— Его здесь нет, — констатировал Кэбот.

Пейсистрат остался ответственным за людей в лагере отряда Лорда Грендель, а Статий, не так давно бывший не больше, чем презренным субординантом, был назначен командовать кюрами. Заодно, на него, как на кюра, было возложено общее командование в лагере.

А Лорд Грендель и Кэбот обогнув Озеро Страха по его берегу, ближайшему к жилым областям, вышли к известному им месту, чтобы сжечь останки Лорда Арцесилы, которые они ожидали найти в гроте. Однако основной целью их похода были наконечники стрел оставшиеся там. Необходимо было восполнить их запас, по крайней мере для себя. Многие из людей теперь, в той или иной мере, освоили лук, но остро стояла проблема нехватка подходящих заготовок для наконечников. У многих теперь были просто заострённые оперённые палки. Некоторые ухитрялись делать наконечники из камня или из согнутых, скрученных кусочков металла, но это всё были кустарные поделки, в лучшем случае. Кремень, классический камень для таких целей, дающий осколки, подходящий формы, в этом Мире найти не удалось.

Для Лорда Грендель и его человеческого союзника, Тэрла Кэбота, не составило труда определить местонахождение грота, в котором они оставили Лорда Арцесилу, однако войдя внутрь, они с удивлением обнаружили, что там пусто.

— Лорд Арцесила лежал здесь, — сказал Кэбот, указывая на дальнюю часть пещеры. — Вон пятна его крови.

— Кровь не свежая, — заметил Грендель.

— Вероятно, он умер от своих ран, а животные, почувствовав запах крови и смерти, вытянули тело из грота, — предположил Кэбот.

— Будем надеяться, что он умер прежде, чем они на него натолкнулись, — вздохнул Лорд Грендель.

— Нет никаких признаков борьбы, — сказал Кэбот. — Сосуды примерно там же, где они были, когда мы оставили грот. Вот только, почему-то нет и никаких следов в слое пыли на полу.

— Не исключено, что его могли обнаружить, схватить и передать Агамемнону, — высказал предположение Лорд Грендель.

— В любом случае его здесь нет, — подытожил Кэбот.

Когда-то Кэботу и Лорду Гренделю очень повезло с кузнецом, который изготовил первые наконечники, приняв их или, по крайней мере, притворившись, что принял за декоративные кулоны.

Разумеется, последние серебряные монеты Кэбота, доставшиеся ему в результате пари с Пейсистратом, были потрачены на эти цели.

Каждый из них теперь нёс по мешку, содержавшему сотни таких смертоносных деталей.

— Ты считаешь, было разумно оставлять Флавиона в лагере? — поинтересовался Кэбот.

— Вполне, — кивнул Грендель. — Пусть он думает, что остаётся вне подозрений. Пусть сидит и ждёт, планируя очередную подлость. И мы тоже подумаем, как мы можем использовать его.

— А что если он выдаст местонахождение лагеря? — осведомился Тэрл.

— Это был бы всего один лагерь, — усмехнулся Лорд Грендель. — Нет, он хочет представлять для Агамемнона большую ценность. Лучше, дождаться перегруппировки, чтобы сдать сразу дюжину лагерей, дюжину лидеров и дюжину отрядов. Пусть он думает, что затаился среди нас как ост свернувшийся под нашими ногами, неподозреваемый, незамеченный, вызнающий и вынюхивающий.

— Однако, следует признать, что с восстанием покончено, — вздохнул Кэбот. — Остались лишь небольшие анклавы сопротивления, ожидающие только того, когда ими займутся всерьёз, уничтожив один за другим.

— Наши дела здесь закончены, — сказал Лорд Грендель. — Пора возвращаться в лагерь.

— Замечательно, — кивнул Кэбот.

— Вероятно, Ты стремишься поскорее вернуться к своему маленькому животному, — заметил Грендель.

— К смазливой шлюхе в ошейнике, по имени Лита? — уточнил Кэбот.

— Да, — кивнул Лорд Грендель.

— Возможно, — буркнул Кэбот.

— Ты говорил во сне, — сообщил Грендель.

— Для рабовладельца трудно долго быть без своей рабыни, — пожал плечами Кэбот.

— Есть кое-что потруднее этого, — заметил Грендель.

— И что же это? — полюбопытствовал Кэбот.

— Не Ты ли зажёг рабские огни в её животе? — вместо ответа спросил Грендель.

— Верно, — признал Тэрл, — как и то, что она — рабыня.

— Вот это оно и есть, — усмехнулся Грендель.

— Что? — не понял Кэбот.

— То самое, — пояснил Грендель, — что труднее, чем рабовладельцу быть без его рабыни.

— И что же это? — снова не понял Кэбот.

— Для рабыни, быть без её хозяина, — ответил Грендель.

— Я предположил бы, что в действительности это во многом вещи одного порядка, — сказал Кэбот.

— Признаться, меня берут сомнения относительно этого, — заметил Лорд Грендель. — Я часто размышлял над беспощадностью рабовладельцев, которые так односторонне и безжалостно бросали беспомощных рабынь в муки таких потребностей.

— Это делает их отчаянно зависимыми и легче управляемыми, — объяснил Кэбот.

— Я бы не сильно удивился, — признался Лорд Грендель, — если бы узнал, что сексуальные потребности, беспомощность и страстность человеческих женщин далеко превышают потребности мужчин.

— Только, когда они были пробуждены сексуально, — поправил его Кэбот. — Я знаю мир, где многие мужчины очень удивились бы такому предположению.

— Думаю, что я слышал о таком мире, — хмыкнул Грендель.

— И это не Гор, — улыбнулся Кэбот.

— Разумеется, — кивнул Лорд Грендель. — Это был бы совсем другой мир, трагичный, жертвующий своими интересами, мир, живущий без удовольствия.

— В мире, о котором Ты подумал, — сказал Кэбот, — далеко не все женщины сексуально инертные, вялые или спящие. У некоторых из них в животах живут беспокойные потребности гореанской рабыни.

— Но это необычно, не так ли? — уточнил Грендель.

— Трудно сказать, — пожал плечами Кэбот, — но общее мнение состоит в том, что это ненормально.

— Это странный подход, — задумчиво проговорил Лорд Грендель, — принимая во внимание обширное распределение сексуально жизненной ткани в человеческой женщине, её всеохватность, и тонкие взаимосвязи с мыслями и чувствами. Вообще-то, учитывая это, имеет смысл считать, что почти всё тело женщины, это, по-своему, сексуальный орган. Рассмотри, например, их чувствительность, их понимание самых тонких оттенков цвета, аромата или текстуры. Даже их кожа жива, отзывчива к малейшему прикосновению, минимальному шёпоту и нюансу окружающей среды.

— Всё верно, подтверждением этого может служить тот факт, что, когда Ты укладываешь их голыми на определенные поверхности, например на каменные плитки пола или на ковёр, они приходят, иногда к своему испугу, в состоянии сексуального возбуждения.

— Или привязанной нагишом к дереву? — усмехнулся он.

— Конечно, — подтвердил Кэбот.

— Человеческие женщины, как мне кажется, — сказал Грендель, — просто замечательные создания. Иногда я думаю, что каждая из них предоставляет в собственность владельца уникальный подарок из эмоций, сознания, нежности, ощущений и удовольствий.

— Конечно, приятно владеть ими, — признал Кэбот.

— А насколько жизненны, важны и чувствительны они!

— Они знакомы, конечно, — продолжил Кэбот, — и с грубостью веревки, сжимающей их конечности, и с весом железа на запястьях и щиколотках и многих других вещах.

— И с чувством ошейника на шее?

— Несомненно, — кивнул Кэбот.

— И к щекотке шёлка, — добавил Грендель, — и к аромату духов.

— Особенно, — сказал Кэбот, — если они знают, что они были приготовлены специально для рабынь.

— Вот я и не могу понять, — вздохнул Грендель, — как получается, если это правда, что столь многие из женщин того мира оказались незнакомы со своими телам и потребностями.

— По-видимому, тому есть объяснения, — развёл руками Кэбот.

— Может они другой вид женщины? — предположил Грендель.

— Нет, конечно, — отмахнулся Кэбот. — Привези их на Гор, надень на них ошейники и продай, можешь мне поверить, они очень скоро окажутся среди самых горячих из рабынь. Разумеется, они приносят хорошую прибыль от продажи с торгов.

— Тогда я не в силах понять этого, — признался Лорд Грендель.

— В истории того мира, о котором мы с тобой говорим, — решил объяснить Кэбот, — в течение тысяч лет женщины считали полными потребностей сосудами греха, соблазнительницами, совратительницами и так далее, опасались интенсивности их сексуальности, и старались защититься от них.

— Интересно, — хмыкнул Грендель.

— Я уверен, в этом направлении было сделано немало, — продолжил Кэбот, — культурными предписаниями, социальным диктатом, требованиями, давлением и прочими методами влияния. Когда власть в обществе захвачена больными, несчастными, слабыми мизантропами, то естественно, что они, как могли, формировали их мир по своему собственному патологическому подобию. К тому же, когда мир по существу становится машиной, с бесчисленными замкнутыми в себе, расчеловеченными частями, методами и процедурами, остаётся крайне мало места или времени давно забытому животному, каким однажды был человек, пробиться к его потребностям, и ему остаётся только бродить внутри сознания, потерянному в его лабиринтах.

Лорд Грендель молча слушал.

— Есть вероятность, — предположил Кэбот, — что кажущийся недостаток женской страсти в таком мире, казалось бы, противоестественно повсеместный, и якобы необъяснимый, фактически является своеобразным доказательством не отсутствия или слабости женских побуждений и потребностей, но их замечательной силы, которая требует для её подавления социальных устройств такой продуманности и мощи.

— Женщины должны быть обращены против женщин? — уточнил Грендель.

— Да, — подтвердил Кэбот. — Им запрещено, если можно так выразиться, открывать определенные двери, смотреть в определенные зеркала, из-за страха того, что они могли бы там найти, из-за боязни того, что они могли бы там видеть.

— Мне это кажется трагической потерей женщины, — сказал Грендель.

— Верно, — согласился Кэбот.

— Выглядит так, как будто они сексуально спят, — проворчал Грендель.

— Подозреваю, что в своих снах и фантазиях, — усмехнулся Кэбот, — немногие из них сексуально спят.

— Они боятся своей природы и самих себя? — поинтересовался Грендель.

— Возможно, — ответил Кэбот. — Конечно, в природе есть очевидные, всепроникающие взаимозависимости, а они — женщины.

— Ты имеешь в виду доминирование и подчинение? — уточнил Грендель.

— Совершенно верно, — кивнул Кэбот.

— Они боятся найти своих владельцев?

— Я так не думаю, — покачал головой Кэбот. — Скорее они жаждут найти их.

— Интересно, — сказала Грендель.

— И они понимают, хотя бы в своих тайных мечтах, что они не будут цельными, пока не будут стоять на коленях перед ними.

— Из того, что Ты сказал, я заключаю, что женщины Земли не случайно ценятся так высоко на гореанских рынках.

— Зачастую, — улыбнулся Кэбот. — И их цены отражают вскрытую ценность этот товара.

— Конечно, — кивнул Грендель.

— Многие мужчины ищут именно их, — добавил Кэбот.

— Из них получаются настолько превосходные рабыни?

— Ошейник освобождает их, — пояснил Кэбот.

— Конечно, у тебя самого было удовольствие владеть и управляться рабынями, — заметил Грендель.

— С некоторыми, — признал Кэбот.

— Твоя Лита, — припомнил Грендель, — сильно плакала, боюсь, даже раздражающе сильно, когда мы покидали лагерь.

— Она была назойлива, — поморщился Кэбот. — Ей хотелось сопровождать нас, но цепь на левой лодыжке удержала её у дерева, как бы она ни протягивая к нам руки и ни рыдала.

— Подозреваю, что просто твоего слова было бы достаточно, — заметил Грендель.

— Возможно, — несколько раздражённо ответил Кэбот.

— Боюсь, Ты всё-таки любишь её, — предположил Грендель.

— Она — простая рабыня, — пренебрежительно бросил Кэбот.

— Однако у неё есть интересные особенности, — напомнил Грендель.

— Полагаю, что да, — признал Кэбот. — Она весьма умна и довольно красива лицом и фигурой. Разумеется, она неплохо выглядела бы, выставленная на сцене торгов. И она энергичная, здоровая, чувствительная, умная, очень эмоциональная, а теперь, в неволе, стала изысканно, беспомощно и уязвимо женственной.

— Ну и как, она хорошо выглядит в ошейнике? — осведомился Грендель.

— О, да, — заверил его Кэбот. — Она родилась для него.

— Рискну предположить, что у себя на Земле она была поверхностной, неприятной, беспокойной, смущённой, противной, недовольной, высокомерной, тщеславной и мелочной.

— На ней тогда не было ошейника, — развёл руками Кэбот.

— Кажется, что теперь она тысячекратно выросла в характере, понимании и эмоциональной глубине, — заключил Грендель.

— Теперь она рабыня, — пожал плечами Кэбот.

— И в её животе теперь горят рабские огни, не так ли? — уточнил Грендель.

— Да, — подтвердил Кэбот.

— А может, они уже бушуют?

— Часто, — признал Кэбот.

— И это ещё больше делает её зависимой от твоего милосердия?

— Разумеется, — кивнул Кэбот.

— Несомненно, приятно владеть красавицей, голой, в рабском ошейнике, которая ползает перед тобой, умоляя о твоём прикосновении.

— Это очень приятно, — признал Кэбот.

— Кажется, из неё получилась превосходная рабыня.

— Она пока ещё учится, — заметил Кэбот.

— Как по твоему, она принесла бы хорошие деньги?

— Думаю да, — ответил Кэбот.

— Тогда, — заключил Лорд Грендель, — её нужно держать под самой жёсткой и превосходной дисциплиной.

— По какой причине? — поинтересовался Кэбот.

— Чтобы сохранять её достойной такой цены, — пожал плечами Грендель.

— Понятно, — кивнул Кэбот.

— Она жалобно рыдала, — напомнил Лорд Грендель, — когда мы покидали лагерь. Это было неудобно. Что должны были подумать наши братья?

— Она почти обезумела, — заметил Кэбот. — Я думаю, что это правильно и полезно, позволять рабыне давать выход своим чувствам, рыдать или плакать, если ей это требуется.

— До некоторой степени, возможно, — согласился Грендель, — но затем она должна быть призвана к тишине, взглядом или словом. Позже, если она желает, в подходящих условиях, дома, в своей клетке, конуре или на цепи, она может сколько угодно метаться, стонать, плакать, рыдать.

— А я и не знал, что Ты разбираешься в управлении человеческими рабынями, — удивился Кэбот.

— Она нуждается во вкусе плети, — заметил Грендель.

— Она — женщина с Земли, — пожал плечами Кэбот.

— Тем важнее это для неё, — сказал Грендель.

— Я понимаю.

— А как ещё она может узнать, что она, действительно, рабыня, а Ты, действительно, её господин, если Ты ни разу не познакомил её со своей плетью? Тем более, что она сама хочет с нею познакомиться.

— Откуда Ты это знаешь? — полюбопытствовал Кэбот.

— Это очевидно, — усмехнулся Лорд Грендель.

— Что-то я не припоминаю, чтобы Ты сам применил плеть к Леди Бине, — проворчал Кэбот.

— Но это невозможно, — потрясённо пробормотал Грендель. — Это было бы совершенно неподобающе. Ведь она — свободная женщина.

— Ты всё ещё подозреваешь её в предательстве? Я имею в виду случай с арсеналом.

— Конечно, — ответил Грендель. — Совершенно ясно, что она виновна. У самого Флавиона, скорее всего, не было подходящей возможности покинуть лагерь незадолго до нападения, по крайней мере, не на достаточно долгое время, не привлекая внимания, а возможно и подозрений. Думаю, что он предпринял определённые меры, чтобы обеспечить её побег. Как ещё это могло случиться? И он послал её к Агамемнону, несомненно, снабдив паролем и отзывом. Каждый из них виновен. Каждый был союзником другого.

— Думаешь, она теперь занимает высокое положение при Агамемноне?

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — проворчал Лорд Грендель.

— Статий и другие, — напомнил Кэбот, — хотят её крови.

— Они её не получат, — заявил Лорд Грендель, — не пролив сначала мою.

— У них на уме жестокие пытки, — предупредил Кэбот.

— Сомневаюсь, что ей угрожает какая-либо опасность, — усмехнулся Лорд Грендель, — восстание провалилось.

— Почему тогда, — осведомился Кэбот, — Ты продолжаешь войну?

— Потому, что это нужно, — ответил Грендель. — Это по-кюрски.

— Понятно, — кивнул Кэбот.

— А почему Ты продолжаешь войну? — в свою очередь спросил Грендель.

— Потому, что это нужно, — усмехнулся Кэбот. — Это по-гореански.

— А вот мне любопытно, — сказал Лорд Грендель, — почему в лагере Ты вёл себя так подобострастно по отношению к Флавиону, так усердно следя за его потребностями, прислуживая ему, ухаживая за ним и так далее.

— Это нравилось ему, как мне кажется, — объяснил Кэбот, — быть обслуженным человеком, одним из тех, кого он, несомненно, рассматривает как низший вид.

— Что не так уж и неуместно, — заметил Грендель.

— Возможно, — не стал спорить Кэбот.

— Ты даже натёр до блеска его мех мягким полотенцем, — припомнил Грендель. — Вероятно, это было сделано, чтобы казалось, что Ты оказал ему честь, а на деле Ты пытался смягчить его подозрения, если они у него были или что-то в этом роде?

— Возможно, — ответил Кэбот, не вдаваясь в подробности.

— Но почему только в течение одного дня? — не отставал его товарищ.

— Этого было бы достаточно, — пожал плечами Кэбот.

— Мы не должны спугнуть его, — предупредил Грендель.

— Конечно, — согласился Кэбот.

— Утром, — сказал Грендель, — мы выступаем назад в лагерь.

— Хорошо, — кивнул Кэбот. — Ты что-то говорил про то, что я разговаривал во сне?

— Да.

— Полагаю, это имело отношение к Лите?

— Да.

— А что я говорил? — полюбопытствовал мужчина.

— Насколько я понял, во сне Ты приковывал её цепью, — ответил он.

— Приковывал цепью?

— Вероятно.

— Хорошо, — кивнул Кэбот.