Отто сидел в хижине в полном одиночестве. Снаружи доносился запах жарящегося на вертелах мяса. Пиво было налито в большие рога. Отто отчетливо слышал стук кузнечного молота.

У хижины вождя частоколом был обнесен обширный двор — больше, чем требовалось, ибо во дворе иногда собирались жители не только одной, но и нескольких окрестных деревень вольфангов. Именно здесь Отто, был поднят на щитах и провозглашен вождем. Этот частокол был самым крепким в деревне и мог служить убежищем для всех вольфангов. Возле хижины хранились запасы еды, способные насытить целый народ в случае неурожая или осады врагом, вооруженным подобно вольфангам. Конечно, одного выстрела телнарианской винтовки хватило бы, чтобы вышибить ворота. У частокола находился глубокий колодец, который никогда не пересыхал, даже в самые жаркие годы. Самая большая хижина в деревне — хижина вождя — только недавно была вновь заселена, а до сих пор пустовала. Ее пол устилал свежий тростник, но в углу лежали свернутые кожи и меха, которые можно было расстелить по полу. Крыша была прочной и надежной. Стены большинства хижин в деревне были глинобитными или сплетенными из прутьев, но хижина вождя была бревенчатой, тщательно проконопаченной. Изнутри крышу подпирали несколько столбов, оставляя в середине место диаметром около пятидесяти футов, где могли собраться на совет лучшие воины-вольфанги. Остальные ждали снаружи. Внутри частокола размещались хлева, конюшни и сараи для домашней живности, которую мы для удобства будем называть курами, коровами, овцами и свиньями. Живность загоняли во двор к ночи. Такие животные, как дойные коровы — будем называть их так — помещались в отдельных хлевах со своими телятами. Кое-где виднелись небольшие клетки из толстых железных прутьев. У вольфангов были свои кузнецы, которые мастерили оружие.

— Вождь! — позвал Астубакс, появляясь у входа в хижину.

Отто встал и вышел во двор. Он поднял руку в ответ на приветствия вольфангов, которые кричали и махали рогами для пива и копьями.

Янина, теперь одетая в длинную просторную одежду местных женщин, стояла на коленях позади вождя.

— Сюда. — Астубакс указал на огромный трон на деревянном помосте перед костром, куда должен был сесть вождь. Трон был устлан шкурой лесного льва, а помост — кожами.

Отто занял свое место и приказал рабыне Янине встать на колени слева от него. Она беспрекословно повиновалась.

Судебный исполнитель, продавщица и Оона, женщина в брючном костюме, стояли на коленях в маленькой хижине у частокола. Внутри было темно, но снаружи пробивался свет большого костра. Через переплетенные прутья хижины можно было разглядеть огненные искры, взлетающие над кострами, и горящие факелы. Пленницы видели мелькающие тени людей — мужчин в грубых туниках из шкур и женщин в длинных платьях из домотканого полотна. Разумеется, все три женщины не просто так оставались в хижине — они были привязаны к столбам за шеи, а их руки — связаны за спиной. Вместе с офицером женщин привели в деревню ближе к вечеру. Их немедленно разделили: женщин оставили в хижине, а офицера куда-то увели. Хотя судебный исполнитель едва могла понять причину этого, она, да и остальные, были встревожены таким выбором. То, что их содержали вместе, не произвело на них впечатления, ибо они были женщинами. Только теперь они стали чувствовать себя более беспомощными и уязвимыми, простыми женщинами.

Две рослые женщины из племени вольфангов вошли в хижину, держа факел. Одна из них сняла веревки с шей пленниц и развязала им руки. Она знаками объяснила, что пленницы должны следовать за ней. Через мгновение пленницы очутились среди множества деревенских жителей, окруживших костер. Пленниц поставили на колени перед помостом, на котором стоял трон.

Судебный исполнитель вздрогнула и опустила голову, ибо к своему изумлению и ужасу узнала сидящего на троне. Немного спустя она принялась исподлобья разглядывать его. Сама она и ее спутницы стали объектом внимания всех воль-фангов. Судебный исполнитель вздохнула.

Рядом с троном она заметила стоящую на коленях Янину. Подходящая поза для рабыни! Она надеялась, что Янина ее не узнает.

Но где же был молодой офицер флота? Судебный исполнитель пожелала, чтобы его не убили.

Она знала, что варвары не задумывались о смерти, хорошо зная о ней и видя ее постоянно. Она вспомнила, что ортунги на «Аларии» сделали с капитаном, его помощниками и многими другими.

Однако и ее, и эту дерзкую девчонку-продавщицу, и Оону пока не убили. Это могли бы сделать еще у капсулы — тогда все стало бы гораздо проще. Что же это значило? «Пощади меня! — думала она. — Я сделаю все, что ты пожелаешь!»

— Ты! — Варвар, сидящий на троне, протянул руку.

Судебный исполнитель подумала, что сейчас умрет на месте, но тут же поняла, что вождь указывает не на нее.

— Встань и подойди ближе, — приказал вождь.

Продавщица в своих узких брюках и жакете, перепачканных потом и грязью, поднялась и осторожно приблизилась к трону.

— Как тебя зовут?

— Эллин, господин, — пролепетала она.

— Свободные женщины будут убиты, — продолжал вождь, — а рабынь пощадят, по крайней мере, временно.

Он разглядывал ее.

— Ты понимаешь? — наконец спросил он.

— Да.

— Так кто же ты?

— Я рабыня, господин, — прошептала пленница.

— Разденься полностью, — приказал вождь.

Мужчины наблюдали за Эллин, и так же пристально следила за ней судебный исполнитель — сначала со страхом, потом с отвращением и наконец с ненавистью. Она затаила дыхание, увидев, что под одеждой продавщицы скрывалось почти такое же тонкое белье, как у нее самой. «Вот сука! — думала судебный исполнитель. — Но до чего она красива!»

— Так мы пощадим ее? — спросил вождь у собравшихся вольфангов.

— Да! Да! — с жаром закричали они, некоторые ударяли копьями о щиты.

Эллин опустилась на колени рядом с помостом.

— Теперь ты. — Вождь указал на судебного исполнителя.

Она вздрогнула, продолжая надеяться, что ее не узнают.

— Встань и подойди ближе.

Судебный исполнитель неловко поднялась на ноги. Она приблизилась к помосту и остановилась, стараясь не смотреть на вождя.

— Свободные женщины будут убиты, — равнодушно проговорил он, — а рабынь мы можем пощадить, хотя бы временно. Ты понимаешь?

— Да, — сказала она.

Ей так хотелось бросить ему вызов, выпалить, что она свободна! Разве на ней не было униформы, разве не была она судебным исполнителем? Ведь она из хонестори, родом с Тереннии, где женщины и мужчины абсолютно равны во всем. Разве она не патрицианка?

— Кто ты? — спросил вождь.

— Я — рабыня, господин.

— Это мне известно.

Она вздрогнула — он узнал ее, вспомнил! Она всегда знала, с первой их встречи, что, даже видя ее в темных, мешковатых одеждах, он каким-то образом проникает в самые потаенные уголки ее души, распознавая ее истинную сущность — ждущей, покорной рабыни.

— Разденься, — потребовал он, — полностью.

Чуть не теряя сознание, судебный исполнитель дрожащими пальцами кое-как справилась с застежками, распахнула грязную униформу и медленно стянула ее по бедрам. Мужчины закричали:

— Рабыня! Рабыня!

— Как вы красивы! — прошептала сзади Оона.

Судебный исполнитель спустила униформу к ногам и переступила через нее. Ее сердце забилось неровно, когда она вновь осмелилась взглянуть на вождя.

Затем она присела на землю и сняла сапожки с длинными темными чулками. Поверх этих чулок были пришиты пурпурные каемки как знак того, что она из рода патрициан. Она сбросила трусики и лифчик и застыла перед вождем.

— Как тебя звали? — спросил он.

— Вы же знаете — Трибоний Аврезий.

— Это мужское имя.

— Это имя было моим, — объяснила она.

— Почему?

— Так назвала меня мать.

— Зачем?

— Не знаю, — пожала она плечами. — Вероятно, чтобы я могла считать себя мужчиной.

— Ты мужчина?

— Нет.

— Ты пыталась считать себя мужчиной? — допытывался вождь.

— Да.

— Так кто же ты?

— Женщина.

— Больше не смей считать себя мужчиной, — заявил вождь. — Ты должна оставаться той, кто ты есть — женщиной.

— Да, — ответила она.

— Что «да»?

— Да, господин, — спохватилась она.

— С этой я решу сам, — обратился вождь к толпе, — стоит ли оставлять ее в живых хотя бы на время.

Судебный исполнитель встала рядом с Эллин у помоста, слева от вождя. Она даже не знала, пощадят ли ее.

Может, она сумеет угодить ему. Может быть, этого он и хочет. В самом деле — он ведь так часто смотрел на нее, давая понять, что не прочь увидеть ее у своих ног. Она вздрогнула, живо представив себя у ног этого мужчины.

Женщине в брючном костюме приказали встать и подойти к помосту. Она послушалась.

Обе рабыни у помоста очень тревожились за нее — женщина была уже немолода. Ооне задали те же вопросы, что и другим.

— Я никому не интересна, — вдруг расплакалась она.

— Встань прямо, расправь плечи, — приказал Отто.

По толпе пробежал восхищенный шепот.

— Я рабыня, господин, — сказала Оона.

— Разденься!

— Прошу вас, не надо, господин!

— Разденься полностью, — потребовал вождь.

Оона начала расстегивать одежду.

— Тебя накажут, если ты вздумаешь не выполнить приказ, — напомнил вождь.

— Меня все равно никто не захочет, — плакала она.

— Встань прямо.

Мужчины начали прищелкивать языками и хлопать в ладоши от удовольствия. Аксель одобрительно крякнул. У Ооны оказалась потрясающая фигура.

Она была искренне удивлена всеобщим одобрением — ее всегда считали неинтересной.

— Так мы оставим ее? — усмехнулся Отто.

— Да! Да! — возбужденно вопили мужчины.

Аксель выступил вперед, возвышаясь над Ооной.

— Ты хорошая рабыня?

— От нее не пахнет, как от остальных! — закричали в толпе.

— Я постараюсь делать все, чтобы быть для вас самой лучшей рабыней, господин, — испуганно прошептала Оона.

— Я хочу ее! — заявил Аксель.

— Никто не возражает? — спросил Отто.

Все вольфанги были согласны.

— Встань туда, рабыня, — приказал Аксель, указывая на место рядом с другими женщина ми.

— Да, господин, — ответила Оона, глядя на него с трепетом. Ее охватили чувства, каких она уже не надеялась никогда испытать, кроме как в мечтах или снах.

— Приведите мужчину! — приказал Отто.

К помосту подвели офицера. Его ноги были скованы цепью. Стук кузнечного молота, который слышал вождь прежде, доносился как раз из хижины, где заковывали офицера. Вокруг его бедер был обмотан кусок тряпки, слишком маленький, чтобы в нем можно было спрятать оружие. Офицер навытяжку застыл перед помостом.

— Это рабыни, — сказал Отто, указывая на коленопреклоненных женщин.

— По крайней мере, две из них, — возразил офицер.

— Нет, все, — сказал Аксель.

— Это правда? — спросил офицер у женщин.

— Да, господин, — ответила бывшая продавщица.

— Да, господин, — ответила бывшая судебный исполнитель.

— Да, господин, — сказала третья женщина, рабыня Акселя, советника вождя.

— А ты — раб? — спросил вождь у офицера.

— Нет.

— Я знаю.

— Чего ты хочешь от нас? — спросил офицер.

— Польза от женщин-рабынь очевидна, — усмехнулся Отто.

— А я? — спросил офицер.

— Ты будешь работать в поле, — сказал вождь, в упор глядя на офицера. — Со временем, думаю, ты будешь достоин корабля.

— Я достоин тысячи кораблей, — возразил офицер.

Мужчины изумленно присвистнули.

— Кто это? — спросил Астубакс.

— Твое имя, — обратился вождь к пленнику.

— Я — Юлиан из рода Аврелиев, — гордо ответил офицер. Варвары переглянулись — это имя ничего им не говорило, как и другие имена далекой, таинственной Империи.

— Знайте, рабы и пленники, — обратился Отто к стоящим на коленях женщинам и мужчине, — леса, окружающие нас, очень опасны. Они кишат зверями. Ваша безопасность, особенно по ночам, зависит от того, будете ли вы находиться внутри частокола. Вам некуда бежать. Здесь нет ни союзных войск, ни фортов Империи. Вы понимаете?

— Понимаю, — ответил Юлиан из рода Аврелиев.

— Понимаю, господин, — говорили по очереди рабыни, как только вождь переводил на них глаза.

— Мы поговорим позднее, — сказал Отто Юлиану. Тот кивнул.

— Этого пленника, — обратился Отто к одному из воинов, — по ночам следует держать в клетке. Днем пусть работает в поле — долго и тяжело.

— Мы присмотрим за ним, вождь, — пообещал воин.

— Уведите его, — приказал Отто.

Офицера увели.

— Вымойте этих грязных рабынь, — сказал Отто, указывая на бывшую продавщицу и бывшего судебного исполнителя. — И привяжите в хижине, пока не раскалится железо.

— Да, вождь, — кивнул воин.

— А теперь, — провозгласил Отто, поднимаясь с трона, — пусть начнется пиршество!

— Прошу вас, не надо! — кричала бывший судебный исполнитель, пока две рослые женщины-вольфанги силой усаживали ее в лохань с холодной водой.

Она вырывалась, но ее несколько раз с головой окунули в воду, чтобы отмыть грязь. Она вскочила, подняв брызги, но ее успокоили крепкой оплеухой, а потом обе женщины безжалостно заработали мочалками, ибо она была рабыней, а между свободными женщинами и рабынями отношения никогда не бывали дружескими. Рядом в лохани мыли бывшую продавщицу — дрожащую, визжащую и вырывающуюся прочь.

Вскоре обеих рабынь извлекли из воды и поставили на колени спиной к столбам. Их связали так, чтобы руки обхватывали столбы.

— Холодно! — крикнула бывший судебный исполнитель, но женщины уже ушли. Справа от нее стояла бывшая продавщица, а слева — Оона.

Она оказалась у столба раньше, чем другие, так как ее не понадобилось мыть.

Судебный исполнитель повернула голову.

— Господин! — вскрикнула она.

Перед ней с рогом в руках стоял Отто, вождь вольфангов.

— Они искупали меня! — пожаловалась женщина.

— Не хочешь ли ты, чтобы мы ставили клеймо на грязное тело? — возразил вождь.

— Меня нельзя клеймить! — воскликнула она.

— Смотри, — сказал он, указывая на жаровню, из которой торчали три рукоятки. Двое воинов суетились возле жаровни, разогревая ее.

— Прошу вас, не надо, господин! — взмолилась она.

— Слово «господин» очень естественно звучит из твоих уст, — заметил он.

— Вы ведь знали об этом?

— Да.

— И давно вы узнали, что я рабыня? — осторожно спросила она.

— С первой секунды, когда тебя увидел.

— Откуда?

— По твоему телу, походке, выражению лица.

— Что это за клеймо? — в страхе спросила женщина.

— Одно из обычных — цветок рабства.

— Не надо меня клеймить, — заплакала женщина, — так я навсегда останусь рабыней. Об этом узнают все!

— Но ведь ты рабыня, — возразил он. — Тебе пойдет цветок рабства. Больше ты не сможешь прятать от людей свою истинную сущность — за тебя об этом скажет клеймо.

— Вы пощадите меня? — спросила она.

— Аксель повесит свой диск на ее шею, — вождь указал на Оону.

— А я?

— Ее, — вождь указал на бывшую продавщицу, — возьму я.

Продавщица безумными глазами взглянула на него.

— А как же я, господин? — спросила бывший судебный исполнитель.

— А что ты? — удивился вождь.

— Пощади меня! — умоляла она.

— Почему?

— Я буду твоей рабыней! — она почти рыдала.

— Ладно, пока я повешу тебе на шею свой диск, — неохотно сказал вождь.

Она попыталась придвинуться к нему, но ее не пустили веревки.

— У меня будет имя? — спросила она.

— Нет, — отрезал вождь.

— Господин! — в отчаянии вскрикнула она, но вождь уже ушел.

Снаружи доносился шум пиршества. Женщина сквозь слезы смотрела на жаровню, полыхающую в полумраке.

Астубакс присел на помост с рогом в руке, и вождь повернулся к нему.

— Вождь, тебе понравился пленник? — осторожно начал хитрый Астубакс.

— Да, нам очень повезло, что мы схватили его, — довольно откликнулся Отто.

— Он будет в твоем плане?

— Да, его присутствие может оказаться удачей для всех нас.

— Этого я и жду, — нахмурился Астубакс.

— Пей, веселись, — посоветовал ему Отто.

— А что с рабынями?

— Думаю, по крайней мере две из них будут участвовать в моем плане, но только между прочим, ведь они рабыни.

— Аксель взял женщину по имени Оона, — будто невзначай заметил Астубакс.

— А ты против, чтобы отдать ее Акселю, моему советнику?

— Но разве я не советник моего вождя? — возразил Астубакс.

— Ты внимательно смотрел на блондинку, которую зовут Эллин, — вспомнил Отто.

— Какой мужчина не стал бы смотреть на нее?

— Ты хочешь взять ее к себе в хижину? — спросил Отто.

— Да! — живо обернулся к нему Астубакс.

— Только, наверное, она незнакома с домашней работой, — напомнил ему Отто.

— Я быстро научу ее плетью, — усмехнулся Астубакс.

— Я отдам ее тебе через несколько дней, — пообещал Отто. — Она нравится тебе? — улыбнулся он, заметив ликование воина.

— Да! — воскликнул Астубакс.

— Она всего лишь рабыня.

— Неважно, — ответил Астубакс.

— Твой диск будет висеть на ее шее, но подожди несколько дней, — попросил Отто.

— Да, вождь.

— Выпей еще.

— А что будет с той, черноволосой? — спросил Астубакс.

— Пока я повешу ей на шею свой диск.

— А потом?

— Я не знаю, что с ней делать, — проговорил Отто.

— Кажется, ты раздражен, вождь? — поинтересовался Астубакс.

— Она недостойна быть рабыней.

— Но она красива.

— Да, — сердито подтвердил Отто.

— За нее могут дорого заплатить, — заметил Астубакс.

— Наверное, я продам ее, — решил вождь.

Отто, вождь вольфангов, запрокинул голову и одним глотком осушил рог.

Вскоре после этого послышался пронзительный крик боли, а через несколько минут — второй, похожий на первый. Третий крик раздался чуть позже.

— Рабыням поставили клеймо, — заметил Астубакс.

— Да, — кивнул Отто, вождь вольфангов.

Безымянная черноволосая рабыня из глухой деревушки далекой планеты была загнана в хижину хозяина. Она упала на устланный тростником пол перед креслом. Хижина была просторной, ее крышу подпирало несколько столбов. В очаге горел огонь.

Вождь сел в кресло, а она смотрела на него снизу вверх.

— Подложи дров в огонь, — приказал он. Она разыскала дрова у стены хижины.

— Довольно, — сказал он. — Встань на колени, — и он указал на место перед собой.

Она повиновалась, положив руки на бедра, но тесно сжав колени.

Он зло и раздраженно разглядывал рабыню. Женщина еще плотнее сдвинула колени. Он молчал.

— Меня заклеймили, — вдруг сказала она.

— Раздвинь колени! — рявкнул он.

Она повиновалась, испытывая странное ощущение. На ее шее болтался на шнурке круглый кусочек кожи. Такой же диск висел на шее блондинки, посаженной в клетку.

Рабыне Акселя тоже надели на шею диск хозяина. Аксель сам связал ей руки за спиной и повел на веревке к себе в хижину. Оона боязливо шла за ним, но не упиралась.

— Ты не боишься принадлежать такому человеку? — спросила ее черноволосая рабыня, когда их согнали вместе после клеймения.

— Лучше один час принадлежать такому человеку, чем всю жизнь провести со слабаком, — возразила Оона.

Затем ее поставили на ноги, и Аксель надел ей на шею диск и связал руки за спиной.

— Не забудь, — напомнил вождь, — что сначала она не подчинилась приказу.

— Я помню, вождь, — отозвался Аксель.

Черноволосая женщина похолодела, поняв, что Оону накажут за ее проступок. Она не сомневалась, что урок окажется полезным. При одной мысли об этом уроке она сама и блондинка пришли в ужас, поняв, что эти мужчины не похожи на их бывших знакомых, которыми можно было с легкостью играть. Аксель увел женщину к себе. Вскоре издалека раздался свист плети — он звучал резко, но недолго. Женщины поняли, что Аксель без ума от своей рабыни. Он хотел только дать ей понять, каким будет наказание, если она не угодит ему. Аксель хотел быть добрым к своей рабыне, но не слишком — ей не следовало забывать, что она рабыня. Ее надо было держать в строгости.

Затем вождь приказал обеим женщинам встать и надел каждой на шею свой диск. Этот диск и теперь висел на груди черноволосой рабыни, и она не осмеливалась дотронуться до него.

Она удивилась, когда вождь приказал Янине отвести блондинку в клетку и запереть ее там. Но еще сильнее она удивилась, когда вождь схватил ее за плечо и втолкнул в свою хижину. Теперь они сидели вдвоем — Янине вождь запретил входить, приказав уйти в маленькую хижину, где трех рабынь держали во время пиршества. Янине явно не хотелось уходить, и черноволосая женщина насмешливо улыбнулась, о чем впоследствии пожалела. Она все же чувствовала испуг: еще никогда ей не приходилось оставаться наедине с мужчиной, особенно как рабыне с господином.

— Прошло уже много времени с тех пор, как состоялся суд, — задумчиво проговорил Отто, — и с тех пор, как я был в цирке.

— Да, господин, — согласилась она.

Где-то снаружи, за частоколом раздался угрожающий рык — вероятно, в деревню забрел какой-то хищный зверь. Рабыня съежилась.

— Это лесной лев, — сказал вождь. — Ты относилась ко мне пренебрежительно и жестоко, — продолжал он. — На арене ты приказала связать меня, на корабле пыталась пожаловаться на меня Палендию.

Снаружи снова раздался рык.

— Ты хочешь, чтобы тебя вышвырнули за ограду? — спросил вождь.

— Нет, господин! — вскрикнула она.

— Таких, как ты, надо не скармливать львам, а оставлять на пищу фильхенам. («Фильхенами» называли мелких всеядных прожорливых грызунов. Они жили в норах.)

— Прошу вас, не надо, господин, — едва слышным голосом попросила она.

— Ты ничтожество, — сказал вождь.

— Да, господин.

— Ты хорошо выглядишь сейчас, стоя голой на коленях перед мужчиной. Тут твое место, — грубо сказал он. — Я презираю тебя:

— Господин? — недоуменно спросила она.

— Когда-то я считал, что ты сможешь стать достойной рабыней, — продолжал он.

— Не понимаю… — она увидела, что вождь разматывает длинный сыромятный ремень.

— Подними руки и сдвинь запястья, — потребовал он.

Она смотрела, как он связывает ее запястья, оставляя длинный свободный конец ремня — как на руках рабыни Акселя. Ее поставили на колени лицом к столбу и привязали к нему.

— Ты ведь фригидна, да? — презрительно спросил он.

— Не знаю, господин.

— Плеть хорошо объясняет женщинам, что быть холодными нельзя.

— Я не считаю себя холодной, господин!

— Неужели? — деланно удивился вождь.

— Попробуй меня, — сдавленно попросила она.

— Попробовать тебя? — изумился он.

— Да! У меня какое-то странное чувство — такого я никогда не испытывала или, по крайней мере, не с такой силой. Я не считаю себя фригидной, я хочу быть в руках своего господина!

— Ты, судебный исполнитель, женщина с Тереннии, хочешь оказаться в руках господина? — недоверчиво переспросил он.

Неожиданно беспомощно и жалко она прильнула к столбу.

— Да, — хрипло умоляла она, — да!

— А ты не думаешь, что я поставил тебя к столбу только для того, чтобы выбить из тебя всю дурь? — с затаенной угрозой спросил он.

— Вы будете бить меня? За что?

— Ты была рабыней по закону, когда подчинилась мне в темноте, на «Аларии», — объяснил он. — Но я не стал напоминать о твоем рабстве. Я продолжал уважать тебя, относиться к тебе так, как к свободной женщине из сословия хонестори, даже патрицианке, и только поэтому не стал завязывать тебе рот — я взял с тебя обещание молчать. Но ты солгала мне. Я поплатился, поверив твоему слову. Ты закричала, и нас обнаружили варвары. Нас всех могли перебить. Ты вела себя как предательница и лгунья!

— Господин… — попыталась оправдаться она.

— Тебя надо убить как солгавшую рабыню! — бешено крикнул он.

Она забилась в ужасе.

— Тогда я понял, что ты недостойна, что ты более ничтожна, чем самая презренная из рабынь.

— Не бей меня! — зарыдала она.

— Ты будешь наказана, ничтожная тварь! — рявкнул он.

Но он ударил рабыню всего несколько раз и в ярости отшвырнул плеть. Одним взмахом ножа он перерезал ремень, и рабыня соскользнула по столбу на пол.

Вождь вернулся к креслу и устало упал в него.

Рабыня распростерлась у столба. Она не могла поверить тому, что с ней произошло.

До сих пор ее никто не бил, кроме женщин, которые вымыли ее в деревянной лохани. А теперь она, избитая рабыня, лежала на жестком тростнике.

— Я уже наказана, не правда ли, господин? — наконец осмелилась спросить она.

— Твое наказание еще даже не началось, — отрезал вождь.

Она встала на четвереньки, подползла поближе и попыталась поставить ногу вождя к себе на голову.

— Рабыня умоляет своего господина простить ее, — пролепетала она.

Вождь досадливо отдернул ногу.

— Прошу вас, дайте мне возможность угодить вам…

Он не ответил.

— Разве мое тело вам безразлично?

Она сказала так, ибо в своей наивности считала, что для вождя важнее всего ее красивое тело, а не нежная чувственная женственность и безграничная покорность рабыни. Она не знала, что истинная глубина ее рабства заключена в ее сердце и чреве, в ее мыслях, преданности, тепле, любви, желании самоотверженно служить господину, полностью отдаться ему, делать все, что ему угодно. То, что ее тело было красивым, возбуждающим и притягательным, радовало ее, казалось, помогало выразить внутреннее рабство и любовь, ибо с первого момента, как она увидела на Тереннии этого громадного, свирепого мужчину, она страстно пожелала, чтобы он хотел ее, заботился о ней, был внимателен и в то же время безжалостно надел бы на нее цепи, чтобы завладеть ею.

— Позвольте услужить зам, — попросила она еще раз, уже ни на что не надеясь.

— Разве женщина с Тереннии может знать, как надо служить мужчинам?

— Научите меня, — умоляла она.

— Отведай плети и научишься, — сердито оборвал ее вождь.

Она понурилась.

— Неужели ты считаешь, что я привел тебя сюда, чтобы ты услужила мне?

Она удивленно подняла голову.

— Я привел тебя, только чтобы наказать и унизить.

— Позвольте доказать, что я такая, какой вы бы хотели видеть меня… — робко начала она.

— Какая же ты? — насмешливо спросил вождь.

— Я рабыня, господин.

— Да, но какая рабыня?

— Любящая рабыня, которая станет служить вам каждой частицей своего тела, всей собой без остатка!

— Умная рабыня, — иронически протянул вождь и вдруг крикнул: — Рабыня-лгунья!

Удар обрушился на ее лицо. Женщина упала на колени, вытирая губы руками. Глядя на вождя, она неожиданно испытала еще более странное чувство — смесь страха и ненависти, отчаяния, желания и беспомощности.

— Я… не понимаю, что со мной, — зарыдала она, — я ничего не могу с собой поделать… Ну накажите меня как ненавистную, презренную женщину! Избейте меня! Ведь вы недовольны мной? Я не угодила вам? Так накажите меня, как следует накажите! Изнасилуйте, сломайте меня! Покажите, что я женщина — так, чтобы я в этом больше не сомневалась. Заставьте меня просить о милости! Но только не пренебрегайте мной!

— И что же это за чувство? — невозмутимо спросил вождь.

— Я думаю… что я… возбуждена, господин.

— Да, — усмехнулся вождь, — даже такая женщина, как ты — тщеславная, низкая, ничтожная, презренная, с диском рабыни на шее — может почувствовать себя возбужденной!

На нее опять нахлынули потоки любви, беспомощности и уязвимости.

— Я вся ваша, господин. Прошу вас, сжальтесь! — простонала она.

Она поднялся с кресла и стремительно прошел к двери.

— Янина! — позвал он. — Янина!

Янина мгновенно появилась у двери. Вождь указал на черноволосую рабыню, на четвереньках стоящую перед его креслом.

— Убери эту суку с глаз моих долой, — приказал он, — посади ее в клетку.

Янина сняла со стены плеть и подошла к рабыне. Взмах — и рабыня завизжала от боли.

— Уходи! — прикрикнула Янина, подгоняя поспешно выползающую рабыню. — Нет, не вставай! Убирайся отсюда на четвереньках!

— Да, госпожа! — рыдала рабыня.

Подгоняемая ударами, она быстро очутилась перед дверцей тесной, но крепкой клетки. Она вползла в нее, и дверца тут же захлопнулась, а в петли легли два тяжелых засова.

Стоя на коленях, вцепившись в прутья клетки, рабыня умоляюще взглянула на Янину.

— Прежде ты смеялась надо мной, когда думала, что останешься с господином, — издевательски произнесла Янина. — А теперь над тобой посмеюсь я!

— Простите, госпожа! — взмолилась рабыня.

— Янина! — позвал вождь, и она опрометью бросилась к нему.

Рабыня в клетке упала на пол. Ей было холодно. Она заплакала.