(Засѣданіе 15 и 16 ноября 1868 года московскаго окружнаго суда.)

Еще въ то время, когда совершилось событіе, подавшее по водъ къ настоящему процессу, дѣло это уже получило громкую извѣстность. Поэтому понятно, что число желавшихъ слышать этотъ процессъ далеко превосходило число мѣстъ для публики въ залѣ засѣданій суда. Зала эта наполнилась публикой еще задолго до открытія засѣданія. Въ 11 часовъ съ четвертью судъ занялъ свои мѣста. Предсѣдателъ товарищъ предсѣдателя Н. С. Арсеньевъ; обвинялъ прокуроръ М. Ѳ. Громницкій; защищалъ, по назначенію суда, присяжный повѣренный К. А. Рихтеръ.

Когда судъ занялъ свои мѣста, въ залу введенъ былъ находившійся на свободѣ подсудимый Никитинъ, въ форменномъ мундирѣ, присвоенномъ служащимъ въ Главномъ обществѣ желѣзныхъ дорогъ. Подсудимый мущина высокаго роста, крѣпкаго тѣлосложенія, носитъ длинные бакенбарды, говоритъ громко и довольно спокойно, изрѣдка только въ голосѣ его слышно волненіе. Подсудимый занялъ мѣсто около своего защитника. На предварительные вопросы предсѣдавшаго подсудимый заявилъ, что ему 43 года, вѣры онъ православной, вдовецъ 12 лѣтъ и имѣетъ двухъ дѣтей. Онъ воспитывался въ корпусѣ корабельныхъ инженеровъ и, не кончивъ курса, поступилъ на службу безъ чина, прослужилъ 20 лѣтъ и 7 лѣтъ тому назадъ вышелъ въ отставку. Теперь онъ служитъ въ Главномъ обществѣ контролеромъ и получаетъ жалованья 1,200 руб. въ годъ.

Послѣ повѣрки списка свидѣтелей и составленія присутствія присяжныхъ, прочтенъ былъ обвинительный актъ слѣдующаго содержанія:

«1868 года мая 3‑го дня, въ шесть часовъ вечера, титулярный совѣтникъ Василій Ивановъ Никитинъ прибылъ къ мировому судьѣ Басманнаго участка за полученіемъ копіи съ рѣшенія по дѣлу его съ мѣщаниномъ Бардинымъ. Въ камерѣ судьи въ то время находились: занимавшіеся письмоводствомъ гг. Арбузовъ и Соколлъ и мѣщанка Кузмина, приходившая за реверсомъ. Мировой судья Скопинъ, войдя въ камеру и выдавъ Никитину означенную копію, предложилъ ему получить еще другую копію съ заочнаго рѣшенія также по дѣлу съ Бардинымъ. По прочтеніи послѣдней копіи, Никитинъ началъ говорить дерзости судьѣ; между прочимъ, самымъ рѣзкимъ тономъ, онъ сказалъ: «Что вы по 119 ст. что ли дѣйствуете?» Судья вновь предложилъ Никитину взять копію съ заочнаго рѣшенія, но Никитинъ, отзываясь, что копія можетъ быть прислана къ нему на домъ, пошелъ изъ камеры. Тогда судья приказалъ вернуть его. Никитинъ былъ остановленъ прислугою и, возвращаясь въ камеру, громко говорилъ, что никто не смѣетъ его задерживать и, затѣмъ, когда судья сказалъ: «вы пьяны», онъ бросился отъ перегородки къ столу, гдѣ стоялъ судья, и ударилъ его два раза по лицу. При составленіи акта объ этомъ событіи Никитинъ произносилъ разныя оскорбительныя и ругательныя слова какъ противъ мироваго судьи Скопина, такъ и противъ всѣхъ вообще мировыхъ судей. Такъ, обращаясь къ публикѣ, Никитинъ говорилъ: «Мировые судьи думаютъ, что на нихъ уже и суда нигдѣ нѣтъ, поэтому просто разбойничаютъ, на основаніи 119 статьи готовы зарѣзать человѣка!» Отворивъ дверь въ кабинетъ г. Скопина, гдѣ былъ на столѣ обѣдъ и стояла водка, Никитинъ говорилъ, обращаясь къ городовымъ: «вотъ пьяница, смотрите, а еще другихъ называетъ пьяными!»

«Обстоятельства этого происшествія подтверждены: 1) составленнымъ въ то же время на мѣстѣ актомъ, подписаннымъ очевидцами: 2) свидѣтельскими показаніями и 3) собственнымъ показаніемъ обвиняемаго.

«На основаніи вышеизложеннаго титулярный совѣтникъ Василій Ивановъ Никитинъ обвиняется въ томъ, что 3‑го мая 1868 г. онъ нанесъ оскорбленіе дѣйствіемъ мировому судьѣ Басманнаго участка Скопину, при исполненіи этимъ послѣднимъ обязанностей службы. Преступленіе, въ которомъ обвиняется Никитинъ, предусмотрѣно 28о ст. улож. о нак., а потому дѣло это подлежитъ разсмотрѣнію московскаго окружнаго суда, съ участіемъ присяжныхъ засѣдателей».

Предсѣдатель. Подсудимый Никитинъ, вы обвиняетесь въ оскорбленіи должностнаго лица, участковаго мироваго судьи города Москвы, дѣйствіемъ, да не простымъ дѣйствіемъ, а насильственнымъ, притомъ въ оскорбленіи при отправленіи судьей своихъ обязанностей или по крайней мѣрѣ въ такомъ положеніи, что вы могли признать его отравляющимъ обязанность. Признаете ли вы себя виновнымъ въ этомъ преступленіи?

Подсудимый. Нѣтъ, не признаю.

Предсѣдатель (приставу). Пригласите въ залу всѣхъ вызванныхъ свидѣтелей.

Защитникъ. Подсудимый желаетъ пополнить данное имъ показаніе.

Предсѣдатель. Вамъ должно быть извѣстно, г. защитникъ, что несознающійся подсудимый на судѣ не допрашивается; если же онъ имѣетъ что сказать, то можетъ пополнить показаніе свое при повѣркѣ показаній свидѣтелей, когда ему будетъ предложено сдѣлать возраженія.

Подсудимый. Я хотѣлъ только пояснить мой отвѣтъ на вашъ вопросъ.

Предсѣдатель. Въ такомъ случаѣ, что вы имѣете сказать?

Подсудимый. Я признаю себя виновнымъ, но не въ оскорбленіи мироваго судьи, а того лица, которое нанесло мнѣ оскорбленіе. Я не зналъ, кто это былъ — я послѣ узналъ, что это судья.

Предсѣдатель. Такъ вы, стало — быть, не знали, что г. Скопинъ былъ мировой судья.

Подсудимый. Вотъ въ томъ то и и дѣло что не зналъ.

Затѣмъ всѣ свидѣтели, послѣ предварительнаго опроса, были приведены къ присягѣ, исключая мироваго судьи Скопина, который, согласно съ отводомъ защитника, на основаніи 2 п. 707 ст. уст. угол. суд., былъ спрошенъ безъ присяги.

Всѣ свидѣтели были вновь удалены изъ залы кромѣ г. Скопина, которому предсѣдавшій предложилъ разсказать объ обстоятельствахъ дѣла.

Мировой судья Скопинъ. 3‑го мая, часу въ 6 вечера, когда у меня разбирательство уже кончилось, вошелъ ко мнѣ въ камеру г. Никитинъ для полученія копіи съ рѣшенія по дѣлу г. Никитина съ Бардинымъ. Передавая эту копію, я предложилъ ему взять копію съ заочнаго рѣшенія моего по его же дѣлу опять съ тѣмъ же Бардинымъ. Г. Никитинъ взялъ въ руки это второе дѣло и сталъ его разсматривать. «Какъ вы могли оштрафовать меня на 40 рублей, когда вы имѣете право штрафовать только на 30 рублей? Это вы по 119 статьѣ что ли дѣйствовали?» спросилъ меня г. Никитинъ. Я ему отвѣчалъ, что мировой судья имѣетъ право штрафовать на 300 рублей, и снова предложилъ г. Никитину взять копію съ заочнаго рѣшенія. На; мое второе предложеніе г. Никитинъ бросилъ дѣло на столъ и сказалъ: «я такихъ вещей не беру, можете прислать ко мнѣ черезъ полицію!» Онъ повернулся и быстро ушелъ; я позвонилъ и приказалъ разсыльному воротить г. Никитина. Что было въ передней — я не знаю; показалось мнѣ, что тамъ былъ шумъ; но какія слова были сказаны — я не припомню. Только г. Никитинъ вернулся. Смѣло вошелъ онъ, размахивая руками, въ камеру и громко сказалъ, почти кричалъ: «Зачѣмъ вы мема задерживаете? Меня никто не смѣетъ здѣсь задерживать! У меня дочь больная сидитъ въ экипажѣ…» Эти слова г. Никитинъ, какъ я сказалъ, произнесъ громко, неприлично, съ угрожающими жестами, безъ видимаго уваженія къ тому мѣсту, гдѣ онъ находился. Усматривая въ этомъ проступокъ, предусмотрѣнный 1 отд. 282 ст. улож., я позвонилъ и приказалъ разсыльному позвать городовыхъ. Въ это время я стоялъ около судейскаго стола, и, обращаясь къ г. Никитину, позволившему себѣ вести себя такъ неприлично, спросилъ его: «Вы пьяны?» — «Пьянъ я!» — закричалъ онъ, и съ этими словами бросился на меня и нанесъ мнѣ извѣстное оскорбленіе. Когда чиновники моей канцеляріи взяли его за руки, чтобы предупредить дальнѣйшее буйство, г. Никитинъ вырвался у нихъ изъ рукъ, подошелъ къ растворенному окну, выходившему на улицу, и началъ кричать: «Городовые! грабятъ! Разбой!» Тутъ сошелся народъ, пришла полиція. Мой чиновникъ сталъ писать актъ о происшествіи. Въ это время г. Никитинъ не переставалъ говорить грубыя выраженія, а Ты самъ пьянъ: какъ же ты смѣешь другихъ называть пьяными!» «Ты итакъ не уменъ, говорилъ онъ, а въ пьяномъ видѣ еще того хуже». Затѣмъ, обращаясь къ чиновнику, писавшему постановленіе о происшествіи, онъ сказалъ: «смотри, не забудь написать, какъ я его по щекѣ смазалъ». Наконецъ, онъ указывалъ городовымъ и бывшей здѣсь публикѣ, что на мнѣ цѣпи не было: цѣпи на мнѣ дѣйствительно не было. (Спрошенный прокуроромъ) Прежде я не зналъ г. Никитина. У него было всего четыре дѣла у меня, но всѣмъ этимъ дѣламъ онъ былъ обвиняемымъ и самъ являлся ко мнѣ, исключая послѣдняго, по которому было постановлено заочное рѣшеніе. Всего онъ былъ у меня, до событія 3‑го мая, разъ шесть или семь и каждый разъ видѣлъ меня лично. Я не имѣлъ обыкновенія носить бороду и бакенбарды. Я думаю, что онъ запомнилъ меня хорошо. Когда онъ пришелъ ко мнѣ 3‑го мая въ камеру, меня въ камерѣ не было. Въ этотъ разъ онъ пришелъ самъ: его не вызывали. Я вышелъ въ это время въ другую комнату и вскорѣ возвратился въ камеру. Въ это время г. Никитинъ былъ не за рѣшеткой, гдѣ обыкновенно дожидаются, а стоялъ у моего стола. Я самъ предложилъ г. Никитину взять копію по другому дѣлу и самъ подалъ ему дѣло. Когда онъ не соглашался взять копію, я ему сказалъ: я вамъ объявлю рѣшеніе. Онъ бросилъ дѣло, повернулся и быстро пошелъ.

Прокуроръ. Какія слова вы сказали, когда онъ пошелъ изъ камеры?

Скопинъ. Обращаясь къ разсыльному, я сказалъ: «воротить его».

Предсѣдатель. Вы положительно можете утверждать, что сказали эти слова, или вы, можетъ — быть, сказали какія — нибудь другія слова.

Скопинъ. Не помню положительно.

Прокуроръ. Что сказалъ подсудимый, когда онъ вернулся въ камеру?

Скопинъ. Онъ сказалъ, что его нельзя здѣсь задерживать, что его никто не смѣетъ здѣсь задерживать. Другихъ выраженій я не помню.

Прокуроръ. Не говорилъ ли онъ: мировой судья выбранъ мѣщанами, а онъ дворянинъ, и потому судья не можетъ судить его?

Скопинъ. Да, дѣйствительно, онъ сказалъ: «ты выбранъ сапожниками и мѣщанами, — ты не можешь судить дворянъ». Но онъ сказалъ эти слова не тогда, когда я его вернулъ, а когда уже составляли актъ.

Продолжая отвѣчать на вопросы прокурора, г. Скопинъ сказалъ: Я дѣйствительно заподозрилъ его въ томъ, что онъ былъ пьянъ: онъ такъ неприлично себя велъ. Я ему сказалъ: вы пьяны, а не ты пьянъ, — это я хорошо помню.

Защитникъ. Вамъ, вѣроятно, извѣстна 138 статья уст. уг. суд., слѣдовательно когда онъ заявилъ, что не имѣетъ времени слушать рѣшеніе или получать копію, — зачѣмъ же вы настаивали на этомъ?

Скопинъ. Онъ мнѣ не представлялъ никакого резона, онъ ничего не отвѣчалъ на мои слова, онъ просто бросилъ дѣло на столъ и быстро ушелъ.

Защитникъ. По закону вы обязаны были переслать г. Никитину копію съ заочнаго рѣшенія черезъ полицію, слѣдовательно онъ имѣлъ право не брать отъ васъ этой копіи. Почему же вы настаивали на этомъ?

Скопинъ. Я не такъ понимаю законъ. Я нахожу, что я имѣю право передать копію съ заочнаго рѣшенія лично обвиняемому, когда онъ явится.

Защитникъ. Вы не такъ понимаете законъ. Я сейчасъ прочитаю вамъ статью.

Предсѣдатель. Г. защитникъ, я прошу васъ задавать вопросы свидѣтелю, а не входить съ нимъ въ пререканіе по поводу пониманія закона: вы можете разъяснить это обстоятельство въ своей рѣчи.

Защитникъ. Я считаю весьма существеннымъ разъясненіе этого обстоятельства. Статья 138 говоритъ: «копія съ заочнаго рѣшенія препровождается обвиняемому при повѣсткѣ». Изъ этой статьи прямо слѣдуетъ, что г. Никитинъ имѣлъ право отказаться слушать заочный приговоръ. На какомъ же основаніи вы велѣли остановить его?

Скопинъ. Г. Никитинъ не былъ ни задержанъ, ни остановленъ, — ему было только предложено дать объясненіе своему поступку, такъ какъ онъ бросилъ на столъ дѣло, ничего не сказавъ.

Защитникъ. Хорошо, но другіе свидѣтели покажутъ объ этомъ иначе. Я прошу гг. присяжныхъ обратить вниманіе на эти обстоятельства.

Предсѣдатель. Я прошу васъ, г. защитникъ, воздержаться отъ замѣчаній о томъ, какъ объ этомъ покажутъ другіе свидѣтели. Это мы услышимъ въ свое время.

Защитникъ. Выговорите, что вы спросили подсудимаго, пьянъ ли онъ. Вы на предварительномъ слѣдствіи показали, что имѣете обыкновеніе спрашивать нѣкоторыхъ лицъ, пьяны ли они. Такъ вы спросили г. Никитина только вслѣдствіе этого обыкновенія или по какой либо другой причинѣ?

Скопинъ. Г. Никитинъ расхаживалъ по камерѣ, размахивалъ руками, громко говорилъ, словомъ — онъ былъ похожъ, повидимому, на пьянаго, и потому я спросилъ его: вы пьяны?

Продолжая затѣмъ свои показанія на вопросы защитника, г. Скопинъ сказалъ: Я былъ безъ цѣпи, я выходилъ по окончаніи разбирательства въ другую комнату и тамъ снялъ цѣпь; возвращаясь назадъ, я забылъ надѣть ее. Я ничего не ѣлъ въ этой комнатѣ. Я только вошелъ въ нее и опять вернулся. Стоялъ ли на столѣ приготовленный обѣдъ, я не помню. Я читалъ актъ присутствовавшимъ, но не могу сказать, всѣ ли подписавшіе актъ слышали его. Никитинъ былъ тутъ и съ угрожающимъ видомъ сказалъ: «какъ ты не помѣстилъ въ актѣ, что ты сказалъ мнѣ: ты пьянъ» (Спрошенный предсѣдателемъ). Это было сейчасъ же послѣ засѣданія. Обыкновенно у мировыхъ судей засѣданія и начинаются и кончаются принятіемъ прошеній. Въ этотъ разъ было также нѣсколько лицъ съ прошеніями и съ требованіемъ справокъ. Я уже ихъ всѣхъ отпустилъ и въ залѣ оставалась изъ постороннихъ только одна женщина. Я думаю, что мировой судья долженъ быть въ цѣпи во все время занятій по должности, хотя бы онъ и принималъ прошенія, но я въ то же время считаю себя огражденнымъ и безъ цѣпи самымъ исполненіемъ своихъ обязанностей. Когда я вошелъ въ камеру, г. Никитинъ стоялъ у стола: это было неприлично, потому что обыкновенно просители дожидаются за рѣшеткой и подходятъ къ столу только тогда, когда ихъ вызовутъ. Когда я вошелъ въ залъ, я узналъ г. Никитина и спросилъ чиновника своего, зачѣмъ онъ пришелъ. Онъ сказалъ, что за копіей. Я сѣлъ за столъ и сталъ подписывать эту копію: она лежала уже на столѣ. По первой копіи дѣла я не требовалъ, а по второй копіи я велѣлъ подать дѣло. Я предложилъ г. Никитину взять копію съ рѣшенія по другому дѣлу: онъ мнѣ отвѣта никакого не далъ. Тогда, можетъ — быть, я сказалъ: въ такомъ случаѣ я вамъ объявлю рѣшеніе. Актъ о происшествіи составлялъ мой письмоводитель Новицкій. Во время составленія г. Никитинъ нѣсколько разъ повторялъ: «штрафъ, штрафъ въ 40 рублей наложилъ на меня!» Какія дерзости еще говорилъ онъ — я хорошо не помню. Никитинъ успѣлъ отойдти отъ стола, прошелъ залу, другую комнату и былъ уже у двери въ переднюю, когда я его приказалъ воротить. Къ нему подошли разсыльный и лакей и, сколько я могъ видѣть, они не трогали его и рукъ къ нему не протягивали. Что они говорили съ нимъ — я не знаю. Послышалось мнѣ только, что разсыльный сказалъ ему: «позвольте». Я, кажется, сказалъ такъ: «воротить» и прибавилъ: «господина», сколько могу упомнить. Вслѣдствіе удара у меня болѣлъ глазъ недѣли двѣ. Я думаю, что онъ зналъ, что я судья, и никакъ не могъ ошибиться. Мнѣ казалось, что онъ дѣйствительно былъ немного пьянъ, но онъ былъ все — таки въ полномъ сознаніи. Сознаніе это продолжалось и послѣ нанесенія оскорбленія. Я заключаю это изъ того, напримѣръ, что онъ, указывая на меня свидѣтелямъ, говорилъ: «посмотрите, у него пѣтъ цѣпи». Кажется, онъ сказалъ: «что у васъ все равно, что въ рожу дать, что обругать!» Потомъ онъ во время составленія акта сказалъ еще: «Я у тебя изъ горла вырву, что я пьянъ». Но всѣхъ его выраженій я не могу припомнить. По двумъ дѣламъ г. Никитинъ былъ оправданъ, а по послѣднимъ двумъ былъ признанъ виновнымъ. Я говорилъ съ г. Никитинымъ вообще тихо, въ моихъ словахъ не было ничего обиднаго. Дѣло, по которому я подвергнулъ г. Никитина штрафу въ 40 руб., заключалось въ слѣдующемъ: Бардинъ жаловался на г. Никитина за то, что когда первый проходилъ однажды мимо дома послѣдняго, то г. Никитинъ въ форточку кричалъ въ окно: «жуликъ! жуликъ!» Когда въ другой разъ Бардинъ проходилъ мимо дома г. Никитина, послѣдній сказалъ ему: «ты не смѣй сюда ходить, а то я тебя побью», и снова обозвалъ жуликомъ. Первое же дѣло было объ изорваніи собакою г. Никитина одежды г. Бардина.

Подсудимый (на предложеніе предсѣдателя представить возраженіе). Еще задолго до настоящаго происшествія мѣщанинъ Бардинъ подалъ мировому судьѣ г. Скопину прошеніе, въ которомъ объяснилъ, что мои собаки лаютъ и бросаются на него и пугаютъ, когда онъ проходитъ мимо моихъ воротъ. Назначено было по этому прошенію разбирательство, я не явился. Тогда г. судья распорядился дать этому дѣлу уголовный ходъ. Онъ отправилъ прошеніе Бардина въ контору и приказалъ полиціи произвести по этому предмету дознаніе. Полиція произвела повальный обыскъ, спрашивала сосѣдей, есть ли у меня собаки. Сосѣди отвѣчали, что у меня дѣйствительно есть собака, но что она маленькая, комнатная. Но такой отвѣтъ не остановилъ г. судью. Онъ назначилъ другое разбирательство и сталъ вновь спрашивать свидѣтелей. Свидѣтели, конечно, ничего не показали. Я, обращаясь къ Бардину, сказалъ: «Если вамъ собака моя изорвала платье, я заплачу; если она васъ искусала, я также заплачу за лѣченіе. Чего вы съ меня ищете?» Я съ васъ ничего не ищу, отвѣчалъ Бардинъ, мнѣ ничего не надо. Но г. мировой судья сказалъ, что отъ Бардина тутъ ничего не зависитъ и что дѣло это идетъ уголовнымъ порядкомъ и не можетъ быть кончено мировою сдѣлкой. Затѣмъ судья постановилъ рѣшеніе, которымъ оштрафовалъ меня на восемь рублей за непринятіе мѣръ предосторожности относительно домашнихъ животныхъ. Я не знаю, какія мѣры нужно принимать противъ маленькой комнатной собачки. Я по этому случаю приглашалъ ветеринарнаго врача осмотрѣть мою собачку; она къ нему ласкалась, хотя онъ и былъ незнакомый человѣкъ. Врачъ нашелъ, что такая собачка не можетъ быть ни для кого опасна. Я рѣшеніемъ судьи остался недоволенъ и просолъ, чтобы мнѣ заготовили копію. Прошло недѣли полторы. Чтобы не пропустить срока, я заѣхалъ 3‑го мая къ судьѣ. Въ то время я ѣхалъ съ моею больною дочерью къ доктору и нарочно заѣхалъ въ шестомъ часу, чтобы меня долго не задержали, такъ какъ я зналъ, что въ это время разбирательства уже не бываетъ. Когда я вошелъ въ камеру, въ ней никого не было. Я подошелъ къ писцу и спросилъ у него, готова ли копія. Онъ мнѣ сказалъ: «подождите, сейчасъ судья выйдетъ». Я сталъ ждать. Въ это время я, человѣкъ больной, страдалъ приливами къ головѣ; наканунѣ я былъ въ гостяхъ, лишнее выпилъ. Пока я ожидалъ, часа полтора, на дворѣ сдѣлалось сыро. Все это меня безпокоило. Я видѣлъ, что въ другой комнатѣ, дверь которой была отворена, ходилъ какой — то господинъ. На столѣ въ этой комнатѣ стояли водка и закуска. Господинъ этотъ походитъ — походитъ, пойдетъ къ столу, выпьетъ рюмку и закуситъ, и опять начнетъ ходить. Наконецъ самый этотъ господинъ, растрепанный, съ мрачнымъ видомъ, вышелъ въ камеру. «Какъ ваша фамилія?» спросилъ онъ. «Никитинъ», отвѣчалъ я. «Что вамъ нужно?» спросилъ онъ. «Я пришелъ за копіей», сказалъ я, и этотъ господинъ мнѣ отдалъ копію. Я и отправился. Но вдругъ этотъ человѣкъ начинаетъ звонить. «Подождать!» кричалъ онъ. Я вернулся. «Что вамъ угодно?» спросилъ я. «Тутъ есть копія съ заочнаго рѣшенія по другому дѣлу; не угодно ли вамъ ее получить?» Я говорю, что мнѣ некогда ждать. Я самъ боленъ и меня дожидаетъ больная дочь, дѣвочка, въ пролеткѣ. Я спѣшу къ доктору. «Я знать ничего не хочу», отвѣчалъ мнѣ этотъ господинъ. «Я, говорю, не обязанъ получать самъ копію съ заочнаго рѣшенія, — вы можете прислать ее мнѣ черезъ часть». «Я хочу вамъ здѣсь объявить это рѣшеніе», сказалъ этотъ господинъ. «У меня нѣтъ времени слушать, я не слушаю васъ», сказалъ я и отправился вонъ изъ камеры. Тогда господинъ этотъ зазвонилъ опять и закричалъ: «задержать его!» Меня силой остановили въ передней, и я, вернувшись, сѣлъ на окно. Въ это время господинъ этотъ послалъ за городовымъ. Онъ, указывая на меня пальцемъ, закричалъ: «Ты пьянъ!» Тутъ уже я обезпамятѣлъ, пришелъ въ какое — то изступленіе и ударилъ кого — то. хорошо не помню. Послѣ что — то читали, писали — я уже хорошо не помню. Все это было смутно для меня. Я вмѣняю себѣ это преступленіе, но не думаю, чтобъ я сознавалъ, что это былъ судья. Я не думаю, чтобы судья могъ допустить себя до такого дерзкаго поступка съ моей стороны. По болѣзненному и ненормальному состоянію въ то время я не могъ узнать судью. Я видѣлъ его прежде, но въ этотъ моментъ не могъ его узнать. Я не говорилъ: «по 119 ст, вы все это рѣшаете» или «тебя выбрали сапожники и мѣщане»; все это вымышлено: это покажутъ свидѣтели. Я также не ругалъ вообще всѣхъ мировыхъ судей. Я совершилъ этотъ поступокъ по своему болѣзненному состоянію, я ничего не помнилъ, я страдаю приливами. Когда я вышелъ на улицу, освѣжился немного, и мнѣ сказали, что я оскорбилъ судью, то я сильно сожалѣлъ объ этомъ. На другой же день я самъ поѣхалъ къ прокурору Громницкому и заявилъ ему объ этомъ проступкѣ, прося назначить слѣдствіе надо мной. Я думаю, что г. прокуроръ не откажется подтвердить эти послѣднія слова.

Арбузовъ, письмоводитель г. мироваго судьи Скопина. Я пришелъ въ камеру заниматься часу въ шестомъ. Въ камерѣ былъ еще народъ, хотя разбирательство уже кончилось. Судьи въ камерѣ уже не было. Пришелъ г. Никитинъ и просилъ, чтобъ ему выдали копію. Я сказалъ, чтобъ онъ подождалъ, когда выйдетъ судья. Судья вскорѣ вышелъ, и г. Никитинъ попросилъ у него копію. Судья сѣлъ за столъ на свое обыкновенное мѣсто и сталъ свѣрять копію съ рѣшенія съ протоколомъ. Судья потребовалъ затѣмъ другое дѣло, по которому было постановлено заочное рѣшеніе, и передалъ его г. Никитину. Судья продолжалъ свѣрять копію, а г. Никитинъ разсматривалъ дѣло и при этомъ дѣлалъ замѣчанія. Такъ онъ сказалъ: «это тоже по 119 статьѣ; а если въ рожу дать, то тоже 40 рублей заплатишь»? Судья, передавъ копію съ перваго рѣшенія, предложилъ г. Никитину взять другую копію съ заочнаго рѣшенія, но г. Никитинъ отказался. Тогда судья снова ему предложилъ взять, и Никитинъ сказалъ: «можешь прислать на домъ», и бросилъ дѣло на столъ, а самъ пошелъ къ двери. Судья позвонилъ и сказалъ: «остановите этого господина». Впрочемъ судья, кажется, сказалъ «воротить этого господина». Никитинъ былъ уже въ прихожей, когда къ нему подошелъ разсыльный и лакей. Разсыльный сказалъ: «Позвольте!» Никитинъ вернулся въ камеру и спросилъ очень громко, зачѣмъ его вернули. Онъ сжалъ кулаки и принялъ угрожающій видъ. Судья позвонилъ и приказалъ позвать городовыхъ. «Какъ, меня брать?! Городовые!» закричалъ г. Никитинъ. — Вы пьяны? спросилъ мировой судья. «Какъ! Я пьянъ!» закричалъ г. Никитинъ и съ этими словами бросился къ судьѣ. Судья въ это время стоялъ около стола, сбоку. Г. Никитинъ ударилъ судью два раза по лицу. Я бросился и схватилъ г. Никитина сзади за руки; онъ вырвался и побѣжалъ, но тутъ явился другой служащій, и г. Никитинъ воротился. Въ это время ужо вошелъ въ камеру народъ и стали составлять актъ. Во время составленія протокола г. Никитинъ дѣлалъ разныя замѣчанія. Такъ онъ сказалъ: «Русскому дворянину и расходиться — то не дадутъ.» «Мировые судьи грабятъ, разбойничаютъ, готовы по 119 статьѣ зарѣзать человѣка.» Далѣе г. Никитинъ указывалъ на стоявшіе на столѣ въ другой комнатѣ графины съ водой и водкой и говорилъ: «Смотрите, самъ пьяница, а другихъ пьяными называетъ!» Когда протоколъ былъ готовъ, г. Никитинъ замѣтилъ: «И такъ между бровями у тебя пусто, а какъ назюзишься, еще того хуже.» Слова эти онъ сказалъ г. судьѣ (На вопросы прокурора). Г. Никитинъ ждалъ минутъ семь, пока вышелъ судья. Онъ говорилъ съ судьей и даже называлъ мировымъ судьею. Судья сказалъ: сыщите и подайте дѣло, и сѣлъ на свое судейское мѣсто свѣрять копію. Мировой судья, вѣроятно, не слыхалъ замѣчаній г. Никитина, такъ какъ былъ занятъ. Кажется, судья такъ сказалъ г. Никитину: «Вы, кажется, г. Никитинъ, хмѣльны.» Но что онъ сказалъ «вы» — это я хорошо помню. Спросилъ это судья потому. что г. Никитинъ держалъ себя буйно и неприлично. Актъ писалъ Новицкій, другой письмоводитель, а я ему диктовалъ, такъ какъ онъ начала происшествія не видѣлъ. Когда онъ писалъ протоколъ, г. Никитинъ сказалъ: «Не забудь написать, что я его ударилъ (На вопросы защитника). Обѣдалъ судья послѣ происшествія. Зачѣмъ онъ уходилъ въ сосѣднюю комнату и что тамъ было — я не знаю (На вопросы предсѣдателя). Я не видѣлъ, чтобы разсыльный загородилъ ему дорогу. Дверцу отъ рѣшетки г. Никитинъ взялъ въ руки уже послѣ нанесенія удара, потомъ ее оставилъ въ передней.

Подсудимый. Арбузовъ и Новицкій схватили меня, у мена выскочили бумаги; часы, шляпу они мнѣ смяли. Я не зналъ что дѣлать. Ухватился за рѣшетку, они хотѣли оттащить меня. Дверца оторвалась и осталась у меня въ рукахъ. Они меня терзали, мучили, надавали мнѣ толчковъ. «Мы и не съ такими справлялись, а съ тобой — то легко управимся», говорили они.

Соколъ, служащій у мироваго судьи письмоводителемъ съ января мѣсяца и бывшій въ камерѣ во время происшествія, показалъ то же, что и предыдущій свидѣтель, съ незначительною разницей во второстепенныхъ подробностяхъ.

Новицкій, служившій во время происшествія письмоводителемъ у г. Скопина, но теперь уже не запинающійся у него. Я не знаю, изъ — за чего г. Никитинъ ударилъ мироваго судью г. Скопина. Я въ это время въ камерѣ не былъ и начала происшествія не видалъ. Я пришелъ въ то время, когда г. Никитинъ хотѣлъ уйдти изъ засѣданія и стоялъ у дверей, держа въ рукахъ дверцу отъ рѣшетки. Арбузовъ его удерживалъ. Я былъ вовремя происшествія въ сосѣдней комнатѣ, которая отдѣляется отъ камеры тонкою перегородкой, и потому слышалъ звонокъ судьи и два удара какъ бы по щекѣ. Когда я вышелъ и помогъ Арбузову, г. Никитинъ уже больше не порывался уйдти и сѣлъ на окно. Затѣмъ г. Новицкій привелъ нѣкоторыя выраженія подсудимаго, о которыхъ уже упоминали другіе свидѣтели.

Кузмина. Я была въ этотъ самый день, когда происшествіе было у г. мироваго судьи: я къ нему по дѣлу приходила. Тутъ и г. Никитинъ приходятъ и просятъ судью какую — то бумагу дать. Г. мировой судья приказали дать ему эту бумагу. Потомъ г. мировой въ комнату къ себѣ пошли. Когда они вышли, г. мировой и г. Никитинъ промежь себя какой — то разговоръ имѣли: ужъ я о томъ не могу сказать, о чемъ они говорили. Только г. мировой сказалъ: я вамъ бумагу прочту. А г. Никитинъ остался чѣмъ — то недоволенъ на г. мироваго и пошелъ изъ комнаты. Г. мировой два раза позвонили, г. Никитинъ вернулся; у меня, говоритъ, барышня стоитъ на улицѣ, — зачѣмъ вы меня останавливаете? И пошелъ г. Никитинъ кричать. Г. мировой не кричали, тихо говорили. Только спросили: вы, говоритъ, г. Никитинъ, выпивши? Г. Никитинъ разсердился и ударилъ г. мироваго по щекѣ два раза. Тутъ я и ушла; больше ничего не знаю (На вопросы прокурора). Мировой судья былъ въ камерѣ, когда вошелъ г. Никитинъ, а потомъ онъ выходилъ въ другую комнату. Когда г. судья воротилъ г. Никитина, г. Никитинъ самъ вошелъ, за нимъ вошелъ и швейцаръ. «Не кричите, вы выпивши», сказалъ судья г. Никитину. Судья говорилъ тихо, онъ даже больше молчалъ.

Степановъ, разсыльный мироваго судьи. Когда я сидѣлъ въ красной комнатѣ — такъ называется комната, что около передней — вдругъ слышу звонокъ. Я вошелъ въ камеру. Судья говоритъ: остановить этого человѣка! Я говорю г. Никитину: позвольте, господинъ! Онъ и вернулся. Я только загородилъ дорогу, но руками не останавливалъ; г. Никитинъ сейчасъ и вернулся. Потомъ г. судья меня послалъ за городовыми. Когда я вернулся, вижу г. Никитинъ на окошкѣ сидитъ и о чемъ — то разсуждаетъ, но о чемъ именно, — я не знаю.

Дроновъ, бывшей лакей г. Скопина. 3‑го мая, часу въ шестомъ, я накрывалъ на столъ. Накрывши на столъ, я вышелъ въ красную комнату и сѣлъ вмѣстѣ со Степановымъ. Только судья звонитъ. Я вхожу. «Остановить этого господина!» Степановъ сказалъ Никитину: «позвольте, господинъ!» И онъ вернулся въ камеру, а я опять сѣлъ въ красной комнатѣ и оттуда слышалъ, какъ раздались два удара по щекѣ. Потомъ я ходилъ за городовыми. Когда писали протоколъ, г. Никитинъ все кричалъ. Протоколъ я подписалъ въ тотъ же день.

Старшина присяжныхъ. Присяжные желаютъ знать, почему г. судья нашелъ нужнымъ послать за городовыми прежде чѣмъ случилось происшествіе.

Скопинъ. Я зналъ г. Никитина по прежнимъ дѣламъ за человѣка неспокойнаго. Онъ въ первые два раза судился за нанесеніе побоевъ. Во время судоговоренія по первому дѣлу онъ велъ себя такъ неприлично, что я послѣ предостереженій долженъ былъ оштрафовать г. Никитина. По другому дѣлу онъ велъ себя еще хуже, такъ что я былъ вынужденъ удалить его изъ залы суда. Хотя г. Никитинъ, по недостатку уликъ, и былъ оправданъ по этимъ двумъ дѣламъ, но я видѣлъ, какой онъ неспокойный человѣкъ. Вотъ почету, когда онъ, возвратившись по моему требованію въ камеру, сталъ громко говоритъ и размахивать руками, то я въ предупрежденіе дальнѣйшихъ поступковъ г. Никитина послалъ за полиціей.

Купріяновъ, городовой Басманной части. Я носилъ къ судьѣ пакеты въ разносной книжкѣ и уже шелъ обратно. Разсыльный меня догналъ и говоритъ: «поди, тебя мировой кличетъ!» Я пришелъ. Тутъ господинъ этотъ сидѣлъ. Этотъ господинъ мнѣ сказалъ: «посмотри, на судьѣ цѣпочки нѣтъ». Потомъ онъ еще показывалъ, что въ другой комнатѣ на столѣ посуда стояла. А больше я ничего не знаю и ничего не помню.

Подсудимый. Оба городовые были во время составленія акта.

Купріяновъ. Я не могу этого знать, какъ это было.

Скопинъ. Сначала актъ стали составлять въ камерѣ, но такъ какъ г. Никитинъ очень шумѣлъ и мѣшалъ составлять актъ, то составлять актъ пришлось въ другой комнатѣ, и я приказалъ поставить около г. Никитина двухъ городовыхъ, но тѣ ли это городовые, я не могу сказать. Во всякомъ случаѣ я думаю. что они не могли видѣть того, что происходило въ судебномъ залѣ.

Шараповъ, городовой Лефертовской части. Я стоялъ на часахъ въ то время противъ квартиры мироваго судьи, такъ какъ другая сторона улицы Лефортовской части. Разсыльный позвалъ меня къ мировому судьѣ. Я вошелъ и увидѣлъ г. Никитина. Онъ сталъ говорить, что его избили. Бумаги валялись по полу, шляпа была измята, но платье не было разорвано и на лицѣ ничего не было замѣтно. Г. Никитинъ указалъ мнѣ, что на г. мировомъ не было цѣпи. Потомъ онъ показалъ, что въ другой комнатѣ на столѣ стоялъ полуштофъ. Протоколъ писали въ другой комнатѣ.

Подсудимый. Мнѣ Арбузовъ руки выломатъ, такъ сильно держалъ онъ.

Предсѣдатель (Арбузову). Подсудимый говоритъ, что вы ему руки выломали. Что вы на это скажите?

Арбузовъ. Довольно посмотрѣть на г. Никитина сначала, а потомъ на меня, чтобы понять, могло ли это быть.

Слѣдуетъ замѣтить, что г. Никитинъ тучный, высокій, съ виду весьма сильный человѣкъ, представлялъ дѣйствительно рѣзкую противоположность съ маленькою, худенькою и небольшою фигурой Арбузова.

Подсудимый. Арбузовъ меня взялъ за руки сзади.

Арбузовъ. За руки дѣйствительно взялъ.

Кузминъ, сосѣдъ г. Никитина. Я при этомъ происшествіи не былъ. А на другой день утромъ г. Никитинъ сидѣлъ у раствореннаго окна, которое выходитъ въ лавку Забулонова, гдѣ я былъ, я ему кланяюсь, такъ какъ мы по сосѣдству живемъ. Онъ меня подзываетъ къ барьеру: «Вы, говоритъ, ничего не слыхали о вчерашнемъ дѣлѣ?» Ничего, говорю не слыхалъ. «Я, говоритъ, вчера мироваго судью ударилъ. Это будетъ всей Москвѣ извѣстно: въ вѣдомостяхъ будетъ пропечатано».

Подсудимый. Это не доказываетъ, чтобъ я хвастался. Я этимъ только хотѣлъ сказать, что это будетъ извѣстно, и что сейчасъ ѣду заявить объ этомъ прокурору.

Забулоновъ, лавочникъ, сосѣдъ подсудимаго. На другой день онъ намъ говорилъ въ окошко, что наканунѣ далъ двѣ плюхи мировому судьѣ.

Секретарь прочиталъ актъ медицинскаго осмотра подсудимаго, составленный врачомъ Басманной части Рубинштейномъ. Актъ этотъ слѣдующій: «Отъ роду подсудимому 43 года и тѣлосложенія онъ крѣпкаго. У него органы, находящіеся въ грудной полости, при постукиваніи и выслушиваніи ничего болѣзненнаго не представляютъ. Въ правомъ его подреберьи замѣчается увеличенный объемъ печени, преимущественно лѣвой ея доли, которая нѣсколько выстоитъ за край нижняго труднаго ребра, выдаетъ при постукиваніи тупой звукъ, причемъ испытуемый ощущаетъ незначительную боль въ сторонѣ желудка. Подобное состояніе печени часто располагаетъ къ неправильному отдѣленію и выдѣленію желчи, а помощію желчныхъ началъ, удержанныхъ въ общей массѣ крови къ общей раздражительности характера».

Щеголева. Я знаю г. Никиткна давно, 20 лѣтъ, и знала еще его родителей. Онъ всегда былъ раздражителенъ, но особенно былъ раздражителенъ въ маѣ мѣсяцѣ. Вообще г. Никитина я знала за человѣка хорошаго и добраго. Пилъ онъ мало. Страдалъ одышкой, когда бывало войдетъ къ намъ на верхъ по лѣстницѣ.

Ефремовъ, помощникъ экзекутора Петровской академіи. Я знакомъ съ г. Никитинымъ еще съ 1862 года, когда вмѣстѣ съ нимъ служилъ на Нижегородской желѣзной дорогѣ. Зналъ Никитина за хорошаго человѣка. Въ послѣднее время онъ жаловался, что у него болитъ подъ ложечкой, жаловался на біеніе сердца, одышку. Я видѣлъ его 2‑го числа, наканунѣ происшествія, въ гостяхъ у г. Соколовскаго. Тутъ было много гостей, и г. Никитинъ въ этотъ вечеръ много пилъ, такъ что г. Соколовскій просилъ его быть поосторожнѣе, ибо между гостями было много дамъ: матушка и сестра хозяина и невѣста его и жены нѣкоторыхъ профессоровъ. Г. Никитинъ оставался до 2 или 3 часовъ. Г. Никитинъ былъ раздражителенъ и вспыльчивъ.

Леонтьева, дочь титулярнаго совѣтника, экономка подсудимаго. Онъ страдаетъ приливомъ крови къ головѣ и одышкой и отъ этого былъ страшно раздражителенъ. Онъ пріѣхалъ домой 3‑го числа часовъ въ пять утра, легъ спать и спалъ очень неспокойно, безпрестанно вскакивалъ съ постели. Мы еще боялись тогда, какъ бы у него не сдѣлалось бѣлой горячки. Онъ говорилъ послѣ, что у него были какія — то видѣнія. Проснувшись 3‑го мая, часовъ въ 9, онъ опять выпилъ водки и снова легъ спать и спалъ опять неспокойно. Потомъ онъ поѣхалъ съ дочерью къ доктору. Вернувшись домой послѣ происшествія, онъ сказалъ, что ударилъ кого — то изъ служащихъ у мироваго судьи. Но потомъ, когда уже дѣло разъяснилось, тогда онъ очень сожалѣлъ о своемъ поступкѣ.

Соколовскій, профессоръ Петровской академіи. Въ послѣднее время я часто видѣлся съ г. Никитинымъ у г. Ефремова и у г-жи Щеголевой. Г. Никитинъ въ послѣднее время былъ очень страненъ: то сдѣлается задумчивымъ, то вдругъ сядетъ за фортепіано и начнетъ пѣть. И прежде я замѣчалъ за нимъ странности, но прежде я на нихъ не обращалъ вниманія. Такъ однажды, скатываясь съ горъ, онъ ударилъ въ сердцахъ ногой по сапкамъ. Въ другой разъ онъ показывалъ мнѣ свою пристяжную. Лошадь несла дурно свою голову: это такъ раздражило г. Никитина, что онъ хотѣлъ броситься на лошадь. Только я его удержалъ. Наканунѣ происшествія, г. Никитинъ пріѣхалъ ко мнѣ въ Разумовское часовъ въ 5; мы сначала, вмѣстѣ съ другими гостями, гуляли въ саду, потомъ часовъ въ 8 мы вернулись домой и сѣли играть въ карты. Г. Никитинъ не сѣлъ играть и какъ — то странно все ходилъ по комнатѣ, ни съ кѣмъ не разговаривая. Изъ комнаты онъ часто выходилъ куда — то, какъ я послѣ узналъ, въ буфетъ и много тамъ пилъ. За ужиномъ опять онъ пилъ наливку. Мнѣ, какъ хозяину, неудобно было его удерживать, но я, въ видѣ предупрежденія, сказалъ: наливка крѣпкая, вы будьте осторожнѣе, она только по виду слаба. Но г. Никитинъ продолжалъ все пить. Въ послѣднее время мнѣ онъ жаловался на усилившіяся непріятности и болѣзни.

По заявленію защитника, секретарь прочиталъ показаніе неявившагося свидѣтеля Слесарева, бывшаго прежде письмоводителя у мироваго судьи г. Скопина. Въ этомъ показаніи сказано: «Г. Скопинъ говаривалъ: «когда — нибудь Гульковскій и Никитинъ попадутся мнѣ въ руки», но когда это было сказано — я не могу сказать».

Подсудимый. Эта минута и настала: я попался въ руки судьи.

Скопинъ. Можетъ — быть, я и сказалъ это выраженіе, о которомъ показывалъ Слесаревъ, а можетъ — быть и нѣтъ — я не знаю. Но если я эту фразу дѣйствительно сказалъ, то я ее объясняю такимъ образомъ. По двумъ первымъ дѣламъ г. Никитинъ былъ мною оправданъ по недостатку уликъ, хотя я и зналъ, что по своему неспокойному характеру онъ рано или поздно будетъ наказанъ.

Затѣмъ были спрошены вызванные въ судъ, по заявленію защитника подсудимаго, эксперты — врачи.

Професоръ судебной медицины Д. Е. Минъ въ своемъ заключеніи объяснилъ, что подсудимый совершилъ преступленіе подъ вліяніемъ сильнаго аффекта, который былъ вызванъ оскорбленіемъ со стороны судьи. По мнѣнію эксперта, развитію этаго аффекта содѣйствовали болѣзни печени, хотя и незначительныя, сильное опьянѣніе наканунѣ и, наконецъ, безъ сна проведенная ночь. Далѣе экспертъ объяснилъ, что человѣкъ подъ вліяніемъ эффекта, если онъ достигнетъ сильной степени, лишается способности самоопредѣленія. Но, по мнѣнію г. Мина, человѣкъ бываетъ въ состояніи удержать развитіе аффекта и такимъ образомъ предупредить потерю спокойнаго благоразумія. Могъ ли въ данномъ случаѣ подсудимый удержать въ себѣ развитіе сильнаго гнѣва — экспертъ не рѣшилъ, по недостатку данныхъ. По той же причинѣ эспертъ уклонился отъ положительнаго отвѣта и на вопросъ, былъ ли въ данномъ случаѣ аффектъ такъ силенъ, что подсудимый въ моментъ совершенія преступленія лишенъ былъ самоопредѣляемости. Г. экспертъ замѣтилъ, что онъ видитъ подсудимаго въ первый разъ и даже не осматривалъ его. Потому онъ находилъ, что въ данномъ случаѣ настолько же возможно предположить отсутствіе сознательной воли въ моментъ совершенія событія, насколько возможно предположеніе противнаго.

Профессоръ анатоміи И. М. Соколовъ свое заключеніе началъ съ того, что не можетъ высказать что — либо положительное, прежде чѣмъ не сдѣлаетъ осмотра тѣла подсудимаго лично, для того чтобы судить о состояніи организма подсудимаго.

Судъ, вслѣдствіе этого заявленія, а также и указанія на необходимость осмотра со стороны другаго эксперта, съ согласія сторонъ, опредѣлилъ: пригласить гг. экспертовъ произвести медицинскій осмотръ подсудимаго въ присутствіи суда и присяжныхъ засѣдателей.

Судъ, вмѣстѣ съ присяжными, сторонами и экспертами, для произведенія этого осмотра, удалился въ особую комнату. Чрезъ полчаса судъ возвратился, и тогда врачъ И. М. Соколовъ предложилъ подсудимому нѣсколько вопросовъ, на которые подсудимый отвѣчалъ слѣдующее: «Въ пріятельскомъ кругу я имѣю обыкновеніе выпить, иногда пилъ до опьяненія, но это бывало рѣдко. Боль подъ ложечкою и одышку я чувствую давно. Тучнѣть я началъ лѣтъ двѣнадцать назадъ, вслѣдствіе употребленія портера, вмѣсто обыкновеннаго питья. Боль подъ ложечкой у меня не сопровождается потерей аппетита. Болѣзненные припадки обыкновенно у меня начинаются съ кашля, который бываетъ каждое утро до слезъ, — это уже существуетъ лѣтъ восемь. Затѣмъ начинается сердцебіеніе и боль подъ ложечкой. Бываетъ такъ, что минуту или двѣ я вовсе не дышу: это случается ночью, и тогда я просыпаюсь. Съ 26‑го октября нынѣшняго года у меня явилась опухоль за ухомъ.

Экспертъ Соколовъ объяснилъ, что, по его мнѣнію, подсудимый страдаетъ давно уже болѣзнью сердца, ожирѣніемъ печени, полнокровіемъ селезенки, катаромъ пищеварительныхъ и дыхательныхъ органовъ и, наконецъ, воспаленіемъ околоушной желѣзы, съ рожистымъ воспаленіемъ ушной полости. Въ моментъ совершенія преступленія, по мнѣнію эксперта, подсудимый находился въ болѣзненномъ состояніи и «потому», сказалъ г. Соколовъ, «я позволю себѣ сказать, что въ этотъ моментъ онъ былъ въ возбужденномъ состояніи въ сильной степени». Причину этого возбужденія г. экспертъ видитъ какъ въ болѣзненномъ настроеніи подсудимаго, такъ и во вліяніи тѣхъ обстоятельствъ, вслѣдствіе которыхъ совершилось преступленіе.

На вопросъ предсѣдателя, признаетъ ли экспертъ, что возбужденное состояніе подсудимаго, въ моментъ совершенія событія, уничтожило у него совершенно волю, г. Соколовъ отвѣчалъ: «Я признаю, что если подобный фактъ совершился, то, по моему мнѣнію, такой фактъ могъ совершиться только въ изступленномъ состояніи, только при отсутствіи воли, иначе онъ перенесъ бы это внѣшнее вліяніе, которое вызвало у него возбужденіе».

Затѣмъ, продолжая развивать свое мнѣніе, экспертъ сказалъ: «Я позволю себѣ сказать, по мѣрѣ моего разумѣнія, что настоящій фактъ совершенъ подсудимымъ въ раздраженномъ состояніи, доведенномъ до высшей степени».

На вопросъ г. прокурора, что экспертъ считаетъ умоизступленіемъ, г. Соколовъ сказалъ: «Если человѣкъ дѣйствуетъ логически, то онъ дѣйствуетъ съ участіемъ ума, съ участіемъ сознательной воли; если же онъ дѣйствуетъ нелогически, то онъ дѣйствуетъ безъ участія ума. Это я и называю умоизступленіемъ».

Спрошенный вторично, экспертъ Минъ сказалъ, что онъ ничего не имѣетъ прибавить къ высказанному имъ заключенію до освидѣтельствованія подсудимаго. «Я могу только теперь сказать, замѣтилъ экспертъ, что въ данное время болѣе вѣроятія предположить, что было отсутствіе воли при совершеніи преступленія». Засѣданіе въ половинѣ десятаго часа вечера было отсрочено до слѣдующаго дня по заявленію прокурора, который находилъ себя слишкомъ утомленнымъ.

На другой день. 16‑го ноября, засѣданіе возобновилось въ 11 часовъ съ четвертью. Такъ какъ слѣдствіе уже было кончено, то предсѣдательствующій предложилъ прокурору произнести обвинительную рѣчь.

Прокуроръ Громницкій. «Гг. присяжные! событіе, подавшее поводъ къ настоящему дѣлу, получило громкую, повсемѣстную извѣстность. Слова подсудимаго, сказанныя одному изъ выслушанныхъ здѣсь свидѣтелей, что объ этомъ событіи на другой день узнаетъ вся Москва, — слова эти дѣйствительно сбылись. Дѣйствительно объ этомъ событіи заговорили всѣ газеты; много толковъ, много волненій возбудило это событіе въ обществѣ: оно преисполнило негодованія всѣхъ, кто съ сочувствіемъ относился къ новому суду. Не преувеличивая значенія этого событія, если попристальнѣе вглядимся въ него, мы увидимъ, что таковъ именно долженъ быть результатъ его, а не другой. Судебная реформа занимаетъ одно изъ видныхъ мѣстъ въ ряду другихъ реформъ послѣдняго десятилѣтія: коренная, плодотворная по своимъ послѣдствіямъ реформа». Указавъ затѣмъ на то сочувствіе, съ которымъ было встрѣчено введеніе судебной реформы, — на то, что двухълѣтнее существованіе новаго суда еще болѣе закрѣпило эту связь между обществомъ и новымъ судомъ, прокуроръ замѣтилъ, что это уваженіе, это сочувствіе съ самаго учрежденія были перенесены, въ большей или меньшей степени, и на представителей новаго суда. «Среди мирнаго развитія столь дорогихъ для общества учрежденій, оно неожиданно узнаетъ, что нанесено одному изъ судей оскорбленіе самое дерзкое, самое безпощадное, во время отправленія имъ служебныхъ обязанностей». Событіе это было, по словамъ прокурора, до того невѣроятно, что многіе до начала предварительнаго слѣдствія не могли представить себѣ, чтобъ оскорбленіе могло совершиться безъ прямаго, непосредственнаго вызова со стороны самого судьи. Слѣдствіе теперь произведено, фактъ внѣ всякаго сомнѣнія, а между тѣмъ обстоятельство, которое бы могло вызвать подсудимаго на преступленіе, вовсе не раскрыто. «Откуда же явилось это событіе?» спрашиваетъ прокуроръ и излагаетъ вслѣдъ затѣмъ обстоятельства настоящаго дѣла. Подсудимый, по словамъ прокурора, приводитъ въ свое оправданіе два обстоятельства: во — первыхъ, что онъ не зналъ кого онъ ударилъ, и вовторыхъ, то оскорбленіе, которое будто бы ему нанесъ мировой судья. Противъ неосновательности перваго положенія прокуроръ указалъ на слѣдующія улики: подсудимый 6 или 7 разъ былъ у судьи до событія 3‑го мая; въ этотъ день онъ приходитъ въ камеру судьи, отъ письмоводителя получаетъ приглашеніе подождать судью, ждетъ его; когда судья выходитъ, подсудимый разговариваетъ съ нимъ о дѣлѣ, какъ съ мировымъ судьею. Далѣе, по мнѣнію прокурора, это невѣроятное объясненіе опровергается еще болѣе и тѣми выраженіями, которыя, по словамъ самого же подсудимаго, сказалъ ему мировой судья; наконецъ дѣйствіями и распоряженіями судьи: такъ судья приказываетъ вернуть подсудимаго, посылаетъ за городовыми, и Никитину все — таки не приходитъ въ голову, что онъ имѣетъ дѣло съ судьей, а не съ неизвѣстнымъ, какъ онъ говоритъ, человѣкомъ. Обращаясь къ опроверженію втораго объясненія, прокуроръ указалъ на его важность въ томъ смыслѣ, что по закону между прочими обстоятельствами, уменьшающими вину, считается тотъ случай, когда преступленіе совершено вслѣдствіе крайняго раздраженія, произведеннаго оскорбленіемъ того лица, противъ котораго совершено преступленіе. Слѣдовательно, по мнѣнію прокурора, если подсудимый доказалъ, что судья привелъ его въ крайнее раздраженіе оскорбленіемъ, то онъ уже этимъ самымъ пріобрѣтаетъ право на снисхожденіе. Для опроверженія этого довода, прокуроръ пересматриваетъ всѣ дѣйствія мироваго судьи по отношенію къ подсудимому. Прокуроръ находитъ, что въ дѣйствіяхъ судьи, можетъ — быть, и можно найти требованія не основанныя на точномъ смыслѣ закона, но во всякомъ случаѣ дѣйствія эти не были оскорбительны для Никитина. Прокуроръ обратилъ особенное вниманіе на вопросъ судьи: «вы пьяны?» такъ какъ самъ подсудимый считаетъ эти слова за высшее ближайшее оскорбленіе, вызвавшее его на нанесеніе ударовъ: всѣ предыдущія дѣйствія судьи подсудимый считаетъ только приготовленіемъ состороны судьи къ этому оскорбленію. По мнѣнію прокурора, слова: «вы пьяны», произнесенныя въ данной обстановкѣ, нельзя признать оскорбленіемъ, по крайней мѣрѣ такимъ, вслѣдствіе котораго можно было бы забыться и нанести оскорбленіе дѣйствіемъ. Указывая на нѣкоторыя обстоятельства дѣла, напримѣръ на то, что Никитинъ считаетъ обидой для себя поступокъ Арбузова, удержавшаго его за руки, послѣ нанесенія удара, прокуроръ находитъ, что у подсудимаго развита особенная чувствительность къ обидамъ. Такимъ образомъ, по мнѣнію прокурора, изъ дѣла не выяснилось, чтобы судья нанесъ личную обиду подсудимому, а только крайнее раздраженіе, вызванное обидой, по закону считается обстоятельствомъ уменьшающимъ вину. Затѣмъ раздраженіе, происшедшее отъ другихъ причинъ, въ глазахъ уголовнаго закона не имѣетъ ровно никакого значенія.

Далѣе прокуроръ перешелъ къ разсмотрѣнію мнѣнія экспертовъ. Онъ остановился на положеніи, высказанномъ г. Соколовымъ, что если событіе, подобное настоящему, совершилось, то, стало быть, подсудимый дѣйствовалъ безъ свободной воли, воля у него была подавлена. Прокуроръ позволилъ себѣ, ссылаясь на одно мѣсто Судебной медицины Шауэнштейна, войти въ оцѣнку этого взгляда эксперта и старался доказать, что взглядъ этотъ, не заключая въ себѣ ничего новаго, не имѣетъ никакого практическаго значенія въ дѣлѣ уголовнаго правосудія. Далѣе, прокуроръ старался указать на противорѣчія, высказанныя экспертомъ Соколовымъ въ его заключеніи. Цѣль этой оцѣнки мнѣній экспертовъ заключалась въ томъ, чтобы показать присяжнымъ, съ какою крайнею осторожностью они должны относиться ко взглядамъ, высказаннымъ врачами.

Наконецъ прокуроръ указалъ, что напрасно подсудимый Никитинъ видитъ какую — то угрозу въ словахъ, приписываемыхъ мировому судьѣ: «Никитинъ попадется когда нибудь мнѣ въ руки». Слова эти, сказанныя въ домашнемъ кругу, по мнѣнію прокурора, означали только, что судья, зная хорошо подсудимаго и постановивъ два оправдательные приговора, думалъ, что Никитинъ рано или поздно понесетъ наказаніе. По мнѣнію прокурора, также не имѣетъ никакого значеніе заявленіе подсудимаго о томъ, что онъ самъ просилъ, чтобы было произведено слѣдствіе о его поступкѣ, такъ какъ это заявленіе было сдѣлано уже послѣ составленія акта. Обращаясь къ объясненію мотивовъ, вызвавшихъ поступокъ Никитина, прокуроръ замѣтилъ, что въ нашемъ обществѣ, вмѣстѣ съ полнымъ уваженіемъ къ мировому институту, существуетъ и недовольство имъ. Это недовольство, по мнѣнію прокурора, высказываетъ между прочимъ тотъ классъ людей, которые отъ справедливаго и безпристрастнаго суда мировыхъ судей потерпѣли какой — либо личный ущербъ. Къ разряду такихъ людей прокуроръ причисляетъ и подсудимаго, разъ оштрафованнаго и другой разъ удаленнаго изъ залы суда за неприличіе во время судоговоренія, — подсудимаго, который четыре раза привлекался мировымъ судьею къ отвѣту и изъ нихъ въ двухъ случаяхъ былъ приговоренъ къ денежному взысканію. Въ этихъ обстоятельствахъ прокуроръ видитъ причину враждебнаго отношенія подсудимаго къ мировымъ судьямъ вообще и къ мировому судьѣ Басманнаго участка въ особенности. Объяснивъ такимъ образомъ мотивы преступленія, прокуроръ находилъ, что въ дѣлѣ не представляется положительно ни одного обстоятельства, которое можно было бы признать смягчающимъ вину подсудимаго.

Защитникъ Рихтеръ. «Гг. присяжные! судъ возложилъ на меня тяжелую обязанность: онъ назначилъ меня быть защитникомъ человѣка, который своимъ поступкомъ возбудилъ противъ себя общественное мнѣніе и который не можетъ разсчитывать на ваше снисхожденіе. И дѣйствительно, можетъ ли общественное мнѣніе не клеймить позоромъ всякаго посягательства на дарованный намъ мировой судъ, — судъ, ограждающій насъ отъ произвола и самоуправства, — судъ, къ которому мы привыкли относиться не иначе, какъ съ глубокимъ уваженіемъ? Нѣтъ…. оно не можетъ хладнокровно относиться къ подобнымъ грустнымъ явленіямъ и, громко протестуя противъ преступленія, весь свой гнѣвъ изливаетъ на обвиняемаго, не заботясь о томъ, при какихъ обстоятельствахъ совершено преступленіе и не скрывается ли за подсудимымъ другой ближайшій виновникъ. Ботъ почему, гг. присяжные, мое положеніе такъ тяжело; но если подсудимый еще до суда осужденъ общественнымъ мнѣніемъ, то на васъ, какъ судьяхъ, лежитъ священная обязанность заглушить въ себѣ всякое чувство негодованія, которое г. прокуроръ старался такъ искусно развить въ васъ, — дабы вашимъ приговоромъ руководила одна совѣсть, очищенная отъ всякаго предвзятаго убѣжденія. Подсудимый виновенъ, но какъ и при какихъ данныхъ совершено преступленіе и насколько это преступленіе можетъ быть признано произведеніемъ его сознательной воли — вотъ въ чемъ вопросъ»? Затѣмъ защитникъ, переходя къ обстоятельствамъ дѣла, прежде всего познакомилъ съ личностью подсудимаго, причемъ указалъ на болѣзненное его состояніе, располагающее къ сильному раздраженію. Приступивъ къ изложенію обстоятельствъ, происходившихъ въ камерѣ судьи 3‑го мая, защитникъ начертилъ, въ послѣдовательномъ порядкѣ, рядъ поступковъ мироваго судьи, которые, по мнѣнію защитника, довели подсудимаго до высшей степени раздраженія. Въ этомъ ряду фактовъ защитникъ по преимуществу указалъ на неоснованное на законѣ требованіе судьи, предъявленное настойчиво подсудимому, — требованіе или принять копію съ заочнаго рѣшенія, или выслушать самое рѣшеніе. Кромѣ того защитникъ замѣтилъ, что фраза: «вы пьяны», сказанная уже въ то время, когда подсудимый былъ въ сильномъ раздраженіи, была въ данномъ случаѣ оскорбительна и могла непосредственно вызвать оскорбленіе. Вторую часть своей рѣчи защитникъ началъ съ юридической оцѣнки 285 ст. Улож. о пак., на основаніи которой обвиняется подсудимый. Прежде всего защитникъ задался вопросомъ: былъ ли мировой судья во время нанесенія ему оскорбленія при отправленіи своей обязанности? Какъ на фактъ, доказывающій противное, защитникъ обратилъ вниманіе на то, что на мировомъ судьѣ не было цѣпи, — знака его должности, который, по мнѣнію защитника, видимо отличаетъ должностное лицо, отправляющее свои обязанности, отъ частнаго человѣка. Поэтому защитникъ находитъ, что въ данномъ случаѣ подсудимый могъ знать, что предъ нимъ мировой судья, но могъ не знать, что онъ при отправленіи своей должности. Такимъ образомъ въ настоящемъ случаѣ, по мнѣнію защитника, со стороны подсудимаго возможны незнаніе, ошибка. Не допуская въ данномъ случаѣ оскорбленія при исполненіи обязанностей, защитникъ перешелъ къ вопросу о томъ, не было ли это оскорбленіе нанесено «вслѣдствіе» или «по поводу» исполненія обязанностей должности, такъ какъ и такое оскорбленіе предусмотрѣно тою же 285 ст. Но и этотъ вопросъ защитникъ рѣшаетъ отрицательно, такъ какъ, по его мнѣнію, стимулъ, вызвавшій оскорбленіе, заключался въ выраженіи «вы пьяны», а не въ какомъ либо дѣйствіи судьи по должности. Итакъ, по мнѣнію защитника, Никитинъ нанесъ оскорбленіе не мировому судьѣ, а г. Скопину. Но и этотъ проступокъ защитникъ не считаетъ возможнымъ вмѣнить подсудимому въ вину, такъ какъ онъ находитъ, что по обстоятельствамъ дѣла слѣдуетъ признать, что подсудимый нанесъ оскорбленіе въ припадкѣ умоизступленія. «Не мнѣ, члену того же общества, въ которомъ вы живете, сказалъ защитникъ въ своей рѣчи, не мнѣ присяжному повѣренному оправдывать поступокъ Никитина. Я, точно такъ же какъ и вы, заинтересованъ въ томъ, чтобы личность судьи была неприкосновенна. Пусть мировыя учрежденія процвѣтаютъ, ограждая попрежнему нашу личность, нашъ домашній очагъ, отъ произвола и самоуправства, пусть они идутъ по тому пути который имъ предначертанъ закономъ… Но съ другой стороны, какъ защитникъ подсудимаго, я не могу не желать, чтобы наказаніе не было свыше его дѣйствительной вины. Я искренно желаю, чтобы вы признали его совершившимъ проступокъ въ состояніи умоизступленія. Оскорбленіе только тогда оскорбленіе, когда оно нанесено лицомъ обладающимъ свободною волей: больной человѣкъ въ состояніи умоизступленія не можетъ никого оскорбить. Признавъ подсудимаго таковымъ, вы тѣмъ самымъ признаете, что и мировой институтъ, и г. Скопинъ никѣмъ не оскорблены. Подобный приговоръ гораздо болѣе удовлетворитъ общественное мнѣніе, чѣмъ самое строгое наказаніе подсудимаго.»

Послѣ этихъ первыхъ рѣчей, стороны обмѣнялись еще по два раза возраженіями. Подсудимый новаго въ свое оправданіе ничего не сказалъ. Вообще пренія продолжались два съ половиною часа.

Судъ для разрѣшенія присяжныхъ поставилъ три вопроса. Въ одномъ рѣчь шла о томъ, находился ли подсудимый во время совершенія преступленія въ состояніи умоизступленія или безпамятства. Во второмъ вопросѣ присяжнымъ предложено было разрѣщить вопросъ о томъ, виновенъ ли подсудимый въ на несеніи ударовъ мировому судьѣ Скопину. Наконецъ, отвѣчая на третій вопросъ, присяжные должны были рѣшить, было ли нанесено судьѣ оскорбленіе при исполненіи имъ обязанностей должности или вслѣдствіе исполненія этихъ обязанностей.

Присяжные совѣщались часъ и, по возвращеніи въ залъ, были приглашены предсѣдающимъ снова возвратиться для совѣщанія, такъ какъ содержаніе отвѣта на первый вопросъ не соотвѣтствовало содержанію самаго вопроса. Чрезъ четверть часа присяжные вторично появились въ залѣ и тогда старшина прочиталъ ихъ рѣшеніе. Они признали, что Никитинъ не находился, во время нанесенія удуровъ, въ состояніи умоизступленія или безпамятства. Затѣмъ, они признали подсудимаго виновнымъ въ оскорбленіи мироваго судьи г. Скопина насильственнымъ дѣйствіемъ, вслѣдствіе исполненія имъ обязанностей своей должности; причемъ признали его заслуживающимъ снисхожденія.

Судъ опредѣлилъ: подсудимаго Никитина заключить въ смирительный домъ на восемь мѣсяцевъ, съ ограниченіемъ нѣкоторыхъ личныхъ правъ и преимуществъ по ст. 50 улож. о нак.

Засѣданіе окончилось въ семь часовъ безъ четверти вечера. До самаго конца засѣданія въ залѣ присутствовала многочисленная публика.