Город изнемогал от зноя. Было без четверти четыре пополудни. В кафе затишье. Вот-вот должен пожаловать Динамит. Мадзополус налил себе апельсинового сока, добавил в бокал содовой из сатуратора, поймал в приемнике Лоренсу-Маркиш и вернулся к прерванным мыслям. Мейбл, обрюзгшая, лоснящаяся жиром и нескладная Мейбл спит в задней комнате, а Анна-Мария — девица и правда в самом соку. Что-то она сейчас поделывает? Наверно, купается, плещется себе беззаботно, забыв про подносы с кофе — он ее отпустил до захода солнца, — в этой полуголой компании в бассейне, ей и горя мало. Его мысли снова вернулись к грозившей ему опасности…

Действительность не заставила себя ждать, и он еще не допил бокал с соком, как стеклянная дверь толчком отворилась и к нему, легко, но твердо ступая, двинулась огромная черная фигура Динамита.

Мадзополус маленькими глотками пил свой сок. Ни один мускул не дрогнул на его бесстрастном, ничего не выражающем лице. Апельсиновый сок приятно холодил нёбо, язык и губы. Так же холодны были его глаза, неподвижно смотревшие из-за бокала прямо перед собой.

— Баас, — приветствовал его негр шести футов и четырех дюймов росту. Он весил около двухсот тридцати фунтов.

Мадзополус неторопливо допивал сок.

— Что-нибудь надо? — спросил он, поставив на стойку пустой бокал. Таким тоном он обычно обращался к большинству покупателей-африканцев — скорее требование, чем услужливое внимание к покупателю, требование, хотя с долей интереса, ровно настолько, чтобы поощрить его на ответ. Мадзополус пользовался этим приемом потому, что именно этого от него ждали, а не из каких-то собственных врожденных предрассудков. Все человечество несло ему доход. Только цвет денег имел для него значение.

Его отношение к окружающим исходило из его цели найти незаметное местечко в картинке-загадке, какой представлялось ему современное общество, и он тщательно выдерживал позу, выслушивая сейчас Динамита, так, чтобы ни один посторонний глаз не заподозрил, будто он чем-то отличает этого африканца от любого другого покупателя-туземца. Мадзополус был последователен в своих поступках, и, хотя в данную минуту их некому было подслушивать, он все равно оставался верен себе. Кроме того, он прекрасно понимал, что всякое послабление могло толкнуть Динамита на неосторожный поступок.

Поэтому он громко и почти резко повторил свой вопрос:

— Что-нибудь надо?

— Сигареты, баас. Полсотни сигарет. — С трудом выдавил из себя Динамит. Он и сам не понимал, почему это он испытывает страх, и не только сейчас, а вечно, всякий раз, как видит этого человека с зелеными глазами и голосом, в котором нет никаких чувств. Вот он мирно и спокойно продает ему полсотни сигарет «Спрингбок», хотя угрожающий налет полиции этой ночью в Спрингсе и опасность, которую он мог навлечь, должны бы, казалось, стучать у него в груди тревожным барабаном.

Достав с полки сигареты, Мадзополус протянул их Динамиту и, глядя перед собой, шепотом потребовал:

— Ну, живо и короче. Что случилось в Спрингсе?

— Крепко досталось, баас.

— Машина?

— В порядке. Клейнбой, баас, он в локации. Машину укрыли, как вы сказали, в старом русле — там кругом кочки, не подъедешь. Как вы сказали… За нее не беспокойтесь.

— Ладно, ты ее закрыл?

— Да, баас. Как всегда. Она готова, бензина полный бак. Мы ничего там не трогали, все как лежало.

— А Клейнбой?

— Он хочет отоспаться и выпить, баас. Но он всегда на подхвате. Он меня боится. Этот Клейнбой, баас… этот Клейнбой ничего не знает. Он ведет машину, и все. Я не говорю ему. Он не знает, что я здесь.

— Ладно. — Мадзополус положил на прилавок рядом с сигаретами батон хлеба, поставил бутылку молока. — Ну, дальше?

— Баас, вы знаете Дэниела? Он должен был ждать там у знака около Кастл Бир под Спрингсом. Ну так вот, когда мы подъехали и стали высматривать его у знака, ровно в девять, как вы сказали, этого Дэниела там не было.

— Ну, и вы повернули назад? — прошипел грек.

— Баас, — на тяжелом лице, до сих пор не выражавшем особенных чувств, мелькнул страх. — Извините. Я допустил ошибку.

— Ну?

— Не такую уж большую, баас. — Он сделал жалкую попытку улыбнуться. — Я не повернул назад, как вы говорили. Поверьте мне, хозяин, вы же знаете, я не трус. Я в самом деле думал только взглянуть. Ну вот, я оставил Клейнбоя в машине, а сам пошел в Спрингс.

Мадзополус взорвался:

— Я же говорил тебе, если Дэниеля не окажется на месте, гони назад. Для этого он там и приставлен.

Мрачное лицо африканца отражало напряженную работу мысли, и слова где-то вертелись, но он не мог ничего объяснить.

— Баас, пожалуйста, послушайте, ведь я не боюсь полиции. Ни одному из них не взять меня, баас.

— Ну, я слушаю.

— Очень осторожно и без всяких помех я прошел через Селекшн Парк. Я двинулся людными улицами, баас, потому что в маленьких улочках в темноте ничего не стоит напороться на неприятность. Я прошел до самого угла, где бензоколонка.

— Ну?

— О баас, у дома, следующего за мебельным магазином, у дорожки, ведущей в гараж, там стоял полицейский. Вот что, баас.

— Белый?

— Нет, баас. Один из наших. Баас, я подождал пару минут, ровно две минуты. Мимо проехал полицейский автомобиль. Но полисмен остался стоять. Баас, Дэниеля не было там, на дороге около знака на Кастл Бир. А у гаража вот ждал полицейский, это верно. Верная беда, баас.

Мадзополус кивнул, примирясь с неизбежностью и взвешивая последствия необдуманного поступка Динамита.

Дело принимает неприятный оборот, это ясно. Предчувствие никогда не обманывало его. Конечно, полиция тотчас приберет к рукам все входы и выходы на Йоханнесбург и блокирует Спрингс.

Ладно, они могли напасть на след в центре, но на другом конце они упрутся в тупик. Динамит — единственная связующая нить. Его не запугаешь и не очень-то заставишь разговориться. Но эти-то люди без страха и есть самая смертельная угроза. Когда они начинают думать, происходит неверное: они забывают про опасность, потому что не ощущают ее, пренебрегают осторожностью и навлекают еще большую опасность.

Оставалось надеяться, что Динамит ушел незамеченным. А возможно, полиция еще до этого накрыла гараж и, конечно, нашла там даггу. Ей-богу, у них глаза на лоб вылезут, когда они заберутся на перекладины к этим покрышкам под самой черепицей. Они станут расспрашивать соседей, и найдется кто-нибудь, кому случилось видеть загадочный автомобиль, подъезжающий сюда время от времени и всегда по ночам, покрытый дорожной пылью, черного цвета автомобиль, по самые окна загруженный коробками с кондитерской фабрики…

Мысли мыслями, но он хозяин кафе, и на него, может быть, смотрят. Сохраняя деловой вид, он спокойно и громко сказал:

— Так, значит: хлеб, молоко, четыре банки тушенки, сахар, итого четыре фунта. — И, понизив голос: — Отправляйтесь ночью. Возвращайся на ферму. Не лезь через весь город, обойди задами. Понял?

— Да, мой баас.

— А в машине все как надо?

— Да, мой баас, — Динамит выпрямился во весь рост и расправил грудь, так что натянулась и затрещала заношенная белая сорочка под мятым и засаленным пиджаком. — Баас, а насчет полиции, так я не боюсь. А насчет дагги…

— Заткнись, ты, проклятый кафр! — прошипел Мадзополус.

Динамит с силой выдохнул.

— Баас, — пробормотал он. — Я и не думал произносить это слово, как оно вырвалось…

— Ладно, ладно, — сказал грек. — Иди-ка, тебе пора.

Динамит собрал с прилавка провизию.

— Ступай к матушке Марте. Она тебя приютит. И ради бога поменьше болтай. И не давай Клейнбою напиваться.

— Баас, он ничего не знает.

— Не в том дело. Эта машина — настоящая бомба…

— Ха, баас, — осклабился Динамит и хвастливо заявил: — Но и я не из пугливых. Бомба, да, баас? А по мне в самый раз.

— Слушай, Динамит, — процедил Мадзополус сквозь зубы, даже не шевельнув губами. Динамит никогда не видел, чтобы кто-нибудь еще умел так разговаривать — зеленые глаза-щелочки так и сверлили собеседника. — Слушай, Динамит. Хватит болтать. Присматривай за Клейнбоем — ни на шаг от него. Выспитесь и гоните в Наталь. Осторожно, дорогу ты знаешь. Я пошлю поручение туда. И деньги. И не забывай, что я просто растаптываю змею, когда она высовывает свой длинный язык. Это ты тоже знаешь.

«У таких верзил, ублюдков ни грамма мозгов в башке, — подумал Мадзополус, наблюдая, как удаляется огромная фигура Динамита. — Громадное туловище, маленькие глазки, а мозг — с земляной орех — Динамит, Бильон, Бол. Другое дело такие тихие парни, как я или, скажем, доктор Вреде».