Я разжал кулаки и оторвал голову от дерева. Все происшедшее мне крайне не нравилось. Где-то поблизости, несомненно, должны находиться люди Тироса, поджидающие каждого, кто мог бы вернуться в лагерь. Мне бы очень хотелось с ними встретиться. Но при этом не стоять к ним спиной. Я спрятался в густой листве и стал ждать.

Поздно вечером я увидел их — одиннадцать человек, двигающихся по направлению к лагерю со стороны Лауриса. Они держались довольно нагло. Глупцы.

Я подошел к своему лагерю бесшумно как тень. А эти глупцы даже не выставили часовых. Один из них Держал в руках бутылку. Они слишком плохо знали леса. В этом их несчастье. Я заметил с ними четырех девушек. Рабынь сковали в единый караван цепью, тянувшейся от ошейника к ошейнику, а их руки связали за спиной. Девушки весело переговаривались между собой и шутили с мужчинами. Они были одеты в желтые шелковые накидки. Несомненно, именно этих девушек и прислали в лагерь из пага-таверны Лауриса. И несомненно, именно они явились средством неожиданного захвата моего лагеря. Им, конечно, приказали проследить за тем, чтобы все мужчины в лагере отведали вина, доставленного вместе с ними из Лидиуса. Девицы не могли не знать о заговоре, они являлись его частью. Теперь они шли с чувством выполненного долга, сопровождаемые насмешками и шутками со стороны сопровождавших их мужчин.

Мне не терпелось с ними встретиться. Я вышел из своего укрытия и остановился на обломках лагеря лицом к приближающимся. На мгновение они застыли на месте, оторопело глядя на меня, спокойно стоящего в ста пятидесяти ярдах от них. Женщин тут же отодвинули в сторону. Мужчины выхватили мечи и бросились ко мне. Нет, они все же безнадежные глупцы.

Металлический наконечник легкой прочной стрелы из тем-древесины насквозь пробивает балку в четыре дюйма толщиной. Выпущенная с двух сотен ярдов, она способна пригвоздить к стене человека, а с четырех сотен ярдов наповал убивает огромного толстокожего боска. Скорострельность длинного лука составляет девятнадцать стрел за один ен, приблизительно равняющийся восьмидесяти земным секундам, причем для умелого лучника не составляет большого труда выпустить все эти стрелы в мишень размером с человеческую фигуру, расположенную на расстоянии двухсот пятидесяти ярдов.

С воинственными криками, размахивая обнаженными мечами, тиросцы со всех ног бежали ко мне. Эти люди были знакомы только с арбалетом. Они бежали ко мне напрямик, по самому берегу реки, именно так, как мне того хотелось.

До меня долетели обрывки команд, указывающих на то, что тиросцы собираются окружить меня. Они до сих пор не поняли, кто здесь на кого охотится.

Ноги мои напружинились, бедра и плечи очутились на одной линии с выбранной целью, вес тела я перенес на правую ногу, а голову развернул к левому плечу. Я вытащил из колчана первую стрелу, наложил ее на тетиву и натянул тугие, переплетенные с шелком пеньковые волокна так, что оперение стрелы почти касалось моего подбородка.

— Окружай его! — крикнул предводитель тиросцев, остановившийся от меня в каких-нибудь двадцати футах.

Он был у меня на мушке. Он знал, что я могу убить его в любое мгновение.

— Нас слишком много! — крикнул он мне. — Бросай оружие!

Вместо этого я прицелился ему прямо в сердце.

— Нет! — воскликнул он и обернулся к своим людям: — Вперед! Убейте его! — И снова повернулся ко мне. Лицо его стало белым как мел.

Тиросцы рассыпались по всему берегу. Команды послушался только один из них.

При охоте зачастую первым стараются выбить животное, идущее последним, затем — предпоследнее и так далее, оставляя к концу обстрела наиболее легкую мишень, животное, возглавляющее ход стада, прицелиться в которое не составляет труда. К тому же при таком порядке отстрела животные не подозревают о гибели сородичей, а люди, когда речь идет о людях, об опасности, которой подвергаются.

Вскоре предводитель тиросцев стоял передо мной в полном одиночестве. Смертельно бледный, он бросил меч на землю.

— Защищайся, — сказал я ему.

— Нет, — покачал он головой.

— Может, сразимся на мечах? — предложил я.

— Ты — Боск, — едва слышно произнес он. — Боск из Порт-Кара!

— Верно, — согласился я.

— Нет, на мечах сражаться не будем.

— На ножах?

— Нет… Нет! — Голос его перешел на крик.

— Тогда тебе остается только перебираться на тот берег реки, — кивнул я в сторону Лаурии. — Только там ты будешь в безопасности.

— Но ведь там акулы! — воскликнул он. — Тарларионы!

Я пожал плечами.

Не сводя с меня испуганного взгляда, он попятился, а затем побежал к реке. Я смотрел ему вслед. На этот раз удача ему изменила. В нескольких ярдах от берега я заметил протянувшийся по поверхности воды след от плавника акулы, а через мгновение увидел ее узкую, взметнувшуюся над водой голову с разинутой пастью, усеянной хищно сверкнувшими зубами.

Я обернулся и посмотрел на берег, туда, где стояли пага-рабыни. Скованные за ошейники одной длинной цепью, с руками, связанными за спиной, они застыли от ужаса, пораженные увиденным. Я направился к ним. Девицы разразились истошными воплями и, путаясь в цепях, попытались спастись бегством. Пробежать им удалось ярдов двадцать — именно столько понадобилось, чтобы окончательно запутаться в ветвях.

Я взялся за цепь, сковывающую их ошейники, и повел рабынь назад, к берегу. Остановились мы на том месте, где предводитель тиросцев вошел в воду. Акулы еще вертелись недалеко от берега, завершая свое кровавое пиршество.

— На колени! — приказал я.

Они послушно опустились на колени. Я направился к распростертым на песке телам тиросцев, чтобы собрать свои стрелы и сбросить трупы в воду. Стрелы с узкими наконечниками легко извлекались из тела; мне не приходилось проталкивать стрелу насквозь, чтобы освободить ее, как делали тачаки, вытаскивая из жертв свои стрелы с широким зазубренным наконечником. Я вычистил стрелы и, сложив их в колчан, вернулся к оставленным у воды девушкам. Они встретили меня испуганными взглядами. Им было чего бояться: они стали тем инструментом, который помог противнику проникнуть в наш лагерь; они являлись частью заговора, без них бы план противника не удался. И рабыни, вне всякого сомнения, знали о планируемой операции.

Пришло время им поделиться и со мной своими сведениями.

— Расскажите обо всем, что произошло в этом лагере, — потребовал я, — и все, что вам известно о планах и намерениях людей с Тироса.

— Мы ничего не знаем, — ответила одна из девушек. — Мы всего лишь рабыни.

Я не поверил. Даже наливая пагу в таверне, они ухитряются быть в курсе многих событий.

— Вам придется стать поразговорчивее, — сказал я. Глаза мои не сулили молчуньям ничего хорошего.

— Нам нельзя говорить! — воскликнула одна из девушек. — Мы не можем!

— Вы полагаете, что люди с Тироса защитят вас? — спросил я.

Они озабоченно переглянулись. Рабыни стояли на коленях, выпрямив спины, и я без труда сбросил с них желтые шелковые накидки. Затем, к их немалому изумлению, развязал им руки. Девушки остались соединены за ошейники длинной цепью.

— Встаньте, — сказал я. Они поднялись на ноги.

Я закинул лук за плечо и вытащил из ножен меч. Красноречивым жестом я указал им обнаженным клинком на реку.

Глаза их наполнились ужасом.

— В воду! — приказал я. — Плывите!

— Нет! Нет! — в один голос закричали рабыни падая передо мной на колени и покрывая своими волосами мои сандалии.

— Мы женщины! — кричала одна из них. — Всего лишь женщины!

— Пощадите! — голосила вторая. — Мы только рабыни!

— Умоляем вас, хозяин, — рыдала третья. — Не убивайте нас!

— Мы ведь только женщины, и к тому же рабыни! — взмолилась четвертая. — Отнеситесь к нам как к женщинам и рабыням!

— Подчиняйтесь! — потребовал я.

Все четверо стояли на коленях, низко склонив головы и протянув ко мне руки, скрещенные в запястьях, словно для сковывания наручниками.

— Я подчиняюсь вам, хозяин, — по очереди произнесли все они.

Мне не нужно было даже их связывать, не нужно было надевать на них свой ошейник или требовать от них каких-то клятв: сама их поза, поза беспрекословной покорности, свидетельствовала о том, что они действительно признают себя моими рабынями.

— Ты, — указал я на стоящую первой в шеренге темноволосую девушку. — Говори!

— Да, хозяин, — пробормотала она сквозь рыдания. — Мы пага-рабыни из таверны Церкитуса из Лауриса. У нашего хозяина были какие-то дела с Сарусом, капитаном «Рьоды» с Тироса. Нас сдали внаем в лагерь Боска из Порт-Кара. Обязали прислуживать его людям, наливать им вино. А потом на лагерь должны были напасть тиросцы.

— Хватит, — распорядился я и, переведя взгляд на вторую рабыню, приказал: — Продолжай!

— Все шло, как они задумали, — рассказывала вторая девушка. — Мы налили всем вина и даже тайком матросов угостили находившихся в лагере рабынь. Через ан весь лагерь был без сознания.

— Достаточно. Теперь ты, — кивнул я третьей девушке, рыжеволосой.

— Вскоре лагерь захватили, — торопливо заговорила она, проглатывая слова. — Всех мужчин и женщин без труда связали и заковали в цепи. А потом частокол сломали, а лагерь разрушили.

— Достаточно, — приказал я.

Необходимость расспрашивать четвертую девушку отпала. Все и так стало ясно, даже то, о чем они не рассказали. Не требовалось большой проницательности, чтобы догадаться, что «Рьода» из Тироса пришла из Лидиуса и поднялась вверх по течению до самого Лауриса не только для того, чтобы захватить Боска из Порт-Кара и его матросов. Это галера среднего класса, длина киля которой достигает ста десяти германских футов, а ширина бимса никак не меньше двенадцати футов. Она способна нести на борту до девяноста гребцов, причем все это свободные матросы, поскольку «Рьода» является боевым кораблем-тараном. Только в состав команды входит десять человек, не считая офицеров. А сколько людей может скрываться на нижних палубах «Рьоды», я вообще не брался гадать. Хотя, судя по предположениям, которые напрашивались сами, думаю, на нижних палубах судна находится никак не меньше сотни человек, несомненно, отлично обученных воинов.

Уверен, что пленение Боска, адмирала Порт-Кара, конечно, входило в планы «Рьоды», проделавшей столь долгий путь, но вовсе не являлось ее основной задачей. Здесь, в лесах, идет крупная игра. Тирос и Ар — враги давние и непримиримые. Боюсь, на этот раз Марленус, возможно, впервые в жизни просчитался.

Я повернулся к четвертой девушке, черноволосой светлокожей красавице.

— Будешь отвечать на вопросы быстро и четко, — приказал я.

— Да, хозяин, — прошептала она.

— Сколько у тиросцев людей?

По телу девушки пробежала крупная дрожь. Она разрыдалась.

— Точно я не знаю.

— Человек двести?

— Да, наверное.

— Корабль, что находился здесь, «Терсефора», был захвачен, спущен на воду и уведен вниз по реке?

— Да, хозяин.

— Сколько тиросцев на нем осталось?

— Думаю, человек пятьдесят.

На «Терсефоре» сорок весел. Значит, на каждое весло посадили по человеку. Ну что ж, людей у них хватает.

— Что случилось с моими матросами и рабынями?

— Всех матросов, кроме того, у которого на голове осталась выбритая женщинами-пантерами полоса, заковали в цепи и бросили в трюм «Терсефоры», а четверых рабынь и человека с отметиной на голове увели в лес.

— Куда направилась «Терсефора»?

— Пожалуйста, не заставляйте меня говорить! — взмолилась она.

Я начал отстегивать с ее ошейника цепь, связывающую несчастную с остальными девушками.

— Пожалуйста! — разрыдалась девица.

Я поднял ее на руки и стал заходить в воду.

— Нет! — закричала она. — Я скажу! Скажу!

Я опустил рабыню в реку, стоя у нее за спиной и держа ее за плечи. Вода доходила мне до пояса, а ей несколько выше.

Через мгновение я заметил прочертивший поверхность воды черный плавник. Обычно речная акула не любит заходить на мелководье, но, отведав недавно мяса и чувствуя близкую добычу, она может легко изменить своим привычкам. Акула начала описывать перед нами круги, постепенно подходя все ближе. Я крепко держал девушку за плечи. Она истошно кричала.

— Куда направилась «Терсефора»? — снова спросил я.

Акула совсем осмелела.

— В Лаурис! — крикнула девушка. — Она пошла в Лаурис!

— И куда потом?

Акула постепенно замедлила кружение и застыла на одном месте, взяв курс на девушку. Боковые плавники и хвост продолжали медленно двигаться, а длинное хищное тело изогнулось и замерло, как взведенная пружина, готовясь к молниеносному броску.

Девушка разразилась душераздирающим воплем, рванулась в моих руках, вспенила воду ногами и отогнала акулу, но через секунду хищница снова была готова к атаке.

— В Лаурисе она присоединится к «Рьоде»! — закричала девушка.

Акула рванулась вперед. Я сделал вид, будто не удержал в руках дернувшуюся в сторону девушку, а на самом деле дал ей возможность уклониться от распахнутой пасти хищника.

Плавники акулы ударили девушку по ногам.

— В следующий раз она не промахнется, — заверил я трепещущую в моих руках жертву.

— Ваш корабль вместе с «Рьодой» пойдет в Лидиус, а оттуда направится на север, к обменному пункту! — вне себя от ужаса закричала девушка. — Прошу вас, сжальтесь над несчастной рабыней!

Я не спускал глаз с акулы. Она снова изготовилась к броску, на этот раз застыв ярдах в пятнадцати от нас. В прозрачной воде я хорошо различал ее оскаленную пасть и передние резцы.

— С какой целью они направляются к обменному пункту? — продолжал я допрос.

— Они намерены охотиться за новыми рабами! — закричала девушка.

— За какими рабами? — Я встряхнул ее. — Говори быстрее! Следующий бросок акулы будет для тебя смертельным!

— За Марленусом из Ара и его свитой! — Голос девицы перешел в нечленораздельный вопль.

Я рывком отшвырнул ее к берегу и ударом ноги в нижнюю челюсть отбросил метнувшуюся ко мне черной молнией акулу. Схватив обезумевшую от страха девушку за волосы, как и подобает водить рабынь, я выволок ее на берег. Она дрожала и захлебывалась от рыданий. Я бросил ее на песок и пристегнул за ошейник к общей цепи.

— Всем встать! — приказал я. — Выпрямиться, головы вверх, руки за спину.

Я поднял с песка снятые с них шелковые накидки и заткнул каждой из них за ошейник, а руки им связал теми же веревками, что и прежде.

«Терсефора» с большинством моих людей на борту, закованными в цепи и брошенными в трюм, должна встретиться с «Рьодой» в Лаурисе. Затем оба корабля проследуют к Лидиусу и оттуда доберутся до обменного пункта, расположенного на берегу Тассы к северу от Лидиуса. Основная часть тиросцев тем временем проберется по суше через лес, чтобы неожиданно напасть на лагерь Марленуса. Они захватили с собой Римма и рабынь. Римма они, конечно, взяли потому, что после встречи с нами в Лаурисе считали его моим офицером. Матросы с «Терсефоры», безусловно, не выдадут тиросцам моих помощников, и Турнок сейчас, видимо, заперт в трюме как простой член экипажа. Это очень даже неплохо: у матросов, таким образом, останется хотя бы один офицер. Отделение командующего состава от рядовых является довольно распространенной и весьма разумной практикой, поскольку это в значительной мере разобщает пленных и зачастую мешает их возможным согласованным действиям. Ушедшие в лес взяли Римма с собой именно потому, что считали его моим офицером. Девушек же захватили, потому что они хорошенькие. Таким образом, Римма, Гренна, Шира, Кара и Тина двигались через лес вместе с основными силами нападающих. Остальные, включая Турнока, находились на «Терсефоре», закованные в цепи и посаженные в трюм.

Стоя на берегу, я обводил хмурым взглядом остатки моего разрушенного лагеря, глубокий след в песке от киля «Терсефоры», широкой полосой тянувшийся к воде…

Все это мне очень не нравилось.

На «Терсефоре» осталось около пятидесяти тиросцев, севших на весла. Сама команда «Рьоды» насчитывала, очевидно, человек сто, хотя эти люди и не входили в число тех двухсот человек, которых опрошенная мной рабыня определила как ударную силу нападавших. Значит, к лагерю Марленуса сейчас движется человек сто — сто пятьдесят, а может, и больше. Они уже потеряли одиннадцать воинов, оставленных для захвата любого из моих матросов, кто попытается вернуться в лагерь. Парни, очевидно, не предполагали, что такое действительно может произойти, и поэтому даже не выставили дозорных. Ну что ж, они за это поплатились. Теперь силы нападавших на одиннадцать человек уменьшились. Тачакский обычай: не оставлять позади себя ни одного живого врага. Мудрый обычай.

Я посмотрел на рабынь, скованных за ошейники в единый небольшой караван, со связанными за спиной руками. Они стояли на коленях неподвижно, выпрямив спину и высоко подняв голову, так, как я им приказал. Я обошел вокруг них. Они были довольно привлекательными.

— Вы являлись частью заговора, в результате которого мой лагерь разгромлен, а мои люди и рабыни захвачены в плен, — сурово заметил я. — Вы послужили орудием, без которого планы моих врагов не смогли бы осуществиться.

— Сжальтесь над нами, хозяин, — прошептала одна из девушек. — Пощадите нас!

— Молчать! — огрызнулся я.

Все четверо моментально замерли, боясь пошелохнуться.

— Кто из вас был лесной разбойницей? — спросил я.

— Мы все из городов, — робко ответила рыжеволосая.

Я подошел к ним поближе.

— Но по крайней мере вы знаете, насколько остры зубы слина? — поинтересовался я.

— Пожалуйста, не отправляйте нас в леса! — взмолилась одна из пленниц.

— В леса вы пойдете все равно, — сообщил я, — но, если в точности будете следовать моим указаниям, вероятно, сумеете выжить. Если же вы вздумаете своевольничать, то неминуемо погибнете.

— Мы сделаем все, как вы скажете, — пообещала первая девушка.

Я улыбнулся про себя. Эти рабыни могут оказаться для меня полезными. Я взял за волосы вторую девушку и повернул ее лицом к себе.

— Когда тиросцы отправились в лагерь Марленуса?

— Вчера утром, — ответила она.

Судя по состоянию следа на песке от киля «Терсефоры», я примерно так и предполагал. Значит, я не успею вовремя добраться до лагеря Марленуса, чтобы его предупредить. На это не хватит времени.

Однако Марленус выставил часовых, он опытный охотник и предусмотрительный воин. К тому же с ним около сотни человек. Интересно, неужели полторы сотни тиросцев осмелятся напасть на лагерь Марленуса? В свите убара люди не случайные, они, как правило, очень неглупы и умеют обращаться с оружием. Воины Ара вообще считаются одними из лучших на всем Горе, а уж те, кого набрал в свою свиту Марленус, наверняка по праву считаются лучшими из лучших.

А нуждается ли вообще Марленус в моем предупреждении, будь у меня возможность его предупредить?

Даже с учетом элемента неожиданности, на который, безусловно, рассчитывают тиросцы, и их численного превосходства в какие-нибудь пятьдесят — шестьдесят человек, исход их предприятия вызывает большие сомнения. Они очень рискуют, очень, если у них в запасе нет чего-то такого, о чем я не подозреваю. Нет, у них непременно имеется какая-то дополнительная уловка.

И тут я начал догадываться, что это могло быть.

Люди с Тироса все тщательно спланировали. Их замысел даже вызвал у меня восхищение. Они, конечно, будут действовать не одни. Но где же им найти себе в лесах союзника?

Да, Марленус, кажется, впервые в жизни просчитался. Ты сможешь взять любой город, говорил он мне, за стены которого сумеешь доставить свое золото. И ведь это его собственные слова!

Я прошелся за спиной у стоящих на коленях девушек и остановился позади последней из них, черноволосой и светлокожей, той, которую так напугал, держа в реке.

— Не оборачивайся, — приказал я и вытащил из чехла охотничий нож. Я сделал это так, чтобы она хорошо смогла различить каждый звук. По телу ее пробежала мелкая дрожь. — Не оборачивайся! — сурово повторил я.

— Пожалуйста, хозяин, — пробормотала она.

Я взял ее за волосы, откинул ей голову назад и приставил к горлу нож. Лезвие глубоко впилось в нежную кожу.

— Рабыня должна быть полностью открыта перед своим хозяином, — заметил я.

— Да, хозяин, — с трудом пробормотала она.

— Рабыня должна рассказывать своему хозяину обо всем без утайки, — продолжал я. — Ты помнишь об этом?

— Да, хозяин, — едва нашла в себе силы ответить она.

— Что случится в лесу с лагерем Марленуса?

— На него нападут.

Я сильнее вдавил лезвие ей в шею.

— Нападут только люди с Тироса или кто-то еще? Говори!

— Женщины-пантеры, — задыхаясь, пробормотала она. — Их там больше сотни. Это разбойницы из банды Хуры!

Я заранее знал, что она ответит. И все же не торопился убирать нож с ее горла.

— Почему ты не сказала мне об этом раньше?

— Я боялась, — разрыдалась девица. — Боялась! Тиросцы могут убить меня! И женщины-пантеры тоже могут убить!

— Кого же ты боишься больше: тиросцев, женщин-пантер или своего хозяина?

— Хозяина, — прошептала она. — Я боюсь вас больше всех!

Я убрал нож с ее горла, и рабыня едва не упала на землю. Я обошел девушек и встал так, чтобы она могла меня видеть.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Илена, — ответила она. Это было земное имя.

— Ты с планеты Земля? Девушка подняла на меня глаза.

— Да, — прошептала она. — Меня поймали рабовладельцы и доставили сюда, на Гор.

— Откуда ты? — поинтересовался я.

— Из Денвера, штат Колорадо, — дрожащим голосом ответила она.

— Ты многое мне рассказала. Для тебя не кончится добром, если ты попадешь в руки разбойницам Хуры или тиросцам.

— Нет, хозяин, прошу вас, только не это!

— Значит, тебе следует повиноваться мне целиком и полностью.

— Да, хозяин.

— Однако ты не была до конца откровенна со мной и поэтому заслуживаешь наказания.

Она не сводила с меня вопрошающего взгляда.

— Ты будешь продана в Порт-Каре, — вынес я свой приговор.

Девушка застонала. Остальные испуганно переглянулись.

— Не двигаться! — прикрикнул я.

Они снова мгновенно застыли, выпрямив спины и подняв головы. В глазах Илены стояли слезы. Она знала, что будет наказана. Она не открылась полностью своему хозяину. Теперь ее ожидает невольничий рынок в Порт-Каре.

Больше мне не о чем было с ними разговаривать. Я отошел от берега и направился к лесу. Меч и охотничий нож висели у меня на поясе, лук и колчан со стрелами — на плече. Я не хотел, чтобы эти рабыни следовали за мной. Пусть стоят на берегу, обнаженные и связанные, и, если хотят, дожидаются слина или пантеру, чтобы стать их добычей. Они служили моим врагам. Из-за них пострадали мои люди. Нет, к этим рабыням жалости я не испытывал. Их жизнь, их безопасность меня не интересовали.

— Подождите, хозяин! — раздалось у меня за спиной.

Я не остановился и, углубляясь в лес, еще долго слышал их рыдания и обращенные ко мне жалобные призывы вернуться назад.