(Засѣданіе московскаго окружнаго суда 19‑го декабря 1868 г.)

Дѣло это привлекло въ залу суда многочисленную публику. Оно на очереди дня стояло вторымъ, и потому слушаніе его началось только въ два часа дня, послѣ разсмотрѣнія перваго дѣла. Предсѣдательствовалъ членъ суда Синицкій; обвинялъ товарищъ прокурора Фроловъ, защищали: Петрова — присяжный повѣренный Ласковскій, Кухарева — присяжный стряпчій Розенбергъ. Сущность обвиненія состоитъ въ слѣдующемъ.

28‑го іюля 1866 года, крестьянинъ Федоръ Козловъ, явившись къ частному приставу Реброву, объявилъ, что онъ съ недѣлю тому назадъ, познакомившись случайно на Хитровомъ рынкѣ съ тремя неизвѣстными людьми, узналъ отъ нихъ, что они собираются украсть у старовѣрческаго священника Ефимово, проживающаго въ домѣ крестьянки Федоровой, состоящемъ въ селѣ Черкизовѣ, сундукъ съ значительными деньгами и убить тѣхъ лицъ, которыя замѣтятъ ихъ при совершеніи кражи. Заявляя объ этомъ обстоятельствѣ, Козловъ, чтобы лучше уличить неизвѣстныхъ лицъ, намѣревавшихся совершить вышеупомянутое преступленіе, предложилъ приставу Реброву слѣдующій планъ: онъ изъявитъ по наружности согласіе на совершеніе предполагавшагося преступленія, узнаетъ черезъ это день и часъ, когда оно будетъ назначено къ приведенію въ исполненіе, и заблаговременно дастъ знать объ этомъ полиціи. Далѣе, чтобы не подать никакого сомнѣнія, онъ долженъ будетъ идти съ ними на мѣсто преступленія, и затѣмъ отъ распоряженія полиціи будутъ зависѣть поимка и уличеніе преступниковъ.

Приставъ Ребровъ на такой планъ согласился.

Въ раскрытіи предполагавшагося преступленія изъявилъ желаніе принять участіе и крестьянинъ Артемій Вавиловъ, занимавшійся въ то время по сыскной части у г. Реброва. Козловъ и Вавиловъ, явившись къ приставу Реброву 3‑го августа, объявили, что помянутое покушеніе рѣшено сдѣлать въ ночь съ 3‑го на 4‑е августа. Вслѣдствіе этого приставъ Ребровъ вмѣстѣ съ приставомъ Лефортовской части Шишковскимъ, тремя квартальными надзирателями, письмоводителемъ Дмитріевымъ, крестьяниномъ Вавиловымъ и съ переодѣтыми полицейскими унтеръ — офицерами въ числѣ 18 человѣкъ, прибыли въ село Черкизово въ 10 часовъ вечера. Всѣ они, по предварительному условію, размѣстились въ разныхъ скрытныхъ мѣстахъ около дома крестьянки Федоровой, гдѣ проживалъ Ефимовъ.

Въ 10½ часовъ ночи, полицейскіе, принявшіе на себя открытіе предполагавшагося преступленія, услышали шаги человѣка прошедшаго взадъ и впередъ. Спустя нѣсколько времени снова послышались шаги уже нѣсколькихъ человѣкъ, которые стали перелѣзать черезъ плетень. Затѣмъ «преступники» подошли къ окну, противъ котораго помѣщался приставъ Шишковскій, и вслѣдъ за этимъ раздался трескъ рамы и звукъ упавшихъ разбитыхъ стеколъ, а потомъ двое преступниковъ влѣзли въ окно, а третій, подойдя къ мѣсту, гдѣ сидѣлъ г. Шишковскій, для естественной надобности, пошелъ потомъ также къ окну. Въ это время приставъ Шишковскій далъ свистокъ: преступники бросились въ разныя стороны. Одного изъ нихъ Вавиловъ ухватилъ за полу платья, и она осталась въ его рукахъ, а преступникъ вырвался, но былъ пойманъ городовымъ Васильевымъ, котораго онъ ударилъ по головѣ. Пойманный оказался крестьяниномъ Яковомъ Ивановымъ Кухаревымъ. По показанію же городоваго Кузьмина, Кухаревъ былъ пойманъ имъ, предъ чѣмъ Кухаревъ ударилъ его по головѣ, отчего у него слетѣла фуражка. Другой же подсудимый крестьнинъ Аверьянъ Петровъ, когда хотѣлъ перелѣзть черезъ плетень, получилъ ударъ палкой отъ городоваго Вуколова. Поэтому Петровъ, соскочивъ съ плетня, замахнулся на Вуколова ножомъ, который Вуколовъ выбилъ изъ его рукъ. Затѣмъ Вуколовъ самого Петрова прижалъ къ забору, гдѣ, при помощи городоваго Родіонова, онъ былъ связанъ. Третій же неизвѣстный убѣжалъ. Взятые Яковъ Кухаревъ и Аверьянъ Петровъ оказались безъ письменныхъ видовъ. По осмотру, произведенному полиціей, рама оказалась изломанною на нѣсколько кусковъ; подъ окномъ были найдены три халата, выкинутые изъ дома Федоровой для похощепія, ножъ и заткнутое за обшивку дома долото. По осмотру слѣдователемъ поддевки Кухарева, въ которой онъ былъ взятъ 3‑го августа, оказалось, что лѣвая ея пола оторвана совсѣмъ. Оторванная пола по пригонкѣ пришлась къ поддевкѣ. На мѣстѣ, гдѣ взятъ былъ Аверьянъ Петровъ, найденъ былъ за заборчикомъ ножъ.

Федоръ Козловъ на предварительномъ слѣдствіи показалъ, что оказанные ему крестьяне Кухаревъ и Петровъ тѣ самыя лица, которыя намѣревались обокрасть старовѣрческаго священника Ефимова, проживающаго въ селѣ Черкизовѣ. По условію съ ними, онъ пришелъ въ 8 часовъ вечера 3‑го августа на Хитровъ рынокъ, гдѣ засталъ ихъ вмѣстѣ съ солдатомъ, называвшимъ себя Иваномъ. Отсюда они пошли въ село Черкизово. Не доходя до заставы, они зашли въ трактиръ, гдѣ Петровъ и Кухаревъ показывали ему два ножа, говоря «что бояться намъ нечего», и затѣмъ отправились въ село Черкизово къ дому крестьянки Федоровой. Перелѣзши черезъ плетень, они стали ломать окна, Козловъ же въ это время стоялъ поодаль. Когда же воры влѣзли въ окно, Козловъ кашлянулъ и тѣмъ далъ условленный знакъ приставу Реброву. Вслѣдъ затѣмъ раздался свистокъ: явилась полиція, и Петровъ и Кухаревъ были пойманы. Неизвѣстный же, называвшій себя солдатомъ Иваномъ, убѣжалъ.

Обвиняемый Петровъ на допросѣ 5‑го августа не сознался во взводимомъ на него преступленіи. При этомъ онъ показалъ, что, проживая въ Москвѣ и занимаясь поденными работами, былъ 3‑го августа для найма на Хитровомъ рынкѣ. Здѣсь, часовъ въ 6‑ть утра, подошелъ къ нему неизвѣстный человѣкъ, въ послѣдствіи оказавшійся крестьяниномъ Козловымъ, и спросилъ, не желаетъ ли онъ мѣста. Затѣмъ этотъ неизвѣстный велѣлъ дожидаться его до вечера. Въ 7 часовъ вечера Козловъ подошелъ къ нему вторично и повелъ его въ кабакъ, гдѣ они пили водку. По выходѣ отсюда они встрѣтили какого — то человѣка и пошли всѣ втроемъ въ Преображенское. Тутъ зашли въ трактиръ, гдѣ пили водку и чай, и гдѣ Козловъ увѣрялъ, что онъ ведетъ его на какую — то фабрику. Изъ трактира въ сильно пьяномъ видѣ онъ пошелъ за ними. Куда его привели и что далѣе происходило, Петровъ по опьянѣнію не помнитъ. Онъ заявилъ также, что не знаетъ, кому принадлежатъ найденные ножи и долото.

Обвиняемый Кухаревъ того же 5‑го числа показалъ, что онъ года три не имѣлъ постояннаго мѣста жительства и занятія. 2‑го августа онъ пришелъ къ Москву мимоходомъ изъ Боровскаго уѣзда и 3‑го августа былъ на Хитровомъ рынкѣ. Здѣсь часа въ 3 дня подошли къ нему двое неизвѣстныхъ. Одинъ изъ нихъ былъ Петровъ, другой Козловъ. Послѣдній позвалъ его работать на кирпичный заводъ, на что онъ согласился, и они втроемъ пошли въ Черкизово. Дорогой они зашли въ Преображенскомъ въ трактиръ. Когда они пришли въ Черкизово, Козловъ предложилъ имъ здѣсь ночевать у знакомыхъ. Оставивъ его съ Петровымъ на улицѣ, Козловъ пошелъ налѣво. Воротившись минутъ черезъ 10‑ть, онъ сказалъ: «пойдемте, ночевать можно». Тогда они пошли за нимъ и подошли къ дому Федоровой. Какимъ путемъ они шли, Кухаревъ, по случаю опьянѣнія, не помнитъ. Когда же они подошли къ дому Федоровой, то онъ увидалъ, что рама была отворена. Затѣмъ Кухаревъ, измѣнивъ свое показаніе относительно рамы, сказалъ, что она не была отворена, по что отворилъ ее Козловъ. И въ это самое время онъ съ Петровымъ быль схваченъ полиціей. Кухаревъ, далѣе, объяснилъ, что онъ не знаетъ, почему рама оказалась изломанною и стекла въ ней разбитыми. Въ окно же, по его словамъ, онъ не лазилъ. Онъ сказалъ также, что не знаетъ, кто оторвалъ полу его поддевки. Не знаетъ онъ также, кому принадлежатъ два ножа и долото, найденные у дома Федоровой.

На другой день, 6‑го августа, обвиняемый Петровъ измѣнилъ свое показаніе. Заплакавъ, онъ сознался, что пошелъ съ Кухаревымъ въ Черкизово, по приглашенію Козлова, съ цѣлью обокрасть кого — то, но кого именно, Козловъ не сказалъ. Онъ зналъ, что для совершенія кражи нужно выломать окно. Съ ними былъ еще какой — то неизвѣстный человѣкъ, который, увидавъ ножи и долото, принесенные Козловымъ, тотчасъ же воротился. По словамъ Петрова, окна онъ не ломалъ и въ него не лазилъ; былъ ли у него ножикъ въ рукахъ, онъ не помнитъ.

На этомъ основаніи, крестьяне Петровъ и Кухаревъ, по мнѣнію прокурорскаго надзора, подлежатъ обвиненію въ томъ, что они въ ночь съ 3‑го на 4‑е августа, по предварительному между собою уговору, покушались произвесть изъ дома крестьянки Федоровой кражу со взломомъ, будучи притомъ вооружены ножами, которыми могли бы нанести кому — либо смерть или увѣчье, что предусмотрѣно 9,114 и 1654 стт. Св. Зак. Угол.

Подсудимый Петровъ на судѣ призналъ себя виновнымъ въ томъ, что отправился вмѣстѣ съ Козловымъ въ Черкизово для совершенія кражи. Затѣмъ онъ разсказалъ то же самое, что и на допросѣ 6‑го августа 1868 года, во время предварительнаго слѣдствія.

Подсудимый Кухаревъ виновнымъ себя непризналъ. Поэтому судъ приступилъ къ судебному слѣдствію. По распоряженію суда секретарь прочиталъ составленный судебнымъ слѣдователемъ актъ осмотра окна, изъ котораго выбита была рама, и мѣстности, въ которой были расположены поимщики. Далѣе, по требованію товарища прокурора, былъ прочитанъ актъ о томъ же предметѣ, составленный полиціей, и, наконецъ, актъ осмотра ножей. Затѣмъ судъ приступилъ къ допросу свидѣтелей, причемъ всѣ они предварительно были приведены къ присягѣ.

Приставъ Ребровъ. Въ іюлѣ мѣсяцѣ 1866 года квартальный надзиратель Славышенскій, бывшій тогда въ одномъ изъ кварталовъ Арбатской части, гдѣ я былъ приставомъ, рекомендовалъ мнѣ крестьинина Федора Козлова, какъ сыщика. Спустя недѣлю или двѣ послѣ рекомендаціи — это было также въ концѣ іюля — Козловъ явился ко маѣ съ заявленіемъ. Онъ мнѣ сказалъ, что, таскаясь на Хитровомъ рынкѣ, онъ встрѣтилъ трехъ или четырехъ человѣкъ, въ числѣ которыхъ былъ и бѣглый солдатъ. По его словамъ, эти люди намѣревались ограбить старообрядческаго священника въ селѣ Черкизовѣ, а если встрѣтятъ препятствіе, то и убить. Принимая это заявленіе за извѣстіе о фактѣ, дѣйствительно существующемъ, я приказалъ Козлову зорко слѣдить за этими людьми и не упускать ихъ изъ виду. Заявленіе это было сдѣлано въ іюлѣ. И вотъ 3‑го августа Козловъ приходитъ ко мнѣ и говоритъ, что въ эту ночь люди тѣ порѣшили ограбить священника. Я сказалъ Козлову, чтобъ онъ ни на шагъ не отходилъ отъ нихъ и въ случаѣ какой перемѣны сообщилъ бы мнѣ. Между тѣмъ я утромъ же въ этотъ день, нанявъ коляску, взялъ съ собою двухъ женщинъ, надзирателя Иванова, письмоводителя Дмитріева и всѣ мы, переодѣтые въ обыкновенное платье, поѣхали въ Черкизово. На козлахъ съ кучеромъ сидѣлъ Вавиловъ. Пріѣхавши въ Черкизово, съ цѣлію ознакомиться съ мѣстностію, я помѣстился въ палисадникѣ, какъ будто пріѣхалъ гулять; мы спросили себѣ молока и чаю. По сдѣланному заранѣе условію, въ Черкизово въ это время пріѣхалъ приставъ Лефортовской части. Онъ встрѣтился съ нами, какъ съ знакомыми. Потомъ мы пошли осматривать домъ Ефимова и прилегающую къ нему мѣстность. Тутъ Шишковскій сообщилъ Ефимову, что ему грозитъ нападеніе, и предложилъ ему выйдти въ будку вмѣстѣ съ тою женщиною, съ которою онъ жилъ. Потомъ я нарядилъ восемнадцать человѣкъ нижнихъ полицейскихъ чиновъ, трехъ надзирателей, Иванова, Панина и Славышевскаго, и прибылъ вмѣстѣ съ Шишковскимъ къ дому, гдѣ жилъ Ефимовъ. Здѣсь мы расположились въ малинникѣ, въ кустахъ. Шишковскій съ командой легъ противъ самаго того окна, гдѣ была вынута рама. Команда была съ палками, и только я одинъ былъ вооруженъ. Я занялъ мѣсто въ сторонѣ. Около одиннадцати часовъ услышали мы шорохъ: кто — то пробирался черезъ малинникъ. Оказалось по тѣнямъ, что это были три или четыре человѣка. Они обошли два раза, потомъ послышался трескъ плетня, черезъ который перелѣзали и который какъ — будто рѣзали ножомъ. Наконецъ загремѣли стекла и упала рама. Я былъ въ 60-ти шагахъ и слышалъ этотъ звонъ. Въ это время Шишковскій подалъ свистокъ. Эти люди — три или четыре человѣка — побѣжали; но команда задержала двухъ: это оказались Петровъ и Кухаревъ. У Петрова былъ въ рукахъ ножъ, его вышибъ палкой изъ рукъ унтеръ — офицеръ. Когда я прибылъ, обвиняемые были уже схвачены, и я не могу сказать, бѣжали ли они или сопротивлялись. Заявленіе со стороны Козлова о намѣреніи этихъ людей совершить преступленіе было письменное. Тогда, по полученіи такого извѣщенія, оставалось или мнѣ или Козлову слѣдить за этими людьми. Я бы не отказался принять эту обязанность на себя, но мнѣ угрожала опасность быть узнаннымъ, такъ какъ вслѣдствіе занятій моихъ по сыскной части меня многіе знаютъ на Хитровомъ рынкѣ. Когда обвиняемыхъ схватили, ихъ связали. Кухаревъ былъ разговорчивѣе Петрова. Тутъ мы стали въ саду постановленіе писать. Въ это время изъ будки, въ которой до сего времени помѣщался Ефимовъ съ женщиной, они пришли суда. Я очень хорошо помню, какъ этотъ самый старичокъ сказалъ Кухареву: «Скажи пожалуста, зачѣмъ тебѣ была нужна моя жизнь?» Или что то въ родѣ этого спросилъ Ефимовъ. Я не помню теперь, что на эти слова отвѣчалъ Кухаревъ, только у меня хорошо осталось въ памяти, что онъ не то извинялся, не то просилъ прощенія у этого старичка. При этомъ еще онъ разсказывалъ о своей жизни: говорилъ, что прежде онъ былъ богатъ, занимался по ямской части, но что въ послѣдствіи онъ по какому — то случаю обѣднѣлъ или промотался что ли. Впрочемъ, эти обстоятельства въ постановленіе полиціи не записаны. Петровъ былъ выпивши, но немного. Говорили, что шесть человѣкъ едва могли оттащить руки его отъ груди. (Спрошенный защитникомъ Петрова) Козловъ хорошо зналъ расположеніе дома Ефимова: онъ даже сообщилъ, гдѣ эта женщина спала. Послѣ этого происшествія Козловъ оставался на службѣ недолго; онъ былъ заарестованъ по обвиненію въ подстрекательствѣ на убійство. (Спрошенный защитникомъ Кухарева) Славышенскій, указывая мнѣ Козлова, предложилъ его, какъ сыщика. Дѣлая порученіе подобное настоящему, я, конечно, многое на себя принимаю, но моя личность отвѣчаетъ въ такихъ случаяхъ за все. За благонадежность такихъ людей поручиться нельзя, и потому я довѣрялъ Козлову въ настоящемъ случаѣ настолько, насколько обыкновенно я довѣрялъ подобнымъ заявленіемъ: я старался убѣдиться въ правдивости этого заявленія, и тѣмъ болѣе не могъ сомнѣваться въ настоящемъ случаѣ, что предъ глазами сбылось предсказаніе. Одинъ ножъ, выбитый изъ рукъ у Петрова, нашли около плетня, другой около окна, гдѣ заваленка, а долото было заткнуто за обшивку дома, внизу. Команду разставлялъ Славышенскій, и я уступилъ Шишковскому свое мѣсто. Впрочемъ, мы не знали, откуда будетъ нападеніе на домъ, а Шишковскому случайно пришлось быть противъ окна, изъ котораго вынули раму. Я поставилъ часы старика по своимъ часамъ, и Шишковскій предложилъ ему вмѣстѣ съ женщиной уйти въ будку, чтобы предупредить возможность всякаго несчастія. Когда мы спрашивали у старика о его богатствѣ, онъ сказалъ: «Какое у меня богатство: тысячу рублей про смерть берегу — вотъ и всѣ мои деньги».

Секретарь прочиталъ показаніе нынѣ умершаго пристава Шишковскаго. Въ этомъ показаніи сказано, что, по приглашенію г. Реброва, свидѣтель съ командой прибылъ въ Черкизово и скрылся въ малинникѣ передъ окномъ дома Ефимова. Около 10 часовъ три человѣка подошли къ дому; двое изъ нихъ выломали раму, одинъ влѣзъ въ окно и хотѣлъ зажечь свѣчку. «Дай спичку», сказалъ онъ остановившемуся подлѣ окна. «Нѣтъ спичекъ, забылъ», отвѣчалъ ему другой. Третій въ это время сѣлъ въ кусты около Шишковскаго для естественной надобности. Въ то время какъ было выкинуто изъ окна платье, г. Шишковскій далъ свистокъ. Тогда обвиняемые были пойманы.

Свидѣтель Артемій Вавиловъ, бывшій сыщикъ у г. Реброва, въ настоящее время, какъ состоящій подъ судомъ по дѣлу о покушеніи на убійство, содержится въ зáмкѣ. «Вотъ какъ было дѣло, началъ Вавиловъ. Поѣхали мы въ Черкизово. Дорогой остановились мы въ Лефортовскомъ частномъ домѣ. Г. Ребровъ меня и спрашивалъ: «какъ ты думаешь, Вавиловъ, обмана тутъ нѣтъ»? Это онъ насчетъ заявленія Козлова говорилъ. «Какъ видите, говорю, обмана тутъ не должно быть никакого». Когда мы пріѣхали, г. Ребровъ ушелъ на сосѣдній дворъ, а квартальный надзиратель Славышенскій сталъ насъ разсаживать. Только такъ спустя немного времени, приходитъ Козловъ одинъ — это часовъ въ 10 было. «Что же, говоритъ, вы тутъ все еще возитесь, а мы уже идемъ. Я ихъ недалеко оставилъ». Тутъ Славышенскій увидѣлъ въ окно, что въ избѣ горитъ лампада, мы съ нимъ и вошли въ комнаты. Лампадку они погасили, потомъ столъ мы съ нимъ отставили, который стоилъ у окна, чтобы, значитъ, препятствій какихъ не было, когда они полѣзутъ. Тутъ на окнѣ какая — то посуда стояла, г. Славышенскій сталъ ее снимать и нечаянно банкой разбилъ стекло. Тогда онъ сказалъ мнѣ, чтобъ я подалъ ему что — нибудь заткнуть. Я ему со стана фабричнаго подалъ какую — то одежонку, онъ ею и заткнулъ окно. Шишковскій сѣлъ предъ окномъ; мы всѣ также притаились. Немного спустя послышались шаги, кто — то чрезъ плетень лѣзъ. Потомъ рама упала и стекла зазвенѣли. Поданъ былъ свистокъ. Сначала поймали Кухарева. Я схватилъ его за полу, такъ пола у меня и осталась въ рукахъ. Недалеко поймали и Петрова. — Козлова я прежде зналъ. Дня за четыре или за три до этого дѣла онъ мнѣ говорилъ: «У меня, говоритъ, убійство какое есть: я хочу, говоритъ, Пяткину открыть». Я ему и говорю: «Зачѣмъ идти къ Пяткину, открой лучше г. Реброву». Вотъ я его и рекомендовалъ г. Реброву. Сначала объ этомъ дѣлѣ я самъ сказалъ г. Реброву, а потомъ привелъ къ нему и Козлова. Послѣ, когда уже мы въ секретной вмѣстѣ сидѣли, — это въ замкѣ, — Козловъ мнѣ хвалился, что онъ этихъ двухъ людей, теперь подсудимыхъ, напоилъ и пригласилъ ихъ ночевать зайти въ Черкизово къ знакомымъ. Онъ сказывалъ, что раму онъ самъ изломалъ. Онъ мнѣ говорилъ также, что этого священника въ Черкизовѣ онъ прежде знавалъ. Ножи эти, говоритъ, я послѣ за три рубля купилъ, которые мнѣ Ребровъ далъ. Г. Ребровъ точно ему денегъ три рубля далъ. Дѣло это такъ было: Козловъ этотъ приходитъ къ г. Реброву, да немножко и проговорился. «Намъ, говоритъ, ваше высокоблагородіе, ножей не на что купить: у меня, говоритъ, денегъ нѣтъ, да и у тѣхъ ни копѣйки тоже». А г. Ребровъ это и говоритъ: «Что — жь я вамъ на ножи что ли буду давать»! Козловъ это сейчасъ одумался и сказалъ: «Мнѣ. говоритъ, нужны деньги, сегодня надѣло идти, а у меня денегъ пѣтъ. Неравно ѣсть захочешь». Ну, г. Ребровъ и далъ ему три рубля на чай, значитъ. Я тутъ при этомъ былъ. Когда мы взяли этихъ двухъ, они точно были порядочно пьяны. Ножи на землѣ валялись, а въ рукахъ они ни у кого не были. А долото было заткнуто за обшивку. Г. Ребровъ ничего не могъ видѣть, какъ въ окно лѣзли, — онъ чрезъ два двора сидѣлъ отъ самаго этого мѣста. Г. Ребровъ и Шишковскій сказали этому старику еще утромъ, что оберъ — полицеймейстеръ приказалъ ему удалиться на время изъ квартиры, что полиція будетъ ловить преступниковъ. Козловъ намъ напередъ говорилъ, что будетъ лѣзть въ крайнее окно, поэтому отъ этого окна я съ Славышенскимъ и отодвинулъ столъ и стулъ, которые тутъ стояли. Шишковскій расположился противъ этого окна. Взятые были порядочно выпивши, такъ что ничего не могли говорить, поэтому ихъ, не допросивъ, отправили въ часть. Ефимовъ не подходилъ къ Кухареву, который, какъ и Петровъ, сидѣлъ молча. Всего этого, сущей правды, какъ было дѣло, я не могъ показать прежде на слѣдствіи, потому что при допросѣ сидѣлъ тутъ же г. Ребровъ. А могъ ли я что — нибудь показать противъ него, когда я находился на службѣ у него?

Приставъ Ребровъ на предложеніе предсѣдавшаго разъяснить противорѣчія съ Вавиловымъ сказалъ: «О ножахъ мнѣ ничего не говорилъ Козловъ. Когда онъ отправлялся на Хитровъ рынокъ, онъ мнѣ сказалъ, что ему нужны деньги на расходы, я ему и далъ три рубля. Да прежде не разъ мнѣ приходилось давать по мелочи на расходы и три и пять рублей. Еслибъ онъ у меня попросилъ, я, можетъ — быть, далъ бы ему и на оружіе: я это не считаю противузаконнымъ, лишь бы это послужило къ открытію преступленія. Козловъ, дѣйствительно, приходилъ одинъ прежде, чѣмъ онъ вмѣстѣ съ подсудимыми пришелъ на покушеніе. Онъ спросилъ, готовы ли мы, и прибавилъ, что оставилъ людей за овиномъ».

Козловъ, цеховой 22‑хъ лѣтъ (по приговору окружнаго суда онъ былъ признанъ виновнымъ въ подстрекательствѣ на убійство и приговоренъ къ заключенію въ смирительномъ домѣ). Когда я былъ безъ должности, паспорта у меня, значитъ, въ тѣ поры не было; ходилъ я, ходилъ, и познакомился я съ Артеміемъ Вавиловымъ. 26‑го іюля за оскорбленіе дѣвушки въ Александровскомъ саду былъ я взятъ въ Тверской частный домъ. Отсюда меня, по мѣстожительству, переслали въ Арбатскій частный домъ. Здѣсь съ меня г. Ребровъ взялъ подписку, чтобъ я подвелъ кого — нибудь, уличилъ бы какое — нибудь лицо. Я, значитъ, на это самое согласился, росписку эту далъ, чтобы, значитъ, освободить поскорѣе себя. Меня, точно, выпустили. Наконецъ это г. Ребровъ сталъ говорить, чтобы подвести какъ — нибудь въ Черкизово на воровство людей. Это онъ мнѣ говорилъ въ части, въ кабинетѣ, тутъ и Вавиловъ былъ. Г. Ребровъ и говоритъ меѣ: «Нельзя ли, говоритъ, пріискать такихъ людей». Вотъ я и пошелъ на Хитровъ рынокъ. Встрѣтилъ тутъ, впервые, значитъ, въ жизни, Аверьяна Петрова и нанялъ его на работу на кирпичный заводъ. Я ему сказалъ, что ынѣ и другаго человѣка нужно. Онъ и нанялъ другаго — это Кухарева, выходитъ. Тутъ же мы и отправились на работу. Допрежде этого, значитъ, г. Ребровъ ножи купилъ, — эти самые ножи и лежали въ квартирѣ надзирателя Славышенскаго, ихъ и Ивановъ надзиратель видѣлъ. Ножи эти г. Ребровъ взялъ, потомъ эти ножи въ Черкизовѣ тамъ и нашли: г. Ребровъ что — ли ихъ съ собой привезъ. Съ Хитрова рынка мы и пошли, зашли въ трактиръ, водочки выпили. Потомъ пришли мы въ Черкизово; я и говорю, что идти, молъ, теперь поздно; здѣсь, молъ, моя квартира, будемъ ночевать. А мепя г. Ребровъ научилъ: «Если, говоритъ, они не пойдутъ, то ты толкни раму, она и выпадетъ». Вотъ это мы идемъ; только они, — ихъ двое со мной было, оно были сильно выпивши, — только они говорятъ: «куда это ты насъ ведешь?» Они, значитъ, догадались, что полиція здѣсь. Я это въ сторонѣ былъ; а они какъ стали подходить, рама и вывалилась: она выставлена была, худая была, тутъ и развалилась. Пошли это, значитъ, свистки, ихъ и схватили. Меня съ г. Ребровымъ Вавиловъ познакомилъ, когда я за оскорбленіе дѣвушки въ части сидѣлъ. Сначала я показывалъ такъ, какъ меня научили, а потомъ, какъ это я въ тюрьму попался, я священнику на духу и покаялся, и теперь говорю, какъ это дѣло было. Послѣ этого самого происшествія г. Ребровъ вызывалъ меня въ часть: «Ты, говоритъ мнѣ г. Ребровъ, не сознавайся, посидишь, посидишь, да и выпустятъ, больше ничего не будетъ». Я только съ недѣлю былъ знакомъ съ г. Ребровымъ до этого происшествія. Ножи эти самые лежали прежде въ сарайчикѣ, у Славышенскаго, гдѣ мы съ Вавиловымъ спали, тамъ и сторожъ спалъ.

Товарищъ прокурора просилъ судъ все покзаніе Козлова записать въ протоколъ.

Квартальный надзиратель Славышенскій объяснилъ, что однажды къ нему Вавиловъ привелъ Козлова и сказалъ, что они вмѣстѣ открыли г. Реброву какое — то важное дѣло. Козловъ и Вавиловъ остались ночевать въ пустой комнатѣ; на другой день г. Ребровъ поручилъ г. Славышенскому отыскать двухъ женщинъ, чтобъ ѣхать въ Черкизово. Г. Славышенскій чрезъ городоваго отыскалъ женщинъ, и они ѣздили въ Черкизово. Далѣе, вечеромъ вмѣстѣ съ командой, по словамъ г. Славышенскаго, до 40 человѣкъ, онъ прибылъ вмѣстѣ съ другими надзирателями въ Черкизово и расположился съ боку дома. По словамъ г. Славышенскаго, разставлялъ команду не онъ, а Вавиловъ. Г. Славышенскій сказалъ, что онъ ножей никакихъ въ своей конюшнѣ не видалъ.

Бывшій надзиратель Ивановъ объяснилъ, что онъ ѣздилъ въ Черкизово, по приглашенію г. Реброва, для поимки обвиняемыхъ. Г. Ивановъ для себя и для г. Реброва по этому случаю купилъ два англійскіе полицейскіе потаенные фонаря. Г. Ивановъ помѣстился при засадѣ сзади г. Шишковскаго. Обстоятельства покушенія и поимки онъ разсказалъ такъ же, какъ изложено выше.

Свидѣтель Дмитріевъ, бывшій письмоводителемъ г. Иванова, между прочимъ, показалъ, что онъ вмѣстѣ съ другими задержалъ Петрова. Пять свидѣтелей — полицейскіе унтеръ — офицеры ничего новаго не прибавили, объяснивъ только подробности, каждый свои, объ участіи въ поимкѣ.

Полицейскій городовой Невечура, вызванный по требованію защитника Кухарева, показалъ, что въ конюшнѣ при квартирѣ г. Славышенскаго, гдѣ онъ спалъ вмѣстѣ съ Вавиловымъ и Козловымъ, онъ видѣлъ два ножа, но когда это было, до происшествія или послѣ происшествія, онъ не знаетъ.

Защитникъ Кухарева замѣтилъ, что послѣ происшествія ножи были у судебнаго слѣдователя.

Товарищъ прокурора Фроловъ поддерживалъ обвиненіе, изложенное въ актѣ.

Защитникъ Петрова, присяжный повѣренный Ласковскій, указалъ, во — первыхъ, на то, что обвиненіе въ предварительномъ уговорѣ падаетъ, такъ какъ въ этомъ принималъ участіе членъ полиціи — сыщикъ. Затѣмъ защитникъ доказывалъ, что нельзя признать и наличности покушенія, такъ какъ вынутіе рамы является въ дѣлѣ обстоятельствомъ темнымъ. Чтб касается вопроса о вооруженіи ножами, то защитникъ, признавая это обстоятельство за самое важное, находилъ, что данныхъ для признанія его недостаточно. Поэтому защитникъ находилъ возможнымъ признать Петрова виновнымъ лишь въ приготовленіи къ преступленію, безъ употребленія на то преступныхъ средствъ.

Защитникъ Кухарева, присяжный стряпчій Розенбергъ, указалъ на то, что въ данномъ случаѣ полиція, желая принести обществу пользу, была вовлечена сыщикомъ въ заблужденіе и жертвою этого заблужденія явились подсудимые. Перейдя затѣмъ къ обстоятельствамъ обвиненія Кухарева, защитникъ замѣтилъ, что въ дѣлѣ нѣтъ доказательства того, что Кухаревъ шелъ къ дому Ефимова съ цѣлію совершить преступленіе; въ дѣлѣ нѣтъ также данныхъ и относительно того, какое участіе принималъ онъ въ этомъ происшествіи. Видно только, что онъ былъ на мѣстѣ этого событія. Обративъ затѣмъ вниманіе на то, что Кухаревъ вмѣстѣ съ товарищемъ содержался въ зáмкѣ 29 мѣсяцевъ, защитникъ выразилъ надежду, что присяжные не только признаютъ Кухарева заслуживающимъ снисхожденія, но и вовсе невиновнымъ.

Присяжные признали подсудимыхъ невиновными, и они были освобождены изъ — подъ стражи.

Засѣданіе окончилось въ 2½ часа ночи.

Дѣло это до настоящаго дня уже было назначено къ докладу два раза, 5‑го августа и 24 сентября, но оба раза было отложено по неявкѣ свидѣтелей.