Следующие пять дней я провел за весьма приятными занятиями.

По утрам под присмотром Оттара я учился искусству обращения с боевым топором.

Лезвие глубоко входило в дерево шеста.

– Старайся, чтобы при ударе работали мышцы спины, – смеялся Оттар. – Тогда у тебя получится.

Воины закричали от удовольствия, когда я одним ударом перерубил шест.

Тири и другие рабыни радостно подпрыгивали и хлопали в ладоши.

Какими полными жизни они казались! Как и положено рабыням, у них были распущены волосы. Глаза девушек сияли; щеки раскраснелись; каждый дюйм их тела казался удивительно живым и красивым. Какими не реально женственными они были, какими непосредственными и восхитительными, какими свежими и свободными, какими открытыми в своих чувствах; они ходили, стояли и даже смеялись, как женщины. Им не позволяли иметь гордость, но радоваться они могли.

Только тонкие шерстяные туники с разрезом до самой талии скрывали красоту их тел.

– Еще! Еще! Пожалуйста, мой джарл! – кричала Тири.

И снова огромный топор вонзился в столб, от которого отлетел большой кусок.

– Отлично! – похвалил Оттар.

А потом он вдруг сделал выпад в мою сторону, но я отбил удар топорищем и, не выпуская топора из правой руки, треснул его левой с такой силой, что Оттар упал на землю. А я подскочил к нему и занес свое оружие.

– Великолепно! – воскликнул Оттар.

Рабыни, все до одной, хлопали в ладоши и вопили от восторга.

Оттар вскочил на ноги и погрозил топором хохочущим девушкам.

Они с визгом отскочили в сторону.

– Ольга, – сказал Оттар, – отправляйся сбивать масло.

– Слушаюсь, мой джарл, – ответила девушка и, подхватив юбку, умчалась выполнять приказ.

– Гунхильда и Пухлые Губки, – продолжал Оттар, – вас ждут ваши ткацкие станки.

– Слушаемся, джарл. – Девушки повернулись и устремились в дом, их станки стояли возле западной стены.

– А ты, маленькая девка, – сказал он Тири, которая сделала шаг назад и склонила голову, – ты будешь носить навоз верров в подоле своего платья на поле, где растет сул.

– Да, мой джарл. – Тири рассмеялась и убежала, а я стоял и смотрел вслед босоногой, изумительно прекрасной девушке.

– А вы, лентяйки, хотите, чтобы вас разрезали на кусочки и скормили рыбе парсит? – крикнул Оттар, обращаясь к остальным.

– Нет, джарл! – дружно запротестовали рабыни.

– Тогда займитесь делом!

Девушки с визгом разбежались в разные стороны.

– Ну, а теперь еще два раза, – сказал Оттар мне и положил руку на свой широкий, отделанный золотом ремень. – Потом найдем другой столб.

Существует масса хитростей, когда сражаешься топором: бойцы часто делают ложные выпады, наносят короткие, быстрые удары или пускают в дело рукоять, если ты замахиваешься, то иногда оказываешься открытым для противника. Можно, конечно, поговорить об основных стратегических принципах, вот, например: воин делает вид, что собирается как следует размахнуться, даже издает воинственный клич, но на полпути задерживает руку, и если ему удается застать этим маневром противника врасплох, тот бросится вперед и откроет топору шею; иногда, если один из бойцов держит щит слишком высоко, можно сделать шаг влево и отрубить руку со щитом; кроме того, серьезную опасность представляют удары, направленные в ноги – человек падает, словно подрубленное дерево. Что касается защиты: если удается заставить противника как следует размахнуться, а потом избежать смертоносного лезвия топора, на короткое время возникает преимущество; этого можно добиться следующим образом – воин делает вид, что открывается немного больше, чем следует, его противник начинает думать, что имеет дело с человеком неопытным, и раньше времени решается нанести полновесный удар. Топор Торвальдсленда – один из самых страшных видов оружия, известного горианцам. Вступать в схватку с воином, который умеет с ним обращаться, очень опасно, потому что частенько бывает достаточно нанести всего один удар, но мастер топора делает это только тогда, когда абсолютно уверен в том, что одержит победу.

Ан спустя Раздвоенная Борода в сопровождении Оттара, следившего за порядком на ферме, и Тэрла Рыжего отправились инспектировать поля.

Северный са-тарн, растущий ровными желтыми рядами, поднялся дюймов на десять. В этих широтах сезон продолжается сто двадцать дней – благодаря смягчающему воздействию Торвальдстрима. Зерно засеяли еще прошлой осенью, вскоре после праздника сбора урожая, до наступления суровых холодов, которые не дают растениям пустить надежные корни. Когда вместе с весной возвращается тепло и земля смягчается, зерна прорастают. Подсчеты показывают, что са-тарн, посаженный осенью, дает более обильный урожай.

– Хорошо, – довольно сказал Раздвоенная Борода. Он поднялся на ноги и отряхнул с колен налипшую землю. – Хорошо!

На землях Раздвоенной Бороды в основном выращивали са-тарн, однако я заметил множество садов и огородов, кроме того, многие держали босков и верров. Оттар выкопал для нас с Иваром две крупные редиски, и мы, стерев грязь, с удовольствием их съели. Тоспиты в саду Ивара, которые росли в этих широтах, – в отличие от лармы – еще стояли зелеными. Я улыбнулся, вспомнив, что тоспиты почти всегда дают слишком много семян, за исключением редкой разновидности с длинным стеблем. Я не слишком их люблю, потому что они горькие. Некоторые люди похожи на них. Чаще всего тоспиты едят, нарезая кусочками и поливая медом, иногда в сиропе; сок используется при приготовлении множества блюд. Они превосходны для восполнения нехватки витаминов во время длительных морских путешествий, поскольку содержат большое количество витамина С. Иногда их называют «ларма моряка». У тоспитов жесткая шкурка, их легко сушить и хранить. На кораблях их обычно держат вместе с овощами, под перевернутой шлюпкой. Мы остановились возле маслобойни, где Ольга заканчивала складывать масло в бочонок. Мы его попробовали, оно оказалось вполне приличным.

– Отнеси на кухню, – сказал Раздвоенная Борода.

– Слушаюсь, мой джарл, – ответила Ольга.

– Поторопись, лентяйка! – прикрикнул на нее Ивар.

– Слушаюсь, мой джарл. – Ольга подхватила бочонок за веревочные ручки и поспешила к дому.

Перед тем как Раздвоенная Борода отправился в обход своих владений, к нему подошла Булочка и опустилась перед ним на колени, держа в руках тарелку с хлебом из са-тарна. Дочь Гурта, правителя Кассау, учили печь хлеб. Она опасливо наблюдала за Иваром Раздвоенная Борода, который откусил небольшой кусок.

– Не хватает соли, – сказал он ей. Булочка задрожала. – Может быть, ты думаешь, что живешь на Юге? – сурово поинтересовался он.

– Нет, мой джарл, – ответила она.

– Может быть, ты считаешь, что достаточно ублажать нас в мехах? – осведомился Раздвоенная Борода.

– О нет, мой джарл! – воскликнула Булочка.

– Рабыни на Севере должны уметь делать множество полезных вещей, – заявил Ивар Раздвоенная Борода.

– Да, мой джарл! – прошептала она.

– Отдай это тарскам.

– Слушаюсь, мой джарл. – Булочка заплакала, вскочила на ноги и бросилась прочь.

– Рабыня! – позвал Раздвоенная Борода. Булочка остановилась и повернулась. – Ты, я вижу, хочешь, чтобы тебя отправили к столбу для порки? – осведомился он.

Это высокий столб, который стоит на улице, он гладко отполирован, в верхней части находится железное кольцо, к нему привязывают провинившуюся рабыню за запястья. Возле загона для босков стоит еще один, только кольцо расположено повыше, здесь наказывают невольников-мужчин.

– Нет, мой джарл! – в ужасе крикнула Булочка.

– В таком случае позаботься о том, чтобы в следующий раз хлеб у тебя получался лучше! – заявил Раздвоенная Борода.

– Слушаюсь, мой джарл, – ответила она и убежала.

– Хлеб вовсе не так плох, – сказал мне Ивар Раздвоенная Борода, когда она исчезла из виду.

Он отломил мне кусок, и мы доели подношение Булочки. Хлеб и в самом деле был довольно вкусным, но соли действительно не хватало. По дороге на поля мы ненадолго остановились посмотреть, как справляются с работой Гунхильда и Пухлые Губки. Они хорошо знали свое дело и ловко обращались с ткацкими станками, а увидев Раздвоенную Бороду, радостно заулыбались. Под конец нашей прогулки мы поговорили немного с кузнецом, которого звали Готрек. А потом направились дальше. Чтобы сократить путь, мы пошли между тоспитовыми деревьями, мимо поля, где рос сул. С мотыгой в руке, спиной к нам, на поле стоял широкоплечий молодой раб в белой тунике и с коротко подстриженными волосами. Он нас не видел. К нему приблизилась белокурая Тири, двумя руками она держала подол своего платья, в котором несла навоз верров.

– У нее отличные ножки, – заметил Оттар.

Мы подошли уже совсем близко, но они нас по-прежнему не замечали.

Тири успела уже много раз сходить на поле и обратно, однако молодого человека увидела в первый раз. Перед этим он вместе с другими невольниками занимался рыболовными сетями на берегу.

– О! – воскликнул он. – Приветствую юную леди из Кассау.

Тири посмотрела на него, и в ее глазах вспыхнул гнев.

– Думала ли ты в Кассау, – спросил он, – что тебе придется носить навоз на поля Торвальдсленда?

Она ничего ему не ответила.

– Раньше я не знал, – не унимался молодой невольник, – что у тебя такие красивые ноги. – Он засмеялся. – Почему ты никогда не показывала жителям Кассау, что у тебя такие чудесные ножки?

Тири рассвирепела.

Держа подол левой рукой, она сбросила навоз на землю. Теперь рабу придется мотыгой подгребать навоз к растениям.

– О, не опускай подол, Тири, – воскликнул невольник. – У тебя такое красивое клеймо. Почему бы тебе не показать его еще раз Вульфстану из Кассау?

Она сердито показала бедро, а потом быстро опустила подол.

– Ну как, Тири, – спросил он, – тебе нравится, что ты стала девушкой, чьего живота касается острие меча?

– Это не твой меч, – резко бросила она. – Я принадлежу свободным мужчинам.

А затем с бесстыдством рабыни Тири, которая когда-то была известной молодой леди Кассау, задрала подол, открыв бедра, наклонилась вперед и злобно плюнула в молодого невольника.

Он бросился к ней, но Оттар опередил его. Он ударил Вульфстана, раба Тарска, ручкой своего топора по спине, чуть пониже шеи. Вульфстан упал, а в следующее мгновение Оттар связал ему руки и, держа его за железный ошейник, заставил встать на колени.

– Ты видел, что твой топор делает с деревянным столбом, – сказал он мне, – давай теперь посмотрим, хорош ли он, когда речь идет о мягком теле человека.

Не выпуская из рук ошейника, он заставил раба подняться на ноги и встать ко мне спиной. Позвоночник, конечно, не выдержит удара; более того, если ударить достаточно сильно, лезвие топора пройдет насквозь. Впрочем, чтобы разрубить тело человека на две части, одного удара недостаточно. А наносить второй удар считается дурным тоном. Молодой невольник стоял, покорно опустив голову. Тири отскочила в сторону и прижала руки ко рту.

– Ты видел, – сказал Оттар Ивару Раздвоенная Борода, – что он нагло вел себя с рабыней, которая является собственностью свободных мужчин.

– Невольники и рабыни, – вмешался я, – иногда ссорятся.

– Он собирался дотронуться до нее своими руками, – возразил Оттар.

Это и в самом деле было очень серьезным обвинением. Ведь рабыни, в конце концов, действительно собственность свободных мужчин. Невольникам не позволено к ним прикасаться.

– Ты бы дотронулся до нее? – спросил Раздвоенная Борода.

– Да, мой джарл, – прошептал молодой невольник.

– Вот видишь! – воскликнул Оттар. – Пусть Рыжий попробует свой топор!

– Прикажи его выпороть, – улыбнувшись, сказал я.

– Нет! – взревел Оттар.

– Будет так, как хочет Рыжий, – объявил Раздвоенная Борода и, повернувшись к невольнику, продолжал: – Немедленно отправляйся к столбу для порки и попроси первого свободного человека, который будет проходить мимо, чтобы он тебя выпорол.

– Слушаюсь, мой джарл, – ответил раб.

Его разденут и привяжут за руки к столбу, стоящему возле сарая, где держат босков.

– Пятьдесят ударов, – сказал Раздвоенная Борода.

– Слушаюсь, мой джарл, – ответил невольник.

– Плеткой, – продолжал Раздвоенная Борода, – которая называется «змея».

Наказание будет очень суровым. «Змея» – довольно тяжелый хлыст из плетеной кожи, восьми футов длинной и около дюйма в толщину. Он с легкостью сдирает кожу со спины. Иногда в хлыст вплетают кусочки металла. Невольник вполне мог умереть, не выдержав наказания. Следует отличать «змею» от обычного горианского хлыста, которым учат рабов послушанию и который состоит из пяти широких полос. Чаще всего его используют для наказания женщин, поскольку он не оставляет шрамов. Когда речь идет о невольниках, шрамы не имеют никакого значения. Девушка с непомеченной спиной стоит дороже, чем та, у которой много шрамов. Мужчины обычно предпочитают женщин с гладкой кожей, если не считать клейма на бедре. В Тарии и Аре рабынь даже принято брить.

Невольник посмотрел на меня. Он был обязан мне жизнью.

– Спасибо вам, мой джарл, – сказал он.

А затем повернулся и, держа связанные руки перед собой, побежал к сараю, где держали босков.

– А ты, Оттар, отправляйся-ка в кузницу, – ухмыляясь, приказал Раздвоенная Борода, – скажи Готреку, что бы он прошел мимо сарая с босками.

– Хорошо, – радостно ответил Оттар.

Готрек был кузнецом, так что я даже посочувствовал молодому невольнику.

– И еще, Оттар, – продолжал Раздвоенная Борода, – проследи за тем, чтобы раб вышел утром на работу.

– Обязательно, – сказал Оттар и направился к кузнице.

– Я слышал, Рыжий, – сказал Ивар Раздвоенная Борода, – что твои занятия с топором проходят успешно.

– Я рад, что Оттар так думает, – ответил я.

– Я тоже рад, что он так считает, – заявил Ивар Раздвоенная Борода. – Это значит, что так оно и есть. – Он отвернулся. – Вечером встретимся на пиру.

– Сегодня будет еще один пир? – удивился я. – По какому поводу?

Мы пировали все четыре предыдущие ночи.

– А нам нравится пировать, – заявил Ивар Раздвоенная Борода. – Вполне достаточный повод.

Ивар ушел. Я повернулся к Тири.

– В том, что произошло, – сказал я ей, – есть и твоя вина, рабыня.

Она опустила голову.

– Я его ненавижу, – призналась она, – но мне бы не хотелось, чтобы его убили. – Она посмотрела на меня. – Меня накажут, мой джарл? – спросила она.

– Да, – сказал я ей.

В ее глазах появился страх. Она была удивительно красива.

– Хлыстом из меха, – рассмеялся я.

– Я с нетерпением буду ждать наказания, мой джарл, – радостно улыбнулась она.

– Беги, – приказал я.

Тири повернулась и побежала в сторону дома, однако, сделав несколько шагов, повернулась и посмотрела на меня.

– Я буду с нетерпением ждать, мой джарл! – крикнула она напоследок и умчалась, великолепная юная леди из Кассау, босая, в железном ошейнике, всего лишь рабыня, спешила в дом, чтобы лечь на меха в ожидании обещанного наказания.

– Неужели, мой джарл, только рабыни могут испытывать подобное удовольствие? – спросила Тири.

– Говорят, что лишь рабыням дано познать его, – ответил я.

Она лежала на спине, повернув ко мне голову. Я расположился рядом, опираясь на локоть. Ее левое колено было поднято вверх; щиколотка прикована к бревну у основания постели, шею украшал железный ошейник.

– Тогда, мой джарл, – заявила она, – я счастлива, что стала рабыней.

Я снова ее обнял.

– Рыжий! – позвал меня Ивар Раздвоенная Борода – Пойдем со мной!

Я грубо оттолкнул Тири, оставив ее прикованной к постели. Через несколько мгновений, засунув топор в кожаную петлю, я присоединился к Раздвоенной Бороде.

Снаружи собралось несколько мужчин с корабля Ивара и окрестных ферм. Среди них я увидел раба-горбуна, в глазах которого светился ужас.

– Отведи нас к тому, что ты нашел, – потребовал Раздвоенная Борода.

Мы последовали за невольником и прошли больше четырех пасангов вверх по склонам, ведущим к летним пастбищам.

Сверху мы видели оставшиеся далеко внизу фермы и корабль Ивара Раздвоенная Борода. Мы остановились. За большим обломком скалы несчастный перепуганный раб показал нам свою находку. Потом он отвернулся, не в силах смотреть.

Я удивился.

– Разве в этих горах водятся ларлы? – спросил я.

Мужчины посмотрели на меня так, словно я сошел с ума.

– Ни один слин не смог бы такого сделать, – сказал я.

Мы все еще раз посмотрели на то, что осталось от боска. Даже крупные кости были сломаны, видимо, их перекусили мощные челюсти, чтобы высосать сладкий мозг.

– Значит, ты не знаешь, чья это работа? – спросил Ивар Раздвоенная Борода.

– Нет, – пожал я плечами.

– Этого боска убил курия, – пояснил он.

Четыре дня мы выслеживали зверя, но так и не смогли найти. Хотя убийство было совершено совсем недавно, нам не удалось обнаружить даже следов хищника.

– Необходимо отыскать его, – заявил Раздвоенная Борода. – Они должны знать, что не могут безнаказанно охотиться на земле Ивара Раздвоенная Борода.

И все же мы его не нашли.

Вечером того дня, когда зверь загрыз боска, мы не пировали, как и во все последующие ночи. Мы охотились за новым врагом без малейшего успеха. Мужчины помрачнели, стали агрессивными и злыми. Даже рабыни больше не смеялись и не шутили. Потому что где-то на земле Ивара Раздвоенная Борода прятался курия.

– Может быть, он ушел отсюда, – предположил Оттар на четвертую ночь.

– Он больше ни разу ни на кого не напал, – заметил кузнец Готрек, который охотился вместе с нами.

– Ты думаешь, это тот же самый, что убил верра в прошлом месяце, а потом исчез? – спросил я у Оттара.

– Не знаю, – ответил Оттар. – Вполне возможно, поскольку курии крайне редко заходят так далеко на юг.

– Кто знает, может быть, он оказался слишком злобным даже для своих соплеменников и они его прогнали, – сказал Раздвоенная Борода.

– А вдруг он спятил или просто глуп? – предположил Оттар.

– А еще вполне возможно, – сказал Горм, – что он болен или ранен и не может больше охотиться на быстрых северных оленей.

Эти причины, с моей точки зрения, вполне могли заставить курий изгнать своего соплеменника из пещер. Я не сомневался, что эти существа не прощают слабости.

– Во всяком случае, – сказал я, – похоже, что он ушел.

– Нам больше ничего не угрожает, – закончил за меня Готрек.

– Устроим пир? – спросил Горм.

– Нет, – ответил Раздвоенная Борода. – Сегодня у меня нет настроения.

– По крайней мере, зверь ушел, – повторил Готрек.

– И нам больше ничего не угрожает, – эхом отозвался Горм.

Я проснулся посреди ночи. Тири спала, прижавшись ко мне. Я не трогал ее этой ночью, однако ножные кандалы снимать не стал.

Я боялся пошевелиться.

По какой-то причине меня охватило беспокойство.

Я лежал и прислушивался к тяжелому дыханию спящих мужчин. Рядом со мной тихо дышала Тири.

Я не двигался.

Мне показалось, что моего лица коснулось легкое дуновение холодного воздуха.

Я лежал в темноте и не шевелился.

И тут я почувствовал его запах.

С диким криком вскочив на ноги, я отбросил в сторону меха.

В то же мгновение мощные когтистые лапы подняли меня в воздух. Я не видел того, кто на меня напал. В следующую секунду меня с силой отшвырнули к стене.

– Что здесь происходит? – услышал я крик.

Тири проснулась и дико завизжала.

Я оказался на полу у стены.

– Факелы! – заорал Раздвоенная Борода. – Принесите факелы!

Рабыни голосили, мужчины удивленно переговаривались.

Я слышал громкое чавканье.

В свете факела, поднятого Раздвоенной Бородой, мы увидели зверя.

Он был всего в десяти футах от меня. Зверь поднял морду от изуродованного тела человека. Его огромные круглые глаза блестели в свете факелов. Рабыни продолжали дико орать, их цепи звенели.

– Оружие! – крикнул Раздвоенная Борода.

– Курия! Курия! – вопили мужчины.

А зверь стоял, склонившись над телом, и моргал. Он не собирался сдаваться. Его шкура была черного цвета с белыми пятнышками, большие заостренные уши прижаты к голове. Он весил около пятисот фунтов и был примерно семи футов ростом. Казалось, его широкий нос с двумя похожими на узкие щели ноздрями сделан из кожи. У него был черный язык и два ряда клыков, четыре из которых, сверху и снизу, выступали вперед, как у волков; два верхних показались мне особенно длинными и кривыми. Руки существа были длиннее и мощнее ног; он держал тело, которое продолжал пожирать, в лапах с шестью пальцами, похожими на щупальца.

Он шипел и рычал, оскалив клыки, и не боялся нас.

Ни один из нас не шевелился. Зверь стоял в свете факелов, не собираясь сдаваться. И тут у него за спиной я увидел поднятый топор, который с яростной силой обрушился на спину чудовищу, чуть пониже шеи. Зверь упал вперед, чуть не задев истерично вопящую рабыню, и я узнал Ролло. Он больше не казался сонным; впрочем, и на человека в этот момент он не особенно походил; Ролло нанес удар, когда остальные – Готрек, Горм, я, даже Раздвоенная Борода – могли только с ужасом взирать на курию. Ролло снова поднял топор.

– Нет! – крикнул Раздвоенная Борода. – Сражение окончено!

Великан опустил топор, медленно вернулся на свою постель и лег спать.

Один из людей Раздвоенной Бороды прикоснулся концом копья к морде зверя, а потом вонзил его прямо в пасть; древко копья вырвалось из его рук, рабыни снова взвыли от ужаса.

– Он все еще жив! – закричал Горм.

– Отойдите от него, – приказал Ивар Раздвоенная Борода. – Опасайтесь челюстей.

При помощи цепей и шестов тело курии удалось вытащить из зала. Мы бросили его на землю за стенами палисада. Начало светать.

Я встал рядом с ним на колени.

Он открыл глаза.

– Ты меня знаешь? – спросил я.

– Нет, – ответил он.

– Это маленький курия, – заметил Раздвоенная Борода. – Обычно они гораздо больше. Обрати внимание на белые полосы. Он болен.

– Надеюсь, – сказал я, – что он пришел в зал не из-за меня.

– Нет, – успокоил меня Раздвоенная Борода. – Они прекрасно видят в темноте. Если бы он искал тебя, ты был бы уже мертв.

– Почему он осмелился войти в зал? – спросил я.

– Курии очень любят человеческое мясо, – пояснил Ивар Раздвоенная Борода.

Я знал, что люди, как и другие животные, – для курий всего лишь вид пищи.

– Почему он не попытался убежать и не стал сражаться? – спросил я.

Раздвоенная Борода пожал плечами.

– Он ел, – сказал Ивар. Потом наклонился над зверем. – Ты уже охотился здесь раньше? – спросил он у курии. – Это ты убил верра и боска?

– И в зале, – ответил курия, оскалившись, – я убил человека.

– Кончайте с ним, – приказал Ивар Раздвоенная Борода.

Четыре копья поднялись в воздух, но ни одно из них так и не опустилось.

– Нет, он уже мертв, – сказал Ивар Раздвоенная Борода.