Мы с Марком повернули головы вдоль улицы, посмотрев вслед компании стражников, быстрым шагом удалявшихся от нас, гулко стуча по мостовой похожими на сапоги сандалиями, заканчивавшимися высоко на икрах.

— Ар будет защищаться до последнего, — заявил какой-то мужчина.

— Правильно, — поддержал его другой.

Я отвёл взгляд от удаляющихся стражников. Меня брало сомнение, что во всём городе их наберётся больше полутора тысяч.

— Никакой опасности вообще нет, — попытался убедить остальных ещё один горожанин.

— Конечно, нет, — поспешил согласиться другой. — Нас защитит противотанрновая проволока. Наши ворота неприступны, а стены нерушимы.

— Правильно, — поддержал другой собеседник.

Признаться, меня удивляло, как мало эти бюргеры знали о способах ведения войны.

— Это здесь, — сообщил Марк, подзывая меня к себе, — на досках объявлений.

Подобные доски можно найти во многих местах Ары, обычно на площадях и перекрёстках. Но конкретно эти доски, установленные вдоль проспекта Центральной Башни, являлись государственными, на которых вывешивались официальные коммюнике, новости городского совета, объявления и тому подобные известия. Но были и такие доски, которые содержались частными людьми, продававшими пространство на них для рекламы, объявлений и личных сообщений. Правда, очень многие, по-видимому, более бедные люди или, скорее те, кто не готовы были расстаться с бит-тарском, просто пишут свои сообщения прямо на стенах домов, на столбах, заборах и прочих поверхностях. Объявления и сообщения, обычно написанные от руки чернилами, чаще всего вывешивают в общественных местах такие люди как владельцы или управляющие палестр или гимназий, общественных ванн, таверн, ипподромов, театров и прочих заведений. Также там можно найти объявления о продаже тарларионов, рабынь или иных товаров. Не являются какой-то диковинкой глашатаи и уличные зазывалы, как и носители логотипов различных компаний. Некоторые владельцы сдают в аренду свободное пространство в своих магазинах или иных местах бизнеса для небольших рекламных листовок. Точно так же и некоторые домовладельцы, стены чьих доходных домов выходят на оживленные улицы, взимают плату за использование этих стен. Существует и множество других форм донесения информации до масс. Например, парады акробатов, жонглеров, клоунов, дрессировщиков животных, мимов и лицедеев, проезд по улицам отрытых демонстрационных фургонов, на которых разыгрываются различные сценки, предназначенные для привлечения внимания публики, или, скажем, могут быть показаны рабыни, обычно прилично одетые, в связи с приближающимися распродажами на невольничьих рынках и торгами в павильонах продаж. Зритель, или точнее зритель-мужчина, конечно, понимает, что приличное одеяние порабощенных красоток на движущейся платформе, вряд ли будет надето на них в выставочных клетках или на рабском прилавке. Есть даже такое гореанское высказывание: «Только дурак покупает одетую женщину». На таких передвижных платформах женщин обычно приковывают цепью только за лодыжки, что оставлять им больше возможностей для их движений и обращения к толпам. Но случается и так, что некоторые работорговцы, которые, по-видимому, предпочитают более очевидные ограничения для своих женщин, которые, в конце концов, являются всего лишь рабынями, используют открытые фургоны с установленными на них разного рода рабскими решётками, а иногда невольниц ещё и заковывают в цепи весьма замысловатыми способами. Точно так же, для этой цели они могут использовать фургоны, на которых ярусами уложены клетки с запертыми в них невольницами.

— Вижу, — сказал я, просматривая сообщения на досках.

— Я слышал, — заговорил мужчина, стоявший около меня, обращаясь к своим товарищам, — что многие другие свободные женщины, вслед за Таленой, предложили себя в качестве рабынь, чтобы спасти свой город.

— По этому поводу, здесь ничего не написано, — заметил один из его товарищей, кивая на доску объявлений.

— Верный, — признал первый.

— Прочитайте мне, пожалуйста, — попросил какой-то парень, бессмысленно глядя на доску. — Я не умею читать. О чём там говорится?

— Приветствие от Луриуса из Джада, Убара Коса, людям Славного Ара, — довольно медленно начал читать мужчина, ведя пальцем вдоль строчек, что вынуждало меня полагать, что его грамотность ушла не намного дальше попросившего его парня.

По правде говоря, я и сам читал по-гореански отнюдь не так бегло, как мне бы того хотелось, особенно, когда дело доходило до обратной строки. Дело в том, что в гореанском первая строка обычно пишется слева направо, а вторая уже справа налево и так далее. А уж прочитать рукописный текст, по крайней мере, для меня, задача и вовсе нетривиальная. Ещё сложнее для меня оказалось писать. В своё оправдание я мог бы сказать, что печатать на гореанском я могу довольно неплохо, а также могу поставить свою подпись с ловкостью, которая фактически заставляет предполагать, что я полностью грамотен, правда, только тех, кто меня не знает. Ещё в своё оправданье я могу добавить, что многие воины, не знаю по какой причине, это мне до сих пор не ясно, не просто неграмотны, но, кажется, даже гордятся своей неграмотностью. Скажу больше, я знаю нескольких парней из алой касты, которые изо всех сил стараются скрывать свою грамотность, словно стыдясь своего умения, и считая, что это больше подходит писцам, нежели чем воинам. Таким образом, к моему некоторому удивлению, я узнал, что прекрасно вписался в одну компанию с такими товарищами. Кстати, с другой стороны, я знал и других воинов, которые были довольно увлечёнными мужчинами не только в вопросах воинских умений, но и в вопросах грамотности, а некоторые из них были, например, одаренными историками, писателями и поэтами.

— Знайте, люди Славного Ара, — продолжал читать мужчина, — что, Кос ваш друг.

— Это что, правда, там написано? — опешил парень.

— Да, — решительно ответил чтец, и продолжил чтение. — Кос не имеет никаких претензий к народу Ара, который он чтит и уважает. У Коса есть разногласия только с порочным и коррумпированным режимом, и нечестной и жестокой политикой Гнея Лелиуса, нарушителя мира и противника дружелюбных отношений между нашими государствами. Только с самым огромным нежеланием и самым глубоким сожалением, Кос, обнаружив, что все пути к примирению и переговорам исчерпаны, вынужден был поднять оружие, от имени всех свободных народов, чтобы сопротивляться и призвать к ответу тирана Гнея Лелиуса за его действия и политику враждебные к обоим нашим государствам.

— Я не знал, что Гней Лелиус — тиран, — озадаченно сказал один из мужчин.

— Это же абсурд, — возмутился другой.

— Но это вывешено на общественных досках объявлений! — напомнил читавший.

— Значит, это должно быть правдой, — растерянно проговорил первый.

— А кто вывесил это объявление? — уточнил второй.

— Члены дворцовой стражи, таурентианцы лично, — сообщил кто-то.

— Получается, что всё, что здесь написано — правда, — сказал первый.

— Нет, — отмахнулся второй. — Это, скорее всего, сделано, чтобы ознакомить нас с сообщением Луриуса из Джада.

— Верно, — с явным облегчением выдохнул первый.

— Продолжайте читать, — снова нетерпеливо попросил неграмотный парень.

— Теперь, принимая во внимание, что никакого выбора мне не оставлено, но с печалью в сердце, и с поддержкой и одобрением всего остального мира, который теперь присоединился ко мне, я Луриус из Джада, по-прежнему остающийся вашим другом и братом, вынужден прийти к вашим воротами. Со мной Царствующие Жрецы. Моё оружие непобедимо. Я завоевал дельту. Я взял Торкадино. Я нахожусь всего в трёх днях пути от ваших ворот.

Сопротивление мне бесполезно. И всё же, хотя Ар, находясь под тиранией Гнея Лелиуса, повинен во многих преступлениях, и моё терпение закончилось, я готов быть милосердным. Я предлагаю вам самим выбрать: уничтожение или дружбу, опустошение или процветание. Обдумайте свое решение тщательно и без опрометчивости. Не вынуждайте меня предать Ар огню. Давайте скорее вернёмся к мирной жизни и братству.

— Это всё? — спросил парень.

— Тут ещё немного осталось, — сообщил чтец.

— Что там? — наперебой принялись спрашивать его окружающие.

— Если Ар желает мира, и хочет выжить, если он желает мира, и освобождения от ярма тирана, пусть он предоставит моему полномочному представителю, Мирону Полемаркосу возглавляющему континентальные силы косианского убарата, некий знак своего стремления к миру, некие доказательства его надежды на согласие, некий символ своей доброй воли.

— Чего он хочет? — не понял последней фразы парень.

— Это что же получается, Гней Лелиус — тиран? — спросил другой мужчина.

— Ну, вспомни, хотя бы остраки, — предложил ему читавший.

— Точно и разрешения! — подсказал другой.

— Чем не действия достойные тирана! — влез третий.

— Значит Гней Лелиус — тиран, — признал парень.

— Ерунда, — засмеялся кто-то.

— Какой же он тиран, он мягок, слаб и нерешителен.

— Он не Убар, — заметил кто-то, — но, также, он, конечно, не тиран.

— Он — слабый дурак, — сплюнул другой.

— Но не тиран, — настаивал мужчина.

— Нет, — согласился он.

— Но остаётся вопрос острак, разрешений и ограничений, — напомнил читавший.

— Это верно, — признали несколько человек.

— Тогда, он может быть тираном, — развёл руками читавший.

— Возможно, — поддержал его кто-то.

— Да, — заключил один из собравшихся. — Он — тиран!

Теперь, прочитав манифест Луриуса вывешенный на общественных досках объявлений, я окончательно пришёл к выводу, что Гней Лелиус вряд ли имел какое-либо отношение к измене в Аре. Признаю, я был рад этому. Безусловно, он также мог быть на той стороне на начальном этапе, но, возможно, по мере развития ситуации мог отколоться, и внезапно найти себя в роли козла отпущения, кого-то, кому предназначено быть брошенным толпе, чтобы удовлетворить её и защитить себя. С другой стороны, учитывая всё то, что я знал о Гнее Лелиусе, которого я, кстати, знал лично, у меня не было особых поводов сомневаться в его честности. Действительно, по моему мнению, в другое время и в другом месте, он, скорее всего, стал бы эффективным и любимым всеми руководителем. Подозреваю, что в худшем случае он был простофилей, доверчивой жертвой интриганов, при всём своём значительном управленческом таланте, оказавшимся пешкой в играх государств, в играх, в которых, как выяснилось, не было никаких правил, кроме выживания и победы.

— Читай дальше, — потребовали у мужчины.

— Это всё сообщение, развёл руками тот. — Больше ничего нет.

— Всё? — переспросил кто-то.

— Только подпись. Желаю всего хорошего. Луриус из Джада, Убар Коса, — прочитал он.

— Но чего в конечном итоге хочет Кос? — спросил один из мужчин.

— Очевидно, он хочет некий признак нашего стремления к миру, — сказал чтец, водя пальцем по строчкам.

— Передайте ему, чтобы он возвращался обратно на свой Кос, — сердито проворчал кто-то, — и мы рассмотрим этот вопрос.

— Здесь написано про некое доказательство нашей надежды на согласие, — процитировал тот, кто читал сообщение, — некий символ нашей доброй воли.

— Лучшее доказательство нашей надежды, это наша сталь на их шее! — заявил всё тот же человек.

— И доброй воли тоже! — поддержал его мужчина в одежде гончаров.

— Это — тот самый символ, который они поймут лучше всего, — добавил другой.

— Но чего они хотят? — не отставал всё тот же мужчина.

— Они могут хотеть нашу Талену, — предположил читавший сообщение.

— Она храбрая и благородная женщина, мы никогда не отдадим её! — заявил гончар.

— Я лично лягу поперёк ворот, если увижу, что её уводят из города у стремени косианского посланника.

— Но она же сама предложила именно так пожертвовать собой, — тут же напомнили собравшемуся перегораживать ворота.

— Мы не отдадим им нашу Талены, — повторил гончар.

— Я не думаю, что то, что им нужно, это Талена, — высказался ещё один из собравшихся.

— Но что же, тогда? — удивился его сосед.

— Каков мог бы быть подходящий символ стремления Ара к миру? — поинтересовался ещё один.

— А кто хочет мира? — уточнил воинственно настроенный мужчина.

— Честно говоря, я вообще не понимаю того, что происходит, — признался один из собравшихся.

— Те, кто руководит городом, обсудят это, — заметил кто-то. — Они мудрее нас в этих вопросах. Они выберут то решение, которое лучше всего.

В этом момент из переулка, идущего на запад, послышались громкие крики. Вскоре кричали уже вокруг нас.

— Кос! — слышалось со всех сторон. — Косианцев уже видно со стен!

Признаться, я сомневался, что в эти времена, гражданским лицам могут позволить подняться на стены. Иначе я бы тоже поспешил к крепостным валам. Насколько я понял, оттуда сейчас было видно как приближаются легионы Коса. Такие армии появляются сначала как тонкие линии на горизонте. Поначалу, даже трудно различить отдельные отряды. Иногда, в солнечные дни, вдоль горизонта можно заметить вспышки от поднятых штандартов. По ночам с расстояния четырёх пасангов видны огни лагерных костров. Впрочем, со стен всегда отлично виден дым от подожжённых полей или, что более вероятно, пыль поднятую лапами высоких тарларионов.

— А, правда, что косианцы многочисленны? — спросил кто-то.

— Их как листьев в лесу, как песка в пустыне, — ответили ему.

— Смотрите, там, наверху! — крикнул мужчина, указывая в небо.

Задрав головы, вы увидели косианского тарнсмэна пролетавшего над городом.

— Ар обречен, — вздохнул один из мужчин.

— Мы будем бороться до конца, — заявил другой.

— Возможно, мы сможем договориться с косианцами, — заметил третий.

— Никогда! — воскликнул четвертый.

— Дорогу! Освободите дорогу! — донеслось до нас.

Обернувшись, мы увидели целый кортеж из нескольких всадников на тарларионах, двигающийся на юг вдоль по проспекту Центральной Башни, в сторону больших ворот Ара.

— Это же — личный вымпел Серемидия! — крикнул кто-то.

Лица всадников были скрыты под шарфами, однако ровность их колонны, дисциплинированность и непринужденность с какой они восседали в сёдлах тарларионов, выдавали в них опытных солдат. И если кричавший был прав, что один из вымпелов этой группы, действительно принадлежал Серемидию, то можно было предположить, что одним из всадников был или он или его полномочный представитель.

— Спаси нас, Серемидий! — послышался мужской крик, но всадники уже исчезли за поворотом.

— А где же Гней Лелиус, наш регент? — спросил один из присутствующих.

— Его уже несколько дней никто не видел, — заметил второй.

— Возможно, он бежал из города! — предложил третий.

— Сегодня вечером, — вмешался четвёртый, — необходимо запечатать наши ворота.

— Я слышал, — сообщил ещё один, — что, Кос наш друг, и что Гней Лелиус является нашим врагом.

— Что за чушь Ты несёшь, — возмутился мужчина в одежде кузнеца.

— Вчера вечером, косианские разведчики, за стенами, — тут же влез в разговор ещё один горожанин, — раздавали серебряные тарски бездомным, уверяя их в благих намерениях морского убарата!

— Это же нелепость какая-то, — удивлённо заметил второй.

— Я лично знаю человека, который получил одну монету, — заявил первый.

— К сожалению, — усмехнулся третий, — я был дома на кровати.

— Тебе стоило прогуляться за стены, — пошутил второй.

— Уж я бы придумал, как использовать серебряный тарск, — сказал третий.

— Вы думаете, Кос действительно наш друг? — поинтересовался у них четвёртый.

— Нет, конечно, — отмахнулся второй.

Кое-кто посмотрел на него подозрительно.

— Почему Ты так уверенно говоришь это? — осведомился у него третий.

— Я был в дельте, — ответил тот и отвернулся.

— Форпост Ара, — напомнил другой мужчина, — Кос с ними довольно хорошо обошёлся.

— Не отвечай на это, — прошептал я дёрнувшему было Марку и немного оттащил его от досок объявлений у краю толпы.

Лицо молодого воина покраснело.

— Возможно, Серемидий сможет спасти нас, — предположил кто-то.

— Или заступничество нашей любимой Талены, — высказался другой.

— Мы должны стоять до конца, — бросил ветеран дельты.

— Но тогда Кос не окажет нам милосердия, — сказал его сосед.

— Возможно, город пощадят, если мы признаемся в наших ошибках, и ясно продемонстрируем наше стремление к миру.

— В каких ошибках? — осведомился у говорившего кузнец.

— Ну, у нас же должны быть какие-нибудь ошибки, — сказал тот.

— Полагаю, что да, — поддержал его другой мужчина.

Сам я мог назвать как минимум три ошибки, отказ встретить Кос под Торкадино, отказ от снятия осады с Форпоста Ара и неприготовленный поход в дельту, вслед за предполагаемым отступлением туда косианских экспедиционных войск северного фланга.

— Мы ничего не могли сделать с этим, — сказал кто-то.

— Да, мы были беспомощны под тиранией Гнея Лелиуса, — поддержал его ещё один.

— Кто сможет освободить нас от власти этого тирана? — спросил третий.

— Может быть, наши друзья с Коса, — предположил четвёртый.

— А где он сам? — поинтересовался пятый.

— Наверное, прячется в Центральной Башне, — высказался шестой.

— Скорее он уже сбежал из города, — бросил седьмой.

— Ар не сможет обороняться неопределенно долго, — заметил кто-то.

— Мы должны объявить нас открытым городом, — предложил ещё один.

— Другие, кто были мудрее нас, уже сделали это, — сообщил другой собеседник.

— Как мы сможем известить Кос, что мы хотим быть их друзьями? — осведомился человек в одежде ткачей.

— Я не хочу быть их другом, — раздражённо бросил кузнец.

— Наша ситуация с военной точки зрения безнадежна, — признал один из гончаров. — Мы должны доказать наше стремление к миру с косианцами.

— И как же мы сможем сделать это? — поинтересовались у него.

— А мне почём знать, — пожал он плечами.

— Они хотят иметь некий ясный, явный символ, — припомнил написанное в объявлении один из слушавших.

— Да, — согласился с ним второй.

— Но какой именно? — спросил третий.

— Понятия не имею, — ответил первый товарищ.

— Пошли отсюда, — сказал я Марку.

Несколькими енами позже мы уже были около рабского кольца, у которого на этот раз оставили Фебу. Кольцо, к которому она была прикована, было вмуровано в стену почти на уровне земли, то есть, предполагалось, что к нему рабыню будут закреплять за лодыжку. Однако мой друг, воспользовавшись рабскими наручниками, пристегнул свою красотку к кольцу за шею. Одни браслет он защёлкнул на кольце, другой на ошейнике девушки. В результате, Фебе пришлось лежать на животе на камнях мостовой, вплотную к стене. Глаза девушка держала закрытыми, видимо яркий солнечный свет слепил её. Марк довольно грубо пнул рабыню боковой поверхностью стопы.

— Господин, — обрадовалась девушка и вскарабкалась на колени, оставаясь согнутой в три погибели, поскольку её шея по-прежнему удерживалась у кольца.

— Она косианка, — сказал мне Марк.

— Нет, — ответил я. — Она всего лишь рабыня.

— Ты голодна? — спросил он, обращаясь к Фебе.

— Да, Господин, — отозвалась она.

— Возможно, — зло усмехнулся юноша, — сегодня я тебя кормить не буду.

— Мне не разрешено лгать моему владельцу, — сказала девушка.

— Рабыня, как любое другое животное, — заметил я, — может быть оставлена голодной.

— Верно, — согласился со мной Марк, и присев у стены отстегнул браслеты из кольца и ошейника.

— Я, кстати, тоже, голоден, — сообщил я.

— Ну и замечательно, — кивнул парень.

— На Изумрудной улице много продуктовых магазинов, — сказал я.

— Это далеко? — уточнил мой друг.

— В двух шагах, — заверил его я, и уже через мгновение мы шли по улице, возвращаясь по тому же маршруту, по которому пришли сюда, теперь двигаясь на север по проспекту Центральной Башни, мимо магазинов, фонтанов и колонн.

Немного позже мы свернули налево, по направлению к Изумрудной улице. Феба, руки которой снова были закованы в наручники за спиной, семенила следом на своим господином.

— Смотри-ка, — указал я вверх.

— Ещё один косианский тарнсмэн, — прокомментировал мой друг.

— Точно, — кивнул я.

— Медь, медь для храма, — выкрикивал Посвящённый, встряхивая поднос на котором позвякивали несколько бит-тарсков.

— Как Ты думаешь, чего хотят косианцы? — поинтересовался Марк.

— Думаю, разрушения ворот Ара, — предположил я.

— Но это же абсурдно, — заметил Марк.

— Верный, — признал я.

— Они никогда на это не пойдут, — сказал он.

— Нет, — согласился я, хотя в моём голосе уверенности не было.