В исходе сражения, состоявшегося в двадцати пасангах от касбаха соляного убара, никто не сомневался. Одно то, что Ибн-Саран вообще вышел нам навстречу с двадцатью пятью тысячами наемников, делает ему большую честь.

Его почти мгновенно окружили. Наемники сообразили, какие силы им противостоят, только после того, как наши войска заняли ближайшие холмы. Мы превосходили противника численно в четыре или пять раз. Солдаты Ибн-Сарана, видя, что пути к отступлению отрезаны, бросали на песок щиты, втыкали в землю копья и ятаганы и спешивались. Тем не менее личная охрана соляного убара, те самые люди, которые сражались вместе с Тарной, оказали ожесточенное сопротивление. Мне удалось приблизиться к Ибн-Сарану на расстояние ста пятидесяти ярдов, Хассан или Гарун, высокий паша каваров, дошел до двадцати ярдов, он рубился как бешеный, но все равно был оттеснен стеной щитов и лесом копий. Тарну в бою я не видел. Ее люди сражались под командованием Ибн-Сарана. Полагаю, ее просто лишили права командовать.

Ближе к вечеру Ибн-Саран и четыреста человек охраны прорвали наши ряды и ушли на северо-запад.

Мы не стали их преследовать.

— Он укроется в касбахе, — сказал Хассан. — Оттуда его будет очень трудно достать.

Так и случилось. Крепости берутся с налета или не берутся вообще. У нас не было воды, чтобы держать в пустыне такую огромную армию. В лучшем случае мы могли оставить при касбахе небольшой гарнизон, который получал бы воду из Красного Камня. Такая осада может тянуться месяцами. Наши растянутые коммуникации будут провоцировать врага на бесконечные вылазки. Кроме того, небольшая группа осажденных может в любой момент легко прорвать осаду и уйти в пустыню.

— Ибн-Саран, — сказал я, — может ускользнуть у тебя между пальцев.

— Мы должны взять касбах, — сказал Хассан.

— Возможно, я сумею тебе помочь, — произнес я и погладил кольцо на кожаном шнурке.

Девушка грациозно опустилась на колени. Каждое ее движение выдавало тренированную бесстыжую рабыню. Она расчесывала длинные черные волосы гребнем из рога кайлаука. Гребень и облегающая шелковая накидка были желтого цвета. В зеркале она казалась просто прекрасной. Каким надо было быть дураком, чтобы отдать такую красавицу. А ведь в свое время я так и сделал. Она стояла на коленях на малиновых плитах пола. На левой лодыжке позвякивали колокольчики. По обеим сторонам зеркала горели две лампы на жире тарлариона.

Она еще не заметила куска шелка, который я оставил на виду.

Я наблюдал за рабыней. Однажды в подвале, под пытками агентов курий, она предала Царствующих Жрецов. Обнаженная, прикованная цепями к стене, в темноте, среди уртов, она плакала и молила о милосердии. Она рассказала все, что ей было известно о Сардаре, о планах Жрецов, об их обычаях и приспособлениях. Она рассказала им о слабости Роя. Не сомневаюсь, что Самос бросил бы эту девку в канаву с нечистотами и уртами, как только выбил бы из нее последние сведения. Ибн-Саран доставил ее в Тахари. Здесь она опознала меня при первой же встрече. В тесной накидке из красного шелка, кушаке и прозрачных шальварах она подавала вино во дворце Сулеймана в Девяти Колодцах. Она присутствовала в момент покушения на Сулеймана и свидетельствовала на суде, что это сделал я. Я видел, как она улыбалась, когда ее снимали с пыточного стола, Некогда она служила Царствующим Жрецам, затем работала на курий и их агентов. Теперь я смотрел, как она расчесывает волосы. Похоже, для нее межпланетная политика закончилась. Ее пощадили. Я наблюдал за движениями девушки и улыбался. Я знал, почему ее пощадили. Уж слишком соблазнительна и хороша собой была эта рабыня. Такое тело стоит больших денег. Видеть ее означало желать ее. Красотка Велла.

Она отложила гребень и потянулась к флакону с духами.

Она прикоснулась духами к шее, мочкам ушей, к плечам. Я знал этот запах.

Он сопровождал меня на пути в Клим. Я его не забыл.

Наконец маленький кусочек шелка привлек ее внимание.

Она смотрела на него с удивлением и любопытством. Я вспомнил утро, когда вместе с другими стоял закованный в цепи у стены касбаха. Вспомнил высокое окошко, из которого махнула мне рукой рабыня в желтой шелковой накидке. Затем, с разрешения своего хозяина, она приоткрыла лицо. С каким презрением и насмешкой смотрела она на меня, ничтожного раба, отправляющегося в Клим, на вечные мучения и неминуемую погибель. Она швырнула мне подарок — квадратный платочек из невольничьего красного шелка, размером в восемнадцать квадратных дюймов, обильно смоченный духами, специально подобранными искусными парфюмерами с тем, чтобы лишний раз подчеркнуть всю рабскую прелесть ее рабской натуры. Она послала мне воздушный поцелуй и скрылась, подчинившись недовольному окрику хозяина.

Я стоял позади нее. Я нажал на кнопку на кольце, чтобы она могла меня видеть.

Рабыня взяла платок в руки. Это был потертый, порванный, выгоревший до белизны кусок шелка. Она долго смотрела на него, потом поднесла к лицу и вдохнула тонкий, едва сохранившийся аромат. Неожиданно она радостно воскликнула:

— Тэрл! Тэрл! — Рабыня бросилась мне на шею, продолжая восклицать: — Тэрл! Тэрл, как я люблю тебя! Как я люблю тебя, Тэрл!

Я перехватил ее руки и медленно отвел их от своего тела. Она пыталась прижаться ко мне губами, но я удерживал ее на расстоянии. Она отчаянно мотала головой из стороны в сторону. Из глаз ее покатились слезы.

— Позволь мне поцеловать тебя! — кричала она. — Позволь мне тебя обнять! Я так люблю тебя!

Я держал ее за плечи, не позволяя прикоснуться к себе. Она смотрела мне в глаза.

— О Тэрл, неужели ты не можешь меня простить? Неужели ты никогда меня не простишь?

— На колени! — приказал я.

Красавица медленно опустилась на колени.

— Тэрл? — прошептала она.

Я вытащил из сундука тряпку. Это была старая, изодранная тряпка, измазанная в жиру и грязи, из дешевого, грубого материала. Я нашел ее на кухне Ибн-Сарана.

— Надевай! — сказал я и швырнул тряпку ей в лицо.

— Я очень дорогая рабыня, — пролепетала она.

— Надевай.

Она выскользнула из шелкового одеяния и брезгливо прикоснулась к тряпке.

— Вначале сними колокольчики, — сказал я.

Она села на плиты пола и один за другим стянула колокольчики с левой лодыжки. Затем Велла поднялась и обмоталась вонючей тряпкой. Тело ее непроизвольно содрогнулось, когда к нему прикоснулась жирная грязная ткань. Я обошел вокруг, придирчиво осматривая рабыню. Затем я сорвал с нее ожерелье, чтобы лучше смотрелись высокие груди, и оборвал подол тряпки, чтобы лучше видеть ноги. Затем я разорвал тряпку посередине, чтобы ничто не мешало любоваться деликатным изгибом между ее бедрами и грудью.

Проделав все это, я отошел на несколько шагов.

Она посмотрела мне в глаза.

— Это одежда не для меня, Тэрл, — произнесла она.

— Скрести руки и вытяни их перед собой, — приказал я.

Она сделала, как я сказал. Я скрутил ее запястья кожаным ремнем. Оставался длинный конец, за который можно было вести ее за собой.

— У нас мало времени, — сказал я. — Скоро начнется штурм касбаха.

— Я люблю тебя, — произнесла она. Я посмотрел на нее с ненавистью. Похоже, мой гнев испугал Веллу.

— Прости меня, я сильно тебя обидела, — прошептала она. — Я так из-за этого страдала. Ты даже не представляешь, как я рыдала и мучилась каждую ночь! Прости меня, Тэрл!

Я молчал.

— Это было жестоко, ужасно и подло. — Она опустила голову. — Я никогда не прощу себе, — прошептала она. — А ты, ты сможешь меня простить, Тэрл?

Я огляделся. Лампа на жире тарлариона могла подойти.

— Я дала против тебя ложные показания в Девяти Колодцах, — сказала она. — Я солгала.

— Ты сделала так, как тебе велели, рабыня!

— О, Тэрл! — зарыдала она. Потом она подняла голову и бесстрашно посмотрела мне в глаза. — Я хотела отправить тебя в Клим за то, что ты сделал в Лидиусе.

— Меня не интересуют твои мотивы, — перебил ее я.

Она смотрела на меня с нескрываемым ужасом. Затем зарыдала и низко опустила голову.

— Я выдала тебя Ибн-Сарану, — прошептала Велла. Я пожал плечами.

— Разве это не ужасно?

— Рабыня должна беспрекословно исполнять любую волю хозяина.

Велла отвернулась к стене:

— Я никогда не решусь сказать тебе, что еще я сделала.

— Ты предала Царствующих Жрецов, — сказал я. — И в этом ты пошла до конца.

— Это что-то изменит? — пролепетала она, смертельно побледнев.

— Не знаю, — ответил я. — Это могло привести к уничтожению и Земли и Гора. Это могло привести к окончательной победе курий.

Она задрожала.

— Я проявила слабость. Они бросили меня в подвал. Там были урты. Мне стало очень страшно. Я ничего не могла сделать. А они обещали меня отпустить.

Я дернул за кожаный ремень, чтобы проверить, насколько надежно скручены ее руки.

— Тебя никогда не отпустят, — сказал я.

— О, Тэрл! — рыдала она. Затем, успокоившись, она снова спросила:

— Это что-нибудь изменит?

— Не знаю, — ответил я. — В стальных мирах могут не поверить твоим уверениям.

Она дрожала и всхлипывала.

— Слишком многие знают о твоем предательстве, — сказал я. — Очень скоро твоя жизнь потеряет всякую цену.

Я вспомнил Самоса. Этот человек не отличался терпением.

Она взглянула на меня.

— Меня подвергнут пыткам и посадят на кол? — спросила она.

— И не надейся, — покачал головой я. — Ты — рабыня, и тебя ждет по-настоящему унизительная и мучительная казнь. В Порт-Каре тебя отправят на Свалку Смерти. Разденут, свяжут и бросят в канаву с уртами.

Она в ужасе опустилась на колени. Я долго смотрел на Веллу. Наконец она подняла голову:

— Сможешь ли ты простить меня за то, что я сделала?

— То, что тебя так волнует, для меня совершенно не важно. Ты — рабыня. Ты исполняла волю своего хозяина. Ни один мужчина не станет преследовать женщину за послушание своему хозяину.

— Значит, — мягко произнесла она, — ты не окажешь мне чести жестоким наказанием?

— Я не собираюсь тебя прощать, — ответил я. — Ты позволила себе много удовольствий, на которые не имела права.

— Каких удовольствий? — уставилась она на меня.

— В Девяти Колодцах, — сказал я, — после того как ты дала ложные показания и тебя сняли с пыточного стола, ты посмотрела на меня и улыбнулась.

— И все? — опешила она. — Такая мелочь? Прости меня, Тэрл.

— Когда меня заковали в цепи и приговорили к каторжным работам в Климе, ты снова улыбнулась. И бросила мне подарок. Шелковый платочек. И еще ты послала мне воздушный поцелуй.

— Я ненавидела тебя! — крикнула она, стоя на коленях.

Я улыбнулся.

— Я поступила как рабыня, — прошептала Велла, опустив голову.

— А ты знаешь, почему ты поступила как рабыня? — спросил я.

— Нет.

Я посмотрел на нее. Она стояла на коленях в короткой грязной накидке и затравленно смотрела на меня снизу вверх.

— Потому, что ты и есть рабыня.

— Тэрл!

В дверь постучали. Я скользнул за спину девушки и упер лезвие кинжала в ее горло.

— Только попробуй закричать, — предупредил я. Она поспешно кивнула.

— Велла! Велла! — звали снаружи.

Стук усилился.

— Ты мне не веришь, Тэрл? — тихо спросила она.

— Ты — рабыня, — прошептал я. — Ответь. — Нож по-прежнему маячил возле ее горла.

— Да, господин! — откликнулась она.

— Не забудь, что к началу двадцатого ана ты должна доставить удовольствие стражникам в северной башне!

— Я почти готова, господин. Я не опоздаю.

— Если опоздаешь хоть на пять ен, тебя поласкают пять пальцев из сырой кожи. — Так называют в шутку специальный кнут для рабынь. Удары его весьма чувствительны, но благодаря мягкости кожи кнут не портит внешнего вида девушки.

— Я не опоздаю, господин! — крикнула Велла.

Мужчина ушел.

— Ты подвергаешь себя большой опасности, — прошептала она. — Тебе надо бежать.

Я вложил кинжал в ножны.

— Люди в касбахе находятся в еще большей опасности, — улыбнулся я.

— Как ты сюда попал? — спросила она. — Разве здесь есть потайной ход?

Я пожал плечами:

— Они меня не заметили. Любопытство не украшает кейджеру.

Она оцепенела.

Я ждал у ворот касбаха, невидимый для окружающих в защитном поле кольца. Когда из ворот выехал на разведку небольшой отряд, я просто проскользнул внутрь. Потом я прошелся по кухням касбаха в поисках подходящего одеяния для Веллы.

Я еще раз взглянул на стоящие по сторонам зеркала лампы. Одна из них подойдет.

Вскоре, держа в руке лампу и таща за собой связанную рабыню, я вошел в длинный холл.

Мы миновали нескольких стражников. На мне была одежда воина соляного убара, которую я позаимствовал у пленного. В касбахе несли службу новые наемники. На меня никто не обращал внимания, все смотрели на соблазнительную рабыню, одетую нарочито безобразно. Велла, ничтожная потаскуха, грациозно несла свое роскошное тело, принимаясь сладострастно покачивать бедрами каждый раз, когда на нее падал взгляд мужчины.

Я посмеивался, а она сердито трясла головой.

Подойдя к узкому окошку, через которое вряд ли смог бы протиснуться взрослый мужчина, я поднял лампу и несколько раз качнул ею из стороны в сторону. Затем я задул лампу. Мы стояли в темноте, в узенькое окошко едва пробивался тусклый лунный свет.

Часовой на стене отбил двадцатый ан.

— Тэрл, меня ждут в северной башне, — сказала Велла. — Уже двадцатый.

— Подождут, — ответил я.

— Если я не приду, они пойдут меня искать. И обнаружат тебя. Беги, если можешь.

Я увидел скачущих по пустыне всадников.

— Они ждут меня в северной башне, — повторила Велла.

— Я думаю, воинам в северной башне сейчас будет не до рабыни.

— Не понимаю, — сказала она.

Я уже побывал в северной башне, под охраной которой находились северные ворота.

— Скоро касбах падет.

— Касбах никогда не падет, — покачала головой девушка. — Запасов воды и продовольствия хватит на несколько месяцев. Один человек на стене стоит десятерых в пустыне. Ни одна армия не продержится в пустыне так долго.

В караульном помещении у северных ворот барахтались десять связанных стражников. Рты их были заткнуты кляпами, сами же они только начали приходить в сознание. Вверху, на самой башне, лежали еще десять.

Мы услышали последний удар гонга. Наступил двадцатый ан.

— Беги! — прошептала Велла. — Беги!

Северные ворота крепости были открыты настежь, что явилось весьма печальной новостью для защитников касбаха.

— Беги! — прошептала Велла.

— Посмотри, — сказал я и притянул ее к окошку.

Она чуть не закричала, и мне пришлось закрыть ей рот рукой. Рабыня дергалась и пыталась вырваться. Девушка касбаха пришла в ужас от представшего перед ее глазами зрелища. Как всякая красивая женщина, будь она свободной или рабыней, она прекрасно понимала, чем это может для нее закончиться. Она попыталась крикнуть, но ничего не вышло.

— Давай, давай, — проворчал я. — Поднимай тревогу!

Из-под моей тяжелой руки раздавалось лишь приглушенное мычание. Она дико вращала глазами и жалобно стонала.

Всадники летели к касбаху. Впереди несся Хассан, белый бурнус развевался за его спиной.

Спустя мгновение стража на стене подняла тревогу. Раздались крики, часовой отчаянно загремел огромным молотом по тревожному гонгу. Во двор повыскакивали люди. Отряды воинов устремились на стены. Но, к великому ужасу защитников касбаха, всадники уже находились внутри крепости. Они спрыгивали с кайилов и устремлялись наверх по узким винтовым лестницам, торопясь захватить сторожевые башни. Северная башня пала. Нападающие все прибывали, растекаясь по всему касбаху. Защитники пытались оказать сопротивление. Со всех сторон раздавался звон стали и яростные крики. Мелькали факелы, к реву боя примешивались стоны и вопли раненых. Я убрал руку с лица девушки.

— Можешь кричать, рабыня, — насмешливо произнес я. — Подай сигнал тревоги.

— Почему ты не позволил мне сделать это раньше? — спросила она. — Они убьют нас обоих. — Как и все девушки, она испытывала ужас перед всадниками пустыни.

Я резко развернул ее и толкнул в спину.

— Потому что я — один из них. Она застонала.

Я затолкал рабыню в ее же собственную комнату с широкими малиновыми плитами и огромным зеркалом, перед которым стояла теперь только одна лампа.

— Ты вернулся ко мне, — простонала она, прижимаясь к моей груди. — Я так ждала этой минуты. Я мечтала о том, когда ты вернешься.

Я оттолкнул рабыню. Крики приближались.

— Я вернулся к тебе, — сказал я.

— Ты любишь меня! — крикнула Велла, но тут же осеклась, увидев мои глаза. — Тогда скажи, зачем ты вернулся? — спросила она упавшим голосом.

— Я хочу тебя.

— Ты меня любишь, — прошептала она. — Нет.

— Не понимаю, — еле слышно произнесла она.

— Бестолковая рабыня с планеты Земля, — рассмеялся я. — Ты так ничего и не поняла в собственной привлекательности. Ты так и не поняла, что, глядя на тебя, мужчина теряет разум. Ты даже не подозреваешь, какие ты вызываешь желания. Как ты была дурой, так ею и осталась.

— Я знаю, что я привлекательна, — испуганно произнесла Велла.

— Ты — тупая самка, — сказал я. — Ты не знаешь, как действует на мужчин твой вид.

Она резко обернулась ко мне. Глаза ее сверкали.

— Ну, как он на вас действует? — резко спросила она.

— Видеть тебя — значит хотеть тебя, а хотеть тебя — значит хотеть тобой обладать.

— Обладать! — в ужасе повторила она.

— Да, — кивнул я. — Каждый мужчина хочет безраздельно владеть своей женщиной Он хочет, чтобы она подчинялась ему безоговорочно. Он хочет иметь над ней абсолютную, непререкаемую власть. Вообще мужчины делятся на тех, кто следует своей природе, и тех, кто ей не следует. Первые всегда веселы и жизнерадостны, они живут долго. Вторые — несчастны и подвержены всевозможным болезням. По статистике они живут значительно меньше.

— Мужчины хотят, чтобы женщины были свободны! — заявила Велла.

— Иногда мужчины не прочь предоставить женщинам кое-какую свободу, — ответил я. — Чтобы потом получить больше удовольствия. Не сомневаюсь, тебе приходилось сталкиваться с хозяевами, которые позволяли рабыням высказывать свое мнение. В такие моменты она действительно может говорить все, что думает. Но она всегда знает, что это свободомыслие прекратится по первому требованию мужчины. Это наполняет ее радостью, женщина наслаждается властью мужчины. Он дарит ей то, о чем она всегда втайне мечтала, — возможность раствориться в личности сильного и волевого человека.

— На Земле провозглашено равноправие! — выкрикнула она.

— Земля имеет сложную и запутанную политическую историю, — сказал я. — Через сотни лет современные концепции приведут к невиданным последствиям, от которых их авторы пришли бы в неописуемый ужас. На Земле людям удалось построить чудовищную ловушку, в которую они сами же угодили. Возможно, им удастся расшатать ее прутья. А может, они тихо умрут в ими же созданной клетке.

Велла молчала.

— Ты почувствовала, — спросил я, — что на Горе женщины гораздо счастливее, чем на Земле?

— Нет, — сказала она. — Нет. Нет!

— На колени! — приказал я. Она опустилась на колени.

— Кого на Горе ты считаешь самыми счастливыми женщинами? — спросил я.

— Большинство счастливых женщин на Горе — простые рабыни, — ответила Велла.

— Мужчина генетически предрасположен к господству, — сказал я. — Это не вызывает сомнения ни у кого, кто в состоянии сформулировать свое' мнение по данному вопросу. Иногда отрицать эту истину выгодно, но это уже предмет для другого разговора.

— Я не сомневаюсь в том, что мужчины генетически предрасположены к господству, — сказала Велла. — Но они должны контролировать эту предрасположенность.

— Прикажи человеку не дышать, прикажи сердцу не биться, — сказал я, — прикажи мужчине не быть самим собой.

Велла растерянно посмотрела на меня.

— Я нарисовал тебе реальную ситуацию, — сказал я. — Невозможно отрицать, что мужчина предрасположен к господству. Представляется ли тебе возможным, чтобы эти качества получили развитие только у него?

Она стояла передо мной на коленях и молчала.

— Не кажется ли тебе, что эволюционное развитие мужчин и женщин шло параллельно?

— Нет, — сказала Велла. — Не кажется.

— Природа учила мужчину повелевать. Она же давала уроки тем, кто должен ему подчиняться.

Велла сердито посмотрела на меня.

— Каких мужчин предпочитают женщины, сильных или слабых?

— Сильных, — сказала она.

— Почему это так? — спросил я. Она молчала, опустив голову.

— Послушай, Тэрл, — сказала она наконец, — что делать, если я тоже испытываю эти низменные потребности? Что делать, если сердцем я стремлюсь подчиняться мужчине?

— Здоровое общество, — ответил я, — сумело бы удовлетворить твои потребности.

Она взглянула на меня.

— Надеюсь, ты знакома с отношениями между хозяином и рабыней на Горе? — спросил я.

— Еще как, — огрызнулась Велла.

— Наиболее полная и завершенная картина женской подчиненности имеет место при женском рабстве. Именно здесь достигается полная зависимость женщины от капризов и милосердия мужчины. — Я посмотрел на девушку. — Красотка Велла, — улыбнулся я, — видеть тебя означает хотеть тебя, а хотеть тебя означает хотеть владеть тобой, полностью, безраздельно, до конца.

— Это так низко, — расплакалась она. — Это похоть, недостойная и непристойная страсть.

Крики раздавались совсем рядом, за дверью.

— Нет! — крикнула она вдруг, вскочила на ноги и попыталась бежать.

Я схватил ее за руки и швырнул на пол, после чего крепко привязал остатком ремня кисти ее рук к лодыжкам. Конец ремня я завязал таким образом, чтобы она не смогла до него дотянуться.

Я посмотрел на Веллу. Она валялась на полу, связанная, едва прикрытая грязной жирной тряпкой. Она была невыразимо привлекательна. Рабыня с трудом села и посмотрела на себя в зеркало. Стягивающий ее руки и ноги ремень не позволял ей дотянуться до висящей на цепи лампы.

— Освободи меня! — заплакала Велла. — Освободи меня!

Я проверил узлы. Ремни держали надежно.

Из коридора доносился звон ятаганов.

— Я никогда не стану свободной? — спросила она. Высоко на левом бедре девушки я разглядел изображение четырех рогов боска. Я ощупал клеймо. Она дернулась.

— Меня клеймил камчак, — сказала она.

Придется клеймить заново, подумал я.

— Для чего ты меня связал? — спросила она.

Я захватил длинную прядь ее черных волос, примерно полтора дюйма толщиной, и завязал ее в узел на щеке.

— Рабский узел, — прошептала она.

— Теперь все будут знать, что тебя уже взяли, — пояснил я.

— Взяли?

Я поднялся на ноги. Она каталась по полу, стараясь освободиться. Я направился к дверям.

— Тэрл! — позвала Велла.

Я обернулся.

— Я люблю тебя!

— Ты непревзойденная актриса, — бросил я.

— Нет! — крикнула она. — Это правда!

— Меня не интересует, правда это или нет, — сказал я.

Велла смотрела на меня полными слез глазами. На правой щеке болтался завязанный мной узел.

— Тебе в самом деле все равно? — спросила она.

— Абсолютно.

— Ты не любишь меня!

— Ни капли, — сказал я.

— Но ты же пришел сюда. — Она пыталась вырвать руки. — Ты же многим рисковал! Чего же ты от меня хотел?

— Хотел владеть тобой, — рассмеялся я.

— Ты мужчина Земли! — воскликнула она.

— Нет, — сказал я. — Я мужчина Гора.

— Да, — прошептала она. — Я вижу это по твоим глазам. Я отдана на милость мужчины Гора. — Ее прекрасное тело задрожало в предчувствии возможных последствий.

Я повернулся к двери.

— Тэрл! — крикнула Велла. — Я буду рабыней?

— Да, — сказал я.

— Настоящей? — недоверчиво спросила она.

— Да.

— И меня будут бить плетью?

— Да.

— И ты сможешь меня ударить? Ты сможешь высечь меня за то, что я тебе не понравлюсь? Ты же был на Земле, неужели ты сможешь это сделать, Тэрл?

— Ты уже меня разозлила, — сказал я, вспомнив, как она улыбнулась в Девяти Колодцах. Потом я вспомнил окошко в стене касбаха, из которого она послала мне воздушный поцелуй и бросила шелковый платок.

— Значит, меня сейчас высекут? — спросила она.

Сделать это было нетрудно. Она лежала связанная, в короткой грязной накидке.

— Нет, — сказал я.

Я подошел к ней и показал кусок смятого, выцветшего шелка, который забрал с собой в Клим и принес обратно. Она затравленно посмотрела на платок. Я повязал его на левую руку девушки, рядом с ремнем на запястье. Именно так я и носил этот платок.

— Когда ты меня высечешь? — спросила она.

— Когда мне будет удобно, — ответил я.

Дверь распахнулась, и в комнату, спинами к нам, ввалились два наемника, на них наседали атакующие, звенели ятаганы. Один из воинов обернулся ко мне. Я выхватил ятаган. Он понял, что я его враг. Завязалась драка. Я нанес своему противнику смертельный удар. Его напарника уже зарубили у двери. Я сбросил с себя одежду воина соляного убара. Меня поприветствовали поднятыми ятаганами.

— Сейчас я к вам присоединюсь! — крикнул я, ударами сапога выкатил два трупа из комнаты, запер тяжелые двери и обернулся к Велле.

Мы снова остались одни в ее комнате, освещенной лампой на жире тарлариона.

Она сидела на полу, наклонившись вперед, кисти рук были привязаны к лодыжкам, накидка оставляла открытыми стройные бедра и пышную грудь девушки. Я сорвал грязную тряпку и отшвырнул ее в сторону. Икры были просто великолепны.

— Ты исключительно красивая рабыня, Велла, — сказал я.

— Которой хотят владеть? — Да.

— В этом мире, — вдруг заплакала она, — мной будут владеть!

— Тобой уже владеют, — заметил я.

— Да, — кивнула она. — Я знаю. Мной уже владеют.

— Полагаю, — произнес я, — следует отдать тебя Хакиму из Тора.

— Нет! — неожиданно крикнула она. — Пожалуйста, нет!

— Я волен делать все, что пожелаю, — напомнил я.

— Нет, нет, нет, нет! — выкрикивала Велла сквозь рыдания.

Я подошел к ней и губной помадой сделал на плече девушки надпись на тахарском языке.

— Что это означает? — плача, спросила она.

— То, что ты являешься рабыней Хакима из Тора. Она в ужасе смотрела на свое исписанное тело.

— Нет, Тэрл, пожалуйста, нет! — зарыдала она.

Я поднялся. Она смотрела на меня.

— Тэрл!

— Замолчи, рабыня! — приказал я.

— Хорошо. — Она опустила голову.

— Хорошо? — переспросил я.

В глазах ее блестели слезы.

— Слушаюсь, господин, — исправилась она.

Я вышел из комнаты и запер за собой дверь. В коридоре продолжался смертельный бой. Это была мужская работа. Есть время для дела, и есть время для рабынь. Пора было заняться делом. Я направился туда, откуда доносился звон стали.