3 сентября 2013

Уважаемые читатели! Докладываю: День знаний прошел совсем неплохо. Дочку во второй класс отправили, гимн СССР спели, цветы учительнице подарили, советскую музыку послушали.

Тем временем

…в немецком Лейпциге завершился Всемирный чемпионат рабочих профессий WorldSkills International-2013. Россия впервые приняла участие в столь представительном смотре трудовых резервов, хотя сама организация WorldSkills International (WSI) существует с 1946 года. Как-то так сложилось, что страна победившего пролетариата никогда не входила в организацию, вот уже седьмой десяток лет занимающуюся развитием профтехобразования и повышением уровня рабочего мастерства.

Нашу страну представляли 15 участников из разных регионов. Ребята прошли отборочные соревнования, прежде чем попасть в сборную России. Большинство впервые оказалось за границей. Увы, чуда не произошло. По итогам командных соревнований Россия заняла практически последнее, 41-е место, разделив его с Чили, Эстонией, Исландией, Кувейтом, Оманом и Саудовской Аравией.

Если вам кажется, что первый и второй абзацы никак не связаны, – вы ошибаетесь. Сейчас я вам это докажу.

Знаете, что меня удивляет и настораживает второй год подряд на сентябрьской школьной линейке?

Обилие советских «школьных» песен при полном отсутствии песен этого жанра российского периода.

«Почему так?» – скребется в голове настойчивый колючий вопрос.

Ответ прост, но не очень приятен. Дело в том, что в СССР было детство.

Не в том смысле, что у нас в Российской Федерации детей нет, а люди появляются сразу взрослыми… Хотя… на самом деле вообще-то, если быть честным, так оно и есть. Но не будем забегать вперед.

Детство было отраслью народного хозяйства.

«Все лучшее – детям», помните?

Это самое «лучшее» – это, конечно, образование, медицина, кружки и секции. Ну и, конечно же, – культура и искусство.

Некоторые люди по какой-то неизвестной мне причине считают, что искусство – это такое пространство ненастоящести, где можно делать все что угодно под омерзительным лозунгом «я так вижу». Другие, не менее непонятные мне люди считают, что искусство – это такая вещь, которая должна полностью отражать реальность, желательно в самом негативном восприятии. По мнению этих людей, говоря «правду», они раскрывают глаза человечеству на него самого и таким образом приносят пользу. Такой подход бывает обоснован, но он не всегда и не во всем уместен. Так, например, хор первоклашек, поющий песню про то, что они начнут бухать с шестого класса, а аборты делать с седьмого, мне не кажется достойным примером моралистского жанра.

Искусство – это такая штука, которая позволяет нам получить эмоциональный опыт, которого мы в обычной жизни не имеем. И на этом опыте изменить (желательно в лучшую сторону) свою личность – получить поведенческие сценарии, выстроить иерархию ценностей, выработать отношение к разным явлениям и феноменам социальной жизни.

Мы не принцы датские, и у нас не отравляли отца. Но благодаря Шекспиру мы имеем эмоциональный опыт переживания таких чувств, как жажда мести, скорбь, стремление к справедливости, сомнение и так далее. Мы не врывались в киношку «Белое солнце пустыни», чтобы помочь товарищу Сухову, – за нас в нашем детстве это делали Петров и Васечкин.

Мы не умели любить принцесс и сражаться из-за них на мечах, мы не умели нести Кольцо Всевластия в Ородруин, но любви к женщине, верности, храбрости, смирению нас учили доблестный рыцарь Айвенго, Фродо, Арагорн и так далее. Именно в этом их миссия. Именно в этом заключается воспитательная функция искусства.

Советское искусство обслуживало советское детство, хорошо понимая, для чего человеку детство и что из этого детства должно вырасти. Детство в СССР было делом государственной важности, что подтверждается несколькими педагогическими университетами, самой развитой в мире педагогической наукой и огромным количеством внешкольных образовательных учреждений.

Поэтому в СССР снимались до сих пор любимые нами детские фильмы и писались прекрасные детские песни.

Именно поэтому ничего подобного сейчас не происходит, так как детство из дела общественного стало делом частным – и еще рынком игрушек.

Дети выращиваются либо усилиями родителей, либо на продукции условной Гай Германики.

Потом дети вырастают и становятся обществом, в котором почему-то возникает проблема разводов, абортов, алкоголизма и общего инфантилизма. И это неудивительно, потому что детям с помощью искусства не объясняли, как это – быть взрослым. Никто не показывал ребенку Сухова, Харлампиева, Айвенго и так далее. Поэтому ребенок понятия не имеет как это – любить, хранить верность, сражаться за правду и Родину и так далее.

Поэтому он сначала бегает от армии, потом заставляет девушку сделать аборт и в итоге запивает это дело алкоголем.

Он не вырос. Он не повзрослел. Он просто утерял детство и пребывает в состоянии неопределенности и потери идентичности до самой старости.

Помимо детства СССР еще нуждался в промышленности.

А промышленность не бывает без рабочих. Поэтому СССР нужно было рабочих воспитывать. Сложность была еще и в том, что до того как кровавые коммунисты учинили индустриализацию, Россия была аграрной страной с превалированием среди населения крестьян. Крестьянская культура – архаичная, прочная, консервативная. Она во многом симпатичная. Но для города и производства она подходит не очень. Да и для товарного коллективного производства сельхозпродукции – тоже.

Выходит, нужна новая культура. Нужны новые поведенческие сценарии. Нужно задать для человека новые стандарты образа жизни, новые стандарты быта. Нужно заново отделить добро от зла. Нужно пробудить в человеке новые достоинства – профессионализм и постоянное стремление к учебе. Как это сделать?

СССР был тоталитарным государством, в нем не давали свободным творческим личностям делать на государственные деньги все, что им придет в голову, и поэтому в СССР была нужная государству массовая культура.

«Вы должны твердо помнить, что из всех искусств для нас важнейшим является кино» – В.И. Ленин.

Ленин сказал, творческая интеллигенция сделала. Поэтому появились такие фильмы, как «Дело было в Пенькове» – для жителей села, «Большая семья» – для рабочих крупных заводов, «Большая перемена» – для учителей, «Иван Бровкин» – для юношей призывного возраста и «Иван Бровкин на целине» – для демобилизовавшихся юношей с зудом в пятой точке. И так далее.

Все это делалось для того чтобы человек, переживая жизни героев фильмов и книг, мог соотносить пережитое со своей жизнью и понимать, насколько она правильна, к чему стремиться, чего избегать, а самое главное – КТО ОН ТАКОЙ. Кто он? Орудие извлечения прибыли; существо, потребляющее на выходных; молодец, удачно ухвативший за задницу Катьку из столовой, или же рабочий – это звучит гордо? Почему гордо? Как гордо? Насколько гордо? Откуда взялась эта гордость? На все эти вопросы отвечало тоталитарное советское искусство, еще не понимающее прелести киллеров, проституток и их юристов.

С разрушением советской системы в массовое кино и телевидение попали совершенно другие люди. И они там так и торчат до сих пор из своих «Бригад» и «Бандитских Петербургов».

В итоге получилось так, что благодаря массовой культуре человек российский может себе представить, как быть адвокатом, менеджером, миллионером, ментом, бандитом и даже б…ю. А вот как быть в этом обществе рабочим, он не понимает. Он не понимает, кем он станет и как он будет жить, если он станет рабочим. Он не понимает, в чем рабочее достоинство и гордость.

Поэтому в рабочие люди попасть не хотят, потому как стать рабочим – это все равно что исчезнуть.

В связи со всем вышесказанным, а так же с тем, что нам в кои-то веки повезло, наконец, с министром культуры, хотелось бы возобновления государственного воспитания людей людьми, а не прорехами на человечестве.

Что подразумевает возрождение детского кинематографа, а также ренессанса таких жанров, как «фильм воспитания», «производственная драма» и «производственная комедия».

Кстати, в Америке когда-то эти жанры тоже были популярны. Пока Америка не стала постиндустриальной.

Помните «Полицейскую академию»? Классика же.