Камчак внимательно разглядывал Африз.

– Почему это рабыня, – риторически спросил он, – нарядилась в платье свободной женщины?

– Пожалуйста, нет, тачак, пожалуйста, – в глазах прекрасной тарианки стояли слезы.

И в следующий момент благородная, очаровательная Африз из Тарии осталась у столба в чем мать родила перед глазами своего господина.

Она закинула голову и застонала. Запястья её все ещё были скованы удерживающими кольцами. Как и предполагал Камчак, она погнушалась надеть наряд рабыни под бело-золотое платье.

Кассарская девушка, прикованная напротив неё к столбу, теперь была освобождена судьей, она подошла к столбу, к которому все ещё была прикована Африз.

– Славно сделано, Камчак, спасибо.

Камчак только пожал плечами.

Тогда девушка мстительно подняла пальцем подбородок очаровательной Африз.

– Рабыня, – прошипела кассарка, – рабыня…

Затем она отвернулась и пошла к своим.

Камчак громко рассмеялся.

– Накажи её, – потребовала Африз.

Внезапно Камчак выдал Африз пощечину. Ее качнуло в сторону, и из угла рта показалась струйка крови. Девушка поглядела на Камчака со страхом. Может быть, её ударили в первый раз за всю жизнь.

Камчак стукнул её не слишком сильно, но вполне достаточно, чтобы проучить.

– Ты должна понять, что тебя может наказать любой свободный воин народов фургонов, – сказал он.

– Вижу, – произнес кто-то за спиной, – ты знаешь, как обращаться с рабами.

Я обернулся и увидел, что в нескольких футах от нас рабы, стоявшие на окровавленном песке, держали на плечах открытый и роскошно убранный паланкин Сафрара из касты торговцев.

Африз вспыхнула с головы до ног – все её тело залила краска стыда.

Круглое красное лицо Сафрара лучилось радостью, хоть я и думал, что день похищения Африз будет трагичным для него. Узкие алые губы торговца широко раздвинулись, в гримасе удовольствие показались золотые зубы. Африз дернулась в наручниках, пытаясь напрасно прикрыться – теперь зрелище её наготы во всем богатстве было доступно даже для рабов, несущих паланкин. Для всех рабов Африз была теперь не больше, чем они сами: разве что её тело будет использовано не для того, чтобы переносить паланкин, носить грузы или копаться в земле, а станет служить несколько иным целям, впрочем, более легким и, без сомнения, более приятным, чем тело рабов-мужчин.

– Сафрар! – закричала Африз.

Сафрар взял с бархатной подушечки, лежащей рядом с ним в паланкине, маленький монокль, обрамленный стеклянными лепестками, прикрепленный к серебряному стебельку с серебряными листьями. Через это приспособление он внимательно посмотрел на девушку.

– Африз! – вскричал он, словно ужасаясь, но сохраняя улыбку на лице.

– Сафрар, – плакала она, – освободи меня.

– Какое несчастье, – причитал Сафрар.

На солнце весело сверкали его золотые зубы.

– Африз получила сюрприз, – скаламбурил Камчак.

– Я богатейшая женщина в Тарии! – выкрикнула Африз Камчаку. – Назови твою цену.

Камчак посмотрел на меня.

– Думаешь, пяти золотых будет достаточно, не слишком много? – спросил он.

Я был изумлен.

Африз едва не задохнулась от обиды в цепях у столба.

– Слин! – зарыдала она, но затем обернулась и потребовала у Сафрара:

– Купи меня! Если необходимо, используй все мои ресурсы, все! Освободи меня!

– Но, Африз! – Сафрар изобразил изумление. – Я забочусь о твоих деньгах и обменивать всю твою собственность на одну рабыню будет самым немудрым и абсурдным решением с моей стороны, даже непростительным.

Африз смотрела на него, отказываясь понимать, что он говорит.

– Это правда, точнее, была правда, что ты была богатейшей женщиной во всей Тарии, – продолжил Сафрар. – Но твои богатства находятся не в твоих руках, а в моих, во всяком случае пока ты не достигла своего совершеннолетия, что случилось бы всего через несколько дней.

– Я не хочу оставаться рабыней даже на день! – плакала, кричала девушка.

– Я понимаю так, – сказал Сафрар, приподымая золотые капельки бровей над глазами, – что ты хотела бы по достижении своего совершеннолетия передать все свои богатства тачакам, чтобы освободиться?

– Конечно, – плакала она.

– Какое счастье, – констатировал Сафрар, – что такая передача запрещена законом.

– Я не понимаю? – пробормотала Африз.

Камчак сжал мое плечо и потер свой нос.

– Без сомнения, ты знаешь, – сказал Сафрар, – что раб не может иметь собственности, так же как каийла, тарларион или слин?

– Я богатейшая женщина Тарии! – вскричала она.

Сафрар чуть-чуть склонился вперед. Его круглая физиономия лоснилась; он надул губы, улыбнулся, затем склонил голову и очень быстро сказал:

– Ты рабыня, – а затем самодовольно заржал.

Африз откинула голову и завизжала.

– У тебя даже нет имени, – прошипел маленький торговец.

Это была правда. Камчак, без сомнения, продолжал бы называть её Африз, но это было бы уже имя, данное им, а не её собственное. Раб или рабыня, не будучи полноправным разумным существом в глазах германского закона, не может выбирать имена по собственному усмотрению Таким образом, с точки зрения горианского закона, как это ни неприятно говорить, рабы – это животные, полностью и безоговорочно принадлежащие своим господам и вынужденные делать то, что господа захотят.

– Думаю, я назову её Африз, – сказал Камчак.

– Освободи меня, Сафрар, – заискивающе тихо попросила девушка, – освободи меня.

Сафрар рассмеялся.

– Слин, – завизжала она. – Вонючий слин!

– Будь осторожна, – предостерег Сафрар, – теперь ты говоришь с богатейшим человеком в Тарии Африз плакала и рвалась в наручниках.

– Ты понимаешь, разумеется, – продолжал Сафрар, – что когда ты стала рабыней, все твои богатства, гардероб и драгоценности, вложения и счета целиком и полностью становятся моими.

Африз безудержно рыдала у столба.

– Я прошу тебя, благородный Сафрар, – всхлипывая, повторяла она, – прошу тебя, прошу тебя освободить меня, пожалуйста, пожалуйста!

Сафрар улыбнулся ей и затем повернулся к Камчаку.

– Что, тачак, просишь ты за нее? Какую цену ты назначал?

– Я снизил, – сказал Камчак, – до одного медяка.

Сафрар улыбнулся.

– Цена слишком высока, – сказал он. Африз завизжала. Сафрар снова поднял крохотное стекло, через которое он же рассматривал девушку, и изучив её более внимательно. Затем он пожал плечами и жестом приказал рабам разворачивать паланкин.

– Сафрар! – ещё раз вскричала девушка.

– Я не разговариваю с рабами, – отрезал торговец в паланкине и медленно поплыл в сторону стен надменной Тарии.

Онемевшая Африз смотрела торговцу вслед; её глаза покраснели, на щеках остались грязные дорожки от слез.

– Не имеет значения, – утешающе сказал Камчак девушке. – Даже если бы Сафрар и был стоящим человеком, он бы не освободил тебя сейчас.

Она повернула свое прекрасное лицо к нему.

– Нет, – сказал Камчак, наматывая на руку её волосы и слегка встряхивая голову, – я не продал бы тебя за все золото Тарии.

– Но почему? – прошептала она.

– Я вспоминаю, – сказал Камчак, – ночь два года назад, когда ты принимала мой дар и обозвала меня слином.

Девушка, побледнев, кивнула.

– В ту самую ночь, – сказал Камчак, – я решил сделать тебя своей рабыней.

Она уронила голову.

– Именно по этой причине, – сказал Камчак, – я не продам тебя за все золото Тарии.

Она снова подняла на него красные глаза.

– В эту самую ночь, маленькая Африз, я решил, что хочу тебя и буду иметь тебя как рабыню.

Смех Камчака из тачаков был громок. Без сомнения, он долго ждал, чтобы так рассмеяться, долго ждал, чтобы увидеть своего милого врага поверженным перед собой, связанного и униженного. Камчак взял ключ с крюка над головой Африз и открыл наручники, затем он повел сломленную, несопротивляющуюся тарианскую девушку к своей каийле.

Здесь, у лап животного он заставил её преклонить колени.

– Твое имя Африз, – сказал он, давая ей имя.

– Мое имя Африз, – сказала она, принимая это имя.

– Подчиняйся, – приказал Камчак.

Дрожащая Африз опустила голову и протянула сведенные вместе руки. Камчак быстро и плотно связал их.

– Я буду привязана к седлу? – робко спросила она.

– Нет, – ответил Камчак, – спешки нет.

– Я не понимаю, – сказала девушка.

А Камчак уже накинул ей петлю на шею и привязал свободный конец к луке седла.

– Ты побежишь рядышком, – проинформировал он её.

Она недоверчиво посмотрела на него.

Элизабет была не связана и уже встала рядом с каийлой. Камчака, держась за правое стремя. Затем Камчак со своими двумя женщинами и я оставили Равнину Тысячи Столбов и направились к воинам тачаков.

Позади были ещё слышны звуки схваток и крики людей.

Двумя часами позже мы достигли лагеря тачаков и медленно поехали между фургонов, котлов, играющих детей; рабыни бежали рядом с нами. Свободные женщины, отрываясь от тарелок и котлов, скептическим взором смотрели на новую тарианскую женщину, привезенную в лагерь.

– Она была у первого столба, – похвастался Камчак хихикающим девушкам, обступившим его.

– А у какого были вы? – Он внезапно поднял каийлу на дыбы в их сторону, и они рассыпались, визжа и смеясь, как стая птиц, и так же, как стая птиц, снова сошлись вместе.

Камчак широко улыбнулся.

– Первый столб! – крикнул он встречному воину, тыкая пальцем в уставшую, тяжело дышащую Африз. Воин одобрительно прищелкнул языком. – Правда! – взревел Камчак, хлопая ладонью по седлу.

Конечно, некоторые сомнения в том, что измотанная девка, привязанная к каийле Камчака, могла получить первый столб, возникнуть могли. Она спотыкалась и хватала воздух ртом, её тело блестело от пота, а ноги были черны от травы и грязи, волосы были спутаны, ступни кровоточили, а бедра и икры были оцарапаны до красных искорок крови там, где соприкоснулись с колючками. Когда Камчак добрался до своего фургона, бедная девушка обессиленно упала на траву, дрожа от усталости после бега. Я предположил, что Африз прежде вряд ли приходилось делать что-нибудь тяжелее, чем входить или выходить из ароматизированного бассейна. Элизабет Кардуэл, с другой стороны, и я был рад это видеть, пробежала хорошо и теперь дышала не слишком глубоко, почти не выказывая усталости. Безусловно, за время своего пребывания среди кочевников она привыкла к таким упражнениям. Я начинал восхищаться ею. Жизнь на открытом воздухе и физический труд, по-видимому, сделали для неё доброе дело. Она была полна сил и здоровья.

Не многие девушки из офисов Нью-Йорка смогли бы пробежать у седла тачакского воина.

Камчак соскочил с каийлы.

– Добро пожаловать, – радушно вскричал он, поднимая Африз с земли. – Девка, есть работа!

Ременная петля все ещё была на её шее, а запястья – связаны. Глаза девушки уже почти ничего не выражали.

– Нужно вычистить босков, – приказал ей хозяин, – отполировать их рога и копыта, нужно задать им корм и собрать навоз, фургон нужно подмести и смазать колеса, ещё нужно принести воды из родника в четырех пасангах отсюда и приготовить мясо на ужин. Быстро! Быстро! Ленивая девчонка!

Затем он запрокинул голову и рассмеялся на тачакский лад, шлепая ладонями по бедрам.

Элизабет помогла снять петлю с шеи девушки и развязала ей запястья.

– Пойдем! – сказала она мягко. – Я покажу тебе.

Африз встала, её покачивало, она все ещё не верила происходящему. Она посмотрела на Элизабет, казалось увидев её в первый раз.

– Твой акцент, – медленно сказала Африз. – Ты не из наших краев.

– Ты видишь, что она носит шкуру ларла и что у неё нет ошейника, у неё нет кольца в носу и клейма, – сказал Камчак и добавил: – А у тебя будут.

Африз, задрожав, упала снова на колени.

– Отчего, ты думаешь, маленькая Африз, – спросил Камчак, – варварка, будучи рабыней, не одета в кейджер? Почему у неё нет кольца, клейма и ошейника?

– Почему? – испуганно спросила Африз.

– Потому что она по положению в фургоне выше, чем ты.

Я раньше удивлялся, почему Камчак не обошелся с Элизабет Кардуэл, как обходились с другими рабынями тачаков.

– Поэтому, – сказал Камчак, – среди прочих твоих обязанностей, моя дорогая, будет обязанность выполнять для этой варварки то, что выполняет рабыня-служанка.

Это обожгло Африз из Тарии, как огонь, – она внезапно выпрямилась и вскрикнула:

– Не я, не Африз из Тарии.

– Ты, – сказал Камчак.

– Служить рабыней варварке?

– Да, – сказал Камчак.

– Никогда! – вскричала девушка.

– Да! – зарычал Камчак, закидывая голову, и громко крикнул: – Африз из Тарии в моем фургоне будет служанкой варварки!

Девушка крепко сжала кулаки.

– Я позабочусь, – добавил Камчак, – чтоб слух об этом достиг Тарии. Затем он согнулся и принялся лупить себя кулаками по коленям – он был удовлетворен.

– Пожалуйста, – сказала Элизабет новой рабыне, – пойдем.

Она попыталась взять Африз за руку. Африз гневно отдернула руку, не желая чувствовать её прикосновение, но затем, высоко подняв голову, она сделала шаг, следуя за Элизабет.

– Если она не будет хорошо работать, – весело сказал Камчак, – побей её.

Африз повернулась лицом к нему, сжимая кулаки.

– Ты поймешь, моя маленькая Африз, – сказал он, – кто здесь господин.

– Разве тачак слишком беден, – покорно спросила Африз, – чтобы одеть ничтожную рабыню?

– В моем фургоне много алмазных бус, которые ты можешь надевать, если хочешь, но ничего другого, пока не угодишь мне.

Она молча развернулась и последовала за Элизабет.

После этого мы с Камчаком оставили фургон и пошли слоняться по лагерю, остановившись в одном из фургонов рабов, чтобы взять кувшин паги, который мы вскоре и прикончили.

Оказалось, что в этот год народ фургонов успешно провел игры Войны Любви – эти новости мы узнали, распивая пагу в кругу воинов. Почти все тарианские девушки были уведены от столбов, к которым они были прикованы, в качестве рабынь. В некоторые годы, правда, успех склонялся и на другую сторону – это придавало интерес соревнованию. Мы также узнали, что девушка Херена из первого фургона была выиграна тарианским офицером, представлявшим дом Сафрара-торговца, которому воин и продал её.

– Херена станет новой его танцовщицей, а духи и шелк Африз пойдут этой тачакской девке, – отметил Камчак.

Казалось странным думать о ней, самой своенравной и надменной в лагере, гордо сидевшей на спине каийлы, как о надушенной, одетой в шелка рабыне тарианцев. «Она привыкнет к укусам бича и стали, эта девка», – бормотал Камчак между глотками паги. Я считал, что это не слишком приятная новость, но в то же время предполагал, что среди тачаков найдется хотя бы ещё один человек, который согласится с Камчаком, – юноша Гарольд. Его, не успевшего выиграть свой шрам храбрости, девушка настолько достала, что он будет рад от того, что Херена со всей её насмешливостью и дерзостью теперь уведена в оковах и колокольчиках в дом Сафрара и спрятана за высокими, толстыми стенами тарианского сада наслаждений.

Вскоре мы с Камчаком, уже довольно пьяные, опять обнаружили себя возле фургона рабов.

Мы решили побиться об заклад на ещё один кувшин паги.

– Как насчет полета птиц? – спросил Камчак.

– Согласен, – сказал я, – но я выберу первым.

– Очень хорошо.

Я знал, что сейчас весна и в этом полушарии большая часть птиц перелетает на юг.

– Юг, – сказал я.

– Север, – сказал Камчак.

Мы подождали примерно минуту и увидели несколько птиц, речных чаек, летящих на север.

– Эти чайки с Воска, – сказал Камчак. – Весной, когда на Воске ломается лед, они летят на север.

Я вытащил несколько монет из кошелька и заплатил.

– Первыми летят на юг луговые коршуны, – объяснил мне хитрый тачак. – Они уже тю-тю. А лесные харлеты и рогатые джаймы не тронутся с места, пока не наступит поздняя весна. В это время летят чайки с Воска.

Распевая тачакские песни, мы с трудом нашли свой фургон.

Элизабет грела на огне мясо, хотя оно было почти пережаренным.

– Мясо пережарено, – сказал Камчак.

– Вы в стельку пьяны, – проворчала в ответ Африз.

Я посмотрел на девушек. Обе они сейчас были прекрасны особенно.

– Нет, – поправил я её. – Мы божественно набрались.

Камчак пристально рассматривал девушек, наклонившись вперед и при этом заметно покачиваясь.

– Что-то не так? – спросила Элизабет.

Я заметил, что на её лице был большой синяк, что волосы были немножко повыдерганы, а на щеке слева красовались пять длинных царапин.

– Нет, – сказал я.

Африз находилась в худшем состоянии. Она потеряла, по-видимому, больше чем один клок волос. На её левой руке запеклась кровь, похоже от укуса, и синяк располагался под правым глазом.

– Мясо пережарено, – проворчал Камчак.

Хозяин не интересуется стычками между рабами – это ниже его достоинства. Хотя, разумеется, он не одобрил бы, если бы его девушка была покалечена или ослепла.

– Боски стреножены? – спросил Камчак.

– Да, – хмуро ответила Элизабет.

Камчак посмотрел на Африз.

– Воды принесли? – спросил он.

Африз вскинула голову, в её глазах стояли слезы.

Она бросила злой взгляд на Элизабет.

– Да, – сказала она, – принесли.

– Хорошо, – сказал Камчак, а затем ткнул пальцем в мясо.

– Оно пережарено.

– Вы задержались на несколько часов, – промолвила Элизабет.

– Уже поздно, – поддержала её Африз.

– Оно пережарено, – сказал Камчак.

– Я поджарю свежее мясо, – сказала Элизабет, вставая.

Африз только фыркнула.

Когда мясо было готово, Камчак наелся и выпил ещё кувшин молока боска, я сделал то же самое, хотя молоко для меня не очень-то хорошо сочеталось этой ночью с пагой.

Камчак, как делал это часто, уселся на какой-то штуке, напоминавшей обработанный камень. Это был прямоугольный предмет с закругленными углами. Когда я первый раз увидел эту штуку, лежащую в куче всякой всячины в углу фургона, в том числе шкатулок с драгоценностями и маленьким тяжелым сундуком, наполненным золотыми монетами, то подумал, что это просто камень. Но как-то раз, роясь в своих вещах, Камчак швырнул странный предмет мне, чтобы я посмотрел. Я был удивлен, что эта штука отскакивает от ковра, взял её в руки и удивился её легкости. Вещица имела структуру, похожую на кожу, и зернистую поверхность. Она напоминала пемзу или пенопласт, и я вспомнил, что видел подобное в некоторых покинутых частях пещер Царствующих Жрецов глубоко под Сардаром.

– Что ты думаешь об этом? – спросил Камчак.

– Интересная штуковина, – сказал я.

– И я думаю, что интересная.

– Он протянул руки, и я швырнул ему предмет обратно.

– Мне её оставили два путешественника.

Я тогда промолчал и не высказал своих предположений…

Когда Камчак доел свежеподжаренное мясо и допил молоко, он встряхнул головой и потер нос.

– Тенчики и Дины больше нет, – сказал он Элизабет. – Ты можешь снова спать здесь в фургоне.

Элизабет посмотрела на него с благодарностью.

На земле спать было, конечно, жестковато.

– Спасибо, – сказала она.

– Я думала, что он твой хозяин, – сказала Африз, кивнув на меня.

– Нет, Камчак.

Я теперь понял, почему в фургонах частенько случались ссоры, если в нем находилась более чем одна девушка. Впрочем, Тенчика и Дина не очень много ругались. Может быть, это было потому, что сердце Тенчики находилось в фургоне кассара Альбрехта?

– А кто были Тенчика и Дина? – спросила Африз.

– Рабыни, тарианские девки, – сказал Камчак.

– Их продали, – проинформировала Африз Элизабет.

– Может, и меня продадут?.. – тихо вздохнула тарианка.

– Может быть, за тебя дадут высокую цену, – сказала Элизабет.

– Ну безусловно большую, чем за тебя, – ответила Африз.

– Не тебе решать, маленькая Африз, – сказал Камчак, – так что можешь не строить планов… Вдруг я передам тебя в публичный фургон рабов?

– С надеждой жду этого дня, – сказала она.

– С другой стороны, – сказал Камчак, – я могу накормить тобой каийлу.

Тарианская девушка вздрогнула и опустила голову.

– Я не думаю, что ты для чего-нибудь годна, – сказал Камчак, – кроме как для каийлы.

Африз гневно посмотрела на нее. Элизабет рассмеялась и захлопала в ладоши.

– А ты, – сказал Камчак, тыкая пальцем в Элизабет, – глупая маленькая варварка. Ты даже не умеешь танцевать.

Сконфуженная Элизабет тут же потупила взгляд.

То, что Камчак сказал, было правдой.

Голос Африз был тих и спокоен.

– Я тоже не могу, – сказала она.

– Что? – вскинулся Камчак.

– Я никогда не училась, – пояснила Африз.

– Каийлий корм! – заорал Камчак.

– Мне жаль, – сказала Африз немного раздраженно. – Я никогда не собиралась становиться рабыней.

– Все равно придется научиться! – закричал Камчак.

– У меня ничего не получится.

– Это будет стоить денег, – проворчал Камчак, – но ты научишься. Я заставлю тебя научиться.

Африз фыркнула и отвернулась.

Элизабет посмотрела на меня, затем повернулась к Камчаку и, к моему удивлению, спросила:

– А меня тоже можно научить?

– Зачем?

Элизабет вспыхнула.

– Она всего-навсего варварка, – сказала Африз, – она-то никогда не научится.

– Маленькая варварка не хочет оставаться второй девушкой в фургоне?! – рассмеялся Камчак и грубо встряхнул Элизабет: – Вы будете биться за место! Великолепно!

– Она может быть первой девушкой, если захочет! – фыркнула Африз. – А я убегу при первой возможности и вернусь в Тарию.

– Учти, что существуют сторожевые слины, – напомнил ей Камчак. Африз побледнела. – Если попытаешься сбежать ночью, они почувствуют тебя и разорвут мою маленькую милую рабыню на кусочки.

– Это правда, – согласился я.

– Все равно я спасусь.

– Но не этой ночью! – заорал Камчак уже добродушно.

– Нет, – едко сказала Африз, – не ночью.

Она осмотрелась, недовольно изучая внутренности фургона. Ее взгляд на секунду остановился на седле каийлы, которое было частью выкупа, полученного Камчаком за Тенчику. В седельных ножнах было семь кайв.

Африз опять обратилась к Камчаку.

– Эта рабыня, – сказала она, указывая на Элизабет, – не дала мне ничего поесть.

– Камчак должен есть первым, рабыня, – парировала Элизабет.

– Что ж, – сказала Африз, – он поел.

Камчак взял в руки кусок мяса, оставшийся от поджаренного Элизабет.

– Ешь, – сказал он Африз. – Но не касайся руками.

Африз улыбнулась.

– Конечно, – сказала гордая Африз из Тарии и, встав на колени, вытянула шею, чтобы откусить мясо, которое держал в руке её господин.

Смех Камчака быстро оборвался – она запустила свои острые белые зубы в его руку, с дикой злобой укусив тачака.

– И-ий! – взвыл он, подскакивая и засовывая кровоточащие пальцы в рот.

Мы с Элизабет не успели опомниться, как Африз вскочила на ноги и метнулась к тому борту фургона, у которого лежало седло с каинами. Она выхватила один нож и, зажав его в руке, с решимостью повернулась ко всем присутствующим.

Камчак же как ни в чем не бывало плюхнулся на место, посасывая ранку.

Я тоже опустился на пол. Элизабет последовала нашему примеру.

Африз стояла, сжимая нож.

– Слин, – кричала девушка, – у меня нож!

Камчак не обращал на неё ни малейшего внимания и созерцал свою руку. Вид его был удовлетворенный – он обнаружил, что рана несерьезна. Он поднял кусок мяса, который выронил, и бросил его Элизабет.

Та принялась смачно вгрызаться в него. Камчак указал на остатки подгоревшего мяса, давая ей понять, что она может доесть и это.

– У меня нож! – нервно выкрикнула Африз.

Камчак ковырял ногтем в зубах.

– Принеси вина, – обратился он к Элизабет.

Та поднялась с набитым ртом и, не прекращая жевать, достала небольшой бурдючок вина и чашу, которую не замедлила наполнить. Камчак осушил чашу и лишь тогда взглянул на Африз.

– За то, что ты сделала, – спокойно произнес он, – обыкновенно зовут кого-нибудь из касты палачей.

– Сначала я убью себя! – вскричала Африз, приставляя кайву к своей груди.

Камчак пожал плечами.

Девушка не убила себя.

– Нет, – вскричала она, – я убью тебя!

– Уже лучше, – кивая, сказал Камчак, – гораздо лучше.

– У меня нож! – вопила она.

– Это всем известно, – сказал Камчак. После чего встал, тяжело подошел к борту фургона и снял со стены бич для рабов.

– Слин! – Африз занесла нож, изготовившись броситься вперед и вонзить его в сердце Камчака, но бич хлестнул и в четыре оборота захлестнул руку девушки, вскричавшей от боли. Камчак чуть отступил в сторону и легким движением нарушил её равновесие.

Затем при помощи того же самого бича он грубо протащил её по полу к своим ногам. Тут он остановился, наступил на её запястье и вынул нож из раскрывшейся ладони. Он засунул его себе за пояс.

– Убей меня! – плакала девушка. – Я не буду твоей рабыней!

Но Камчак поднял её и швырнул туда, где она стояла только что вооруженная.

Ошеломленная Африз, сжав правую руку с четырьмя синими следами от бича, поднялась и испуганно посмотрела на хозяина. Камчак вытащил из-за пояса кайву и метнул её так, что она вонзилась в один из поддерживающих крышу фургона шестов, на два дюйма войдя в дерево совсем рядом с шеей девушки.

– Возьми кайву, – сказал Камчак.

Девушка не шевельнулась.

– Возьми, – приказал Камчак.

Она сделала это.

– Теперь, – приказал он, – положи на место.

Она, дрожа, повиновалась.

– Еще раз возьми и положи на место.

Девушка выполнила это.

– Теперь подойди сюда и ешь, – сказал Камчак.

Африз повиновалась. Преклонив колени, она осторожно выгнула шею и приняла мясо из его рук.

– Завтра, – произнес Камчак, – разрешу тебе, после того как я поем, кормиться самой.

Внезапно и, может быть, опрометчиво, Элизабет сказала:

– Ты жесток.

Камчак удивленно посмотрел на нее.

– Я добр, – сказал он. – Я позволил ей остаться в живых.

– Думаю, что этой ночью ты выиграл, – сказал я. – Но предупреждаю тебя, девушка из Тарии опять подумает о кайве и сердце тачакского воина.

– Конечно, – промолвил Камчак, кормя Африз, – она великолепна…

Девушка изумленно посмотрела на него.

– …для тарианской рабыни, – добавил он и сунул ей в рот ещё кусок мяса. – Завтра, прелестная Африз, я ещё дам тебе чего-нибудь надеть…

Она благодарно взглянула на него.

– …колокольчики и ошейник… – сказал он.

В её глазах появились слезы.

– Могу ли я доверять тебе? – спросил Камчак.

– Нет, – ответила она.

– …ошейник и колокольчики, – повторил он. – Но я украшу их алмазными нитями, чтобы все, кто увидит тебя, знали, что твой хозяин может запросто предоставить тебе то, без чего ты вынуждена ходить.

– Я ненавижу тебя, – сказала она.

– Великолепно, – произнес Камчак, – великолепно!

Когда девушка закончила есть, Элизабет принесла ей чашу воды, налив её из кожаного меха у двери.

Африз выпила воду и протянула сложенные руки Камчаку. Того это озадачило.

– Ты, разумеется, закуешь меня в наручники и посадишь на ночь на цепь?

– Да пока ещё рано… – заметил Камчак.

В глазах Африз на мгновение вспыхнул страх, но потом она, овладев собой, решилась:

– Ты сделал меня рабыней, но я все ещё Африз из Тарии. Ты, тачак, можешь убить Африз, если это обрадует тебя, но знай, что она ни-ког-да не послужит твоим наслаждениям. Ни-ког-да!

– Что ж, – сказал Камчак, – сегодня я довольно пьян.

– Ни-ког-да! – повторила Африз из Тарии.

– Я замечаю, – сказал Камчак, – что ты никогда не зовешь меня господином…

– Я ни одного мужчину не зову господином, – ответила девушка.

– Я очень устал, – зевая, проронил Камчак, – сегодня у меня был трудный день.

Африз задрожала от гнева, все ещё держа запястья скрещенными.

– Я могу сбежать, – сказала она.

– Может, после, – сказал, не слушая её, Камчак, – я дам тебе алый шелк для одеяния и шкуры ларла…

– Как тебе будет угодно, – сказала она.

Камчак похлопал её по плечу.

– Сегодня, – сказал он, – я не буду сажать тебя на цепь или сковывать наручниками.

Африз была совершенно сбита с толку. Я заметил, как её быстрый взгляд опять метнулся в сторону седла с кайвами.

– Камчак пожалеет, – произнесла девушка.

– Помнишь, – спросил Камчак, – пир у Сафрара?

– Конечно, – настороженно сказала она.

– Помнишь, как тебе принесли духи? Ты что-то сказала про дерьмо боска… Как благородно ты поступила, пытаясь спасти зал от этого самого неприятного и отвратительного запаха…

Африз молчала.

– А ты не припомнишь, – спросил Камчак, – что я тебе тогда сказал?

– Нет! – вскричала девушка, вскочила на ноги, но Камчак метнулся к ней, скрутил её и перебросил через плечо.

Она извивалась и дрыгалась, пинаясь и колотя руками и ногами по его спине.

– Слин! – кричала она – Мерзкий слин! Слин! Слин!

Я спустился вслед за ними по ступенькам фургона. От теплого весеннего воздуха меня снова развезло, чувствуя неприятную отрыжку от паги, морщась, я с трудом раскрыл здоровенный навозный мешок, обычно лежащий у левого заднего колеса фургона.

– Господин! – визжала Африз.

– Ты не зовешь мужчин господами, – напомнил Камчак и засунул прелестную Африз из Тарии головой вперед в мешок, несмотря на то что она орала, брыкалась и пиналась.

– Господин! – кричала она – Господин! Господин!

Я был полусонным от паги, но все равно помню, как бугрился и шевелился мешок, когда она возилась внутри. Затем Камчак завязал отверстие в кожаном мешке и устало поднялся.

– Я очень устал, – сказал он. – Сегодня был какой-то тяжелый и опустошительный день.

Я поднялся за ним в фургон, где мы и завалились спать.