— Конюшенные рабы готовы к проверке, леди Флоренс, — сказал Кеннет, главный смотритель рабов хозяйки. Барус, помогавший ему, стоял рядом.

Мы находились в залитом солнцем главном дворе конюшен хозяйки. Конюшни были большие. Здесь имелись стойла, оборудование и кормушки. Все служебные постройки были выкрашены желтым цветом с голубой отделкой. Эти цвета связаны у горианцев с помещениями для животных. Голубой и желтый — это также и цвета рабов. Здесь есть связь, ведь раб рассматривается как домашнее животное.

Требуется уточнить, что желтый цвет служебных помещений превалирует над голубым. Что касается цветов для рабов, то такие вещи, как холстина фургонов, в которых перевозят невольников, тенты павильонов, где их содержат, выкрашены в голубой и желтый равномерно.

Я стоял на коленях с краю ряда. Госпожа, держа хлыст для тарларионов, уже начала осмотр.

Когда леди Мелпомена закончила со мной после долгой ночи, то снова дала мне глоток воды с красным порошком Тасса. Я не хотел пить его. Она приставила кинжал к моему телу, и я сделал глоток, вскоре после чего потерял сознание.

— Стой на коленях прямее, раб, — сказала леди Флоренс конюшенному рабу, который стоял дальше меня в ряду.

Очевидно, люди, нанятые леди Мелпоменой, вернули меня в дом леди Флоренс. Я не мог до конца прийти в себя, но почувствовал, как меня бросили на что-то твердое, и слышал, как эти двое поспешили прочь. С поджатыми коленями и опущенной вниз головой я находился в мешке для раба. Ноги оказались перекрещены и связаны, а руки скованы за спиной.

— Что здесь происходит? — услышал я крик. — Остановитесь!

Это был голос Кеннета. Мешок развязали.

— Это Джейсон, — сказал Кеннет.

Он вытащил меня из мешка за связанные руки. Я почувствовал удар по голове.

— Ты в присутствии госпожи, — произнес Кеннет.

Я опустился перед леди Флоренс на колени. Я находился обнаженный на крыльце ее дома в Венне.

— К его ошейнику прикреплена записка, — заметил Кеннет.

Мужчины и женщины из домашней прислуги, включая рабов, домашних и дворовых, вроде коротконогой, пышной Тафрис, все собрались вокруг. Записку сняли и передали госпоже. Она в бешенстве прочитала ее, потом смяла и отбросила в сторону.

— Пошлите его на конюшни, — приказала она.

— Да, леди Флоренс, — ответил Кеннет.

— Вам всем больше нечем заняться, кроме как таращиться на какого-то конюшенного раба? — зло бросила она толпе, и та быстро рассеялась. Свободные люди обратились к своим обязанностям, а босоногие рабыни, включая Тафрис, стремглав унеслись по своим заданиям.

Леди Флоренс, Кеннет и я остались одни на крыльце. Кеннет развязал мои ноги и отбросил в сторону стягивающую веревку. Я не поднимал головы. Кеннет шагнул вперед.

— Леди Флоренс? — спросил он.

— Да?

— Когда мы вернемся на вашу виллу около Вонда, раба следует вернуть в дом или вы хотите, чтобы он и там служил на конюшнях? — спросил он. — Я имею в виду не ваши личные, а большие конюшни.

У леди Флоренс было больше тысячи тарларионов. Она занималась их разведением, и ее конюшни являлись одними из лучших в окрестностях Вонда.

— Он конюшенный раб, — зло проговорила она. — Используйте его как такового.

— В больших конюшнях? — снова спросил он.

— Да, — ответила она.

— Как полноценного конюшенного раба? — еще раз спросил Кеннет. — По всем правилам?

— Да! — снова проговорила она.

— Великолепно, — ответил Кеннет.

Затем леди Флоренс повернулась и ушла. Я поднял голову. Кеннет тихо смеялся. Он казался довольным.

— Господин? — обратился я к нему.

— Да?

— Можно мне узнать, что было в записке, прикрепленной к ошейнику?

— Мне это тоже интересно. — Он ухмыльнулся и поднял записку.

«Моя дорогая подруга и соотечественница, леди Флоренс из Вонда, — читал Кеннет, — большое Вам спасибо за Вашего очаровательного шелкового раба Джейсона. Я насладилась им в полной мере. Понятно, почему он Вам так нравится. Кстати, также благодарю Вас за очаровательный подарок — духи. Я использовала их, пока занималась Вашим рабом. Еще раз благодарю, моя милая, понимающая и щедрая подруга, за Вашу доброту. Желаю Вам всего хорошего.

Леди Мелпомена из Вонда».

Кеннет бросил записку туда же, откуда поднял ее. Поставил меня на ноги и толкнул направо, вниз по ступенькам, в направлении дорожки для кибиток, ведущей от дома к конюшням. На углу мы остановились.

— Посмотри, — сказал он.

Я оглянулся. Леди Флоренс вернулась назад на крыльцо. Она оглянулась, но не увидела нас, поскольку мы уже ушли на довольно большое расстояние, за угол дома, и нас скрывали деревья. Она украдкой нагнулась и схватила записку. Потом поспешила в дом.

— Она — женщина, — заметил Кеннет.

— Да, господин, — ответил я.

— Она не может перенести мысли, что записку кто-то найдет, — засмеялся он, — и, наверное, надеется, что, разглядывая ее, сможет возненавидеть леди Мелпомену еще больше, чем это было в прошлом. Если, конечно, это вообще возможно.

— Да, господин, — сказал я.

— Ты заметил, как крадучись она это проделала, боясь, что ее увидят?

— Да, господин.

— Леди Флоренс, несмотря на все ее богатство и свободу, — всего лишь женщина.

— Да, господин.

— Она приятна на кушетке? — спросил он чуть позже.

— Это мне, шелковому рабу, необходимо быть приятным, а не ей, — проговорил я.

— Конечно, — согласился Кеннет и спросил: — Она бы хорошо выглядела в ошейнике? Как бы она смотрелась обнаженной, в невольничьем квартале?

Я был потрясен.

— Я могу отвечать на такие вопросы?

— Да, — разрешил он.

— Она бы отлично выглядела в ошейнике рабыни и хороша была бы обнаженной среди невольников.

— Я так и полагал, — усмехнулся Кеннет.

— Если мне позволят говорить, господин, — начал я, — вы кажетесь довольным тем, что меня передали на конюшни.

— Так и есть, — согласился он. — Я надеюсь, ты принесешь Барусу и мне деньги.

— Господин? — не понял я.

— Ты умеешь сражаться?

— Нет, — ответил я.

Он засмеялся.

— Ты крупный и сильный. И кажешься быстрым. К тому же ты явно умный. Это важно, более важно, чем многие глупцы представляют себе.

— Я не знаю, как сражаться, — ответил я, чувствуя стягивающий шнур на руках за спиной.

— Напряги живот, — велел Кеннет.

Я повиновался. Он, как я и ожидал, сильно ударил меня. Я выдержал удар.

— Хорошо, — сказал Кеннет.

— Я не знаю, как сражаться, — повторил я.

— На конюшнях, — ответил он, — командую я. Ты будешь практически принадлежать мне. Это понятно?

— Да, господин.

— Ты хочешь жить?

— Да, господин.

— Тогда ты будешь делать все, что тебе скажут.

— Да, господин.

— На конюшнях, — продолжал он, — у нас есть кроме рабов-мужчин несколько конюшенных девиц, как мы их называем. Я распоряжаюсь ими тоже.

Я взглянул на него и, подумав о горианских рабынях, невольно облизнул губы.

Кеннет засмеялся.

— Идем, конюшенный раб! — скомандовал он.

— Да, господин, — сказал я и последовал за ним.

Ряд стоящих на коленях конюшенных рабов был ровным. Я находился в конце ряда. Госпожа не спеша продолжала осмотр. Кеннет и Барус следовали за ней. Временами она останавливалась, чтобы поговорить с невольником, задать ему вопросы, касающиеся его обязанностей или освобождения от них. Она могла быть очень въедливой, моя хозяйка, благородная леди Флоренс из Вонда. Многие рабы боялись ее требовательности, ее хлыста. Ведь она могла распоряжаться их жизнью и смертью.

Сейчас она находилась в нескольких шагах от меня.

Предыдущей ночью шел дождь, и земля еще сохраняла мягкость. Хозяйка была одета в длинную юбку из натуральной неокрашенной шерсти, бежевую блузку и бежевый жакет с поясом. К жакету на крючках крепился капюшон. Еще на ней была плотная вуаль, тоже сделанная из натуральной неокрашенной шерсти. Такой наряд, гораздо более формальный, чем обычное одеяние свободной горианки, иногда надевался богатыми женщинами при инспектировании садов, полей, фермерских хозяйств и виноградников. Эта одежда создавала у них рабочий настрой.

Мою хозяйку и меня разделяли сейчас всего пять рабов. Край юбки моей госпожи не соприкасался с грязью и глиной. Несомненно, ее длина была специально рассчитана на это.

Однако, что интересно, функция юбки была еще и в том, чтобы контролировать рабов. Вид ножки хозяйки, даже обутой, вызывает мучительные чувства, он возбуждающ и соблазнителен. Раб-мужчина не может удержаться от того, чтобы не смотреть на нее. В то же время он знает, что этот поступок может караться смертью. Таким образом, в присутствии хозяйки, одетой в такой наряд, он чувствует себя испуганным и скованным. Госпожа, в сущности, выставляет себя перед ним, делая вид, что ничего не происходит. Она знает, что раб несчастен, и пользуется этим, чтобы управлять им.

Теперь хозяйка находилась совсем недалеко от меня.

Солнце светило ярко, горианский воздух был насыщенным и свежим. Непритязательные запахи конюшенного двора и сенников с наполненными соломой стойлами на самом деле не кажутся отвратительными, когда привыкаешь к ним. Наоборот, они кажутся знакомыми и приятными. Я даже полюбил эти ароматы — от запаха соломы, сена и кожи до запаха органических отходов наших огромных питомцев.

Мы не выращиваем в больших конюшнях тарларионов, ходящих под седлом. Хотя в домашних конюшнях, на вилле госпожи, в сорока пасангах на юго-запад от Бонда, есть несколько таких тарларионов.

Госпожа не разводит беговых тарларионов. Они больше и проворнее, чем простые верховые, но меньше, чем рабочие или боевые. Последние используются исключительно в кавалерии Гора. Это огромные животные, весящие несколько тонн и управляющиеся при помощи голосовых команд и ударов копьем. Кстати, леди Мелпомена из Бонда — слухи распространились даже здесь, в конюшнях, — крупно проиграла на бегах в Венне. Я помню, что она хотела поправить дела с помощью этих состязаний. Ей это не удалось. Как рассказывали, и судя по тому, что я знал сам, она поставила на бегах свои последние деньги. Леди Мелпомена считала, что владеет важной и секретной информацией, и была уверена, что знает победителя. К несчастью, как это часто бывает, информация оказалась неверной. Она разорилась. Ей пришлось бежать из Венны под покровом темноты, чтобы не попасть в лапы кредиторов, которые часто приходят к женщине с ошейником и цепью.

Теперь леди Мелпомена жила в Вонде, в крошечном, жалком домишке, где она, как гражданин города, имела, по крайней мере в отношении иностранных кредиторов, защиту Домашнего камня. Обнищавшая, разоренная леди Мелпомена теперь могла гордиться разве что своим громким именем и величием родословной.

Леди Флоренс хотя и знала об этом, никогда — ни дома, ни за границей — не упоминала имя леди Мелпомены. Возможно, она забыла о ней.

Моя хозяйка почти подошла ко мне. Она резко выспрашивала что-то у одного из рабов. Невольник, запинаясь и съежившись от страха, оправдывался.

Я смотрел на щиколотки хозяйки, которые так изящно выглядели в тонких сапогах под широким подолом юбки. Работорговец, конечно, снял бы их, перед тем как заковать ее в кандалы. Я заметил, что Кеннет, стоящий сзади нее, ухмыльнулся, глядя на меня, и решил, что лучше не буду смотреть в сторону госпожи.

Последние два дня мы много работали, готовя конюшни и животных к осмотру хозяйки. Я не знал, найдет ли она какие-нибудь недостатки, но, по-моему, объективно все было в идеальном порядке. Кеннет, который проводил предварительный осмотр, остался доволен. А ему, как я подозревал, было еще труднее угодить. На самом деле то, что хозяйка проводит собственный осмотр, — довольно необычно. К тому же она тратила больше времени, беседуя с рабами, чем ожидалось. Такое внезапное придирчивое внимание к деталям содержания больших конюшен являлось необычным для нее. Однако она была хозяйкой и могла делать все, что ей вздумается.

— Ты хочешь, чтобы тебя избили «змеей»? — спросила она у раба, стоявшего неподалеку от меня.

— Нет, госпожа, — быстро ответил он.

— Тогда выполняй свою работу хорошо, раб, — сказала она.

— Да, госпожа, — запинаясь проговорил он.

Я снова стал рассматривать ее начищенные изящные сапожки, но заметил нахмуренное лицо Кеннета и отвел глаза, улыбнувшись про себя. Кеннет не хотел, чтобы меня разорвали пополам, привязав между двумя тарларионами. Я больше не носил ошейник шелкового раба. Как и у всех рабов, на мне был простой ошейник из черного железа с прикрепленным к нему кольцом. На нем была надпись: «Я принадлежу леди Флоренс из Вонда». Как и других рабов, меня приковывали на ночь.

Теперь между мной и леди Флоренс было всего два раба. Кроме ряда из сорока двух мужчин, которых сейчас инспектировала моя хозяйка, немного в стороне, выпрямив спину и подняв голову, стояли на коленях пять рабынь — так называемые конюшенные шлюхи. Они были без обуви и с голыми руками, в коричневых туниках, подвязанных шнуром. Если бы они встали, туники доходили бы им до колен, что было довольно скромно для рабынь по горианский меркам. Две блондинки и три брюнетки. Все — горианские девушки. На горле каждой из них ошейник из черного железа. Правда, ошейники эти более тонки и изящны, чем у мужчин.

— Раб! — резко выкрикнул Кеннет.

— Да, господин, — вздрогнув, быстро ответил я.

Госпожа злыми глазами смотрела на меня и похлопывала плетью по левой ладони. Ей не понравилось, что я не заметил, как она подошла ко мне.

Я выпрямил спину и уставился перед собой, пока она разглядывала меня. Я угадывал очаровательные бедра под бежевой юбкой и вспоминал ее живот, теперь скрытый одеждой. Мог видеть прелесть ее груди, обтянутой блузкой и жакетом. Я помнил мягкость ее тела и плеч, ее красивую шею, лицо и волосы. Мне, в прошлом шелковому рабу леди Флоренс, были хорошо знакомы ее очертания.

Я увидел над вуалью ее глаза, сверкнувшие внезапным гневом. Затем она взяла себя в руки и ничего не сказала. Могла ли она в такой ситуации обращать внимание на то, что ее разглядывает как женщину простой раб?

— Это не новый ли раб в конюшнях? — спросила она Кеннета.

— Да, леди Флоренс, — ответил Кеннет. — Но он у нас уже пять недель.

— Как его имя?

— Джейсон.

— Он мне кого-то напоминает, — небрежно проронила она.

— Возможно, вы помните его, леди Флоренс. Он был когда-то вашим шелковым рабом, — проговорил Кеннет.

— А! Так это правда ты, Джейсон?

— Да, госпожа, — произнес я.

Она отступила назад на два-три шага и взглянула на меня.

— Каким ты стал крепким парнем!

Я ничего не ответил.

— Черты твоего лица погрубели, — заметила она, — а внизу на левой щеке — шрам.

Я молчал. Этот шрам появился у меня четыре недели назад. Я оказался неосторожен.

— Время от времени я слышу разговоры рабов. Это правда, что ты чемпион конюшен? — спросила она.

Я улыбнулся про себя. Ее информирует Тафрис. Кеннет рассказывал мне об этом.

— Это правда? — повторила она.

Я посмотрел на ряд рабов.

— Да, госпожа.

— Он великолепен, леди Флоренс, — тепло сказал Кеннет. — Он настоящий чемпион. Уже победил чемпионов из конюшен Клиоменеса, Поликратеса, Гордона, Дорто и Майлса.

— Я ненавижу насилие, — вздрогнув, произнесла госпожа, держа в руке плеть.

— Конечно, леди Флоренс, — согласился Кеннет. — Простите меня. Они, безусловно, всего лишь рабы, которых натравливают друг на друга.

— Это правда, — произнесла она, — они не похожи на людей. Они только животные.

Это действительно правда. Рабы, и мужчины и женщины, — просто животные. С ними можно делать все, что угодно.

— Когда он хорошо работает или делает успехи, его награждают? — спросила она как бы из любопытства.

— Да, — ответил Кеннет. — Это полезно в тренировках.

— А как его награждают? — задала она вопрос.

— Еда сверх положенной, — начал подробно объяснять Кеннет. — При случае сдобная выпечка, иногда даже кувшин дешевого вина.

— Понимаю, — проговорила она.

Я уставился на ряд конюшенных шлюх, что стояли на коленях на мягкой земле. Они все прошли через мои руки и не по одному разу. Кеннет был щедр. Нередко он приводил одну из них в мою палатку на ночь и приковывал ее за шею рядом со мной.

Моей фавориткой была блондинка Телиция.

— А не вознаграждается ли он, — спросила леди Флоренс, — чем-то еще другого сорта?

— Конечно, леди Флоренс, — ответил Кеннет.

— Чем?

— Кое-какими ничего не значащими вещами, пустяками, незначительными мелочами, которые не заслуживают вашего внимания, — ответил Кеннет.

Леди Флоренс посмотрела на стоящих на коленях рабынь.

— Вот этим? — ядовито спросила она.

— Если леди Флоренс не одобряет, мы, конечно, прекратим это делать, — проговорил Кеннет.

— Почему я должна не одобрять это?

— Я не знаю, леди Флоренс, — заговорил Кеннет. — Я просто думал…

— Девицам регулярно дают вино, не так ли? — поинтересовалась хозяйка.

— Конечно, — ответил Кеннет.

— На что мне еще стоит обратить внимание? — снова спросила хозяйка.

— Не имею представления.

— Если рабы начнут плодиться, тогда я обязательно прослежу за этим.

— Конечно, леди Флоренс.

Рабы — домашний скот. Они размножаются, только если хозяевам это угодно.

— Какие у тебя стали сильные руки, — удивилась леди Флоренс, глядя на меня.

Моя туника была без рукавов.

— Мне совершенно все равно, — обратилась леди Флоренс к надсмотрщику, — участвует или нет этот раб в схватках на конюшне. Смотри, чтобы он хорошо выполнял свои обязанности.

— Конечно, леди Флоренс, — ответил Кеннет.

Хозяйка отвернулась от меня и подошла к следующему рабу. Однако она провела около него лишь одно мгновение, и вот осмотр невольников закончен.

— Не желает ли леди Флоренс осмотреть рабынь? — поинтересовался Кеннет.

Леди Флоренс внезапно сделалась напряженной.

— Да, — сказала она. В следующее мгновение, в своей развевающейся юбке, с капюшоном и вуалью, в сапогах, с плетью в руке, хозяйка стояла перед рабынями.

Они принадлежали к ее полу, эти девки, стоящие на коленях в ошейниках и коротких туниках.

— Кто из них фаворитка раба по имени Джейсон?

— Вот она, Телиция, — указал Кеннет.

Светловолосая Телиция испуганно взглянула на хозяйку.

— Продай ее, — приказала леди Флоренс и ушла прочь.