Солнце светило в окно. Глаза щипало от ярких лучей. Я заморгала и, пытаясь достать руку из-под одеяла, обнаружила, к своему удивлению, что лежу под капельницей.
— Что это? — спросила я вслух. Голос показался мне каким-то чужим, хриплым.
— Это просто физиологический раствор, — ответил кто-то. — В другую вену вводим антибиотик. Еще один антибиотик.
Еще один? Какой именно? И зачем он? Я перевернулась, пытаясь увидеть, с кем я разговариваю. Медсестра улыбнулась мне.
— Вы выглядите лучше, чем вчера ночью.
— Вчера? — Я облизала пересохшие губы, сглотнула и попыталась снова заговорить: — Вчера ночью? Я не помню. Какой сегодня день?
— Воскресенье. Хотите воды? Или чаю?
— Да, пожалуйста. Чаю. — Я нахмурилась, пытаясь вспомнить, что произошло. Мы были с Эшли в Париже, мне стало плохо…
—Да. Вас привезли вчера вечером на «скорой». Мистер Коннор вас лично доставил! — добавила она, как- то странно посмотрев на меня.
— Ничего не помню. Как летела на самолете…
Я то приходила в сознание, то снова проваливалась в полусон… Моя голова на груди у Эшли. Все путешествие в Париж и полет обратно были как в тумане.
— Вот дерьмо! — прошептала я, отворачиваясь, чтобы медсестра не увидела моих слез жалости к самой себе.
— Вы хотите видеть мужа? — спросила она, поднося мне чай и кувшин с водой.
— Моего мужа? — Я уставилась на нее в смятении. Она, должно быть, что-то перепутала.
— Да, он ждет в коридоре. Заходил к вам, пока вы спали.
— Как он узнал?.. — начала было я, но она щупала мне пульс и поправляла капельницу, поэтому не услышала моих слов.
— Я позову его, — сказала она улыбаясь.
— Хорошо, — прошептала я.
Она пошла к выходу.
— Подождите! — позвала я ее. — Что все-таки со мной случилось?
— Разве вам никто не объяснил? Дело было в антибиотике, который вы принимали. Этот препарат вызвал аллергическую реакцию. Как следствие сыпь на коже — вы, должно быть, заметили ее. Но теперь все будет в порядке. Вам категорически противопоказан пенициллин в любом виде. Запомните это, а то может повториться все, что случилось с вами в Париже!
Вот черт! У меня никогда ни на что не было аллергии.
— Но я же и раньше принимала это лекарство! — запротестовала я.
— Может, не именно такой наполнитель, тем более что доза была слишком велика, — объяснила она, просматривая мою карту. — Кто вам их прописал? Ваш терапевт?
— Нет. Это был… — Я вовремя остановилась. Не хватало, чтобы у Пи-
Джея снова из-за меня были неприятности. — Не помню, кто именно, — добавила я.
Медсестра странно на меня посмотрела, закрыла карту, пожимая плечами.
— Мы назначили вам эриотромицин. Скоро вам станет лучше. Откуда у вас порез на руке?
— На кухне ножом обрезалась. Бытовая травма.
— Нужно было его зашить. Почему ваш лечащий врач или кто там…
— Сама виновата, — прервала я ее. — Думала, это ерунда.
Она улыбнулась мне:
— Посмотрите на себя!
— Я знаю, глупо вышло! Работники клиники — самые худшие пациенты в мире.
Барри зашел ко мне с цветами. Вид у него был крайне обеспокоенный.
— Бог ты мой! — произнесла я шутливо. — У нас что, сегодня годовщина?
— Ты нас очень напугала. Дети волнуются.
«Но не ты. Дети — верю!»
— Как ты узнал, что я здесь? — спросила я, уставившись в пол. Я ждала, что сейчас он мне скажет, что наш брак распался из-за Эшли, разумеется. «Как я узнал? Да мне позвонил твой любовничек, с которым ты провела выходные. Поделил- с я со мной своими впечатлениями о ваших ночах вместе, восторгался твоим бельем».
— Мне позвонили из больницы в Париже.
— Из больницы? — повторила я, крайне удивленная его ответом.
— Да, Рози! Из больницы, куда тебя отвезли после того, как ты упала в обморок на улице. Неужели ты ничего не помнишь?
— Немного из того, что ты мне сейчас рассказал, — призналась я.
— Вообще-то хотели оставить тебя там, но врач, англичанин, который отвез тебя в больницу, убедил их, что тебе будет лучше дома. И тебе разрешили лететь вместе с друзьями. Он же организовал трансфер из больницы прямо в аэропорт.
— Врач-англичанин? — переспросила я, гадая, что мог рассказать ему Эшли.
— Ну, по крайней мере он говорил по-английски. У него немного странный акцент. Австралийский, насколько я понял. По-моему, очень милый молодой человек, Оливер Фэнтон. Тебе крупно повезло, что он оказался рядом. Кто знает, что бы было, если бы ты была там одна со своими подружками, которые и языка-то толком не знают!
Барри еще долго разглагольствовал о том, что было крайне опрометчиво ехать в чужую страну, не зная языка, да еще и взяв таких же легкомысленных подружек. Конечно, он упрекнул меня, что я поехала без него, уж он бы мне помог… Я перестала его слушать, как только он сравнил себя с добрым самаритянином. Ну надо же — не Эшли Коннор, к ногам которого я упала в обмороке, а австралиец Оливер, акушер, на плече которого я спала в самолете, позаботился обо мне! Оливер, который мне так помог в аэропорту, переживал, который совершенно случайно оказался рядом, когда я грохнулась в обморок на улице, взял на себя инициативу и отвез меня в больницу.
— Как же он нашел твой телефон? — Это все, что я смогла вымолвить.
— В твоей сумочке. Он извинялся зато, что ему пришлось покопаться там, но ты была без сознания, следовательно, он не мог тебя спросить. В общем, тебе очень повезло, что он был поблизости.
Да уж, почти незнакомый мне безработный акушер смог оказать более квалифицированную помощь и поддержку, нежели без пяти минут мой любовник доктор Эшли Коннор.
— Удивлена, что ты пришел, — сказала я мужу, когда он наконец закончил свою тираду по поводу моей неосторожности на улицах Парижа. — Учитывая обстоятельства, — добавила я.
Мои слова задели его.
— У нас могут быть проблемы, Рози, но мы же цивилизованные люди, не так ли? Я не законченный негодяй, хотя, может, ты таковым меня и считаешь. Я просто не мог не прийти к своей жене, зная, что та лежит под капельницей.
— Спасибо, что пришел. Извини, я вовсе так не думаю, не хотела тебя обидеть. Если бы это было так, мы бы давно расстались!
— Так что же, мы вот так и разойдемся?
— Я думаю, ты был прав: нам надо все обсудить. Это пока все, что я могу тебе сказать.
Он молча кивнул и указал на цветы, лежавшие у меня в ногах.
— Отдай их медсестре, пусть поставит в воду, — попросила я. — Пока ты не оборвал все лепестки.
Если человек напоминает о каких-то вещах слишком навязчиво, они перестают иметь какое-либо значение.
Я задремала, как только Барри ушел. На какое-то мгновение провалилась куда-то, мне снился Париж, потом вдруг я проснулась, села на кровати, соображая, где я и что происходит, потом опять заснула… И вот я снова в аэропорту, с чемоданом, полным красивого нижнего белья. Когда очнулась днем, то чувствовала себя еще более усталой, чем до этого, долго лежала, пока предметы не перестали плыть у меня перед глазами. Я четко различила белое одеяло, бледно-желтые занавески, деревянную ручку двери, воду и салфетки на столе, корзину для мусора…
Я подскочила и дотянулась до сумки, нащупала что- то красное и липкое. Открыла сумочку и улыбнулась, увидев два сладких жареных пончика.
— Не могли бы вы мне сделать одолжение? — попросила я медсестру. — Когда у вас будет минуточка, можете передать мистеру Джайману из ортопедического отделения «спасибо»?
— Наконец-то ты проснулась! — сказал мне Пи-Джей, бесцеремонно плюхаясь на мою постель. — Я захожу к тебе не в первый раз, будил тебя, будил, а ты все спала и не обращала на меня никакого внимания, как обычно! Ты похрапывала и шептала что-то про трусики-танга. Надо быть осторожной, Рози, соображать, с кем спать, а с кем нет. Тем более что после этих встреч снятся кошмары.
— Спасибо, что предупредил, — улыбнулась я. — И спасибо за то, что оставил мне вот это, — кивнула я на пончики. — Не хочешь перекусить со мной?
— С удовольствием. Тебе можно есть или врачи запретили? Слышал, что вроде бы доктора собираются зашить тебе ранку на руке?
— Никто мне ничего не говорил. Ко мне даже доктор не заходил. Разумеется, не считая тебя. — Я откусила кусочек пончика и отдала ему пакет. — Умираю с голода. Не помню, когда последний раз ела по-человечески. А то, что мне удалось съесть, потом выходило наружу.
— Наслышан. — Он ел свой пончик и смотрел на меня. — Прости, Рози, понятия не имел, что…
— Не глупи, ты здесь ни при чем!
— Ты единственная, кто так думает!
— Что? Кто тебе это сказал? — Я замолчала, положила пирожок на кровать и вздохнула. — Это Эшли?
— Кто же еще? Я получил нагоняй сразу же, как только он прилетел домой. Похоже, Эшли собирается донести на меня.
— Донести на тебя? — Я села на кровати и уставилась на Пи-Джея. — С какой радости?
— Нарушение врачебной этики. Ты не была моей пациенткой. Я не занес в твою карту запись о назначении лекарства.
— Но все так поступают. Эшли сам часто так делает. Работники клиники получают рекомендации в устной форме или готовые рецепты…
— Да, но пациенты других врачей не падают в обморок на улице с тяжелой аллергией и их не везут на «скорой помощи» в больницу. А если еще моя пациентка развлекается с консультантом в Париже…
— Пи-Джей, но это же несправедливо! Он не должен так поступить. Может, он просто переживает…
— Нет, Рози, он не переживает, он хочет свалить вину на меня! Как и всегда, впрочем! Подумай над моими словами.
— Я поговорю с ним. Не волнуйся, я все ему объясню. Это не твоя вина. Ты не мог знать про аллергию.
— Ну, если ты так думаешь, — произнес он мрачно, откусывая пончик. — В любом случае, рад, что ты вернулась. Хорошо провела время, не считая обморока и рвоты?
— Отвратительно. Мне все время было плохо. Я даже не смогла посмотреть Эйфелеву башню.
— А как ночная жизнь в Париже? — спросил он, заглядывая мне в глаза. — Тебе понравилось?
— Ничего не было. И вообще тебя это не касается!
— Господи, прости меня! Мне очень жаль, что все настолько плохо! — сказал он, сияя. Он улыбнулся еще шире. — Неудивительно, что наш мистер Коннор мрачнее тучи. Надо же — столько усилий, и все зря!
— Я и сама не рада. Не понимаю, что тут такого смешного.
— Неужели?
Он открыл дверцу моего шкафчика. На полке лежали мои вещи, те, в которых я была, когда меня привезли в больницу. На самом верху красовалось кружевное нижнее белье.
— Пи-Джей! — крикнула я, чувствуя, как заливаюсь краской. — Закрой сейчас же! Хватит! Мой муж только что был здесь.
— Правда? — спросил он, послушно закрывая дверцу. — Бедняжка! — пожалел он, одаривая меня сострадающим взглядом. — И мужа мне твоего жалко!
— Не стоит! — ответила я, разозлившись. — У него интрижка с молодой девчонкой в короткой юбке, у которой даже нет денег на автобус. Мы давно собираемся разойтись. Так что не надо жалеть его!
— Ну, тогда я буду жалеть себя, — добавил он, вставая с кушетки и стряхивая крошки с брюк.
Я посмотрела на его расстроенное лицо и почувствовала невероятную симпатию к нему. Он хороший друг, несмотря на наши ссоры и прочие разногласия относительно старого кресла. И теперь он в беде из-за меня! Такого он не заслуживает.
— Подойди сюда, — позвала я, дергая его за руку.
Пи-Джей наклонился ко мне, я притянула его и поцеловала в щеку. На какое-то мгновение его лицо было в миллиметре от моего, и мне вдруг захотелось погладить его макушку.
— Все будет хорошо, — сказала я мягко, — не переживай!
— Увидимся, — ответил он мне, выпрямился, повернулся и ушел, даже не оглянувшись.
Не много же я получила за свою заботу! А что я, собственно, хотела? Из-за меня у него одни неприятности.
В остальном у меня был удачный день. Наташа и Стюарт пришли ко мне.
— Тебе не стоило ехать из Лестера в такую даль! — сказала я.
— Мам, у меня пасхальные каникулы. Я приехала домой в пятницу, когда ты улетела в Париж.
— Ну да, я и забыла. — Совсем хорошо! Я обо всем позабыла, включая собственных детей. Вот что значит увлечься мужчиной… — Прости, дочка, мне надо было остаться дома…
— Не говори так! — ответила Наташа. — Мы с Эммой как раз обсуждали по телефону, что пора бы тебе подумать о себе, даже Стюарт может вполне обходиться без тебя, особенно когда…
— Что ты имеешь в виду? Особенно когда что? — прервал ее Стюарт.
— Особенно когда приходится выпытывать у некоторых причину появления синяков, когда некоторые дерутся, а потом попадают в больницу с травмами, — спокойно ответила Таша.
— Но маме же и так плохо!
Дети повернулись ко мне, словно вспомнив, зачем пришли.
— Ты теперь себя лучше чувствуешь? — спросила дочь, взяв меня за руку и обеспокоенно посмотрев на трубку с физраствором.
—Да, гораздо лучше! Спасибо, дорогая! Не надо так беспокоиться ни тебе, ни Эмме. Меня скоро выписывают, и я вернусь домой. — Я посмотрела на них задумчиво и прибавила: — Только, может, не к вашему отцу.
— Знаю, — сказала она, гладя мою руку. — Понимаю тебя.
— Правда?
— Не удивляйся, мам! Мы же не дети. Понятно, что между вами все идет не так хорошо, как… раньше.
— Как же вы узнали? — удивилась я. — Мы же не спорили, не ругались, и в доме царила нормальная атмосфера…
— Все так, — ответил Стюарт, — но в этом- то и дело. Между вами вообще ничего не происходило.
Я уставилась на сына. Никак не ожидала, что ребенок в четырнадцать лет поймет так быстро то, что я с трудом обнаружила после долгих лет брака.
— Просто вы с папой больше не испытываете тех чувств, как прежде, ведь так? — спросила Таша.
— Вы не расстроены? Мне вовсе не хотелось причинить вам боль: тебе, Стюарт, тебе, Ната, и Эмме. Все не так плохо… Мы просто могли бы попробовать снова…
— Вы прожили больше двадцати лет вместе, — возразила она. — Это же так много, вы оба заслуживаете медаль! Поэтому не стоит приносить себя в жертву. Никто не виноват. Мы уже взрослые. Не надо ради нас приносить себя в жертву.
— Жизнь слишком коротка, мам, — добавил Стюарт, просматривая страничку вопросов и ответов в «Мари Клэр». Журнал лежал на столике.
В моей жизни было не много моментов, когда мне хотелось расплакаться от счастья. Мне всегда удавалось сдерживать слезы, даже в экстренных ситуациях, однако сейчас не хотелось пересиливать себя. Лежа на больничной койке, наблюдая за сыном, рассматривающим женские журналы, и слушая философские рассуждения дочери о том, что это не моя вина, я попыталась откашляться, сглотнуть, поморгать, только чтобы не разрыдаться.
— Не плачь, мам, — успокаивала меня Таша. — Все образуется.
— Да, все будет отлично, — добавил сын, листая журнал. — У всех моих друзей разведенные родители.
Каждый год у них двойные каникулы с мамой и папой.
«Мечтай. Мечтай!»
Ближе к вечеру ко мне зашел Эшли.
— Как ты? — Он присел ко мне на кровать и подозрительно посмотрел на меня. Это был взгляд врача, оценивающего состояние пациента. Мне не понравилось, как он на меня посмотрел. Я хотела, чтобы он видел во мне женщину, свою любовницу.
— Гораздо лучше, — ответила я, стараясь говорить как можно более сексуально. Хотя мой внешний вид, больничный халат и капельницы не производили должного впечатления. — Скоро встану и буду готова ко… всему.
Он не обратил внимания на мой намек, никак не отреагировал и на взгляд, полный желания, а лишь взял мою карточку и стал изучать ее.
— Мне очень жаль, что так вышло с выходными, — сказала я тихо. — Извини за причиненное беспокойство… за «скорую помощь», за полет. За все…
— Ну, не меня надо благодарить, а твоего молодого знакомого из отеля.
— Оливера? Как это?
— Это он вызвал «скорую» и отвез тебя в больницу.
«Подожди-ка, помедленнее… Я немного запуталась в событиях».
— Из отеля? Я думала, что упала в обморок на улице.
— Да, потеряла сознание ты на улице. Я взял такси, привез тебя в отель, уложил в холле. Не успел я отвернуться, как ты исчезла. Портье мне сказал, что тебя увезли в больницу. Твой друг Оливер решил, опираясь на свой огромный опыт в гинекологии…
— Он акушер, а не гинеколог.
— Какая разница! Он думал, что, приняв роды у нескольких женщин, может теперь ставить любой диагноз…
— Но он же оказался прав. — По мнению Эшли, я просто немного побледнела. Почему он не вызвал неотложку? Почему просто бросил меня в холле, в то время как я была без сознания? Чем он таким занимался? Что было важнее меня?
— Мне нужно было забрать очень важные документы, а потом я хотел вернуться в холл…
— Понятно, бумаги оказались важнее меня, — съязвила я.
— Я оставил тебя лишь на пару минут, а потом собирался отвезти в больницу. В любом случае я не виноват, что этот идиот Джайман решил поиграть в доктора Айболита… — прошипел Эшли, положив карточку на стол. — Почему ты не пришла ко мне, как только порезала руку? — спросил он, поворачиваясь, чтобы посмотреть мне в глаза.
— Не знаю, ты был слишком занят… А он оказался…
— Идиот! Он должен был сначала проверить, нет ли у тебя аллергии…
— Эшли! — Сама того не замечая, я крикнула слишком громко, так что весь медицинский персонал обернулся на нас. Мне пришлось понизить голос, чтобы больше не привлекать внимания. — Он спрашивал меня об аллергенах, но я не знала, что со мной может произойти такое после приема этого препарата. Он здесь совсем ни при чем! Пи-Джей пытался помочь, — добавила я, начиная злиться на Эшли, почувствовав, как кровь приливает к лицу.
— Рози! Ты слишком наивна. Ему не стоило вообще помогать тебе, вот в чем его вина. Для начала ему следовало направить тебя к хирургу. Там тебе оказали бы квалифицированную помощь, прописали эффективные антибиотики…
— Ты, конечно, предпочел бы, чтобы приступ произошел в больнице, а не в Париже, во время занятий сексом? — прокричала я, к большой радости медсестер. — Единственный человек, которого можно обвинить в данной ситуации, — это я. Пи-Джей настаивал на том, чтобы направить меня к хирургу, но я отказалась. Это из-за моей забывчивости первый курс антибиотиков совершенно не подействовал, это я запустила свою рану, а не он! Даже в Париже, когда у меня появилась сыпь, я не поняла, почему это случилось. Но здесь не только моя вина, но и твоя, мы слишком торопились оказаться в постели. Ну а ты вообще не придавал значения моему недомоганию!
Я с ужасом замолчала, удивившись той злости, с которой произнесла все это, но мне было все равно. Удивительно, правда?
— Почему тебе не раструбить всем о нашей половой жизни? — тихо произнес Эшли.
— Отличная мысль! — одобрила я. — Но трубить- то не о чем, мы, как ты помнишь, не успели переспать, точнее, у нас не вышло!
— Ну и кто же в этом виноват?
— Точно уж не Пи-Джей! Если ты так из-за этого переживаешь, Эшли, чего уж откладывать, трахни меня прямо здесь…
— Мне кажется, ты чересчур яростно защищаешь этого полудурка Джаймана…
— Он не полудурок! Мне просто не нравится, что ты хочешь обвинить его во всем!
— Вынужден не согласиться с тобой. В любом случае решение не будет зависеть от меня!
— Если ты донесешь на него, Эшли…
— То что? — Он выдержал мой взгляд довольно спокойно, без тени улыбки на лице. — Если я донесу на него, то что?
— Ты больше не увидишь меня! Повисла тишина, буквально на мгновение, но за это время все между нами стало по-другому. Ситуация изменилась, как будто пронесся ураган и не оставил ничего живого на своем пути.
— Я серьезно! — сказала я твердо, с печалью вспоминая его обнаженное тело рядом со мной в одной постели, страсть, которой мы готовы были предаться, и потраченные деньги на нижнее белье. — Мы с тобой больше не увидимся, никогда!
Он встал, опустил рукава на свитере и задумался, почесывая затылок.
— Ну что ж, Рози, — произнес он наконец, криво улыбаясь, — я постараюсь не слишком переживать из- за этого.
Второй раз за этот день из моей палаты вышел мужчина, даже не обернувшись.
— Все только об этом и говорят! — сообщила мне Бекки с явным восторгом. — Представь! Соблазнить Эшли Коннора на глазах у всех прямо на больничной койке!
— Я не собиралась соблазнять его. Не совсем, — : призналась я с сожалением. — Мне нужно было как- то убедить его не трогать Пи-Джея.
— Ну и хорошо. Черт с ним! Он не стоит тебя, Рози!
— Ему вообще все равно, — прошептала я.
Я закрыла глаза и погрузилась в воспоминания об Эшли. Как я могла отчитать его, как вообще получилось, что не успела я и глазом моргнуть, как все слова были сказаны? Несколько дней назад меня занимала только предстоящая поездка в Париж. А сейчас где я? В больнице, лежу под капельницей, а рядом в шкафчике кружевное белье… Мой брак распадается на глазах. Муж и дети вполне довольны положением вещей. Мой так называемый любовник ушел без малейшего сожаления, когда я пригрозила ему разрывом. При сложившихся обстоятельствах единственное, что хотелось сделать, — повеситься!
—Думаю, он все же заявит на Пи-Джея, — прошептала я с закрытыми глазами.
— Может, сообщишь свою версию происшедшего? — предложила мне Бекки. — Если ты, конечно, действительно готова помочь ему…
—Да, готова. Это несправедливо, он всего лишь хотел помочь мне… — Я замолчала. — Мне надо подумать, как лучше…
— Ну, у тебя есть еще время, чтобы все осмыслить. Когда тебя выписывают?
— Сегодня к вечеру, надеюсь. Ко мне заходил хирург и посмотрел руку, — рассказывала я, размахивая перебинтованной кистью, — мне надо будет промыть и продезинфицировать рану, к тому же я сейчас пью другие таблетки, скоро все пройдет.
— Когда ты выходишь на работу?
—У меня больничный до конца недели. Прости, подружка! Как же ты справляешься одна? Сара вернулась?
— Нет. Мы все переполошились не только из-за тебя в эти выходные, случилось еще кое-что…
— Калум?
— Да, его положили в детскую реанимацию в пятницу. Удалось снять температуру, избежать обезвоживания. Вчера его выписали, назначили лечение, теперь он дома. Бедняжка Сара! Когда она мне позвонила в пятницу, то была на грани нервного срыва.
— Да уж, нелегко ей пришлось! Надо будет созвониться. — Меня переполняло чувство вины из-за того, что я мысленно жалела себя. Сара пережила гораздо большее потрясение, нежели я! — Тебе дали кого-нибудь в помощники?
— Двух! Невероятно, да? Сильвия Райли прислала одну помощницу сразу же, а сегодня пришла еще одна девушка. Похоже, ей кто-то позвонил и попросил прислать еще одну ассистентку, пока тебя нет.
— Думаю, это Эшли, — произнесла я с сожалением.
— Ну хоть что-то для тебя сделал.
— Да уж.
— Не переживай, Рози. Кстати, я тут вспомнила. Дэйв рассказал мне кое-что странное про мистера Кон нора.
—Дэйв? Что именно?
— Недавно он явился к моему ненаглядному и с про» сил, не он ли проявлял для тебя снимки.
— Снимки? — удивилась я. — Зачем ему надо было это знать?
— Еще он интересовался негативами. Сказал, ты просила забрать их. Это правда?
— Конечно, нет! Я вообще его ни о чем не просила! — Я задумалась. — Вообще-то забавно получается. Вначале все, о чем мы говорили, была фотография. Каждый раз, когда мы оказывались вместе, он интересовался снимками. Я принесла их, а он попросил, чтобы я принесла и остальные. Мне казалось это лестным — такой интерес со стороны такого мужчины. Потом он вдруг словно забыл о них.
— Ну, ему стало любопытно посмотреть на другие части твоего тела, — пошутила Бекки.
— Это теперь в прошлом, — вздохнула я снова. Настроение опять ухудшилось.
— Развеселись, Рози! Разве он один такой? Судя по тому, что рассказала, скоро ты станешь свободной женщиной!
— Не уверена, что хочу этого. Я вообще не знаю, чего хочу, — призналась я.
— Не волнуйся. Раньше времени не стоит беспокоиться. Приведи себя в порядок! А мне лучше вернуться к работе…
— Конечно. Спасибо зато, что зашла. Она встала и распрямила юбку.
— Еще кое-что, — добавила я. — А что Дэйв сделал с негативами? Он их отдал?
— Да. Эшли тебе их не передал? Типичное мужское поведение — сунул куда-нибудь и забыл. — Она пристально посмотрела на меня: — Надеюсь, Дэйв все сделал правильно?
— Не волнуйся. Заберу их у него сама. Да, собственно, зачем мне они?
Мне вообще ни до чего не было дела. Все было безразлично. Но где-то в подсознании у меня засели слова Бекки. Я пока не знала, зачем Эшли понадобились мои негативы. Но мне почему-то казалось, что не просто так! Более того, я была уверена, что мне это не понравится.