Я познакомился с Брюсом Ли в 1968 году в Мэдисон-сквер Гарден, где участвовал в мировом первенстве по каратэ в средневесовой категории. Я победил, хотя не могу назвать эту победу легкой. Когда я уходил со стадиона, ко мне подошел Брюс, представился и поздравил меня. Я слышал о нем, был свидетелем его превосходной демонстрации на международных соревнованиях в Лонг-Бич несколькими годами ранее, а также смотрел его телевизионный сериал «Зеленый шершень».

Мы разговорились, выяснили, что остановились в одном отеле, и отправились туда вместе. Когда мы добрались до гостиницы, была почти полночь, но ни одному из нас той ночью не пришло в голову ложиться спать. Вместо этого мы до семи утра упражнялись в холле отеля, обмениваясь техниками и приемами. Наконец мы расстались, но договорились вновь встретиться в Лос-Анджелесе, потому что были в одинаковой степени преданы боевым искусствам. Он стремился учиться и оттачивать свое мастерство; мои цели были такими же, но, кроме того, мне хотелось стать чемпионом, чтобы привлечь в свою школу больше учеников.

Мы часто встречались в течение следующих трех лет, обычно — на заднем дворе его дома в Калвер-сити или в моем додзё, где регулярно обменивались своими идеями и техниками. Мы по очереди становились учителем и учеником и благодаря такой смене ролей стали друзьями. Мастера боевых искусств часто смешивают техники боя и идеи тренировок, и ни Брюс, ни я не имели ни малейшего намерения ограничиваться лишь каким-то одним стилем.

Люди, видевшие Брюса только в его фильмах, вряд ли знают его как человека, а ведь он был, кроме того, писателем и очень образованным человеком. Стены его гостиной и спальни были уставлены полками с книгами по боевым искусствам, многие из которых были на китайском языке, а немалая их часть касалась Дзэн. Брюс был постоянно занят съемками телевизионных шоу и преподаванием в своей школе в Лос-Анджелесе; однако он большую часть своего времени посвящал разработке собственной философии. Он был открыт любым новым идеям, и эта открытость была просто заразительной.

Я научился у него множеству приемов, преподав ему взамен высокие удары ногой, то есть удары выше уровня пояса. Его единственной формальной подготовкой в боевых искусствах было обучение в Гонконге у Ип Мэна, который преподавал ему винчунь — форму китайского кулачного боя, основной упор в котором делается на работу руками, а не ногами — редкие удары ногами в нем очень быстры и проводятся довольно низко, по икрам и коленям противника. Мне не потребовалось много времени, чтобы убедить Брюса в том, что удары ногой могут быть эффективными независимо от того, в какую область тела наносятся, а он научил меня многим техникам винчунь.

В те дни, как и до сих пор, моим любимым приемом был удар пяткой с разворота, проводимый с большой скоростью и силой, — я научился ему в Корее, и он стал одним из главных моих преимуществ на соревнованиях в боевых искусствах.

Однажды, занимаясь в гостях у Брюса, я непрерывно побеждал его, несмотря на все его попытки блокировать мои удары. Когда мы закончили тренировку, он зашел в дом и вынес несколько апельсинов. Мы уселись на траве под деревом и принялись чистить фрукты. Я заметил, что одна сторона дерева почти лишена коры, и сказал об этом Брюсу. Он рассмеялся:

— Я упражняюсь на нем в ударах руками и ногами, — объяснил он.

Брюс скинул рубашку, и я, как обычно, залюбовался его телосложением — это были сплошные мускулы.

Пока я сидел и наслаждался миром и покоем этого тихого дворика, Брюс упражнялся в ударах рукой, отсчитывая каждый из них. Сделав примерно пятьдесят ударов, он остановился и повернулся ко мне:

— Как я ни пытался, я не мог блокировать твои удары ногой, — сказал он. — Что я делаю не так?

— Ты пытаешься ставить блок как можно быстрее, — ответил я. — Но у тебя возникают проблемы со своевременностью.

— Точно так же, как происходит, когда я показываю тебе «липкие руки» (техника винчунь). Когда ты начинаешь двигаться быстрее, ты обязательно побеждаешь.

— Если у меня это и получается, то только потому, что я приостанавливаюсь, — именно это я и советую делать тебе. Выбери свой темп, реагируй на все согласно своей собственной скорости, и ты сможешь добиться намного большего, чем если будешь пытаться мгновенно откликаться на каждое мое движение. Приостановись, и тогда ты начнешь двигаться быстрее.

— Настоящая дзэнская загадка, — сказал Брюс. — «Замедлиться, чтобы ускориться»… Мне это нравится.

Конечно, Брюс был прав: этот принцип действительно восходит к Дзэн или, во всяком случае, согласуется с дзэнским осознанием. Впервые я постиг его очень давно, когда тренировался в одиночестве, пытаясь избавиться от неловкости в исполнении некоторых новых движений. Когда механизм ломается, его разбирают на части, чтобы починить; это относится и к боевым искусствам. Если прием не получается, если вы не можете добиться желаемого или ожидаемого результата, его разбирают шаг за шагом, стараясь найти тот момент, когда что-то делается неправильно. Разобрать на части прием боевого искусства означает проводить его медленно, и я обнаружил, что при замедленном исполнении могу ощутить то, что можно назвать внутренним равновесием движения, понять, что каждый его шаг служит определенной цели. Почувствовав это внутреннее равновесие и приучив к нему свое тело, обнаружив важность каждого составляющего движения, я мог по собственному желанию ускорять исполнение этого приема, с одинаковой точностью проводить его как в быстром, так и замедленном варианте.

Позже я столкнулся с этим принципом в других аспектах боевых искусств, например в бо-дзюцу, которым занимаются японские фехтовальщики на мечах. Из всех древних искусств фехтование на мечах требует наибольшей тщательности и внимательности, ибо практикующий должен отдавать себе полный отчет в том, что от его мастерства зависит его жизнь. К тому же он должен осознавать, что даже высочайшее техническое мастерство не может гарантировать выживания в бою, потому что всегда существует вероятность того, что противник окажется сильнее или быстрее.

Ответ, обнаруженный мастерами фехтования, был похож на идею замедления. Вместо того чтобы в спешке атаковать соперника, надеясь взять его напором, они полагались на свой инстинкт, на некую форму внутренней отстраненности как от себя, так и от противника. Основываясь на этом, они откликались на каждый выпад противника в отдельности, раскладывая, таким образом, схватку на составные части и реагируя на движения в том порядке, в каком они происходили, даже не пытаясь предвосхитить соперника и заставить его поведение подчиняться своим ожиданиям. Затем, овладев способностью инстинктивной реакции на любую атаку, они могли двигаться с быстротой молнии.

Сначала идея замедления с целью ускорения показалась Брюсу противоречивой. Но он сделал так, как я ему предложил, и вскоре обнаружил, что я был прав. Он заставлял себя расслабляться, потом взрываться в активности, а потом опять расслабляться, и его удары значительно улучшились.

Конечно, в любой истории, связанной с Брюсом Ли, сквозит печаль. В каком-то смысле, он был Джеймсом Дином мира боевых искусств — прирожденная, настоящая звезда, трагически погибшая в расцвете сил, в возрасте тридцати двух лет, в результате сверхчувствительной реакции на один из ингредиентов таблеток от головной боли.

Я узнал о том, что Брюс умер в Гонконге, когда был в Лос-Анджелесе на пробах перед съемками нового фильма. Я виделся с ним лишь за четыре дня до этого. Он приезжал в Лос-Анджелес, чтобы пройти квалификационную проверку после того, как частично потерял форму за время съемок своего фильма в Гонконге. Мы пообедали в его любимом ресторанчике в китайском квартале, и я до сих пор вспоминаю, как он подбрасывал в воздух кусочек пекинской утки и подхватывал ее палочками для еды — это была поразительная ловкость, — а потом предлагал мне попробовать повторить это. Я знал, что не смогу сделать подобное, поэтому отказывался. Брюс сказал, что с легкостью прошел испытания и теперь собирается вернуться в Гонконг и снять там еще один фильм. Это была последняя наша встреча.

Больше двадцати тысяч скорбящих поклонников пришли на его похороны, которые проходили 23 июля 1973 года в Гонконге. Через несколько дней в Сан-Франциско провели поминальную службу. Я полетел туда вместе со Стивом Мак-Куином и Джеймсом Кобурном — они были учениками и хорошими друзьями Брюса.

Я часто думаю о Брюсе и о том, чего он мог достичь, если бы был жив до сих пор. Однако наиболее живыми для меня остались те совместные тренировки, во время которых мы учились друг у друга. После того как он переехал из Лос-Анджелеса в Гонконг и кино принесло ему известность, Брюс, казалось, был непрерывно занят и ездил по всему миру с той же скоростью, с какой двигался на мате или на экране. Но у него всегда находилось время на то, чтобы приостановиться и поделиться чем-нибудь со своими друзьями — апельсинами или мыслями о дзэнских загадках.