9 ноября 2011
Недавно мне посчастливилось посмотреть только что снятый фильм «Суд над дьяволом». Категории «Б», притворяющейся «А». Я, честно скажу, что не стал бы его смотреть, если бы не два факта:
1. Мне интересно, что сейчас думает средний европеец о дьяволе.
2. Дьявола играл сам Малкольм МакДауэлл, заводной апельсин.
Фильм оказался потрясающе скучным и примитивным. Впрочем, скука, кажется, стала непременным атрибутом якобы «христианской» агитации. Я не про фильм, я про другое.
Сюжет примерно такой.
Молодой юрист, погруженный в депрессию по поводу смерти матери в ДТП, начинает замечать, что с миром что-то не так – кругом насилие и нефтяные компании. Внезапно он находит выход для гнева – подает в суд на дьявола и требует с него восемь миллиардов долларов компенсации.
Что интересно, дьявол является в суд, дабы ответить на обвинения, и натравливает на истца кучу монстрообразных элитных адвокатов. В конце дьявол разражается обвинительной речью в адрес людей.
Вот именно она-то меня и заинтересовала. А именно одна строчка в ней:
«В Руанде и Ираке убивают людей. В Гаити голодают дети. А вы жертвуете доллар на благотворительность! Вы – сборище неудачников!»
Публика в зале была возмущена. И с этого момента возникло такое чувство, что в конце дьявола осудят. Так и вышло. Странное чувство возникло у меня в этот момент. Я почувствовал себя не включенным в список человечества. Какое-то ощущение превосходства над героями фильма.
Все стало понятным в тот момент, когда я по обыкновению зашел на Тупичок Гоблина и увидел там цитату:
«Когда мне удается накормить бедных, меня называют святым. Когда я спрашиваю, почему бедные люди голодают, меня называют коммунистом». (с) Элдер Пессоа Камара, бразильский епископ.
А ведь и в самом деле: я – бывший гражданин страны, которая сейчас уничтожена, осуждаема и осмеяна именно за то и потому, что главной целью своего существования назначила прекращение войн и уничтожение голода. Ни одна страна не вбухала столько сил и средств для помощи тем, кого респектабельные благотворители, одной рукой подающие доллар, а другой – вооруженной – рукой вырывающие миллионы долларов, миллионы баррелей нефти, пищу, человеческие и трудовые ресурсы и даже органы для трансплантации, между собой называют дикарями и обезьянами. Ни одна страна с таким напряжением сил, с таким остервенением, отказывая часто себе, не строила в других странах школы, больницы, институты и заводы, не делилась ценнейшими специалистами. Где еще какая страна порождала в товарных количествах людей, мечтающих «землю в Гренаде крестьянам отдать»?
Глупость? Возможно. Глупо быть идеалистом в одном помещении с жуликами, убийцами и ворами. Однако мне приятен уже тот факт, что хоть в этом обвинении дьявол в нас не попал.
Наш русский «коммунизм» – это не вопрос «почему люди голодают?» Гораздо ближе к нашему коммунизму честный ответ на этот вопрос. Но и это еще не он.
Наш коммунизм – это отсутствие смирения с этим честным ответом.
Это твердая убежденность в том, что не может быть и считать себя хорошим человек, которого устраивает то, что кто-то голодает и кто-то гибнет. Хоть где. Хоть в жопе мира.
Потому что если он хоть теоретически может придумать такой порядок вещей, чтобы этого не было, – он обязан думать. Если он может изменить – должен менять. Человек не имеет права соглашаться со Злом хоть в чем-то. Человек не может отдавать человека в жертву злу, собственному комфорту, достатку, сытости. Лучше не доесть, лучше хрущевка вместо коттеджа – только бы не быть хищником-людоедом.
Лишь бы не превратиться в «Свету ли провалиться или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить».
Именно поэтому коммунизм мог укорениться только в нашей стране. Только в стране с русской литературой, только в стране с русским православием, только в стране с русской мощью, способной влиять на ход мировой истории. Только в такой стране могла состояться попытка совершить этот подвиг совести.
И поэтому, когда они все метят и метят в обрушенный коммунизм, все проклинают и проклинают «рабский русский менталитет», «азиатчину», Петра, Грозного, Невского и далее по списку вплоть до Владимира – за его принятие все того же православия – я прекрасно понимаю, что все это только условности.
Совести они боятся. Русской совести – деятельной, как англо-саксонская предприимчивость.
Потому что если европейцы могут построить флот, чтобы приплыть в далекие страны, подавить там сопротивление, продать опиум, вывезти рабов, пряности и золото, то сумасшедшие русские могут построить флот, чтобы приплыть туда же, построить школы и больницы, электростанции, отдать крестьянам землю в Гренаде.
И от каждого их бранного слова, брошенного в нашу культуру и историю, так и несет потненьким страхом того, что с такой огромной совестью – если мы ее себе снова отрастим – бесполезно договариваться.
И они правы.
Бесполезно.