Как ни странно, и это встревожило, и меня, и многих других, но глаза на носу огромного корабля так и не нарисовали.
И всё же он должен был спуститься вниз по Александре и, если всё пройдёт, как запланировано, достичь Тассы. И если он достигнет моря, я верил, за борт будет вылит вино и масло, и высыпана соль, чтобы эта жертва подарила нам спокойствие в пути.
Я предпочел бы, чтобы это было сделано, прежде чем мы выйдем в открытое море.
Меня не покидала тревога. Я знал слишком мало из того, что мне хотелось бы знать.
Терсит был странным человеком. По-видимому, он отдал немало распоряжений. И Атий, я был уверен, будет уважать его требования, если они сделаны его наставником и учителем, хромым, блестящим, полубезумным Терситом.
Я знал слишком мало из того, что я должен был знать.
Разве что я точно знал, что Терсит был человеком странным.
Корка льда уже появилась у остывшего берега. Льдины, некоторые довольно крупные, то и дело появлялись в реке, несомые течением откуда-то из верховий.
Я плотнее закутался в свой плащ.
Рабыни теперь тоже были одеты в тёплые одежды, хотя, конечно, не в такие, которые носили бы свободные женщины. Зимние одежды сокрытия очень походят на те, что предназначены для из более тёплой погоды, за исключением более тёмных тонов, более плотных, тяжёлых и лучше удерживающих тепло материалов, несколько большего количества слоёв и так далее. Рабыни в холода носят короткие, примерно по середину бёдра, пальто с длинными рукавами, поверх нижнего платья. На ноги надевают брюки, подпоясанные шнуром. Так что, даже зимой ноги свободной женщины скрыты под одеждами, а у рабыни, хотя и тепло одетые, ясно дают понять, что они у них есть, и что они очевидно выставлены для взглядов мужчин. Стопы и икры укутывают шерстяными обмотками, поверх которых наматывают кожу. Последний предмет одежды — теплый плащ с капюшоном, который можно запахнуть вокруг тела. Лицо рабыни обычно обнажено, за исключением совсем уж суровой погоды, впрочем, в любом случае, учитывая её верхнюю одежду, она не может быть перепутана со свободной женщиной. Да и не было в лагере никаких свободных женщин. Кстати, среди многих гореанских моряков бытует суеверие, что свободная женщина на борту — это к несчастью. Причину возникновения этого суеверия, как мне кажется, понять нетрудно. Ведь даже если женщина, в подобной ситуации, изо всех сил старается скрывать проявления искушений, естественных для её пола, она всё равно остаётся женщиной. Если мясо нельзя есть, то будет ошибкой положить его перед ларлами. Они ведь могут устроить за него драку не на жизнь, а насмерть. Возможно, кто-то думает, что ларлы не должны быть плотоядными, или не должны быть голодными, однако природу не обманешь, они плотоядны и, действительно, время от времени бывают голодными. Если у кого-то в этом случае есть какие-либо возражения, их лучше предъявлять не к ларлами, а к природе, расположению и копированию генов, и другим процессам, без которых не было бы никаких ларлов и никакого мяса. Это суеверие, кстати, не относится к рабыням, поскольку они таковы, что, даже если недостижимы для вас, но Вы знаете, что, как собственность мужчин, они, по крайней мере, в теории доступны, то этого, что интересно, зачастую, вполне достаточно, чтобы успокоить мужчину. Кроме того, на них всегда можно полюбоваться, подразнить их, пококетничать, шлёпнуть по ягодице, приказать покрутиться перед вами, поставить перед собою на колени и так далее. Есть много способов обладать женщиной, не используя её для своего удовольствия напрямую. В конце концов, это тоже подготавливает её для её хозяина.
Их ошейники, разумеется, даже зимой остаются на их шеях. Они — рабыни.
Я больше ничего не слышал о приближении сил неприятеля, но не испытывал ни малейших иллюзий или сомнений относительно их опасности и реальности. Уже теперь они могли бы быть где-то неподалёку от Александры.
Удары больших молотов выбили подпорки, которые удерживали корабль Терсита на месте на огромной наклонной платформе.
Сотни мужчин собрались на пляже. Немало, если не все пришли сюда и рабыни. Куда же без них?
Прозвучал сигнал с юта большого корабля, и молоты ударили снова.
Толпа выдохнула в единодушном порыве, а потом послышались радостные крики.
Под оглушительный треск брёвен, могучий корпус корабля, построенного Терситом, заскользил к реке, а затем, с громоподобным всплеском, подняв фонтаны брызг, ворвался в воду, погнав по Александре никогда не виданную здесь прежде огромную волну.
Толпы взорвалась приветственным рёвом.
Меж тем, корабль медленно повернулся вправо, направляя свой нос на запад, вниз по реке. Вода с журчанием разрывалась на исполинском пере руля, омывала борта, закручивалась водоворотами вокруг скул и, срываясь с форштевня, убегала дальше, возможно, торопясь поведать Тассе о новом, ещё невиданном прежде в её водах чудо-корабле.
Многие продолжали кричать, не в силах сдержать, рвущихся наружу эмоций.
Он хорошо вошёл в воду.
Он был величественным, грандиозным, и, конечно, в нём не чувствовалось никакая легкости чайки Воска, что и не удивительно, учитывая его массивность. Зато от него веяло бесспорной невозмутимостью и мощью, какая ощущается в каком-нибудь большом озёрном или речном тарларионе, на вид тяжёлом, неуклюжем и медлительном на земле, но в воде, в своей родной стихии странно изящном и опасном, настоящем Убаре своих владений.
Я присмотрелся к временным маркам осадки на его носу. В не гружёном состоянии и без галер в их гнездах, он должен был погрузиться в пресную воду реки по первую отметку. Так и было. Корабелы отлично всё рассчитали.
Немногие, как мне казалось, поняли, почему судостроители обнимали друг друга, кричали и подбрасывали свои шляпы в воздух.
Место на реке специально было подобрано так, чтобы после спуска на воду оставалась десятая часть пасанга для поворота судна носом вниз по течению. Учитывая отсутствие опыта постройки и вождения таких судов, не было ясно, насколько послушно оно будет рулю. Но для разворота ему явно не хватит полкорпуса. Безусловно, корабль ещё не принял на борт свои галеры, команду и пассажиров, продукты и снабжение, в общем, всё, что могло бы потребоваться в рейсе. Вдоль берега, около лагеря, пока шло строительство, велись и дноуглубительные работы, чтобы киль не задевал дно реки. Так же, ещё несколько месяцев назад, были проведены промеры фарватера, и лишь убедившись, что Александра судоходна вплоть до Тассы и составив карты, началась закладка киля будущего корабля. Во многих местах следовало держаться середины русла реки, в других местах проход был найден многократными промерами и были установлены бакены. Однако для безопасного плавания всё равно предполагалось пустить небольшие лодки с лотами для проверки глубин. Такие вещи могут измениться, и даже весьма быстро. Галеры, конечно, были мелкосидящими длинными кораблями и могли легко маневрировать на глубинах, где среднего роста человек мог спокойно стоять в воде.
Понадобилось приблизительно пятнадцать енов, чтобы поставить гиганта к длинному причалу. Десятки тросов были сброшены с его правого борта, и закреплены на тяжёлых, глубоко вкопанных брёвнах швартовных битенгов. Я надеялся, что этого будет достаточно, чтобы компенсировать напор течения, и река не порвёт канаты, не переломит битенги или не утянет сам причал, оторвав его от свай.
Обернувшись, я увидел, что Лорд Нисида стоит рядом со мной.
— Он огромен, — прокомментировал даймё.
— Да, — не мог не согласиться я.
— Как Вы думаете, он достаточно надёжно пришвартован? — поинтересовался он.
— Нескольких швартовов не достаточно, — вынес я свой вердикт, — для такой массы нужно много тросов. Руль также следует закрепить в таком положении, чтобы течение само прижимало корабль к причалу, чтобы снизить нагрузку на швартовы.
— Я плохо разбираюсь в таких делах, — признался Лорд Нисида.
— Многие, — пожал я плечами, — мало что знают об этом. Мы сейчас зашли на неизведанную территорию.
— Что Вы думаете о нём? — спросил он.
— Пока не знаю, — ответил я.
— Он будет готов и оснащён парусами через два дня, — сообщил Лорд Нисида.
— Так скоро? — удивился я.
— Непременно, — подтвердил он.
— Понимаю, — нахмурился я.
Похоже, враги были уже совсем близко.
— Жаль, — вздохнул Лорд Нисида, — что Терсит не дожил до того, чтобы увидеть этот момент.
— Да, — согласился я, на что даймё вежливо улыбнулся и ушёл.