжение было на том ремне.

— Мы поприветствовали их, — произнёс Самос. — Почему они молчат?

— Очевидно, мы ещё не поприветствовали их должным образом, — предположил я.

— Сколько ещё, как Ты думаешь, они будут терпеть наше невежество?

— Не знаю, обычно, они не отличаются терпением.

— Ты думаешь, что они попытаются убить нас?

— Если бы они хотели, то давно бы сделали это. Возможностей у них было предостаточно, — заметил я.

— Я уже не знаю, как быть дальше.

— Следует оформить всё надлежащим образом. Мы имеем дело с Кровью, — начал рассуждать я, — Он, несомненно, прибыл непосредственно стальных миров. Мне кажется, что у меня есть идея.

— Что Ты можешь предложить? — заинтересовался Самос.

— Сколько раз Ты приветствовал их? — спросил я.

— Четыре — ответил Самос, ненадолго задумавшись, — Я сказал им «Тал» четыре раза.

— Точно, — сказал я. — Теперь, если одна из этих бестий захочет коснуться руки, или лапы, другого, то ладонь должна быть открытой, указывая, что оружия в ней нет, и что прикосновение мирное, то, сколько получится точек соприкосновения?

— Шесть.

— Эти существа, обычно, не переносят прикосновений людей, — продолжал я свои размышления, — Следуя человеческой аналогии, в таком приветствии должно быть шесть голосовых приветствий. Во всяком случае, это возможно. Я думаю, что количество шесть важно в этом вопросе.

Самос поднял свою левую руку. Медленно, молча, он разогнул по очереди четыре пальца. При этом он прижал мизинец левой руки правой.

— Тал, — сказал Капитан Порт-Кара, и отпустил свой мизинец. — Тал, повторил он, и разогнул последний палец.

После этого, меньший из этих двух существ начал двигаться. Я почувствовал, что покрылся гусиной кожей, а волосы в основании шеи встали дыбом.

Он обернулся, и, наклонившись, поднял большой щит, по размеру подходящий для такого гиганта. Зверь поднял щит перед нами, держа горизонтально, выпуклой стороной вниз. Мы могли видеть, что ремни щита были в порядке. Затем он положил щит на пол, рядом со столом, слева от себя. Потом снова повернулся и наклонился. На сей раз, он продемонстрировал нам мощное, приблизительно двенадцатифутовое копье, с длинным коническим бронзовым наконечником. Держа копьё двумя руками горизонтально поперёк тела, он протянул его в нашу сторону, вернул к себе, а затем также положил на пол слева, около щита. Диаметр древка копья составлял приблизительно три дюйма. Бронзовый наконечник, возможно, весил где-то двадцать фунтов.

— Они чтят нас, — догадался Самос.

— Так же как мы сделали для них, — сказал я.

Смысл действий кюров, подъем оружия, и затем укладывание его рядом с собой, был понятен. Это действие, соответствовало общегореанскому предложению перемирия. То, что существа сочли целесообразным использовать этот человеческий ритуал, было замечательно. Я счёл это, желанием договорится. Они казались заинтересованными в благоприятном результате. Я задавался вопросом, что же им нужно. Однако наверняка это было известно, только более светлому и меньшему, из этих двух существ, носящему кольца в ушах, тому, кто исполнил весь этот ритуал. Более крупный зверь — Кровь не шевелясь, стоял в стороне. Безусловно, все эти действия были выполнены в его присутствии. Значит, это было достаточными доказательствами их принятия и им тоже. Я отметил, обстоятельство, которое всегда замечает воин, копье было помещено слева от них, и наконечник, также был направлен в левую сторону. Оно лежало, таким образом, и было ориентировано так, что Кровь, что стоял слева, с их точки зрения, если это он был правшой, а большинство кюров таковы, как впрочем, и люди, мог легко наклониться и схватить его.

— Я вижу, что они пришли не для капитуляции, — сказал Самос.

— Нет, — согласился я. Ремни щита, которые были видны нам, так как щит лежал вниз выпуклой стороной, не были не оторванный, или отрезаны, сделало бы щит бесполезным. Так же древко копья не было сломано. Они прибыли не для сдачи.

Губы меньшего приоткрылись, обнажая клыки.

Самос отпрянул. Его рука самопроизвольно потянулась эфесу его меча.

— Нет, — успокоил я его. — Он пытается подражать человеческой улыбке.

Существо тогда отстегнуло, от широкой портупеи металлический, продолговатый ящичек, и поместило его на стол.

— Это — переводчик, — пояснил я Самосу. Я видел один в их северном комплексе, несколькими годами ранее.

— Я не доверяю этим бестиям, — сказал Самос.

— Некоторые из них специально обучены, — сказал я, — и могут понимать гореанский.

— Ого! — удивился Самос.

Меньший, из этих двух существ повернулся к большему, и что-то ему сказал.

Их речь напоминает последовательность рыков, визгов и хриплых горловых вибраций. Издаваемые ими звуки являются криками животных, причём такими, которые совершенно естественно ассоциируются с большим, сильным, хищным плотоядным животным. Но всё же, с другой стороны, мелодичность, точность и качество, слышимые в них, позволяют безошибочно ассоциировать их с языком.

Больший, медленно кивнул своей огромной, косматой головой. Концы двух верхних длинных, кривых клыков, показались из-за его плотно сжатых губ. Он наблюдал за нами.

Меньший, из зверей, тем временем, возился с устройством на столе.

Наклон головы вперёд является почти универсальным жестом согласия, как для демонстрации подчинения, так согласия с другой стороной. Жест несогласия, с другой стороны, имеет намного большее разнообразие. Мотание головой из стороны в сторону, среди разумных существ, используется в качестве отрицания. Есть много других формы не согласия, например, качать головой с бока на бок, или кривить губы, указывая на отвращение, или даже на изгнание нежелательного. Плюнуть, отпрянуть, поднять голову, или вытянуть шею, иногда показать зубы или вздрогнуть всем телом всё это будет понято, как отказ от положительного ответа.

— Безусловно, — сказал я, — для них чрезвычайно трудно говорить по-гореански, или на другом человеческом языке. Им, учитывая природу их полости рта, горла, языка, губ и зубов очень трудно воспроизвести человеческие фонемы.

Они могут, однако, иногда с ужасающим акцентом, приблизиться к нашей речи. Я вздрогнул. Несколько раз, уже слышал такие попытки кюров говорить по-гореански. Это приводило в замешательство, услышать человеческую речь, или что-то напоминающее человеческую речь, исходящее от такого источника. Я был рад, что в этот раз у них имелся переводчик.

— Посмотри, — привлёк моё внимание Самос.

— Да, вижу, — сказал я.

Маленький, конический, красный огонёк загорелся на верхней грани прибора.

Меньший, из монстров выпрямился, и начал говорить.

Первоначально, мы не поняли, ничего из того, что это сказало. Мы слушали его, не шевелясь, в тусклом, бледно-желтоватом, мерцающем свете незакрытого ставнями потайного фонаря, среди темных, танцующих теней заброшенной тарновой фермы.

Я автоматически отмечал блеск золотых колец в его ушах, и влажность слюны на его темных губах и клыках.

— Я — Ког, — донеслось из переводчика. — Я ниже колец. Со мной Сардак, он из колец. Я говорю от имени Народов, и вождей Народов, те, кто стоит выше колец. Я приветствую Вас от лица Властителей, Хранителей и Держателей. Я не приветствую Вас от лица подлых колец, изгнанных, неназванных и малодушных. Так же не приветствую Вас от наших домашних животных, тех, кто является или не является людьми. Короче говоря, честь Вам и почтение, приносят те, кто наделен широкими полномочиями, и никаких слов от недостойных чести. Таким образом, я приветствую Вас от имени Народов, от имени Племенных Скал и Стальных Миров. Я приветствую Вас домов тысячи племен.

Эти слова, и словосочетания, доносились из переводчика, в интервалах между фразами существа. Они произносились механическим голосом без каких-либо интонаций. Создать интонации, а так же выразительное звучание, высоту и напряжение звуков, присущие живой речи, к сожалению, переводчик не в состоянии. Он выдаёт речь в виде формальной, высушенной продукции.

Такой перевод, является часто несовершенным, или, по крайней мере, неуклюжим и неудобоваримым. В действительности, именно эти особенности мешают начать массовое производство таких машины, но как только это смогут скорректировать, и небольшие трудности в понимании сути того, что говорится, исчезнут, можно будет ставить их производство на поток. В моем представлении в выходную речь переводчика стоит добавить некоторую фамильярность. В частности я бы снял ограничения с кое-каких фраз и подправил различные грамматические ошибки. С другой стороны, учитывая тот факт, что я перевожу ещё и на английский, то такой двойной перевод сильно отдаляется от оригинала. Я думаю, что вышеупомянутый перевод не очень соответствует букве сказанного, но передаёт смысл монолога. С другой стороны, я не утверждаю, что понял все тонкости перевода. Например, я не уверен в кольцевой структуре и назначении ссылок на племенные скалы.

— Самос, я думаю — сказал я, — Ты, должен, ответить.

— Я — Самос, — заговорил мой спутник, — и я благодарю Вас за Ваши сердечные и радушные приветствия.

Мы с Самосом зачарованно услышали, произнесённую фразу, с одним исключением, преобразованную в цепочку рычания и гортанного хрипа исходящего из устройства. Машина, по-видимому, приняла и зарегистрировала гореанские фонемы, и затем просканировала фонематический вход для данной комбинации фонем, которые отобразились гореанскими когнитивными единицами, или морфемами. Таким образом, морфемы, или лингвистические когнитивные единицы, по крайней мере, распознанные единицы, не возникают в приборе сами по себе. Человек переводчик слышит речь, и понимает её морфемно, затем распознаёт и перерабатывает в новые фонетические структуры. В случае с машиной согласование просто между звуковыми структурами, напрямую, идёт через компьютер, который является источником понимания. Безусловно, тот, кто смог создать и запрограммировать такое устройство обладал далеко не средним лингвистическим талантом. Мы действительно, услышали одно гореанское слово в переведённой фразе. Это было имя — Самос. Когда машина сталкивается с фонемой или фонетической комбинацией, которая не связывается с фонемой или комбинацией фонем на новом языке, она выдаёт эту фонему как часть переведённой фразы. Например, если кто-то произносит бессмысленные слоги в устройство, та же самая бессмыслица, будет воспроизведена на выходе, не считая, конечно, случайных совпадений.

Существа, так же, услышали имя Самоса. Могли ли они произнести это имя или нет, или насколько точно они могли это сделать, я не знаю. Это должно зависеть от способностей их речевого аппарата. Надо заметить, что оно отличается по звучанию, от имён этих двух созданий, Ког и Сардак. Эти имена звучали в гореанских фонемах, а не в фонемах собственного языка кюров. Конечно, это может означать что, по крайней мере, эти два имени, были заложены в программу прибора. Переводчик, несомненно, был улучшен, чтобы помочь этим двум особям в выполнении их миссии. По-видимому, ни я, ни Самос, не смогли бы произнести подлинные имена монстров. Ког и Сардак, несомненно, соответствовали их подлинными именами, и, учитывая некоторый тип фонетической транскрипции, были приемлемы для наших собеседников. Вероятно, имело место некоторое совпадение слогов.

— Я приветствую Вас, — продолжил Самос, — от лица Совета Капитанов Порт-Кара, Бриллианта сияющей Тассы.

Я видел, что губы существ раздвинулись. Я, также, улыбнулся. Самос, на самом деле, был предусмотрителен. Что Совет Капитанов мог знать об этих существах, или о военных кольцах Стальных миров? Он не идентифицировал себя как представитель тех сил, что выступают против захвата планеты, так страстно желаемого нашими дикими коллегами. Непосредственно я, поскольку служу Царствующим Жрецам, не рассматриваю себя как друга этих животных. Мое копье, в таких вопросах, если можно так выразиться, было свободно. Я могу вести свои собственные войны, свои собственные предприятия.

— Я приветствую Вас также, — говорил Самос, — от имени свободных мужчин Порт-Кара. Я не приветствую Вас, конечно, от тех, кто не достоин, чтобы приветствовать Вас, например, от наших рабов, которые являются ничем, и всего лишь работают на нас, и используются для нашего развлечения или удовольствия.

Ког коротко склонил его голову. Я думал, что Самос всё сказал правильно. Рабы на Горе, это домашние животные. Обученный слин, проданный на рынке слинов, обычно приносит более высокий доход, чем даже красивая девушка, проданная обнажённой на невольничьем рынке. Все, конечно, зависит от спроса и предложения. Красивые рабыни вообще-то дёшевы на Горе, в значительной степени из-за частых захватов и разведения. Весьма обычно, для большинства городов, что девушка-рабыня стоит не больше одного тарска серебром. Девушки хорошо это знают, и это помогает им понять свое место в обществе.

— Я говорю от имени Народов, от имени Стальных Миров, — сказал Ког.

— Вы говорите от имени всех Народов, и от имени всех Стальных Миров? — спросил Самос.

— Да, — подтвердил Ког.

— Вы говорите от имени всех таковых из Народов, и всех таковых из Стальных Миров? — переспросил Самос. Я думаю, это был интересный вопрос. Он, конечно, несколько отличался от предыдущего вопроса. Мы знали, что среди них существуют несколько групп и партий с различными мнениями относительно тактики, но не конечной цели. Мы познакомились с этим в Тахари.

— Да, — ответил Ког, решительно.

Когда Ког давал ответ на этот вопрос, я намеренно, наблюдал не за ним, а за другим кюром. Все же я не разглядел ни вспышки сомнения или беспокойства в его глазах, ни рефлекторного движения широких ушей. Зато, сам Сардак немного обнажил зубы, заметив мое внимание. Похоже, моя попытка прочитать его реакцию, показалась ему забавной.

— Говорите ли Вы от имени Царствующих Жрецов? — спросил Ког.

— Я не могу этого сделать, — отказался Самос.

— Интересно, — сказал Ког.

— Если Вы желаете говорить с Царствующим Жрецами, — пояснил Самос, — Вам следует пойти в Сардар.

— Что представляют собой Царствующие Жрецы? — поинтересовался Ког.

— Я не знаю.

Я подобрался, похоже, у наших противников, не было ясного представления о природе Царствующих Жрецов.

Они непосредственно не видели Царствующих Жрецов, зато из силу испытали в полной мере. И как осторожные хищники, они опасались их. Царствующие Жрецы, проявляли мудрость, не вступая в непосредственную конфронтацию с кюрами. Было совершено несколько пробных и бесполезных попыток военного вторжения монстров, окончившихся для них печально, как я подозревал, из-за их незнания истинного характера и силы странных и таинственных жителей Сардара. Если эти твари узнают природу Царствующих Жрецов, и особенно текущее состояние дел, в которое они попали в результате катастрофической гражданской войны в Гнезде, у меня не было сомнений, что сигналы к вторжению почти немедленно будут переданы к стальным мирам. И уже через неделю серебристые корабли пришельцев будут на просторах Гора.

— Мы знаем природу Царствующим Жрецам, — сказал Ког. — Они очень походят на нас.

— Я не знаю, — повторил Самос.

— Они должны быть такими же, — заявил Ког, — иначе они не смогли бы стать доминирующей формой жизни.

— Всё возможно, — сказал Самос. — Но я не знаю.

Больший, из этих двух монстров, во время этого обмена мнениями, наблюдал за мной. Я улыбнулся ему. Его уши дернулись от раздражения. Потом ещё раз, что-то было в этом величественное, дикое и угрожающее.

— Вы можете говорить от имени мужчин обоих миров? — спросил Ког. Имелись в виду, несомненно, Земля и Гор.

— Нет, не могу — отказался Самос.

— Но Вы — человек, — настаивал Ког.

— Я — только один человек.

— Их раса еще не достигла полного объединения индивидуальностей, — объяснил Сардак, своему товарищу. Его замечание, конечно, было принято переводчиком и обработано, как если бы оно было адресовано нам.

— Это верно, — согласился Ког. Я задался вопросом, услышав, что кюры достигли объединения народов. Я был склонен сомневаться относительно этого. Пришельцы, были особями территориальными, индивидуалистическими и агрессивными, совсем как люди. Вряд ли бы, они сочли интересными и подходящими для себя более мягкие идеалы травоядных особей. Ошибочные гипотезы социального редуктивизма явно не для них.

Все существа в мире разные, более того они и не должны быть одинаковыми. Джунгли могут быть столь же привлекательными, как сады. Леопарды и волки такой же законный элемент природы, как спаниели и картофель. Объединение разновидностей, как мне кажется, будет не благословением, а ловушкой, отравой, патологией и проклятием, социальным курортом, в котором большой и сильный будет уменьшен, или должен симулировать уменьшение до уровня раболепия и ползания, до состояния карлика. Безусловно, и в этом случае надо кому-то принимать решения. Естественно, что маленькие и слабые примут одно решение, а большие и сильные другое. Нет никакого единого человечества, как не существует единой рубашки, универсальной пары обуви, или униформы, есть только серая масса, в которую превратятся все люди. У каждого человека есть возможность выбора. Или он отрицает это, и видит только свои собственные горизонты. Или он соглашается, и становится убийцей своего лучшего будущего.

— Жаль, — сказал Сардак, обращаясь к Когу, — что они не достигли объединения индивидуальностей. Ничего, как только они избавятся от Царствующих Жрецов, нам будет легче отвести их загоны для скота.

— Это так, — согласился Ког.

То, что сказал Сардак, по моему мнению, было абсолютно верно. Слишком централизованные структуры легче всего подрываются и ниспровергаются. Обрыв одной пряди сети может обрушить весь мир. Сто восемьдесят три воина однажды завоевали целую империю.

— Вы можете говорить от имени Совета Капитанов Порт-Кара? — спросил Ког.

— Только по вопросам, имеющим отношение к Порт-Кару, и только после решения совета, принятого после консультации, — ответил Самос. Это было не совсем точно, но это было близко к истине. Но это было подходящим ответом, при данных обстоятельствах. Не думаю, что наши собеседники были знакомы с муниципальными процедурами.

— Однако Вы имеете определенные полномочия исполнительной власти, не так ли? — настаивал Ког. Я восхитился этими монстрами. Они хорошо подготовились к своей миссии.

— Да, — вынужден был согласиться Самос, — но они вряд ли будут касаться тех вопросов, что мы, вероятно, будем здесь обсуждать.

— Я понял, — сказал Ког. — От имени кого, в таком случае, Вы говорите?

— Я говорю, — усмехнулся Самос, — от имени Самоса из Порт-Кара, от своего собственного имени.

Ког схватил переводчик и повернулся к Сардаку. Они переговорили на своём языке в течение нескольких мгновений. За тем Ког вернул прибор назад на стол. На сей раз, маленький, конический красный свет загорелся почти немедленно.

— Хорошо, этого для нас достаточно, — вновь заговорил Ког.

Самос слегка отстранился.

Ког отвернулся, и достал кожаный тубус, затем своими большими, волосатыми, похожими на щупальца пальцами, с затуплёнными когтями, снял крышку.

Я подозреваю, что эти два существа не поверили Самосу, когда он возражал им, что мог говорить только от имени себя. Как минимум, они были уверены, что он в значительной мере вовлечен в дела Царствующих Жрецов.

Кроме того у них, похоже, не было альтернативы контакту с ним.

Из длинного, кожаного тубуса Ког вытащил, что-то, туго завёрнутое в лоскут мягкой дубленой кожи. Свёрток был светлым, почти белым, завязанным тесьмой. От него шёл лёгкий запах дыма, вероятно от дыма терлового кустарника. Такая кожа, становится водонепроницаемой, если её прокоптить. Обычно для этого кожа оборачивается вокруг маленькой треноги из шестов, а внутри этого сооружения разжигается небольшой костерок на ветках и листьях терлового кустарника, при этом остаётся легкий запах дыма.

Ког положил свёрток на стол. Это была не сыромятная кожа, а мягко-дубленная, как я и предположил. При производстве недубленой кожи, тщательно очищенный от мяса кусок растягивают и прибивают к ровной поверхности, чтобы просушить солнцем и ветром. Такая кожа в дальнейшем, может нарезаться и идти в дело без дальнейшей обработки. Этот продукт, грубый и жесткий, может использоваться для таких вещей как щиты, панцири, ремни или веревки. Смягчение кожи, наоборот, является намного более трудной задачей. При мягком дублении снятая кожа, должна пропитаться салом, маслами и жирами, обычно вытопленными из мозгов животных. Они втираются в кожу, с помощью мягкого плоского камня. Далее кожа смачивается водой, плотно скручивается, убирается в прохладное тёмное место, подальше от солнца и высокой температуры, на несколько дней. За это время, смягчающие вещества — жиры и масла, полностью проникают в кожу. Теперь кожу надо развернуть, и протирать, мять и растягивать в течение нескольких часов. Конечный продукт из коричневого становится светло-кремовым, и может обрабатываться и нарезаться также легко как ткань.

— Известен ли Вам, — спросил Ког, — тот, кого зовут Зарендаргар?

— Кто такой этот Зарендаргар? — сделал вид, что не понял Самос.

— Давайте не будем тратить время друг друга впустую, — предложил Ког.

Самос побледнел.

Я был рад, что, снаружи, вокруг этого заброшенного здания, дежурили несколько охранников. Они были вооружены арбалетами. Железные болты этих самострелов, веся приблизительно фунт, были способны войти на глубину около четырех дюймов в твёрдое дерево, при выстреле с приблизительно двадцати ярдов. Вот только, к тому времени, как охранники войдут в здание, мы с Самос, можем быть наполовину съедены.

Ког пристально посмотрел на Самоса.

— Зарендаргар, — сказал Самос, — был знаменитым командующим стальных миров, боевым генералом. Он погиб во время разрушения снабженческого комплекса в Арктике.

— Зарендаргар жив, — заявил Ког.

Я был поражен этим заявлением. Это казалось мне невозможным. Разрушение комплекса было полным. Я был свидетелем этого, находясь всего в нескольких пасангах на льду, в арктической ночи. Комплекс был превращён в радиоактивный ад. Даже ледяное море при этом, всколыхнулось и вскипело.

— Зарендаргар не мог остаться в живых. — Это был первый раз, когда я вступил в общение с монстрами. Возможно, я не должен был этого делать, но я имел непосредственное отношение к предмету разговора. Я видел взрыв. Я, даже издалека, был наполовину ослеплен вспышкой, и, некоторое время спустя, оглушён звуком, ударной волной и опалён высокой температурой.

Форма, высота и ужас того высокого, расширяющегося, грибовидного облака были тем, чего я никогда не забуду.

— Никто не смог бы выжить в том взрыве, — сказал я. — ни там, ни рядом с ним. — Я был там.

— Мы знаем, — сказал Ког.

— Зарендаргар мертв, — повторил я.

Ког, тем временем разворачивал свёрток на столе. Он делал это таким образом, чтобы Самос и я могли видеть всё. Волосы встали дыбом у меня на затылке.

— Вам знакомы такие вещи? — спросил Ког Самоса.

— Нет, — ответил Самос.

— Я видел подобные, — сказал я, — Но только не здесь, а в другом мире. Я видел это в местах, называемых музеями. Такие вещи больше не делают.

— Кожа кажется Вам старой, — осведомился Ког, — Потемневшей, хрупкой, потрескавшейся, истончённой, дряхлой?

— Нет, — сказал я.

— Посмотрите на цвета, — предложил Ког. — Они выглядят старыми? Они кажутся Вам увядшими?

— Нет. Они яркие и свежие.

— Молекулярный анализ, а также проверка степени высыхания, показывает, что этот материал, и нанесённые на него пигменты, не старше двух лет. Это предположение подкрепляется данными сравнительного анализа, этого образца кожи с другими, датирование которых известно и не вызывает сомнений.

— Да, — вынужден был согласиться я. Я знал, что эти монстры, в своих стальных мирах, обладают передовыми технологиями. У меня были некоторые сомнения, но скорее всего, их технические и химические возможности вполне позволяли установить точную датировку рассматриваемой кожи и использованной краски. Кроме того, я не мог оспорить их утверждение. Ведь, все исходные данные были в их распоряжении, а не у меня. Ну не имел я никаких возможностей проверить эти факты. А то что, что эти животные, здесь использовали столь примитивное оружие, было следствием их страха перед Царствующими Жрецами.

Ношение иного оружия, могло бы стать фатальной ошибкой, для представителей их расы, которые проживали на Горе и происходили от особей, давным-давно высадившихся и застрявших на планете. Царствующие Жрецы, в целом, смотрели на них сквозь пальцы. Им разрешают жить, так как они живут и где они живут на Горе, даже по своим древним законам и традициям, при условии не нарушения гореанского Закона об Оружии и Технологических Ограничениях. Безусловно, эти бестии, оторвавшись от корабельной дисциплины, через одно поколения или два, скатились в варварство. В общем, они заняли часть Гора, не населяемую людьми. Царствующие Жрецы заботятся о своем мире, но их главные интересы находятся внутри планеты, а не на её поверхности.

Практически жизнь на Горе идёт своим чередом, как если бы они и вовсе не существовали. Безусловно, они заинтересованы в том, чтобы поддерживать естественные экосистемы планеты. Они мудры, но даже они избегают вмешиваться в точные и тонкие системы, которые развивались четыре миллиарда лет. Кто знает, какой эффект вызовет одна смещенная молекула по-прошествии тысячи лет?

Я смотрел на Кога и Сардака. Вот эти существа, тысячи лет назад, разрушили свой собственный мир. Теперь они захотели другой. Царствующие Жрецы, величественные и сиятельные, далёкие, безобидные и терпимые, были тем, что стояло между Когом и Сардаком, и Землёй и Гором.

— Это, — сказал Ког, глядя на Самоса, — Кожа истории.

— Я понял, — ответил Самос.

— Это — произведение краснокожих дикарей, — продолжил Ког, — представителя одного из племен населяющих Прерии.

— Ясно, — сказал Самос.

Краснокожие дикари, как их обычно называют на Горе, и расово и культурно отличаются от Краснокожих Охотников Севера. Они более стройные, более длинноногие, их дочери созревают раньше, и их младенцы рождаются без синего пятна в основании спинного хребта, в отличие от большинства краснокожих охотников. Они ведут кочевой образ жизни, их культура привязана к травоядной, высокой кайиле, по существу тем же самые животным, что и виденные мной в Тахари, имеющим широкие стопы, позволяющие не проваливаться в глубоком песке, и кочующим, стадным, медленнорастущим трёхрогим кайилиаукам. Правда, некоторые племена не приручают и не используют кайил, зато эти племена приручили тарнов, именно они являются самыми опасными из всех.

Хотя существуют многочисленные физиологические и культурные различия среди этих народов, они все вместе обычно обозначаются как краснокожие дикари. По-видимому, это результат того, что сведения о них слишком скупы, вся информация сводится к характеристикам хитрые, жестокие и коварные. Они, кажется, живут для охоты и междоусобной войны, которая, похоже, служит им в качестве спорта и религии. Интересно, что большинство из этих племен, может быть объединено только ненавистью к белым, ненавистью неизменной в любые времена, имеющей приоритет перед всеми внутренними разногласиями и враждой. Чтобы напасть на белых, нарушивших границы их земель, поднимается копье войны, и тогда забывается даже длительная вражда, и кровные враги встанут плечом к плечу. И собираются племена, друзья и враги — неважно, для этого сражения. Как говорят, это выглядит грандиозно. В силу чего, такие события сохраняются в истории народов, и называются Памятью.

— История начинается здесь, — сказал Ког, указывая на центр кожи. От этой точки начиналась плавная спираль из рисунков и пиктограмм. При повороте кожи последовательно каждый рисунок оказывался в центре внимания, вначале рассказчика, а позже остальных зрителей. Каждое событие зарисованной истории, таким образом, разворачивалось перед нами как в живую.

— Во многих отношениях, — продолжал Ког, — эта история весьма типична. Эти знаки указывают на племенной лагерь. Поскольку количество домиков небольшое, то это — зимний лагерь. Мы можем также подтвердить этот вывод, исходя из этих точек, которые изображают снег.

Я смотрел на рисунки. Они были сделаны тщательно и красочно. Они были, в целом, маленькими, точными и тонкими, как миниатюры. Человек, который наносил краски, покрывающие холст, был и терпелив и искусен. Также, он был очень осторожен. Эта осторожность является особенностью таких работ.

— Эта зубчатая линия, — сказал Ког, — висящая в лагере, указывает режущее чувство в животе — голод. Вот человек, который, как мы полагаем, и был художником, и которого мы называем Два Пера, из-за этих двух перьев изображённых рядом, надевает снегоступы и покидает лагерь. Он берет с собой лук и стрелы.

Я наблюдал, что Ког медленно поворачивал кожу, отмечая рисунки на коже указкой. Многие из них были обрисованы черными контурами. Области внутри, были раскрашены. Основные используемые пигменты были желтый, красный, коричневый и чёрный. Они производятся из земли, глины и отваров корней. Синий пигмент можно получить из синего ила, экскрементов животных и отвара древесных гнилушек. Зеленый можно добыть из множества источников: из грунта, отвала гнилой древесины, медной руды и водорослей. Краски получают, разводя пигменты в горячей воде и смешивая с клеем. Наносятся краски, в основном пожеванной палочкой, маленькой щёточкой, или ручкой сделанной из пористой кости, обычно отрезанной от края лопатки или тазовой кости кайилиаука. Обе эти кости сильно испещрены порами, и удобны для тонкого нанесения краски.

— Этот человек путешествует в течение двух дней, — объяснил Ког, указывая на два желтых солнца, нарисованные на коже. — На третий день он находит след кайилиаука. Он следует за животным. Он пьет талую воду, помещая снег в рот и отогревая его. Он ест высушенное мясо, в этот день он не разводит огня. Из этого мы можем предположить, что он уже находится в землях врагов. К вечеру четвертого дня он находит больше следов. Это следы других охотников, верхом на кайилах преследующих кайилиаука. Трудно определить их число, поскольку они едут цепочкой, чтобы следы одного животного скрывались следами следующего. У него тяжело на сердце. Должен ли он возвратиться? Он не знает, что сделать. Он должен разобраться с этим вопросом во сне.

— Конечно, — заметил Самос, — это всё только предположения.

— Я не думаю так, — не согласился Ког.

— Эта кожа, — не сдавался Самос, — могла быть всего лишь бредом больного воображения примитивного дикаря. Также это могло, быть не что иное как изображение странного сна.

— Организация и точность рисунка предлагают рациональность, — сказал Ког.

— Это — не более чем пересказ сна, — настаивал Самос.

— Всё возможно, — не стал спорить Ког.

— Эти люди не всегда различают ясно свои сны и реальность, — проворчал Самос.

— Они их различают ясно, — ответил Ког. — Просто, они считают их реальными.

— Пожалуйста, продолжайте, — попросил я.

— Здесь, во сне, — продолжил Ког, указывая на серию пиктограмм, которые следовали за маленькой спиральной линией, — Мы видим, что кайилиаук приглашает человека на пир. Это — по-видимому, благоприятный знак. На пиру, однако, в вигваме кайилиаука есть тёмный гость. Его черты неясны, как Вы можете видеть. Человек боится. Он чувствует огромную силу в этом тёмном госте. Кайилиаук, однако, убеждает человека не бояться. Человек берет мясо из рук тёмного гостя. Кайилиаук говорит ему, что это будет его союзник и защитник. Он может взять его, как свой оберег. Человек просыпается. Он очень напуган. Он боится этого странного талисмана. Сон силён, и человек знает, что не может его игнорировать. С этого времени он знает, что его магический помощник — таинственный тёмный гость.

— Отчего, — спросил Самос, — человек думает, что приобрёл этого магического помощника?

— Конечно, человек будет думать, что получил его из мира магии, — ответил Ког.

— Выглядит как интересный пророческий сон, — заметил я.

— Конечно, сон неоднозначен, — сказал Самос. — Видите? Черты тёмного гостя неясны.

— Верно, — согласился я. — Тем не менее, его размеры, и его внушающий ужас облик, и сила, особенно в сравнении вигвамом очевидны.

— Вы также можете заметить, — обратил наше внимание Ког, — что он сидит позади огня. Это почётное место.

— Всё это, не более чем догадки, — настаивал на своём Самос.

— Это точно, — сказал я. — Но все же, дело представляет интерес.

— Человек, возможно, когда-то видел таких существ, или слышал о них, и впоследствии забыл о них.

— Это вполне вероятно, как мне кажется, — согласился я с Самосом.

— Но почему, во сне, в этом сне, — задался вопросом Самос, — тёмный гость должен был бы появиться?

— Возможно, — предположил я, — из-за тяжелого положения человека и потребности в помощи. В такой ситуации хочется иметь могущественного помощника. Страстное желание, соответственно, могло вызвать произошедшее.

— Конечно, — подтвердил Самос.

— Рассматривая события следующего дня, — встрял в наш диалог Ког, — Я думаю, что у Вас появятся более вероятные альтернативные объяснения. Это не должно, конечно, исключать того, что человек, в его затруднительном положении, и отчаянных условиях, не призывал могущественного союзника.

— Что Вы имеете в виду? — спросил я.

— Это могло быть, ранее, в течение дня, он видел, образ могущественного помощника, но только во сне интерпретировал его.

— Это правдоподобно.

— Даже более чем правдоподобно и интересно, — продолжил Ког, — Я подозреваю, что тёмный гость, в том залитом лунным светом снегу, действительно явился человеку. Человек, голодный, опустошенный, проваливающийся с сон, находящийся на грани между сном и явью, не мог ясно осознать, что видел его. Он тогда соединился, с его сном, а дикарь постигал это в пределах его собственной концептуальной основы.

— Интересная идея, — сказал я.

— Но кажется маловероятным то, что пути человека и его помощника могли бы пересечься в обширных, пустынных просторах засыпанных снегом Прерий — заметил Самос.

— Да, если только оба не преследовали того же кайилиаука, — сказал Ког.

— Почему этот помощник не съел человека? — спросил я.

— Возможно, потому что он охотился на кайилиаука, а не на человека. — Предположил Ког, — Возможно, потому что, если бы это убило человека, то оно могло опасаться, что другие мужчины стали бы преследовать его, чтобы убить в свою очередь.

— Всё может быть, — сказал я.

— Также, — усмехнулся Ког, — Кайилиаук вкуснее, человечины, я это знаю. Я пробовал и то, и другое.

— Тебе видней, — не стал спорить я.

— Если помощник подходил к человеку, — сказал Самос, — Там не были бы следы на снегу.

— Несомненно, — согласился Ког.

— Были ли следы? — спросил Самос.

— Нет.

— Значит, это был сон, — высказал своё мнение Самос.

— Отсутствие следов было принято человеком, как доказательство того, что помощник происходил из волшебного мира, — сказал Ког.

— Естественно, — сказал Самос.

— Соответственно, человек и не искал их.

— Значит, Вы полагаете, что такие следы были, — угадал Самос.

— Конечно, просто, около лагеря, они были заметены.

— В таком случае, с точки зрения человека, — размышлял Самос, — получилось, что тёмный гость появился и исчез со всей таинственностью гостя из магического мира.

— Да, это так, — подтвердил Ког.

— Интересно, — задумался Самос.

— Совершенно ясно, — сказал Ког, — что так человек видел ситуацию, и не важно, был он прав или нет. Это так же ясно и бесспорно как, события следующего дня. Они изображены чётко и однозначно.

Ког ловкими, шестисуставчатыми, длинными пальцами, повернул кожу на четверть оборота.

— Утром, — продолжил историю Ког, — человек, вдохновленный его сном, возобновил свою охоту. Пошёл снег. — Я заметил точки между бледной поверхностью земли и полукругом неба. — Снег и ветер, скрыли следы. Тем не менее, человек двигался, помня пророчество кайилиаука исследуя наиболее удобные места для добычи корней или травы из-под снежного покрова. Он не боялся терять след, и благодаря его сну он был неустрашим. На снегоступах, он мог двигаться быстрее, чем проваливающийся в снег кайилиаук. Действительно, на длинной дистанции, в таком снегу, он мог соревноваться в скорости с бредущей кайилой. Так же, как Вы знаете, кайилиаук редко перемещается ночью.

Кстати, кайилиаук, о котором идёт речь, это кайилиаук Прерий. Гигантское, опасное животное, часто достигающее от двадцати до двадцати пяти локтей в холке и весящее целых четыре тысячи фунтов. Он почти никогда не пасётся в глубоком снегу, в котором почти беспомощен. Животное в панике убегает от человека едущего верхом на кайиле, однако, опытный охотник может убить его одной единственной стрелой. Он подъезжает вплотную к животному, практически на расстояние одного ярда, лишь избегая зоны досягаемости трёх мощных рогов зверя, чтобы выстрелить из своего маленького, но поразительно мощного лука. С такого расстояния стрела может вонзиться в тело по самые перья.

В идеале удар наносится в кишечную впадину позади последнего ребра, вызывая крупномасштабное внутреннее кровоизлияние, либо под левую лопатку пробивая восьмиклапанное сердце.

Охотничья стрела, к слову снабжена длинным коническим наконечником, крепко закрепленным к древку. Это облегчает извлечение стрелы из тела жертвы. Боевая стрела, наоборот, оснащается треугольным наконечником с острыми задними углами, результатом чего является трудность извлечения стрелы из раны. Наконечник боевой стрелы, кроме того, прикреплен менее надежно к древку, чем у охотничьей. Наконечник, таким образом, останется в теле, если попытаться вытащить стрелу, что сделано намеренно. Боевую стрелу надо протолкнуть сквозь тело, отломить наконечник, и затем выдернуть древко. В других случаях, если наконечник останется в теле, да ещё и сместится в сторону, приходится определять его местоположение с помощью с костяного или деревянного щупа, после чего вырезать ножом. Есть мужчины пережившие это. Многое зависит, конечно, от места, где застрял наконечник.

Наконечники различных боевых и охотничьих стрел, у разных воинов различаются ещё и способом ориентации плоскости наконечника относительно прорези на обратном конце древка. В боевых стрелах плоскость наконечника перпендикулярна к плоскости прорези. При стрельбе, таким образом, наконечник примерно параллелен земле. А вот в охотничьих стрелах, всё наоборот, плоскость наконечника параллельна плоскости прорези. При стрельбе плоскость наконечника перпендикулярна земле. Причина этих различий в ориентации наконечника особенно весома при стрельбе в упор, прежде чем стрела начинает вращаться в воздухе — ребра кайилиаука вертикальны к земле, а ребра человека горизонтальны. Отличия ориентации наконечников, таким образом, основаны на разумности с точки зрения нанесения максимального урона и улучшения эффективности стрельбы. Конечно, как я уже упомянул, это имеет значение, только для выстрела в упор. Однако нужно отметить, что многие воины используют параллельную ориентацию и для своих боевых, и для охотничьих наконечников. Полагаю, что такая ориентация улучшает обзор и прицеливание. Параллельная ориентация, само собой, более эффективна в охоте на кайилиаука, в которого обычно стреляют с расстояния вытянутой руки. В ближнем бою с людьми, большая эффективность параллельного наконечника может быть достигнута простым наклоном лука.

— К полудню, — тем временем продолжал Ког, медленно поворачивая кожу, — мы видим, что погода улучшилась. Ветер утих. Снегопад закончился. Солнце вышло из-за облаков. Мы можем предполагать, что день был ясный. Потеплело. Мы видим, что человек распахнул свое охотничье пальто и снял меховую шапку.

— Я до настоящего времени не знал, что дикари носят такую одежду, пока не увидел эту кожу, — удивился Самос.

— Так и есть, — подтвердил Ког. — Зимы в Прериях суровы, и каждый должен позаботиться об одежде.

— Здесь, человек лёг, — указал Самос на рисунок.

— Он преодолевает подъём, — пояснил Ког. — Преодолевает его с осторожностью.

Я кивнул. Это не разумно выставлять свой силуэт непосредственно на фоне неба. Движение по такой поверхности не трудно обнаружить. Точно так же, прежде чем начать двигаться по какой-либо местности, разумно остановиться и осмотреться. Эта задача, обычно поручается следопыту, одному или нескольким, и выполняется перед миграцией племени, или военной операцией. Когда человек путешествует один, то он должен быть своим собственным разведчиком. Так же одиноким путникам или небольшим группам лучше избегать открытых мест без укрытий, где это возможно, а где это не возможно, стараться пересечь их как можно быстрее. Обычная хитрость, кстати, используемая при пересечении открытой местности, заключается в том, чтобы прижаться к спине кайилы, и накрыться плащом из шкуры кайилиаука. Тогда, издалека, особенно, если плотно прижаться к спине кайилы, всадник и его транспорт может быть принят за единственное животное.

Своих разведчиков, краснокожие, иногда ещё называют слинами. Слин — самый эффективный и упорный следопыт Гора. Они часто используются, чтобы охотиться на беглых рабов. Также, следопыт, в большинстве племен, носит одежду из шкуры слина. Эта шкура, сшита в виде плаща с капюшоном, чтобы можно было закрыть им голову и спину.

Возможно, считается, что острота чувств и хваткость слина, каким-то образом передастся следопыту. Некоторые разведчики считают, что они сами становятся слинами, надевая эту шкуру. Это отношение восходит к их верованиям относительно таинственных отношений, которые, как они думают, существуют между миром действительности и миром магии. Они верят, что время от времени, эти два мира сталкиваются друг с другом, и становятся единым. Безусловно, с практической точки зрения, эта одежда представляет собой превосходный камуфляж. Например, можно легко принять следопыта, стоящего на четвереньках, и осматривающего окрестности с возвышенности, за дикого слина. Такие животные являются весьма обыденными в Прериях. Их наиболее распространенная добыча — антилопа табук.

— А теперь, вот посмотрите, — сказал Ког, поворачивая кожу далее, — что он увидел тем ясным и тёплым утром.

— Это — то, что он изобразил, что он видел, мы точно не знаем, — поправил Самос.

На склоне ниже гребня, лежит убитый кайилиаук, темной масса на белом снегу. Не возможно было ошибиться, кто присел позади кайилиаука — настороженный, огромный, похожий на ларла.

— Вы видите? — спросил Ког.

— Тёмный гость, — сказал Самос.

— Ясно очерченный, — добавил я.

— Да, — подтвердил Ког, — теперь, видимый отчётливо, в его собственной форме.

Я не мог говорить.

— Уверен, что это — только продукт воображения художника, — всё ещё не верил Самос.

— Также, есть пять наездников на кайилах с кайиловыми копьями, между кайилиауком и тёмным гостем, и нашим охотником.

— Это другие охотники, те, чьи следы были найдены раньше, те, кто также следовал за кайилиауком, — предположил Самос.

— Да, — согласился Ког.

Кайиловое копьё — пика, используется в охоте на кайилиаука так же, как и на войне. Его называют так, потому что оно было разработано, специально для использования со спины кайилы. Это копьё отличается от, более длинного и тяжелого тарларионового копья, спроектированного для использования со спины тарлариона, используемого с опорой о седло, и от более короткого, но толстого пехотного копья, используемого некоторыми группами пеших кочевников.

Кайиловое копьё бывает, двух видов, охотничья и боевая пики. Охотничьи обычно более длинные, тяжелые и толстые.

Охотничьи пики редко украшают, разве что, иногда связкой перьев желтой, длиннокрылой и остроклювой птицы прерий — пересмешника, или, как его иногда называют, жёлтой птицы кукурузы или зерна, которая, как считают краснокожие, первой находит еду.

Наконечник охотничьей пики, обычно более длинный и узкий, чем военной, это следствие глубины, на которую надо его погрузить, чтобы достать сердце кайилиаука. Древки пик делают черными, гибкими и прочными. Их производят из дерева тэм, древесина которого лучше всего подходит для этой цели. Заготовки для копий срезают в конце зимы, когда в них меньше сока. Затем обрезки, медленно сушат и окуривают над очагом вигвама. Это продолжается несколько недель, пока древесина не высохнет естественным образом и не погибнут насекомые, которые могли бы там остаться, затем отбраковываются шесты, в которых появились трещины и сколы. Для копий выбираются старые деревья, или лес второго срока, которые прочнее, чем молодые, менее плотные деревья, или лес первого роста.

После высыхания древки натирают жиром и выправляют, нагревая на слабом огне. Тонкая доводка формы выполняется маленьким ножом. Шлифовка оселком придаёт древку окончательную гладкость. Наконечник делают из металла, кости или камня. Он крепится на древко с помощью сухожилий или сыромятной кожи, а иногда купленными металлическими заклепками. Наконец добавляются, рукоять, петли и при желании украшения. Сухожилия и сыромятные ремни, прежде чем быть завязанными на копье, распаривают в горячей водой. Пропитанная водой кожа растягивается, а затем, высыхая, конечно сжимается, прочно удерживая наконечник. Установленный, таким способом наконечник, сидит чрезвычайно прочно и надёжно. Следует упомянуть тарновое копье, так как оно используется краснокожими, которые приручили тарнов, по размеру и форме, очень похоже на кайиловое копьё. Оно отличается, прежде всего, тем, что является более длинным и тонким. Пики используются по-разному, но наиболее распространенный метод таков: продеть запястье сквозь петлю, схватить копье правой рукой в районе центра тяжести, и удерживать на весу. Это даёт максимальный баланс, контроль и силу удара. Используя энергию бегущей кайилы для удара, такой пикой можно пробить тело кайилиаука насквозь. Безусловно, опытный охотник не воткнёт пику глубже, чем это необходимо, и его тренированная кайила замедлит свой темп, достаточно, чтобы разрешить кайилиауку стянуть свое тело с пики. Это позволяет охотнику использовать копьё снова и снова.

— Обратите внимание на то как, наездники удерживают пики, — сказал Ког.

— У переднего, — отозвался Самос, — оружие в подготовлено к нападению.

— Значит, он умрёт первым, — заметил я.

— Конечно, — подтвердил мою догадку Ког.

Один из других всадников держал пику копье в правой руке, но опирая на бедро. Из этого положения он мог быстро привести копье в боевое положение. Он был, соответственно, вторым бойцом, с которым должен иметь дело тёмный гость. Третий охотник, держал копье поперёк тела, оно покоилось на предплечье левой руки. Он был третьим, с кем стоило считаться. Оставшиеся два всадника всё ещё держали свои копья по-походному, в плечевых петлях, переброшенными за спину. Этих можно было не принимать в расчёт.

— Человек вынимает свой лук из украшенного бусами и бахромой саадака, — описывал рисунок Ког. — Он готовит лук к бою. Лук, конечно, оставляют без тетивы, пока это не потребуется. Это сохраняет упругость дерева и натяжение, и силу тетивы. — Из своего колчана, — пояснял Ког, — он извлекает шесть стрел. Три он держит, вместе с луком, в левой руке. Одну наложил на тетиву. Две оставшихся он держит во рту.

— Первый верховой охотник приготовился напасть, — прокомментировал Самос.

— Человек, на снегоступах, спускается по склону, сближаясь с врагами, — указал Ког, — его стрела на тетиве, лук готов к бою.

Прицельная дальность и убойная сила малого лука, весьма значительны, если не сравнивать их с характеристиками крестьянского или длинного лука. Краснокожий, соответственно, когда это, возможно, пытается уменьшить расстояние до цели, увеличивая тем самым эффективность стрельбы. Это сочетается с их традициями ближнего боя.

Среди дикарей выше всего ценится, если ты не просто убил врага в бою, но если при этом коснулся его или ударил невооружённой рукой, бойцы, сделавшие это, получают самые высокие почести. Чем больше опасности и риска, тем выше сопутствующая слава. Таким образом, просто убить врага, в понятиях краснокожих, значит гораздо меньше, чем превзойти врага, а попутно продемонстрировать большее мастерство и храбрость. Первое касание вооруженного врага открытой рукой, рассматривается среди большинства племен, как самый первый куп. Второму и третьему бойцам, достигшим такого успеха, засчитывался бы второй и третий куп. Убийство врага луком и стрелой из засады, могло бы быть засчитано только как пятый или седьмой куп.

Само собой разумеется, подсчёт купов, отражённых в перьях и украшениях, является крайне важным делом среди дикарей. В этом вопросе есть и практические соображения. Например, маловероятно, что можно продвинуться в племени, стать лидером или вождем, имея мало удачных купов. А кроме того, во многих племенах, человеку, который не заслужил куп, не разрешают заводить семью. В других племенах такому человеку, если он — более чем двадцатипятилетний, разрешают иметь семью, но ему не разрешают раскрасить лицо женщины в свои цвета. Это будет позором для неё перед остальными женщинами племени.

Традиция подсчета купов приводит к очевидным последствиям для структуры и характера общества краснокожих. В частности это, приводит к установлению культа силы и храбрости, в результате общество ориентируется к агрессивности и воинственности, что имеет результатом защиту и сохранение в почти естественной гармонии и балансе, тонких связей между запасами продовольствия, территориями и населением. Рассматриваемая под таким углом зрения межплеменная война может считаться, примером естественного отбора, с её сопутствующими следствиями в виде децентрализации и улучшения разнообразия и качества населения. Также, если внимательно присмотреться подсчёту купов и межплеменным войнам, то видно, что это привносит цвет, возбуждение и пикантность в тяжёлую жизнь дикарей. Они живут в мире, в котором опасность вездесуща. Конечно, они могли бы жить иначе, но они уже сделали свой выбор. Они живут со звездами и ветрами, с кайилами и кайилиауками. Они не желают преклоняться перед толстыми, пьющими пиво богами остальных, оседлых народов. Также, надо отметить, что подсчет купов гарантирует, что люди становятся крепче, здоровее, опаснее, умнее и чувствительнее с каждым новым поколением. Это резко отличается по сравнению с земным обществом, где самые здоровые и самые прекрасные, его представители гибнут на войне, в то время как хитрые и дефектные остаются в тылу, в безопасности, делая деньги и плодя себе подобных.

В большинстве племен, обычно человек, отказавшийся принять участие в войне, одевается в женскую одежду и носит женское имя. Также он должен жить как женщина. Впредь о нём говорят в женском роде. Само собой разумеется, ему никогда не разрешат иметь семью. А иногда его могут даже принудить служить членам воинского сообщества, в качестве порабощённой женщины.

Что достаточно интересно, белые стоят вне структуры куп. В этом сходятся все краснокожие. Кажется, они просто не считают белых достойными противниками. Не то, чтобы дикари возражали против их убийства. Просто, обычно они этим не гордятся. Так что убитый житель высоких городов имеет ценность на уровне заколотого тарска или убитого урта. Вот и не будет краснокожий изо всех сил стараться убить белого человека, он не видит в этом почёта, никто не зачтёт ему куп за это.

— Человек, уже, — тем временем продолжал переводить Ког, — не дальше пятидесяти футов от верховых охотников. Он неслышно спустился со склону по мягкому снегу. Нет сомнений, что тёмный гость, как мы можем назвать его, присевший позади кайилиаука, видит его, но он не подаёт вида.

— В смысле не делает ничего, что могло бы насторожить всадников, — уточнил я.

— Да, — сказал Ког. Его губы приоткрылись, обнажая клыки. Обычный жест для них, впрочем, не добавляющий им очарования. Такой же естественный, как для нас моргание.

— Лук натянут, — продолжил Ког.

Малый лук имеет множество преимуществ. Среди них, самым важным является скорострельность. Опытный воин, при гореанской силе тяжести, может пускать стрелы с такой скоростью, что когда будет выстелена десятая, первая достигнет цели. Никакое другое гореанское оружие не может превзойти этой скорострельности. На близкой дистанции, это просто опустошительно. Два следующих преимущества малого лука, это его маневренность и скрытность ношения под одеждой. Лук можно быстро перебросить от одной стороны кайилы на другую. Всадники в бою весьма часто прячутся за спиной скачущей кайилы, и, кружа вокруг врага, пускают стрелы, внезапно высовываюсь над головой животного или иногда из-под её шеи. Для стрельбы из-под шеи нужно ногой зацепиться за спину, рукой держащей лук удерживаться за гриву кайилы либо, просунув руку сквозь кожаную петлю на горле, тем самым обеспечиваются точки опоры, необходимые для подобных подвигов.

Безусловно, этот народ — превосходные наездники. Ребенок часто садится на спину кайилы прежде, чем научится ходить, но его крошечные кулачки, уже вцепляются в мохнатую шею. Иногда с шеи кайилы свисает ремень, длиной несколько футов. В случае если воин будет выбит из седла, надо успеть схватить этот ремень, чтобы используя импульс мчащегося животного снова оказаться на спине. Этот ремень, правда, чаще используется на охоте, чем в бою потому, что пеший боец легко может поймать болтающийся ремень, и воспрепятствовать движению кайилы, или даже заставлять её закрутиться и упасть. Само собой разумеется, что чрезвычайно опасно упасть с кайилы и во время охоты на кайилиауков, ведь всадник находится вплотную с огромным стадом мечущихся в панике животных.

Охотники обычно рассеиваются вокруг стада, и каждый выбирает себе собственных животных для охоты. Так что, если ты свалился с кайилы, то мало кто сможет прийти на помощь. Это резко отличается от военных действий кавалерии, где товарищи обычно рядом и готовы, немедленно прикрыть, и помочь тому вернутся в седло. Дикарь не смотрит на войну как на индустрию или арифметику. Он лучше спасёт одного товарища, чем за это же время убьёт десять врагов. Причина в том, что все они — члены одного племени, и одного воинского сообщества. Они знают друг друга почти всю жизнь. Детьми они вместе играли и вместе пасли стада кайил в летних лагерях, а возможно, даже вместе на своей первой охоте добыли первого кайилиаука, и вот теперь они, мужчины, вместе ведут бой, они — товарищи, и друзья, жизнь каждого из них драгоценней, чем тысяча засчитанных купов.

Это объясняет некоторые необычности межплеменных войн. Во-первых, боевые отряды, формируются реже, чем партии для кражи кайил. Это главное развлечение у дикарей, цель которого состоит в том, чтобы угнать как можно больше кайил, причём, если возможно, не встречаясь с врагом вообще, вот это — роскошный куп. Например, если отрезать ремень привязи кайилы, другой конец которого привязан к запястью спящего врага, и убежать с животным прежде, чем тот проснется. А вот убийство спящего врага является, самым незначительным купом, ведь если он был убит, как сможет он узнать, что его обвели вокруг пальца, зато вообразите его гнев и огорчение, когда он проснётся. Это даже более привлекательно для вора, чем его скальп. Во-вторых, ведение войны, почти никогда не подразумевает крупномасштабных сражений. Типичные военные действия — это набеги, проводимые обычно небольшой группой воинов, приблизительно десять — пятнадцать человек, которые входят в земли враждебного племени. Нападение, обычно происходит на рассвете, после чего отряд ускользает, почти так же быстро, как и появился, со скальпами и трофеями иногда, также с одной-двумя женщинами, взятыми у врага. Мужчины большинства племен обожают обращать в рабынь женщин врага, а вот мужчин в плен берут редко. Из-за их духа товарищества и отношения к войне как к развлечению, группа краснокожих обычно отказывается от преследования даже единственного врага в скалах или кустах, просто слишком опасно делать так, велика опасность засады. Дикари почти никогда не ввяжутся в бой, если они не будут иметь численного преимущества. Часто, они отступают даже при очевидной победе, если жертвы для её достижения покажутся им слишком высокими. Иногда, больший отряд дикарей, может сбежать при неожиданном нападении меньшего. Они предпочитают бороться на своих собственных условиях, и тогда, когда решат сами, исполнив перед этим свои военные ритуалы.

— Даже с луком, — сказал Самос, — он не может ожидать победить пять мужчин.

— Это довольно сложно, — признал я.

— Он подбадривает себя, присутствием своего магического помощника, — объяснил Ког. — Он неустрашим.

— Продолжайте вращать кожу, — попросил я.

Ког повернул кожу на тяжелом столе, в свете незакрытого ставнями потайного фонаря.

— Первый из всадников мертв, — указал Ког, — тот, у которого копье было в положении атаки. Кайила другого, однако, сбросила своего наездника и убежала.

Я кивнул. Я предполагал это. Высокая, шелковистая кайила — чрезвычайно внимательное, пугливое животное.

— Второй охотник, тот, кто считал его копье готово к бою, таким образом, лежит в снегу, сброшенный с кайилы. Два пера вынужден, таким образом, быстро изменить прицел на третьего наездника, того что держал копье поперёк седла. Он ранит его. Тёмный гость начал действия. Он прыгает через тело убитого кайилиаука и хватает человека, который выпал из седла.

Я не хотел рассматривать эту картинку.

— Мы можем предполагать, что охотник в снегу кричал, — продолжил меж тем Ког. — два других охотника, с пиками за спиной, отбегают в сторону. На расстоянии полёта стрелы они останавливаются, чтобы рассмотреть кайилиаука, темного гостя и охотника. Тёмный гость прыгает назад к туше кайилиаука, его кровь, красная в снегу. Поблизости, в снегу, лежит тот, кто был вторым наездником. Его копье сломано, тело наполовину перекушено. Тёмный гость отбрасывает назад голову, царапает свою грудь, поднимает когтистые лапы, и бросает вызов двум оставшимся охотникам. Кровь второго охотника окрасила в красный цвет о его челюсти и спутанный мех на его груди. Два оставшихся в живых охотника сбегают. Теперь тёмный гость и человек остались одни, с тушей кайилиаука и с тремя кайилами лишившимися наездников. Тёмный гость снова садится позади кайилиаука. Человек убирает свой лук и стрелы. Тёмный гость приглашает его на пир.

— Эта история, не более чем интересный вымысел, — заявил Самос.

— Поверните кожу, — попросил я Кога.

— Тёмный гость уходит, — продолжил Ког. — Два пера отрезает мясо от туши кайилиаука.

Ког снова повернул кожу.

— Охотник возвращается в свой лагерь, — сказал Ког. — Он возвращается с тремя кайилами, на одной из которых, едет сам. Другие два нагружены мясом кайилиаука. Теперь в его лагере не будет голода. Он возвращается, также, со шкурой кайилиаука и тремя скальпами. Он решает сделать щит.

Снова Ког повернул кожу.

— Это — щит, который он собирается сделать, — сказал Ког, указывая на последнюю картину на коже. Эта последняя картина была намного больше, чем все предыдущие. Приблизительно семь или восемь дюймов в диаметре.

— Я вижу, — отозвался я.

На щите, был нарисован хорошо узнаваемый облик темного гостя, волшебного помощника.

— Вы узнаёте? — спросил Ког.

— Да, — ответил я, — это — Зарендаргар — Безухий.

— Ты не можешь быть уверен, — сказал Самос.

— Мы, также, полагаем, что это Зарендаргар, которого некоторые люди называют Безухий, — сказал Ког.

— Значит, он жив, — вздохнул я.

— Похоже, что так, — усмехнулся Ког.

— Зачем Вы показали нам эту кожу? — спросил я.

— Нам нужна Ваша помощь.

— Чтобы спасти его из Прерий?

— Нет, — сказал Ког, — нам надо убить его.

— Это чушь, — воскликнул Самос. — вся эта история — ничто, фантазия дикаря.

— Вы видели, — сказал Ког, — историю, изображённую на этой коже.

— И что? — спросил Самос.

— Это — кожа кайилиаука, — пояснил Ког.

— И что?

— Жизнь краснокожих зависит от этих животных. Это их основной источник еды и всего что нужно для жизни. Он даёт им мясо и шкуру, кости и сухожилия. От него они получают не только еду, но и одежду, убежище, инструменты и оружие.

— Да знаю я, — ответил Самос. — знаю.

— В их сказаниях они боготворят его. Его изображения и статуэтки используются в их ритуалах.

— Мне это известно.

— Далее, они верят, что если они будут не достойны кайилиаука, то те просто уйдут. И они полагают, что когда-то давным-давно, это уже происходило.

— Ну и что? — спросил Самос.

— А то, — пояснил Ког, — что они не лгут на коже кайилиаука. Это было бы последнее место в мире, где они могли бы солгать. На коже кайилиаука можно изобразить только правду.

Самос молчал.

— Кроме того, — продолжил Ког, — обратите внимание, что изображение тёмного гостя появляется на щите.

— Вижу.

— Согласно верованиям дикарей, если они не достойны, лгут, то их щит не будет защищать их, он отвернёт в сторону или не будет отражать стрелы и копья врагов. Многие воины утверждают, что видели, как это происходит. Щиты, также, сделаны из кожи кайилиаука, взятой с задней части шеи, где кожа и мускулатура являются толстыми, чтобы поддержать вес своих рогов и выдержать удары чужих, особенно весной во время гона, когда начинаются бои за обладание самками.

— Я согласен, что этот художник был искренним, что он верил себе, что говорит правду.

— Это более чем бесспорно.

— Но все это, может быть всего лишь зарисованным рассказом о видении или странном сне.

— Часть кожи, подходящей для сна или видения, — продолжал Ког, — отличается от той части кожи, на которой подразумевается изображать реальные события. Далее, мы находим немного причин, чтобы считать, что художник, возможно, ошибался в природе тех событий что видел, по крайней мере, в их общих очертаниях.

— Тёмный гость, возможно, не Зарендаргар, — отбивался Самос. — Это может быть лишь совпадением.

— Мы не считаем, что это возможно, — сказал Ког. — Расстояния и время, датировка этой кожи, представленные детали, указывают на то, что это — Зарендаргар. Обычно существа нашей расы, или их местные потомки, скатившиеся дикость, редко забираются в Прерии. Слишком мало укрытий, и слишком жарко летом.

— История на коже происходит зимой, — напомнил Самос.

— Это верно, — сказал, что Ког, — но дичь, зимой в Прериях, слишком редка. Земля слишком открыта, и следы трудно скрыть. Наши потомки предпочитают зимовать в лесистой или гористой местности.

— Они обычно ищут такие области, — заметил я.

— Да.

— По-вашему мнению, Зарендаргар в бегах.

— Да, он скрылся в маловероятных и опасных землях Прерий.

— Он знает, что Вы будет его разыскивать? — уточнил я.

— Да, — подтвердил Ког. — Он знает, что потерпел неудачу и знает, что его ждёт.

Я вспомнил разрушение обширного комплекса в арктической части Гора.

— Я знаком с Зарендаргаром, мне не кажется, что он бы стал скрываться.

— Как тогда Вы объясните его присутствие в Прериях?

— Никак, я не знаю.

— Мы искали его в течение двух лет, — пояснил Ког. — За это время, это наша первая зацепка.

— Как у вас оказалась эта кожа? — поинтересовался я.

— Она привлекла внимание одного из наших агентов, и он купил её. Отсюда кожа была доставлена на стальные миры.

— Эта кожа не похожа на вещь, с которой художник охотно расстался бы, — заметил я.

— Вполне возможно, — не стал спорить Ког.

Я вздрогнул. Художник, несомненно, был убит, а его тело оставлено раздетым и искалеченным, как это принято у дикарей. Картина, после этого, через торговые каналы, попала, в один из высоких городов, возможно Тентис, самый близкий из больших городов к Прериям.

— Мы ищем Зарендаргара, — пояснил Ког. — Мы назначены его палачами.

Все же было что-то, непонятное мне во всём этом. Я не мог полностью понять, что же происходит. С одной стороны, я сомневался, что Зарендаргар в бегах. Но, иначе, я не мог объяснить его присутствие в Прериях. Кроме того, я не был до конца уверен, что художник мертв. Он произвел на меня впечатление опытного и находчивого воина. С другой стороны, кожа была продана. Я был взволнован этими загадками. Я не понимал их.

— Его преступлением была неудача? — спросил я.

— Это не допускается на стальных мирах, — ответил Ког, — ни для одного из тех, кто выше колец.

— Несомненно, его судили по закону, — сказал я.

— Приговор был объявлен в соответствии с уставами стальных миров, — подтвердил Ког, — высоким советом, составленным из семидесяти двух участников, избранных из числа представителей тысячи утесов.

— Тот же самый совет был и судьей и присяжными?

— Да, как это имеет место во многих из Ваших собственных городов.

— И Зарендаргар не присутствовал на этом суде, — заметил я.

— Если бы присутствие преступника требовалось, — сказал Ког, — то это могло бы лишить возможности, провести суд.

— Это верно.

— Ограничение на судопроизводство такого вида было бы неверно.

— Я понял.

— Были ли представлены доказательства в поддержку Зарендаргара?

— В этом случае доказательства против суда недопустимы.

— Я понял. Кто, тогда, говорил от имени Зарендаргара? — спросил я.

— Это неправильно говорить от имени преступника.

— Понятно.

— Как Вы можете видеть, надлежащая правовая процедура, строго соблюдалась, — заявил Ког.

— Спасибо, моя совесть теперь удовлетворена относительно этого вопроса.

Губы Кога обнажили клыки.

— И всё же, — спросил я, — действительно ли голосование по этому вопросу было единодушным?

— Единодушие представляет препятствие для проведения быстрого и эффективного правосудия, — сказал Ког.

— Действительно ли голосование было единодушным? — повторил я свой вопрос.

— Нет.

— Но насколько оно было близко к единодушию?

— Почему Вы спрашиваете?

— Мне любопытно.

— Да, — сказал Ког, — это было интересно.

— Спасибо, — поблагодарил я. Я знал, что среди этих существ были свои фракции. Я узнал это, когда был в Тахари. А также, я подозревал, что часть совета, даже если бы они не поддерживали сторону Зарендаргара, должны были признавать его ценность для стальных миров. Он был, несомненно, одним из самых способных из их генералов.

— И нет никакого разделения, между политическим и судебным.

— Все законы существуют, чтобы отвечать интересам власти доминантов, — объяснил Ког. — Наши институты обеспечивают такое устройство, облегчают его и, что весьма важно, подтверждают его. Наши учреждения, таким образом, честнее и менее лицемерны, чем группы, пытающиеся отрицать фундаментальный характер общественного устройства. Закон, который не является оружием и защитой, является безумием.

— Как мы поняли, Вы действительно назначены исполнить приговор совета?

— Вы сомневаетесь относительно слова тех, кто правит Народами? — возмутился Ког.

— Не совсем, мне было бы весьма любопытно взглянуть на Ваши верительные грамоты.

— Вы не смогли бы прочитать их, даже если бы мы их предъявили.

— Это верно, — согласился я. Я был поражен терпением, которое проявили бестии. Я знал, что они были крайне несдержанны, даже в общении с их собственным видом. И все же мы с Самосом подверглись нападению. Им что-то отчаянно нужно от нас.

— Я клянусь Вам на кольцах Сардака, — торжественно произнёс Ког, помещая свою лапу на два кольца из красноватого сплава на левом запястье Сардака.

— Этого достаточно для меня, — сказал я, великодушно. Я, конечно, не представлял, значения этого жеста со стороны Кога, но я предположил, что при этих обстоятельствах, что его смысл должен быть довольно весомым. Я уверен в том, что Сардак был, Кровью Кога, или его лидером. Если бы Ког поклялся ложно, то тогда Сардак, был обязан убить его. Кровь, однако, не двигался.

— Вы, несомненно, тот, кто говорит, то в чём уверен, — признал я.

— Даже если это не так, — сказал Ког, — что нам мешает заняться общим делом.

— Каким делом? — не понял я.

— Конечно, — пояснил Ког. — Ведь мы встретились здесь ради нашей взаимной пользы.

— Не понимаю.

— Зарендаргар — это самый опасный враг для людей. Он — известный противник Царствующих Жрецов. Он — Ваш враг. Как удачно, что мы можем объединить наши усилия в этом вопросе. Какое редкое, желанное и удачное совпадение сделало возможной эту нашу встречу. Это, прежде всего в Ваших интереса убить Зарендаргара, и это — теперь наше общее дело. Таким образом, позвольте предложить Вам объединить наши усилия в этом общем предприятии.

— Зачем Вам наша помощь в этом вопросе? — спросил я.

— Зарендаргар находится в Прериях, а это — огромная и опасная территория. Там полно дикарей. Чтобы пойти туда и найти его, нам кажется разумным завербовать людей в помощь, существ, которых краснокожие дикари поймут, потому, что они существа их собственного вида, существ, с которыми они могли бы сотрудничать. Они — превосходные следопыты, у Вас получится понять, чем можно простимулировать поиски. А кроме того, они могут захотеть избавить свою страну от кого-то столь опасного как Зарендаргар.

— Думаете, они смогут выследить его как животное, и убить его?

— Думаю, и люди, могут быть полезны, если иметь с ними дело.

— Я понял.

— И так, каков Ваш ответ? — спросил Ког.

— Нет, — сказал я.

— Это Ваше окончательное решение? — спросил Ког.

— Да, — был мой ответ.

Ког и Сардак внезапно взвыли. Стол, что был между нами, взлетел вверх. Нас с Самосом отбросило назад. Фонарь, разбрызгивая пылающее масло, ударился в стену в другой стороне комнаты.

— Берегись, Самос! — крикнул я. Я уже был готов к бою, с мечом в руке и в защитной стойке. Ког бесновался, разрывая доски своими когтистыми лапами.

— Охрана! — прокричал Самос. — Охрана!

Горящее масло стекало со стены, справа от нас. Я видел глаза этих двух монстров, блестящих как раскалённые медные пластины. Сардак присел и схватил огромное копье, которое, Ког ранее положил на пол.

— Берегись, Самос! — кричал я.

Охранники с арбалетами ворвались в комнату позади нас. С гневным криком Сардак метнул своё копье. Оно пролетело мимо Самоса и на половину вошло в стену приблизительно в сорока футах сзади. Ког швырнул в нас щит, который подобно большой, неглубокой, вогнутой тарелке, проскользнул в воздухе между нами, и, проломив доски рядом с крышей, вылетел, натужу.

— Стреляйте! — крикнул Самос своим людям. — Стреляйте!

С колоссальным взмахом крыльев два тарна, с монстрами на их спинах, взлетели над руинами комплекса. Меня оттолкнуло назад ветром, поднятым их крыльями. Я прикрыл глаза, спасаясь от пыли и песка, которые полетели мне в лицо. Огонь от горящего масла на стене справа от меня, потоком воздуха разорвало и наклонило почти горизонтально. Через мгновение масло разгорелось снова. Я смотрел вслед удаляющимся в сторону болот существам, сидящим на спинах тарнов, чьи контуры чётко выделялись на фоне одной из трех лун Гора.

— Они сбежали, — сказал Самос

— Да. Они сдерживали себя, столько сколько смогли.

Какое же колоссальное усилие потребовалось им, существам столь свирепым и диким, чтобы самостоятельно держать контроль над своими инстинктами. Они сдерживались, не смотря на многочисленные провокации, которым я подверг вполне сознательно, чтобы проверить глубину необходимости их миссии, и глубину их потребности в человеческой помощи.

— Посмотрите на это, — воскликнул один из мужчин Самоса, освобождая огромное копье от стены.

— И на это, — поддержал его другой, поднимая огромный щит.

Наёмники Самоса внимательно рассматривали копье и щит.

— Забудьте всё, что Вы видели здесь этой ночью, — приказал Самос.

— Кто это был? — спросил один из людей Самоса, стоящих около меня.

— Мы называем их Кюры, Бестии, Монстры, Звери, — ответил я.