Широкая, гладкая лесная тропа была вся устлана сосновой хвоей. Приятно было ступать по этому рыжевато-колючему ковру.

Они шли рядом, каждый с грибной корзиной — папа и мама Мати, сам Мати и Майли. Тупс жаждал деятельности, поэтому прыгал, забегая вперед, время от времени останавливался и оглядывался — туда ли он бежит. И где-то тут же, впереди или позади, шагал невидимый Засыпайка.

Солнце освещало стволы сосен. Легко дышалось смолистым воздухом.

— Как вы думаете, столько лет этим деревьям? — спросил папа.

Компания остановилась, задрала головы и оценивающе посмотрела на горделивые сосны, верхушки которых возносились прямо к небу. Кто их знает, сколько им может быть лет?

— Лет двести, — решил папа.

— Разве деревья живут так долго? — удивился Мати.

— Живут и дольше, — уверенно ответил папа. — Американские секвойи живут больше тысячи лет. А в Эстонии самые почтенные деревья — дубы, они у нас доживают до трехсот пятидесяти лет.

— А как можно узнать, сколько лет дереву? — спросил Мати.

— По веткам, — заявила Майли. — А если дерево спилено, то по годовым кольцам. Сколько колец, столько и лет. Так сказал дядя Яак. А дядя Яак лесник, он знает.

Майли не раз ходила с дядей в лес, так что чувствовала себя здесь как дома. С хитрой улыбкой она добавила:

— У меня тоже есть загадка: кто больше путешествовал по свету — вы или сосны из этого леса?

Это, понятное дело, был вопрос с подковыркой. Деревья вросли корнями в землю, как же им путешествовать?

— Не знаю! — созналась мама Мати.

— Чтоб вы знали, — поучительно сказала Майли, — братья и сестры этих деревьев плавали под парусами по всем морям, потому что здесь знаменитые кясмуские мастера брали самые стройные деревья для своих кораблей. Эти сосны потому и называют корабельными. Так сказал дядя Яак, а он знает.

Тут они свернули с дорожки и вышли в сумрачный и прохладный ельник. Вокруг стояли мощные столетние гиганты-ели. Редкие березы тянулись что было сил к свету, чтобы увидеть кусочек неба.

— А вот еще одна загадка, — сказала мама. — Что одинаково любят дети и зайцы?

— Заячью капусту! — в один голос воскликнули Мати и Майли.

Светло-зеленые трилистники с нежными белыми цветами образовали веселый узор на мягкой подстилке из мха. Дети бросились их срывать.

— Листья лучше, — решил Мати. — Кислее.

— А мне больше нравятся цветочки, — сказала Майли. — Они сладковатые, прямо как леденцы.

А рядом с ними взлетали и улетучивались по одному то листья, то цветки. Значит, Засыпайке тоже пришлись по вкусу лесные лакомства.

Дальше двинулись гуськом, внимательно глядя под ноги, потому что тропа сузилась и петляла, мак ручеек между большими замшелыми камнями.

— Тихо! — вдруг прошептала мама и предупреждающе подняла руку.

Их тропинка пересеклась с прямом, переливающейся на солнце лесной просекой. И там, из-за невысокой елки показалась косуля! Козочка остановилась, повела ушами и медленно перешла просеку.

Тупс пронзительно заскулил, и Мати в последний момент удержал щенка за шиворот, не то бы он бросился ей вслед.

Косуля вздрогнула и словно взлетела — в длинном прыжке она скрылась за деревьями.

Теперь из-за елки появилась вторая косуля. Двумя прыжками она пересекла просеку и исчезла. А за ней и третья! Косули прыгали так красиво и легко, что дети от восхищения лишились дара речи. Им казалось, что это не животные, это одни прыжки, только промельк в воздухе.

Молча двинулись дальше.

— До чего люди глупые! — вдруг возмутился Мати. — Чертят что-то на деревьях!

Он остановился возле елки, на стволе котором были проведены две широкие полосы — желтая и белая.

— На стенах, на скамейках и на деревьях рисовать нельзя, это некрасиво! — продолжал Мати.

— Это специальные знаки, чтобы люди знали, какой дорогой идти, чтобы увидеть самые интересные места. Так сказал дядя Яак, — объяснила Майли.

— Что ж тут интересного? — недоверчиво сказал Мати. — Вокруг одни сосны да камни.

— Будто шел по лесу великан и камни разбрасывал, — добавила мама.

— Так это и было, — сказал папа. — А знаете, кто был этот великан?

— Великанов не бывает, — уверенно заявил Мати.

— Это как сказать, — возразил папа. — Великаном, который в древности принес сюда камни с севера, был ледник. Потом климат потеплел, лед растаял, а камни остались. И так как они с самого севера привалились в этот лес, их называют валунами. Это вот место и есть знаменитый Кясмуский валунный заповедник.

— Слон! — вдруг сказал Мати. — Посмотрите! Это слон!

Лес поредел. Во мху, как неизвестные животные, разлеглись большие серые камни. И среди них — громадина, похожая на слона.

— Это валун Матса, — объявила Майли.

— Почему Матса? — спросил Мати.

— Так сказал дядя Яак. Он лесник, он знает.

— Но ведь это слон! — возразил Мати и радостно обежал валун кругом. — Смотрите, вот голова, вот хобот. И перед хоботом растет черника. Это слон — любитель черники.

И в самом деле, если посмотреть со стороны, то отчетливо виделся слон: он опустился на колени и свесил до земли длинные уши. Слон будто задремал, вспоминая что-то, известное только ему. Наверное, слон был очень старый, потому что его серая, с розовыми прожилками спина поросла мхом. Темными пятнами падали на камень тени сосновых верхушек. И когда ветер раскачивал кроны деревьев, тени перебегали туда и обратно, как будто слон встряхивал свою толстую кожу, чтобы отогнать надоедливых комаров и оводов.

— Ну и пусть, камень Матса, решил Мати, а для нас он будет слоновый камень, верно?

— Ладно, — согласилась Майли.

— Смотрите, здесь тоже обозначена дорожка, — мама показывала на толстый ствол. — Но уже другого цвета.

— Это знаки большого круга, — объяснила Майли. — Этот маршрут длиннее и проходит через торфяное болото.

— Болота нужно осушать, тогда полей станет больше, и наша страна станет богаче! — это в разговор вступил Мати. Он как раз недавно посмотрел по телевизору передачу про осушение болот. Но на этот раз он промахнулся.

— Если осушить все болота и торфяники, наша страна станет не богаче, а намного беднее, — очень серьезно сказала мама. — На болотах живет много редких растений, растут морошка, клюква. Там останавливаются лебеди и гнездятся другие водоплавающие птицы. Если осушить болота, эти растения и птицы останутся бездомными. Растения погибнут, а птицы никогда больше к нам не прилетят.

— А вдруг их все-таки будут осушать? — заволновался Мати.

— Тут точно не будут, — успокоил его папа, — потому что здесь Национальный парк Лахемаа.

— Что такое Лахемаа? — спросил Мати.

— Лахемаа — это огромная территория с морскими берегами и полуостровами, деревнями, лесами и торфяными болотами, — объяснил папа. — Здесь разнообразная и интересная природа. И для того, чтобы ее защищать и сохранять в неприкосновенности, создали Национальный парк.

— Понимаете, — добавила мама, — Лахемаа — это мой парк, и твой, Мати, и твой, Майли, и папин тоже. Лахемаа — наш общий парк, наше общее богатство.

Это уже было сложновато, и Мати решил основательно обсудить все потом вместе с Засыпайкой.

— А теперь пора расходиться в разные стороны, — решила мама, — здесь уже могут быть грибы.

Так они и сделали. Некоторое время шли порознь, уставившись в мох. Не было слышно ни звука. Только шумели сосны, напоминая морской прибой.

— Белый! Еще белый! — воскликнул Мати. — Смотрите, я опять нашел белый!

Гриб рос у песчаной тропинки и походил на картофелину.

Мати очистил его толстую ножку от песка и осторожно, как бы священнодействуя, срезал гриб.

Подоспели папа с мамой.

— У меня уже три боровика! — гордо возвестил Мати и выложил свои грибы рядком на серый мох: три упитанных боровика, два розовых подосиновика и несколько желтых лисичек.

— Тебе сегодня везет на грибы! — сказал папа.

— Майли, иди посмотри на мои боровики, — позвал Мати.

Майли, глядя вниз, брела чуть поодаль, под молодыми березками.

— Не пойду, — тихо сказала она. — Я пойду домой. — Майли сделала шаг, второй и разрыдалась.

— Майли, детка, что с тобой? — испугалась мама Мати и подбежала к девочке.

— Я не вижу ни одного белого, а у Мати уже три! — хныкала Майли.

— Ты просто не умеешь искать! — выпалил Мати. — Проходишь мимо грибов — и не видишь!

— Но ведь другие грибы тоже хороши, — мама Мати попыталась утешить девочку. — Смотри, Майли, целая семейка лисичек!

— Я хочу найти боровики! — хныкала Майли. — Мати находит, а я нет!

— Иди сюда, Майли, — позвал ее папа. — Посмотрим, как следует. Где один боровик рос, там обычно и другой найдется.

Но Майли продолжала плакать и не двигалась с места.

Мати подошел и заглянул в ее корзину. Там было пусто.

— Что ты ноешь! — Мати захотелось еще больше подчеркнуть свое превосходство. — Если тебе другие грибы не годятся, то останешься и без боровиков! Они в пустую корзину не полезут!

Он бы продолжил хвастать, но его прервало рычание: перед мальчиком стоял ощетинившийся Тупс и с упреком смотрел на хозяина. Потом песик подбежал к Майли, прыгнул на девочку, облизал ее мокрое от слез лицо: всеми лапами, носом и хвостом он усердно показывал, как сильно любит Майли.

Мати покраснел — с чего это он так похваляется своими боровиками? Ведь он знал, что Майли не возьмет ни одного гриба, прежде чем не найдет свой первый боровик. Делай что хочешь, но такая уж она.

Мати поковырял тенниской в песке и — вот это да! — во мху показалась грибная шляпка каштанового цвета:

— Боровик! — закричал Мати. — Майли, иди, срежь его! Возьми этот гриб себе!

Теперь все в порядке, — подумал Мати. — Теперь у нее будет первый боровик, и настроение исправится. Мальчик считал себя великодушным, раз уж отдал Майли такой красивый гриб.

— Нет, — сказала Майли, — я не хочу. Это твой гриб. Я должна сама найти свой боровик.

Но боровик был явно иного мнения. Он забеспокоился, завертелся, выскочил из земли и — прыг! — влетел к Майли в корзину.

— Мати, что ты делаешь! — крикнула Майли. — Нельзя вытаскивать грибы с корнем! А то на этом месте они больше не будут расти.

— Я и не вытаскивал, — сказал Мати.

В подтверждение его слов из песка вылез другой боровик, величиной с редиску, на круглой белой ножке и с шоколадного цвета шляпкой, оторвался — и прыг к Майли в корзину!

А за ними следом пошли мухоморы — большие красавцы огненно-красного цвета в белую крапинку! Они летели по воздуху и приземлялись в корзинку Майли.

— Майли, да ведь это мухоморы! — испугалась мама Мати.

— Я знаю, — отвечала Майли.

— Они же ядовитые! — жалобно смазала мама.

— Я знаю, — отвечала Майли.

— Их нельзя собирать! — продолжала мама.

— Я знаю, — повторила Майли. — Я и не собирала.

— Как это? — не поняла мама.

Но Майли не сказала больше ни слова, потому что теперь мухоморы, один за другим, выпрыгнули из корзины и побежали в лес. У мамы Мати, которая видела все это сбоку, создалось впечатление, что Майли сама выбрасывает мухоморы.

— Похоже, девочка перестала капризничать, — подумала мама и снова принялась собирать грибы.

Лисички росли группками, их волнистые, яично-желтые головки блестели на фоне зеленого мха и уводили маму все дальше. Поэтому она и не заметила, как воздух между молодыми березками зарябил, и из разноцветного столба появилось существо, похожее на синюю подушечку.

— Они были такие красивые! — с горьким сожалением вздохнул Засыпайка и грустно посмотрел вслед убегающим мухоморам.

— Красивые-то красивые, да уж больно ядовитые, — сказал Мати.

— Это несправедливо! — пожаловался Засыпайка. — Почему именно самые красивые грибы должны быть самыми ядовитыми?

Он понуро топал по лесу, пока не заметил в сером оленьем мху темно-коричневые грибные шляпки.

— А эти пуговицы, или овечьи орешки, или что, они, по-твоему, съедобные? — обиженно пробормотал Засыпайка.

— Это горькушки, — поучительно сказал Мати. — Бабушка любит только эти грибы. Их солят или маринуют и зимой с удовольствием едят.

— Из них делают вкуснейший грибной салат, — добавила Майли и принялась собирать горькушки. — Ну и что, — подумала она, смирившись, гриб есть гриб. И, если у меня в корзине что-то будет, то, может, покажется и мой первый боровик. Может быть, он и правда боится пустой корзинки.

— И не подумаю собирать такие скучные грибы, — ворчал Засыпайка.

Он ходил следом за детьми. Его атаковали комары, коротенькие ножки путались в вереске, стеблях черники и мшистых кочках. Ему было жарко и скучно. С тоской думал Засыпайка о таллиннских улицах. И в то же время он стыдился своей неумелости. Ну что же, во имя дружбы придется освоиться и в лесу. И вдруг к нему опять вернулось хорошее настроение.

— Вы собираете грибы, а я тем временем собрал слова! — радостно возвестил он.

— Какие слова? — не понял Мати.

Лесные слова, которые сбежались друг к другу в строчку, — скрытничал Засыпайка. И мотив тоже! Лесной мотив. Он влез на замшелый камень и запел:

Дети захлопали в ладоши, а Засыпайка раскланялся, как певец на сцене. Когда корзины отяжелели от грибного урожая, детей одолела усталость.

— Мама, я не хочу больше собирать, — заныл Мати. Корзинка полная, а живот пустой.

— Пора бы и перекусить, — решил папа.

— Сейчас, сейчас, — пообещала мама. — Пошли на Сосновый берег, там приятно отдыхать.

— Ничего не понимаю, — бурчал Засыпайка. — Вокруг темный лес, откуда тут взяться берегу?

Но глядь! — вон и берег! Тропинка вела под уклон, лес поредел, и вдруг между соснами засверкало голубое море. Это был небольшой красивый изгиб бухты, с белым песком и большими валунами. Прямо на песке цвел лиловый, сладко пахнущий мышиный горошек.

Они поставили корзинки в тень у большого камня, чтобы яркие солнечные луча не падали на грибы, и мама расстелила на прибрежном песке пластикатовую скатерть. Затем она выложила бутерброды и бутылки с лимонадом. Можно было начинать есть.

— Я сначала схожу окунусь, — мама начала раздеваться.

— Ты прямо прочла мои мысли, — сказал папа.

А дети с аппетитом приступили к бутербродам. Засыпайка тоже подсел к ним. Теперь, когда взрослые ушли купаться, он мог повернуть свою шапку задом наперед и отдохнуть в компании с друзьями. Он ел бутерброд с сыром и попивал лимонад. Но вскоре заерзал, завздыхал и запыхтел.

— Засыпайка, что с тобой? — озабоченно спросил Мати.

— Солнце припекает, — пожаловался человечек.

— Пошли в воду! — сказала Майли и сняла обувь.

— Нет, мне в воду нельзя, — признался Засыпайка. — Ты когда-нибудь видела плавающие подушки?

— Видела — надувные резиновые подушечки! — засмеялась Майли.

— Но я же не надувной и не резиновый! — обиделся Засыпайка.

— Иди, посиди вон под той большой березой — предложил Мати.

— И пойду!

Дети заигрались в воде. Мати поставил на камень бутылку из-под лимонада, как маяк, а вокруг построил вал из песка и ракушек. А Майли пускала кораблики из сосновой коры.

— Это что такое! — рассердилась мама, вернувшись на берег. — Бутерброды съели, а бумажки разбросали!

— Надо все за собой убрать, — согласился с ней папа, — тогда берег и лес после нас будут такими же чистыми, как и раньше. Кладите бумажки в эту сумку. Отнесем их домой, к плите.

— И бутылку, — добавила мама.

— Это наш маяк, — объяснил Мати.

— Ой! — вскрикнула Майли. — Ногу порезала!

Девочка подняла левую ногу и осмотрела пораненную пятку. По ступне бежала темно-красная струйка крови и стекала в море.

— Стой на месте! Не двигайся! — скомандовал папа и осторожно пошел по воде к Майли.

— Смотрите, что делают! — сердито сказал он, вытаскивая со дна донышко бутылки с неровными краями.

— Может, это бутылочная почта? — предположил Мати.

— Самая обыкновенная бутылка, — установил папа. — Похоже, здесь пили лимонад и оставили пустую бутылку. А ветер и волны разбили ее о камень.

Тем временем мама подхватила Майли на руки и отнесла на берег Она посадила девочку на камень и принялась чистить и бинтовать ее рану. У мамы всегда было с собой все необходимое для первой помощи. Тупс стоял рядом, смотрел Майли в глаза и в утешение вилял хвостом.

Когда папа завернул разбитую бутылку в бумагу и положил в корзину с грибами, Мати снял свой маяк с камня и молча положил в ту же корзину. Несчастье с Майли показало, как опасны и а берегу осколки стекла.

Отправились домой. Майли сидела на закорках у папы Мати. Когда прошли уже часть пути, Мати вспомнил о Засыпайке. Он чуть отстал от остальных и стал звать друга.

Никакого ответа.

Что же будет? Ведь невозможно объяснить родителям, что нужно подождать кого-то, кого вообще не видно.

— Тупс! Тупс, поди сода! — позвал Мати.

Песик подбежал и уселся на мягкую подушку из мха. Мати опустился перед ним на корточки и сказал:

— Послушай, Тупс, Засыпайка исчез.

Песик внимательно посмотрел в глаза хозяину и приподнял левое ухо.

— Кто-то должен его отыскать, — продолжил мальчик.

— И, разумеется, этот кто-то — я, — сказал Тупс. Он, как известно, говорил на человеческом языке, только когда это было совершенно необходимо.

— Ты не боишься остаться в лесу один? — озабоченно спросил Мати.

Тупс сморщил нос:

— Здесь даже не о чем говорить!

— Ты знаешь дорогу домой? — все еще колебался Мати.

— Ты полагаешь, что нос мне дан только как украшение?

— Договорились! — примиряюще сказал Мати. — Ты отыщешь Засыпайку и приведешь его домой.