(Засѣданіе 15 и 16 декабря 1 867 года Рязанскаго окружнаго суда въ г. Данковѣ).
Засѣданіе по этому дѣлу, получившему громкую извѣстность, открылось въ 12 часовъ дня 15 декабря, подъ предсѣдательствомъ члена суда К. И. Порозова; обвинялъ товарищъ прокурора И. И. Фроловъ; защищали: кандидатъ правъ князь А. И. Урусовъ и присяжный повѣренный Ф. Г. Соловьевъ. Одинъ изъ подсудимыхъ, Степанъ Павловъ Морозовъ, содержался въ тюремномъ замкѣ полтора года, а потому онъ, какъ находившійся подъ стражей, былъ помѣщенъ на скамьѣ подсудимыхъ. Остальные обвиняемые, въ числѣ 32 человѣкъ, находились на порукахъ, на свободѣ, а потому и были помѣщены въ особой части залы, которая была назначена для публики. Одинъ изъ обвиняемыхъ, человѣкъ больной, едва могъ держаться на ногахъ и все время оставался въ полулежащемъ положеніи. — Публики собралось столько, сколько могла вмѣстить зала. — Къ судебному слѣдствію было вызвано 25 человѣкъ свидѣтелей: 13 — со стороны обвиненія и 12 — со стороны защиты. Изъ первыхъ не явились двое: жандармскій штабъ — офицеръ Гусевъ и волостной писарь Щегловъ. — Въ составъ присутствія присяжныхъ засѣдателей вошли 11 крестьянъ и мѣщанинъ Рубцовъ, избранный старшиною.
Обвинительный актъ, которымъ подсудимые преданы суду, слѣдующаго содержанія:
Въ 1866 году между крестьянами села Хрущевки, Данковскаго уѣзда, имѣнія барона Медема, распространился слухъ, что требованіе отправлять издѣльную повинность на землѣ помѣщика. находящейся за чужими рубежами, незаконно, и что на этомъ основаніи крестьяне села Клешни, Ефремовскаго уѣзда, были освобождены отъ обработки земли помѣщика. Вслѣдствіе сего они, весною того года, при дѣлежѣ земли, обсуждали: слѣдуетъ ли имъ пахать въ Сѣкиренской дачѣ, принадлежащей ихъ помѣщику барону Медему и находящейся за нѣсколькими рубежами другихъ владѣльцѣвъ. Въ это время къ нимъ подъѣхалъ ихъ волости старшина, Матвѣй Никитинъ (вскорѣ послѣ того умершій). Они предложили этотъ вопросъ на его разрѣшеніе. Онъ имъ отвѣтилъ: «съ Богомъ, нечего ѣздить туда пахать, потому что нѣтъ на это закона; только вы держитесь дружно, а то заставятъ, да можетъ вамъ самимъ будетъ плохо: выдержите, такъ ваша взяла». Тутъ они рѣшили единогласно въ пустоши не пахать, чего бы это имъ ни стоило. Настало время пахоты. Староста повѣстилъ крестьянамъ, что время отправляться въ пустошь. Мальчишки, обыкновенно справляющіе эту работу, ранѣе всѣхъ выѣхали и съ нимъ крестьянинъ упомянутаго общества, Павелъ Моисеевъ, не бывшій на сходѣ, на которомъ положено было не работать въ пустоши. Остальные крестьяне, видя, что часть барщины поѣхала, отправились также туда, но работать не стали, а принялись бранить Моисеева за то, что идетъ противъ мірскаго рѣшенія. Изъ — за этого произошла драка между Моисеевымъ и Ѳомою Іудаевымъ Самохинымъ. Узнавъ объ этомъ рѣшеніи крестьянъ барона Медема, мировой посредникъ Хонинъ собралъ сходъ и увѣщевалъ ихъ работать въ пустоши, но крестьяне отказались. Затѣмъ уже не сдавались ни на какіе уговоры мѣстныхъ властей. Между тѣмъ хрущевскіе крестьяне разузнавали о справедливости слуховъ, что незаконно работать на помѣщика за чужими рубежами, и что въ селѣ Клешнѣ на этомъ основаніи крестьяне освобождены. Такъ трое изъ нихъ: Степанъ Павловъ Морозовъ, Василій Никитинъ Борисовъ и Егоръ Корнѣевъ Тепляковъ, — были неподалеку отъ деревни Клешни и посылали туда Борисова разузнавать. Тамошніе крестьяне ему сказали, что дѣйствительно они отказались работать за чужими рубежами, и помѣщикъ имъ въ этомъ уступилъ. Это ими было передано обществу. Раза два человѣкъ по 15 изъ крестьянъ приходили въ свое волостное правленіе и просили волоснаго писаря, Ефима Петрова, прочитать Положеніе. Но, не встрѣтивши ничего въ Положеніи о рубежахъ, они не повѣрили писарю, а Степанъ Павловъ Морозовъ, бывшій въ числѣ пришедшихъ, замѣтилъ ему, что онъ держитъ руку помѣщика. Когда же Петровъ вышелъ изъ службы, то крестьяне опять приходили къ нему и изъ нихъ Степанъ Павловъ Морозовъ просилъ его сказать правду, такъ какъ уже онъ вышелъ изъ писарей. Получивъ прежній отвѣтъ, крестьяне остались недовольны и разошлись. Въ маѣ мѣсяцѣ того же года рязанскій губернаторъ потребовалъ къ себѣ двухъ крестьянъ этого общества — Ѳому Іудаева Самохина и Кирилу Павлова Морозова для увѣщаній. Общество, не считая ихъ за себя ходатаями послало отъ себя съ ними болѣе умныхъ и вліятельныхъ крестьянъ — Спиридона Максимова Федотова, Григорія Никифорова Рыбакова и Самсона Яковлева Трифонова — для ходатайства за общество передъ губернаторомъ. По возвращеніи ихъ, былъ собранъ сходъ, гдѣ прочитанъ былъ приказъ губернатора работать. Это же подтвердили лично и ходившіе къ нему крестьяне, но сходъ не повѣрилъ имъ, считая, что ихъ обманываютъ. Никакія увѣщеванія со стороны мѣстныхъ властей не дѣйствовали на общество. Между тѣмъ рязанское губернское по крестьянскимъ дѣламъ присутствіе сдѣлало распоряженіе: накопившіеся за крестьянами прогульные дни перевести въ денежную недоимку. Крестьяне и ее отказались платить. 13‑го іюля того же года мировой посредникъ, Данковскаго уѣзда 1‑го участка, назначилъ за эту недоимку продажу крестьянскаго скота. Того же числа приставомъ того же уѣзда 1‑го стана приказано было, черезъ сельскаго старосту, крестьянамъ на другой день скотину оставить по дворамъ для описи. 14‑го іюля, утромъ, онъ прибылъ въ сельцо Хрущевку, собралъ сходъ и сталъ спрашивать — у кого сколько скотины. На это крестьяне отвѣчали съ грубостью, что скотины они на дадутъ и что она вся въ полѣ. Приставъ сдѣлалъ опись скотины въ полѣ. Послѣ обѣда пріѣхалъ въ сельцо Хрущевку исправникъ и мировой посредникъ для отобранія скотины. Были собраны понятые. Но когда исправникъ, мировой посредникъ и приставъ съ понятыми стали выѣзжать изъ села въ поле къ скотинѣ, то были встрѣчены толпою Хрущевскихъ крестьянъ. У нѣкоторыхъ изъ нихъ были въ рукахъ палки и колья, которыми они махали, желая остановить понятыхъ. Понятые остановились. Изъ толпы собравшихся крестьянъ слышались крики: «разбой! караулъ! Мамаево побоище», матерныя ругательства понятымъ и слова: кто дотронется до скотины, того положатъ на мѣстѣ. Приставъ, замѣтивъ, какъ болѣе другихъ шумѣвшаго, одного изъ крестьянъ, Григорія Рыбакова, указалъ на него и сказаль: «вотъ этотъ рыжій — всегда впереди». Рыбаковъ отвѣчалъ: «авось и ты такой же рыжій, какъ и я». За это его приказано было взять въ волостное правленіе. Но только — что волостной старшина хотѣлъ исполнить это, какъ на него бросились крестьяне и вырвали Рыбакова. Послѣ этого понятые, по приказанію исправника, снова было тронулись къ скотинѣ, но снова были остановлены крестьянами, которые махали на нихъ палками и, грозя имъ, загородили дорогу. Вслѣдствіе такого упорства крестьянъ сельца Хрущевки, взять скотину не было возможности. Въ концѣ іюля, рязанскій губернаторъ снова потребовалъ къ себѣ, бывшихъ у него, 5 человѣкъ крестьянъ. Исправникъ первоначально вызывалъ ихъ чрезъ своего разсыльнаго и мѣстнаго волостнаго старшину, но весь міръ крестьянъ барона Медема положительно отказался ихъ отпустить. 1‑го августа исправникъ съ приставомъ 1‑го стана отправился самъ за ними, взявъ 200 человѣкъ понятыхъ изъ окружныхъ селъ. Былъ собранъ полный сходъ. Понятымъ приказано было окружить его для того, чтобы онъ, не выслушавъ увѣщеваній и приказаній губернатора, не разошелся. Какъ только это было исполнено, то весь сходъ сталъ на колѣни и началъ просить понятыхъ заступиться за нихъ, объявляя, что отъ нихъ требуютъ незаконнаго. Между тѣмъ исправникъ, замѣтивъ одного крестьянина, Степана Павлова Морозова, какъ болѣе другихъ заявлявшаго о незаконности требованій со стороны правительства, приказалъ взять его подъ арестъ. Старшина и нѣкоторые изъ понятыхъ было взялись за него, но крестьяне, вскочивши съ колѣнъ, тотчасъ же отняли его, и онъ скрылся. Такимъ образомъ требуемыхъ крестьянъ къ губернатору сходъ не выдалъ. 23‑го августа были командированы для усмиренія упомянутаго общества крестьянъ: членъ рязанскаго губернскаго по крестьянскимъ дѣламъ присутствія Бернардъ, совѣтникъ рязанскаго губернскаго правленія Голубовъ и рязанскій жандармскій штабъ — офицеръ Гусевъ. По увѣщеванія этихъ лицъ ее имѣли успѣха: крестьяне остались при своемъ рѣшеніи. Наконецъ вытребовано было войско. Передъ входомъ его въ сельцо Хрущевку, еще разъ было предложено крестьянамъ, чрезъ старшину, покориться и исполнить требованія правительства, но и тутъ крестьяне всѣмъ міромъ отвѣчали, что пусть съ ними дѣлаютъ что хотятъ, а они не измѣнятъ своего рѣшенія. Пріѣхалъ рязанскій губернаторъ, и войско вошло въ сельцо. Несмотря на увѣщеванія и со стороны губернатора, крестьяне не согласились исполнить его требованій, говоря, что онъ требуетъ отъ нихъ незаконнаго. Тогда приступлено было къ экзекуціи. Высѣкли немногихъ крестьянъ. Но когда со стороны этихъ было дано согласіе исполнить все, что отъ нихъ требуютъ, то и весь міръ сталъ просить прощенія и обѣщалъ болѣе не упорствовать. Этимъ безпорядки въ сельцѣ Хрущевкѣ и кончились.
При слѣдствіи данковскій исправникъ Бѣлокопытовъ, приставъ 1‑го стана Свѣтловъ, мировой посредникъ Хонинъ, членъ рязанскаго по крестьянскимъ дѣламъ присутствія Бернардъ, совѣтникъ губернскаго правленія Голубовъ и жандармскій штабъ — офицеръ Гусевъ — показали, что ими замѣчены, какъ наиболѣе упорные въ неповиновеніи и болѣе другихъ кричавшіе на сходахъ о несправедливости требованій властей 12 человѣкъ изъ общества крестьянъ барона Медема, сельца Хрущевки и въ особенности трое: Степанъ Павловъ Морозовъ, Кирила Павловъ Морозовъ и Григорій Никифоровъ Рыбаковъ. Противъ этаго замѣчанные двѣнадцать крестьянъ объяснили, что они участвовали въ неповиновеніи властямъ и въ безпорядкахъ наравнѣ со всѣми крестьянами ихъ общества и ни чѣмъ не отличались отъ другихъ. Зачинщиками и подговорщиками въ этомъ не были; если бывали впереди и говорили, то это случайно. Общество, заранѣе положивъ отказаться отъ работы въ Сѣкиринской пустоши, дѣйствовало единодушно, укрѣпившись совѣтомъ умершаго старшины Матвѣя Никитина. Остальные домохозяева общества крестьяне барона Медема, сельца Хрущевки, въ числѣ сорока двухъ человѣкъ, объяснили, что они неповиновались и сопротивлялись властямъ по предварительному между собою соглашенію. Введены были они въ заблужденіе слухами о незаконности пахать землю помѣщика за чужими рубежами и совѣтомъ умершаго старшины Матвѣя Никитина: кромѣ его зачинщиковъ и подговорщиковъ у нихъ не было, а дѣйствовалъ весь міръ, какъ одна душа.
Вслѣдствіе сего временно — обязанные крестьяне сельца Хрущевки, имѣнія барона Медема въ числѣ 53 человѣкъ обвиняются въ томъ, что они въ 1866 году, по предварительному между собою соглашенію, упорно неповиновались и сопротивлялись властямъ, установленнымъ правительствомъ. Это сопротивленіе сопровождаемо было явнымъ съ ихъ стороны насиліемъ и безпорядками, и разъ (14 іюля) было произведено ими съ полѣньями и кольями въ рукахъ. Притомъ двѣнадцать человѣкъ изъ нихъ обвиняются какъ виновнѣйшіе изъ соучастниковъ въ упомянутомъ преступленіи, а изъ нихъ Григорій Никифоровъ — еще и въ томъ, что онъ 14‑го іюля нанесъ неприличными словами оскорбленіе приставу 1‑го стана Данковскаго уѣзда, при отправленіи имъ обязанности службы, т. е. совершили преступленія, предусмотрѣнныя въ 262, 263, 266 и 286 ст. улож. о нак. изд. 1866 года.
Послѣ прочтенія обвинительнаго акта, предсѣдательствующій, изложивши существо обвиненія, спросилъ каждаго изъ подсудимыхъ, признаетъ ли онъ себя виновнымъ. Всѣ подсудимые одинъ за другимъ отвѣчали: мы не виновны.
Затѣмъ судъ приступилъ къ допросу свидѣтелей.
Становой приставъ Свѣтловъ (спрошенъ безъ присяги). Когда мнѣ было передано предписаніе объ описи крестьянскаго имущества, я отправился въ Хрущевку и собралъ крестьянъ. Они сказали мнѣ, что не заплатятъ требуемыхъ денегъ, а я имъ на это отвѣчалъ, что будетъ описанъ скотъ. Крестьяне сказали, что скотъ описывать не допустятъ. На дворахъ я не нашелъ скота, почему отправился въ поле и описалъ тамъ все стадо. 14‑го іюля исправникъ, мировой посредникъ и я пріѣхали оцѣнить описанный скотъ, котораго по дворамъ опять не нашли, почему и отправились въ поле. Поравнявшись съ гумнами, мы встрѣтили крестьянъ, которыя выскочили изъ гуменъ: одни изъ нихъ были съ граблями, другіе съ вилами, а кто и съ палками. Я замѣтилъ, что одинъ изъ крестьянъ, именно Рыбаковъ, болѣе всѣхъ говорилъ: не зная его имени, я сказалъ исправнику: «вотъ этотъ, рыжій, всегда впереди». На это крестьянинъ отвѣтилъ: «ты самъ рыжій». Исправникъ вступился, велѣлъ взять Рыбакова; но крестьяне его не дали. Крестьяне ругались, кричали, говорили, что положатъ того на мѣстѣ, кто дотронется до скотины. Когда по донесенію исправника, были вызваны къ губернатору пять человѣкъ и, по распоряженію того же исправника, было велѣно взять ихъ, крестьяне тоже ихъ не дали. Когда пріѣхалъ губернаторъ, то всѣ крестьяне упали на колѣни и стали просить прощенія. Хотя и не жестоко, но ихъ тогда наказывали; я не знаю сколькихъ именно высѣкли: не то восемь, не то девять человѣкъ. Ругательства крестьянъ хотя и обращались къ понятымъ, но я думаю, что они относились и ко мнѣ и къ исправнику, такъ какъ мы тутъ же были. Ударяли ли крестьяне по лошадямъ понятыхъ я не помню. Кирилу и Степана Морозовыхъ я считаю зачинщиками, потому что и прежде на сходкахъ видалъ, какъ они вліяли на народъ. Вліяніе это выражалось такъ: если Степанъ выходилъ впередъ и говорилъ громче другихъ, то Кирила всегда становился позади толпы, и крестьяне, подходя къ нему и поговоривъ съ нимъ, тоже начинали кричать. Когда шли описывать скотъ въ поле, при этомъ было человѣкъ десять понятыхъ, крестьянъ же было человѣкъ до ста. Описывать скотъ мнѣ никто не препятствовалъ; въ полѣ въ это время только и были два пастуха, у которыхъ я распросилъ, сколько скота. Крестьяне не знали, зачѣмъ я ѣхалъ въ поле, потому что сначала я ходилъ по дворамъ съ цѣлію описывать скотъ. На другой день, когда шли въ поле, скотъ былъ въ виду, но къ нему нельзя было подойдти, потому что насъ раздѣляла толпа крестьянъ, я и понятые пробовали обойдти эту толпу, но крестьяне сказали понятымъ, которые были впереди: «если вы только подойдете, то положимъ на мѣстѣ». Эти слова я самъ слышалъ, я слышалъ также, что они ругались, но какъ именно, я разобрать не могъ, потому что шумъ былъ. Лично меня оскорбилъ Рыбаковъ; исправника же и посредника никто не оскорблялъ. За воротъ исправникъ никого не хваталъ. 14‑го іюля я не видалъ, чтобы Кирилъ или Степанъ Морозовъ возмущали крестьянъ, и считаю ихъ зачинщиками только потому, что прежде видалъ ихъ на сходкахъ. Пока стояли тутъ, скотъ, въ продолженіи этого времени, исчезъ. Когда возвратились съ поля, то еще было свѣтло. Въ числѣ крестьянъ были дѣти, и, кажется, женщины.
Защитникъ Соловьевъ. Какимъ порядкомъ была сдѣлана опись? Извѣстно, что для этого вызывается какъ истецъ, такъ равно и должнику объявляется за нѣсколько времени объ описи, — были ли тутъ соблюдены эти правила?
Свидѣтель. Крестьяне знали объ описи: имъ было словесно объявлено.
Защитникъ. Законъ требуетъ письменнаго объявленія: были ли посланы повѣстки?
Свидѣтель. Нѣтъ, письменнаго ничего не было: имъ было объявлено черезъ старосту.
Защитникъ. Для описи полагается двухъ — недѣльный срокъ, вы же пріѣхали съ исправникомъ и посредникомъ на другой день продавать скотину, — на какомъ это основаніи?
Свидѣтель. Нѣтъ, мы только хотѣли повѣрить и оцѣнить, а потомъ уже продать. По мнѣнію моему, крестьяне были разсержены, — это доказывается поступкомъ Рыбакова; не будь послѣдній разсерженъ, не назвалъ бы меня рыжимъ. Нѣкоторые крестьяне были съ палками, форму которыхъ я не могу описать, — помнится, что у однихъ были тонкія, а у другихъ толстыя, въ родѣ дубинокъ, нѣкоторые же были съ вилами. Кто именно шумѣлъ — я указать не могу, — всѣ шумѣли въ одинъ голосъ.
Защитникъ Соловьевъ. Изъ моихъ распросовъ свидѣтелю видно, что требованія закона относительно описи не были соблюдены: во — первыхъ, опись была совершена въ присутсвіи только пастуховъ. Спрашивается, могли ли знать пастухи, кому и что принадлежитъ въ стадѣ? Во — вторыхъ, не было письменной повѣстки. Прошу гг. присяжныхъ имѣть это въ виду.
Защитникъ князь Урусовъ. Я, съ своей стороны, прошу замѣтить, что г. Свѣтловъ на предварительномъ слѣдствіи не помнилъ, что у крестьянъ были вилы, теперь же говоритъ объ этомъ. Я думаю, что чѣмъ ближе свидѣтель къ событію, тѣмъ памятнѣе всѣ обстоятельства дѣла, — у г. — на же Свѣтлова все наоборотъ. Кромѣ того прошу припомнить, что показалъ свидѣтель о томъ, на какихъ соображеніяхъ онъ полагаетъ, что Кирила и Степанъ Морозовы возмущали крестьянъ.
Товарищъ прокурора требовалъ прочтенія отношенія пристава Свѣтлова къ судебному слѣдователю.
Защитники полагали, что это требованіе несогласно съ закономъ (ст. 626, 627 и 687 уст. угол. суд,), а потому и находили невозможнымъ прочтеніе этой бумаги.
Судъ удовлетворилъ требованіе обвинительной власти, и тогда секретарь прочиталъ это отношеніе. Въ немъ между прочимъ сказано: «До продажи скота крестьяне не допускали. Такъ какъ г. исправникъ желалъ скотъ ихъ выгнать для продажи въ городъ, то крестьяне, набѣжавъ въ поле съ кольями въ рукахъ, грозили такими словами, что кто дотронется до ихъ скота, того положатъ на мѣстѣ, что было 14‑го іюля. На сходѣ были крестьяне всего сельца Хрущевки, и поэтому въ суматохѣ, по незнанію ихъ именъ, сказать не могу — кто были съ кольями, и кто произносилъ угрозы. Зачинщиками въ неповиновеніи, или подстрекателями крестьянъ считаю Кирилу Павлова, брата его Степана и Григорія Рыбакова, потому что Степанъ Павловъ первый а сходкахъ выходилъ и приносилъ ложныя свои оправданія, что ихъ неправильно заставляютъ пахать землю, и что съ нихъ деньги взыскиваютъ неправильно, чрезъ что кричало и все общество, а братъ его, Кирила, не подавая повода, замѣтно всегда оставался на крыльцѣ дома или въ другихъ мѣстахъ и подходящимъ къ нему крестьянамъ незамѣтнымъ образомъ внушалъ что говорить, и поэтому я выказанныхъ г. исправникомъ крестьянъ считаю зачинщиками въ неповиновеніи, насколько могу убѣдиться, по наущенію крестьянъ Павловыхъ и Рыбакова, а сихъ послѣднихъ считаю подстрекателями тѣхъ крестьянъ и всего общества».
Подсудимый Кирилъ Морозовъ возразилъ, что грубо изъ нихъ никто не поступалъ, что просили отбирать скотину не въ полѣ, а по дворамъ; палокъ и кольевъ у нихъ не было; жены ихъ въ сходкѣ не участвовали.
Подсудимый Григорій Рыбаковъ сказалъ, что его просило общество говорить за другихъ, и когда становой сказалъ: «этотъ рыжій всегда впереди», онъ отвѣчалъ ему: «виски бываютъ не равные».
Подсудимый Спиридонъ Федотовъ, старикъ 65 лѣтъ, высказалъ, что они просили начальство честію не описывать скотъ въ полѣ. Брани и ругательствъ никакихъ не было.
Подсудимый Василій Никитинъ Борисовъ объяснилъ, что когда они ѣздили въ дальнее поле работать, то прикащикъ барона Медема не дозволялъ ѣздить туда на парѣ, а на одной туда ѣздить трудно: лошаденка плохая, — скоро ли на ней доѣдешь; да и тамъ еще на ней же надо работать. Что изъ этого имъ приходилось лишніе дни работать, а иногда и вся недѣля уходила за господскую работу. Что работать — то они не отказались бы, еслибъ это было по силамъ. О скотѣ они мирно просили, какъ отца роднаго, смиловаться — не брать, не разобравъ сколько съ кого приходится, силой они не хотѣли скотъ удерживать.
Подсудимый Алексѣй Ивановъ Сѣдыхъ. Судьи праведные, баринъ насъ сначала обидѣлъ, отрѣзалъ намъ землю неудобную, за горами, едва пѣшкомъ можно пройдти; просили мы перемѣнить, не дамъ, говоритъ. Подали мы жалобу мировому посреднику, — онъ не принялъ; а на работу посылалъ за 10 верстъ. Намъ это стало обидно. Когда же пріѣхали описывать скотину, мы на колѣняхъ просили объ одномъ — разобрать, чья скотина. Какъ же можно описывать не по дворамъ? У меня вотъ всего — то скотины рублей на 15, а у другихъ больше, — имъ и обидно за меня отвѣчать.
Исправникъ Бѣлокопытовъ (спрошенъ подъ присягою). Когда я получилъ бумагу отъ посредника о томъ, что крестьяне не хотятъ ѣхать въ пустошь, я отправился туда; требовалъ, чтобы они ѣхали, внушалъ имъ объ обязанностяхъ. Они сказали: а не пойдемъ». Я написалъ бумагу губернатору, выставляя въ ней зачинщиковъ. Губернаторъ приказалъ выслать зачинщиковъ, и было отправлено пять человѣкъ, которымъ губернаторъ сказалъ, что работать должно. По возвращеніи ихъ, крестьяне работать опять не пошли. Губернаторъ потребовалъ ихъ вторично, но они не пошли. Я уговаривалъ Кирилу: ступай, братецъ, говорю, тебѣ только скажутъ, что надо работать; а онъ: «нѣтъ, боюсь, посадятъ». Когда я велѣлъ взять ихъ понятымъ, крестьяне ихъ не дали. Силою я никого не хотѣлъ брать. Когда пришло отъ губернатора приказаніе взыскать съ нихъ деньгами за прогульные дни, я отправился; наканунѣ былъ тамъ становой, описалъ скотину, я же поѣхалъ повѣрить и оцѣнить. Насъ было трое: я, мировой посредникъ и становой. Крестьяне насъ не допустили. «Попробуйте, говорятъ: кто первый подойдетъ, — положимъ на мѣстѣ». Понятые подходятъ и говорятъ мнѣ: «не лучше ли ѣхать обратно, а то убьютъ?» Кромѣ уговора и убѣжденія, отъ меня тутъ ничего не было. Когда у становова разговоръ былъ съ Рыбаковымъ, Рыбаковъ прямо сказалъ ему: «ты самъ рыжій». Мы съ нимъ дѣлать ничего не пытались. 14 іюля мы хотѣли только повѣрить и оцѣнить скотъ и сдѣлать публикацію, а продавать не сейчасъ. Въ полѣ мы скота не видали. Когда ѣхали туда, понятые шли впереди, а Хрущевскіе крестьяне сзади поодиночкѣ, съ дубинами.
Товарищъ прокурора. Какой формы были дубины? Можетъ это обыкновенныя палки, съ которыми крестьяне всегда ходятъ?
Свидѣтель. Большая разница: палочка или дубина; они обыкновенно не съ такими ходятъ. Махали ли они этими палками — не замѣтилъ. Когда Рыбаковъ оскорбилъ становаго, я ничего не говорилъ и его изъ рукъ понятыхъ не вырывали, — ничего этого не было. Кто именно были зачинщиками, — не помню. На Кирилу я думаю больше всѣхъ, потому онъ зачинщикъ; несчастные крестьяне чрезъ него страдаютъ, онъ возмущалъ всѣхъ, а самъ до сихъ поръ не признается.
Предсѣдатель. Отъ васъ не желаютъ знать мнѣнія о немъ; вопросъ состоитъ въ томъ, почему вы показывали на него, какъ на вожака?
Свидѣтель. Потому, онъ первый работать не хотѣлъ; а потомъ онъ же волновалъ всѣхъ, секретные совѣты крестьянамъ давалъ. Я впрочемъ самъ не слыхалъ.
Предсѣдатель. Нельзя показывать, чего сами не слыхали.
Свидѣтель. Мнѣ сообщилъ мировой посредникъ, что Кирила всѣхъ больше выходилъ впередъ и требовалъ, чтобы исполняли его желаніе.
Товарищъ прокурора. Вы указывали на двѣнадцать человѣкъ, какъ болѣе виновныхъ; потрудитесь сказать на какомъ основаніи?
Свидѣтель. На основаніи какихъ обстоятельствъ? Потрудитесь прочесть мое донесеніе къ губернатору. О Степанѣ я могу только сказать, что онъ всѣхъ больше кричалъ; братъ его, Кирилъ, самъ всегда назадъ станетъ, а Степана впередъ пошлетъ, и что эти два скажутъ, всѣ и кричатъ. Отъ этого я и заключилъ, что Кирила и Степанъ — главные виновники. Изъ рукъ понятыхъ вырвали вотъ этого Степана Павлова.
Князь Урусовъ. Вы показываете, что Кирилъ волновалъ другихъ тайно, секретные совѣты давалъ: вы говорите, что этого не видали?
Свидѣтель. Да, Кирилъ сзади стоялъ, къ нему и заходили.
Князь Урусовъ. Только по этому, другихъ доказательствъ вы не имѣете. А скотину вы хотѣли описать и отобрать?
Свидѣтель. Нѣтъ, только оцѣнить. Мальчиковъ въ толпѣ я не видалъ. Съ мужиками я разговаривалъ, они меня не толкали, не трогали, а я только внушалъ имъ.
Князь Урусовъ. Скажите, уважали васъ крестьяне или ругали?
Свидѣтель. Они не ругали меня, были почтительны какъ къ начальнику и посредника также не бранили, только Рыбаковъ сказалъ становому дерзкимъ тономъ; «рыжій,» асъ нами, всѣ были вѣжливы. Кромѣ Морозовыхъ и Рыбакова я никого въ лицо не знаю, я вообще мало знаю этихъ крестьянъ, я бывалъ у нихъ мало до возмущенія; былъ разъ, когда они еще въ крѣпостномъ правѣ находились; они не хотѣли косить или пахать, не помню, тогда еще вездѣ въ Данковскомъ уѣздѣ крестьяне возмущались, — ну, тогда тотчасъ возмущеніе и устранилось. О запискѣ мнѣ крестьяне сами сказали, что имъ далъ сосѣдній помѣщикъ Миллеръ; въ запискѣ было сказано, что за третьимъ рубежомъ пахать не должно, — они на этомъ и основывались, да еще на словахъ пьяницы умершаго старшины. Когда пріѣхалъ губернаторъ, крестьяне подъ розгами стали каяться; губернаторъ нѣкоторыхъ высѣкъ. Въ поле отправились въ слѣдующемъ порядкѣ: впереди шли понятые, за ними посредникъ и приставъ, въ тарантасѣ, а сзади крестьяне гуськомъ шли, я еще сказалъ посреднику: «посмотрите, гуськомъ идутъ.»
Предсѣдатель. Почему же вы думаете, что крестьяне воспрепятствовали бы вамъ подойти къ скотинѣ?
Свидѣтель. Они кричали «не допустимъ,» это я собственными ушами слышалъ. Если у нихъ были толстыя палки и крестьяне кричали: «попробуй подойди» — значитъ они хотѣли обороняться.
Предсѣдатель. Въ августѣ, когда Степанъ Морозовъ былъ вырванъ мужиками, также были у крестьянъ палки?
Свидѣтель. Какъ же, были, но тогда были такъ — тоненькія, недубинки, каждый съ палочкой былъ. Я еще говорю: что вы, братцы, въ палочки играть хотите? Не угодно ли кинуть? Они и кинули.
Князь Урусовъ. Позвольте мнѣ спросить, почему вы когда тоненькія были палки, приказали кинуть, и они послушались, а когда у нихъ были толстыя палки, вы не велѣли ихъ кидать. Они можетъ быть васъ послушались бы.
Свидѣтель. Зачѣмъ же имъ говорить?
Князь Урусовъ. Какъ зачѣмъ? Вѣдь вы говорите, что крестьяне были почтительны и слушались, — отчего бы не попытаться?
Свидѣтель. Нѣтъ, покорно благодарю, — я думаю еще потолще возьмутъ, что и было въ мою службу въ Воейковѣ…
Подсудимый Степенъ Морозовъ. Когда меня велѣно было взять, я сейчасъ же пошелъ; тутъ было собрано двѣсти пятьдесятъ человѣкъ понятыхъ. Когда пріѣхалъ исправникъ и началъ такъ кричать, что сажень за тридцать было слышно, мы со старостой такъ на колѣни и сѣли.
Подсудимый Алексѣй Котовъ. Судьи праведные, я поставленъ въ числѣ двѣнадцати виновныхъ, а я никогда и не бывалъ на сходкахъ: это не мой участокъ, съ меня и повинностей нѣтъ, это не мое было дѣло говорить. Разъ былъ сходъ подлѣ самого моего двора, я вышелъ тѣлегу собрать и толконись къ народу, — посредникъ меня и записалъ.
Мировой посредникъ Хонинъ. Въ апрѣлѣ мѣсяцѣ ко мнѣ пріѣхали управляющій и староста имѣнія барона Медема съ жалобой, что крестьяне отправились пахать, кинули жеребій, и уже одинъ изъ нихъ началъ пахать, какъ Кирила ударилъ его кнутомъ, отъ чего всѣ бросили работать. Получивъ это свѣдѣніе, я велѣлъ собрать сельскій сходъ, раскрылъ Положеніе, прочелъ имъ его и началъ увѣщевать. Крестьяне на это говорили, что незаконно съ ними поступаютъ, что они не поѣдутъ. Чтобы болѣе убѣдить ихъ въ законности требованія, я вызвалъ крестьянъ въ мировой съѣздъ, и тамъ имъ тоже сказали, чтобъ они исполняли работы. Послѣ этого были посланы уполномоченные отъ крестьянъ въ губернское по крестьянскимъ дѣламъ присутствіе; возвратившись оттуда, они опять нарядовъ не исполнили. Слѣдовало принять мѣры. Я самъ отправился въ присутствіе по крестьянскимъ дѣламъ, прося его наставленія. Состоялось постановленіе — обратить не отработанные дни въ денежную недоимку. Возвратившись, я сообщилъ объ этомъ, чрезъ волостное правленіе, но крестьяне отказались платить деньгами. Въ виду сопротивленія, я заявилъ въ полицейское управленіе объ описи. 14‑го іюля пріѣхалъ исправникъ въ Хрущевку, пріѣхалъ и я. Когда онъ пріѣхалъ, ему сказали, что у крестьянъ по дворамъ скота нѣтъ, нужно ѣхать въ поле для оцѣнки. Я поѣхалъ вмѣстѣ съ исправникомъ, сзади становой въ тарантасѣ. Переѣхали рѣчку, и когда ѣхали по загумнами, то увидали — сзади тянется вереницей толпа мужиковъ; толпа начала подходить, ѣхавшіе остановились, раздѣлившись на двѣ стороны. Тутъ протолковали часовъ до 7 вечера, — даже больше, а пріѣхали часа въ четыре. Дайте деньги, говорю я имъ, или поѣзжайте пахать; убѣждаю ихъ такимъ образомъ: работы, говорю, будутъ необременительны; исполняйте требованіе и жертвуйте скотиной. Они просили подождать до завтра, чтобы уравнять по дворамъ повинность. Было уже поздно, я и говорю исправнику: отложимъ до завтра; онъ ничего не отвѣтилъ. Уѣхали мы добровольно; но наутро исправникъ пріѣзжаетъ и говоритъ, что донесетъ губернатору. Потомъ я, подучивъ письмо отъ исправника — ѣхать въ Одоевщину, встрѣчаю мужиковъ — идутъ откуда — то; спрашиваю куда вы ходили? — Къ исправнику. — Для чего? — А кто — жь его знаетъ. — Въ то время, какъ мы остановились увѣщевать, шуму было много, угрозы къ понятымъ были, крестьяне кричали: не дадимъ скотины; при этомъ исправникъ хотѣлъ замѣтить одного мужика, именно Рыбакова, и взялъ у него картузъ, и когда держалъ картузъ сзади себя въ рукахъ, то Рыбаковъ подошелъ сзади и вырвалъ. Про оскорбленіе Рыбаковомъ становаго пристава я слышалъ отъ самого г. Свѣтлова. До этого ли вырвалъ Рыбаковъ картузъ или послѣ — не помню; кажется, прежде.
Товарищъ прокурора. Были ли крестьяне съ палками или съ кольями?
Свидѣтель. Нѣкоторые были съ дубинками: это были палки обыкновеннаго размѣра; граблей не видалъ.
Товарищъ прокурора. Замѣчали ли вы прежде, чтобы мужики на сходкахъ бывали съ палками?
Свидѣтель. Нѣтъ, почти никогда; но и въ этотъ разъ съ палками были не всѣ.
Товарищъ прокурора. Что же, они махали этими палками?
Свидѣтель. Да, махали понятымъ, останавливали ихъ, говорили: не смѣйте ѣхать, земля наша; на мѣстѣ положимъ. — или что — то въ родѣ этого; хорошо не помню.
Товарищъ прокурора. Что было причиною, что вы такъ долго не описывали; вы вѣдь въ поле поѣхали съ цѣлію описать, — что же крестьяне васъ не допустили что ли?
Свидѣтель. Скотины тамъ не было, нужно было еще за три версты ѣхать, уже поздно было, мы и отложили до другаго дня. Кромѣ вообще грубостей, они ничего не дозволяли себѣ; насилій съ ихъ стороны не было.
На вопросы защитниковъ свидѣтель объяснилъ: когда крестьяне села Хрущевки не хотѣли пахать, то они на какой — то законъ ссылались и разузнавали объ этомъ, и дѣйствительно въ это время ходилъ слухъ, что не слѣдуетъ пахать за чужими рубежами. Они мнѣ жаловались, что прикащикъ иногда пошлетъ ихъ въ пустошь, застанетъ ихъ тамъ дождь, работать невозможно, а день считаетъ за ними. До пустоши верстъ восемь или болѣе, а прежнею дорогой было 5 верстъ. Запретили ли имъ ѣздить этой дорогой — я не знаю. Сопротивленія со стороны крестьянъ не было. Криковъ: «Разбой! Мамаево побоище. Положимъ на мѣстѣ» — я не слыхалъ, потому что былъ общій шумъ. Хорошо разобрать, что кричали, нельзя было, да и стоялъ я отъ исправника шагахъ въ пятнадцати. Бабъ и дѣтей въ толпѣ не было. Лично къ начальству ругательствъ ни какихъ не было, — крестьяне обходились почтительно, какъ только можно. — Въ настоящее! время расчеты у крестьянъ съ барономъ Медемомъ покончены; они сошлись по добровольному соглашенію, приняли повинность на весь міръ. Разореніемъ это для нихъ не сопровождалось, — они заплатили, что могли заплатить.
Подсудимый Рыбаковъ объяснилъ, что онъ не знаетъ, какъ вынули его шапку изъ рукъ исправника, а самъ онъ ее не вырывалъ.
Подсудимый Іудаевъ объяснилъ, что когда они ѣздили косить, они не отъ того перестали работать, что была драка, а по случаю дождя, который шелъ еще съ вечера. Самъ староста послалъ ихъ обѣдать и потомъ не приказалъ кончать работу, говоря, что сырой хлѣбъ косить не годится. Драка же была сдѣлана по глупости.
Подсудимый Кирила Морозовъ. Когда пріѣхалъ посредникъ, то собралъ сходку и началъ насъ ругать поматерно. Мы и говоримъ; «вы должны насъ учить, не то что ругать». Мы не поѣхали: отъ того, что не явственно намъ показали; какъ же, говорятъ за пять верстъ, а пришлось ѣхать за десять.
Подсудимый Павелъ Гавриловъ. Насъ два года притѣсняли: земля намъ дана плохая, въ господской работѣ до поздней ночи всегда, прогона нѣтъ; просили посредника о прогонѣ, онъ не показываетъ, распоряженія объ этомъ никого нѣтъ. Подати же мы всегда справляли, изъ своихъ дней заработывали до темной ночи. Кирилъ и Степанъ насъ не смущали, — это на нихъ напраслина.
Полицейскій служитель Калитинъ. Когда мы пріѣхали, то было объявлено крестьянамъ, чтобы они платили деньги, или скотина ихъ будетъ описана. Крестьяне на это отвѣчали: «у насъ по дворамъ скотины нѣтъ, ступайте въ поле». Поѣхали въ поле: понятые впереди, исправникъ сзади, а крестьяне шли въ съ боку. Когда стали подъѣжать, крестьяне забѣжали впередъ и говорили, что скотины не дадутъ, почему понятые и остановились. Исправникъ вылѣзъ изъ тарантаса и сказалъ, чтобы понятые подъѣжали къ скотинѣ. Крестьяне подняли палки и стали угрожать, говоря: «кто пойдетъ, положимъ на мѣстѣ». Исправникъ ихъ уговаривалъ. При губернаторѣ также крестьянъ уговаривали, на что они отвѣчали только — «незаконно». Высѣкли человѣкъ 10, и нѣкоторыхъ отправили въ острогъ. Когда было собрано 200 человѣкъ понятыхъ я видѣлъ Степана впереди, онъ разговаривалъ. Арестовать его исправникъ не приказывалъ. 14‑го іюля я слышалъ, какъ становой сказалъ исправнику: вотъ этотъ рыжій все буянитъ, — и какъ Рыбаковъ отвѣчалъ: ты самъ рыжій. Рыбакова не арестовали. Палки у мужиковъ были не равны: были тонкія и въ кулакъ толщиною.
Защитникъ Соловьевъ. Вы не слыхали, о чемъ крестьяне просили исправника?
Свидѣтель. Они просили до завтрашняго утра оставить.
Защитникъ. Какъ же они просили — учтиво, вѣжливо?
Свидѣтель. Да на колѣнахъ, какъ слѣдуетъ.
Предсѣдатель. Вы были въ Одоевщинѣ, — велѣно было тамъ кого арестовать?
Свидѣтель. Въ Одоевщинѣ никого не арестовали, не помню.
Предсѣдатель. Вы показывали иначе у судебнаго слѣдователя: припомните, Степана задержать не приказывали ли?
Свидѣтель. Да, Степана велѣно было арестовать.
Членъ губернскаго по крестьянскимъ дѣламъ присутствія Бернардъ. Я былъ въ Хрущевкѣ два раза. Крестьяне подали двѣ просьбы: объ отрѣзкѣ земли и объ ея разверстаніи. Имъ было объявлено, что они пропустили сроки. Мировой посредникъ увѣдомилъ губернское присутствіе, что крестьяне отказываются работать. Велѣно было перевести незаработанные дни на денежную повинность. Защитники явились въ городъ, и имъ была объяснена вся правильность распоряженій. Послѣ этаго опять было получено извѣщеніе, что крестьяне платить не хотятъ; послѣдовало отношеніе къ исправнику — выслать бывшихъ уполномоченныхъ, но крестьяне отказались ѣхать. На этотъ разъ я былъ откомандированъ въ Хрущевку, и крестьяне заявили, что не будутъ работать и платить за прогуленные дни. Я сообщилъ объ этомъ губернатору. Съ губернаторомъ я также былъ на мѣстѣ. Высѣчено было человѣкъ до 10. Кирила и Степанъ болѣе другихъ не вѣрили, что я говорилъ имъ, почему я и заключилъ, что они зачинщики.
Защитникъ Князь Урусовъ. По закону, крестьяне имѣли право перейдти на оброкъ и просили объ этомъ, — почему не уважена ихъ просьба?
Свидѣтель. Этого сдѣлать было нельзя: крестьяне обязаны, по закону, при желаніи перейдти на оброкъ, увѣдомлять заблаговременно о томъ помѣщика. Иначе этотъ послѣдній подвергается убытку — хозяйство его можетъ остановиться; увѣдомь они раньше, онъ можетъ приготовить орудія для работы. Хотя крестьянами была подана просьба о переходѣ на оброкъ, но сроки были пропущены, почему и невозможно было войти въ ея разсмотрѣніе.
Защитникъ князь Урусовъ. За пропущеніемъ срока. — Почему вы особенно замѣтили братьевъ Морозовыхъ?
Свидѣтель. Изъ нихъ Кирилу особенно потому, что онъ обнаружилъ хитрую готовность уговорить міръ покориться власти. Разъ я встрѣтилъ его на гумнѣ и уговаривалъ посовѣтовать крестьянамъ согласиться работать, и онъ обѣщалъ. Черезъ нѣсколько времени я снова его встрѣтилъ, но онъ мнѣ сказалъ, что крестьяне на его предложеніе не согласились, находя его незаконнымъ.
Защитникъ князь Урусовъ. Что же, вамъ извѣстно, что онъ дѣйствительно уговаривалъ?
Свидѣтель. Этого я не знаю.
Защитникъ князь Урусовъ. Другихъ основаній не имѣете?
Свидѣтель. Нѣтъ.
Защитникъ князь Урусовъ. Гг. присяжные оцѣнятъ.
Совѣтникъ рязанскаго губернскаго правленія Голубовъ. Я узналъ отъ губернатора, что крестьяне отказались отбывать работы, платить деньги и не повиновались властямъ, мнѣ онъ поручилъ отправиться въ Хрущевку. По пріѣздѣ туда, крестьянамъ была внушена вся необходимость исполненія законныхъ требованій, — былъ данъ день, въ который предоставлялось имъ обдумать свой поступокъ; но и черезъ день крестьяне дали отвѣтъ отрицательный, стоя твердо и упорно въ своемъ убѣжденіи. Почему была призвана команда и пріѣхалъ губернаторъ. При составленіи акта, Степанъ, по наблюденію моему болѣе всѣхъ, вдавшись въ противорѣчіе, съ полнымъ недовѣріемъ къ законамъ, возражалъ отъ лица всего общества, изъ чего я и заключилъ, что Степанъ увлекаетъ все общество, и что при желаніи онъ могъ бы остановить его. Про Кирилу и остальныхъ зачинщиковъ знаю только по показаніямъ мѣстныхъ властей.
Защитникъ князь Урусовъ. Разскажите, что вы дѣлали по пріѣздѣ въ Хрущевку?
Свидѣтель. Я сказалъ, коммиссія вытребовала команду, не достигши ничего путемъ мирныхъ соглашеній.
Защитникъ князь Урусовъ. Что же, какъ пріѣхали, спросили крестьянъ и вытребовали команду?
Свидѣтель. Такъ — таки и вытребовали.
Защитникъ князь Урусовъ. Что же было потомъ?
Свидѣтель. По пріѣздѣ команды, распоряжался самъ губернаторъ; поэтому я и не могу сказать что было.
Защитникъ. Но вы же были дѣйствующимъ лицомъ?
Свидѣтель. Экзекуція не относилась къ моимъ обязанностямъ.
Защитникъ. Однако вы были при этомъ?
Свидѣтель. Не болѣе какъ въ качествѣ частнаго лица.
Защитникъ князь Урусовъ. Сколько же крестьянъ было высѣчено?
Свидѣтель. Этотъ вопросъ къ дѣлу не относится (Предсѣдательствующій замѣтилъ свидѣтелю, что на вопросы о фактахъ онъ обязанъ отвѣчать, а судить, относится ли вопросъ къ дѣлу или нѣтъ, можетъ только судъ).
Защитникъ. Такъ потрудитесь припомнить, сколько было высѣчено — одинъ, два, или три, или десять?
Свидѣтель. На подобныя сцены не всякому пріятно смотрѣть; мнѣ не любопытно было считать удары.
Защитникъ. Мы не спрашиваемъ о числѣ ударовъ, но если вы присутствовали, то могли же видѣть сколькихъ наказывали?
Свидѣтель. Присутствовать и содѣйствовать не все равно. Защитникъ. Если вамъ не угодно отвѣчать, перейдемъ къ другому предмету: что вамъ извѣстно о взысканіи денегъ съ крестьянъ?
Свидѣтель. Это не относится къ кругу моихъ дѣйствій, и потому мнѣ объ этомъ неизвѣстно, и если я знаю что, то по слухамъ.
Защитникъ. Что вы слышали о сопротивленіи при описи?
Свидѣтель. Исправникъ говорилъ, что было насиліе съ ихъ стороны.
Защитникъ. Вѣроятно, какъ членъ коммиссіи, вы интересовались узнать объ этомъ подробно и отъ посредника?
Свидѣтель. Нѣтъ, съ нимъ я не былъ знакомъ.
Защитникъ. Не говорилъ ли вамъ исправникъ, что, запоздавъ, они отложили опись до другаго дня?
Сидѣтель. Нѣтъ, не говорилъ.
Защитникъ. Ивы не разспрашивали?
Свидѣтель. Я не разспрашивалъ.
Подсудимый Степанъ Павловъ. Когда они пріѣхали, разговора никакого не было, выстроили команду, понятыхъ, человѣкъ 23, и ну наказывать.
Одоевскій волостной старшина Лавръ Ефимовъ. Проѣхали это мы съ посредникомъ въ Хрущевку. Ну, онъ мнѣ и приказалъ собрать сходъ, — я собралъ. Крестьяне ничего не галдѣли и грубостей никакихъ не дѣлали. Они только отказывались работать. Наканунѣ этого дня (14 іюля) пріѣзжалъ становой. Взялъ онъ тогда пять человѣкъ понятыхъ, сталъ по дворамъ ходить и скотъ описывать. Крестьяне ему скотины не дали. «Ступайте молъ въ полѣ ищите, говорили это крестьяне, а у насъ про васъ скотины нѣтъ». Вечеромъ становой опять пріѣхалъ и описалъ скотину, какая была въ полѣ. А въ самый этотъ день (14 іюля) пріѣхали исправникъ, посредникъ и становой, собрали это они 15 человѣкъ понятыхъ и пошли по дворамъ. Скотины, извѣстно, дома нѣтъ, — они въ поле за ней. Когда я подъѣзжалъ, мнѣ встрѣтились понятые. Намъ, говорятъ, крестьяне ходу не даютъ. Боимся, говорятъ, какъ бы насъ не убили. Въ тѣ поры точно крестьяне спервоначала зашумѣли. Тутъ исправникъ ихъ началъ толкомъ уговаривать, — ну, они и стихли, перестали. Я этого не примѣтилъ, чтобы значитъ Степанъ этотъ самый Рыбаковъ грубости какія дѣлалъ. Исправникъ это говоритъ: «этотъ рыжій всегда впереди». А онъ, значитъ, Рыбаковъ, и отвѣчаетъ: «небось и ты рыжій». Тутъ исправникъ взялъ это Рыбакова за плечо и велѣлъ его арестовать. Крестьяне вырвали тогда Рыбакова, но кто такой былъ тутъ — я ужь не помню. Наканунѣ этого дня точно — что оповѣщано было, чтобы, значитъ, крестьяне въ поле скотину не гоняли. Они не послушались. Съ палками въ тотъ день не всѣ были, — старички обыкновенно съ палочками ходятъ, такъ съ небольшими. У кого изъ нихъ тутъ была палочка, я ужъ, право, не могу сказать, потому я въ тѣ норы недавно только въ старосты поступилъ. Гдѣ жъ всѣхъ въ лицо запомнить? Однако точно я запримѣтилъ, онъ палкой махалъ, только я не знаю, какъ его звать (посмотрѣвши на подсудимыхъ, свидѣтель указываетъ на Родіона Леонова). Вотъ у этого палка была толще другихъ, онъ махалъ ею и кричалъ: «остановитесь». Онъ ударилъ палкою и по лошади старосты Зиновія. — На сходку было собрано человѣкъ двѣсти понятыхъ. Тутъ ничего такого не было. Только какъ исправникъ велѣлъ мнѣ взять Степана Морозова, крестьяне это сейчасъ вскочили съ колѣней, вырвали у меня Степана и саженъ за 50 убѣжали съ нимъ. На сходѣ палки у крестьянъ были какъ всегда, обыкновенныя. Исправникъ велѣлъ эти палки всѣмъ бросить, — ну ихъ бросили и сложили въ сарай. Кольевъ либо тамъ граблей какихъ у крестьянъ не было. Сначала народъ точно что шибко шумѣлъ, я думалъ и невѣсть что будетъ. А потомъ всѣ это смолкли. Л не видалъ, чтобы Рыбаковъ у исправника шапку вырвалъ. — Письменной повѣстки крестьянамъ никакой не было, а объ описи ихъ черезъ старосту оповѣщали: онъ по дворамъ ходилъ. Можетъ, тогда кто и въ полѣ былъ: дѣло лѣтнее, — извѣстно, работа есть. — Я не знаю, былъ ли Кирила зачинщикомъ, а точно, когда всѣ утихли, онъ подошелъ къ исправнику и говорилъ съ нимъ.
Защитникъ князь Урусовъ, находя разнорѣчіе между показаніемъ спрошеннаго свидѣтеля и исправника Бѣлокопытова относительно заарестованія подсудимаго Рыбакова, просилъ дать первымъ двумъ очную ставку. Разнорѣчіе разъяснилось тѣмъ, что г. Бѣлокопытовъ въ показаніи своемъ забылъ упомянуть объ обстоятельствѣ заарестованія Рыбакова, но дѣйствительно давалъ приказаніе, какъ теперь припоминаетъ.
Секретарь прочиталъ показаніе раненбургскаго мѣщанина Щеглова, который показалъ тоже, что и Лавръ Ефимовъ. Щегловъ кромѣ того объяснилъ, что онъ состоитъ одоевскимъ волостнымъ писаремъ съ 12 іюля 1866 года и что происходило до того времени въ Хрущевкѣ — не знаетъ.
Далѣе, по требованію товарища прокурора, несмотря на протестъ защитниковъ, было прочитано письменное показаніе только — что выслушаннаго свидѣтеля Лавра Ефимова.
Староста Абрамъ Емельяновъ Рыбаковъ. Когда пріѣзжали скотину описывать, крестьяне по чести просили… Мы, говорятъ, деньгами уплатимъ, а скотину нашу не трогайте. — Весною они на сходкѣ подрались: я тутъ былъ и разнималъ ихъ. Они повздорили промежь себя. — Когда на сходкѣ у нихъ шла рѣчь, чтобы не работать, я тутъ не былъ. Я по ошибкѣ должность попалъ въ число подсудимыхъ. Зачѣмъ мнѣ эту бумагу дали (обвинительный актъ) — я не знаю. Въ самый этотъ день (14 іюля) ни у кого значитъ, ни кольевъ, ни дубинъ не было, а были только старики съ палочками. Міръ просилъ опись эту до утра отложить. Согласилось ли начальство или нѣтъ — ужъ я не знаю, — не слыхалъ, потому далеко стоялъ. — На сходкѣ въ Одоевщинѣ я и вовсе не былъ.
Защитникъ Соловьевъ. Когда приказъ былъ оставить скотину по дворамъ, всѣ ли домохозяева были дома, и такъ какъ это было лѣтомъ, то не былъ ли кто въ полѣ, — можетъ — быть поэтому приходилось повѣщать женщинамъ или дѣтямъ, — вѣдь вы повѣщали?
Свидѣтель. Да, въ иномъ дворѣ баба, въ другомъ мужикъ, гдѣ и ребятишки откликнутся, — мнѣ отъ большаго начальства приказа не было непремѣнно хозяину говорить; постучишься, да тому, кто откликнется, и скажешь передайте молъ хозяину.
Бывшій одоевскій писарь Ефимъ Петровъ. Крестьяне два раза приходили въ волостное правленіе и просили справиться въ Положеніи, должно ли пахать за чужими рубежами, и указывали на нѣкоторыя статьи. Въ волостномъ имъ сказали, что работать должно. Въ первый разъ приходилъ Степанъ Павловъ Морозовъ и разыскивалъ статьи.
Защитникъ Соловьевъ. Что же, они не понимали закона, что говорили — не слѣдуетъ пахать за чужими рубежами?
Свидѣтель. Въ то время, какъ они приходили въ волостное, дѣйствительно былъ слухъ, что не слѣдуетъ работать за чужими рубежами, потому они, стало — быть, въ волостномъ и не повѣрили.
Павелъ Моисеевъ. Съ Кирилой у насъ никакой особенной ссоры не было: извѣстно, мужики и за снопъ подерутся. Кирила стегнулъ меня не больно кнутомъ, я обидѣлся и по жаловался. Скоро послѣ этого мы съ нимъ помирились.
Послѣ этого было приступлено къ спросу свидѣтелей, вызванныхъ самими подсудимыми.
Петръ Никитинъ. Я былъ понятымъ 14‑го числа. Крестьяне насъ не бранили и кольями на насъ не махали. Почему исправникъ не отбиралъ скотины, я не знаю. Мы — понятые, ѣхали сзади гдѣ жъ намъ слышать, что крестьяне съ исправникомъ говорили. Шума никакого не было.
Василій Плошкинъ. Я тоже былъ въ тотъ день понятымъ. Кольевъ я не видалъ, а были только старики съ палочками, и шуму не было; правда, что говорили всѣ въ одинъ голосъ и просили исправника отложить опись до завтра, но онъ сказалъ: «не хочу». Понятые дѣйствительно были сзади начальства.
Николай Ершовъ показалъ согласно съ первыми двумя свидѣтелями и на всѣ предлагаемые вопросы ничего существеннаго не прибавилъ.
Иванъ Ивановъ. Какъ бы поумнѣе сказать, дѣло то давно было, — надо не ошибиться. Меня начальство назначило въ понятые, какъ скотину отбирали. Подъѣзжаемъ это мы, крестьяне и стали просить начальство: мы, говорятъ, ваши, и скотина ваша, по домамъ только возьмите. Мы сзади въ это время были, одинъ человѣкъ и говоритъ намъ: ступайте, дѣлать теперь вамъ нечего. Съ палками были только старички, — съ такими, какъ къ обѣдни ходятъ. Крика: «разбой, мамаево побоище» — не было; мы только въ 10 саженяхъ отъ мужиковъ стояли; кабы былъ какой шумъ, надо было его слышать. Исправникъ съ крестьянами разговаривалъ, ихъ не обижалъ и они его не огорчали. Мировой согласился отложить до завтра, а исправникъ не хотѣлъ. Уѣхали мы мирно, никто насъ не задерживалъ, и палками на насъ не махали.
Фоминъ, Мельниковъ, Ларіоновъ, Лисичкинъ и Николаевъ показали одинаково, что крестьяне брать скотину не препятствовали, палками не махали, палки у нихъ были самыя обыкновенныя, съ какими всегда въ поле ходятъ; шуму никакого не было.
Подсудимый Степанъ Морозовъ возразилъ на показаніе одного изъ свидѣтелей, что шумъ былъ, когда брали Рыбакова, и караулъ даже кричали, но, потомъ, поговоривъ съ исправникомъ, утихли.
Григорій Моисеевъ показалъ, что въ то время, какъ становой одинъ ѣздилъ въ поле описывать скотъ, онъ ходилъ за своею скотиной и слышалъ, какъ становой спрашивалъ у пастуховъ о скотинѣ — сколько штукъ вообще, но описалъ ли — свидѣтель не знаетъ.
Иванъ Васильевъ и Евдокимъ Ивановъ показали, что они были пастухами; что становой перегналъ скотину съ мѣста на мѣсто и уѣхалъ. Записывалъ ли онъ ее или нѣтъ — не знаютъ.
Въ 12 часовъ ночи судебное слѣдствіе объявлено конченнымъ и засѣданіе пріостановлено до слѣдующаго утра. На другой день, 16 декабря, въ половинѣ 12‑го часа утра, открылись судебныя пренія.
Товарищъ прокурора Фроловъ. Гг. присяжные засѣдатели! Вы помните изъ обвинительнаго акта, что я, съ разрѣшенія палаты, обвинялъ 53 человѣка въ томъ, что они не повиновались и сопротивлялись властямъ, причемъ сопротивленіе это сопровождалось явными безпорядками и насиліями съ ихъ стороны. Все это основывалось на слѣдующихъ фактахъ. Вы помните, что крестьяне съ начала весны 1866 года сговорились не отправлять работы въ Сѣкиринской пустошѣ, что къ этому побуждалъ ихъ умершій волостной старшина, и что несмотря на уговоры мѣстныхъ властей, они твердо оставались при своемъ рѣшеніи, вслѣдствіе чего, по распоряженію губернскаго по крестьянскимъ дѣламъ присутствія, незаработанные дни были переведены на денежную недоимку. Назначено было описать и оцѣнить скотъ, и когда это исполнялось, крестьяне позволили себѣ неповиновеніе, сопротивленіе и даже насильственныя дѣйствія. Крестьяне, вопервыхъ, не исполнили приказаніе пристава оставить скотину по домамъ; потомъ, когда 14‑го іюля пріѣхали мировой посредникъ и исправникъ и отправились въ поле, то были остановлены крестьянами. Изъ предварительнаго слѣдствія видно, что въ то время у крестьянъ были палки, нѣкоторые изъ свидѣтелей показывали, что были даже колья, что понятые остановились вслѣдствіе угрозъ крестъянъ. Несмотря на увѣщанія начальства, они твердо рѣшились не исполнять законнаго требованія. Становой приставъ давалъ два раза приказаніе, но они не исполняли его. Вы помните оскорбленіе пристава Рыбаковымъ. И когда исправникъ приказалъ взять его, крестьяне Рыбакова отняли, кто именно изъ нихъ — неизвѣстно. Тѣмъ дѣло и окончилось. Потомъ 1‑го августа приказано было явиться о человѣкамъ, и когда ихъ хотѣли арестовать, то крестьяне также не дали ихъ. Изъ предварительнаго слѣдствія видно, что крестьяне сопротивлялись, выражали свое неповиновеніе криками: «караулъ, разбой, мамаево побоище». Предварительное слѣдствіе теперь измѣнилось во многомъ существенномъ, — потеряло свой главный характеръ. Изъ показаній исправника и мироваго посредника на судебномъ слѣдствіи, настроеніе крестьянъ является менѣе упорнымъ, такъ что, по показанію посредника, брань крестьянъ относилась собственно къ понятымъ, и что сами подсудимые обратились къ начальству съ просьбою остановиться и не идти къ скотинѣ, на что посредникъ изъявилъ свое согласіе. Но тѣмъ не менѣе фактъ, что понятые были остановлены самими подсудимыми, не представляетъ ничего сомнительнаго. Затѣмъ остаются еще два факта насильственныхъ дѣйствій крестьянъ. Изъ предварительнаго слѣдствія мы видимъ, что крестьяне вырвали Степана Морозова и Рыбакова. Не имѣя въ виду, кто именно изъ крестьянъ это сдѣлалъ, я хочу только заключить, что они всѣ желали противодѣйствовать власти. И такъ какъ фактъ возстанія сомнителенъ, то я теперь обвиняю подсудимыхъ лишь въ неповиновеніи властямъ, въ неисполненіи ихъ приказаній. Этого послѣдняго обвиненія опровергнуть невозможно: крестьяне сами сознались въ неповиновеніи. Въ этомъ послѣднемъ преступленіи, я, какъ прокуроръ, прошу ихъ признать виновными. Въ противномъ случаѣ вашъ приговоръ будетъ незаконенъ, потому что законъ, предоставляя вамъ право судитъ по внутреннему убѣжденію, велитъ также внимательнѣе разсматривать всѣ факты дѣла, а не объявлять оправдательнаго приговора, ни на чемъ не основаннаго. Я прошу признать крестьянъ виновными въ неповиновеніи властямъ и — какъ человѣкъ, какъ гражданинъ ради общества, ради гражданскаго порядка и ради пользы самихъ крестьянъ, потому что оправдательный приговоръ не только будетъ нарушеніемъ справедливости, но онъ можетъ принести въ будущемъ для крестьянъ новыя бѣдствія по случаю предстоящаго обязательнаго ихъ переселенія. Оправданные, они могутъ впасть въ заблужденіе, которое повлечетъ за собою еще худшія послѣдствія. Ихъ неповиновеніе властямъ такъ ясно, что признать ихъ невиновными будетъ нечестно. Итакъ, не буду больше распространяться, а въ заключеніи только скажу: не увлекайтесь, гг. присяжные, возраженіемъ защиты. Замѣтьте, что невмѣняемости преступленія тутъ не можетъ быть, могутъ быть развѣ смягчающія обстоятельства, которыя дадутъ вамъ право признать ихъ заслуживающими снисхожденія, но невиновными вы ихъ признать не можете.
Князь А. И. Урусовъ. Вашему сужденію, гг. присяжные и судьи, подлежитъ вопросъ о томъ, можно ли по совѣсти признать, что цѣлое крестьянское общество сельца Хрущевки, состоящее изъ 53 подсудимыхъ, виновно огуломъ и порознь въ неповиновеніи властямъ. Вы слышали, гг. присяжные, какъ вчера еще обвинительный актъ описывалъ чуть не бунтъ, отъ котораго сегодня осталось такъ мало похожаго на правду. Но все — таки васъ стараются убѣдить въ необходимости произнести обвинительный приговоръ, то ссылаясь на вашу совѣсть, то указывая вамъ, что подсудимымъ, пожалуй, еще хуже будетъ отъ оправданія. Хотя васъ и предупреждали противъ нашихъ доводовъ, но вѣдь мы, гг. присяжные, понимаемъ другъ друга. Зачѣмъ говорить о вашей совѣсти? Какъ будто вы сами безъ насъ не знаете, что вы дали клятву сказать всю правду по совѣсти. Совѣсти никого не научишь. А что до того, хорошо или дурно будетъ крестьянамъ отъ оправданія, такъ это къ дѣлу вовсе не относится, и странно было бы думать, что подсудимымъ отъ того легче будетъ, если вы обвините ихъ не по совѣсти, а для ихъ же пользы. Еслибы вы сидѣли здѣсь въ первый разъ, я бы сказалъ вамъ, что надъ вашимъ приговоромъ нѣтъ власти, такъ какъ свыше совѣсти человѣка нѣту силы въ мірѣ. Вы вольны обвинить или оправдать, — вы ни передъ кѣмъ и никогда не отвѣчаете, и самъ законъ запрещаетъ вамъ оглашать имена того, кто подастъ голосъ за или противъ подсудимаго. Никто нѳ можетъ сказать, что вашъ приговоръ несправедливъ. Вы послушаете насъ и тогда увидите сами, на чьей сторомѣ правда, а смущаться нашими или чьими бы то ни было словами значило бы и самую присягу нарушить и пойдти противъ совѣсти. Давайте же, разсмотримъ внимательно все дѣло и обсудимъ его.
19‑го февраля 1861 года было отмѣнено крѣпостное право. Крестьяне очутились въ новомъ положеніи: изъ людей, находившихся такъ долго въ безусловномъ повиновеніи и во власти помѣщичьей, они наконецъ вздохнули свободнѣе, почувствовали себя такими же людьми, какъ и другіе. Пріѣзжайте вы въ какую — нибудь новую, незнакомую страну, и многіе порядки и обычаи ея покажутся вамъ странными, многаго вы совсѣмъ не поймете, а иное сдѣлаете по незнанію такъ, что выйдетъ въ противность неизвѣстному вамъ закону. Нужно различать два рода законовъ. Одни общіе: не убій, не укради — это всякому извѣстно и нельзя никому сказать, что онъ такого закона не знаетъ. Но совсѣмъ другое дѣло, если не знать новаго закона о томъ, что посылать крестьянъ пахать за границы своего имѣнія — нельзя, а за рубежи можно. Положеніе о крестьянахъ заключаетъ въ себѣ законы новые; требовать, чтобы они на другой день послѣ своего обнародованія были всѣмъ хорошо извѣстны, — невозможно. Хотя и сказано, что никто не можетъ отговариваться незнаніемъ закона, но такое положеніе имѣетъ мѣсто только для законовъ вѣчныхъ, законовъ совѣсти, — а иначе всѣмъ пришлось бы проводить жизнь надъ изученіемъ законовъ, какъ дѣлаемъ это мы, хотя все — таки не можемъ похвастаться, чтобы мы всѣ законы знали. А такъ какъ крестьяне всѣхъ законныхъ постановленій Положенія 19 февраля знать не могли, слѣдовательно нельзя и говорить, что нарушивъ законъ по ошибкѣ, они совершили преступленіе, потому что, по совѣсти судя, ошибка въ грѣхъ не ставится. Вамъ извѣстно изъ предварительнаго слѣдствія, что ходили слухи между крестьянами о томъ, что пахать за чужими рубежами не слѣдуетъ, что на то закона нѣтъ. Слухъ этотъ, основанный на смѣшеніи понятія о рубежѣ съ понятіемъ о границѣ, дошелъ и до хрущевскихъ крестьянъ, принадлежавшихъ барону Модему. Имѣніемъ управлялъ у него Нѣмецъ, на котораго горько жалуются крестьяне, — онъ ничего не могъ растолковать имъ путемъ. Услыхавъ, что пахать за рубежами не слѣдуетъ по закону, Хрущевцы естественно обрадовались и повѣрили этому слуху. Жизнь — то ихъ, какъ видно; была не завидная: приходилось ѣздить пахать за 9 верстъ, проѣзжать туда по трудной гористой дорогѣ, оставлять тамъ бабъ и ребятишекъ, грудныхъ младенцевъ и беременныхъ женщинъ безъ пристанища, въ сырую осень, на землѣ размокшей отъ холодныхъ дождей. Вѣдь никто, не правда ли, никто изъ васъ, гг. присяжные, на это охотно не согласился бы? А тутъ еще слухъ ходитъ, что заставлять работать въ этой Сѣкиринской пустоши незаконно! Что бы вы на это сказали Я Поставьте — ка себя на ихъ мѣсто и скажите, что бы вы сдѣлали? Конечно, постарались развѣдать про это дѣло получше. Такъ и сдѣлали Хрущевцы. Не задолго передъ тѣмъ крестьяне Ефимовской волости объявили, что «насъ тоже гоняли пахать, а мы не стали». Слышатъ Хрущевцы отъ мироваго посредника князя Оболенскаго, что дѣйствительно нѣтъ такого закона. Думаютъ, кому же знать, какъ не посреднику? Ему и книги въ руки. Опять слышатъ: Миллеръ тоже говоритъ, что но статьѣ 230‑й не слѣдуетъ пахать. Для большаго удостовѣренія, они говорятъ ему: «дай намъ это письменно», онъ и далъ имъ записку. Мы видимъ изъ показаній исправника Бѣлокопытова, что пятеро изъ крестьянъ ходили въ Рязань къ губернатору, они показали тамъ бумажку Миллера, и губернаторъ взялъ ее у нихъ, но не возвратилъ. Ботъ вторая причина, побудившая ихъ отказаться пахать. Наконецъ, они, въ разговорѣ съ старшиною, слышатъ, что такого закона нѣтъ, онъ поворотъ имъ: «съ Богомъ, нечего ѣздить пахать; коли выдержите дружно, — ваша взяла». Бъ виду всего этого, понятно, никто бы иначе не поступилъ, каждый скажетъ: «нѣтъ такого закона, такъ и терпѣть не буду», — это не преступленіе. Ботъ если я знаю, что есть законъ не красть, а краду, то это преступленіе. Не скажу, чтобы для крестьянъ были важны слова волостнаго писаря, которому законы не вполнѣ могли быть извѣстны, къ тому же онъ пивалъ; но слова мировыхъ посредниковъ, что такого закона нѣтъ, — болѣе заслуживали довѣрія. Замѣчу также, что если я въ чемъ увѣренъ, то хотя и ошибочно мое убѣжденіе, я все — таки не преступникъ, злой воли я тутъ не имѣю. Посмотрите же, какія послѣдствія ихъ ошибки! Общество разорено, многіе крестьяне наказаны розгами и сверхъ того отданы подъ судъ: чего же имъ больше желать? А вѣдь все дѣло только въ томъ и состоитъ, что они отказались работать: вотъ и все преступленіе. Какъ имъ ни толковали — пахать пустошь они отказывались. Тогда начальство стало требовать платы, — дни имъ засчитаны. Ихъ обязываютъ за отказъ отъ работы платить деньгами. Я не сочту себя преступникомъ, если займу у кого деньги и не плачу; ну, что же? я знаю, что съ меня взыщутъ: нѣтъ денегъ — продадутъ имущество, нѣтъ имущества — посадятъ въ тюрьму, а преступникомъ не буду, и сказать мнѣ, что я эти деньги укралъ. — несправедливо. Какимъ же образомъ хотѣли взыскать съ крестьянъ? Вы слышали, что описали ихъ скотину; описалъ ее становой, а на другой день пріѣхалъ исправникъ повѣрить эту опись. Съ вечера было приказано утромъ не выгонять скотину; но начальство не пріѣзжало цѣлый день, — нельзя же скотинѣ быть безъ корму? Ее выгнали. 14‑го іюля, въ деревню пріѣзжаетъ начальство, а скота нѣтъ. Это было послѣ обѣда. Отправляются въ поле, скота и тамъ нѣтъ, — онъ разошелся дальше. За начальствомъ тянутся гусемъ крестьяне посмотрѣть, какъ будутъ отбирать скотину. Исправникъ остановился, вышелъ изъ тарантаса, сталъ убѣждать крестьянъ, пошелъ говоръ, — а вы знаете, гг. присяжные, гдѣ толпа, тамъ и шумъ. Если всѣ молчатъ, тогда конечно и шуму быть не можетъ, но если заговорятъ, какъ не быть шуму? Мужики просятъ исправника: «смилуйтесь! нельзя скотину отбирать такъ, зря, мы по дворамъ лучше раскладку сдѣлаемъ. Скотина не равна, — у кого больше, у кого меньше». Начальство поняло, что дѣйствительно такъ поступить нельзя. Было уже поздно, вечеромъ, посредникъ г. Хонинъ, какъ человѣкъ знающій народъ, предложилъ отложить до утра. Потолковали часа два, стемнѣло, затихъ говоръ толпы и всѣ вернулись мирно домой… Рѣшили отложить до завтра, слѣдовательно отъ описи начальство отступилось добровольно. Гдѣ же сопротивленіе, гдѣ преступленіе? Вы слышали, какъ показывалъ Лавръ Ефимовъ, — въ чемъ сознаются и сами подсудимые, — что въ началѣ былъ шумъ, но поговорили съ исправникомъ и утихли. Все было бы какъ слѣдуетъ, но вотъ становому почему — то показалось, что одинъ изъ крестьянъ, Рыбаковъ, болѣе другихъ шумѣлъ; показывая на него, онъ сказалъ исправнику: «этотъ рыжій всегда впереди». Становому не мѣшало бы знать его имя. а то, что эта за кличка «рыжій»? вѣдь только звѣрей такъ различаютъ: рыжій, черный, пѣгій! Рыбаковъ отвѣчаетъ: «ты небось самъ такой же рыжій», т. е. отвѣчаетъ становому его же словами. Нельзя же требовать отъ крестьянина тонкой деликатности: это не человѣкъ, котораго съ дѣтства учили, воспитывали Иныхъ вѣдь только и учатъ что тонкому обращенію. Итакъ, Рыбакова велѣно заарестовать, да еще и велѣно ли было — вопросъ темный. Г. Бѣлокопытовъ, въ своихъ показаніяхъ, когда я его два раза спрашивалъ, говорилъ ли онъ, чтобы арестовать Рыбакова, отвѣчалъ: «нѣтъ, не говорилъ, и не вырывали его». Свѣтловъ на вопросъ, ушелъ ли Рыбаковъ самъ, сказалъ что не помнитъ. Хонинъ показалъ, что Рыбаковъ вырвалъ у исправника шапку и тотчасъ ушелъ. Калитинъ говоритъ, что Рыбакова не арестовали. Когда же Лавръ показалъ, что исправникъ велѣлъ взять Рыбакова, и когда была по этому случаю дана очная ставка, то и исправникъ показалъ, что дѣйствительно припоминаетъ, какъ велѣлъ взять Рыбакова. Оно можетъ итакъ, да странно, какъ могъ г. исправникъ забыть этотъ фактъ. Главное преступленіе оказывается то, что Рыбабаковъ назвалъ пристава рыжимъ, — вотъ все его преступленіе. Что же сдѣлали остальные? Потолковали и съ миромъ разошлись. Были ли у крестьянъ палки и колья — ничѣмъ не доказано; прокуроръ не отвергаетъ, что палки были обыкновенныя. Но у кого онѣ были — неизвѣстно. Если крестьяне говорили понятымъ, что на мѣстѣ положимъ, то это касается до понятыхъ. Понятые иди жаловаться въ судъ. И опять кто же говорилъ, — кто ругалъ — неизвѣстно. Обругать понятыхъ не значитъ не повиноваться властямъ. Мало ли изъ — за чего можно поругаться! Не описали въ этотъ вечеръ скотины, потому что на другой день должны были описать. Говорятъ, что мужики сказали: не дадимъ скотины: но дать или не дать можно только то, что находится подъ рукою, а мужики скотину не держали, ея не было даже видно, она разошлась далеко. Г. Хонинъ говоритъ, что крестьяне, обращались съ нимъ вѣжливо, почтительно, какъ только можно обращаться съ властію, и г. Бѣлокопытовъ тоже подтверждаетъ, что крестьяне почитали въ немъ начальство и не ругали. Почему же нужно было выставлять сопротивленіе и неповиновеніе властямъ? Хотѣли описывать — поздно; на другой день тоже не описали — неизвѣстно почему. Денегъ не взыскивали. Высшему начальству могло показаться, что между крестьянами бунтъ, и вотъ отряжается цѣлая коммиссія, по пословицѣ: умъ хорошо, а два лучше. Пріѣзжаютъ гг. Голубовъ и Бернардъ. Крестьяне имъ говорятъ; мы пахать не будемъ; тѣ стараются ихъ привести къ повиновенію. А я полагаю, что еслибы начальство поспѣшило, скотъ былъ бы описанъ и проданъ, деньги высланы помѣщику, не было бы нужно теперь отыскивать преступленія, и мы здѣсь не сидѣли бы вторые сутки. Вы слышали изъ показаній г. Бѣлокопытова, что будто собралась толпа, былъ крикъ, «разбой, мамаево побоище», и что онъ, услышавъ это, сказалъ становому: пойдемъ, а то убьютъ пожалуй. Положимъ, что всякій дорожитъ своею жизнію, это все хорошо; но служащій человѣкъ, давшій обѣщаніе животъ свой положить за отечество, не долженъ останавливаться. Г. Бѣлокопытовъ же останавливается въ виду одного предположенія опасности; иди онъ смѣло до конца, можетъ не было бы никакого бунта, не было бы нужды вызывать коммиссію, не было бы обломано такъ много розогъ и, наконецъ, не было бы исписано столько бумаги. Коммиссія спрашиваетъ, кто зачинщики, и ей выставили людей по догадкамъ. Этихъ людей, Морозовыхъ, Рыбакова жалуютъ въ зачинщики. Каждый сочиняетъ себѣ такого зачинщика по слухамъ. Г. Бернардъ признаетъ Кирилу Морозова зачинщикомъ потому, что встрѣтившись съ нимъ разъ на гумнѣ, онъ совѣтовалъ ему, Морозову, уговорить общество идти на работу, и тотъ ему обѣщалъ; но встрѣтившись съ нимъ вторично. Кирила сказалъ ему, что общество не согласилось, говоря, что такого закона нѣтъ. И такъ, Кирила — зачинщикъ потому только, что не могъ повліять на общество. Л же думаю, что, напротивъ, будь онъ зачинщикъ, его мнѣніе имѣло бы вѣсъ, и слова его произвели бы свое дѣйствіе на крестьянъ. Г. Голубовъ не выставляетъ никого. Относительно этого, всего лучше показанія г. Свѣтлова: онъ говоритъ, что Степанъ одинъ изъ главныхъ зачинщиковъ потому, что на сходкахъ всегда находился впереди и больше другихъ говорилъ, а Кирила же находился позади и незамѣтнымъ образомъ воодушевлялъ другихъ. Исправникъ тоже показалъ, что Кирила секретно, незамѣтнымъ образомъ воодушевлялъ крестьянъ. Какъ же такъ, незамѣтнымъ образомъ, а исправникъ замѣтилъ и уличаетъ? Но самое любопытное мѣсто въ дѣлѣ — это донесеніи г. исправника, его показаніе на зачинщиковъ, въ которомъ оказалось, что имена всѣ перепутаны, — одного я даже не нашолъ въ обвинительномъ актѣ. (Защитникъ читаетъ выписки изъ дѣла, Мы просили г. исправника указать на зачинщиковъ здѣсь, но онъ сказалъ, что въ лице ихъ не признаетъ, что онъ вообще ихъ мало знаетъ. Слѣдствіе зачинщиковъ не обнаружило, коммиссія проситъ ограничиться показаніемъ на нѣсколькихъ лицъ. На обвиненіе этихъ лицъ, доказательствъ нѣтъ: то, что показано, только одно предположеніе, а предположеніе безъ доказательствъ къ дѣлу нейдетъ. Изъ показанія одного свидѣтеля видно, что Степанъ не всегда бывалъ на сходкѣ, что онъ не домохозяинъ, а въ Хрущевкѣ обязаны являться на сходку только домохозяева. Въ чемъ же виноваты 52 остальные человѣка? Виноватъ ли Егоръ, Лавръ и т. д.? Они всѣ обвиняются огуломъ, а между тѣмъ каждый изъ нихъ человѣкъ, у каждаго есть свои права, къ обвиненію каждаго должны быть доказательства. Люди не скоты, огуломъ судить ихъ нельзя. Замѣчу еще одно обстоятельство: одинъ изъ свидѣтелей Абрамъ Емельяновъ оказывается въ числѣ подсудимыхъ. Я могу объяснить это обстоятельство только тѣмъ, что дѣло было не разобрано, а судилось огуломъ цѣлое общество, и все было признано виновнымъ. Припомните, какъ г. Голубовъ сообщилъ вамъ, что, по пріѣздѣ своемъ, они вызвали команду. Прискакала команда по почтѣ. Расходы были, конечно, крестьянскіе. Началась экзекуція, или правильнѣе, какъ говорятъ крестьяне, сѣкуція; высѣчено было, по выраженію обвинительнаго акта, немного. Не знаю какъ опредѣлить это немного: по мнѣ много и одного, а двоихъ, трехъ по мнѣ — очень много, а тутъ говорятъ: не то 9, не то 10. Полицейской власти — неизвѣстно сколько. Г. Голубовъ говоритъ, что онъ не могъ считать, — непріятно было, а слышалъ только, какъ кричали подъ розгами. Только послѣ этой казни крестьяне поняли подъ розгами, что повиноваться надо, и просили только помиловать. Начальство сочло не заработанные дни; ихъ было болѣе 200, и взыскало деньги. Послѣ всего этого, разсудите, гг. присяжные, справедливо ли еще разъ наказывать людей, незнающихъ хорошо ли, дурно ли они поступаютъ? Знаете ли, гг. присяжные, зачѣмъ мы съ моимъ товарищемъ ѣхали изъ Москвы защищать это дѣло? Взять съ этихъ крестьянъ нечего, — они итакъ разорены, того и гляди что семьи по — міру пойдутъ въ нынѣшній голодный годъ. Зная, что ожидаетъ ихъ въ случаѣ обвиненія, мы ѣхали только потому, что дѣло это правое: не снисхожденія, а оправданія просимъ мы у васъ — мы хотимъ услыхать отъ васъ справедливое оправданіе. Мы будемъ счастливы, если удастся возвратить родной семьѣ ея работниковъ, возвратить крестьянскому обществу его права!
Присяжный повѣренный г. Соловьевъ. Г. судьи, гг. присяжные засѣдатели! Мнимъ почтеннымъ товарищемъ по защитѣ разсказано дѣло настолько подробно, что мнѣ уже и нѣтъ надобности дополнять разсказы. Остается лишь сказать нѣсколько словъ въ дополненіе къ сказанному. Ограничусь нѣсколькими словами. Строгое уваженіе къ закону и истинѣ налагаетъ на меня обязанность къ сказанному кн. Урусовымъ, относительно защиты нашей подсудимыхъ, еще два — три слова. Мы пріѣхали сюда не съ намѣреніемъ во что бы тони стало оправдать ихъ, — нѣтъ, наша задача была другая. Важность настоящаго обвиненія, направленнаго не на одного подсудимаго, а на цѣлое селеніе крестьянъ (въ числѣ 53 душъ), тѣ неисчислимыя бѣдствія, которыя постигнутъ ихъ въ случаѣ обвиненія, и притомъ не однихъ только подсудимыхъ: вѣдь у каждаго изъ нихъ цѣлое семейство на рукахъ — старуха мать, жена и дѣти, — и все это останется безъ крова и пріюта, и можетъ — быть и безъ куска хлѣба: вотъ что заставило насъ явиться передъ вами. гг. судьи и присяжные засѣдатели, для того, чтобы пособить вамъ, въ такомъ важномъ дѣлѣ, открыть истину. Не могу не замѣтить, что и самое обвиненіе въ настоящемъ дѣлѣ шло тою же дорогой. Судебное слѣдствіе, продолжавшееся цѣлые сутки, показало дѣло это въ его настоящемъ свѣтѣ. Теперь оно для васъ понятно; остается только, на основаніи того, что вы видѣли и слышали, постановить приговоръ. Но тутъ совѣсть укажетъ вамъ вѣрный путь. Къ счастію, то ужасающее преступленіе, въ которомъ обвиняли крестьянъ, уже не существуетъ; да, къ счастію, повторю, у насъ и не можетъ быть этого. Если же вы, гг. присяжные, усомнитесь въ томъ, не было ли со стороны крестьянъ ослушанія требованію начальства, то и это обстоятельство не можетъ васъ затруднить въ опредѣленіи ихъ невинности, потому что, даже согласившись съ этимъ предположеніемъ, нужно принять во вниманіе другое очень важное обстоятельство, именно, что все дѣло возникло изъ непониманія крестьянами своихъ обязанностей, изъ расъясненія имъ Положенія о крестьянахъ людьми неопытными и явно вовлекавшими ихъ въ заблужденіе, а наконецъ, крестьяне уже наказаны и, по мнѣнію моему, наказаны достаточно. Цѣль правосудія состоитъ не въ томъ, чтобы карать всякаго виноватаго безъ разбора: нѣтъ, она состоитъ въ томъ, чтобы наказанъ былъ именно виноватый, и притомъ по мѣрѣ дѣлъ его. Больше сказать мнѣ нечего. Дѣло само за себя говоритъ. Пожелаю одного: пусть послѣдній день вашего засѣданія будетъ днемъ торжества для правосудія.
Товарищъ прокурора. Гг. присяжные засѣдатели! Я долженъ снова просить васъ, не увлекайтесь рѣчами защиты. Я увѣренъ, что практическій смыслъ каждаго и само общество не допуститъ односторонняго воззрѣнія. Защитники упомянули о крѣпостномъ правѣ; я же съ своей стороны скажу, что въ крѣпостномъ и некрѣпостномъ правѣ всегда было, есть и будетъ требованіе повиновенія. Они желаютъ представить вамъ, что крестьяне ослушивались по недоразумѣнію, замѣтьте же, что это недоразумѣніе продолжалось цѣлый годъ. Цѣлый годъ они никому не вѣрятъ. Нужно сдѣлать смѣлое предположеніе, чтобы сказать, что это было одно только недоразумѣніе, что тутъ не было сознательнаго упорства, не было дѣйствій изъ личныхъ выгодъ. Что крестьяне дѣйствительно отказывались работать — вы видѣли изъ свидѣтельскихъ показаній, и они сами этого не отвергаютъ. Защита дошла до крайности, представила поступокъ Рыбакова въ самомъ комическомъ видѣ, между тѣмъ, какъ мы считаемъ это дѣйствіе за наглое оскорбленіе. Въ то время, какъ мѣстная власть, для блага крестьянъ, старается уговаривать ихъ и становой, замѣтивъ одного изъ крестьянъ болѣе всѣхъ разсуждающаго и показывая на него, говоритъ: «вотъ этотъ рыжій всегда впереди», — тотъ отвѣчаетъ становому: «ты самъ рыжій». Не могу отвергать здѣсь факта оскорбленія. Не буду говорить, чтобы крестьяне явно сопротивлялись, — я отрицаю мое прежнее обвиненіе, но съ полнымъ убѣжденіемъ говорю, что было упорное неповиновеніе. Защита говоритъ: нѣтъ преступниковъ, кого вы будете обвинять? Я не стану также говорить, что Степанъ и Кирила зачинщики, но эти люди болѣе другихъ виновны, что утверждали гг. Бернардъ и Хонинъ. Повторю еще, что крестьяне дѣйствовали съ заранѣе обдуманною цѣлью; что они еще до 14‑го іюля на сходкѣ объявили старостѣ, что не будутъ работать. Факты, которые приводитъ защита, говоря о какой — то запискѣ, данной будто бы Миллеромъ, ничѣмъ не доказаны и не могутъ служить въ оправданіе подсудимыхъ. Защита описала крестьянъ въ самомъ бѣдномъ состояніи. Не могу предполагать, чтобы они были такъ бѣдны. Можетъ работы и были для нихъ тягостны, но не такъ, чтобы не было возможности исполнять ихъ. Будь между крестьянами соглашеніе съ помѣщикомъ, они бы легко справились съ этими работами. Защита такъ увѣрена въ ихъ оправданіи, что не проситъ и снисхожденія. Прошу васъ, гт. присяжные, не увлекаться представленною вамъ картиною быта этихъ крестьянъ. Относительно этого вы больше насъ знаете и поступите согласно присягѣ и совѣсти.
Защитникъ князь Урусовъ. Увлекать васъ, гг. присяжные, разсказывать вамъ о несчастномъ положеніи крестьянъ — эта задача не входила въ мою защиту. Я говорилъ съ вами попросту, по убѣжденію, и, кажется, нельзя упрекнуть меня въ излишнемъ краснорѣчіи. Не мнѣ разсказывать вамъ о жалкомъ положеніи крестьянъ, — вы сами лучше насъ знаете, какъ жалки бываютъ крестьяне въ голодный годъ, а тутъ еще присоединяются судебныя мытарства. Въ обвинительномъ актѣ сказано, что они не хотѣли ни пахать, ни платить денегъ; оказывается, что они соглашались платить, но просили взять у нихъ скотину по дворамъ. Молчаніе ихъ на судѣ не есть доказательство ихъ виновности. То, что крестьяне сказали, что не дадутъ скотины, не есть еще неповиновеніе; не извѣстно, дали ли бы они ее, или нѣтъ, — никто не бралъ ее у нихъ. Человѣкъ судится не за то, что онъ сказалъ, а за то, что сдѣлалъ. Итакъ, изъ того, что крестьяне сказали, что не дадутъ скотины, нельзя вывести неповиновенія. Мы не просимъ снисхожденія, потому что снисхожденія просятъ только для преступниковъ, которые заслуживаютъ сожалѣнія. Почему же я буду жалѣть и просить снисхожденія людямъ невиновнымъ? Законъ, именно 91 ст. улож. о нак., говоритъ, что наказаніе тогда только можетъ послѣдовать, когда несомнѣнно доказано преступленіе; а они люди честные, а не преступники; слово преступникъ къ нимъ нейдетъ. Замѣчу, что соглашеніе крестьянъ съ помѣщикомъ было уже невозможно за пропускомъ ими срока на обжалованіе уставной грамоты. Они ошиблись, но и всякій изъ насъ можетъ ошибиться. Какъ, мало они поплатились — что ли? Мало слезъ, мало страданій, мало горя и нищеты? Неужели совѣсть человѣческая не удовлетворена? 53 человѣка молча ждутъ вашего приговора; несправедливое обвиненіе будетъ клятвопреступничествомъ, будетъ дѣломъ не христіанскимъ.
Защитникъ Соловьевъ. Моя просьба къ вамъ, гг. присяжные, обратить вниманіе на то, что подсудимый Степанъ Морозовъ находился подъ стражей годъ и четыре мѣсяца.
Товарищъ прокурора. Защита желаетъ доказать, что 14‑го іюля крестьяне ничего не дѣлали, а мирно разошлась. Припомните, что уже съ утра они отказались повиноваться, не хотѣли исполнить приказаніе становаго — оставить скотъ по дворамъ. Не запугивайтесь словомъ преступникъ, — преступленія бываютъ разнаго рода. Между настоящими преступниками и этими крестьянами громадная разница. Отвернуться отъ этихъ преступниковъ, какъ отъ злодѣевъ, нельзя, — ихъ проступокъ можетъ быть искупленъ наказаніемъ. Защита хочетъ объяснить ослушаніе ихъ ошибкой, но я не нахожу возможнымъ ошибаться въ продолженіи цѣлаго года. Г. защитникъ тоже упоминаетъ о какихъ — то срокахъ, я же думаю, что для миролюбиваго соглашенія сроковъ не требуется. Крестьяне могли во всякое время заявить о своемъ желаніи сойдтись съ помѣщикомъ, что послужило бы въ ихъ пользу.
Защитникъ князь Урусовъ. Нѣтъ, гг, присяжные, можно ошибаться и цѣлыя столѣтія, иногда и цѣлую жизнь, и г. прокуроръ ошибается теперь. Крестьянамъ деревни Хрущевки нечего было надѣяться на миролюбивое соглашеніе съ ихъ помѣщикомъ въ виду военной команды и розогъ. Какія тутъ соглашенія съ барономъ Медемомъ? Объ этомъ нужно было ему раньше думать. Они и хотѣли идти на выкупъ, да имъ было сказано въ Рязани, что срокъ пропущенъ. Опять — таки скажу: гдѣ же ихъ преступленіе? И кто имѣетъ право назвать ихъ всѣхъ огуломъ преступниками? Еще разъ прошу имъ одного только полнаго оправданія.
Предсѣдательствующій предложилъ защитнику выражаться умѣреннѣе, не употребляя выраженій, могущихъ быть оскорбительными для кого — либо, подобно фразѣ о баронѣ Медемѣ.
Для разрѣшенія присяжнымъ засѣдателямъ было постановлено 372 вопроса. Послѣ пятичасоваго совѣщанія присяжные вышли изъ совѣщательнаго зала и среди гробовой тишины, воцарившейся въ публикѣ, старшина прочиталъ утвердительный отвѣтъ лишь на 22‑й вопросъ; на всѣ остальные вопросы присяжные отвѣчали: нѣтъ, не виновенъ. Такимъ образомъ присяжные признали виновнымъ однаго Рыбакова въ оскорбленіи словами становаго пристава и прибавили, что онъ заслуживаетъ снисхожденія. Всѣхъ остальныхъ подсудимыхъ они признали невиновными. По прочтеніи рѣшенія присяжныхъ въ средѣ обвиняемыхъ вырвалось нѣсколько глубокихъ вздоховъ и нѣкоторые изъ нихъ перекрестились. Подсудимый Морозовъ былъ немедленно освобоженъ изъ подъ стражи. Затѣмъ судъ объявилъ приговоръ, которымъ опредѣлилъ подвергнуть Рыбакова денежному взысканію въ размѣрѣ десяти рублей серебромъ. Всѣхъ же остальныхъ 52 подсудимыхъ, а также и Рыбакова по главному обвиненію, судъ призналъ оправданнымъ. Засѣданіе было закрыто въ 2 часа и 38 минутъ по полуночи 17 декабря.