В самый подходящий момент? Мэг подавила истерический смешок и посмотрела на худощавого мужчину, подъезжающего к ней в коляске. Его тело казалось высохшим, но властная манера высоко держать голову подсказала Мэг, что этот человек привык руководить.

– Ну, как я вижу, у вас побольше здравого смысла, чем у Сиси или Марианны, ничего не скажешь, – заявил старик, тормозя рядом с Мэг и оставшимся рядом с ней Паркером.

«Да, явно привык руководить», – снова подумала Мэг и улыбнулась. Старик уставился на нее пронзительным взглядом.

– Дедушка, – начал Паркер, – позволь тебе представить…

– Ты воображаешь, будто должен рассказывать мне, что происходит в этом доме?

Мэг заметила, что он смотрит на нее только одним глазом, другой же остается наполовину скрытым под нависающим веком. Здоровый глаз подмигнул ей, и, доверившись своей интуиции, Мэг приняла подмигивание за знак дружелюбия, а на резкость тона просто не обратила внимания. В конце концов, если она оценила его неверно, он всего-навсего оторвет ей голову. Коль скоро Мэг влипла в эту историю, ничего не поделаешь, придется как-то выпутываться.

Мэг подмигнула в ответ:

– Ну, значит, вы уже знаете, что меня зовут Маргарет. Но зовите меня Мэг, пожалуйста.

Старик кивнул и стрельнул глазами на Паркера:

– Я не мог не слышать. Тинси вопит так, что и мертвого разбудит. Итак, Мэг, что привело вас в Новый Орлеан?

Мэг невольно переглянулась с Паркером. Тот, казалось, был не меньше ее удивлен вопросом деда. Заявить, что он знает обо всем, что происходит в доме, а потом задать такой вопрос? Паркер пожал одним плечом, и Мэг догадалась, что ей предложено выпутываться самостоятельно.

– Меня привез Жюль, – ответила она. – Но я уверена, что вам и самому это известно.

Старик расхохотался:

– Ого, а вы, оказывается, не мимоза!

Он хлопнул себя правой рукой по колену. Мэг только сейчас заметила, что левая рука лежит неподвижно. Очевидно, левая сторона тела у него парализована. Она подумала, что такому сильному и энергичному мужчине должно быть очень нелегко мириться с параличом. Учитывая это обстоятельство, ей стало легче реагировать на его резкости – гораздо легче, чем на холодность Матильды, которая сейчас как раз подходила к ним с каменным лицом, ведя на буксире взрослую дочь.

– Может, Жюль и привез вас сюда, – начала Матильда ледяным тоном, – однако не удосужился известить семью о своем скоропалительном браке, а это свидетельствует о том, что он не очень-то высоко вас ставил.

Мэг прекрасно поняла подтекст – Матильда возлагала ответственность за решение Жюля и его поспешный брак на нее. Естественно, теперь она будет винить во всем не Жюля, а Мэг.

По мере того как покойник остывает, его грехи забываются и пропорционально растет снисходительность к нему оставшихся родственников. Этот урок Мэг преподали еще родители Теда после его смерти. Как-то само собой получилось, что они возложили всю ответственность и за финансовый крах компании сына, и за его личные неудачи на нее одну. Мэг следовало делать больше, быть ему лучшей женой. Если бы она нашла работу и приносила деньги, нагрузка на Теда была бы гораздо меньше. Да уж, с таким же успехом они могли просто выкрикнуть: «Это ты убила нашего сына».

Что ж, история повторяется. Присмотревшись к собравшемуся вокруг них обществу, Мэг заметила, что даже доктор Прежан оставил Тинси и придвинулся поближе, как и Кинки. Если они рассчитывают увидеть спектакль, их ждет разочарование.

На какое-то время все замолчали, несомненно, ожидая реакции Мэг и гадая, решится ли она пикироваться с Матильдой. А если Мэг набросится на нее, это только даст им повод линчевать вдову Жюля. Паркер тоже изучал ее. Наверняка он с интересом ждал, какую ложь она выдаст дальше, и надеялся, что на сей раз сумеет ее на чем-нибудь поймать. Может, на фразе вроде: «О, мы уже несколько лет были любовниками, наконец, решили пожениться».

Мэг сказала:

– Жюль думал, что его женитьба будет для вас… – она запнулась, но тут же продолжила: – приятным сюрпризом. Он собирался познакомить меня с родственниками… – На этот раз Мэг окончательно смолкла. «На семейном собрании акционеров», – чуть было не вырвалось у нее.

О, это было бы серьезным промахом! Паркер бы сразу понял, что Жюль собирался использовать Мэг как орудие в борьбе, которое поможет ему нейтрализовать роль младшего брата в семейном бизнесе.

– Познакомить… когда?

К облегчению Мэг, вопрос задал не Паркер, а его дед.

– Сегодня.

Мэг беспомощно раздела руками, как бы признавая поражение.

В другом конце комнаты, возле бара, Тинси разразилась слезным воплем:

– Но Жюль не смог, потому что он у-у-умер!

Мэг кивнула, понурила голову и промокнула глаза платочком. Строго говоря, слез у нее не было, но, чтобы выглядеть в роли скорбящей вдовы правдоподобно, особенно рядом с Тинси, выражающей свое горе столь бурно, необходимо хотя бы попытаться изобразить какие-то эмоции.

Мэг не плакала даже тогда, когда умер Тед, двенадцать лет бывший ее мужем, поэтому то, что она не склонна проливать слезы по поводу печальной кончины Жюля, ее ничуть не удивляло.

Амелия Энн подошла ближе и робко положила руку на плечо Мэг.

– Ну-ну, дорогая, мы понимаем, как вам должно быть тяжело.

– Амелия Энн, – сердито сказала Матильда, – полагаю, тебе не стоит в это вмешиваться.

Амелия Энн уронила руку и покорно вернулась к матери.

Мэг подняла голову и улыбнулась Амелии Энн, тронутая ее искренним проявлением доброты. В детские и подростковые годы Мэг иногда встречала взрослых людей вроде Амелии Энн, по велению сердца предлагавших дружбу девочке-сироте, которая жила то у одних приемных родителей, то у других, но в результате судьба неизменно снова возвращала ее в приют. Мэг видела и немало особ вроде Матильды, этаких ходячих образчиков благопристойности, у которых вместо сердца в груди кусок угля.

– Я знаю, что вы все понесли тяжелую потерю, Жюль был частью вашей жизни. – Мэг взглянула на доктора Прежана, который вернулся к Тинси и стоял с ней рядом, обнимая одной рукой за плечи. Именно по его просьбе она пришла в этот дом и продолжает участвовать в этом фарсе. – Если я могу чем-то помочь, то готова сделать все, что в моих силах.

Матильда уставилась на кончик своего носа. Мэг догадалась, что старухе так и хочется сказать какую-нибудь колкость вроде: «Я-то знаю, что вы рады удрать с денежками Жюля, вот и вся помощь, которой от вас можно ждать». Однако воспитание вынудило Матильду оставить подобное высказывание при себе. Мэг от души надеялась, что от дурных мыслей у старухи разболится желудок.

Она не раз говорила своим детям, что дурные мысли порождают в теле дурные соки. Дети морщили носы, начинали изображать, что их вот-вот вырвет, но все обычно кончалось смехом, который, конечно, является лучшим средством от дурных мыслей, и в конце концов всем становилось гораздо легче.

Вспомнив о детях, Мэг вздохнула.

– Может, проводить вас в вашу комнату? – неожиданно мягко спросил Паркер.

«В вашу комнату»? Вопрос застал ее врасплох. Мэг вдруг показалось, что ей снова четырнадцать и она пришла знакомиться с очередными приемными родителями, с очередной супружеской парой, которая, если повезет, захочет принять ее в семью, а по сути – с чужими людьми. Ведь никто из них ни разу так и не попытался всерьез познакомиться с ней.

Мэг улыбнулась Паркеру и покачала головой. Она явилась сюда как вдова Жюля только из чувства долга, чтобы перед отъездом из Нового Орлеана по мере сил постараться облегчить страдания родственников покойного.

Из чувства долга? Мэг услышала голос собственной совести: «Ты здесь потому, что чувствуешь себя виноватой. Ты получила от Жюля десять тысяч долларов, верни их и уезжай сейчас же. Комната, о которой говорит Паркер, вовсе не твоя, ты не имеешь на нее права. Тебе здесь не место, это не твой дом, ты здесь чужая. Ты везде чужая».

Но это не так. У нее есть семья – та, которую создали они с Тедом, и именно ради этой семьи, ради своих детей Мэг и бросилась очертя голову в эту авантюру. И ради них она не вернет эти десять тысяч долларов, если, конечно, удастся договориться со своей совестью.

– Давайте-ка все сядем.

В устах Понтье-старшего эти слова походили не на приглашение, а на приказ. Он нажал какие-то кнопки, управляющие инвалидной коляской. Неожиданно коляска сорвалась с места и поехала прямо на Мэг. Паркер, действуя с быстротой молнии, схватил Мэг за руку и рванул на себя, спасая от опасности. Мэг оказалась прижатой спиной к его крепкой и надежной, как каменная стена, груди, скрытой под дорогим, сшитым на заказ костюмом. Ее сердце затрепыхалось как пойманная птица. Мэг понимала, что ее реакция вызвана не столько опасностью, которой она едва избежала, сколько близостью Паркера, его прикосновением.

Кто сказал, что он избавил ее от опасности? Да притягательность Паркера сама по себе в тысячу раз опаснее для нее, чем сотня потерявших управление инвалидных колясок.

– Черт бы побрал этот рычаг переключения скоростей, – сказал дедушка Понтье, – прошу прощения.

Матильда поднесла к глазам пенсне:

– Вижу, Оги, ты, как всегда, в дурном настроении.

Она села на двухместный диванчик и похлопала по подушке рядом с собой. Амелия Энн со своей обычной покорностью послушно подошла и опустилась рядом.

– Что ж, зато я по крайней мере жив, чего не скажешь о моем беспутном внуке.

Паркер крепче сжал руку Мэг. Она подняла на него глаза и прочла на его лице то же выражение боли, которое ей запомнилось с их первой встречи в номере отеля. Паркер искренне скорбел по брату. Хотя Жюль рассказывал Мэг, что они не ладили между собой и никогда не были близки, Паркер, похоже, питал глубокие чувства к старшему брату.

Мэг погладила его по руке, инстинктивно пытаясь утешить. В отличие от прошлого раза, когда она позволила себе такой же жест в гостиничном номере, Паркер теперь не отдернул руку, но очень медленно разжал пальцы, улыбнулся и сказал:

– Похоже, опасность вам больше не угрожает.

Если бы так! Сердце Мэг пропустило один удар, и вовсе не потому, что инвалидная коляска проехала в каких-нибудь паре дюймов от ее ступней. Пока Мэг так остро реагирует на простое прикосновение этого мужчины, она далеко не в безопасности. Затем Мэг заметила, что Матильда снова поднесла к глазам пенсне и пристально ее разглядывает. Предпочитая резкость желчи, Мэг пододвинула стул поближе к тому месту, где остановился в своем кресле дедушка Понтье.

Тем временем возле бара Тинси почти повисла на докторе Прежане. Она рыдала у него на груди, а он обнимал ее теперь уже обеими руками. Мэг отметила, что всех остальных состояние Тинси не особенно волнует.

Матильда осуждающим тоном говорила Амелии Энн, что не знает, что выкинет дальше этот человек, который именует себя мэром. Кинки навалился на подлокотник кресла, где сидела дочка Амелии Энн, все так же уткнувшись носом в книгу и не обращая ни на кого внимания. Кинки принялся выбивать пальцами дробь на голове девушки, но даже это не заставило ее оторвать взгляд от книги.

Только Паркер остался рядом с Мэг и не сводил с нее непроницаемого взгляда.

– Поскольку Жюль собирался познакомить вас со своей семьей сегодня, – дедушка Понтье сделал заметное ударение на последнем слове, – может, вы сами расскажете нам немного о себе?

Старик обращался к Мэг, но по тому, как он это произнес, она поняла, что остальные ухватятся за его предложение. И верно. Матильда прервала обличительную речь против мэра и громко сказала:

– Хорошая мысль, Оги. Милочка, расскажите нам о своей семье.

Мэг облизнула пересохшие губы, поспешно соображая, как бы получше описать свою семью. Ошарашить собравшихся известием, что у нее трое детей, в данный момент представлялось ей не самой удачной идеей.

– Э-э… что бы вы хотели узнать?

– Самые обычные вещи. – Матильда посмотрела на Мэг с таким видом, словно считала ее редкостной тупицей. – Кто ваши родители, в какой школе вы учились, какой университет окончили.

Кинки выпрямился.

– Первая жена Жюля была из рода Даффорков, вторая – из рода Муазен.

Дедушка Понтье стукнул кулаком по подлокотнику инвалидного кресла.

– Да уж, много было проку от их родословных! Ни одна из них не продержалась больше двух лет. Сиси, как я понимаю, просто не могла переломить собственную натуру, но вот почему Марианна не прожила с моим внуком и шести месяцев после того, как…

– Право же, Оги, неужели непременно нужно ворошить грязное белье? – Матильда заговорила еще резче, прищурив властные аристократические глаза.

Примерно то же происходило в домах приемных родителей. Мэг привыкла к тому, что при ее появлении все разговоры умолкают, концы фраз произносятся шепотом. Когда она создала собственную семью, старая боль забылась, но поведение семейства Понтье оживило в памяти Мэг прежние ощущения. Однако старые раны давно затянулись, а Понтье не смогут нанести ей таких, какие ей не удалось бы залечить.

Но Мэг готова была поспорить на что угодно, что все они впервые видят такую, как она. Самым елейным голоском, на который только была способна, она сказала:

– Я окончила школу с ОЭД.

Матильда посмотрела сначала на деда, потом на Паркера, потом на Кинки. Последний небрежно пожал одним плечом. Мэг догадалась, что Матильда впервые столкнулась с таким понятием, но гордость не позволяет ей спросить, что оно означает. Матильде, но не Амелии Энн.

– Это что-то вроде похвальной грамоты? – тихо спросила та.

Мэг кивнула. Для нее это было большим достижением. Посещая занятия не слишком регулярно, она бросила школу в шестнадцать лет. Когда Мэг было десять, ее замечательные приемные родители, научившие ее любить жизнь и смеяться над жизненными невзгодами, погибли в автокатастрофе. После этого Мэг побывала еще в нескольких семьях, но всем им она, похоже, была нужна не как дочь, а как нянька для их родных детей. С детьми Мэг всегда умела обращаться, это все признавали.

Дочь Амелии Энн сняла с головы наушники и впервые с тех пор, как Мэг вошла в гостиную, проявила некоторую заинтересованность.

– ОЭД – это такая справка, которую выдают тем, кто бросил школу. Чтобы ее получить, надо пройти специальный тест.

Мэг кивнула. Ее не удивило, что девушка следила за разговором, хотя и притворялась, будто слушает музыку.

– Правильно. ОЭД – это общий эквивалент диплома.

– Но вы сказали, что это своего рода похвальная грамота! В голосе Матильды явственно слышались прокурорские нотки. «Кто солжет в малом, солжет и в большом», – словно говорила она.

Понтье-старший хлопнул пятерней по ручке кресла.

– Это лучше, чем совсем не закончить то, что начал. Мэг улыбнулась старику.

Девушка вздохнула:

– Я бы тоже так хотела. Сдаешь один-единственный экзамен, и конец всей тягомотине.

– Изольда! – укоризненно воскликнула Амелия Энн. На ее лице появилось обиженное выражение. – Как ты можешь быть такой легкомысленной! Ты посещаешь лучшую школу в городе! После школы сможешь выбрать любой колледж, какой пожелаешь, и тебя ждет прекрасное будущее.

Ни слова не говоря, Изольда снова закрыла уши наушниками и уткнулась в книгу. Кинки, который на время разговора прекратил выбивать барабанную дробь на голове девушки, возобновил это занятие.

Амелия Энн продолжала возмущаться:

– Тебе следовало бы спросить у дочери другое: откуда она узнала об этом ОЭД? Приличные девушки о таких вещах не знают! – с негодованием заявила Матильда.

Не снимая наушников, Изольда пояснила:

– Старшая сестра Астора получила ОЭД после того, как забеременела.

– Изольда, веди себя прилично! – ужаснулась Амелия Энн, глядя не столько на дочь, сколько на мать.

– Полагаю, вопрос о колледже снимается, – заметил Кинки, наконец перестав выбивать нервную дробь пальцами.

Мэг засомневалась, кого он имеет в виду: подругу Изольды или ее саму, получившую «всего лишь» ОЭД. Она уставилась на его непрестанно движущиеся руки. Что-то в их нервозных жестах показалось ей смутно знакомым, но что? Какой-то неясный образ всплывал в памяти, но никак не мог оформиться четко.

– Так вы учились в колледже? – спросил дедушка Понтье.

– В УНЛВ.

– Никогда не слышала о таком учебном заведении, – заявила Матильда.

– Это Университет штата Невада в Лас-Вегасе, – ответил Паркер. Его низкий глубокий голос прозвучал приятным контрастом в сравнении с большинством других, в которых слышались визгливые нотки.

Мэг бросила на Паркера быстрый взгляд, признательная ему за то, что он не сбежал и не оставил ее посреди волчьей стаи. Она почему-то чувствовала, что Паркер предпочел бы оказаться где угодно, только не в центре того, что назвал Большой гостиной.

– У них там сильная баскетбольная команда, – вставил доктор Прежан, подводя Тинси поближе к родственникам.

В чрезмерной заботе, которой доктор окружал Тинси, чувствовалось что-то нездоровое. У Мэг возникло ощущение, что доктор Прежан сует нос абсолютно во все стороны жизни семейства Понтье, вторгаясь гораздо дальше, чем позволил бы себе на его месте любой другой врач.

Что ж, по крайней мере они восприняли слова доктора как своего рода одобрение. И ни один не спросил, окончила ли она университет. Мэг видела, что они за ней наблюдают, и спрашивала себя, сможет ли хоть чем-то помочь матери Жюля. Тинси, похоже, живет в своем собственном мирке, а все прочие с радостью препоручили ее заботам доктора Прежана.

– Так, со школой и университетом мы разобрались, – подвел итог Понтье-старший. – Теперь расскажите нам о родителях.

Мэг замялась. Воспользовавшись паузой, Кинки вставил:

– Сначала поведайте нам, как вы познакомились с Жюлем.

Старик бросил свирепый взгляд на молодого человека:

– Видно, ты никогда не научишься дожидаться своей очереди. Ни ты, ни мой внук так и не научились уважать старших.

Кинки в уже знакомой Мэг манере пожал одним плечом:

– Наши родители никогда на это особо не напирали.

– Скорее ты просто затыкал уши, когда речь шла об уважении к старшим, – заметила Матильда.

– Ох, да не ворчите вы на меня, – огрызнулся Кинки. – Я знаю, где спрятаны все скелеты.

Лицо Паркера выразило нескрываемое презрение. Мэг могла только гадать, что именно имел в виду Кинки, но вообще-то не хотела знать ответ на этот вопрос. Она желала только одного: поскорее вернуться домой, обнять своих детей и вдохнуть их запах – запах чистоты и невинности.

– Так где вы познакомились с моим внуком? «Может, сгладить ситуацию?» – думала Мэг, оглядывая роскошную гостиную. Она задержала взгляд на бесценных предметах антиквариата. В окна, которые начинались на уровне пола и доходили почти до потолка, была видна широкая веранда, а за ней газон и парк, занимающий, как Мэг уже знала, целый квартал. Однако при всем окружающем их богатстве эти люди просто жалки.

Мэг глубоко вздохнула и решила ответить правду. Но тут она заметила, что Тинси подняла голову и смотрит на нее с надеждой. Мать явно мечтала услышать такую версию последних дней жизни сына, которая напоминала бы окончание волшебной сказки.

– Мы познакомились… – Мэг пыталась подобрать слова, которые были бы не слишком далеки от истины, – на светском мероприятии.

Брови Паркера поползли вверх. Интересно, как высоко бы они взлетели, расскажи Мэг всю правду без утайки, как собиралась вначале? «Он пришел в бар, где я разносила напитки».

– На танцах? – Тинси подалась вперед так резко, что Прежан уронил руку с ее плеч.

– Нет, на музыкальном вечере.

Ну вот, это должно ее удовлетворить, подумала Мэг. Когда Жюль зашел в бар при казино, сел за угловой столик и стал заказывать бурбон с водой порцию за порцией, в зале действительно играл оркестр. Музыканты, как водится, играли с оглушительной громкостью, но оркестр был не хуже любого другого маленького оркестрика в Лас-Вегасе. Талантливые музыканты стекались сюда со всей страны в надежде разбогатеть.

– Вы танцевали? – мечтательно спросила Тинси.

– Мы разговаривали.

Так оно и было. Они действительно разговаривали, да так долго, что Моуз, хозяин бара, окликал Мэг два раза. Он перестал орать, только когда Жюль швырнул ему стодолларовую банкноту.

«После того как Моуз угомонился, мы продолжили разговор и Жюль попросил меня за тридцать тысяч долларов на три дня стать его женой, и я согласилась, а потом он убил себя, и вот я здесь. Может, я спятила?»

– По-моему, вы расстроили ее, – тихо заметила Амелия Энн.

Мэг слабо улыбнулась:

– Ничего, со мной все в порядке. Тинси снова расплакалась:

– А со мной – нет!

Перекрывая ее рыдания, Матильда спросила:

– Так расскажите же наконец о своих родителях!

Мэг беспомощно указала на Тинси, но доктор снова взял заботу о ней на себя.

Мэг не могла признаться этим собравшимся вокруг нее пираньям в том, что она сирота. Их собственные родословные наверняка древнее, чем предметы антиквариата, собранные в этой гостиной.

Мэг медлила. Вероятно, лучше всего было бы придумать еще какую-нибудь сказку, но Мэг терпеть не могла ложь, и ей не хотелось добавлять новые звенья к уже сплетенной паутине. Помощь подоспела с неожиданной стороны.

Паркер подошел к Мэг.

– Вероятно, Мэг не хочет говорить о родителях, так как считает, что мы должны судить о ней по ее собственным качествам.

Мэг с удивлением взглянула на Паркера. Что он имеет в виду? Откуда он вообще может что-то о ней знать? Вероятно, изумление отразилось на ее лице.

– Что ты имеешь в виду, Паркер? – Матильда перевела взгляд с Паркера на Мэг.

Мэг попыталась взять себя в руки и принять невозмутимый вид. Если Паркер не нанял частных детективов, способных работать со скоростью света, то он не знает о ее личной жизни абсолютно ничего.

– Я имею в виду, – ответил Паркер, улыбаясь Мэг в такой милой манере, в какой еще никогда не улыбался ей, – что я хорошо знаю родителей Мэг.