Национальная идея современной Эстонии — отказ от статуса восточноевропейской страны и позиционирование себя частью Скандинавии. Эстония в своем развитии ориентируется на северные страны, в первую очередь на культурно близкую себе Финляндию. Однако после распада СССР Эстония развивалась как типичная восточно-европейская республика: с этническим национализмом, ксенофобией, разрывом всех старых связей с Востоком, паранойей, шпиономанией и перманентным страхом «русской угрозы» как основами общественно-политической жизни. Этим, а также ультралиберальной экономической политикой, Эстонская республика резко отличается от вожделенной Скандинавии, и прежде всего от Финляндии. Многочисленные попытки Эстонии быть северной страной противоречат основам национально-государственного строительства республики, которое велось по стандартной восточно-европейской модели. Эстония — это страна, которая Финляндию догоняет, да собственная история догнать мешает.

 

1. Братья финно-угры: сравнительная история финнов и эстонцев

Финны и эстонцы — это родственные народы финно-угорской группы. Из всех финно-угорских народов только финны, эстонцы и венгры имеют свои независимые государства; финны и эстонцы же наиболее многочисленны среди народов прибалтийско-финской подгруппы (к ней также относятся выру, сету, ингерманландцы). На территорию современной Финляндии племена суоми (сумь) перешли с территории современной Эстонии. Отсюда сохраняющаяся близость языков и культур двух народов: финны с эстонцами соотносятся примерно как русские с украинцами или испанцы с португальцами.

Территория будущей Финляндии была завоевана в XII веке Шведским королевством. Местное население обратили в христианство — с этого времени финны начинают развиваться в русле западно-христианской цивилизации.

Земли южной Эстонии были приобщены к европейской цивилизации в XIII веке посредством Крестового похода в Прибалтику немцев, шведов и датчан. После завоевания Орденом меченосцев южная Эстония оказалась под властью Ливонского Ордена. При этом северную Эстонию тогда же завоевало Датское королевство. До середины XIV века северные земли нынешней Эстонии входили в состав Дании и назывались Датской Эстляндией. В 1346–1351 годах датские территории Эстляндии были проданы Ливонскому Ордену, утвердившему таким образом свою власть на всей территории будущей Эстонии.

«Псы-рыцари» установили над эстами многовековое немецкое господство, полностью аналогичное тому, что было установлено над латышами (на социальном уровне господство было немецким и в северной Эстонии — Датской Эстляндии).

То же закабаление коренного населения немецкими баронами, установление к XVI веку крепостного строя, воспринимаемого местными батраками как господство над ними чуждой культуры, насильственная, но неглубокая христианизация, при которой эстонцы сохраняли свои языческие верования, а католицизм (а затем и лютеранство) воспринимали по большей части как ещё одно проявление господства над ними пришлых завоевателей.

Так же как и в Латвии, сельская эстонская культура была прямо противопоставлена немецкой культуре городов. Таллин — столица современной Эстонии — был вольным ганзейским городом Ревелем, и великолепная архитектура его старого города создана исключительно немцами. Эстонский крестьянин за вход в вольный город Ревель приговаривался к повешению. Как и у латышей, история Эстонии до XX века не была эстонской историей.

По итогам Ливонской войны все земли будущей Эстонии отошли к Швеции — период с 1561-го по 1721 год в её истории называется Шведской Эстляндией. Остзейские немцы в качестве доминирующей социальной группы были потеснены эстонскими шведами, но на эстах, коренном населении, смена политической принадлежности отразилась мало: просто к немецким феодалам добавились ещё и шведские. Эстляндия вошла в состав Швеции в имперский период шведской истории, когда королевство приступило к интенсивной внешней экспансии, — поэтому частью Швеции будущая Эстония стала на правах колонии, немецкая аристократия в Шведском королевстве не получила равных прав и возможностей со шведской, а эстонское население осталось в состоянии крепостного рабства.

Совсем иначе развивалась история Финляндии.

В раннем средневековье короли Швеции избирались знатью.

В 1362 году владельцам ленов (крупных земельных наделов) на территории будущей Финляндии было даровано право участвовать в избрании короля — Финляндия тем самым признавалась полноценной частью Швеции.

По мере усиления королевской власти усиливалась роль риксдага — средневекового парламента, с середины XV века ставшего сословно-представительным органом, использовавшимся монархами для ослабления позиций шведской аристократии. Финляндия направляла своих депутатов в риксдаг наравне со всей Швецией. Великий шведский король Густав Васа в 1556 году наделил своего сына Юхана титулом герцога Финляндии, в 1581 году король Юхан III даровал Финляндии статус Великого княжества в составе шведского королевства — в результате Финляндия начинает развиваться как самоуправляющаяся автономия. При этом Великое княжество было частью королевства не только политически, но и социально: при безусловном шведском господстве финны, например, рекрутировались в шведскую армию — финские войска сыграли важную роль в Тридцатилетней войне. В известном смысле это может считаться социальным лифтом.

Главное же отличие финской истории от эстонской состоит в том, что крепостного права в Швеции, следовательно, и в Финляндии как в её части, не сложилось. В отличие от земель современной Эстонии. Рискнем предположить, что все фундаментальные расхождения в истории двух братских финно-угорских народов основаны на том, что финны всегда обладали личной свободой и элементами самоуправления, тогда как эстонцы много веков находились в крепостной зависимости.

После Северной войны 1700–1721 годов Эстляндия вошла в состав Российской империи: на севере современной Эстонии была образована Ревельская губерния (с 1783 года — Эстляндская), юг стал частью Лифляндской губернии. Был установлен так называемый остзейский особый порядок: была выдворена шведская аристократия, за остзейскими немцами закреплялась административная и судебная власть, за их евангелической лютеранской церковью — религиозная. Остзейский особый порядок окончательно закреплял господство немецких баронов над эстонцами — крепостными рабами. Личную свободу эстонским крестьянам даровал российский император Александр I — в Эстляндии в 1816 году, в Лифляндии — в 1819-м.

В 1809 году, согласно Фридрихсгамскому миру, Россия получила от Швеции всю территорию Финляндии. Финляндия вошла в состав России в качестве широкой автономии, граничащей с личной унией: российский император стал одновременно Великим князем Финляндским. По выражению давшего Финляндии особые права в составе Российской империи Александра I, Финляндия заняла «место среди наций», в результате чего в Великом княжестве на несколько десятилетий раньше многих других нацокраин империи началось национальное пробуждение и появилась национальная же интеллигенция, вплоть до начала политики русификации Финляндии при Николае II остававшаяся пророссийской.

Последнее не удивительно: Санкт-Петербург всячески поддерживал развитие финской культуры, противопоставляя её культуре доминировавшего в городах и нелояльного России шведского меньшинства. В результате при Александре II начал формироваться литературный финский язык, который с 1863 года стал вводиться в делопроизводство. Был литературно обработан, издан в письменном виде и популяризирован в обществе финский народный эпос «Калевала», ставший основой для формирования национального самосознания.

Всё это происходило с одобрения либеральных российских властителей, поэтому в финской истории особенно почитаются имена Александра I и Александра II — последнему даже поставлен памятник на главной площади Хельсинки.

Великое княжество Финляндское служило для Российской империи своеобразной экспериментальной площадкой, на которой тестировались радикальные политические преобразования, чтобы посмотреть, можно ли прогрессивный финский опыт распространить потом на всю Россию.

В 1863 году, в разгар Великих реформ Александра II, в Финляндии после полувекового перерыва была возобновлена деятельность Сейма; в Санкт-Петербурге в это же время шли дискуссии о переходе к парламентской монархии. Тогда же княжеству была дарована Конституция. Великое княжество Финляндское оказалось первой страной в Европе и третьей в мире после Австралии и Новой Зеландии, где ввели всеобщее избирательное право, позволив голосовать женщинам (1906 год). С самого возникновения княжества в 1809 году налоговая система была полностью автономна: подати собирались местными властями и расходовались на местах. В 1860 году в княжестве ввели свою валюту — финляндскую крону; за ней появилась своя почта, армия, национальная бюрократия.

Политика русификации Финляндии, проводимая в последние десятилетия Российской империи, полностью провалилась, спровоцировав лишь революционное движение. А когда в результате распада империи в декабре 1917 года возникла независимая Финляндия, то новое национальное государство имело за плечами многовековую историю автономии, развитый опыт самоуправления и де-факто во многих отношениях было полноценным государством уже в составе Российской империи.

Эстонская нация, эстонское национальное государство формировалось как брат-близнец «латышской Латвии».

1. То же социальное господство остзейских немцев, сохранявшееся вплоть до провозглашения независимости в 1918 году.

2. Та же ситуация, когда прошло более полувека между отменой крепостного права и появлением элементов самоуправления во время Великих реформ.

3. Стандартный для большинства государств Восточной Европы путь формирования нации: национальное пробуждение, наступившее в те же годы, что у латышей и литовцев (1850-1860-е гг.), и не связанное, в отличие от литовцев, с образом утерянной государственности (потому что её никогда не было).

4. Появление национальной интеллигенции и создание ею литературного языка, так же для начала выразившееся в литературной обработке и издании в письменном виде народного эпоса (в эстонском случае это «Калевипоэг»).

5. Общественная деятельность национальной интеллигенции, способствовавшая национально-освободительному движению. Как и в Латвии, в Эстонии под национальным освобождением подразумевалось, прежде всего, избавление от «700 лет немецкого ига», а Российская империя многим «будителям» национального духа представлялась своего рода тактическим союзником.

В случае Эстонии с национальным пробуждением второй половины XIX века связано даже появление у этого народа нового самоназвания. До того эстонцы называли себя maarahvas — «народ земли», то есть крестьяне — в противопоставление горожанам: в городах жили немцы, датчане, шведы, но только не коренные жители Эстляндии. Немцы и прочие европейские «оккупанты» называли мaarahvas эстами в память об упоминаемом римскими авторами балтийском племени эстиев: из этого названия учредитель первой газеты на эстонском языке Йоханн Вольдемар Яннсен создал этноним eestlased — эстонцы.

Так что когда в результате Первой мировой войны и распада Российской империи 24 февраля 1918 года возникло эстонское национальное государство, оно, как и латвийское, не имело ни малейшего опыта государственности. Больше того — Эстонская и Латвийская республики были созданы потомками недавних батраков, столетиями бывшими в крепостной зависимости у немцев. Эти обстоятельства предопределили практически идентичное развитие двух новых государств.

Эстония также пережила:

1. Попытку создания остзейскими немцами Балтийского герцогства с последующей аграрной реформой, лишившей немецких баронов собственности, и превращение нации господ в угнетаемое нацменьшинство с последующей их депортацией в Германию.

2. Гражданскую войну 1918–1920 годов с провалившейся попыткой создания советской республики при участии красных эстонских полков — аналога латышских стрелков (в эстонской историографии эта война именуется Освободительной).

3. Создание парламентской демократии, обернувшееся хронической нестабильностью и бесконечной партийной чехардой: с 1920-го по 1934 год в Эстонии сменилось 23 правительства.

4. Тяжелое экономическое положение, приведшее к росту популярности левых, на борьбу с которыми была заточена внутренняя политика (в эстонском случае проводившаяся более жестко, чем в латвийском, потому что в 1924 году эстонские коммунисты попытались устроить государственный переворот).

5. Упразднение демократического режима правящей элитой в 1934 году и установление правой диктатуры во главе с президентом Константином Пятсом. Так же как Антанас Сметона в Литве и Карлис Улманис в Латвии, Пятс стал одним из основателей эстонского государства. Как и Улманис, на момент свержения конституционного строя он был премьер-министром, а переворот был осуществлен военными и политической полицией.

6. Добровольное подписание Соглашения о взаимопомощи с И. Сталиным в 1939 году и вхождение в состав СССР в 1940 году с одобрения диктатора Пятса и без единого выстрела эстонской армии.

7. Сталинские депортации «классово чуждых элементов» населения Эстонии в Сибирь: 10 тысяч человек в 1941 году, 20 тысяч — в 1949 году.

8. Гражданскую войну в эстонском народе в ходе Второй мировой войны. Эстонский корпус Красной армии (около 20 тысяч человек) и Эстонская дивизия СС (32 тысячи человек) с костяком из добровольцев в обоих случаях. Эстонцы — «красные партизаны», боровшиеся за советскую власть, и эстонцы — «лесные братья», боровшиеся против Советов.

9. Эстонский коллаборационизм и участие местного населения в Холокосте (были уничтожены или вывезены в лагеря смерти все проживавшие в момент прихода гитлеровцев в стране евреи, Эстония была объявлена «юденфрай» — свободной от евреев) и истреблении советских пленных. Особую роль в осуществлении нацистского террора играла добровольческая организация «Омакайтсе» («Самооборона»), численностью до 90 тысяч человек, и «вапсы» — члены ультраправой Лиги ветеранов Освободительной войны.

10. Существование в формате Эстонской ССР в 1944–1991 годах. Советизация: национализация экономики, запрет частного предпринимательства, коллективизация в сельском хозяйстве с подавлением движения «лесных братьев» и депортацией «кулаков». Индустриализация экономики с привлечением в республику русскоязычных трудовых мигрантов, существенно изменивших этническую структуру населения. Специализация на высокотехнологичной промышленности и инновациях (Эстония — пионер в области добычи сланцевого газа: первый в мире газо-сланцевый комбинат был построен в Кохтла-Ярве в 1948 году, Ленинград в 1950-е годы отапливался эстонскими горючими сланцами). Огромные даже по сравнению с другими прибалтийскими республиками вложения союзного Центра в экономику Эстонской ССР: в 1970-1980-е годы Эстония находилась на первом месте в СССР по объему инвестиций в основной капитал на душу населения. Партийная номенклатура, сформированная из национальных кадров: республикой в советский период руководили исключительно этнические эстонцы.

11. Движение за восстановление независимости и выход из состава СССР как реакция на перестройку. Весной 1988 года за полгода до латвийского был создан Народный фронт Эстонии во главе с Эдгаром Сависааром и Марью Лауристин. Эти двое и многие другие лидеры Народные фронта вышли из Тартуского университета: очередное национальное возрождение снова возглавила гуманитарная интеллигенция. Как и в Латвии, борьба за независимость в Эстонской ССР приняла форму «поющей революции»: фестивалей песни и танца на Певческом поле под флагами довоенной Эстонской республики. Процесс движения к независимости и выхода из состава СССР был практически идентичен латвийскому: в Эстонии происходило почти всё то же самое, но с опережением на несколько месяцев. За несколько месяцев до латвийского был создан Народный фронт Эстонии, и, как реакция на него, тоже за несколько месяцев до латвийского — Интерфронт.

Нюансы, отличающие эстонский путь от латвийского, незначительны.

Государственный переворот 1934 года был вызван страхом правящей элиты не столько перед «красными», сколько перед «вапсами» — военизированной Лигой ветеранов Освободительной войны, члены которой придерживались профашистских идей и видели идеал развития Эстонии в режиме Бенито Муссолини. В начале 1930-х происходит резкое увеличение влияния «вапсов»: переворот Пятса был совершен, когда они находились в шаге от прихода к власти. В отличие от латышей, эстонцы не играли особой роли в Октябрьской революции и установлении советской власти, а партийная номенклатура Эстонской ССР была далеко не так идейна, как латвийская: ей, как и литовской коммунистической элите, был свойственен изоляционизм и скрытый национализм. Коммунистическая партия Эстонии в период перестройки вслед за литовской компартией вышла из КПСС и возглавила у себя в стране сепаратистское движение.

При этом на раннем этапе перестройки Эстонская ССР играла немаловажную роль в общесоюзном реформационном движении. Руководство Эстонии предложило программу экономической децентрализации — перехода на республиканский хозрасчет «Экономически независимая Эстония», Isemajandav Eesti, сокращенно IME (ЧУДО), обсуждавшуюся в либеральной перестроечной прессе и на XIX партконференции КПСС в 1988 году. Популярности программы способствовал образ Эстонии как самой прогрессивной советской республики.

В январе 1991 года Эстония стала единственной прибалтийской республикой, избежавшей кровопролития при выходе из СССР. Этим эстонский народ обязан лично Борису Ельцину (на тот момент председателю Верховного Совета РСФСР), за день до событий у Вильнюсской телебашни приехавшему в Таллин и подписавшему договор о межгосударственных отношениях Российской Федерации с Эстонской республикой. При этом в референдуме о независимости Эстонии 3 марта 1991 года уже имели право участвовать только граждане довоенной Эстонской республики и их потомки. С восстановлением 30 марта 1992 года Закона о гражданстве 1938 года около трети населения, постоянно проживавшего на территории Эстонии, окончательно были лишены гражданства.

То есть при некоторых нюансах эстонская государственность в XX веке развивалась по общему с Литвой и особенно Латвией «балтийскому пути»: возникновение из ниоткуда национального государства в 1918 году, установление правой диктатуры после нескольких лет неэффективной демократии, гражданская война внутри Второй мировой войны с окончательным присоединением к победителю — Советскому Союзу. Почти полвека безбедного существования в формате советской республики, затем восстановление независимости с идеологическим поворотом на 180 градусов, но при сохранении старых управленческих кадров, и nation-building на основе оккупационной доктрины и русофобии.

Этот балтийский путь разительно противоречит тому, как развивалась Финляндия, ставшая независимым государством одновременно со странами Балтии — в 1918 году. Главное отличие, разумеется, это советско-финские войны 1939–1940 годов. В отличие от Литвы, Латвии и Эстонии, малонаселенная и слабая в военном отношении Финляндия не подписывала со Сталиным никаких договоров о взаимопомощи, не приглашала на свою территорию Красную армию, вместо этого оказав ожесточенное сопротивление вводу советских войск. Несмотря на огромные человеческие жертвы (существуют разные подсчеты, но суммарная цифра потерь во всех подсчетах превышает 100 тысяч человек) и потерю Карелии (на территории которой в 1940–1956 годах существовала Карело-Финская ССР), Финляндия в двух войнах с Советским Союзом (1939–1940 и 1941–1944 годов) отстояла независимость и право на свой, несоветский путь развития.

Тем удивительнее тот путь, по которому стала развиваться Финляндия в послевоенный период. Он прямо противоположен той модели развития, которую выбрали балтийские страны после распада СССР, и от этого поразительная разница в результатах становится ещё более заметной в настоящее время.

Имеет смысл сравнить финскую модель развития с постсоветским развитием балтийских государств на примере этнически и географически близкой к Финляндии Эстонии. Из сравнения историй двух родственных стран и народов уже понятно, почему они пришли к таким разным результатом, но сравнительный анализ современной Эстонии и Финляндии особенно важен для понимания того, что за 25 постсоветских лет страны Балтии даже близко не подошли к уровню жизни в вожделенной ими Скандинавии.

 

2. Финская модель: как двойная периферия России и Швеции стала настоящей Европой

В финском языке существует не имеющее точных аналогов в других языках понятие «сису». Сису включает в себя одновременно мужество, смелость, стойкость, выносливость и упорство. У этнографов сису считается одной из определяющих черт финской национальной идентичности — именно сису объясняют они то, что в финском языке нет будущего времени. Для Финляндии сису — это национальный бренд и один из главных символов страны.

Вероятно, именно с этой особенностью национального характера связано то место в мире, которое заняла Финляндия после Второй мировой войны.

Из всех государств бывшей Российской империи Финляндия создала наиболее эффективное общество, войдя в число мировых лидеров по всем показателям экономического и социального развития.

Из всех осколков империи Финляндия единственная не вошла не только в Советский Союз, но и в социалистический блок. А самое парадоксальное, что, даже несмотря на советско-финскую войну 1939–1940 годов и потерю Карелии, финское государство реализовалось не как прифронтовая территория и военный плацдарм на советской границе, а совсем наоборот — в качестве геополитического моста: переговорной площадки между двумя мировыми системами, связывающей Советский Союз со странами Запада.

Такая концепция внешней политики с самого начала была продиктована для Хельсинки исключительно прагматическими соображениями.

Во-первых, нейтралитет и миссия посредника гарантировали национальную безопасность Финляндии куда лучше войск НАТО — в Североатлантический альянс финны так и не вступили.

«Свой среди чужих», дружественная, но независимая Финляндия очень быстро стала для Советского Союза гораздо выгоднее условной «Финской ССР». В своем новом качестве на международной арене она давала Кремлю несравнимо больше, чем могла бы дать в качестве очередной советской республики. Отсюда установившееся уже при Хрущеве особенно теплое отношение советского руководства к «самой лучшей капстране», усиливающееся невольным уважением к маленькому государству, выстоявшему в своё время в столкновении с советской армией. Поэтому президент Финляндии Урхо Калева Кекконен — это единственный в истории капиталистический лидер, награжденный орденом Ленина — высшей наградой СССР. В знак особого почтения для того, чтобы вручить орден Кекконену, в 1964 году в Хельсинки из Москвы отправили Анастаса Микояна.

Во-вторых, статус нейтрального государства-посредника создал непропорционально большое для такой небольшой страны место Финляндии в системе международных отношений.

В этом отношении послевоенный опыт Финляндии схож с опытом Австрии. Австрия с момента вывода оккупационных войск в 1955 году провозгласила «вечный нейтралитет», запрет на размещение иностранных военных баз на своей территории, на участие в военных операциях и на вхождение в какие бы то ни было военные альянсы. Благодаря этому Австрия стала посредником между Западом и Востоком, развитыми и развивающимися странами, получая с этого свою прибыль. В Вене разместились штаб-квартиры ОБСЕ, МАГАТЭ, ОПЕК, там же проходили многие судьбоносные для мира переговоры в периоды обострения «холодной войны» (например, первая встреча Кеннеди с Хрущевым). В свою очередь, в Финляндии были подписаны знаменитые Хельсинские соглашения 1975 года, закрепившие политические итоги Второй мировой и послевоенные границы в Европе. Сейчас Австрия и Финляндия добились огромного авторитета на мировой арене благодаря миротворческой деятельности, гуманитарным и правозащитным действиям в зонах военных конфликтов.

В-третьих, и в-главных, нейтралитет и посредничество открыли для Финляндии неисчерпаемые ресурсы экономического роста за счет развития добрососедских деловых отношений с СССР, а затем и с Россией.

По уровню ВВП на душу населения за 2013 год (по статистике МВФ) Финляндия занимает 15 место в мире и 8 место в Европе с 47 тысячами долларов среднего годового дохода на жителя страны. Для сравнения, Эстония занимает 40-е с 18 тысячами долларов. В 2010 году Финляндия заняла первое место в списке лучших стран мира по версии журнала «Newsweek».

Материальной основой для процветания страны стало именно экономическое сотрудничество с Советским Союзом и Россией. Финляндия сделала ставку на развитие промышленности, прежде всего высокотехнологичной: судо-, вагоно— и приборостроение, деревообработка и целлюлозно-бумажная промышленность. Произведенная продукция экспортировалась в Советский Союз. Распад СССР вызвал в финской экономике кризис, сопоставимый с тем, что был на постсоветском пространстве, однако ставка на развитие технологий в конечном счете вернула Финляндию в зону уверенного роста. Сейчас Суоми — это родина таких всемирно известных брендов, как «Nokia», «Stockmann», «Fazer», «Valio», «Angry Birds». Внешнеэкономические связи Финляндии были диверсифицированы, и сегодня 60 % финского экспорта идет на рынки ЕС. Однако традиционные сферы экономического сотрудничества с Востоком сохраняются — именно это сотрудничество с Востоком создало в 1950–1960 годы основу для прорыва Финляндии к инновационной экономике.

«Мы — соседи. В отличие от других соседей России, мы не являемся членом НАТО. Наши отношения с Россией строятся на основе двусторонних контактов, — говорит президент Финляндии Саули Ниинисте. — У нас длительная традиция избегать конфликтов с Россией. Хотя во время Второй мировой мы не были слишком успешны. Но мы не можем изменить географию, ведь у нас общая граница с РФ протяженностью 1300 километров. Это больше, чем у всех стран ЕС вместе взятых».

Именно география, о которой говорит Ниинисте и о которой страны Балтии, Польша, а теперь и Украина, говорят как о «геополитическом проклятии», стала для Суоми «золотой жилой», позволившей из захолустного в экономическом плане Великого княжества Финляндского, где строили дачки на выходные сановники из Петербурга, превратить Финляндию в страну «Нокии», «Стокманна» и «Angry birds».

Внешнеполитическая доктрина страны по окончании Второй мировой была сформулирована «как военное неприсоединение и самостоятельная оборона». Финляндия не является членом НАТО, хотя и расположена на границе с Россией, 100 лет входила в состав Российской империи, воевала с Советским Союзом. По тем же самым причинам страны Балтии и некоторые другие страны Восточной Европы, наоборот, с момента обретения независимости стремились в Альянс и вошли в него при первой возможности.

Для финской культуры же очень важно быть самостоятельными во всех отношениях, и уж тем более никому не делегировать заботу о своей безопасности. Привычка защищать себя самим, помноженная на пресловутое сису и позитивную для национального самосознания историческую память о советско-финских войнах, определяет фундаментальную роль армии в финском обществе. Армия в финском обществе — не менее важный социальный институт, чем школа. Это социальный лифт, без которого в Финляндии почти невозможно занять высокое положение в обществе.

Эти соображения, а также нежелание терять выгоды от хороших отношений с Россией вызывают резко негативное отношение и населения, и политической элиты Финляндии к попыткам затащить их страну в НАТО.

Финляндия не вошла в НАТО ни после Карибского кризиса, ни во время гонки вооружений в первой половине 1980-х годов — поэтому особенно смешны попытки напугать «старшего брата» украинским кризисом и затащить-таки его в Североатлантический Альянс, которые предпринимала в 2014 году Эстония. В июне 2014 года две трети депутатов финского парламента высказались против членства их страны в НАТО. Согласно опросу, проведенному в марте того же года компанией «Taloustutkimus», три четверти финнов не считали Россию угрозой для безопасности Финляндии, а почти 60 % опрошенных заявили, что Финляндии не стоит поддерживать направленные против России санкции, поскольку значение России для финской экономики очень велико. В конечном счете президент Эстонии Тоомас Хендрик Ильвес, решивший взвалить на себя историческую миссию приобщения братского народа к евроатлантической интеграции, надоел финским коллегам со своими разговорами про НАТО так, что нарвался на публичную отповедь. Глава МИД Финляндии Эркки Туомиоя заявил, что «взгляды Ильвеса сформировались в Мюнхене и Соединенных Штатах, в то время как остальные жили и справлялись здесь», и подчеркнул, что политика России на Украине никак не влияет на безопасность Финляндии и государственную политику обороны страна менять не будет.

Что получается в итоге?

У России в итоге сложились замечательные отношения со своей бывшей провинцией, ставшей независимой страной, которая её уважает, но не боится.

Впрочем, то же относится к отношениям Финляндии с другим бывшим имперским центром — Швецией.

Финляндия и Швеция являются друг для друга главными союзниками и ближайшими стратегическими партнерами. В Финляндии два государственных языка: финский и шведский, и для поступления на государственную службу нужно сдать экзамены по обоим госязыкам, что создает шведскому меньшинству даже некоторые преимущества.

Финские шведы (проживающие преимущественно в северо-западном приграничье) составляют 5 % населения Финляндии. Они официально зарегистрированы как автохтонное национальное меньшинство со всеми положенными ему правами. Законодательно прописано право ребенка получать образование на родном языке: в шведских школах финский является обязательным иностранным языком, а остальные предметы преподаются на шведском. В финских школах главный и обязательный к изучению иностранный язык — шведский.

Шведское культурное наследие, равно как и наследие Великого княжества Финляндского в составе России, тщательно поддерживаются и охраняются. Вместо политики исторической памяти и официально навязываемой версии истории — объективный и бесстрастный подход к прошлому: что было, то и было, отвоевали.

Никто не «расчесывает гондурас», нет никакой шпиономании, никакой «пятой колонны» — дискриминируемых национальных меньшинств.

Наоборот, для нацменьшинств Финляндии государственная политика не несет угрозы исчезновения, а является гарантом сохранения их культурной традиции.

В 1992 году, например, вступил в силу «Закон о саамском языке», согласно которому саамский язык обладает в стране особым статусом. Решения парламента Финляндии, декреты и постановления правительства, которые касаются саамских вопросов, должны быть переведены также и на саамский язык. Защищены права саамского населения Финляндии на сохранение и развитие своего языка.

Что касается больших народов («оккупантов» в прибалтийской терминологии) — шведов и русских, которым исчезновение не грозит, то, например, Аландские острова (территория компактного проживания шведского населения) являются автономией со шведским языком как единственным официальным. В 2012 году правительство Финляндии объявило о создании Фонда поддержки в стране русской культуры, а в 2015 году министр иностранных дел Эркки Туомиоя разругал эстонскую идею общеевропейского «контрпропагандистского» телеканала на русском языке, назвав её априори провальной. «Это связано с националистической политикой, проводимой балтийскими государствами, которая предусматривала отказ от производства русскоязычных новостей. Мы в Финляндии пошли другим путем», — подчеркнул глава МИД Финляндии, отметив, что в Финляндии телекомпания «Юле» уже давно выпускает новостной блок на русском языке.

Наконец, законодательством Финляндии для русскоязычных школьников гарантировано преподавание русского языка в качестве дополнительного иностранного. Государство стимулирует распространение русского языка даже несмотря на негативные воспоминания о попытках насильственной русификации финнов в последние десятилетия Великого княжества Финляндского. Несколько лет назад в приграничных с Россией городах Финляндии стали принимать рубли…

Всё это поведение сильного, взрослого и прагматичного народа. И европейского: если посмотреть на политику Финляндии в какой угодно отрасли, то всё в ней соответствует европейским нормам и стандартам, выдает европейскую идентичность. Для подтверждения европейской идентичности Финляндии не нужно формальных оснований, как странам «новой Европы», которые вступили в Евросоюз в том числе ради ощущения себя «настоящими европейцами». Правда, Финляндия тоже вступила в Евросоюз — в 1995 году, скорректировав тем самым свою внешнеполитическую доктрину постоянного нейтралитета. Однако в случае Суоми вопрос был не в формальном присоединении к Европе, а в открытии рынков ЕС для финского экспорта.

В результате — ещё одно проявление уникальности Финляндии.

Бывшая национальная окраина Российской империи умудрилась стать страной «ядра» Евросоюза, являющейся наряду с западно-европейскими странами, основавшими ЕС, стратегическим выгодополучателем от европейской интеграции.

Географически Финляндия не относится к Скандинавии, однако в культурном плане она добилась звания скандинавской страны: там построена скандинавская модель общества. В контексте общественного развития Финляндия добилась права принадлежать к Северной Европе не только географически. Три балтийских государства, в силу географического положения также претендующие на статус северных стран, в историко-культурном плане таковыми не были и не стали, оставшись типичной Восточной Европой. Финляндия же обладает рядом исключительно скандинавских характеристик. Важнейшее место социальной сферы в политике государства. Семейная политика с только скандинавским странам свойственным стилем вмешательства государства в семейную жизнь и отношения родителей и ребенка. Уникальная даже по меркам других северных стран система образования, делающая Финляндию мировым лидером в международных рейтингах систем образования. В политической жизни в послевоенный период ведущую роль в правительственных коалициях чаще всего играли социал-демократы.

Всё это отличительные черты скандинавской страны. Многие из этих черт могут не нравиться, вызывать раздражение из-за очень большой разницы культур, однако построенное в Финляндии общество невозможно не признать эффективным. Население с 2000-го по 2011 год выросло на 3,5 %, средняя продолжительность жизни — 79 лет, страна привлекательна для иммигрантов.

Как двойная периферия России и Швеции смогла стать успешной скандинавской страной и частью европейского «ядра», частью «старой Европы» — предмет отдельного изучения. Высказанные здесь предположения: отсутствие в социальной истории крепостного права, повлиявшее на менталитет, многовековой опыт автономии и самоуправления, особая роль в международных отношениях периода холодной войны — это именно предположения, а не объяснения. Но факт в том, что Финляндия попала-таки в закрытый «гольф-клуб» ядра ЕС, такой вожделенный для прибалтийских стран и такой недоступный.

Балтийские страны не стали ни успешными эффективными обществами, ни полноценной частью Европы. Те же эстонцы за четверть века постсоветского развития так и остались у финнов бедными родственниками. А построенное ими общество оказалось во многом противоположным европейскому обществу вообще, скандинавскому обществу в частности и финскому обществу в особенности.

 

3. «Балтийский путь» постсоветской Эстонии: «буферная зона», русофобия, кризис, эмиграция

«Мы те же финны, и будем жить так же, как они» — это один из ключевых лозунгов перестроечного движения за восстановление независимости Эстонии. В 1999 году министр иностранных дел и будущий президент страны Тоомас Хендрик Ильвес произнес «установочную» речь «Эстония — скандинавская страна».

Отношение к своим странам как к части Скандинавии популярно и в Латвии с Литвой, но если там это лишь одно из распространенных мнений, то в Эстонии скандинавский статус своей страны считают непреложным фактом. Эстонская республика в своем желании быть Северной Европой отказывается даже считаться балтийской страной — принадлежать к одному с Латвией и Литвой историко-культурному региону. Мол, эстонцы долгое время не по своей воле были частью Прибалтики (Балтии), но теперь ушли на север.

Из всех прибалтийских мифов этот эстонский миф о своей скандинавской идентичности — один из самых нелепых.

После распада СССР Эстонская республика и развивалась по общему с Литвой и особенно Латвией пути, и пришла примерно к тем же результатам.

Во-первых, те же континуитет и теория оккупации, ставшие сакральной основой эстонской государственности. Парадоксальная ситуация, когда идеологические основы государства поменялись на 180 градусов, но правящая элита осталась та же, причем новая идеология (оккупационная доктрина) её господство только легитимировала.

Во-вторых, лишение гражданства и поражение в правах около трети взрослого населения (абсолютного большинства русскоязычных жителей Эстонии) как главное следствие объявленного правопреемства с Первой республикой. В результате формирование эстонской этнократии, когда демократические институты и политическая конкуренция работают «только для своих». Общественно-политический строй был сформирован исключительно этническими эстонцами: только эстонцы в 1990-е годы имели право участвовать в процессе принятия решений и приватизации госсобственности (лишенное гражданства русскоязычное меньшинство в первые годы вовсе не имело возможности натурализоваться, затем доминирование эстонцев во власти стало контролироваться языковой политикой).

В-третьих, этнический национализм как господствующая идеология. После умеренно-интеллигентского Народного фронта власть в Эстонии перешла к радикальным националистам: президенту Леннарту Мэри и премьер-министру Марту Лаару, провозгласивших доктрину «Эстония эстонцев» — полный аналог «латышской Латвии». «Эстония эстонцев» логически подразумевает ещё один лозунг: «Чемодан, вокзал, Россия», который в начале 1990-х годов был провозглашен официально, а сторонники насильственного выдворения русских в Россию были представлены в Рийгикогу (парламенте) и правительстве Эстонии.

В-четвертых, русофобия как основа внешней и внутренней политики.

Равняясь якобы на Финляндию, Эстония не использовала никаких экономических возможностей от соседства с Россией. Наоборот, она старалась в любом случае ими пренебрегать. «Мы миллиардов долларов лишились, когда подошли политически к экономическому вопросу и запретили Nord Stream. Шведы, датчане, немцы на этом деньги заработали, а мы пошли на принцип и сидим теперь бедные, но гордые, что соседу досадили», — приводит пример эстонского подхода к экономическим отношениям с Россией эстонский политолог Эдуард Тинн.

Во внутренней политике «нелояльное русское меньшинство» является одной из основ для сплочения эстонской общины. Отношение эстонцев к русским гораздо хуже отношения к русским латышей. Эстонское общество крайне сегрегировано: на эстонские и русские делятся районы, школы, частные предприятия.

Согласно опросу, проведенному центром исследований Евросоюза по расизму и ксенофобии, Эстония является самой расистски настроенной страной ЕС: более половины этнических эстонцев считают, что сосуществование в одном обществе людей разных рас, религий и культур не идет на пользу этому обществу.

По данным «Мониторинга интеграции 2011 года», только 34 % эстонцев имеют знакомых среди русскоговорящих соседей. Число смешанных браков между представителями титульной нации и русскоязычными составляет 7 %: в три раза меньше, чем в Латвии. Взаимное отчуждение объясняется большой разницей языков (русский и эстонский относятся к разным языковым семьям, в эстонском языке 14 падежей, специфическое словообразование, отсутствует будущее время — выучить его русскоязычным так же трудно, как и эстонцам — русский), национальных характеров, исторической памяти.

«Будучи самой малочисленной этнической группой среди титульных народов Балтии и обладая самым длительным опытом противостояния иноземцам, эстонцы выработали собственные способы защиты и сохранения этноса, главным из которых является не воинственность, а социально-психологическая автономность, закрытость, способность в неблагоприятной среде „уходить в себя“», — пишет российский социолог, руководитель Российско-Балтийского центра Института социологии РАН Ренальд Симонян.

Эта свойственная национальному характеру закрытость подверглась тяжелому испытанию, когда в советские годы в Эстонию прибыли несколько сотен тысяч трудовых мигрантов из других советских республик, и процент этнических эстонцев к 1991 году снизился до 62 %. Эстонцы, как и латыши, не были склонны к территориальной экспансии, расширению своего культурного ареала, освоению новых земель — тем больше проблем возникло у них при массовом столкновении на своей земле с русскими. Взаимное отчуждение только усиливалось драматической разницей в темпераментах двух народов. Появившееся неприятие друг друга породила взаимную ксенофобию, «выплеснувшуюся» сначала на бытовом уровне: целый фольклорный жанр — анекдоты про эстонцев у русских, и оскорбительные прозвища и эпитеты в адрес русских у эстонцев.

С восстановлением национального государства эстонская русофобия перешла с бытового уровня на политический.

Проявилось это, например, в реабилитации и переходе из обсценной лексики в общепринятый литературный язык слова «тибла» — самого оскорбительного выражения в адрес русского (считается, что слово произошло от русского матерного обращения «ты, б…»). «Не читаешь „Eesti Päevaleht“? Значит, тибла!» — слоган подписной компании эстонской газеты, печатавшей комиксы-шаржи, главный персонаж которых, карикатурный эстонский националист, занимался охотой на тиблу. «Эстонский интеллигент… в журнальчики времен первой республики заглянул… нашел сибулявенеласет. Попробовал в печати, а оно не работает. Уж больно не похожа постсоветская диаспора на мирных причудских огородников… Нашли слово непечатное „тибла“ и всей эстонской интеллигенцией на это слово цензуру отменили. Писать и печатать стали это слово от забора до портала», — пишет о внедрении матерного ругательства по отношению к целой этнической группе в литературный язык русский журналист из Эстонии Сергей Мальцев.

Публичные оскорбления по национальному признаку, ставшие, увы, для многих социальной нормой, осуществлялись всё с той же стратегической целью: вынудить русских «убираться в свою Россию». Цель эта осталась в общем не выполненной, и понятно поэтому, какая сейчас ситуация с единением и согласием в стране, четверть населения которой долгие годы официально называли «тиблой». Не скандинавская ситуация, прямо скажем.

Такое решение — сознательный раскол, даже если не брать во внимание моральную сторону вопроса, огромная стратегическая ошибка.

В противопоставлении эстонского большинства России и русскому меньшинству напрочь отсутствует знаменитый финский прагматизм, на который эстонские элиты так хотели бы равняться. Они очень хотят равняться на Финляндию, однако финляндизация в лексиконе правящих в Эстонии правых политиков — одно из самых страшных ругательств.

Финляндизация — это термин из языка антисоветских «ястребов» времен холодной войны. Сотрудничество с Советским Союзом в своих корыстных интересах в ущерб демократической солидарности всего Свободного мира, объединенного борьбой против «тоталитарного монстра». «Финляндизация», «рука Москвы», «русские идут», «красная угроза» и более поздняя «империя зла» — это всё понятия-архаизмы, экспонаты минувшей эпохи тех лет, когда в американских военных столовых висел плакат «лучше мертвый, чем красный». Однако постсоветская Прибалтика с её вымирающими народами и языками — это как раз тот заповедник, в котором этот реликтовый политический язык используется до сих пор. Угрозе финляндизации даже отведено отдельное место в «Стратегии сдерживания России» многолетнего лидера литовских консерваторов Андрюса Кубилюса (см. Приложение 2).

Правда, Литва — не Эстония, её национальной идеей не является стремление именно к финскому уровню развития и благополучия. Для Эстонии же — является. И несмотря на это, именно финляндизация вызывает у эстонских политиков почти животный страх, ассоциируется с новой, «скрытой оккупацией». «Одной из целей внешней политики России является усугубление противоречий между европейскими странами и их выведение на путь финляндизации. Устоять перед агрессивной политикой Москвы можно только путем укрепления единой политики», — заявил, например, председатель Комиссии по иностранным делам Рийгикогу Марко Михкельсон (Союз Отечества и Res Publica), выступая в 2014 году на одном из международных мероприятий. Опыт самой Финляндии как раз доказывает, что никакой угрозы независимости стратегическое партнерство с Россией не несет: наоборот, оно укрепляет эту независимость, предоставляя ресурсы для более мощного социально-экономического развития. Но эстонцы всё равно уверены, что финны «променяли свободу на колбасу». И при этом стремятся быть Финляндией. Как говорится, «рекбус, кроксворд». Впрочем, такое расщепление сознания, геополитическая шизофрения — обычное дело для прибалтийских элит.

Отсутствие прагматизма и иррациональность своей политики понимают и в самой Эстонии, поэтому объяснения существующего там «русского вопроса» часто сводятся к просьбам понять и простить особенности национальной психологии.

«Опыт в Советском Союзе очень драматичен для эстонцев, так что любое продвижение русского меньшинства, любые уступки воспринимаются как угроза существованию эстонского народа. Люди боятся, что вернутся времена русификации и случится нечто плохое, — говорит, например, аналитик Института политических наук и управления при Таллинском университете Тынис Саартс. — Разумеется, это не очень рационально, но всё равно люди думают, что русская угроза реальна или что русское меньшинство недостаточно лояльно. Эти опасения широко распространены».

Доля русского населения в Эстонии составляет примерно 28 % — после Латвии это самое большое количество национального меньшинства в стране — члене ЕС. И это меньшинство относится не к какому-то малому исчезающему народу, а к самой большой этнической группе в Европе — немногочисленной и вымирающей, наоборот, является как раз титульная нация. Это, а также то, что Эстония с Латвией неоднократно входили в состав России, объясняет иррациональное, болезненное отношение латышей и эстонцев к России и русским, сравнимое разве что с комплексом неполноценности и желанием самоутвердиться в своем вновь появившемся национальном государстве.

Объясняет, но не оправдывает. Эстонское население и государственная власть Эстонии своими действиями сами создают нелояльную «пятую колонну», которой они так боятся. Они последовательно лишают себя всех выгод от экономического сотрудничества с гигантским восточным рынком, с помощью которого Финляндия превратила себя в одну из ведущих экономик мира.

Экономическая и политическая география в зависимости от выбранного курса могут быть и «геополитическим проклятьем», и «золотой жилой». Эстония, вопреки своим потугам считаться северной страной, присоединилась к группе восточно-европейских стран, которые считают соседство с Россией «геополитическим проклятьем». Фактически пророческим оказался «бородатый» анекдот про эстонца и золотую рыбку. Поймал как-то эстонец золотую рыбку, говорит ему рыбка человеческим голосом: «Отпусти меня, эстонец, любые три твоих желания исполню». Эстонец разозлился, схватил рыбку за хвост, бьет её головой о камень и приговаривает: «Не надо говорить со мной по-русски!».

Анекдот на поверку оказался одной из основ эстонского культурного кода — моделью внутренней и внешней политики республики. В этом ещё один парадокс: Финляндия, избрав для себя функцию геополитического моста и посредника в отношениях Запада с Советским Союзом, постепенно диверсифицировала свою экономику вообще и товарооборот в частности, став полноценной частью западного мира. Эстония, став частью прибалтийской «буферной зоны» вместе с Латвией и Литвой, свела себя к состоянию производной от факта существования России. О чем говорят в мире, когда вспоминают Эстонию? Вспоминают её очень редко, но если всё же вспоминают, то вместе с Латвией и Литвой, и говорят о них всегда в контексте России и местных русских. Едва ли об этом мечтали эстонцы, выходившие в годы Народного фронта петь народные песни на Певческое поле.

При этом нельзя не отметить, что при общих во всех трех балтийских странах тенденциях количественно все эстонские показатели существенно лучше, чем в Латвии с Литвой.

В Прибалтике, частью которой она быть не желает, но де-факто является, Эстония по социально-экономическим показателям самая передовая, а на членство в группе северных стран с теми же социально-экономическими показателями ей претендовать просто смешно. Население Эстонии за четверть века сократилось на 13 % — не на 26–27 %, как в Литве и Латвии, но и ничего общего с приростом населения на несколько процентов в прошлом десятилетии, как в северных странах. По статистике МВФ Эстония находится на 40 месте в мире по ВВП на душу населения: на две позиции выше, чем Литва, на 11 позиций выше, чем Латвия, а также на 5 позиций выше России и на 7 — Польши. Однако она же на 16 позиций ниже Финляндии, на 20 — Дании, на 23 — Швеции и на 34 — Норвегии. Зарплаты в Эстонии больше, чем в Латвии, Литве, России и Польше, однако они в несколько раз ниже, чем в Германии и тех самых северных странах. Причем в некоторых социальных профессиях (в медицине, например) разрыв в зарплатах с соседней Финляндией — пять-шесть раз не в пользу Эстонии (что, разумеется, приводит к массовому оттоку в Финляндию эстонских врачей и других квалифицированных специалистов).

Если всё-таки относить Эстонию к Восточной Европе, то нужно объяснить, почему по ряду социально-экономических показателей она остается лидером в своем регионе. Во-первых, разумеется, радикальные рыночные реформы начала 1990-х годов, которые оказались не только жестокими, но и успешными, причем более успешными, чем в Латвии и Литве. Также они оказались куда более успешными, чем либеральные реформы в России, — в первую очередь потому, что экономические реформы в Эстонии сопровождались структурными, институциональными реформами (тогда как правительство Гайдара на государственное и муниципальное управление не покушалось, считая, что «рынок сам всё расставит на свои места»).

В Эстонии же была оперативно внедрена упрощенная налоговая система, минимизирован бюрократизм и регулятивные функции государства в экономике, создано сильное местное самоуправление, внедрена эффективная система мер по противодействию коррупции.

В Эстонии можно открыть фирму за полчаса. Не выходя из дома — через интернет. Роль высоких технологий в функционировании государственного аппарата далее будет рассмотрена отдельно. Иностранные граждане вправе владеть юридическими лицами и недвижимостью. В ряде случаев фирмы (например, малые инновационные предприятия) избавлены от уплаты подоходного налога. В стране легализовано ношение оружия частными лицами.

Все эти черты либерального рая создавались последовательной государственной политикой: начиная с лозунга «plats puhtaks» — «очистить площадку», под которым проходили радикальные реформы Марта Лаара, и продолжая лозунгом «nii on parem» — «так правее» Партии реформ, главной правящей партии Эстонии на протяжении последнего десятилетия. Для всех прибалтийских республик очень важен их положительный образ в праволиберальных западных кругах, и Эстония здесь не исключение.

Партия реформ рекламирует себя на международных площадках как партия классических технократов-монетаристов, последователей учений Фридриха Хайека и Милтона Фридмана. Позитивный имидж Эстонии — не последняя по важности причина эксперимента с электронным документооборотом. Даже лишение русского населения гражданства преподносится как проявление эстонской прогрессивности: у поклонников либерального авторитаризма находит понимание расистское по своей природе утверждение, что если бы в Эстонии не было ограничено всеобщее избирательное право, то «русское быдло» голосовало бы за левых и тянуло бы страну назад.

Впрочем, эффективность ультралиберальных реформ в экономике и государственном управлении представляется недостаточным объяснением относительной успешности эстонского развития. В Латвии было всё то же самое, в отличие от Эстонии, там даже никогда не было левых и центристов в правящих коалициях и правительстве, однако итоги латвийского либерального пути по сравнению с эстонскими выглядят совсем жалко. В Эстонии дела в экономике и социальной сфере всё же не так плачевны.

Вероятное объяснение этому — в упоминавшейся уже экономической географии. Эстония расположена между двумя «точками роста» — Финляндией и Санкт-Петербургом, экономической столицей и крупнейшим городом севера Европы. Население и культурной столицы России, и страны Суоми превышает 5 миллионов человек (внушительное преимущество над 1,3-миллионной Эстонией). Финский подушевой ВВП превосходит ВВП Эстонии втрое. Общероссийский ВВП на душу населения ниже эстонского, однако подушевой валовой региональный продукт одного Санкт-Петербурга (более близкий к масштабу Эстонии) намного превосходит и российские, и эстонские показатели. Экономическое и культурное влияние соседнего мегаполиса на экономику и общество Эстонии очевидны, хотя власти страны в силу геополитических и идеологических соображений не поощряют развитие этого направления.

Однако именно активное экономическое взаимодействие Финляндии, а также стран скандинавского полуострова с Россией через Санкт-Петербург стимулирует и подтягивает развитие отстающей Эстонии — «слабого звена» в «треугольнике роста» Финского залива.

«Особое значение приобретает открытость региона и готовность встраиваться в трансграничные формы сотрудничества. По мнению Урпо Кивикари (Хельсинки, Финляндия), в Восточной зоне Балтийского моря можно говорить о „формировании Восточно-Балтийского треугольника роста, включающего Южную Финляндию (Хельсинки), Эстонию (Таллин), Санкт-Петербург и Ленинградскую область“. Этот „треугольник роста“ опирается на разные факторы производства, но благодаря соединению усилий обеспечивает синергетический эффект», — пишут санкт-петербургские экономисты Сергей Кузнецов и Станислав Лачининский.

В Латвии и Литве нет по соседству ни богатой Скандинавии, ни мегаполисов с многомиллионным населением — отсюда и заметное отставание от Эстонии.

То есть географическое положение оказывает существенное влияние на эстонскую экономику вопреки политической воле её правящего класса.

Можно представить, как бы развивалась Эстония, если бы произошло соединение объективных условий для экономического рывка (экономико-географического положения, работающих институтов и эффективной для ведения предпринимательской деятельности государственной инфраструктуры, высокой трудовой этики населения) с волевым решением эстонского истеблишмента задействовать все эти благоприятные факторы. В том числе такой неотъемлемый фактор, как экономико-географическое положение.

На пике популярности мифа о «балтийских тиграх» Эстония пыталась именовать себя то балтийским Гонконгом, то балтийским Сингапуром, то балтийской Южной Кореей. Однако в реальных Гонконге, Сингапуре и Южной Корее «экономического чуда» никогда бы не произошло, если бы правительства этих стран упорно игнорировали фактор географического положения. Отношения Южной Кореи с Японией исторически были напряженными, а ненависть к японцам в корейском обществе намного превышала по градусу прибалтийскую русофобию. Однако как бы смогла Южная Корея развиться в «азиатского тигра» после Второй мировой войны, если бы её руководство препятствовало развитию экономических отношений с гигантским соседним рынком на востоке?

«Плохие взаимоотношения с соседями никому не выгодны. Напротив, все только выиграют, если будут поддерживать нормальные добрососедские связи и сотрудничать. И я сказал бы, что членство в Европейском союзе не может считаться основанием для того, чтобы страны Балтии осмелились бы ухудшать свои отношения с Россией. Более того, ни одна из стран — членов ЕС никогда и никоим образом не способствовала обострению отношений между этими государствами», — это слова Эркки Туомиойя, министра иностранных дел страны, которая для Эстонии служит примером создания успешной экономики, — Финляндии.

Все эти соображения достаточно очевидны, однако представители Эстонии зачастую «проговариваются», что не всё в их поведении является рациональным и прагматичным. Поэтому в итоге вместо скандинавского процветания всё та же общая для Прибалтики деградация. Совпадающая с Латвией и Литвой во всех отношениях, хотя и не такая аховая, как в Латвии и Литве. Но это даже близко не Скандинавия: за последние четверть века Эстония не добилась ничего из того, чего добилась Финляндия во второй половине XX века. Она остается бедным, озлобленным и глубоко закомплексованным восточно-европейским обществом, которое отчаянно пытается если не быть, то хоть казаться северной страной.

 

4. Будущее Эстонии: сможет ли постсоветская республика стать прогрессивной Скандинавией

В последние годы в Эстонии осуществлялась масштабная реформа образования, которая, в частности, предполагает переход на всеобщее бесплатное высшее образование и создание в каждом районном центре страны государственных гимназий с элитным уровнем образования. «Самая большая часть реформы — это реформа высшего образования, переход его на безвозмездную основу. Высшее образование в Эстонии вышло из сферы рынка и стало публичным благом», — прокомментировала главную «фишку» реформы одна из основателей Народного фронта Эстонии, на тот момент профессор социологии университета Тарту, депутат Европарламента Марью Лауристин.

Реформа образования идеально подходит для описания противоречивости современной Эстонии. Во-первых, бесплатное высшее образование. Его ввела страна, которая кичится своей ультралиберальностью, в которой в правящих правых кругах модно читать и цитировать книгу «Атлант расправил плечи» Айн Рэнд, а существования социальной сферы не признавать, распространяя на нее рыночные законы. При таком подходе бесплатного образования не должно быть в принципе, не говоря уже о высшем образовании, дающем человеку профессию для зарабатывания на жизнь. Если за образование не пришлось заплатить, то это не образование: качественные образовательные услуги — это элитный дорогостоящий товар.

Так принято считать в правой общественной мысли. Эталоном настоящего образования в ней признаются колледжи и университеты США и Великобритании — частные и платные. Попадание в эту образовательную систему одаренных детей из бедных семей, согласно либеральной концепции, осуществляется исключительно за счет благотворительности — системы грантов, специальных частных фондов.

Эстония считает себя эталоном воплощенной в жизнь модели неолиберального общества. И эта же Эстония вводит бесплатное высшее образование, которое должно выйти из сферы рынка и стать публичным благом. Парадокс?

Объяснение этого парадокса всё в той же эстонской идее фикс: быть или хотя бы казаться частью Скандинавии.

В скандинавских странах высшее образование бесплатно, потому что там создана совершенно иная модель общества — социально-демократическая. Та же Швеция или Финляндия — это государства-общины, в которой социальные отношения тщательно отделяются властями и обществом от рыночных отношений, конкуренции, неравенства и т. п. В Эстонии со времен «очистить площадку» Марта Лаара в официальной идеологии торжествовал социал-дарвинизм, когда каждый отвечает только за себя и выживает сильнейший. И при этом Эстония вводит бесплатное высшее образование, чтобы были потом основания заявить: мы тоже в Скандинавии, у нас — как в Швеции. Это типичная прибалтийская особенность: завышенные амбиции в силу осознания собственной неполноценности.

И вся политика подражания северным странам соткана из таких противоречий. Продолжая тему образования: делая высшее образование бесплатным, одновременно правительство Эстонии реформирует среднюю школу, планируя создание сети гимназий с элитным уровнем обучения. Но ведь для финской системы образования разделение школ на два потока: элитарных и для «простонародья» — это самое страшное табу. Там, наоборот, действует советская «уравниловка»: дети разных способностей и из разных социальных групп должны учиться вместе, иначе не будет построено общество единения и согласия, в котором нет социальной дистанции и слесарь с премьер-министром чувствуют себя равными друг другу. Эстония же, образно выражаясь, пытается «скрестить ужа и ежа»: британскую систему элитных колледжей со скандинавской системой общедоступных университетов. И не ведает, похоже, что творит.

Масштабность реформы образования связана со стратегией превращения Эстонии в информационное общество и экономику знаний. Эстонские политики убеждены, что переход к экономике знаний в стране уже состоялся. Их доказательства — и в самом деле значительные успехи этой маленькой страны в области IT-коммуникаций.

Сегмент интернета в Эстонии является одним из самых развитых не только в Европе, но и в мире. В стране создано более 1100 бесплатных зон Wi-Fi, на 98 % территории страны используется исключительно беспроводной интернет, доступ к всемирной сети имеют 78 % населения.

Эстония стала одним из мировых лидеров по внедрению информационных технологий в повседневную жизнь. С конца 1990-х годов эстонское руководство делало ставку на развитие электронного правительства: переход на электронный документооборот и оказание публичных услуг через интернет. В результате отчет о конкурентоспособности в сфере IT, подготовленный Всемирным экономическим форумом, ставит Эстонию на 25-е место среди 133 государств, а в сфере доступности электронных услуг она оказалась на первом месте в мире. Более 90 % населения страны отправляют через интернет налоговые декларации. Через порталы госуслуг получают справки, выписки, покупают билеты на общественный транспорт, голосуют на выборах (при всех претензиях к прозрачности и защите от «взлома» этого механизма), оплачивают штрафы и пошлины, не выходя из дома. Большинство официальных документов заполняется в электронном виде, наравне с бумажными паспортами используются электронные ID-карты со встроенным чипом — обязательный государственный документ, удостоверяющий личность.

Еще одно безусловное достижение последних лет, ассоциируемое с Эстонией, — программа «Skype».

У истоков «Скайпа» стояли трое эстонских разработчиков: Ахти Хейнла, Приит Касесалу и Яаан Таллин, придумавшие технологию P2P для интернет-телефонии.

Сейчас большинство разработчиков и 44 % работников общего отдела компании «Skype Technologies» находятся в Эстонии — Таллине и Тарту (зарегистрирована компания в Люксембурге). В 2011 году «Microsoft» купила «Skype Technologies» за 8,5 миллиардов долларов — при заключении сделки генеральный директор «Microsoft» Стив Балмер посетил Эстонию: визит Балмера в офис «Skype» в таллинском районе Мустамяэ и последующая встреча с президентом Тоомасом Хендриком Ильвесом стали днем триумфа эстонского государства.

Так что не всё в жизни Эстонии является имитацией успеха: создание виртуального (в смысле технологий) государства — это вещь, которой самая маленькая из прибалтийских республик действительно может гордиться. Ещё несколько лет назад только в этом и состоял главный и единственный предмет для гордости эстонского государства. Однако с тех пор Эстония, похоже, эволюционировала: правящие элиты там постепенно приходят к выводу, что технологический прогресс в обществе не может отменять прогресса социального. В случае их страны — что глупо внедрять систему электронной демократии в государстве с этнократическим строем.

Вместо электронной демократии получается электронная этнократия, а это в самом деле нонсенс, не имеющий аналогов в мире, причем на Западе за этот нонсенс не похвалят, а продолжат указывать на существование «неграждан».

Поэтому в последние годы произошло существенное улучшение положения эстонских «неграждан». В Эстонии за последнее время ситуация с «негражданством» стала лучше, чем в Латвии, где никаких изменений в положении «неграждан» нет и не предвидится. А эстонским «неграм» ещё несколько лет назад разрешили голосовать и избираться на муниципальных выборах. Согласно же последним поправкам к Закону о гражданстве, принятым в начале 2015 года, во-первых, «негражданам» старше 65 лет при подаче ходатайства на гражданство больше не надо сдавать письменный экзамен по эстонскому языку — достаточно устного экзамена, во-вторых, рожденные в Эстонии дети «неграждан» автоматически будут получать эстонское гражданство.

Пытаясь равняться на Скандинавию, эстонские политики в последние годы и месяцы усиленно пытаются преодолеть в себе застарелые русофобские привычки времен бурной молодости 1990-х годов, когда на базе русофобии восстанавливалось эстонское государство. Теперь же Эстония очень хочет хотя бы самой себе казаться политкорректным европейским обществом.

Статьи про «тиблу» из прессы не исчезли, но зато иной раз случаются поистине «системные сбои». Осенью 2014 года разразился показательно громкий скандал вокруг заявления министра финансов от Партии реформ Юргена Лиги, оскорбившего своего коллегу из Социал-демократической партии, министра образования Евгения Осиновского. В политическом ток-шоу Юрген Лиги заявил Евгению Осиновскому, что из Эстонии массово уезжает молодежь, потому что это «последствия оккупации». Осиновский, естественно, это заявление высмеял. Тогда разъяренный министр финансов высказался в том духе, что не «сыну иммигранта из розовой партии» спорить на равных с ним, коренным эстонцем.

Сенсационным стало не само это заявление, а демонстративно-показательная реакция на него эстонской элиты. Сами русскоязычные жители удивлялись, почему поднялся такой скандал: то, что сказал Лиги Осиновскому, им говорили столь долго, сколько вообще существует Эстонская республика. А тут весь истеблишмент учинил в отношении министра финансов публичную травлю и товарищеский суд. Даже лидер ультраправого IRL (Союз Отечества и Res Publica, «Исамаалийт») Урмас Рейнсалу счел нужным заявить: «Я считаю немыслимым, чтобы Лиги после такого заявления остался на должности министра. Это заявление навредило всему тому, что мы строим в интересах мира внутри эстонского общества и безопасности». И президент Эстонии Тоомас Хендрик Ильвес, ранее не замеченный в симпатиях к русскому населению, решил вмешаться в скандал: «Член правительства Эстонской Республики не может оскорблять — даже ненамеренно — своих коллег из-за пола, национальности и происхождения. Подобное унижение других для нашей системы ценностей неприемлемо».

В результате Лиги дважды извинился перед Осиновским, а затем подал в отставку.

Можно ли сказать, что эта история доказывает, что ксенофобская, расистская и сегрегированная по национальному признаку Эстония изменилась? Едва ли. Скандал разразился накануне парламентских выборов весны 2015 года. По итогам этих выборов Рийгикогу (парламент Эстонии) стал ещё более правым, чем был раньше: к радикальным националистам из «Исамаалийт» туда добавились откровенные фашисты — Консервативная народная партия Марта Хельме, активисты которой в День независимости Эстонии 24 февраля (за несколько дней до выборов) устроили факельное шествие под лозунгом «За Эстонию эстонцев».

Что же касается левых партий, то эстонские социал-демократы — ещё один пример того, как политическая элита создает муляжи, пытаясь выдать свою страну за скандинавскую. Современную Скандинавию ведь невозможно представить без социал-демократов, вот в Эстонии для правдоподобности своих скандинавских амбиций и создали свою Социал-демократическую партию. В результате получилась очень забавная Социал-демократическая партия, в которой вместе с политиками левых взглядов состоят правые националисты.

Гораздо ближе к социал-демократической идеологии находится Центристская партия бывшего лидера Народного фронта Эстонии, а ныне мэра Таллина Эдгара Сависаара.

Хотя официально центристы определяют себя как «либеральная партия среднего класса», левее их в эстонской политике нет никого. А мэр Таллина Сависаар на уровне столичного самоуправления (как, кстати, и Нил Ушаков в Риге) строит систему управления, куда более близкую к скандинавской социал-демократии.

Например, в 2013 году для жителей Таллина был введен бесплатный проезд в общественном транспорте.

Однако на национальном уровне партию Сависаара от попадания во власть удерживают те же «красные линии», что и партию Ушакова в Латвии. Населению доказывается, что за центристов голосуют только «отсталые совки» — пенсионеры и русские. За призывы наладить отношения с Россией Сависаар, один из политических «тяжеловесов» (по прозвищу Носорог) и основателей независимой Эстонии, именуется «агентом Кремля» и «рукой Москвы».

И это при том, что Эдгар Сависаар для политической системы не просто никогда не был маргинален — он один из столпов этой системы, один из отцов-создателей второй Эстонской республики. Центристская партия дважды (в 1995-м и 2005 годах) входила в правящую коалицию и правительство. В 2007 году она с триумфом выиграла местные выборы в Таллине, получив абсолютное большинство.

Однако в том же 2007 году центристы были резко и окончательно отброшены на обочину политического поля. После прогремевшего на весь мир скандала с переносом «Бронзового солдата» русофобия и эстонский национализм на все последующие годы стали основой легитимности политического режима. А точка зрения сторонников диалога и налаживания отношений с Россией и русскоязычными жителями Эстонии стала считаться изменой Родине, сами же сторонники таких идей — предателями и российскими шпионами. Постоянный поиск «руки Москвы» и «врагов народа» перечеркнул политическое будущее многих выдающихся деятелей Эстонии, пытавшихся говорить о России и русских с умеренных, конструктивных позиций. Лидер Народного фронта, первый премьер-министр постсоветской Эстонии Эдгар Сависаар, дважды возглавлявший правительство Эстонии Тийт Вяхи и многие другие — это не маргиналы, не диссиденты и даже не русские. Это люди, которые просто просили свою элиту мыслить разумно, а не сводить всю внутреннюю и внешнюю политику к соревнованию — кто громче крикнет «Эстония для эстонцев!».

Фундаментальное место шпиономании в общественно-политической жизни Эстонии определяет особую роль эстонских спецслужб. Из всех структур национальной безопасности стран Балтии Полиция безопасности Эстонии (Kaitsepolitseiamet, КаПо) считается самой профессиональной, а её контроль над населением страны сравним с тотальным.

Важно подчеркнуть, что КаПо — это далеко не только аналог американской АНБ, немецкой БНД или российской ФСБ. Специальные службы есть во всех без исключениях странах мира — это неотъемлемый институт современного государства, без которого оно не может выполнять свою первичную функцию: обеспечивать безопасность. Универсальны и проблемы, возникающие у общества со спецслужбами: незаконная слежка, несанкционированный судом доступ к личной информации, «прослушка». Одним словом, нарушения законности, возникающие при выполнении спецслужбами своих обязанностей.

КаПо все эти профессиональные грешки свойственны в полной мере, однако ими эта одиозная структура не ограничивается. Полиция безопасности Эстонии превратилась в политическую полицию, главная функция которой состоит в преследовании оппонентов эстонского общественно-политического строя, запугивании и травле инакомыслящих, а также в политической цензуре в средствах массовой информации и идеологической работе с населением.

Это свойственно всем прибалтийским республикам: если на уровне политического руководства в них сохранилась стилистика партийных и комсомольских секретарей времен позднего СССР, то на уровне спецслужб в Прибалтике дошли до наших дней практики работы Пятого управления КГБ СССР ещё в андроповском виде, занимавшегося борьбой с «идеологическими диверсиями».

«Отсутствует практика контроля за оперативно-техническими мероприятиями, проводимыми Полицией безопасности Эстонии в работе по ряду депутатов парламента, которые подозреваются в качестве российских агентов влияния. Устанавливается прослушивающая аппаратура в таллинской мэрии, — говорит о работе КаПо российский военный эксперт, главный редактор журнала „Национальная оборона“ Игорь Коротченко. — В балтийских странах мы наблюдаем вырождение спецслужб фактически в то, что называется политической контрразведкой. Иными словами, политической полицией безопасности, цели и задачи которой далеки от того, что провозглашено в конституциях соответствующих стран… Сегодня в прибалтийских спецслужбах созданы подразделения, отслеживающие информационные процессы. Кроме того, ведется оперативный учет конкретных журналистов. Можем сказать прямо — ведутся политические досье на людей, в основном на представителей СМИ и правозащитных организаций. И рассматриваются все эти люди в качестве нелояльных существующему политическому строю».

Совершенно не свойственная спецслужбам публичность — характерная черта в деятельности охранной полиции. Именно КаПо завела ставшую общей для прибалтийских спецслужб традицию выпускать ежегодные публичные отчеты о своей деятельности — «ежегодники КаПо».

Главная их функция — поименное перечисление «врагов народа», представителей «пятой колонны»: туда записывают политиков, общественных деятелей, журналистов, правозащитников, экспертов, выступающих с критикой правительства, политического курса и всего постсоветского строя Эстонской республики.

Публикация ежегодника КаПо — это традиционно одно из главных событий в политической жизни страны: после него всегда следуют громкие скандалы и судебные иски о защите чести и достоинства. Ни одного судебного разбирательства по таким искам Охранная полиция не выиграла: все её обвинения в государственной измене, шпионаже, ведении диверсионно-подрывной деятельности на поверку оказывались бездоказательными — спецслужба элементарно боролась с политическими оппонентами власти, давила их админресурсом, клеймя врагами государства и предателями.

«Совершенно очевидно, что наше общество не сбалансировано и у него полностью отсутствует левое крыло. Против этого левого крыла постоянно велась борьба на уничтожение, причем перед выборами борьба эта принимает самые уродливые формы. Посудите сами — ведь если гендиректор КаПо Райво Аэг говорит, что получил приказ отслеживать проявления коррупции в местных самоуправлениях, тем самым он фактически признает, что получил политический заказ, — оценивает фактор КаПо в формировании политической системы Эстонии эстонский политолог Рейн Руутсоо. — Как только КаПо начинает очередное дело, — вспомним того же Вийзитамма или Сеппа, — тут же подключаются СМИ, причем с одной целью: показать „объект“ в дурном свете. Надо ли говорить, что „обвиняемому“ при этом слово не предоставляется. Причем я говорю не о желтых газетах, а о финансируемом государством общественно-правовом телевидении, деятельность которого я оплачиваю своими налогами».

Хрестоматийным примером прямой вовлеченности эстонских спецслужб в политический процесс является история с «деньгами Якунина в партийной кассе Сависаара» — распространение охранной полицией оказавшихся ложью и фальсификацией сведений о том, что Центристскую партию тайно финансировало российское ОАО «РЖД».

Речь о скандале, разразившемся в самом конце 2010 года (за два месяца до голосования на парламентских выборах 2011 года: Центристская партия Сависаара, представляющая интересы и русских, и эстонцев, считалась фаворитом, а потому — главной угрозой режиму). КаПо опубликовала информацию, согласно которой мэр Таллина Эдгар Сависаар якобы просил у российской стороны предоставить «законспирированным способом» деньги на строительство православной церкви в таллинском районе Ласнамяэ, а также на проведение избирательной кампании по выборам в Рийгикогу. Согласно приказу главы полиции безопасности Райво Аэга о досрочном снятии по распоряжению комиссии по безопасности правительства Эстонии грифа секретности с государственной тайны следует, что Сависаар 9 февраля на ужине с участием президента ОАО «Российские железные дороги» Владимира Якунина попросил средства на строительство церкви в Ласнамяэ. Владимир Якунин во время того же визита заявил, что готов выделить на церковь 1,5 млн евро (около 23,5 млн эстонских крон). Кроме того, Якунин во время посещения Эстонии пообещал Сависаару, что Центристская партия получит к намеченным на 6 марта парламентским выборам 1,5 млн евро.

«Якунин потребовал в дальнейшем по этому делу придерживаться строгой конспирации, сославшись на свой многолетний опыт оперативной работы», — говорилось в публичном отчете КАПО. Это касалось полного запрета на использование телефона при обсуждении темы выделения денег, достижения договоренности о встречах и других «деликатных вопросов».

Политическим руководством страны и провластными СМИ из этого доклада был раздут грандиозный шпионский скандал с неизменным употреблением формулировок «угроза национальной безопасности» и «агент влияния России» в адрес Эдгара Сависсара — вся официальная пропаганда оставшиеся до выборов месяцы убеждала население, что центристы хотят вернуть Эстонию в «оккупацию» — продать маленькую, демократическую республику Кремлю. В результате на парламентских выборах центристы получили в Рийгикогу 26 мандатов (было 29), тогда как реформисты — 33 (было 31).

В ходе последующего судебного разбирательства выяснилось, что все утверждения охранной полиции о подкупе и государственной измене Центристской партии являются чистой воды вымыслом, ложью и клеветой — оказалось, что нет никаких доказательств, никаких прямых подтверждений получения центристами денег от РЖД, нет даже доказательств, подтверждающих факт разговоров Сависаара и Якунина о получении денег для избирательной кампании центристов.

Но дело было сделано: правые сохранили свои позиции во власти, оппозиционные центристы в массовом сознании были окончательно ошельмованы и заклеймлены как предатели Родины и «агенты Кремля». И произошло это при непосредственном участии спецслужб: КаПо прямо вмешалась в избирательную кампанию, была использована как политический инструмент и обеспечила сохранение правящих партий у власти.

По словам политолога Рейна Руутсоо, эстонская аудитория по большей части мирится с таким положением дел, так как «этой аудитории двадцать лет, извините за выражение, промывали мозги, и в отношении огромного числа людей операция промывки удалась блестяще». Хотя «промывание мозгов» населению, идеологическая обработка широких народных масс — это функции, которые несвойственны спецслужбам ни в одной стране из тех, что считают себя демократическими, европейскими. В Эстонии же — запросто!

Там уже много лет практикуются идеологические «накачки» — семинары и обучающие курсы для учителей истории и обществознания, на которые педагогов скопом свозят в центральный офис КаПо. На семинарах офицеры госбезопасности разъясняют историкам и общественникам, как правильно в духе патриотизма надо воспитывать «нашу молодежь».

При этом, кстати, эстонская элита очень озабочена судьбой российской демократии, «неуклонно сползающей к тоталитаризму». Эстонцы любят приглашать в свою страну для участия в публичных мероприятиях российских оппозиционеров. В Эстонии неоднократно бывали такие выдающиеся борцы с российским «кровавым режимом», как Гарри Каспаров, Андрей Пионтковский и пр. Музыковед Артемий Троицкий и вовсе заделался политическим публицистом, обслуживая местные провластные СМИ. Интересно, как бы эти персонажи отреагировали на новость, что ФСБ свозит автобусами на Лубянку учителей истории и обществознания, дабы проводить с ними идеологическую работу? А тут — даже ни разу не пискнули.

Но далеко не все гости из России встречаются Эстонией так же гостеприимно, как их идейные союзники — радикальные критики современной России.

КаПо и другие силовые структуры борются с внешними инакомыслящими столь же грубыми и прямыми методами, что и с внутренними, — запрещают им въезд и депортируют из страны.

Осенью 2014 года в аэропорту Таллина был арестован, а затем выдворен из Эстонии академик Российской академии наук, директор Института этнологии и антропологии РАН Валерий Тишков. Причины выдворения академика Тишкова представители Эстонии объяснять отказались и лишь спустя некоторое время пояснили, что отомстили ученому с мировым именем за то, что в монографиях, публиковавшихся под эгидой его Института, этническая политика в Эстонии и других странах Балтии называлась националистической, а сам академик публично высказывался в поддержку федерализации Украины и заявлял, что присоединения Крыма к России не произошло бы, если бы украинские власти предоставили полуострову автономию высокого уровня, как Австрия — Южному Тиролю. Эти слова выдающегося этнолога были сочтены эстонскими властями «российской пропагандой» и «оправданием агрессии Путина». Поскольку сложных научных формулировок академика Тишкова они, видимо, не понимают, поэтому отношение к ученому выразили так, как смогли. «Если теперь ещё одну скотину не пускают в Эстонию, то и бог с ним», — поделился своим мнением о выдворении российского коллеги профессор этнолингвистики Тартуского университета Урмас Сутроп. Крупнейшие эстонские СМИ радостно приводили эту цитату.

Спустя всего месяц после Валерия Тишкова при попытке въезда в Эстонию был задержан и выдворен из страны выдающийся итальянский интеллектуал — писатель, публицист, экс-депутат Европарламента от Италии Джульетто Кьеза. Кьеза — один из главных критиков стран Балтии в Европе, много лет поднимающий вопрос о недопустимости и дикости существования в XXI веке такого явления, как позорный институт «неграждан».

Гордящаяся членством в ЕС Эстония не пустила в свою страну гражданина Италии, нарушив все подписанные ею при вступлении в Евросоюз документы о свободе передвижения граждан европейских стран. Случился международный скандал с участием Италии, в которой многие до этого вообще были не в курсе, что такая страна существует. В Риме на ковер был вызван эстонский посол, и представитель официального Таллина имел бледный вид. «Эстония сегодня вышла из Европы!» — так прокомментировал случившееся Кьеза и обратился в суд, обжалуя своё выдворение. Эстонии пришлось угрюмо утереться — спустя пару месяцев Кьеза, взяв для подмоги нескольких итальянских журналистов и депутатов, вновь приехал в Таллин. Теперь его пустили. Но каждый шаг публициста «пасли» агенты местной охранки… «Мы, финны, так же, как и другие народы Евросоюза, будем напоминать балтийским государствам о важности признания того, что все люди, постоянно проживающие на территории этих государств, имеют право на равное обращение государства в соответствии с конституционными нормами» — так несколько лет назад сказал глава МИД Финляндии Эркки Туомиоя. Видимо, напоминать надо почаще — а то забывчивы больно!

Стратегического, полноценного партнерства с Финляндией у Эстонии не случилось. Многие поступки Таллина кажутся Хельсинки дикостью, дремучим «советизмом». Теперь финны с некоторой брезгливостью отталкивают эстонцев от себя: за эти четверть века преодоления последствий «советской оккупации» Эстония так и не стала ни полноценной Европой, ни Скандинавией, ни второй Финляндией. И, видимо, уже никогда не станет. Эстония — не Финляндия. Эстония — это диагноз.