30 августа 2012

…Изначально предполагалась, что интеллигенции уготована особая судьба в нашем народе – роль разума, которому надлежит осветить своим светом и облагородить наши тела, наши дела и души, помогая нам постигать новое, действовать разумнее, понимать тоньше и глубже основы морали и человеческой этики. Это – самая, возможно, важная задача в развитом обществе.

Но все это было возможно и остается возможным только в одном случае. Если интеллигент, приобретая образование и возможность другого уровня потребления, не дезертирует из народа, частью которого призван являться.

Для того чтобы продолжать быть народом, нужно уметь уважать его несмотря на его поражения и недостатки, радоваться его радостям, горевать вместе с ним его горестями, праздновать его праздники и никогда не противопоставлять свои интересы интересам народа, никогда не презирать его, никогда не глумиться над тем, что для народа свято. Единственное, что способно научить интуитивно без долгих и мучительных тренировок выполнять все эти правила и соблюдать запреты – глубокая, искренняя, настоящая любовь к этому народу. Почтительная любовь ребенка к родителю, затем – пылкая страсть влюбленного, потом ответственная и надежная любовь супруга к супругу, а затем мудрая как родителя к ребенку. И каждая должна прийти в тот самый нужный час, не задерживаясь и не торопясь.

Вся эта мощная социальная конструкция оказывается в заложниках у совершенно нематериальной субстанции – умении любить. Умении таком эфемерном, таком неформальном и таком необязательном. И самое главное – таком невыгодном, неудобном и нерентабельном.

И мы должны констатировать: сегодня российская интеллигенция в большинстве своем действует не по назначению. Каждая интеллигентская исповедь в собственной интеллигентности сегодня начинается с перечисления причин, по которым он разлюбил народ и страну – сколько их, этих исповедей, не коллекционируй. Кого-то накрывает за вкусным ужином за границей, кого-то прихватит у пропахшего мочой привокзального сортира. Кого где. Но самое главное в этой исповеди одно – «я больше не люблю тебя, Родина» и «я больше не такой». И при рассказах о своих переживаниях – довольно посредственных, прямо скажем, по сравнению с неинтеллигентными переживаниями рабочих с их производственными и денежными проблемами, солдата или офицера, побывавшего на войне, но так и не решившего пока квартирный вопрос, – складывается впечатление, что рвется что-то глубинное. Такие страдальческие интонации мог бы выдать какой-нибудь гей при рассказе о том, как он сменил ориентацию. Уже в этом – самом первом вопле новорожденного интеллигента – ухо чувствует деградацию, разрыв между предназначением и выбранным мировоззрением, а также прилагающейся к этому мировоззрению биографией конкретного индивидуума.

Чем больше пропасть между интеллигентом и народом, тем больше пропасть между предназначенным интеллигенту и реальным содержанием его жизни, тем ужаснее деградация.

Деградирует решительно все, но в первую очередь, безусловно, понятия, при помощи которых человек познает и описывает реальность. Все мы любим виртуального правозащитника и «брайтонского интеллигента» Льва Натановича Щаранского. Он обогатил наш словарь такими терминами как «совестливость», «неполживость», «слезинка ребенка» и так далее.

Парадокс этих терминов состоит в том, что их форма абсолютно противоположна содержанию – в силу деградации, произошедшей с носителями этих понятий. Так, «неполживость» обозначает способность бессовестно врать с целью подчинения слушающего, «почитание слезинки ребенка» – способность к лицемерию в стиле «онажемать!» или «унеежедети!» с целью обеспечения сообщникам безопасного отхода на заранее заготовленные в политические убежища.

И вообще – все эти понятия суть не что иное, как крючки и присоски, аналогичные тем, которыми паразит прикрепляется к носителю.

Особое место в этом ряду занимает такое слово как «совестливость». «Совестливость» российского интеллигента – есть не что иное, как способ навязывания окружающему народу себя в качестве морального авторитета. Российский интеллигент никогда не стыдится своих собственных дел – ни соучастия в раскраже с последующей распродажей Отечества, ни призывов сдаваться в руки головорезов солдат, которых дома ждут матери и невесты, ни надругательства над матрасом, ни наркоторговли, ни кражи спиртзавода. Все это – частные случаи его уникальной частной жизни, и призывать его к ответственности за них в тот момент, когда он пытается раскрыть вам Истину куда большего масштаба – просто-напросто репрессии.

Российский интеллигент стыдится чего-нибудь большого. Желательно огромного. Это подчеркивает масштабы его совести. Ему подавай такой предмет стыда, в котором каждый поучаствовал, который каждому или же большинству дорог и важен – чтобы никто не остался в стороне от обвинения. Типовой русский интеллигент современности стыдится сразу за всю Россию, за ее историю, за политику, за искусство, за народ, за религию. Особенно удачно стыдиться за православие – оно и повинно в возникновении что государства, что народа.

Отличие этой деградантской совестливости от обычной человеческой совести в том, что совесть тихо говорит человеку о том, что он плох и должен измениться и исправиться, совестливость же – громогласно заявляет о мощном моральном превосходстве своего носителя над окружающими. Это превосходство заключается в том, что его совесть – тоньше настроена, чем у большинства. Совестливость – претензия на право управлять большинством и назначать ему моральные ориентиры – определять для других людей разницу между добром и злом. Совестливость – спам-реклама аутсорсинга познания добра и зла, инструмент порабощения и паразитирования. Фактически фраза, построенная по типу «Мне стыдно за Россию/РПЦ/Государство/Историю России» в переводе на русский означает: «Я совершеннее вас – делайте то, что я скажу».

Естественно, у многих людей возникает вопрос: а кто такой этот человек, который призывает меня служить его идеалам? Ответ на этот вопрос у настоящего интеллигента и у российской «интеллигенции», естественно, разный. Когда такой вопрос задают Жоресу Ивановичу Алферову, он всегда может назначить конкретный круг вопросов, в которых он компетентен, причины, по которым его что-то не устраивает, и основания, которые дают ему право считать себя в чем-то компетентным и имеющим право на доверие. Когда такой вопрос задают российскому «интеллигенту» – никакой конкретики вы не дождетесь. Вы только узнаете, что ему за вас стыдно, а следовательно он – выполняющий эту важную функцию за вас – значительно лучше, чем вы.

Настоящий интеллигент нагло, не стесняясь, любит свой народ – вас. Именно это доказал все тот же Жорес Иванович в своем эпическом эфире либерального телеканала «Дождь», о котором я что-то часто вспоминаю. Там он заговорил о славянстве, о триедином русско-белорусско-украинском народе. И столь же была показательна реакция на его слова – интеллигентных ведущих в студии начало отчетливо корежить.

Михаил Васильевич Ломоносов окончательно доказал свою любовь к русскому народу и России своими трудами по очищению истории от норманнской теории и тем, что посвятил один из своих трудов теме увеличения и распространения русского народа. Юрий Лотман отдал свою жизнь русской филологии, Пушкин – русской поэзии. Денис Васильевич Давыдов успел послужить и русскому языку, и славе русского оружия. Никогда такого не произойдет с российской «интеллигенцией» – слишком высоко их презрение и к стране, и к народу, и к его культуре и истории.

Наша интеллигенция – суть самозванцы, претендующие на уважение и почет, равный почету, оказываемому лучшим из нас, на основаниях, которые они сами же для нас и придумывают.

Сейчас в рядах этой интеллигенции происходит очередная стадия деления. Я смотрю на некоторое смятение в рядах этой своры носителей гордынек. Многие из них струсили – они не знают, как им отнестись к эпидемии спиливаемых по всей стране крестов, к поджогам и осквернениям храмов. Они почувствовали, что происходит что-то тектоническое, что задвигалась сама почва под ногами.

Некоторые нашли для себя уютное спасение в теории, предложенной Глебом Павловским и гласящей, что оскверненные храмы и поваленные кресты – дело рук российских же спецслужб. Им неприятно оказаться на одной стороне с откровенными сатанистами, получить их в союзники и стать их легальным политическим крылом.

Что ж, страх – не любовь и не может стать основой созидания, но он может хотя бы удержать от разрушения и окончательной деградации. Хоть как-то и хоть кого-то спасти.

Что ж – хоть так.

Но есть и другие. Те, кто все-таки сделали свой следующий шаг.

Владимир Варфоломеев на «Эхо Москвы» делится мнением:

«Если это именно религиозные символы, то почему и на каком правовом основании их массово устанавливают вне территорий культовых и мемориальных объектов, таких как храмы или кладбища?

Пока не очень понимаю причин поднятого шума, если речь идет о самодельных конструкциях, не обладающих статусом исторических или культурных памятников, а потому вряд ли подлежащих государственной защите.

Без ответа на вопрос о законности действий групп граждан, произвольно воздвигающих кресты вдоль дорог и на городских окраинах, вряд ли можно корректно оценивать поступки тех, кто эти кресты уничтожает».

Владимир Абаринов – там же:

«Те объекты, которые в обиходе называются поклонными крестами, на самом деле нечто иное. Они не имеют никакого культового значения. Как сказано на одном православном сайте, кресты эти устанавливаются «на въездах и выездах в город, дабы выезжающий мог помолиться в дорогу». Нужно еще разобраться, кем установлены эти кресты, на чьей земле, на какие средства и кому принадлежат. Если это порча чужого имущества, то кто владелец и где его иск? Если земля находится в частном владении, хозяин может ставить на ней все что угодно. Если церковная – тоже. Если государственная, то религиозные символы на ней неуместны».

Хорошо знакомый нам Александр Подрабинек на «Ежедневном Журнале»:

«И, наконец, надо заметить, что срубленные поклонные кресты не являются ни культовыми сооружениями, находящимися на территории объектов культа, ни историческими памятниками, ни памятниками архитектуры или зодчества, ни городскими монументами. Их статус не вполне понятен. Но дело даже не в формальном статусе (или отсутствии такового), а в том, что установка таких крестов является проникновением церкви на общественную светскую территорию. Это никого особенно не трогало, пока РПЦ не явила миру образ лицемерия и гонителя несправедливо преследуемых».

В переводе это все означает: «Касылек-касылек! Какой касылек? Нету у вас методов против Кости Сапрыкина!» Российский интеллигент – существо, облагороженное интеллектуальной работой и высшим образованием, опускается до поведения обычного уголовника с его «не докажете» и «она сама хотела!», и до всего этого он докатился только за счет того, что однажды решил, то для него необязательно любить ни «эту страну», ни «этот народ».

И, глядя на них, я думаю: а может ли человек не просто стать духовным «ничто», но и пройти путь дальше – стать отрицательной величиной, античеловеком? Какова будет эта «окончательная интеллигенция»?