— Это отвратительно! Омерзительно! — закричала свободная женщина, одетая одежды писцов и скрытая под вуалью, одна из стоявших среди публики. — Опусти свою юбку, Ты рабыня, Ты бесстыжая девка!

— Умоляю Вас, пожалуйста, уйдите, благородный сэр, Вы появились передо мной столь неожиданно, что мне пришлось скрывать лицо тем, что было под рукой, — кричала девушка на подмостках, играющая Бригеллу в труппе Бутса Бит-тарска. Я уже видел её несколькими днями ранее в Порт-Каре.

— Опусти свою юбку, шлюха! — бесновалась свободная женщина в толпе зрителей.

— Заглохни, — рявкнул на неё свободный мужчина. — Это — всего лишь комедия.

— Сам заглохни! — взвизгнула дамочка.

— Эх, была бы Ты рабыней, — проворчал мужчина. — Ты бы дорого заплатила за свою дерзость.

— Я не рабыня, — возмущённо заявила та.

— Это как раз очевидно, — усмехнулся он в ответ.

— И я никогда не буду рабыней, — гордо сказала женщина.

— Ой ли, не будь в этом так уверена, — зло бросил мужчина.

— Животное, — огрызнулась она.

— А интересно, как бы Ты работала прикованная цепью в палатке? — поинтересовался он, окидывая взглядом её фигуру.

— Урод! — выплюнула женщина.

— Вы дадите нам посмотреть спектакль или нет? — возмутился товарищ, стоявший рядом со спорщиками.

— Хотя я и бедная и одета в обноски, — меж тем продолжала декламировать Бригелла обращаясь к Бутсу Бит-тарску, в паре с ней игравшему в маске напыщенного, пыхтящего, развратного торговца, — но все хорошо знают, о любезный сэр, что я — свободная женщина!

Это заявление было встречено зрителями взрывом хохота.

— Сними шарф с её горла! — сквозь смех прокричал какой-то мужчина. — Посмотри, нет ли под ним ошейника!

На Горе, как я уже упомянул, большинство актрис — рабыни. В классической драме или комедии, если женщинам разрешают выступать, что бывает редко, поскольку женские роли обычно исполняются мужчинами, и эти женщины являются рабынями, ошейники с них иногда снимают. Однако, прежде, чем это будет сделано им на щиколотке или на запястье запирают стальной браслет, который те ни в коем случае не смогут снять. Таким образом, они продолжают носить некий символ неволи. Это облегчает, в случае каких-либо спорных ситуаций или неуверенности относительно их статуса или принадлежности, ясно определить это, любому заинтересованному лицу, в особенности гвардейцам или судьям, или иным уполномоченным властями.

Подобная предосторожность, помогает избежать неудобств и возможных затруднений с опознанием, например, в случае неуверенности в статусе женщины, её приходится связывать и передавать для обследования свободным женщинам, чтобы те могли раздеть, и исследовать её тело на предмет присутствия на нём рабского клейма. Кстати, если до такого доходит, то девушке будет лучше быстренько, и открыто признаться в своём рабстве. Свободные женщины презирают и ненавидят рабынь. Им свойственно относиться к невольницам с непередаваемой жестокостью и злобой, как ко всем вообще, так и в частности они вряд ли будут довольны тем, что какая-то из них осмелилась на гнусное преступление, заключающееся в выдаче себя за одну из них. Для женщин не составит труда найти и опознать рабское клеймо на теле девушки. Оно, хотя и маленькое и изящное, но прекрасно заметно на её плоти. Оно легко обнаруживаемо, обычно чёткое и полностью безошибочно определяющее статус. Оно превосходно служит своей цели идентификации его носительницы. В действительности, он является частью рабыни, ибо всегда находится при ней, выжженное в её коже.

Обычно, когда девушка играет на сцене, даже если она делает это нагой, клеймо не прикрывают. Даже если она играет роль свободной женщины, его как будто «не видят», если можно так выразиться, публика просто игнорирует этот факт, в силу гореанской театральной традиции. Если же по ходу спектакля женщин должна быть лишена свободы, что, кстати, весьма распространённый сюжет во многих драмах и фарсах, клеймо вначале действия заклеивается маленьким круглым пластырем. Удаление этого пластыря, скорее всего, совпадёт с одеванием на неё ошейника, что может означать, что женщина была порабощена согласно правилам. Прикрытием клейма, таким образом, достигается эффект, что его как бы не существует, или правильнее ещё не существует. Это является ещё одной гореанской театральной традицией.

Таких традиций существует великое множество. Если актёр держт в руке тарновое стрекало и перемещается по сцене определенным образом, то предполагается, что он летит на тарне. В руке кайиловый хлыст, или прут сопровождаемый соответствующей походкой — значит, он едет на кайиле. Ветки на сцене могут изображать лес или часть городской стены. Если актёр поднялся на ящике или маленьком столе, зритель понимает, что герой осматривает окрестности с вершины горы или с зубца стены. Немного конфетти выброшенных на сцену и вот вам снежная буря, короткая прогулка от одного конца сцены до другого — это долгое путешествие в тысячи пасангов. Пересеченные шесты и шёлковая занавеска на них и готов тронный зал убара или шатёр генерала. А если за «генералом» несут вымпел, то предполагается, что за ним следует тысяча воинов. Чёрный плащ на актёре указывает, что его герой невидим. Вариаций бесчисленное количество.

— Ты что, на самом деле свободна? — меж тем с преувеличенным скептицизмом поинтересовался у Бригеллы Бутс Бит-тарск, скрытый под маской торговца.

— Да! — пропищала та, держа свою юбку перед лицом, зажав подол в своих крохотных кулачках, чтобы скрыть таким образом лицо на манер вуали. Мужская часть публики покатывалась со смеху, несомненно, не только над нелепостью ситуации, но и над несовместимостью такой очевидной рабыни, такой была прекрасная Бригелла, её утверждению.

Бутс с пыхтеньем проковылял через сцену, как если бы занять положение с наилучшим обзором.

— Тал, любезный сэр, — сказала Бригелла тонким голоском.

— Тал, благородная леди, — ответил Бутс.

— Что-то не так? — осведомилась девушка у своего партнёра.

— Я бы сказал, что есть нечто самую малость неправильное, во всяком случае, мне так кажется, — заметил тот.

— Вы что, прежде никогда не видели свободную женщину?

— Этот фарс оскорбляет свободных женщин! — закричала свободная женщина из толпа зрителей, та же самая, одетая в синие одежды касты писцов.

— Вы прежде никогда не видели свободную женщину? — повторила Бригелла.

— Ну, вообще-то большую часть их, я не вижу, — признал торговец.

— Понятно, — протянула Бригелла.

— По крайней мере, обычно, гораздо меньше, чем вижу сейчас, — добавил Бутс.

— Оскорбление! — снова закричала свободная женщина.

— Признаться, в Вас я уже увидел больше, чем во всех остальных вместе взятых, — усмехнулся он.

— Оскорбление! Оскорбление! — скандировала свободная женщина.

— Вы расстроены, что я не принимаю Вас должным образом? — спросила Бригелла.

— О, ну что Вы, я должен радоваться, — заверил её Бутс, — если у Вас вообще было намерение принять меня, неважно должным ли образом или нет.

— Неужели леди могла сделать иначе? — спросила девица.

— Действительно! — воскликнул Бутс с энтузиазмом.

— Конечно, я имею в виду, — уточнила она, — что, я приношу извинения за необходимость закрыть моё лицо столь торопливо и, используя первое, что попало под руку.

— Не волнуйтесь, я не вижу в этом ничего критичного, — успокоил он.

— Значит, Вы не думаете обо мне уничижительно? — поинтересовалась она.

— Нет-нет, я восхищаюсь Вами. Я восхищаюсь Вами! — проговорил Бутс Бит-тарск, приседая и любуясь ею.

— Вот таким образом, мы, свободные женщины демонстрируем свою скромность, — похвасталась Бригелла.

— И надо признать у Вас просто прекрасная скромность, — восхищенно подтвердил Бутс, приседая ещё ниже.

— Ой! — внезапно вскрикнула девушка, как если бы сообразив в каком затруднении оказалась, и, присев, торопливо опустила юбку, прикрывая лодыжки.

— А я думал, что Вы свободная женщина, — воскликнул Бутс.

— Так и есть! — пискнула Бригелла.

— А почему тогда Вы стоите с открытым лицом перед незнакомцем? — спросил мужчина.

— Ой! — издала девица несчастный писк, подскакивая, и ещё раз задирая юбку, до самой головы, в очередной раз, закрывая лицо.

— Вау! — выдохнул Бутс, снова приседая с видом истинного ценителя.

— Ой! — она снова опустил юбку вниз, как будто пребывая в большом затруднении.

— Открытое лицо! — возмущённо закричал Бутс, как если бы в шоке от увиденного.

Юбка летит вверх.

— Вау! — довольно вопит Бутс. — Ого!

— Ну что же делать бедной девушке! — прокричала Бригелла. — Что я могу поделать!

Подол юбки, зажатый в её маленьких руках, под её стоны страдания и расстройства, летал то вверх то вниз, снова и снова, со всё уменьшающимся размахом, пока она не стала двигать им где-то между грудью и горлом. Таким образом, конечно, к развлечению большей части аудитории, она уже не скрывала ни своей «скромности», если можно так выразиться, ни своего лица.

Следует понимать, и полностью осознавать то, что происходило на сцене. Дело в том, что публичное открытие лица свободной женщиной, особенно таковой из высшей касты, претендующей на особое положение в обществе и высокий статус, является социально серьезным нарушением приличий во многих местах Гора. Действительно, в некоторых городах свободная женщина, появившаяся на улице без вуали, должна быть готова к тому, чтобы быть задержанной стражниками, и выслушать их требование надеть вуаль, а в случае отказа, пройти домой под их конвоем. Может произойти и кое-что похуже. В некоторых городах такую женщину проводят назад в её дом, полностью раздетой за исключением вуали на лице, которую ей наденут насильно. И всё это будет происходить в сопровождении толпы зевак, которым, конечно, интересно узнать, в какой именно дом её препроводят стражники. Повторное нарушение в таком городе обычно приводит к порабощению этой женщины. Конечно, применять столь серьезные меры для защиты столь привычных гореанских правил приличия приходится крайне редко. Обычно вполне достаточно угрозы наказания за нарушение этого обычая.

Социальное давление, различными способами, также способствует тому же эффекту. Женщина, вышедшая без вуали, например, может заметить, что другие женщины, с отвращением отворачиваются от неё на рынке. В действительности ей не стоит ожидать, что хоть одна свободная женщина на рынке будет иметь с ней дело, если она сначала не встанет перед ней на колени. Для неё не должно быть неожиданностью, в толпе, услышать за своей спиной презрительный шёпот, и различные неприятные эпитеты, такие как: «Бесстыдная шлюха», «Нахальная потаскуха», «Столь же нескромная как рабыня», «Интересно, кто её владелец», или просто злобное шипенье «Наденьте на неё ошейник!». А если она попытается противостоять или бросить вызов своим противницам, она просто услышит все эти замечания повторенные членораздельно и в лицо.

Рабыням, кстати, обычно, запрещают прятать лицо под вуалью. Их лица в большинстве случаев открыты и полностью выставлены на всеобщее обозрение. Таким образом, мужчины могут, небрежно, и всякий раз, когда они того пожелают рассматривать их. То, что земные девушки обычно спокойно относятся к появлению на виду у всех с открытым лицом, кстати, является одной из многих причин, отчего многие гореане думают о них как о прирождённых рабынях. Для гореанской же девушки то, что она вдруг, впервые со времени своего созревания больше не может скрыть лицо, если конечно её владельцу не захочется предоставить ей это право, является одним из самых пугающих и существенных аспектов её перехода в неволю. Её лицо, во всей его чувственности и красоте, со всеми его столь интимными, личностными и сокровенными особенностями, столь разоблачительными для неё, самыми глубинными и тайными мыслями, чувствами и эмоциями теперь выставлено на всеобщее обозрение, и любой желающий может рассмотреть и прочитать всё это.

Интересно отметить, что даже некоторые землянки попав на Гор, спустя короткое время, склонны становиться чувствительными к подобным соображениям. Обычно это интерпретируется обоими видами девушек, по крайней мере, вначале, как часть «бесчестья» ошейника. Спустя какое-то время, конечно, все девушки, как гореанки, так и землянки, ставшие вдруг чувствительными к коварным последствиям открытия лица, перестают думать об этом, или, по крайней мере, не делают этого постоянно. И те и другие уже познали, что они — теперь ничто, всего лишь рабыни, и что это — всё, что они есть и будут. Они больше не стремятся к привилегиям свободной женщины. Их выставление на показ, их доступность, если можно так выразиться, отныне становятся такими же условиями их существования, как и повиновение, служение, любовь и наказания. В некотором смысле они считают это освобождением. Это освобождает их от соблазна обмана, притворства и сдержанности. Теперь они не задумываются, по крайней мере, между собой, об ошейнике как о «бесчестье». Скорее теперь, оказавшись на своём месте в совершенстве природы, полностью, беспомощно и безоговорочно, бросив себя к ногам мужчин, отдавшись своей глубинной сексуальности и потребностям, признанным, лелеемым и исполняемым, они начинают думать о нём как об «источнике радости». Рабыни больше не стремятся к привилегиям и прерогативам свободных женщин. Нет уж, пусть они сами продолжают жить в их панцирях запрещений и традиций, пусть уж они сами терпят свои холодность, ревность и обман. А невольницы нашли нечто в тысячу раз более драгоценное, свой смысл, свою значимость, своё счастье, свою радость, своё удовольствие, свой ошейник.

— Что же мне делать? — вопрошала прекрасная Бригелла толпу, прекратив размахивать подолом, и прижав его к своей шее, и надув свои прекрасные губы.

Казалось, что она вот-вот заплачет. Она превосходно сыграла смятение, и смущение перед своей дилеммой!

— А Ты вставай на колени! — весело крикнул один из зрителей.

— Ага, и одежду сними! — поддержал его другой.

— И ноги, ноги его оближи! — подсказал третий, сквозь конвульсии хохота.

— Рабыня! — холодно и надменно прошипела свободная женщина, явно и недвусмысленно обращаясь к Бригелле.

— Госпожа, — немедленно отозвалась девушка, испуганно прекращая играть свою роль, оборачиваясь и падая на колени. При этом лицом она повернулась к свободной женщине.

— Головой в доски! — презрительно бросила свободная женщина.

Бригелла не мешкая опустила голову к самой сцене. Она дрожала, ибо отлично понимала, что такие женщины, как она находятся в полной власти свободных людей.

— Это Ты — владелец этой рабыни? — спросила свободная женщина Бутса Бит-тарска.

— Да, Леди, — ответил тот.

— Я требую, чтобы её наказали, — заявила она.

— Возможно, это превосходное предложение, — заметил Бутс. — Учитывая, что она — рабыня, но имейте ли Вы в виду какую-либо вескую причину, по которой я должен это сделать.

— Мне не пришлось по вкусу её выступление, — пояснила свободная женщина.

— Довольно трудно угодить всем, — развёл руками Бутс. — Но я уверяю Вас, что, если я, её владелец, окажусь не полностью удовлетворен выступлением этой девки, я лично свяжу её и проконтролирую, что она была достаточно хорошо выпорота.

— А я считаю её выступление отвратительным, — заявила женщина.

— Да, Леди, — поклонился Бутс.

— И я считаю это оскорблением свободных женщин! — продолжила она.

— Да, Леди, — терпеливо ответил Бутс.

— Давайте уже досмотрим окончание комедии, — предложил кто-то из зрителей.

— Так избей её! — снова потребовала свободная женщина.

— Я не вижу причин избивать её, — заметил Бутс. — Она делает ровно то, что она, как предполагается, должна делать. Она повинуется. Она послушна. Если бы она не была послушна, тогда я избил бы её, более того, я бы проследил, чтобы порка было соответствующей и длительной.

— Избей её! — заверещала свободная женщина.

— Мне наказать её? — поинтересовался Бутс обращаясь к толпе.

— Нет! Нет! — послышались мужские выкрики.

— Продолжайте спектакль! — прокричал кто-то.

— А у Тебя есть лицензия на это выступление? — осведомилась свободная женщина.

— Помилуйте, Леди, — заговорил Бутс заискивающе. — У меня сейчас трудные времена. Только вчера, ради того, чтобы свести концы с концами я был вынужден продать свою рабыню, исполнявшую роль золотой куртизанки.

Надо признать, что трудно заниматься бизнесом вроде гореанской труппы Бутса без золотой куртизанки. Она является один из главных персонажей, вовлечённых в этом виде театрального искусства, и присутствует в пятидесяти — шестидесяти процентах фарсов, составляющих репертуар такой труппы. Уж лучше было бы попытаться прожить без торговца, Бригеллы, Бины, Лекчио или Чино. Я уже знал о трудностях Бутса, причём выяснил это ещё вчера вечером. И я даже счёл целесообразным, по моим собственным причинам, предпринять кое-какие действия, для решения этого вопроса.

— Итак, у Тебя есть лицензия? — надавила свободная женщина на него.

— В прошлом году, говоря по правде, я не имел таковой по причине своей ужасной рассеянности, — осторожно признал Бутс, — но я же не стану так рисковать дважды на Сардарской Ярмарке. Я уже уладил свои долги здесь. Тем более, что едва я успел уладить один, как я оказался лицом к лицу перед тысячей кредиторов пришедших с гвардейцами за их спинами. Они набросились на меня, как тарны на зазевавшегося табука. Понуждаемый наконечниками их копий я был рад удовлетворить все их притязания, причём далеко не всегда честные. И когда сделал всё это, то оказался в такой нищете, что вынужден был расстаться со столь великолепной актрисой, игравшей наиважнейшую роль.

— Так у Тебя есть лицензия, или нет? — она начала терять терпение.

— Я вынужден был продать своей золотую куртизанки, чтобы купить этот клочок бумаги, — заявил Бутс.

— Так значит, есть? — уточнила женщина.

— Да, добрая леди! — кивнул Бутс.

— В таком случае, я с удовольствием увижу, как её отменят, — заявила она.

— Хорошо, — буркнул один из мужчин подле меня. — Вот иди и проследи.

— Эй, продолжай представление! — призвал другой.

— Помилуйте, добрая леди, — взмолился Бутс.

— Не думаю, что сочту целесообразным оказывать Вам милосердие в данном вопросе, — сказала она.

— А может, есть смысл снять с неё одежду женщины из касты писцов и пройтись плетью по её спине? — вдруг предложил кто-то.

— Да, поработить её надо, — прорычал другой.

— А ну тихо, сброд! — закричала, оборачиваясь лицом к толпе.

— Сброд? — переспросил мужчина.

Само собой, толпа состояла главным образом из свободных мужчин.

— Сброд! — возмутился другой зритель.

— Животные и подонки! — завизжала она на мужчин.

— Поработить её! — призвал один из тех, кто стоял рядом.

— Ошейник на неё! — поддержал его второй. — Он быстро исправит её манеры.

— Долой её одежду, — крикнул третий. — В наручники её и на привязь!

— О, у меня как раз с собой и то и другое, — весело выкрикнул мужчина, демонстрируя указанные вещицы.

— Вот и превосходно, надень их на эту стерву и тащи её к кузнецу, — послышалось предложение из задних рядов.

— Готов оплатить её клеймение, — предложил ещё один.

— Пополам! — тряхнул кошелём его сосед.

— Я — Леди Телиция с Асперича, — завизжала скандалистка. — Я — свободная женщина. Я не боюсь мужчин!

Я улыбнулся столь смелому заявлению. Конечно, сейчас она была в полной безопасности, поскольку находилась в пределах периметра Сардарской Ярмарки. Как же храбры могут быть женщины в пределах контекста традиций! Интересно, понимают ли они искусственность, недолговечность, умозрительность и хрупкость этих тонких крепостных стен. Они что, действительно спутали их со стенами из камня обороняемыми силами оружия? Они вообще понимают разницу между линиями и цветами на карте и фактическим ландшафтом местности? До какой высоты они решили поднять стены тех вымышленных или мифических замков, в которых они нашли убежище, и с башен которых теперь стремятся внушить свои желания всему остальному миру? Разве они не догадываются, что однажды мужчины могут им сказать: «Замок не существует» и они вдруг обнаружат, что терпение мужчин закончилось, безумие завершено, игра проиграна, а они оказались на месте, назначенном им природой, поражённо глядя вверх на своих владельцев?

Асперич, кстати говоря, это небольшой свободный остров, в Тассе, к югу от Телетуса и Табора. Управляют им торговцы.

— Давайте уже продолжайте игри, — раздраженно предложил мужчина.

— Да, да, — поддержали сразу несколько мужских голосов с разных сторон. — Начинай! Продолжай! Играйте!

— Я уже понял, что твоя Бригелла хорошенькая, — крикнул мужчина. — Теперь хотелось бы увидеть её полностью.

Бригелла вздрогнула, но осталась всё также стоять на коленях, не смея оторвать свою голову от досок. Она ведь пока ещё не получила разрешения сделать это, соответственно, она так и не узнала, кто был тем, что столь небрежно обозначил интерес к ней. Однако у меня не было сомнений, что теперь она выступит просто превосходно, что она, как бы великолепно она не играла до сих пор перед всей толпой, отныне она приложит особые усилия, чтобы показать себя чрезвычайно искусной и восхитительно привлекательной в своей роли настолько, насколько это возможно. Кто-то был там, среди зрителей, и, несомненно, с деньгами в его кошеле, кто мог бы оказаться заинтересованным потратиться на неё, и возможно купить её. Могу поспорить, это взволновало девушку, и потешило её тщеславие. Для гореанской рабыни, это — лестный комплимент, если кто-то готов купить её. И девушка готова доказать, что мужчина получит назад уплаченную цену тысячекратно, и даже больше. Я облизнул губы в предвкушении.

— С Вашего позволения, Леди Телиция? — вежливо обратился Бутс к надменной, строгой, гордой, тщеславной и полностью скрытой под синими одеждами свободной женщине, стоявшей в первом ряду перед сценой.

— Вы можете продолжать, — кивнула она.

— Но, Вы, возможно, найдёте нечто, что может показаться Вам оскорбительным, — предупредил её Бутс.

— Можешь не сомневаться, я найду, — заявила она. — И не волнуйся, я это непременно включу в свою жалобу соответствующим чиновникам.

— Вы хотите остаться? — озадаченно спросил Бутс.

— Да, — бросила женщина, — но не ожидайте, что я кину монету на сцену.

Я улыбнулся про себя. Леди Телиция, совершенно очевидно, столь же интересовалась просмотром оставшейся части спектакля, сколь и вся остальная часть публики. Мне это показалось весьма интересным моментом.

— Для нас уже то, что столь благородная свободная женщина, оказала нам честь своим присутствием, является самой высокой наградой, совершенно нами не заслуженной, — заверил ей Бутс Бит-тарск.

— Чё это он такое завернул, — удивился мужик справа от меня.

— Он говорит, что она больше, чем мы заслуживаем, — проворчали ему в ответ.

— Это верно, — засмеялся мужик.

— Ничего, ей вполне можно преподать, как надо угождать мужчинам, — заметил я.

— Правильно, — поддержал меня мужик. — И это может быть забавно.

— Ты можешь продолжать, — меж тем надменно сказала Леди Телиция Бутс Бит-тарску, игнорируя наши замечания.

— Спасибо, добрая леди, — подобострастно ответил тот и, повернувшись к Бригелле, бросил: — Девка!

Его манера обращения к Бригелле резко отличалась от того как он только что говорил со свободной женщиной. Но, в конце концов, она была всего лишь рабыней. Девушка вскочила на ноги, вновь прижимая подол юбки к шее.

— Бесстыдница, — проворчала свободная женщина.

Бригелла с волнением скользнула взглядом по толпу, видимо пытаясь определить, кем из нас мог быть тот, кто столь явно выказал свой интерес к ней. Ну что ж, это действительно, мог быть любой из нескольких десятков мужчин. Затем она мило улыбнулась и согнула колени. Это было проделано очень изящно. Уверен, что она заставила каждого здесь присутствующего мужчину захотеть немедленно сдёрнуть её с подмостков. И она снова надула губки и, придавая своему лицу выражение изящного, благовоспитанного испуга, приготовилась возобновить декламировать свою роль в прерванном фарсе.

— Продолжай, — скомандовал ей Бутс Бит-тарск, возвращаясь к своей роли.

— Если я поднимаю юбку, то демонстрирую свою скромность незнакомцу, — запричитала она, обращаясь к публике, — значит, мне надо опустить её, но тогда предстаю перед ним с открытым лицом, подобно наглой потаскухе! О, что же делать бедной девушке?

— Готов предложить прекрасной леди, имеющийся в моём мешке товар, что может стать решением Вашей проблемы, — объявил Бутс.

— О, умоляю Вас благородный сэр, — закричала Бригелла, — Скажите, что это может быть?

— Вуаль, — провозгласил он.

— Это именно то, в чём я сейчас нуждаюсь! — радостно пискнула она.

— Но это не обычная вуаль, — предупредил Бутс.

— Позвольте мне увидеть её, — попросила девица.

— Вот только, интересно, будете ли Вы в состоянии увидеть её, — как бы задумавшись, проговорил он.

— Что Вы имеете в виду? — удивилась Бригелла.

— О чём это я, конечно же, Вы сможете увидеть эту вуаль, — сказал торговец, — ведь Вы, совершенно очевидно, свободная женщина!

— Я Вас не понимаю, — сказала она.

— Это — вуаль из ткани, которую соткали маги Ананго, — объяснил Бутс.

— Неужели! — восхищённо воскликнула Бригелла.

— Она самая, — торжественно огласил торговец.

Ананго, как и Асперич, — это свободный остров в Тассе, также управляемый членами касты торговцев. Однако в отличие от первого находится он очень далеко на юге, значительно южнее экватора. Столь далеко, что большинство гореан не знает о нём ничего, за исключением того, что это место отдаленное и экзотичное. Джунгли Ананго служат фоном для различных фантастических рассказов, наполненных странными расами, таинственными растениями и невероятными животным. «Маги Ананго», кстати, кажется, известны всюду на Горе кроме как на самом Ананго. Насколько я знаю, на том острове, никто и никогда не слышал ни о каких магах.

— У этой вуали есть особое качество, — торжественно вещал Бутс наивной девушке, — она видима только свободным людям.

— Она, что, сделала затем, чтобы можно было не снимать её перед рабынями, — удивилась Бригелла.

— Скорее всего, нет, — ответил Бутс, — кто будет заботиться, что думают рабыни?

— Верно, — признала девушка. — Но позвольте мне увидеть её! Скорее покажите мне это чудо!

— Но она у меня уже здесь, вот она в моей руке, — удивился Бутс.

— О, насколько она красива! — закричала Бригелла.

По толпе зрителей прокатилась волна смеха. Уловка с невидимой тканью, или другим невидимым предметом: камнем, мечом, одеждой, домом, лодкой, предположительно видимым только тем, у кого есть определённые качества, в гореанском фольклоре является весьма избитым мотивом. У подобных историй есть множество вариаций.

Бутс поддержал воображаемую ткань второй рукой, как бы поворачивая её и демонстрируя во всей красе.

— Видели ли Вы когда-либо что-нибудь подобное этому? — спросил Бутс.

— Нет! — ответила девица.

— Она настолько легка, — нахваливал он, — что её вес едва можно почувствовать. Кстати сказать, рабыни её даже почувствовать не могут.

— Она должна быть моей! — взвизгнула Бригелла.

— Она ужасно дорогая, — предупредил её торговец.

— О, горе!

— Надеюсь, у Вас найдётся десять тысяч золотых монет?

— Увы, нет! — надула губы. — Я — бедная девушка. У меня даже лишнего бит-тарска дома не завалялось.

— Действительно жаль, — уныло проговорил Бутс, делая вид, что сворачивает ткань, причём делал он это удивительно искусно, что можно было понять насколько он талантлив. — А я-то надеялся продать это Вам.

— Но разве Вы не можете отрезать для меня хотя бы маленький лоскуток? — жалостливо спросила она.

— На тысячу золотых монет? — обнадежено вскинулся мужчина.

— Увы, — заплакала Бригелла. — Я не могу себе даже предоставить такую кучу денег.

— Безусловно, — сказал он, — вуаль будет, достаточно большой, чтобы скрыть всю фигуру.

— Я вижу это.

— К тому же маги Ананго не разрешают резать их произведение, — добавил торговец.

— Это всем известно, — вздознула девушка.

— В любом случае, Вы, конечно же, не будете столько жестоки, столь бессердечны, столь нечувствительны, чтобы предложить мне даже подумать о том, чтобы использовать ножницы, этот жестокий инструмент, эти безжалостные ножи на столь изумительном произведении искусства.

— Конечно, нет! — Крикнула Бригелла.

— Всего хорошего, леди, — с сожалением сказал Бутс, делая вид, что собирается упаковать рулон обратно в своё мешок.

— Но я должна иметь это!

— О? — замер Бутс не полпути.

— Я сделаю всё что угодно, чтобы заполучить это! — пообещала она.

— Всё что угодно? — с надеждой поинтересовался Бутс.

— Да, что угодно! — заверила Бригелла.

— Возможно, — задумался торговец. — Возможно.

— Да! — кричала. — Да?

— Нет, это невероятно! — отмахнулся Бутс.

— Что именно? нетерпеливо она спросила.

— Невероятно! — заявил Бутс.

— Так что же? — постаралась надавить Бригелла.

— Ну, Вы всё-таки свободная женщина, — нерешительно начал торговец.

— Что? — уже закричала девушка.

— Известно, что у мужчин есть потребности, — намекнул он, — и что они просто похотливые скоты.

— Интересно, что он может иметь в виду? — спросила девушка у толпы.

— И я долгое время провёл в дороге, — добавил торговец.

— В мою голову закрались подозрения, — сказала она зрителям.

— И я знаю, что Вы — свободная женщина, — поклонился ей Бутс.

— О, мои подозрения усиливаются с каждым моментом, — сообщила она толпе.

— А также я знаю, что красота свободной женщины — товар цены не имеющий.

— Мои мысли помчались вскачь, — продолжала Бригелла держать толпу в курсе дела.

Их разговор сопровождался смехом зрителей. В некотором смысле то, что говорил Бутс, было правдой. Красота свободной женщины была товаром, не имеющим цены. Только дело было не в том, что это было нечто особенное, а в том, что это не продавалось.

— Итак, я хотел бы поинтересоваться, — перешёл, наконец, к делу Бутс, — можно ли в обмен на эту удивительную вуаль, предоставить мне самый краткий из взглядов на Вашу бесценную красоту.

— Всё намного хуже, чем я думала, — с тревогой пропищала девушка зрителям.

— Простите меня, леди! — вскричал Бутс, как если бы сам, испугавшись чудовищности того, что он предложил.

— Всё же — бросила Бригелла толпе, — я действительно страстно желаю заполучить этот предмет.

— Мне уже пора уходить, — безропотно пробормотал Бутс.

— Останьтесь, благородный сэр. Задержитесь на момент, — остановила его она.

— Да? — обернулся Бутс.

— А может, будет достаточно показать Вам мельком щиколотку или запястье? — осведомилась она.

— Я, признаться несколько смущён, обращать на это Ваше внимание, — заметил торговец, — но поскольку Вы сами, похоже, не заметили, вынужден сказать, что на Вас нет не рейтуз ни перчаток, так что эти смелые проблески уже и так мои.

— Моя красота, поскольку она принадлежит свободной женщине, является бесценной, не так ли? — уточнила Бригелла.

— Конечно, — заверил её торговец.

— Ну, тогда предположите, — заявила она, — что за Ваш самый короткий из взглядов, Вы даёте мне, десять тысяч золотых монет о которых Вы говорили, как простой жест благодарности, конечно, раз уж вовлеченные в сделку ценности явно несопоставимы, ну и вуаль в придачу.

— Ваше великодушие просто поражает меня, — прокричал Бутс, — и имей я десять тысяч золотых монет, я был бы рад с удовольствием обменять их на такое виденья, но, увы, увы, я испытываю недостаток в этих жалких десяти тысячах монет!

Прокричав это, Бутс повернулся к толпе и прошептал:

— Уже ближе, но пока ещё далеко.

Его слова были встречены весёлым смехом.

Свободная женщина, стоявшая рядом, повернулась ко мне и заметила:

— Эта реплика, была хорошо подана.

— Да, — не мог не согласиться я.

— А Ты сама-то видишь эту вуаль? — поинтересовался один из зрителей мужчин.

— Конечно, вижу, — не задумываясь, ответила она.

Я для себя отметил, что эта женщина обладала весьма острым умом. Она не попалась в его ловушку, и мужчины встретили её ответ поощрительными смешками. Она показалась мне очень умной. Я бы предположил, что при прочих равных условиях, она могла бы стать способной к быстрому достижению, по крайней мере, минимальных требований предъявляемых к рабыням. Интересно, насколько привлекательна она была? Нелегко это было сказать, по оставшимся открытыми глазам и переносице! Конечно, будь она в рабском шёлке или нагой в ошейнике, я бы влёт определил её рыночную цену.

Бутс, тем временем, принялся торговаться с Бригеллой.

— Девять тысяч золотых монет, — предложила та Бутсу.

Он повернулся к публике и развёл руками.

— Восемь тысяч? — с надеждой посмотрела она на него.

Бутс, с показной помпой, развернул волшебную вуаль, якобы демонстрируя, как она мучительно желанна, как привлекает своим блеском.

— Как изумительна она! — запричитала Бригелла, вскидывая руки к щекам.

— Отлично, — сказал Бутс, крутя руками, по-видимому, сворачивая ткань, — Мне пора.

— О нет! Нет! — она сказала. — Пять тысяч? Одна тысяча!

— О, проклятая моя бедность, — простонал Бутс, — я не могу использовать в своих интересах такую замечательную возможность!

— Я должна заполучить это, — зашептала она публике, — но я не знаю, как это сделать!

Зрители тут же засыпали смущённую Бригеллу своими предложениями, далеко не все из которых можно было назвать приличными. Такой тип участия зрителей в спектакле является очень распространённой деталью в низких формах гореанского Театра. Это даже приветствуется и поощряется. В своём роде, фарс — это нечто, что актеры и зрители делают вместе. В действительности, они сотрудничают друг с другом, усиливая тем самым впечатление от театрального действа. Если игра актёров не будет устраивать публику, то последняя, вероятно, сразу сообщит об этом исполнителям. Иногда спектакль может быть освистан, и труппе срочно, по ходу действия нужно менять манеру исполнения. Впрочем, на всех, как известно не угодишь, и драки между теми, кому понравилось и они требуют продолжения, и теми, кто протестует не являются чем-то из ряда вон выходящим. И ничего нет удивительного в том, что подмостки могут быть усыпаны огрызками, кожурой, и прочим мусором, большая часть которого, успешно или неудачно, послужило метательный снарядами. Бывает и такое, что актера без сознания уносят со сцены после попадания в него подобного особо увесистого снаряда. Пожалуй, я не завидую актерам, и их профессии. Моё предпочтение остаётся за собственной кастой — кастой воинов.

— Я могу сделать предложение? — поинтересовался Бутс.

— Конечно, благородный сэр, — обрадовалась девица, как если бы приветствуя любое решение её дилеммы.

— Разденьтесь приватно, — предложил торговец, — и пока будете раздеваться обдумайте данный вопрос со всех сторон. И тогда, если Вы решите, в своём благородстве, отказать мне даже в самом мимолётном из взглядов, то неужели Вам это как-то повредит?

— Роскошное предложение, любезный сэр, — признала она, — но где, на этом открытом лугу, на обочине общественной дороги, я найду место, в котором это можно было бы сделать приватно?

— А это на что? — заметил Бутс, поднимая вуаль.

— Что? — удивилась Бригелла.

— Но Вы же можете видеть, — сказал Бутс, — что она столь же непрозрачна, сколь и красива.

— Конечно, — кивнула она.

— Ведь Вы же можете это видеть, не так ли? — уточнил торговец, словно внезапно усомнившись.

— Конечно! Конечно! — успокоила его Бригелла.

— Тогда? — протянул Бутс.

— Только держите повыше, — попросила она.

— Так Вы раздеваетесь? — переспросил торговец с напряжённым голосом, и мужчины перед сценой начали выкрикивать от удовольствия, а некоторые ударили по своим левым плечам, аплодируя по-гореански.

— Да, — выдохнула Бригелла.

Ну, что ж, она была довольно красива, и думаю, там было на что посмотреть.

— Я упомяну это в своей жалобе уполномоченным судьям, — прошипела свободная женщина со своего места перед сценой.

— Ну как, Вы уже полностью раздеты? — поинтересовался Бутс, как будто он не мог видеть её.

— Полностью, — подтвердила она.

— Серебряный тарск за неё! — восторженно заявил один из зрителей.

Бригелла довольно заулыбалась. Судя по голосу, это был тот, кто прежде уже проявил интерес к ней.

— Серебряный тарск, пять! — перебил его цену второй товарищ.

— Тарск серебром, десять! — добавил третий.

Эти предложения явно нравились Бригелле. Они подтверждали её ценность, которая, надо признать была значительна. Многих женщин продают гораздо меньше, чем за серебряный тарск. А, кроме того, все парни начавшие торг, казались сильными, красивыми товарищами, а следовательно весьма желанными рабовладельцами. И среди них не было ни одного, кто не показался бы способным обращаться с ней так, как того заслуживает рабыня, которой она, собственно, и была. Я подозревал, что эта Бригелла не планировала, надолго связывать свою жизнь с труппой Бутса Бит-тарска.

— Не мешайте представлению, — шикнула на претендентов свободная женщина.

— И ни одного бит-тарска за Вас, леди, — засмеялся один из мужчин.

Леди Телиция из Асперича сердито и высокомерно отвернулась, и снова уделила своё внимание к сцене.

— Вы можете продолжить, — царственным тоном сообщила она актёрам.

— Огромное спасибо, леди, — шутовски поклонился Бутс Бит-тарск.

— Мне кажется, или Вы непочтительны? — ядовито уточнила она.

— О нет, леди! — совершенно невинно воскликнул Бутс.

— Её стоит выпороть, — проворчал мужчина.

Леди Телиция не соизволила, как-то ответить на это предложение. Она могла позволить себе презрительно проигнорировать его. Она не была рабыней. Она была свободной женщиной, и порка ей не грозила, она была выше этого. А, кроме того, она была в полной безопасности, ведь находилась защищенной земле — земле перемирия, земле Сардарской Ярмарки.

— Ну вот, я стою у обочины дороги, раздетая догола совсем, как рабыня, — доверительно поведала Бригелла зрителям, — но при этом я отлично скрыта этой чудесной вуалью.

— Вы там правда раздеты? — продолжил Бутс с того места где его прервали парни, затеявшие импровизированный аукцион.

— Правда? — шёпотом спросила девушка, поворачиваясь к толпе.

— Уж будь уверена! — подтвердил один из тех товарищей, что предложили на неё цену.

— Да, — на этот раз она обратилась к Бутсу.

— Но как я могу знать, действительно ли Вы раздеты? — спросил Бутс, откровенно разглядывая её.

— У Вас есть моё честное слово, — попыталась надменно заявить девица, но получилось это не очень, — слово — свободной женщины.

— Со всем должным уважением благородная леди, — заметил Бутс, — в сделке такого важного характера, я верю этому, только если мне предоставляют ещё и гарантии несколько большей значимости.

— Что бы Вы желали? — спросила Бригелла.

— Разве нельзя было бы представить некие доказательства Вашей предполагаемой наготы? — поинтересовался торговец.

— Но, сэр, — протянула она, — Я же ещё не решила, предоставить ли Вам позволение на тот мимолётный взгляд в момент непроизносимого счастья, за который Вы, охотно полностью передадите мне эту удивительную вуаль.

— Не поймите меня неправильно, добрая леди, — испуганно воскликнул Бутс. — Я имел в виду только доказательства самого косвенного рода.

— И каково оно могло бы быть? — встревожено спросила девушка.

— Я не осмеливаюсь даже думать о таком вопросе, — пожаловался он.

— О, я придумала! — радостно закричала Бригелла.

— Что? — спросил плут, подмигивая публике.

— Я могу показать Вам свою одежду! — предложила она.

— Но что это может доказать? — невинно справился Бутс.

— Если Вы обнаруживаете, что я не в пределах оной, — объяснила Бригелла, — то сможете заключить, что я раздета?

— О, какой смелый ход, какое удачное решение! — радостно воскликнул торговец. — Кто бы мог предугадать, что наша проблема будет решена столь ловким решением!

— Сейчас, я упакую свою одежду, — сказала она, — и просуну её под краем вуали, и Вы всё увидите.

В этом месте зрители буквально покатились от гомерического хохота. Это на первый взгляд совершенно невинное действие, было чрезвычайно значимым в гореанской культурной традиции. Помещая свою одежду к ногам мужчины, женщина фактически признает, что будет она носить эти, или любые другие предметы одежды, или даже будет ли вообще одета, отныне зависит от его желания, а не от её. Практически, Бутс в контексте комедии, обманом вынудил девушку сложить свои одежды у его ног. Это эквивалентно заявлению о своём полном подчинении мужчине, то есть о добровольном порабощении.

— Подержите вуаль, — велел Бутс Бригелле.

— Зачем любезный сэр? — удивилась та.

— Ну я же должен осмотреть одежду, — совершенно серьезно пояснил Бутс.

— Очень хорошо, — ответила девушка поднимая руки. — О, как она легка!

— Это как если бы вообще ничего не держать, — заверил её Бутс.

— Точно, — согласилась она.

Бутс сделал вид тщательного осмотра и подсчета предметов её одежды.

— Он настолько подозрителен, словно обладает умом судейского, а не торговца, — пожаловалась Бригелла, поворачиваясь к публике, и подняв руки вверх как, если бы держала ткань между собой и ими.

Тем временем Бутс запихивает её одежду в свой мешок.

— Я полагаю, что всё в порядке? — поинтересовалась Бригелла.

— Кажется, да, — сказал Бутс, — если только Вы сейчас не одеты во второй комплект одежды, некий тайный комплект, который был хитро скрыт ниже первого.

— Уверяю Вас, что это не так, — возмутилась Бригелла.

— Ну да, я полагаю, что даже в столь значимых вопросах, — заметил Бутс, — рано или поздно настаёт время, когда допустим некий обмен доверием.

— Точно, — подтвердила девушка.

— Замечательно, — отозвался Бутс.

— Что-то я нигде не вижу своей одежду, — удивлённо заметила Бригелла в толпу, — но скорее всего она спрятана за вуалью.

— Итак! — многозначительно крикнул Бутс.

— Да, — заявила она, — теперь Вы можете совершенно обоснованно предположить, что за этой непрозрачной вуалью я совершенно раздета.

— Полностью? — уточнил торговец.

— О да, — подтвердила девушка.

— О, какое бесстрашное заявление! — крикнул Бутс. — Я едва могу сдерживать себя!

— Вы должны изо всех сил попытаться сделать это, сэр, — обеспокоенно посоветовала она под смех зрителей.

— Держите вуаль повыше, — попросил Бутс. — Ещё выше, чтобы у меня не возникло желания заглянуть поверх её слегка колеблющегося, мерцающего края, осмелившись рассмотреть, какое наслаждение за ним прячется. Выше!

— Так хорошо? — уточнила Бригелла.

— Вот так — роскошно! — признал Бутс.

Теперь девушка стояла, подняв высоко над головой и слегка расставив руки. В этой позе линия её груди красиво поднималась вверх. На невольничьем рынке женщин иногда даже привязывают в таком положении. А в целом это — весьма распространённое начальная поза показа рабыни.

— Вау! — воскликнул Бутс. — Вау!

— Сэр, звуки, которые Вы издаёте, — заметила Бригелла, — почти убеждают меня, что если бы я вдруг смогла увидеть Вас, чего конечно, я сделать не могу, то выражение вашего лица и тела могли бы выглядеть так, кто будто Вы с интересом рассматриваете меня.

— Да, — закричал Бутс, — это всё полёт моей фантазии, я воображаю какая красавица, должно быть, стоит сейчас там, отлично скрытая за непроницаемым барьером этой бессердечной вуали.

— А ведь я — свободная женщина, — с довольным видом бросила в толпу девушка, — даже не рабыня.

Её оговорка была встречена всеобщим смехом. Всё, что она носила в данный момент, в действительности а не в контексте спектакля, в котором она была, в соответствии с театральной традицией совершенно голой, был её ошейник, прикрытый лёгким шарфом и кругляшёк пластыря на её левом бедре, прятавший её клеймо.

— Вау! — вновь повторил Бутс.

— Пожалуй, будет лучше не разрешать ему больше, чем самый мимолётный взгляд, — заметила в аудиторию Бригелла, — А то он, чего доброго, от восторга полностью потеряет контроль над собой.

Бутс от восторга шлёпнул себя по бедрам.

— Боюсь вообразить, что с ним могло случиться, если бы он действительно мог видеть меня, — добавила девушка.

— Позвольте мне, дорогая леди подержать вуаль, — предложил Бутс. — Полагаю, что к настоящему времени Ваши руки, пребывая в таком положении, уже здорово утомились.

— Спасибо, любезный сэр, — поблагодарила она. — Вы уже держите её?

— Конечно, — ответил Бутс, как будто удивленный её вопросом.

— Конечно, — расторопно сказала она. — Я всего лишь хотела убедиться, что Вы не уроните её.

— За это можете не беспокоиться, — успокоил он Бригеллу. — Я имею в виду, конечно, что буду крайне осторожен в обращении с этой вуалью.

Теперь торговец удерживал ткань между ними, а Бригелла встряхивала затёкшими руками.

— Так что Вы решили по вопросу того, разрешите ли Вы мне, тот взгляд, которым столь заинтриговали меня ранее? — поинтересовался Бутс.

— Продолжайте держать вуаль также высоко, — сказала она. — Возможно, я ещё уделю некоторое внимание этому вопросу.

Обернувшись на дорогу, Бутс, внезапно, с возгласом опасения, подхватил ткань и, сделав вид, что скомкал её, спрятал за спину, шевеля руками, как бы заталкивая за пояс.

— Ой! — испуганно пискнула девушка, съёживаясь и полуприседая, пытаясь по-девичьи прикрыть себя руками. — Что Вы наделали, сэр? Объяснитесь, немедленно!

— Кажется, сюда приближаются разбойники, — дико озираясь на дорогу, прошептал торговец. — Не смотрите туда! Они не должны увидеть чудесную вуаль! Они же отберут её у меня!

— Но я же голая! — возмутилась Бригелла.

— Ну так, притворитесь, что Вы рабыня! — посоветовал ей Бутс.

— Я! — задохнулась она от ужаса, — притвориться рабыней?

— Да, и побыстрее! — поторопил он.

— Но я никакого понятия не имею, — совершено невинно заявила Бригелла, повернувшись к зрителям, — как быть рабыней.

По зрительской аудитории прокатилась волна весёлого смеха.

— О чем Ты ничего не знаешь, так это о том, как быть свободной женщиной, бесполезная шлюха, — бросила ей свободная женщина.

Думаю, Бригелла когда-то, несомненно, была свободной женщиной. Соответственно, я уверен, она прекрасно знала, что такое быть свободной женщиной. Но, с другой стороны, она не посмела ответить на выпад свободной женщину, поскольку теперь-то она рабыней.

— Вы когда-нибудь попадались в лапы разбойников? — спросил Бутс у Бригеллы. — Они будут рады получить в свои верёвки свободную женщину.

— О нет! — запищала перепуганная девица.

— Быстрее вставайте на колени, — велел он, — и голову к земле!

— Ох! — с отчаянным стоном подчинялась она.

— Им не понадобится много времени, чтобы сделать из Вас простую рабыню. Всё что им надо сделать, это накинуть Вам на шею петлю, и отволочь на невольничий рынок. А меня, бедного торговца, возможно, они просто ограбят. Они уже на подходе. Ой, как они страшно выглядят!

— Ох, — застонала она, дрожа всем телом.

— Не поднимай головы, — предупредил её торговец.

— Не буду, — ответила она.

— Не буду что, Рабыня? — строго уточнил он.

— Не буду, Господин! — выкрикнула Бригелла.

Этот крик был встречен новым взрывом хохота. Теперь она была его полностью! Ведь она, стоя голой на коленях у его ног, обратилась к нему как к «Господину». В гореанской культуре подобное рассматривается весьма серьёзно. Действительно, в некоторых городах такое действие, как встать на коленях перед мужчиной, или назвать его «Господин», расценивается как жест подчинения, и приравнивается к юридическому порабощению женщины.

Под отчаянное ржание зрителей, по сцене неторопливой походкой, качая кадилами, бормоча при этом себе под нос что-то непонятное, как предполагалось на архаичном гореанском, прошли Лекчио и Чино в масках Посвящённых, и через мгновение исчезли со сцены.

— Так это же были вовсе на разбойники, — возмущённо завопила девушка, сердито глядя вслед парочке священников. — Это были Посвящённые!

— Мне жаль, — извиняющимся тоном сказал Бутс. — Но я-то принял их за грабителей.

Бригелла, вскочив на ноги, максимально, на сколько смогла, прикрылась руками.

— Теперь Вы можете отдать мне вуаль, сэр, — сердито заявила она.

— Но Вы же ещё не дали мне обещанный взгляд, — запротестовал Бутс.

— Как это! — возмутилась Бригелла.

— Учитывая, как Вы стоите, — заговорил Бутс, — наполовину отвернувшись от меня, полуприсев, сжав ноги, прижав Ваши ладони и руки, ну, туда куда Вы их прижали, такая сделка кажется мне едва ли справедливой. Конечно, Вы должны понять, что такие вещи представляют, по крайней мере, неблагоприятные препятствия к достижению взгляда предполагаемого качества.

— Чего-чего! — не поняла она.

— Это — просто вопрос добросовестной торговли, — пояснил Бутс.

— Ах Ты мерзкий слин! — закричала Бригелла.

— Возможно, мы могли бы урегулировать этот вопрос у претора, — предложил Бутс.

— Слин! Слин! — ругалась Бригелла.

— Я вижу, что мне пора идти, — заторопился торговец.

— Э нет! — закричала девушка. — Я должна получить эту чудесную вуаль!

— Только через мой взгляд, — твёрдо заявил Бутс.

— Очень хорошо, сэр. Как Вы себе представляете свой взгляд? Что я должна сделать?

— Лягте на спину, — начал объяснять Бутс, — поднимите правое колено, положите руки по бокам, в шести дюймах от ваших бёдер, ладони рук разверните вверх.

Он тщательно осмотрел лежащую перед ним девушку.

— Нет, — покачал он, — что-то не совсем то. Перевернитесь. Ага, уже лучше. Теперь поднимите свой торс с земли, удерживаясь на ладонях, и взгляните назад, через плечо. Не плохо. Но я не уверен, что это, точно то чего я хотел. Поднимитесь на колени, и выпрямите тело, голову выше, руки положите на затылок. Возможно, почти то, что нужно.

— Я надеюсь, что так! — проворчала Бригелла.

— Так, да не совсем, — пробормотал Бутс Бит-тарск.

— Ох! — крикнула она в расстройстве.

— Иногда нужно трудиться, и экспериментировать, чтобы найти подходящий угол зрения, — сообщил он ей.

— Я уже это поняла, — вздохнула та.

Бутс, раз за разом почти достигая успеха, но всякий раз, будучи чем-то недовольным, смело продолжил искать свой подходящий взгляд. Конечно, в ходе этих поисков, женщина была отлично, и многократно показана зрителям к их полному удовольствию.

Что и говорить Бригелла была невероятно красива. Мужчины не раз одобрительно выкрикивали, а некоторые из них хлопали себя по бёдрам.

— Отвратительно! — наконец, снова не выдержав, закричала свободная женщина.

Уже даже я сам начал прикидывать, а не предложить ли мне цену за Бригеллу. Уж слишком невероятно, удивительно была она красива.

— Отвратительно! — бесновалась свободная женщина.

— Да Ты здесь единственная, кто отвратителен, — возмущённо сказал ей один из мужчин.

— Я? — закричала она, срываясь на визг.

— Да, Ты, — подтвердил он.

Свободная женщина не нашлась, что ответить ему. Она лишь напрягалась под своими одеждами, а её маленькие руки в синих перчатках, сжались кулачки. Насколько же противоестественной, мелочной и своекорыстной была её оценка.

— Смотрите, — воскликнул Бутс, обращаясь к Бригелле. — Там ещё кто-то приближается!

— Вам не одурачить меня дважды, Вы негодяй и хам! — ответила запыхавшаяся девушка, не вставая с коленей.

— Мне кажется, это — женщина, — заметил Бутс.

— Что? — взвизгнула Бригелла, оборачиваясь, наполовину приподнимаясь, а затем в смятении повалилась назад на колени.

— Это — Леди Типа, моя соперница, из нашей деревни, — простонала она, в ужасе уставившись на Бутса. — Я не могу ей позволить увидеть меня в таком виде. Что, же мне делать? Где мне спрятаться?

— Быстро, — скомандовал Бутс, — лезь сюда, под мою одежду!

Девушка, стремительно, на четвереньках бросилась к Бутсу, и через мгновение уже стояла на коленях у него под одеждами. Снаружи остались торчать только её икры и ступни.

— Я вижу, сэр, — сказала вновь прибывшая, которая, понятное дело по сценарию, была свободной женщиной, Леди Типой, но, по-видимому, это была Бина, обычная компаньонка и наперсница Бригеллы, — что, Вы из тех, кто хорошо знает, как надо проводить рабыню через рабские позы.

— Спасибо, благородная леди, — поблагодарил Бутс.

— Мне не удалось её хорошо рассмотреть, когда я подходила, — сказала Бина. — Она хоть симпатична?

— Некоторые могли бы счесть её сносной, — ответил Бутс, — но по сравнению с вами, её красота — несомненно, не более, чем таковая у самки урта по сравнению с красой фаворитки Убара.

Бригелла гневно задёргалась под одеждой Бутса, но конечно не осмелилась появляться из своего укрытия.

— С Вашей рабыней что-то не так? — поинтересовалась Бина.

— Она горит от желания, — объяснил торговец.

— Как слабы рабыни, — засмеялась Бина.

— О, да, — протянул Бутс.

— Я ищу одна девицу из нашей деревни, — сказала Бина. — Мне сказали двое бродячих торговцев, что остановились у нас, и у которых я кое-что покупала, что возможно, она пошла в этом направлении.

— А Вы не могли бы описать её? — спросил Бутс.

— Её имя — Фиби, — сообщила Бина, — и если бы Вы увидели её без вуали, то сразу бы поняли, что это она, поскольку она выглядит ужасной простушкой.

Бригелла, спрятанная под одеждами Бутса, кажется, задрожала от ярости.

— Тем не менее, даже под одежами сокрытия, Вы, возможно, были бы в состоянии признать её. Она невысокого росточка, слишком широка в бёдрах и у неё толстые лодыжки. Кажется, что с Вашей рабыней, всё-таки не всё в порядке, — заметила Бина, с интересом наблюдая, как одежда Бутса снова заходила ходуном.

— Нет, нет, с ней всё в порядке, — заверил её Бутс.

— А чем она там занимается? — полюбопытствовала Бина.

— Она столь жалобно просила меня разрешить дать мне поцелуй рабыни что я, в моей слабости, наконец снизошёл к её просьбам, — объяснил мужчина, шевеление его одежд стало ещё отчётливее.

— Как Вы любезны, сэр, — сказала Бина.

— Спасибо, — поблагодарил Бутс, даже попытавшись поклониться, но из-под его одежд донёсся приглушенный крик, гнева и протеста.

— Она что-то сказала? — прислушалась Бина.

— Только то, что она просит разрешить ей начинать, — пожал плечами торговец, и его одежды задрожали от ярости.

— Нет, с ней точно что-то не так, — решила Бина.

— Просто она страдает от своих потребностей, — отмахнулся Бутс.

— Хотя она — ничто, всего лишь бесполезная рабыня, — сказала Бина, — всё же она, женщина, как и я сама. Пожалуйста, будьте снисходительны к ней, сэр. Позвольте ей доставить вам удовольствие.

— О, как Вы снисходительны, — восхитился Бутс, и бросил он спрятанной девушке: — Слышишь, Ты можешь начинать.

Одежды торговца яростно задрожали, отрицательно замычав.

— Что случилось? — спросила Бина.

— Она просто застенчива, — ответил Бутс.

— Рабыня не должна быть застенчивой, по крайней мере, на мой взгляд, — сказала Бина. — Пусть уж начинает.

— Начинай, — скомандовал Бутс Бригелле, и одежды снова отрицательно задёргались. — Начинай уже девка.

Одежды отозвались новыми, казалось ещё большими рывками. Тогда Бутс, недолго думая, тыльной стороной ладони, отвесил девушке, скрытой под его одеждами довольно сильную затрещину. Одежды немедленно успокоились, стоящая на коленях девушка замерла.

— Ленивая девка, непослушная девка, — упрекнул её Бутс. — Я вижу, что должен буду вытащить Тебя оттуда и хорошенько избить.

— О, смотрите! — захлопала в ладоши Бина. — Она начала! О, она делает это, не так ли?

— О, да-а-а! — довольно протянул Бутс.

— Какая же она рабыня! — закричала Бина. — Как интересно! Как возбуждающе!

— Безусловно, — согласился Бутс. — Ах! Да-а-а! О-о-ох! Здорово! Ое-е-е! Да-а-а! Вполне! О! Да! О! О! Ещё-о-о! E-e-e! Да! О! Да! Да! Да! Да! Да-а-а! О-о-о, да, да, да-а-а-а!

Бутс наконец перестал вскрикивать, и вытер лоб рукавом.

— Она ушла? — позвала Бригелла, через некоторое время, приглушенным голосом из-под его одежд.

— О, да-а-а, — простонал Бутс.

Бригелла, или точнее Леди Фиби, высвободилась из-под одежд Бутса Бит-тарска, и обернулась всё ещё стоя на коленях.

— Типа! — закричала она в ужасе.

— Ох, а я-то подумал, что Вы ушли, — делано удивился Бутс.

— Фиби! — удивлённо воскликнула Леди Типа.

— Типа, — простонал Фиби, в страдании заламывая руки.

— Фиби! — закричала Леди Типа, на этот раз с восхищением.

— Типа! — умоляюще сложила руки Фиби.

— Фиби на коленях, голая как рабыня, на обочине дороге, выползающая из-под одежд мужчины! — хохотала Бина, указывая на неё пальцем. — Как позорно, как возмутительно, как изумительно, как восхитительно, как великолепно!

— Пожалуйста, Типа, — взмолилась Фиби.

— Я всегда говорила, что Ты девка того вида, которую, нужно выпороть и заковать в ошейник, едва она достигнет половой зрелости! — заявила Бина.

Мне показалось, что свободная женщина в стоявшая рядом со мной, напряглась услышав эти слова. Уверен, эти слова имели для неё некое особе значение. Она дёрнула головой и сжала маленькие кулачки в синих перчатках.

— Ты всегда была рабыней, — презрительно бросила Бина.

— Я — свободная женщина, — пропищала Бригелла.

— Рабыня, рабыня, рабыня! — передразнила её Бина, и поспешно уходя, бросила: — О-о-о, эту историю будут ещё долго пересказывать в деревне.

— Я уничтожена, — зарыдала Бригелла, вставая на ноги и закрывая лицо руками. — Я не осмелюсь вернуться в деревню, если я сделаю это, то они меня закуют в цепи и потом продадут.

— Возможно, нет, — успокоил ей торговец.

— Вы так не думаете, сэр? — спросила она обнадёжено.

— Возможно не в цепи, они могут использовать веревки, — уточнил он.

— О-о-ох, — с новой силой зарыдала она. — Куда мне пойти? Что мне делать?

— Ну всё, — сказал Бутс, — мне пора в путь.

— Но что мне делать? — спросила Бригелла.

— Попытайтесь избежать встречи со слином, — посоветовал Бутс. — Уже темнеет.

— А где моя одежда? — спохватилась она.

— Я не вижу её вокруг себя, — ответил Бутс. — Должно быть, ветром сдуло.

— Возьмите меня с собой! — попросила она.

— Возможно, а Вы бы не хотели встать на колени и попросить моего ошейника? — поинтересовался Бутс Бит-тарск. — Я мог бы тогда подумать, нахожу ли я Вас достаточно приятной, чтобы защёлкнуть его на Вашей шее.

— Сэр, — возмущенно воскликнула девушка. — Я — свободная женщина!

— Удачного общения со слином, — пожелал он, поворачиваясь к ней спиной.

— Возьмите меня с собой как попутчицу, — предложила Бригелла.

— И каким образом Вы собираетесь оплатить Ваш путь со мной? — полюбопытствовал торговец.

— Я могла да дарить Вам поцелуй в щёку, один раз в день, — предложила она. — Конечно, Вы же не могли ожидать большего от свободной женщины.

— Удачи со слином, — сказал он.

— Не уходите, — взмолилась она. — Я готова, даже, вступить в свободные партнёрские отношения с Вами!

Бутс пошатнулся, как если бы ошеломлённо.

— Я даже мечтать не могу о принятии такой чудовищной жертвы с Вашей стороны! — закричал он.

— Я буду. Я готова! — заверила она.

— Но я подозреваю, — сказал Бутс, задумчиво глядя на неё, — что в Вас, может быть нечто, что не имеет отношениям свободного партнёрства.

— Сэр? — озадачилась Бригелла.

— Возможно, Вы, действительно задумали кое-что совсем другое, — размышлял он.

— Что Вы имеете в виду, сэр? — не выдержала она.

— Разве не кажется странным, что Вы безумно влюбились в меня прямо в этот момент?

— Почему нет, конечно, может! — заявила она.

— Возможно, Вы просто пытаетесь спастись от слина, — предположил Бутс.

— Нет, нет, — заверила его Бригелла.

— Я подозреваю, что Вы меня обманываете, — сказал он.

— Нет! — пропищала девушка.

— В любом случае, вздохнул торговец, — Вы, конечно, не можете ожидать, что я рассмотрю Ваше предложение свободных товарищеских отношений серьезно.

— Но почему нет? — озадаченно спросила она.

— Голая женщина, впервые увиденная на обочине дороги? — скептически

посмотрел на неё Бутс.

— О! — заплакала она.

— У Вас есть хорошее приданое? — осведомился торговец. — Забитый платяной шкаф, богатство, полезные семейные связи, высокое место в обществе?

— Нет! Нет! Нет! — отвечала она раз за разом

— И, мне кажется, что если Вы вернётесь в свою деревню, то встретите там тёплый приём в виде ошейника, верёвки и поездки в мешке на ближайший невольничий рынок.

— О, горе мне! — залилась она слезами.

— Кроме того, — добавил Бутс, — в Вашем сердце Вы — действительно рабыня.

— Нет! — закричала девушка.

— Конечно, Вы что, не знаете об этом? — спросил он.

— Нет! — прорыдала Бригелла.

— Я даже не думаю, что Вы видели чудесную вуаль, — заметил он.

— Я видела её, — вскинулась она. — Я точно видела!

— И каков же был её преобладающий цвет? — резко он спросил.

— Жёлтый, — заявила девушка.

— Нет, — протянул Бутс.

— Красный! — исправилась она.

— Нет!

— Синий, розовый, оранжевый, зеленый! — начала перечислять она.

— Совершенно очевидно, что Ты — рабыня, — мрачно объявил Бутс. — И Тебе не стоило пытаться притвориться свободной женщиной. За такое бывают суровые наказания.

Горько зарыдав, Бригелла спрятала лицо в ладонях.

— Интересно, должен ли я передать Тебя судье? — задумался он.

— Пожалуйста, не надо! — взмолилась она.

— Хорошо, я дам Тебе ещё один шанс, — подумав, сказал он, и сунув руки за спину, туда, где он, предположительно, спрятал вуаль от воображаемых бандитов, выставил их перед собой и спросил. — Теперь скажи, в какой руке вуаль?

— В правой! — закричала Бригелла.

— Нет!

— В левой!

— Нет, — засмеялся торговец, — её нет в руках. Я оставил её за спиной!

— О-о-о-ох! — зарыдала она.

— На колени, рабыня, — строго приказал он.

Униженная девушка моментально бухнулась на колени.

— Не трясись, девка, — сказал Бутс. — Конечно, Ты знаешь, что у Тебя фигура рабыни.

— Неужели? — удивилась Бригелла.

— Да, — кивнул он. — В любом случае Ты слишком красива, чтобы быть простой спутницей мужчины.

— Я? — перепросила Бригелла.

— Да, — сказал он. — Более того, Твоя красота, что б Ты знала, вполне достойна рабыни.

В этом месте, зрители мужчины поддержали Бутса своими одобрительными криками.

— Правда? — радостно воскликнула она.

— Да, — заверил её Бутс, изо всех сил пытаясь сохранить серьезный вид.

— Отлично! — засмеялась Бригелла.

Зрители поддержали его тонкий юмор своим хохотом и скабрёзными комментариями.

— Следите за своими характеристиками! — призывала свободная женщина зрителей мужчин.

— Простите меня, Леди, — попросил Бутс, пытаясь сдержать себя и не рассмеяться.

— Простите меня, Госпожа, — сказала Бригелла.

— Продолжайте, — разрешила свободная женщина.

— Ты что, автор этого спектакля? — ехидно спросил её мужчина.

Свободная женщина не соизволила ответить на него шпильку.

— Вы не примите меня как свободную спутницу, любезный сэр? — вопрошала Бригелла к Бутсу в его облике торговца.

— Или ошейник для Тебя, или ничего, — величественно заявил Бутс, под приветственные крики мужчин.

— Хотя я могу быть рабыней в моём сердце, — закричала Бригелла, вскакивая на ноги, — но по закону, я не рабыня, так что пока ещё не принадлежу, ни Вам, ни любому другому мужчине!

— Есть много — рабынь, которые ещё не носят свои ошейники, — задумчиво пожал плечами Бутс, и затем внезапно к удовольствию мужской части зрителей, сопровождаемый взрывами смеха, обернулся к вмешивавшейся в ход пьесы, высокомерной свободной женщине, стоящей в переднем ряду у сцены. Похоже, он не смог воспротивиться своему желанию произнести эту реплику именно таким способом.

— Слин! Слин! — закричала та, отчего смех только усилился.

— Это что, правда, что Ты — рабыня просто пока ещё без ошейника? — спросил мужик у свободной женщины, с интересом окидывая её скрытую под одеждами фигуру.

— Он — слин, слин! — бесновалась свободная женщина.

— Мне пора идти, и так уже с тобой задержался, — хихикая, сказал Бутс Бригелле, возвращаясь к игре.

Кажется, он был очень доволен собой.

— Идите! — с величественным жестом сказала она.

— Если желаешь, Ты можешь встать на колени и попросить моего ошейника. Я мог бы подумать над этим.

— Никогда! — крикнула.

— И что же Ты собираешься делать? — поинтересовался торговец.

— Пожалуй, я возвращусь в деревню и рискну, — заявила девица.

— Очень хорошо, — усмехнулся Бутс, — Только осторожней вон с теми двумя, приближающимися сюда парнями. Я боюсь, что они могут оказаться работорговцами.

— Кажется, это просто торговцы, — сказала она.

— Они действительно выглядят таковыми, — признал Бутс. — Но это может быть просто их маскировкой, чтобы ловить неосторожных зазевавшихся девушек.

— Ерунда, — отмахнулась Бригелла. — Я узнала тех двух торговцев, что остановились в нашей деревне, едва только увидела их.

— Во всяком случае, — сказал он, — давай будем надеяться, что они не окажутся хуже работорговцев.

— Что Вы имеете в виду? — поинтересовалась она.

— Да так, услышал я, что по близости есть два охотника за фуражом, — пожал Бутс плечами.

— Каких ещё охотников, за каким фуражом? — удивилась Бригелла.

— Тех, которые охотятся за кормом, конечно, — ответил Бутс.

— Каким кормом? — уточнила Бригелла.

— Обычно для своих слинов, — пояснил торговец. — Это — отвратительные, мерзкие, жадные люди, по моему мнению, они немного лучше падальщиков. Они не слишком разборчивы в выборе добычи. Думаю, эти ребята будут особенно рады, если смогут затянуть свои веревки на сочной девке.

— Уверена, есть много лучших вещей, которые можно было бы сделать с девушкой, чем скормить её слинам, — заметила она.

— Это зависит от девушки, — сказал Бутс.

— Нет! — выкрикнула Бригелла.

— Учитывая все обстоятельства, я склонен согласиться с Тобой, — сказал Бутс, — впрочем, я, конечно, не охотник за фуражом, и их соображений не знаю.

— Вы просто пытаетесь запугать меня, — предположила Бригелла.

— Это твоё дело, решай сама, — сказал Бутс.

— Вы сегодня уже много раз дурачили меня, — крикнула она. — Не пытайтесь сделать это снова!

— Решай сама, — повторил торговец.

— Эх, жаль, что моя одежда пропала, — пожалела она.

— Да, — улыбнулся Бутс. — Это конечно, очень плохо.

— Я сама решу, что мне делать, — объявила она.

— Ну, удачи! — махнул он ей рукой.

Бригелла, в соответствии с общей гореанской театральной традицией, обошла сцену по периметру, в то время как Бутс ушёл по прямой. Через мгновение она оказалась поблизости от двух вышеупомянутых товарищей, которые зашли на подмостки с другой стороны. Таким простым способом была изменена сцена. Эти два парня, конечно, были Чино и Лекчио из труппы Бутса Бит-тарска, теперь наряженные в лохмотья желтых и белых цветов касты торговцев.

— Приветствую Вас, благородные торговцы, — сказала девушка.

— Ха! — прорычал Чино своему товарищу, Лекчио. — Ты гля, отлично мы замаскировались! Она в натуре нас за торговцев приняла!

— Пожалуйста, пропустите меня, господа хорошие, — сказала она. — Я желаю пройти.

— Похоже, жарковато сегодня, — заметил Чино.

— Верно, — согласилась Бригелла.

— Но даже в этом случае, — усмехнулся Лекчио, — мне кажется, Ты несколько через чур легко оделась.

— Просто мою одежду унесло ветром, — попыталась оправдаться она.

— Именно так все и говорят, — заржал Чино.

— Ну, на самом деле они говорят не только это, — заметил Лекчио, почесав затылок прямо через капюшон. — Некоторые несут и другую чушь. Как-то раз, одна дура заявила, её одежду волшебством сорвал кустарник. Должно быть, это её здорово напугало, кустарник, волшебством, разрывает её одежду!

— Нет, это правда ветер, — возразила девушка.

— Несомненно, Твои одежды были сдуты недавним ураганом, — смеясь, предположил Чино.

— Нет! — пропищала Бригелла.

— А может она были сорваны с твоего тела страстным поклонником, тогда, чего же он забыл вернуть их? — спросил Чино.

— Нет! — закричала она.

— Тогда съедены в одно мгновение голодными насекомыми?

— Нет!

— Ну, может Ты подверглась нападению ткачей с ножницами, которые пожелали пополнить их запасы столь экзотическим способом?

— Нет!

— Волшебство? — предложил Лекчио.

— Нет, нет! — причитала Бригелла. — Всё было так, как я Вам сказало. Их только сдуло ветром!

— Не ври нам, девка, — сурово сказал Чино.

— Девка? — переспросила она.

— Думаю, этим утром, — заметил Чино, — Тебя просто раздели и изгнали.

— Изгнали? — не поняла она.

— Да, — кивнул Чино, складывая руки на груди.

— Я думаю, что Вы серьезно заблуждаетесь, милостивые сэры, — сказала она, оправдываясь. — Не надо принимать меня за рабыню просто потому, что я несколько легкомысленно одета этим вечером.

— Я правильно Тебя понял? — решил уточнить Чино. — Мы имеем честь находиться в присутствии свободной женщины?

— Да, — ответила она.

— Ты подразумеваешь, что никому не принадлежишь, что на Тебя никто не предъявляет претензий?

— Да, — гордо заявила она.

— Превосходно! — воскликнул Чино.

— В натуре! — поддержал его Лекчио.

— Зачем это, Вы вынимаете мотки верёвок из-под Ваших одежд? — испуганно отпрянула Бригелла.

— А затем, чтобы одной привязать твои симпатичные ручки к бокам, а другую хорошую веревку завязать на твоей шее, моя дорогая, — пояснил Чино.

— Я не понимаю Вас! — задрожала Бригелла.

— Она будет лакомым кусочком для нашего слина, не так ли, мой друг Лекчио? — спросил Чино к своего спутника.

— Эт точно, — согласился Лекчио.

— Так Вы — охотники за фуражом! — в ужасе запищала девушка.

— Какие такие охотники, за каким фуражом? — удивлённо спросил Лекчио у Чино.

— Это, совершенно правильное название, моя дорогая, — тут же подтвердил Чино её самые мрачные подозрения.

— Но Вы не можете кормить мной слинов! — пискнула Бригелла.

— Ты свободна для захвата, — сообщил ей Чино. — Так что всё совершенно законно. Ты никому ни принадлежишь, и никто не заявит на Тебя свои права.

— Но в сердце я — рабыня! — воскликнула она.

— Этого не достаточно, — пожал плечами Чино. — Все свободные женщины — всего лишь рабыни, просто пока без ошейников.

На этой реплике многие из мужчин у сцены повернулись, чтобы посмотреть на реакцию свободной женщины в одежде касты писцов. Однако та стояла с прямой спиной, и делала вид, что не замечает, что стала объектом такого довольно очевидного внимания.

— О, горе мне! — завопила Бригелла.

— У Тебя нет законного владельца, — пояснил Чино. — Так что на корм слинам Ты отлично подходишь. Давай сюда, хрош артачиться. Добрые дяди всего лишь повяжут Тебе эти веревочки.

— Нет, нет! — завизжала она и, развернувшись, бросилась бежать.

Тогда она сделала круг по сцене, на сей раз, делая вид, что отчаянно спешит. Чино и Лекчио якобы посмотрели ей вслед и, повернувшись к зрителям, сообщили:

— Мы должны броситься за ней погоню.

Через мгновение или два Бригелла догнала Бутса Бит-тарска, который обернулся к ней и с видом достаточно благоприятного удивления, сказал:

— Приветствую.

— Я, стоя на коленях перед Вами как голая рабыня, — пропищала девушка, — прошу Вашего ошейника! Я прошу Вашего ошейника!

— Твоя голова слишком высоко, — заметил Бутс, и девушка немедленно прижалась головой к подмосткам. — Интересно, как Ты будешь смотреться лёжа на животе?

Бригелла, не мешкая, растянулась перед ним на животе.

— Мои сандалии изрядно запылились в дороге, — намекнул Бутс.

И девица принялась облизывать его ноги и сандалии, очищая их от пыли.

— Ты можешь также поцеловать их, — подсказал ей торговец.

Бригелла тут же начала чередовать облизывания с пылкими поцелуями.

— Ты, кажется, хотела поговорить со мной о чём-то? — осведомился Бутс.

— Я прошу Вашего ошейника! — хрипло сказала она. — Я прошу Вашего ошейника!

— Ты можешь встать на колени передо мной с раздвинутыми ногами, — сказал Бутс.

Мужчины зрители выкрикнули от удовольствия. Настолько же красива была Бригелла! Впрочем, любая женщина удивительно уязвима и привлекательна в этой позе. Неудивительно, это ведь обычная поза гореанской рабыни для удовольствий.

— Теперь, можешь рассказать мне о чём Ты хотела поговорить со мной.

— Я хочу Ваш ошейник, — сказала она. — Я прошу его!

— Я уже обдумал этот вопрос, — отмахнулся Бутс, — и я отклонил это.

— Нет! — закричала Бригелла.

— Да, — сказал он. — Я решил, что, в конце концов, Вы — свободная женщина.

— Нет, я не она. Я — только несчастная рабыня, рабыня по закону, и молю об ошейнике.

— Как же мне узнать, что Ты говоришь правду? — глубокомысленно пробормотал торговец.

— Я готова представить любые доказательства, какие могли бы Вас устроить, — предложила Бригелла и засмеялась, глядя на зрителей.

Её слова были одобрительно встречены мужской аудиторией.

— Ну а Ты? — спросил один из мужчин свободную женщину.

— А поставить её на колени голой, — предложил другой мужчина, глядя на неё.

— Ага, и колени пошире.

— И в ошейник её.

— Пусть почувствует вкус плети.

— Быстро научится её облизывать и целовать.

— Научить её тому, как быть женщиной.

— Разве Вы не заметили? — вдруг спросила свободная женщина. — Она засмеялась! Она вышла из своей роли!

— Иногда трудно удержаться в пределах роли в таком фарсе, — заметил я.

— Возможно, — признала женщина.

— Не будьте слишком строги к ней, — сказал я. — Она — всего лишь рабыня.

— Рабыням нельзя оказывать милосердие, — холодно бросила женщина.

— Я заметил, что Вы, в некотором отношении, критически настроены по отношению к её выступлению, с чего бы это? — поинтересовался я.

Признаться, Бригелла, показалось мне необычайно талантливой девушкой.

— Она, несомненно, довольно хороша, — вынуждена была признать свободная женщина, — но многие из её фраз, как мне кажется, можно было бы отработать и получше, или, по крайней мере, произносить их по-другому, тем более что в этой форме фарса это можно делать шире, причём, это касается как голоса, так и жестикуляции.

— Интересно, — кивнул я.

— Имеем ли мы разрешение Леди Телиции продолжать, — осведомился Бутс, также не особо довольный возникшим перерывом.

— Продолжайте, — махнула она рукой.

— Спасибо, — поблагодарил Бутс Бит-тарск. — Вы очень любезны, Леди.

Тут же превратившись в торговца, он вновь обратил своё внимание на Бригеллу.

— Нет, в этом нет нужды, — заявил он. — Я уверен, что Вы — свободная женщина, а не рабыня.

— Нет, нет! — простонала Бригелла. — Я — рабыня! Я клянусь Вам! Я клянусь в этом!

Девушка бросила полный ужаса взгляд, через плечо назад. Предположительно, Чино и Лекчио ещё не появились в поле зрения.

— Это верно, прежде я решил, что Вы могли бы оказаться рабыней.

— Да! — воскликнула Бригелла.

— Но теперь, я думаю, что ошибался, — остудил Бутс её энтузиазм.

— Нет, нет, — запротестовала она. — Вы были правы! Полностью правы!

— Так Ты что же — рабыня, на самом деле? — якобы удивился Бутс.

— Да, — заявила она, снова оглядываясь через плечо. — Я — действительно рабыня! Клянусь Вам!

— Хм, у Тебя действительно фигура рабыни, — признал Бутс.

— Да, да! — закричала Бригелла.

— Ну ладно, — сдался Бутс. — Я признаю безоговорочно, безотносительно, бескомпромиссно, что Ты — рабыня.

— Ошейник мне! — напомнила Бригелла.

— Я думаю, — объявил Чино, обращаясь к Лекчио на другой стороне сцены, — что самое время начинать погоню.

— Конечно, Ты должна понимать, — сказал Бутс Бригелле, — что это два разных вопроса, первый — являешься ли Ты рабыней, и этот вопрос мы уже разрешили, и второй — интересно ли мне, хотя бы в малейшей степени, иметь Тебя своей рабыней.

Девушка недоверчиво посмотрела на него.

— Не может же каждый мужчина хотеть обладать каждой рабыней, — объяснил он, — или, по крайней мере, это будет не слишком практично для мужчины, иметь каждую рабыню, поскольку это было бы слишком много рабынь.

— Пожалуйста, — взмолилась она.

— А также, содержать рабынь может оказаться дорогим удовольствием. Их нужно кормить, а если возникнет желание, то и обзаводиться тряпками, чтобы одевать.

— Начинаем погоню, — объявил Чино зрителям, и вместе с Лекчио начал описывать круг по сцене, время от времени наклоняясь очевидно исследуя следы прекрасной беглянки.

— Приспособления для наказаний, — меж тем продолжал Бутс, — такие как плети и цепи, также, могут оказаться весьма недешёвыми.

— Я боюсь, что они уже приближаются! — вскрикнула Бригелла, бросив ещё один взгляд через плечо.

— Кто? — встрепенулся Бутс.

— Ох, никто, — сказала она. — Я у Ваших ног, голая и умоляющая. Я прошу Вас, умоляю Вас оказать мне милосердие! Соизвольте, в Вашем милосердии, рассмотреть мою скромную просьбу!

— И что-то ещё, — задумался Бутс, — что-то ещё хотел сказать, но выскочило у меня из головы.

— Сделайте меня своей рабыней! — крикнула Бригелла. — Я прошу сделать меня Вашей рабыней!

— А, вот ещё что, — хлопнул себя по голове Бутс. — Вспомнил! У Тебя опыт какой-нибудь имеется?

— Вон она, впереди, мне кажется, — показал Чино пальцем.

— Нет! — заплакала Бригелла.

— Тогда, возможно, Тебе будет лучше обратиться к другому хозяину, — посоветовал Бутс.

— Обучите меня! — предложила Бригелла. — Мы же должны когда-то начать! Я буду рьяна и послушна!

— Похоже, что Ты прав, — сказал Лекчио, смотря в сторону Бутса и Бригеллы.

— Наденьте на меня свой ошейник, пожалуйста! — закричала Бригелла. — Пока ещё есть время!

— Ну, так и быть, я подумаю, и дам свой ответ утром, — сказал Бутс зевая.

— Нет, — простонала девушка. — Нет, Пожалуйста, нет!

— Ну, или на следующей неделе, — усмехнулся он.

— Нет!

— Да, — сказал Чино. — Уверен, что это — она. Давай-ка поспешим. Надо поскорее затянуть на ней наши веревки!

Лицедеи, начали делать вид, что очень торопятся. Безусловно, они не бросились бежать по сцене сломя голову, их поспешность разыгрывалась в рамках театральных традиций. Всё же у каждого зрителя возникло отличное впечатление, что они становились ближе и ближе.

— Ты думаешь, что сможешь доставить мне удовольствие? — поинтересовался Бутс. — В конце концов, это свободные партнёрши могут быть абы кем, а рабыни должны уметь доставить удовольствие хозяину.

— Да, — заверила он, — да!

— Хорошо, — сказал Бутс. — Утром или через несколько дней я сообщу Тебе своё решение.

— Нет!

— Почему нет? — полюбопытствовал Бутс.

— Тогда Вы пропустите удовольствия этой ночи, — объяснила она, отчаянно озираясь, — или даже моё использование, по малейшей Вашей прихоти, в течение нескольких дней!

— Это верно, — задумался Бутс.

— Да! Она это! — закричал Чино своему другу. — Бежим, свяжем её!

— О, наденьте на меня ошейник, Господин! — плакала Бригелла. — Пожалуйста, пожалуйста, Господин!

— Как Ты называла меня? — уточнил Бутс.

— Господин, Господин! — повторила девушка.

— Ну ладно, так и быть, — бросил Бутс.

Бригелла быстро вытянула шею вперед, поднимая подбородок. Бутс, встав между ней и зрителями, сделал вид, что вытащил что-то из своего мешка, и через мгновение надел это на её шею. Тем временем он, конечно, сдёрнул шарф с шеи девушки, который всё это время скрывал ошейник. Когда он отстранился, на горле Бригелла блестело стальное украшение! Мужская часть аудитории приветствовала этот момент криками и аплодисментами.

— А вот и мы, попалась детка! — закричал Чино, вместе с Лекчио державшим в руках верёвки, присоединяясь к парочке.

— Вы кто такие? — спросил Бутс. — Что Вам надо?

Бригелла, теперь уже в ошейнике, задрожала, и сжалась в комочек около Бутса, цепляясь за одну из его ног.

— Не стоит расспрашивать нас, — предупредил Чино. — У нас столь ужасная профессия, что я не решаюсь называть её, чтобы Ты не упал в обморок от страха.

— Убийцы! — воскликнул Бутс.

— Намного хуже, — усмехнулся Чино.

— Охотники за фуражом! — закричал ошеломленный Бутс.

— Они самые, — кивнул Чино.

— Во-во, — мрачно подтвердил Лекчио.

— Честно говоря, я удивлен, — заметил Чино, — тому, что Ты слышал о нашей профессии. Ведь мы не особо известны.

— Ага, я сам услышал об этом, всего несколько енов назад, — признался Лекчио.

— Я слышал, что два таких мошенника как вы ошивались поблизости, — сказал Бутс. — И что Вам понадобилось здесь?

— Да вот она! — заявил Чино, эффектно и угрожающе показывая на Бригеллу, отчего та отпрянула в ужасе.

— Вот она? — уточнил Бутс.

— Ага! — кивнул Чино. — А теперь, будь любезен, отвали в сторонку и постой там, пока мы познакомим её с нашими веревками.

— А ну, стоять, жулики! — рявкнул Бутс.

— Что не так, сэр? — притормозил Чино.

— Вы её не можете получить, — заявил Бутс.

— Мы охотились на неё, потратили своё время, — усмехнулся Чино. — Так что она — наша законная добыча. Всё вполне законно. Мы — честные люди. У нас права на неё. А теперь, отвали и не вмешивайся. Ну-ка, цып-цып, иди ко мне моя маленькая вуло, суй головку вот в эту петельку.

— Прекратить! — прорычал Бутс.

— Что опять не так, папаша? — раздражённо спросил Чино.

— Очевидно, — сказал Бутс, — Ты заблуждаешься, что она — свободная женщина, та, которую можно просто подобрать, как ларму в саду, для любых целей, что Тебе могли бы понравиться.

— Ясное дело, — усмехнулся Чино.

— Просто, она уже не свободная женщина, — сказал торговец.

— Чё! — возмутился Чино.

— Я Ты присмотрись к её симпатичной шейке, — намекнул Бутс.

— Во блин, она в ошейнике! — удивился Чино.

— Точно! — подтвердил Бутс.

— Она — рабыня! — сказал Чино.

— Да, — заверил его Бутс.

— А какая, в общем-то, разница, невостребованная рабыня почти столь же хороша как свободная женщина, — пожал плечами Чино, снова поднимая петлю.

— Стоять! — крикнул Бутс.

— Ну теперь-то чё? — закипел Чино.

— Да, чё теперь? — поддакнул Лекчио.

— На эту женщину заявлены права и она в ошейнике, — заявил Бутс.

— Как! — возмутился Чино.

— Как? — удивился Лекчио.

— Ребят, вы — воры? — осведомился Бутс.

— Нет! — возмутился Чино.

— Нет? — удивился Лекчио.

— Нет! — крикнул Чино.

— Нет! — с честным видом подтвердил Лекчио.

— Тогда воздержитесь от своих планов, негодяи, — бросил им Бутс, — эта женщина — моя собственность!

— Эт чё правда, что ль? — спросил Чино у девушки.

— Да, Господин, — ответила Бригелла, — это правда. — Я — его собственность. Он — мой владелец. Я принадлежу ему. Принадлежу, по закону, полностью, всеми способами и во всех смыслах!

— Зато нас тут двое, — угрожающе заметил Чино.

— Да не боюсь я вас! — усмехнулся Бутс. — Прочь отсюда, жалкие проходимцы, а не то я скормлю вас вашим же собственным слинам!

— А я и не знал, что у нас есть какие-то слины, — шепнул Лекчио обращаясь к Чино.

— Валите отсюда проходимцы, негодяи, жулики! — заорал Бутс замахиваясь на парней угрожающим жестом.

Чино и Лекчио, быстро, с очевидным ужасом, резво поскакали прочь со сцены.

— Вы спасли меня! — обрадовано закричала Бригелла.

— Да, — кивнул Бутс.

— На мне Ваш ошейник, — сказала она. — Теперь я, действительно, Ваша! Вы знаете!

— Ясное дело, — подтвердил Бутс, заинтересованно оглядывая свою собственность. — Это верно, не так ли?

— Да, Господин.

— А значит, Тебе отныне можно приказывать что угодно, — размышлял Бутс, — абсолютно, что угодно, вообще что угодно, и Ты должна повиноваться, немедленно и отлично.

— Да, Господин, — признала она.

— Ну тогда прими, положение, полуприсев, как это делает свободная женщина захваченная врасплох, пытаясь прикрыть свою красоту.

— Да, Господин, — послушно ответила она, поднимаясь на ноги.

Зрители взорвались отчаянным хохотом, поскольку она, уже полностью раздетая рабыня, приняла эту зажатую, неловкую позу, одну из тех, что ассоциируются с робкой, шокированной, потрясенной, удивлённой свободной женщиной. В действительности, она уже часто принимала такое положение ранее в фарсе, когда она, предположительно, была такой вот свободной женщиной.

— Теперь, на самый краткий миг, отодвинь руки, а затем немедленно, мгновенно верни их на место, где они сейчас, — скомандовал Бутс.

Бригелла послушно выполнила указанное движение. Если кто-то смотрел не внимательно, то, возможно, пропустил этот момент.

— О да! Да! — исступленно закричал Бутс. — Вот оно! О, счастье! Удача! Это — оно! Это — то самое!

— Что? — удивилась она.

— Взгляд! — радовался Бутс. — Изумительный взгляд!

— Это — все? — осведомилась Бригелла.

— Да! — радостно кричал мужчина.

— Тогда, отдайте мне, — внезапно потребовала она, — удивительную, волшебную вуаль!

— Увы, — засмеялся Бутс. — Не могу. Уже будет неправильно сделать это.

— Как так? — не поняла она.

— Надеюсь, Ты помнишь, относительно чего я вёл переговоры, — напомнил Бутс, — Мы договаривались о взгляде на красоту свободной женщины, а не простую рабыню.

— Ох! — в страдании схватилась она за голову.

— Если бы я хотел взглянуть на рабыню, объяснил Бутс, — то можно было бы пойти на ближайший рынок, и сколько угодно разглядывать голых, закованных с цепи девок.

Я не мог не признать его правоту. Именно так обычно выставляют девушек на таких рынках, кстати, иногда ещё и в клетках.

— Но ведь я — та же самая женщина! — запротестовала Бригелла.

— А вот это не совсем верно, — усмехнулся Бутс, — Ты теперь рабыня.

И это, кстати, по-своему, верно. Женщина в ошейнике, сильно отличается от свободной женщины. Ошейник способствует поразительному преобразованию в женщине, в психологическом отношении, сексуальном и просто человеческом. Она становится уязвимее, отныне она должна повиноваться. Она больше не то же самое. У нее больше нет никакого выбора, кроме как быть полностью женщиной. Она становится в тысячу раз более интересной, возбуждающей и желанной.

— Даже притом, что я теперь рабыня, Господин, — заканючила она, — но я так сильно желаю этого. Я так жажду её! Пожалуйста, позвольте мне иметь её!

— Моя доброжелательность, возможно, когда-нибудь доведёт меня до гибели, — проворчал Бутс, подтягивая к себе мешок.

— Кажется, я начинаю, ощущать, что у рабынь могут быть возможности и хитрости, отрицаемые свободным женщинам, с помощью которых можно достичь своих целей, — прошептала Бригелла зрителям.

— Она где-то здесь, у меня в мешке. Ага, вот она, — пробормотал Бутс, делая вид, что вытаскивает ткань из мешка. — Но Тебе, конечно, теперь, когда Ты стала рабыней, её больше не увидеть.

— Ну, если быть совершенно честной с Вами, Господин, — сказала Бригелла, — раз уж теперь я — Ваша рабыня и больше не смею лгать Вам, я и раньше не могла увидеть её.

— Нет! — всплеснул руками Бутс.

— Да, — подтвердила девушка, опуская голову, — это правда.

— Ну, тогда совершенно правильно, — сказал он, — что Ты, рабыня, теперь носишь ошейник.

— Да, Господин.

— Даже притом, что Ты — рабыня, Вы всё ещё желаешь получить чудесную вуаль? — поинтересовался Бутс Бит-тарск.

— Да, Господин! — томно вздохнула Бригелла, и повернувшись к зрителям прошептала: — Теперь у меня, наконец, есть свой путь. Вы видите, в конце концов, именно я побеждаю. Какое имеет значение, что я — рабыня? Я всё равно получу удивительную вуаль.

Бутс меж тем делал вид, что аккуратно складывал ткань.

— Насколько же я умна, — гордо заявила Бригелла зрителям. — Мое терпение скоро будет вознаграждено. Насколько же просты мужчины! Как легко можно получить что угодно с помощью хитрости рабыни! А я и не знала этого прежде. Удивительная вуаль должна быть моей! Значит, получается, что я, моей красотой, могу завоевать мужчин!

— Вот, — сказал Бутс.

Бригелла, всё ещё стоя на коленях, приподнялась с пяток, и почти дотянулась до заветной вуали.

— Ох! — Разочарованно воскликнула она, когда Бутс в последний момент, отдернул руку.

— Я совсем забыл, — объявил торговец.

— Что не так? — разочарованно спросила Бригелла.

— Да не могу я дать Тебе вуаль, — заявил он.

— Но почему нет? — разочарованно завопила она.

— Так Ты же — рабыня, — пояснил Бутс. — Тебе ничего принадлежать не может. Это Ты сама та кто принадлежит.

— О! — закричала Бригелла в страдании.

— Назад на пятки, — резко скомандовал Бутс. — Колени широко! Руки на бедра! Спину прямо! Подбородок поднять!

— О-о-х, — застонала Бригелла, но стремительно подчинилась. — Как он хорошо напомнил мне, что я — рабыня, — пожаловалась она зрителям. — Я-то думала, что смогу завоевать мужчин, а вместо этого оказалось, что именно я беспомощна, что это именно меня полностью завоевали.

В этот момент вновь появляются Чино и Лекчио, но теперь со своими мешками странствующих торговцев.

— Осторожно, Господин, — испуганно запищала девушка. — Охотники за фуражом вернулись!

— Привет, мальчики, — радостно сказал Бутс.

— Привет, — дружно сказали Чино и Лекчио.

— Вы знаете этих мужчин, Господин? — удивилась Бригелла, не смея подниматься с колен.

— Да, простите ребята, в прошлый раз я принял Вас охотников за фуражом, — сказал Бутс вновь прибывшим. — Но теперь я вижу, что Вы — мои старые приятели, с которыми вместе я бродил по этим дорогам многие недели.

— Ошейник заперт на моём горле! — пожаловалась девушка зрителям, пытаясь стянуть стальное кольцо со своей шеи. — Он действительно на мне. Я не могу снять его!

— Симпатичный вуло, — сказал Чино, тщательно исследуя девушку.

— Сочный пирожок, — добавил Лекчио.

— Я — теперь всего лишь рабыня! — плакала девушка.

— А теперь я собираюсь выбросить удивительную вуаль в воздух, — заявил Бутс. — Пусть она путешествует по ветру туда, куда сама захочет.

И он сделал вид, что слегка подбросил её в воздух.

— Господин! — возмутилась девушка.

— Всё она улетела! — трагически вздохнул Бутс.

— Господин! — заплакала Бригелла.

— Именно таким способом я получил её, — объяснил Бутс. — И конечно, это правильно, что я должен позволить ей улететь, назад в облака и ветра, возможно даже назад в Ананго.

— Но почему Вы позволили ей улететь? — в страдании спросила девушка.

— Она уже сослужила своей цели, — ответил Бутс.

— Его цели? — переспросила девушка.

— Да, — кивнул Бутс. — Она послужило, чтобы поймать Тебя симпатичная, жадная, маленькая рабыня, ту, в ком к завтрашнему утру не останется ни капли сомнений относительно природы её многочисленных вариантов использования.

— Уверена, вот именно сейчас Вы меня не обманули! — заплакала она.

— Подставляй плечо под мой мешок, — приказал Бутс.

— И под мой, — засмеялся Чино.

— И мой, — добавил Лекчио.

Девушка, с большим трудом, напрягаясь, сгибаясь и покачиваясь под весом груза, приняла на себя три мешка.

— Поспешай, ленивая девка! — рявкнул Бутс, покидая сцену вместе с Чино и Лекчио.

— Слушай, я не знал, что у нас с тобой был какой-нибудь слин, — по пути говорил Лекчио Чино. — Где бы он мог быть?

— Интересно, была ли я обманута? — под гомерический хохот спросила девушка у зрителей. — В любом случае, теперь я в ошейнике, и это — всё, что у меня есть!

— А ну быстрее, торопись, ленивая девка! — крикнул Бутс из-за кулис.

— Всё, я должна идти, — объявила девушка. — О, как тяжелы эти мешки. Но я должна нести их как можно лучше. Ведь я теперь рабыня, и если мной не будут довольны, то просто выпорют меня!

Бригелла повернулась и, покачиваясь под весом мешков, ушла со сцены.

Через мгновение улыбающийся Бутс вновь появлялся на подмостках, в сопровождении Чино, Лекчио и Бригеллы, уже освобожденной от её неудобной ноши.

— Благородная свободная женщина, и благородные господа, почтеннейшая публика, — объявил Бутс, — «Волшебная вуаль Ананго» была представлена Вам актёрами Бутса Бит-тарска, актёра, импресарио и экстраординарного антрепренёра! Мы благодарим Вас за Ваше участие!

Речь Бутса была встречена громом аплодисментов. Бутс, Чино и Лекчио, улыбаясь, кланялись, снова и снова. Бригелла, по знаку Бутса, опустилась на колени.

— Бина! — позвал Бутс, делая экспрессивный жест в сторону входа на подмостки.

И Бина, в одеждах свободной женщины, в которых играла эпизодическую роль Леди Типы, односельчанки Леди Фиби, появилась на сцене.

— Долой эти абсурдные препятствия, закрывающие Тебя от наших глаз, — весело скомандовал ей Бутс.

Девушка откинула свою вуаль и отбросив назад капюшон, освободила водопад своих тёмных волос. Она была изящной маленькой рабыней, но несравнимой по красоте с Бригеллой. По крайней мере, по моему мнению, оказавшись на прилавке невольничьего рынка, она не смогла бы принести большую прибыль, чем Бригелла. Я смог сравнить их ещё в Порт-Каре.

— Ну-ка, — строго сказал Бутс, её хозяин, и она сбросила свои одежды, с плеч, затем спустила их до талии.

У неё были маленькие, отлично сформированные, изящные груди. На шеё красовался стальной ошейник.

— Долой их, сейчас же, полностью, — прикрикнул Бутс, тыкая пальцем в одежды, которые она всё ещё скромно прижимала к бёдрам. — Вставай на колени.

Бина отпустила одежды, и те свалились горкой у её ног. Она встала на колени рядом с Бригеллой, лицом к зрителям. Бутс, лёгким пинком дал ей понять, что она должна держать колени широко разведёнными перед публикой. Было заметно, что девушка стеснялась сделать это. Возможно, она была рабыней, не столь долго, как Бригелла. Но теперь они обе стояли на коленях совершенно одинаково, спины прямо, ягодицы на пятках, подбородки высоко подняты, демонстрируя ошейники, совершенно голые, ноги широко расставлены — настоящие рабыни.

— Наша маленькая Бина! — указал Бутс на представленную в самом выгодном свете девушку. — Спасибо, благородная свободная женщина и благородные джентльмены! Запомните бедного Бутса и его труппу! Будьте щедры!

Несколько монет, главным образом медных, зазвенели по сцене. Сам я швырнул туда пару медных кругляшей с изображением тарна.

У меня хватало денег, как моих собственных, так и тех, что я прихватил из лагеря Леди Янины, прежде чем освободить её пленников и сжечь шатёр и повозку. Вот только не было у меня ни малейшего желания извещать всех на ярмарке о теперешнем весе моего кошелька. Одно дело, сделать это в своём городе, где моё финансовое положение и без того широко известно, и совсем другое, сделать это в чужом месте перед незнакомцами.

— Спасибо, почтеннейшая публика, блестящие покровители искусств, — проговорил Бутс. — Благодарим Вас!

Чино и Лекчио собрав монеты, вручили их Бутсу, который взял их и спрятал в одеждах, где у него, возможно, был потайной карман. Девушки, здесь на ярмарке, не стали ходить по толпе с медными чашами, скорее всего, потому что обе были заняты в пьесе. Но, даже тогда, когда они делали это в Порт-Каре, они, конечно, только держали чаши, прикасаться к монетам, а уж тем более тратить их они не имели права. Единственные исполнительницы, которые обычно сами собирают монеты, брошенные им для их владельцев, это танцовщицы, которые обычно выступают в одиночку, не считая музыкантов. Они подворачивают монеты в своём рабском шёлке, если им его разрешили, конечно. Учитывая особенность их шёлка, который обычно прозрачен, общую скудность их одежды, и прилюдность сбора ими монет, вероятность того, что они могли бы скрыть монету, даже если бы они посмели сделать это, крайне мала. Рабыне, как Вы видите, вообще запрещают даже прикасаться к монетам без разрешения. Это, конечно, не означает, что их нельзя послать в рынок, и дать монеты для покупок, и тому подобного. За пропавшую ранее монету, буде таковая найдена у рабыни, или в её конуре, она может быть подвергнута серьезному наказанию, вплоть до скармливания слину.

— Эй, мужлан! — позвала свободная женщина.

— Да, благородная леди? — поклонился Бутс, выступая вперед.

— Твои пьесы оскорбительны для свободных женщин! — крикнула она. — Я за всю прежнюю жизнь не чувствовала себя столь оскорблённой, как сегодня!

— А Вы видели наши спектакли? — поинтересовался Бутс. — У нас их больше пятидесяти.

— Нет, — признала она. — Все я не видела!

— Увы, мы не можем исполнить их все из-за того, что у меня труппа не полная, — вздохнул Бутс. — Я не укомплектован в настоящее время. К сожалению, у меня нет золотой куртизанки. Репертуар, конечно, часто меняется. Иногда мы прекращаем временно, а то и надолго играть старые пьесы, когда мы чувствуем, что они устарели и больше не интересны зрителям, и тогда сочиняем новые пьесы. Мы импровизируем на разных идеях и темах, а затем, выступление за выступлением, добиваемся идеальной игры. Безусловно, многое зависит от находчивости исполнителей, ибо наше искусство всегда отрыто для новшеств, постоянному пересмотру, импровизациям, и так далее. Нужно всегда уметь извлекать выгоду из таких нюансов как местный колорит, недавние происшествия, текущая политическая ситуация, популярные личности или хорошо известные фигуры, предубеждения региона, и тому подобные мелочи. Намёки на местную действительность всегда популярны. Иногда, конечно, это может привести к проблеме, так что с этим надо быть осторожным, чтобы оскорбив того, кого не стоило, не оказаться на колу. Вы кажетесь очень умной. Возможно, Вы могли бы помочь нам.

— Значит, Ты думаешь, что все свободные женщины ничем не лучше рабынь! — выкрикнула она.

— Я бы предположил, что все женщины привлекательны, — осторожно сказал Бутс.

— О! — задохнулась она от ярости.

— Вот возьмите себя, — заметил он. — Как бы Вы выглядели, будучи раздетой, в ошейнике и под плетью? Вы думаете, что вели бы себя совсем по-другому, не так, как любая другая рабыня? Неужели Вы никогда не замирали, чтобы подумать об этом? Разве, Вы никогда не задавались вопросом, возможно в тайне, о том, смогли бы Вы доказать то, что оказались бы весьма даже неплохой рабыней?

— Я — свободная женщина, — сказала она ледяным тоном.

— Простите меня, Леди, — сказал Бутс.

— Ещё до наступления сумерек, можешь быть в этом уверен, — заявила она, — я представлю жалобу судьям. А завтра в полдень, Ты уже будешь сворачивать свой балаган, поскольку Тебе запретят выступить на ярмарке.

— Окажите нам милосердие, Леди, — взмолился Бутс, — мы — маленькая бродячая бедная труппа, и находимся в отчаянной нужде. Я даже был вынужден продать мою золотую куртизанку, чтобы свести концы с концами!

— Мне нет до этого никакого дела, — усмехнулась она, — можешь хоть всех своих шлюх продать!

— Ярмарка Ен-Кара — самая крупная из всех ярмарок, — постарался убедить её Бутс. — Она бывает всего один раз в год. Это очень важно для нас! Мы нуждаемся в каждом бит-тарске, который мы можем заработать здесь.

— У меня нет желания оказывать Тебе милосердие, — тоном, которым можно было бы заморозить воду, бросила она. — А ещё, я прослежу, чтобы вас всех оштрафовали и публично высекли. И если Ты не покинешь территорию ярмарки до завтрашнего вечера, я лично прослежу, чтобы твою труппа разогнали, а всё имущество, фургоны, одежду и даже шлюх конфисковали!

— Вы хотите видеть меня разорённым? — в отчаянии спросил Бутс антрепренёр.

— Да! — зло выплюнула она.

— Спасибо, добрая леди, — ядовито поблагодарил Бутс Бит-тарск.

Женщина повернулась на пятках, на миг взметнув одежды, и подняв облачко пыли, покинула нас. Сандалии на ней были позолоченные. Бутс Бит-тарск и я сам с интересом посмотрели ей в след, обращая особое внимание на её лодыжки. Я нашёл их весьма неплохими, и я предполагаю, что Бутс со мной бы согласился, что они отлично бы выглядели в кандалах.

— Всё, кажется, теперь я разорён окончательно, — сказал мне Бутс Бит-тарск.

— Возможно, не всё ещё потеряно, — улыбнулся я.

— Мне не набрать достаточно денег, даже на то чтобы расчистить путь до выхода с ярмарки, — вздохнул он.

— Продайте меня, Господин, — предложила Бригелла, встав на колени перед ним сияющая, залившаяся румянцем и взволнованная.

Ну да, было несколько мужчин, пятеро или шестеро стоявших перед сценой, а некоторые из них даже наклонялись вперед опираясь локтями на доски. Любой из них, насколько я понимаю, будет способен великолепно обращаться с ней, как с рабыней само собой. Гореанские мужчины не идут на компромисс со своими невольницами, и девушки это знают и повинуются безоговорочно. Она знала, что была весьма дорогой рабыней, вон как прямо она стояла на коленях, какой гордой была её осанка, как она соблазнительно выглядела нагой и в ошейнике.

— Что мне предложат за неё? — безропотно спросил Бутс.

— Два серебряных тарска, — тут же выкрикнул мужчина.

— Два? — удивленно и обрадовано спросил Бутс.

А девушка даже вскрикнула от удовольствия. Это — высокая стартовая цена за женщину на Горе, где они многочисленны и дёшевы.

Через несколько енов отчаянных торгов Бригелла, со скованными за спиной руками, покинула сцену, торопливо семеня, почти срываясь на бег, чтобы не отстать от него, её нового господина, весьма крепкого, широкоплечего, блондина. Первое, что он сделал после того как защёлкнул наручники на её тонких запястьях, это сдёрнул маленький, круглый пластырь с её левого бедра. Там пряталось обычное клеймо кейджеры, крошечный жезл с ветвями. Она ушла за пять серебряных тарсков.

— Роскошная цена на неё, — поздравил я Бутса.

Но он, понурившись, одиноко стоял на сцене, взвешивая её ошейник в своей правой руке, и с грустью глядя вслед девушке.

— Я разорён, — хмуро произнёс он. — И независимо от этого, как я обойдусь без моей Бригеллы?

— Про твою Бригеллу не знаю, — сказал я, — но я думаю, что буду в состоянии помочь с другой из твоих проблем.

— Мы что разве знакомы? — поинтересовался Бутс, присматриваясь ко мне.

— Мы встречались несколько дней назад, мельком, в Порт-Каре, — подсказал я.

— Ну, да! — воскликнул он. — Карнавал! Конечно! Вы — капитан, или офицер, не так ли?

— Иногда, возможно, — уклончиво ответил я.

— И что Вы от меня хотите? — осторожно спросил Бутс.

— Не бойся, — улыбнулся я. — Я не нанят, чтобы преследовать Тебя, ради выколачивания старых долгов.

— Я боюсь, — вздохнул Бутс, — что я должен Вам те пять серебряных тарсков по Порт-Кару. Но сейчас они у меня есть.

Он протянул мне руку с теми самыми пятью серебряными тарсками, полученными несколькими енами ранее в результате продажи Бригеллы.

— Вообще-то там было шесть, а не пять, — напомнил я.

— О, — простонал Бутс.

— Но, даже если я и имел какое-либо отношение к ним, — сказал я, — в чём я никогда не признавался, конечно, то давай их рассматривать просто, как монеты из медной чаши, монеты, которые могли бы быть собраны вследствие Вашего обычного выступления.

— Но шесть серебряных тарсков!

— Ну, если Тебе полегчает от этого, то можешь рассматривать их, как безвозмездную жертву на нужду искусства, — усмехнулся я.

— В таком случае, я принимаю их от имени искусства, — заявил Бутс.

— Отлично, — кивнул я.

— Вы даже не представляете, как эта формулировка успокаивает мои муки совести, которыми я иначе был бы раздавлен, — патетически заявил Бутс.

— Не сомневаюсь в этом, — засмеялся я.

— Спасибо, — на этот раз искренне поблагодарил Бутс.

— Да не за что, — отмахнулся я. — То был счастливый карнавал.

— Безусловно, — согласился он. — Кстати, Вы насладились представлением?

— Да, — признал я.

— Интересно, а не забыли ли Вы выразить свою оценку не только голосом, — несколько извиняющимся тоном осведомился Бутс.

— Нет, — сказал я.

— Это было превосходное выступление, — вздохнул он.

— Вот ещё один медный тарск, — засмеялся я. — Будет три вместе с теми.

— Спасибо, — не забыл поблагодарить антрепренёр.

— Не за что, — сказал я, наблюдая, как тарск исчезает где-то в его одеждах.

— Теперь, насколько я помню, Вы упомянули, что могли бы быть в состоянии помочь мне с некой проблемой, — намекнул Бутс Бит-тарск.

— Да, — кивнул я. — Я действительно упоминал, что врятли смогу помочь с проблемой Бригеллы, по крайней мере, сейчас, но я думаю, что знаю, где можно раздобыть роскошную кандидатку на роль «золотой куртизанки».

— Рабыня? — уточнил Бутс.

— Само собой, — кивнул я.

— А выступать она сможет? — спросил антрепренёр.

— Понятия не имею, — честно признал я.

— Мои девушки должны работать ещё и как палаточные девки, — предупредил он.

— Ну, в её потенциальной возможности как такой девки, — засмеялся я, — можешь не сомневаться.

— Надеюсь, Вы понимаете, что мои девушки, — вздохнул Бутс, — это не обычные девки-рабыни. Они должны быть чрезвычайно талантливыми.

— Она блондинка, и очень чувственна, — описал я.

— Это уже неплохо, — кивнул Бутс.

— Ну а играть Ты всегда сможешь её научить, — предположил я.

— Это верно, — улыбнулся Бутс. — И к счастью я — мастер по обучению. А если она вдруг окажется медлительной в восприятии моих уроков, я не буду с ней цацкаться. Не захочет учиться у меня, будет учиться у моей плети.

— Точно, — поддержал я Бутса.

— Где её найти? — спросил он.

— Одним из преимуществ в её приобретении будет то, что она, будучи относительно свежеобращённой рабыней, может оказаться довольно дешёвой. Я сомневаюсь, что она будет стоить Тебе, больше чем два серебряных тарска, даже учитывая её красоту. Тебе тогда останется ещё три серебряных тарска запаса.

— Так, где я могу найти эту шлюху? — потирая руки спросил Бутс Бит-тарск.

— Уверен, она продается здесь, на этой ярмарке, — улыбнулся я.

— Это — Ярмарка Ен-Кара, — напомнил он. — Здесь на продажу выставлены тысячи девок, не меньше чем сотней работорговцев.

— Зато я знаю, на какой именно платформе, она сейчас раздетая, в ошейнике и цепях, ждёт своего первого покупателя.

— Возможно, Вы окажетесь столь добры, что передадите мне эту информацию, — предположил Бутс.

— Хм, вероятно, будет трудновато для Тебя, до завтрашнего вечера, когда насколько я понимаю, Вы должны исчезнуть с ярмарки, определить её местонахождение, — усмехнулся я.

— Особенно, если мы попытаемся организовать ещё одно выступление или два, — понимающе добавил Бутс.

— Точно, — согласился я.

— Ваши условия? — вздохнув, спросил Бутс.

— Маршруты путешествий вашей труппы как-то планируется, они регулярны, или случайны? — поинтересовался я.

— Иногда — да, — осторожно ответил Бутс. — Иногда — нет. А Вам зачем?

— Думаю, у Тебя уже есть какие-то намётки планов на следующие нескольких месяцев, — предположил я.

— В каком смысле? — спросил Бутс.

— Ну, есть какие-то планы, относительно деревень, городов и мест, которые Вы планируете посетить в ближайшее время, — пояснил я.

— Возможно, — кивнул Бутс.

— Я особенно интересуюсь одним конкретным городом, — сказал я, — порт на побережье Тассы, на юг от дельты Воска.

— И? — прищурился антрепренёр.

— Брундизиум, — наконец назвал я свою цель.

— Верный союзник Ара, — кивнул он. — Мы планируем быть там в самом конце лета.

— Отлично, — пробормотал я.

— А Вам зачем, позвольте спросить? — осведомился Бутс Бит-тарск.

— Пожалуй, я заинтересован в том, чтобы присоединиться к вашей компании, — сказал я.

— А что Вы можете делать? — поинтересовался антрепренёр.

— Любую работу, тяжёлую работу, — улыбнулся я.

— Меры безопасности в Брундизиуме через чур строги, — предупредил он. — За прошедшие два года, по каким-то причинам, они стали крайне подозрительны к чужакам. Очень трудно получить доступ в город кроме как на закрытые причалы и торговые площади.

— Однако такая труппа как Ваша могла бы сделать это, — предположил я.

— Мы выступали на главной площади, — похвастал Бутс Бит-тарск, — однажды даже во внутреннем дворе самого дворца.

— Позволишь мне присоединяться к вашей компании? — спросил я.

— Значит, Вы просто интересуетесь получением доступа в Брундизиум, — уточнил Бутс.

— Возможно, — кивнул я.

— Где я могу заполучить на свою цепь эту женщину, — спросил он, — ту, что Вы полагаете, может подойти на роль «золотой куртизанки»?

— Среди сотни свежих рабынь Самоса из Порт-Кара, — сообщил я, — она прикована на платформах Shu-27 в юго-западной части Павильона Красоты.

— Имя у неё есть? — уточнил Бутс.

— Прежде было, но не теперь, — усмехнулся я. — Но кличку ей давали, или, по крайней мере, домашнее имя, в доме Самоса, в Порт-Каре.

— Какую именно? — спросил Бутс.

— Ровэна, — ответил я.

— Спасибо, — сказал Бутс. — Вы были очень любезны.

— Так что относительно моего предложения? — спросил я.

— Какого предложения? — уточнил он.

— О моём присоединении к твоей труппе, — напомнил я.

— Всего то? — прищурился Бутс.

— Да, — кивнул я.

— Да не вопрос, — улыбнулся он.