— Как здесь воняет, — сдерживая тошноту, проговорила Боадиссия.

— Держись, — велел я ей. — Скоро Ты привыкнешь к этому запаху.

— Я говорил им, уже много раз говорил, — раздражённо проворчал владелец инсулы, нёсший маленькую лампу, — что они должны держать крышку закрытой. Конечно, она тяжёлая, вот они её, зачастую оставляют приоткрытой.

Со скрежещущим звуком он пихнул на место тяжелую керамическую крышку, закрыв ей огромный бак. Бак, стоявший в футе от лестницы, служил для сбора нечистот, в него вывали помои из вёдер и ночные горшки. Такие баки меняют раз или два в неделю, а наполненные грузят на фургоны и вывозят за город, где опорожняют в один из карнариев, или в компостные ямы. Потом их отмывают, и они снова готовы быть поставленными клиентам. В городе этим бизнесом занимаются несколько компаний, организованных специально для этой цели. Конечно, подобная работа выполняется рабами-мужчинами, под контролем надсмотрщика.

— Следуйте за мной, — позвал Ачиатэс, начиная подниматься по лестнице.

Я последовал за ним. Позади меня шла Боадиссия, потом Хурта, а последней Фэйка. Лестница была узкой. Два человека врятли смоли бы разойтись на ней. Зато защищать её было бы легко, автоматически отметил я. А ещё она была крутой. И это тоже играло на руку обороняющимся. В отличие от всех, что я видел прежде, к этой не было открытой стороны, с обеих сторон были стены. Это сохраняло пространство, и позволяло сделать дополнительные комнаты. Свободное пространство было самой большой драгоценностью в переполненной инсуле. Ступеньки лестницы были предельно узкими, даже нога на них полностью не помещалась. Нечего даже думать, чтобы присесть на такую ступеньку, только стоять, да и то с опаской. Доски были стары, многие расколоты, а некоторые и вовсе отсутствовали. Какое-то время мы двигались в полумраке, рассеиваемом светом, просачивавшимся через щели входных дверей, но вскоре стали полностью зависеть от крошечной лампы владельца инсулы.

— Я больше не могу выдержать эту вонь, меня сейчас вырвет, — заявила Боадиссия.

— Медный тарск за комната за ночь, — сообщил Ачиатэс. — Платите, или выметайтесь. И можете ещё считать себя везунчиками, что у меня осталась последняя комната. Сейчас напряженные дни в Аре.

— Возможно, мы могли бы найти лучшее место, если бы не некоторые, — раздраженно фыркнула Боадиссия,

Возможно, в её словах был смысл. Не знаю, мне трудно было судить непредвзято. В нескольких инсулах, в которые мы заглядывали, не было разрешено приводить животных, что подразумевало, конечно, что мы не могли держать Фэйку с нами. В некоторых из них в действительности, имелись кое-какие предложения относительно рабынь, такие как конуры в подвале или столбы с цепями во дворе. Однако я предпочел держать Фэйку при себе. Она была красива, и мне бы не хотелось поутру, узнать, что её украли.

— Инсула Ачиатэса, по-прежнему остаётся самой лучшей инсулой во всем Аре, — заявил инсуловладелец.

— Как здесь темно, — пробормотала Боадиссия.

— Как далеко нам ещё идти? — поинтересовался я.

— Уже совсем рядом, — успокоил меня Ачиатэс.

Потолки на всех уровнях инсулы были очень низкими. В большинстве комнат мужчина не сможет выпрямиться во весь рост. Это дало возможность сделать дополнительные этажи.

Протянув руку, я коснулся стены. Далеко тянуться не пришлось, коридор был очень узок. Под пальцами чувствовалось, что стены выщерблины и покрыты трещинами. Похоже, что штукатурка во многих местах полопалась и осыпалась. Инсула Ачиатэса, конечно, могла бы быть самой лучшей инсулой в Аре, но как мне кажется, она знавала и лучшие времена, и основательный ремонт ей бы не помешал. Было бы неплохо, хотя бы покрасить стены и замазать многочисленные пятна и потёки, смутно различимые в неровном свете фонаря.

— Как здесь воняет, — снова запричитала Боадиссия. — Что за вонь.

— Это всё эти несносные мальчишки, — пояснил инсуловладелец. — Они слишком ленивы, чтобы сходить вниз.

— Здесь что, живут семьи? — спросила Боадиссия.

— Конечно, — ответил Ачиатэс. — Большинство моих арендаторов живут здесь постоянно.

Мы продолжали подниматься по лестнице, миновав уже семь или восемь этажей.

— Здесь душно, — пожаловалась Боадиссия. — Я уже едва могу дышать.

Ну да, инсулы трудно было обвинить в излишней вентиляции, не больше, чем в роскоши и просторности их комнатушек. Но к слову, это помогает сэкономить на топливе.

— Здесь жарко, — проворчала Боадиссия.

— Что-то Вы много жалуетесь, — заметил инсуловладелец.

— А ещё здесь очень темно, — добавила девушка. — Неужели, кто-то может найти дорогу в этом месте?

— Те, кто поселяются здесь, быстро учатся этому, — заверил её мужчина.

— Ну уж лампы-то для освещения лестницы повесить можно было, — проворчала Боадиссия. — Или тарларионовый жир слишком дорог?

— Вот именно, — сказал владелец. — Но кроме того это противозаконно.

— Почему это? — удивился я.

— Из-за опасности пожара, — пояснил Ачиатэс.

— Ох, — вздохнула Боадиссия, отрезвлённая этим замечанием.

Кстати говоря, инсулы прославились своей предрасположенностью к пожарам. Иногда, целые районы такого жилья бывали стёрты с карты города от единственного возгорания.

— Но в комнате-то будет лампа? — поинтересовался я.

— Конечно, — ответил товарищ. — Пока Вы в комнате можете пользоваться, но не советую зажигать её слишком сильно и надолго. Дышать нечем будет.

— Страховка-то у Вас на это здание есть? — полюбопытствовал я.

— Нет, — бросил инсуловладелец.

Признаться, я даже был рад услышать это. Значит, ему не придёт в голову подпалить здание, чтобы заработать на страховой премии. С другой стороны, не было ничего необычного в том, что такое жилье не было застраховано. Дело даже не в том, что владельцев подобной собственности переполнял оптимизм, а в трудности получения страховки, по крайней мере, при существующем состоянии зданий. Большинство страховых компаний не пошло бы на это из-за вовлеченных рисков.

Мы миновали ещё один лестничный пролёт. Послышался какой-то шум, и владелец поднял свою лампу, осветив девушку рабыню находившуюся здесь. Она была босой, носила чрезвычайно короткую, криво надетую, тунику, с декольте до самого пупка. Волосы девушки были в беспорядке. В свете лампы блеснул её ошейник. Рабыня, едва завидев нас, испуганно бросилась на живот в позу рабского почтения.

— Это собственность Клитуса, из касты портных, живущего этажом выше, — сообщил нам Ачиатэс.

Девушка лежала перед нами на животе и вздрагивала от испуга. Я понял, что, если Ачиатэс и разрешал рабыням присутствовать в его доме, то они должны были содержаться в жесточайшей строгости. Они должны быть превосходно выдрессированы.

Мы продолжили подниматься вверх по лестнице. Насколько я смог разглядеть в тусклом свете лампы, у девушки были светло каштановые волосы. Едва мы прошли мимо, как она вскочила и отправилась своей дорогой. Какое-то время я ещё слышал шлёпанье её босых ног по лестнице. Похоже, она отлично знала дорогу. Со временем, каждый поселившийся здесь может научиться прекрасно ориентироваться здесь, даже в темноте. Несомненно, рабыня спешила по поручению своего хозяина.

— Ой! — испуганно вскрикнула Боадиссия на следующем этаже. — Урт!

— Это не урт, — успокоил ей инсуловладелец. — Те обычно выходят после наступления темноты. Сейчас для них слишком много шума и движения.

Мелкое животное пронеслось мимо нас, постукивая когтями по доскам настила. Его глаза сверкнули в отраженном свете лампы.

— И вообще, урты не забираются так высоко, — добавил владелец. — А это — фревет.

Фревет — маленькое, быстрое, насекомоядное млекопитающие.

— У нас в доме живут несколько таких малышей, — пояснил Ачиатэс. — Они борются с насекомыми, жуками, вшами и тому подобной мерзостью.

Боадиссия промолчала.

— Далеко не в каждой инсуле имеются фреветы, — похвастался мужчина. — Они — столь же очаровательные, сколь и полезные существа. Уверен, Вы полюбите их. Вы даже будете оставлять свою дверь приоткрытой на ночь, чтобы они могли зайти к Вам, ну и для вентиляции, конечно.

— Далеко ещё, — спросил я.

— Нет. Мы уже почти пришли, — сообщил Ачиатэс. — Ваша комната находится как раз под крышей.

— Кажется, мы забрались уже очень далеко, — заметил я.

— На самом деле нет, — заверил меня он. — Мы не так уж и высоко. Просто этажи низкие.

Мы поднялись ещё на один пролёт.

— Ой! — вскрикнула Боадиссия, отскакивая в сторону.

— Вот видите, — усмехнулся мужчина. — Вы точно полюбите фреветов.

Мы увидели большое, продолговатое, черное, плоскотелое, длинноусое насекомое, приблизительно в полхорта длиной, спешащее к трещине в основании стены.

— Это — аракан, — пояснил он.

— Эти безопасны, в отличие от гитчей, те кусают довольно болезненно. Некоторые из них, конечно, весьма крупные, но таких не много. Фреветы позаботились. Я горжусь чистотой своего дома.

— Ай! — вдруг испуганно пискнула Фэйка, оборачиваясь.

— На колени, рабыня, — раздалась команда, отданная молодым, властным голосом.

Фэйка стремительно опустилась на колени.

— Целуй мои ноги, рабыня, — приказал голос.

Фэйка стояла на коленях перед мальчишкой, не старше одиннадцати — двенадцати лет. Лицо чумазое, ноги босые, одет в тряпьё. Подозреваю, обитатель одной из этих комнат. Фэйка, взрослая красивая женщина, но рабыня, склонила перед этим сорванцом голову и, со всем почтением и покорностью, поцеловала его ноги. Он был свободным человеком и мужчиной.

— Пошёл вон отсюда, Ты, мерзкий урт, — прикрикнула на него Боадиссия.

— Помалкивай, женщина, — презрительно бросил мальчуган.

— А если я сейчас Тебе хорошенько двину? — поинтересовалась Боадиссия.

— Подними голову, шлюха, — велел паренёк Фэйке, и та повиновалась. Ты — смазливая. Что надо сказать?

— Спасибо, Господин, — поспешила проговорить рабыня.

Мальчишка встал вплотную к ней и, откинув ей волосы за спину, взялся пальцами за её ошейник. Он дёрнул его вперёд, к себе, и грубо давя на него, вынудил женщину покрутить головой из стороны в сторону. Потом он жёстко потянул ошейник вверх, давя им на подбородок Фэйки, и запрокидывая ей голову. Его сила передавалась рабыне через ошейник, впрочем, она и так не сомневалась, что именно надето на её шее. Паренёк проделывал эти действия, кстати, с типичной небрежностью мужчины, который знает, как следует обращаться с женщинами в ошейниках, жёстко, но, не повреждая, ни даже угрожая трахее. Рабовладелец никогда не сделает этого, если только не решит поступить так намеренно.

— Хороший, прочный ошейник, — со знанием дела похвалил он.

— Я рада, что господину понравилось, — испуганно прошептала Фэйка.

— Он крепко на Тебе сидит, не так ли? — спросил паренёк.

— Да, Господин, — ответила она.

— И что он означает?

— Что я — рабыня.

— Убирайся отсюда, — прошипела Боадиссия.

— Ой, — всхлипнула Фэйка.

Мальчишка сунул руки под тунику женщины и весьма грубо сдавил её груди. Из глаз Фэйки брызнули слёзы.

— Убирайся, — повторила Боадиссия.

— Разве Ты не благодарна мне, рабыня? — спросил паренёк.

— Да, Господин, — простонала Фэйка.

— Тогда, в знак благодарности, Ты можешь поцеловать мои ноги, рабыня, — сказал парень.

— Да, Господин. Спасибо Господин, — отозвалась Фэйка, и опустила голову, целуя ноги сорванца.

— Медленнее, — приказал он.

— Да, Господин.

— Это приятно, командовать рабынями, — заявил парень, обернувшись к нам. — Возможно, когда я вырасту и разбогатею, я куплю себе одну, похожую на эту, только, наверное, помоложе, ближе к моему собственному возрасту.

Наконец, мальчишка развернулся и отправился восвояси.

— Он живет в здании, — сообщил Ачиатэс. — Он и некоторые ему подобные, иногда сбившись в стаю, забавляются в игру «Захвати рабыню».

— Понятно, — протянул я.

Фэйка, всё также стоя на коленях, немного отряхнула и поправила свою тунику.

Я улыбнулся. У меня появилась превосходная идея относительно того, что произошло с той хорошенькой, светловолосой рабыней, что попалась нам на глаза раньше, на одном из нижних уровней, у неё тоже туника была распахнута, а волосы в живописном беспорядке. Похоже, с девицей уже поиграли в «Захвати рабыню».

— Превосходная игра, кстати, — заметил инсуловладелец. — Помогает им стать мужчинами.

У многих гореанских игр, кстати, есть функции, которые поощряют развитие в детях качеств расцениваемых желательными для гореан, таких как храбрость, дисциплина и честь. Точно так же некоторые из игр имеют тенденцию поощрять развитие смелости и лидерства. Другие, как упомянутая Ачиатэсом, поощряют будщего мужчину смотреть на женщину с точки зрения её самого основного и радикального предназначения, с точки зрения её глубочайшей и истинной природы, той природы, которая наиболее биологически фундаментальна в ней, той природы, которая делает её бесценным призом, желаннейшей наградой, соблазнительнейшей добычей, которая должна быть захвачена и порабощена, абсолютно и бескомпромиссно. Короче говоря, такие игры приучают юношей, почти с младенчества, к реальности и природе, к мужественности и доминированию.

— Какой гадкий ребенок, — бросила Боадиссия вслед исчезнувшему в темноте пареньку и, посмотрев на Фэйку, добавила: — Ты, тоже отвратительна.

— Да, Госпожа, — прошептала Фэйка.

— С Тобой было бы то же самое, Боадиссия, — заметил я, — если бы Ты была рабыней. Тогда, Ты ровно настолько же, насколько и Фэйка, была бы во власти свободных людей. И Ты, также как и она, должна была бы повиноваться, причём любому. Тебе, точно так же, как простой рабыне, пришлось бы раболепствовать, демонстрировать себя и целовать ноги, даже если бы команды Тебе отдавал всего лишь ребёнок. Ты, равно как и она была бы должна повиноваться, быстро, со всем уважением и отчаянно надеясь понравиться.

— Сюда, — позвал нас мужчина. — Теперь вверх по лестнице.

— Ну и духота, — простонала Боадиссия.

— Лезь наверх, — велел я ей.

И она осторожно пошла вверх по лестнице, придерживая юбку одной рукой, стараясь прикрыть свои ноги. Это, я думаю, было характерным признаком очаровательной скромности, соответствующей свободной женщине. Я последовал за ней в лаз темневший над головой. Выбравшись наверх и стоя на четвереньках, я обернулся и посмотрел вниз. Фэйка выглядела испуганной. Думаю, что ей ужасно не хотелось подниматься в эту темноту. Безусловно, это не казалось ей приятной перспективой.

— Передай мой мешок наверх, — велел я Хурте, поскольку не был уверен, что Фэйка смогла бы справиться с ним сама.

Хурта снял груз со спины рабыни и, встав на нижнюю ступеньку, протянул его мне. Я бросил взгляд на Фэйку, та нерешительно отступила. Ей не хотелось подниматься по этой лестнице. Конечно, было чего пугаться. Это уже не была нормальная лестница, по которой мы дошли досюда. Эта была гораздо уже, и представляла собой просто две жерди с восемью перекладинами, разных размеров и на разных промежутках, привязанных к жердям. К тому же, она вела на тёмный и душный чердак. Что могло ждать её там? Она была рабыней. Испуганная Фэйка сделала ещё шаг назад. Руку она прижала ко рту. Я даже подумал, что она сейчас бросится бежать.

— Рабыня, — строго сказал я.

— Да, Господин, — отозвалась она и вернулась к лестнице.

— Подними вверх обе руки, — приказал я.

— Да, Господин. Ой!

Фэйка мгновенно оказалась на чердаке, а стоявший внизу Хурта весело захохотал.

— Отвратительно, — прокомментировала Боадиссия.

— Держи лампу, — сказал Ачиатэс, вручая её Хурте.

Парень, осторожно держа лампу в руке, взобрался наверх, и присоединился к нам.

— Будьте осторожны с огнём, — предупредил инсуловладелец.

Забрав лампу у Хурты, я поднял её и осмотрелся. Передо мной был узкий коридор с несколькими комнатами слева и справа.

— Последняя комната направо, — крикнул владелец инсулы.

— Подождите, — попросил я его и, пригнувшись, выставив вперёд лампу, направился к указанной комнате.

Я открыл дверь, узкую и низкую, но достаточно крепкую. Само собой, её можно было надёжно запереть изнутри. Несомненно, она должна быть надёжным барьером. Люди в инсулах относятся к своим дверям весьма серьезно. Такая дверь, плюс острый кинжал, являются лучшей страховкой для бедняка от воровства.

— Ужасно, — заявила Боадиссия, заглянув в комнату.

— Она обставлена, как Вы можете видеть, — крикнул Ачиатэс снизу.

— Здесь слишком тесно и слишком грязно, я почти не могу дышать, — пожаловалась Боадиссия.

— Это — моя последняя вакансия, — предупредил инсуловладелец.

— Я не смогу остаться здесь, — сказала Боадиссия.

— Идите внутрь, и ждите меня, — приказал я своим спутникам, и они, наклонившись, вошли в комнату.

— Здесь что, совсем никакого света нет? — спросила Боадиссиа.

— Слева есть маленькое закрытое ставней оконце, — показал я, держа лампу. — Днём свет будет проникать через него.

— Здесь грязно, жарко и душно, — пожаловалась Боадиссия. — Я здесь не останусь.

— Медный тарск за ночь, — прокричал снизу Ачиатэс. — Не хотите, не берите, решать Вам. Это — моя последняя вакансия.

— Я не хочу здесь оставаться, — решительно заявила Боадиссия.

Я видел, что и Фэйка тоже осматривала комнату с ужасом.

— Мне плохо, — простонала Боадиссия. — Мне не хватает воздуха.

— Открой ставни, — посоветовал я.

— Здесь слишком жарко, — опять принялась жаловаться девушка.

— Просто Мы находимся под самой крышей, — попытался объяснить я. — Тёплый воздух поднимается сюда со всего дома и оказывается здесь как в ловушке.

— Меня сейчас стошнит, — предупредила Боадиссия.

— Ну так открой ставни, — сказал я.

— Это — ужасное место, — сказала дквушка.

— Это — инсула, — напомнил я. — В ней живут тысячи людей.

— Я здесь не останусь, — заявила она.

— Ну а Ты что думаешь? — спросил я Хурту.

— Роскошно, — высказал своё мнение тот. — Безусловно, было бы ещё лучше, если бы температура была пониже, и чтоб воздух был, чтобы дышать.

— Я приехала в Ар, чтобы потребовать моё наследство, — заявила Боадиссия, — а не для того чтобы задохнуться и поджариться на чердаке.

— Не волнуйся, — постарался успокоить её я. — Когда температура снаружи снизится, то в этом месте можно будет замёрзнуть.

— Ну вот видишь, — сказал Хурта Боадиссии.

— Я здесь не останусь, — повторила та.

Я вернулся той же дорогой к лазу через который мы попали на чердак, переоборудованный так, чтобы втиснуть в дом ещё немного комнат. Владелец инсулы ждал внизу.

— Мы берём эту комнату, — сообщил я ему, и бросил медный тарск вниз прямо в его ладонь.

Ачиатэс развернулся и направился вниз, а я, с лампой, вернулся в комнату.

Они, наконец-то, открыли ставни. В летающей по комнате пыли, тонкий луч падающего через оконце света, казался узким светящимся шестом. Хм, всё выглядело не так плохо. За ненадобностью я задул лампу.

— Надеюсь, Ты не стал платить медный тарск за это убожество? — полюбопытствовала Боадиссия.

— Ар переполнен беженцами, — напомнил я. — Многим из них не досталось и этого.

— Это — ужасное место, — проворчала она.

— Оно меблировано, — усмехнулся я, осмотревшись.

Из мебели имелись сундук у одной из стен, куча соломы в углу. Если распределить её между всеми, можно будет поспать не на голом полу. Ещё присутствовали несколько сложенных одеял, ведро с водой, и утонувшим в нём ковшиком. Сомневаюсь, что воду поменяли недавно. Ещё имелся ночной горшок и ведёрко для мусора, которые следовало вываливать в бак на первом этаже. Долгое путешествие. Не трудно догадаться, что подобные вёдра иногда вываливались на улицу прямо из окон, обычно с предупредительным криком пешеходам внизу.

Через одну из стен шла длинная трещина. Пол отзывался противным скрипом на каждый шаг, полагаю, просто из-за отвратительного состояния и древности досок. Инсулы редко поддерживаются в хорошем состоянии. Главные критерии при их постройке — дешевизна и простота. Их структура — прежде всего дерево и кирпич. Существует даже государственное постановление, на предмет высоты, выше которой они не могут быть построены. Хотя мы и прошли много этажей, но скорее всего мы были не более чем в семидесяти — восьмидесяти гореанских футах над уровнем улицы. Построенные без применения стальной арматуры и железных балок, подобных тем, что используются при возведении башен, даже несмотря на пониженную гореанскую гравитацию, эти здания становятся просто опасными, достигнув определённой высоты. Они имеют тенденцию быть уязвимыми для структурных напряжений, и со временем, из-за подвижек грунта теряют свою прочность. Бывают, что стены разваливаются, а иногда рушится весь дом целиком.

Я поставил лампу на сундук, а свой мешок прислонил к стене.

— Ужасное место, — буркнула Боадиссия.

Она стояла на коленях около стены, держа ноги вместе, как это принято у свободных женщин. Она больше не пыталась садиться со скрещенными ногами, подражая положению воина алара. Я думаю, что до некоторой степени она поняла, хотя, возможно, ещё не до конца, что была женщиной. Хурта, скрестив ноги, сидел у другой стены, и задумчиво рассматривал свой топор.

Надо признать, что комната действительно была довольно пыльной и мрачной. И душной, к тому же. А ещё маленькой. Ну, по крайней мере, меблированной. В одной из стен имелось даже рабское кольцо, под которым кучкой была свалена цепь, на которой лежал открытый железный ошейник женского размера с кольцами для замка. Это позволяет ему быть закрепленным на различных видах цепей, например, быть включенным в сирик, запертым вокруг рабских наручников, и так далее. Не забыли положить и сами наручники, того размера, который как раз годится, чтобы отлично удерживать беспомощные маленькие прекрасные запястья женщины. Набор ключей от всего этого железа висел на крюке у двери, вне досягаемости от кольца. На стене, рядом с ключами, как это принято в гореанском жилище, висела рабская плеть.

Сняв плеть с крюка, я встряхнул её ремнями. Их было пять, гибких и широких. Фэйка стояла на коленях передо мной, и с ужасом наблюдала за моими приготовлениями.

— Этим утром Ты допустила ошибку, — напомнил я ей. — И это была довольно серьезная ошибка. Вы собиралась пить из верхней чаши фонтана, предназначенной для свободных людей.

— Пожалуйста, не наказывайте меня, Господин, — взмолилась она. — Я не хочу быть выпоротой! Простите меня в этот раз! Только в этот раз!

Я спокойно смотрел на неё.

— Я не сделаю этого снова! — заплакала она.

— Уверен, что Ты этого больше не сделаешь, — кивнул я. — Снимай одежду.