(Засѣданіе 31 іюля 1867 года съѣзда мировыхъ судей Касимовскаго уѣзда, Рязанской губерніи).

Дѣло это возбудило всеобщій интересъ. Не было можетъ быть, въ Касимовѣ ни одного человѣка изъ образованной публики, кто бы не желалъ присутствовать при разбирательствѣ. Оно разбиралось у мироваго судьи 2‑го участка Д. П. Рыкачева еще въ началѣ іюля. Задолго до дня разбирательства публика съ нетерпѣніемъ, понятнымъ только въ провинціи, ожидала этого «событія», — истинно событія въ жизни такаго глухаго города. Но еще съ большимъ нетерпѣніемъ ждалъ этого дня самъ панъ Новицкій, приглашавшій всѣхъ быть на разбирательствѣ. Даже выдаютъ за вѣрное, что г. Новицкій просилъ исправника особыми афишами оповѣстить публику о времени разбирательства этого дѣла, съ приглашеніемъ всѣхъ желающихъ явиться въ засѣданіе. Само собою разумѣется, что исправникъ отказался исполнить просьбу такого любителя судебной гласности и весьма разумно утѣшалъ его словами: «Небезпокойтесь. Публика и сама придетъ безъ всякаго приглашенія». — «Мнѣ мало одной касимовской публики, отвѣчалъ г. Новицкій, я хотѣлъ бы, чтобы и пріѣзжая столичная публика слушала этотъ процессъ».

Къ несчастію, камера судьи очень мала, но и это обстоятельство было предусмотрѣно, и судьѣ предложили разбирать это дѣло въ залѣ общественнаго клуба, гдѣ обыкновенно бываютъ засѣданія земскаго собранія и съѣзда мировыхъ судей. Судья охотно согласился на это предложеніе къ вящему удовольствію г. Новицкаго и мѣстной публики, жаждавшей публичнаго разоблаченія фактовъ не публичнаго свойства. Но судьба распорядилась иначе. Когда насталъ давно ожидаемый день — 5‑го іюля — судья былъ несовсѣмъ здоровъ и отказался ѣхать изъ своей квартиры, такъ что публикѣ по неволѣ пришлось расположиться несовсѣмъ удобно въ тѣсной камерѣ судьи. Большинство публики помѣщалось въ сосѣднихъ комнатахъ и даже на галлереѣ.

Къ разбирательству явились г. Новицкій, повѣренный графини Платеръ, г. Родовицкій, и аптекарь Р. К. Генцельтъ. Разбирательство, по обыкновенію, началось съ чтенія прошеній въ толъ порядкѣ, какъ они поступали къ судьѣ. Первымъ было прочитано прошеніе г. Новицкаго. Въ этомъ прошеніи заключались три пункта. Въ первомъ г. Новицкій просилъ судью взыскать съ г. Оленина 23 р. 80 к. за графиню Платеръ. Дѣло въ томъ, что по объясненію г. Новицкаго, графиня Платеръ, бывшая у него гувернанткой, осталась ему должна 130 р. за разные расходы для ея потребностей. Когда г. Оленинъ настоялъ, чтобы г. Новицкій отпустилъ свою гувернантку миролюбиво, г. Новицкій согласился на это съ тѣмъ, чтобы г. Оленинъ заплатилъ ему долгъ графини Платеръ, гг. Оленинъ и Генцельтъ дѣйствительно заплатили г. Новицкому 136 р. 20 к. Остальную сумму 13 р. 80 к. г. Новицкій, по его объясненію, надѣялся получить съ г. Оленина. Впослѣдствіи г. Новицкій вспомнилъ, что графиня Платеръ ему еще должна; и потому просилъ судью взыскать съ г. Оленина всего 23 р. 80 к. Далѣе, г. Новицкій жалуется на то, что графиня Платеръ, оставляя мѣсто, обязалась безплатно обучать его дочь по два часа въ день, но этого обязательства не исполнила. Наконецъ, въ третьихъ, г. Новицкій говоритъ, что графиня Платеръ обязалась найдти покупателя для рояли, которая была для нея куплена, но и этого обязательства графиня Платеръ не исполнила.

Получивъ это прошеніе мировой судья потребовалъ отъ г. Новицкаго болѣе подробное объясненіе. И вотъ въ этомъ — то объясненіи вся суть дѣла. Г. Новицкій написалъ это объясненіе на двадцати листахъ, и оно было выслушано публикою съ особеннымъ интересомъ. Вотъ въ сжатомъ видѣ содержаніе этого любопытнаго документа, написаннаго довольно безграмотно. У г. Новицкаго, Поляка по происхожденію, католика по вѣрѣ, вдовца, была двѣнадцатилѣтняя дочь Софія, православнаго вѣроисповѣданія. Озабочиваясь ея воспитаніемъ, какъ говоритъ г. Новицкій, онъ отправился для пріисканія гувернантки въ Петербургъ, гдѣ и остановился въ нумерахъ ковенскаго дворянина Пушкаревича. Послѣдній рекомендовалъ ему въ качествѣ гувернантки графиню Платеръ, которую г. Новицкій, по его словамъ, нашелъ «въ несчастномъ уголочкѣ». Послѣ предварительныхъ переговоровъ, графиня Платеръ явилась въ нумера Пушкаревича къ г. Новицкому, какъ онъ выражается, «въ своей несчастной оборванной одеждѣ, которую графиня, когда я ее переодѣлъ, отдала прислугѣ». Въ это свиданіе дѣло было окончательно улажено, и графиня Платеръ заключила съ г. Новицкимъ условіе. Въ силу этого условія графиня Платеръ обязалась неопредѣленное время заниматься воспитаніемъ и обученіемъ дочери г. Новицкаго за содержаніе и плату по пяти р. въ мѣсяцъ. При этомъ г. Новицкій предоставилъ графинѣ право давать уроки постороннимъ лицамъ и имѣть другихъ учениковъ на дому. Графиня Платеръ обязалась, кромѣ того, безъ всякихъ отговорокъ, отправляться за г. Новицкимъ, куда бы онъ не былъ переведенъ на службу. Г-нъ же Новицкій обязался выдавать исправно жалованье своей гувернанткѣ и даже за полгода впередъ, если она это потребуетъ и, наконецъ, обѣщалъ не дѣлать своей гувернанткѣ никакихъ непріятностей и дерзостей. Послѣ заключенія этого условія, по словамъ г. Новицкаго, графиня Платеръ привезла свои вещи. У нея одежды совершенно не было, говоритъ г. Новицкій, исключая одного паласа (paillasse) и маленькой подушечки, набитой шерстью. Кромѣ того, у нея были книги и ноты, распятіе Іисуса Христа и портреты отца и тетки, которая въ 1831 году командовала польскимъ полкомъ, — и брата, котораго, за участіе въ мятежѣ въ 1863 году, повѣсили. Затѣмъ, продолжаетъ г. Новицкій, графиня Платеръ взяла у него за полгода впередъ жалованье и отправилась покупать «верхнія вещи», — все траурные, прибавляетъ панъ Новицкій, зная очень хорошо значеніе такой фразы. По прибытіи въ Москву — говорится далѣе въ объясненіи — графиня говоритъ г. Новицкому, что она безъ рубашки ѣдетъ и что у нея брутъ (нечистота) завелся. Я, говоритъ г. Новицкій, тотчасъ купилъ ей рубашку и вмѣстѣ съ этимъ еще и другіе предметы. Разсказывается далѣе, какъ, пріѣхавши въ Касимовъ, г. Новицкій отвелъ для графини Платеръ комнатку — «кутокъ», какъ онъ выражается, пакъ затѣмъ онъ сталъ пріискивать для нея ученицъ и знакомить съ разными лицами и, наконецъ, какъ онъ купилъ для нея фортепіано.

Г. Оленинъ пригласилъ графиню познакомиться съ его женой т но, по словамъ г. Новицкаго, графиня не могла ѣхать къ г. Оленину. И вотъ по какой причинѣ, — объясняетъ г. Новицкій. «Я рубашки не имѣю на смѣну, сказала она мнѣ: та рубашка, которую купили, — очень грязна. А другой у меня пѣтъ». Г. Новицкій говоритъ, что онъ далъ графинѣ совѣтъ: «надѣньте пока мою рубашку, а свою отдайте въ мытье. Пока пріѣдетъ за вами г. Оленинъ, ваша рубашка будетъ готова». Графиня Платеръ такъ и сдѣлала, прибавляетъ г. Новицкій въ своемъ объясненіи.

Описавъ далѣе съ подробностями, что было куплено для графини, г. Новицкій разсказываетъ, что она неохотно принимала гостей, но что онъ говорилъ ей, что это необходимо: иначе у васъ, прибавлялъ г. Новицкій, не будетъ воспитанницъ. Познакомившись съ аптекаремъ Генцельтомъ, графиня стала учить его дѣтей и при этомъ была очень радушно принята хозяиномъ и его семействомъ.

Казалось, все шло хорошо, но вдругъ произошли событія, результатомъ которыхъ и былъ разрывъ между г. Новицкимъ и графинею Платеръ. 23 апрѣля, это приходилось въ Ѳомино воскресенье — въ Косимовѣ должна была состояться очень интересная свадьба. Наканунѣ этого дня, графиня уѣхала въ семейство Генцельтъ обѣдать и не взяла съ собой дочери г. Новицкаго, Софьи, которая всегда ее сопровождала, въ наказаиіе за неумѣніе дѣвочьки держать себя прилично въ обществѣ порядочныхъ дѣтей. — На другой день это опять повторилось, и г. Новицкій, возвратившись домой, «нашелъ, какъ онъ выражается, дочь шалѣючи съ ребятишками». Дочь г. Новицкаго поѣхала съ прислугой къ графинѣ, которая, не пригласивъ ее, вышла на крыльцо и сказала: «я пріѣду, но нескоро». Такъ какъ г. Новицкому, по обязанностямъ его службы, приходилось другой день ночевать въ почтовой конторѣ, то онъ и рѣшился самъ отправиться къ графинѣ и пригласить ее ѣхать домой. Но г. Генцельтъ сказалъ, что графиня поѣхала въ соборъ — смотрѣть свадьбу. Дождавшись возвращенія графини, г. Новицкій, какъ неприлично одѣтый, не вошелъ къ г. Генцельтъ въ домъ, но просилъ прислугу сказать графинѣ, чтобы она ѣхала домой. Но этого было мало для г. Новицкаго. Онъ, предполагая, что прислуга не сказала о его желаніи, прошелъ мимо окна, около котораго сидѣла графиня, съ кѣмъ — то разговаривая. Графиня увидѣла г. Новицкаго, и онъ послѣ этого отправился домой. Когда графиня возвратилась домой, г. Новицкій сталъ выговаривать графинѣ, зачѣмъ она поздно является домой, бросая его дочь безъ всякаго присмотра.

— Я, стало быть, вамъ не нужна, сказала на эти замѣчанія графиня. Марья, задержи кучера; я поѣду къ Генцельту ночевать». Графиня сѣла въ сани и уѣхала — и съ тѣхъ поръ прекратились навсегда добрыя отношенія графини къ г. Новицкому.

На другой день графиня Платеръ пріѣзжаетъ съ г. Оленинымъ къ г. Новицкому. Г. Оленинъ — мировой посредникъ, почетный мировой судья и предсѣдатель мироваго съѣзда.

— Когда графиня Платеръ была у Генцельта, сказалъ г. Оленинъ, вы подходили къ окну, около котораго она сидѣла, и стучали въ него. Когда же графиня возвратилась домой, вы надѣлали ей много непріятностей и даже обращались къ ней съ кулаками. Послѣ этого она не можетъ у васъ болѣе оставаться.

Г. Новицкій, конечно, оправдывается, и напротивъ самъ обвиняетъ графиню въ охлажденіи…. къ его дочери. Г. Оленинъ возражаетъ, что 5 рублей жалованья и некрасивая обстановка не соотвѣтствуетъ достоинству и воспитанію графини. Сверхъ этого вы, продолжаетъ г. Оленинъ, позволяете себѣ относительно графини безцеремонную фамильярность. Вы въ присутствіи графини бываете въ халатѣ.

Г. Новицкій возражаетъ, что у него есть условіе съ графиней и что онъ израсходовалъ на ея издержки и заплатилъ впередъ жалованье.

Г. Оленинъ, доказывая незаконность этого условія, соглашается сейчасъ же заплатить деньги, сколько слѣдуетъ. Г. Новицкій требуетъ 150 рублей. Въ счетъ этихъ денегъ г. Оленинъ отдаетъ 62 р. 20 к. Больше г. Новицкій не беретъ, и графиня уѣзжаетъ совсѣмъ.

Затѣмъ графиня уѣзжаетъ въ имѣніе къ г. Оленину, а г. Новицкій подаетъ жалобу на нее судьѣ въ томъ, что она уѣхала отъ него не разсчитавшись. Чрезъ нѣсколько дней къ г. Новицкому являются аптекарь Генцельтъ и почтмейстеръ Егоровъ въ въ видѣ посредниковъ; г. Генцельтъ уплачиваетъ за графиню 65 р., а г. Новицкій пишетъ на условіи, что онъ къ графинѣ болѣе претензіи имѣть не будетъ. Затѣмъ у мироваго судьи г. Новицкій прекращаетъ силу условія. Но въ послѣдствіи подаетъ судьѣ приведенное выше прошеніе. Оно — то и было разъяснено дополнительнымъ объявленіемъ г. Новицкаго, сущность котораго я сейчасъ привелъ. Это длинное двадцатилистовое объясненіе г. Новицкаго подало поводъ и графинѣ Платеръ подать прошеніе. Въ этомъ прошеніи графиня объясняетъ, что всѣ денежные разсчеты между нею и Новицкимъ кончились и что ни г. Оленинъ, ни г. Генцельтъ не обязаны платить за нее деньги и исполнять какія — либо обязательства. Главная цѣль этого процесса, по мнѣнію графини, заключалась въ томъ, чтобы оскорбить какъ ее, такъ и названныхъ выше двухъ лицъ. «Предоставляя гг. Оленину и Генцельту самимъ за себя заступиться, говоритъ графиня, я вынуждена указать на главнѣйшія выраженія, которыя Новицкій придумалъ для язвительнаго оскорбленія моего стыда и опозоренія въ мнѣніи общества». Приводя затѣмъ факты изъ объясненія г. Новицкаго, изложеннаго нами выше, графиня говоритъ: «онъ осмѣлился упрекнуть меня пороками родныхъ, тогда какъ въ высочайшемъ манифестѣ блаженной памяти Императора Николая І-го, изданномъ 13 іюня 1826 года, сказано: «Союзъ родства передаетъ потомству славу дѣяній, предками стяжаемую, но не омрачаетъ безчестіемъ порока или преступленія. Да не дерзнетъ никто вмѣнять ихъ по родству кому — либо въ укоризну. Сіе запрещаетъ законъ гражданскій и еще болѣе претитъ законъ христіанскій».

«По какому поводу, спрашиваетъ далѣе графиня Платеръ, г. Новицкій употреблялъ въ своемъ сочиненіи такія фразы, которыя вредятъ моей славѣ, моему доброму имени, оскорбляютъ мое нравственное чувство, облекаютъ меня въ арлекинство, выводятъ меня въ видѣ комическаго лица на сцену для потѣхи надъ злополучною моею судьбою? А между тѣмъ всѣ эти выходки г. Новицкаго не относятся къ дѣлу его съ гг. Оленинымъ и Генцельтъ».

Находя для себя оскорбительнымъ объясненіе г. Новицкаго, графиня Платеръ, въ своемъ прошеніи, указываетъ вмѣстѣ съ съ тѣмъ и на оскорбленіе, нанесенное ей г. Новицкимъ 23 апрѣля, и потому проситъ судью за оба эти оскорбленія подвергнуть г. Новицкаго наказанію, опредѣленному въ законѣ (131 и 137 уст. о нак.).

Затѣмъ судья прочиталъ прошеніе аптекаря Генцельта, который обвиняетъ г. Новицкаго въ клеветѣ. Клевету г. Генцельтъ видитъ между прочимъ въ томъ, что г. Новицкій говоритъ въ своемъ объясненіи, будто бы Генцельтъ сманивалъ его прислугу Марью, съ цѣлію лишить его единственнаго свидѣтеля.

По прочтеніи прошеній началось судоговореніе, которое продолжалось шесть часовъ.

Говорили гг. Новицкій, Генцельтъ и повѣренный графини Платеръ. Г-нъ же Оленинъ на судоговореніе не явился и, кажется, никакой жалобы на г. Новицкаго не предъявлялъ.

По вопросу объ оскорбленіи графини Платеръ 23 апрѣля были спрошены два свидѣтеля.

Никита Константиновъ (кучеръ аптекаря Генцельта). Когда я привезъ графиню къ Новицкому, кухарка его Марья просила меня подождать, чтобы отвезти Новицкаго въ контору. Когда я вошелъ въ кухню, я слышалъ крупный разговоръ Новицкаго и графини. Графиня говорила: «я пойду къ исправнику», а Новицкій отвѣчалъ: «ступай, куда хочешь г. Встрѣтилъ насъ въ халатѣ, который снявъ, можетъ быть, для того, чтобы переодѣться, онъ размахивалъ руками и кричалъ. Графиня испугалась и велѣла мнѣ подождать, чтобы ѣхать опять къ Генцельту. Второпяхъ, съ испугу, она забыла зонтикъ, хотя шелъ дождикъ, когда мы ѣхали домой. Послѣ этого, когда графиня жила у барина, Новицкій со мной постоянно ей посылалъ поклоны и письма, которыя я, впрочемъ, не передавалъ графинѣ, хотя и говорилъ Новицкому, что отдавалъ ихъ. Однажды онъ сказалъ мнѣ: передай графинѣ, чтобы она гнѣвъ перемѣнила на милость. Другой разъ приказалъ сказать, что графинѣ будетъ худо, такъ какъ ее вызовутъ въ судъ.

Марья Павлова (прислуга Новицкаго). Новицкій обращался съ графиней вѣжливо. Что же они говорили, я не знаю, такъ какъ они говорили по — польски.

Мировой судья въ гражданскомъ искѣ г. Новицкому отказалъ, такъ какъ онъ далъ еще прежде подписку, что онъ всякія претензіи къ графинѣ Платеръ навсегда прекращаетъ. Затѣмъ мировой судья призналъ г. Новицкаго виновнымъ въ оскорбленіи на письмѣ гг. Оленина и Генцельта и графини Платеръ и въ разглашеніи о послѣдней извѣстій съ намѣреніемъ оскорбить ея честь. А потому и опредѣлилъ подвергнуть г. Новицкаго аресту при полиціи на одинъ мѣсяцъ (ст. 130, 131 и 137 уст. о нак.).

По прочтеніи опредѣленія г. Новицкій сказалъ: мнѣ очень мала положено наказанія за такія оскорбленія. Я думалъ больше.

Эти слова были записаны въ протоколъ.

Г. Новицкій остался рѣшеніемъ недоволенъ и по жалобѣ перенесъ дѣло для разсмотрѣнія въ мировой съѣздъ.

Засѣданіе мироваго съѣзда по этому дѣлу было назначено особое, 31 іюля. Предсѣдательствовалъ временно почетный мировой судья А. П. Мансуровъ. Заключеніе давалъ товарищъ прокурора А. А. Павловъ. Къ судоговоренію явились только повѣренный графини Платеръ и г. Новицкой. Публики собралось множество. Но передъ началомъ разбирательства былъ возбужденъ вопросъ, слѣдуетъ ли это дѣло слушать публично или при закрытыхъ дверяхъ. Въ заключеніи своемъ по этому вопросу г. товарищъ прокурора сказалъ, что все дѣло можно слушать публично, кромѣ апелляціоннаго отзыва г. Новицкаго. «Какъ безнравственный пасквиль омерзительнаго свойства», этотъ отзывъ слѣдуетъ прочитать при закрытыхъ дверяхъ.

Такъ и случилось. Передъ чтеніемъ апелляціоннаго отзыва г. Новицкаго публика была удалена изъ залы, что ей очень не понравилось. Затѣмъ, по приглашеніи публики, предсѣдательствующій предложилъ товарищу прокурора дать заключеніе.

Товарищъ прокурора. «Гг. судьи! я возобновлю въ вашей памяти процессъ графини Платеръ съ помощникомъ почтмейстера г. Новицкимъ. Всѣ толки, которые распространены по городу относительно оскорбленной личности, безъ всякаго сомнѣнія, не могутъ быть для васъ, гг. судьи, обстоятельствами разъясняющими дѣло. Вы будете судить по тѣмъ только фактамъ, которые раскрыты при разбирательствѣ дѣла. Изъ дѣла видно, что крайняя необходимость заставила графиню Платеръ поступить къ г. Новицкому въ гувернантки за пять рублей въ мѣсяцъ. Многимъ кажется непонятнымъ, какимъ образомъ образованная дѣвица рѣшилась быть гувернанткой за такую малую плату. Я не имѣю права дѣлать своихъ предположеній относительно разъясненія этого обстоятельства; но эту загадку наилучшимъ образомъ разъясняетъ самъ г. Новицкій. Изъ собственныхъ словъ г. Новицкаго видно, что графиня Платеръ вначалѣ не рѣшалась отправиться изъ Петербурга въ Касимовъ для поступленія къ нему въ гувернантки, она не согласна была подписать условія съ г. Новицкимъ и, предъ сдѣланіемъ условія, обливалась слезами; но г. Новицкій увѣрилъ ее, что въ Касимовѣ она будетъ имѣть возможность давать уроки на домахъ, брать къ себѣ воспитанницъ и такимъ образомъ будетъ имѣть доходу не менѣе пяти сотъ рублей въ годъ. Притомъ г. Новицкій предложилъ графинѣ Платеръ взять у него впередъ денегъ въ зачетъ жалованья. Графиня воспользовалась этимъ предложеніемъ, при своихъ крайне стѣснительныхъ обстоятельствахъ, и затѣмъ, по своей неопытности, подписала невыгодное для себя условіе. Условіе это состояло въ томъ, что графиня Платеръ на безсрочное время обязалась за шестьдесятъ рублей въ годъ жить въ домѣ г. Новицкаго гувернанткой его дочери и, въ случаѣ перемѣщенія г. Новицкаго по службѣ, переѣзжать съ нимъ изъ города въ городъ, безъ всякихъ отговорокъ, а г. Новицкій обязанъ не дѣлать графинѣ дерзостей и не запрещать ей давать уроки по другимъ домамъ».

«Графиня изъ Петербурга переѣхала въ Касимовъ, поселилась въ квартирѣ г. Новицкаго, а послѣдній сталъ притѣснять ее и дѣлать дерзости. Графиня Платеръ думая, что условіе, заключенное ею съ г. Новицкимъ и своеручно ею подписанное, должно быть ею исполняемо свято и нерушимо, не видѣла выхода изъ своего тяжкаго положенія».

«На самомъ дѣлѣ договоръ, заключенный съ графиней Платеръ г-мъ Новицкимъ, по силѣ 1529 ст. Х т., ч. I, изд. 1857 г., былъ недѣйствителенъ, а принятое графиней обязательство ничтожно, потому что побудительною причиной къ заключенію онаго были цѣли закономъ запрещенныя. Какъ видно изъ дѣла, договоръ клонился къ лихоимственнымъ изворотамъ, или къ присвоенію г-мъ Новицкимъ правъ, которыхъ онъ по закону имѣть не можетъ. Вѣроятно, графиня Платеръ этого не знала, какъ не зналъ и самъ г. Новицкій».

«Въ минуты горькаго разочарованія, къ графинѣ Платеръ являются на помощь нашъ предсѣдатель съѣзда, г. Оленинъ, и нашъ почетный мировой, судья г. Генцельтъ. Эти лица, занимая должности судей, безъ всякаго сомнѣнія, понимали, что договоръ, заключенный съ графиней Платеръ, по закону ничтоженъ, но, для огражденія личности графини отъ непріятностей со стороны г. Новицкаго, старались склонить послѣдняго къ добровольному уничтоженію условія.

«Г. Новицкій, послѣ долгихъ переговоровъ, получилъ съ гг. Оленина и Генцельтъ деньги 126 р. 20 к., которыя ему была должна графиня, и согласился уничтожить договоръ съ графиней, сдѣлавъ на условіи своеручную надпись, что всѣ разсчеты у него съ графиней кончены и на нее никакихъ претензій болѣе имѣть не будетъ. Этого мало: г. Новицкій 26 апрѣля далъ подписку мировому судьѣ г. Рыкачеву, что всѣ дѣла съ графинею Платеръ прекращаетъ.

«Но, несмотря на все это, въ послѣдствіи онъ предъявилъ у мироваго судьи, г. Рыкачева, искъ на г. Оленина, который будтобы не сдѣлалъ никакого ему денежнаго удовлетворенія за графиню Платеръ. Потомъ г. Новицкій подалъ г. Рыкачеву подробное объясненіе оскорбительнаго содержанія для г. Оленина, графини Платеръ и г. Генцельтъ. По этому поводу графиня Платеръ и г. Генцельтъ принесли жалобы на личное оскорбленіе ихъ Новицкимъ.

«Чтобы признать г. Новицкаго виновнымъ въ оскорбленіи, нужно только убѣдиться, дѣйствительно ли объясненіе г. Новицкаго оскорбительнаго свойства. Оскорбленіе, конечно, — дѣло условное. Никто не можетъ точно опредѣлить, въ чемъ можетъ заключаться оскорбленіе и чѣмъ можно оскорбляться. И законъ положительно не опредѣляетъ, что надо разумѣть подъ именемъ личнаго оскорбленія. Да и нѣтъ надобности дѣлать подобныя опредѣленія, которыя никогда не могутъ быть точны. Между тѣмъ понятіе объ оскорбленіи всѣмъ доступно. Необходимымъ условіемъ оскорбленій есть намѣреніе нравственно обидѣть. Можно обидѣть не только ругательными словами, но ироніей, юморомъ, сарказмомъ, сравненіями и укоризною. Укоризна въ безчестномъ дѣлѣ составляетъ личное оскорбленіе, а укоризна дѣлается клеветой, если предметъ укоризны вымышленъ. Вотъ почему клевета преслѣдуется строже по закону, чѣмъ личное оскорбленіе. Надо полагать, что оклеветанный, не желая доказывать, что предметъ укоризны вымышленъ, можетъ жаловаться только на оскорбленіе, заключающееся въ самой укоризнѣ. Графиня Платеръ и г. Генцельтъ не требовали, чтобъ г. Новицкій, былъ судимъ за оклеветаніе ихъ въ оффиціальной бумагѣ, поданной чиновнику, т. е. за проступокъ предусмотрѣнный въ 1535 ст. улож. о наказ., изд. 1866 г., который подсуденъ, окружному суду, а требовали только, чтобы подвергнуть г. Новицкаго взысканію за личное оскорбленіе. Въ этомъ видѣ дѣло г. Новицкаго подсудно мировымъ установленіямъ.

«Оскорбленіе, сдѣланное г. Новицкимъ графинѣ Платеръ, заключалось въ томъ, что онъ, представляя искъ съ г. Оленина, безъ всякаго отношенія къ дѣлу, вздумалъ рисовать въ самыхъ, грубыхъ краскахъ картину крайней нищеты, въ которой будто бы находилась графиня въ Петербургѣ, гдѣ она, какъ говоритъ г. Новицкій, находилась въ самомъ несчастномъ уголку, въ оборванной одеждѣ; потомъ будто бы графиня ѣхала съ нимъ, безъ рубашки (тутъ г. Новицкій коснулся, выражаясь словами графини, ея тайнаго туалета), что у ней на тѣлѣ завелась нечистота, и что онъ ей давалъ для перемѣны свою рубашку.»

«Конечно, бѣдность не признается порокомъ, но крайняя нищета иногда бываетъ слѣдствіемъ порока».

«Ясно, что г. Новицкій, съ намѣреніемъ нравственно обидѣть, коснулся крайней бѣдности графини Платеръ, которая, по своему образованію, всегда можетъ себя поставить внѣ этихъ позорныхъ крайностей. Наконецъ г. Новицкій позволилъ себѣ упрекнуть графиню политическими пороками ея предковъ. Оскорбленіе всегда бываетъ тяжело тому лицу, къ которому оно относится».

«Графиня Платеръ въ своей жалобѣ краснорѣчиво высказала, въ чемъ заключается вся тяжесть ея оскорбленія. Она говоритъ, что г. Новицкій вывелъ ее на посмѣяніе публики въ видѣ какого — то комическаго лица, облекъ ее въ арлекинство, позорное не только для благовоспитанной женщины, но и для такихъ, которыя не имѣютъ достаточнаго понятія о стыдѣ и чести, представилъ въ лицѣ ея такую женщину, которая не дорожитъ индивидуальностію своего пола и не понимаетъ стыдливости онаго».

«Кромѣ того графиня Платеръ жалуется, что въ то время, когда она жила въ домѣ г. Новицкаго, онъ постоянно оскорблялъ ее, и дерзость его однажды дошла до того, что онъ встрѣтилъ ее съ сжатыми кулаками и бранью. Свидѣтелемъ этого оскорбленія выставила кучера г-на Генцельтъ, Никиту Константинова, который, при разбирательствѣ дѣла, подъ присягой показалъ: дѣйствительно, при немъ г. Новицкій дѣлалъ дерзости графинѣ, размахивалъ руками и кричалъ; но прислуга г. Новицкаго, Марья Павлова, также подъ присягой показала, что г. Новицкій съ графиней Платеръ обращался вѣжливо; а вслѣдствіе этого нельзя утверждать, что послѣднее обстоятельство оскорбленія вполнѣ доказано.

«Въ той же бумагѣ, въ которой г. Новицкій предъявилъ искъ на г. Оленина, онъ пишетъ, что г. Генцельтъ сманивалъ у него прислугу, давая ей больше жалованья, и дѣлалъ это для того, чтобы лишить г. Новицкаго свидѣтелей, если заведется дѣло. Г. Генцельтъ находитъ этотъ вымыселъ для себя оскорбительнымъ потому, что г. Новицкій укоряетъ его въ безчестномъ дѣлѣ. Если даже допустить, что г. Генцельтъ дѣйствительно сманивалъ Новицкаго кухарку, то прибавленіе г. Новицкаго, что это дѣлалъ г. Генцельтъ съ намѣреніемъ лишить его свидѣтелей, составляетъ произвольное предположеніе, какъ бы основанное на дурномъ мнѣніи о г-нѣ Генцельтъ. Подкупить свидѣтелей есть дѣло безспорно черное, недобросовѣстное. Ясно, что г-нъ Новицкій, допустивъ предположеніе, что г-нъ Генцельтъ способенъ во вреду его подкупать свидѣтелей, этимъ самымъ нравственно обидѣлъ г-на Генцельтъ».

«Мировой судья 2‑го участка, г. Рыкачевъ, призналъ г-на Новицкаго виновнымъ въ оскорбленіи г-на Оленина, графини Платеръ и г-на Генцельтъ и приговорилъ г-на Новицкаго, на основаніи 130 и 137 ст. уст. о наказ. миров. суд. налагаемыхъ, къ аресту при полиціи на одинъ мѣсяцъ, а г-ну Новицкому въ искѣ съ г-иа Оленина, по силѣ 81 ст. уст. гражд. судопроизводства, отказалъ».

«Приговоръ этотъ я нахожу неправильнымъ: по 1‑хъ потому, что дѣла о личныхъ обидахъ, по смыслу 18 ст. уст. о наказ. налагаемыхъ мировыми судьями, начинаются не иначе какъ по жалобамъ обиженныхъ, а г-нъ Оленинъ жалобы на г-на Новицкаго не принесъ, и слѣдовательно судья не могъ судить г-на Новицкаго за оскорбленіе г. Оленина; въ 2‑хъ потому, что г-нъ Новицкій приговоренъ, вопреки 57 ст. улож. о наказаніяхъ, издан. 1866 г., аресту при полиціи. Кромѣ того мировой судья неправильно соединилъ въ одно производство два дѣла — уголовное и гражданское».

«Наконецъ обращаюсь къ апелляціонному отзыву г-на Новицкаго, если такъ можно назвать безнравственную бумагу, написанную въ формѣ отношенія и прочтенную при закрытыхъ дверяхъ, — я долженъ объяснить, что г-нъ Новицкій себя ничѣмъ не оправдываетъ, а только самъ себя порочитъ».

«Объяснивъ вышеизложенное, я имѣю честь просить съѣздъ мировыхъ судей — признать поручика Новицкаго виновнымъ въ оскорбленіи графини Платеръ и г-на Генцельтъ, и, по силѣ 130 и 131 ст. уст. о наказаніяхъ, налагаемыхъ мировыми судьями, подвергнуть его, г. Новицкаго, аресту въ тюрьмѣ на одинъ мѣсяцъ, руководствуясь 57 ст. улож. о наказ., издан. 1866 года. При семъ считаю непремѣннымъ долгомъ объяснить, что мировой судья г. Рыкачевъ не долженъ былъ принимать жалобу г-на Новицкаго на г-на Оленина, написанную въ формѣ отношенія и наполненную укоризнъ, по смыслу 5‑го пункта 266 ст. уст. гражд. суд., а возвратить ему на основаніи. 266 ст. того же устава».

На г. Новицкаго рѣчь эта произвела очень сильное впечатлѣніе, такъ что онъ какъ будто растерялся, но ободренный предсѣдательствующимъ, онъ снова началъ развивать свои прежніе доводы.

Примиреніе между сторонами не послѣдовало.

Въ приговорѣ по этому дѣлу Касимовскаго съѣзда мировыхъ судей сначала изложена сущность разбирательства у мироваго судьи и приговоръ послѣдняго. «На приговоръ этотъ, говорится далѣе, Новицкій подалъ апелляціонный отзывъ, въ которомъ, оправдываясь противъ возведеннаго на него обвиненія, заявилъ о своихъ особенныхъ отношеніяхъ къ графинѣ Платеръ, распространяясь объ этомъ предметѣ съ циническими подробностями. За симъ вся суть настоящаго дѣла представляется въ слѣдующемъ видѣ: 1) поручикъ Александръ Новицкій, отъискивая гувернантку въ С. — Петербургѣ для своей дочери, сошелся, чрезъ посредство содержателя нумеровъ Пушкаревича съ графиней Платеръ, уговорился насчетъ переѣзда ея къ нему въ г. Касимовъ на неопредѣленное время для воспитанія и обученія его дочери, въ чемъ и заключилъ письменное условіе и понесъ при этомъ чувствительныя для себя издержки. 2) По пріѣздѣ въ г. Касимовъ. Новицкій занялся устройствомъ графини Платеръ на своей квартирѣ, съ возможнымъ удобствомъ, и сталъ заботиться о предоставленіи графинѣ Платеръ большаго числа уроковъ, для улучшенія ея матеріальныхъ средствъ и возврата затраченныхъ имъ для нея денегъ. 3) Сначала все устроилось хорошо, но потомъ явилась новая перспектива, и Новицкій долженъ былъ разстаться съ графинею Платеръ, при участіи и содѣйствіи постороннихъ лицъ и съ ущербомъ для себя въ финансовомъ отношеніи. 4) Онъ сталъ искать свои остальныя деньги и въ припадкахъ раздраженія перешелъ границы благоразумія, чрезъ что возникло столь печальное и загадочное дѣло».

«На судоговореніи же Новицкій остался при настоятельномъ требованіи считаемыхъ имъ на графинѣ Платеръ деньгахъ, на взаимности оскорбленій между нимъ, графиней и г-мъ Генцельтъ; повѣренный Родовицкій остался при отрицаніи какого — либо долга Новицкому въ отношеніи графини Платеръ и при мнѣніи о тяжкомъ, непростительномъ оскорбленіи Новицкимъ его довѣрительницы, а присяжная свидѣтельница Марья Павлова — при прежнихъ своихъ показаніяхъ.

«Дабы строго и безпристрастно рѣшить вопросъ о винѣ Новицкаго, продолжаетъ приговоръ съѣзда не увлекаясь никакими внѣшними впечатлѣніями, съѣздъ счелъ долгомъ обратиться къ фактамъ обвиненія г. Новицкаго и нашолъ во 1‑хъ, что оскорбленіе имъ графини Платеръ въ своемъ домѣ доказывается лишь неопредѣленнымъ показаніемъ кучера г-на Генцельта, у котораго живетъ теперь графиня; во 2‑хъ, что сему присяжному показанію слѣдуетъ сопоставить другое присяжное показаніе прислуги Новицкаго. Марьи Павловой, оправдывающее его, причемъ нельзя не обратить вниманія на то обстоятельство, что послѣ ссоры Новицкаго съ графиней Платеръ не прекратились ихъ сношенія на письмѣ и поклонами чрезъ прислугу, что подтверждаютъ оба присяжные свидѣтели; въ 3‑хъ, что оскорбленіе Новицкимъ г-на Генцельтъ въ отношеніи сманиванія къ себѣ Марьи Павловой, съ цѣлію лишить обвиняемаго единственнаго свидѣтеля, основывается лишь на толкованіи не понятнаго письменнаго заявленія о семъ Новицкаго; въ 4‑хъ, что фактъ сманиванія Марьи Павловой, однако же, виденъ изъ ея собственнаго присяжнаго показанія, но только безъ участія г-на Генцельта, котораго въ томъ г. Новицкій и не обвинялъ, какъ то видно изъ дѣла; въ 5‑хъ, что затѣмъ ни одинъ изъ обвинителей Новицкаго не убѣждаетъ никакими положительными фактами въ его винѣ, особенно же въ преднамѣренномъ оскорбленіи; въ 6‑хъ, что изъ всего хода настоящаго дѣла ясно видна крайняя запальчивость и раздражительность человѣка, обманувшагося въ своихъ надеждахъ, запутавшагося въ денежныхъ дѣлахъ, при своей бѣдности преслѣдующаго свои интересы паче всего и доходящаго наконецъ до такой степени, которая переходитъ въ какую то мономанію, и въ 7‑хъ, что нельзя наконецъ не отвергнуть исключительности обстоятельствъ и условій, при коихъ состоялся отходъ гувернантки изъ дома г. Новицкаго. Затѣмъ съѣздъ мировыхъ судей приходитъ къ тому заключенію, истекающему изъ внутренняго убѣжденія, что настоящее дѣло представляетъ собой взаимную ссору, почему, на основаніи 119 и 168 ст. уст. уг. суд. и въ силу 138 ст. уст. о нак., нал. мир. суд., съѣздъ постановляетъ слѣдующій приговоръ: отмѣнить рѣшеніе по этому дѣлу мироваго судьи Рыкачева, какъ постановленное вопреки 8 ст. уст. гр. суд. и 18 ст. уст. о нак., а затѣмъ освободить поручика Александра Иванова Новицкаго отъ наказанія по заявленіямъ графини Платеръ и г-на Генцельтъ объ оскорбленіи ихъ, а въ рѣшеніе гражданскаго иска не входить, за разсмотрѣніемъ онаго въ судѣ первой степени, за данною подпиской Новицкаго и за уничтоженіемъ его условія съ графиней Платеръ».

Приговоръ этотъ поразилъ мѣстную публику своею снисходительностью къ г. Новицкому. Неужели, спрашивали многіе, подобныя оскорбительныя бумаги можно подать судьѣ безнаказанно? Но нашлись, правда, и сторонники г. Новицкаго, которые сочувствовали приговору. Самъ г. Новицкій, конечно, торжествовалъ болѣе всѣхъ.

Г. товарищъ прокурора и повѣренный графини протестовали противъ приговора и заявили желаніе перенести дѣло въ сенатъ.