Новые криминологи

Доктор Дороти Отноу Льюис, проводившая экспертизу серийного убийцы Бобби Джо Лонга после вынесения приговора, была удивлена сообщением преступника, что после дорожной аварии, в которую тот попал на мотоцикле в 1974 году, у него сразу же развилась гиперсексуальность. Еще находясь в гипсе, Бобби Джо Лонг страдал от нестерпимого сексуального влечения и мастурбировал по меньшей мере пять раз в день. У него появилась навязчивая тяга к сексу, а через несколько лет после катастрофы он превратился в пресловутого Насильника по объявлениям, охотящегося за домохозяйками, вычисленными по объявлениям о купле-продаже в местной газете Форт-Лодердейла. Впоследствии Лонг стал насильником и убийцей, специализировавшимся на «ночных бабочках»: он подстерегал жертвы в окрестностях Северной Тампы.

И хотя во время лечения от последствий аварии Лонг жаловался докторам на важные неврологические симптомы, его болезнь оставалась неизлеченной. Доктор Льюис предположила, что преступник, по-видимому, серьезно повредил лимбическую область мозга в результате катастрофы. Это повреждение, а также по меньшей мере три ранее перенесенные травмы головы, пониженная функция половых желез, произошедшая в переходном возрасте, когда у него стали расти груди, и вдобавок к этому крайняя ненависть к женщинам, начавшаяся с матери и позднее распространившаяся на жену, соединились в некие силы, толкающие Бобби Джо Лонга на убийства. Теперь он утверждает, что не желал их совершать и испытывал к ним отвращение. Но он был вынужден действовать по воле этих сил, как арбузное семя, дающее росток, когда наступает пора, хочет оно того или не хочет.

Можно ли выделить какой-либо один аспект в синдроме Лонга, который послужил толчком ненависти, накапливавшейся в нем тридцать лет и теперь вырвавшейся наружу? Все ли, перенеся черепно-мозговую травму, становятся убийцами? Все ли женоненавистники становятся убийцами? Все ли, кто подвергался в детстве жестокому обращению, становятся убийцами? Эти вопросы вышли на поверхность, когда адвокат Лонга, Эллис Рубин, спорила с прокурором штата Флорида по поводу виновности и вменяемости подзащитного. Адвокаты Бобби Джо Лонга и Карлтона Гэри задавали судам штата вопрос: если допустить существование биопсихосоциального синдрома, заставляющего индивидуума против его сознательной воли совершать серию убийств, кто компетентен оценить состояние здоровья этой личности?

Большинство традиционных методик оценки ограничивается выяснением, в состоянии ли обвиняемый судить о своем поступке в момент совершения убийства, в состоянии ли он предстать перед судом, осознанно участвовать в собственной защите, сознательно пользоваться своими конституционными правами. Как правило, традиционные психиатры и психологи располагают ограниченным набором вариантов оценок, которые можно представить суду. Они делают вывод о том, знал ли индивидуум, что делает, совершая преступление, понимает ли он суть и серьезность выдвинутых против него обвинений. Более того, они пытаются установить, понимает ли подсудимый, что его судят за преступление. Проще говоря, в подавляющей массе случаев, если преступник понимает, где находится и за что, судебные психиатры сообщают, что он в состоянии предстать перед судом, а защита может представить собственные доказательства в доказательство его невменяемости. Для обвиняемых, не имеющих средств на многоопытных консультантов, защита на основании невменяемости оказывается слишком дорогим удовольствием. Кроме того, врачебную комиссию трудно убедить в необходимости определенной технической процедуры и растолковать присяжным все аспекты освидетельствования, которые требуются для доказательства невменяемости. В результате существует весьма высокая вероятность, что подзащитные, претендующие на невменяемость, будут осуждены и приговорены к смертной казни.

Однако даже когда защита берет за основу невменяемость, обычная судебная психологическая экспертиза занимается лишь вопросом умственной компетентности в момент совершения преступления и в период судебного процесса, а симптомы, составляющие синдром серийного убийцы, остаются за пределами такого обследования. Именно поэтому в экспертизе Бобби Джо Лонга, проведенной Дороти Льюис, врач постаралась в своем заключении не только опираться на данные психиатрии, но и принимать во внимание функциональные и органические неврологические изменения, и сделала вывод о необходимости скорейшего проведения полного обследования данного индивидуума.

Дороти Льюис, психиатр-исследователь Нью-Йоркского университета, принадлежит к новой категории психоневрологов, которые идут значительно дальше специалистов прошлого, связывая психиатрические и социальные симптомы. При подобном подходе учитываются органические, психологические, социальные и экологические факторы, влияющие на поведение человека. В конечном итоге теории, разработанные учеными в результате работы с осужденными убийцами, лягут в основу методологии прогнозирования склонности к насилию и жестокости. Даже сейчас, по утверждению Вернона Марка из Гарварда, пользуясь теориями, в которых учитывается совокупность всех вышеперечисленных факторов криминального поведения, ученые способны прогнозировать потенциальную угрозу, приставляемую индивидуумом, с точностью до девяноста процентов.

В ходе этого исследования криминологи выявили принципиально новые области изучения, когда незначительные с виду симптомы и еле уловимые признаки, указывающие на химическое неравновесие, мозговые травмы, эпилептоидное поведение и другие неврологические нарушения, могут вызвать чрезвычайную жестокость. Одним из зачинателей этого направления стал доктор Вернон Марк, ныне пенсионер, в прошлом заведующий отделением нейрохирургии Бостонской больницы. Он доказал наличие взаимосвязи между эпизодическим агрессивным поведением и определенными формами эпилепсии, в частности эпилепсии височной доли, при которой больные на протяжении часов или даже дней могут находиться в сумеречном состоянии бессознательного бродяжничества, характерном для душевнобольных. Повреждение височной доли способно вызвать у них чудовищно жестокие реакции в отношении людей, якобы представляющих угрозу. Больные, страдающие повреждениями височной доли и повторяющимися эпилептическими припадками, склонны к суициду. Такая форма поведения, хотя она чрезвычайно редко встречается у обычного населения, весьма распространена среди серийных убийц и преступников, совершающих акты жестокости и насилия в виде определенного цикла.

В большинстве случаев приступ эпилепсии начинается с фазы ауры, когда индивидуум получает гиперстимуляцию. У серийных убийц эта фаза непосредственно предшествует галлюцинациям или фантазиям, в которых убийца разыгрывает свое преступление с воображаемой жертвой. Затем, во время фазы троллинга, он стремится заменить ее реальным человеком. Исследования, проведенные Верноном Марком, показали взаимосвязь между эпилепсией вследствие поражения лимбической области мозга и резким нарушением умственных способностей, что весьма четко описано в литературе по психиатрии. Во время приступа у больного могут проявиться симптомы, практически не отличимые от симптомов параноидального психоза. Однако в промежутках между приступами человек выглядит совершенно нормальным. Такова природа эпизодических фантазий, бреда, галлюцинаций и жестокости. В частности, в случае Генри Ли Люкаса воздействие раздражителей на лимбическую систему или близлежащие области вызывает электрические разряды, сопровождаемые ощущениями ужаса, страха, отчуждения и нереальности (фаза ауры), грусти, потребности в эмоциональной изоляции, а также чувствами параноидального характера. В случае Карлтона Гэри и Гэри Шефера имели место нарушения восприятия действительности.

Проводя экспертизу Бобби Джо Лонга, Дороти Льюис сосредоточила свое внимание на его многочисленных травмах головы, которые указывали на возможность обширного повреждения височной доли. Эта область мозга особенно уязвима, несмотря на то что кажется достаточно хорошо защищенной. Кости черепа здесь самые тонкие, следовательно, некоторые раны могут повредить мозг даже при незначительной силе удара. Еще более распространены травмы от ударов тупыми предметами. При них повреждаются обширные области головного мозга, причем височная доля обычно страдает сильнее всего. Кроме того, повреждения височной доли происходят из-за ушибов боковой части головы; так происходит, когда человека бьют по голове. При этом могут возникать амнезия и эпилептические припадки. Повреждение может являться результатом внутричерепного давления и преград в дыхательных путях, связанных с иными травмами и несчастными случаями, или других форм эпилепсии, при которых блокируются дыхательные пути.

Чрезвычайная жестокость Бобби Джо Лонга – следствие действия психологических, поведенческих и социальных факторов. Эндокринное нарушение, вызывающее смещение в ощущениях принадлежности человека к определенному полу, обусловило его попадание в группу высокого риска столкновений с уголовно-правовой системой. По мере получения травм головы, вызывающих повреждения височной доли и потерю способности контролировать импульсивную жестокость, этот риск резко нарастал. Неправильное воспитание, властная мать, таскавшая сына с места на место, заставлявшая спать с ней в одной кровати, породили в нем крайнее недоверие к женщинам, зажгли пламя ненависти, сжигавшее изнутри. Брак с Синди, основанный на ее способности манипулировать людьми, лишь подлил масла в огонь и привел к личностному нарушению, выражавшемуся в том, что женщины стали казаться Лонгу врагами. И наконец, дорожная катастрофа, в которой Лонг едва не погиб, вызвала обширные повреждения головного мозга, лишила его последней возможности контролировать свое поведение. И хотя Лонг сознавал, что делает, и ему не нравились его поступки, но он был не в силах самостоятельно удержаться от совершения более чем пятидесяти изнасилований и девяти убийств. Страх перед наказанием удерживал его от обращения за медицинской помощью. При этом Лонг понимал: он не в состоянии контролировать свои почти рефлекторные импульсы, – и положил конец своей преступной стезе, отпустив одну из жертв, после чего стал спокойно дожидаться полиции.

Исследования доктора Льюис находятся пока в зачаточном состоянии и требуют многократных повторений. Лишь тогда их можно будет с уверенностью применять к малолетним правонарушителям. Но уже первые результаты дают основания полагать, что существует критическое сочетание факторов, распознаваемое в детстве, которые могут в зрелом возрасте сформировать индивидуума, способного проявлять эпизодическую жестокость и агрессивность в виде преступлений. Вероятно, подобные прогнозы позволят доктору Льюис и другим специалистам воздействовать на потенциально опасную личность, исключив из данного сочетания некоторые факторы, благодаря чему она не будет обречена на такие проявления. Во-первых, жестокое поведение ребенка может свидетельствовать о наличии серьезных психических нарушений у матери. Если мать время от времени госпитализируется в психиатрическую больницу, ребенок испытывает чувство утраты, общую неустроенность в жизни, получает бессистемное воспитание. Более того, если женщина страдает серьезным психическим заболеванием, она бывает эмоционально недоступна, даже тогда, когда находится дома. По данным исследования, проведенного Дороти Льюис, свыше шестидесяти процентов матерей, имеющих агрессивных детей со склонностью к убийствам, были замужем за жестокими, агрессивными мужчинами. Таким образом, семьи, где воспитывались дети, переполняла жестокость. В случае Генри Ли Люкаса, имевшего безногого инвалида-отца, ребенка систематически избивал Берни, сожитель и сутенер Виолы Люкас, его матери.

Итак, агрессивные дети со склонностью к убийствам имели матерей либо психопаток, либо госпитализировавшихся по психопатическому поведению, агрессивных и жестоких отцов, проявлявших по отношению к ребенку склонность к насилию. Эти дети имели те или иные формы неврологических нарушений, вызвавших хотя бы один припадок или другое проявление заболевания, а также склонность к суициду, порожденную сознанием безнадежности своего положения. В большинстве случаев эти неврологические нарушения являлись результатами физических травм, либо полученных случайно, как у Бобби Джо Лонга, либо нанесенных намеренно, как у Генри Ли Люкаса.

Существуют и другие травмы головы, способные вызвать асоциальное поведение, – это травмы, полученные в результате событий, способных повлиять на развивающийся организм, включая функции жизненно важных желез – надпочечников и щитовидной железы, являющихся основой эмоциональных реакций организма на разнообразные раздражители.

Повреждение гипоталамуса, как вследствие травмы, так и в виде врожденного дефекта, может дестабилизировать гормональную систему и «закоротить» способность головного мозга соизмерять эмоциональные и физические реакции со степенью реальной или воображаемой угрозы. Поскольку гормональная система в значительной мере регулируется самим организмом, то есть не требует сознательного вмешательства со стороны индивидуума для отслеживания эмоциональных изменений, а также поскольку гормональные реакции на опасность передаются по канатам периферической нервной системы, более высокие отделы мозга имеют лишь ограниченный контроль за функциями гипоталамуса и гормональной системы. Пример такого эмоционального «закорачивания» – реакция человека на внезапное появление родственника или друга. Вначале испугавшись, человек сразу же узнает знакомое лицо и сознательно отключает эмоцию страха. Неожиданное событие вызывает передачу сообщения по нервным путям гипоталамусу. Реакция – возглас или резкое движение – является инстинктивной, она не достигает уровня сознательного восприятия. Кроме того, испугавшийся человек может быть напуган и собственной реакцией, как перед этим испугался внезапного появления друга или родственника.

Описывая события, отражающиеся в примитивных нервных построениях серийного убийцы, доктор Моррисон поднимает основную модель реакции на раздражитель на более высокую ступень. Она утверждает, что по мере взросления индивидуума гипоталамус усиливает свою функцию контроля над примитивными эмоциями. Так, у детей и подростков наблюдаются частые эмоциональные перепады, являющиеся результатом их восприятия окружающего мира и наличия либо отсутствия в крови определенных гормонов. С ростом человека его мозг развивается, усложнившиеся функции более развитого мозга упорядочивают грубое эмпирическое восприятие, и эмоциональные перепады значительно сглаживаются. В прочных семьях, где созданы благоприятные условия для общения родителей и ребенка, он узнает, как следует реагировать на разнообразные ситуации. Это помогает ему развивать первоначальные модели поведения, которыми он будет руководствоваться всю последующую жизнь. В семьях, где главенствует один из родителей, подрастающий ребенок усваивает его модели – либо положительные, либо отрицательные, – это зависит от пола родителя и ребенка, от их взаимоотношений. Если родители достаточно безвольные или ребенок не получает от них поддержки, он оказывается предоставлен сам себе и может научиться либо не научиться контролировать свои примитивные эмоции.

То же самое происходит, когда ребенок терпит побои и плохо питается, либо когда плод в утробе матери получает ту или иную травму, – в таком случае гипоталамус индивидуума нередко оказывается поврежден и не развивается до нормального состояния. В подобных обстоятельствах регулятор эмоций получает повреждение и перестает функционировать надлежащим образом. При этом индивидуум может по-детски реагировать на любую угрозу или ее видимость, нанося несоразмерно жестокий ответный удар. Случается, что гипоталамус ребенка голодает из-за недостаточного питания. Эффективным средством выявления органических нарушений головного мозга служат измерение биоэлектрических зарядов и исследование крови на гормоны. Другими важными показателями являются внешние признаки нарушения химического равновесия, в частности серьезные нарушения сна, приводящие к сумбурному поведению, а также галлюцинации.

У многих серийных убийц, обследованных доктором Моррисон, были обнаружены нарушения в гипоталамусе, проявлявшиеся по-разному – от бессонницы до гормонального дисбаланса. В нашей триаде ключевых факторов – органических нарушений, психопатического поведения и социальной ущербности, – являющихся основой синдрома серийного убийцы, повреждения гипоталамуса, височной доли или лимбической области мозга были в числе главных симптомов. В зависимости от воспитания и от обстоятельств взрослой жизни индивидуум может дойти до критического уровня и стать эпизодическим убийцей. Люди с поврежденным гипоталамусом по меньшей мере испытывают смертельную тоску, доводящую их до самоубийства. Они обычно становятся злейшими врагами себе. Такие больные погружаются в необратимую депрессию, хотя на самом деле никогда ни на кого не нападают. Они тоже жертвы дисфункции гипоталамуса, но им не доведется попасть на первые страницы газет, потому что они поддались своей личной печали – тихо и в одиночестве.

Пытаясь объяснить жестокое асоциальное поведение людей, психоневролог Джеймс Прескотт разработал собственную теорию «глубоких поражений головного мозга». Врач провел сравнительное исследование лиц с хроническим и эпизодическим психозами. Прескотт, как он утверждает, выделил перегородочную область среднего мозга, примыкающую к гипоталамусу, как один из центров, контролирующих эмоции и восприятие внешнего мира. Ученый указывает, что шизофреники и психопаты, страдающие только эпизодическими галлюцинациями, неспособны вносить в ощущение своего «я» чувство удовольствия. Он утверждает: из-за глубоких нарушений индивидуум неспособен воспринимать границы своего «я» и границу между личностью и внешним миром. Больной как будто существует в полусонном состоянии, испытывая галлюцинации или бред, как это происходит со здоровым человеком в момент погружения в сон. Поскольку психопат воспринимает себя как целостную личность, ему кажется, что его мысли приходят извне. Больному также представляется, что извне, а не из собственной души к нему приходят ощущения и чувства. Это порождает у индивидуума дефицит эмоционального выражения, проявляющийся в склонности к жестокости, гневу и чрезмерному страху. У здорового человека чувство примитивного страха компенсируется за счет способности испытывать приятные ощущения. Психопат лишен подобного равновесия, его личность подчиняется внешнему давлению страхов и жестокости.

Эксперименты, проведенные Прескоттом, показали, что у психопатов-индивидов этот синдром непосредственно связан с повреждениями перегородочной области мозга, о чем свидетельствуют характерные острые пики на ЭЭГ. Это еще один тест на предрасположенность к жестокому поведению, действующий не менее надежно, чем в химических анализах – лакмусовая бумага. Опыты на обезьянах и людях доказали, что электростимуляция перегородочной области может как лечить, так и вызывать острые пики на ЭЭГ. В последнем случае, соответственно, стимулируется жестокое или галлюцинаторное поведение. Более того, поскольку индивидуум, страдающий эпизодическим психозом, не в состоянии формировать суждения о природе своих галлюцинаторных переживаний, они становятся для него другим уровнем реальности, как бы сознанием внутри сознания. Так, утверждения Карлтона Гэри, будто его преступления совершены другим человеком, могут быть, с его точки зрения, реальным событием, а не историей, которую он выдумал, чтобы снять с себя вину.

Прескотт и его коллеги выдвинули гипотезу, что одной из причин нарушения перегородочной области может являться сочетание чувственных отклонений в раннем возрасте, когда ребенок был лишен стимулирующих прикосновений и близости матери. Типы реакции новорожденных на голос и прикосновение человека указывают, что младенец «готов к стимуляции». Эта чрезвычайная восприимчивость к прикосновению и голосу необычайно важна для развития нервной системы. Многие теоретики нейрологии утверждают, что ранние голосовые и стимулирующие прикосновения способствуют возникновению у ребенка границы между «я» и «не-я». Они считают, что отсутствие способности проводить различие между собственной личностью и внешним миром порождает острый психоз. Если Прескотт прав, то физиологический коррелят этого процесса раннего развития находится в перегородочной области головного мозга, являющейся звеном в цепи эмоционального регулирования. Психологические симптомы имеют свои физиологические корреляты в среднем мозге, которые можно стимулировать и измерять.

Эксперименты, которые Прескотт провел на шимпанзе, подтвердили его теорию, что чувственные отклонения тормозят развитие среднего мозга и приводят к хроническим или эпизодическим симптомам, подобным психозу. Новорожденные шимпанзе с такими отклонениями испытывают глубокое отчуждение. Затем становятся агрессивными и выливают свой гнев на окружающих. Жестокость оказывается неуместной, поскольку она не имеет отношения к реальной угрозе. Шимпанзе, жившие в чувственной изоляции, уже в очень юном возрасте нападают на своих сородичей. В конце концов, они обращают свою жестокость против самих себя: кусают, царапают и бьют, а потом разбивают себе головы о стену или о свою клетку в финальном акте саморазрушения. Если им не дают снотворное или не ограничивают движения, они совершают настоящее самоубийство.

По словам большинства серийных убийц, показания которых фиксировались документально, они были либо разлучены с одним или обоими родителями в раннем детстве, либо иным образом лишены прямого эмоционального контакта с матерью. Даже в случае Бобби Джо Лонга, не отлученного от матери, а, напротив, до двенадцати лет спавшего с ней на одной кровати, ему недоставало материнской любви, так как Люэллы никогда не бывало дома, даже в выходные дни. Он сообщал, что нередко соперничал с бой-френдами матери, добиваясь ее внимания, и все время упрашивал ее остаться дома, если ночью она не работала. Генри Ли Люкас, якобы приходящийся Бобби Джо Лонгу дальним родственником, также был лишен в раннем детстве участия и любви матери. В случае с Люкасом роль матери была отрицательной, она часто била его и как минимум однажды довела до потери сознания. Впоследствии, спустя годы, Люкас зарезал свою родительницу. Аналогичная модель отсутствия внимания и контроля со стороны матери присутствовала в воспитании Карлтона Гэри, Ричарда Рамиреса, Теда Банди, а также культового убийцы Чарльза Мэнсона.

К огорчению многих психологов, занимающихся проблемами поведения, растет число исследователей, которые считают предрасположенность к криминальной жестокости преимущественно врожденным свойством. Становится ли индивидуум преступником во взрослом возрасте, зависит от многих факторов, например от воспитания и социализации, но предрасположенность к жестокости и преступлению закладывается еще при зачатии или в период внутриутробного развития. В этом, в частности, убежден С. Роберт Клонингер, психиатр Медицинской школы Вашингтонского университета, исследовавший усыновленных детей и пришедший к выводу, что дети биологических родителей-преступников имели в четыре раза большую вероятность стать нарушителями закона, по сравнению с людьми, чьи родители являются добропорядочными гражданами. И хотя Клонингер не выделял конкретный ген, отвечающий за предрасположенность к преступлениям, он уверен: некоторые типы нарушений головного мозга являются врожденными, так же, как бывают врожденными дефекты нервной и гормональной систем. В настоящее время ученым известно, что в семье у нескольких поколений могут встречаться нарушение функции щитовидной железы, сердечно-сосудистые заболевания, диабет и предрасположенность к раку. У родителей с врожденной неспособностью к учебе дети часто бывают такими же.

Выводы Клонингера подтвердило широкомасштабное исследование, проведенное Университетом Миннесоты, в котором близнецы, воспитывавшиеся в разных семьях и никогда не встречавшиеся, обнаруживали общие черты характера, сходные уровни интеллектуального развития, одинаковые реакции на аллергены и похожие уровни жизненных притязаний. По-видимому, даже реакция на стресс и склонность к лидерству прежде всего зависит от наследственности, а не от воспитания, хотя воспитание может либо укрепить, либо ослабить их проявление. Миннесотское исследование доказывает, что именно наследственность, а не воспитание играет главную роль в формировании основных черт характера, определяющих личность индивидуума, даже если он совершенно нормален. В случаях, когда родителями являются криминальные личности и налицо серьезные психофизиологические нарушения, дети демонстрируют аналогичные, если не идентичные, черты.

Доктор Сарнофф Медник подкрепил выводы данного исследования собственным независимым изысканием, объектом которого являлись усыновленные лица мужского пола в Голландии. Он обнаружил, что двадцать процентов мальчиков, чьи родители совершали преступления против собственности, также стали преступниками. Если нарушителями закона были и биологические родители, и усыновители, этот показатель повышался до двадцати четырех процентов. Другие ученые, в частности Филип Файерстоун и Сьюзан Пигерс, выяснили, что большое значение в этиологии шизофренического поведения имеют явные физические врожденные дефекты, такие как перепонки между пальцами, приросшие мочки ушей, слишком длинные конечности и другие аномалии. Высказывается предположение, что наличие у индивидуума от пятнадцати до двадцати врожденных физических дефектов указывает на высокую вероятность врожденных повреждений центральной нервной системы. При наличии пяти и более физических аномалий индивидуум должен всерьез подумать о психоневрологическом обследовании. Среди таких черт, указанных Медником, у Карлтона Гэри имелись:

1) длинный указательный палец и мизинец на ноге;

2) птеродактилоидные пальцы рук – длинные и когтистые;

3) перепонки между пальцами рук;

4) приросшие мочки ушей;

5) округлые или шаровидные наросты на кончиках пальцев.

Особенно важными признаками генетических дефектов являются отклонения в показаниях ЭЭГ, указывающие на прогрессирующие симптомы, которые проявляются с развитием индивидуума.

Медник установил: у мальчиков, позднее ставших правонарушителями, на ЭЭГ альфа-волны были зарегистрированы на более низких частотах, восемь или девять в секунду (при норме от десяти до двенадцати). В данном случае отклонения альфа-волн, хотя и являющиеся показателем серьезной органической дисфункции головного мозга, обусловливали формирование жестокой личности, лишь когда подкреплялись неблагоприятной внешней средой. Среди серийных убийц такого рода дисфункция может выражаться в агрессивных действиях в условиях крайне нестабильных ситуаций, создающихся между ребенком и его родителями. Поскольку многие серийные убийцы росли у приемных родителей или опекунов, как в пределах своей биологической семьи, так и вне ее, критическая степень напряжения возникала, когда индивидуум находился еще в раннем детском возрасте. Так, Карлтон Гэри, для которого фактором высокого риска являлись малочисленные врожденные дефекты, в результате напряженных отношений с воспитывавшей его бабушкой ушел из дома на поиски других родственников. Мальчик отправился на военную базу, где работал его дядя. Кроме того, Гэри сбежал во Флориду навещать мать. В детстве он вышел на уровень, далеко превышающий криминальное поведение. С возрастом неспособность к созданию устойчивых взаимоотношений с людьми соединилась у Гэри с инстинктивным недоверием к обществу и его институтам, что и толкнуло его в социопатию задолго до серии убийств в Виннтоне.

Согласно предположению Сарноффа Медника, как только в индивидууме начинает проявляться врожденная предрасположенность к эпизодической жестокости, семейная среда может служить той основой, которая объясняет, почему не всякий человек, имеющий врожденные дефекты, автоматически становится жестоким преступником. Медник ищет в индивидууме сочетание генетических и внешних факторов, таких как госпитализация в психиатрическую лечебницу одного или обоих родителей либо осуждение их за преступные акты жестокости. Он установил: в семьях, где мать лежала в психиатрических лечебницах из-за алкоголизма или психопатического поведения, существует большая вероятность, что ребенок вырастет не только жестоким, но и отчужденным, неспособным к общению с другими людьми. В семьях, где отец агрессивен, ребенок, даже не обладая генетической предрасположенностью к жестокому поведению, также становится криминально жестоким индивидуумом. И наконец, когда у ребенка имеется врожденный неврологический дефект и он воспитывается родителями, либо преступавшими закон, либо совершавшими акты насилия, особенно по отношению к нему, логично предположить, что такой ребенок может развиться в эпизодически жестокого преступника и даже серийного убийцу.

На состояние нервной системы оказывают воздействие и внешние факторы, особенно развитие мозга в процессе роста человека. Анамнез Генри Ли Люкаса и Бобби Джо Лонга показывает, что черепно-мозговые травмы способны вызывать серьезные повреждения тех областей головного мозга, которые контролируют поведение и эмоции. То же относится и к длительному недоеданию и воздействию токсинов, содержащихся в окружающей среде. Пионерами исследований в этой области являются Диана Фишбайн и Роберт Тэтчер – сотрудники Медицинской школы Университета Мэриленда. В своей научной работе о связи между затрудненной адаптацией личности и внешними обстоятельствами они обратили особое внимание на факторы, обусловливающие высокий риск будущего столкновения индивидуума с законом. Иначе говоря, ученые оценивали те причины, которые разрушительно воздействуют на поведение, заставляя человека, обычно в несовершеннолетнем возрасте, совершать преступления. Исследователи высказывают предположение, что на поведение индивидуума влияет комбинация биологических и социальных факторов, таких как черепно-мозговые травмы, влияние токсинов, содержащихся в окружающей среде, злоупотребление алкоголем или наркотиками, отсутствие родительской заботы и неправильное питание. Для наших целей весьма ценен вывод о том, что чаще всего пагубному воздействию этой совокупности переменных подвергается головной мозг.

Тэтчер и Фишбайн приводят отдельные данные, согласно которым при рационе, богатом очищенными углеводами – мукой, сахаром, тортами, конфетами, картофельными чипсами и т. п., – вероятно возникновение или усугубление аномалий в поведении, а также неспособности к учебе. К типам асоциального поведения, стимулируемого неадекватным питанием, относятся перепады настроений от депрессии к эйфории, жестокость, безрассудность, гиперактивность, несоразмерная агрессивность и нарушения познавательных способностей. Хроническое злоупотребление очищенными углеводами часто вызывает состояние, известное как гипогликемическая кома, или низкое содержание глюкозы в крови, серьезно нарушающее интеллектуальные способности личности. Поскольку глюкоза служит основным топливом для головного мозга, любой рацион, вызывающий резкие перепады ее концентрации в крови, вреден для деятельности головного мозга. Поэтому ученые отмечают: если у ребенка диагностировано недоедание или гипогликемия, проявления даже криминального антисоциального поведения у него можно лечить с помощью диеты.

Фишбайн и Тэтчер указывают на ряд минеральных элементов как на еще один существенный компонент рациона питания, способный оказывать воздействие на функции головного мозга и поведение.

К числу таких элементов относятся цинк, кальций, магний, селен, хром, железо и калий. Особенно необходимы железо и цинк, поскольку их значительный дефицит в рационе может вызывать серьезные проблемы в поведении, характеризуемые нарушением эмоциональной стабильности. Железу принадлежит важная роль в способности крови переносить кислород и глюкозу в головной мозг, что сказывается на общем состоянии личности. Цинк напрямую связан с гормональной системой, он необходим для стабилизации эмоций и рационального контроля со стороны головного мозга над сексуальным влечением и гневом.

В своих исследованиях ученые из штата Мэриленд обратили внимание и на другие элементы, не являющиеся питательными, а, напротив, в определенных условиях становящиеся токсичными. Достигнув критического уровня концентрации, эти элементы оказывают разрушительное воздействие на функции головного мозга, познавательные способности, а также препятствуют социальной адаптации. К ним относятся свинец, кадмий, мышьяк, алюминий и ртуть, которые регулярно обнаруживаются в окружающей среде. В человеческом организме нет специального механизма, выделяющего большое количество данных веществ, поэтому, если индивидуум подвергался их длительному воздействию, они способны накапливаться в тканях в довольно высоких концентрациях, оказывая непосредственное влияние на поведение. Ежедневно получая токсины с пищей, человек приобретает хронические нарушения в адаптивном поведении, которые прекращаются после того, как токсины будут выведены из организма. В этом случае его поведение становится похожим на прежнее.

Важное исследование провел доктор Тэтчер. Ученый исследовал соотношение концентрации свинца и кадмия в волосах детей из школ восточного Мэриленда с их уровнем интеллекта и успехами в обучении. Была выявлена обратно пропорциональная зависимость уровня содержания свинца и кадмия, с одной стороны, и успеваемости в школе и успехов в познавательной деятельности – с другой. Наиболее примечательным являлось то, что нарушение познавательных способностей являлось первым признаком избытка в организме свинца и кадмия, проявлявшимся ранее, нежели такие традиционные симптомы, как потеря мышечного контроля и нарушение двигательных функций. Это наблюдение, сделанное в отношении школьников из восточного Мэриленда, применимо и к серийным убийцам, обследованным доктором Уолшем для этой книги.

Уолш, химик, сотрудник Института здоровья, расположенного в окрестностях Чикаго, на протяжении десяти лет проводил исследования химического дисбаланса в организме людей, проявляющих жестокость. Он разработал оригинальную методику классификации жестоких индивидуумов, в основе которой лежат отличительные модели присутствия определенных элементов в структуре волос. Данные модели были впервые обнаружены в ходе эксперимента над родными братьями и сестрами: чрезвычайно жестокими детьми и «типично американскими ребятами», не обнаруживающими никаких поведенческих проблем. У первых мальчиков были выявлены аномальные модели с повышенным содержанием определенных элементов, которые можно подразделить на две основные категории. Модель типа А включала повышенное содержание меди и цинка, пониженное – натрия, калия и марганца, повышенное – цинка, кадмия и железа. У субъектов типа В наблюдалась противоположная химическая модель: исключительно низкий уровень содержания меди и чрезвычайно высокое содержание натрия и калия. В обеих группах присутствовало повышенное содержание свинца и кадмия; оно еще раньше ассоциировалось другими исследователями с жестоким поведением.

Субъекты типа А демонстрировали эпизодические приступы потери контроля, тогда как для детей типа В была характерна постоянная жестокость, связанная с асоциальным настроем личности. Подобные химические дисбалансы стали предметом трех крупномасштабных исследований, объектами которых стали смешанные группы жестоких и нежестоких детей. В ходе эксперимента были протестированы 198 исключительно жестоких детей, содержащихся в закрытых учреждениях или находившихся там в прошлом, а также обследована другая группа, не проявлявшая склонности к жестокости. Ученые обнаружили, что у большинства объектов эксперимента с жестоким поведением наблюдались определенные химические модели, отсутствовавшие в другой группе. Способность различать жестоких и нежестоких субъектов на основе одной только химии была подтверждена двумя исследованиями, организованными по принципу «двойной защиты от необъективности» под наблюдением Университета штата Калифорния.

Клинические испытания 18 субъектов типа В (социопатические личности) выявили химические аномалии в крови и моче испытуемых. У всех восемнадцати человек были зарегистрированы повышенное содержание гистамина, пониженное содержание цинка и спермидина в крови, а также повышенный уровень криптопирола в моче. Кроме того, во многих случаях наблюдались гипогликемия и избыток токсинов (свинца и кадмия). Значение тестов обусловливается не только тем, что они подтверждают важность определенных элементов, присутствующих в организме социопатических личностей, но и то, что полученные данные позволяют установить взаимосвязь определенных химических моделей с конкретными поведенческими аномалиями. На основе определенных элементов, с помощью химического тестирования на их содержание в организме, ученые смогут построить «дактилоскопический» метод определения предрасположенности к асоциальному поведению.

Тестирование обнаружило две дополнительные химические модели (тип С и D), которые характерны для лиц, проявляющих незначительную или умеренную жестокость. Индивидуумам типа С свойственна очень низкая концентрация всех элементов (за исключением свинца и кадмия); предполагается, что такие личности страдают нарушением адсорбции. Модель типа D почти идентична типу С, за исключением того, что у последней наблюдается исключительно высокое содержание кальция и магния. Ученый полагает, что индивидуумы, относящиеся к типу D, страдают гипогликемией.

Уолш и его коллеги из Института здоровья изучали изменения, происходящие с жестокими личностями после того, как указанный химический дисбаланс их организма был скорректирован. Более 80 человек, у которых наблюдался дисбаланс типа А, В, С и D, прошли специальное лечение в Принстонском центре биологии головного мозга в Скиллмене, Нью-Джерси. По утверждению Уолша, полученные результаты весьма обнадеживают. По его сообщению, у 80 % пациентов наблюдались значительные улучшения, сохранявшиеся в течение двух лет. Наиболее поразительные изменения произошли с социопатическими школьниками. В настоящее время планируется эксперимент «с двойной защитой от необъективности», имеющий целью выявить поведенческие улучшения, связанные с корректировкой химического дисбаланса.

Уолш провел эксперимент с десятью серийными убийцами и обнаружил, что у девяти из них наблюдался химический дисбаланс типа В, как правило, с чрезвычайно высоким содержанием токсинов – свинца и кадмия. К таким субъектам принадлежали Генри Ли Люкас, Леонард Лейк и Чарльз Мэнсон. Единственное исключение составлял Бобби Джо Лонг, у него содержание указанных веществ соответствовало норме. Уолш пришел к выводу, что патологическая жестокость Бобби Джо Лонга происходит от повреждения головного мозга в результате аварии на мотоцикле, а не от химического дисбаланса или неправильного внутриутробного развития. По мнению Уолша, индивидуумы, имеющие подобный дисбаланс, необычайно зависимы от окружающей среды, особенно от влияния родителей, а также чувствительны к стрессам, потреблению алкоголя, страдают от воздействия токсинов и плохого питания. Выводы Уолша касательно Лонга совпадают с совокупностью симптомов, зарегистрированных у него еще в больнице, где он лечился после аварии. До этого Лонг не проявлял жестокости или склонности к насилию, хотя в его жизни присутствовали такие неблагоприятные факторы, как негативное отношение родителей и отсутствие счастливого детства.

Фишбайн и Тэтчер утверждают, что в наше время подавляющее большинство детей с рождения получает надлежащий уход и правильное питание, не подвергается воздействию токсинов и не имеет в анамнезе черепно-мозговых травм. Как правило, у них развиваются навыки адекватного поведения, позволяющие благополучно выходить из самых разнообразных жизненных ситуаций, учиться на собственных ошибках и становиться вполне полноценными личностями во взрослом возрасте. Однако когда многие из перечисленных факторов приобретают негативную окраску, когда дети переносят многократные травмы головы, страдают от плохого питания и подвергаются воздействию различных форм токсинов и опасных химических веществ, это порождает очень высокую вероятность того, что они усвоят практику криминального поведения. Фишбайн и Тэтчер видят главную задачу криминолога в своевременном выявлении отрицательных факторов, позволяющих прогнозировать вероятность будущего конфликта подрастающего индивидуума с системой уголовного права в результате развития этих негативных аспектов.

Одним из таких аспектов является проявление устойчивой неспособности ребенка к обучению. Ученые предостерегают от заблуждения: сама по себе неспособность к учебе вовсе не является показателем антисоциальной направленности или криминального поведения. Многие неспособные к наукам люди, страдающие различными дисфункциями типа дислексии, благополучно преодолевают эти препятствия и вносят свой вклад в сферу профессиональной деятельности. Однако некоторые формы неуспеваемости, проявляющиеся в более широком контексте физической жестокости и серьезных черепно-мозговых травм, плохого питания, подверженности действию токсинов, часто приводят к возникновению органических аномалий головного мозга. Например, воздействие неблагоприятной экологии: содержание свинца и кадмия в загазованной атмосфере могут неблагоприятно отразиться на развитии головного мозга, что повлечет за собой нарушение познавательных способностей. То же относится и к другим аспектам, о которых говорилось выше. Проблема усугубляется тем, что одни и те же факторы риска сказываются как на нарушении познавательных способностей головного мозга, так и на его возможности регулировать адаптивные поведенческие реакции в жизненных ситуациях, что ставит индивидуума в исключительно неблагоприятное положение в обществе. Оказавшись в таком положении, он подвергается высочайшему риску столкновения с законом. Подводя итоги, Фишбайн и Тэтчер показывают, что неспособность к учебе является отличительной чертой личности, страдающей аномалиями неврологической системы, а также подвергающейся высокому риску развития малоадаптивного и даже криминального поведения.

Фишбайн и Тэтчер на этом не останавливаются. Опираясь на то, что в основе неспособности к обучению лежат не столько чисто психологические, сколько физиологические причины, ученые настаивают на необходимости проведения в спорных случаях диагностики с привлечением современных методов, например компьютерно подкрепленной ЭЭГ. Необъективные методы оценки социального и психологического прошлого индивидуума могут быть связаны с различными предубеждениями, а также находиться в зависимости от неоднозначной интерпретации исследователя. ЭЭГ сводит субъективность к минимуму и является методом непосредственного измерения биоэлектрической деятельности головного мозга. Исследователи предлагают использовать метод ЭЭГ, подкрепленный компьютерным анализом, для обследования детей с явной неспособностью к учебе или аномальными реакциями в раннем возрасте. Это позволит определить, является ли неспособность результатом неврологического или психологического нарушения. В любом случае своевременная постановка диагноза позволит провести необходимое лечение и реабилитацию больного.

Марвин Вольфганг из Пенсильвании и швейцарка Этис Миллер, занимающиеся, соответственно, социальной психологией и психоанализом по Юнгу, разработали собственные образцы прогнозов жестокости и преступлений. Вольфганг, изучивший все мужское население Филадельфии 1945 года рождения, пришел к выводу, что конфликты с системой охраны правопорядка укладываются в семейные модели. Там, где отец имел преступное прошлое, чрезвычайно вероятна и криминальная карьера сыновей. В семьях, где мать подвергалась тюремному заключению, также было очень возможно, что дети пойдут по ее стопам. Чем больше жестокости наблюдалось в семье, тем больше была вероятность, что ребенок станет жестоким преступником. Хотя статистика и так весьма убедительно доказывает важность семейного примера для воспитания детей, Вольфганг обнаружил некоторые другие факторы в подтверждение своих выводов.

Он привел данные о семейной склонности к алкоголизму и наркомании, а также о детях, воспитывавшихся в приемных семьях или детских учреждениях в полнейшем небрежении и при совершенном отсутствии родительской заботы. В подобных условиях из них вырастали почти хищники, начисто лишенные каких-либо моральных принципов или дисциплины. Первые столкновения несовершеннолетних с законом происходили в весьма юном возрасте, и если никто не вмешивался в их судьбу, дети становились профессиональными преступниками. В других случаях неспособность к учебе передавалась в семье из поколения в поколение, иногда по боковым линиям. Эта органическая неспособность являлась признаком неких неврологических факторов, которые в итоге вызывали малоадаптивное поведение, ставя индивидуумов в более затруднительное положение в обществе по сравнению с остальными людьми, что опять же приводило к конфликтам с законом. Иначе говоря, колода сдавалась когда-то давно, и представители каждого нового поколения делали свой генетически запрограммированный ход. Медицинское вмешательство помогло бы обозначить проблему, а лечение и психотерапия – вырвать отдельных индивидуумов из групп высокого риска, куда они неизбежно попадали. Однако, как удалось выяснить Вольфгангу, общественные институты, занимающиеся жестокими преступлениями, просто не настроены на работу с данными о медицинском и социальном прошлом потенциальных преступников. В результате проблема, которую он стал выявлять в мужском контингенте 1945 года рождения, за прошедшие годы лишь усугубилась, несмотря на то что правительство ассигновало миллиарды долларов на разрешение этой и сопутствующих ей проблем.

Элис Миллер, изучавшая детство Гитлера, убийцы детей Юргена Барча и наркомана-героиниста Христиана Ф., выявила два обстоятельства, являющихся ключами к разгадке феномена передачи жестокости по наследственной вертикали из поколения в поколения и разрастания вширь, включая серийные и массовые убийства. Она обнаружила, что жестокость затрагивала все последующие поколения, начиная с XX столетия. Ее гипотеза также объясняет распространение эпизодической жестокости в Америке, которое с 1950-х годов приобрело характер эпидемии. Миллер объясняет, что корни жестокого поведения взрослого человека следует искать в жестоком воспитании данного индивидуума в детстве, оставшемся незримым для постороннего глаза. В своей книге «Для твоей же пользы» Элис Миллер пишет, что родители, проявляющие по отношению к детям завуалированную жестокость, заявляя, что поступают так ради блага своих чад, виноваты в «ядовитой педагогике», основанной на извращении представлений о добре и зле. Иначе говоря, родители и воспитатели вдалбливают ребенку: то, что приносит физическую или эмоциональную боль, как нельзя лучше соответствует его интересам. В некоторых случаях безнравственность такой перестановки с ног на голову очевидна, она проявилась, например, в действиях супругов Каллингеров, родителей Джозефа Каллингера. Эти люди заставляли мальчика держать ладонь над огнем до тех пор, пока кожа не вздувалась пузырями и не трескалась от ожога. А когда ребенок плакал, его жестоко наказывали. Мать объясняла, что такие упражнения идут Джозефу на пользу, приучают его переносить боль. Самые важные для развития годы юноша провел, переживая страшную безысходность. Это нанесло серьезный вред его самооценке, которая является важнейшим компонентом в эмоциональном развитии, в точности и способности воспринимать социально упорядоченный окружающий мир, и оставило ребенка с незаживающими душевными ранами.

По своей сути «ядовитая педагогика» – это расщепление чувств сострадания, нежности, близости и боли – они отделяются от индивидуума, чтобы сделать его «крутым» и непробиваемым. Такое воспитание направлено на то, чтобы человек мог испытать или наблюдать жестокость без содрогания, не признавая ужаса или боли, якобы становясь сильнее, делаясь неуязвимым для любых проявлений слабости типа раскаяния или совести. Это именно те эмоции, которые серийные убийцы испытывают, оказавшись в стабильной обстановке тюрьмы. Это та сила, которая однажды заставила Генри Ли Люкаса продолжать сознаваться в своих преступлениях не только ради очищения собственной души, но и для того, чтобы углубить чувство раскаяния и сожаления, во-первых, о своей загубленной жизни, а уже затем – о жизнях тех, кого он убил. Это были те эмоции, которые Виола Люкас так старалась истребить в своем сыне, когда, спросив, любит ли мальчик своего домашнего мула, выхватила пистолет и на его глазах пристрелила животное, а вдобавок избила ребенка за то, что ей пришлось понести расходы на вывоз тела со двора.

Миллер объясняет: чтобы отучить ребенка испытывать симпатию и сочувствие, вовсе не обязательно совершать жестокие, бесчеловечные поступки. На самом деле в современном обществе многое происходит как бы само собой, потому что родители насаждают в семье добро и зло, исходя из собственного их понимания, совершенно не учитывая интересов ребенка. По словам Миллер, родители, навязывающие детям личные ценности, опять-таки «ради их же блага», совершают «мягкое насилие»: они полностью подавляют растущую личность ребенка и поджигают бикфордов шнур агрессивности, который взорвется десятилетия спустя. Они как будто бьют своих отпрысков тряпичными дубинками, не оставляющими кровавых рубцов, и не причиняют боли, но зато наносят колоссальный внутренний вред. Подобные «воспитатели» внедряют в души детей глубокое чувство беспомощности и безысходности, не позволяя им дать выход своему бунтующему духу или элементарному гневу. Эти естественные жестокие детские эмоции оказываются отделенными от личности ребенка, и им не суждено развиться в безобидное чувство примирения. «Закорачивая» их, как электрическую цепь, родители снова и снова ограничивают детей жесткими рамками, заставляя их вновь переживать гнев и безысходность, и так будет продолжаться до тех пор, пока они либо не смирятся, либо не дадут выход неконтролируемой ярости, объектом которой станет гипертрофированная фигура родителя в лице самого общества.

Если согласиться с Элис Миллер, придется признать, что в мире существуют сотни эмоциональных мин замедленного действия, готовых взорваться в любую минуту. Почему же они не взрываются? И разве нет процесса их обезвреживания, который помог бы излечить всю боль, сотворенную «ядовитой педагогикой», по Элис Миллер? А если процесс обезвреживания отсутствует, то почему общество не уничтожило само себя? Ответ на все эти вопросы: да, существуют сотни и тысячи чрезвычайно жестоких преступников, обладающих полным набором симптомов серийного убийцы. Они не взорвались, потому что в их жизни еще не произошло критическое событие, запускающее цепную реакцию. Тем не менее число индивидуумов, которые взрываются, совершая массовые убийства или апокалиптические по жестокости серийные преступления, будет ежегодно возрастать.

Нам также известно, что в свое время существовал процесс обезвреживания. Он в значительной мере держал жестокость под контролем, но прежние факторы социального контроля сейчас уходят из нашей практики по мере изменения семьи. И, к сожалению, жестокость, наследуемая поколениями, тоже способствует разрушению отдельных сторон нашего социального порядка. Такова основная мысль предупреждения, сделанного Главным хирургом американскому народу: жестокость стала проблемой здоровья общества. Данная проблема превратилась в объект исследований, направленных на изучение жестокости в семье, в отношениях между поколениями, а также эпизодической жестокости.

Теория жестокости поколений, выдвинутая Миллер, как в явно выраженной, так и в завуалированной форме, объясняет, почему подобное явление с такой скоростью распространилось в американском обществе после Второй мировой войны. Согласно этой теории, в прежнее время даже если один из родителей мог взять на себя авторитарную роль и угнетать развитие собственного ребенка, прочие члены семьи оказывали последнему поддержку. Иначе говоря, рядом с ребенком были другие родные, включая взрослых братьев или сестер, к ним он мог обратиться за эмоциональной поддержкой и защитой от излишне деспотичного родителя. Большая семья, в которой представители нескольких поколений жили под одной крышей, ее четкая архитектоника и распределение властных функций обеспечивали ребенку разнообразную поддержку, давали выход его бунтарству и гневу. У ребенка были родные и двоюродные братья и сестры, вместе с ним они влачили бремя родительской жестокости, так что оно не обрушивалось непосильной ношей на плечи единственного чада. Однако в XX веке семьи стали менее многочисленными, они сделались весьма нестабильными, в результате многим детям приходится пройти через несколько семей с псевдоотцами, которые появляются у них в результате родительских разводов и новых браков. И теперь, на исходе XX века, над семьей нависла угроза распада. Сама концепция родительских обязанностей пересматривается и получает новое определение в судах, где стали рассматривать дела о суррогатном родительстве и зачатии в пробирке. Двухлетних детей все чаще отдают на воспитание в общественные учреждения, для того чтобы подготовить их для поступления в престижную школу, родители же завязывают сексуальные отношения со множеством партнеров, даже если состоят в браке. В наше время большее число детей живет в семье, где отец и мать в разводе, нежели в полной семье. Иначе говоря, семья кардинальным образом перестраивается. Этот процесс особенно усилился в послевоенный период, когда рядом с растущим ребенком отсутствовал близкий родственник, являющийся противовесом родителю, терроризирующему свое дитя.

В семьях с одним родителем или вовсе без родителя ситуация для ребенка может стать еще более разрушительной. Вскоре появится целое поколение детей, для которых нормальные родительские отношения, служащие ребенку опорой, вовсе не будут существовать. Это поколение, о котором сенатор от штата Нью-Йорк Пэт Мойниган начала говорить еще в 1980 году, вырастет в совершенной бедности. Оно будет воспитываться только государственной системой социального обеспечения. Дети будут страдать от постоянно плохого питания, так что всю последующую взрослую жизнь они будут нуждаться в медицинской помощи – она потребуется для устранения вреда, нанесенного ребячьим телам и душам еще на стадии развития. Такие дети представляют группу максимального риска в нашем обществе и, в свою очередь, произведут на свет очередное поколение неуправляемых детей, те передадут заболевание жестокости следующему поколению в грядущий век и распространят его далеко за пределы территориальных границ США.

Элис Миллер и другие специалисты, возделывающие стремительно растущую криминальную ниву, утверждают, однако, что индивидуальные симптомы этого недуга и определенные типы его носителей подлежат выявлению и диагностике. Но перед обществом стоит куда более важная задача. Ученые и врачи должны признать, что и сами они страдают узостью кругозора, проявляя неспособность связать явления различных дисциплин в единую картину. Соответственно, социологи ищут социальные причины – «находят их, психологи занимаются поиском психологических факторов и отклонений в развитии и также находят их, невропатологи пытаются выявить органические причины и также идентифицируют их. Полицейские и работники прокуратур просто считают преступников «плохими ребятами»; они выслеживают нарушителей закона и тех, кого удается поймать, притаскивают в суд. К сожалению, все эти специалисты бродят, подобно человеку с завязанными глазами, которого водят вокруг слона. И этого большого слона он, то есть они, целиком не видят. В результате проблема остается неразрешенной, а ее масштабы даже не удается адекватно оценить. Вначале надо избавиться от разобщенности представителей различных областей науки и практики и лишь потом заняться разрешением проблем эпизодической жестокости и серийного убийства.

 

В голове серийного убийцы

«Когда мне исполнилось лет пятнадцать, Бог явил мне Себя в зримом образе и Своем гласе и приказал производить ортопедические эксперименты с целью самоисцеления и спасения человечества. Это было время, когда у меня возникали странные идеи: родители поставили запор на дверь своей спальни, а в углу, возле двери, прислонили палку; я чувствовал крайнюю безысходность». Так несколько лет назад рассказывал в своем интервью Джозеф Каллингер.

«Я продолжал слышать, как она разговаривает со мной, – сообщил Генри Ли Люкас, имея в виду свою мать, которую убил за несколько лет до этого. – И она мне приказывала делать всякие вещи. А я их не мог выполнять. И еще там один тип говорил мне, чтобы я не делал то, что приказывают другие. И это свело меня в больницу – то, что я не делал того, что они мне велели». Так Генри Ли Люкас комментировал решение начальства тюрьмы штата Мичиган направить его в Айония-Стейт-хоспитал.

«Со мной творится что-то неладное», – заявил Тед Банди своей бывшей подруге Лиз Кендалл, после того как был арестован во Флориде. Он утверждал, что у него внутри поселилась некая сила, которая высасывает из него все, подобно сверхмощной гравитационной тяге или черной дыре, выкачивающей из близлежащих звезд сначала весь свет, а затем и материю. Банди пытался подавить эту внутреннюю силу, но та оказалась непреодолимой. Чем больше энергии он вкладывал в то, чтобы оставаться нормальным, тем все быстрее разрасталась зловещая сила. Она разрушила его способность успевать в школе, она продолжала отравлять его отношения с Лиз, и в конце концов она поглотила его.

Он был не в силах вести нормальную жизнь, хотя внешне казался человеком, способным справиться с любой жизненной ситуацией. Банди чувствовал, когда на него накатывал этот зловещий мрак. Если он ощущал, что его начинает тянуть на злодеяние, он старался усилием воли заставить себя остаться дома, чтобы избежать встреч с женщинами, которые могут оказаться у него на пути. Однако это становилось все труднее. Банди сознавал: он поддается проклятой силе. Его чувства обострялись. Теперь, если Банди оказывался на улице и замечал хорошенькую молодую женщину, он брел за ней следом. Преступник много раз пытался избавиться от наваждения, продолжая свой путь вдоль улицы, после того как замеченная им женщина скрывалась за дверями дома. Но это не всегда получалось. И спустя несколько недель труп жертвы находили в неглубокой яме.

Банди, как он объяснял Кендалл, не страдал раздвоением личности, так как всегда знал, где находится и что делает. Но он также считал, что сила, живущая у него внутри, является не порождением его фантазии, а реальностью. Это была часть личности Банди, которая оставалась непонятной, но она держала его под таким мощным контролем, что он совершал убийство исключительно ради сексуального возбуждения. Банди понимал: это внутреннее «нечто» мешает ему по-настоящему любить женщин. Он проявлял внимание к Кендалл и к другим знакомым девушкам, но был не в силах испытывать любовь. А когда выказывал по отношению к Лиз холодность (та предпочитала называть ее эгоистичной жестокостью), потом со слезами молил подругу о прощении. Но то были слезы человека, который страшился, что его бросят, а отнюдь не слезы раскаяния. Спустя много лет Кендалл вспомнит, что в те периоды, когда Банди держался отчужденно, словно защищал какую-то часть себя, которую ей не было дано знать, его побуждали к этому инстинкт самосохранения и страх. Банди говорил, что общение с ним означало контакт с презренным и бесчеловечным существом. В конце концов, он попросил девушку не задавать лишних вопросов, поскольку и сам не мог взглянуть в лицо правде, хотя и сознавал, что очень, очень болен.

Кеннет Бьянки спустя несколько лет после падения в школе со шведской стенки заболел эпилепсией с периодическими припадками. Мальчик вылепил скульптуру головы с двумя лицами: одно – впереди, другое – сзади. Одно поражало нежностью и трепетностью, это было лицо доброго человека. Другое являло собой маску обезьяны-убийцы. Психолог поставил Кеннету диагноз: эпилепсия височной доли. Другой специалист отметил, что Кеннет расходует много энергии на то, чтобы скрывать свою враждебность, не показывать ее окружающим.

После падения у Бьянки развилось недержание мочи. Его приемная мать завела привычку бить мальчика перед посещением туалета, дабы заранее наказать за то, что ему не удается целиком опорожнить мочевой пузырь. А когда он украл у нее деньги, она заставила ребенка держать руку над огнем газовой горелки, пока не появился ожог, приговаривая, что делает это ради его же пользы, и заставляла клясться в любви, несмотря на боль и истязания, которые сын от нее терпит.

Мать Бьянки испытывала периодические вспышки гнева. Однажды, когда Кеннету было девять лет, он спрятался под стол, чтобы переждать очередной приступ ее ярости. Бьянки утверждает, что именно в тот момент он заметил рядом с собой маленького мальчика по имени Стив. Стив ненавидел мать Кеннета и уговаривал его бежать из дома, но Кеннет боялся. Целых четыре года, несмотря на то что Стив и Кеннет стали неразлучными друзьями, новый товарищ без умолку твердил, что ненавидит и Кеннета. После смерти отца Кеннета Стив пропал.

В последующие полтора десятка лет Кеннет Бьянки, страдавший психиатрическими расстройствами, вел двойную жизнь. Как Кенннет он был красивым мужчиной, способным завязывать отношения с женщинами, влюбился в молодую девушку по имени Лаура, пережил удар, когда возлюбленная бросила его, и вновь полюбил другую женщину, Келли, у него родился сын Шин. Кеннет работал в службе безопасности в штате Вашингтон. Как Стив, которого он не видел несколько лет, он коллекционировал журналы и видеокассеты с жесткой порнографией и не мог удержаться от мастурбации в кроличье ухо.

Обосновавшись в Лос-Анджелесе, Бьянки как Стив вместе с родным дядей, Анжело Буоно, сформировали пару убийц. Они прочесывали улицы в поисках женщин, насиловали, душили и выбрасывали тела на склонах холмов в окрестностях города. Стив комфортно чувствовал себя в роли партнера Буоно, наслаждаясь воспоминаниями о десятках совершенных им убийств. Однако когда Кеннет вместе с Келли переехал в Вашингтон, Стив исчез, а скорее, затаился, по-прежнему находясь рядом и горя ненавистью к Кеннету за его зависимость от женщин. Он лишь выжидал удобного случая для нового удара. Наконец, ощущение безысходности и ярость стали нестерпимыми, и вот опять Стив вышел на поверхность: убил двух молоденьких девушек и намеренно оставил достаточно улик для инкриминирования преступления Кеннету Бьянки.

Бьянки был обследован психиатром лишь в ходе судебной процедуры. Когда потребовалось заключение о возможности его участия в процедуре суда, под гипнозом Стив «вышел наружу» и стал рассказывать чудовищные истории о матери Кеннета, дяде Анжело и женщинах, погребенных в предместьях Лос-Анджелеса. Эти истории показались жюри присяжных чересчур заумными, и оно просто признало Кеннета Бьянки и его дядю виновными в убийствах. Стив снова ушел на дно, а Бьянки отбывает пожизненное заключение, и лишь совет из пяти психиатров сохраняет уверенность, что появление Стива ознаменовало формирование множественной криминальной личности.

Независимо от того, рассматривать ли Люкаса, Банди, Каллингера, Бьянки и прочих серийных убийц как типы множественной личности, все они сообщают о чувствах, которыми были не в силах управлять, о голосах, подталкивавших на совершение преступных деяний, об ощущениях неведомой силы где-то в самой глубине души. Им казалось, что эти силы захватили власть над их телом, делая его своим заложником. Некоторые убийцы рассказывают, как в детстве слышали чужие голоса и испытывали сексуальные желания, совсем не такие, о которых рассказывали другие дети. Позднее голоса и желания оформились в ритуалы. Данные индивидуумы совершали нападения на людей, насиловали женщин, достигали оргазма только тогда, когда жертва лежала перед ними в совершенно беспомощном состоянии. Они совершали убийства, уродовали и расчленяли тела, чтобы скрыть следы злодеяния и избежать ареста. Чем более жестоким было преступление, тем острее они сами ощущали эту жестокость, пока не наступал момент, когда самого преступления становилось уже недостаточно, для того чтобы полностью стереть отвращение, омерзение к самому себе. Этим людям совершенно неведомо раскаяние, они неспособны испытывать сочувствие и любовь, свойственные нормальным людям. Убийцы живут изгоями в своих мрачных вселенных, пока часть их личности не сдается. И тогда они пытаются покончить с собой или оставляют на месте преступления красноречивые улики, которые помогают полиции изобличить и арестовать виновных.

Откуда берут начало эти голоса и чувства? Может быть, ответственность за их возникновение лежит на перенесенных черепно-мозговых травмах в результате катастроф или родовых дефектов, приводящих к неврологическим нарушениям? А может, существует некая критическая масса органических, психологических и социальных факторов, погружающая каждого серийного убийцу в его мрачный мир? Сознает ли ребенок, который впоследствии становится убийцей, что он уже в чем-то существенно отличается от всех остальных людей, или это открытие приходит к нему лишь в пубертатный период, а то и после каждого совершаемого им убийства? Где та грань, за пределами которой пораженная психика теряет способность управлять собой и выпускает на свободу первобытную силу тотального разрушения?

В поисках ответа на эти вопросы психиатры Дороти Льюис и Джонатан Пинкус обследовали пятнадцать заключенных отделения для смертников в штате Флорида и обнаружили у всех преступников примечательное сходство неврологических нарушений. Один из заключенных, Бобби Джо Лонг, даже сделал свой комментарий. Он сказал: «Среди моих собратьев некоторые ушли так далеко, что их как будто нет на месте, когда ты стоишь напротив и с ними разговариваешь». Лонг полагает, что часть его мозга, пораженная в дорожной катастрофе, «уже вся высохла и умерла… Но здесь есть и просто сумасшедшие, которые даже не понимают, что происходит вокруг».

Чтобы разобраться, как больной с неврологическими нарушениями может продолжать функционировать, или как Банди удавалось вести внешне нормальную жизнь, жить с женщиной и ее маленькой дочкой и при этом совершать серию преступлений – насиловать и убивать других молодых женщин, – требуется уяснить комплекс симптомов, по-видимому, присущих серийным убийцам. А чтобы понять, как эти нарушения влияют на их поведение, нам следует обратиться к тому, что мы называем сознанием или восприимчивостью, и рассмотреть его как продукт биологического механизма.

В деятельности головного мозга нет никакой мистики или магии, хотя он и находится в центре чуда, именуемого жизнью. То, что мы называем сознанием, – на самом деле высокоскоростная передача с наложением миллионов сигналов в рамках электрохимических процессов. Сигналы связывают ощущения, области распознавания, банки памяти и нервы, контролирующие движения мышц. Мозг – это и параллельный процессор, выполняющий много функций единовременно, используя для этого одни и те же пути, и субординирующий процессор, который располагает задачи с учетом их приоритетности и формирует последовательность выполнения операций, необходимых для жизнедеятельности. Основываясь на психическом состоянии индивидуума, а также на информации об окружающем мире, в зависимости от важности сообщений, хранимых в различных ячейках памяти, и от эмоционального уровня человека, мозг присваивает каждой операции, которую он должен отработать, свой фактор значимости и соответствующим образом организует эти операции. У неконфликтной личности процесс расположения по важности имеет устоявшийся характер, напоминая составление списка дел на день, где галочкой отмечаются выполненные пункты, только масштабы подобной операции в организме шире и сложнее. У конфликтной личности, а таковыми являются около девяноста девяти процентов людей, мозг идет на множество компромиссов. Выпить ли нам еще чашечку кофе или сразу сделать этот важный телефонный звонок? Постараться ли увильнуть от работы или приступить к ней немедленно? Шагнуть навстречу опасности или попытаться убежать? Мозг принимает подобные решения каждую секунду, реагируя на миллионы сигналов, поступающих из внешнего мира и из собственных банков памяти.

Однако машинная модель человеческого мозга все-таки излишне упрощает сложность органа и неврологической системы, которой он управляет. Поскольку эта система приводится в действие посредством электрохимических, а не просто электрических импульсов, различные типы процессов могут происходить в одно и то же время, изменяя интерпретацию сигналов нашим разумом. Например, если человек устал и проголодается, его организм перегружен, а ум пребывает в напряжении, поскольку занят проблемами сегодняшнего дня и отягчен страхом не только о завтрашнем дне, но и о семейных делах, финансовом положении. Такой человек среагирует на определенные стимулы иначе, нежели тот, кто не испытывает стресса, сыт, чувствует себя отдохнувшим и просто больше уверен в себе. То есть тот, кто с утра не позавтракал, склонен срывать зло на окружающих и вообще проявлять крайнюю раздражительность, тогда как человек, хорошо подкрепившийся, настроен гораздо благодушнее. Возможно, первый из них и не испытывает голода, но его мозг чувствует потребность в подкормке. Мозг желает, чтобы его накормили, и потому получаемые им химические сигналы угнетают способность адекватно реагировать на негативные раздражители. Иногда мы не сознаем этого, как случается с человеком, который, перебрав алкоголя, утратил способность к логическому поведению, а рефлексы стали его подводить. Это сходные феномены. Сексуальное возбуждение, страх, гнев и боль вызывают аналогичные химические сигналы посредством гормональной системы; она не принимает доминирующей логики, в большинстве случаев направленной мозгом на внутренние эмоции. А у серийных убийц, с их чудовищно нарушенным химическим уровнем, едва ли существуют условия для нормальной мозговой деятельности.

Наверняка вы видели схематические изображения, показывающие, какой участок головного мозга контролирует ту или иную функцию организма. В XIX веке Поль Брока́ выделил область, контролирующую речь; другие ученые нанесли на атлас участки, ответственные за мышечные функции, восприятие сигналов, поступающих по зрительному нерву, перехват звуковых сигналов и различение вкусов и запахов. В начале XX века головной мозг представлялся ученым ящиком с ячейками, наподобие того, в каком в гостиницах хранят ключи от номеров, где каждой ячейке соответствовал свой ключ, или, в нашем случае, одна, определенная часть организма. Однако оказалось, что эта концепция в значительной степени ошибочна. На смену ей пришло современное понимание, что мозг – это устройство, переключающее сигналы, и его основная функция – релейная обработка сигналов, направление их в различные области. Выполнение этой деятельности обеспечивает то, что мы называем «осознание» или «осознанность». В этом отношении человек, по сути, не отличается от низших животных, которые видят, слышат, обоняют, осязают, чувствуют боль, ощущают голод, испытывают потребность удалять отходы из организма, ощущают страх, сексуальное возбуждение, переживают приступы злобной ярости. Но поскольку у человека более развиты функции головного мозга, он пользуется языком и существует в метафизическом мире, в котором люди в состоянии выносить суждения о природе действительности. Мозг человека осознает человеческую деятельность. Мы понимаем предложения типа: «Я стараюсь думать», «У меня сегодня просто не работает голова» или «Это вертится у меня на языке».

Итак, человеческий мозг представляет собой сложный, но элегантный прибор для коммуникации, позволяющий моментально переключать сигналы, поступающие в различные участки мозга в форме сообщений органов чувств, и те, что хранятся в банках памяти, обеспечивая базовый уровень сознания. Стоит человека полностью лишить сенсорного ввода – и все его ощущение сознания претерпит болезненное искажение. Лишение новорожденного младенца основополагающего сенсорного ввода, в особенности тактильной стимуляции, обречет его всю жизнь терпеть психологическую боль и проявлять жестокость. Эксперименты, проведенные на обезьянах и других приматах, показывают: в отсутствие чувственной стимуляции животные становятся жестокими, ориентируются на разрушение и, в конце концов, пытаются покончить с собой, разбивая головы о стенки вольеров.

В нормальном мозге сенсорная информация из внешнего мира автоматически передается на специфические центры, расположенные по ходу нервных клеток. То, что нервы передают в головной мозг, сравнивается с аналогичной информацией, сохраняемой мозгом, она узнается и идентифицируется. Часть этого процесса используется для поддержания ориентации индивидуума во времени и пространстве. Иными словами, чтобы установить движение протяженностью от одного момента до следующего, мозг постоянно «высвечивает» картинки внешнего мира. Эти сотни миллиардов снимков, сделанных мозгом, составляют реальность в нашем сознании. Если в промежутке между двумя «фотовспышками» изменить существенный аспект внешнего мира, так что снимки перестанут соответствовать ожидаемой мозгом картине реальности, индивидуум может утратить способность к самостоятельной ориентации. Иначе говоря, если сейчас полдень, у нас нет основания ожидать, что в следующий момент наступит кромешная тьма. Пока древние люди не понимали природы солнечных затмений и не научились их предсказывать, у них не было основы, опираясь на которую, они могли бы ориентироваться в происходящем. Если изменить аспект гравитации, как это происходит в сверхскоростном лифте, изменить звуковые эффекты или поместить нового человека в то место, где его никто не ожидает увидеть, мысль с самого начала отвергнет последовательную детальную познавательную деятельность, вызывая у человека разновидность защитной реакции. Мы называем такую реакцию моментальной паникой. Обычно это случается, когда кто-то неожиданно бросается на нас, подобным образом пугают друг друга дети.

Неврологические процессы, происходящие при такого рода испуге, сводятся к тому, что информация о внезапном появлении передается по другому нервному пути к периферической нервной системе. Процесс передачи с самого начала контролируется мозгом: височной долей, лимбической областью и гипоталамусом. Эти отделы руководят основными эмоциями и гормональной системой человека. Они начинают и прекращают одну за другой любые познавательные функции, поддерживают метаболический баланс в организме. Именно здесь биологический алгоритм переводится с клеточного уровня на уровень всего организма. Эти области контролируют страх и гнев, сексуальное влечение, чувство удовольствия или благополучия, а также ощущение собственного «я», отличающее индивидуума от остальных людей. Отдельный неожиданный для человека сигнал вызывает в гипоталамусе реакцию страха и потребность защитить себя. Мы можем закричать и дернуться, у нас сильно забьется сердце, выступит пот. Нашей первой реакцией – а необученный человек абсолютно не способен их контролировать – будет желание убежать или нанести ответный удар. С помощью хранящейся в мозге памяти мы узнаем напугавшего нас человека, образ которого запечатлен у нас в сознании, но угроза, заключающаяся во внезапном вторжении, прошла по иному пути, и откуда-то из глубин нашего мозга возникает ответная реакция. Мы осознаем эту реакцию почти в тот самый момент, когда узнаем, определяем, кто этот человек, заставивший нас подскочить от ужаса, и приходим в смущение. Но нам известно, что где-то в глубине нас эта реакция есть. Как будто внутри сидит какой-то другой человек, заставляющий реагировать, хотя сознательно мы этого не хотим. Такого рода ощущение, умноженное стократ, – приблизительно то, что испытывает серийный убийца, когда часть его мозга подчиняет часть его «нормальной» деятельности.

В обычных условиях мозг сразу оценивает возникшую ситуацию и сигнализирует о «чрезвычайном положении» до разрешения проблемы. Логический контроль, осуществляемый обычно доминирующим левым полушарием, обеспечивает основу порядка и подает в мозг свежие сенсорные данные. Он служит тем фильтром, который создает связь между предшествующей и последующей «фотовспышками» и выносит суждение о достоверности и содержании информации, получаемой посредством сенсорных рецепторов. Наша способность отличать реальность от фантазии и правду от лжи в значительной мере регулируется логическим контролем. Именно это позволяет даже самому невыдержанному человеку существовать в контексте общественного порядка и вести себя в соответствии с установленными правилами.

Однако во время сна ощущение реальности часто оказывается нарушенным внезапными изменениями фантастических сцен, совершающимися ежесекундно. Умершие возлюбленные или родственники могут населять наши сновидения наравне с живыми и здравствующими, благополучно взаимодействуя друг с другом. Во сне мы можем видеть себя детьми, но действовать в современной обстановке и даже общаться с самими собой, уже взрослыми. Сон способен мгновенно свалить человека, особенно если тот очень устал. Стимулирующие его химические вещества начинают свое движение в организме, унося нас в мир сновидения. В такие моменты полусна-полубодрствования реальность и символика, принадлежащая сну, совершенно смешиваются с реальностью бодрствования. Мозг еще сохраняет некоторую долю контроля, но мы чувствуем, как какая-то непреодолимая сила утягивает нас в сон. И если ничто не нарушит этого состояния, например свет яркого прожектора или пронзительный сигнал клаксона, мы погрузимся в сон, даже не сознавая этого, пока не проснемся много минут, а то и часов позднее.

Сновидения имеют собственную символику, защищающую бодрствующий ум от ужаса самых глубинных воспоминаний и страхов, которые хранятся у нас в душе. Люди, являющиеся нам во сне, часто олицетворяют собой других, вызывая к себе сходное чувство. Братья или сестры иногда подменяют наших детей, и в момент пробуждения человек мгновенно постигает нюансы очень давних коллизий в свете своих нынешних отношений с собственным ребенком. Во сне родители, родственники и друзья иногда становятся на место друг друга, что также может служить источником, проливающим свет на какое-то обстоятельство, важное для сновидящего или его психотерапевта, раскрывая представления и глубинные эмоции индивидуума. Однако эти открытия и толкования сновидений делаются не спящим, а пробудившимся человеком, иногда с помощью специалиста. Анализ осуществляется с помощью логических построений. В период серий преступлений такой логический механизм отсутствует в уме серийного убийцы на протяжении длительного времени.

Полусон-полубодрствование, в котором смешиваются воображаемые ужасы с объективной реальностью, – вот подлинное состояние серийного убийцы с нарушениями лимбической области мозга или другими симптомами. Сновидения без предупреждения вторгаются в реальность бодрствования, и он неожиданно для себя попадает в мир своих наполненных кошмарами фантазий, при этом лишаясь ориентира, который помог бы ему определить, где сон, а где – явь. Для данного индивидуума сон и явь – все едино. И подобно тому, как люди, видящие во сне одних своих знакомых в роли других, приходят в смятение, состояние галлюцинации или бреда приводит серийного убийцу в полную растерянность: он путает тех, кого знал в прошлом, родителей, братьев и сестер, со своими нынешними жертвами, которые только что встретились ему на пути или сели в его машину. Когда неистовство серийного убийцы, постепенно накапливаясь, достигнет предела и преступник захлопнет капкан, он неотвратимо запирает и себя в мире сновидений, а жертва лишается для него всяких личностных черт, если не считать свойств той личности, которые приписало несчастной его болезненное воображение.

Психологическая реакция, запускающая ход бредово-сновиденческого механизма, может быть вызвана событием, произошедшим в реальном мире, как это случилось с Гэри Шефером. Его сознание уже находилось в смятении из-за падчерицы в тот момент, когда он проезжал мимо Кэти Ричардс и ее подружки. Реакция может носить и чисто эпизодический характер, как у Бобби Джо Лонга, испытывающего эмоциональные циклы, аналогичные менструации. Его жестоко искалеченный мозг, перенесший ряд черепно-мозговых травм, уже не имеет действенного регулятора, способного контролировать поток чувств, стимулируемых гормонами. В результате Лонг обнаружил, что действует во сне, подобно лунатику; убийца не в силах подавлять в себе ярость и жестокость – они ассоциируются у него с сексом и властью над жертвой.

Тед Банди приходил в неистовство при виде хорошенькой сокурсницы, возбуждавшей в нем сексуальную агрессию. Однако он был отвергнут как раз такой женщиной. Ее убеждение в своей красоте, все ее поведение, от которого веяло самоуверенностью и сознанием собственного достоинства, вызывали у Банди ненависть в момент возбуждения. Он ненавидел ту девушку и одновременно желал ее, и эти два чувства сплетались воедино. Ему страстно хотелось доминировать над подобной женщиной, разрушить ее власть. Совершая преступление, он испытывал сексуальное возбуждение, ставшее путеводной нитью, за которой всю жизнь тянулся больной мозг Теда Банда. Выходя на охоту за жертвой, он надевал на руку фальшивую гипсовую повязку и напускал на себя роль слабого, нуждающегося в помощи человека, чтобы заманить несчастную девушку в ловушку. Преступник рассчитывал сыграть на чувстве превосходства, столь ненавистном для него в женщинах. Когда контакт с жертвой был установлен и Банди понимал, что сумел опутать ее паутиной, в нем стремительно нарастало возбуждение. Эмоциональная сила, пронизывавшая его мозг, набирала мощь и выносила его на следующий виток преступления. Близился миг триумфа: женщина сидит рядом с ним в машине, в полной его власти. Затем следовала короткая серия ударов, делавших ее беспомощной, и вот уже Банди оказывался на предпоследней стадии своего преступления. Теперь, когда она в обмороке и близка к смерти, он насиловал ее: секс и ненависть к этой женщине были в его понимании тождественны, потом он убивал. Когда с жертвой было покончено, он начинал терзаться омерзением к самому себе. Акты жестокости не приносили облегчения, у него на руках оказывался труп, от которого следовало избавиться. Закопав тело, он поздним вечером звонил Лиз Кендалл в отчаянной попытке сделать крен в сторону реальности и утвердиться в роли живого существа.

Этот алгоритм повторялся, и на счету Теда Банди скопилось свыше трех десятков жертв в Сиэтле. Их число пополнилось убитыми в Колорадо, затем новой партией жертв из штата Юта и, наконец, жертвами заключительных гастролей во Флориде.

Джоном Гейси двигало стремление разрушить некую активную червоточину, ощущаемую им внутри себя. Ритуалом убийства молодых людей он воспроизводил кошмар, в котором его родной отец убивал мальчика Джона Гейси за его собственную слабость и явное отсутствие мужества. Гейси одновременно играл две роли, и отца, и мальчика. Он действовал как лунатик, его исковерканный мозг позволял наяву разыгрывать самоистязания и ненависть, хранившиеся в памяти с тех пор, пока Гейси был ребенком. Ощущение беспомощности и гнева, детская потребность в разрушении того, что доставляло самую большую боль, выходили на поверхность, когда Гейси привозит жертву к себе домой. Придя в отчаяние от того, что преступление на самом деле не освобождало от боли, он хоронил своих жертв в подвале.

И хотя Гейси, Банди, Мэнсон, Люкас, Каллингер, Бьянки, Лонг и другие серийные убийцы обнаруживают по меньшей мере один пусковой механизм в поведении, на самом деле каждому из них присущ целый комплекс причин. В противном случае всякий, у кого имеется повреждение лимбической области мозга или гипоталамуса, автоматически становился бы серийным убийцей. Нам известно, что головной мозг – куда более гибкий и многогранный орган и располагает механизмами компенсации, с помощью которых старается скорректировать дефекты. Если человек много часов обходился без пищи и начинает проявлять ненормальную жестокость по отношению к окружающим, его естественное, хотя и ослабленное, чувство морали задаст вопрос напрямик: «Разве ты не понимаешь, что делаешь?» или «Почему ты так поступил?». Страх нарушить равновесие в семье или боязнь лишиться работы также служат противовесом взрывам вспыльчивости и эмоциональных проявлений. Даже алкоголики, дошедшие почти до крайности, если их воспитывали в положительном ключе, не теряют возможности совершить поворот в своей судьбе и воспользоваться медикаментозным лечением или психотерапией.

Мозг способен выдержать неоднократные повреждения и продолжать нормально функционировать, так как является чрезвычайно «пластичным» органом, восстанавливающим нервные клетки взамен утраченных. Люди, перенесшие инсульт левой стороны головного мозга и утратившие мышечный контроль над правой стороной, а также лишенные дара речи, могут приспособиться к новым условиям. Невропатологам известно: существует речевая область в правом полушарии мозга, которая отражает, подобно зеркалу, околообонятельное поле Брока́, расположенное слева. Эта область может взять на себя функции поврежденного левого полушария в тех случаях, когда вследствие паралича левой половины нарушается речь. Нам также известно, что нервные пути, контролирующие другие моторные функции, поддаются компенсации в результате специальных программ реабилитации. Мозговая ткань способна к восстановлению после разрушительного действия алкоголя. Стоит вывести из организма токсины и дать ткани возможность регенерироваться, многие церебральные функции, утраченные в период злоупотребления спиртным, постепенно восстановятся. Возможно, человек никогда не станет прежним на все сто процентов, однако удовлетворительное состояние позволит ему жить и работать без явных неудобств.

Парадокс состоит в том, что именно уникальная возможность мозга излечивать себя и компенсировать повреждения создает ту основу, на которой и формируются серийные убийцы. Эта разновидность защитного механизма настолько сложна, что когда он работает на полную мощность, то в состоянии превратить индивидуума в жестокого хищника. Чтобы понять, каким образом защитный механизм приводит к деструктивно-агрессивному поведению, следует учесть: главной целью любого живого организма является выживание. Таков тип биологического алгоритма, биохимическая реакция, основополагающая для различения живой и неживой материй. Проявлением биологической потребности выживания служит воспроизводство генетического материала по принципу зеркала, призванное гарантировать развитие нового существа, подобного родителю. То есть сексуальное возбуждение – основополагающая химическая реакция.

Самооборона в любой форме – это тоже проявление потребности выживания. Страх, жестокость, гнев, бегство, ужас и паника – не что иное, как химически индуцированные реакции, которые в том или ином виде присущи всем живым существам. Они составляют часть компенсационного процесса, не позволяющего случайно погибнуть. У человека первичные реакции самозащиты были социализированы на очень ранней стадии эволюции, приблизительно в тот период, когда формировалась устная речь. Объединившись в группы, люди обрели возможность выживать под натиском стихии, побеждать в борьбе с хищниками. Эволюция видов отражается в психологическом и социальном развитии каждого отдельного индивидуума. Иначе говоря, онтогенез, развитие индивидуума, следует за филогенезом, эволюцией вида. Если этот процесс так или иначе нарушен и мозгу или центральной нервной системе приходится восстанавливать пошатнувшийся внутренний баланс, индивидуум перестает отражать остальное общество. Он становится психофизиологическим мутантом. Так происходит при формировании серийного убийцы.

Поведение, характерное для серийных убийц, хотя и саморазрушительное по сути, разрабатывается их мозгом в порядке компенсации уровня физиологического или эмоционального повреждения. Если ребенок не получал в детстве необходимой тактильной стимуляции и потому не смог провести черту, отделяющую его от окружающего мира, мозг восполняет это, но жизненно важный элемент будет отсутствовать. Какая-то часть мозга младенца никогда не разовьется до такой степени, на которой осуществляется регуляторный контроль примитивных эмоций. Индивидуум может эмоционально охватывать только себя и никого более. Он не будет признавать в отношении себя никаких физических ограничений и готов буквально пойти по трупам, если это понадобится. Он не будет ощущать чужой боли, ему будет неведомо раскаяние, он никому не посочувствует. Когда подобное поведение развито до крайности, индивидуум существует в собственной вселенной, в изоляции от всего остального человечества. Он может начать с жестокого обращения с животными, а со временем прийти к преступлениям против людей. Его гнев будет продолжением его самого, так как этот человек окажется не в силах сдерживать ярость с помощью той части головного мозга, которая у него попросту не развилась. В смягченном варианте такой индивидуум имеет социопатические наклонности. Он может быть эгоистичен, излишне требователен, неспособен отзываться на нужды близких, но все равно живет в собственной вселенной. Однако поскольку его мозг поврежден не слишком сильно, или благодаря правильному воспитанию, или приспособлению – хоть и с большим трудом – к обитанию в среде, подчиняющейся законам общественного порядка, такой человек научится контролировать жестокость.

В случаях с Кеннетом Бьянки, Чарльзом Мэнсоном или Генри Ли Люкасом, которые в детстве терпели чрезмерную жестокость и каждый день жизни представлял угрозу для их выживания, развивающаяся психика детей была попросту разрушена. Они поняли, что нелюбимы и перемещаются по враждебной вселенной, где не смогут найти утешения иначе, как в удовольствиях, которые добудут себе сами. Для выживания им пришлось становиться хищниками, питающимися другими, и, подобно животным, они хватали, что могли, избегая встреч с существами, способными уничтожить их мирок. Функции мозга этих серийных убийц были нарушены вследствие физического повреждения, а эмоциональные нарушения породили у них высокоразвитый механизм самозащиты, позволявший выносить истязания. Парадоксально, что для выживания ребенку требовалось быть мертвым. Итак, фигурально выражаясь, психика умерла, чтобы позволить жить физической сущности.

Возможно, если бы мозг этих людей не подвергся травмам, они не стали бы психопатами и смогли бы контролировать свои первичные мозговые импульсы. Но, учитывая полученные повреждения, подобный контроль отсутствовал. Больной мозг Люкаса и Бьянки выпустил их примитивные потребности на свободу, они утратили контроль над собой и стали серийными убийцами.

Тщательное изучение историй серийных убийц, ставших объектами нашего исследования, показывает: то, что общество именовало криминальным поведением, являлось, по сути, механизмом защиты от того, с чем сталкивался индивидуум. И это соединение психологического распада, органического повреждения головного мозга, злоупотребления алкоголем и наркотиками либо признаков химического дисбаланса в организме во всех случаях приводит к появлению индивидуума, находящегося за пределами наших традиционных представлений о безумии. Биологический алгоритм, действовавший в данном человеке, поддерживал его в состоянии равновесия. Однако силы, действовавшие как внутри, так и извне, настолько отодвигали это равновесие от основного русла, что индивидуум становился неадекватным для какого-либо определения человеческой личности. Мы воспринимаем его как монстра, а он, разумеется, и сам воспринимает себя как бесчеловечное чудовище, если начинает равняться на нормальных людей. Трагедия заключается в том, что то, к чему он пришел, не является его свободным выбором. Как пишет Чарльз Мэнсон, чтобы выжить, он был вынужден возвести необходимость в ранг добродетели и открыть объятия тому существу, в которое превратился. Итак, в Мэнсоновом жестоком хаотическом мире, где добро было злом, а зло – добром, реакцией его психики стал «шурум-бурум» – абсолютное разрушение окружающего мира в зеркальном образе уничтожения его внутренней вселенной.

Если описание обстоятельств формирования серийных убийц и множества причин, вызывающих те или иные формы мутации, все-таки оставляет в повествовании нотки оптимизма, это можно объяснить лишь жизнерадостностью, от природы свойственной человеческой душе. Банди, Лонг, Люкас, Каллингер – все они понимают, что больны. Даже Мэнсон признает, что его поведение выходило далеко за рамки нормальности. Он обвиняет общество и своих воспитателей за боль, которая была ему причинена, и, находясь в четко организованной тюремной среде, признает свои преступления. Сьюзан Эткинс, Текс Уотсон, Генри Ли Люкас и другие серийные убийцы приняли откровение христианского фундаментализма и стали строить свое личное обновление на его основе. Оказавшись в структурированной среде пенитенциарных учреждений, очистившись от токсинов и освободившись от остаточных эффектов злоупотребления алкоголем и наркотиками, перейдя на относительно стабильный рацион тюремной пищи, они почувствовали относительное оздоровление организма. Большинство серийных убийц сознает, что снова будут убивать, если их выпустят на свободу, но все они теперь понимают, что своевременное профессиональное медицинское вмешательство предотвратило бы их преступления или, по крайней мере, помогло бы разобраться в происходящем. Один из них, Бобби Джо Лонг, уже почти было решился обратиться за психиатрической помощью, но, испугавшись последствий, в последнюю минуту сбежал из приемной психотерапевта.

Как правило, серийные убийцы знали, что с ними происходило, и либо пытались держать себя в руках, как Банди, либо молили власти о помощи, как это делали Люкас, Лонг, Гэри и Эд Кемпер. Все они предупреждали тюремное начальство и медиков о своей болезни и говорили, что нуждаются в помощи. Люкас откровенно признался, что, если его освободят, он снова затеет серию убийств. Однако власти отпустили его. Бобби Джо Лонг несколько лет пытался убедить армейских докторов, что у него серьезная травма и он испытывает пугающие симптомы, но доктора отвергали его заявления, воспринимая их как попытку добиться дополнительных ветеранских льгот. А когда Карлтон Гэри объяснил врачам и администрации тюрьмы Оссининг штата Нью-Йорк, что испытывает наклонности к человекоубийству и нуждается в лечении, это расценили как желание облегчить себе отбывание срока.

Очевидно, требуется провести дополнительные исследования, и не только в узкой области эпизодической жестокости, но и в области деятельности мозга. Недавние исследования, обнаружившие связь роста новых нейронов и нервных путей в ответ на стимулирование обучением, открывают целое поле для изучения. Работа докторов Льюис, Марка, Медника, Уолша, Фишбайн и Тэтчера указывает новые направления в развитии криминалистики. А в сфере общественной политики теперь, когда даже сам Главный хирург США признал, что жестокие преступления представляют собой проблему общественного здоровья, единственным возможным способом ее разрешения может явиться разработка программ, позволяющих выявлять случаи жестокости в семье и идентифицировать жертвы такого обращения до того, как они канут в свой сумеречный мир. В противном случае некоторые из них вынырнут на поверхность лишь спустя десять – пятнадцать лет, попав на страницы газет в заголовки материалов, сообщающих о чудовищных злодеяниях.

 

Профиль серийного убийцы

На основании подробных интервью с более чем десятком серийных убийц и их ближайшими родственниками, исследований свыше трехсот дел о серийных преступлениях, а также около пятисот бесед с психоневрологами, психиатрами, социальными работниками, врачами, проводившими экспертизу, учеными-химиками мы разработали биологический и социальный профиль потенциального серийного убийцы. С помощью адвокатов, защищавших этих преступников, детективов из отделов убийств, которые их преследовали, а также сотрудников Отдела ФБР по медицинскому исследованию поведения нам удалось усовершенствовать этот профиль, дополнив его информацией о привычках и предпочтениях серийных убийц. По мере углубления понимания синдрома серийного убийцы мы пришли к выводу, что данный профиль поможет в создании средства диагностики и прогнозирования, позволяющего выявить индивидуумов, рискующих стать серийными убийцами, а также людей, прошлое которых обусловливает необходимость обширного обследования или биопсихологической экспертизы.

В отличие от френологов конца XIX века, изучавших форму головы и шишки на черепе человека, и даже от бихевиористов начала 1940-х годов, мы не сосредоточиваемся исключительно на поиске «преступных типов». Любой полицейский скажет: кто угодно может стать криминальным типом, стоит только совершить преступление и оказаться в тюрьме. Однако мы выдвигаем гипотезу, что совершение серийных убийств – это скорее определенная форма заболевания, а не стиль жизни; синдром, который имеет специфические четкие и размытые признаки, являющиеся симптомами, доступные идентификации задолго до того, как потенциальный убийца совершит свое первое преступление. Данное заболевание является крайней формой эпизодической агрессии. Это мы установили на основании опросов серийных убийц, сообщивших о жестоких фантазиях, виденных ими в течение многих лет до того, как они стали охотиться на первую жертву. Совершенные впоследствии убийства были главным образом воплощением этих фантазий и реакцией на нарастающую неспособность контролировать поведение.

Мы установили, что в числе причин заболевания – диагностируемые органические нарушения центральной и периферической нервной системы, которые вызываются мозговыми травмами, длительным сбоем биохимического равновесия, генетическим сбоем и тяжелыми случаями повреждения лимбической области мозга. Эти органические нарушения непосредственно связаны с асоциальным поведением, реакциями типа шизофренических, неспособностью к учебе, агрессией и иногда криминальной деятельностью. У ряда больных, по-видимому, бывают приступы в форме галлюцинаций, которые вторгаются в сознание, нарушая представление о времени и реальности, оставляя после себя только слабые «послеобразы», подобные призрачным следам кошмаров, сохраняющимся в памяти наутро. Единственные признаки заболевания – острые пики на глубокой ЭЭГ или серия неврологических проявлений, таких как дислексия, одержимость пожарами, провалы в памяти и прочее.

Какие симптомы могут подсказать диагностикам и психоневрологам, что больному требуется провести такой обширный тест, как глубокая ЭЭГ? Что должно навести врача на мысль отправить прядь волос больного на химический анализ? Всякий ли ребенок, неспособный к учебе, рискует сделаться убийцей женщин и детей? А что, если речь идет об убийце, совершившем свое первое преступление?

Можно ли вмешаться, пока он не нагнал ужаса на всю округу, как это было в случаях с Атлантским убийцей детей? А сколько Чарльзов Мэнсонов подрастает в наших закрытых детских учреждениях и обычных семьях? Послужат ли переживаемые ими страхи и отчаяние катализаторами процессов превращения трудных подростков в тягчайших преступников? Какие признаки должны насторожить тех, кто с ними сталкивается? И что должно подтолкнуть к проведению необходимых исследований?

В этой главе описываются поведенческие и биологические аспекты и психологические профили, которые должны восприниматься как признаки вероятности, что данный индивид может быть предрасположен к эпизодической жестокости и преступной деятельности. Критическое количество признаков позволяет оценить потенциальную опасность, не навешивая на человека ярлык преступника. Эти признаки могут рассматриваться лишь как сигналы тревоги – такова их важная отличительная черта. Вероятно, на свете существует немало людей, которые двигаются по жизни на границе между зарождающейся жестокостью и нормальным поведением, никогда не преступая черту. Они могут испытывать постоянный страх перед собственной потенциальной разрушительной энергией, ужас от сознания того, что скрывается у них внутри под маской обычного человека. Но у них никогда в жизни не соединятся все силы, порождающие серийного убийцу. Возможно, воспитание заставляет этих людей подходить к себе критически. Или у них развито понимание, что определенное питание оказывает воздействие на их поведение, и они для контроля над собой станут придерживаться особой диеты. А скорее всего, таким людям удается найти супруга или близкого человека, который займет важное место в их жизни, даст объективное восприятие реальности. И хотя у этих людей могут обнаруживаться отдельные биологические или психологические признаки синдрома серийного убийцы, они проживут жизнь носителями заболевания и никогда не состоятся как жестокие преступники. Модели, описанные в данной главе, подходят к таким людям лишь частично, но они вполне пригодны в качестве рекомендаций по обследованию.

Создание описания моделей и оснований для прогноза развития синдрома серийного убийцы имело целью выявление больных на ранней стадии. Наиболее вероятные кандидаты для детального обследования – дети, замеченные в проявлении жестокости по отношению к сверстникам и животным, постоянно устраивающие пожары и завороженно глядящие на пламя, жертвы жестокого обращения в семье, перенесшие черепно-мозговые травмы, обнаруживающие хроническую неспособность к учебе или другие формы органических нервных расстройств. Обследованию подлежат также несовершеннолетние правонарушители, помещенные в специальные учреждения и кажущиеся неисправимыми, – в тех случаях, когда это качество не связано с их домашним окружением или, напротив, окружение до такой степени жестоко, что внушает им страх. Приведенные ниже модели предназначены вовсе не для того, чтобы записывать кого бы то ни было в преступники и предсказывать криминальное будущее людей, называя их потенциальными серийными убийцами, и являются лишь рекомендациями, на которые следует ориентироваться при сборе более подробной информации о людях, страдающих приведенными или сходными симптомами.

Главное, что профиль должен служить в качестве средства диагностики как для медиков, так и для работников уголовных судов и судов над несовершеннолетними, привлекая их внимание к тому факту, что правонарушитель сам является жертвой и помимо наказания требует медицинского вмешательства. Мы не ставим перед собой цели оправдать преступников, но предлагаем учитывать, что эти действия могут быть вызваны синдромом серийного убийцы, определяемым как синдром нарушения контроля или психоза, связанного с поражением лимбической области мозга, и что определенные формы медицинской помощи, психотерапии и коррекции способны помешать им встать на путь жестокого убийцы. Иначе говоря, квалифицированное использование предлагаемых моделей спасет жизнь тысячам потенциальных жертв, «закоротив» электрическую цепь карьеры потенциальных серийных преступников. Данный профиль полезен следующим группам:

1. Индивидуумам, опасающимся, что у них имеются симптомы синдрома серийного убийцы, и чувствующим, что склонность к жестокости выходит у них из-под контроля. Мы не хотим запугивать таких людей, наводя их на мысль о возможности стать серийными убийцами, но имеем цель заставить насторожиться тех, кто действительно страдает от бреда жестокости, галлюцинаторных фантазий ритуального насилия, крайней гиперсексуальности.

Было бы идеально, если бы насильники, мужья, избивающие своих жен, хулиганы, встревожившись, постарались получить какую-либо медицинскую помощь, чтобы не поддаваться своим все более жестоким и извращенным фантазиям.

2. Отдельным лицам или группам людей, вставшим на защиту тех, кто, как они подозревают, относится к группе риска. Это друзья, родственники, дети или супруги, которые боятся близкого им человека, но в то же время сознают, что такое жестокое поведение может быть обусловлено факторами, не поддающимися его контролю. Особенно это относится к лицам, проживающим вместе с индивидуумами, проявляющими эпизодические поведенческие нарушения. Чем регулярнее становятся такие эпизоды, чем более странными делаются нарушения в поведении, тем важнее, чтобы супруг или другой родственник позаботился о медицинском вмешательстве. Для защиты потенциальным жертвам требуется, во-первых, признать наличие жестокости, во-вторых, добиться врачебного вмешательства, которое может помочь потенциальному преступнику, даже если этот человек – их близкий друг, родитель или супруг. У всех серийных убийц, упомянутых в данном исследовании, возможность такого вмешательства до начала или в ходе серии преступлений была упущена.

3. Судьям, прокурорам, защитникам, полицейским, следователям и прочим сотрудникам системы охраны правопорядка, которые имеют дело с потенциальными серийными убийцами. Если полицейские станут подходить к этому явлению как к болезни и научатся распознавать ее поведенческие симптомы, им будет проще расследовать преступления, защищать потенциальных жертв и задерживать нарушителя закона, не давая ему ускользнуть.

4. Членам Советов по освобождению под честное слово, комитетов по помилованию, сотрудникам исправительных учреждений, которым требуется понимание сложности заболеваний, движущих серийными убийцами. Часто эпизодически жестокие лица преждевременно выходят из-под стражи или, подобно Генри Ли Люкасу. Чарльзу Мэнсону и Карлтону Гэри, освобождаются, невзирая на свои угрозы возобновления антиобщественных или жестоких поступков и предупреждения, что они не смогут нормально существовать за пределами закрытого учреждения. Если бы члены Советов по освобождению под честное слово знали, на какие симптомы серийных убийц им надо обращать внимание, учитывали динамику развития личности серийного убийцы и замечали признаки опасности у тех людей, на чью судьбу они могли повлиять, при этом определяя наличие критических признаков, это позволило бы избежать трагических ошибок.

5. Врачам, медицинским сестрам, неотложной помощи при больницах, невропатологам, психиатрам, психотерапевтам, социальным работникам, учителям, которые могут часто сталкиваться с индивидуумами, проявляющими симптомы синдрома серийного убийцы. За исключением жертв, эти люди первыми вступают в контакт с потенциальными преступниками, так как столкновения серийных убийц с обществом происходят уже в начальных школах, больницах, психиатрических лечебницах, судах для несовершеннолетних правонарушителей и в полицейских участках. Данные учреждения составляют общественную систему, которая может предупреждать опасность на ранней стадии. Часто не сознавая этого, их сотрудники начинают писать историю развития потенциальных серийных убийц, делающих первые шаги в обществе. Врач кабинета неотложной помощи, не раз оказывающий помощь ребенку, поступающему к нему с травмами головы, или многократно отмечающий его агрессивность с тенденциями к преступлениям, имеет уникальный шанс обратить на нее внимание социального работника или сотрудника по делам несовершеннолетних местного полицейского участка. По крайней мере, этот случай должен быть доведен до сведения заведующего кабинетом неотложной помощи и официально зарегистрирован. Ребенок может привлечь внимание школьной медсестры, к которой он то и дело обращается по поводу головных болей, нечеткого зрения, нарушения поведения, необъяснимых приступов плача, взрывов вспыльчивости, непонятных, но постоянных синяков и ссадин, симптомов плохого питания или просто потому, что с ним всегда что-то случается. Медсестра наблюдает первые столкновения ребенка с общественным порядком. Может, у него имеются эмоциональные расстройства или неспособность к учебе? Или он страдает каким-то нервным нарушением, которое мешает ему выполнять правила, как это делают другие дети? Может, асоциальное поведение заставляет ребенка каждый день после уроков драться со сверстниками? Не похож ли он на жертву домашней эмоциональной или физической жестокости, а то и сексуального насилия? Может быть, ребенок обнаруживает другие тревожные признаки? Такие вопросы должны задавать себе сотрудники школ, чтобы решить, имеется ли у данного индивидуума совокупность признаков, описанных в настоящей главе. При этом необходимо всегда соблюдать осторожность, никого не записывать в потенциальные убийцы, но предложить ребенку пройти обследование и систематически наблюдаться у специалистов.

6. Ученым, занимающимся исследованиями в области медицины, образования, охраны правопорядка, и социологам, изучающим серийных убийц и формы эпизодической агрессивности как проблемы общественного здоровья, которые могут воспользоваться этими моделями в качестве основы при разработке собственных моделей. Эти модели предлагаются для дальнейших исследований, они привлекут внимание к тем областям, которые требуют дальнейших разработок.

На основании всех собранных данных относительно самой природы человека, страдающего симптомами агрессивного эпизодического поведения, были созданы следующие модели.

Двадцать один аспект эпизодического агрессивного поведения:

1. Поведение, основанное на соблюдении ритуала

2. Маска психической нормальности

3. Навязчивость

4. Обращение за помощью

5. Сильные расстройства памяти и хроническая неспособность говорить правду

6. Суицидальные наклонности

7. Серьезные правонарушения в прошлом

8. Отклонения в сексуальном поведении и гиперсексуальность

9. Черепно-мозговые или родовые травмы головы

10. Хронический алкоголизм или наркомания в анамнезе

11. Родители – алкоголики или наркоманы

12. Испытанные в детстве физическая или эмоциональная жестокость, родительская жестокость

13. Рождение в результате нежеланной беременности

14. Рождение после осложненной беременности

15. Отсутствие счастливого детства

16. Чрезвычайная жестокость к животным

17. Склонности к поджогам

18. Симптомы нервных расстройств

19. Признаки генетических нарушений

20. Биохимические симптомы

21. Чувство бессилия или неадекватности

 

Поведение, основанное на соблюдении ритуала

Ритуал – неотъемлемая часть образа действия серийного убийцы – проявляется либо на месте преступления, либо раскрывается убийцей в признании перед полицией. Этот ритуал – повторяющаяся, доступная выявлению модель, благодаря которой все преступления становятся в принципе похожими. Ее не в силах изменить даже сам убийца. Она образует основу его личности. Эту модель, хотя бы в общих чертах, можно наблюдать задолго до того, как преступник совершит свое первое убийство. Ритуал служит серийным убийцам в качестве поведенческого скелета, что очень напоминает насекомых: он обеспечивает архитектонику фантазиям и придает структуру жестокости, заполняющей их сознательное существование.

Часто бывает, что, прибыв на место преступления, следователь обнаруживает, что с жертвой обращались ритуальным способом – путем обезглавливания, уродования или сексуального насилия в той или иной форме, либо погребения после убийства.

Иногда убийства кажутся случайными, до того момента как преступник сделает признание и полиция увидит элементы ритуала, которые свяжут все преступления воедино. Убийцы могут снимать страдания своих жертв на фотопленку или видеокассету, запечатлевая крики боли, мольбы о пощаде, или держать жертвы по многу дней за решеткой, прежде чем убить. Ритуал можно усмотреть в способе поимки добычи или в методах, используемых убийцей. Тед Банди обычно притворялся больным или покалеченным, играя на желании невинных девушек помочь этому явно очаровательному, симпатичному, располагающему к себе мужчине. Леонард Лейк, совершивший самоубийство в комнате для допросов в Сан-Франциско, снимал на камеру ритуальные пытки, которым подвергал своих жертв. Бобби Джо Лонг часами катался со своей жертвой на машине, словно у него было свидание, прежде чем убить несчастную и выбросить тело. А Гэри Шефер разыгрывал с каждой жертвой ритуал убийства камнем своей старшей сестры.

Исследователям удалось установить, что ритуал примитивен; это поведение существа, не имеющего навыков цивилизованной человечности. Его действия напоминают работу примитивной нейропсихологической цепи, которая непрерывно выстреливает, систематически подстегивая сама себя. Эта поведенческая модель – результат деятельности, происходящей в лимбической области мозга и в гипоталамусе. Существует некий примитивный образ, в который серийный убийца как бы входит во время этих эпизодов. Данный образ является частью его личности, но преимущественно фиксирован на отчаянной потребности в удовлетворении почти звериных инстинктов. К сожалению, это явление обнаруживает себя в форме жестокости по отношению к другим людям.

По сути, ритуальные убийства принадлежат спирали деградации, постепенной потере контроля, которая могла начаться у человека в возрасте восьми, девяти, десяти лет. Когда удается целиком и полностью проанализировать и описать ритуал – а для этого требуется провести с серийным убийцей много часов, завоевывая его полное доверие, делая скидки на непоследовательность и провалы в памяти, – он оказывается суммой детского восприятия различных ужасов, помноженной на хронически ущербное физическое состояние. Он оказывается моделью выживания человека с совершенно неразвитыми каналами для сглаживания таких эмоций, как страх, страсть и гнев, в результате чего индивидуум живет, подчиняясь им, как будто существует в околоплодной жидкости, варится в аморфном воображаемом мире бесструктурного сознания, лишенном логики и социального порядка. Ритуал преступлений является внешним проявлением страха и ненависти, пульсирующих и взрывающихся внутри самых примитивных частей тяжело пораженного мозга убийцы, его психики и души.

В момент совершения преступления убийца воспринимает ритуал в форме морализаторской пьесы. Ритуалы имеют внутреннюю цель и методологию, доступные интерпретации, после того как убийца оказывается за решеткой. Ритуалы имеют свою тему, а жертвы в понимании убийцы – архетипические символы. Так, Генри Ли Люкас снова и снова убивал свою мать. Всякий раз, когда на его пути встречалась женщина, которая пыталась его завлечь или бросала вызов, она неминуемо становилась жертвой. Чарльз Мэнсон был убежден – человечеству необходимо услышать его параноидальное сообщение; в нашей недавней беседе, состоявшейся в отделении для смертников в Сан-Квентине, убийца поведал мне, что большинство обитателей этого отделения убеждено, что они являются воплощением Иисуса Христа или Антихриста и выполняют посланное свыше приказание развязать войну против общества. Основное переживание Чарльза Мэнсона сегодня – то, что он убил недостаточно людей. Он не смог сформулировать свою мысль предельно ясно и упорно напоминает каждому, кто согласен слушать, что является отражением общества, так же, как и его преступления. Мэнсон учил Тэкса Уотсона, формального лидера своей «семьи», что убийствам Тейтов и Ла Бьянка следует придать как можно более хаотичный характер, чтобы общество поняло: «шурум-бурум» – апокалипсический хаос – уже начался.

Структуру ритуала, опирающуюся на тотемные объекты, можно наблюдать у большинства нормальных, совершенно здоровых детей. У малышей бывают особые одеяла, под которыми так удобно сосать палец или мятные конфетки, без которых они не идут спать. Постепенно дети теряют интерес к этим предметам, на смену им приходят другие. Взрослые обычно имеют любимую одежду – платья, пижамы или иные вещи, олицетворяющие комфорт. Получаемое от них удовольствие приобретает интеллектуализированную окраску. В этих обыденных предметах нет никакого особого волшебства, они не обладают никакой магической силой. И хотя у людей бывают «счастливые» ручки, используемые «на счастье», для подписи важного контракта или договора, в отношении к ним также привнесен интеллектуальный элемент.

Однако серийный убийца – совсем другое дело. Тотемы, которые он использует в своих ритуалах, обладают властью над ним. Они являются ощутимыми воплощениями сил, побуждающих его к действию и удерживающих в своем владычестве: это объективные формы его галлюцинаторных метафор, придающие ритуалу определенную структуру. Зависимость от ритуала и связанных с ним тотемов четко просматривается в предпоследней фазе состояния убийцы. Эта зависимость сохраняется гораздо дольше, чем у нормальных людей, давно утративших потребность в личном ритуале и особых тотемах.

Наличие таких ритуалистических фантазий и привязанность к тотемам, хранение предметов, принадлежавших потенциальным жертвам или взятых с вероятных мест преступлений, является признаком того, что человек, не совершавший убийства, задействован в ритуале, который может когда-нибудь претворить в явь. Подобным мрачным сценариям всегда бывают свойственны извращенные значения, известные только автору. В ритуале сплетаются мотивы вожделения, гнева, суда, объектом которых становится враг, возмездие над демонами, которые всегда подвергают его гонениям, доминирование над недругами и приверженцами, покорение невинных, извращение сущности добра и зла, творческий дух, потерпевший фиаско, андрогиния и финальная стадия бессилия индивидуума. Затем происходит скачок в депрессию, когда прокручиваются зрительные образы прошлого. Мрачные страхи терзают серийного убийцу, довлея над ним и вынуждая вести себя сообразно принятым нормам. В своем сознании и в действительности убийца разыгрывает монтаж первичных импульсов, заново переживаемых обрывков родовой памяти, гормональных сигналов ущербного или извращенного сексуального влечения и использует в своей деятельности непосредственную жертву, пребывающую в состоянии беспомощности, – она обеспечивает ему возможность держать общество в страхе.

 

Маска психической нормальности

Поскольку очень похоже, что серийный убийца страдает раздвоением личности, его чрезвычайно мрачное поведение часто скрывается под маской социально одобряемого поведения. Это маска психической нормальности, которая обнаруживается в напыщенности или убеждении в собственной сверхчеловеческой важности, гипервигильности или повышенной обеспокоенности необходимостью вести себя в соответствии со строжайшими моральными нормами, быть комильфо, а также социальной искушенности, доходящей до уровня чрезвычайной изощренности в манипуляциях. Подобно большинству массовых убийц, серийные убийцы обладают исключительно отточенными навыками манипуляции. Чарльз Мэнсон, Тед Банди, Джон Гейси, Карлтон Гэри, Эд Кемпер и даже Генри Ли Люкас – все они проявили одно из главных неотъемлемых качеств преуспевающего менеджера: способность заставить других поступать так, как это тебе удобно. Мэнсон обнаруживал чутье собаки, натасканной на поиск мин, когда ему требовалось унюхать в другом человеке ощущение собственной неполноценности, потребность в подчинении сильной личности и желание исполнять чужие команды, а также отчаянную жажду услышать от кого-то похвалу. Хотя Сьюзан Эткинс и Лесли Ваи Хьютон с виду казались нормальными самостоятельными молодыми людьми, жаждущими свободы, на самом деле это были глубоко ущербные люди, тянувшиеся к властной фигуре, поскольку способность доминировать отсутствовала в их характерах. Они черпали силы у Чарльза Мэнсона, как это делал Тэкс Уотсон, предлагавший отдать за Мэнсона свою жизнь в доказательство собственной верности. Благодаря острому чутью к потребностям общества в соблюдении внешних норм серийным убийцам удается демонстрировать социально приемлемое, часто даже образцовое поведение. У них необычайно развита потребность в одобрении, они способны держаться незаметно для общества в целом, их состояние ухудшается лишь тогда, когда они сталкиваются с членами семьи, супругами, друзьями или бывшими сексуальными партнерами. Качества, заставляющие серийных убийц соблюдать общепринятые нормы поведения, – устрашающие Мэнсон, Леонард Лейк, Карлтон Гэри и Банди занимались общественной работой по месту жительства, одновременно совершая серии убийств и при этом «творя добро», как это им казалось. Они проникали в то самое общество, которое столь горячо ненавидели.

В личности серийного убийцы, как и у всех нас, есть некая часть, жаждущая успеха. Чем больше приветливого отношения получает серийный убийца, чем выше его достижения, тем сильнее становится эта потребность. У серийного убийцы ее невозможно удовлетворить, в то время как нормальный человек решит, что в какой-то момент может позволить себе проявить эгоизм и использовать время исключительно в личных целях. Навязчивые потребности серийных убийц таковы, что эти люди лишены самооценки: в силу психобиологических особенностей многие из них даже неспособны определить границы, отделяющие их «я», и потому не могут воспринимать себя как автономные личности – этот фактор является критичным, когда впоследствии происходит вспышка жестокости. Они тратят жизнь на то, чтобы подавлять червоточину гнева, подрывающую их личность. С тех пор как серийный убийца впервые ощутил прилив своих мрачных первобытных инстинктов, у него нарастает и ускоряется утрата контроля, растет безумие. Эти индивидуумы научились ненавидеть мрачную сторону собственной личности и бояться ее, но покоряются ей в моменты чисто реактивной жестокости. Хамелеоноподобная маска психической нормальности защищает их от хаотичного и враждебно жестокого компонента их собственной психики. Эта маска служит камуфляжем, укрывая преступников от общества, которое они научились бояться и ненавидеть.

В период формирования серийного убийцы у него возникает уникальный защитный механизм из тех же элементов, из которых состоит социопатическая или множественная личность. Они взаимодействуют с неврологическими повреждениями, вызывающими значительные и очень удобные провалы в памяти и пробелы в реальности. Жажда жить в обществе, способность надеяться, мечтать о будущем и ощущение собственного «я», позволяющее пользоваться благами, создаваемыми личными или профессиональными достижениями, уничтожены у них еще в детстве. Многие серийные убийцы добивались успехов, но были неспособны ощущать себя преуспевающими. Мэнсон, довольно неплохой гитарист и композитор, потерпел фиаско как автор песен. Недавно получены свидетельства того, что он совершил убийство ради музыкального контракта, заключенного на словах и невыполненного. Леонард Лейк как раз предпринимал последнюю попытку добиться успеха, когда попал в поле зрения закона. Он сказал своему родственнику, что готов скорее умереть, чем остаться бедняком. А Карлтон Гэри торговал кокаином, грабил дома и в то же время заводил романы с женщинами и встречался даже с женщиной-полицейским и медицинской сестрой, работающей в области психиатрии. Он насиловал и убивал виннтонских матрон и одновременно оказывал эмоциональную поддержку своей любимой тете Альме, которая находилась в доме для инвалидов, регулярно навещал старушку, гулял с ней, поддерживая специальное устройство для ходьбы, и так продолжалось до самой ее смерти. Кроме того, Гэри подрабатывал демонстрацией одежды на местном телевидении. Все это не мешало ему грабить, насиловать и убивать.

Лучшим примером использования маски психической нормальности является убийца-гомофоб Джон Вейн Гейси. В восемнадцать лет он участвовал в политической деятельности в Чикаго, где работал ассистентом местного партийного босса на избирательном участке в поддержку кандидата от демократов Филиппа Элдермана, причем испытывал то же чувство гордости, что и во время своего руководства общественным клубом Чи Ро в своей школе. И хотя в детстве отец постоянно словесно издевался над ним и ругал за занятия общественной работой, Гейси оставался активным членом демократической партии, даже став взрослым. Он снискал известность одного из самых активных добровольцев – борцов за порядок в городе, был назван фельдмаршалом Парада чистоты, проводимого в Чикаго. На протяжении нескольких лет ему приходилось координировать усилия свыше семисот подопечных. В тот же период он совершил не менее тридцати трех ритуальных убийств юношей и закопал тела в мягкой почве у себя под домом. Он занялся строительным бизнесом, пытался сохранить свой брак и вел массу законных и незаконных сделок. И при этом постоянно встречался с молодыми людьми, работавшими на его стройках. Сделки были весьма разнообразны – от обеспечения более выгодных цен на древесину до организации грабежей и торговли наркотиками. И все это время Гейси вел внутреннюю борьбу со своей неукротимой тягой к убийствам, стараясь сохранять внешнее самообладание и способность ориентироваться в окружающей действительности. Эту битву он, в конце концов, проиграл.

Одетый и загримированный печальным клоуном по кличке-прозвищу Пого, Гейси вместе с другими добровольцами участвовал в миссии милосердия – развлекал маленьких детей в больницах Чикаго и окрестностей. Одним из его излюбленных трюков, всегда вызывавшим смех у ребятишек, прикованных недугом к постели, была хитрость, попавшись на которую, ребенок сам надевал на себя наручники. Смех клоуна быстро успокаивал ребенка, вначале ошеломленного от неожиданности, и тот начинал весело смеяться вместе с добрым дядей, а ассистент «волшебника» туг же снимал наручники. Позднее с помощью того же трюка Гейси завлекал жертвы постарше, которых в итоге убивал. Надев на юношу наручники, преступник захлопывал свой капкан. После этого жертву ожидали истязания и смерть. В то же время Гейси был назван лучшим добровольцем штата Айова. Во время обыска в его доме полицейские нашли фотографии, запечатлевшие рукопожатие хозяина с мэром Чикаго Ричардом Дэли и с Розалин Картер, супругой президента Джимми Картера.

Мало того, что новый бизнес стал приносить ежегодный доход свыше двухсот тысяч долларов, мало, что его назвали лучшим добровольцем Ватерлоо, Айова, или что, как справедливо считал Гейси, мэр Чикаго рассчитывал на его способности касательно сбора голосов на избирательном участке, – чем заметнее делались достижения Гейси, тем выше становились его притязания и тем труднее приходилось ему цепляться за свою кажущуюся нормальность под нажимом страсти, побуждавшей совершать все новые преступления. Он ходил мыть окна у беспомощных престарелых женщин, передавал жалобы избирателей своего участка боссам от демократической партии, даже был назначен в сопровождение Розалин Картер во время ее визита в Чикаго в ходе избирательной кампании 1976 года. И все это время он оставался убийцей, погружаясь в эпизоды жестокости, раскрытие которых повергло все общество в шок и вызвало бурю негодования в общенациональных масштабах.

Еще одна звезда двойной жизни – Тед Банди. В тот период, когда он убил по меньшей мере тридцать пять студенток своего колледжа, Банди писал курсовую работу, готовясь вести научную деятельность в области права, добровольно дежурил на телефоне доверия для самоубийц и занимался политикой. Насильник собственноручно написал руководство по защите от изнасилований для штата Вашингтон и даже получил от аттестационной комиссии этого штата присвоенную заочно степень доктора философии. Благодаря этой степени он смог открыть частную практику психотерапевта. Самым удивительным в истории Банди было то, что одновременно детектив из Сиэтла Боб Кеппел разрабатывал версию о его участии в серии убийств. Банди тогда удалось ускользнуть от закона, покинуть штат; впоследствии он был арестован во Флориде за убийства молодых женщин в общежитии колледжа.

В Банди нуждались местные политики и представители администрации университета, стремившиеся заручиться его помощью во взаимоотношениях со студентами в крупном студенческом городке, в частности в изучении и удовлетворении потребностей молодежи. Банди был галантен и красив. И хотя его невеста догадывалась о темной стороне личности своего друга, под влиянием которой он становился отчужденным, замкнутым и мрачным, внутренне сосредоточиваясь на предстоящем взрыве жестокости, женщина сообщила об этом полиции лишь в самом конце. Она поделилась своими подозрениями с подругой. Но только после того, как одна девушка рассказала ей, что молодой человек, назвавшийся Тедом, пытался заманить ее к себе в машину, невеста Банди решилась обратиться в полицию, связавшись с Бобом Кеппелом. К этому времени у преступника был готов план побега из штата, а его друзья все никак не могли поверить, что он действительно замешан в серии нераскрытых изнасилований с убийствами, растянувшейся на несколько лет.

И наконец, даже Генри Ли Люкас, хотя он происходил из значительно более низких социальных слоев, умел вписываться в то общество, куда хотел проникнуть. «Это один из самых нежных и любящих христиан, которых мне доводилось встречать», – отзывается о нем Клементина Шредер, тюремная капелланша и его духовница. Сестра Клемм, как ее называют, – простая наивная женщина из сельской местности Техаса. Она познакомилась с Люкасом и его делом во время частых посещений Джорджтаунской тюрьмы, где он содержался и где она служила капелланшей и религиозной наставницей заключенных. С тех пор как она обратила Люкаса в христианство – он уже объявил о религиозном видении, которое имело место в камере тюрьмы, – эта женщина пришла к убеждению, что Бог послал ей Люкаса, самого порочного человека на свете, чтобы она обратила его в веру и поддерживала. Между ними возникла дружба, в которой некоторые видят оттенок романтических отношений. У них есть общая мечта – они ее не скрывают, – чтобы Люкаса освободили, и тогда они вместе открыли бы приют для заключенных. Люкаса также любили все члены семьи Оттиса Тула в Джексонвилле во Флориде, до такой степени, что даже доверили ему воспитание двух своих младших детей, Бекки и Фрэнка Пауэлл. Родители понятия не имели о том, что наставник посвящает своих подопечных в тонкости убийств, изучает с ними догмы сатанинского вероучения и подготавливает почву, чтобы стать сожителем Бекки, которую впоследствии зарежет, а труп расчленит и похоронит. Что касается другого воспитанника, Фрэнка Пауэлла, то он и теперь является постоянным пациентом закрытой психиатрической клиники.

Люкасу удалось втереться в доверие к Пауэллам и Ричам благодаря услужливости, непритязательности и манерам, поскольку ему никогда не требовалось доводить себя до ярости, чтобы убивать, – все случалось в какие-то доли секунды, ярость закипала в нем с пол-оборота, в остальное время он, как казалось, не представлял угрозы. Дети бабушки Рич в Техасе почему-то догадались, что с Люкасом что-то не в порядке, и настояли, чтобы мать избавилась от него. Но для членов молитвенного братства Люкас был лишь странником, подрядившимся выполнять поденную работу для кровельной компании. Ему удавалось скрывать свою истинную сущность, растворившись среди коммунаров, до тех пор, пока он сам не отказался от осторожности, перестав скрываться от шерифа.

 

Навязчивость

Серийные убийцы, как действительные, так и потенциальные, – это глубоко одержимые личности. Их одержимость (навязчивость) проявляется в разных формах. У одних серийных убийц, послуживших объектом наблюдения при подготовке данной книги, была навязчивость в отношении своей наружности. Во взрослом возрасте Бобби Джо Лонг, еще до аварии на мотоцикле, принимал душ иногда до шести раз в день. Карлтон Гэри также навязчиво относился к чистоте своего тела. Несколько раз по его требованию прерывалось судебное заседание: Гэри мотивировал свое требование тем, что он не удовлетворен своим костюмом или внешним видом.

У Леонарда Лейка тоже наблюдалась навязчивая страсть к чистоте и опрятности во внешнем облике и жилище. Его бывшая жена, Крикет Балач, вспоминает, что они часто ссорились из-за грязи. Важным аспектом ритуала убийства у Леонарда Лейка было то, что он заставлял обреченную на истязания жертву принимать душ.

Многие серийные убийцы испытывают навязчивую потребность вести дневник. Они заносят информацию об убийствах в блокноты и бизнес-органайзеры, а кроме того, оставляют себе на память обрывки одежды своих жертв или части тела. Эта модель настолько распространена среди серийных убийц, что некоторые детективы считают первоочередной задачей расследования обнаружение подобного рода «сувениров». В числе предметов, прибереженных «на память», которые были продемонстрированы нам в ходе подготовки данной книги, оказались альбомы с наклеенными вырезками газетных статей, посвященных преступлениям, научные труды по психологии и криминальному поведению, книги о людях, страдавших множественностью личности и проявлявших жестокость, биографии Гитлера и других массовых убийц, личные вещи или части тела жертв. Последнее особенно характерно для синдрома серийного убийцы, так как хранение части тела жертвы ассоциируется с ритуалистической фантазией и превращается в тотем. Среди предметов, фигурирующих в каталоге, – зубы, пальцы рук и ног, соски, груди и пенисы. Собираются также предметы нижнего белья и верхней одежды, пряди волос, заколки и украшения.

В отдельных случаях преступники хранят целые фрагменты тела своих жертв: ноги, туловище или торс. Например, Эдмунд Кемпер, убив мать, держал у себя ее голову в течение нескольких недель. У него хранились и головы некоторых других жертв. Кемпер использовал разлагающуюся плоть в качестве аксессуаров для мастурбации, а также мишени для игры в дартс. Убив свою жестокую мать, которая быта весьма ловка в словесных манипуляциях, он зашел настолько далеко, что вырезал у трупа голосовые связки и спустил их в канализацию через дробилку.

Эд Кейн по-дилетантски забальзамировал тело убитой матери и несколько лет хранил у себя в надворных постройках. Во время серий убийств он часто мастурбировал с трупом. Кейн изготовлял абажуры из кожи своих жертв, а из их волос плел браслеты.

Третья форма одержимости – фотоальбомы жертв и составление фотокаталогов – также практикуется многими убийцами. У Леонарда Лейка имелся подробнейший фотоархив с доказательствами его преступлений. Он заманивал жертвы в сельскую местность на севере Калифорнии, где устроил себе убежище. В качестве ловушки использовались объявления о продаже различных вещей в газетах Сан-Франциско. В полицейских архивах имеются его видеозаписи сцен пыток, фотографии обнаженных молодых девушек и фотоальбомы жертв. Иногда Лейк истреблял людей целыми семьями, и единственным трофеем, остававшимся от преступления, являлась стопка снимков агонизирующих жертв. Ребенком Лейк навязчиво вел записи и занимался изучением биологических циклов крыс. Благодаря тщательно фиксировавшимся наблюдениям одаренный ребенок стал генетиком-самоучкой. Ведение записей и навязчивое повторение определенных алгоритмов в поведении – одна из главных отличительных черт его личности.

Пристальное внимание к деталям, развитое до уровня одержимости, и навязчивость в отношении повседневных рутинных дел – таковы два поведенческих симптома, которые могут наблюдаться у психически нестабильного индивидуума. Эти формы эмоциональной ригидности проявляются у больных в очень раннем возрасте и обычно не проходят с годами. И хотя подобное состояние у некоторых детей служит реакцией на тяжелую домашнюю обстановку или социальные трудности, ригидность такого рода может исчезнуть после полового созревания. Некоторые следы ее могут сохраниться и в зрелом возрасте, образуя буфер, смягчающий столкновения с внешним миром, поскольку одержимый человек обычно бывает невротиком и боится жестокости. Если речь идет о социопате, на нарушение своей одержимости он может среагировать наказанием в форме жестокости, особенно в тех случаях, когда одержимость является признаком более глубокого ритуалистического поведения. Для формирующегося серийного убийцы это становится психологически нейтральной территорией и часто образует пусковой механизм, приводящий в ход всю систему. Чем устойчивее проявляется одержимость у взрослого человека, чем большее число привычек приобретают характер навязчивых, тем вероятнее наличие скрытой нестабильности, которая может вести себя как мина замедленного действия, поджидающая жертв.

Навязчивость и одержимость проявляются также в выслеживании жертвы, в прочесывании местности в ее поисках. Подобно хищникам, вышедшим на охоту, убийцы контролируют свою территорию, невзирая на время суток или года. Если они чуют, что жертва где-то рядом, например когда Тед Банди приближался к общежитию колледжа в своем студенческом городке или ко входу в женский монастырь, либо когда Бобби Джо Лонг оказывался около стрип-бара в Северной Тампе, а Джон Гейси выходил в родном Чикаго на автобусной остановке, – убийцы начинают перебирать людей, чтобы выловить жертву, как это делают рыбаки, разбирая сети.

На счетчиках автомобиля серийных убийц бывает намотано на удивление много миль. Этот факт может послужить основанием для опознания подозреваемого и поводом дня ареста. Пирс Брукс и другие теоретики ФБР разработали метод, позволяющий отслеживать перемещение убийцы во время его навязчивых путешествий из штата в штат. Самой успешной операцией поимки преступника в истории ФБР явилась охота на Кристофера Уайлдера, серийного убийцу, специализировавшегося на участницах конкурсов красоты.

Модель троллинга (ловческая) серийного убийцы, похоже, имеет биологический коррелят на предшествующей стадии, когда, находясь в фазе ауры, человек испытывает своего рода припадок. Ловческая модель – неустанное одержимое кружение от одного места к другому, напоминающее перемещение рыбака, раскидывающего сеть, возможно, воспроизводит ритм электрической активности. Такое поведение отражает активизацию связанной с первичными инстинктами электрической цепи самостимуляции и действует на подсознательном уровне. Вероятно, во время фазы ауры убийца получает усиленную стимуляцию, так как нейроны в глубине примитивного мозга начинают выстреливать, вызывая движение ранних воспоминаний и примитивных эмоций, которые начинают смешиваться с сенсорными данными. Бред и фантазии заполоняют сознание убийцы, навязчивая тяга к преступлению толкает его на поиски очередной жертвы.

 

Обращение за помощью. Упущенные возможности вмешательства

Любое убийство или серия убийств имеет период «вынашивания». Во время него преступник достигает точки бессознательного, от которой возврата нет. На этой точке он теряет сознательную способность контролировать свои действия. В прошлом серийный убийца предпринимал безрезультатные попытки получить помощь. Он может ощущать, как отголоски жестокости бомбардируют какую-то часть его мозга. Он может ощущать фазу ауры, непосредственно предшествующую припадку, особенно если страдает эпилепсией. Или первые бредовые образы вторгаются в его сон, заполняя сновидения самыми примитивными страхами, испытанными в раннем детстве. Именно в такие моменты, когда он чувствует, как действительность снова ускользает от него, преступник становится особенно уязвимым и взывает о помощи. К сожалению, подобные моменты мимолетны, и стоит им пройти, как человек оказывается в плену собственных фантазий, лишаясь контроля над собой.

Однако задолго до окончательного формирования в серийного убийцу, иногда даже в раннем детстве, его сознание старается получить помощь, чтобы помешать поврежденному примитивному мозгу одержать верх. Подобными попытками ознаменовалась преступная карьера Эдмунда Кемпера, а также Генри Ли Люкаса и Бобби Джо Лонга. Кемпер был госпитализирован в подростковом возрасте, после того как убил своих бабушку и дедушку, и прошел в больнице курс психотерапии. Он умолял о помощи и признавался в ненависти, которую испытывал к матери, рассказывал о страхах, вызванных ее манипуляциями и властностью. Штатный психолог согласился с доводами своего пациента и не рекомендовал больничной комиссии отпускать Кемпера под опеку матери. «Мать этого молодого человека уже попила достаточно его крови», – сообщал психолог. Он предлагал «освободить мальчика из-под власти матери». Кемпер хотел того же, однако комиссия отвергла рекомендации психолога и просьбу Кемпера. Она назначила мать опекуном ранимого юноши и вернула его непосредственно в ту среду, которая взрастила у него чувство ненависти и жестокость. Возвращение Кемпера в родной дом вызвало в нем раздражение такой силы, что он убил и обезглавил свою мать.

Карлтон Гэри также признавался в склонности к жестокости, когда отбывал срок в Оссининге в штате Нью-Йорк за грабежи адресатов социальной помощи, совершенные в Олбани. Это было за пять лет до начала серии убийств, совершенных в Колумбусе, штат Джорджия. Он сообщил, что говорил офицеру, освобождавшему под честное слово, что жена вызывает в нем приступы жестокости. Офицер отверг его сообщение и вернул в камеру.

Аналогично Бобби Джо Лонг в течение ряда лет, прошедших после аварии на мотоцикле, приведшей к тяжелой черепно-мозговой травме, пытался убедить врачей, что страдает нарушениями в поведении. Он жаловался, что, очнувшись в госпитале, почувствовал, как сексуальные потребности, равно как вся его жизнь, вышли из-под контроля. Это напугало Лонга, поскольку ему никогда не доводилось испытывать ничего подобного. Он понял, что с ним происходит нечто очень дурное. Армейские доктора посчитали его рассказ за попытку добиться дополнительных привилегий при комиссовании со службы и не стали проводить дополнительного обследования. Психоневрологи Флориды также не заинтересовались пациентом. Даже теперь, когда Бобби Джо Лонг находится в тюрьме, врачи ограничивались традиционными методиками, до тех пор пока не вмешалась Дороти Льюис, начавшая проводить нейропсихиатрическую экспертизу.

Ощущение потребности во внимании медиков не оставляло Бобби Джо Лонга и в тот период, когда он совершал изнасилования по газетным объявлениям. Преступник встречался с медицинской сестрой, которая предложила ему обратиться к психиатру и рассказать о странных силах, толкающих его на совершение поступков против воли. Подойдя к кабинету, где принимал психиатр, Лонг испугался, что тот без разговоров вызовет полицию и его проблемы так и останутся неразрешенными. Поэтому он не явился на прием, и за несколько лет изнасилования с ограблениями переросли в изнасилования с убийствами.

И наконец, предполагаемый кузен Бобби Джо Лонга – Генри Ли Люкас. Когда его собирались освободить под честное слово после шести лет пребывания в тюрьме, куда он попал за убийство матери, преступник пытался предупредить персонал психиатрической лечебницы, что еще не готов к жизни на свободе и должен научиться ладить с женой. «Я сделал попытку с браком, но она не сработала. Я обратился к религии, но и это не помогло. Я старался завести друзей, поддерживать отношения со своими сестрами, но у меня ничего не получалось». Все его старания найти в жизни какой-нибудь якорь, который удерживал бы его от скатывания во власть деструктивных сил, потерпели фиаско. Ему не с кем было объединиться для совместной борьбы против этих сил. Лишь в тюремной среде Люкасу удалось найти ту структуру, которая была необходима для их сдерживания, где он мог бы сохранять контроль над своими самыми жестокими наклонностями. Он предупредил тюремное начальство в Айонии, что, если его отпустят, он станет убивать вновь. Но тюрьма была переполнена, и Люкаса выпустили «под честное слово». Люкас говорит, что изнасиловал и убил женщину прямо перед тюрьмой и оставил труп перед тюремными воротами. Тело другой его жертвы, Джейн Доу, было обнаружено в пяти милях от тюрьмы как раз через несколько дней после его освобождения. Люкас сознался и в этом убийстве.

 

Сильные расстройства памяти и хроническая неспособность говорить правду. Социопатическое поведение

Часто индивидуумы, предрасположенные к эпизодической жестокости, становятся патологическими лжецами. С другой стороны, ложь является лишь естественным продолжением их хамелеоновской способности сливаться с толпой. Они чувствуют, что хотят от них услышать окружающие, и предоставляют желаемую информацию. Для них речь идет не об истине, а о выживании. Концепция соблюдения эталона честности и правдивости принадлежит более высокому порядку, и такая интеллектуальная добродетель недоступна социопату либо человеку, в характере которого имеются принципиальные изъяны. Физиологический ущерб, наносимый гипоталамусу и лимбической области мозга или височной доле, которая помогает развивающемуся ребенку сформироваться как личности, отграничивая себя от всего остального мира, может настолько нарушить поведение человека, что концепции правды или правдивости лишаются всякого смысла. Правдивость требует, чтобы у человека имелось понятие его личной ценности, самоуважения. Поскольку большинство эпизодически жестоких индивидуумов убеждено в собственной никчемности, а свое существование в этой жизни считают бессмысленным, они не бывают честны ни с собой, ни с другими.

На практике ложь является формой манипуляции. Если человеку удается удачно солгать, он может заставить людей поверить в то, что ему нужно. В связи с этим напрашивается возражение, что в политике и бизнесе люди, как правило, лгут, но вместе с тем не являются серийными убийцами. Различные учреждения традиционно прибегают ко лжи, чтобы оберечь себя и своих сотрудников. Разные культурные группы неустанно обманывают друг друга, движимые инстинктом самозащиты и необходимостью манипулировать. Следовательно, ложь – довольно широко практикуемый прием, которым серийные убийцы владеют лучше, чем большинство других людей.

Когда у ребенка школьного возраста ложь становится хронической или когда взрослый человек каждый раз по-новому вспоминает события прошлого, это указывает на наличие других серьезных нарушений в поведении. Однако необходимо провести разграничение между ложью по привычке или по необходимости, с одной стороны, и ложью с целью выживания. Большинство серийных убийц, рассказывая ту или иную историю, сами свято в нее верят. Так, Генри Ли Люкас признался в совершении свыше трехсот убийств. Некоторые его признания правдивы, другие представляют собой намеренную ложь. Ряд признаний был инспирирован полицией, предоставившей ему факты, и преступник согласился с ними, рассчитывая порадовать власти. Не исключено, что Люкас искренне верил, что совершил некоторые из преступлений, в которых он сознавался. Возможно, он считал, что раз полиция располагает данными против него, а он слабо помнит эти события, то будет лучше сознаться и избавить полицейских от хлопот, неизбежных, пока дело не закрыто. Кроме того, срабатывала определенная поведенческая модель. Когда Люкас сознавался в преступлении, он получал поощрения и заслуживал похвалу. Было легко добиваться поощрений и похвал у полицейских: для этого требовалось лишь сознаться в совершении всех преступлений, о которых его спрашивали.

Вскоре, когда часть показаний Люкаса не подтвердилась, он отказался от признания во всех убийствах, включая даже убийство Бекки Пауэлл и бабушки Рич. Люкас переиграл свою историю, потому что другое начальство попеняло ему, поступившему дурно, сознавшись в преступлениях, которых он не совершал. Теперь ему надо было угодить новому начальству, и Люкас моментально переиначил свой рассказ, добиваясь одобрения и вознаграждения. Этот стратегический ход оказался успешным, и убийца скорректировал детали в своих показаниях, чтобы подстроиться под желания человека, проводившего допрос.

Некоторые специалисты считают, что нарушения памяти, поражающие эпизодически жестоких людей, связаны с припадками типа эпилептических, с потерей осознанного восприятия действительности в периоды галлюцинаций, а также с подобными сну состояниями, которые могут быть даже результатом органически индуцированного бреда, уходящего корнями в лимбическую область головного мозга. У убийц-алкоголиков или наркоманов провалы в памяти наступают при ступорах и коматозноподобных состояниях. Потеря памяти уравновешивается гипермнезией или необычайной способностью помнить мельчайшие детали события, также наблюдаемой у серийных убийц. Эти две модели могут сосуществовать, так как мозг не способен обеспечить структурное управление банками неврологической памяти.

Отсюда происходят резкие провалы в памяти, пронизанные воспоминаниями о незначительных событиях, которые выглядят жалкими островками посреди океана мрака.

 

Суицидальные наклонности

Оставаясь непойманными, серийные убийцы нередко накладывают на себя руки. Таков финал жизни, полной глубочайшего отчаяния и безнадежности. Суицид для серийного убийцы – навязчивая мысль, которая, вероятно, не оставляла его с самого детства. Он приучается к ней, она делается для него вполне обыденной, представляя собой выход, который имеется под рукой в любую минуту. Правда, он прибегает к ее воплощению лишь тогда, когда омерзение к самому себе и своим деяниям становится невыносимым. Большинство серийных убийц находит способ попасть в руки правосудия до самоубийства. Это происходит тогда, когда они приходят в состояние полнейшего отчаяния и не имеют больше ни сил, ни желания скрывать свое последнее преступление. Так, Бобби Джо Лонг просто отпустил молодую женщину, свою предпоследнюю жертву, не потрудившись ее убить. Через несколько часов вся полиция была поднята на ноги – девушка предоставила детективам описание внешности преступника, его жилища и автомобиля. К сожалению, полиции удалось задержать его лишь после того, как он почти в открытую совершил свое последнее убийство. Надеясь, что его задержат, Лонг колесил по Тампе с трупом в машине.

Он не покинул город, отпустив жертву, хотя и сознавал, что полиция вскоре обязательно поймает его. Когда бывшая жена позвонила Лонгу и стала задавать вопросы относительно серии изнасилований, происходящих в округе, он понял: полиция уже побывала у нее, но все равно не предпринял попытки скрыться. А как только попал под стражу, начал давать показания.

У Люкаса – аналогичная история. Убив Бекки Пауэлл, он тосковал возле ее мертвого тела. Потом пообещал ей, что найдет способ покончить со своей криминальной карьерой. Позднее преступник признавался, что после убийства Бекки вся его энергия иссякла и необходимость в самозащите пропала. Он хотел положить конец своим злодеяниям и сам навел на себя полицию, в результате чего она получила улики, достаточные для его ареста. Люкас тоже стал сознаваться в своих преступлениях вскоре после того, как оказался за решеткой.

 

Серьезные правонарушения в прошлом

Серийный убийца не появляется в один день. В истории всех убийц, с которыми мы столкнулись в ходе нашего исследования, убийствам предшествовали серьезные правонарушения. Часто они начинались еще в школьные годы, когда будущий убийца совершал вооруженные нападения на своих сверстников. Это явление вряд ли может укрыться от глаз учителей, школьных медсестер и воспитателей. Оно представляет собой ранний признак наличия серьезных поведенческих нарушений индивидуума, которые могут выражаться в актах неадекватной жестокости. Истории Люкаса, Кемпера, Карлтона Гэри служат примерами ранних правонарушений как предвестников совершенных впоследствии убийств.

 

Отклонения в сексуальном поведении и гиперсексуальность

Большинство серийных убийц в нашем списке имеют длинную историю девиантного сексуального поведения, уходящую корнями в детство. Многие, подобно Генри Ли Люкасу, с раннего детства обнажали свои гениталии перед сверстниками, затем быстро перешли к различным формам сексуальных нападений на одноклассников и младших братьев и сестер. Так, Люкас утверждает, что ребенком занимался сексом с ближайшими родственниками, а позднее перешел к скотоложеству, предварительно убивая животное. Первое изнасилование с убийством Люкас совершил в пятнадцать лет, а перед погребением совершил акт некрофилии. Генри Шефер в своем письменном признании в убийстве Кэти Ричардс утверждает, что старшая сестра вынуждала его заниматься с ней сексом, после чего избивала, чтобы он не проговорился родителям. Джозеф Каллингер и Чарльз Мэнсон также сообщают об отклонениях в своем сексуальном поведении в раннем возрасте.

 

Черепно-мозговые или родовые травмы головы

Черепно-мозговые или родовые травмы головы – наиболее распространенный аспект, присутствующий в истории подавляющего большинства серийных убийц. Приступая к экспертизе осужденных убийц, Дороти Льюис начинает с поиска данных о травме головы, так как полученное в результате этого поражение височной доли, лимбической области или гипоталамуса может вызвать резкие изменения в поведении, вплоть до такой степени, что индивидуум перестает отвечать за свои действия в моменты электрических разрядов. Электробиологическая модель приступа активности в фазе ауры и последующего ступора отражает модель бредового или галлюцинаторного поведения, предшествующего ловческой фазе, периодам криминальной жестокости, депрессии и нарушению сна, а также потере или расстройству памяти в отношении всей последовательности событий. Когда в криминальном поведении индивидуума присутствует подобная модель, существует вероятность, что это поведение является результатом повреждения областей примитивного мозга.

Генри Ли Люкас, Бобби Джо Лонг, Карлтон Гэри, Тед Банди, Чарльз Мэнсон, Леонард Лейк и Джон Гейси перенесли либо тяжелые травмы головы, многократные черепно-мозговые травмы, либо родовые травмы. Почти все они обнаруживают симптомы, напоминающие разновидность эпилепсии, или страдают резким гормональным дисбалансом, который может быть результатом нарушений в гипоталамусе. Поскольку примитивный мозг наиболее подвержен травмам – из-за тонкости костей боковой части черепа и отсутствия защитной внутренней жидкости в этой области, – индивидуумы, часто получающие удары в эту область, попадают в группу риска. Поэтому медицинский персонал, особенно школьный, обязан фиксировать в медицинских картах детей данные даже о незначительных ушибах подобного рода для последующего наблюдения. Одна из общих черт во всех историях серийных убийц – тот факт, что, перенеся первую травму головы, они становились особенно подвержены дальнейшим черепно-мозговым травмам. Например, Люкас в школьные годы перенес столько травм головы и проникающих повреждений глаза, что лишился его и неоднократно впадал в кому. Бобби Джо Лонг также перенес по меньшей мере три серьезные травмы головы, за которыми последовало серьезное сотрясение мозга, полученное в аварии на мотоцикле, в результате чего наступила кома. Повторяющиеся травмы головы являются важным фактором для выявления индивидуумов, способных проявлять эпизодическую жестокость, даже если у них не диагностировано нарушение головного мозга.

 

Хронический алкоголизм или наркомания в анамнезе

У большинства множественных убийц, которых мы исследовали, как серийных, так и массовых, наблюдалась устойчивая зависимость от алкоголя или наркотиков или сочетание наркомании и алкоголизма. К числу наркотиков относятся лекарственные средства, на которые врачи выписывают рецепты, в частности психотропные препараты и барбитураты, а также амфетамины, кокаин и ряд других. По словам Генри Ли Люкаса, он всякий раз напивался перед убийством. По признанию Джона Гейси, он употреблял спиртное, перед тем как выйти на охоту за очередной жертвой, которую искал по гей-барам или на автобусных остановках. Бобби Лонг в 70-е годы долгое время очень увлекался ЛСД и марихуаной, систематически употреблял большие дозы алкоголя в стрип-барах, куда являлся за новыми жертвами. Ночной Сталкер (Ричард Рамирес) сидел на кокаине в тот год, когда совершал свои убийства в Лос-Анджелесе, а Карлтон Гэри был кокаинистом и сбытчиком этого наркотика в период серийных убийств в Виннтоне.

Наркотики и алкоголь одинаково воздействуют на нервную систему: они подавляют общие функции организма, угнетают способность контроля, в нормальных условиях сдерживающего импульсивное поведение. Если у индивидуума поврежден механизм такого контроля, воздействие алкоголя и наркотических препаратов могут выпустить на сцену персонаж вроде доктора Хайда, способный к проявлению чрезвычайной жестокости, особенно если это происходит в период эпизодического бреда или галлюцинаций. Любой человек имеет внутри себя подобное неврологическое образование. Однако механизмы гормонального контроля в нормально функционирующем гипоталамусе и поведение, выработанное воспитанием, к которому человек адаптируется в благополучной семье и социальной структуре, учат индивидуума не давать выхода своим наиболее примитивным чувствам и держать их в узде.

Любой взрослый человек, утрачивая под действием химических веществ контроль над собственным поведением, может лишиться способности сдерживать свой гнев или подавлять импульсивную жестокость. Если он принял даже малую дозу алкоголя, то обнаружит у себя нарушение способности к здравым суждениям. Наркотики типа марихуаны уже в небольших количествах позволяют выходить на свет примитивным эмоциям. Кроме того, когда люди соблюдают диету или плохо питаются, они обычно становятся вспыльчивыми и неспособными мириться с мелкими неприятностями. Эпизодически жестокому индивидууму приходится терпеть эти чувства гнева, страха, безнадежности и зарождающейся жестокости в повседневной жизни, даже в те периоды, когда он не галлюцинирует и не испытывает приступа. Критическое соединение повреждения головного мозга, жестокого обращения в детстве, неспособности выделять из организма токсины в совокупности с употреблением алкоголя или наркотиков уже рассматривается некоторыми экспертами как предвестник опасности.

 

Родители – алкоголики или наркоманы

Значительную часть заключенных американских тюрем составляют выходцы из семей, где один или оба родителя являлись хроническими алкоголиками или наркоманами. Некоторые из этих преступников имели врожденную наркотическую зависимость и с рождения вели жизнь наркоманов или алкоголиков, не в состоянии очистить свой организм от токсинов. Другие пристрастились к алкоголю или наркотикам в юности, что было для них совершенно естественно. У Генри Ли Люкаса мать была алкоголичка, а отец – бутлегер. Люкас стал регулярно пить, не достигнув десяти лет, а в подростковом возрасте превратился в алкоголика.

Присутствие алкоголя или наркотиков в жизни семьи накладывает на нее определенный отпечаток и в значительной мере является признаком и других типов нарушений. Дети, растущие в доме, где есть хронический алкоголик или наркоман, неизбежно подвергаются риску, поскольку такой воспитатель не может эффективно выполнять функции родителя и неизбежно познакомит ребенка, в активной или пассивной форме, с алкоголем или наркотиками, а если проблема злоупотребления этими веществами является врожденной, не исключено, что ребенок унаследует ее.

 

Испытанная в детстве физическая или эмоциональная жестокость, родительская жестокость

Марвин Вольфганг и его коллеги убедительно доказали: жестокость по отношению к ребенку порождает в нем ответную жестокость. Его исследование лиц мужского пола, родившихся в Филадельфии в 1945 году, свидетельствует, что для тех индивидуумов, которые были в детстве жертвами жестокого обращения, существовала высокая вероятность стать жестокими в зрелом возрасте. Это открытие подтверждают исследуемые нами серийные убийцы. Каждый из них в том или ином виде терпел в детстве жестокое обращение, либо физическое, либо эмоциональное. Вопиющий случай представляет Генри Ли Люкас. Его колотили, избивали до потери сознания, мать и ее сутенер постоянно наносили ребенку травмы и увечья. Он вырос абсолютно лишенным чувства самоуважения, постоянно издевался над животными и портил вещи. В своих признаниях он говорит о людях как о мясе, которое надо резать, жечь, использовать для мастурбации. Своих жертв он называл «придушенная», «зарезанная», они представляли для него безликие существа, имевшие несчастье перейти ему дорогу в периоды эпизодической жестокости. Только после того, как Люкас сам воспитал Бекки Пауэлл и почувствовал любовь к ней, он обрел способность к раскаянию и чувству вины – они проявились у него после убийства возлюбленной. Это и прервало его цепь убийств.

Как пишет Элис Миллер, родителям вовсе не обязательно проявлять к ребенку физическую жестокость, чтобы из него получился серийный преступник. Пассивно жестокий родитель, который опутывает ребенка колючей проволокой противоречащих друг другу убеждений, может вырастить монстра. Бобби Джо Лонг усматривает жестокость своей матери в полнейшем равнодушии к его потребностям. Когда он достиг подросткового возраста, то из-за манипуляций матери попал в конфликтную ситуацию с одним из ее кавалеров, и мальчику пришлось побить этого взрослого человека, чтобы защитить себя. В другой раз он был так разозлен подчеркнутым вниманием, каким мать осыпала свою собачонку, что всадил пулю 22-го калибра во влагалище животного.

 

Рождение в результате нежеланной беременности

Хотя многие дети появляются на свет без целенаправленного планирования и немало из них вначале ожидались без особого восторга, большинство родителей в конце концов мирится с фактом, что им предстоит иметь ребенка, и не помышляют о том, чтобы намеренно отравлять ему существование. Когда это тем не менее происходит, ребенок вырастает, сохраняя полученные в детстве душевные шрамы, но, опять же, большинство здоровых людей в состоянии справиться с застарелыми психологическими рубцами и не становится эмоциональными калеками. Однако отдельные серийные убийцы принадлежат к той чрезвычайной категории детей, которые были не только нежеланными, но и всю жизнь терпели наказание за то, что посмели появиться на свет. Дети, принадлежащие к этой категории, неизменно представляют немалый риск столкновения с законом в той или иной форме еще до достижения совершеннолетия. Величина этого риска зависит от их социально-экономического статуса, домашней обстановки, масштабов физической и эмоциональной жестокости, которой они подвергаются, а также присутствия жестокости в их среде. Сенатор Патрик Моуниган высказала предположение, что отсутствие сексуального воспитания в системе современного образования молодежи, особенно детей из безработных семей, живущих на пособия социального обеспечения, создает целое поколение нежеланных детей; с рождения и почти до конца жизни им предстоит находиться под опекой общества. Вначале они будут «выдаивать» систему социального обеспечения, а затем перейдут в ведение системы исправительных и правоохранительных учреждений и станут для нее дополнительным бременем. Это нежеланные дети, дети, чье существование воспринимается их родителями как форма возмездия. Достигнув возраста репродукции, они произведут на свет новое поколение незапланированных и нежеланных детей. И если никто не займется решением этого вопроса, общество будет продолжать плодить потенциально опасных правонарушителей.

 

Рождение после осложненной беременности

Почти все обследованные серийные убийцы родились у матерей, переживавших трудности во время беременности. В одних случаях эти трудности возникали по их собственной вине – из-за алкоголизма и пристрастия к наркотикам. В других случаях беременность было трудно сохранить из-за крайней бедности семьи и полного отсутствия медицинского наблюдения. В ситуациях третьего типа мать просто не желала иметь ребенка, испытывала во время беременности эмоциональный разлад, что пагубно отражалось на плоде.

Научные данные о роли счастливой беременности в жизни ребенка пока отсутствуют. Медикам известно, что нервозность и напряженность матери вызывают секрецию гормонов, которые могут отрицательно повлиять на развивающийся плод. Если тревога возникает непосредственно после первой четверти беременности, когда у плода развиваются головной мозг и периферийная нервная система, это способно привести к тем или иным мозговым изъянам. Во всяком случае, мозг может получить функциональные нарушения различной тяжести. От области повреждения и степени серьезности нанесенного ущерба зависит вероятность проявления серьезных пороков развития у ребенка, превращения его в индивидуума, склонного к жестокости. Даже если он не получил родовой травмы, беспокойство матери вызывает у него колики, превращая его в несчастного младенца, который впоследствии становится объектом дурного обращения и жестокости со стороны матери, страдавшей от беременности. Такое дурное обращение также является фактором развития индивида, склонного к жестокости.

 

Отсутствие счастливого детства

Серийные убийцы – глубоко печальные люди, неспособные радоваться и получать от жизни удовольствия. Главное в их печали то, что их никто не научил быть счастливыми. Они не могли позволить себе удовольствий, доступных другим детям. Для большинства нормальных людей детство – это приятная пора жизни, когда развивающийся индивидуум учится быть счастливым – получать положительные эмоции от разных ситуаций. С детства мы становимся оптимистами или пессимистами, узнаем, что приносит нам счастье и удовольствие.

Поскольку серийные убийцы были лишены счастливого детства, у них отсутствует эмоциональный механизм, который позволял бы испытывать радость в зрелом возрасте. Как обыкновенные невротики они обречены на то, чтобы видеть жизнь с черной стороны, замечать только несчастья, отражающие их внутреннее состояние. Как психопаты и социопаты они совершенно лишены способности понимать счастье и радость. Это чуждые для них эмоции. А поскольку эти индивидуумы страдают поражениями или дисфункциями головного мозга, у них не работают центры удовольствий в примитивном мозге, так что они физически неспособны испытывать удовольствие.

 

Чрезвычайная жестокость к животным

Даже нормального ребенка может очень занимать способность муравьев передвигаться, если им оторвать две-три лапки, или танец мухи, погибающей в паутине, или поведение искалеченного паука. Однако совершенно ненормально, если ребенок истязает кошек или собак или более крупных животных, движимый стремлением порадоваться виду их страданий. Дети, избивающие собак и уродующие кошек из желания полюбоваться, как те будут мучиться, находятся в критическом состоянии. Большинство серийных убийц, которых мы исследовали, в свое время наслаждалось болью других живых существ. Генри Ли Люкас имел привычку мучить животных до смерти. Бобби Лонг, как мы уже упоминали, из ревности к собачонке, которую мать окружала своим вниманием, загнал во влагалище животного пулю 22-го калибра. Он до сих пор помнит данный эпизод и говорит, что на этот поступок его толкнула полная бесперспективность желаний воспользоваться малой толикой материнского тепла, отчего он пришел в бешенство. «Она даже не трудилась кормить меня, – поясняет убийца. – Но она готовила стейки и супчики для своей сучки. А мне приходилось готовить себе самому».

 

Склонности к поджогам без очевидного интереса к убийствам

Склонность к поджогам является ранним признаком психотической или социопатической опасности. Интерес к огню в данном случае выходит за рамки наблюдения за движением пламени. Это восхищение разрушением, которое способен вызвать огонь, а также интерес к ущербу, который может причинить разгорающееся пламя. Карлтон Гэри устраивал пожары еще в детстве, так же делал и Генри Ли Люкас. Но оба они устраивали поджоги только с целью разрушения, не покушаясь на человеческие жизни. Интерес к подобным действиям обычно пропадает вскоре после того, как индивидуум достигает подросткового возраста и начинает вершить зло своими руками.

 

Симптомы нервных расстройств

Почта все серийные убийцы проявляют симптомы неврологических нарушений, как почти незаметные, так и ярко выраженные, когда ребенок путает право и лево, переставляет буквы или цифры на письме или проявляет глубокую неспособность к чтению и учебе вообще, что сопровождается соответствующими поведенческими нарушениями. В зависимости от степени повреждения ответственной за данную функцию неврологической системы индивидуум может испытывать полное нарушение сенсорного опыта даже вне периодов жестокости. Бред или галлюцинации привносят дополнительные расстройства в течение припадкоподобных эпизодов жестокости. Следующие нарушения, если они сохраняются в зрелом возрасте, надо считать факторами высокого риска:

1. Дислексия

2. Проблемы с чтением, математикой или логикой

3. Гиперграфия

4. Напыщенность

5. Гипервигильность

6. Гиперсексуальность

7. Гипосексуальность

8. Гиперрелигиозность

9. Зрительные или слуховые галлюцинации

10. Беспорядочный, разбросанный, нелогичный процесс мышления

11. Параноидальные чувства или хроническое ощущение преследования

12. Хроническое чувство изоляции, отчуждения или отстраненности

13. Продолжительные и глубокие хронические депрессии и плач

14. Недержание мочи

15. Расстройство сна

16. Трудности координации в пространстве и восприятия

17. Плохая мышечная координация

18. Припадки или припадкоподобные эпизоды в анамнезе

19. Не поддающаяся корректировке неспособность к чтению или математике

20. Хронические головные боли или мигрень

21. Неустойчивость настроений

22. Хорея или звероподобные движения тела

 

Признаки генетических нарушений

Исследователи высказали предположение: если у индивидуума обнаруживается по меньшей мере от трех до пяти физических аномалий, например кожные перепонки между пальцами рук или мочки ушей, приросшие к боковой части головы, существует вероятность, что у него также имеются аномалии в примитивном мозге. Поскольку мозг плода развивается одновременно с кожей, любые аномалии кожи или хрящей обычно указывают на то, что мозг тоже недоразвит. Присутствие таких аномалий, к примеру длинные пальцы ног у Люкаса и Лонга, вызвано предположительно врожденным мозговым дефектом. О возможных генетических нарушениях свидетельствуют следующие аномалии:

1) выпуклости на кончиках пальцев рук;

2) слишком тонкие или похожие на проволоку волосы, не слушающиеся расческу;

3) слишком тонкие волосы, которые вскоре после причесывания встают дыбом;

4) волосы спутанные, в колтунах;

5) окружность головы на 1,5 см больше или меньше нормальной;

6) эпикантус – верхнее и нижнее веки соединяются с носом (точка сращения полностью или частично прикрыта);

7) гипертелиоризм – расстояние между слезными железами шире или уже нормы;

8) низко посаженные уши – точка присоединения уха к голове смещена относительно линии, идущей от уголка глаза к переносице, они либо ниже, либо выше на 0,5 см;

9) приросшие мочки ушей – нижний край уха вытянут вверх и назад – к макушке головы;

10) уши неправильной формы;

11) асимметричные уши;

12) очень мягкие и пластичные уши;

13) высокое куполообразное нёбо;

14) слишком крутое или плоское и узкое нёбо;

15) глубокие бороздки на языке;

16) пестрый, пятнистый язык;

17) изогнутый мизинец, нередко напоминающий коготь птицы, направленный в сторону остальных пальцев;

18) ладонная складка с одним поперечным пересечением;

19) третий палец на ноге длиннее второго или равен ему;

20) частичная синдактилия (сращение) двух средних пальцев на ногах;

21) аномально широкий зазор между первым и вторым пальцами на ноге;

22) аномалии зубов;

23) аномалии дерматоглифики.

 

Биохимические симптомы

Эпизодически жестокие индивидуумы часто являются жертвами отравлений токсинами либо в силу неспособности их организма выделять токсины, либо из-за высокого содержания токсинов в окружающей среде. Эксперименты Уильяма Уолша на Люкасе и других серийных убийцах показали, что у эпизодически жестоких людей имеется чрезвычайно высокое содержание свинца и кадмия в волосах. В организме хронически жестоких индивидуумов наблюдаются высокие концентрации и других определенных элементов.

 

Чувство бессилия или неадекватности

Трагедия хищнического поведения серийных убийц отчасти состоит в том, что каждое новое убийство лишь доказывает преступнику его беспомощность. Ритуальное убийство, задуманное им как средство воплощения собственного могущества, оказывается лишь очередным свидетельством его несостоятельности во взаимоотношении с окружающими и обретает реальные очертания, когда партнерами оказываются мертвецы. Серийный убийца процветает среди покойников; они оказываются ему лучшей компанией, нежели живые люди. В сущности, он и сам в душе – мертвец.

Это чувство бессилия является важным показателем будущего поведения, поскольку признаки подобного бессилия появляются уже у молодых людей, особенно у подростков. Один из первых таких знаков – прямая конфронтация со взрослыми, вызов их авторитету. Но такое поведение нормально. И когда взрослые поддерживают пробуждающуюся самостоятельность подростка, а не стремятся его раздавить во что бы то ни стало, он приучается к зрелому толкованию устройства общества и социального порядка и легко приспосабливается к нему. Что касается бессильных подростков, они не пытаются бросать властям прямой вызов, не вступают и в открытые столкновения. Такой ребенок будет вести себя ненормально, даже совершать криминальные действия, но постарается избежать конфронтации где только возможно. Бессильный подросток усвоит приемы мимикрии и будет скрещивать шпаги с властями лишь косвенно. В конечном итоге он будет тяготеть к положению невидимки, а впоследствии проявит себя в эксцентричном или аномальном поведении.

Чувство бессилия вскоре начнет проявляться в форме отклонений в сексуальном поведении, нападениях на физически более слабых сверстников противоположного или своего пола, в мелких правонарушениях, крайне жестоком обращении с животными и даже попытках самоубийства. Значительная часть изнасилований, совершаемых подростками, является деянием ребят, настолько подавленных ощущением собственного бессилия, что они боятся девочек. Подобные индивидуумы могут вести охоту на них и маленьких детей. Если нападения являются скорее эпизодическими, нежели случайными, весьма вероятно, что начинающий насильник через десять – пятнадцать лет сформируется в законченного серийного убийцу.

Существует опасность, что названные аспекты будут превратно истолкованы как абсолютно надежные предвестники последующего криминального поведения или станут использоваться для оценки индивидуумов и выделения преступных типов из общей массы. Однако данные аспекты имеют совершенно иную цель. Они представляют собой лишь сочетание всех симптомов, свойственных сотням серийных убийц. Их объединяют наличие чрезвычайно похожих черт, идентичные черепно-мозговые травмы, сходство в показаниях ЭЭГ, а также свойственное всем им отсутствие физической или эмоциональной жизнерадостности и общая история жестокого родительского обращения и взаимодействия с негативными или эксцентричными родителями. Налицо определенные силы, совокупность которых участвует в формировании серийных убийц. Когда у ребенка наблюдаются какая-нибудь единичная черта из перечисленных, особенно если он еще не сталкивался с законом, существует вероятность в самом начале устроить «короткое замыкание» в образующейся цепи криминального или антиобщественного поведения. В любом случае описанные аспекты предлагают специалистам направление и структуру будущих исследований органических и физиологических основ криминального поведения, в которых должны участвовать криминалисты, психоневрологи и биохимики.