— Вот черт! — возмущенно пропыхтел Уигби, когда их нагруженная доверху коляска подъехала к дому, адрес которого был указан в письме леди Форрестер. — Ты уверен, что это то, что нам нужно?

Дом на Аппер-Гросвенор-стрит был похож на другие, как один близнец на другого. Аккуратное высокое здание с колоннами на фронтоне и железной оградой, отделяющей его от улицы, — все говорило о богатстве владельцев и их высоком положении в обществе. Вдоль всей дорожки, ведущей к главному входу, выстроились в ряд широкие древнегреческие вазы с цветами — фиалками и тюльпанами, — словно воины-телохранители.

Основным признаком, благодаря которому этот особняк отличался от других, было сборище джентльменов в черном, толпившихся возле крыльца.

— Это номер шестнадцать? — спросил Джек, бросая машинальный взгляд на письмо, где был указан адрес.

— Может быть, адрес написан неразборчиво? — спросил Уигби, на что Джек решительно замотал головой. У него не было никаких сомнений в точности указанного адреса.

— Может быть, кто-то умер, и они пришли выразить свои соболезнования? — шепотом спросил Уигби.

Джек строго посмотрел на приятеля.

— Извини, сболтнул, не подумав. — Уигби тут же пошел на попятный.

— Сейчас все выясним, не переживай, — сказал Джек, решительно вылезая из коляски и делая знак кучеру выгружать его сундук с вещами. Следом за другом на землю сошел и Уигби.

— Может, мне стоит пойти вместе с тобой? Как знать… вдруг все-таки придется выразить соболезнования?

— Уигби, поверь мне, никто здесь не умер, — ответил Джек, не будучи в душе уверенным в обратном. — Поезжай к дяде и не волнуйся. Ничего со мной не случится.

— Ну что ж, у тебя есть мой адрес. Если что, я весь к твоим услугам, — отозвался Уигби, протягивая руку.

Джек пожал ее, но тут Уигби, охваченный дружеским порывом, обнял приятеля так, что у того затрещали ребра.

— Мне так жаль, что мы расстаемся.

— Эй, потише, ты так мне все кости поломаешь, дружище, — шутливо ответил растроганный Джек. — В конце концов, мы же расстаемся не навсегда.

— Что верно, то верно, — согласился Уигби, выпуская друга из своих объятий. — Будем надеяться на лучшее.

Забравшись в коляску, Уигби велел кучеру трогать, — дом его дяди находился недалеко, в нескольких кварталах от особняка лорда Форрестера.

Решительно тряхнув головой, Джек направился ко входу. Путь по-прежнему загораживали джентльмены в черном одеянии, явно не собиравшиеся уступать ему дорогу.

Они были самых разных возрастов — от юнцов до седовласых мужчин. Судя по их виду, все они неплохо зарабатывали, Джек заметил на трех галстуках золотые булавки, и почти у всех из кармана свисала позолоченная цепочка для часов. Кое-кто из толпившихся возле дверей, не скрывая презрительной ухмылки, поглядывал на потертую морскую форму.

Не глядя по сторонам, Джексон начал продвигаться сквозь собрание надменных джентльменов.

— По всему видать, прямо с корабля, — буркнул один из них другому. — Интересно, читают ли они светские газеты во время плаваний?

— Интереснее другое. У него такой вид, словно он уверен, что его примут, — посмеиваясь, отозвался его приятель.

Делая вид, что это его не касается, Джексон шел дальше. Больно ранили не столько слова, сколько само отношение. Было очевидно, что его они ни в грош не ставят. Ну что ж, он испытывал к ним такое же презрение.

Наконец Джек добрался до крыльца, на котором стоял дворецкий, рядом с ним возвышался огромный слуга в ливрее. Обычно дворецкий встречал гостей внутри дома, в прихожей, но здесь все было необычно.

И дворецкий, и слуга, как стражи, стояли при входе в дом.

— Прошу прощения, сэр, но сегодня Форрестеры не принимают, — не дожидаясь вопроса, произнес дворецкий, надменно вскидывая нос.

— Тогда почему здесь столько народу? — растерянно спросил Джек и тут же прикусил язык, поняв всю наивность вопроса.

— Между прочим, у нас тут очередь! — крикнул один из совсем юных джентльменов.

— Будьте уверены, мы здесь уже да-авно, — протяжно произнес другой.

— Кроме того, кое-кто отошел по своим делам, — заметил тот, кто посмеивался над Джеком, и, положив руку ему на плечо, попытался направить в самый конец очереди.

Джек так на него посмотрел, что тот сразу снял руку с плеча.

— Меня пригласил сам лорд Форрестер.

— Нас тоже, — послышался целый хор голосов.

Джек полез в карман и вынул оттуда письмо, за его спиной сразу наступила тишина.

Дворецкий с утомленным видом взял протянутое письмо и начал читать. По его виду было заметно, как ему все это надоело, что он тяготится и данной ему властью, и обязанностями. Кивнув громадному лакею, он отдал письмо Джеку.

— Следуйте за мной, сэр. — Дверь позади дворецкого тут же бесшумно распахнулась.

В ответ раздался взрыв возмущенных криков.

— Как это так? Почему?

— Вы собираетесь принять его? А я, виконт, должен ждать!

И наконец совсем отчаянная попытка:

— Эй, я с ним! Мы вместе!

Но крики возмущения и робкие попытки протиснуться вслед за Джеком, тащившим свой сундучок, разбились о каменные плечи громадного лакея, словно волны о скалу.

— Обождите здесь, — внушительно сказал дворецкий, оставляя гостя в холле.

Джек снял треуголку, откинул назад светлые волосы, придав им более аккуратный вид. Затем поправил манжеты, одернул мундир, словно волнующийся от страха школьник.

Он был один в холле особняка Форрестеров, и его охватили воспоминания. Нет, он ни разу не был здесь, дело в том, что он опять, как и много лет тому назад, очутился в незавидном положении.

Хотя тринадцатилетнему мальчику, оторванному от семьи, от родного дома, было намного страшнее. Даже когда он просил отца позволить ему быть моряком, было не так боязно. Одинокий тринадцатилетний мальчик в тот момент стал тринадцатилетним мужчиной, хотя в его распоряжении не было ни средств, ни возможностей, которыми обладает взрослый человек.

К счастью, отец Джека хорошо понимал, как трудно в одиночку прокладывать себе дорогу в жизни. Вот поэтому он и обратился с просьбой к другу.

Джек тогда тоже нервно одернул манжеты. Они были чуть-чуть коротковаты, хотя мать всего лишь три месяца назад перешила ему морскую форму, которую он носил в военном училище. В последнее время он сильно вытянулся. Попав на первый курс, он оказался выше не только своих однокурсников, но и большинства кадетов, обучающихся второй год, и даже кое-кого из кадетов-третьекурсников. Он не стеснялся своего высокого роста, напротив, он стоял, выпрямившись, поскольку ему, как будущему военному моряку, часто напоминали о том, как должен держать себя офицер.

Когда Джек переступил порог Примроуз-Мэнора, он сразу почувствовал, что его ждет нелегкое испытание.

Всю неделю перед приездом он очень аккуратно относился к своей форме. Он старался держать свои светлые панталоны в чистоте, что для тринадцатилетнего мальчика было своего рода подвигом. Тем не менее он так нервничал и волновался перед посещением Форрестеров, что раза два во время обеда проливал суп, к счастью, мимо одежды. Каким-то чудом ему удалось сохранить весь свой наряд — от головного убора до ботинок — в безукоризненной чистоте. Несмотря на юный возраст, он прекрасно понимал, какое значение имеет внешний вид для того, чтобы завоевать благосклонность своего будущего покровителя.

Джек не знал, насколько его будущая судьба заинтересует вельможу. Ему было известно лишь одно: отец написал письмо лорду Форрестеру, старому школьному другу, и попросил его по мере возможности приглядывать за мальчиком, поскольку из Линкольншира это было делать довольно трудно. Отец Джека, простой сельский викарий, настолько часто обращался к знатному лорду, прося его оказать помощь несчастным вдовам и сиротам, чья судьба растрогала или его самого, или его добросердечную жену, что было бы слишком легкомысленно надеяться на многое.

Самое большее, на что рассчитывал Джек, — это письмо от лорда Форрестера с обычными для такого случая обещаниями что-то сделать. Вместо этого он получил приглашение.

Когда его провели внутрь, Джек, пораженный величиной дома и его великолепием, изо всех сил старался не выдать охватившего его изумления. Это ему плохо удавалось. Холл был отделан панелями из дуба, пол выстлан мрамором, отчего звук от его шагов, весьма робких, гулко разносился во все стороны. Когда дворецкий пошел известить хозяина о прибытии гостя, Джек, не удержавшись, из любопытства заглянул в другую комнату. Она оказалась очень большой, больше, чем весь его родной дом. Рассмотрев ее как следует, он решил, что это, должно быть, гостиная. Действительно, мест для того, чтобы гостям было куда сесть, было предостаточно. Джек удивлено разглядывал многочисленные диваны, кресла и разные штуковины, которые казались настолько хрупкими, что должны были сломаться, как думалось мальчику, от одного лишь прикосновения. Потолок в гостиной взлетал вверх на высоту второго или третьего этажа. Несмотря на свою массивность, он словно парил над всем помещением, не поддерживаемый в отличие от их сельской церкви ни колоннами, ни контрфорсами, что тоже было очень удивительно.

До приезда Джек целую неделю ломал голову над тем, почему его пригласили. Теперь, глядя на эту устрашающую роскошь, он почти не сомневался — из милосердия к ближнему. Люди, живущие в таком доме, полагали, что совершают добрый поступок, это, вероятно, льстило их самолюбию.

Джек почти зашел в гостиную, как вдруг услышал звук, еле слышный, но вполне определенный. Он напоминал стук вилки о фарфоровую тарелку, но это был чей-то голос. Он прозвучал сдавленно, напоминая сдерживаемое хихиканье. Джек насторожился и принялся внимательно оглядывать гостиную. Ему показалось, что одна из тяжелых бархатных гардин слабо колышется.

А что, если ему все это чудится? Прислушавшись к голосу благоразумия, Джек остался на месте. Он держался так, как, согласно его представлениям, должен был выглядеть в глазах лорда Форрестера тот, кто ищет его благосклонности. Тот, кто послушно остается там, где было ему сказано ждать, и ждет…

Опять послышалось сдавленное хихиканье!

Это было уже выше его сил. А вдруг там за гардиной какой-то глупый, сгорающий от нетерпения воришка?! Нет, Джек не позволит, чтобы его покровителя обокрали!

Он решительно подошел к окну и нарочито театральным движением отдернул гардину в сторону.

Никакого воришки там не оказалось. К его удивлению, за гардиной прятались две девочки, одна совсем маленькая, другая постарше.

Утратив небольшую, но все-таки опору в виде гардины, старшая девочка оступилась, ей приходилось еще поддерживать свою маленькую спутницу, и, возможно, упала бы, если бы не Джек. Он схватил ее под руку и поддержал. От неожиданности он готов был издать удивленный возглас вроде «Ух ты!» или более приличного «Боже мой!», но маленькая девочка его опередила.

— Прячься! — закричала она и хихикнула. Именно ее хихиканье выдало место, где прятались обе девочки. Ей было года три, на ее щеках играли симпатичные ямочки, а на голове вились светлые колечки волос.

— Тише, Мэнди, — строго сказала ей старшая девочка, выпрямляясь, со смущенным видом глядя на Джека. Ей было лет девять-десять, у нее тоже были белокурые волосы, но они не вились. Она опять посмотрела на Джека, но на этот раз ее огромные зеленые глаза озорно блестели. — Мы прячемся, — прошептала она, высвобождая руку.

— Прячетесь? От кого?

— Говорите тише, — вдруг послышался тихий голос с противоположной стороны гостиной, и откуда-то высунулась кудрявая темная голова еще одной девочки, щеки и нос которой были усыпаны веснушками. — Вы так шумите, что папа легко найдет нас. Мэнди, мы же договаривались, ты должна сама прятаться.

Маленькая Мэнди замотала головой и прижалась к старшей сестре.

— Она не может найти, где ей спрятаться, — прошептала в ответ старшая девочка.

— Может, Сара, может. Просто ты слишком нянчишься с ней. Мэнди, ты легко могла бы спрятаться в кабинете. Иди туда.

Мэнди еще энергичнее замотала головой, прячась за спину Сары.

— Так вы, оказывается, играете? — совершенно растерявшись, прошептал Джек.

— Конечно, — отозвалась Сара. — Неужели вы никогда не играли в прятки?

— Я… — начал Джек и тут же запнулся, стыдясь сказать правду. Он действительно никогда в жизни не играл в прятки. Отец-викарий, всегда наставлял своих детей, что глупо играть в игры, которые ничему не учат и от которых нет никакой пользы. Как знать, не поэтому ли его так увлекла морская романтика?! Вдруг послышались отдаленные шаги.

— Прячься, — прошептала Сара, но Джек не внял ее совету; сердито посмотрев на него, она добавила: — Это же так интересно.

Джек колебался, и благоприятный момент был упущен. Дверная ручка повернулась, все три девочки, возбужденные от волнения, одновременно спрятались.

В этот момент двери открылись, и внутрь, тяжело топая, вошел высокий грузный мужчина, чем-то похожий на страшного великана.

— Я знаю, что вы здесь! — весело закричал он и осекся, заметив Джека. — О, кто это? А, ты, должно быть, сын Дика? — догадался он. — Я Форрестер. Будь здесь как у себя дома.

— A-а, да, сэр, — смутился Джек. Выпрямившись, он довольно неуклюже поклонился. — Мой отец Ричард Флетчер. Я его младший сын Джексон Флетчер… Мне было сказано ждать вас в холле. Но я…

— Рад видеть тебя у нас! Тебе нравится в морском училище?

— Да, нравится… — От растерянности Джек говорил сбивчиво. — Это немного не то, что я ожидал. Мне просто хотелось отправиться в плавание, но отец не разрешил. Сперва, как он сказал, надо закончить учебу, а тут началась война, а потом другая. Казалось, что не удастся получить официального разрешения на поступление. Однако мне зачли учебу в школе, так как обучение на мичмана длится шесть лет, поэтому время не было потеряно…

Но тут Джек заметил, что Форрестер его почти не слушает, а смотрит куда-то за его спину.

На гардину, которая, наверное, опять предательски шевельнулась.

Внезапно Джеку безудержно захотелось принять участие в игре.

— Мм, лорд Форрестер, — начал он, слегка подвинувшись вбок, чтобы закрыть собой гардину. — Я был очень рад получить от вас приглашение на обед. Это такая приятная неожиданность, вы так добры…

— Добр? — Форрестер явно удивился. — Оставь свои любезности, мой мальчик. Мы с твоим отцом знакомы давно, еще со школьной скамьи. Как поживает его преподобие? Мы были потрясены, когда узнали, что он стал священником, а ведь он мог стать юристом, и еще каким. Он был бы известен и в Линкольншире, и в любом другом месте. Более того, он мог бы стать политиком.

— Да, отец любит повторять: кто умеет, тот делает, кто не умеет, тот учит.

Джек прикусил язык, но едкие слова уже слетели с языка. Он густо покраснел, как-никак он стоял перед пэром Англии, и разговаривать с ним таким образом было просто неприлично. Более того, лорд Форрестер как раз относился к тем, кто говорит, а не делает! Он только что невольно обидел своего будущего покровителя!

К счастью, его слова нисколько не задели лорда Форрестера, в ответ тот лишь добродушно рассмеялся.

— Узнаю старину Дика. В таком случае без лишних слов придется накормить его сына. Может быть, воскресный обед послужит пусть слабым, но все-таки утешением.

Лорд Форрестер обошел Джека, теперь он стоял рядом с гардиной.

— Думаю, угощение тебе понравится. На стол подадут все самое вкусное, пальчики оближешь…

Он просунул руку за гардину.

— А, вот вы где!

Форрестер отдернул гардину, за которой прятались Сара и Мэнди. Обе девочки взвизгнули и пустились бежать. Маленькая Мэнди на коротких ножках бежала неуклюже, сильно забирая в сторону.

Отец семенил за ней, притворяясь, что никак не может поймать ее. Девочка что-то весело кричала, захлебываясь от восторга.

— Сейчас догоню и схвачу, и тогда…

Взвизгнув, Мэнди забежала за диван, за которым пряталась ее сестра. Та приподнялась, поняв, что ее обнаружили, и тоже бросилась бежать. Теперь по гостиной бегали три визжащие от радости девочки.

Нет, такое невозможно было забыть.

Джек грустно покачал головой. Неужели он когда-то был таким юным и… таким робким? Боязливо стоял в передней, ожидая приема. И как он был поражен, когда увидел, как маленькие леди играли в прятки со своим отцом. Удивительно, сейчас, как и тогда, он чувствовал неприятный холодок под солнечным сплетением.

От нечего делать он поскреб носком ботинка о пол. Скрип кожи о мрамор отдался в холле слабым эхом. За входной дверью раздалось знакомое — «соблюдайте очередь, займите свои места», и опять в воздухе повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем часов, доставшихся ему от деда. В глубине души Джек не очень надеялся, что его примут. Он ведь даже не ответил на письмо леди Форрестер, впрочем, письмо все равно пришло бы позже прибытия «Амораты» в лондонский док. Часы все тикали, и Джек постепенно начинал раздражаться — не забыл ли о нем надменный дворецкий?

— Как же все дворецкие любят важничать, — пробурчал он себе под нос.

Едва он решился открыть двери, ведущие дальше в дом, как сверху на боковой лестнице, спускавшейся в холл, послышались чьи-то торопливые легкие шаги.

— Джек! — раздался девический голос.

Не успел он опомниться, как совсем молоденькая леди, слетев вниз, бросилась к нему в объятия, едва не сбив с ног.

— Сара? — не совсем уверенно вымолвил он.

— Ха, Джек. Неужели вы не узнаете меня? Да ведь это я, Аманда.

— Аманда? — не веря своим ушам, воскликнул Джек и, немного отстранив Мэнди, недоверчиво всмотрелся в черты ее лица. — Но ведь Аманда — самая младшая!

Мэнди, фыркнув, рассмеялась еще громче, но тут же прикрыла рот рукой. Леди все-таки должна вести себя сдержаннее.

— Моя гувернантка не устает повторять мне, что громко смеяться неприлично. Но мне стало так смешно, когда вы признали меня за Сару.

Внимательнее осмотрев ее, он наконец разглядел светлые волнистые волосы, симпатичные ямочки на щеках, а также несколько коротковатое платье, из которого Аманда уже успела немного вырасти.

Учтиво поклонившись, он не без легкого поддразнивания ответил:

— Вы должны простить меня, мисс Аманда. В последний раз, когда мы виделись, ростом вы были мне чуть выше пояса. Теперь вы стали такой высокой, что очень трудно узнать в вас прежнюю Аманду.

Аманда тут же шутливо сгорбилась, пытаясь уменьшить свой рост, и жалобно произнесла:

— Я не виновата. Мама очень переживает, что меня не будут приглашать танцевать, так как очень может случиться, что скоро я буду выше почти всех джентльменов. Мисс Притчетт, ты, наверное, помнишь, это наша гувернантка, теперь она только моя гувернантка, посоветовала мне меньше есть, чтобы я перестала расти.

Джек был в замешательстве. Говорить с молоденькими пятнадцатилетними девушками, оказывается, чрезвычайно трудно, во всяком случае, труднее, чем можно было представить.

— Ну что ж, во всяком случае, я выше вас на несколько дюймов, так что пока я буду иметь честь быть вашим кавалером, можете есть столько, сколько вам будет угодно.

Аманда опять залилась хохотом и выпрямилась. Она была действительно высокой.

— Как вы оказались у нас? — задала она вопрос и тут же сделала знак дворецкому, появившемуся словно из-под земли. — Далтон, пожалуйста, отнесите вещи Джека в одну из комнат для гостей.

Но тут Аманда явно смутилась, слегка озадаченная чем-то.

— В ту комнату, которую вам укажет мама, Далтон. — Она вопросительно посмотрела на Джека. — Вы остаетесь, не так ли?

— Леди Форрестер пригласила меня погостить какое-то время у вас. — Джек поспешил вызволить ее из неловкого положения.

— Правда? — И Аманда задорно тряхнула головой, отчего ее светлые локоны запрыгали то туда, то сюда. — Интересно, почему она мне ничего не сказала о вас? Хотя мне больше вообще ничего не говорят.

— Ничего? — отозвался озадаченный Джек только для того, чтобы поддержать беседу, и предложил Аманде руку, которую она приняла с откровенной радостью.

С ней обращались как со взрослой!

— Или почти ничего, — вздохнула Аманда, направляясь в гостиную.

Глаза у Джека округлились от удивления. Гостиная была буквально заставлена букетами цветов. Цветы стояли повсюду, возле стен, на столах, где только можно. Если бы на Аманде было траурное платье, тогда Уигби оказался бы прав — в доме кто-то умер, а это дань памяти усопшему.

— С тех пор как это случилось, — продолжала Аманда, — все сразу замолкают, как только я вхожу. Каждый раз, когда папа, забывшись, начинает говорить об этом, мама толкает его локтем в бок.

Что такое — это? Интонационно выделенное, оно сбивало с толку.

— После возвращения в Лондон, — весело и возбужденно тараторила Аманда, — или, точнее, после того как все изменилось, у всех стал такой деловой вид, словно у них нет времени объяснять мне, что же происходит.

Джек, старательно следивший за ходом мыслей Аманды, опять заметил, как она выделила слова «все изменилось». Оказывается, разговаривать с юными девушками — все равно что с иностранцем. Несмотря на все усилия, Джек никак не мог понять, что значит «это». Наконец он спросил:

— Вы не знаете, ради чего у ваших дверей толчется не меньше полдюжины джентльменов?

— О-о! — Аманда закатила глаза. — Они всегда там толкутся. Им бы давно пора понять, что ухаживать за Сарой — это своего рода…

— Ухаживать за Сарой?

— Маме хочется думать, что я ничего не понимаю. Однако Бриджет постоянно ворчит по поводу воздыхателей Сары, мол, из-за них ей неудобно ходить через главный вход, будь ее воля, в них следовало бы стрелять как в нарушителей частного владения. Разумеется, мама простонала: «Разве так можно!», на что леди Уорт иронично возразила: «Тогда это, конечно, попадет в газеты. Хорошо, если о вас пишут в газетах, плохо, если не пишут».

Позвонив, Аманда велела подать чай. Она слегка нахмурилась, но тут же лукаво улыбнулась:

— Может быть, это как раз то, о чем втайне мечтает Бриджет. О ней в газетах нет ни слова, и я думаю, что это ее бесит. Но хватит об этом. Давайте лучше поговорим о вас. Где вы так загорели? В Вест-Индии? В Ост-Индии? Вы сражались с пиратами?

От возбуждения Аманда так вцепилась ему в рукав, что едва не оторвала обшлаг.

Прежде чем Джек сообразил, как лучше всего отвечать на такие смешные в своей непосредственности вопросы, из холла, который они недавно покинули, донесся многоголосый шум.

Это был хор охваченных любовью кавалеров, в их восклицаниях звучало явное недовольство, почти заглушавшее женские, более тихие голоса, выражавшие свое сожаление. Все стихло, как только закрылась входная дверь.

— Я же говорила вам, эту проблему можно быстро решить с помощью пистолета.

— О, Бриджет, как это мило с твоей стороны, — послышался другой, ясный и не такой раздраженный голос.

— Кроме того, там был скандальный виконт Треш. Не приведи Господь подстрелить виконта, поднимется такой скандал! — Третий голос звучал саркастично и вместе с тем внушительнее, чем оба предыдущих.

— О, как я довольна нашей прогулкой. Как приятно прокатиться по парку, и как незаметно пролетело время. Вот уже и полдень, — раздался хорошо знакомый Джеку голос.

Несомненно, он принадлежал леди Форрестер. Джек и Аманда, не сговариваясь, сделали один-два тихих шага к неплотно прикрытым дверям и украдкой через щель стали следить за тем, что происходило в холле.

Четыре дамы в пестрых, как у павлина, нарядах снимали шляпки, перчатки, жакеты, которые торопливо подхватывали суетившиеся рядом четыре служанки. Тайно наблюдавшие за ними зрители даже слегка оторопели от поднявшейся в холле суеты и шума, от мелькавших разноцветных нарядов.

Когда все разделись, причем разговор между дамами ни на секунду не прерывался, взгляд Джека невольно привлекла золотистая блондинка в бледно-желтом мерцающем наряде.

Она выглядела потрясающе, обворожительно и вместе с тем, несмотря на теплый цвет платья, холодной как лед.

В ее манере было какое-то пугающее равнодушие, словно весь мир висел перед ней на тонкой ниточке, а она еще не решила, перерезать эту ниточку или нет.

— Вон леди Уорт, — тихо прошептала Аманда на ухо Джеку. — Но для Сары она просто Филиппа, они очень большие подруги. Мама тоже во многом берет пример с леди Уорт. Все называют ее королевой света. Интересно, что сказала бы настоящая королева, если бы услышала такое?..

Ворчливая, недовольная брюнетка в зеленом, очевидно, была Бриджет, ее легко было узнать по веснушкам и темным локонам. Четвертая леди — высокая блондинка в изящном лиловом платье была скорее всего Сара.

— Если никто не намерен стрелять в них, — фыркнула Бриджет, — почему бы в таком случае не пригласить их внутрь? Или вас огорчает, что среди них нет графа?

Джека и Аманду уже можно было разглядеть сквозь полуприкрытые двери, но дамы настолько увлеклись разговором, что ничего не замечали. Джек с откровенным любопытством продолжал наблюдать.

Его внимание в основном привлекала леди в лиловом платье. Красивое лицо, изысканные манеры — воплощенная элегантность. Смешно, Джек раньше никогда не представлял Сару такой, она так и осталась в его памяти двенадцатилетней девочкой, хотя, даже лазая по деревьям, она всегда сохраняла чувство достоинства.

Странно, глядя на Сару, никак нельзя было подумать, что она страдала или страдает. Другая странность — она не сняла ни шляпки, ни жакета, напротив, отослала лакея, который хотел помочь ей раздеться.

Джек никак не мог понять, в чем тут дело, как вдруг леди в желтом повернулась к нему лицом.

Он замер от удивления.

У нее было удивительное лицо, словно предназначенное быть живым, подвижным, веселым. Но его хозяйка сумела придать ему — то ли с помощью косметики, пудры или румян, то ли с помощью какой-то другой уловки — выражение надменного превосходства.

Удивительно, в этих зеленых глазах было что-то знакомое.

— Граф исходил вдоль и поперек Индию и Бирму. Он слишком интересный собеседник, чтобы заставлять его дожидаться на крыльце дома, — заметила леди Уорт, смотря на свое отражение в зеркале. — Послушай, Бриджет, как знать, вполне возможно, ты застрелишь твоего будущего мужа, если выстрелишь в одного из этих джентльменов.

Бриджет вскинула голову, ее щеки покраснели от гнева.

— Благодарю покорно, я никогда не выйду замуж за того, кто изнывал по тебе.

По губам леди в желтом скользнула лукавая улыбка.

— Пожалуй, другого выбора у тебя нет, — сказала она очень сладко. Очень вежливо. Джеку стало немного жаль Бриджет, когда та, вспыхнув, бросилась бежать вверх по лестнице.

Почему Бриджет так грубо вела себя с гостьей? Почему леди Уорт так жестоко отплатила ей за это? Джек терялся в догадках.

— Мне пора, — вдруг произнесла леди в лиловом. Она взяла из груды свертков один или два, вероятно, принадлежавшие ей. — Увидимся на карточном вечере у Лэнгстонов? Поиграем в свое удовольствие. До встречи.

— Только если, сэр Лэнгстон разрешит играть в очко, а не в этот нудный вист, — отозвалась леди в желтом.

— Только при этом условии мы милостиво согласимся принять его приглашение, — усмехнулась леди в лиловом и послала на прощание воздушный поцелуй.

— Аманда, как зовут эту леди в фиолетовом платье? — как можно тише произнес Джексон.

— Я ведь говорила, это леди Уорт. Поглядите, она такого же роста, как и я. Когда я стану совершеннолетней, то буду носить точно такое же платье. Оно просто чудо.

Ошарашенный ответом Аманды, Джексон больше ничего не слышал. Если дама в лиловом леди Филиппа, в таком случае кто леди в желтом? Та, у которой под маской надменного равнодушия скрывалось такое живое подвижное лицо, та, которая была так погружена в свои собственные мысли, что даже не замечала, какой у нее неприступный вид и повелительные манеры, или, что было более вероятно, просто была к этому безразлична…

— Сара, тебе следует быть помягче с сестрой, — обронила леди Форрестер.

Она обращалась к той — со столь знакомыми зелеными глазами.

— Прости меня, мама, — вздохнула леди в желтом, — но ведь то, что я сказала — правда. Если она решила быть всю жизнь несчастной, то, что бы я ни говорила и ни делала, ничего не изменит.

Она улыбнулась своему отражению в зеркале и отвернулась, явно довольная увиденным.

— А теперь надо найти в моем гардеробе платье, которое гармонировало бы с новым ридикюлем, что мы купили сегодня. На карточном вечере ридикюль — очень нужная вещь.

Леди Форрестер взяла дочь под руку и, разговаривая о пустяках, не спеша пошла вместе с ней наверх, очевидно, подготавливаться к вечерним развлечениям.

— Вот видите? — возмущенно прошептала Аманда. — Я же вам говорила: даже когда я бываю в одной комнате с ними, они просто не замечают моего присутствия.

Не говоря ни слова, Джек кивнул. Он почти не слушал Аманду, его целиком захватил образ леди в желтом. Разве можно было поверить в то, что эта холодная, надменная, насмешливая красавица была не кто иная, как Сара Форрестер, которую он так хорошо знал.

Или по крайней мере думал, что знал.