Огонь. Ему все время снился огонь. Сначала он горел сам, испытывая бесконечные муки. Горели его мышцы, пронизанные острой болью, горели кости, лопалась кожа, тлели волосы. Огонь поедал его, сливался с ним, и они становились единым целым. Потом он видел, как горят другие. Люди, животные, дома, леса и даже целые города. Все горело, объятое алым пламенем — таким прекрасным и таким безумным. Затем стало легче. Сразу. Иногда он открывал глаза, осматриваясь и не особенно понимая, где находится. Когда события, произошедшие с ним, постепенно восстанавливались, тело начинало дрожать то ли от боли, то ли от волнения. Он вспоминал щедрого казначея, одарившего скитающегося барда золотым, вспомнил южанина Хаджи, напившегося в усмерть в трактире Золото Королей, вспомнил стычку с гвардейцами в борделе Лунная Роза. Вспомнил Фарух и про амулет, из-за которого с ним и произошли все передряги. Далее была череда самых ужасных в его жизни событий — падение из окна, перелом, бой с озверевшими собаками и долгий путь к спасению по переулкам и подворотням Ясеневого Города. Теперь он не верил в то, что сумел каким-то чудом добраться сюда, в трактир Дивный Пивень, с такими серьезными травмами.

В одной из комнат трактира, где он лежал, запах трав и благовоний смешался с запахом крови. Фарух так и не смог найти в себе сил, чтобы подняться. Когда черные тучи за окном отступили, обнажая луну, он понял, что провел здесь уже две ночи. Все тело разрывалось от боли. Бедро, поврежденное черной сукой, безумно пульсировало. Не в силах терпеть мучительные страдания, бард вскоре снова погрузился в небытие. И снова был огонь. Снова пламя объяло его страхом, и вернулась боль.

— Фарух, — послышался нежный женский голос, который он сразу же узнал.

Перед его лицом возник образ Анли — дочки трактирщика. С набухшими розовыми щеками, полными губами и маленькими карими глазками. Да, она была вовсе не красавицей, но смотрела на не него как-то по-особенному. Даже мать не смотрела на него так. Фарух зажмурился от красного солнца, проникающего в небольшое окошко. Занимался закат, день близился к концу.

Он слегка приподнялся, опершись на подушку. Голову вскружил запах горячей луковой похлебки, которую принесла Анли.

— Сколько времени я провел здесь? — выдавливая из себя слова, спросил полукровка. Губы его были сухими, а плечо и нога все еще безумно ныли.

— Почти три дня, — ответила девушка, поднося ложку похлебки к его губам. Он сделал глоток, ощутив, как горячая жидкость разливается по его телу, попадая в пустой желудок. Фарух зажмурился от удовольствия.

Тут в груди у него что-то кольнуло. Он судорожно принялся шарить взглядом по комнате и даже попытался встать, однако Анли не дела ему этого сделать.

— Что случилось, Фар? — спросила она, назвав его так впервые с тех пор, как они последний раз были вместе. Фар. Это ему нравилось.

— Мой амулет, — проговорил он. — Со мной был красный амулет на золотой цепочке, когда я пришел сюда.

Столько пережить из-за этой безделушки и потерять ее, было бы величайшей глупостью.

— Все хорошо, успокойся, — улыбнулась она, и он вправду успокоился. — Я все время держала его при себе. В городе тебя разыскивают, поэтому я спрятала его в надежное место.

Фарух выдохнул с облегчением. Он и сам не знал, чем ему так дорог этот злосчастный амулет, из-за которого он едва не погиб. Однако ему почему-то показалось, что он совершил бы кражу и во второй раз, зная, чем ему это грозит.

— За мной сюда приходили? — спросил бард, отхлебнув немного из миски.

— Городские гвардейцы шарили по Худому кварталу, заходили в каждый бордель и трактир, — ответила она. — Но сегодня их как смыло. Все говорят, что князь Онор Легилль ищет мятежников, которые пытались свергнуть его. Вся городская гвардия теперь в квартале Легилль, охраняет князя и его семью. Им не до тебя нынче.

Мятеж… Фарух слышал что-то об этом, находясь на турнире. Человек в голубых шелках… Доносы, подкупы. Как все это было далеко от него.

— Как прошел турнир? — внезапно спросил он, и Анли улыбнулась его беспечности.

— Оставшиеся поединки перенесены на шестой и седьмой день Преддверия, — ответила она, едва сдерживая свою радость. — Князь Легилль слишком занят собственной безопасностью.

Фарух слегка приподнялся, стоная. Больше всего болело бедро, из которого черная сука выдрала кусок плоти. Плечо неприятно гудело, с остальным можно было потерпеть.

— Тебе еще нельзя вставать, Фар, — затараторила Анли, отставив тарелку с похлебкой на прикроватную тумбу. — Прошу тебя, ляг!

Вот она — настоящая забота. Последний раз над ним так хлопотала мать двадцать четыре года назад, когда он был еще ребенком. Фарух, все же, не стал слушать ее и сумел найти в себе силы, чтобы не поддаться мольбам Анли. Первым делом он направился к зеркалу, дабы осмотреть полученные в жуткой бойне раны. В отражении перед опешившим бардом теперь стоял совершенно другой человек. На руке, куда впился клыками один из псов содержателя Ювиара, виднелся тщательно привязанный компресс, пропитанный каким-то пахучим маслом. Пострадавшая от клыков черной суки нога, была перемотана и слегка гноилась. Наступая на нее, Фарух все еще чувствовал отголоски острой боли, однако теперь эту боль можно было вытерпеть. Сломанное при падении плечо гудело от беспокойств, а голова безумно раскалывалась от боли. Это была цена, которую полукровка заплатил за злосчастный амулет Хаджи. Однако ни травмы, которые обычно приводят к смертельным результатам, стали для барда причиной бескрайнего удивления. Сам он, Фарух из Когорота, выглядел теперь совершенно отлично от того полукровки, которым он был в Золоте Королей три дня назад. Во-первых, изменилось его лицо. Теперь вместо обрюзгшей оспенной физиономии с зеркала на барда взирало суровое лицо с глубокими темными глазами, острыми скулами и застывшими в драматичной гримасе губами. Во-вторых, тело полукровки каким-то образом преобразилось — живот ушел, плечи, даже как будто стали шире, да и сам он, казалось, стал выше на пару дюймов. Кто этот человек? Неужели за три дня можно так измениться?

— Где мой амулет? — с трудом оторвавшись от собственного изображения, спросил Фарух.

Анли тут же метнулась в сторону шкафа, где в одном из скрытых отделений надежно хранилась эта странная вещица. По телу барда прошла дрожь, когда он взял в руки пульсирующий камень, заключенный в золотую клетку.

— Мне нужна одежда, — одевая амулет на шею, проговорил Фарух.

Девушка без лишних слов достала из шкафа заштопанные вещи барда. Кое-где даже виднелись кровавые следы, однако Фарух был рад и этому.

— Ты еще не окреп, Фар, — говорила Анли. — После таких травм люди обычно не выживают.

— Но я живой, — развел руками полукровка. — И чувствую себя превосходно. Сейчас я бы не отказался от кружки славного эля твоего папаши. Слишком долго мой рассудок был трезв.

— Я принесу тебе эль, — проговорила девушка и уже собиралась уходить, однако Фарух не позволил ей этого сделать.

— Я сам спущусь в трактир, — тихим и спокойным голосом сказал он. — От этой комнаты меня просто тошнит. Здесь можно сойти с ума.

— Тебе нельзя идти туда! — возразила Анли. — О тебе сразу же доложат гвардейцам! Там полно лишних ушей и глаз. Разве зря я выхаживала тебя и скрывала здесь, в своей комнате?

Фарух улыбнулся, глядя на то, как в глазах Анли вырисовывается страх. Он понимал, что девушка не хочет расставаться с ним. Это его тронуло до глубины души, однако бард сказал в ответ:

— Если меня все еще не убили, значит, я нужен им живым. К тому же, тяга к элю намного сильнее, чем желание жить.

С этими словами он покинул комнату, где провел в агонии три мучительных дня. Спустившись по лестнице на первый этаж, где в Дивном Пивне находился трактир для постояльцев, Фарух попал в родную стихию. Солнце едва только спряталось за кроны гигантских ясеней, а заведение было переполнено посетителями. Среди постояльцев бард приметил для себя парочку знакомых лиц — шарлатан Родин — первый мошенник в Худом квартале, восседал за столом в компании из трех куртизанок, рассказывая им свои забавные истории. Попрошайка по кличке Ябс, настоящего имени которого никто не знал, мирно попивал вино в углу возле подсобного помещения. Завидев, что в трактире появился Фарух — довольно известный в Худом квартале музыкант, и Родин и Ябс приветственно махнули полукровке.

Один из столов был занят меднокожим молодым человеком лет тридцати. Лицо его было выбрито, черные волосы завивались в кудри, темные глаза жадно впивались во все увиденное. На мужчине был алый камзол с золотой тесьмой, черные широкие штаны и южные остроносые башмаки. Этот тип сразу вызвал у Фаруха подозрение, ибо на постояльца Дивного Пивня он похож вовсе не был.

Привратник Игнат, стоявший у стойки, при виде живехонького барда опешил так, что раскрыл рот. Остальные посетители не обратили на полукровку никакого внимания. Фарух отправился к столу, за которым сидел попрошайка Ябс.

Это был мальчишка лет четырнадцати, с белесыми пустыми глазами, растрепанными кудрявыми волосами и худощавым телосложением. Облаченный в лохмотья, зловонный и гнусавый, он миролюбиво попивал вино, слушая трактирные толки. Как и многие жители Худого квартала, Ябс был одним из винтиков в огромной системе подпольного мира Ясеневого Города. Мир этот, скрытый от глаз честных обывателей и, конечно же, от глаз небожителей из знати, представлял собой сложнейший механизм, где каждый из его представителей играл свою роль. Ябс занимался попрошайничеством на углу улиц Поперечная и Радужная, весьма престижном по меркам бездомных месте, прикидываясь слепым и обездоленным. На самом же деле зрение у мальчишки было хоть куда, а глаза свои он скрывал за пленкой из бычьих кишок, что делало его одним из самых прибыльных для хозяев источником дохода. Хозяев у теневой жизни города было несколько — некоторые контролировали бордели, разрешенные властью во многих княжествах Эндердаля. Другие руководили рыночными ворами, третьи — попрошайками, четвертые — подпольными боями на мечах и так далее. По слухам, распространенным самим же Ябсом, он отдавал часть своих доходов Гильдии Отверженных, которая в последнее время плотно укоренилась в Худом квартале. Связываться с жестко действующими нелюдями мало у кого возникало желание, поэтому мальчишку не трогали и даже считали полезным. В Худом квартале ходила одна известная поговорка: «Хочешь узнать, что произошло этой ночью, спроси у Ябса». «Слепой» попрошайка обладал отменным слухом и в привычку его уже давно вошло подслушивание чужих разговоров. Со временем он стал одним из самых осведомленных о событиях в Ясеневом Городе людей.

— Какие новости в городе, Ябс? — спросил Фарух, присаживаясь за стол к попрошайке.

— За новости нужно платить, полукровка, — ответил мальчишка, скаля свои желтые зубы.

Денег у барда с собой не было, ведь он спустил все до последнего медяка в Лунной Розе.

— С деньгами сейчас туговато, брат, — пожал плечами Фарух. — Я тут недавно в переделку попал…

— Знаю, — махнул рукой Ябс, — уж мне-то можешь не рассказывать. Тебя уже давно со счетов списали и некоторые похоронили даже. Такую бучу ты затеял, полукровка… Городскую гвардию возглавил капитан Гарк, и теперь служивые, будто псы рыщут в поисках воришки из Юхара. Но эти железные бездари — лишь цветочки, по сравнению с Хаджи. Южанин вознамерился вытрясти из тебя всю душу, полукровка. И поверь мне, уж лучше попасться на глаза железным, чем ему.

В этот момент в трактир завалились шестеро городских гвардейцев. В стальных латах, с оранжевыми плащами на спинах и с гербами дома Легилль на щитах. Сердце у Фаруха дрогнуло, и он замер, подобно каменному изваянию, стараясь отвести взгляд в сторону. Кляня себя за то, что не послушал Анли, он еще больше клял судьбу за этот пинок.

— Хозяин! — выкрикнул их главный с рыжей бородой. — У нашего брата сегодня родился сын. Налей-ка всем лучшего пива!

— Я бесплатно не почиваю, — огрызнулся Игнат.

Гвардеец уставился на трактирщика злобным взглядом, внимание его привлекла появившееся с кухни Анли. Она прошла к стойке и замерла, поняв, что происходит.

— Дочурка твоя? — подойдя к Анли, спросил рядовой. — Страшненькая, но куда деваться? Что скажете, ребята?

Гвардейцы заголосили, один громче другого.

— Вы что, закона не чтите? — нащупав за стойкой арбалет, спросил Игнат.

— Мы и есть закон, старик, — оголяя серые зубы, рассмеялся гвардеец. — И теперь Худой квартал находится под покровительством городской гвардии. Мы вытравим отсюда всю мреть, и закон воцарится на улицах этого богомерзкого места.

— Никаких указов о бесплатной выпивке я не знаю, — настаивал на своем Игнат.

— Вот мой тебе указ, — достав из ножен меч, проговорил гвардеец. — Наливай пиво, а ты иди сюда.

Он схватил за руку Анли, и она взвизгнула, пытаясь вырваться. Сердце Фаруха едва не вырвалось из груди. Попрошайка Ябс, почуяв неладное, успел ретироваться. Гвардеец притягивал к себе Анли, пытаясь понюхать ее волосы. Игнат сжимал под стойкой арбалет, раздумывая о последствиях. В конце концов, Фарух не выдержал. Он вскочил из-за стола и выкрикнул:

— Отпусти ее!

Он сделал шаг назад и уже успел пожалеть о содеянном, но было поздно. Один из рядовых проговорил:

— Этот тот самый полукровка, которого разыскивает весь город!

— Точно, он! — подтвердил его сослуживец.

Главный пристально впился своим взглядом в Фаруха и улыбнулся, предвкушая, какую награду он получит за поимку преступника. Он небрежно отбросил Анли в сторону и направился к Фаруху. Еще трое гвардейцев обнажили мечи, и Фарух поежился от скрежета стали.

Бард попятился к выходу, готовый ретироваться в любой момент, однако ноги его плохо слушались.

— Снова убежит, подрежьте ему ноги! — выкрикнул один из рядовых, окружая Фаруха.

Рыжебородый приблизился к полукровке и приставил меч к его горлу. Неужели это конец? Мысль о такой нелепой смерти на долю мгновения поселилась у барда в голове. Выжить после бойни в Лунной Розе и умереть в зале Дивного Пивня от рук неотесанного гвардейца. У самой смерти, похоже, на персону Фаруха были иные планы. За одним из ближайших столов в масляной лампадке едва теплился огонек. Он вот-вот был готов затухнуть, издевательски потрясаемый сквозняком. Однако он почему-то сделался больше, осветив мрачный угол, а затем в одночасье разросся до таких размеров, что в общей зале стало жарко, будто в парильне. Фарух все это время смотрел на огонек, как будто призывая его к помощи.

Гвардеец, приставивший меч к горлу барда, оглянулся, чтобы посмотреть, что происходит за его спиной. Температура в комнате к тому времени стала настолько высокой, что и рыжебородый воин, и сам Фарух тут же покрылись испаринами. Когда гвардеец вновь обратил свой взор на барда, он ахнул и меч выпал у него из рук. Он затрясся и сам теперь начал пятиться назад, выкрикивая нескладные ругательные фразы. Фарух, удивленный столь резкой переменой в настрое рядового, почувствовал какое-то легкое теплое прикосновение к правой руке, которой он старался прикрыться от удара мечом. Амулет на груди стал горячим. Опустив глаза, Фарух едва сам не закричал от увиденного. Его ладонь, сжатая в кулак, горела в огне. Пламя нежно облизывало его пальцы, не причиняя вреда коже. Наоборот, это было настолько приятно, что он даже слегка улыбнулся. Полукровка поднял руку до уровня глаз и разжал ладонь. Огонь все еще плясал теперь уже на открытой ладони, как будто подчиняясь его воле. Это было похоже на сон. Может и вправду, он все еще спит там, наверху, в комнате Анли? Хотелось бы в это верить…

Каждый, кто стал свидетелем произошедшего, теперь с неистовым удивлением смотрел на Фаруха. Гвардейцы пятились назад в ужасе, Игнат застыл у стойки будто статуя, Анли со слезами на глазах не верила в происходящее. Один только меднокожий южанин в алом камзоле с интересом наблюдал за Фарухом.

Огонь на ладони барда тем временем медленно угасал, а вместе с ним уходило и тепло амулета. Гвардейцы переглядывались, не решаясь на какие либо действия. Вдруг меднокожий поднялся со стола и поравнялся с Фарухом. Он был невысок и худ, пахло от мужчины пряностями.

— Ну, чего встали? — обратился он к гвардейцам с нескрываемым призрением. — Прочь отсюда, пока ноги ходят!

— Ты говоришь с представителями городской гвардии, смерд! — выпалил рыжебородый и сделал шаг вперед, завидев, что огонь на ладони Фаруха исчез. — За каждое твое слово я спрошу с тебя сполна.

Меднокожий прищурился и принял совершенно неестественную позицию. Левая его рука вытянулась вперед, правая согнулась в локте, а ладонь сжалась в кулак. Он расставил ноги, согнутые в коленях и сделал резкое движение вперед, разжав кулак правой руки. Все эти действия заняли у меднокожего всего несколько мгновений, но результат был налицо. Невидимой волной рыжебородого гвардейца отбросило на несколько футов назад. Воздух исказился, став оружием в руках меднокожего. Рядовой, ударившись спиной о стену, рухнул наземь с лязгом тяжелых лат.

— Маг! — выкрикнул кто-то. — Они ворожат в городе!

— Зовите братьев Ордена Духа и Меча! Зовите капеллана Милатриса!

Суматоха поглотила Дивный Пивень. Кто-то в ужасе метался, пытаясь покинуть заведение. Гвардейцы сбились в кучу, отступая к выходу. Ничего не понимающая Анли утирала слезы, взывая к Фаруху.

— Нужно убираться отсюда пока не поздно, — проговорил меднокожий, все еще находясь в своей странной позиции. Он глядел по сторонам в ожидании атаки.

— Кто вы? — покосившись на незнакомца, спросил Фарух.

— Мэтр Фэриор Острич, — протянув руку, представился тот. — Истинный маг, член Ордена Рофура. Для меня честь познакомиться с вами, — Таких фраз в свой адрес Фарух за всю свою не слыхал. — Однако для бесед это не самое подходящее место. Совсем скоро сюда нагрянет целая армия из монахов Духа и Меча, тягаться с которыми у нас нет никаких шансов.

Фарух согласился со сказанным. В человеке этом пульсировала какая-то скрытая сила. Истинный маг. Как часто он слышал истории о выдающихся волшебниках Юхара. За всю свою жизнь в Эндердале Фарух уже и сомневаться начал, что таковые на самом деле существуют.

Гвардейцы тем временем спешно покинули трактир, звеня доспехами. Внутри остались лишь Фарух, Фэриор Острич, мошенник Родин и Игнат с дочкой.

— Куда мы уходим? — спросил Фарух.

— На юг, — ответил Фэриор Острич. — Самое безопасное место для тебя сейчас — это цитадель Ордена Рофура.

Юхар. Это слово бархатом прозвучало в ушах Фаруха. Дом. Пески, пальмы, глиняные одноэтажные дома, дымные рынки, лавки с пряностями и безжалостное солнце. Все это он оставил далеко в детстве, променяв родные земли на замки и трактиры.

— Прошу тебя, Фарух из Когорота, не задавай больше вопросов, — выглядывая в окно, проговорил Фэриор Острич. — Я обо всем тебе расскажу позже. Теперь же нам нужно поскорее покинуть Ясеневый Город.

Фарух кивнул в знак согласия, однако взгляд его встретился со взглядом Анли, которая испуганно смотрела на барда.

— Я не могу уйти без нее, — вдруг сказал полукровка, остановившись в проходе.

— С чего это ты думаешь, что она пойдет с тобой? — спросил Игнат, поглаживая арбалет.

— Пускай сама выбирает, как ей поступить, — сказал бард. — Только я прошу тебя, Анли, делай выбор сердцем.

Девушка ни на миг не раздумывала. Он виновато посмотрела на отца и подбежала к Фаруху, заключив его в крепкие объятия.

— Я пойду с тобой хоть на край света, — прошептала она.

Бард почувствовал облегчение после этих слов. Впервые за всю свою жизнь, он был не одинок, и именно она, Анли, теперь придавала ему сил и уверенности.

— Прости, папа, — едва не плача, сказала она. — Я вернусь, обещаю. Мы не прощаемся навсегда.

Игнат с выпученными глазами не знал, что и делать. Он то наставлял арбалет на покидающую Дивный Пивень троицу, то гладил себя по лысине, а в конце концов расплакался навзрыд.