Пролог

Оранжевые блики заходящего солнца играли на бронзовом молотке парадной двери, дразня усталого путника. Он был в пути уже несколько дней, шел по следу своего врага, и вот, наконец, эта гостиница в конце дороги… Она словно приглашала его: «Теперь ты отдохнешь, ты нашел то, что искал…»

Это был конец погони, он был уверен, чувствовал нутром, его ноющий желудок пел ему об этом.

Здание ютилось на кромке земли у самого моря. Он отпил глоток из кожаной фляги, пристегнутой к поясу, расправил плечи и сильно дернул себя за волосы, желая прогнать усталость. Он почувствовал, что в глазах у него прояснилось, изображение сфокусировалось. Теперь он видел здание отчетливо и даже мог прочитать текст по-французски под табличкой с названием «Fin de Rue Poisson» — «Конец улицы Пуассон». Его осведомитель сообщил ему этот адрес из перехваченной и раскодированной шифровки. Инстинкт говорил ему: сегодня ночью здесь прольется кровь. Но чья это будет кровь: его или его врага?

Разыскивая это место, он прочесал целую область на севере Франции — каждую конюшню, каждую пивную в каждой деревушке. Волны чуть не лизали массивный фундамент здания. Вероятно, если стоять здесь долго и пристально смотреть вдаль, можно увидеть Англию. И даже различить свой дом.

Нет. Все, что он может видеть, — это морской простор и светящееся здание, манящее к себе.

Что ж, пора встретиться с тем, кто столько времени изматывал его, водя за собой.

Француз стоял у окна с видом на море в номере на последнем этаже западного крыла гостиницы. Он изучал замощенную булыжником улочку, упирающуюся в берег, — позиция, очень выгодная для наблюдения. Медный шар заходящего солнца слепил глаза, но он не мог покинуть это место наблюдения. У того, кто всегда настороже, есть шанс остаться в живых.

Он знал, что должен прибыть человек, которого называли Сизый Ворон. И он знал, где случилась утечка информации, потому этой птице и удалось поймать его след. Сегодня ночью ему придется показать, чего он сам стоит. Но кто знает, черт побери, как долго еще придется ему так стоять?

Какое-то движение на улице привлекло его внимание. Француз стал пристально вглядываться в окно. Пульс его участился, кровь прилила к вискам, мускулы напряглись, готовые к борьбе или бегству.

Он услышал клацанье конских копыт по булыжной мостовой и увидел высокого, крепкого на вид незнакомца, правящего экипажем. Лицо его скрывали широкие поля кожаной шляпы, а фигуру — грубый плащ. Француз сместился к углу, чтобы не попасть в его поле зрения.

Император выбросил белый флаг при Ватерлоо две недели назад, но многие его сторонники были на свободе, в бегах, и за ними шла охота. Бонапартисты были рассеяны, но могли еще объединиться. Они не сдались так легко, как их лидер. Человек у окна был загнан и одинок, его рука поглаживала длинный ствол пистолета с филигранной резьбой, висевшего у него на поясе и придававшего ему уверенности.

— Это не поможет тебе, — прозвучал сильный хриплый голос от двери.

Француз обернулся, его рука все еще скользила по ремню — он впервые увидел Сизого Ворона. Тот был одет в промасленные рыбацкие обноски, но его резной ствол — точная копия того, что висел на поясе у француза, — уже держал на прицеле его голову.

— Итак, птичка прилетела, — заговорил француз на превосходном английском. — Наконец-то.

— Прошу меня извинить, если я заставил вас ждать, — ответил англичанин на безупречном французском.

Француз опустился в удобное кожаное кресло и небрежно откинулся на спинку.

— Должен вам сказать, вы выглядите иначе, чем я ожидал, — отметил он.

Англичанин прищурился.

— А вы выглядите именно так, как я и ожидал.

— В самом деле?

— Да. Однако продолжим. У меня преимущество. Я увидел вас с расстояния. — Англичанин взвел курок, и сухой щелчок эхом повторился в номере. — Вы перерезали горло одному из моих друзей-соотечественников…

Холодные мурашки пробежали по спине француза, он понял, что недооценил противника: такая ярость сверкала в его синих глазах.

— Вы оставили кровавый след в мирных городах и на полях сражений, — продолжал англичанин с горечью и ненавистью. — Вы отняли и искалечили слишком много жизней.

— Но, сэр, — заговорил француз, стараясь за холодной улыбкой спрятать свое волнение, — мы ведь можем договориться. Как джентльмены…

Англичанин смотрел на него в прицел, его рука твердо держала ствол.

— Нет, — ответил он, — я устал быть джентльменом…

Француз сделал мгновенное движение, и в комнате прозвучали два выстрела одновременно.

Сизый Ворон ощутил горячую тяжесть в ноге. Дырочка в три дюйма еще дымилась выше колена, затем теплая красная струя побежала вниз к голени.

Француз-головорез и шпион, завсегдатай светских салонов, вызнававший секреты у верхушки английского общества, — остался в кресле. Было ясно: ему не подняться с него уже никогда. Красное пятно расплывалось на белых кружевах на его груди. В открытых глазах застыло удивление. До самого конца он продолжал верить в свою неуязвимость.

Англичанин, хромая, приблизился к телу, вытащил пистолет из безвольной руки и заткнул себе за пояс. Теперь на его талии мрачно сияла дуэльная пара стволов с филигранной отделкой.

Пора было уходить. Он поморщился, ступив на подраненную ногу. Сейчас он победил, но все еще находится на чужой территории. Уже раздавался стук башмаков хозяина гостиницы… У англичанина оставалась секунда для последнего, завершающего штриха. Вынув из кармана своей засаленной рыбацкой робы черное перо, он осторожно опустил его на колени противника.

Год спустя

— И это называется план? — спрашивал один из посетителей сидевшего рядом с ним мужчину. Он пытался сохранять беспечный вид, но его голос выдавал беспокойство. Шумная толпа, заполнившая «Петуха и курицу», и, казалось, даже собственный компаньон выводили его из равновесия.

— Разумеется. Твоего английского воображения недостаточно, чтобы это понять. — Изящный французский прононс лишь подчеркивал оскорбительный смысл этого замечания. — Но я как раз и рассчитываю на ваши английские предрассудки. Все учтено. — Он прищелкнул пальцами в направлении стойки, и дородный подавальщик с готовностью поспешил к ним, чтобы наполнить стаканы.

— Не думаю, что обильные возлияния пойдут на пользу этой нашей… операции, — заметил нервный субъект.

— Англия любит французский коньяк, но не Францию, — отозвался второй, смакуя жидкость в своем бокале. — Это несправедливо. Вы, англичане, многое отняли у меня, но этого вам не отнять! — Он сделал еще глоток. — Да, когда надо, я буду трезвым… Но сейчас мы с тобой не более чем собутыльники. Тебя это, кажется, коробит? Нет? Ну и прекрасно.

Он встал, подхватив прогулочную трость с серебряным набалдашником, развернулся и, отлично сохраняя равновесие, с истинно французской грацией направился к выходу.

Оставшись в одиночестве, первый глубоко вздохнул и заказал себе новую выпивку. Он знал: то, что он делает, должно послужить во благо Англии… Но, черт побери, если он не заключает сделку с самим дьяволом!

За порогом «Петуха и курицы» был обычный вечер, в котором еще сквозила дневная усталость. Сидевший перед входом в трактир Джонни Дикс лениво пожевывал кончик своей сигары. Он наблюдал за тем, как трезвые люди входят в его заведение, а позже провожал их взглядом на выходе, под хмельком и расслабленных. Порой ему приходилось вставать со своего удобного стула, чтобы преградить вход какому-нибудь грубияну. Иногда Марти вызывал его в зал, чтобы урезонить или выпроводить какого-нибудь зарвавшегося нахала.

Он прошел войну с Семнадцатым полком и был смелым рубакой, но, став хозяином «Петуха и курицы», сражался теперь только с грубиянами, крушившими в подпитии стулья, взломщиками и вымогателями. Сейчас он заприметил изящного господина, который выходил из «Петуха и курицы», помахивая своей прогулочной тростью так независимо, словно он был владельцем не только всей грешной земли, но и неба над ней.

— Приятного вечера, капитан, — пожелал Джонни Дикс Уходящему гостю.

Господин с изумлением обернулся, проехавшись тростью по ноге Дикса.

— Потише, мистер! — воскликнул Дикс. — Такие резкие движения небезопасны.

— Как ты назвал меня? — Хмель явно мешал элегантному господину взять себя в руки и идти своей дорогой.

Джонни Дикс вскочил со своего уютного места. Его рост и вес позволяли ему быть внушительным стражем собственного заведения, но сейчас это не сработало. Лицо француза приняло особенно бледный оттенок, искра ненависти зажглась в глазах.

— Никакой я тебе не капитан! — огрызнулся он, взмахнув своей тростью как крикетной битой.

Джонни удалось зажать его руку в свой увесистый кулак, но жилистый француз оказался сильнее и сумел пару раз достать Джонни тростью. Один раз по печени, второй — по селезенке. Джонни Дикс сложился пополам, упав к ногам господина.

— Хочешь меня прикончить, куда тебе… — прошипел француз, обрушивая на скулу Джонни зубодробительный удар своего гессенского ботфорта.

Джонни откатился назад, успев испробовать на вкус несколько булыжников мостовой. Он лежал на боку, прерывисто дыша, скула его горела огнем. Он видел, как господин с легкой небрежностью подхватил свою элегантную трость и стал удаляться, окончательно растворившись за углом.

— Ау, Джонни! — послышался высокий и мелодичный женский голос.

Перевернувшись, Джонни разглядел местную достопримечательность — мисс Мэгги, имевшую не более двадцати лет от роду, но уже преуспевшую в каждой из своих двух профессий — проститутки-любительницы с частичной занятостью и ловкой карманницы.

— С тобой все в порядке? Этот сумасшедший пинал тебя, словно куль с опилками… — суетилась Мэгги, помогая Джонни подняться.

Он ощупал свою скулу, по чистой удаче она оказалась не сломана, однако ему пришлось выплюнуть пару зубов.

— Что такое ты сказал ему? — поинтересовалась Мэгги.

— Всего лишь пожелал приятного вечера.

— Славно он тебя отблагодарил, — фыркнула Мэгги.

— Ясно, что он с приветом, сказал что-то о голубях… Мэгги, тебе уже приходилось выслеживать кого-нибудь? Я бы хотел узнать побольше об этом типе.

— Ладно, Джонни, я все сделаю как надо. Нет такого человечка, который бы мог отвязаться от меня. — Мэгги испарилась, оставив Джонни, сидящим на земле.

Спустя пятнадцать минут Джонни снова восседал на своем стуле перед входом в «Петуха и курицу», но имея уже на пару зубов меньше и с расплывающимися синяками на лице. Вскоре и Мэгги выпорхнула из сумерек.

— Я вела его до верхней улицы! — выпалила она. — Но на стоянке он вскочил в двуколку, а за ней мне было уже не угнаться.

— В какую сторону он отправился?

— В Уэст-Энд.

— Уже кое-что.

— Ну, есть и еще одна вещь… — Мэгги выудила из кармана сложенную четвертушку бумаги и помахала перед лицом Джонни. — Ах-ах! Вот она…

Пришлось вознаградить ее монетой. Только тогда она рассталась с запиской.

— И что же там? — поинтересовалась она.

Джонни был неважным чтецом, а Мэгги и вовсе не знала грамоты. Пытаясь удовлетворить ее любознательность, он внимательно изучал странные крючки, выполненные изысканным почерком.

— Это… это… я не знаю, — объявил Джонни. Но, вспомнив свою службу в Семнадцатом полку, он подумал: это похоже на шифровку. А, кроме того, он теперь на всю жизнь запомнил этого француза, умеющего наносить очень грамотные удары даже под мухой. — Оторвавшись от записки, он взглянул на Мэгги. — Но зато я знаю того, кто знает, как распутать это…

 

Глава 1

Каждый был согласен с тем, что Филиппа Беннинг — прекрасная молодая леди. С ее васильковыми глазами и шелковыми кудрями цвета спелой кукурузы. Один поэтически настроенный джентльмен сказал как-то, что форма ее зубов столь же совершенна, как самые отборные кукурузные зернышки. Но вероятно, это была не самая удачная метафора.

Миссис Беннинг отличалась также острым умом, чувством юмора и независимым нравом. И еще в ней была особая тяга к жизни, игривость и даже некоторая авантюрная жилка… И все это делало ее присутствие весьма желанным для верхушки лондонского общества. Она привыкла быть в центре всеобщего внимания, привыкла ловить восхищенные взгляды и надеялась сохранить такое положение. Если же она оказывалась порой несколько более прогрессивной в своих взглядах, чем это позволяли светские условности, и чересчур амбициозной при выборе связей и предмета для флирта, ей это легко прощалось благодаря прелестному букету красоты и юности. И даже то, что, когда Филиппа Беннинг улыбалась, а женатые джентльмены теряли головы, забывая имена своих жен, даже это не ставилось ей в упрек.

Каждый был самого высокого мнения о миссис Беннинг. И такое отношение отнюдь не зависело от того обстоятельства, что она была очень богатой вдовушкой. Главный секрет, несомненно, таился в очаровании ее молодости и красоты, в ее женственной и светской харизме.

Недолгий брак Филиппы Беннинг вызвал в свете множество сплетен, которые, однако, были далеки от истины…

На пятый день траура и далее на протяжении первого года вдовства она постепенно осознала: до чего же приятно жить на положении свободной молодой леди, которая ни перед кем не должна отчитываться!

Она любила в жизни все то, что и другие дамы, но ей все удавалось легче, чем другим. И потому ее мнение считалось важным, с ней привыкли считаться. Она, например, способствовала росту продаж модных товаров так, как дождь способствует щедрому урожаю. Если Филиппа Беннинг заявляла, что бледно-лиловый уже не актуален, продажи ткани этого цвета падали. А если ее видели на прогулке в парке в нежно-зеленом муслине и желтых ботинках, модистки на следующий день получали по дюжине заказов такого рода.

Невероятно, но эта юная особа двадцати одного года направляла жизнь верхушки лондонского общества. От ее расположения зависел успех или провал нового романа, репутация; модистки, владельца ресторана или… сердце денди.

И она отлично знала это.

— Я решительно отказываюсь посещать вечера миссис Херстон. Этот ее постоянный темно-лиловый тюрбан с перьями просто невыносим. Я намекала ей дважды, как он не идет ей, — говорила Филиппа, разглядывая в бинокль праздничную толпу.

Лучшая подруга Филиппы, Нора, прищелкнула языком и покачала головой, прикрывая смешок изящной ладошкой.

В этот год Нора стала любимейшей маленькой ученицей Филиппы. Ей было восемнадцать, и это был ее первый сезон выхода в свет, где ее подстерегало немало опасностей — «мин и подводных камней».

Нора Де Реджис была очень богата, она родилась и выросла в Англии, но испытывала некоторый дискомфорт из-за несколько смугловатого оттенка ее кожи, который она унаследовала от дедушки грека. Кроме того, ее мать позволяла ей рядиться только в суровые платья из хлопка со скучным шитьем и на жестких корсетах.

Филиппа заставила свет считать весьма притягательной оливковую румяность лица Норы и восхищаться ее глубокими черными глазами. Кроме того, она убедила ее мать обращаться к более дорогим модисткам. Теперь и мать, и дочь стали интересоваться самыми новомодными фасонами. И конечно, Филиппа учила Нору подавлять свою пылкую юную натуру.

И Нора оказалась очень успешной ученицей.

Обычно Филиппа не появлялась на публике раньше полудня, однако сегодняшний армейский парад заслуживал раннего старта. Патриотизм был в моде. Ее компаньонка, миссис Тоттендейл, не смогла поднять себя так рано, зато Нора всегда спешила туда, где есть многолюдное собрание молодых мужчин. А, кроме того, лучший друг Филиппы — померанский шпиц Битей — нуждался в прогулке.

Мундиры красного сукна с золотыми эполетами жарко сверкали на солнце, но взор Филиппы притягивал лишь один джентльмен в темно-зеленом плаще, наблюдавший за процессией с противоположной стороны парадной аллеи.

— Ты высматриваешь его, маркиза Бротона? — Нора вытягивала шею, тщетно пытаясь рассмотреть что-либо поверх голов.

— Он там, через дорогу, справа, — отвечала Филиппа, в который раз благословляя судьбу за преимущество в росте. Чуткий Битей деликатно подрагивал в ее руках, позванивая безделушками на своем изумрудном ошейнике.

Нора тянулась на кончиках пальцев, чтобы рассмотреть маркиза поверх голов, и наконец, совершенно неожиданно, маркиз попал в ее поле зрения.

— О, он действительно великолепен!

— Я знаю, — отвечала Филиппа с самодовольной улыбкой. Интересно знать, где он скрывался столько времени. — Последние несколько сезонов, присутствуй он на них, могли бы быть более интересными.

— Да, но и эти сезоны были для тебя не такими уж безрадостными, — заметила Нора, посмеиваясь.

И это было правдой. Филиппа наслаждалась уже в первый сезон после траура, хотя и любила Алистэра, но их счастье оборвалось так внезапно… Филиппа знала, ей придется опять выйти замуж, но рутина будущего брака пугала ее, как грозовая туча над головой. Ей решительно не хотелось связывать себя. Наконец-то она выстрадала право распоряжаться самостоятельно своим капиталом, могла свободно флиртовать, могла танцевать до зари, не опасаясь погубить свою непорочную репутацию, как это бывает у юных незамужних леди.

Конечно, ее родители, виконт и виконтесса Кэр, надеялись, что она составит хорошую партию и подарит им несколько внуков-наследников. Но Филиппа отвечала, что для этого ей нужен совершенно особенный тип джентльмена: богатый, титулованный, самый заметный представитель лондонской верхушки! И пока такой не появится, ее родителям лучше заниматься своими делами. Папе — недвижимостью и биржевыми играми, а маме можно съездить в Бат или Брайтон, где воды такие же бодрящие, как и джентльмены, съезжающиеся на них.

И поэтому ее родителей несказанно обрадовало появление маркиза Бротона, которым их дочь мгновенно увлеклась.

— Говорят, он отсиживался в своем имении. Какая жалость… — заметила Филиппа.

— В котором из них? — спросила Нора. — Говорят, у него их дюжина…

— Не все ли равно? Важно лишь, что раньше его с нами не было, а теперь он здесь… — Довольная улыбка заиграла на ее губах.

— Конечно, — согласилась Нора. — Но так ли он хорош вблизи, как на расстоянии? Ты уже была ему представлена?

— Нет еще, — сказала Филиппа. — Но он сам представится мне, и очень скоро…

Нора удивленно взглянула на нее:

— Как ты можешь знать это?

— Смотри.

Как только прошли последние из оркестрантов, Филиппа откровенно сфокусировала взгляд на маркизе.

— Раз… два… — Она надменно изогнула бровь, лукавая усмешка приподнимала уголки ее рта. — Три… четыре… — Ничуть не стесняясь, она поймала его взгляд и продолжала удерживать, не краснея, разве что порозовела и похорошела. — Пять! — Отвернувшись, Филиппа обратилась к Норе: — Скоро он представится сам, теперь уже совсем скоро… — Она ничуть не сомневалась в своих чарах. — А пока не отведать ли нам мороженого? Здесь так жарко из-за всех этих, — она сделала небрежный жест рукой, — людей…

Филиппа передала ворчавшего Битей ожидавшему неподалеку лакею и повела Нору к одному из павильонов. Уголком глаза она видела, как маркиз направился в их с Норой направлении. Теперь он находился на расстоянии добрых двадцати футов от них и двигался, как охотник за своей добычей. Филиппа украдкой стянула перчатку с руки Норы — да так, что та даже не заметила, — и уронила на землю. (Не могла же она позволить собственной перчатке упасть в грязь?!) Маркиз уже приближался…

Она замедлила шаг и снова стала считать, но уже в обратном направлении:

— Пять, четыре…

Он находился уже в нескольких футах от перчатки.

— Три… два… один…

— Извините, леди… — Незнакомый и такой сильный, глубокий мужской голос с теплыми модуляциями…

Филиппа обернулась, играя улыбкой. Но это не был маркиз.

— Возможно, вы обронили это? — спросил долговязый джентльмен, обладатель сочного теплого голоса, держа перчатку Норы, испачканную землей.

— Благодарю вас, — сказала Нора с улыбкой, узнавая собственную перчатку. — Я и не заметила, как уронила ее, мистер…

— Мистер Уорт, — ответил тот, снимая шляпу.

— Мистер Уорт, — повторила Нора, но Филиппа просто не слышала этих переговоров.

Сузившимися от гнева глазами она наблюдала точно такой же эпизод с участием маркиза Бротона. Он галантно подавал упавший ридикюль очаровательной юной леди, слегка касаясь при этом ее руки…

Неужели он угодил в сети этой наглой интриганки — леди Джейн Каммингз?! Нет, это просто злой рок какой-то!

 

Глава 2

Соперничество между Филиппой Беннинг и леди Джейн Каммингз имело давнюю историю, никто точно не знал, с чего все пошло. Некоторые полагали, что здесь замешан какой-то юный повеса, предпочетший одну другой. Но были и те, кто считал, что все началось еще раньше, в школе для благородных девиц миссис Хэмфри. Школу эту якобы раздирали две противоборствующие группы с оголтелыми предводительницами — Филиппой и Джейн, имевшими сильные кулачки и острые язычки, а заодно и чересчур прыткое воображение, что совершенно не подобало юным леди благородного статуса. Другие говорили, что соперничество началось еще раньше — в утробе их матерей, которые тоже немало покуролесили в период созревания и сражались между собой за лидерство. Как бы там ни было, но Филиппа Беннинг ненавидела леди Джейн и наоборот, и все любили посудачить на эту тему.

Филиппа поначалу несколько заслонила Джейн: она начала выезжать в свет уже в семнадцать, а герцогиня, мать леди Джейн, не позволила дочери появиться там раньше восемнадцати. Но Филиппа быстро составила партию, быстро овдовела и была вынуждена соблюдать траур в тот год, когда дебютировала Джейн. Когда же у Филиппы закончился траур, леди Джейн пришлось стать сиделкой для своей матери, которая умирала долго и мучительно. А потом пришел черед Джейн надеть траур… Таким образом, минуло несколько сезонов, прежде чем Филиппа и леди Джейн столкнулись на светской арене и стали соперничать.

Преимуществом Филиппы было ее свободное положение вдовушки. Однако, хотя обе леди и были одного возраста, за леди Джейн сохранялось преимущество новизны, поскольку она начала выезжать в свет позже.

Каждая леди брачного возраста примыкала либо к лагерю Филиппы, либо леди Джейн. И каждому джентльмену было известно, что между ними пролегла разделительная черта. И поэтому, когда один джентльмен привлекал к себе внимание обеих вышеупомянутых леди, это было чревато потрясениями в обществе.

После печального инцидента в парке Филиппа чувствовала себя страшно оскорбленной, считая, что у нее больше прав на маркиза, раз это она первая увидела его в тот день. И потом, это она, Филиппа, строила ему глазки, и он уже направлялся к ней… Но эта интриганка догадалась вовремя уронить свой противный ридикюль! Однако Филиппа ни за что не позволит ей торжествовать.

Сейчас ей предстоит новая встреча со своим кумиром — в салоне леди Плесси, куда Джейн, разумеется, не приглашена. Салон леди Плесси был всецело ареной Филиппы. Сюда являлись раскованные господа в надежде завести новую интрижку. Разумеется, для них леди Джейн была бы самой желанной гостьей, но леди Плесси благоволила к Филиппе.

И вот она дождалась.

— Маркиз Бротон, — объявил имперской наружности дворецкий.

Филиппа Беннинг не успела составить никакого плана, в голове у нее не было ничего определенного, кроме стойкого желания быть представленной этому великолепному джентльмену. Между тем публика в салоне мирно беседовала в ожидании ужина. Едва Бротон успел отдать гостям поклон, как Филиппа уже двинулась ему навстречу, протягивая руку и восклицая:

— Добрый вечер. Я Филиппа Беннинг. А вы, конечно?.. Иногда такой прямой подход оправдывает себя.

Бротон мигнул раз, другой, затем откашлялся и склонился над ее рукой, говоря:

— Бротон. Рад видеть ваши перчатки в целости и сохранности.

Этими словами он заслужил ослепительную и понимающую улыбку Филиппы.

Слегка подкупив леди Плесси обещанием предоставить ей свою знаменитую портниху мадам Ле Труа, Филиппа обеспечила себе почетное место за столом рядом с хозяйкой и как раз напротив маркиза, который поистине успел произвести фурор в обществе за те три дня, что был представлен.

Васильковые глаза Филиппы находили его дюжину раз за время ужина. Да и он, ведя беседу о своих охотничьих подвигах, ловкости в фехтовании, о своей гордости за победные баталии Британии вне ее пределов (в которых он, впрочем, не участвовал), о своих домах и поместьях, нет-нет да и находил ее глаза. «У леди Джейн не осталось и шанса», — самодовольно думала Филиппа.

Маркиз пригласил ее на паркет после ужина. Когда они слегка соприкасались в танце, дрожь удовольствия пробегала по ее спине.

— Надеюсь увидеть вас снова, — сказал он после длинного танцевального перехода, — в «Олмаке», возможно?

— В «Олмаке»?

— Да, в «Олмаке», — повторил он, и в глазах его сверкнула веселая искорка. — Должен я играть с вами или против вас?

Все, что она могла, — это только улыбнуться на его слова.

— Но, ты же ненавидишь «Олмак»! Ты всегда говоришь, что патронессы суют нос в твои дела, — резко прошептала Нора. Она и Филиппа сидели в дамской гостиной на очередном вечере. И было это… допустим, у Херстонов. Но нет, Филиппа ведь отказывалась посещать их приемы. Да, верно, они были у Уинтеров, наслаждаясь предоставленной им маленькой роскошью — слегка посплетничать в неофициальной обстановке, в гостиной со множеством ширмочек и альковов. Дамы могли обменяться здесь секретами красоты. Или просто секретами.

— Нора, тебе не стоит пересказывать мне мои чувства в отношении этого места. Я прекрасно знаю, что я чувствую…

По всей видимости, о ее чувствах был превосходно осведомлен и маркиз. Он дразнил ее, бросая ей вызов. А как он отреагирует, если она его не примет?

Довольные, мелодические смешки и перешептывания слышались в разных уголках гостиной, что и делало их беседу достаточно приватной. И все же другая приватная беседа, тоном выше, случайно стала достоянием их ушей.

— Ты видела маркиза Бротона на параде? Такой высокий и элегантный. Он выглядел прекраснее всех, на нем был военный мундир! — говорила юная леди, судя по высоким девичьим повизгиваниям, леди Луиза Даннингем.

— Да, моя дорогая, — послышался грудной голос ее матери. — Он затмевал там всех.

— А ты видела его после парада? — послышался другой молодой голос, похоже, мисс Стерлинг. — Он просто пожирал глазами леди Джейн Каммингз.

— Что такое? — вмешалась миссис Даннингем. — Я ничего такого не заметила. Не стоит распускать сплетни, Пенни.

— Но я видела…

— Ты видела, как галантный джентльмен поднял ридикюль леди, и ничего более.

Это замечание заставило замолчать светских дебютанток, но только на мгновение.

— О, он поднял ее ридикюль! Как это романтично! — взвизгнула Луиза так, что у Филиппы невольно широко раскрылись глаза, а это считалось неприличным. За этим всплеском эмоций последовал артистический, с придыханием вздох юной Пенни Стерлинг.

— О, ты действительно думаешь, что он без ума от нее? Что он распушит свои усы и будет теперь бегать за ней?

— Скорее от нее, напуганный ее длинным носом, — прошипела Филиппа Норе, у которой вырвался довольно громкий смешок.

И это заставило притихнуть юных леди по соседству. Любопытная Луиза решилась просунуть голову за ширму и сделала большие глаза.

— О, миссис Беннинг… миссис Беннинг! Как поживаете? О, да здесь и мисс Де Реджис! — Она сделала реверанс, вынудив Нору и Филиппу подняться и сделать то же самое.

Они вышли из своего алькова, поскольку уже не было смысла прятаться дальше, и поприветствовали миссис Даннингем и мисс Пенни Стерлинг. После радостных восклицаний Пенни первая решила продолжить тему:

— А мы только что говорили о…

— О том, чему не бывать даже через миллион лет! — фыркнула Нора. Все почувствовали себя неловко, включая Филиппу. — Я хотела сказать, — продолжила Нора, — что маркиз Бротон не так прост, чтобы волочиться за каждой леди, которой он случайно поднял ее ридикюль. Нет и нет, еще и потому, что он уже танцевал с Филиппой, дважды…

Это шокирующее заявление повисло в воздухе и вызвало возмущенный окрик Филиппы:

— Нора! — Она бы не на шутку рассердилась, если бы ее ученица не выглядела так мило с ее задорным молодым румянцем.

— Дальше, дальше! Рассказывай! — взвизгнули девицы Луиза и Пенни. Миссис Даннингем сохраняла более сдержанный вид, хотя было заметно, что и ей охота посплетничать. — Как это романтично! Что это была за вечеринка? Оставались ли вы наедине, Филиппа? И как этот маркиз вблизи? Наверное, сногсшибателен!

Филиппа улыбнулась. Она бы охотно пораспространялась по поводу достоинств маркиза, выбирая такие слова, как «нежнейший», «восхитительный» и «сладчайший»… Она мысленно вернулась к тому вечеру. Его золотая грива ниспадала с таким совершенством, когда он склонялся к ее руке, продолжая смотреть ей в глаза — искательно, но без вожделения. И потом… когда он пригласил ее на танец, это было настоящее соревнование — такой он был искусный партнер…

— Ах! — вздохнула Луиза, возвращая ее к реальности. — Как ты считаешь, он попросит твоей руки?

Миссис Даннингем присоединилась к дочери:

— Я слышала, у него состояние в полмиллиона фунтов.

— Отлично, он может соревноваться с миссис Беннинг, она тоже потянет на полмиллиона, — вмешалась Пенни Стерлинг.

— Леди! — вскричала Филиппа. — Вы уже собираетесь устроить мой брак? Не слишком ли рано? Все, что мне надо, — это уложить маркиза к моим ногам.

— А что ты скажешь о леди Джейн? Она ведь тоже…

— Леди Джейн? — Филиппа похолодела. — Неужели ты думаешь, что я воспринимаю ее всерьез?

Нора фыркнула:

— У леди Джейн есть шанс поймать его только с ружьем и веревкой. Филиппа победит, вы все увидите!

— Что такое, миссис Беннинг? — послышался резкий возмущенный возглас из затянутого ширмой алькова слева. — Вы и в самом деле полагаете, что в чем-то превосходите меня?

Леди Джейн показалась из-за ширмы, она была чуть ли не в бешенстве. Электрическая вспышка пробежала по залу. Прежде чем Филиппа смогла открыть рот для достойного ответа, это сделала за нее Нора.

— О, разумеется, она может, — сказала Нора, поворачиваясь так, словно хотела защитить своей хрупкой фигуркой Филиппу.

— Неужели? — вскричала леди Джейн. — Мужчинам нужны только твои деньги, а у Бротона они есть!

По гостиной пролетел внезапный холод, все затаили дыхание. Леди Джейн произнесла то, на что никто не осмелился бы. Филиппа гневно сузила глаза, лицо ее побледнело, но она почти тут же парировала:

— Мужчины гоняются лишь за твоим титулом, а у Бротона есть титул. Уж и не знаю, как ты надеешься поймать его, рассчитывая только на свою сиятельную персону.

— По счастью, моя персона сияет несколько ярче, чем ваша… — Но, все же леди Джейн отступила — холодная и мрачная, как Темза в декабрьский день, она вместе со своим окружением медленно плыла к выходу.

— О! — Нора сделала гримаску в сторону захлопнувшейся двери. — Эта леди Джейн думает, что если она дочь герцога, то ей все позволено.

— Именно так, — проговорила Филиппа: она видела, что все ждут ее реакции.

И она не обманула ожиданий.

— Вы знаете, — продолжала она, — в одной небольшой китайской книжке я вычитала очень мудрую вещь… Там сказано: если кто-то оставляет за своим противником последнее слово, это означает, что он просто исчерпал свой боевой арсенал.

Три леди — Луиза, Пенни и миссис Даннингем — были в восторге.

— Миссис Беннииг, подскажите нам, где можно приобрести эту поучительную китайскую книгу? — попросила миссис Даннингем, предвидя, как она станет пересказывать своим друзья рекомендации миссис Беннинг.

Филиппа любезно назвала ей имя книжного торговца, после чего они с Норой вежливо удалились.

— Мы победили, — прошептала Нора по дороге к большой гостиной Уинтеров, где уже были накрыты столы для виста. — Но все же, что будет дальше у этого Бротона с леди Джейн? — полюбопытствовала она, прежде чем они уселись за один из столиков, чтобы сыграть партию с подругой и компаньонкой Филиппы, миссис Тоттендейл, которая коротала время за бутылочкой хереса.

— Ничего, — отозвалась Филиппа, — потому что я и дальше намерена побеждать.

 

Глава 3

Филиппа Беннинг умела входить в гостиную так, что это становилось событием. Гости прерывали беседу на полуслове, выкручивая шеи в ее направлении. Толпа расступалась перед ней, как море перед Моисеем.

Да, Филиппа Беннинг знала, как надо обставить свое появление. Это было настоящее шоу. И поэтому ей было крайне досадно, что, когда она появилась в «Олмаке», маркиза там еще не было.

— Боже, но ведь они через двадцать минут закрывают двери, — прошептала она Норе с разочарованной улыбкой.

— Но он ведь твердо пообещал тебе, что будет здесь? — спросила та, кивая попутно каким-то знакомым.

— Абсолютно твердо, — ответила Филиппа, но, помедлив, добавила: — Впрочем, не совсем…это не в его манере… Он просто поинтересовался, сможет ли он застать меня здесь в это время.

— Да, это трудно считать обещанием, — согласилась Нора.

— Спокойно, еще есть время, я не собираюсь падать духом из-за того, что он не присутствовал при моем появлении.

— Браво!

Едва Филиппа прибыла, как тут же была приглашена на паркет и вызывала всеобщее восхищение. Впрочем, она привыкла посмеиваться над теми, кто восхищался ею и следил за ее успехами. И в особенности это касалось миссис Херстон в ее пурпурно-сливовом тюрбане. А заодно и миссис Маркем в тошнотворно-желтых перьях.

— До чего же чудесно одета сегодня миссис Беннинг: этот глухой верх, эта юбка из шифона с кружевом…

Но на этом восторженная тирада миссис Херстон, сопровождавшаяся дикой жестикуляцией, оборвалась, поскольку она случайно выплеснула бокал оранжада на белоснежный парадный верх мистера Уорта, который случайно оказался поблизости.

Противная вещь этот оранжад.

Филиппа на мгновение ощутила жалость к нему, видя, как он, весь сжавшись, покидает бальный зал. Но затем она вспомнила, как некстати подхватил он Норину перчатку в парке, и решила, что бокал оранжада был послан ему в наказание. И тут же выкинула его из головы, вернувшись к своим обычным грезам, витавшим вокруг персоны маркиза. Все эти десять минут, проведенные в бальном зале, она постоянно украдкой обращала свой взор к парадным дверям, надеясь на его появление. И, наконец, ее пристальное наблюдение было вознаграждено. Едва мистер Уорт исчез за массивными дверями, как появился маркиз Бротон.

Филиппа не верила своим глазам, у нее перехватило дыхание. Ее партнер, мистер Грин, был не слишком доволен ее отрешенностью, но проявлял сдержанность. По счастью, Филиппе удавалось сохранять природную ловкость и грациозность, и она ни разу не сбилась с такта.

Бротон возник как сияющий золотой бог. Блеск бриллиантов на его запонках и нагрудной булавке затмевал освещение. Позже пронесся слух, что у одной из юных девиц помутилось сознание при виде его во всем этом блеске и с гривой золотых волос.

Но Филиппа обратила внимание на другое — на какую-то усталость в его глазах, словно он был давно пресыщен тем, что видел в зале, или его терзала какая-то тайная тревога. А может быть, он искал ее?!

И она, наконец, поймала его взгляд. Бротон пробился к ней сквозь восхищенную толпу как раз к концу танца. Она сделала вежливый реверанс мистеру Грину, и тот, видя новое направление сюжета, почел за благо удалиться, не тратя лишних слов.

— Миссис Беннинг, — произнес Бротон своим сочным баритоном. — Как же я рад, что вижу вас здесь!

От одного звука его голоса у нее пробежали мурашки по спине — только Бротон был способен так подействовать на нее.

Однако еще приятнее было то, что теперь весь зал гудел, как пчелиный улей.

— Это и есть Бротон?

— Полагаю, да. Он кланяется миссис Беннинг.

— Он поцеловал ее руку?

— Он поцеловал бы и выше, но вы видите, какой у нее монастырский вырез…

Для одной из дам, миссис Кройтон, имевшей на выданье трех дочерей без всяких перспектив на замужество, слышать такие диалоги было просто невыносимо. Это подтвердило и ее замечание, сделанное несколько визгливым тоном.

Бротон моргнул несколько изумленно, а затем поднес руку Филиппы, затянутую в перчатку, к своим губам и держал ее там несколько затянувшихся минут, пока не услышал глухой вздох и слова «Мой Бог!» из уст миссис Кройтон и последовавший затем шорох юбок ее и ее дочерей, демонстративно покидавших сцену. Все это время он не отрывал глаз от Филиппы, а затем повел ее танцевать.

В «Олмаке» только недавно разрешили у себя вальсы — этот танец все еще казался скандальным из-за близкого контакта между партнерами. Но легкая музыка на три четверти такта становилась все более популярной, и запреты падали, как замки во время осады.

Бротон положил свою руку на талию Филиппы, а затем, для поддержки, провел ею по спине, в его глазах появилось выражение глубокого изумления — на ее спине не было корсета…

Спереди и с боков ее платье казалось безупречно респектабельным. Однако декольте на спине спускалось до талии, и пальцы Бротона без перчаток скользили по теплой выемке у позвоночника.

Филиппа уставилась с невинным видом в мгновенно потемневшие синие глаза Бротона, теперь совершенно точно зная, за что она переплачивает своей портнихе. Эту снимающуюся панель мадам Ле Труа раскроила гениально.

Заиграла музыка, закружив пары черно-белыми спиралями по залу. И лучшей из них были Филиппа и Бротон. Они отлично смотрелись рядом, соревнуясь золотом волос и сиянием синих глаз. Своей красотой они затмевали звезды. В зале стоял шум, и Филиппа с трудом различала слова Бротона.

— Я счастлив, что вы все-таки приняли мой вызов, — начал он.

— Вызов? — невинно отозвалась она.

— Да, явиться на вечер в «Олмак». — Он улыбнулся язвительно. — Ходят слухи, что вы пренебрегаете ими… Я, впрочем, тоже.

Филиппа улыбнулась, мило вспыхнув, и пожала плечами. Рука Бротона чуть крепче обхватила ее спину.

— Я нахожу «Олмак» чопорным, вы согласны? — продолжал он.

— В чем-то, вероятно, да, — отвечала Филиппа.

— Однако вас это не устраивает, не так ли?

— Почему вы так решили?

Наклонившись, он с нежностью прошептал ей в самое ухо:

— Потому что вы не носите корсета.

У Филиппы перехватило дыхание, она почувствовала, как его пальцы слегка ослабли, а потом снова вжались в ее кожу. Воздух вокруг них, казалось, потрескивал от электрических разрядов. Филиппа чувствовала себя спокойно — обычная игра в кошки-мышки. Но когда в ней участвовал сам Бротон, игра становилась особенно возбуждающей. Повинуясь внезапному импульсу, она решила пойти дальше.

— Мне он не требуется, — парировала она. — И потом, он совершенно непригоден для этого фасона платья!

На этот раз дыхание перехватило у Бротона. Филиппа отделалась небрежной полуулыбкой. Его синие глаза совсем потемнели.

— Миссис Беннинг, я нахожу нашу беседу весьма окрыляющей и надеюсь, что у нас будет шанс ее продолжить. Возможно, чуть позже уже этим вечером?

Она молча и пристально смотрела ему в глаза.

— Тогда на балу у Айверсонов? — предложил он. Бротон говорил с ней низким и спокойным тоном учтивого джентльмена, но прикосновения его пальцев к ее обнаженной спине становились все более интимными. — Ходят слухи, что их библиотека расположена так… обособленно.

«О Боже! На что это он намекает? Неужели я поняла его правильно?» А как иначе можно это понять?! Что ж, возможно, она позволит себе пойти еще дальше… В конце концов, она ведь вдова. Возможно, настал час позволить себе то, что позволяют все вдовушки.

Но время, когда это случится, она будет выбирать сама.

— О, мой господин, но после «Олмака» я приглашена к Филдстонам, — ответила Филиппа с притворно-печальными нотками в голосе.

— Вы можете поменять ваши планы, в этом мире нет ничего постоянного, — усмехнулся он.

— Мои планы можно поменять так же легко, как и ваши, мой господин! — с легкой иронией проговорила она.

— Но вы же приняли мое приглашение прийти сюда. Почему бы вам не сделать и следующий шаг? Прибавьте себе чуточку смелости… — В этот момент музыка умолкла, и пары застыли на паркете. — Филиппа, ну неужели я недостоин того, чтобы немного побегать за мной?

От такой откровенной наглости она потеряла дар речи на добрых тридцать секунд, а затем, придя в себя, ответила, окидывая его холодным оценивающим взглядом:

— Вы неверно ставите вопрос. Почему бы вам не побегать за мной? Разве я не достойна того, что бы за мной побегать?

Бротон моргнул, приготовившись ответить, но Филиппа смело приложила кончики своих пальцев к его губам.

— Ответ можно найти, — продолжала она, удерживая его взгляд, — в библиотеке Филдстонов в полночь — Затем, сделав низкий реверанс, Филиппа удалилась, растворившись среди гостей.

Сердце ее пробегало милю в минуту и она улыбалась про себя. «Ну и как оно пройдет, это маленькое приключение?!»

 

Глава 4

— И что ты задумала исполнить? — Нора вытащила подругу из толпы гостей, возбужденная тем, что та ей только что сказала.

— Пустяки, Нора, обычный флирт, пустая встреча… — Филиппа пожала плечами, удивленная столь бурной реакцией в столь хрупком теле.

— Неправда. Ты сама учила меня как надо флиртовать с мужчинами, какие делать намеки, как произносить слова и как двигаться, чтобы возбудить их интерес и оставить с носом. Но то, к чему ты готовишься, — это не флирт, это свидание, и притом любовное!

Протестующий шепот Норы прервался. Пожилые дамы-компаньонки, сопровождавшие их на балу, усиленно подавали им знаки из приемной, требуя возвращения. Но подруги, исполнив учтивые реверансы, предпочли удалиться в галерею и забиться в самый дальний ее уголок.

— Ты ведь не согласишься на это свидание наедине? — спросила Нора со слабой надеждой в голосе.

Филиппа, приподняв бровь, покачала идеально причесанной головкой:

— Если я не приду, он будет разочарован и решит, что со мной нельзя играть по-взрослому, всерьез…

— Но… ты и не должна…

— Не должна? Нора, тебе надо понять, что мужчины отлично знают, от какой дамы и чего им можно ждать и на что надеяться. И Бротон ясно мне дал понять, на что он рассчитывает. Настало время для взрослой игры — флирт закончился. И, кроме того, я уже получила право поступать так, как мне нравится. Да и кто посмеет бросить на меня тень?

Нора понимала, что ее подруга права. Исключительная красота и богатство ставили Филиппу на недосягаемую высоту. К тому же она вдова и некому контролировать ее поведение в обществе. А компаньонка служила лишь прикрытием.

И все же это была очень смелая вещь — любовное свидание в укромном уголке в чужих апартаментах на светском рауте. При мысли об этом Норой овладевал какой-то девически-щенячий восторг.

— О, Филиппа! Это такая щекотливая ситуация… Обещай, что ты все мне расскажешь… Но не должны ли мы сообщить об этом Тотти?

Филиппа метнула быстрый взгляд в сторону Тотти — миссис Тоттендейл, ее дамы-компаньонки, томившейся в ожидании ливрейного лакея с подносом, разносящего напитки.

— Нет, не должны, — отрезала она. — Предоставим Тотти ее обычным развлечениям. Не стоит ее беспокоить.

— Возможно, ты права, — согласилась Нора, покусывая нижнюю губку. — Но знай, Филиппа, ты переступаешь черту…

— Согласна. Но никто еще не научился делать это так ловко, как я. А теперь извини, мне надо сделать кое-какие приготовления к свиданию…

— Я знал, что ты придешь, — сказал он с алчной улыбкой, обозначившей ямочки на мальчишеских щеках.

— А я знала, что ты с нетерпением поджидаешь меня, — отвечала Филиппа с игривой улыбкой. — Потому что ты ждешь от меня награды — много сладостей.

Местом их встречи был темный боковой лестничный пролет, куда едва достигал свет, сочившийся из-под дверей бального зала.

— Никто тебя не видел? — спросил мальчик, мигнув в сторону шумящего зала, где веселье было в самом разгаре.

— Никто. — Она заглянула в его лицо — в нем сквозило нетерпение. — За исключением слуги, который принес со мной вот это.

Она сняла салфетку с подноса, на котором лежали всевозможные пирожные, марципановые сладости и целая груда конфет… При этом зрелище у мальчугана захватило дух.

— Спокойно, Реджи, ты должен подумать, на что соглашаешься. Если твоя мама что-то узнает, тебе не сносить головы.

— Нет, это тебе она оторвет голову, — хмыкнул Реджи, тщетно пытаясь ухватить абрикосовое пирожное.

— Никому не достать моей головы, Реджи. А тебя я еще заставлю помучиться: у тебя будут течь слюнки, пока мы не договоримся окончательно.

— О, миссис Беннинг, вы такая решительная и непреклонная — настоящая леди-искусительница! Но уже поздно, родители сказали мне, чтобы я шел спать, а не болтался в зале между взрослыми.

— Ты можешь уйти с этим подносом, но у меня есть два требования.

Реджи кивнул в знак согласия, не утруждая себя словами, поскольку его рот был забит теми сладостями, что ему удалось ухватить.

— Первое: никому не говорить о том, что ты показал мне, где находится библиотека.

— Я и не подумаю говорить, мне вообще не положено знать, где она находится, — ответил Реджи, несколько освободив свой рот. — Это комната папы, только взрослым позволено туда входить…

— И второе: ты не должен спускаться вниз, в зал.

— Но как же?.. Ты ведь сказала, чтобы я наблюдал за вечером…

— Да, — отвечала Филиппа, поглаживая его по щеке, — но ты будешь делать это с балкона на третьем этаже. С него весь бальный зал как на ладони. И там тебя не увидят и не прогонят спать.

— Откуда тебе известно про балкон на третьем этаже?

— О, это было не очень сложно… — усмехнулась она. — Я просто задрала повыше голову, когда находилась в зале. Только и всего.

— А, да! — вздохнул Реджи с набитым ртом.

Этот десятилетний пожиратель сладостей будет не слишком ловок на военном плацу, но голова у него все же соображает, решила Филиппа и продолжила:

— Я дам тебе шиллинг, если ты будешь внимателен и расскажешь мне обо всех, с кем будет танцевать маркиз Бротон в мое отсутствие.

— Шиллинг и еще немного кекса.

— Сделка состоялась, — подвела итог Филиппа, щедрой рукой вознаграждая его за будущие услуги.

С достоинством приняв поднос, Реджи начал неторопливо взбираться по лестнице к месту своего дозора. Довольная своим маленьким шпионом, Филиппа отправилась передохнуть в гостиную. Однако не успела она сделать и трех Шагов по темному коридору, как уперлась в очень высокую и твердую, как скала, мужскую фигуру.

— М…мистер Уорт! — Это был тот самый долговязый джентльмен, уже успевший исправить непорядок в своем костюме после инцидента со стаканом оранжада. Теперь она угодила прямо в его объятия.

— Миссис Беннинг, — произнес мистер Уорт, перед тем как отодвинуться на безопасную дистанцию, слегка сутулясь по своей привычке. — Я вовсе не намеревался вторгаться…

— Что вы успели услышать? — От охватившего ее страха обычно прозрачный и мелодичный голос Филиппы стал низким и резким.

— Всего лишь несколько слов маленького Филдстона: о том, что ему не дозволено куда-то входить, — ответил мистер Уорт.

— О, он говорил про бальный зал. Он переживал, что не может танцевать с красивыми леди, которые все просто обязаны влюбиться в него… Я решила утешить его сладостями. Надеюсь, вы сумеете сохранить этот секрет? Конечно, нельзя закармливать мальчиков конфетами… — принялась оправдываться она с невинным взором, вызвав у Уорта насмешливую улыбку. — Я очень люблю маленького Реджи и вспоминаю себя в его возрасте… Для меня тогда не было ничего более восхитительного, чем присутствовать на взрослых праздниках. О! Я смотрю, вы успели поменять рубашку. Она похожа на ту, что была на вас, тот же стиль и крой… Но она вам слегка не по размеру… Впрочем, это не так уж и заметно. — При этих словах Филиппа положила свою маленькую руку в перчатке ему на грудь и попыталась, как бы застенчиво заглянуть в его глаза. Они оказались темно-коричневыми, да и волосы его были такого же оттенка — темно-каштановые.

В общем, ничего особенного. Если не считать высокого роста, он попадал в категорию обыкновенных мужчин: ладно скроенный, несомненно красивый, но абсолютно неинтересный.

Хотя… любой мужчина зажегся бы, оказавшись с ней наедине, не говоря уже об интимном касании ее руки. Но не мистер Уорт — он оставался невозмутим. И этим он уже выпадал из средней мужской категории.

Легкая улыбка приподнимала левый уголок его рта.

— Миссис Беннинг, — начал он спокойно, — вы утверждаете, что хотели таким образом выразить ребенку свою доброту?

— А вы полагаете, что я не способна на проявление добрых чувств?

— О, я думаю, вы на многое способны, включая подкуп ребенка с целью заставить его шпионить в вашу пользу.

Ушат холодной воды не мог бы подействовать сильнее.

— Вы или думаете, что я пропустил эту часть вашего договора, или считаете, что я нахожу его извинительным в силу вашей красоты и каких-то там темных добрых намерений. — Мистер Уорт поймал ее руку, лежавшую на его груди.

Кто бы мог подумать, что мистер Уорт посмеет отчитывать Филиппу Беннинг? Его поведение так потрясло ее, что она просто растеряла все подходящие слова.

— Миссис Беннинг, не пытайтесь запутать меня, — продолжал он уже игривым тоном с улыбкой сожаления. — Я не стану восхищаться вашей добротой, но я способен оценить вашу изобретательность.

— Ну и отлично! — Филиппа резко отдернула свою руку.

— И на прощание, Бротон кружится сейчас в паре с леди Джейн Каммингз. И они смотрятся отличной парой… — С легким поклоном мистер Уорт повернулся и растворился в потемках, словно какой-то демон ночи.

Филиппа не сразу пришла в себя. Стараясь выкинуть мистера Уорта из головы, она отправилась в дамскую гостиную.

Мистер Уорт был никем в ее глазах, никем в свете, а Филиппа Беннинг никогда не связывала себя с пустыми особами.

Пора снова заняться Бротоном. «Сладчайший, желаннейший Бротон, ты не достанешься леди Джейн. Именно мне сегодня в полночь предстоит свидание с тобой».

 

Глава 5

«Тебе уже пора показаться, ты просто должен…»

Она с сомнением оглядывала комнату, на которую ей указал Реджи как на библиотеку. Сначала дверь сюда слегка заклинило, от чего у Филиппы чуть не приключился сердечный приступ. Но, наконец, ей все же удалось проскользнуть внутрь и зажечь ближайшую свечу. И что же она увидела? Нет, это совсем не та обстановка, на которую она рассчитывала. Более неряшливую комнату просто трудно представить. Неужели она ошиблась при подсчете дверей? Нет, все правильно — это та самая дверь с ручкой из слоновой кости. Но как же тут все запущено! А она ведь не раз слышала, что библиотека лорда Филдстона — его гордость, его самое дорогое удовольствие, особенно античная коллекция.

Она рассчитывала увидеть здесь хотя бы несколько стеллажей с книгами, раз уж это называют библиотекой. Но ничего подобного. Вся комната была уставлена барельефами, статуями, картинами, а посередине даже красовался массивный саркофаг. Зная лорда Филдстона, с большой долей вероятности можно было предположить, что там скрывается настоящая мумия.

О, конечно, статуи были прекрасны, а живопись изумительна! Хотя здесь было слишком тесно и неуютно, чтобы созерцать предметы искусства, которые невозможно было даже расставить правильно, Филиппа все же решила сообщить лорду Филдстону о двух подделках его Караваджо. Мысленно она обвинила леди Филдстон в том, что та пожадничала, выделив мужу это помещение. Больше всего это походило на склад забытых вещей.

Итак, это было самое неподходящее место для романтического свидания, о чем она и сообщила вслух, услышав гулкий повтор своего голоса в комнате. Что ж, придется сократить время свидания до короткой встречи… Тем более что у нее остается не более десяти минут — Тотти сообщила ей, что их уже ждут на следующем приеме. Так что Бротону надо поторопиться, если он вообще хочет застать ее. К тому же за десять минут она даже не успеет отстегнуть свои подвязки, так что останется в целости и сохранности.

Здесь оказалось несколько теплее, чем можно было ожидать от помещения, заставленного мраморными изваяниями. Но возможно, она нервничала.

— Вздор, — сказала она вслух. — Филиппа Беннинг никогда не потеряет голову из-за мужчины.

И все же вся ее прошлая свобода действий — ничто в сравнении с этим экспериментом в чужой библиотеке, понимала она.

Что это? Кажется, чье-то дыхание… Или это ее собственное? Однако ручка двери действительно повернулась. Всматриваясь в потемки, Филиппа затаила дыхание, и вот дверь распахнулась и в проеме возник Бротон.

— Миссис Беннинг, — прошептал он, и каждая буква ласкала ее кожу, как атлас. — Филиппа?

Она вышла на свет, зная совершенно точно, что выглядит изумительно, и получила в награду восхищенный возглас Бротона, с довольной усмешкой предвкушавшего все прелести этого свидания.

— Закройте дверь, — попросила она, сама удивленная тем, что ее голос теряет свою обычную, подкупающую мужчин уверенность.

Дверь захлопнулась, они остались в темноте. И теперь Филиппа ощутила растерянность. Она шла сюда, скорее чтобы продемонстрировать ему свою ловкую игру и готовность к рискам, но отнюдь не излишнюю раскованность…

— Я принял твой вызов, как видишь, — произнес Бротон с глубокими низкими модуляциями в голосе.

— Как и я приняла твой сегодня вечером, — пропела она, радуясь, что ее голос возвращается к нормальному тону.

— Хотя, — продолжал он, — у меня возникают вопросы по поводу твоего выбора этой территории для нашего свидания. Такая теснота рассчитана только на одного. Нам придется, — он сделал шаг вперед, — стоять очень… — он сделал второй шаг, — очень близко друг к другу…

Выставленная вперед ладонь Филиппы осторожно остановила его. Он слегка попятился, но такой жест протеста даже разочаровал его.

— Разве мы договаривались об амурном свидании, мистер Бротон? Мы просто друзья, которые решили отгородиться от всех, чтобы свободно побеседовать, пролить свет на разные… актуальные темы… да, без свидетелей.

Бротон поймал ее руку и прижал к своей груди, что тут же заставило ее вспомнить такой же недавний жест другого джентльмена, другое интимное пожатие её руки, но такое… такое разное… Два совершенно непохожих джентльмена.

— Пролить свет? — спросил Бротон. Его голос чуть не грохотал. — Что ж, тогда позвольте мне просветить вас, что это значит пригласить мужчину в библиотеку в полночь. Он ринулся вперед, зарываясь в ее щеку, скулу, рот… Можно ли позволить ему поцелуй? О, разумеется. Она ведь Филиппа Беннинг, и ей уже двадцать один год. И ей приходилось получать скромные поцелуи на публике от посторонних мужчин и даже отвечать на них. Но поцелуй Бротона — это совсем иное… Тут надо подумать.

Он теснее прижал ее к себе, держа за обнаженную спину.

— Я бегал за вами, я преследовал вас… — громко дыша, шептал он ей в самое ухо. — Но вы должны знать, что я никогда не упускаю своей жертвы. — Сказав это, он снова овладел ее ртом.

Филиппа почувствовала, что голова ее идет кругом. Она испытывала гибельное наслаждение от искусной атаки Бротона. Разве могла она оставить неоплаченными его пыл и натиск? Но еще сильнее в ней говорило ее самолюбие, она наслаждалась тем, что сама поймала его. Дразнить его, подчинять своей воле… Что может быть слаще? Однако пора остановить эту прелюдию, пока его ласки не переросли в нечто более серьезное. Но она была слишком слаба, чтобы освободиться от его объятий…

И все же ей удалось сделать это, когда ее обнаженная спина легла на холодную крышку саркофага.

Вскрикнув, она резко села, так резко, что Бротон получил бойцовский удар ее лбом в свой висок.

— О-о! — прозвучало в ответ, и Бротон отпрянул назад, чуть не опрокинув невысокую статую Венеры, выходящей из морской пены.

— Я виновата! Прости! — вскричала Филиппа. — Но этот камень, он такой холодный… и это было так неожиданно…

— Все в порядке, — пробасил он. — Возможно, теперь ты передашь мне эту привилегию — подыскать место для нашего следующего свидания? — усмехнулся он собственной шутке, потирая шишку на голове.

Филиппа лениво улыбнулась и ответила, придавая своему голосу нежные мурлыкающие интонации:

— У вас уже есть идея, мой господин? Интересно, в каком месте вы намерены назначить мне встречу? Я примчусь немедленно, куда бы вы ни пожелали.

Бротон нахмурился:

— Миссис Беннинг, я был заперт в своем имении слишком долго, без всякой компании. Это ужасно скучно, а я не выношу скуки. Но теперь я вернулся в общество и встретил вас. Вы приняли мой вызов, а я принял ваш. Неужели вы хотите остановиться в самом начале игры? — Вид у него был рассерженный, а тон настойчивый. — Я никак не ожидал, что вы можете быть такой скучной.

— Вы правы, мой господин, — отвечала она как можно более нежно и невинно, — я приняла ваш вызов, и я надеялась, что вы никогда не будете таким скучным… таким неинтересным… как леди Джейн Каммингз.

— Леди Джейн? — Его бровь поползла вверх.

— До меня дошел слух, что вы танцевали с ней. Учтите, такая девушка, как она, не может быть достаточно смелой, чтобы развлекаться с вами совершенно свободно. Слишком уж она скучна и ограниченна. Да и вообще недостойна вашего внимания.

— Ах, я понял, — ответил Бротон усмехнувшись.

— Мне отвратительна сама мысль, что кто-нибудь может принять нас с ней за соперниц. — Она положила руку ему на грудь, отлично понимая, как он чувствителен к такому касанию, и начала играть пуговицами его рубашки.

— О, дорогой, я сейчас расстегну одну, ах, сразу две… И как только ты умудряешься застегивать их? Они такие мелкие и частые… — Она приложила руку в перчатке к его обнаженной груди.

— Ты для меня намного важнее, чем любая другая женщина, — выдохнул он.

— Любая другая? Включая леди Джейн?

Широко усмехнувшись, он вынул ее руку из-под своей рубашки.

— Для нашей следующей игры место буду выбирать я.

— О, конечно, мой господин… — Однако ее изощренная нежность не успела произвести должного эффекта, кто-то стал дергать дверь, и задвижка заклацала, наполняя эхом пространство.

— Там кто-то есть… — прошептала она.

— Скорее! — Бротон подтащил Филиппу за руку к саркофагу и быстро поднял крышку, которая, как оказалось, имела современное устройство — на плавающих шарнирах.

— Ты сошел с ума? — запротестовала Филиппа. — Почему это я должна прятаться одна? — Но он не отвечал, и тогда она применила другую тактику: — А что, если там, внутри, мумия?..

— Ради своего спасения поспеши, — ответил он. — Я искренне надеюсь, что мумии там нет.

Не успела Филиппа открыть рот, чтобы вновь выразить свой протест, как ощутила себя бесцеремонно захороненной внутри.

К ее облегчению, мумии там не оказалось, хотя было нечто другое… Она приземлилась на что-то мягкое…

 

Глава 6

Маркус Уорт решил про себя, что у него был весьма насыщенный вечер.

Сначала он побывал в «Олмаке» — не слишком результативный заход, но для него и это было полезно, если учесть, что он вообще не привык бывать в свете. Теперь посещение приемов стало неотъемлемой частью его плана. Он стремился получить приглашение на каждый из них, в чем ему усиленно помогала жена его брата Мария. Он стал бывать даже в опере и на парадах. Было важно показать себя человеком общительным — это стало бы прикрытием для его истинных намерений. Его брату Грэму и его жене Марии удавалось включать его во многие списки приглашенных, но все они были не столь значительны, как прием в «Олмаке» или у Филдстонов. Приглашение в «Олмак» он добыл подкупом и уловками, о которых не хотелось бы вспоминать. Именно там его и облили оранжадом… К счастью, дом его брата находился неподалеку, там он и раздобыл сменную рубашку у опешившего камердинера.

Далее он направился к Филдстонам на вечер, которого ждал целую неделю. На этом вечере он сумел добиться личной аудиенции у директора Военного департамента. Там же он наткнулся на Филиппу Беннинг — светскую достопримечательность. Юной богине воздавали прямо-таки культовые почести. Он застал ее в тот момент, когда она подкупала ребенка сладостями, чтобы заставить его шпионить за этим хлыщом Бротоном.

На Филиппу он наткнулся, когда шел в библиотеку на встречу с лордом Филдстоном, который и был тем самым директором военного ведомства и для которого войти в тесную библиотеку было поистине подвигом — он был так же широк, как и высок. Когда Маркус услышал лязганье замка, то сразу понял, что его пытается открыть кто-то чужой, не умеющий с ним обращаться… И каково же было его изумление, когда он разобрал характерные женские вздохи и ворчание — не иначе как миссис Беннинг! И поскольку он вовсе не желал, чтобы она застала его здесь, ему пришлось срочно подыскивать убежище, и самым вместительным здесь был, разумеется, саркофаг, который, по счастью, оказался без своего исторического владельца. Несколько ярдов ветхой ткани на дне смягчили его ложе. Хвала Филдстону, который привнес в этот саркофаг одну исторически недостоверную деталь, а именно плавающие шарниры для крышки.

Так ему пришлось стать свидетелем свидания Филиппы с маркизом Бротоном. Ничего интересного, никакой полезной информации, которую можно было бы домыслить на досуге. Когда же она неожиданно свалилась на него сверху, его воображение заклинило. Слишком сильна была реальность. Ее твердая лодыжка громко стукнулась о его голову, а сама она с комфортом разлеглась на его согнутом колене и мягкой внутренней стороне голени.

Древние египтяне явно были помельче современных англичан, а Маркус был еще и на голову выше среднего английского джентльмена — так что положение его вряд ли можно было назвать удобным. А тут еще такой сюрприз на голову!

Ее задние мягкие части приземлились на один интересный участок его тела не совсем удачно, хотя, может быть, и слишком удачно — все зависит от того, как на это посмотреть. Маркус поискал в темноте ее глаза и нашел, что они весьма расширились от изумления. Он приложил палец к губам, умоляя ее молчать. Но когда он неожиданно вздохнул, пена ее кружев взметнулась вверх и негодующий возглас уже готов был сорваться с ее уст…

Но тут наметилось новое движение вокруг саркофага.

— Ба, Бротон, вы ли это? Какой дьявол занес вас в мою библиотеку? — раздался мощный баритон лорда Филдстона, владельца дома и коллекции.

— Лорд Филдстон! Я… тут смотрел… чертовски неловкое положение, не так ли? — начал оправдываться маркиз.

Маркус из-под каменной крышки чувствовал собственной кожей его глупую улыбку.

— Мне кажется, я заблудился… — продолжал Бротон. — У вас восхитительная коллекция, сэр, должен вам признаться… Примите мои поздравления.

— Да, это моя гордость. Но вы должны быть осторожны. Святые небеса, эта Венера как-то странно повернута…

— Хм… О нет, я лишь слегка подвинул ее, но стоит она достаточно твердо.

— Подвинули?! — В голосе лорда Филдстона появились беспокойные ноты. — Но эта скульптура бесценна! Следуйте за мной, сэр, я покажу вам обратный путь в бальный зал. — И уже тише, себе поднос, продолжал ворчать: — Подвинул… он ее подвинул…

— О, это очень любезно с вашей стороны, лорд Филдстон, но я сам найду обратный путь, уверяю вас. Не стоит беспокоиться, я лучше останусь здесь и верну эту Венеру в ее прежнее положение.

— Нет! — В голосе Филдстона сквозила плохо замаскированная паника. — Не касайтесь ее. Ступайте, мой дорогой человек, я уверен, что многие леди ждут, чтобы вы пригласили их на танец.

Голоса стали удаляться вместе со звуком шагов. Затем с громким щелчком дверь комнаты захлопнулась. Маркус с Филиппой остались одни в их тихом и тесном укрытии. Но миссис Беннинг вовсе не желала застрять там надолго.

— О-о… — простонала она. — Да поднимите же эту крышку, пожалуйста!

— О-о… мэм! — воскликнул он. — Раньше уберите свой каблук с моих бровей. Я подтолкну со своего края, а вы — со своего. Взяли? Раз… два… три…

Крышка сдвинулась, и две пыльные фигуры стали выбираться наружу. Восстановив нормальное дыхание и откашлявшись, они уставились друг на друга. Вернее, Маркус уставился на нее. Она же была тверда в своем решении не смотреть на него.

— Я не понимаю, что вы собирались делать в этом саркофаге несколько минут назад.

— Но и я также не могу вообразить, зачем вы свалились туда… прямо на меня…

— Джентльмен никогда не станет напоминать леди о таких вещах, — гневно призналась она.

— Верно. — Маркус усмехнулся, с удовольствием наблюдая за тем, как она покраснела. — Но и леди не станет предаваться бурным утехам в любом доступном месте. Похоже, мы оба проштрафились.

Даже при мутном свете было видно, как ее лицо меняет свой тон от красного к густо-пурпурному.

— Вы… вы залезли туда специально, чтобы подслушать… Вы следили за мной… Это отвратительно! — Она задыхалась от ярости.

Маркус ошеломленно смотрел на нее.

— Что вы такое говорите?

— Реджи Филдстон, это все он!

— Причем здесь ребенок? Боже, нет ли и его поблизости? Где он тут может скрываться?

— Вы выпытали у него, что я спрашивала про эту комнату, и отправились сюда, чтобы следить за мной!

Маркус перевел дыхание.

— Прежде всего, я никак не мог следовать за вами — я здесь оказался уже до вас, и свидетельством тому является то, что это вы улеглись на меня сверху… — Он сделал предостерегающий жест, чтобы остановить поток возражений, готовый сорваться с ее губ. — Да, я действительно кое-что слышал из вашей беседы с мальчиком, но кусок про библиотеку пролетел как-то мимо меня. И явился я сюда по собственным делам, совсем не ожидая встретить леди на амурном свидании в столь пыльном, заставленном месте. Клянусь вам, я удивлен не меньше, чем вы.

Она снова приняла свой обычный царственный вид, цвет ее лица стал возвращаться к норме.

— Филиппа Беннинг не утруждает себя беготней по амурным делам.

Как истинному джентльмену ему оставалось только пожать плечами.

— Как скажете, моя королева.

Ее подбородок пополз вверх. Этот жест можно было бы назвать девически капризным и очаровательным, если бы он не был исполнен в столь имперской манере.

— Не вижу необходимости оправдываться перед вами, мистер Уорт. И что касается того, как вы оказались в этом гробу, меня это тоже мало интересует. — Сказав это, она направилась к двери.

— На вашем месте я бы не стал так спешить, — заметил он, начиная протирать очки.

— Хвала Небесам, вы не на моем месте, мистер Уорт.

— Да, но в данный момент мы находимся в одинаковом затруднении.

— О чем это вы?

— Мы оба покрыты пылью.

Отдернув руку от двери, Филиппа оглядела себя — даже в темноте серый слой был отчетливо заметен на всей ее одежде.

— А мои волосы! Они тоже в этой ужасной пыли! — вскричала она и начала хлопать себя, подняв при этом густейшее облако пыли. — О Боже! Что, если кто-нибудь увидит меня в таком виде?

— Да, я бы тоже не хотел никому показываться на глаза.

— Ваши шутки здесь неуместны, мистер Уорт, я не испытываю желания посмеяться.

— Что вы, я совершенно серьезен. — Сняв свой смокинг, он принялся вытряхивать его. — Вообразите только, что кто-нибудь сначала увидит меня, покрытым пылью, а потом вас в таком же виде… Что о нас подумают?

— О! Все это так ужасно!

— Благодарю за понимание, — сухо заметил Уорт. — Ну-ка повернитесь: я посмотрю, что можно сделать с вашими юбками.

Присев на колени, он начал выбивать полы ее наряда, как какой-то ковер.

— Поосторожнее, это заграничное кружево. — Стянув с руки перчатку, она принялась помогать ему. — Послушайте, если вы забрались в саркофаг не для того, чтобы шпионить, то зачем же тогда?

— Полагаю, это вас не касается, — проворчал он, продолжая стряхивать с нее пыль, хотя уже и чуточку нежнее, возможно, тронутый хоть таким проявлением внимания.

— Как хотите, я спросила, просто чтобы поддержать беседу.

— Отлично. Для поддержания беседы и удовлетворения вашего как бы несуществующего любопытства я отвечу: не у одной вас было назначено свидание в этой комнате.

— Фу, как глупо! А потом вы решили трусливо залезть в этот ящик, оставив свою даму с носом!

— Ни в коем случае, — рассмеялся он. — Миссис Беннинг, я уже говорил вам, что не считаю это место удачным для романтических интерлюдий. Человек в здравом рассудке не может выбрать его. В отличие от вас я не собирался устраивать здесь ничего похожего… Впрочем, — он слегка подмигнул, вынудив ее отодвинуться и пристально взглянуть на него, — и ваше свидание здесь было не совсем романтичным…

Она изменилась в лице от этого шокирующего заявления.

— Ничего подобного, это было именно романтическое свидание.

— В самом деле? А мне показалось, что оно имело несколько деловой характер. Вы манипулировали, чтобы заполучить свой «предмет» и нейтрализовать соперницу. Блестящая тактика, готов выразить вам свое восхищение.

— Я пока еще в здравом рассудке, — заявила Филиппа, задирая подбородок выше носа.

— Никто и не утверждает, что вы больны. — Он нарочито удивленно приподнял бровь.

— Вы сказали, что человек в здравом рассудке никогда не выберет это место… Но я никогда не бывала здесь раньше, я даже не знала, как оно выглядит.

Уорт криво усмехнулся:

— Но теперь-то вы знаете. В следующий раз выбирайте себе местечко заблаговременно. Подберите библиотеку с мягким диваном. Кстати, прятаться за диваном намного удобнее, чем в саркофаге. — Он распекал ее в самой нежной манере, как ребенка.

— Мистер Уорт, — начала она, впервые за все это время, сбросив искусственную оболочку, — этот вечер заканчивается совсем не так, как я планировала. После десятиминутного свидания я должна была снова вернуться в бальный зал, а затем плавно перенестись на другой прием. Я и не думала застревать среди этих четырнадцати «Венер в пене» высотой по колено, четырех Караваджо — два из которых поддельны, — сорока двух алебастровых нимф, да еще с этим саркофагом и вами в придачу. В этой странной обстановке я нахожу только одну разумную личность — вас, мистер Уорт. Можете ли вы пообещать мне никогда и ни при каких обстоятельствах не упоминать о нашей с вами встрече здесь? Я оставляю эту комнату в надежде на ваше молчание.

Однако он не дал ей так скоро уйти, схватив ее за руку. К его удивлению, она не стала вырываться, напротив, повернулась к нему, сверкая в темноте синими глазами. Его же глаза за стеклами очков полыхали темным пламенем.

— Миссис Беннинг, — сказал он низким проникновенным голосом, — не сомневайтесь. Для меня это тоже не самая благоприятная ситуация…

Она презрительно фыркнула, выражая свое недоверие. Незаметно для него самого его рука крепче сжала ее руку.

— Извините, что я зашел так далеко, но меня привели сюда непростые обстоятельства. Не считайте, что я жажду вашей крови. Я не собираюсь вредить вам.

Ее бровь поползла вверх.

— Мне не нужны ваши деньги, — продолжал он. — Мне не нужны и вы сами. Вам нечего опасаться. В силу обстоятельств я был вынужден преподать вам небольшой урок, возьмите его на заметку. Тогда мое молчание вам обеспечено.

В этот момент послышался уже знакомый звук клацающего замка. Маркус поспешно задул свечу.

— Быстро! — шепотом скомандовал он, подталкивая ее на середину комнаты, где стоял саркофаг.

— Что такое? Я не собираюсь снова туда забираться, — безуспешно сопротивлялась она.

— Боюсь, у вас нет выбора, — прошептал он, поднимая крышку.

— Но… но мое платье! Оно будет совсем испорчено. — Этот протест также не возымел успеха — она была поспешно сброшена на дно пыльного и заплесневелого саркофага.

— Леди вашего круга никогда не надевает одно и то же платье дважды, — успокоил ее Маркус, задвигая крышку.

И едва он успел это сделать, как в дверном проеме возникла необычайно широкая фигура лорда Филдстона — директора Военного департамента…

 

Глава 7

— Есть тут кто-нибудь? — спросил лорд Филдстон громким шепотом, всматриваясь в темноту.

— Маркус Уорт. Благодарю вас, лорд Филдстон, за то, что вы пришли. — Маркус, обойдя Филдстона, захлопнул дверь за его спиной.

— Уорт! Слава Богу! Я заходил сюда и раньше, но нашел здесь непонятно откуда взявшегося маркиза Бротона. Я испугался, как бы он не свалил что-нибудь.

— Да, я знаю. Я просил вас о встрече, потому что…

— Вы знаете, что он побывал здесь? — прервал его лорд Филдстон. — Но каким образом?

— Хм… Я уже ждал вас здесь, а увидев, что он вошел, спрятался. Я слышал ваш диалог. Вы просто чудом избавились от него…

— Где же вы прятались? Надеюсь, вы не попортили мне здесь что-нибудь? Отвечайте!

— Нет-нет! — Маркус поднял руку в знак протеста. — Я… я был в саркофаге. По счастью, он оказался пустым.

— Пустым? — Филдстон мгновенно принял озадаченный вид. Затем его лоб разгладился. — Ах, верно! Мы же отдали мумию на реставрацию. У нее отвалилась конечность.

— Кх-кх… — закашлялся Маркус, чтобы заглушить тихий стон, явственно донесшийся из недр саркофага. Но лорд Филдстон, кажется, совсем не обратил на это внимания.

— Надеюсь, вы ничего не поцарапали там внутри, Уорт? Крышка надежно закреплена? — Он двинулся к саркофагу, но Маркус стоял ближе и быстро успел опустить ее ниже, ликвидировав зазор.

— Крышка довольно тугая, сэр, — сказал Маркус, — но я гарантирую вам, что ничего не попортил. Я хотел бы поговорить с вами о весьма особенном деле… Конечно, лучше, если бы это помещение было немного просторнее. Мне крайне не хочется оказаться виновным в повреждении ваших Венер или нимф. Как много прекрасных нимф находится здесь? — Маркус маневрировал, пытаясь оттереть Филдстона ближе к двери. Но того не так-то просто было сдвинуть с места.

— Сорок две. Мне и самому хочется, чтобы эта комната была просторнее. Однако мой дом сейчас полон гостей, и я должен заниматься ими, потому что моя жена уже успела влить в себя четыре порции пунша. У меня нет времени для пустой болтовни. Изложите мне ваше дело.

— Но может быть, лучше перейти…

— В другую комнату? Увольте. Говорите здесь, и немедленно.

Маркус нахмурился, размышляя. Он так дол го добивался этой встречи с Филдстоном, но эта пара лишних ушей под крышкой… Да, но следующего такого раза уже не будет. Время — решающий фактор. Придется говорить. Он понизил голос, надеясь, что камень заглушит его слова.

— Сэр, я получил информацию от доверенного лица о том, что один заклятый враг Британии находится сейчас в Лондоне и держит в своих руках нити заговора…

— Заговора? Но какого? В связи с чем готовится этот заговор? — К сожалению, голос Филдстона звучал в полную громкость…

— Я не совсем уверен, сэр…

— Ах, понимаю… И кто же этот заклятый враг?

— Боюсь поторопиться, сэр, но его считают мертвым, тогда как он здесь и злоумышляет…

— Ах, понимаю, — повторил Филдстон. — А кто хотя бы ваш информатор?

— Это человек, с которым я работал в прошлом. Я доверяю ему.

Лорд Филдстон сделал паузу, чтобы переварить услышанное. Маркус задержал дыхание, отлично понимая, что его сообщение прозвучало недостаточно убедительно.

— Уорт, — начал лорд Филдстон, расхаживая по комнате, насколько позволяло ее ограниченное пространство, — уличный информатор говорит вам, что какой-то мертвец что-то там злоумышляет? И с этим вы пожаловали к директору Военного департамента? Послушайте, Уорт, вы оказали нам неоценимые услуги во время войны. У меня на памяти не меньше дюжины случаев, когда информация Сизого Ворона помогала нам получить преимущество на разных участках. Но мир уже заключен. Вам пора отвлечься: танцуйте, веселитесь, а еще лучше женитесь и поживите в загородном имении, хотя бы у своего брата. Не надо гоняться за призраками. — Лорд Филдстон смотрел на него с отеческой заботой, и в какой-то миг Маркус даже решил последовать его совету.

— Сэр, — ответил он, поморщившись, — мой инстинкт говорит мне, что эти призраки — не такая уж пустая вещь…

Филдстон вздохнул и перестал расхаживать.

— Я думаю, есть особая причина, заставившая вас искать встречи со мной вне стен департамента, хотя вы могли бы обратиться прямо к Стерлингу или Кроули, — произнес он.

— Информация, которую я получил… У меня есть основания подозревать, что тут замешан кто-то из отдела безопасности.

Это заявление возбудило интерес Филдстона.

— Так изложите мне эту вашу информацию, пока что я так ничего и не понял.

Маркус вынул из кармана клочок сложенной бумажки и передал его Филдстону.

— Что заставляет вас думать, что здесь замешан кто-то из отдела безопасности? — спросил Филдстон через несколько секунд.

— Бумага и чернила.

— Что же в них особенного?

— Именно такие используются в отделе безопасности. И обратите внимание на маленький кусочек оставшейся восковой печати. — Маркус понимал, что это очень слабое доказательство, но продолжал настаивать: — И, кроме того, я доверяю моим инстинктам, сэр, они еще никогда не подводили меня.

— Информация очень неубедительная, вы сами знаете это, — заметил лорд Филдстон.

— Согласен.

— Поймите, я не могу применить никаких санкций, имея в своем распоряжении лишь то, что вы сейчас сообщили мне.

— Я понимаю, сэр.

— Раз понимаете… я попробую прояснить это дело по… неофициальной линии, Уорт, если вы не станете слишком напирать на меня.

— Я буду ждать, насколько это возможно, сэр. Здесь сказано, что план начнет действовать в ближайшие несколько недель.

— Время есть. — Филдстон повернулся к двери. — А теперь я должен вернуться к гостям. Я пришлю сюда человека, чтобы он хорошенько запер дверь снаружи. Желаю вам доброй ночи, Уорт.

— Благодарю вас, сэр.

Итак, его активность не нашла официального одобрения сверху. Впрочем, он догадывался, что так оно и будет. Директор Военного департамента, возможно, счел его сумасшедшим, но все же пообещал предпринять собственное расследование по неофициальным каналам. Если честно, Уорт именно на это и рассчитывал. Филдстон задаст правильные вопросы компетентным людям. И даже если с самим Маркусом что-то случится, пока он занимается этим делом, у Филдстона останется нить.

При этом, однако, оказалось проинформированным и лицо, отнюдь не заслуживающее доверия.

Он поспешно откинул крышку саркофага, и его взору предстала миссис Беннинг, вытянувшаяся на дне со скрещенными на груди руками, закрытыми глазами и покрытая слоем пыли.

— Это я, — неуверенно возвестил он. — Как вы там? Удалось ухватить что-нибудь стоящее из нашей конфиденциальной беседы?

Ее глаза широко раскрылись и неподвижно уставились на него, как будто она силилась что-то вспомнить.

— Ради Бога, давайте выбираться отсюда, у нас совсем нет времени! — Он протянул руку, чтобы помочь ей встать. — Боюсь, ваше платье теперь уже окончательно испорчено. Пожалуйте на свет из вашей кукольной коробки, прекрасная, очаровательная миссис Беннинг. Надеюсь, мне не надо уговаривать вас хранить молчание обо всем том, что стало достоянием ваших ушей?

— А может, вы еще прикажете арестовать меня как симпатизирующую французам? — спросила она.

Он взглянул на нее с легкой усмешкой.

— Не исключено. Но пока я лишь предупреждаю о возможных осложнениях, если вы станете болтать об этом. И потом, не хотите же вы, чтобы кто-нибудь узнал о том, что вы лежали в этом саркофаге и что делали перед тем, как угодить сюда?

— О! — произнесла Филиппа, на какое-то мгновение потерявшая свою уверенность. Но затем она выдавила улыбку. — Вы нисколько не запугали меня, дорогой сэр. Я и сама собиралась побыстрей выкинуть все эти события из головы. Мне остается лишь скромно надеяться, что и вы сделаете то же самое.

— Я забываю о ваших делах, а вы — о моих. Идет?

— Это вполне разумно. Мы будем вежливо соблюдать взаимные интересы.

Уже держась за ручку двери, он услышал ее последнюю реплику и обернулся.

— И это так просто. Я ведь уже говорил вам, что лучший способ обеспечить мое молчание…

— Что же это?

— Относиться вежливо и со вниманием ко мне и моим советам.

* * *

Спустя несколько минут, когда лакей лорда Филдстона подошел к библиотеке, он увидел полуоткрытую дверь и длинный ряд пыльных следов вдоль коридора, как будто здесь прогуливалось привидение. Это Филиппа боковым черным ходом выбиралась к чугунной садовой решетке Филдстонов.

Сколько же всего обрушилось на ее голову в этот вечер…

Неужели это правда?

Это совершенно не укладывалось в ее голове. Мистер Уорт — тот самый знаменитый шпион Сизый Ворон?

 

Глава 8

О его подвигах ходили легенды. Вовремя войны газеты пестрели сообщениями о нем. Писали о его уме, ловкости и неуязвимости. Писали, что он помог уничтожить столько же французов, сколько унесла гильотина двадцатью годами раньше, о том, как он сумел проскользнуть в спальню жены своего врага и украсть ее честь вместе с ее драгоценностями.

Сизый Ворон был самым опасным английским шпионом. Конечно, слава — нежелательный элемент в карьере шпиона. Но никто не знал его в лицо, не знал его настоящего имени, был засвечен лишь его псевдоним.

Но только до поры… Разумеется, она должна сохранить молчание, и Филиппа не уставала напоминать себе об этом все утро следующего дня. Вернувшись домой на заре, она благополучно проспала весь день и ночь, очнувшись в такой же ранний час, как и легла.

Филиппа пообещала Маркусу хранить тайну, и она хранила ее. В течение целого часа. «Неужели Сизый Ворон — это Маркус Уорт?» — не выдержав, прошептала она на ухо своему пушистому любимцу, шпицу Битей, предварительно приказав ему накрепко хранить молчание.

Того, однако, больше интересовал свиной окорок. Филиппа потихоньку кидала ему ломтики под стол, а он в ответ благодарно урчал и повизгивал.

После непродолжительной забавы со своим домашним любимцем Филиппа обратилась мысленно к главной теме. Даже если Маркус и есть тот самый Сизый Ворон, это надо еще доказать. И где можно раздобыть эти доказательства? То, что Маркус Уорт, как и Сизый Ворон, участвовал в войне, еще ничего не доказывает — это участь любого, кому не посчастливилось родиться первым сыном или получить сан священника.

А что, если узнать, где находился полк Маркуса во время войны, и сопоставить это с местонахождением Ворона в то же время? Если Маркус был, например, в Испании… Нет, не годится. Ворон летал по всему миру, и весть о его подвигах прилетала из разных мест…

— Что тут, черт побери, происходит? — услышала она вдруг.

Филиппа повернулась к своей незадачливой компаньонке, миссис Тоттендейл, прошляпившей ее на балу. Это была давняя подруга ее матери. Виконтесса Кэр поручила Филиппу ее заботам после внезапной смерти Алистэра. У самой виконтессы было немало таких обязанностей в свете, которые даже смерть зятя не могла отменить.

Тотти стала настоящим утешением для Филиппы, а сама утешалась удобными апартаментами в ее доме и погребом, до отказа забитым винами и провиантом. Быть поддержкой и ширмой для Филиппы — это стало для нее чем-то вроде цели в жизни после потери сына и мужа, которые оба умерли совсем молодыми.

Тотти была безвредна и никогда не докучала Филиппе, поскольку всегда умела найти развлечение по-своему вкусу.

Но не в это утро.

— Боже, Боже, дитя, что заставило тебя подняться в столь ранний час? Лейтон еще не успел приготовить ни тосты, ни томатный сок… — Тотти уселась напротив Филиппы и заморгала от удивления. — Дитя, что случилось с твоими чудесными волосами?

— Моими волосами? — Филиппа удивленно приподняла бровь.

— Они стали какими-то тусклыми. Или это свет слепит мои глаза? О, наконец-то, Лейтон!

Лейтон подкатил сервировочный столик к миссис Тоттендейл и быстро заполнил подносик у ее локтя. Это была рутинная процедура.

Выбрав свой излюбленный графинчик, Тотти решительно и в немалой дозе разбавила его содержимым свой томатный сок. Отведав этого напитка, она несколько пришла в себя и обратилась к юной хозяйке дома:

— И куда же ты провалилась тогда, в тот вечер у Филдстонов?

— У меня разболелась голова. Я решила, что это вызвано всеобщей суетой, и отправилась домой.

— Уйти от Филдстонов так рано и даже не заехать к леди Дрей? Ну и ну!

Филиппа была вполне довольна своей наставницей, смотревшей сквозь пальцы на ее приключения. Ее мать хватил бы удар, позволив она себе такую выходку до замужества — явиться на заре неизвестно откуда в испорченном платье… Но теперь ее мать была где-то далеко, и Филиппа была вольна поступать так, как ей заблагорассудится.

Чаще всего она была благодарна судьбе за свою свободу, и не важно, какой одинокой она иногда себя ощущала.

Впрочем, она вовсе и не одинока. Что за смешные мысли! У нее есть верная подруга Нора, чтобы поддержать компанию. И у нее есть соперница леди Джейн Каммингз, чтобы Филиппа вечно держала себя в тонусе. А ее любимец Битей, который принадлежит ей полностью? А еще у нее есть Тотти, которая в эту минуту щиплет ее за руку, чтобы вернуть к реальности.

— О, Тотти! — Филиппа отстранилась, потирая руку.

— Прекрати думать о своем, когда я с тобой говорю. Я рассказываю тебе о том переполохе, что случился у леди Дрей.

— Да? А что там такое случилось?

— Никак не могу поверить, что тебя там не было. Это просто сумасшествие. Маркиз, на которого ты положила глаз, уступил свой танец с леди Джейн мистеру Уорту. А сам танцевал с твоей подругой Норой.

Филиппа едва не поперхнулась чаем.

— Маркус Уорт? Как он добрался до леди Дрей?

Тотти взглянула на нее с изумлением.

— Полагаю, что в карете, как и все остальные.

— О, конечно, — холодно произнесла Филиппа, аккуратно прикладывая салфетку к уголкам рта. Интересно, подумала она, как мог этот Уорт, весь покрытый пылью и плесенью, так быстро приобрести надлежащий вид и явиться к леди Дрей? Вероятно, он и в самом деле шпион. Столь быстрое восстановление явно подозрительно.

— А как отреагировала леди Джейн на свои урезанные права в этом эпизоде? — спросила Филиппа как можно холоднее.

— Хм… — ответила Тотти, глотая чай. — Видела бы ты леди Джейн во время танца, ты бы решила, что она танцует со своим младшим сыном, — никогда не видела, чтобы кто-то был так грациозен и так холоден.

— Леди Джейн слишком безвкусна, чтобы претендовать на грациозность. Впрочем, ей можно посочувствовать, раз она заполучила, в конце концов, такого неспособного к танцам партнера, как мистер Уорт.

— А по-моему, он держался неплохо, — сказала Тотти, зевая. — Вот только он слишком долговяз для нее.

— Раз он такой высокий, он просто обязан быть неуклюжим, — заметила Филиппа.

— Твоя правда, дорогая. Впрочем, какая разница? Ты не можешь требовать от меня, чтобы я весь вечер следила за партнерами леди Джейн.

Заканчивая свой «изысканный» завтрак с чаем, томатным соком и алкоголем, Тотти обратила свое внимание на кипу утренних приглашений.

У Филиппы дрожали губы от возмущения, и даже зубы ее слегка застучали, что было верхом неприличия, но с ней это иногда случалось. «Довольно с меня этого мистера Уорта — решила она про себя. — Какое мне дело до того, был он или не был первым английским шпионом? Война с французами окончена, и его псевдоним уже исчез со страниц газет. Да, но с какой стати он взялся танцевать с этой леди Джейн? Стоп, Филли! — резко приказала она себе. — Тебе гораздо важнее знать, что леди Джейн не танцевала с Бротоном. Он исполнил пожелание Филиппы и отказался танцевать с Джейн. При этой мысли довольная улыбка заиграла у нее на губах. Все в этом сезоне шло согласно ее плану. Стоит ли обращать внимание на какие-то второстепенные фигуры?

— Твоя мать просит тебя приглашать других музыкантов, не тех, что были и в прошлом году, — сказала миссис Тоттендейл, изучая письмо. — Они смотрелись каким-то бледным пятном на прошлогоднем балу.

— Балу? — переспросила Филиппа, возвращаясь к происходящему в комнате для завтрака.

Тотти внимательно взглянула на нее, отложив в сторону письмо.

— Бал, моя дорогая. Бал Беннинг! До него осталось меньше двух месяцев. Только не говори мне, что ты забыла. Ты никогда ничего не забываешь.

Краска отхлынула со щек Филиппы — как она могла забыть?! Бал Беннинг был настоящим гвоздем сезона. Когда Филиппа впервые выехала в свет, ее мать вскоре решила, что надо дать бал по этому поводу. Виконтесса проявила большой энтузиазм при его устройстве, но, по мере того как популярность Филиппы росла, ее мать решила устраниться, предоставив все заботы дочери. Высший свет замирал в предвкушении радостной даты, а на Филиппе лежала обязанность продумать все до мелочей — от цвета салфеток до развлечений.

— Конечно, я не забыла, Тотти. Просто я думала, что моя мать тоже займется приготовлениями.

— Да, она тут пишет, что «очень хотела бы…», но, кажется, она будет развлекаться вдали от дома. И что «очень надеется на тебя», и что «нынешний бал Беннинг должен превзойти предыдущий».

— О Боже! — Филиппа яростно впилась в кусок ветчины.

У нее совсем не остается времени — у лучших рестораторов и флористов заказов в конце сезона выше головы! У нее нет никакой программы, никакого сюжета для представления. Надо заказать и разослать приглашения, сделать анонсы в прессе… Если она провалится, то станет всеобщим посмешищем. Что тогда подумает Бротон? И леди Джейн, безусловно, воспользуется этой ситуацией…

Нет, она просто обязана придумать нечто грандиозное, затмить прошлогодний бал, затмить всех, чтобы все газеты на следующий день вышли с описанием ее торжеств. И тут ей пришла в голову совершенно сумасбродная идея: а что, если сделать гвоздем этого бала Маркуса Уорта — раскрыть его псевдоним, доказать, что он и есть Сизый Ворон?

Выходит, доказательства ей все же нужны. Придется их откуда-то добывать.

У нее в голове начал вырисовываться план. Это будет представление в стиле «плаща и шпаги» — таинственность, бравада и отчаянная смелость!

Как же ей подобраться к секретам этого Уорта? Придется поближе сойтись с ним, попасть в его дом, порыться в бумагах… Но она же обещала ему молчать! Нет, нужно выкинуть этот план из головы. Однако соблазн был слишком силен…

— О Боже, — раздался голос Тотти. — Эта леди Уорт своего никогда не упустит…

— Что? — Филиппа чуть не опрокинула свою чашку.

— Леди Уорт приглашает нас на ужин. В который раз!

— Дай мне взглянуть! — Она выхватила карточку цвета слоновой кости из рук изумленной Тотти.

— Пустяки, дорогая. Леди Уорт присылает их нам дважды в месяц. Ее вечера на редкость скучны, уверяю тебя. Она их устраивает лишь затем, чтобы привлечь новых инвесторов для своей благотворительности.

— И в чем же заключается эта ее благотворительность? — спросила Филиппа деланно безразличным тоном.

Тотти взглянула на Филиппу так, словно у той выросла лишняя голова.

— Приют для сирот, я полагаю. Милосердие к ближним. Что тебя так взволновало? Неужели ты хочешь туда пойти?

Лорд Уорт был старшим братом Маркуса, и не исключено, что последний у них бывает:

— Прими приглашение.

— Дорогая, нет! — взмолилась Тотти. — Это смешно. Уорты — люди не нашей породы. Они такие противно благонамеренные, но выгоды своей не упустят. Неужели ты думаешь, что у них можно приятно провести время?

Филиппа думала совсем о другом. Завладеть рукой и сердцем Бротона, поразить леди Джейн, затмить своим балом все остальные балы, а после полудня попасть к модистке. Она еще раз взглянула на карточку цвета слоновой кости:

— Значит, через неделю. Не так ли?

— Считая с завтрашнего дня. Детка, не подхватила ли ты лихорадку той ночью? — с тревогой спросила Тотти. — Ты не чувствуешь тошноты?

— Нет.

— А я чувствую. Лейтон, еще один томатный сок, пожалуйста.

— Возможно, меня потянуло на благотворительность. Прими приглашение, Тотти, — сказала Филиппа, возвращая ей карточку.

— Филиппа, пожалуйста…

— Прими приглашение.

Почему ей приходится повторять одно и то же по нескольку раз? — подумала Филиппа.

 

Глава 9

— Миссис Беннинг, миссис Тоттендейл! Как же я рада, что вы приняли мое приглашение!

Маркус вошел в гостиную как раз в тот момент, когда жена его брата встречала вновь прибывших. Мария готовилась к этому приему целую неделю, заверяя всех, что он станет самым лучшим. Маркус, впрочем, с трудом понимал, чем этот прием может быть лучше или хуже других. Набор блюд оставался примерно одинаковым из раза в раз, и каждый вечер заканчивался либо торжеством Марии, сумевшей приобрести новых единомышленников и инвесторов, либо ее разочарованием.

И чаще случалось последнее. Маркус удивлялся, как это у Марии хватает терпения и сил продолжать в таком духе. Явившись сегодня, он оценил ее приготовления: отполированное серебро сверкало, масло для свечей было наивысшего качества — все, чтобы угодить влиятельной и богатой миссис Беннинг. И поймать ее в свои сети, разумеется.

Небрежно привалившись к косяку двери, Маркус украдкой рассматривал важную гостью, на которую Мария сегодня делала ставку в своей игре. Миссис Беннинг выглядела изумительно, как и всегда. И она была разодета по самой высокой моде, это было очевидно, хотя Маркус мало что в этом понимал. Но цвет ее платья… Он был такого изумительного синего оттенка… Маркус покачал головой. Нет ли здесь особого намека?

Ее компаньонка тоже была одета прекрасно, но всякий знал, что без бокальчика в руке миссис Тоттендейл чувствует себя как без платья. Закончив с приветствиями, Мария отправилась встречать следующих гостей, а Филиппа стала прогуливаться по залу, кивая тому или иному знакомому.

Завидев Маркуса, она приветствовала его таким же холодным кивком, как и остальных. Он ответил, и их взгляды на несколько секунд встретились. Черт его побери, если он видит в ее глазах хоть тень смущения, хоть какое-то воспоминание об их совместном приключении! Невозможно представить эту величественную леди лежащей в пыльном саркофаге или в тот момент, когда она подкупала маленького Реджи марципанами, заставляя шпионить за своим маркизом.

В одном он не сомневался: миссис Беннинг твердо охраняет собственные интересы. И Мария напрасно ждет, что Филиппа может оценить ее затею с сиротским приютом. Потому что миссис Филиппа Беннинг ценит и любит только себя. Он готов поспорить на это, рискнув всеми деньгами в своих карманах, усмехнулся он.

В ожидании ужина миссис Филиппа Беннинг взвесила свои шансы: разоблачить Уорта как Сизого Ворона будет очень нелегко. Все ее усилия собрать о нем хоть какие-нибудь сведения — о его чине в армии, его дивизионе и даже о его нынешних занятиях — не увенчались успехом.

Ни один из источников не смог подтвердить, что Маркус Уорт вообще когда-либо служил в армии. Но он был в армии, она была уверена в этом. Она отлично запомнила его в красном мундире на весеннем параде у принца-регента. Все офицеры, приглашенные в Лондон, были в таких же мундирах. Память еще никогда ее не подводила.

Но раз ничего не удалось разузнать окольным путем, придется перейти к прямым вопросам. Ее задача упрощается тем, что за столом она сидит напротив Маркуса Уорта. И усложняется тем, что она сидит рядом с леди Уорт, которая производит впечатление слегка сумасшедшей. Что касается Уорта-старшего, то ей не повезло быть ему представленной. Он вынужден был сопровождать куда-то свою тетушку.

После первой смены блюд Филиппа решила, что пора приступить к расспросам.

— Мистер Уорт, — начала она поверх полной ложки черепахового супа, — я очень рада видеть вас здесь.

Он взглянул на нее. Если он и был изумлен, то старался не показать это.

— А я вас, миссис Беннинг. Я и не знал, что вы знакомы с моей семьей.

— О, я знакома со многими людьми, мистер Уорт! Но я…

— А есть еще и те, о которых вам вовсе не известно, миссис Беннинг, — вмешалась леди Уорт. — Их зовут Джеки, Джеффи, Майкл, Роузи, Роджер, Малькольм, Фредерик, Лизель, — о! — и дорогой маленький Бенджамен…

Странное выражение во взгляде Филиппы заставило леди Уорт дать пояснения:

— Все они бедные сироты, миссис Беннинг, ученики школы, которую я создала.

Тотти метнула быстрый взгляд в сторону Филиппы, в котором читалось: «Ну вот, я же говорила тебе…»

— И еще есть дюжины и дюжины других детей, — продолжала леди Уорт, ничуть не смущенная непреклонным выражением лица Филиппы. — Очень одаренных и ярких детей, но по несчастной причине, от них не зависящей, оставшихся без крова и поддержки в этом жестоком мире.

Переведя дыхание, она замолчала, ожидая сочувственной реакции на свой призыв. Филиппа продолжала хранить безучастный вид.

— Прекрасный суп, леди Уорт, — произнесла она, сосредоточенно поглощая его.

Филиппа давно привыкла к тому, что людей привлекает ее состояние: она была одной из самых богатых наследниц Британии. Однажды она чуть не стала жертвой мошенничества: один господин божился, что хочет спасти малюток Суррея от голодной смерти во время холодной зимы. Но даже он припас свое денежное требование на конец беседы.

И теперь Филиппа твердо решила вести разговор в нужном ей направлении.

— Неужели ваша работа заставляет вас постоянно держаться в стороне от общества? — обратилась она к Маркусу.

Его ложка остановилась на полпути ко рту — он был крайне удивлен этим вопросом.

— Вас так редко можно видеть, — пояснила она. — Я смогла познакомиться с вами лишь недавно.

Хитрая усмешка приподняла уголок его рта.

— Работа не является помехой, — спокойно ответил он — Кабинеты в Уайтхолле закрываются до начала светских ужинов.

— В таком случае причиной ваших нерегулярных визитов является…

Теперь уже и бровь его насмешливо поползла вверх.

— …мое желание наносить эти визиты или не наносить, — все так же спокойно сказал он. — Например, на прошлой неделе мне довелось побывать в «Олмаке», но я был не в восторге от вечера и счел за благо удалиться. Из «Олмака» я перешел к Филдстонам и очень неплохо провел там время…

Филиппа твердо встретила его несколько лукавый взгляд.

— Полагаю, что и вы, миссис Беннинг, — продолжал он, — строите светское расписание исходя из собственных прихотей.

— Маркус отдает много времени моей школе сироток, — вмешалась леди Уорт, успев прийти в себя от недавней неудачи. — Осмелюсь заметить, все эти фривольные беседы и шатания из дома в дом отнимают слишком много полезного времени… О, к вам это совсем не относится, леди Беннинг, прошу извинить меня. Просто я хотела сказать, что когда человек занят каждодневным трудом, ему просто ни до чего…

Совсем зарапортовавшись, она густо покраснела, Филиппа даже пожалела ее, но настойчиво продолжала гнуть свою линию:

— И в чем же заключается ваша работа, мистер Уорт, если это, конечно, не секрет? Служить в Уайтхолле — это весьма престижно.

— Совсем не секрет, и ничего престижного. Я воюю с бумажками, перекладывая их с места на место. Когда нет войны и не с кем сражаться, сразу скапливается ужасно много бумаг.

Она улыбнулась — ему не откажешь в чувстве юмора. Так оно и шло: Филиппа пыталась прощупать Маркуса как бы невинными вопросами, тот отшучивался, а леди Уорт бесцеремонно вмешивалась.

Никогда еще Филиппа так не радовалась, когда появилась возможность перейти в гостиную. Это означало скорый конец вечера. Еще каких-то полчаса, и они с Тотти могут отправляться в более престижные места, на настоящие вечера — в царство флирта и бальных танцев. Однако ей так пока и не удалось ничего разузнать об Уорте. Пожалуй, имеет смысл несколько задержаться здесь.

— Ах, этот Джимми! Ему четырнадцать лет, и он такой способный. Недавно он пожаловался мне, что у него нет ни единой пары носок без дырок, — продекламировала леди Уорт на всю гостиную.

Но Филиппа твердо решила: если она и задержится здесь, то вовсе не ради общества этой настырной леди. Она взглянула на Тотти, которая восседала с холодным видом, защищаясь таким образом от возможных поползновений в свой адрес леди-благотворительницы.

— Тотти, взгляни, у тебя, кажется, распоролась подшивка на подоле… — прошептала Филиппа.

— Хм… Где это? — отозвалась та, приступая к осмотру. — У меня все в порядке.

— Тогда дерни за него и оторви, — предложила Филиппа с невинной улыбкой.

Тотти беспомощно смотрела на нее.

— О чем ты просишь? Я ничего не понимаю. И где мой бокал?

Округлив глаза, Филиппа как бы случайно наступила каблуком на ее подол и дернула.

— О, Тотти! Теперь ты видишь наконец? Твой подол…

— Я вполне понимаю, что тебе захотелось отдохнуть от этой леди. Но зачем было портить мое платье?

Под предлогом починки наряда дамы перебрались в уединенное помещение, где Тотти выудила из сумочки миниатюрный набор с нитками и иголками, который повсюду таскала с собой.

— Тотти, не болтай глупости. Что тут непонятного? — Рука Филиппы уже лежала на ручке двери.

— Филиппа…

— Да, Тотти?

— Куда ты направляешься? Неужели снова в гостиную?

— Возможно… — лукаво улыбнулась Филиппа.

Куда же ей направиться, чтобы отыскать улики? И может ли здесь быть хоть что-то нужное? Ведь Маркус снимает холостяцкую квартиру в городе, а это дом его старшего брата. Но он жил здесь, когда был ребенком, и, значит, что-то должно сохраниться. Возможно, это книжка с описанием шпионских техник или даже дневник, которому он поверял свои надежды и интересы… Но конечно, отыскать дневник — невероятная удача. Вряд ли можно на это рассчитывать.

Идея с раскрытием псевдонима Сизого Ворона точила ее мозг, как древесный червь кору. Она толкнула первую попавшуюся дверь и поняла, что попала удачно. Это была библиотека, причем совсем не похожая на ту, в которой она побывала недавно в доме Филдстонов. Это было настоящее книжное хранилище — тонны книг, ярды и мили на стеллажах в два этажа. Лестницы на колесиках обеспечивали доступ на самый верх. В углу у окна — массивный стол красного дерева в рабочем беспорядке. Было очевидно, что кто-то наведывается сюда каждый день и сидит за ним.

Стол находился в самом пыльном углу, но, поскольку им часто пользовались, с него и надо было начинать. Очень осторожно она принялась разбирать лежащие на столе бумаги, но ничего серьезного ей найти не удалось.

Старший лорд Уорт одержим идеей повышения урожайности. Попутно она ознакомилась с его рекомендациями по выращиванию кочанной капусты. В его бухгалтерских записях тоже ничего выдающегося: жалованье секретарю и камердинеру, счет за новые рубашки, примерная сумма, которую можно выделить на живопись к дню рождения жены…

Впечатлял лишь лист с подсчетом подстреленных куропаток, детально расписанный по датам. Несколько утомленная, Филиппа вернула бумаги на место. Где же можно отыскать что-то стоящее: письмо из Военного департамента, например, или медаль за заслуги?..

Внезапно ее осенило. Если хочешь узнать что-то о человеке, надо мысленно настроиться с ним на одну волну. Что, если поискать что-нибудь о породе воронов? Не слишком удачное имя для шпиона, решила она. Что за птица такая — сизый ворон? «Я бы назвалась скорее Разрушитель или Змея». Она внимательно осмотрела стеллажи. Ну конечно, за этой птицей придется взлететь на самый верх. Подкатив лестницу, Филиппа стала карабкаться по ней.

Для начала она наткнулась на «Каталог дикой природы Вест-Индии». Есть ли там популяция сизых воронов, она не знала, но подозревала, что нет. Надо отъехать к птицам — это где-то там, в углу… Наконец далеко слева от себя она отыскала крупные тома с птицами. До чего же они пыльные! Явно пребывали в забвении с прошлого года.

Она добралась до тома, где уж точно должны быть вороны, и даже успела ухватить его за корешок…

— И почему это мне постоянно приходится натыкаться на вас в чужих библиотеках? — внезапно услышала Филиппа.

От неожиданности она покачнулась на скользящей лестнице, безуспешно попыталась сохранить равновесие и затем стремительно полетела вниз. Прямо в объятия Уорта-младшего.

— Привет, — дружески произнес он. — Не пугайтесь так, это всего лишь я.

Лежа в его объятиях и глядя в его глаза, Филиппа готовила слова для оправдания. Но тут краешком глаза она заметила нечто странное… Том, в который она вцепилась наверху, тоже слетел вниз и теперь валялся раскрытый. Но уже было совершенно ясно, что в нем нет описания сизых воронов, голубей, а также полярных гагар с красным горлышком. В нем вообще не было страниц — одна пустая коробка. Но нет, не совсем пустая, а с пучком… перьев ворона.

 

Глава 10

— Я так и знала! — услышал Маркус, держа на руках красивую, изысканно одетую леди. В голове у него слегка туманилось от столь приятной тяжести, и поэтому он не сразу сообразил, о чем идет речь.

И все же он понял ее достаточно быстро. В тускло освещенной библиотеке он разглядел насмешку в огромных синих глазах, уставившихся ему в лицо. Казалось, она была изумлена и одновременно напугана.

Ему редко приходилось пугать дам. И сейчас он хотел бы улыбнуться ей в ответ, но почему-то этого не сделал. И еще ему очень не хотелось выпускать ее из своих объятий. Но глупо же держать женщину на руках без всякой на то причины.

— Вам следует быть осторожнее, — с нежностью в голосе, что удивило его самого, произнес Маркус, ставя Филиппу на ноги.

Ее немигающий взгляд по-прежнему не отрывался от его лица, но теперь он был каким-то испытующим, настороженным… В конце концов Маркус почувствовал некоторую неловкость.

— Не могу поверить, что никто до сих пор не догадался… — произнесла она, продолжая опираться на его руки.

— Не догадался о чем? — спросил он как можно более безразличным тоном. — О том, что вы любите шарить по чужим библиотекам? Я уже понял, что вам нравится во все вмешиваться… И все же никак не рассчитывал снова наткнуться на вас.

Он ждал ее реакции. Пора бы ей уже перестать пялиться на него так, словно он внезапно вырос на целую голову.

— В вас трудно отыскать что-то незаурядное, героическое… за исключением вашего роста, разумеется, да еще того, что вы умеете налетать так внезапно… — продолжила она. — Но у вас мгновенная реакция, и вы способны восстанавливаться слишком быстро… Так что все лежит на поверхности…

— И что же это «все»?

— Ваша натренированность. Вы прошли особую выучку, не так ли? — произнесла она как бы вскользь, словно речь шла о новом платье. — И даже эти ваши очки… Послушайте, они, случайно, не фальшивые?

— Это нормальные очки, миссис Беннинг, они нужны мне для чтения.

— Зачем же тогда вы носите их постоянно? Возможно, для маскировки?

— Миссис Беннинг, — произнес он как можно более твердо, — что такое вы себе нафантазировали?

— Вы шпион, это ясно. — Наклонившись, она подняла с пола иссиня-черное перо. — И ваш псевдоним — Сизый Ворон!

«Эти глупые перья, — подумал он. — Они лежат здесь с незапамятных времен. Если бы не она, я бы о них и не вспомнил». Он устало моргнул.

— Давайте присядем, миссис Беннинг. По счастью, в этой библиотеке есть диван.

— Охотно.

— Миссис Беннинг, я хочу сделать вам признание, — начал он, усадив ее на мягкие подушки. — Я не Сизый Ворон.

Вместо ответа Филиппа подняла кокетливо бровь и пощекотала сизым пером кончик его носа. Он молчал, исчерпав свои аргументы. А она всем своим видом давала понять: «Я все знаю, не делайте из меня идиотку».

— Поймите хотя бы, это дом не мой, а моего старшего брата, Грэма. Так что, будьте добры, предъявляйте ему все улики, которые вам удастся здесь отыскать.

— Мистер Уорт, я ценю и уважаю вас за все то, что вы сделали для Британии во время войны. И хочу доказать на деле мое к вам расположение.

Его бровь поползла вверх. Он осторожно отвел ее руку с пером от своего лица.

— И как же вы хотите мне его доказать, ваше расположение?

— Я собираюсь дать вечер в вашу честь! — воскликнула Филиппа, озарив его счастливой улыбкой.

Маркус был потрясен.

— Вечер в мою честь… — тупо повторил он.

— Ну разумеется. Весь Лондон захочет выразить вам свое уважение за ваши неоценимые услуги перед отечеством. Я даже думаю, что ваше чествование станет главным событием моего бала Беннинг.

В ответ он беспомощно опустил голову на грудь, обхватил ее руками, покачиваясь из стороны в сторону то ли с приглушенным смехом, то ли с задавленным плачем.

— Я знаю, вам кажется это чрезмерным, но, уверяю вас, это не так. Сизый Ворон — национальный герой, легенда нашего времени. Самого пышного празднества недостаточно, чтобы воздать ему честь. — Воодушевившись, она положила руку ему на спину и принялась поглаживать его.

Однако совершенно неожиданно Уорт резко вскинул голову и рассмеялся ей в лицо.

— Миссис Беннинг, оставьте это, умоляю вас! — простонал он между взрывами хохота.

— Оставить? — Она резко поднялась с дивана.

— Да, оставьте эти ваши претензии на первенство, не берите на себя больше, чем вам позволено.

Филиппа задохнулась от возмущения.

— Но ведь многие люди наслаждаются такой игрой, а я предлагаю вам игру по высшим правилам, — выдохнула она. — Многим нравится быть на виду и получать невинные знаки внимания или даже почести…

Он тяжело вздохнул и покачал головой:

— Миссис Беннинг, это ваша игра, а не моя. Позвольте Мне получше узнать ее правила. В каких ваших трюках вы хотите заставить меня участвовать? — На его лице играла усмешка.

— Отлично. — Она откинулась на диван, скрестив руки на груди — я собираюсь раскрыть ваше инкогнито на моем бале Беннинг, рассказать всем, что вы и есть Сизый Ворон. Это будет грандиозный триумф!

— И на следующий день все газеты выйдут с сообщениями о Сизом Вороне. Вам это нужно?

— А почему бы и нет? Это будет сказочный бал-маскарад. Представьте, все в черных масках. И постепенно, в течение всего вечера, они по одному начнут срывать свои маски. Вообразите, кругом черные плащи и шпаги… Шпионаж, страх, охота…

— Просто как в готическом романе, — сухо заметил Уорт. — Однако, окажись я тем самым Сизым Вороном, хотя я совершенно не поддерживаю это ваше утверждение, ответьте мне: зачем вы хотите убить его? Неужели вы не понимаете, что подставляете его под прицел врага?

— Но… война ведь окончена, сэр! Ваши враги… испарились.

— Не все.

— Но…

— Не все, — твердо повторил он, вставая. — И не притворяйтесь наивной, миссис Беннинг. Вы о многом узнали, лежа в том саркофаге. Но теперь уймите свое любопытство. Разве я не говорил вам, что вы должны забыть ту беседу?

— Но после такого строгого приказания я уже просто не могла не вспоминать о ней. Я не привыкла забывать важные вещи…

— Хорошо, тогда я еще раз повторяю: враги Сизого Ворона еще на свободе, а потому ему грозит опасность. С какой стати он должен участвовать в ваших представлениях?

Филиппа задержала дыхание, глядя на его нахмуренное лицо. Он наклонился к ней ниже.

— И чем таким вы можете меня завлечь, миссис Беннинг? Вежливыми кивками «здравствуй» и «прощай»? Местечком в своем гостевом листе?

— Именно, сэр. Место в гостевом листе, и не только в моем. Вы получите доступ в самые важные гостиные, к самым высоким особам. Подслушивая в саркофаге, я поняла, что несколько крупных общественных мероприятий могут подвергнуться чудовищной атаке. Хотите, я попробую угадать, какие именно? — Видя, что он кивнул, она продолжила: — Банкет Уитфорда?

Кивок.

— Гемпширские скачки?

Снова кивок.

— Золотой бал в Риджентс-парке?

— Но как вы догадались? — спросил он, глядя на нее с возросшим интересом.

— Очень просто. Для этого надо участвовать в общественной жизни, мистер Уорт. Все это самые главные события года, исключительно важные торжества, и их дают самые знатные люди. — Филиппа придвинулась к нему ближе. — А я обеспечу вам место в гостевом листе каждого из них.

— Но почему вы думаете, что у меня еще нет приглашения на них?

— Потому что вы для лондонского общества никто.

— Пожалуйста, не затрагивайте моих чувств, леди Беннинг, — насмешливо попросил он.

— Я хотела сказать, что вы не первый сын лорда, вы второй сын…

— И даже третий, это правда, — согласился он.

— Скажу больше. У вас нет не только титула, но и никаких надежд на получение его. У вас очень скромные перспективы. Ваш брат унаследовал баронский титул, и его жена надеется с помощью своей благотворительной деятельности приобрести связи и влияние. Они помогли вам получить приглашение в «Олмак», но, спорю на тысячу фунтов, вы уже голову сломали, гадая, как получить доступ на эксклюзив года. — Она мирно улыбнулась. — Вы нуждаетесь во мне!

Заметив, как он напряжен, она успокаивающим жестом положила свою руку на его.

— Однажды вы сказали, что я смогу всего добиться от вас, если я попрошу вас об этом правильно. И я прошу: пожалуйста, хотя бы рассмотрите мое предложение, не отказывайтесь сразу… — Она с невинным видом похлопала ресницами. — Ведь я прошу вас только подумать…

Он нежно прижал к своей груди кончики ее пальцев, а затем решительно отбросил ее руку.

— Это ваш единственный трюк? Я думал, вы более изобретательны…

Филиппа резко отодвинулась.

— Я не вполне понимаю вас…

— А я думаю, вы меня отлично поняли, — возразил он. — Ваш план просто смешон, и вы еще пытаетесь завлечь меня томными взглядами и рукой на моей рубашке, повторяя то, что однажды вам не удалось! Вспомните ваше приключение с маленьким Реджи. А может, вы перепутали меня с вашим любимым маркизом Бротоном? С ним бы этот жест отлично сработал. — Он встал, отступил к стеллажам, прислонясь к ним спиной. — Мои поздравления, леди Джейн отодвинута в сторону.

Она уставилась на него, не зная, как сопоставить этого серьезного, учтивого джентльмена с его развязной тирадой.

— О, мы прекрасно проводим время с маркизом, — спокойно улыбнулась она. — Мы так мило прогуливаемся вдвоем, а недавно он пригласил меня на пикник, где мы смогли лучше узнать друг друга.

— Нисколько не сомневаюсь. Трава в росе намного приятнее крышки саркофага.

Филиппа снова улыбнулась. Этот пикник был для нее всего лишь еще одним поводом поупражняться в науке флирта. Каждое слово в их галантной беседе было наполнено двойным и тройным смыслом. Подобные дискурсы были весьма в почете у светских персон. Видимо, словесные изыски отвлекли Бротона от желания поваляться на травке.

Впрочем, теперь она готова признать: искренний разговор с Маркусом Уортом кажется ей намного приятнее. И все же она не могла удержаться от искушения слегка подразнить его.

— Уверяю вас, мистер Уорт, моя… встреча с маркизом на крышке саркофага была вполне комфортабельной. Он почти заставил меня забыть о холоде, а я, как вы уже знаете, никогда ничего не забываю.

Отойдя от стеллажей, Маркус встал перед ней, прикрывая рукой усмешку.

— Вы изволили сказать «почти». Вы сказали: «Он почти заставил меня забыть о холоде».

Она кивнула.

— В таком случае, — продолжал он, посмеиваясь, — ваше свидание вышло совсем не таким удачным.

— Оно было замечательным, — возразила она.

— А я так не думаю. Будь ваше свидание таким замечательным, его жар раскалил бы крышку саркофага и вам не на что было бы жаловаться.

— Вы ничего не понимаете, — сказала она со злостью.

— Нет, это вы не понимаете… А мне достаточно было одной маленькой детали. Вы сами проговорились, что крышка была холодной, вы это отлично запомнили!

Она вскочила с дивана. Ее глаза заблестели у самого его рта. Расстояние между ними стремительно сократилось, и его губы легли на ее.

Это вышло так необычно… Его поцелуй взволновал ее своей нежной силой, и она неожиданно для себя ответила на него. Он совсем другой, этот Маркус! Он не пытается давить на нее, как Бротон, и все же подчиняет себе. Она просто растворяется в нем. Его руки не гладят и даже не касаются ее, слились только их губы… Но как она чувствует его… всю его силу и нежность! А что же с ней станет, если он начнет гладить ее волосы, шею, ключицы?

Ее пронзила дрожь, и она невольно раскрыла губы, пропуская его язык. Синий шелк ее платья слился с темным сукном его костюма. И, наконец, его рука коснулась ее волос, а потом спустилась ниже… И вот она уже у ее горла…

Но поцелуй закончился так же неожиданно, как и начался. Он медленно отстранился, и Филиппе пришлось последовать его примеру. Холодный воздух отчуждения повеял между ними. В легком изумлении она открыла глаза, ее сердце возбужденно билось… На его лице она читала отражение своих чувств. И затем понимающая усмешка приподняла уголок его рта, давая ей понять, что он видит ее насквозь, видит, что овладело ею в течение этих нескольких минут.

Потребность.

Необходимость.

Желание.

Мгновенно оценив время, место и свое положение здесь, Филиппа, чтобы изменить ситуацию в свою пользу, сделала единственно возможную вещь.

Откинувшись назад, она с размаху влепила ему пощечину.

Придя в себя, Филиппа Беннинг вернулась в дамскую гостиную, где пробыла еще несколько минут перед тем, как уехать. Она предпочла удалиться раньше других гостей, ссылаясь на то, что должна присутствовать еще на одном приеме. Уступая настойчивости Марии, обещала подумать, чем она может помочь ее сироткам.

 

Глава 11

После некоторых раздумий Маркус решил, что он, заслужил эту пощечину. Он и сам не понимал, что на него нашло. Только что они нормально беседовали — слегка флиртуя, конечно. Но когда, чтобы отвлечь ее от глупой затеи, он перевел беседу на ее личные обстоятельства, ее голос вдруг зазвучал для него как голос сирены-искусительницы. Теплый свет свечей ложился на ее кожу, и он стал думать о таких вещах, о которых думать не должен.

А потом он просто поддался своим мыслям. Импульсивно. И он имел право действовать под влиянием импульсов. Однако Филиппа оказалась не совсем такой, как он ожидал.

Маркус размышлял, подрагивая на холодном ветру в тесном переулке, в одном из самых непрезентабельных участков Уайтчепела. Для такой прогулки ему пришлось подыскать себе штопаное, заношенное пальто, которое было плохой защитой от холода. Он ждал сигнала из разбитого окна прямо через улицу и, пока его не было, позволил себе предаться мыслям о вчерашнем вечере.

Филиппа Беннинг — одна из тех особ, которым повезло выиграть уже при рождении. Такая женщина не удостоит его свиданием, он не должен на нее заглядываться. Однако в их беседе она проявляла не только остроумие и находчивость, но и позволяла себе некоторые вольности. О, нельзя отрицать: красота этой леди — пусть несколько вызывающая — волновала его. Она была с ним такой надменной в том приключении с саркофагом, да и потом — во время визита в их дом… И вдруг ее губы оказываются прямо перед ним, словно взывая о поцелуе! Но потом… Он вспомнил о пощечине и вздрогнул.

Прекрасно, он заслужил ее.

И вот он стоит на пронизывающем ветру в необычно холодный для весны день в такой части города, куда не отважится заглянуть ни один респектабельный господин. Стоит и ждет, когда зажжется лампа в окне напротив: ему можно войти в трактир «Бык и виски».

Перегруженные повозки с ободранными тушами тащились по выщербленной мостовой, оставляя за собой следы капающей крови. Жалкие проститутки уже заманивали за нищенскую плату мужчин, которым хотелось забыться от всех невзгод и потерь.

Его почти не тронуло, что Филдстон так холодно принял его сообщение. В офисе, как видно, решили, что прошло то время, когда нужно оглядываться назад и по сторонам… Маркус готов был действовать на собственный страх и риск. Он не привык трястись над своей жизнью.

Джонни Дикс прислал ему новое послание: француз снова побывал у него.

Возможно, теперь ему удастся лучше описать француза. Маркусу требовалось подтверждение — он не может сражаться с призраками в потемках. Теперь он стоит здесь, ожидая сигнала, но этого сигнала все нет и нет.

Краешком глаза он заметил вдруг какой-то проблеск в окне через улицу. Но это не был обещанный сигнал — лампа так и не появилась в окне. И Маркус занервничал. Тут что-то не так, мгновенно решил он. Быстрым, подпрыгивающим шагом он пересек улицу, огибая возы и пьяных прохожих, и вошел в здание. Карабкаясь по узким, скрипучим ступенькам на третий этаж, Маркус поспешно вытащил кинжал из-под длинного пальто. Страх противно стянул желудок, когда он увидел, что дверь комнаты, которую занимал Джонни Дикс, распахнута настежь, а задвижка сломана и валяется на полу. Двигаясь быстро и бесшумно, Маркус вошел в тесную комнату. Вжавшись в стену, он внимательно вгляделся в углы. Никого.

Никого, кроме Джонни Дикса. Но что с ним стало… Он помнил его плечистым крепким парнем, не более тридцати лет от роду, способным за дополнительную плату пересчитать зубы любому. После армии он успел отложить слой жирка на свой живот — результат обильного питания и отсутствия казенной муштры. Джонни был отличным солдатом, смелым и наблюдательным, и мозги у него варили получше, чем у некоторых господ офицеров. И вот он лежит в грязном углу, руки его в крови, и кровь стекает из перерезанного горла. Маркус смотрел на него, и ему казалось, что сама вечность застыла в открытых безжизненных глазах. И еще в них сквозил ужас насильственной смерти, с которым он уходил из жизни.

— Проклятие, это провал! Я потерял след. Будь проклят тот, кто сделал это… — прошептал Маркус, опуская кинжал. Внезапный звук со стороны лестницы заставил его пошевелиться. Он поспешно ринулся за дверь — вспыхнувший на мгновение огонек осветил фигуру в длинном плаще, а затем раздался поспешный топот ног вниз по ступенькам. Маркус бросился вслед, но черный силуэт бесследно растворился в вечерней мгле.

Это полный провал. Джонни Дикс, его главный осведомитель, мертв. А убийца скрылся.

Идти за констеблем было бесполезно, но Маркус, все же, отправился за ним. Он хотел, чтобы смерть Джонни Дикса была зарегистрирована как насильственная и по всем правилам, даже если констеблю Уайтчепела будет на все наплевать.

— Возможно, он зарезался сам, случайно, когда был пьян и решил побриться, — усмехнулся тощий патрульный. У него не хватало трех зубов, а остальные были почти черные. Его рот казался разверстой пучиной ада.

— Побриться? А где же лезвие? Не мог же он зарезаться, а потом припрятать его. Нет, его убили, а нож убийца унес с собой.

— Послушай, парень, — снова усмехнулся констебль своим черным ртом. — Его могла зарезать шлюха, посчитав, что он мало ей заплатил. Таких историй здесь сколько угодно. На сегодня у меня дюжина еще более зверских убийств. И раз он уже мертв, надо думать о живых — они важнее мертвого тела. Я, конечно, поспрашиваю в округе, но сомневаюсь, что можно решить это дело. — Приподняв фуражку, патрульный направился к стайке уличных проституток.

Значит, информация, полученная от Дикса, действительно важная, если тот поплатился за нее жизнью.

Маркус отправился в Военный департамент. Крупными тяжелыми шагами он покрывал коридорные пространства помпезного здания в Уайтхолле. Он миновал кабинеты и залы разных секций Военного департамента: «Стратегия», «Планирование», «Оборона» — и остановился перед дверью с табличкой «Безопасность». Этот отдел занимался обеспечением безопасности встреч на высшем уровне — официальных визитов глав государств и членов правительства. И этот отдел имел право прямого доступа к директору Военного департамента.

Если кто-то из отдела хотел говорить с директором Филдстоном, то ему требовалось получить санкцию своего непосредственного начальства — лорда Стерлинга. Впрочем, Маркус намеревался обойти сегодня этот порядок, если удастся. Или придется надавить на Стерлинга. У него нет больше времени искать встречи с Филдстоном на каком-нибудь балу.

За дверью с табличкой «Безопасность» было еще много других дверей без всяких обозначений. Он заглянул в одну из комнат с ровными рядами столов прямо перед кабинетом шефа «Безопасности». Внимательный взгляд заметил бы серьезные замки на ящиках и дверь с металлической сердцевиной. Но после войны многие из этих столов остались без хозяев. Заметив Маркуса, сотрудники невнятно приветствовали его. Минуя собственный стол, он направился прямиком к двери шефа.

— Минуточку, Уорт, — раздался скрипучий голос Лесли Фармапла из секретариата шефа. Этот мелкий чиновник поддерживал строгий порядок в отделе и теперь уверенно преградил Маркусу дорогу. — Вы не подали мне месячную заявку на чернила, я так и не знаю, сколько их вам выписать.

У Маркуса не было времени и желания обсуждать чернила и перья, и поэтому вместо ответа он спросил:

— Шеф у себя?

— У себя, — ответил Лесли, сортируя корреспонденцию шефа по стопкам. — И пожалуйста, если вам нужно больше двух флаконов чернил, отметьте, сколько вам надо, а не берите без спроса с полки. Мне не жалко чернил, но мне надо знать, куда они деваются.

— Я подал заявку три дня назад, Лесли. Шеф один?

— Вошел один, — ответил Лесли и, не в силах оторваться от своей темы, продолжал распекать Уорта: — Вашего требования я еще не получал. Теперь что касается вашего стола… Могу я попросить вас поддерживать его в установленном порядке?

— Нет, — резко ответил Уорт.

— Нет? — проскрипел Лесли.

— Мы уже обсуждали это, Лесли. Мой стол в порядке — моем рабочем порядке, и я не хочу, чтобы в нем шарили посторонние.

— Но никто и не шарил, даю слово! — заверил Лесли. — Если вы нарочно путаете бумаги, чтобы никто не мог найти что-то важное…

Но на этом его тирада прервалась, потому что Маркус просто отодвинул его в сторону, причем довольно резко, и вломился в кабинет шефа. Закрыв за собой дверь, он повернул защелку замка и произнес:

— У меня личное неотложное дело к директору, сэр. Стерлинг сидел за массивным столом с сигарой в зубах.

Это был ухоженный, атлетического сложения джентльмен средних лет со здоровым загаром и без признаков облысения. Однако десяток малоподвижных лет и пристрастие к обильным обедам с бренди придали ему несколько расплывшиеся очертания. Он с изумлением уставился на ворвавшегося без доклада Маркуса. Потом отложил сигару и скрестил руки на животе.

— Что за личные дела? — недовольно произнес он.

— Так какое же у тебя дело? — раздался голос за спиной Маркуса из левого угла кабинета.

Обернувшись, Маркус увидел Филдстона в удобном кожаном кресле и почувствовал, что с него спадает весь боевой задор.

— О, сэр, но это совсем личное… — Он запнулся. Оба шефа, удобно устроившиеся в своих креслах, смотрели на него с нетерпением. — Я… я нашел вазу, весьма старинную, и, зная, что вы заядлый коллекционер… — Скептический взгляд лорда Стерлинга заставил его остановиться.

Филдстон приподнял бровь:

— И ты принес ее с собой?

— О нет, она еще в магазине. Вы свободны? Возможно, мы могли бы прогуляться туда. Вы понимаете в антиквариате больше, чем я. Этот продавец… он захотел слишком много содрать с меня.

— Уорт, не смешите меня, — произнес Стерлинг, попыхивая сигарой. — Вы хотите, чтобы я поверил, что вы так грубо смели Лесли из-за какой-то вазы? — Он с грустью разглядывал его. — У вас появились новые подозрения, не так ли?

Маркус беспокойно уставился на Филдстона, который вздохнул и покачал головой:

— Мы тут как раз беседовали со Стерлингом о том, как его отдел перестраивается на работу в мирное время. Как его сотрудники ведут себя в этот переходный период. Он многое прояснил мне.

— Вы тут не единственный из тех, кто продолжает сражаться с тенями, — сказал Стерлинг. — Но вы упорствуете больше других. — Заметив вопрошающий взгляд Филдстона, Стерлинг продолжал: — Взять хотя бы этот инцидент с доками в Воксхолле… В феврале вы потребовали дополнительное патрулирование из агентов в штатском, а в прошлом месяце приволокли к патрульным какую-то старую даму, заподозрив в ней переодетого француза.

Маркус решил не сдавать своих позиций.

— У меня были веские причины подозревать, что в феврале в доки прибудет корабль с французскими шпионами. И справедливости ради спешу напомнить, что эта старая дама действительно оказалась переодетым французом.

— Но месье Валери никакой не шпион. Он всего лишь собирался на бал-маскарад и потому загримировался под одну из ведьм «Макбета», — возразил Стерлинг. — Уорт, нельзя видеть в каждом французе шпиона. Нельзя жить, подозревая всех и во всем.

Маркус знал, что он просто обязан стоять на своем, даже если бы земля разверзлась у него под ногами.

— Осмелюсь заметить, сэр, мне как раз и платят за мою подозрительность, за то, что я смотрю глубже других. Оставим в стороне предыдущий инцидент. Сейчас я располагаю сведениями о реальной угрозе. Я только что явился от моего осведомителя, который…

— И что же это за угроза? — перебил его Стерлинг. — Какова цель злоумышленников? Каков их план действий?

— Я еще… точно не узнал, сэр, но я…

— Черт побери, Уорт! — сказал Филдстон, поднимаясь с кресла. — Ты не можешь рассчитывать, что мы пойдем на какие-то санкции, располагая такими ничтожными сведениями. — Он помедлил, переглянувшись со Стерлингом. — Бумажная работа в четырех стенах не удовлетворяет тебя, не так ли, Уорт? Она никогда тебе не нравилась.

Получив молчаливое послание во взгляде Филдстона, Стерлинг поднялся и вышел за дверь, оставив их наедине. Когда за ним закрылась дверь, Филдстон произнес приподнятым тоном:

— Будь уверен, я обеспечу тебе полную и заслуженную пенсию.

Маркус побледнел, потом покраснел, чувствуя приступ ярости, но все же постарался сдержаться.

— Сэр, мой осведомитель мертв, ему перерезали горло. Констебль зарегистрировал данный факт. — Он протянул Филдстону клочок бумаги и, понизив голос, произнес, глядя ему прямо в глаза: — Этот лист… он явно из нашего отдела.

— Ну конечно, те же чернила и что там еще? Кажется, капелька воска? — сказал Филдстон. — Ты подозреваешь своих коллег, потому что они перестали прислушиваться к тебе? Это очень обидно, я понимаю.

— Сэр, — попытался протестовать Маркус, однако Филдстон остановил его взмахом руки.

— Тебе сейчас очень непросто. Тебе не поверили в прошлый раз и не верят сейчас. Но ты сам не умеешь доверять, Даже когда это необходимо.

— Что? — недоуменно спросил Маркус.

— Ты разучился доверять своим коллегам, а они перестали доверять тебе, — снова проговорил Филдстон. — Сизый Ворон исчез, улетел… Может быть, пора отдохнуть и Маркусу Уорту?

Он не знал, что на это ответить. В голове у него стоял туман от полученных оскорблений. Расшаркавшись, он резко поклонился и выбежал из кабинета. Стерлинг стоял к Двери вплотную, безуспешно пытаясь изобразить безучастность. Не глядя на него, Уорт пронесся мимо столов коллег, утомленных необходимостью делать вид, что они работают, проскочил мимо идущего навстречу Лесли. Ему хотелось побыстрее закрыть за собой дверь этого отдела.

Они решили, что он уже ни на что не годен, как какой-нибудь списанный канцелярский хлам?! В холле он обогнал Кроули с его проницательным взглядом. Тот, кажется, умел мыслить логично, но сегодня, похоже, и он был настроен блеять в угоду начальству.

Маркус готов был рыдать от бессилия. Филдстон отчасти прав. Конечно, война тяжело отозвалась на нем. Она приучила его быть внимательным, подозревать и охотиться… Она выковала его характер. Но нельзя все списывать на войну. Он не бредит — угроза, о которой он дважды докладывал, вполне реальна.

Незаметно начал накрапывать дождь, затягивая Лондон серой пеленой. Прохожие, убыстряя шаг, застегивали плащи. Кто-то искал укрытия под карнизами и навесами, ожидая просвета. Но легкий, моросящий дождик внезапно перерос в ливень. Извозчики были мгновенно разобраны. Люди скапливались у дверей магазинов, а кто-то, не найдя укрытия, несся по улице.

Маркус не спешил, намеренно подставляя себя холодным струям. Ему стало казаться, что в голове у него проясняется. Он взвесил свои возможности — осталось слишком мало людей, которым он мог доверять. Со смертью Джонни Дикса оборвался главный след. Он не знает, как выйти на человека, оставившего клочок бумаги. Без ведомства Филдстона он ничто. И все-таки необходимо найти доказательства, чтобы убедить Филдстона.

Можно обратиться за советом к собственному брату… Но нет — он отмел эту идею немедленно. Такое известие совсем подкосит его. Да и он сам не верит, что его заклятый враг воскрес из мертвых, что все его дело пошло насмарку.

Но вдруг, совсем некстати, ему припомнилось: хрупкое тело, прижавшееся к нему, сияющие ангельским золотом волосы в лунном свете. И потом, эти ее губы, предлагающие ему сговор на потеху дьяволу.

Маркус встряхнул головой, освобождаясь от наваждения. Будь он проклят, если примет ее шутовской план. Собою он привык рисковать. Но она… Что знает эта сверкающая светская бабочка о подобных делах, о том, как все это смертельно опасно. Она способна растрезвонить обо всем за чаем, будто это сюжет новомодного романа, а потом спокойно отправиться за новой шляпкой.

У него остается один жалкий вариант: вернуться в Ист-Энд и разузнать о последних днях Джонни. Быть может, кто-то и видел его встречу с французом или «кротом» из отдела безопасности.

Он должен отыскать призрак.

Ливень закончился так же внезапно, как и начался. Облака расступились, и лучи солнца заиграли на плитах мостовой.

Маркус свернул за угол, пересекая условную границу в фешенебельный Мейфэр, где привыкла вращаться Филиппа Беннинг. Теперь над этим миром сгустились не видимые никому тучи. И первый удар может быть нанесен по Уитфорд-Мэншн во время великосветского банкета, до которого остается не больше четырех дней.

Но он должен помешать этому, и поэтому путь его снова лежит в Ист-Энд, в трактир под названием «Петух и курица». Он выследит этого призрака и разрушит его дьявольский план.

 

Глава 12

— Нора, не сомневайся, это будет волшебное представление, — восторженно щебетала Филиппа, прогуливаясь по Бонд-стрит в новом костюме цвета сливы, замшевых бледно-лиловых перчатках и шелковом капоре тех же приятных, нежных оттенков. Битей сочувственно подрагивал, удобно устроившись у нее на руках. Тотти сопровождала ее с другой стороны, вся раскрасневшаяся от непрестанных заходов Филиппы в магазинчики, расположенные вдоль всей Бонд-стрит, новой и старой.

— Я нисколько не сомневаюсь! — воскликнула Нора, старательно приглаживая перья на своей шляпке, которыми играл ветер. — А что, если леди Кембридж придет в голову устроить такой же маскарад в духе «плаща и шпаги» на своем приеме в конце малого сезона?

— Ха! — оживилась Тотти. — Она наверняка провалится, если замахнется на такую большую игру. Все козыри спрятаны в «колоде» Филиппы. К тому же бал Беннинг состоится раньше, чем какой-то несчастный вечер леди Кембридж. Тут и спорить не о чем.

Филиппа моргнула от изумления: Тотти впервые выдала сразу так много слов за все время их прогулки. Она чувствовала, как рассеиваются ее вчерашние страхи и сомнения.

— Ты совершенно права, — ответила она, беря Тотти за руку и улыбаясь доброй леди. Филиппа не собиралась заранее оповещать о программе вечера, но Тотти так громко рассуждала о нем во время выбора столовых салфеток, что об этом уже наверняка известно доброй половине Лондона. — Думаю, после моего бала никто и не вспомнит маленький вечер леди Кембридж.

Если ей повезет достать все, что она задумала, бат Беннинг станет гвоздем сезона. Жаль, что этот Уорт все еще не хочет понять важного значения предстоящего события. Но она и не подумает отказываться от своих грандиозных замыслов: мужчины созданы, чтобы поклоняться ей.

Разглядывая в витрине рулоны материи всевозможных оттенков, Филиппа одновременно вспоминала в деталях свое последнее свидание с Маркусом.

Он поцеловал ее. Это случилось. Впрочем, мужчины часто стремились сорвать с ее губ поцелуй, и, признаться, она иногда позволяла им это. Она рано поняла, что они на многое готовы ради этого поцелуя. Ее муж Алистэр даже написал весьма сносный сонет о том, что он готов украсть луну с неба за ее единственный поцелуй. Теперь же Бротон ищет ее поцелуев, волочится за ней повсюду.

Что касается Уорта, то это просто несчастный случай какой-то. Она не должна была этого делать. Однако она не только ответила на его поцелуй, но и сама же повторила его после короткой передышки. Он высек странную искру у нее в груди, заставил ее нежно прильнуть к нему, когда он еще и не пробовал ее обнять. Она сама улеглась ему на грудь, ожидая, что его руки вот-вот начнут ласкать ее.

Да, но в итоге она влепила ему пощечину! И он ее заслужил, потому что стал делать вид, что видит ее насквозь… А сам просто побоялся пойти дальше! У нее не оставалось другого выхода — его робость становилась оскорбительной для ее чувств.

— Филиппа, о, Филиппа, там Бротон! По левую сторону. — Нора говорила с придыханием, волнуясь от предвкушения встречи с предметом исканий Филиппы.

Бротон находился ярдах в тридцати от них. Он прогуливался в самой непринужденной манере в окружении небольшой компании блестящих молодых людей, в которой он явно верховодил.

Вся компания двигалась в их сторону — оставалось уже ярдов двадцать, не больше. Филиппа направила откровенный взгляд в их сторону вместе с многозначительной улыбкой. Такие взгляды и улыбки были у нее всегда наготове для великолепных денди на Бонд-стрит, а Бротон был из тех, кто умеет их ловить.

— О, Филиппа, — произнесла Нора, задыхаясь от восторга, — он идет прямо к нам!

— Ну конечно, он идет к нам, — уверенно прокомментировала Филиппа, хотя группа двигалась в их сторону довольно медленно. — Тотти, возьми у меня Битей, пожалуйста.

— Разве маркиз не любит собачек? — спросила Нора.

— Хм… — отозвалась Тотти, принимая на руки пушистый ком, — джентльмены не обязаны любить комнатных собачек.

— Однако он не слишком торопится, — заметила Нора, нахмурив брови. — Если ему понадобится больше пяти минут, чтобы оказаться возле нас, тебе придется проигнорировать его, чтобы он ощутил свою вину.

— Не слишком ли быстро ты схватываешь мои уроки? — улыбнулась Филиппа.

— Оглянитесь назад, леди. Как бы нам не оказаться атакованными одновременно с двух сторон… — заметила Тотти.

Рискнув кинуть взгляд в противоположную сторону, Филиппа увидела Маркуса Уорта, направлявшегося к ним в сопровождении жены своего брата — леди Уорт. А точнее, это она тянула его за собой, завидев такую прекрасную цель, как Филиппа.

— О нет! — сказала Тотти, нервно сжимая Битей, отчего бедняга даже заскулил. — Эта дама снова начнет петь о своих сиротках, добрых делах и общественном долге. Так много я просто не вынесу.

— Но, Тотти, попытайся отыскать в ней скрытые пороки, с которыми она покажется тебе более приятной, — улыбнулась Филиппа, не отрывая глаз от фигуры Маркуса Уорта. Раньше она почему-то не замечала, что он отлично сложен. Но теперь, после приключения в саркофаге и, особенно, в библиотеке, его мускулистый торс просто бросался в глаза.

— Но как она только смеет?! — Своим возгласом Нора отвлекла ее внимание в противоположную сторону. — Стоит тебе отвлечься на три секунды, как эта гарпия выходит на сцену и пытается стянуть твою добычу.

Филиппа увидела, что леди Джейн Каммингз смешалась с группой молодых и раскованных друзей Бротона, оказавшихся у дверей магазина в тот момент, когда ее ливрейный слуга выносил вслед за ней ее покупки.

— Умная девочка, — поморщилась она, а затем наклонилась к Норе: — Мистер Томас Херстон, не находится ли он, случайно, в той компании?

— О да! — воскликнула Нора. — Но я все еще сержусь на него. На последнем балу он подсунул мне пунш вместо шампанского. Можешь это себе представить?

— Скажи, ты можешь заставить его подойти к тебе?

— Но как?

— Поймай его взгляд и начинай считать до пяти, только и всего, — напомнила Филиппа, оглядываясь в сторону леди Уорт, тащившей за собой Маркуса.

Нора подчинилась ее инструкциям и, найдя глаза Томаса Херстона, стала считать… Он направился в ее сторону, когда она не успела еще сказать «три».

— Прекрасно, он тебя слушается, — похвалила Филиппа. — Теперь останови его на полпути, чтобы не сорвалось…

Нора нахмурилась было, но затем ее лоб разгладился.

— О, я поняла. Ты вскоре присоединишься ко мне, а у Бротона появится предлог, чтобы отклеиться от своей компании, присоединившись к Херстону.

— Правильно, Нора. А пока я уделю несколько минут леди Уорт.

— Ах, этот Томас Херстон, он довольно мил! Надеюсь, ты не станешь презирать и его за пурпурный тюрбан леди Херстон. Ему самому этот тюрбан страшно не нравится.

От леди Уорт их отделяли каких-то десять ярдов — она двигалась намного быстрее Бротона.

— Нора, сдвинься же наконец в сторону мистера Херстона! — Слегка подтолкнув ее, Филиппа присела в реверансе.

— Какая приятная встреча, леди и мистер Уорт!

— Миссис Беннинг, — незамедлительно отозвалась миссис Уорт, — я так рада нашей встрече! Я только что вернулась из моей школы сироток. Вы даже не представляете, какой там переполох…

— В самом деле? Надеюсь, ничего трагического? О, я полагаю, вам не надо снова представлять миссис Тоттендейл?

Леди Уорт поспешно кивнула Тотти, а мистер Уорт, молчаливо нависавший сверху, вместо приветствий лишь пощекотал подбородок Битей, который стал немедленно проситься к нему на руки.

— О, конечно, миссис Тоттендейл! — продолжала леди Уорт. — Извините, я сейчас в таком состоянии… Разумеется, ничего трагического. Как раз наоборот. Миссис Беннинг, я не знаю, когда вы успели это сделать, но моя школа за один миг получила пожертвований больше, чем со дня ее основания!

— Но уверяю вас, леди Уорт, я внесла какую-то мелочь, — сказала Филиппа, осторожно перехватывая ее руку у своего рукава и переадресовывая ее миссис Тоттендейл. — Миссис Тоттендейл только что говорила мне, как она восхищается вашей работой на благо нашего общества. Не так ли, Тотти?

Тотти, поначалу слегка ошарашенная, быстро взяла себя в руки и, повинуясь настойчивому взгляду Филиппы, улыбнулась:

— Могу я попросить вас рассказать мне о том, что вас толкнуло на путь благотворительности?

Леди Уорт накрепко прилепилась к ней, несчастной, и они вдвоем, если не считать Битей, стали прогуливаться по Бонд-стрит. Филиппа осталась наедине с Маркусом, ощутив некоторую неловкость при воспоминании о последней их встрече.

— Надеюсь, вы не слишком урезали себя? — спросил он.

— Урезала себя? О чем вы?

— Мария рассказала о добровольном пожертвовании в двадцать тысяч фунтов. Хватит на добрый десяток лет, чтобы обеспечить детей углем, обувью и учебниками. И это вы называете «какой-то мелочью»?

Филиппа сделала неопределенный жест рукой:

— Уверяю вас, здесь какое-то недоразумение… Мое анонимное пожертвование не превышало тысячи фунтов.

— Откуда же взялись тогда остальные девятнадцать?

— Наверное, мой поверенный пустил слух о моей щедрости и люди захотели последовать моему примеру. — Она пожала плечами. — Так иногда случается. Видите ли, я являюсь неким эталоном, на меня принято равняться… Хотя вам это, возможно, и кажется смешным.

— Ах так…

— Что же касается моего скромного вклада, то это ничто. Но возможно, я отложу до следующей недели покупку бриллианта Лавальер, который давно присмотрела. Лучше потратить эти деньги на Джеки, Джеффи, Майкла, Роузи, Малькольма, Роджера, Фредерика, Лизель и… дорогого маленького Бенджамена. Кажется, я верно запомнила?

Мистер Уорт недоверчиво смотрел на нее.

— О, вы не только умеете перехватывать информацию и мешать чужим планам, словно какой-нибудь офицер разведки, но и способны притягивать удачу. Вам ничего не стоит устроить чье-то счастье одним мановением вашей прекрасной руки… — В голосе его что-то дрогнуло.

Неожиданно для себя она ощутила какую-то застенчивость, ей даже показалось, что она немного покраснела.

— Мистер Уорт, это все сущие пустяки. Ваша невестка найдет гораздо более благородное применение этим деньгам, чем я.

— Да, — ответил он, внимательно приглядываясь к ней, — Мария легка на подъем, когда дело касается усовершенствования мира. Миссис Беннинг, во время нашей последней встречи случилось — как бы это сказать? — нечто непозволительное.

Филиппа с ужасом ощутила, что кровь действительно приливает к ее щекам, а ей вовсе не хотелось раскраснеться черед ним, как если бы она была какой-нибудь простой девчонкой.

Маркус, заметив ее реакцию, самодовольно улыбнулся и учтиво перевел взгляд с ее лица на свои ботинки.

— Да, вы поцеловали меня, — спокойно проговорила Филиппа.

«Ты заставил меня краснеть, а теперь я попробую вогнать тебя в краску», — решила про себя она. Однако ее ждало разочарование. Вместо того чтобы покраснеть, он вдруг снова уставился на нее, но теперь в его темных глазах был вызов.

— Да, я поцеловал вас, а вы — меня.

— Я не целовала.

— Не надо так пугаться, миссис Беннинг. Но будьте спокойны, больше такого не повторится. Теперь я превосходно знаком с вашим изумительным приемом захвата и хуком справа…

— Но… мы же не боксеры на ринге, помилосердствуйте, сэр. Я не знаю никаких хуков справа, и я вовсе не билась с вами.

— Прошу прощения, леди, но я до сих пор храню отпечаток вашей ладони на моем лице, — сказал Маркус улыбаясь.

— Ах! — воскликнула Филиппа, делая шаг к нему. — Отпечаток моей ладони, вы сами это сказали, сэр. Боксеры не дерутся ладонями.

— Но это был очень сильный жест, согласитесь. Вы чересчур агрессивны для светской леди. Уж не берете ли вы уроки в спортивном салоне Джексона?

— Мистер Уорт, вы единственный джентльмен из моего окружения, вынудивший меня к насилию. — Сердито прищурившись, она стала наступать на него, пока они снова не оказались лицом к лицу. Она смотрела прямо в его глаза, а он — в ее.

И внезапно они оба разразились смехом.

— Выигрыш за вами, — объявила она. — Но только на этот раз.

— Простите меня, миссис Беннинг, — сказал он, подавляя смех. — Я не мог противиться желанию слегка подразнить вас, а вы… вы просто подстрекали меня к этому!

— Что было, то было… — призналась Филиппа, чувствуя некоторый спад своей энергии. Теперь она смотрела на него более спокойно. Он снова нацепил свои очки в немодной оправе, но, как ни странно, они шли ему, придавая серьезный вид, пряча рвущиеся наружу веселье и остроту взгляда.

— Миссис Беннинг, вы так меня изучаете… Что-то не в порядке с моим лицом?

— Я? Вас?.. — Ее щеки снова порозовели. — Ваши бакенбарды не совсем ровно выстрижены, если смотреть с обеих сторон. Вам об этом известно?

Он полубессознательно коснулся одной щеки, потом другой.

— Ну, и как вы собираетесь добиваться успеха в обществе, имея такое несоответствие? — спросила она. — Я не выношу подобной небрежности, вашему камердинеру должно быть стыдно.

— У меня нет камердинера.

— Нет камердинера? — Она недоверчиво рассмеялась. — Бог мой! Кто же тогда повязывает вам шейный платок, гладит ваше платье?

— Миссис Беннинг, — отвечал он с холодной усмешкой, — я сам умею повязывать мой шейный платок, а гладить меня научили в армии. Однако вы напрасно так испугались. Я сумею принять надлежащий вид, когда дело дойдет до нашего с вами сотрудничества.

Филиппа подняла бровь:

— Нашего сотрудничества?

Маркус смотрел поверх ее головы. Она проследила направление его взгляда. Невдалеке леди Уорт с отчаянной жестикуляцией убеждала в чем-то перепуганную и заторможенную Тотти.

С другой стороны прогуливалась Нора, застенчиво опираясь на руку Томаса Херстона. Что касается Бротона, то он так и не отделился от своей компании, хотя и продолжал бросать взгляды в сторону Филиппы.

— Я пересмотрел мое отношение к сделке, которую вы мне предложили во время нашей последней встречи, — произнес наконец Маркус, заметно понижая голос и продвигаясь ближе к ней. — Обстоятельства переменились, так что я хочу спросить, вы действительно можете устроить мне приглашения на весь этот год, помеченный в моем черном списке?

— Да, и не только. Вас пригласят на любой бал, карточный или музыкальный вечер, — ответила Филиппа. Внезапно ей показалось, что какая-то черная дымка окутала его лицо. — Что-то случилось, не так ли? — спросила она. — Иначе вы бы не оказались в десяти футах от меня во время вашей как бы прогулки.

Маркус, казалось, был оскорблен.

— Вы правы в том, миссис Беннинг, что я нахожусь в некотором затруднении. Но вблизи вас я оказался случайно, это чистая правда. — Ее лицо просветлело, и он продолжил: — Банкет Уитфорда стоит первым в моем черном списке, и, насколько мне известно, он назначен назавтра.

— Уйма времени, чтобы получить на него приглашение. — Пожав плечами, она вопросительно взглянула на него: — Но вы согласны быть почетным гостем на моем бале Беннинг?

— Хотя это и против здравого смысла, но я согласен… с некоторыми дополнительными условиями.

— Условиями? Что ж, продолжайте, мистер Уорт, я готова выслушать вас, вы можете положиться на мою скромность.

— Миссис Беннинг, мои условия таковы: вы продолжаете хранить про себя свои соображения о Сизом Вороне вплоть до самого вашего бала.

— Это меня вполне устраивает. Ведь успех моего бала как раз и зависит от сохранения вашего инкогнито вплоть до самого бала.

Маркус порывисто взял ее за локоть.

— Я сумел выследить кое-кого, это очень опасный тип, миссис Беннинг. И если мне не удастся задержать его до начала вашего празднества, вам придется отменить его.

— Что?! — воскликнула она, уставившись на него с открытым ртом. Это было произнесено так громко, что Тотти и леди Уорт уже приготовились направиться в их сторону.

— Я не отменю бал Беннинг ни при каких обстоятельствах, это было бы катастрофой, — произнесла она резким шепотом.

— Катастрофа может быть еще ужаснее, если я не смогу поймать этого мерзавца заблаговременно.

— Но почему? — продолжала настаивать она.

— Потому что я ставлю себя под удар, если раскрою себя раньше, чем поймаю его. Я предпочитаю не делать этого. Это первое.

— А второе?

— Это совсем просто. Бал Беннинг стоит последним в его черном списке, который теперь у меня в руках.

У Филиппы перехватило дыхание. Взглянув в его бесстрастное лицо, она почувствовала, что внутри у нее все похолодело.

— А… вы не разыгрываете меня?

Его пальцы поглаживали ее локоть — так он пытался успокоить ее.

— Я напугал вас? Простите. Но вы должны представлять всю серьезность положения. Я не разыгрываю вас. Один человек уже лежит с перерезанным горлом за то, что сунулся в это дело.

Филиппа побледнела, колени ее задрожали. Однако она быстро пришла в себя и даже успела освободить свой локоть из его цепкой руки.

— Но… я уверена, лорд Филдстон теперь определенно поддержит вас. Я знаю, он не слишком обнадежил вас в прошлый раз, но раз дело получило такое развитие…

Маркус резко качнул головой:

— На лорда Филдстона можно больше не рассчитывать. Мрак переполнил душу Филиппы. Ей хотелось убежать, скрыться. Возможно, в каком-то фамильном имении. Но это она не могла себе позволить. Ее бал Беннинг непременно станет гвоздем сезона. И тогда она совсем оттеснит леди Джейн Каммингз.

— Хорошо, — сказала Филиппа, расправляя плечи. — Но вы собираетесь гоняться за ветром. Это вы понимаете?

Что, если этого человека уже нет в Лондоне? Тогда получится, что я отменила свой бал без серьезных на то оснований.

— Без серьезных оснований? — нахмурился он. — Достаньте мне приглашение на первый вечер в листе, и у вас будут все основания убедиться в том, на какую опасность вы нарываетесь.

Оглянувшись, Филиппа увидела леди Джейн, во всю флиртовавшую с Бротоном. Более того, она отметила, что и Бротон охотно позволяет себе что-то вроде ухаживания. Весьма охотно.

— Мистер Уорт, — проговорила Филиппа с дерзкой улыбкой, — вы видите довольно полную леди на противоположной стороне? Она одета в патриотические цвета — красный и синий. Это и есть леди Уитфорд.

— Сама хозяйка банкета?

— Она самая. А теперь дайте я кое-что скажу вам на ушко. — Когда он наклонился к ней, она прошептала: — Подравняйте ваши бакенбарды. — И тут же взорвалась хохотом. А затем потащила его за собой по Бонд-стрит к Тотти и леди Уорт. Нарочито медленно проплыв мимо леди Уитфорд, она сделала учтивый кивок. — Тотти, мистер Уорт только что уморительно пересказывал мне боксерский поединок на ринге Джексона.

— Маркус! — воскликнула леди Уорт. — Разве такие рассказы приятны для ушей леди?

— О, я не знаю, Мария. Возможно, самому Джексону было бы полезно выучить пару приемов леди Беннинг, — ответил Маркус, за что незаметно для всех заработал толчок в бок со стороны последней.

Пока Маркус с удовольствием расписывал какой-то поединок в салоне Джексона, Филиппа кинула озабоченный взгляд в сторону леди Джейн и Бротона. Та уже заметно сдавала свои позиции, поскольку все внимание маркиза было теперь направлено в сторону миссис Беннинг. Знакомый вызов сверкал в его глазах.

Теперь все в порядке, решила она и повернулась к Маркусу.

* * *

С нижнего конца Бонд-стрит какой-то джентльмен, делая вид, что всецело занят своими часами, искоса поглядывал в сторону Маркуса Уорта, веселящегося в своей компании. Оставаясь совершенно незамеченным, он начал преследовать их еще от Брук-стрит и пересек вместе с ними Оксфорд-стрит. Кажется, его страхи в отношении этого Уорта сильно преувеличены. Он покорно следовал за леди Уорт из одной галантерейной лавки в другую. Потом ему повезло: он удостоился нескольких минут приватной беседы с величественной и влиятельной миссис Филиппой Беннинг и теперь, кажется, продолжает веселиться в ее кругу. Возможно, между ними уже начались какие-то нежности… Услышав взрывы женского смеха, незнакомец окончательно решил, что следить дальше просто бесполезно.

Маркус Уорт, конечно, опасный тип, но теперь он основательно запутался в дамских тряпках и потерял свой нюх. Ему уже лень бежать по следу. Жаль, что он стал таким беззубым.

 

Глава 13

В разгар сезона фешенебельный Мейфэр в любой рядовой день наполнен великолепно одетыми, учтивыми и скучающими людьми, прогуливающимися бесцельно туда-сюда среди особняков и парков. Но к вечеру жизнь наполняется смыслом: приходится выбирать между карточным вечером в «Олмаке» или маскарадом.

Однако сегодня вечером каждый знатный представитель светского общества двигался только в одну сторону — к великолепному Уитфорд-Мэншн, стоящему в самом центре Мейфэра.

Этот просторный дом с парком легко мог вместить несколько дюжин гостей на вечере с буфетом и танцами. Но в этот вечер, когда гостей собралось уже несколько сотен, стало несколько тесновато. Теперь здесь легко было затеряться среди моря лиц, великолепных нарядов и блеска бриллиантов. Но только не Филиппе Беннинг.

Она отлично сознавала выгоду своего положения, будучи на полголовы выше остальных дам на вечере. Она не только могла видеть поверх чужих голов, но и быть заметной отовсюду. А значит, ее поклонники всегда могут найти к ней дорогу.

— Боже, что за давка! А я еще надеялась, что это будет самый элитный вечер… — проворчала Тотти, протискиваясь за Филиппой в главный бальный зал. Путь туда пролегал через длинную анфиладу больших и малых гостиных, комнат с карточными столами и мимо такой достопримечательности, как холл с внушительной коллекцией огнестрельного оружия — гордостью лорда Уитфорда. Некоторые из образцов коллекции были даже выполнены по его собственному дизайну.

Слуги ходили среди публики с серебряными подносами — предлагались крошечные пирожные и бокалы с шампанским. Но гвоздь вечера — великосветский банкет должен был открыться не раньше полуночи. Для этого банкета был припасен особый сюрприз — гигантский пирог с вылетающими из него голубями в исполнении Марселя, французского шеф-повара лорда Уитфорда.

Из тончайшей воздушной корочки должны вылететь живые белые голуби. Лорд Уитфорд не имел возражений, поскольку Марсель из года в год доказывал свой профессионализм, превращая банкеты Уитфорда в главное событие сезона.

Ошеломляющий взлет голубей должен был открывать банкет, а дальше следовали зажаренные куропатки и фазаны, индейки в соусе из трюфелей, жареная свинина с пряностями, седла барашка в соусе карри. И все это в обрамлении немыслимых фруктов и овощей из тропического полушария.

Марсель славился своим пристрастием к экзотике, и находилось немало желающих отведать тушеного аллигатора в его исполнении или полюбоваться на плавник акулы фламбе пылающий на столе, как факел. Что касается разных там тортов, марципанов, меренг, безе и мороженого, то это подавалось в огромном количестве, заставляя взрываться шнуровки у самых крепких дамских корсетов.

Однако чтобы попасть сюда, нужны были особые связи.

— Не болтай ерунды, Тотти. Банкет Уитфорда — это эксклюзив года, — возразила Филиппа, осторожно проверяя свои идеально уложенные волосы. — Оглянись вокруг — здесь все знакомые нам лица.

— Тебе, может быть, — буркнула Тотти. — И как только ты умудряешься запоминать всех?

— Не вижу в этом ничего сложного. Я постоянно встречаю их в бальных залах. — Она обвела внимательным взглядом череду пар, ровными рядами выстроившихся на паркете, и цветущих дев, оставшихся у стен, кушетки с матронами и пожилыми джентльменами, а также юных пресыщенных денди, подпиравших стены. Разумеется, она может назвать их всех и помнит, при каких обстоятельствах они были представлены, знает их родителей и прочие родственные связи. Но сегодня она чувствовала себя неуверенно. Если верить Маркусу и здесь действительно притаилась угроза, то злодею должен помогать кто-то из своих. Чужаку слишком трудно сюда проникнуть.

Впрочем, это может быть и кто-нибудь из слуг. Однако Филиппа быстро отмела это предположение: леди Уитфорд весьма щедра в том, что касается жалованья слугам, и вправе рассчитывать на их лояльность.

Маркусу Уорту следовало бы знать об этом, он должен учесть все обстоятельства, сопутствующие этому вечеру.

«Где же он?» — недоумевала она, продолжая рассматривать гостей, толпящихся вдоль анфилады.

— Кого я вижу? — раздался бесцветный голос, вызвавший невольный стон у Филиппы, — впрочем, она успела вовремя его подавить. — Только не говори мне, что ты потеряла драгоценного Бротона. — Леди Джейн Каммингз с усмешкой разглядывала Филиппу. — Не волнуйся, с ним все в порядке. Он только что танцевал со мной. Это было изумительно. Надеюсь, он еще не покинул бал. Какая жалость, что тебе не удалось прибыть пораньше!

— Леди Джейн, — Филиппа удостоила ее самым небрежным и незаметным реверансом, на какой была способна, — нам с вами известно, что никто не станет уезжать, не отведав знаменитых деликатесов этого дома, а их начинают подавать только после полуночи. Я тоже решила не спешить… Самые высокие особы всегда появляются позже остальных…

Леди Джейн гневно прищурилась и порозовела.

— Да, кстати, — продолжала Филиппа, — хочу посоветовать вам: не носите такой оттенок зеленого. Он плохо сочетается с вашими рыжими завитками. Вы смотритесь так, словно у вас пожар на голове.

У обычной молодой леди такой модный приговор от Филиппы Беннинг вызвал бы нервный припадок со слезами, но только не у леди Джейн Каммингз.

— В самом деле? Благодарю вас за совет. Вы должны знать, что я принимаю весьма близко к сердцу такие искренние советы, как ваш. — Она вскинула голову. — Взамен я могу сказать, что чрезмерное количество бусинок с мишурным блеском на вашем лифе затмевает красоту вашей утонченной персоны. Впрочем, я уверена, что вы вряд ли воспользуетесь моим советом.

Филиппа надменно вздернула бровь:

— Вы правы, леди Джейн. Мне нет необходимости слушать чьи-то советы.

Их пикировку прервала Тотти, заметившая, что коготки у обеих леди уже рвут их перчатки.

— Филиппа, взгляни, кто там! Это Нора. Давай подойдем к ней.

— Не стоит суетиться, миссис Тоттендейл, — сказала леди Джейн. — Я уже покидаю вас, ко мне направляется мой следующий партнер, которому я обещала танец. И обратите внимание: официант с шампанским на подносе идет прямо на вас. Приятного вам вечера!

С этими словами и самым небрежным реверансом, какой только можно представить — еще небрежнее, чем у Филиппы, — она упорхнула на паркет к прекрасному молодому полковнику.

— Это была превосходная дуэль, — заметила Тотти, ставя один пустой бокал в другой и протягивая руку за полным третьим.

— Она всегда имела против меня зуб, еще со школы, — заявила Филиппа, — и я к этому давно привыкла. Но я никак не ожидала, что она опустится так низко, чтобы оскорбить тебя.

— Оскорбить меня? Но чем? — беззлобно спросила Тотти, заставив Филиппу сочувственно покачать головой.

— Пустяки, дорогая, — небрежно проговорила Филиппа. — Однако леди Джейн заходит слишком далеко, она становится все более злобной. Я догадываюсь почему…

— Возможно, она поняла, что ей придется оставить Бротона для тебя, — раздался позади них тихий голос Норы.

— О, Нора! И леди Де Реджис! Как я рада! — Филиппа поцеловала ее в щеку и сделала реверанс ее матери, которая уже царственно кивала кому-то на другом конце зала, а затем отправилась туда, оставив Нору на попечение Филиппы и Тотти.

— Значит, ты считаешь, что леди Джейн упустила Бротона? — спросила Филиппа у Норы. — А ты знаешь, что она танцевала с ним первый танец? Теперь эта овца, наверное, пасется у дверей, чтобы перехватить его, как только он войдет.

— Да, но почему она такая злая? Если бы она выигрывала, она бы не была такой злой. Она отлично видит, что Бротон предпочитает тебя.

Филиппа недоверчиво посмотрела на нее:

— Занятная теория. Но если это так, то где же он? Я здесь уже целых пять минут, а он так и не удосужился отыскать меня.

Нора мило улыбнулась, показывая в дальний конец зала, откуда Бротон пробирался к ним с двумя бокалами.

— Он подошел ко мне недавно, удивлялся, что тебя нет, — пояснила Нора. — В самом деле, что тебя задержало?

— Ах, эти вечные проблемы с одеванием, ты и сама знаешь. Все платья, что я получила на этой неделе, слишком хороши. Трудно выбрать.

Филиппа говорила правду. Но причина такого тщательного выбора была глубоко спрятана от всех. Какой наряд мог пронять прожженного международного шпиона? А ведь она должна не просто нравиться ему, она должна его подчинять, водить на коротком поводке, пока он не окажется на ее бале Беннинг. Возможно, ей следует быть в сверкающем атласе? Или ему по вкусу что-нибудь менее пафосное?

В конце концов, она остановилась на последней модели мадам Ле Труа — платье из переливающегося атласа с пышной юбкой и узким лифом, усеянным золотыми бусинами и сапфирами.

Филиппа заметила, что у Тотти внезапно округлились глаза, но юная Нора продолжала как ни в чем не бывало:

— Я высмотрела тебя уже давно, но рядом с тобой торчала эта противная Джейн. Поэтому я решила отвлечь Бротона и отправила его за шампанским. И вот теперь он идет к нам.

Тотти была явно шокирована такой ловкостью благородной девицы, а Филиппа улыбнулась, радуясь сообразительности своей юной подруги:

— Отлично исполнено, Нора.

— Надеюсь, — ответила та с чувством удовлетворения, но в следующее мгновение на ее лице появилась многозначительная усмешка. — Надеюсь, он не попадет в когти этой Пенни Стерлинг. Она явно не прочь повеселиться: вообрази, имела наглость спросить меня, где в Вестминстерском аббатстве продается мороженое. Как будто я вообще там когда-нибудь была!

Филиппа действительно заметила Пенни, которая вместе с Луизой Даннингем была свидетельницей ее судьбоносного поединка с леди Джейн. Платье Пенни сидело на ней не слишком хорошо, а глядя на Луизу, делалось ясно, что она чрезмерно увлекается сладостями. Юные мисс провожали Бротона застывшими сладкими улыбками, на которые он старался не отвечать, спеша к Филиппе и Норе.

— Мисс Де Реджис, вы препротивная маленькая штучка, — обратился он к Норе. — Отправили меня за шампанским, а сами куда-то испарились. — Сказав это, он учтиво вручил ей бокал.

— Да, сэр, — отвечала та. — Но зато я нашла ту, которую вы искали…

— Миссис Беннинг, — поклонился галантно Бротон, предлагая ей второй бокал. — Я уже пал духом, пытаясь отыскать вас. Я надеялся, что вы оставите эту кадриль для меня, но, увы, она уже закончилась.

Филиппе понадобилось не больше секунды, чтобы оценить внешний вид маркиза Бротона. Одежда безупречного покроя, золотые волосы уложены с точно рассчитанной стильной небрежностью, в голубых глазах холодно мерцает модное выражение пресыщенности. Ни одного случайного движения, все в соответствии с этикетом. Ни один джентльмен в Уитфорд-Мэншн, да и в целом Лондоне не мог быть таким совершенным образцом высокого тона. Но была ли в нем хоть крупица мужественности?

Сделав маленький глоток шампанского, она, вскинув бровь, сказала:

— Кадриль уже прошла, но ведь вальс еще не начинался…

— Пока нет.

— Сейчас будет вальс? — вмешалась Нора. — Дорогая, я Должна найти лорда Стерлинга, я обещала ему этот тур вальса. Наверное, он где-то наверху, на лестнице… — Просияв таинственной улыбкой, она удалилась, вручив свой полупустой бокал Тотти.

— Миссис Беннинг, окажите мне честь, позвольте пригласить вас. — Холодный вызов сиял в глазах Бротона.

— Охотно, — ответила она, вручая свой бокал Тотти. Это был уже третий бокал в руках несчастной компаньонки, которой пришлось перелить все в один и опрокинуть себе в рот.

Пары на паркете расступились, давая место Филиппе и Бротону. Разговоры стихли — все, затаив дыхание, следили за движениями новой пары. А они были холодны, спокойны и совершенны.

Его рука чуть смелее обняла ее спину — все в полном соответствии с этикетом.

— В прошлый наш танец я чувствовал себя более окрыленным и обнадеженным… — Он с досадой провел рукой по ее спине, теперь закрытой платьем.

— В самом деле? Возможно, вам не подходит ритм вальса? — отвечала она, незаметно оглядывая гостей. Когда же, наконец, появится этот Уорт?

— С вами любой танец прекрасен, — заверил Бротон. — Но я полагаю, мы могли бы найти способ сделать этот вечер более приятным…

— Более приятным? Но здесь все устроено на самом высшем уровне.

Она продолжала думать об Уорте. А что, если его задержали при входе? Леди Уитфорд успела сделать свое приглашение лишь в устной форме. Возможно, она не побеспокоилась о том, чтобы предупредить мажордома?

— В этом доме должен быть какой-нибудь незанятый уголок, который ждет, не дождется, только нас… — шептал ей на ухо Бротон.

— Сэр… — начала Филиппа, и щеки ее окрасил самый деликатный и приятный румянец.

— Пожалуйста, называй меня Филипп, — прервал он ее. Его имя — Филипп? Она помедлила, чтобы переварить эту новость, а затем продолжила без запинки:

— Филипп, а вам не кажется, что могут заметить наше исчезновение? Что о нас подумают, если мы пропадем одновременно?

— У Филдстонов вы не были такой занудой. И никто тогда не заметил нашего отсутствия, а уж здесь-то, в такой суете… Мы спокойно можем выкроить для себя каких-нибудь пятнадцать минут. — Его нежное дыхание шевелило завитки на ее виске.

Но Филиппа не была настроена покидать зал, не увидев Уорта. И маркиз приглашал ее не на партию в вист или шахматы, тут еще надо было очень хорошо подумать… Вероятно, ему передалась ее холодность, потому что хищная улыбка на его лице увяла за холодным фасадом.

— Итак, вам уже наскучила наша маленькая игра? Признаться, я ожидал от вас большего.

Филиппа подняла бровь:

— Пятнадцать минут?

— Это все, о чем я вас прошу. Нам будет достаточно этих пятнадцати минут, — уверял ее Бротон, и в этот момент музыка закончилась.

— Вам нужны минуты, а мне — часы! — отвечала она с усмешкой, не отрывая от него глаз. Ей было приятно сознавать, что они стали такими темно-синими от переполнявшего его желания.

— Миссис Беннинг… — продолжил он, уводя ее с паркета.

— Просто Филиппа, — улыбнулась она.

— Филиппа, в конце той недели лорд Гемпшир устраивает свои знаменитые бега. Вы собираетесь на них присутствовать?

— Конечно, — отвечала она, слушая его одним ухом и пожирая глазами толпу в надежде отыскать Уорта. — Это так приятно — выбраться наконец из города.

— Разумеется. — Бротон приблизился к ней на шаг и понизил голос: — Там у нас как раз будут часы… мы будем предоставлены сами себе, будем делать то, что захотим.

— Хм… — последовал невразумительный ответ. Филиппа улыбалась, как кошка, вволю наглотавшаяся сливок. — Да, вероятно, там будет такая возможность… А почему бы вам просто не пригласить меня к себе на чай?

— Какой-то чай? — Бротон вздернул бровь так, что она вот-вот могла сломаться. — И вам не будет скучно? И вы Действительно рискнули бы прибыть ко мне?

— Но, Филипп, о каком риске вы говорите? Неужели вам никогда не приходилось приглашать леди на чай? Мы не кусаемся, хотя… кто знает?

Твердо решив закончить на этом, она сделала ловкий реверанс и удалилась. Бротон остался стоять в полном смятении чувств.

Филиппа была довольна собой — маркиз у нее на крючке. Больше ей не надо мучиться и что-то изобретать — пусть он делает следующий шаг. Но она зашла слишком далеко в своей игре, он может решить, что она готова к последнему шагу…

Эта мысль заставила ее слегка занервничать. Встряхнув головой, Филиппа попыталась выбросить ее из головы и направилась в дамскую гостиную, чтобы слегка освежить лицо перед тем, как начать обыскивать каждый угол и закуток, где может застрять этот противный, невыносимый, небрежный и необязательный мистер Уорт!

— Умоляю, скажите, что эта противная мина, которую вы несете сейчас на вашем лице, предназначена кому угодно, только не мне!

Это был Маркус Уорт.

Но только не тот, к которому она привыкла… При виде этого Маркуса она остолбенела, а он занервничал, стал дергать свои бакенбарды, решив, что с ними опять что-то не так. Однако она быстро пришла в себя и вновь обрела королевское величие.

— Вы позволили себе опоздать, это недопустимо! — решила она начать разнос с самого главного.

— Да нет же, это вы опоздали. Я наблюдал за вашим появлением с высоты лестницы. Но не мог сразу подойти к вам, мне нужно было ознакомиться с расположением дома и его обитателей. А потом я снова увидел вас с балкона над бальным залом, но вы уже были заняты с леди Джейн и мисс Де Реджис, да еще явился этот маркиз, смотревший на вас, как охотник, загнавший львицу… Но, кажется, в итоге львица загнала его.

— О, вы наблюдательны… Впрочем, это у вас профессиональное…

Он был готов восхищаться ее способностью дрессировать мужчин. Этого маркиза, например. Хотя, что в нем есть, в этом маркизе? Что заставляет всех обмирать при виде его?

— Мистер Уорт, — нарушила Филиппа ход его мыслей, — я больше не в состоянии сдерживаться. Скажите на милость, что такое вы сотворили у себя на голове? — Она вдруг рассмеялась.

Он трагически поднес руки к вискам.

— Насколько я понимаю, вы не одобряете всех моих усилий?..

Она вздохнула и огляделась по сторонам.

— С этим надо что-то делать. Здесь найдется какой-нибудь уголок?

— Я, кажется, знаю один, идемте, раз это для вас так важно.

Она поспешила за ним в нижний зал, а затем снова вверх по лестнице и за угол по коридору мимо разных дверей. Потом был еще один пролет, и, наконец, он открыл перед ней маленькую дверь в бельевую — длинную комнату с рядами стеллажей и ящиков вдоль стен и стойким запахом крахмала. Затворившись в ней, они оказались в смоляной черноте. Маркус водил руками по стене у двери, пока не нащупал свечу.

— Я высказал Марии ваши пожелания относительно моих бакенбард, — начал он. — И она велела моему брату одолжить мне его камердинера, чтобы тот отполировал меня как следует для вашей компании.

— Очень любезно с ее стороны, — сказала Филиппа, разглядывая его в желтом пламени свечи. — Однако…

То, что было раньше бесформенной гривой, усилиями камердинера Грэма превратилось в подобие смелой мужской прически в модном новогреческом стиле — убийственно короткая стрижка, волосы слегка приподняты и лихо зачесаны на виски и лоб. Мария решила, что такая прическа должна выделять его глаза и подчеркивать мужественные скулы. Однако взгляд Филиппы говорил, что его прическа изменилась не в лучшую сторону.

— Мне сказали, что это самый модный стиль на сегодня, — оправдывался Маркус. — И обратите внимание — мои бакенбарды совершенно ровные, как вы и просили.

— Просто сногсшибательно, — заметила Филиппа, расстегивая свою перчатку и подступая к нему ближе. — Единственное, что мне нравится, — это отсутствие очков.

— Мне сказали, что они все испортят. Это романтический стиль…

— Отлично. — Встав на цыпочки, Филиппа потянулась к его голове. Но Маркус откачнулся назад.

— Спокойно, это всего лишь моя рука, — сказала она и погрузила пальцы в его волосы.

Очень нежно она принялась укладывать его волосы к затылку, открывая лоб и виски, попутно пригладила злосчастные бакенбарды. Потом слегка отстранилась, оценивая результат своих скромных усилий. Ему показалось, что он видит какое-то новое выражение в ее прекрасных синих глазах, какую-то непонятную искру. Но она быстро отвернулась, натягивая перчатку.

— Осмелюсь доложить, теперь вы смотритесь роскошно, — констатировала она с улыбкой.

Маркус почувствовал, что ее рука задержалась на его груди; они оба застыли в каком-то мечтательном состоянии, но, заметив его пристальный взгляд, она, словно обжегшись, отдернула свою руку.

— Простите, — сказала Филиппа, чувствуя тепло, подбирающееся к ее щекам.

— Из всего этого я заключаю, что вам не слишком противны мои волосы. Особенно когда вы уложили их по своему вкусу.

— Мистер Уорт, уверяю вас, теперь найдется немало юных денди, которые будут копировать вашу укладку от Филиппы Беннинг.

— Вам и вправду нравится, как я теперь выгляжу?

— Вы смотритесь очень стильно, даже великолепно. Но к вам такому я еще не привыкла.

— Ничего, у вас еще будет время ко мне привыкнуть.

— Я рада, но давайте вернемся к нашей главной теме — банкету, — ответила Филиппа, расправляя плечи. — Нам еще столько предстоит обсудить… Скоро все потянутся в банкетный зал. Если чему-нибудь сегодня и суждено случиться, то это будет тогда и там. — Лицо ее пылало воодушевлением при мысли о важности их задачи. — Леди Уитфорд славится своим добрым и щедрым отношением к прислуге, — продолжала она, — и, значит, пробраться с черного хода преступнику вряд ли удастся. Я была сегодня предельно внимательна, но так и не обнаружила в доме ни одного незнакомого лица…

— Миссис Беннинг, — прервал ее Маркус, — благодарю вас, вы весьма объективны. Моя собственная проверка показала, что домашняя челядь крепко стоит на страже интересов своих хозяев. Пару дней назад я, было, попробовал внедриться в домашний штат, но этот сумасшедший шеф-повар не подпустил меня и на двадцать шагов. Сказал, что я покушаюсь на его рецепты.

Филиппа звонко рассмеялась:

— На Марселе держится весь банкет. Неудивительно, что он дал вам почувствовать свой темперамент. А в том, что он гений своего дела, вы сможете убедиться на ужине. Сегодня он подаст пирог, из которого вылетят живые голуби. Это будет необычайное зрелище.

— Допустим… — сказал Маркус, не слишком довольный тем, что она так активно захватывает руководство. — Но я настаиваю, чтобы в этот вечер выдержались как можно дальше от меня, да и вообще — не лезьте вы в это дело!

Филиппа постаралась сделать вид, что не чувствует себя задетой.

— Не глупите, сэр, вам придется хотя бы раз станцевать со мной, а возможно, и с другими юными леди… — улыбнулась она.

— Миссис Беннинг, у меня нет времени для танцев, я должен…

— Что вы должны? Что вы можете предпринять, когда сами ничего толком не знаете? За кем вы собираетесь гоняться? Вы просто должны быть начеку и вооружены…

Он удивленно взглянул на нее.

— Разве вы не захватили с собой пистолет или еще что-нибудь в этом роде? — спросила она, старательно ловя его взгляд.

— Разве может джентльмен позволить себе прийти вооруженным на банкет? — возразил он.

Филиппа на мгновение растерялась, но тут же пришла в себя.

— А вот я оказалась предусмотрительнее, — заявила она, доставая дамский однозарядный пистолет из складок своей пышной юбки.

— Вы сумасшедшая! — воскликнул Маркус, вырывая у нее оружие. Он проверил ствол — пистолет был заряжен. — Миссис Беннинг, что вы намеревались делать вот с этим?

— Я… я не знаю. Я подумала, вдруг пригодится, если вы заметите какой-то непорядок, — запинаясь, проговорила она. — Ну, если вы, например, схватите злодея… это будет такой геройский поступок. Разве не это цель вашей шпионской деятельности?

Маркус рассмеялся:

— В моем случае, шпионить — значит просто наблюдать. Ничего героического. И что за дикая идея — вытащить пистолет и палить из него в бальном зале! Так может пострадать кто-нибудь из гостей.

Филиппа вздохнула, согласившись с ним, и протянула руку за своим оружием.

— Прекрасно, я не стану им пользоваться.

Но Маркус, покачав головой, засунул пистолет себе за пояс.

— Вы нарушили линию своего костюма, — фыркнула она.

— Раз уж вы притащили его, пусть будет… на всякий случай, — усмехнулся он. — К вашему сведению, я тоже не совсем беззащитен. У меня припрятан кинжал. Однако я не думал, что он мне потребуется. Как вы правильно заметили, мои шансы поймать кого-нибудь в этот вечер невелики. Слишком большой пробел в информации.

Филиппа подула на завиток, упавший на глаза.

— Отлично. Но если ваша миссия состоит в том, чтобы выследить некий призрак убитого, то моя — поддержать вашу игру. Я должна обеспечить вам приглашение на следующий эксклюзивный вечер, чтобы вы и дальше могли гоняться за вашими призраками. И именно поэтому нам надо поскорей покинуть это уединенное местечко и вместе с другими парами занять место на паркете.

— Вы так любите танцевать?

— Мистер Уорт, как вы полагаете, зачем нормальные молодые люди добиваются приглашения на блестящие светские вечера?

— Хм…

— Чтобы веселиться и флиртовать, ухаживать за юными особами с прицелом на выгодную партию. А что это за гость, которого я сегодня привела? Он, то есть вы, прячется по углам, ни с кем не знакомится, его никто не видел. Миссис Уитфорд снесет мне голову и подаст ее своим гостям на блюде! Вы этого хотите? Или вы хотите, чтобы все узнали, что вы шпион, еще до моего бала Беннинг? Уж этого я не допущу!

— Умоляю вас, я все понял.

— Итак, мы идем в парадный зал и начинаем веселиться. Вы раздаете поклоны направо и налево и раскрываете свой рот для приветствий. А я заманиваю для вашего удовольствия лорда и леди Гемпшир или их дочь Сибил — прелестное юное создание. Но не слишком радуйтесь. Она уже помолвлена с лордом Плесси. У вас другая цель — вам нужно получить приглашение на знаменитые бега Гемпширов. Они состоятся в конце той недели, и, полагаю, в их пригласительном листе уже не так много места. Но я постараюсь… И, Бога ради, обращайтесь ко мне по имени — просто Филиппа. Пусть они думают, что вы приближенная персона моего круга, а не какой-нибудь несчастный попрошайка.

Он растерялся на мгновение: у него уже заранее рябило в глазах от предстоящей суеты. А потом внезапно шутовски выпрямился и отдал ей честь:

— Слушаюсь, сэр, то есть прекрасная леди! А когда же я буду делать то, зачем сюда пришел?

— Ах, — она небрежно махнула рукой, — возможно, в перерывах между флиртами. А теперь — кругом и алле!

— Минуточку, — сказал он, поворачивая ее лицом к себе. С озабоченным видом он стал изучать ее прическу.

— В моих волосах что-нибудь не так? — спросила она с беспокойством, воздевая руки к прическе.

Он осторожно опустил ее руки и, коснувшись пальцами ее виска, нежно потянул за один локон, но тот, как пружинка, вернулся на место…

— Хорошо, — сказал он, — я сделаю все, что вы скажете. Сейчас он наслаждался ее легким замешательством. Он знал, что не должен вести себя так — между ними должна сохраняться дистанция. Но это был его маленький реванш за недавнее унижение.

Наконец он надавил на ручку и, высунувшись за дверь, оглядел коридор.

— Ну, что там еще, зануда? — проворчала Филиппа, высовываясь следом за ним.

Однако возмущенная тирада замерла у нее на устах, потому что из-за спины Маркуса она увидела миссис Тоттендейл, плывущую по коридору с бокалами шампанского в руке и удивленным выражением лица.

Все трое замерли, безмолвно глядя друг на друга.

Тотти нашлась первой. Покачав головой, она посмотрела на свой полупустой бокал:

— Наверное, я сегодня выпила больше, чем нужно.

 

Глава 14

Филиппа была права: единственное, что ему оставалось в этот вечер, — зорко следить за всем, что происходит. С планировкой дома он уже ознакомился. Никто не показался ему подозрительным, хотя он и знал, что его противник — мастер в части переодеваний и маскировки.

Что еще ему оставалось, как не кружиться в танцах, следуя руководству миссис Беннинг?

Увидев в коридоре Тотти, Филиппа ухватилась за нее как за соломинку. Теперь приличия будут соблюдены. Со стороны это выглядит так, будто они находились все время в обществе Тотти.

Маркус повел обеих леди вниз по лестнице, туда, где, как он знал, располагалась галерея лорда Уитфорда. Но галерея не с живописными полотнами мастеров, а с образцами оружия. Лорд Уитфорд был энтузиастом во всем, что касалось оружейного мастерства. И в данный момент он как раз находился в своей галерее, с воодушевлением читая маленькую лекцию группе своих гостей.

— Этот старый мушкет с фитильным замком — гордость моей коллекции. Как видите, он имеет пружинный механизм в гнезде зарядки. Он родом из Китая — пятнадцатый век, не позднее. О, кого я вижу, миссис Тоттендейл, мистер Уорт, вам уже наскучило веселье в зале?

Мистер Уитфорд был жизнерадостным сангвиником, ростом чуть ниже среднего. Он несколько обиженно посмотрел на Маркуса как на серьезного оппонента по части роста, однако ноги сами понесли его к вошедшим. К счастью для его слушателей, которые теперь парами рассеялись по галерее, свободно изучая экспонаты в разных ее концах.

— Нет, там все чудесно, прекрасный бал, — учтиво отозвалась Филиппа. — А сколько еще сюрпризов нам приготовит этот ваш Марсель!

— Да-да, — подтвердил Маркус, когда Филиппа незаметно дернула его за рукав. — Мы просто захотели полюбоваться вашей коллекцией, пока… пока не успели нагулять аппетит.

На круглом лица Уитфорда появилось довольное выражение.

— Что ж, полюбуйтесь. Это самая лучшая из частных коллекций оружия в Англии, как сказал мне куратор Британского музея, когда приехал ко мне взглянуть на нее. Он даже просил у меня разрешения взять ее на временную экспозицию в музее, но я не собираюсь делать этого. Пока я жив, по крайней мере. Я хочу наслаждаться ею у себя дома. У каждого экспоната есть своя история, и я единственный, кто ее знает. Если я передам коллекцию Британскому музею, мне что, ходить туда на экскурсии?

При этом Уитфорд громко фыркнул, а Филиппа и Маркус подтвердили его правоту послушными улыбками.

— А вот эти вещи мне кажутся слишком новыми, чтобы иметь свою историю… — раздался голос Тотти с другой стороны галереи. Она рассматривала в монокль предметы, размещенные под стеклом на полированном столе.

Уитфорд, Филиппа и Маркус направились к ней.

— Какая у них может быть история? — обратилась Тотти к Уитфорду, показывая на пару серебряных пистолетов с изысканной резьбой, лежащих на ложе из бархата.

— Ах эти… — произнес лорд Уитфорд, осторожно приподнимая стекло. — Я купил их в прошлом году у одного торговца, который заодно поведал мне их печальную историю. Эти пистолеты превосходной работы принадлежали когда-то самому Сизому Ворону.

Заслышав это, пары, рассеянные по галерее, потянулись к лорду Уитфорду. Филиппа сохраняла спокойствие, невесомо опираясь на руку Маркуса, на лице которого промелькнул лишь самый слабый интерес.

Что касается Тотти, то, несмотря на значительное количество выпитого шампанского, — а может быть, именно поэтому, — ей удалось вовлечь всех в бурную полемику.

— Сизый Ворон? Я думала, это литературный персонаж, который выдумали газетчики, чтобы привлечь внимание читателей, — сказала она.

— И я так думала, — прошептала миссис Фредерик своей дочери, у которой перехватило горло от восторга.

— А я была уверена, что он существует, мамочка! — выпалила она. — О, он такой герой и такой красивый…

— Откуда тебе известно, что он красивый? — спросил мистер Катберт, стоящий слева от Филиппы и Маркуса. — Разве ты видела его своими глазами?

— Нет, но… — вынуждена была признать мисс Фредерик, в то время как вся группа уже начала на все лады превозносить ум и красоту Сизого Ворона.

— Я слышал, что он служил в личной охране Веллингтона…

— Он великолепен. У него золотые волосы, а его синие глаза пронзают душу…

— Но он ведь погиб, не так ли?..

— А я слышала, что он остался на острове Святой Елены охранять корсиканца, чтобы тот не сбежал…

Слушая это, Маркус только пошевеливал бровью, а Филиппа внезапно заинтересовалась каким-то украшением на своем платье и нагнулась, чтобы скрыть приступ смеха.

— Хорошо, мама, — говорила мисс Фредерик уверенным тоном, — если Сизый Ворон выдумка, то откуда здесь тогда эти пистолеты?

Все взглянули на лорда Уитфорда, ожидая его объяснений. Он прокашлялся, явно обрадованный случаем поведать публике эту историю.

— Легенда, которую приписывают самому Сизому Ворону, гласит, что эти дуэльные пистолеты принадлежали изначально одному французскому аристократу, — начал он. — Когда у французов вошла в моду гильотина и пошла косить его собратьев направо и налево, он почему-то решил, что его это не коснется. И просчитался.

Когда тучи над ним сгустились, он спрятал своих детей у одного пекаря, оставив им в наследство лишь пару этих пистолетов, чтобы они могли защищать себя. Он разрешал продать их только в случае крайней нужды, когда не станет денег на еду.

Но старший сын ни за что не хотел расстаться с этими пистолетами, и, когда Наполеон пришел к власти, он пошел к нему на службу. Он выполнял разные секретные задания, и большую часть жизни ему приходилось скрываться. Он весьма преуспел в своей профессии и научился многим уловкам. Его звали…

— Лорен! — не выдержала мисс Фредерик — волнение переполняло ее.

— Да, — подтвердил Уитфорд, суровым взглядом запретив ей вмешиваться в повествование. — Его звали граф Лорен. Газетчики писали, что он был взращен пекарем и приписан к крестьянскому сословию, но продолжал мнить себя аристократом. Он был мошенником, кровопийцей, подлецом и моральным уродом.

Некоторые леди задрожали при этих словах, но ждали продолжения затаив дыхание.

— Однажды, и никто не знает точно когда, — продолжил свой рассказ лорд Уитфорд, — Сизому Ворону, отлично знакомому с репутацией Лорена, довелось наткнуться на него в темном закоулке. Он застиг его в тот момент, когда тот убивал некоего англичанина, чуть ли не его напарника или просто коллегу по шпионской работе. Он кинулся преследовать француза сквозь лабиринт узких парижских улочек, но тому удалось уйти. Однако, уходя от преследования, француз выронил один из вот этих пистолетов, которые вы видите. Сизый Ворон подобрал его и поклялся убить Лорена его же оружием.

Но и француз дал клятву убить человека, завладевшего его фамильным оружием. Таким образом, оба они стали заклятыми врагами. Они выслеживали друг друга и строили разные каверзные планы, пока не встретились в один судьбоносный день. Взглянув на эти пистолеты, оставшиеся на британской земле, вы знаете, кто победил тогда.

Лорд Уитфорд закончил свою историю под бурные аплодисменты. Вокруг него собралось уже порядочное число гостей. Внезапно послышался бой часов.

— Уже половина двенадцатого! — вскричал лорд Уитфорд. — Леди и джентльмены, я должен немедленно лететь в банкетный зал, чтобы отдать последние распоряжения. Спасибо за внимание. Совсем скоро вы сможете самым превосходным образом удовлетворить свой аппетит, который успели нагулять во время танцев. И все это благодаря руководству моей жены и искусству моего французского шеф-повара.

Последняя ремарка лорда Уитфорда была встречена гулом одобрительных междометий, и все присутствующие двинулись в банкетный зал. Филиппа с Маркусом, однако, подзадержались. Взгляд Маркуса был прикован к паре пистолетов на бархатном ложе под стеклом. Прекрасная резьба на рукоятках и стволах была отполирована и излучала неземное сияние. Филиппе пришлось деликатно подергать его, чтобы он пришел в себя.

Маркус оглянулся по сторонам. Огромная галерея была пуста. Даже Тотти испарилась, увлеченная беседой с миссис Фредерик. Он посмотрел в глаза Филиппы. О ее синих глазах слагали сонеты, но сейчас он разглядел в их глубине зеленые искорки. И еще из ее глаз исходило какое-то гипнотическое спокойствие, они притягивали… Он вдруг подумал, что можно утонуть в таких глазах.

— Идем, — сказала она. — Ты должен танцевать со мной, помнишь?

Это был не вальс, какая жалость! В ритме вальса они могли бы свободно болтать друг с другом, пролетая по залу. Это был прихотливый мэггот со скучными повторяющимися фигурами, меланхоличный и томительный. Смычки скрипок взмывали к самым верхним нотам, когда партнеры сближались, и летели вниз, когда они расходились. И в этот момент к ним присоединялись более сильные, низкие и страдающие звуки виолончели. А затем все повторялось.

Тотти была права, решила про себя Филиппа, когда Маркус, держа ее руку в своей, делал поворот. Он очень уверенно чувствует себя на паркете. Далеко не посредственный партнер, скорее — отличный.

Просто чтобы что-то сказать, она решила отметить убранство зала.

— Леди Уитфорд — истинная патриотка своей страны, — не без иронии проговорила Филиппа.

— Да уж, это заметно, — отозвался Маркус.

Весь бальный зал, да и другие помещения были декорированы цветами английского флага. На стенах висели портреты короля, принца-регента, герцога Веллингтона и адмирала лорда Нельсона.

А Филиппа продолжала:

— Томас Херстон слышал это из уст своей матери, которая дружит с миссис Маркем — родной сестрой лорда Уитфорда. Она рассказывала: супруга лорда Уитфорда очень надеется, что когда-нибудь на ее бал прибудут Веллингтон и принц-регент.

С любопытством взглянув на нее, Маркус поспешно кивнул, явно поощряя ее говорить и дальше.

— Принц-регент уже три года проводит реакционную политику, — снова заговорила Филиппа, когда смычки взмыли ввысь. — А мистер Уитфорд является сторонником военного курса.

— В угоду собственным интересам, — уточнил Маркус, зная, что в армии преобладают винтовки и пистолеты дизайна Уитфорда.

— К тому же лорд Уитфорд и герцог Веллингтон посещают один и тот же клуб, так что, возможно, на этот раз надежды леди Уитфорд могут исполниться, — заключила она.

— Возможно, но маловероятно, — возразил Маркус. — Поскольку уже почти полночь и пир вот-вот начнется.

Что-то странное творилось с ее руками. В них появилась какая-то повышенная чувствительность. Когда Маркус держал ее руку, это как-то по-особому волновало ее, а когда отпускал — ею овладевало какое-то ностальгическое чувство потери.

У нее сменялись сотни партнеров в бальных залах, она помнила обжигающие прикосновения Бротона. Но никогда еще касание чужих рук не казалось ей столь желанным, как сейчас.

Неведомые ранее чувства настолько переполняли ее, что — о ужас! — она оступилась и пропустила следующее па. И мгновенно ощутила себя так, словно весь зал замер и смотрит на нее: «Немыслимо! Филиппа Беннинг пропустила целое па!» Хотя, возможно, никто и не заметил ее промаха, кроме Луизы.

— С вами все в порядке? — услышала она голос Уорта. Его лицо выражало самое искреннее сочувствие.

— Все прекрасно, — улыбнулась она несколько искусственно. — Здесь немного тесновато… и душно.

Но Маркус воспринял ее отговорку слишком серьезно. И, не постеснявшись нарушить стройность рядов на паркете, отвел ее в сторону.

— Да вы вся пылаете! — проговорил он, внимательно вглядываясь в ее лицо.

Отчего она, разумеется, запылала еще сильнее.

— Пойдемте поищем небольшой ветерок для вас, — с выражением нежной заботливости на лице предложил он и повел ее в сторону террасы. Она не протестовала. Идея подышать воздухом привлекала ее, хотя она отлично понимала, что прийти в себя она сможет только освободившись от своего эскорта. «Если прикосновение его руки так волнует меня, то что со мной станется от более интимных касаний?» — спрашивала себя Филиппа, допуская, что была бы не прочь узнать это…

Но нет, она ни за что не сделает этот следующий шаг — на террасу, а оттуда, может быть, и в ночной сад, где две тени, ее и его, могут слиться в одну и длить свое наслаждение до бесконечности…

Внешне она казалась совершенно спокойной, но вся ее кровь закипала, когда она вспоминала их недавний поцелуй, за который он был еще и наказан. Но сейчас она знала, что может чувствовать себя в безопасности. Он слишком чист и порядочен, чтобы воспользоваться ее теперешним нелепым состоянием.

Поэтому уединение на террасе ничем ей не грозит. Более того — у них будет возможность обсудить кое-что. Филиппе безумно хотелось расспросить его об этих изысканных пистолетах из коллекции лорда Уитфорда, о том, как и за кем он охотился. И еще она хотела спросить: неужели он терпит все ее прихоти только из-за того, что она открывает ему двери в лондонское общество?

По внезапно появившейся горячей искре в его глазах она вдруг поняла, что он тоже видит себя с ней там, вдали от всех, — на террасе или в саду.

Однако все ее сомнения и колебания прервал низкий и гулкий бой часов.

Полночь.

— Леди и джентльмены, — прогудел густой бас мажордома. — Кушать подано, попрошу всех в банкетный зал.

Направляясь в банкетный зал вместе с потоком истомившихся гурманов, Маркус не переставал мысленно отчитывать себя. Где его воля, где его бдительность? Он потерял себя, эта миссис Беннинг полностью завладела им. Ей, видите ли, стало дурно, и поэтому он сопроводил ее поближе к террасе подышать прохладой безоблачной ночи. Она отравила его жаром своего тела, своим глубоким декольте и разными ужимками. Черт побери все это! Он не желает знать, насколько она прекрасна. Но ему все еще приходится сжимать ее хорошенькую ручку, чтобы ее не опрокинули случайно любители попировать.

Где его голова? Ему нужен холодный разум. Ведь уже полночь, и если суждено чему-то случиться, то ждать этого нужно с минуты на минуту.

А если ничего не произойдет? Но тогда он точно болен, как считает Филдстон.

Между тем изголодавшиеся гости напирали довольно сильно, не вполне заботясь о приличиях. Сколько еще ему придется держать ее руку в своей, изнывая от нежности?

Но наконец, они оказались у цели. Своим размером и очертаниями этот зал напоминал средневековую трапезную, за тем лишь исключением, что на его длинных столах вишневого дерева с серебряными подсвечниками отсутствовала еда. Это обстоятельство заставило еще сильнее заурчать желудки гурманов.

В дальнем углу на возвышении стояли лорд Уитфорд и его патриотичная супруга. В своем наряде со множеством складок, разбегавшихся от линии груди, она походила на крылатую богиню Победы, даже при полном отсутствии крыльев. Рядом с ними был Марсель — французский шеф-повар, изобретатель всего банкета.

— Кажется, он теперь пребывает в лучшем настроении, чем во время нашей с ним последней встречи, — заметил Маркус.

— В тот раз он был диктатор, руководивший железной рукой приготовлениями к пиру. А теперь он избранник славы, готовый принимать почести, — прошептала Филиппа, лаская его ухо своими губами. Но иначе при всеобщем гуле он бы просто ничего не расслышал.

Когда зал основательно наполнился, лорд Уитфорд сказал:

— Леди и джентльмены, дорогие друзья. Благодарю вас за ваше присутствие и ваше терпение. А теперь правление переходит к Марселю.

Марсель порывисто поклонился и изящно расшаркался. Затем по мановению его руки ливрейный слуга отворил двустворчатую дверь и в зал потекли дюжины официантов с серебряными подносами на плечах, уставленными всевозможными яствами и напитками.

Публика издала коллективный вздох восторга и зааплодировала.

Но что-то было не так. Маркус чувствовал это. Пока общество восторгалось молочным поросенком на блюде, желе и глазированными канапе, волосы на его затылке шевелились от недоброго предчувствия.

Его ощущение передалось и Филиппе.

— Что-то не так?.. — Беспокойство просто сочилось из ее глаз.

— Возможно, и ничего… просто нервы… — отвечал он, озирая подносы с едой и ликующее общество вокруг них.

— Сделайте одолжение, миссис Беннинг, продолжим нашу милую беседу, которая была недавно прервана.

Она удивленно приподняла бровь.

— Мне надо потолкаться среди гостей, но один я могу вызвать ненужные подозрения. Вдвоем мы можем свободно прохаживаться и болтать. Вы будете моим прикрытием.

— Ах да. Мы, кажется, рассуждали об убранстве дома, всех этих флагах… Но сомневаюсь, что Веллингтон забредет к нам сюда, — он слишком занят. О, сколько здесь сортов пудинга! Я уже насчитала семнадцать, вы заметили? Я люблю пудинг по-американски, с персиками, но Тотти предпочитает с коньячной пропиткой. А эти омары в карри! Они просто чудо. Я припоминаю, что в прошлом году лорд Стерлинг съел один целого большущего омара. Надеюсь, что сегодня он догадается повязать себе на шею салфетку. Мне не хочется, чтобы он стал предметом для шуток на всю следующую неделю…

— Лорд Стерлинг тоже здесь? — прервал ее Маркус.

— Конечно, — отвечала Филиппа мелодичным голосом. — Кто-то уже видел его. Ах да, он же танцевал с Норой. Сама я видела только его дочь Пенни. — Ее взгляд пробежался по залу. — Да вон же она!

Проследив за направлением взгляда Филиппы, Маркус увидел не слишком заметную темноволосую девушку в неважно сидящем платье, но искрящуюся весельем.

— Вы с ней на дружеской ноге? — спросил Маркус, прищуриваясь.

— Нет, — отвечала Филиппа с многозначительной улыбкой, — но могу быть, если мне этого захочется.

Но тут все внимание публики сосредоточилось на выносе пирога. Зрелище было необычайное: шесть футов в диаметре с высоченной воздушной башней по центру из хлопьев слоеного теста. Пирог был водружен на стол, перед Марселем и лордом Уитфордом.

Маркус в это время незаметно изучал Пенни Стерлинг. А вернее, то пространство, которое открылось его глазам позади нее. Потому что там находились двери, ведущие в служебные помещения: кухни и комнаты для прислуги и другие ничем не примечательные задние комнаты. Непримечательные? Да, но только не для Маркуса Уорта.

И он кое-что разглядел: чью-то тень в приотворенной двери, тень, наблюдавшую за празднеством. В следующее мгновение дверь захлопнулась.

— Оставайтесь здесь, — приказал он Филиппе. И в этот раз она покорно подчинилась ему. Его лицо изменилось, приобрело жесткое, мрачное выражение. Пробравшись через зал и миновав Пенни Стерлинг, он нащупал кинжал, спрятанный под платьем, а затем распахнул дверь…

Никого и ничего. Никакой лестницы или холла, куда бы мог скрыться наблюдавший. Только стойка для подачи блюд, тоже, впрочем, пустая, поскольку все серебряные подносы уже стояли на столах в зале.

Но должна же быть какая-то дверь? Он бесшумно ощупывал стены, полки, искал лаз в полу, мышиную дыру… — ничего. Возможно, он действительно погнался за тенью?

Однако он все же заметил нечто прятавшееся в складках серого бархата, которым накрывали подносы. Какое-то маленькое перышко, нежное и слабое, с переломанным стержнем. Оно было с головы ворона…

— Лорд Уитфорд, — раздался голос Марселя с французским акцентом, — наши страны потратили много времени и сил на всякие ужасные, дикие вещи…

— Да, Марсель, — согласился лорд Уитфорд, — они действительно наворотили разных дел. Но теперь, когда заключен мир, мы заживем в гармонии. И мы дарим этот пирог мира нашим гостям, посланцы мира и гармонии уже летят к нам…

Гости зааплодировали.

Лорд Уитфорд весь просиял, а Марсель порывисто поклонился, и по его знаку два лакея вручили двум ведущим вечера по золотому ножу с изящной гравировкой.

Золотые лезвия одновременно вонзились в пирог, располосовав шедевр с двух сторон, и…

Ничего. Ни одна из двадцати четырех птичек не взлетела.

У лорда Уитфорда и Марселя был одинаково сконфуженный вид, а публика разразилась встревоженным ропотом. Ведущие заглянули под корку, где скрывалось большое пустое пространство, но оттуда явно никто не собирался вылетать.

— Что за!.. — воскликнул лорд Уитфорд, гневно уставясь на Марселя. — Ты, недоучка, болван! Ты же обещал белых живых голубей. Белых голубей, а не сизарей со свернутыми шеями!

— Но… но… это невозможно! — вскрикнул Марсель неожиданным фальцетом.

Ропот в зале становился все громче. А лорд Уитфорд сделался пурпурным от переполнявшего его раздражения.

— Вот как ты отблагодарил меня, проклятый наглый лягушатник! — рычал лорд Уитфорд на весь зал. — Когда я подобрал тебя, ты жил в Париже, как крыса в канализации!

— А вы платили мне как крыса, — огрызнулся Марсель, задыхаясь от унижения, не понимая причины провала. — От вашей английской еды меня тошнит.

— Ах ты маленькая неблагодарная тварь!

— Я был нужен вам, потому что вы все любите французскую еду. Вы не станете подавать свою еду у себя за столом. Вам подавай французское! У вас, англичан, совсем нет вкуса, вы готовы дерьмо жрать, если на нем написано, что оно из Франции.

У лорда Уитфорда вены вздулись на шее, он ринулся на своего повара как бык. Однако француз оказался проворнее: перехватив его руки, он врезался лбом ему в живот, отчего с возвышения полетели не только они оба, но и злосчастный пирог в придачу. Блюдо из керамики треснуло, и пирог развалился на куски. Пол усеяли слоеные хлопья вперемешку с голубиными перышками. Одна из птичек распласталась у ног леди Уитфорд, которая при виде полупрожаренных, в перьях тушек со сломанными шеями упала в обморок.

Началась паника. Некоторые дамы вскрикивали и падали в обморок, возможно, из чистой симпатии к леди Уитфорд. Другие стали взывать о помощи к своим кавалерам, которые пытались разнять лорда Уитфорда с его опозорившимся шеф-поваром. Маркус с тревогой взглянул на Филиппу, но та, по-видимому, чувствовала себя превосходно.

— Это какое-то безумие, — произнесла она. — Уитфордам уже никогда не прийти в себя после такого…

И тут раздалось что-то похожее на ружейные выстрелы. Гости притихли, прислушиваясь к шуму за дверями. Лежавшие в обмороке начали приходить в себя и с недоумением оглядываться по сторонам. А потом началась паника. Каждый искал дорогу к выходу, опрокидывая тарелки с деликатесами, которых все так жаждали попробовать. Маркус, обхватив Филиппу, продвигался вместе со всей толпой. Наконец они выбрались в передний зал, а оттуда в холл и на улицу, где обезумевшие аристократы старались поскорее добраться до своих экипажей.

— Филиппа, Филиппа, — раздался голос позади них. Это была Тотти, которой помогал выбираться маркиз Бротон. Было заметно, что он весьма озабочен обеспечением ее безопасности.

— Ступайте к ним, — шепнул Маркус Филиппе. — Они позаботятся о вас. А я должен идти. Так что позвольте Бротону проявить себя героем. — Он повернулся и, разрезая толпу, ринулся назад, к дому.

Филиппу со всех сторон теснили бегущие. Спасая своих трех дочерей, миссис Кройтон едва не сбила ее с ног, а потом, прокладывая путь, заехала локтем в живот миссис Кроули.

— Посторонись! — крикнула Тотти, толкая локтем миссис Кройтон.

— Миссис Беннинг, с вами все в порядке? — участливо спросил маркиз Бротон. — Нам лучше поскорее выбраться отсюда. Моя карета в вашем распоряжении.

Мимо гостиных и бальных залов Маркус спешил в оружейную галерею лорда Уитфорда. Он должен взглянуть на тот пресловутый стол, где лорд Уитфорд хранит свое недавнее приобретение.

Вернее, хранил.

Маркус ожидал этого и боялся. Итак, Лорен жив. Это ли не доказательство?

Изящные, с филигранной резьбой на серебряных рукоятках пистолеты исчезли.

 

Глава 15

В эти предрассветные часы, глядя на угли, догорающие в камине, Филиппа бодрствовала в каком-то неясном ожидании. Ожидании чего? Заветного стука в дверь или никак не наступающего утра.

Маркус оставил ее, едва успев сказать «прощай», чтобы, следуя чувству долга, вернуться обратно в дом. Не то чтобы она особенно беспокоилась о нем… Тогда что же мешает ей мирно заснуть? Ведь сон, как известно, имеет первостепенную важность для женской красоты. Как она покажется перед ним — с темными кругами под глазами и, возможно, даже маленькой складочкой между бровями?

Устав сидеть, она принялась расхаживать по обюссонскому ковру, невольно прислушиваясь к тиканью часов на каминной полке, которого раньше никогда не замечала. Теперь оно будоражило ее сознание, мешало успокоиться и заснуть. Оно раздражало ее. Может быть, поэтому Филиппа не услышала деликатного постукивания в дверь, не заметила темную тень, проскользнувшую в ее гостиную. При виде этого черного духа ночи, как ей показалось, она закричала.

— Бога ради, не надо шума, — произнес Маркус Уорт, прикрывая ладонями сначала свои уши, а потом ее рот. Наконец воцарилась тишина. Это всего лишь я, — прошептал он. — Вы больше не станете кричать?

Она кивнула. И он, успокоившись, отнял свою руку. Но, как оказалось, был не прав. Ибо тут же получил замечательный хук справа. По счастью, на этот раз пострадало его плечо, а не скула.

— Молчать! — приказала она, потряхивая рукой, которая тоже пострадала от удара. — Это вам за то, что вы напугали меня. Учтите, в следующий раз я ударю в живот.

Маркус покачал головой:

— Не слишком удачная идея. В живот хорошо бить только неожиданно, когда он расслаблен. Надо бить ниже или много выше — в шею.

— Я отлично знаю о пользе удара в низ живота, но что касается выше…

— Правильный удар в шею может перерубить дыхательное горло.

— Хм… возьму это на заметку, — бросила она. Маркус подошел к ней ближе.

— Ваши эти… вопли, они, случайно, не могли разбудить миссис Тоттендейл?

— Тотти не разбудит даже грохот пушек. Весьма полезное свойство для компаньонки. — Теперь, когда он был наказан, лицо Филиппы приобрело более благосклонное выражение. В самом деле, на какой прием он мог рассчитывать, бросив ее в толпе перед Уитфорд-Мэншн, а затем возникнув на излете ночи как черный призрак? Однако она все же была рада убедиться, что с ним ничего не случилось. — Что касается слуг, — продолжала она, — то у них есть одно общее свойство: они так и лезут на глаза, когда не надо, а когда что-то случается, их не дозовешься.

— Вот и прекрасно, — заметил он, опускаясь на изящную кушетку.

А вид у него усталый, отметила про себя Филиппа. Похоже, он до предела вымотан. Было четыре утра, она часто прибывала с бала в это время. Однако события этой ночи явно выходили за рамки привычного ночного приключения.

Маркус сидел, уставясь на огонь, который высвечивал суровые складки у его рта и запавшие глаза.

Она бы покончила с собой, появись такие следы у нее на лице. Но его лицу они каким-то странным образом даже идут…

— Так зачем вы пожаловали? — спросила она, усаживаясь в кресло напротив.

Он спокойно взглянул на нее, вздохнул и стал рассказывать ей продолжение ночной истории.

— Пистолеты пропали, — объявил он.

— Пистолеты из галереи Уитфорда? Добыча Сизого Ворона?

— Именно. Изначальная собственность Лорена. Я подозреваю, что он их и украл.

— Стало быть, легенда, рассказанная лордом Уитфордом, верна?

— Более или менее. Для лорда Уитфорда — скорее более… Говорят, он слишком много за них заплатил, а значит, он в нее поверил.

— Перестаньте паясничать, — попросила Филиппа с беспокойством в голосе. — Оставим пистолеты. Что там случилось еще?

— Еще я предложил ему мои услуги по наведению порядка в доме, — усмехнулся он.

В действительности он снова и снова оттаскивал лорда Уитфорда от несчастного шеф-повара, вывалянного хозяином в злополучном пироге. Слегка успокоив его, он послал за констеблем. Леди Уитфорд истерически рыдала в углу зала. Ей также «повезло» — во время обморока она испачкалась в разных деликатесах, попадавших на пол во время паники. Маркус разобрал лишь несколько слов: «Все кончено» и «Всем на посмешище». Когда прибыл констебль, служанка увела ее в спальню, а Марселя стали допрашивать.

Лорд Уитфорд обнаруживал явную неспособность к логическому мышлению и вяло позволил Маркусу Уорту представлять его интересы. Хотя, несомненно, хозяин дома находил его присутствие несколько странным, а манеры слишком авторитарными для младшего баронского сына, оставшегося без титула и служившего каким-то заштатным клерком, пусть и в Уайтхолле.

Как бы там ни было, но, похоже, хозяин был рад, что рядом находится хоть кто-то, сохранивший присутствие духа и рассудок и предлагающий свою помощь. Выбирать было уж точно не из кого.

Повар выглядел смущенным и потерянным. Он никак не ожидал увидеть в пироге мертвых, искалеченных птиц.

— Я сам не понимаю, что случилось, — уверял он, соскребая с себя мокрые хлопья. — Я собственноручно посадил прекрасных белых голубей под корку пирога за пятнадцать минут до того, как он был подан к столу. Сажать голубей мне помогал младший шеф-повар. Полагаю, что кто-то подменил пирог.

— Хочешь сказать, что могли испечь два одинаковых пирога, высотой в шесть футов? Не слишком ли дорогое удовольствие? Кому могла прийти в голову идея так позабавиться? Бред какой-то… — сокрушался лорд Уитфорд. — Нет, это сделал ты, ты, негодяй, французишка! — снова налетел он на Марселя.

— Лорд Уитфорд, пожалуйста… — сказал Маркус, показывая взглядом в сторону констебля, ведущего протокол допроса, который потом мог быть направлен в информационный отдел «Тайме». — Вы считаете, что пирог могли подменить? — обратился Маркус к Марселю. — Куски корки и блюдо, хотя и расколотое, все еще здесь. Посмотрите, может быть, найдете что-нибудь в пользу вашей версии?

Марсель, обрадованный появившейся надеждой доказать свою невиновность, стал ползать над остатками, разбросанными по залу. Осколки керамики не интересовали его. Он поднял большой кусок слоеной корки, поднес ее к самым глазам, внимательно рассмотрел и прищелкнул пальцами:

— Пригласите сюда мадемуазель Куинн!

Один из лакеев, застывших у дверей, немедленно отправился на кухню и вернулся вместе с растерянной рыжеволосой девицей лет двадцати в перепачканном тестом фартуке, свидетельствовавшем о ее участии в приготовлении пирога.

Марсель сунул кусок корки ей в руки:

— Мадемуазель Куинн, что это?

— Это корка от пирога.

— Вы уверены? Посмотрите внимательнее.

Она стала разглядывать корку, поднеся ее поближе к пламени свечи. Затем лицо ее задрожало, и она воскликнула:

— Это не мой пирог! Кто готовил его?

— Не ваш? — воскликнул Маркус, подойдя ближе к ней, за ним подтянулись и констебль с лордом Уитфордом.

— Это выпечка из восьми слоев, тогда как я готовила пирог из шестнадцати. Я всегда так готовлю.

— Всегда? — переспросил Маркус.

— В моей кухне никто не готовит слоеную выпечку меньше чем в шестнадцать слоев! — вмешался Марсель, снова обретя уверенность и вскинув голову к потолку. — Никто!

— Но кому же понадобилось так шутить и зачем? — подавленно спросил лорд Уитфорд.

— Вы задали очень важный вопрос, но сначала я должен спросить вас: после этого бедлама вы распорядились осмотреть дом?

— Осмотреть дом?

— Вполне возможно, что кто-то задумал это безобразие в качестве прикрытия: чтобы свободно порыться в вашем доме. Лорд Уитфорд, я обнаружил пропажу ваших знаменитых пистолетов из галереи, — объявил Маркус.

Лорд Уитфорд мгновенно сорвался с места, за ним последовали Маркус с Марселем и констебль, а далее, совершенно автоматически, побежали слуги.

Влетев в свою галерею, лорд Уитфорд замер в растерянности перед пустым футляром, валявшимся под стеклом. Сначала он стал мертвенно-бледным, потом — пурпурным и, обретя властный тон, приказал слугам обыскать каждую щель в доме. Затем подмигнул Маркусу, приглашая его следовать за собой. Тот подчинился, предоставив констеблю составлять список пропавших вещей, как то: кольца для салфеток и сами салфетки, цветочные горшки, вилки и прочая ерунда.

Лорд Уитфорд привел Маркуса в свой личный кабинет на втором этаже, где все было устроено в соответствии с суровым мужским вкусом. Однако бросалось в глаза, что и здесь побывал кто-то чужой и учинил заметный беспорядок. Лорд Уитфорд прежде всего бросился к картине на стене — слащавый пасторальный пейзаж, единственный в комнате.

— И что пропало из сейфа? — заинтересованно спросила Филиппа.

— Прошу прощения? — не понял Маркус.

— Я полагаю, что за картиной скрывалась дверца сейфа, не так ли? — уточнила Филиппа.

Его бровь поползла вверх.

— Почему вы так решили?

Легкая улыбка превосходства заиграла на ее лице.

— Прежде всего лорд Уитфорд отдает предпочтение портретной живописи, а отнюдь не пасторальной. В его доме я видела дюжины портретов и батальных полотен и ни одного пейзажа. Потом, вы сказали, что это была единственная картина в кабинете, а значит, дверца сейфа могла находиться только под ней. А где же еще? Не на голой же стене? И третье, самое очевидное. С тех пор как существуют сейфы и картины, одно всегда прячется за другим, это и младенцу известно. Лорд Уитфорд не отличается оригинальностью, я всегда это отмечала.

Маркус посмотрел на нее внимательным, глубоким взглядом — так она сама порой заглядывала в себя. Она знала, что красива, что в газетах целые колонки светских сплетен отводятся описанию ее внешности. Она была уверена в себе, но источником этой уверенности было не тщеславие, а способность к пониманию, к постижению сути происходящего вокруг нее.

У нее была развита неординарная наблюдательность, но, вращаясь в светском обществе, она не афишировала эти качества.

— Мистер Уорт, вы все еще не ответили на мой вопрос, — напомнила она с нетерпением.

— Простите, — отозвался он, — в такие часы я чувствую себя не совсем в форме.

— Попросить принести вам чай?

— Не надо беспокоить слуг. — Оттого что он старался придать своему голосу больше энергии, ответ прозвучал слишком резко.

— Вы устали, и вас пугает, что я вижу вас в таком несобранном виде?

Хитрая усмешка пробежала по его лицу.

— Меня? Пугает? Ничуть. Я переживаю за вас. — Он уставился ей в глаза. — Должно быть, вас пугает такая ситуация: непринужденная беседа с чужим джентльменом в ночные часы в своем доме. Но не беспокойтесь, я проскользнул через сад совершенно незаметно.

— А вы так старались проскользнуть незамеченным из-за того, что боялись за свою репутацию?

— Миссис Беннинг, я думал только о вашей репутации.

— У меня достаточно высокая репутация для того, чтобы вывести вас в самые высшие слои лондонского общества. Я удостоила вас моей беседой на Бонд-стрит, чтобы все видели, что вы человек моего круга; я говорила о вас с леди Гемпшир, и в ближайшие несколько дней вы получите приглашение на ее бега. А если нет, я дам этой леди почувствовать, кто такая Филиппа Беннинг. А мои слуги не привыкли обсуждать на стороне, кого я развлекаю в своем доме. Мы с вами говорим о серьезном деле, и я повторяю мой вопрос: что пропало из сейфа?

— Чертежи, — ответил он.

— Чертежи? — недоверчиво переспросила она.

— Чертежи новой игольчатой системы огнестрельного оружия, под которую лорд Уитфорд расширяет свои мануфактуры.

— Не взяли ни денег, ни драгоценностей?

— Нет, только чертежи. Весьма специфическая кража — и в галерее, и в кабинете. Больше ничего не пропало, если верить заверениям экономки и дворецкого. Лорд Уитфорд сокрушается главным образом о чертежах, он вне себя от горя и ярости. И эта кража пистолетов в галерее совершена весьма профессионально: стекло не разбито, а отжато, оставлен зазор примерно на палец. Это Лорен! Он хочет, чтобы мы догадались, кто взял оружие. Хочет продолжить игру и отомстить…

— А что, если… — начала миссис Беннинг и сразу запнулась.

— Если — что?

— Нет, это глупо, вы лучше понимаете в этом, чем я… — отмахнулась она, сделав неопределенный жест рукой.

— Нет уж, позвольте узнать и ваше мнение! Сейчас важна любая мелочь.

— Хорошо, — продолжила Филиппа несколько нервозно. — Мне кажется логичным предположить, что преступников было двое. Чтобы добраться из галереи до кабинета, на это требовалось время. Возможно, один вытаскивал пистолеты, а другой трудился над сейфом.

Филиппа говорила не очень уверенно, но Маркус всерьез задумался над ее предположением. Он ненавидел Лорена, тот стал для него персонификацией всеобщего зла, но действовал-то он как обычный человек, который всегда нуждается в сообщнике. Не стоит думать, что все замыкается на одном Лорене. И еще одно обстоятельство: Филиппа Беннинг не просто находчива и сообразительна — она действует на него отрезвляюще. Возможно, она для него просто незаменима.

— Миссис Беннинг, вы способны сделать карьеру в области шпионажа.

От такой похвалы она вспыхнула.

— Ну и комплимент с вашей стороны, мистер Уорт! Дрова в камине успокаивающе потрескивали, и Маркусу внезапно захотелось расширить эту картину: он, простертый на мягкой кушетке, и леди в кресле с рукоделием, плетущая какие-то кружева… Хотя вряд ли Филиппа Беннинг станет заниматься такой чепухой. Но он поспешно одернул себя — не хватало еще задремать здесь. Да и кушетка коротковата для его ног, усмехнулся он про себя.

— Мне пора, — объявил он, резко вставая.

— Тогда до завтра? — уточнила Филиппа, поднимаясь с кресла.

— Там будет видно, — ответил он, позволив себе напоследок полюбоваться ее прекрасными глазами, ее нежной кожей, такой теплой в отсветах пламени.

— Вы должны являться по приглашению, — внезапно резко проговорила она, — а не прокрадываться в потемках, когда вам заблагорассудится. Ответьте мне как на духу: что бы вы стали делать, окажись я в это время уже в постели? Мне известно из газет, что Сизый Ворон любит прокрадываться в спальню к прекрасным дамам, а потом…

— Я уже говорил вам, миссис Беннинг, что не всем историям нужно верить. Я знал, что вы не спите, потому что видел свет в окне. Если бы свечи не горели, я бы ни за что не позволил себе войти. — Он помедлил, держась за ручку двери. — Утром я пришлю вам свою карточку с уведомлением.

— О! — сказала она, придвигаясь ближе к нему. — На днях вы должны получить приглашение. Леди Гемпшир закрывает свой пригласительный лист в среду. Если вы появитесь у меня в этот день, я смогу подтвердить вам ее приглашение.

Он кивнул, поворачивая ручку двери, но она вновь обратилась к нему:

— Один последний вопрос, мистер Уорт… Маркус. — Ее уверенный голос дрогнул. — Если вы знаете, что можете прислать мне вашу визитку утром, то зачем же вы явились тайком еще и ночью?

Маркус отступил от двери и вытянулся перед ней, как партнер перед танцем.

— А позвольте спросить, почему вы бодрствовали ночью у непотушенного камина? — Подняв руку, он нежно поправил выбившийся из прически локон.

Ей показалось, что пальцы, коснувшиеся ее щеки, прожигают ее кожу насквозь, а потом она ощутила их касание та своей шее, у самых ключиц, выглядывавших из выреза ее точного наряда, на удивление скромного для такой фешенебельной леди. Плотный, уютный хлопок укутывал ее своими складками, скрывая соблазнительные изгибы ее тела и придавая ей невинный девический вид.

Ее широко распахнутые глаза не отрывались от его лица в смутном ожидании, но он отдернул свою руку и, выскользнув за дверь, растаял в темноте ведущего к выходу холла.

К среде Филиппа превратилась в комок нервов. Ей пришлось участвовать в полдюжине встреч, связанных с организацией ее бала Беннинг, — от прослушивания новых музыкантов до дизайнеров, которые должны были украсить зеркалами длинную галерею, ведущую в бальный зал. Музыкантов она решила оставить прежних в пику своей матери, хотя они и были не бог весть что — не самые вкусные пенки на варенье.

Кроме того, ей с Тотти пришлось присутствовать на одном музыкальном утреннике и на ботанической выставке, устроенной леди Хертфорд, любовницей принца-регента. А вечером их ждали другие приемы с балами и ужинами. И все это казалось ей весьма утомительным, потому что от Маркуса Уорта не было никаких известий.

Она говорила себе, что у нее нет никаких причин для беспокойства. Но потом она совершила промашку, заглянув в газеты. И там, между статьями по поводу слабости французов и их ярости в связи с продолжающейся англичанами оккупацией Парижа, она наткнулась на следующую сплетню:

«Французские репатрианты, загостившиеся на наших берегах, похоже, весьма недовольны нашим гостеприимством. Взять хотя бы катастрофические события на недавнем великосветском банкете У…

Одно из главных событий года было сорвано из-за мстительного нрава некого французского шеф-повара. Он мстил своему английскому работодателю. Наш репортер сообщает, что лорд и леди У… были к тому же еще и обокрадены той ночью. Пропала пара коллекционных французских пистолетов, добытых ранее в честном поединке непревзойденным английским шпионом, известным под псевдонимом Сизый Ворон, и ряд других ценных вещей. Эти знаменитые пистолеты, предмет английской гордости и французского позора, были выкрадены у их теперешнего законного владельца лорда У… Есть мнение, что банкет был сорван с целью вернуть эти пистолеты их посрамленному французскому владельцу. Однако ходят слухи, что и сам Сизый Ворон мог быть заинтересован в возвращении этих пистолетов. Следы его на банкете — лишь маленькое вороново перышко…»

Филиппа была вне себя. Как могут газеты печатать подобную белиберду? Но, несмотря на очевидную дикость последнего вывода, факты были изложены более-менее правдиво, пришлось ей признать.

Была уже среда — ее приемный день. Гости собрались в ее розовой гостиной, где пару ночей назад Маркус Уорт почтил ее своим запоздалым визитом. Нора стояла у окна вместе со своей матерью, которая дружески болтала с леди Гемпшир. Тотти, как обычно, восседала перед чайным подносом, имея собственный особый «чай» под рукой. Полдюжины других дам прохаживались между корзин с цветами, которые были присланы от поклонников в это утро. Здесь же присутствовали и двое ее обожателей: джентльмен Фредди Хоукс и сэр Реджиналд Риджуэй — очаровательные друзья, занятые больше друг другом, чем Филиппой. Прибыла также леди Даннингем с дочерью Луизой и Пенни Стерлинг.

Но тот, кого она желала видеть, по-прежнему не являлся.

Пенни Стерлинг была очаровательной юной особой, хотя и слегка наивной. Но скорее всего она и нравилась окружающим именно своей наивностью. Она, впрочем, и внешне была очень приятной — румяной, свежей и жизнерадостной. Правда, ее платья оставляли желать лучшего. Они были таких же будничных темных тонов, как и ее волосы, и не слишком хорошо сидели на ее складной фигурке. Глядя на нее, Филиппа решила про себя, что ей следует поговорить с ее матерью. Однако леди Даннингем объявила, что леди Стерлинг, страдая от лондонского воздуха, отправилась на воды, вместо того чтобы заниматься выездами своей дочери в свет.

— Это очень нелегко — остаться без материнского руководства, когда ты так юна и неопытна, не так ли, малышка? — сказала миссис Даннингем, поглаживая руку собственной дочери. Но по лицу Луизы было заметно, что ничего ей не хочется так сильно, как освободиться от своей заботливой мамочки, вцепившейся в нее чуть ли не намертво. Что касается Пенни, то лицо ее отражало самые противоречивые эмоции. С одной стороны, ей явно не терпелось расправить крылышки, но видно было, что она еще нуждается в материнской ласке. Филиппа могла ей быть очень полезной.

— Хорошо еще, что ее отец, лорд Стерлинг, в Лондоне, — продолжала леди Даннингем. — Вы знаете, он очень влиятелен в военных кругах. Во время торжеств на его мундире сверкает дюжина медалей.

— А чем занимается твой папочка на военной службе? — обратилась она к Пенни, стараясь не обнаружить своей заинтересованности. О, если бы только Маркус был здесь! Он-то знает, как правильно спросить, чтобы получить нужный ответ.

— Он больше не связан с военной службой, — отвечала Пенни, розовея. — Он теперь занят стратегическим планированием экономики.

— Нам, леди, лучше не интересоваться этим. Торговля, пошлины, поставки… третьи страны… Пусть над этим трудятся светлые мужские головы. Нам же лучше сидеть дома с детьми, заниматься их воспитанием и следить за слугами. Все остальное не нашего ума дело. — С этими словами леди Даннингем взяла себе еще один огуречный сандвич.

Филиппа про себя решила: чем меньше будет Пенни находиться рядом с этой дамой, тем будет полезнее для нее — и уже строила планы, как избавить Пенни от ее скучной опеки. Что касается Луизы, то ей будет очень сложно освободиться от влияния своей мамочки.

Ее отважная ученица, решительная смуглая Нора, незамедлительно решила вмешаться:

— Как, миссис Даннингем, неужели вы хотите хранить Луизу и Пенни в полном неведении относительно того, что движет миром?

— Нора… — попыталась остановить ее Филиппа.

— Неужели вы хотите воспитать их на провинциальный манер? — не унималась та.

На помощь пришел Битей, залившийся низким лаем, — он лаял всегда, когда чувствовал приближение чужих. Она прижала к себе пушистый ком и застыла в ожидании. Ее слуга Лейтон, облаченный в ливрею, распахнул двустворчатую дверь в гостиную и объявил:

— Миссис Беннинг, к вам на прием джентльмен. Глаза ее загорелись. Наконец-то Маркус здесь, теперь он сам будет очаровывать леди Гемпшир, чтобы заручиться ее приглашением, и задавать правильные вопросы Пенни Стерлинг. Она кивнула Лейтону, который с поклоном пропустил…

— Миссис Беннинг, — произнес своим медовым, подкупающим голосом маркиз Бротон и раскланялся. А затем, подступив ближе, прижал к своим губам ее руку и восторженно прошептал:

— Филиппа.

В гостиной на минуту воцарилась тишина, все наблюдали за этой парой. Придя в себя от неожиданности, она примерила приветливую улыбку.

— Лорд Бротон, — произнесла она и совсем тихо, только для его ушей, прошептала:

— Филипп…

— Явился засвидетельствовать вам свое почтение. У вас очень мило, — прошептал он ей на ухо. — Очень, очень интересно.

Затем с большим чувством собственного достоинства Бротон поклонился всему собранию. Когда Филиппа села, он тут же занял место рядом с ней, поспешно освобожденное Фредди Хоуксом. Маркиз являл собой образец учтивости и галантности, осыпая Филиппу комплиментами и не забывая улыбаться всем остальным леди в гостиной.

К удивлению леди Даннингем, Пенни Стерлинг неожиданно изъявила желание пригласить Филиппу на чай. И все из-за того, что Филиппа выразила ей дружеское сочувствие по поводу ужасного лондонского воздуха, вынудившего ее, мать отправиться на воды.

А Маркус Уорт так и не появился в ее гостиной. Что ж, завтра она непременно узнает, в чем тут дело… Но ей не пришлось дожидаться утра.

«Миссис Беннинг» — так начиналось послание Маркуса Уорта, мгновенно вызвавшее в ней досаду. «И когда же этот учтивый джентльмен научится называть меня по имени?» — с тоской подумала она. — Очень сожалею, что не смог быть у вас в назначенное время — в среду после полудня. Но не согласитесь ли вы встретиться со мной завтра утром в десять часов в Гайд-парке в северном конце озера Серпентайн?»

В десять утра! Попросил бы еще прибежать туда на заре. Филиппа получила его записку уже ночью, после возвращения с бала, где натанцевалась до упаду, и теперь у нее немилосердно гудели ноги.

Она нахмурилась, потом насмешливо фыркнула и села писать ответ. После нескольких язвительных замечаний, перечеркнутых и разорванных, она, неожиданно для себя, выразила согласие на встречу.

Наутро она прибыла в собственной карете к северному концу извилистого озера Серпентайн в сопровождении кучера и лакея. На ней был новейший прогулочный костюм: серо-зеленое платье с коротким темно-зеленым бархатным жакетом, украшенным по краям изящным виноградным орнаментом, вышитым золотой нитью. Ее лайковые перчатки и прогулочные ботинки были густого коричневого тона. Она сделала несколько шагов по невысохшей утренней росе, и тончайшая кожа слегка намокла.

Миссис Тоттендейл в это время еще мирно почивала в своей постели, как и положено всем людям с хорошими манерами и здравым рассудком. А Филиппа уже начинала сомневаться в присутствии у себя последнего. Но тут, словно ниоткуда, появился Маркус Уорт и встал рядом с ней.

— Отчего вы так напуганы? Разве вы не меня ждали? — спросил он с сардонической усмешкой.

— Но… но ваш глаз! — запричитала она, импульсивно потянувшись к его лицу. — Что с ним?

Он отпрянул назад.

— О, простите, простите! — сказала она. — Но это выглядит так ужасно. Вы уверены, что ваш глаз серьезно не поврежден?

С этим зелено-желтым подтеком, расплывшимся от виска к глазу, вид у Уорта был пугающим. Он явно уже использовал примочки, но время еще не успело залечить такой синяк.

— Я получил его не ранее как вчера. Он еще совсем свежий. Только не трогайте, умоляю вас!

— Ах, простите! — снова проговорила Филиппа со смиренным выражением лица. — Теперь я понимаю, почему вы не захотели вчера показаться на глаза леди Гемпшир.

— Вы правы, — ответил он. — Поверьте, я весьма сожалею…

— Все в порядке, — мягко ободрила его она и усмехнулась: — В сопровождении с таким ярким доказательством под вашим глазом ваше оправдание звучит очень искренно. Успокойтесь, для вас уже есть приглашение. Вы будете присутствовать на бегах Гемпширов.

— Я очень рад, с вашей способностью убеждать вы не знаете провалов.

— Хотите — верьте, хотите — нет, но своим приглашением вы обязаны маркизу Бротону.

— Ему? — удивился Маркус.

— Да, — отвечала Филиппа, поглаживая беспокойного Битей. — Миссис Гемпшир назвала ему число приглашенных незамужних леди, а он указал ей на тот факт, что холостых джентльменов будет явно недостаточно. И вы были немедленно включены.

— О, я готов быть всячески полезным маркизу! Могу даже стать его личным телохранителем, — заявил он, вызвав усмешку Филиппы.

— Ему это ничего не стоило, леди Гемпшир была счастлива исправить свою ошибку. — Филиппа заметила, что он не слушает ее, уставившись в водную толщу длинного змеевидного озера Серпентайн, форма которого определила его название. — Вы вытащили меня из теплой постели только затем, чтобы продемонстрировать свой синяк? — спросила она. — Расскажите хотя бы, как вы его заработали.

— Самым глупейшим образом. Но это не единственная причина, по которой я вас вызвал сюда.

— Так что же еще?

— Я хотел предложить вам кое в чем поупражняться вместе со мной.

— Поупражняться? — Филиппа усмехнулась скептически. — И какую же пытку вы припасли для меня?

— Ну, я бы не назвал это пыткой. Не желаете присесть?

Маркус подвел ее к литой железной скамейке у пешеходных мостков в зарослях ив. Солнце постепенно поднималось все выше, осушая росу на траве и заставляя раскрываться бутоны лилий.

— Я вот тут размышлял… — начал Маркус, усевшись на скамейку, сгибаясь и наклоняясь вперед. — Как хорошо видят ваши глаза?

— Мои глаза? — переспросила она. — Прекрасно! Во всяком случае, я никогда не носила очки, как некоторые, могу даже назвать кто.

— Прошу прощения, я неверно поставил вопрос. Мне нужно знать, как хорошо вы запоминаете то, что видите.

— Я запоминаю все, что вижу, — уверенно заявила она. — И я не преувеличиваю, — добавила она, заметив его скептический взгляд.

— Тогда начнем. Смотрите на озеро в течение десяти секунд, а потом закройте глаза и назовите каждого человека, которого вы видели.

— Но еще только десять утра, — запротестовала она. — Какой приличный человек притащится в такую рань? А те, что здесь… Зачем мне их запоминать? — проворчала она, прижимая к себе собачку.

— Именно поэтому я и выбрал такой ранний час. Вам не надо угадывать их имена, просто опишите мне их, — настаивал он.

Филиппа решила подчиниться, раз уж она все равно сидит в этом парке и раз на это уйдет каких-то десять секунд.

Она никогда не прилагала усилий, чтобы специально что-либо запомнить. Все запоминалось само собой. Но теперь она попробовала сосредоточиться. Филиппа смотрела на юных мисс среднего класса в чистеньких юбках из поплина, как они тащили корзинки с продуктами позади своих матерей. Смотрела на молодого человека, совершавшего утреннюю прогулку на лошади вокруг озера. Смотрела на пожилого джентльмена на другом берегу, читавшего газету и курившего трубку.

— Десять секунд истекли, — объявил Маркус, прерывая ее созерцание. — Итак, скольких мужчин вы увидели?

— Четырнадцать, — не раздумывая ответила она, поглаживая Битей.

Он помолчал, явно удивленный скоростью ее ответа и делая собственный быстрый подсчет.

— Нет, тринадцать, — возразил он.

— Четырнадцать, — настаивала она.

— Тогда попробуйте описать их.

— Два верхом в седле, но сейчас они почти не видны за ивами. Джентльмен, сидящий справа от нас на другом берегу с газетой и трубкой; три юных клерка, сбежавших ненадолго из офиса, как я полагаю; два гвардейца, что неудивительно, поскольку за нами Ланкастерские ворота; два пешехода, пересекших нашу тропу; мальчишка с мамой, которого с натяжкой можно включить в счет; затем мои кучер и лакей и еще — ваша персона. — Филиппа одарила его торжествующей улыбкой.

— Действительно четырнадцать, — вынужден был согласиться он.

— Вероятно, вы не нашли нужным приплюсовать мальчишку?

— Нет, — ответил он, — я не приплюсовал себя.

— И совершенно напрасно, вы не должны так небрежно относиться к собственной особе. Вы мало чем отличаетесь от этого мальчишки, — лукаво добавила она. — То есть я хотела сказать, что вы оба принадлежите к мужской породе. В общем, вы меня поняли…

— Ха-ха! — произнес он.

— Разумеется, это очень забавно, но мне не совсем ясна цель этого упражнения, — проговорила она.

Маркус рассеянно провел рукой по волосам.

— Просто я хочу, чтобы вы были подготовлены, — произнес он неожиданно строгим тоном.

— Подготовлена? — удивилась она.

Маркус уставился на воду и, не глядя на нее, заговорил монотонным, спокойным тоном.

— Каковы мои шансы отговорить вас отказаться от присутствия на Гемпширских бегах? — спросил он.

— Они равны нулю, — ответила Филиппа. — Леди Гемпшир никогда не простит мне этого, особенно после того как я вела с ней переговоры насчет вас. И потом, неужели вы думаете, что я позволю этой интриганке леди Джейн Каммингз флиртовать без всяких помех? Представляю, как она будет рада, если я не появлюсь там. — Филиппа устремила на него вопрошающий взгляд, но он по-прежнему продолжал смотреть на воду.

— К сожалению, я не могу посадить вас под замок, даже ради вашей собственной пользы, — произнес он.

— Ради вашей пользы вы должны еще попасть на Золотой бал принца-регента, не забывайте об этом, — парировала она.

— Именно так, — с грустью произнес он. — Я не могу уберечь вас от опасности, тем более что я даже не знаю, с какого конца она ударит.

— И не забывайте, что я — ваш проходной билет на все опасные мероприятия, — напомнила Филиппа.

— Поэтому я и хочу, чтобы вы были подготовлены, — очень серьезно проговорил он. — Я прекрасно осведомлен о вашей превосходной памяти, вы не раз демонстрировали мне ваши возможности. Но я хочу, чтобы вы научились выделять основное из хаоса лиц и голосов вокруг.

Раздражение Филиппы слегка поутихло, но какая-то частичка страха поселилась в ней после всех его внушений.

— Отлично, — сказала она бодрым тоном, распрямляя плечи. — Научите меня, на что мне следует обращать внимание. На хитрые переглядывания политических оппозиционеров, может быть? Или на грязных французских репатриантов, пытающихся пролезть через садовую решетку? А возможно, и на шелковое платье леди Гемпшир? Вы хотите узнать, заказано оно за границей или сшито в Англии?

— Ответьте мне, — сказал он и взглянул ей в глаза, — как много женщин здесь носят фартук?

Не поворачивая головы — поскольку его темные глаза не отрывались от ее синих глаз, — она произнесла:

— Три. Две девушки-служанки, пересекающие нашу тропу, и торговка с фруктовой тележкой у входа.

— Сколько мужчин носят перчатки?

— Все, кроме мальчика и клерков.

— А сколько мужчин читают газету?

— Пожилой джентльмен с трубкой — и, кстати, у мальчишки тоже какой-то клочок в руках — и еще господин на скамейке напротив.

— Сколько мужчин имеют при себе нож?

При этих словах у нее перехватило дыхание.

— Возможно, мальчик… — ответила она, впервые с ноткой неуверенности.

— Почему вы так решили?

— Я… я не знаю. Мне почему-то подумалось, что из них всех только мальчишка станет носить какой-нибудь перочинный ножичек в кармане. У гвардейцев есть сабли, у моего кучера — хлыст. Всем остальным ножи просто ни к чему.

— Миссис Беннинг, Филиппа, я должен просить вас быть внимательнее. Вы не угадали. Понятно?

Она кивнула, с завистью наблюдая за тем, как свободно он откинулся на спинку скамейки. Воздух все более прогревался, и она решилась спустить заскулившего Битей на землю. Обнюхав травку и слегка побегав, тот мирно свернулся на ботинках Маркуса. Филиппа, сидевшая все время выпрямив спину, тоже решила побаловать себя и откинулась на металлическую спинку, на которой уже лежала рука Маркуса. Издали могло даже показаться, что он обнимает ее.

— Я могу быть более успешной ученицей, если вы скажете мне, за кем конкретно я должна наблюдать, — мягко попросила она.

— Прошу прощения? — рассеянно произнес он.

— Вы хотите, чтобы я узнала Лорена? — осведомилась она без робости, чувствуя, что ступает на зыбкую почву. — Если бы я знала, как он выглядит, слышала его голос… Это бы очень пригодилось. Вы ведь его подозреваете, не так ли?

Маркус кивнул:

— Его и его сообщника. Как вы точно заметили в прошлый раз, у него должен быть сообщник.

— Так опишите мне Лорена. Немезида должна знать свою цель. Пора бы вам уже больше доверять мне.

— Я опасаюсь за вас. Как бы вам не пожалеть об этом. Вы можете совершить опрометчивый шаг. Поймите, это совсем не то, что ваши стычки с леди Джейн. Нет, миссис… Филиппа.

Он глубоко вздохнул, устраиваясь удобнее на скамейке, его рука уже касалась ее плеча. И может быть, поэтому он так старательно смотрел в сторону, отнюдь не собираясь убирать свою руку.

— В сущности, мне известно о Лорене немногим больше, чем другим, — начал он. — Его происхождение, как оно изложено лордом Уитфордом, кажется мне весьма достоверным. Но мы узнали его имя, только завладев его пистолетами. Он человек весьма утонченный и очень холодный. Он получает наслаждение лишь от самых изысканных вещей. Не сомневаюсь, он бы заинтересовался ва… вашим складом ума, вашими софизмами и так далее… — Он сделал неопределенный жест рукой.

Филиппа с достоинством пожала плечами. Почему бы и нет? Она нисколько не сомневалась в своей неотразимости.

— Он аристократ по рождению, но во время Французской революции потерял титул и примкнул к Наполеону, надеясь на восстановление своих прав. Много времени он провел в Англии, и я подозреваю, он должен был имитировать манеру произношения высших кругов, если бы не его презрение к англичанам и не боязнь порастрясти свою «французскую соль». Я знаю, Филиппа, что вы не раз побеждали в стычках с леди Джейн, но поймите, Лорен — это совсем иное. Он не станет колебаться, если понадобится убить вас и любого, кто встанет на его пути. — Рука Маркуса очень нежно легла на ее плечо, и все же Филиппа уловила слабую дрожь в этой руке.

— Но как же он все-таки выглядит? — спросила Филиппа, зная, что Сизый Ворон и Лорен встречались лицом к лицу.

— Бледный. Темные волосы. Глаза, которые прожигают тебя насквозь… — Голос его звучат так, словно он читал страницу из готического романа, а не пересказывал то, что видел собственными глазами.

— Но это похоже на описание какого-то вампира, — с дрожью в голосе призналась Филиппа.

Маркус промолчал.

— Мне кажется, я должна нанести визит вашему брату…

— Брату? Зачем?

— Мария предложила мне возглавить общественное движение в пользу несчастных сирот. И раз уж вы вытащили меня из моей постели в столь ранний час, придется потрудиться еще немного…

Он встретил это заявление ироничной улыбкой.

— Приятная утренняя прогулка в парке не могла вас слишком сильно выбить из колеи. Это такие пустяки…

В ответ на это замечание она выстрелила в него весьма выразительным взглядом. Он убрал руку с ее плеча, и сразу холодное пространство легло между ними, разрушив их уютный кокон. Филиппа встала, потянула за ошейник Битей, уютно свернувшегося на ботинках у Маркуса. Как только она встала, ее кучер занял свое место, а ливрейный слуга распахнул дверцы кареты.

— Желаю вам приятного продолжения утра, миссис Беннинг.

Казалось, он хочет добавить что-то еще, но не решается.

— Благодарю вас за то, что вы согласились на эту встречу.

— Мне доставила удовольствие наша встреча. Не забывайте делать примочки на ваш несчастный глаз.

— А вы берегитесь вампиров, — отвечал он с насмешливой улыбкой, склоняясь над ее рукой.

— Вы намекаете на того, что стоит поблизости? — невинно спросила она.

— А вы на что намекаете? — вспыхнул он.

— Не на вас. Взгляните осторожно на этого субъекта в тридцати ярдах сзади. Он бледен, изящен и строен, и вид у него такой, словно он только что поднялся с больничной постели. У него солидная трость с золотым набалдашником, злое лицо, и его ледяные глаза устремлены на озеро. А волосы у него такие черные — даже с синим отливом! Возможно, мне стоит пригласить его на мой бал Беннинг в духе «плаща и шпаги». Ему даже костюм не понадобится, достаточно просто стоять, изображая самого себя. А что, если он и есть тот самый французский шпион? Что, если это Лорен?

— Нет, это не Лорен, — с ласковой улыбкой произнес Маркус. — Вы снова не угадали, Филиппа. — Но она чувствовала, что он весь — как натянутая струна. Снова приложившись к ее руке, он отвернулся и пошел прочь. Ей оставалось лишь сесть в свою карету.

Однако, отдавая кучеру приказание ехать к леди Уорт, краешком глаза она следила за Маркусом. Он смотрел туда, где она заметила незнакомца с тростью! Лицо его было сосредоточенным, руки сжаты в кулаки. Но того и след простыл…

 

Глава 16

Маркус пошел домой самым длинным путем: через весь Гайд-парк, но не по прямой, а петляя — чтобы зайти к обувщику и в банк. Он даже свернул к зеленщице и купил у нее три апельсина, за что заработал косой взгляд, подвергший сомнению его джентльменское достоинство. Джентльмены крайне редко покупали снедь у зеленщиц — за них это делали слуги.

Но зато эта маленькая остановка позволила ему незаметно проверить, не следует ли кто-нибудь за ним. Пока он не заметил ничего настораживающего — ни подозрительной фигуры, ни ее тени. А ему хотелось бы узнать, кто может следить за ним, и повернуть все в обратную сторону — стать охотником, а не зайцем. Он даже старался не слишком петлять, чтобы его неожиданный преследователь не потерялся. То, что за ним идет слежка, он ощущал подсознательно, своим затылком, на котором начинали топорщиться волосы. Его затылок всегда чувствовал чужое внимание и никогда не подводил его.

Но несмотря на свои ощущения, он все же решил вернуться домой. Солнце уже катилось вниз по небосклону, оставляя пунцовые блики на медных решетках и стеклах пансиона для джентльменов за Лестер-сквер, где с комфортом обосновался Маркус, сняв для себя одного целый этаж. Конечно, он мог бы себе позволить и более изысканные апартаменты в дорогом отеле, но ему нравилось его тихое пристанище. Здесь было уютно, почти как дома.

Его комнаты были скромны, но он имел все, что нужно для холостого джентльмена: гостиную, кабинет и спальню, прекрасно обставленные. Горничная домовладельца проводила влажную уборку раз в неделю, а он потом небрежно запускал все до ее нового прихода. Однако в свой кабинет он редко ее допускал, навесив на дверь два надежных замка.

И сейчас, едва поднявшись на свой этаж, он поспешил к кабинету. Дверь была заперта, как обычно, но с тумблером второго замка было что-то не так — он был почему-то скошен. Внимательно изучая его, Маркус вдруг уловил какой-то шорох за спиной, за входной дверью на его этаж. Неслышно и быстро, как ночной кот, он пронесся по коридору и, глядя снизу, из-под двери, понял, что за ней кто-то стоит. Проверив, на месте ли его пистолет, который он носил сбоку под платьем, Маркус сосчитал до трех и уверенно распахнул дверь.

— О, прошу прощения, мистер Уорт, не поможете ли мне с этими коробками? — раздался скрипучий голос Лесли Фармапла. В руках у него было столько разных бумаг, что он едва удерживал равновесие.

— Лесли, так это вы?

— Да, мистер Уорт, пожалуйста, помогите мне освободиться от ваших вещей.

— О, разумеется! Но разве эти коробки мои?

— Да, сэр, — отвечал раскрасневшийся Лесли. — Это содержимое вашего стола. Мистер Кроули обратил внимание на то, что в нем ужасный беспорядок. И тогда Стерлинг приказал мне вычистить стол и отправить его содержимое вам.

— Не стоило утруждать себя, Лесли. Я бы мог зайти и сам, — сказал Маркус, беспокойно оглядываясь назад, на дверь своего кабинета.

Лесли не замечал или делал вид, что не замечает его озабоченности: он затаскивал коробки в холл.

— Да, но, кажется, лорд Стерлинг как раз и хотел избежать этого, — угрюмо проговорил Лесли. — Я лишь слежу за порядком, но вы их чем-то зацепили, вы теперь нежеланный гость.

— Увы, Лесли, — вздохнул Маркус.

Лесли еще сильнее вспыхнул, а потом весь как-то сжался.

— Чтобы вы знали, сэр. — Он помедлил, глядя Маркусу в лицо, а затем продолжил: — Я считаю, что лорд Филдстон чересчур резко с вами обошелся. И чересчур поспешно принял решение…

Маркус покачал головой:

— Возможно, это уже давно назревало… Но спасибо тебе, Лесли. И прости меня за то, что я не умел содержать свой стол в порядке. Некоторые люди очень болезненно относятся к беспорядку, я это понимаю.

Лесли расцвел улыбкой.

— Не думаю, что состояние стола, будь он запущенный или прибранный, может повлиять на исход войны. Всего хорошего, мистер Уорт. — Он приподнял шляпу. — Не знаю, увидимся ли мы еще когда-нибудь… но я бы хотел снова встретиться с вами в прежних стенах. Надеюсь, в конце концов это произойдет.

— Всего хорошего, Лесли, — сказал Маркус, протягивая ему руку. Тот с благодарностью принял ее.

— Я уверен, что мы еще увидимся, — бросил он и выскользнул за дверь, в объятия надвигающегося вечера.

Освободившись от Лесли, Маркус захлопнул входную дверь и с тяжелым сердцем направился назад в свои тихие апартаменты.

— Я пришел убить тебя, — спокойно произнес хриплый голос, и перед ним вырос черноволосый джентльмен из парка.

Он ловко, как фокусник, крутанул своей полированной черной тростью с серебряным набалдашником и, развернув ее поперек, накрепко придавил Маркуса к стене. Руки его были обездвижены, но зато ноги были свободны. Своим тяжелым ботинком он ударил нападавшего по голени, заставив того пошатнуться и ослабить зажим. Воспользовавшись этим, Маркус освободил руки, оторвался от стены, выбил у своего противника трость и прижал его к двери кабинета, отрезав таким образом путь к бегству.

— Извини за слишком недружественное приветствие, — прошипел Маркус в лицо человека из парка.

Черноволосый усмехнулся в ответ:

— Ты медлительный болван! — За этими словами последовал ряд отточенных боксерских ударов в открытый левый бок Маркуса.

Ответным ударом Маркус заставил наглеца впечататься в дверь всем позвоночником.

— Не хочешь играть честно? Отлично! — усмехнулся Маркус и нанес следующий удар по раненому бедру противника, угодив в знакомый шрам.

Тот рухнул на пол.

— Т-ты, ты чуть не убил меня, — задыхаясь, проговорил он.

— Ты метил в мои слабые места, а я попал в твои, — ответил Маркус, отступая и складывая руки на груди.

— У меня более свежие раны. Грэм убил бы тебя, если бы увидел твой подлый удар.

— Но Грэма здесь нет, а ты вообще должен находиться в деревне.

— А кто подбил тебе глаз? — спросил черноволосый, разглядывая Маркуса.

— Вряд ли это можно назвать достойным поединком. Я боксировал со сводником в Уайтчепеле.

— Тэк-с, тэк-с, Маркус. Раньше у тебя был более изысканный вкус.

— Я искал там кое-какой след, Бирн, — криво усмехнулся он. — Но что же ты? Проходи. По-моему, тебе не повредит чашка чая.

— Сначала я хочу получить разъяснение, за которым пришел. Что за утечка информации? Почему слухи о Сизом Вороне будоражат весь город? — угрюмо вопросил он. В его до этого спокойном тоне прозвучало порицание, черные брови сошлись на переносице.

— Чтобы объяснить это, потребуется не одна чашка чая. — С этими словами Маркус проводил еще одного своего брата, Бирна, в тесный и захламленный кабинет.

Маркус и Бирн составляли одну неразлучную команду еще в далеком детстве. Грэму, их уравновешенному старшему брату, было семь лет, когда Бирн начал подрастать и живо интересоваться всем вокруг, задавая свой тон в общении с родными и слугами. Ему нравилось верховодить. Но его старшему брату это было совсем не по нутру, он не любил, чтобы кто-то оспаривал его право первородства. К тому же Грэм считал Бирна сопляком. Но зато Маркус, который был двумя годами моложе Бирна, накрепко привязался к нему.

Бирн выделялся из всей семьи своей романтической внешностью и тягой к приключениям. Ему повезло родиться с иссиня-черными волосами и пронзительным взглядом холодных синих глаз. Но авантюрное начало соединялось в нем с рассудительностью, граничащей с цинизмом. Он с детства обладал железной волей и умел подчинять людей какой-то своей особой гипнотической силой.

Что касается Маркуса, то он рос горячим и порывистым, всегда готовым отстаивать до хрипоты то, что казалось ему важным. Однако в юности он стал более терпимым и научился относиться снисходительно и даже с юмором ко многим грустным вещам.

Можно предположить, что такая разница характеров и темпераментов должна была бы разъединять братьев. Но они составляли поразительно дружную пару и понимали друг друга без слов. И всегда поддерживали один другого.

Когда Бирн выхлопотал себе офицерский чин, Маркус последовал его примеру. И когда Бирн потянулся к шпионской деятельности, Маркус без колебаний стал его напарником и шифровальщиком. Он собирал и сортировал для него информацию, докладывал о перемещениях его цели и предлагал следующую цель.

Разумеется, эта деятельность не была их частным делом. Оба они были зачислены офицерами семнадцатого полка армии его королевского величества. Вместе с полком они сражались в долине Луары, а потом, перейдя Пиренеи, оказались в Испании. И там, в Испании, Маркус и Бирн перехватили первую вражескую депешу.

Это не составило большой сложности: лазутчиком оказался испанский мальчишка, слонявшийся по деревне. Но однажды в трактире Маркус с Бирном заметили, как, с опаской озираясь по сторонам, он прихватил со стола грязный клочок бумаги. Братья решили проследить за ним.

Бирн прокрался в полуразрушенный дом вслед за мальчишкой и вернулся с перехваченным листком, а заодно и с информацией обо всех обитателях дома. Его иссиня-черные волосы и сносное испанское произношение помогали ему не раз сойти за своего. Но именно Маркус преуспел в расшифровке перехваченной информации. Тот грязный листок помог спасти от уничтожения их полк.

Когда слух об их подвигах дошел до Уайтхолла, они были зачислены в военную разведку. Внешне все оставалось как прежде: они продолжали служить в полку, но это было лишь прикрытием их шпионской деятельности.

Бирн пропадал в окрестных деревнях неделями, мимикрируя под местного жителя и охотясь за каждым словом и фактом. Его испанский становился все более свободным, а его французский и раньше был безупречным. Он добывал обрывки информации, которые Маркус потом сопоставлял и разгадывал. Постепенно роли между ними распределились предельно точно: Бирн — человек действия, Маркус — голова, мыслитель. Псевдоним Сизый Ворон больше подходил Бирну, но принадлежал скорее им обоим. Но как и когда он стал достоянием общества — это отдельная история.

Маркус был отозван в Лондон зимой 1812 года на несколько недель для восстановления после полученного ранения. Однажды, когда он уже не знал, куда себя девать от скуки в доме Грэма и его новобрачной Марии, его вызвали в Военный департамент и потребовали, чтобы он написал рапорт обо всех операциях его и Бирна, о взаимоотношениях с местным населением. Департаменту требовались последние сведения о положении дел и настроениях на континенте. Не желая раскрывать свое имя и имя брата, Маркус поставил подпись: «Сизый Ворон», что как-то перекликалось с внешностью брата. Однако вышло так, что документ, читавшийся скорее как авантюрное сочинение, выпорхнул из стен военного ведомства.

Трудно даже представить степень изумления Маркуса, когда однажды за завтраком, раскрыв «Таймс», он нашел там целый разворот с отрывком из своего рапорта. На следующий день он обнаружил продолжение, потом еще и еще.

Ответ был до изумления прост. Наступивший 1812 год был не из легких, две войны выиграны, но в обществе чувствовалась усталость. Герой войны Сизый Ворон был призван пробудить народ от апатии, высечь искру патриотизма. Языки заработали, имя стало обрастать легендами. Сверху посчитали, что это работает на сплочение нации.

Когда Маркус вернулся в армию, газетные публикации продолжались. Иногда они опирались на реальные факты, но далеко не всегда. Однажды братья долго хохотали, раскрыв случайно газету месячной давности.

Грэму, который унаследовал вместе с имением отцовский титул, они никогда не рассказывали о своих подвигах. Если бы он узнал, что один из его братьев — тот самый прославленный, непотопляемый шпион Сизый Ворон, а другой — автор этого имени, он бы сошел с ума. Потому Бирн и Маркус хранили это в секрете. Это имя, словно волшебная нить, накрепко привязало одного к другому.

За все эти годы Бирн ни разу не усомнился в Маркусе: он доверял его информации и шел по тому следу, который тот указывал.

Но только до настоящего момента.

— Филдстон прав, что вышиб тебя, — ты свихнулся! — проговорил Бирн, наполняя свой стакан, но отнюдь не чаем, а крепкой жидкостью из фляги, поставленной Маркусом на письменный стол. Маркус встрепенулся. Для него эта история с призраком вовсе не была выдумкой, и он имел право рассчитывать на понимание хотя бы своего брата.

— Бирн, я что, часто ошибался? — спросил Маркус с некоторой обидой. — За все время нашей работы я промахнулся только однажды. Да и то эта моя промашка спасла тебе жизнь. Помнишь, ты застрял на молочной ферме в Бельгии посреди заливных лугов и только поэтому не попал под прицел снайпера? — Маркус сделал хороший глоток бренди из своего стакана.

Бирн выстрелил в него холодным взглядом.

— Я не говорил, что ты не прав, Маркус. Я сказал, что ты свихнулся, сошел с ума, братец. Ты разговаривал с Филдстоном в присутствии посторонних!

Лицо Маркуса приняло виноватое выражение.

— Более того, — продолжал Бирн, — ты посвятил этого случайного свидетеля в свои планы, а ведь эта особа — совершенно бесполезное существо, не владеющее никакой информацией и не способное даже хранить ее. Да что там! Это просто пустоголовая, напыщенная красотка — леди Филиппа Беннинг!

Бирн метал на своего брата грозовые взгляды. А тот чувствовал себя так, как если бы заснул в мечтах в одиноком коттедже у озера в районе Лейк-Сити, а пробудился от грохота в лондонских портовых доках. Оказывается, слухи о предстоящем бале в духе «плаща и шпаги», который устраивает миссис Беннинг, уже докатились до лондонских окраин. О нем не знал только ленивый. Чего стоили одни только ее пригласительные билеты, отпечатанные на черно-синем картоне! И в них еще было сказано, что на балу гостей ожидает раскрытие какого-то важного секрета. Конечно, толковали еще и о позорно провалившемся банкете Уитфорда с пропажей французских дуэльных пистолетов. И о перышке ворона… В общем, чья бы ни была вина, но имя Сизый Ворон не сходило с уст обывателей по всей Англии.

И вот является сам Бирн со своей незаживающей раной — бледный, циничный и чертовски усталый, от всех этих неприятных слухов. А он, Маркус, стоит перед ним как нашкодивший мальчишка.

Бирну не повезло: на войне он был тяжело ранен, и характер его не стал от этого лучше. И вот пожалуйста, над ним снова нависает черная тень воскресшего Лорена. Впрочем, охлаждение между братьями наметилось не сейчас, а когда Маркус вернулся в полк из отпуска со своей подлеченной ножевой раной в левом боку. Бирн, с детства мечтавший о славе, внезапно осознал: эта слава о его подвигах может только повредить ему — навести на его след, а он уже не так ловок и силен, как раньше.

Пуля, которую Маркус сам выковыривал из ноги брата, глубоко задела мускул и кость, рану никак не удавалось залечить до конца. Бирн страдал от постоянных болей и искал способ успокоить их.

Простейший способ он нашел сразу, пропав однажды на три дня. И Маркусу пришлось вытаскивать его из опиумного притона на южном берегу Темзы, едва дышащего, в полной прострации.

Его держали дома в течение трех недель, пока он приходил в себя. Тогда на семейном совете было решено: Бирн переберется в коттедж, в Лейк-Виллидж, унаследованный им от старой тетушки, — подальше от пороков большого города.

Теперь, разглядывая его, Маркус понимал: до полного выздоровления еще далеко. Казалось, что одиночество только взрастило в нем демонов боли и страха.

— Зачем тебе все это? — спрашивал его Бирн. — Неужели ты решил разворошить все эти старые дела, чтобы вызвать дамский интерес? Тебе нужна эта пустоголовая блондинка? Этот корсет, набитый тщеславием? Филиппа Беннинг!

— Ты несправедлив, — возразил Маркус. — Нельзя говорить так о леди, которой ты не был даже представлен. — Маркус говорил быстро, боясь, что брат прервет его каким-нибудь издевательским замечанием. — А реальность такова, что Филдстон отказался доверять мне, а эта леди — единственная, кто мне поверил! Черт побери! Все отказываются видеть очевидность угрозы, даже после позора Уитфорда, а она — нет!

— Она использует тебя. А на самом деле — меня! Потому что она думает, что ты — это я. Ей не терпится поразить всех своим балом. Черт побери, Маркус! Почему ты не посоветовался со мной? Разве это только твое дело? — Гнев клокотал в нем как огненная лава.

— Потому что ты не вполне здоров, — спокойно ответил Маркус.

— Чертовски верно, я не здоров. Но я не просил тебя заниматься моей работой! Это моя работа, а не твоя!

— Не моя работа? — взорвался Маркус, опрокинув в порыве гнева маленький столик. — Тогда скажи мне, брат, как я должен был поступить, когда этот захороненный вампир вновь вылез из-под земли? Ничего не предпринимать? Дать ему время добраться до тебя и убить?!

— Возможно, так было бы лучше! — заявил Бирн, поднимаясь.

Маркус оцепенел. Бирн действительно вернулся с войны другим человеком, это и понятно. Но то, что с ним происходило теперь, было уже слишком.

— Я все еще жив, — продолжал между тем Бирн, — и я сам справлюсь с этим… Это мой долг и мое право добить его.

— Но ты не должен заниматься этим один. Вспомни, мы всегда держались вместе!

— Это я прикончил его тогда! — взорвался Бирн, снова опускаясь в кресло. — Я прошел весь долгий путь до этого коттеджа у моря на улице Пуассон. Я один. Да, я шел по наводке, которую дал мне ты. И я застрелил Лорена с расстояния в пять футов из его же оружия. И я забрал оба дуэльных пистолета. И теперь ты заявляешь мне, что он все еще жив?

— Я знаю, это звучит невероятно…

— Этого не может быть. — Бирн снова поднялся — он просто не мог усидеть на месте — и, опираясь на трость, принялся расхаживать по кабинету, насколько позволяло захламленное пространство. — Я знаю, кого я убил. Я говорил с ним, и он ждал меня. И это был Лорен.

«Истинное порождение дьявола на земле», — подумал Маркус.

Война была уже на исходе, с Бонапартом и его сподвижниками было покончено. Кто-то сдался сам, кого-то взяли в плен. На свободе затаился, возможно, один Лорен, кровожадный и циничный. Это был человек без чести, не желавший следовать законам войны, запрещавшим убивать сдававшегося. Он не знал милосердия к врагу, что было дико для просвещенного века. Он дразнил Бирна и Маркуса, обещая сложить трупы Воронов к ногам своего императора. Бирн опередил его, но ушел с незаживающей раной.

Потом брат отыскал брата. Тот лежал без сознания, потеряв много крови, на пустынном берегу. Еще немного, и прилив смыл бы его в пучину моря…

Маркус был уверен, что Лорен мертв, и чувствовал удовлетворение при мысли об этом. Пока Джонни Дикс не доказал ему обратное…

— Я знал, что ты болен. И я хотел уберечь тебя от этого кошмара, — произнес Маркус как можно спокойнее, наблюдая за бешеными шагами своего брата.

— И поэтому ты связался с Филиппой Беннинг? — Голос брата дрожал от негодования. — Ты не Сизый Ворон, а ведь ей нужен именно он, то есть я!

— Это не совсем так, — холодно заметил Маркус.

— Ты уверен? У тебя вид идиота, который мечтает, чтобы его утешили и обласкали, но поверь мне, Филиппа Беннинг не подпустит тебя к своему будуару. Таким несчастным воздыхателям, как ты, вход туда заказан. У нее нет стимула возиться с тобой.

— У нее, — произнес Маркус, — есть некий план. Филиппа Беннинг решила стать моим проводником в высший свет. И она хорошо знает, как этого добиться. Голова у нее отлично соображает. Ты был бы удивлен, если бы тебе пришлось пообщаться с ней. И умоляю тебя, будь поосторожнее в своих высказываниях о Филиппе Беннинг.

Чтобы полностью прояснить свою позицию, Маркус порывисто встал, приблизился к брату почти вплотную и пристально посмотрел ему в глаза. Тот, видимо, понял, насколько серьезно настроен Маркус, потому что в уголках его рта заиграла легкая улыбка и он сказал:

— Если тебе угодно гоняться за этим призраком, изволь. Давай займемся им. Но перестань втягивать Сизого Ворона во всякую светскую чепуху. Шпион, о котором болтают на всех углах, достоин осмеяния. — С этими словами Бирн повернулся к двери. — Я отправляюсь к Грэму и Марии, приятно иногда погостить в родовом гнезде.

— Он оставил свою метку на банкете Уитфорда, — спокойно произнес Маркус.

Бирн задержался у двери.

— Свою метку?

— Да, Лорен умудрился искалечить пару дюжин голубей и засунуть их в пирог Мира высотой в шесть футов, а напоследок выкрал у хозяина свои дуэльные пистолеты.

— Этот старый тюфяк оставил их на видном месте?

— Эти пистолеты — краса и гордость его коллекции, они лежали под стеклом в изящном футляре на бархатном ложе, — сухо пояснил Маркус.

— Черт возьми, меня просто тошнит от этих пистолетов! От всего этого. И что, Филдстон даже после этого проигнорировал тебя? — поморщился Бирн, сильнее припадая на трость.

Маркус обвел мрачным взглядом коробки, доставленные Лесли.

— Как видишь… Бирн глубоко вздохнул.

— Кто следующий поставлен под удар?

— Лорд Гемпшир и его знаменитые бега.

— И твоя миссис Беннинг уже обеспечила тебе доступ туда?

— Еще нет. Ноя жду приглашения. Думаю, ей не составит труда включить в список гостей и тебя.

Бирн молчал, прислонясь к двери и глядя прямо перед собой.

— Тебя не переубедить, — наконец проговорил он. — Ты решил, что это дело рук Лорена, потому что он любил дразнить меня голубем, а не вороном. И по клочку бумаги и капле воска на ней ты определил, что в департаменте засела «крыса» — предатель, но наверняка тебе ничего не известно. Нужно знать, а не вдаваться в пустое фантазирование.

— К сожалению, я вынужден работать с тем, что у меня есть. Одна из угроз уже сработала, не так ли? Угроза, о которой говорилось в том листке, что я раздобыл.

— Отлично, — вздохнул Бирн. — Попробую попасть на эти бега под видом какого-нибудь слуги или наймусь конюхом. На такие мероприятия всегда набирают дополнительный штат.

— Но ты едва держишься на ногах, — заметил Маркус.

— Я буду там, — твердо проговорил Бирн. — Если ты прав, мы докопаемся, кто же зачинщик всего. Но если ты ошибся, я возвращусь в Лейк-Виллидж и больше никогда не суну нос в это дело.

Бирн явно не верил ему. «Он думает, что я сошел с ума, — решил Маркус. — Или даже еще хуже. Он думает, что я хочу воспользоваться его именем и его славой, чтобы добраться до светской львицы».

Трещина между братьями все углублялась.

— Я рад, что ты согласился поддержать меня, — произнес он вслух. — Но тебя никогда не примут в услужение с этой твоей тростью. — Он участливо взглянул на брата. — И не забывай, что ты будешь в лондонском обществе. И там найдутся те, кто может опознать тебя.

— Я уже годами не посещал это общество, — усмехнулся Бирн.

— Так воспользуйся этим шансом. Кто знает? Возможно, это будет самым лучшим твоим перевоплощением, — тоже усмехнулся Маркус.

Бирн мысленно взвесил свои шансы.

— Но я не танцую, — счел нужным предупредить он.

— Я непременно всем сообщу об этом, — пошутил Маркус. — И знаешь, я, пожалуй, отправлюсь к Грэму вместе с тобой. Чтобы Мария не скисла сразу от твоего вида. — Он весело хлопнул Бирна по плечу, но тот остался невозмутим.

— Маркус, если Лорен действительно еще жив, ты дважды не прав, что лезешь в это дело. Да еще втягиваешь и меня, и миссис Беннинг.

 

Глава 17

Фамильное гнездо лорда и леди Гемпшир находилось неподалеку от Уолтемского аббатства в Эссексе, в уютном местечке вдали от лондонской суеты. Конечно, у них был прекрасный дом в столице, необходимый в связи с деятельностью Гемпшира в палате лордов. Но в конце недели он непременно выбирался на природу. Запущенную ферму он превратил в первоклассный конный завод — самый крупный после Ньюмаркета, вершины британского коневодства. Лорд Гемпшир наслаждался своими выходными, собственноручно сгребая сено и присматривая за порядком в конюшнях. Он считал, что должен ко всему приложить свою хозяйскую руку, а иначе его племенной табун может утратить некоторые свои бесценные качества.

Однако после его женитьбы заведенный порядок был нарушен.

Леди Гемпшир была создана для светского общения. Ее супруг был, несомненно, осведомлен об этом ее качестве еще до брака. Но он надеялся, что ее юная неугомонность уляжется после замужества, когда придется заняться детьми.

Но этого не случилось.

Леди Гемпшир любила Лондон, своих друзей и свою жизнь среди них. Однако своего мужа она так же горячо любила, как и он ее. И оба они с трудом переносили семейную разлуку, когда на одинокой подушке в спальне было слышно дыхание только одного из супругов. И поэтому, когда лорд Гемпшир отправлялся в имение в окрестностях Уолтемского аббатства, его жена следовала за ним.

И обычно им составлял компанию кто-то из ближайших друзей леди Гемпшир.

Все начиналось достаточно безобидно. Леди Гемпшир предупреждала своего мужа заранее, что той или иной из ее подруг просто необходимо побыть на лоне природы. У нее бледный вид, меланхолия и все тому подобное. И лорд Гемпшир обычно соглашался со своей женой, тронутый ее заботой о своих ближних. Но к трем часам пополудни, когда их экипаж готов был сорваться с места, за ними выстраивался эскорт сразу из нескольких экипажей. И с каждым разом количество этих экипажей росло. В их доме собиралось все больше друзей, прибывавших, конечно же, со своими слугами.

Такой распорядок наблюдался в течение всего сезона, и лорд Гемпшир решил положить этому конец. Он больше не в силах был выносить, что его уютный дом стал похож на бродячий цирк. Ничто не лежало на привычных местах, а банки с вареньями и желе исчезали с умопомрачительной скоростью. Под угрозой были и его драгоценные конюшни с племенными жеребцами, которых он поставлял на аукцион и для кавалерии его королевского величества. Чуткие лошадки пугались громыхания дюжин колес и шумных гостей. И тогда лорд Гемпшир решил, что если его жена не может обойтись без своих друзей каких-то два дня, пусть остается в Лондоне. А он будет уезжать один!

Но, оказавшись однажды врозь, супруги были вынуждены прийти к компромиссу. В загородном доме установился мир и покой, потому что было решено приглашать гостей только на единственный уик-энд в сезон.

И этот уик-энд превратился в один из самых пышных приемов для верхушки лондонского общества. Бега Гемпширов! Это звучало как нечто совершенно особенное, недостижимое для простого смертного.

Обычный отдых в конце недели стал событием года в силу сплетения двух страстей: лорда Гемпшира к лошадям и его супруги к балам и светскому общению. Это событие включало спорт, азарт и наслаждение.

Лорд Гемпшир выстроил на своих землях просторный павильон для скачек, как в Аскоте, и несколько вилл вдоль дороги, не говоря уже о конюшнях, отвечавших самым новейшим требованиям, с самыми модными приспособлениями.

Гемпшир-Хаус наполнялся гостями с вечера пятницы, хотя сами бега начинались в субботу с первыми лучами солнца. В полдень устраивалась передышка с ленчем, и гости приглашались для участия в разных потешных соревнованиях, как то: скачки на трех ногах с подвязанным копытом, сидя в седле задом наперед, и прочие глупости — на спор, за деньги и просто для увеселения публики.

Для обычных гостей, которые не были заядлыми лошадниками и коннозаводчиками, тоже было предусмотрено немало разных приятных вещей. Сплетни в гостиной за чашкой чаю, крокет и боулинг, ловля рыбы из озера, которое простиралось перед главным зданием из красного кирпича в георгианском стиле. Позади дома имелся даже лабиринт эпохи Стюартов, в котором юные хихикающие девы могли не только затеряться, но и расстаться со своей добродетелью. И они терялись там ежегодно и томились, скучая, пока не находился рыцарь, готовый рискнуть и отправиться на поиски.

В конце субботнего вечера начинался бал с фейерверками, которые взмывали в черное небо из красочных павильонов в китайском стиле, окружавших большую поляну. Еда подавалась вкусная и простая, в сельском стиле, с кухонь окрестных фермеров. Здесь был такой простор для души и тела, какого никогда не почувствуешь на балах в Лондоне. Играли три оркестра, чтобы не было конца ни музыке, ни волшебной ночи. И были сотни укромных мест в доме и под кронами деревьев, где можно было повеселиться приватно, но зная меру. И это было головной болью для Маркуса.

Он и Бирн прибыли в экипаже Грэма. Мария и слушать не хотела, чтобы они отправились верхом, зная о ноющей ране Бирна. Когда они попали в затор из многих экипажей перед домом, солнце уже ушло за горизонт.

— Это безумие, — ворчал Бирн. — Если бы мы переоделись слугами, как я предлагал, мы бы уже давно были там.

— Твоя нога не позволила нам поступить так, — дипломатично заметил Маркус.

— Я вполне способен обойтись без трости несколько дней, — возразил Бирн.

— Да? Чтобы остальную часть жизни уже никогда не расстаться с ней? Ты этого хочешь? Ты, оказывается, больший идиот, чем я думал, — поспешно продолжил он, боясь, что Бирн его прервет. — Да к тому же слишком много людей здесь знают меня.

— Благодаря этой миссис Беннинг, — нахмурился Бирн.

— О, я понимаю, это против твоих шпионских принципов — являться в дом с парадного хода. Но иногда можно надежнее спрятаться в самом открытом месте, это ты тоже должен знать.

Бирн, однако, только больше помрачнел при этих словах.

Но наконец-то ливрейный слуга распахнул дверь их экипажа, и Бирн стал высаживаться, тяжело опираясь на трость и прерывисто дыша.

«Прошел уже год, — отметил про себя Маркус, — пора бы ему поправиться».

Единственный маленький саквояж с одеждой для переодевания, который они привезли с собой, был немедленно подхвачен слугой, и они последовали за ним в назначенные апартаменты. Другой слуга в это время показывал их кучеру дорогу в каретный двор и к конюшням.

— Здесь, должно быть, сотен пять людей, включая штат домашней прислуги, — заметил Бирн.

— Если считать участников скачек с их конюхами и жокеями, а также всех местных, которые сойдутся завтра, я полагаю, что народу наберется до тысячи, — уточнил Маркус, входя в просторный холл.

Гемпшир-Хаус представлял собой очень внушительное строение с мраморными колоннами у входа, ведущего в зал розового мрамора с куполом на уровне второго этажа. Холодную облицовку стен украшала живопись — изображения лошадей, мирно пасущихся или летящих с развевающейся по ветру гривой. «Какое-то лошадиное помешательство», — усмехнулся про себя Маркус.

На парадной лестнице, занятой преимущественно слугами, несущими господский багаж, показалась величественная леди средних лет, широко улыбавшаяся навстречу Маркусу.

— Мистер Уорт! — произнесла леди Гемпшир, ибо это была именно она. Посреди всеобщего хаоса, устроенного ею же, она являла собой образец спокойствия и собранности.

Маркус весьма ловко поклонился ей и сказал:

— Позвольте мне представить вам моего брата Бирна.

— Очень рада встрече с вами, мистер Бирн Уорт, — произнесла она, отмечая про себя его бледный вид. — Я слышала, вы недавно вернулись из Лейк-Виллиджа.

— Да. И мне сразу повезло застать моего брата готовящимся к визиту сюда. Благодарю вас за такой теплый прием при таком коротком времени знакомства.

Обмен любезностями был прерван появлением новых гостей, переключивших на себя внимание хозяйки.

Поднимаясь по лестнице, они чуть не столкнулись с миссис Тоттендейл.

— Вы наверх, Уорт? Наконец-то я тоже могу вернуться в гостиную. Если бы вы только знали, сколько времени я здесь жду! — произнесла добрая леди.

— Ждете нас, мэм? — спросил Бирн холодным и резким тоном.

— О нет, не вас. Девочки отправили меня следить за ним, за тем, кто только что вошел.

Проследив направление ее взгляда, Маркус заметил внизу леди Гемпшир. Она смеялась над какой-то шуткой Бротона, стоящего с ней рядом. Маркус почувствовал, как напряглось все его тело при виде своего соперника, которого еще и ждали с таким нетерпением. Великолепный представитель ярмарки тщеславия, отметил он про себя. Он так стремился увидеть Филиппу, но ей нужен только этот красавец маркиз. Что ж, иногда холодный душ бывает полезен.

— Вы, верно, подумали, что я нечто вроде служанки, раз меня прислали следить за его приездом? — продолжала Тотти, обращаясь к Бирну. — Но это всего лишь дружеский жест с моей стороны.

Маркус был вынужден срочно вмешаться.

— Бирн, это миссис Тоттендейл, компаньонка миссис Беннинг, — мягко пояснил он брату.

— Миссис Тоттендейл, — произнес Бирн, глазами взывая к брату о помощи. — Никто и никогда не позволил бы себе совершить подобную ошибку. — Он учтиво склонился над ее рукой.

— Хм-хм… Наверное, это оттого, что я уже не так молода, — произнесла миссис Тоттендейл, заработав фальшивую улыбку от Бирна.

— Миссис Тоттендейл, — вмешался Маркус, — не могли бы вы передать миссис Беннинг, что мы благополучно прибыли?

— В этом нет необходимости: она видела вашу карету на въезде еще полчаса назад.

Филиппа заметила фамильную карету Уортов на въезде, потому что, уже три часа болтая с леди в гостиной, то и дело обращала свой взор к окну. Из него открывался отличный обзор. Однако ее беспокойство не осталось незамеченным.

— Филиппа, ты просто не в состоянии оторваться от окна, — заметила обиженно Нора, возвращая свою чашку на блюдце. — Маркиз Бротон явится непременно. И уже скоро.

Филиппа собиралась попридержать свой сюрприз. «Пусть себе воображает, что в голове у меня только Бротон», — решила она. По правде говоря, она уже забыла думать о нем.

Остальные леди в комнате оживились, послышались перешептывания, вынудившие Филиппу покраснеть. Ни для кого не было секретом, что на последней неделе Бротон навещал ее каждый вечер. Разумеется, это было только в ее приемные часы и они никогда не оставались наедине. Однако его завидное постоянство было уже на языках у всего общества.

И теперь Нора решила встать на стражу интересов своей старшей подруги. Наклонившись к ее уху, она взволнованно прошептала:

— Я уговорила Тотти последить, когда он приедет, и тут же дать нам знать. Теперь она стоит там, на лестнице… — Подавая Филиппе блюдо с бисквитами, Нора подмигнула: — Леди Джейн и ее папа явятся только завтра утром, Бротон весь вечер будет принадлежать тебе.

Но это известие не произвело на Филиппу ожидаемого эффекта. После его каждодневных визитов она уже готова была уверовать в свою победу, если бы не была осведомлена, что от нее он каждый раз направляется прямиком к леди Джейн. А раз так, игра продолжается. Значит, сегодня вечером он рассчитывает получить заявленные Филиппой авансы: она вела себя с ним достаточно смело.

Но голова Филиппы была занята скорее Маркусом и той угрозой, что нависла над этим гостеприимным домом. Слишком еще свежа была в ее памяти катастрофа в Уитфорд-Мэншн. Она решила отправиться к леди Гемпшир и ознакомиться со списком ее гостей, чтобы отыскать тех, кого можно подозревать. Через окно она уже изучила каждую прибывшую карету и чуть ли не всех, кто высаживался из нее, но не обнаружила пока ни одного незнакомого лица.

Однако ее ожидал сюрприз. Кое-кого она все же проглядела…

Прошел уже час, как Тотти вернулась в гостиную к своему драгоценному крепкому «чаю», объявив всему женскому собранию о приезде маркиза Бротона. Это вызвало некоторое оживление: громкий шепот, переглядывания и даже блеск глаз и румянец ланит. Но леди могли присоединиться к джентльменам только в назначенный час в главной гостиной, и никак не в голубой и не в приемной, не говоря уже о дамском салоне для отдыха.

Был еще только вечер пятницы, и, значит, предстоял спокойный ужин, а затем карты и скромное музыкальное сопровождение.

Филиппа вошла в главную гостиную, как всегда, обратив на себя восхищенные взгляды. Но глаза ее блуждали по сторонам, отыскивая… отнюдь не маркиза, а Маркуса Уорта. И она увидела его, беседующим, но с кем?..

Возможно ли это?

У его собеседника те же черные с синим отливом волосы, та же бледность в лице, и он опирается на трость, которую она отлично запомнила. Это человек из Гайд-парка! Но что он делает здесь, с Маркусом?

— Миссис Беннинг, — сказал Маркус, когда она, не выдержав, первая подплыла к ним в своем пышном платье. — Позвольте представить вам моего брата Бирна.

Холод пробежал по ее спине.

— Ваш… брат?

— Именно так, — вмешался Бирн. — Мне не терпится поблагодарить вас за приглашение. — Он резко поклонился, опираясь на свою трость.

— Не стоит благодарности. Когда я хлопотала о втором приглашении, то полагала, что речь идет о Грэме. Я думала, что он заинтересовался скачками и будет со своей супругой Марией. Но я приятно удивлена… Хотя Маркус не предупредил меня…

— Бирн — мой второй брат, мэм. Он…

— …был в парке в то утро, — закончила Филиппа.

— Вы должны извинить его за то, что он тогда не представился. Он только что приехал из Лейк-Виллиджа. И он… он…

— …никак не ожидал увидеть своего брата с вами в тот день, — кратко сформулировал Бирн, блуждая взглядом по комнате, как будто у него было здесь более важное дело, чем разговор с ней.

Филиппа ощутила резкое неудовольствие. Что он хотел этим сказать? Что она недостойна внимания Маркуса? Или наоборот? Ей казалось, что в его поведении есть нечто оскорбительное. Но тут последовало официальное приглашение к ужину, и, поскольку маркиза Бротона не оказалось поблизости, она позволила Маркусу сопровождать себя. Его странный братец плелся позади них, предоставленный самому себе.

— Маркус, — прошептала Филиппа, улучив момент, — я проследила за приездом всех гостей и не заметила никого подозрительного. Хотя, конечно, мне неизвестно, что там творится под лестницей и в кухне. — Слегка помедлив, она сочла удобным невесомо опереться на его руку. — Этот дом… он такой просторный, здесь столько мест, в которых можно скрываться… И потом, эти конюшни, охотничий домик, двор, не говоря уже о лабиринте!

— Ночью, когда все уснут, мы с Бирном обшарим здесь все. Думаю, до утра ничего не произойдет.

Филиппе показалось, что Бирн очень слаб и вряд ли может быть полезен, но она дипломатично промолчала.

— Завтра — главный день, — продолжил Маркус, склоняясь к ее уху. — Неприятностей можно ожидать утром на скачках или вечером на балу, когда все расслабятся, включая охрану. — Его дыхание вздымало нежные завитки на ее шее, и это начинало волновать ее.

Оглянувшись назад, Филиппа поймала на себе настороженный взгляд Бирна.

— Маркус, — вздохнула она, чувствуя удары своего сердца, — этот твой брат Бирн… ему можно доверять?

— Само собой, — немедленно отреагировал Маркус с легкой обидой в голосе.

— Я хотела спросить… — Она понизила голос до едва различимого шепота. — Ему известно о Сизом Вороне?

Маркус поймал на мгновение ее взгляд.

— Да, — решительно ответил он. — Пожалуй, он единственный из всех, кто знает о нем все.

* * *

Ужин за хорошим столом — прекрасное занятие для тех, кому не надо беспокоиться о том, чей трехлетний рысак придет первым или какая попона будет лучше играть под лучами солнца. Но для этих троих, прибывших в качестве зрителей, общий ужин превратился в медленную пытку. Филиппа, впрочем, давно привыкла скрывать свои чувства в обществе. Вышло так, что ее место было как раз напротив маркиза Бротона. Место, которое она бы не выбрала. Но маркиз удосужился явиться только к первой перемене блюд. Его опоздание сыграло с ней злую шутку. Она невольно залюбовалась им: так грациозно он усаживался в свое кресло, улыбаясь гостям и устремив на нее взор, полный томления. Невольная улыбка появилась на ее лице, хотя она и думала совсем о других вещах. Сделав над собой усилие, она оторвала взгляд от маркиза и принялась изучать других гостей за столом.

Миссис Херстон, снова с этим тюрбаном, и ее сынок Томас Херстон, разумеется, вне подозрения. Мировая политика — не их дело. Затем лорд и леди Овертон, которые, кажется, прожили пару лет в Греции. Можно ли зачислить их в разряд симпатизирующих неприятелю?

Далее Куэйлы, Финчи, лорд и леди Хаффингтон с их другом сэром Кроули, лорд Стерлинг с Пенни, а рядом семейство Даннингем, затем Кловеры… Никого из них нельзя заподозрить.

К несчастью, Маркус оказался так далеко от нее, что она не могла делиться с ним своими соображениями. Такая досада! Ее внутренний разлад был тут же замечен.

— Миссис Беннинг, — прошептал Бротон через стол, — с вами все в порядке?

— Хм… О, разумеется, сэр. А что это за модный узел на вашем шейном платке? Как он называется? Из какого журнала вы его позаимствовали?

— Ах, вас интересует это? — Бротон лениво прикоснулся к переплетениям, которые на первый взгляд выглядели случайными, но являлись воплощением сложного художественного замысла. — Да, это называется «Голубиное перо». Разве эти изгибы не напоминают вам нежные волнистые перышки на голубиных шейках? Я сам автор этого шедевра.

— Вы весьма искусны, — улыбнулась Филиппа. — Но что, если бы ваш шейный платок был не белым, а голубым, оранжевым или… черным? Как бы вы повязали его тогда?

Он улыбнулся, открыто глядя ей в глаза:

— Возможно, точно так же. Но я бы сменил название. Например, голубая или золотая птичка… А если черный…

Она насмешливо поморщилась, давая ему понять, что это не более чем шутка. Но он упрямо продолжал:

— Черным я бы назвал ворона.

— О нет! — вмешалась Нора, сидевшая через два места. — Назовите ваш узел Ворон — так будет гораздо романтичнее.

Маркиз выстрелил в ее сторону улыбкой.

— Будь по-вашему, мисс Де Реджис. Ворон так Ворон. Но имейте в виду, я уже запатентовал свое изобретение под названием «Никто не узнает секрет Ворона». Такой узел не повторить никому.

Филиппа беспомощно уставилась в сторону Маркуса, как бы призывая обратить его внимание на этот разговор, но тот смотрел в свою тарелку. «Никто до моего бала Беннинг», — ощутив внезапный прилив отваги, сказала себе она. Это будет блестящий момент, с которым она войдет в историю. Стоит ли обращать внимание на какие-то случайные слова? Только Филиппа Беннинг сможет явить обществу главного шпиона Англии!

На лице ее отражалась буря эмоций, пока она не заметила, что Маркус предостерегающе подмигивает. Филиппа немедленно приклеила фальшивую улыбку на свои уста. Не хватало еще, чтобы окружающие заметили ее замешательство. Нет, она будет вести себя как обычно и потому вновь обратила свое внимание на маркиза.

Покинув обеденный зал, дамы и господа вновь разделились на две половины. Дамы отправились в главную гостиную, где Филиппа погрузилась в раздумье. Маркиз явно искал момент, чтобы перемолвиться с ней. За ужином он посылал ей пылкие взгляды и комплименты и всячески направлял разговор в ее сторону. Выходя из столовой, она чувствовала его жадный взгляд, прикованный в своей фигуре, и словно видела его охотничий оскал. Нет, ее почти не влекло к нему, ее скорее угнетала необходимость объяснения с ним. Если Маркус и Бирн отправятся обследовать дом и окрестности, она ни за что не позволит им уйти одним. Значит, нужен какой-то предлог, чтобы удалиться пораньше в свою комнату. Легкое недомогание — так проще всего развязаться с Бротоном, тем более что за ужином он сам отметил в ней некое беспокойство.

— Дорогая, с тобой все в порядке? — спросила Тотти, участливо глядя на нее поверх очков.

В гостиной между тем уже вовсю шли вокальные упражнения под фортепьяно мисс дебютанток. Это занятие предложила хозяйка дома леди Гемпшир в ожидании джентльменов, которые расслаблялись пока на своей половине. Тотти пришлось повысить голос, чтобы ее услышали.

— Ах, Тотти, боюсь, у меня начинается мигрень, — ответила Филиппа.

— Боже, я ничего не могу разобрать из-за этого кошачьего визга! — произнесла Тотти и была, к несчастью, услышана мисс Луизой Даннингем и мисс Пенни, которые были источниками этих звуков.

Какофония немедленно оборвалась. Филиппа заметила легкое подмигивание Норы в сторону двух мисс, застывших в неловком молчании.

Послав Норе неодобрительный взгляд, Филиппа произнесла во всеуслышание:

— Я этого не нахожу. По-моему, это был превосходный вокализ, весьма целительный для души. Но боюсь, что ранний подъем и дорога выбили меня из колеи, мне нужно отдохнуть. Прошу прощения, но я вынуждена откланяться.

Луиза и Пенни, вздохнув с облегчением, вернулись к своей музыке. А Филиппа, сопровождаемая Норой и Тотти, удалилась из комнаты.

— Филиппа, как ты могла?! — воскликнула Нора, когда они оказались в холле. — Ты же сама говорила, что нет ничего более скучного, чем вокализы под фортепьяно мисс дебютанток.

— Совершенно верно, Нора, — спокойно ответила Филиппа. — Но надо отдать должное мисс Луизе Даннингем — у нее формируется очень недурное сопрано.

— Ну и пусть… — проворчала Нора, признавая отчасти правоту Филиппы, но явно не желая восхищаться пением Луизы.

— Если у человека есть хоть крупица таланта, не стоит расхолаживать его, не так ли, Тотти? — спросила Филиппа, обернувшись к своей опешившей компаньонке.

— Я… я полагаю, это правильно, — смиренно согласилась Тотти.

— Если тебе так приятен ее голос, то почему же ты уходишь? — закапризничала Нора. — Ты ляжешь спать, а я должна сидеть там одна и слушать ее?

— Нора, никто из сидящих в гостиной не может превзойти тебя в твоей красоте и талантах, — произнесла Филиппа с ноткой нетерпения в голосе. — Луизе Даннингем потребуется все ее умение, чтобы поймать на крючок будущего мужа.

Нору, казалось, удовлетворило подобное объяснение и особенно комплименты в ее адрес, и к ней вернулось хорошее настроение.

— О, раз так, я готова выдерживать Луизу и Пенни еще хоть целый час или около того!

— Превосходно. А теперь, прежде чем ты вернешься к леди Де Реджис, своей мамочке, я хочу попросить тебя развлечь Бротона сегодня вечером. Он, вероятно, будет очень разочарован моим исчезновением.

Нора посмотрела на нее с хитрой усмешкой:

— Филиппа, ты всерьез думаешь, что маркиз останется внизу и будет слушать мяуканье Луизы и Пенни, если он знает, что наверху его поджидаешь ты?

Филиппа моргнула от растерянности.

— Я его… поджидаю? Нет, Нора, я не…

Но та заставила ее замолчать, понимающе подмигнув и покачав изящно причесанной в новогреческом стиле головкой.

— О, Филиппа! Все отлично понимают, что твоя мигрень — это лишь предлог. Я готова поставить шиллинг, что не пройдет и десяти минут, как маркиз постучится в твою дверь. — С этими словами Нора отвернулась и скользнула в гостиную, хихикнув за дверью.

Филиппа поняла, что отговорка с мигренью только усугубила ее положение.

Маркус был далеко не из числа любителей разговоров в мужской компании после ужина. Здесь редко можно было услышать что-нибудь дельное. Тема бизнеса еще не вошла в моду, зато пошлости было предостаточно. Порядочный джентльмен, имея досуг, вряд ли пропустит клубный вечер, игровой зал, боксерский матч, атлетические состязания, пивную или дебаты в парламенте. Во всех этих местах можно отлично посмеяться над смачными остротами. И, освобождаясь от дамского общества, джентльмены опускаются как бы на пару ступенек ниже.

Порой они раскрепощаются слишком. Как этот осанистый и цветущий господин Станден с дальнего конца стола. «Если хорошенькая юбчонка не встрепыхнется при виде меня, у меня даже не пошевелится… Но для правильных юбок на моих часах всегда шестерка», — поведал он компании. Этот его каламбур был встречен дружным хохотом большинства джентльменов. Но были и такие, кто поморщился.

Маркус с досадой отметил, что его брат Бирн последовал за группой большинства. К тому же он слишком налегал на спиртное.

— Тебе не кажется, что уже достаточно? — прошептал он ему на ухо.

Бирн, не слушая, уткнулся носом в портвейн.

— На этот раз Мисти придет первой, ставлю пять против одного, — вполголоса сообщил лорд Гемпшир Стерлингу. — Она самая лучшая в первой тройке. Никогда не видел такой могучей и ретивой кобылки. Во время войны ее племя пришлось бы кстати для королевской кавалерии. Но от нее еще нет потомства, она слишком молода. Маркус решил прислушаться к их беседе.

— А что скажешь о Славной Леди? Разрази меня гром, если она не обгонит Мисти!

Маркус знал, что лорд Гемпшир помешан на лошадях. Благодаря его страсти здесь и гостит сегодня все великосветское общество. Но за все время службы в Уайтхолле он никогда не слышал об интересах лорда Стерлинга в этой области.

— Бирн, — прошептал он на ухо брату, — лорд Стерлинг ведь не является участником заезда?

— Н-нет, не знаю, я вообще ни о ком ничего не знаю. У меня ноль информации.

Разумеется, так. После войны на континенте, во Франции и Испании, и года поправки, проведенного в Лейк-Виллидже, он с трудом вникал в тонкости светской жизни. Придется обратиться к Филиппе, она, конечно, должна знать. И не успела мысль о ней вспыхнуть в его голове, как светская беседа сделала крутой вираж от лошадей к дамам.

— А я знаю другую славную леди, которая даст фору всем остальным, — произнес Томас Херстон. — Весьма рискованная особа.

Молодые щеголи загоготали, похлопывая по спине маркиза Бротона. Тот развязно подмигнул, поднимая руку и призывая к спокойствию:

— Я джентльмен и, значит, должен хранить в тайне мои победы.

Однако вся его поза и выражение глаз явно приглашали позубоскалить на эту тему. Его подпевалы стали всячески поощрять его:

— Давай, Бротон, поделись! Или ты топчешься впустую? Тогда мы пожалеем тебя.

— Я слышал, она плотно сдвинула свои ноги с той поры, как их откинул ее муженек.

— Поднажми на нее, славный Бротон! Она уже несколько недель играет с тобой в «горячо-холодно».

Маркус почел за благо не горячиться. Все молодые идиоты готовы до бесконечности обсуждать дам.

— Эта блондинка холоднее Темзы зимой! Не ныряй в Темзу, славный Бротон.

Лорд Гемпшир открывал рот, пытаясь призвать крикунов к порядку. Он был потрясен тем, какое направление приняла беседа за его столом. Стерлинг открывал рот только чтобы похохотать. Маркус еле сдерживался, уговаривая себя быть спокойным. Наклонившись к брату, он прошептал:

— Бирн, одолжи мне тот флакон, который ты прячешь во внутреннем кармане.

Бирн впервые за этот вечер взглянул на него в упор.

— Откуда тебе известно про флакон?

— Просто известно, и все. Сколько капель ты принимаешь, чтобы заснуть?

— Две или три. Иногда четыре.

— Отлично, я хочу попробовать.

Между тем гиканье и гогот продолжались, так что даже маркиз Бротон пришел к мысли, что пора положить конец этому безобразию. Он поднял руку, показывая, что хочет говорить.

— Давайте покончим с этим, джентльмены! Вы не услышите от меня ничего такого… никаких вольностей. Могу сказать вам только одно: «Волочитесь за вдовушками, господа!»

Новый взрыв гиканья и хохота сотряс стены респектабельного дома. Юные денди хлопали друг друга по спине и плечам, безудержно предаваясь веселью.

— Тогда один тост, джентльмены! — воскликнул Маркус, вставая и поднимая в воздух свой бокал. Глаза его не отрывались от лица Бротона.

— За прекрасных вдовушек, джентльмены! — воскликнул Маркус.

Он знал, что с этого момента Бротон будет смотреть на него по-другому. Не как на третьего сына барона, не имеющего титула, но как на нового фаворита Филиппы Беннинг и своего соперника в притязаниях на ее внимание и привязанность.

Маркус видел, как прояснились его глаза, пьяно блуждавшие до этого момента. Его подпевалы, видя, что он странно притих, ожидали его реакции. Скулы маркиза заострились, гибельная улыбка, сводившая с ума стольких леди, заиграла на его устах. Он встал — великолепный, уверенный и развязный — и поднял свой бокал так же высоко, как Маркус.

— За прекрасных вдовушек! — повторил маркиз, осушая свой бокал.

 

Глава 18

— Это всего лишь я, не смотрите на меня с таким разочарованным видом. — Маркус Уорт старательно кивал Филиппе из-за полуотворенной двери ее спальни.

У Филиппы вырвался болезненный стон: ну каково это, когда тебя извлекают из полусонной дремы в три часа утра? Она легла в десять, надеясь, что Тотти сможет как-нибудь выпроводить подгулявшего Бротона с его любовными притязаниями. Но в ее дверь постучал Маркус. Что же случилось с Бротоном? Почему он изменил своим планам поволочиться за ней? Возможно, она слишком явно проявила свое безразличие к продолжению их игры? Она измучилась, пытаясь заснуть, боялась, что ее разбудит маркиз и придется с ним объясняться, но Маркус…

— Могу я войти? — Маркус улыбался, его голос был спокойным, но она понимала: он боится, что кто-нибудь заметит его в коридоре. В руке его был зажженный огарок свечи, который он прикрывал ладонью, чтобы не привлечь внимание.

— Нет, — отвечала она, хмурясь. — Тотти заснула на кушетке в моей комнате.

— Мне нужно поговорить с вами. Может, найдется другая комната?

— Я как-то говорила вам, что Тотти не разбудит и гром пушек, но на всякий случай пройдем в ее комнату.

Выскользнув в коридор, Филиппа втащила его в следующую дверь. Пошарив на полочке сбоку, нашла коническую свечу и наклонила ее к горящему огарку в его руке, чувствуя при этом, что стоит в своем ночном наряде несколько ближе к Маркусу, чем это позволяют приличия. Да и весь ночной визит выходит за рамки…

Когда свеча разгорелась, ситуация стала казаться более обыденной и неловкость исчезла. Но она тут же вспомнила, что у нее заспанный вид и отсутствует прическа.

— Ваши волосы… — произнес Маркус, глядя на нее с упоением. Осмелев, он потянул за ленту, и тяжелая волна упала ей на спину и плечи. — Вы должны носить их так всегда.

— Оставьте в покое мои волосы. Я спала. Что вы от меня хотели?

— Нет, вы не спали, — возразил он. — Вы поднялись через три секунды после моего стука. Вы меня ждали?

— Нет, — холодно ответила она.

— Значит, кого-то еще? — спросил он, нервно подергивая бровью.

Наступило молчание. У нее пересохло в горле.

— О, разумеется, нет. Если бы я ждала кого-то, разве я позволила бы себе быть одетой вот так?

Филиппа слегка подрагивала в своем белом одеянии из простого хлопка, скрывавшем все выпуклости и изгибы ее прекрасной фигуры. Вырез был высоким, но широковатым и, съезжая, как бы ненароком, обнажал обольстительное плечо. Но отсутствие кружев и вышивки не позволяло заподозрить, что она оделась так для какого-то гостя.

Маркус не мог не любоваться ею, он отводил от нее свой пылкий взор, но его глаза снова устремлялись к ней. Она чувствовала все возрастающую неловкость.

— Маркус, — произнесла Филиппа, нарушая его мечтательное состояние. — Сейчас середина ночи, что вам нужно от меня?

Вопрос повис в воздухе, и на несколько секунд взгляды их встретились. И в этот момент она забыла свою усталость и раздражение, забыла, что одета неподобающим образом. Будто какая-то нить протянулась от него к ней. Они ощущали биение своих сердец и жар в крови, и этот жар отразился в их глазах. Но только на какой-то миг.

— Я хотел, чтобы вы… Вы помните наши упражнения в парке?

Напряжение оставило ее, атмосфера в комнате разрядилась. Конечно, она помнила. Но неужели он пришел к ней в три часа ночи только за этим? Вероятно, так. За исключением одного эпизода в его домашней библиотеке, закончившегося пощечиной, он не выказывал желания приударить за ней. Она для него всего лишь пропуск в высший свет, и не более. Так ей, во всяком случае, казалось. Отсутствие интереса с его стороны, пренебрежение, которое выказал Бротон, не явившись к ней ночью, заставили ее задуматься. Возможно, она уже не так хороша, как раньше? Это начинало тревожить ее.

— Упражнения на запоминание всякой чепухи? Нет, я не помню, — ответила она.

Он смотрел на нее с укоризненной улыбкой.

— Ну и что такое с этими упражнениями, Маркус? Почему вы о них вспомнили? — снизошла все-таки она.

От него не укрылось, что она в самом деле чем-то расстроена. Подхватив шаль, брошенную на спинку кресла, стоящего перед потухшим камином, он укутал плечи Филиппы и усадил ее.

— Простите меня, теперь я вижу, что вы действительно чем-то озабочены… Я буду краток. — Взяв стул от письменного стола, он сел напротив. — Я пытался осмотреть этот дом, но он слишком большой. Здесь есть тысячи мест, где может скрываться преступник, разрабатывая свои злодейские планы.

— Вы подразумеваете Лорена?

— Я хочу, чтобы ваши прекрасные глаза следили за всеми в этом доме. И если они обнаружат незнакомца, сразу дайте мне знать. Вы должны заняться этим с самого утра, потому что чужака надо вычислить до наступления вечерних празднеств.

«Ничего себе задача!» — подумала Филиппа, чувствуя комок в горле.

— Я… я не уверена. Это вы, мистер, профессиональный шпион. А я могу и пропустить кого-нибудь.

Он улыбнулся:

— Ваша память работает как капкан, когда вам этого хочется.

— А не могли бы мы… попросить о помощи еще и вашего брата? Вы говорили, что он знает о вас все.

Маркус несколько секунд смотрел на нее искоса, словно ожидая подвоха. Брови его сошлись на переносице.

— Разумеется, брат будет помогать нам. Но я не стал бы слишком на него рассчитывать, — ответил он.

— Из-за его… ноги? — спросила Филиппа, сомневаясь в глубине души, что это связано только с его физическим недомоганием»

Но Маркус ухватился за ее слова как за соломинку.

— Да-да, из-за этого. Свою рану он получил на континенте, помогая Сизому Ворону. И она с трудом поддается лечению.

— Простите, я не хотела проявлять излишнее любопытство.

— Но вы его проявили… — мягко улыбнулся Маркус, как бы приглашая продолжать разговор.

— Ваш брат Бирн, он выглядит как…

— Как оживший мертвец, вы хотели сказать? — усмехнулся Маркус, вспомнив, сколько спиртного влил в себя Бирн в гостиной для джентльменов.

— Что вы сказали? Н-нет, но он явно нездоров. Лучше оставить его в покое, он должен больше отдыхать. Врач давно осматривал его?

У Маркуса вырвался резкий хохоток.

— О, разумеется! Его пересмотрело столько докторов… Но он отказывается думать о себе. Я бы предпочел, чтобы он оставался в Лейк-Виллидже… Но, к сожалению, я не могу ни остановить, ни защитить его. — Он поник головой, и Филиппа впервые заметила, что он тоже смертельно устал.

Она протянула руку и с нежностью прикоснулась к его волосам. Это был жест успокоения и поддержки. И он склонился над ее рукой, принимая предложенную ему ласку, цепляясь за нее… Он склонился к ней, и их глаза оказались совсем рядом.

И опять… этот жар в крови. Она ощутила его дыхание на своей щеке и бессознательно провела языком по пересохшим губам. И тут же увидела его глаза, потемневшие от желания.

Если бы он пошел дальше, она не смогла бы остановить его. Но он удержался от следующего шага. Отпрянув назад и глядя на нее, застывшую в изнеможении, он произнес низким, хриплым голосом:

— Филиппа, я…

— Да? — сказала она, ожидая продолжения.

— Я хотел спросить вас о вашем муже.

— Моем муже? — Теперь отпрянула она — волшебный мир вокруг них разбился на мелкие осколки.

— Я понимаю, вы храните преданность его памяти…

— Маркус, умоляю, не задавайте мне вопросов о моем муже! — вскричала она, мгновенно ощутив пустоту внутри.

— Да, но если вы так преданы ему, если вас так волнует одно упоминание о нем, то почему… Бротон?

Филиппа смотрела на него так, словно он резал ее по живому.

— Зачем вы впустили его в свою жизнь? Разве он и ваш муж чем-то похожи?

Филиппа откинулась на спинку кресла, словно ледяная стена вдруг выросла между ними. Взгляд ее стал ледяным. Как он смеет?! Кто дал ему право лезть в ее жизнь? В эту часть ее жизни? И, подумать только, всего минуту назад она готова была сдаться ему…

— Маркус, — повторила она холодно, — не задавайте мне вопросов о моем муже.

Не выдержав ее взгляда, он кивнул и опустил голову.

— Идемте, — сказал он, вставая. — Вы должны быть в вашей постели, а я — в своей.

«Они слишком разные, — он это хотел сказать?» — думала она, покорно плетясь за ним.

Но наступило утро — чарующее, солнечное и чистое летнее утро. И даже те, кто в своей повседневной жизни и думать не думал о прелестях восходов и закатов, радовались теперь краскам природы.

Павильон для скачек был построен на широкую ногу. Немало коннозаводчиков в Англии имели собственные треки, и чуть ли не все они собрались здесь. Конструкции были выполнены из белого дуба. Лорд Гемпшир предусмотрел отдельные боксы для знати и высокие ряды скамеек для окрестных фермеров, чтобы они могли наслаждаться зрелищем и делать ставки на свое пенни наравне с джентльменами, ставившими фунты. Леди Гемпшир устроила в боксах небольшие камины, чтобы они не чувствовали холода раннего утра, а также мягкие кушеточки для домашних любимцев, и даже колокольчики, чтобы потребовать исполнения любой своей прихоти от ожидавших снаружи лакеев.

Первый заезд был открыт в девять утра, и слуги сервировали горячий завтрак в комфортабельных боксах для тех, кто не ночевал в доме, а прибыл только к самому началу состязания.

К часу пополудни, когда на состязание вышли трехлетки, уже собрался весь лондонский свет. Скачки становились особенно увлекательными, когда джентльмены подогревали себя спиртным. Лорд Гемпшир приказал вывести из конюшен своих самых чистокровных призеров. Соседи Бирна и Маркуса справа обсуждали прямые и боковые линии пламенного табуна лорда Гемпшира, соседи слева — ставки в этой игре и грязные манипуляции в погоне за выигрышем. Но братья мало интересовались скачками, хотя и вышли из своего бокса и стояли теперь среди взволнованной толпы. День выдался теплым, и мужчины освобождались от своих сюртуков и камзолов. Маркус тоже разоблачился, но Бирн продолжал кутаться в свой плащ.

— Эта в первой тройке — прекрасный образец чистой породы, — сказал Бирн, пряча лицо в воротник от слепящего солнца. — Но я бы не поставил на нее слишком много.

Маркус решил направить беседу в более важное русло.

— Здесь где-то должен быть лорд Филдстон, он уже прибыл. И лорд Уитфорд, он тоже здесь, несчастный хозяин злополучного банкета, если ты помнишь. А Стерлинг здесь со вчерашнего вечера. Я проследил за ним — он не выходил ночью из своей комнаты.

— Как ты можешь быть уверен? Ты что, простоял всю ночь под его дверью?

— Я положил несколько волосков на его порог. Если бы он открывал дверь, они бы слетели. В шесть утра они были еще на месте, я проверял. Ты сам научил меня этому простейшему трюку.

— А где ты сам шлялся ночью? — спросил Бирн. — Я даже не слышал, когда ты вернулся.

Чтобы облегчить хозяевам процесс размещения гостей, Бирн согласился переселиться к Маркусу, заслужив этим их бесконечную признательность.

— Вероятно, ты провел ночь в апартаментах миссис Беннинг? — продолжал он с ехидной улыбкой. — Всем известно, что ее великолепный маркиз предоставил ее самой себе в эту ночь.

Эта тема стала главным источником сплетен и господ, и прислуги. Филиппа, сославшись на мигрень, удалилась очень рано. Маркиз, не найдя ее в главной гостиной, вскоре тоже удалился. Все тут же решили, что он направился к ней. Но прислуга миссис Беннинг доложила интересовавшимся, что он у нее не появлялся. Общество встало перед неразрешимой загадкой, когда выяснилось, что маркиз провел эту ночь совсем один и превосходно выспался.

— Я рыскал по дому и по саду, — ответил Маркус.

— И что же ты нашел? — усмехнулся Бирн.

— Ничего. Слишком большое пространство, чтобы справиться одному.

— А тебе не кажется, что у тебя есть я? Ты, случайно, не забыл, зачем я здесь нахожусь?

— И это ты говоришь мне? По-моему, это ты забыл, чем мы должны были заняться после ужина. На что ты годился, ответь, после стольких возлияний?

— У меня опять ныла нога, — пожаловался сконфуженный Бирн.

— И ты решил, что портвейн для нее — лучшее лекарство?

— По крайней мере мне удалось соснуть. И я считаю, что провел время с большей пользой, чем ты. У тебя совсем разбитый вид, потому что ночью ты, похоже, пробовал домогаться миссис Беннинг, чтобы позлить ее постоянного фаворита — маркиза.

— Черт побери, Бирн! — Маркус сплюнул, шокировав этим не только своего брата, но и джентльменов поблизости. — Я всегда думал, что ты тот человек, который доверяет мне. — Заметив обращенные на них взгляды, он понизил голос до свистящего шепота. — Я полагал, что уж ты-то проникся всей серьезностью положения.

Бирн холодно поджал губы, на лице его застыло безразличное выражение.

— Неужели ты не чувствуешь? — продолжал Маркус. — Здесь действует какой-то невидимка. Этот невидимка — Лорен! Не знаю, что он замышляет, но уж точно не вечер с чаем и картами.

Маркус знал, что у Бирна есть нюх. Если в краю озер его инстинкты и притупились, то теперь смесь алкоголя и лауданума должна была их обострить. Им нужно уловить нечто такое, что кажется обыденным для большинства глаз. Маркус не рассчитывал узреть среди толпы завернутого в черный плащ типа с клыками вампира. Но кто-то может часто оглядываться, кого-то высматривать… Важна любая деталь, будь то хоть бочонок с водой, выдвинутый из общего ряда.

— Если я и предчувствую что-то, — произнес Бирн, — я не могу доверять самому себе, не могу проигрывать всю эту ситуацию всерьез, потому что ты сам ведешь себя как беспечный мальчишка! Как будто угрозы уже нет…

— Я веду себя как мальчишка? Да как ты смеешь?!

— Смею. Я наблюдал за тобой вчера. Ты не отрывал глаз от нее…

Маркус сразу притих.

— Филиппа… Ты ничего не понял. Она должна…

— Ты свихнулся на ней. Ты дразнил ее любовника, предлагая дурацкие тосты. Ты продемонстрировал свой интерес к ней не только этому фату, но всем! Я было поверил, что она действительно нужна тебе для осуществления твоих планов. Но ты не можешь идти по следу такого серьезного противника, как Лорен, попутно развлекаясь с прекрасной леди, разогревая ее сказками о шпионах. Ты используешь обстоятельства, чтобы забраться в постель Филиппы Беннинг.

— Ничего подобного. Я и не думал об этом!

— Нет? Ты утверждаешь, что не виделся с ней минувшей ночью?

И Маркус не мог этого отрицать. Он вынужден был признать про себя, что они вели разговор не о погоде, как, впрочем, и не о месье Лорене. У Филиппы Беннинг была отличная память. Все обидные поговорки про женскую логику были не про нее. Но в эту ночь она поддалась своей женской природе, она тянулась к нему, ее губы готовы были раскрыться… Если бы не этот его дурацкий вопрос про мужа и Бротона!..

— Виделся, но ничего не произошло. Абсолютно ничего, — вздохнул Маркус, признав свое поражение.

Бирн сочувственно похлопал его по плечу.

— Тебе надо выспаться, — сказал он. — Я буду следить за Стерлингом, за Филдстоном, Кроули и кто там еще.

Взглянув ему в глаза, Маркус заметил в них прежнюю решимость и устремленность к цели.

— Я не разочарую тебя, — сказал Бирн серьезно. — Обещаю.

Филиппа, с комфортом расположившаяся в глубине своего бокса, увидела в бинокль Маркуса, покидающего павильон для скачек. Компанию ей составляли Нора, Пенни Стерлинг и Битей. Все гости уже высыпали наружу, включая и саму устроительницу празднеств леди Гемпшир. Это был ее знаменитый день, и она охотно принимала дань признательности от своих гостей. Здесь был простор для встреч и общения…

Однако Филиппой овладела непонятная нервозность. Она теребила кружевной платок, мучаясь необходимостью развлекать Пенни Стерлинг, к сильному неудовольствию Норы, с усмешкой следившей за ними. Пенни еще многому надо было учиться, и в отсутствие матери ее тянуло к Филиппе, хотя та и была старше ее всего на четыре года.

— Вчера сэр Риджуэй танцевал со мной и попросил также и следующий танец, но папа сказал, что я должна обещать его мистеру Кроули, — поведала она. — Но сэр Риджуэй нравится мне намного больше. Как я должна была поступить, на ваш взгляд? — Пенни смотрела на нее с надеждой.

— Скажи, дорогая, что ты думаешь о мистере Кроули? — спросила Филиппа.

— Совсем ничего. Он работает с моим отцом и часто бывает у нас. Но он далеко не так хорош, как сэр Риджуэй.

— Конечно, сэр Риджуэй — весьма общительный и изысканный джентльмен, — согласилась Филиппа. — Ты можешь осчастливить его двумя танцами, но при условии, что дважды станцуешь и с мистером Кроули. Мы не должны показывать мужчинам, что они могут так быстро обрести преимущество в наших глазах.

— Конечно, нет! — порывисто воскликнула Пенни. — Но… но почему?

— Потому что они решат, что ты можешь сдаться без всяких ухаживаний.

— О! — Пенни несколько сконфузилась. — Но папа говорит, что если я дам понять, что влюблена, то так я быстрее выйду замуж.

— Быстрее? — ужаснулась Филиппа. «Как он может торопить ее, когда она не имеет еще ни малейшего представления о взрослой жизни?! Ее отец — единственный источник сведений о поведении мужчин в браке».

— Да, папа говорит, что на следующий сезон он не сможет вывозить меня в свет. Это чересчур утомительно.

«И дорого, — подумала Филиппа. — Судя по нарядам Пенни, с доходами в их доме не совсем благополучно».

— Лучший способ привлечь мужчин — это одеваться как можно выигрышнее, чтобы подчеркнуть преимущества своего лица и фигуры, — произнесла Филиппа и услышала за спиной сдавленное фырканье Норы, которая привыкла осуждать туалеты Пенни.

— Полностью с вами согласна, — подхватила Пенни. — Я изучала журналы для леди месяцами, готовясь к дебюту. Этот фасон моего платья я выбрала сама. Что вы о нем думаете? — Она взмахнула своим подолом из тусклого, красновато-коричневого твида.

Возможно, беда не столько в стесненных средствах, сколько в бедном вкусе самой Пенни, подумала Филиппа. Впрочем, любая семнадцатилетняя дебютантка мало что смыслила в женском гардеробе. А тут еще отсутствие материнского глаза и солдафон папа. Не зная, что сказать, она промычала нечто невразумительное. Но тут подошла миссис Даннингем с дочерью Луизой. К счастью, они увели Пенни с собой. Теперь она могла устроиться более удобно на мягких подушках, но нервозность не отпускала ее.

— Филиппа, детка, ты искромсаешь платок в клочья! Что с тобой? — воскликнула Тотти, продолжая следить одним глазом за состязанием.

Филиппа наконец поднялась и встала рядом с Тотти у входа в бокс. Нора присоединилась к ним.

— У нее есть причина переживать, это ни для кого не секрет, — процедила она сквозь зубы. — Любая на ее месте вела бы себя так же.

— Хм… что такое? — вскинулась Филиппа, переставая терзать комок кружев. — О чем ты, Нора? Что могло выбить меня из равновесия?

— Ожидание, разумеется, — прошептала Нора, чтобы не быть услышанной другими леди. — Прошлой ночью маркиз разочаровал тебя, теперь ты ждешь наступления следующей ночи и его… визита.

Филиппа смерила свою младшую подругу снисходительным взглядом. Но та ничуть не смутилась, ее черные глаза с металлическим блеском излучали уверенность.

— Что с тобой, Нора?

Та, сконфуженно покраснев, продолжала:

— Ты и… Бротон… Во всех книжках пишут, что ожидание и предчувствия изматывают влюбленных до того момента, как…

— Тебе больше нельзя читать эти книжки, — авторитетно заявила Филиппа. — Они явно портят твою голову.

— Но… ты же сама давала мне их… Ее перебила Тотти:

— Мисс Нора, я правильно догадываюсь, о чем вы спрашиваете Филиппу? Это то, о чем и я хотела бы спросить?

— Нам всем известно о твоих делах, Филли. Ты должна что-то предпринять, — заявила Нора.

— Но о чем вы?

— О твоих отношениях с маркизом, разумеется. Молодой джентльмен, который охотится за развлечениями, вдруг укладывается спать раньше одиннадцати, разве это… нормально? Ты не могла чем-то задеть его?

Филиппа уже не в первый раз пожалела о том, что слишком хорошо натаскала Нору в премудростях флирта. Ее замечания становятся назойливыми.

— И он до сих пор не навестил тебя в твоем боксе, — продолжала Нора, разглядев Бротона, стоявшего в окружении молодых щеголей. — Миссис Даннингем уже спрашивала меня, что между вами произошло, а также леди Плесси и лорд Дрей.

Несколько секунд Филиппа растерянно моргала, онемев от возмущения. И почему они без конца возвращаются к тому, что для нее уже почти не важно? Что за нелепая ситуация! Всех волнует, во сколько она легла в кровать и заснула, во сколько заснул Бротон.

А в ее крови до сих пор тлеет жар желания, пробужденный Маркусом. Она готова была склониться к нему, ласкать его и принимать его ласки… И вдруг… этот его нелепый школярский вопрос! С какой стати она должна равнять Бротона со своим мужем?

Противоречивые чувства разрывали ее. Как бы и в самом деле не началась мигрень! Или она не выдержит и швырнет им всем в лицо слова о том, как ей наскучила потерявшая смысл возня вокруг Бротона. Боже упаси ее от этого!

— Хотя леди Джейн уже здесь, ты не должна слишком беспокоиться на ее счет, — упрямо продолжала Нора. — Ты оставила ее позади. Сегодня ночью он непременно явится к тебе.

Филиппа готова была рассмеяться ей в лицо.

— Я хочу немного подышать, — объявила она и, подхватив своего славного померанского шпица, шагнула за порог.

Светская публика сновала повсюду, но, пока никто не приставал с вопросами, можно было насладиться относительной свободой.

Мысли ее постоянно возвращались к Маркусу. Ей только кажется, или он и в самом деле переменился в последнее время? Стал уделять больше внимания своей внешности и выглядит теперь весьма привлекательно. У него появились элегантность и живость в манерах. И это его чувство иронии, которое, впрочем, никогда не оставляло его. И главное — он такой открытый, что просто не вяжется с его профессией.

Но этот тип, мистер Бирн Уорт, весьма озадачивал ее. Он такой сумрачный, начисто лишен таинственного обаяния героев готических романов и так холоден, что не хочется даже думать о нем.

Она поднималась вверх по тропе с отсутствующим выражением на своем прекрасном лице. И почему ее мысли постоянно заняты Маркусом? Не слишком ли быстро она забыла своего неотразимого Бротона, первенство которого признается всеми, ради какого-то сына третьего барона без титула? Но где он, Бротон? Минувшей ночью она поджидала его лишь для того, чтобы отвергнуть, чтобы освободиться от ненужного продолжения игры. Но эти разговоры за ее спиной… Они решили, что он больше не интересуется ею? Это может задеть любую женщину…

— Миссис Беннинг, — прервал ее размышления мужской голос, — как приятно встретить вас здесь!

Встрепенувшись, она узнала герцога Райана с его дочерью леди Джейн, идущих по тропе навстречу.

Герцог уже приблизился к концу среднего возраста и успел отрастить изрядное брюшко. Его волосы стали совсем белыми за те несколько лет, что она его не видела. Несомненно, это было связано с потерей его горячо любимой жены. Когда-то он считался завсегдатаем всех гостиных и балов и был в курсе самых последних сплетен, но только не теперь. Иначе бы он никогда не стал так сердечно приветствовать соперницу своей дочери.

— Весьма польщена, — отвечала Филиппа, делая реверанс с большим чувством собственного достоинства.

Леди Джейн тоже сделала реверанс, но как-то уж совсем небрежно, что не укрылось от глаз ее отца.

— Вы стали такая хорошенькая и такая высокая! Сколько мы не виделись? Два года? Три? Может быть, четыре? А как поживает ваш муж?

Обе леди были шокированы. Леди Джейн повернулась к отцу:

— Папа, я думаю…

— Ах, да-да, конечно. Я должен дать вам возможность поболтать о своих женских секретах. Пожалуй, мне придется вернуться в павильон и досмотреть скачки в одиночестве. — Подмигнув обеим леди и потрепав шпица, герцог удалился.

Обе леди изумленно уставились друг на друга. Леди Джейн первая нарушила молчание.

— Я должна извиниться за моего отца, — сухо сказала она.

— С ним все в порядке? — спокойно спросила Филиппа.

— Разумеется, — отрезала леди Джейн. — Благодарю вас за ваш интерес. — Она уже собиралась пройти мимо, но задержалась, повергнув Филиппу в изумление своей новой репликой. — Считаешь, что ты победила меня? — спросила она с ядовитой усмешкой на губах.

— Победила?

— Думаешь, что Бротон предложит тебе нечто большее после ночи с тобой? Когда он получит все, он забудет о тебе.

— Вы полагаете? — холодно произнесла Филиппа.

— Говорят, ты ему так интересна, что он даже умудрился проспать ночь, предложенную ему тобой, — усмехнулась леди Джейн и устремилась вслед за отцом, оставив Филиппу стоять с открытым ртом и в помраченном сознании. Никто не умел так уязвить ее, как леди Джейн.

Солнце уже близилось к горизонту, когда Филиппа наконец пришла в себя. Огненные вспышки гнева сменились холодными мыслями о реванше, о том, как восстановить свою репутацию в глазах всего света. Она даже не сразу поняла, куда забрела. Но, судя по доносившимся вскрикам болельщиков, кажется, она находилась недалеко от павильона.

Внезапно совсем рядом послышалось негромкое лошадиное ржание. Филиппа поняла, что стоит возле конюшен лорда Гемпшира. Но людей поблизости не было. Вероятно, конюхи ушли болеть за победу Мисти в финальном заезде. Заглянув внутрь распахнутых ворот, Филиппа увидела длинный ряд лошадиных морд, одинаково повернутых в ее сторону. Но приветливое ржание издавала только одна великолепная вороная кобыла, находившаяся, судя по всему, в приятном расположении духа.

— О, какая ты красавица! — громко похвалила ее Филиппа, подходя ближе. — Я, конечно, не совсем разбираюсь в вашей конской породе, но ты, должно быть, являешься гордостью этой конюшни.

Кажется, и шпиц пришел в восторг. Он сделал круг вокруг стойла черной кобылы, а потом встал на задние лапки, приветствуя ее. Лошадь смотрела на него в полном изумлении.

— Хочешь пожевать, Летти? — спросила Филиппа (имя кобылы она прочитала на табличке), протягивая ей клочок сена.

Летти охотно приняла подачку, облизав в знак признательности ее руку своим теплым шершавым языком.

Впервые за этот нудный день Филиппа рассмеялась. И вдруг она резко прервала смех — что-то заставило ее насторожиться.

В полутьме конюшни в дальнем ее углу она заметила какое-то движение. Ей даже показалось, что она узнает выпирающий живот и светлый пушок на висках лорда Стерлинга. Филиппа быстро присела, прячась за круп животного, и стала вглядываться в разворачивавшееся перед ее глазами действо.

Теперь она хорошо разглядела лорда Стерлинга, с ним был кто-то еще, которого он заслонял своей фигурой. Этот кто-то был в широком коричневом плаще и соломенной шляпе, по-видимому, фермер из окрестностей. Такое знакомство лорда Стерлинга наводило на размышления.

Незнакомец повернулся боком, и она увидела у него на спине вещевой мешок. Она не слышала разговора, но отлично видела, как лорд Стерлинг помог незнакомцу снять со спины мешок и стал знакомиться с его содержимым. Затем он направился в левый угол и…

Но тут Филиппа почувствовала, как лошадь ткнулась в нее мокрым холодным носом, загородив ей к тому же весь обзор.

— Летти, провались ты совсем, — пожелала она, отводя в сторону шею лошади. Но та не пожелала подчиниться и даже издала недовольное ржание, как будто поняла ее слова.

Филиппа присела как можно ниже — чуть ли не легла на пол — и опустила голову, молясь, чтобы на шум не обратили внимания. Впрочем, Летти имела полное право ржать, когда ей заблагорассудится. Другое дело Битей… Как бы он не залаял, подумала она и зажала рукой его узкую мордочку. Прошло несколько секунд, и она очень медленно приподняла голову…

Лорд Стерлинг и незнакомец стояли ближе к центру и были неплохо освещены лучами послеполуденного солнца. Недовольный Битей все-таки тявкнул слегка, и оба собеседника мгновенно повернули головы в ее сторону, точно определив направление звука.

— Кто здесь? — раздался звонкий голос лорда Стерлинга. Филиппа, можно сказать, вжалась в пол, но почти сразу же раздалось поспешное шарканье ног и скрип прикрываемых ворот. Не теряя ни минуты, Филиппа подхватила шпица и, настрого приказав ему молчать, прокралась к выходу и нырнула за угол здания. Увидев бочки с водой, выставленные вдоль стены всего помещения, она мгновенно юркнула за них.

— Говорю тебе, там кто-то был, — раздался голос Стерлинга совсем рядом.

— Ладно, пора расходиться, — глухо произнес незнакомец, — тебя могут хватиться.

Дождавшись, пока затихнут шаги, Филиппа осторожно высунула голову и, увидев в отдалении две фигуры, вздохнула с облегчением. Вскочив, она поспешила прочь. Надо найти Маркуса — эта мысль сверлила ее голову.

Но предстояло еще переменить платье. Ее наряд был безнадежно испорчен. В таком виде на публике не покажешься. Ей пришлось прокрадываться в Гемпшир-Хаус через вход для прислуги. Глянув на себя в зеркало, она поняла, что легко не отделается. Ее волосы так же находились в полном беспорядке.

Пока она переодевалась и укладывала волосы, ее воображение работало как сумасшедшее. Кто был этот незнакомец? Что находилось в мешке? Если подозрения Маркуса верны и лорд Стерлинг — чиновник Уайтхолла замешан в кознях француза Лорена, то почему? Зачем ему это надо?

Едва камеристка в последний раз прикоснулась к ее волосам, как Филиппа вскочила с кресла и ринулась из комнаты. Где может быть теперь Маркус? Возможно, он где-то в доме. Но где его комната?

Гемпшир-Хаус имел симметричную планировку — два крыла на запад и восток от центра на уровне третьего этажа. Гостей разместили в боковых апартаментах. Филиппа занимала комнаты в восточном крыле, а Маркус — в западном. Казалось бы, все совершенно просто, но коридоры уходили то вправо, то влево… И очень скоро она почувствовала себя как в лабиринте. После некоторого блуждания по холлам Филиппа услышала усталый, неприязненный голос:

— Мой брат говорил мне, что память у вас безупречна, но координация, кажется, ни к черту. Да и нервишки пошаливают!

В конце пустынного коридора стоял Бирн Уорт, опираясь на свою трость. Лучи солнца, падавшие из окна, зажигали в его волосах сине-фиолетовые искры, но лицо казалось еще более осунувшимся и бледным.

— Кого-то ищете или просто прогуливаетесь? — спросил он.

— Я ищу вашего брата, мистер Уорт, — ответила она как можно более независимым тоном. — Могу я полюбопытствовать, когда вы видели его?

— Я видел его пару часов назад, — усмехнулся Бирн. — Он сказал мне, что нуждается в отдыхе, и теперь, полагаю, отсыпается. — Он показал на соседнюю дверь. — Он, знаете ли, совсем не спал прошлой ночью.

Наградив его холодной улыбкой, Филиппа устремилась к двери, на которую он указал. Однако Бирн, несмотря на свой немощный вид, двигался быстрее. Встав перед дверью, он артистично развернул свою эбеновую трость с серебряным набалдашником поперек, преградив ей путь.

— Я уверен, вам незачем беспокоить его, — произнес он. Впившись в него взглядом, Филиппа отчетливо произнесла:

— Я должна поговорить с ним.

— Это что-то важное? — Голос его стал чуть теплее, но затем в нем зазвучала прежняя надменность. — Вы можете обо всем рассказать мне, я дам ему знать.

Разумеется, она могла сказать и ему, это тоже был вариант. Но стоило ли рисковать? Маркус говорил, что Бирну все известно о Сизом Вороне, значит, он доверяет своему брату. Но она знала также и то, что Бирн не доверяет ей. Тогда поверит ли он ее рассказу и сочтет ли нужным передать его брату? Но ее размышления были прерваны самым бесцеремонным образом.

— Я же говорю, что это Филиппа. Где вы были? Я вас столько искал…

Повернувшись, она увидела в конце коридора разгоряченного Бротона в компании с парой денди. Посмотрев на Бирна, она заметила на его лице презрительную улыбку.

— О, да вы ведете двойную игру! — прошипел он, проскользнул в комнату и захлопнул дверь у нее перед носом.

Главное — не расклеиться, не сломаться, решила Филиппа и, приклеив на уста счастливую улыбку, обратилась к маркизу:

— Надо же, какое совпадение — я как раз шла за вами! — Слова стекали медом с ее языка.

Она заметила, что Бротон перемигнулся со своими друзьями, и те сразу исчезли за дверями своих комнат. Подойдя к ней, маркиз склонился над ее рукой.

Значит, мистер Бирн Уорт считает ее способной на двойную игру? Тогда почему бы и нет?

А маркиз — весьма достойный партнер. Она должна сравнять счет в их игре, чтобы не выглядеть жалкой в глазах общества.

* * *

За ужином Бротон выглядел удрученным. Он хандрил и посылал ей взгляды, полные надежды. Что ж, теперь его очередь страдать. Она уже достаточно намучилась в минувшую ночь.

Провожая ее перед ужином к ней в комнату, чтобы она могла переодеться, он поднял тему, которую обсуждал всякий, кому не лень.

— Я должен извиниться перед вами за прошлую ночь, — произнес он в своей обычной медоточивой манере.

— Вы? Извиниться? — с невинным видом произнесла Филиппа.

— Совершенно не знаю, что такое со мной приключилось. Должно быть, все дело в вине… Я едва взобрался по лестнице и чуть не заснул на ступеньках. Кое-как доковылял до своей комнаты.

— Неужели?

— Я знаю, что вы напрасно прождали меня, — продолжал он, оттягивая тугой воротник.

«У него нет и тени сомнения в собственной неотразимости», — подумала Филиппа.

— Я — что? — Филиппа с усмешкой склонила набок голову.

— Филиппа, не будь такой жестокой, — взмолился Бротон. — Сегодня ночью я не разочарую тебя.

— Вы — что?

— Уверяю тебя, я отлично выспался и отдохнул. — Он взглянул на нее с загадочной улыбкой. — Жди, когда я постучу в твою дверь.

— Но, Филипп… — произнесла она, глядя в его глаза, голубые, расчетливые и холодные, которые были теперь так близко…

— Что «но»? Тебя что-то не устраивает?

— Мне вовсе не хочется снова оказаться в положении ожидания. Опять пройти через то же самое. Это скучно, наконец, Филипп.

— Но ты сама дала понять, что ищешь наслаждения, что хочешь часами длить его, а здесь…

— Разве я сказала что-то определенное? Я не обещала вам никакого ночного свидания.

За разговором они незаметно приблизились к двери ее комнаты.

— Я понял, вы играете мной.

— Разве не вы предложили эту игру? Хорошо, я согласна удовольствоваться игрой, раз у вас нет серьезных чувств. Но этой ночью вы будете ждать, когда я приду и постучу в вашу дверь.

Самоуверенная, блистательная улыбка вернулась на его лицо. «И все-таки он очень хорош собой, — отметила про себя Филиппа. — Но слишком уверен в себе и потому не замечает, что я его уже дрессирую. Бедняга, сейчас он, конечно же, спросит «Во сколько?»

— В какое время вы постучите в мою дверь? — произнес маркиз.

— Я еще даже не знаю, приду ли я вообще! Я только сказала, что вы должны меня ждать, — рассмеялась она, проскальзывая в свою дверь. — Надейтесь, маркиз! — услышал он из-за двери.

За ужином она наслаждалась его заискивающими взглядами, которые он то и дело посылал в ее сторону. Но она не считала нужным отвечать ему. Ее не могло смягчить даже то, что он был очень сух с леди Джейн, оказавшейся слева от него.

Филиппа не думала о них, отдавая должное отличной еде, которая подавалась за столом у леди Гемпшир. Однако она не оставляла мысль, что необходимо переговорить с Маркусом. Она примерно представляла его реакцию и то, каким могло быть для них продолжение этого вечера. И даже успела подготовиться. В ее пышной юбке с потайными карманами могло уместиться немало нужных вещей. И сейчас она имела при себе: обломок свечи, несколько монет, перочинный ножик и даже миниатюрный наборчик для шитья миссис Тоттендейл. Кто может знать наперед, что ей сегодня понадобится? Все эти приготовления заняли у нее некоторое лишнее время, и, когда она спускалась к ужину, основная масса гостей уже разместилась в обеденном зале. Но Бротон поджидал ее на лестнице, чтобы сопровождать к столу. Он явно хотел доказать свое стремление исправиться. К удовольствию Норы, которой пришлось проглотить свои сомнения на их счет.

Филиппа поискала глазами Маркуса, но тот был недосягаем — он сидел в дальнем конце стола. И тут у нее перехватило дыхание: ее ближайшим соседом оказался лорд Стерлинг, за которым она шпионила в конюшнях. И посылать сияющие улыбки маркизу она не могла еще и по этой причине. Зато она с большей настойчивостью стала искать внимания Маркуса, который никак не хотел смотреть в ее сторону. Конечно, она не думала, что он намеренно игнорирует ее, хотя после ее резкого срыва в ту ночь он, наверное, имел на это право. А возможно, он плохо видит, оттого что опять не надел очки, подумала она.

К моменту, когда подали десерт, Филиппа превратилась в комок нервов. Она почему-то ожидала каких-то необычных слов от Стерлинга, но тот говорил только о еде. И еще он мимоходом спросил ее совета относительно перспектив его дочери в свете.

Когда гости встали из-за стола, Бротон, не глядя наледи Джейн, взял руку Филиппы, чтобы вести ее на паркет.

— Надеюсь, что мое поведение в этот вечер заслужит ваше одобрение, — произнес маркиз.

— Вы совершенный джентльмен. Но неужели вас пугает перспектива долгого ожидания? В таком случае пусть каждый из нас останется при своих интересах.

— О нет. Вы ни в коем случае не должны изменить своему решению. Я готов ждать…

Они находились уже в самом центре бального зала, а Маркус по-прежнему был слишком далеко от нее. Он стоял в паре с Норой. Черт побери! Эта малявка отлично развлекается, смеясь над его шутками, да еще касается как бы ненароком его плеча своей смугленькой ручкой. А он просто в ударе!

Небо смеется над ней, или он в самом деле выглядит таким красавцем в этот вечер? Послеполуденный сон явно пошел ему на пользу. А его прическа смотрится теперь, как у настоящего денди. Одежда его также была безупречной. Боже, да Нора не одна от него в восторге! Многие леди кидают взоры в его сторону. Он отлично вписался в высшие эшелоны лондонского общества. Вскоре у него будет свободный доступ повсюду. Он сможет обойтись и без ее помощи.

Последнюю мысль она отбросила с мгновенной досадой. Нет, она все-таки должна срочно переговорить с этим жутким упрямцем, не желающим смотреть в ее сторону.

— Боюсь, я должен оставить вас, — произнес маркиз, поднося ее руку к своим губам. — Еще раньше я обещал этот танец леди Джейн, а джентльмен должен держать свое слово.

— Прекрасно, — рассеянно произнесла Филиппа.

— И вы… не сердитесь? — спросил Бротон с усмешкой.

— Нет. Смелей вперед, маркиз! — ответила она, краем глаза наблюдая за Маркусом и Норой.

— Но, Филиппа, почему?

— Потому что я уверена в вашем скорейшем возвращении.

Сделав кислую мину, маркиз удалился. И сразу несколько джентльменов отделились от стены и устремились к ней. Но она отклонила их предложения на танец и стала пробираться сквозь толпу ближе к Маркусу и Норе, чтобы, когда окончится танец, без лишних церемоний увести его.

Что она успешно исполнила.

— Нора, у меня есть разговор к мистеру Уорту, ты не против? — произнесла она, приблизившись к ним при последних звуках менуэта.

Нора послушно кивнула и улыбнулась:

— О, нисколько! Буду очень рада. Но обрати внимание: я вижу маркиза снова с этой леди Джейн… Не лучше ли будет…

С натянутой улыбкой Филиппа отвела Нору в сторону.

— Филиппа, что ты делаешь? — продолжала Нора. — Ты не должна уступать маркиза леди Джейн. Зачем тебе этот мистер Уорт? Я знаю, он твой протеже, ты как бы выводишь его в свет, что-то в этом роде… Но если честно, то, поскольку мне пришлось сидеть с ним рядом за ужином, я должна отметить, что он какой-то угрюмый. Не сделал ни одного комплимента по поводу моего платья или прически. Не знаю, почему ты возишься с ним…

— Тебе и не следует это знать, — прервала ее тираду Филиппа.

Нора в удивлении отпрянула, сверкнув черными очами. Филиппа и сама была поражена собственными словами. Вращаясь постоянно в светском обществе, она никогда не чувствовала себя свободной и не позволяла словам вот так свободно слетать с ее языка. Но она должна была настоять на своем.

— Послушай меня, Нора, Томас Херстон выглядит безутешным весь этот вечер. Тебе не кажется, что ты единственная можешь осчастливить его? — Филиппа одарила ее своей обычной дружеской улыбкой.

Нора, наморщив носик, выстрелила взглядом в сторону Томаса Херстона, потом, украдкой, снова — в сторону маркиза.

— Прекрасно, — произнесла она. — Но только не говори потом, что я тебя не предупреждала.

Маркус надеялся на встречу с ней. В своем послеполуденном сне он снова видел ее во время их ночного свидания, с оголенным обольстительным плечом в свободном вырезе ее скромного ночного наряда. Его мучило желание прикоснуться к ней. Он горячо молил, чтобы сорочка совсем упала с ее плеч, чтобы он мог прижать к себе ее жаркую плоть, почувствовать своим телом ее грудь и оголенный живот, ощутить весь земной восторг их взаимных любовных ласк.

Стоит ли говорить, что ему вовсе не хотелось расставаться со своими грезами, и он поднялся позднее, чем рассчитывал. А просыпаясь, вспомнил, как резко оборвала она его притязания на искренность и взаимность.

Осадок минувшей ночи давил его как свинцовая глыба. А тут еще и Бирн рассказал ему, что застал Филиппу в коридоре рядом с Бротоном. И позже он видел, как торжественно сопровождал ее маркиз к столу после их совместного опоздания. Несомненно, перед ужином они проводили время вдвоем. Это приводило его в ярость. Мысль, что Филиппа могла предпочесть этого фата, была для него невыносимой.

Маркус тяжело вздохнул. Бирн был прав. Он забылся и утратил чувство реальности. Забыл, кто он и на что может рассчитывать. Он просто использует ее связи, а она взамен пытается пришпилить его к своему балу Беннинг, не слишком скромная цена за ее услуги, надо отметить! Он был просто не в себе, когда решил, что она принимает в нем искреннее участие. Он не должен забывать о том главном, ради чего находится здесь.

Бирн был за ужином, но удалился перед самым началом бала. Оба они решили, что ему незачем лишний раз показываться на публике. Однако чуть позже Бирн снова появился в дальнем конце зала с трубкой в зубах, объяснявшей его неучастие в танцах. И это место было выбрано им не случайно: он незаметно следил за дверью на лестницу, которая вела в библиотеку, а заодно и к сейфу лорда Гемпшира.

Что касается Маркуса, то он решил принять участие в танцах, дожидаясь, пока Филиппа, желавшая что-то сообщить, подойдет к нему. Вряд ли что-то важное. Иначе она бы передала это через брата. Но он никак не рассчитывал, что она так скоро окажется около него.

— Миссис Беннинг, — произнес он с поклоном.

— Мистер Маркус Уорт, — сделала она легкий ответный реверанс. — Вы стали совершенно недоступной персоной. Я потратила часы, чтобы пробиться к вам.

— В самом деле? Но я ведь постоянно на виду. Совсем недавно мы ужинали за одним столом, если вы помните.

— Я помню. Но мне нужно было не только видеть, но и говорить с вами. Я искала вас после полудня, но…

— Мне тоже нужно поговорить с вами. Но бальный зал — это не лучшее место для разговора, и тем не менее… Я должен извиниться перед вами за то, что был груб во время нашей последней встречи и задел ваши личные чувства…

— Маркус, все это совершенно не важно. Придите в себя, ради Бога! Я застала Стерлинга с кем-то неизвестным…

Он на мгновение замер от неожиданности. А потом потянул Филиппу к выходу из зала.

— Маркус, — взмолилась Филиппа, не поспевая за его широкими шагами, — не так быстро, на нас обращают внимание…

— Самый короткий путь всегда лежит по прямой, — ответил он. — У нас нет времени на обходные маневры.

Многие смотрели им вслед, молчаливо осуждая такое попрание правил этикета.

Но наконец они выбрались наружу. Маркус повел ее к боковому крылу со статуей лошади, чтобы спокойно объясниться в ее тени.

— Итак, — произнес Маркус, — вы видели Стерлинга.

— С каким-то незнакомцем, — уточнила она.

— Вы видели их в павильоне для скачек?

— Нет, они встретились во время скачек в главной конюшне. Незнакомец был одет как фермер, но я не думаю, что он им был. Лорд Стерлинг не стал бы разговаривать с каким-то фермером. И у него было отличное английское произношение, как у человека нашего круга. Но ты говорил, что Лорен способен имитировать хороший английский… Они были там одни, потому что все конюхи ушли на скачки. А я забрела туда с Битей, и там мы с ним познакомились с Летти — приветливой вороной лошадкой. А когда вошли эти двое, мне пришлось чуть не лечь на землю, и теперь мое прекрасное платье от мадам Ле Труа совершенно испорчено.

На этом Маркус прервал ее, поскольку разговор уходил в сторону. Одной рукой обняв ее за талию, другую он приложил к ее рту.

— Вы уверены, что это был лорд Стерлинг?

— Разумеется. Он был одет в свой обычный грязно-серый сюртук и бриджи из кожи. И еще он был, как всегда, в своей шляпе, которая позволяет ему казаться выше…

— Очень может быть, — прервал ее Маркус, испугавшись, что она опять начнет перечислять детали одежды. — Опишите мне незнакомца.

— Он был в соломенной шляпе и плаще, но, кажется, у него были светлые волосы. Он не крупный и не высокий. Его лицо мне не удалось разглядеть. О, Маркус, у него был вещевой мешок за спиной!

Она крепко вцепилась в его руку, зрачки ее расширились, как будто она заново переживала свой недавний страх.

— Глупый Битей тявкнул, они услышали и убрались из конюшни. А я вылезла следом за ними и укрылась за бочками с водой. И увидела, что у чужака уже нет мешка за спиной. Он уходил без мешка!

— Если мешок был оставлен в конюшне, это означает… В котором часу назначен фейерверк? — спросил неожиданно Маркус.

— Вероятно, в полночь, как обычно, — произнесла она несколько удивленным тоном.

— Филиппа. — Он обхватил ее плечи и привлек к себе. — Я должен немедленно мчаться в конюшни. Возвращайся в дом и скажи Бирну, куда я отправился. И пусть он не спускает глаз с лорда Стерлинга.

— Что?! Я ни за что не вернусь. Я иду с тобой.

— Филиппа, это может быть очень опасно, — с нежностью произнес он, лаская шелк ее платья.

— Я знаю, — ответила она. — И поверь, я хочу быть с тобой не потому, что ищу приключений. Но эти конюшни такие огромные, и без меня ты просто ничего там не найдешь.

— Какой-то шанс у меня все же есть, — произнес он, погладив ее по щеке, и тут же поспешил прочь.

Но Филиппа Беннинг была не из тех, кто сдается. Не успел он свернуть за угол дома, как почувствовал ее цепкие пальцы на своем запястье.

— Напрасные надежды, мистер Уорт, вам не избавиться от меня.

Маркус стоял перед выбором: отвести ее назад в бальный зал и препоручить заботам Тотти и маркиза или подняться с ней наверх и запереть ее в ее же комнате. Но ни на то, ни на другое времени уже не оставалось. И он махнул рукой.

Конюшни располагались на расстоянии мили от дома, и путь к ним пролегал по извилистой тропинке. Но можно было идти и напрямик, с тыльной стороны дома, минуя лабиринт и сады с фонтанами.

Маркус и Филиппа пробежали краем сада и понеслись напрямую через выгоны для лошадей. И вот наконец они оказались перед главными конюшнями Гемпширов. Филиппа права, они действительно гигантские, подумал Маркус, подавая ей руку.

— Здесь лорд Гемпшир держит самых отборных лошадей, — пояснила Филиппа, прочитав его мысли. — Их больше сотни.

Ворота в конюшню были не заперты, но, когда он потянул за створки, петли страшно заскрипели. Однако никто не поспешил узнать, что случилось. Темно, даже в помещении для конюхов — на этот раз, похоже, все отправились смотреть фейерверк, предположила Филиппа.

— Мы одни, и это отлично, — произнес Маркус. — Так… где же стоял Стерлинг со своим спутником?

Она показала ему, куда нужно двигаться, но что-то заставило его придержать ее за руку. Он приложил палец к губам, призывая ее к молчанию. Ночной воздух был тих, только пофыркивание лошадей нарушало покой здания.

Он уже хотел отпустить ее руку, когда послышался скрип сапог по свежему сену. Маркус быстро потащил Филиппу в дальний конец конюшни и прижал ее в углу к стене, прикрывая собой ее платье, переливающееся в темноте серебряными нитями.

Затем они услышали женское хихиканье и воркующий мужской тенор с плебейским акцентом:

— Джордж сказал, что все ребята уйдут смотреть фейерверк, и мы будем здесь одни.

Женщина хихикнула:

— Я не могла дождаться, когда ты придешь за мной. Выходные так быстро проходят…

Шаги приближались, воркование влюбленной парочки становилось все отчетливее. Маркус сурово поджал губы. Он должен найти эту адскую машину, несомненно, оставленную здесь после полудня. А эта парочка здесь совсем некстати. И он нашел один-единственный способ, чтобы заставить их уйти.

Голова Филиппы нежно покоилась на его плече, он прижимал к себе ее стройное длинное тело. Ее глаза искали его глаза в темноте… Он понял, что больше не в силах бороться с собой… Плотина была сорвана, и сумасшедшее течение понесло его вдаль…

— Извини, — прошептал он, приникнув губами к ее губам.

 

Глава 19

Он весь пылал — она бесконечно влекла его. Когда коснулся ее губ, она растворила их немедленно, как будто сама только и ждала этого. Рухнули все барьеры, его язык беспрепятственно ласкал ее губы и рот… Каждый нерв его тела был в напряжении. Она слабо вздохнула, как ангел, павший на землю и не имеющий более сил взмыть ввысь. Ее изнемогшее тело словно приглашало его сделать последний шаг…

Он говорил себе, что бесчестно использовать эту ситуацию, вспомнил даже нагоняй, полученный им от Бирна…

Но кровь, пульсировавшая в его венах, говорила, что ей незачем знать об этом.

Он оттеснил ее глубже в угол, обнимая, лаская ее шею и грудь в бальном декольте. Ее плоть была такой молодой и свежей, такой опьяняюще прекрасной… Ее грудь так и просилась наружу из откровенного выреза, соски набухали под его рукой, говоря о ее возбуждении. Она вздрагивала от этих прикосновений, и весь ее вид говорил о том, что она жаждет продолжения. И он продолжал более чем охотно.

Его колено проскользнуло между ее ног, его рука застряла навечно в откровенном вырезе атласного платья. Когда она, задыхаясь, прервала их поцелуй, его губы перешли на ее шею. Он настолько забылся, что начал бормотать что-то нелепо-бессвязное о шелковистости ее кожи и его бесконечном обожании всех ее прелестей. Он был потерян для всех посторонних шумов, даже по соседству. Ему хотелось впиться губами в ее сосок, и он сделал это, заставив Филиппу застонать от наслаждения, что привлекло внимание их соседей.

— Что это? — вскричала девушка-служанка, а затем рядом с ними раздался шорох ее поспешных шагов.

Маркус оглянулся и увидел ее с молодым лакеем, молчаливо уставившимся на них. И он мгновенно почувствовал страх за репутацию Филиппы, поскольку никак не рассчитывал, что здесь окажется именно домашний слуга. Он прижал ее лицо к своей груди, надеясь, что тому не удастся рассмотреть ее.

— Пойдем отсюда, Салли, — сказал тот, встретившись взглядом с перепуганным господином. — Я знаю местечко получше.

Они удалились, о чем-то перешептываясь и споря на ходу. Но Маркусу не было до них дела. Он всматривался в лицо Филиппы.

Ее губы распухли и покраснели от его поцелуев, щеки тоже пылали, а синие глаза ярко сверкали в темноте. Она смотрела на него выжидающе. Как он поступит? Снова прильнет к ней или совсем отстранится? Пока что его рука продолжала сжимать ее грудь, а один из пальцев застыл на ее затвердевшем соске. Заметив ее испытующий взгляд, он немедленно отдернул руку и виновато отвернулся.

Она тоже отняла свою руку, которой играла с его волосами, и уперлась руками в его плечи, отстраняя его. Но он no-Прежнему крепко сжимал ее талию, а ее бедра сильнее прижимались к нему.

— Простите меня, — произнес он, оставаясь в том же положении и чувствуя, как кровь кипит в его венах.

— Мне не за что прощать вас, — произнесла она дрожащим голосом.

— Я делал все это только затем, чтобы вспугнуть этих слуг, чтобы они ушли, — признался он.

— Разумеется, — сухо кивнула она.

— Можете снова наградить меня пощечиной… Она усмехнулась:

— Я запишу ее на ваш счет и выдам при первом удобном случае.

— Как вам будет угодно. — Он, наконец, решил отпустить ее, кинув печальный взгляд на свои неприлично топорщившиеся брюки.

«Давай успокаивайся, — приказал себе он. — Будь здесь светло, она бы обсмеяла меня. Черт! Черт! Черт! Черт!» Его голова занята только ею. Хуже того, она, кажется, пролезла и в его сердце.

Он взял намеренно резкий и строгий тон.

— Вы настаивали на том, чтобы идти сюда вместе со мной. Так показывайте, где тут стояли Стерлинг и этот незнакомец.

У Филиппы еще подрагивали колени. Стена помогала ей держаться. Ее тело, которым он недавно чуть полностью не овладел, взывало и молило о его возвращении. И вместо этого она слышит его холодный и безразличный голос, почти такой же, как у его странного братца, — все равно как стакан холодной воды, выплеснутый в лицо.

Очевидно, он привык использовать женщин в затруднительных ситуациях. Это всего лишь часть его шпионской работы.

Прекрасно. Собрав все силы, она оторвалась от стены и двинулась вдоль рядов. Заметив табличку с именем Летти, она помедлила.

— Я пряталась здесь, а они… — Филиппа повернула назад и дошла до середины ряда, где был главный вход в конюшню. — Кажется, они вошли отсюда и здесь рылись в мешке. Я видела их сквозь стойла с лошадьми.

Маркус кивнул и стал осматривать кипы сена и соломы в этом месте.

— Это должно быть что-то маленькое, чтобы конюхи не могли сразу обнаружить… — бормотал он.

Филиппа присоединилась к его поискам, хотя и побаивалась за свои ножки в шелковых бальных туфельках. Несколько минут прошло в молчании, тишина давила на нее. И она не могла отделаться от мыслей об их объятиях и тех запретных ласках, которые она не смогла отвергнуть. Если это надо было только для дела, то он явно переусердствовал.

— Маркус, — произнесла она, отрываясь от своих мыслей, — можем мы обсудить кое-что?

— Разумеется, — ответил он, разгибаясь. — О чем ты хочешь поговорить?

— Ты… ты можешь сказать мне, что мы ищем? — выкрутилась она, решив не выдавать свое состояние и выглядеть занятой только делом.

Маркус, казалось, обдумывал свой ответ. Он перешел к другому стойлу и стал рыться там.

— На банкете Уитфорда, — тихо произнес он, — они сначала отвлекли внимание гостей, а затем, воспользовавшись паникой, совершили кражу.

— Припоминаю, — произнесла Филиппа, переступая по сену на носочках своих бальных туфель: даже в самых ухоженных конюшнях можно наткнуться на неприятные сюрпризы. — Они украли добытые тобой пистолеты.

— Не только, они украли еще и чертежи огнестрельного оружия с новой игольчатой системой. Ее автор — лорд Уитфорд, и он уже создал пробный образец. Он должен был получить государственный заказ на это оружие для армии его королевского величества и кучу денег. Я не говорю уже о том военном преимуществе, которое могла бы получить Британия.

— Понимаю. Но что же мы все-таки ищем здесь? Маркус усмехнулся, перерывая следующую копну.

— Гордость и слава лорда Уитфорда — его оружейный завод и новая огнестрельная система, чертежи которой выкрали. А что составляет предмет гордости лорда Гемпшира? Его лошади, — ответил он, не давая ей времени на размышление. — Во время войны он поставил для армии половину своего племенного табуна.

— Ты думаешь, что Лорен намерен выкрасть его лошадей? — выпалила она.

Маркус усмехнулся и покачал головой:

— Не думаю, что он станет с этим возиться. Слишком уж сложная задача. Но он может нарушить его программу племенного отбора, уничтожив или искалечив часть табуна. Я думаю, он решил организовать взрыв в конюшнях, когда внимание всех будет отвлечено фейерверком.

— Мы ищем какое-то зарядное устройство, так? — произнесла она с легкой дрожью в голосе.

— Это пока только моя догадка. Лорен когда-то увлекался экспериментами с разными химикатами. Я тоже изучал эту тему и кое-что понимаю, но не как ученый, — пояснил Маркус.

Филиппа почувствовала, что кровь отхлынула от ее щек. Сердце удвоило свой ритм. Ноги едва держали ее, и она присела на кипу сена, которую только что переворошил Маркус.

Разумеется, он заметил ее бледность и учащенное дыхание и, опустившись перед ней на колени, произнес:

— Филиппа, ты должна вернуться в дом. Ты уже все показала мне. Передай Бирну, что я здесь и…

Она резко качнула головой:

— Я не оставлю тебя здесь одного.

— Филиппа…

— Маркус, я не могу… Ты рискуешь, ты можешь погибнуть…

Он не стал ни возражать, ни пугать ее, ни умолять. Он молчал, уставившись куда-то в ее колени. Она уже хотела спросить, не разорван ли ее подол, но тут он зачем-то приподнял ее ноги…

— Маркус, что ты делаешь?

Он, не отвечая, отвел ее ноги в сторону и стал внимательно изучать что-то в сене под ней. Вскочив, она смотрела, как он запустил свои руки в сено по локоть и потащил из него что-то…

Филиппа решительно не знала, что это такое. Это походило на механизм, вынутый из изящной коробки маленьких часов. Он весь умещался на ладони у Маркуса. К механизму был прикреплен пузырек с чем-то желтым, похожим на воск. Крошечный маятник был закреплен в неподвижном состоянии благодаря туго натянутой проволоке. И вся эта вещь тикала в то время, как пружинка постепенно разматывалась.

— Полагаю, это фосфор, — произнес Маркус, внимательно изучая механизм.

— Это такая вонючая начинка, которая заставляет вспыхивать ракеты во время фейерверка? — спросила Филиппа.

Маркус утвердительно кивнул:

— Он вспыхивает при взаимодействии с воздухом. — Маркус осторожно коснулся маятника, закрепленного неподвижно на проволоке. — Филиппа, — произнес он, нахмурив брови, — я требую, чтобы ты отошла в сторону.

Она отступила на несколько длинных шагов, продолжая следить за его руками. Тиканье стало слабее. В следующий момент Маркус, зажмурив глаза и задержав дыхание, выдернул из механизма его крошечный маятник.

И ничего за этим не последовало. Филиппа подбежала к нему и положила руку на его плечо, а он сделал глубокий вдох, чувствуя, как напряжение покидает его тело.

— Пружинка постепенно разматывается, пока не истечет время. И тогда маятник ударяет по стеклянному пузырьку, освобождая фосфор, который вспыхивает при взаимодействии с воздухом, — пояснил он.

— Но этот пузырек такой крошечный, вряд ли он может причинить много вреда, — засомневалась Филиппа.

— Да, но оглядись вокруг, сколько здесь сена. Если вспыхнет хоть одна копна, выгорит вся конюшня со всеми лошадьми.

— Они поставили его после полудня, чтобы оно сработало через восемь часов? — спросила Филиппа. — Ближе к полночи?

— Сомневаюсь. Похоже, здесь побывал кто-то совсем недавно — пружинка слишком короткая.

Странно, думала про себя Филиппа. Этот механизм слишком маленький, чтобы нести его в мешке за спиной…

— Маркус, — сказала она, схватив его за руку. — Этот мешок… он был довольно большой и чем-то набит…

Какое-то мгновение он смотрел на нее, потом окинул взглядом длинные ряды стойл. Перед каждым стойлом лежали утрамбованные настилы из соломы, впитывавшие нечистоты, которые конюхи меняли каждое утро. А дальний угол конюшни был завален до потолка этими сменными настилами.

Филиппа чуть не задохнулась от ужаса, когда Маркус, хмуро глядя на устройство в своей руке, резко спросил:

— Сколько?

— Сколько — ч-что? — запинаясь, спросила она, боясь услышать ответ и беспомощно обводя взглядом набитую сеном и соломой конюшню.

— Сколько таких устройств было в мешке?

— Я не знаю, — ответила она, вспомнив Летти, заслонившую своей лошадиной мордой всю сцену. — Полдюжины, возможно, — бросила она наугад. — Маркус, мы должны отыскать их все! Ты начнешь с одного конца, а я — с другого.

Но им не суждено было приступить к этим поискам, потому что раздались первые залпы праздничного салюта.

— Слишком поздно… — прошептал Маркус.

И тут же Филиппа услышала слабый звук, похожий на звук вылетевшей пробки, и звон стекла, а затем из кипы сена слева от них пошел едкий дым, сменившийся ярким пламенем.

 

Глава 20

— Ложись, — скомандовал Маркус, прижимая ее к земле.

Вспыхнула следующая копна, потом еще одна… Огонь подбирался к кипе соломенных настилов в углу. Еще немного — и вся конюшня будет объята пламенем.

Вдали звучали залпы салюта, слышались радостные крики. А здесь ржали обезумевшие лошади. Филиппа, вцепившись в Маркуса, потащила его к выходу из конюшни.

— Надо выбираться отсюда! — закричала она.

Пламя разрасталось со страшной силой, горящие тюфяки, набитые соломой, летели с балок на землю. Но выход был рядом, и они успели выскочить на свежий ночной воздух.

Маркус прокашлялся, очищая легкие от ядовитого дыма, а Филиппа, тяжело дыша, снова ринулась к воротам конюшни.

— Лошади! Мы должны выпустить лошадей! — закричала она.

— Я сам! — вскричал он. — Сам! В этих конюшнях есть ворота, которые открываются наружу?

Она поспешно кивнула, глядя на него слезящимися от дыма глазами, и они побежали к другой стороне строения, откуда уже полз едкий дым и выбивались языки пламени.

Маркус вытащил задвижку, и первая обезумевшая кобыла ринулась к свободе. Филиппа, осознав, что вдвоем им не справиться, принялась звать на помощь.

Но никто не отозвался. Отчаяние раздирало ей сердце. И тут со стороны ближайшего холма послышались ответные крики:

— Мы идем, идем! — Около дюжины подростков неслись вниз с холма.

Старший из них немедленно приказал:

— Билли, Фрэнки, вперед! Там лошади! Их надо спасти!

Мальчуганы разделились на группы и побежали к разным воротам. Бесстрашно придерживая створки, рискуя быть раздавленными, они освобождали перепуганных, встающих на дыбы лошадей. Постепенно к ним на подмогу стали стекаться люди. Загромыхали наконец и сапоги конюхов, хватавших на бегу бочонки с водой.

— Маркус! — Филиппа схватила его за рукав, когда он тащил бочонок к следующему стойлу. — Смотри! По-моему, это тот самый мужчина, который был со Стерлингом.

Проследив за направлением ее взгляда, он заметил фигуру на вершине одного из холмов, в ста футах от них. Прячась за деревом, человек спокойно наблюдал за царившим хаосом. Черты лица его были неразличимы в темноте и на таком расстоянии, но вспышки пламени высветили несколько раз его стройную фигуру.

По-видимому, убоявшись, что его могут в конце концов заметить, он мгновенно растворился за склоном холма.

Маркус медлил только момент. Оставив конюшни на попечение все разраставшейся толпы, он ринулся за незнакомцем. С криком «Подожди меня»! Филиппа припустилась следом за ним. Когда нужно, она умела двигаться очень быстро. Маркус, однако, отнюдь не собирался ее ждать. Его цель стремительно ускользала от него через выгоны для лошадей — к задворкам Гемпшир-Хауса.

Даже в темноте Маркус не терял его из вида: только одна точка двигалась прочь от конюшен, все остальные бежали к ним с фонарями и факелами. Убегавший то и дело попадал в полосу света. Маркус развивал приличную скорость. Ему удалось намного сократить дистанцию между ними, как вдруг уже вблизи от дома незнакомец растворился без следа — за стеной пресловутого лабиринта эпохи Стюартов.

— Черт тебя подери! — выругался Маркус.

Филиппа, прерывисто дыша, наконец-то догнала его. Лабиринт, окруженный стеной высотой в двенадцать футов, имел три разных входа и выхода. Оставалось только одно — углубиться наугад внутрь. «Вперед!» — скомандовал Маркус, схватил ее за руку и вступил в темноту. Он выбрал левый вход, в который, как ему показалось, проскользнул убегавший. Они начали петлять по переходам: вправо, влево, за поворотом опять влево… Маркус чувствовал, что они находятся совсем близко от незнакомца, он различал шарканье его ботинок и ориентировался на этот звук. Ему даже казалось, что он слышит прерывистое дыхание своей загнанной добычи.

По пути они наткнулись на несколько парочек, играющих здесь в прятки или просто воркующих, не подозревая об опасной погоне. Их смешки и визги порядком мешали ему, скрадывая шаги противника. При следующем повороте Филиппа схватила его за руку.

— Он свернул не туда… — прошептала она.

— Нет, туда, — возразил он.

— Да нет, мы уже сделали большой круг. Я узнаю то место. Слева от нас стена имеет только четыре фута, оттуда мы и начали, — торопливо пояснила она. — Если бы он хотел выбраться наружу, то сделал бы это здесь. Но он сюда не возвращался, я уверена.

Маркус посмотрел влево, вправо и позволил Филиппе вести себя.

Она определяла направление довольно уверенно, памятуя о предыдущих своих визитах сюда. Свернув два раза вправо, они вышли на тропу, ведущую в самое сердце лабиринта. Внезапно в дальнем конце Маркус увидел человека, в его руке что-то блестело.

Он стремительно прижал Филиппу к стене, прикрывая собой и надеясь, что пуля пролетит мимо. Выстрел грянул — она помертвела от страха. Но он не дал ей опомниться: «Бежим! Быстрее!»

Они понеслись в обратном направлении, не дожидаясь, когда прогремит следующий выстрел. Теперь, подгоняемая страхом, она бежала быстрее, а он поспевал за ней, мучаясь болью в плече… Время от времени она тянула его за руку, пока на одном из поворотов они не уткнулись стремительно в кого-то.

Филиппа вскрикнула и распласталась на земле рядом с какой-то леди.

— Ой! — послышался в ответ знакомый голос, принадлежавший леди Джейн.

Обе леди немедленно вскочили на ноги и уставились друг на друга. Леди Джейн смотрела на Филиппу с презрительной усмешкой.

— Как у тебя хватило совести следить за мной? — разразилась она упреками, но, заметив Маркуса, слегка сбавила тон. — А… что здесь делает мистер Уорт? Что за странную игру вы здесь зат…

Но на этом ее тирада оборвалась, потому что раздался странный хлопок и еще одна пуля полетела в их направлении.

— Джейн, ложись! — крикнула Филиппа, прижимая свою ненавистную соперницу к земле. Маркус последовал их примеру, и пуля, пролетев над их головами, застряла в стене.

— Бежим! — закричал Маркус, хватая за руку Филиппу и оттаскивая ее вместе с леди Джейн за угол.

— Кто-то стрелял в вас, — объявила леди Джейн, когда они оказались в укрытии.

— Нам это известно, — усмехнулась Филиппа.

— Но, Филиппа, кто посмел стрелять в тебя?! — вскричала леди Джейн на грани истерики.

Маркус был в растерянности: они застряли в каком-то странном месте, где он никогда не бывал и не мог ориентироваться. Оставалось надеяться только на способности этих двух леди.

Схватив Джейн за руку, Филиппа произнесла:

— Мы должны выбраться отсюда. Тебе известна дорога? Бледная и испуганная, леди Джейн поспешно кивнула:

— Я уже трижды выбиралась отсюда. Нам надо идти туда! — показала она. Маркус и Филиппа поспешили за ней.

Так вот и бывает в жизни, подумал Маркус. Из преследующих они с Филиппой превратились в преследуемых, а леди Джейн странным образом примкнула к их компании. Наконец впереди в отверстии замаячили огни Гемпшир-Хауса, и он с облегчением вздохнул.

Филиппа и Джейн переглянулись между собой и постарались придать себе невозмутимый вид дам, занятых своей прогулкой. В другой раз Маркус мог бы рассмеяться при виде столь разительной перемены, но теперь ему было не до этого. Когда они вошли в дом, колени у него подгибались: пуля глубоко вошла ему в плечо, весь рукав был пропитан кровью.

— Маркус… — встревоженно прошептала Филиппа. Она вела его под руку и все сильнее чувствовала на себе вес его тела. Проведя по темному сукну его правого рукава, она увидела, что ее кремовая перчатка в крови.

— Маркус! — вскричала она, уже оставив всякую конспирацию. — Джейн! — позвала она.

Та уже намного опередила их, неся на своем лице заученную маску невозмутимости. Однако когда она увидела Филиппу и почти упавшего на нее Маркуса, глаза ее расширились от ужаса.

Филиппа никогда не думала, что когда-нибудь ей придется просить леди Джейн о помощи. Хорошо еще, что общество в этот день наблюдало другой спектакль на воздухе, и они проследовали в дом почти без свидетелей.

— В него угодила пуля, — прошептала Филиппа.

Леди Джейн побледнела при этих словах.

— О Боже! Надо немедленно сообщить лорду Гемпширу, он должен вызвать членов магистрата!

— Нет! — возразила Филиппа. — Мы никому ничего не будем сообщать. Никому! Ты понимаешь? — Когда Джейн кивнула, Филиппа продолжила: — Ты можешь отыскать его брата? Он знает, что надо делать.

— Его брата? Кто это?

— Бирн Уорт. У него очень черные волосы и бледное лицо, и он опирается на трость.

— Он должен находиться в бальном зале, — пробормотал Маркус.

— Я отведу Маркуса в их комнату, пусть Бирн идет туда, — сказала Филиппа. — Но больше — никому ни слова. Джейн, это очень серьезно… — попросила она.

Пока они добирались до комнаты, им попадались на пути несколько человек. Но они были хорошо вышколены — или воспитаны, — и потому проходили, даже не шевельнув бровью, хотя рукав Маркуса определенно вызывал какие-то вопросы.

К тому времени как они добрались до его апартаментов, он совсем ослаб, но все же, подойдя к двери спальни, вошел не сразу.

— Проверь… проверь комнату, — пробормотал он едва слышно. — Надо убедиться, что мы в безопасности.

Осторожно прислонив его к дверной коробке, Филиппа проскользнула в комнату. Там было темно, но чисто и прохладно, никакого беспорядка. Она заглянула в гардероб, под кровать и в каморку камердинера. Нигде никого.

Выйдя за дверь, она увидела, что Маркус уже не один. Его поддерживали Бирн и леди Джейн.

— Вы оставили его одного у двери в холл, на самом виду, — холодно процедил Бирн, кладя здоровую руку брата себе на плечо и принимая на себя вес его тела.

— Бирн, все в порядке, — слабым голосом произнес Маркус.

— Он… он попросил меня проверить комнату, — оправдывалась сконфуженная Филиппа.

— И?.. — выстрелил в нее Бирн пронзительным взглядом.

— И ничего такого, все в порядке.

Хмыкнув в ответ что-то неразборчивое, Бирн посадил брата на кровать, обложив подушками. Тому сразу стало легче дышать, его лицо обрело более здоровый оттенок. Она уселась на кровать рядом, поддерживая его, пока Бирн осматривал рану.

— Это не сквозное ранение, — произнес Бирн. — Пуля застряла в мышцах.

— Я так и знал, — отозвался Маркус с усмешкой, которая внезапно сменилась гримасой боли.

— Маркус, — заговорил Бирн голосом, полным раскаяния. — Я должен был… тьфу, я не должен был отпускать тебя…

— Разберемся в этом позже, — процедил Маркус сквозь стиснутые зубы. — А пока не будешь ли ты так любезен выковырять у меня из плеча эту штуку?

— Не лучше ли послать за доктором? — сочла необходимым вмешаться леди Джейн.

— Нет! — вскричали Маркус, Филиппа и Бирн хором.

Маркус выразительно взглянул на Филиппу и едва заметно кивнул в сторону леди Джейн. Поняв его беззвучное послание, она обратилась к ней:

— Джейн, нам понадобится свежая вода и… — Не зная в точности, что именно, она обернулась за разъяснениями к братьям.

— Льняные бинты и салфетки. Много, — ответил Маркус. — Еще мазь для ран, какую удастся найти.

— И бренди, — завершил Бирн.

— Филиппа, — леди Джейн понизила голос до шепота, — позволь мне послать за доктором. Я не знаю, где лежат все эти вещи. Не рыться же в чужих вещах… И что я скажу, если меня застанут за этим занятием?

— Скажешь то же, что ответила служанке на кухне в школе миссис Хэмфри, когда мы, десятилетние школьницы, накрывали вечеринку в полночь в своих спальнях, — напомнила Филиппа, заработав поощрительную улыбку леди Джейн. Затем, подойдя поближе, прошептала: — Прошу тебя, Джейн, я буду у тебя в долгу. — Зная леди Джейн, нетрудно было предположить, что скоро ей придется пожалеть о своих словах, но надо было как-то достучаться до нее. Озорная искра зажглась в глазах леди Джейн, и она, кивнув, удалилась из комнаты. Филиппа вернулась к постели Маркуса, которому Бирн помогал освободиться от вечернего костюма. Тот заскрипел зубами, когда обнажилась его рука когда-то в крахмально-белоснежном, а теперь — красно-фиолетовом рукаве.

— Он потерял много крови, — страдальчески прошептала Филиппа.

— Он потеряет ее еще больше, когда мы начнем извлекать пулю.

— Но вы хотя бы знаете, как это делается? — спросила Филиппа. — Вам уже приходилось заниматься этим когда-нибудь?

— Однажды я выковырял пулю из него, — ответил Маркус. — Теперь, похоже, настала его очередь. Надо отрабатывать долги.

Бирн насмешливо фыркнул, а затем, помрачнев, посмотрел на Филиппу:

— А теперь, может быть, вы объясните мне, кто проделал в нем эту дыру?

— Мне нечего сказать, — ответила она. — Я никогда прежде не встречала этого человека и не знаю его имени.

— Так опишите его, — потребовал Бирн, и Филиппа подчинилась.

— Некрупный, невысокий. После полудня он был одет как местный фермер: соломенная шляпа, сермяжные серо-черные брюки… Ужасная материя. Но что касается вечера, я не знаю. Было слишком темно, и он был, по-видимому, весь в черном. Возможно, даже в вечернем фраке или смокинге…

— Возможно?

— Возможно, и нет. Наверное, мне просто показалось.

— Бирн, это был он, — произнес Маркус. — У него был пистолет…

— Допустим, — кивнул Бирн, принимаясь расхаживать по комнате. — А может ли он еще оставаться где-то поблизости? — резко повернувшись, спросил он.

После небольшой паузы Маркус кивнул.

— И где, по-твоему, он может быть?

— Он может заявиться и в дом, если ему там что-нибудь надо. Но я думаю, он вернулся к конюшням, чтобы наслаждаться всеобщей паникой, которую сам же и устроил.

Бирн побарабанил пальцами по рукоятке своей трости.

— Время сейчас решает все… — произнес он.

— Но что же будет с Маркусом? Он нуждается в вашей помощи! — вскричала Филиппа.

Братья переглянулись.

— Все будет как надо. Отправляйся, — произнес Маркус. Бирн бросил быстрый взгляд на Филиппу, как бы заново оценивая ее.

— Пожалуй, я отложу возвращение моего долга до другого случая, — произнес он и шагнул за дверь, оставив Маркуса и Филиппу вдвоем.

— Он… он не собирается вытаскивать пулю? — спросила изумленная Филиппа.

— Нет, — отвечал Маркус. — Ты сделаешь это… Земля зашаталась у нее под ногами.

— Ты… ты действительно сказал это или мне послышалось?

— Да, сказал, — решительно произнес он.

— О Боже!

Он вздохнул, удобнее усаживаясь на постели.

— Прежде всего, ты должна освободить меня от этой прилипшей рубашки.

Она обязана справиться, решила про себя Филиппа. Это в человеческих силах. Все равно что вытащить занозу, уговаривала она себя. Главное — не поддаться страху, не запаниковать. Надо подойти к этому как к любому делу, хладнокровно и рассудительно.

Молча вознеся молитву к Небесам, Филиппа взялась за узел шейного платка и развязала его. Пальцы ее действовали довольно уверенно. Затем она освободила из рубашки его здоровое плечо и, уткнувшись взглядом в мускулистую грудь, ощутила, чуть ли не девическую застенчивость и волнение. «Никаких сантиментов, — мгновенно приказала она себе, — только дело».

Филиппа чувствовала его взгляд на своем лице, следивший за каждым ее движением. Упрямо поджав губы, она продолжала свою работу. Однако когда она сосредоточилась на окровавленном плече, в ее глазах появился страх. Какое-то время она пребывала в растерянности, пока Маркус не окликнул ее:

— Филиппа, слушай меня. Не надо резких движений, действуй осторожно, как только сможешь. И все будет прекрасно.

— Все будет прекрасно… — эхом отозвалась она, приподнимая край липкой материи. — Прекрасно, прекрасно, да… — бормотала она.

Он улыбался, глядя на нее, хотя его лицо было искажено от боли.

— Хорошая девочка, — похвалил он.

Кровь снова стала сочиться из открытой раны. Хорошо, что пуля вошла наискосок, под углом, и края раны были открыты.

— Филиппа, а теперь слушай меня внимательно. Я буду говорить тебе, что надо делать. Рискнешь?

Его голос был спокойным, но за матовой непроницаемостью его темных глаз угадывались боль и тревога.

— Конечно! Я Филиппа Беннинг и не привыкла отступать. Я справлюсь с любым испытанием. Положись на меня.

Наклонившись, он поцеловал ее в лоб бесстрастно и успокаивающе. И это придало ей силы.

— Говори, с чего нужно начать, — произнесла она. Однако ее вопрос остался без ответа — в этот момент раздался стук в дверь. Филиппа, подбежав к двери, глянула в замочную скважину.

— Это леди Джейн, — сказала она.

— Я ограбила бельевую и буфет, — объявила леди Джейн, появляясь с полными руками. — И набрала воды в кувшин. Только мазь мне не удалось найти, потому что я не знаю, какая именно нужна. А спросить камеристку я постеснялась — вдруг она стала бы расспрашивать меня, я бы не знала, что ей ответить.

— О, Джейн! Неужели так трудно соврать что-нибудь? Ты могла бы сказать, что натерла ногу или даже порезала… когда избавлялась от старой мозоли! — не удержалась от шутки Филиппа.

— Не могла, потому что у меня нет никаких мозолей, да еще старых… — Она высоко вскинула голову. — А врать нехорошо, этому учат еще в школе. Это ты привыкла врать на каждом шагу, а я всегда стараюсь быть честной…

— Извините, леди, если я задела вашу тонкую чувствительность, — произнесла Филиппа. — У меня сорвалось с языка: я хотела сказать «от свежей мозоли». Но и это не важно. Просто после того как вы вывели нас с мистером Уортом из-под обстрела, я по глупости решила, что могу положиться на вашу сообразительность. Прошу прощения за ошибку.

— А я отнюдь не собираюсь просить у вас прощения за свою, — огрызнулась леди Джейн, сверкая глазами. — Ты всегда была такой. Ты думаешь, что весь мир должен крутиться вокруг тебя!

— Леди! — вынужден был вмешаться Маркус. — Может быть, вы отложите вашу дуэль на потом?

Филиппа почувствовала, что кровь бросилась ей в лицо, и она ослабила свою позицию, отступив на шаг от леди Джейн: их словесные перепалки могут длиться до бесконечности, знала она. Строго поджав губы, Филиппа принялась раскладывать льняные салфетки на столике перед постелью.

— А где же ваш брат? — спросила леди Джейн, застыв с бутылью бренди в руках.

— Он… у него срочное дело, — ответил Маркус. Наступила неловкая пауза. Никто не знал, что надо делать. Леди Джейн, казалось, была загипнотизирована видом обнаженной мускулистой груди Маркуса. Затем она перевела оценивающий взгляд на Филиппу.

— Вам нужно новое платье, — произнесла она. Филиппа печально оглядела когда-то кремово-серебряный шедевр от мадам Ле Труа. Подол был в грязи, атлас измят, а один рукав и бок в крови, появившейся, когда она поддерживала Маркуса на лестнице.

— Мне это известно, — холодно произнесла она. — Но по счастью, я любимая клиентка мадам Ле Труа.

— Я просто хотела сказать: если вы в таком виде выйдете в холл, то вызовете всеобщий ажиотаж.

Разумеется, Джейн была права. Но ее намного больше беспокоило положение Маркуса.

— Я найду для вас новое платье, — пообещала Джейн, берясь за ручку двери.

— Постой, — проговорила Филиппа, — ты хочешь осчастливить меня одним из своих нарядов?

— Не бойся, — сказала Джейн, — мне так и не пришлось обновить его на этом празднике. — С этими словами она скрылась за дверью.

— Отлично, — произнес Маркус, нарушая повисшее молчание. — Теперь-то мы уже можем продолжить?

— М-мы? Ты решительно не хочешь дождаться Бирна? Маркус покачал головой:

— Он вернется не раньше рассвета. А у нас есть все, что нужно для этой ничтожной операции. Я буду говорить тебе, что надо делать.

Льняные салфетки были скручены в жгуты, свежая вода перелита в чашку. Ножницы из наборчика для шитья, принадлежавшего миссис Тоттендейл, лежали на столе. К ним присоединилась пара пинцетов из запасов Маркуса. Бутыль бренди стояла рядом.

Для начала она аккуратно обработала поверхность вокруг раны влажной льняной салфеткой. Затем, поднеся свечу поближе, осмотрела рану.

— Ну и что ты там видишь, в этой моей дыре? — спросил он. — Можешь разглядеть пулю?

Раздвинув края ранки, Филиппа заметила слабый свинцовый блеск.

— Частично, — отозвалась она.

— Отлично. А можешь подцепить ее? Пинцетом, разумеется.

Она взяла со столика инструмент и замерла, широко раскрыв глаза.

Чувствуя ее состояние, Маркус предложил ей сделать глубокий, расслабляющий вдох, а затем глотнуть бренди. Это отчасти помогло. Она вдруг стала видеть отверстие более отчетливо.

— Полагаю, тебе надо лечь на живот, — сказала она. — Так нам обоим будет удобнее.

Помогая ему улечься, Филиппа заметила длинный шрам у него на боку. Она нежно провела по нему пальцем. Маркус повернул к ней голову.

— Ножевой, он у меня уже давно.

Она кивнула, собираясь запустить пинцет в свежую рану.

— Пора приступать, — поощрил он ее.

Филиппа осторожно ввела пинцет, но, к сожалению, рука ее не была достаточно тверда, чтобы действовать быстро и точно.

— Можешь сделать мне одолжение? — спросил Маркус. — Поговори со мной, отвлеки меня какой-нибудь болтовней.

— Конечно, — отвечала она напряженным голосом. — О чем бы ты хотел услышать?

— Скажи мне… — Он помолчал. — С каких пор и почему вы с леди Джейн стали врагами?

Она почувствовала, что пинцет, наконец, зацепил пулю.

— Это не поддается объяснению, — ответила Филиппа, опасаясь, как бы пуля не ушла глубже.

— Отлично, тогда перейдем к твоему браку. — Не слыша ответа, он продолжил: — Пока ты терзаешь мое плечо — леди Джейн или Алистэр Беннинг, на твой выбор.

— Я бы предпочла другую тему. Согласна перемыть косточки Бротону, — предложила Филиппа.

Маркус издал короткий смешок:

— Ты когда-нибудь думала о том, что если бы вы поженились, то были бы парой — Филипп и Филиппа?

Она усмехнулась:

— Разумеется, эта мысль приходила мне в голову.

— А тебе известно, что ты слишком хороша для него?

— Я знаю некоторых, которые вовсе не считают меня такой уж хорошей, — ответила она, скользя пинцетом по краю раны, что заставило Маркуса сжаться от боли.

«Лучше бы он закричал. Тогда, возможно, ему стало бы чуть легче», — пронеслось у нее в голове. Она слышала, каким тяжелым стало его дыхание, видела пот, выступивший на его коже. Она поняла, что единственный способ отвлечь его от боли — допустить его наконец в свой мир. И она решилась на это.

— Мой брак с Алистэром, — начала она, — был очень коротким. Это был мой первый сезон, я только начала выезжать в свет и сразу же встретила его, мужчину моей мечты: родовитая семья, красивый, обаятельный… Он вскружил мне голову.

— Ты была молода и хотела любить, — заметил Маркус.

— Да, я хотела любить. Мы выбрали для свадебного путешествия Венецию и поплыли туда на яхте, подаренной моим отцом. Но в пути часть команды слегла в лихорадке, которую подцепил и мой Алистэр. Через пять дней его не стало.

— И… и ты оплакиваешь его смерть до сих пор?

— Иногда. Я ведь похоронила мужчину моей мечты.

И в этот момент ее пинцет накрепко зажал пулю и потащил из раны. Нервное напряжение отпустило ее, металлический шарик упал на стол. Она поспешила приложить льняной жгут к ране, чтобы унять кровотечение.

— И что потом? — спросил он, успокаивая свое дыхание.

— Потом я узнала о нем всю правду, — отвечала она. На короткий момент она перенеслась мысленно в тот первый месяц после кончины Алистэра. Устав быть предметом жалости и участия со стороны его семьи, она решила переселиться в их фамильный особняк на Гросвенор-сквер, который она унаследовала. И тут она открыла, что от этого дома остался лишь приличный фасад, а внутри все сыпалось и нуждалось в ремонте. А затем в двери постучали кредиторы. Чтобы не уронить своего достоинства, ей пришлось поддерживать миф о его богатстве и разыгрывать роль безутешной вдовы. В глазах общества любящие безутешные вдовы намного приятнее неуравновешенных и обделенных в средствах.

Это было все, что она пожелала ему рассказать.

 

Глава 21

К концу операции силы оставили его, воля отступила и пришла лихорадка. Он медленно погружался в жар и беспамятство. Приложив к его ране льняную салфетку, чтобы унять кровотечение, Филиппа перевязала его ненужным теперь шейным платком и уложила поудобнее. Но сильная лихорадка сотрясала все его тело. Он мог бы убить ее каплей лауданума из пузырька Бирна, она бы отключила его, погрузив в блаженное беспамятство. Но именно этого он и не хотел, он не желал расставаться с мыслями о Филиппе и без устали прокручивал в голове ее рассказ. Вместо лауданума он принял большой глоток бренди.

Она тоже была без сил. И все же тихонько шептала ему ласковые слова, пустые фразы, чтобы успокоить его, прикладывала влажные салфетки к его лбу.

Маркус мог бы выиграть битву с лихорадкой быстрее, но он не желал распрощаться с мыслями о Филиппе. Почему она все-таки решилась рассказать ему о своем муже? Поведала ему о своем разочаровании в любви и горьком послевкусии от брака, вопреки мнению, бытовавшему в обществе. Она разрушила миф о Филиппе Беннинг. Стена, воздвигнутая в ее сердце, пошла мелкими трещинами и превратилась в песок.

Он находил только две причины для такого признания. Первое: ее отношения с леди Джейн, окутанные какой-то тайной. Но это было сомнительно. Потому что в этом случае они бы не выставляли свою вражду напоказ. А во-вторых… Во-вторых, она пожелала впустить его в свою жизнь, в ту ее часть, которая была закрыта для любого из ее поклонников, даже для Бротона. Но почему?

Прекрасная, упоительная и такая пугающая догадка! Вытаскивая пулю, она была так нежна с ним, как никто и никогда. Она и теперь не отходит от него…

Но она никогда не будет в безопасности рядом с ним. Он не должен соглашаться на роль того единственного, кто сумел разрушить стену ее отчуждения и пронзить ее сердце. Потому что рядом с ним летают пули, а не стрелы амура. И одна из случайных пуль может легко угодить в нее.

С этой мыслью он, наконец, забылся полностью. Филиппа по-прежнему не отходила от него, стараясь унять холодными компрессами его жар. Она должна вырвать его из цепких объятий лихорадки, говорила она себе. Он не посмеет умереть. Она не готова потерять его. Но почему? Она разучилась контролировать себя? Да, вероятно, это так.

Но сейчас, находясь с ним вдвоем в этой чужой комнате, она не могла лгать самой себе. Истина была слишком очевидна… Но как это возможно?

Она, Филиппа Беннинг, и какой-то Маркус Уорт! Она принимает в нем намного больше участия, чем это требуется исходя из их договора! Хотя почему «какой-то»?

Он ведет двойную жизнь, это ясно. Он потрясающий воображение шпион Сизый Ворон, и опасность подстерегает его на каждом углу. Возможно, это обстоятельство и увлекло ее воображение? Она попалась на шпионские сказки, растиражированные газетами, над которыми смеется даже он сам, их главный герой. Она, Филиппа Беннинг, унизилась до вкусов толпы. А Маркус стоит выше их. Возможно, это она недостойна его? Но если ее привязывает к нему лишь это стадное чувство, тогда все в порядке. Она может считать себя свободной от него… Так может или нет?!

Ее размышления были прерваны осторожным стуком в дверь. Убедившись, что Маркус надежно укрыт и состояние его не ухудшилось, она подошла к двери и впустила леди Джейн.

— Я принесла тебе платье, — громко начала та, и Филиппа, оглянувшись на Маркуса, поспешно приложила палец к губам.

Джейн понизила голос до шепота.

— А еще я раздобыла мазь, — сказала она, протягивая Филиппе склянку с коричневатым составом.

Та поставила склянку на столик у кровати и повесила принесенное платье на спинку кресла. Вместе с платьем Джейн передала ей и новую стопку льняных салфеток, хотя у нее еще оставалось порядочно от предыдущего раза.

— Так много салфеток? — удивилась она.

— О, это не для него, а для тебя.

— Для меня?..

— Запихаешь их внутрь, чтобы платье не висело на груди. Ты всегда была плосковата в этом месте, этим ты и отличалась от всех других. А в остальном… ничего особенного.

— Решила позабавиться?

— Самую малость, — ответила Джейн. — А как он? — кивнула она в сторону кровати.

Филиппа заметила, что Маркус, разметавшись в жару, отбросил покрывало и его торс обнажился. Подойдя к кровати, она укрыла его.

— Полагаю, что неплохо. Надеюсь на это, — отвечала она. — К сожалению, я не знаю, что надо делать в таких случаях.

— Ну разумеется. Нас не учили тому, как надо излечивать огнестрельные ранения.

Любовно глядя на раненого, Филиппа провела рукой по его каштановым волосам. Леди Джейн, поняв, что о ней забыли, кашлянула слегка, чтобы привлечь ее внимание.

— Надеюсь, все обойдется. А я возвращаюсь в свою постель. Бал совсем расстроился после того, как выгорели конюшни.

— О, конюшни! — воскликнула Филиппа. — Кто-нибудь пострадал?

— Кто-то из конюхов получил ожоги. — Она пожала плечами. — Лошадей спасли, но конюшня превратилась в руины.

Филиппа проводила Джейн до двери. Один вопрос витал сейчас в воздухе. Когда рука Джейн уже легла на ручку двери, Филиппа решилась.

— Джейн, Маркус… мистер Уорт спрашивал меня, почему ты и я стали врагами. Он находит это странным.

Джейн холодно взглянула на нее:

— И что ты ответила?

— Что это не поддается разумному объяснению.

— Да, это трудно объяснить, — согласилась Джейн.

— Ты… ты не хочешь все-таки попытаться понять? — спросила неуверенно Филиппа.

— Полагаю, это связано со множеством самых мелких обстоятельств, — произнесла Джейн, не отрывая взгляда от лица Филиппы. — Но ни одно из них не является настолько важным, чтобы пускаться в обсуждения, — холодно завершила она. — Можешь не беспокоиться о платье, просто выбрось его, когда все закончится. Я уже не стану его носить.

Последние слова возвращали их в русло старых отношений. Короткое перемирие закончилось. Пожелав леди Джейн спокойной ночи, Филиппа закрыла за ней дверь.

Маркус пробудился на рассвете, чувствуя, что лихорадка отступила. Он был еще слаб, но в голове прояснилось. Ночные видения оставили его, он уже мог отличить явь ото сна. Состояние, в котором он пребывал, было явью, потому что Филиппа отсутствовала. Только во сне он мог переживать их полное телесное единение…

Вместо нее его приветствовал Бирн:

— Поздравляю с пробуждением. Ну, и как ты себя чувствуешь?

— Так, словно попал под экипаж. Мне нужно еще поспать.

— Доспишь в другом месте, пора убираться из этого благородного дома, — сказал Бирн и стал кидать в саквояж окровавленные салфетки, полотенца, рубашку, испорченный вечерний костюм… — Мы не должны оставить никаких следов, никто не должен знать, что ты схлопотал пулю.

Бирн, конечно, прав. Праздник был испорчен, и все готовились к отъезду. Никто не собирался оставаться здесь на воскресенье. Хотя было бы нетрудно сослаться на обычное недомогание и отлежаться еще немного. Но это могло насторожить Стерлинга. Ничего, он встанет и как-нибудь доберется до кареты.

— Ты быстро справился с лихорадкой, — заметил Бирн, прикасаясь к его лбу. — Лоб почти холодный.

— А где Филиппа? — спросил Маркус, беспокойно оглядывая комнату.

— Я отослал ее несколько часов назад, — ответил Бирн. — Ей необходимо вздремнуть. Она успешно справилась со своей задачей. — Бирн показал на маленький кусочек металла на прикроватном столике.

Но Маркус смотрел в дальний конец комнаты, где на кресле лежало ее когда-то прекрасное, кремово-серебряное, а теперь мятое и окровавленное платье.

— Должен признать, она умеет сохранить холодную голову при весьма горячих обстоятельствах… — продолжил Бирн. — Эта леди оказалась более способной, чем я ожидал.

Маркус попробовал принять сидячее положение и впервые обратил внимание на состояние самого Бирна.

— У тебя ужасный вид.

Бирн выглядел бледнее, чем обычно. Глаза его казались двумя темными ямами. И он слишком сильно припадал на свою трость.

— Эта моя нога, она просто убивает меня… — объяснил Бирн. — Но лучше не приставай ко мне, — огрызнулся он. — Следи за собой.

Маркус подумал, что, вероятно, тот принял двойную дозу лауданума и только поэтому смог идти по следу. Наступит ли день, когда он освободится от этой вредной подпитки?

Впрочем, сейчас не время обсуждать это.

Два инвалида (один — уже почти признанный член высшего общества, другой — пока мало кому известный джентльмен), двинулись через холл. Их саквояжи снесли вниз слуги минут десять назад. Они забрали с собой все, что могло бы свидетельствовать о случившемся, в том числе и платье Филиппы.

Маркус пытался изо всех сил держаться. Его выдавала только некоторая бледность, которую, впрочем, можно было легко объяснить обильными возлияниями во время праздника. К тому же был еще слишком ранний час, поэтому они благополучно миновали холл и вышли к лестнице, замеченные лишь немногими.

К несчастью, среди этих немногих был лорд Гемпшир, беседующий на верхней площадке лестницы с полусонным лордом Стерлингом и необычно встревоженным Кроули.

Стерлинг выглядел так, словно его только что насильно вытащили из постели, а Гемпшир, казалось, и вовсе не ложился спать. Что и неудивительно после такой катастрофы с его знаменитыми конюшнями. По лицу Кроули было видно, что и он мало спал в эту ночь.

— Табун спасен, хвала Господу, — говорил лорд Гемпшир. — Но вы напрасно полагаете, что я не подниму этот вопрос на ближайшей ассамблее в парламенте и не доведу До сведения начальства в военном ведомстве. Если вы думаете, что я готов проглотить это, то вы просто сумасшедший.

— Но, Бернард, это всего лишь несчастный случай, — пытался умиротворить его Стерлинг.

— Да-а? А как прикажете быть вот с этим? — потрясал лорд Гемпшир куском пергамента перед лицом Стерлинга. — Не-ет, это не несчастный случай! Это диверсия!

— Сэр, — вмешался Кроули, — беспокойство лорда Гемпшира вполне оправданно, особенно если принять во внимание… — Он вдруг заметил, что они уже не одни на лестнице, и замолчал. Следуя за его взглядом, Гемпшир и Стерлинг тоже увидели приближавшихся к ним братьев Уорт.

— Договорим позже… — уловил Маркус последние слова Стерлинга.

Однако лорд Гемпшир был слишком возбужден, чтобы молчать.

— А-а, вот и господа Уорт, вы оба проходите по военной службе, — начал лорд Гемпшир, желая обрести в них единомышленников. — Обратите внимание, джентльмены, что я нашел у своих дверей после всех страшных событий этой ночи.

Он расправил перед ними пергамент. Буквы расплывались у Маркуса перед глазами, но он заставил свои глаза сфокусироваться. В середине аккуратно обожженной по краям бумаги как в рамке были выведены слова: «VivelaFrance!» — «Да здравствует Франция!».

— Кто это нашел? — спросил Маркус, преодолевая слабость.

— Я, — объявил Кроули. — И это нельзя оставлять без внимания. Мы с вами долгое время работали вместе, Уорт. Я считаю этот текст крайне провокационным…

Бирн решил вмешаться.

— А мне это представляется просто глупой выходкой. Сейчас стало модным списывать все на французов. Вот и катастрофу с банкетом лорда Уитфорда тоже пытаются списать на них, не так ли?

— Именно! — воскликнул лорд Гемпшир. — Это они! Они дождутся, что мы снова ступим на их землю и отодвинем их к Средиземноморью.

— Бернард, — вмешался лорд Стерлинг, — мы привыкли смотреть на них как на своих врагов, но это не может длиться вечно. Я многое еще мог бы сказать по этому поводу, но я слишком мало спал в эту ночь. Да и вы оба, судя по вашему виду, спали не более двух часов. — Он пристально посмотрел на Маркуса.

— Ваша правда, я чересчур увлекся за столом. Выпил пару лишних бокалов и веселился всю ночь. — Он попытался изобразить на своем лице беззаботность. — Ничего, теперь досплю уже дома.

— Вы считаете это благоразумным, мистер Уорт? После такой бурной ночи можно отправиться и попозже… — Стерлинг буквально сверлил его опытным глазом старого разведчика.

— Нас ожидает Грэм, — произнес Бирн. — Его жена Мария снесет нам головы, если мы не явимся, как обещали.

Превозмогая боль, Маркус исполнил безупречный поклон, и они с Бирном стали спускаться вниз по ступенькам.

Маркусу понадобилось все его самообладание, чтобы сохранять равновесие без помощи перил. Он был уверен, что за ними наблюдают, и не хотел выдавать свою слабость. За спиной продолжал раздаваться голос лорда Гемпшира. Он грозил использовать все свое влияние в палате лордов, чтобы расследовать этот случай и, если это действительно французы, вынести на обсуждение в палате вопрос о принятии серьезных мер по ужесточению политики безопасности.

Маркус пытался сосредоточиться на словах и интонации Гемпшира. Он чувствовал, что перед ним еще одна деталь головоломки, и если его догадка верна, неужели все так просто? Но не стоит спешить с выводами. За дверью респектабельного дома он с наслаждением вдохнул чистый и прохладный утренний воздух и, продолжая изображать непринужденную элегантность, взобрался в карету с гербами Уортов, Уже поданную к парадному входу. Когда копыта лошадей зацокали по гравию, он погрузился в блаженное забытье.

Последующие несколько дней слились в какое-то серое пятно. Бирн остановился на холостяцкой квартире Маркуса, оба старательно избегали Грэма и Марию. Последняя постоянно присылала приглашения на домашние обеды, но Бирн хладнокровно отклонял их, ссылаясь на другие, более ранние приглашения. Думала ли та, что это могли быть приглашения от миссис Беннинг, неизвестно. Но, зная о том участии, которое принимала в нем Филиппа, Мария начинала возлагать кое-какие надежды на счастье Маркуса.

Но ничего похожего на личное счастье не наблюдалось в жизни Маркуса. Он посетил врача из своего старого Семнадцатого полка, который наложил ему припарку от пороховой пыли и предписал отдых, потому что временами у него еще возобновлялись приступы лихорадки. И тогда его постель превращалась в ложе пыток. При этом он отказывался от сильных болеутоляющих, желая сохранить в ясности голову. Вначале таких «светлых» часов у него набиралось немного, но он старался провести их с пользой.

Бирн ночами пропадал из дома. Где он бывал, Маркус не знал, а Бирн не считал нужным посвящать его в свои дела. Возможно, он пытался отыскать следы Лорена где-нибудь в районе доков, откуда впервые пришли вести о нем. Что ж, это все же занятие для его активной натуры. А может, ему удалось напасть на след?

Вскоре все прояснилось.

Вернувшись однажды утром, Бирн застал Маркуса сидящим за письменным столом и погруженным в бумаги. Ничем не выдав своего удивления, он поставил на стол большую коробку.

— Завтрак, — буркнул он, выкладывая апельсины, сыр, холодное мясо и хлеб, а также бутылку молока. Поскольку в холостяцкой квартире Маркуса не было кухни, Бирн носил обеды из своего клуба или из дома.

— Благодарю, — произнес Маркус, разламывая хлеб. — Откуда все это добро?

— С рынка на Ковент-Гарден, — доложил Бирн. — Сегодня там большой торговый день. А почему ты не в постели?

— У меня тоже могут быть дела, я работаю, — ответил Маркус.

— Не слишком ли рано? — спросил Бирн, усаживаясь в кресло. — Где я только не рыскал, чтобы найти хоть какой-нибудь след, — все без толку. Но кто-то же строит все эти козни! В обществе неспокойно.

— Разгадка кроется здесь, — произнес Маркус, протягивая ему листок бумаги, где были указаны главные светские мероприятия года. — Задайся вопросом, почему именно эти события стали его мишенью?

— Потому что их устраивают люди, гордящиеся своим патриотизмом, — мгновенно отреагировал Бирн.

— Не только, — возразил Маркус. — Две следующие цели — это Золотой бал в Риджентс-парке и бал Беннинг — носят несколько иной характер. Я думаю, этот лист нужно поделить на две половины. — И он действительно разорвал его пополам, сложив ровно посередине.

— И что же? — усмехнулся Бирн.

— Два первых мероприятия — банкет Уитфорда и бега Гемпшира — носят не просто патриотический характер, их устроители имеют немалую выгоду от своей патриотической деятельности, — пояснил Маркус.

— Совершенно верно, — подтвердил Бирн, нахмурив брови. — Оружейный завод Уитфорда и конный завод Гемпшира — главные поставщики армии его королевского величества.

— А теперь, с окончанием военных действий, их бизнес дышит на ладан, — подвел итог Маркус.

— Не совсем так. Франция все еще не вышла из-под британского влияния, оружие и лошади по-прежнему в цене, — возразил Бирн. — И потом, вряд ли Лорен мог надеяться, что эти его действия нанесут серьезный урон британской армии.

— Именно! — вскричал Маркус. — Что он сделал? Он выкрал пару пистолетов и чертежи и поджег конюшни. Но в Англии существуют сотни ферм, поставляющих лошадей для армии. А чертежи наверняка хранились не в единственном месте и не в одном экземпляре. О пистолетах вообще не стоит говорить. Акции Лорена — это комариные укусы.

— А как же твоя рана? Или ты забыл о ней? — усмехнулся Бирн.

— Я — никто, — отмахнулся Маркус с беззаботным видом. — Он охотился за Уитфордом и Гемпширом. Последний надоел французам своими выступлениями в пользу новых военных авантюр в парламенте. Но ему нужны эти выступления, весь его бизнес построен на войне. — Маркус развернул перед братом «Таймс» и обвел нужную статью.

«Инцидент на бегах лорда Гемпшира в минувший уик-энд был назван самим устроителем «копанием лягушиной лапкой под могучим зданием британской державы. Он настаивает, что пожар был инсценирован агентами французской разведки по указанию их правительства.

Глава английского Военного департамента, лорд Филдстон, не пожелал опровергнуть это утверждение, как он сделал это ранее в связи с неприятным инцидентом на банкете лорда Уитфорда. Наш источник в Уайтхолле считает, что лорд Филдстон рассматривает последнее событие как более серьезное. Особенно если принять во внимание факт роспуска французского парламента по указанию премьер-министра, герцога Ришелье».

— Если ты прочтешь следующую страницу, то увидишь, что приняты меры по сокращению численности в Англии французских репатриантов, — продолжил Маркус. — Антифранцузские настроения уже вошли в сознание великосветского общества, и скоро к ним подтянутся средние слои и чернь. Еще один подобный инцидент, и Англия окажется втянутой в новую войну.

— Но зачем? — вздохнул Бирн. — Я уже сыт всем по горло. Полагаю, что и каждый в стране чертовски устал от этой кровавой бойни.

— Но есть люди, которые делают деньги на войне, — напомнил Маркус. — Я бы сейчас хотел знать, кто получает от войны основную прибыль.

— Ты подозреваешь Стерлинга, — констатировал Бирн, просматривая статью о социальной политике в стране.

— Да, — произнес Маркус. — Но мне нужно что-то более весомое, чем мои подозрения. Вообще-то он занимал промежуточную позицию, как Кроули, Филдстон и сотни других людей.

— Да, но он был в конюшнях… — Бирн поднял глаза от газеты. — О его финансовом положении ты можешь справиться у миссис Филиппы Беннинг. Возможно, ей известно даже побольше, чем его счетоводу.

— Нет! — резко буркнул Маркус, уставившись куда-то в стол.

Бирн внимательно посмотрел на него.

— Я понимаю, события в минувший уик-энд сложились далеко не лучшим образом, но они не могли надолго расстроить ее. У этой леди есть голова на плечах, и у нее превосходная память. Ты и сам это знаешь. Она доказала свою полезность в нашем деле, Маркус.

— Я сказал «нет», — повторил Маркус. Но, зная, что для его брата это не ответ, он вздохнул, снял очки и потер усталые глаза. — Дело приняло слишком опасный оборот, и свидетельство тому — мое плечо. Она должна выйти из игры.

Бирн принялся задумчиво катать свою трость между ладоней.

— Ладно, а что с остальной частью листа, которую ты оторвал? — справился он. — Золотой бал в Риджентс-парке и бал Беннинг. Под каким углом ты их рассматриваешь?

— Я… я не знаю, — произнес Маркус. — Мне лишь известно, что это самые привлекательные события светского сезона.

— Прекрасно. Спонсор Золотого бала — британская корона, следовательно, меры безопасности будут на высшем Уровне.

— Это ни о чем не говорит… — возразил Маркус. — Бал-маскарад проводится на открытом воздухе, попасть туда кому надо не составит труда. — Маркус задумчиво потер подбородок. — Подожди… Неужели это может быть… да, вполне вероятно…

Бирн перестал крутить трость и застыл в ожидании.

— Они могут устроить пакость, чтобы поддеть Принни. Если испортят его бал, он потребует немедленного начала военных действий, его политический курс известен всем.

— Прекрасно. И что же они посмеют изобрести на этот раз? Этот вопрос заставил Маркуса задуматься.

— И кто эти они? — продолжал Бирн. — С кем может быть связан этот проклятый Лорен?

Маркус покачал головой.

— Правильнее спросить: кого он нанял? — сказал он и, встав из-за стола, поспешил в спальню.

Через открытую дверь Бирн наблюдал, как он извлекает из шкафа какие-то рваные обноски.

— Что ты собираешься делать? — спросил Бирн, вставая у него за спиной.

— Начать все сначала, — отвечал Маркус, натягивая заношенные коричневые брюки. — У Джонни Дикса была подружка, она была с ним в ту ночь, когда он заполучил этот черный список. Должна же она хоть что-то знать!

— Неужели ты до сих пор не удосужился расспросить ее? — удивился Бирн.

— После убийства Джонни Дикса она растворилась в воздухе. Я ходил в эту пивнушку «Петух и курица», но Марти Уилкинс — может, ты помнишь его по Семнадцатому полку? — сказал, что эта девчонка — Мэгги, как мне помнится, — где-то затаилась, перепуганная убийством Джонни. Никто с тех пор не мог ее отыскать. Но теперь, когда столько времени утекло, возможно, она уже появилась.

— Нет, — мягко произнес Бирн. — Ты не пойдешь.

— Я чувствую себя превосходно, — заверил его Маркус. — Если мне и дальше придется сидеть здесь под замком, я сойду с ума.

— Нет, — снова повторил Бирн. — И потом, твое лицо слишком примелькалось в этой пивнушке. Я пойду туда вместо тебя.

— Но, Бирн… — начал Маркус, но брат сразу же прервал его:

— Пожалуйста, позволь мне сделать это, вспомни наши прежние дела. Ты всегда говорил мне, куда надо идти, где есть информация. Я шел туда, и у меня все получалось.

Маркус помолчал. Они слишком отдалились в этот последний год. И он решил вести собственную игру, не полагаясь на старшего брата, с которым они были заодно всю войну. Их братская дружба дала трещину. Они забыли свои прежние роли. И Бирн переживает это, возможно, намного трагичнее, чем он.

— Возможно, ты и прав, — произнес Маркус. — Займусь-ка я лучше бумагами и начну складывать головоломку, как в добрые старые времена. Это ты Сизый Ворон, а не я. Ты призван спасти сегодняшний день и не допустить позора.

Бирн кивнул, глядя на ворох бумаг на письменном столе.

— Мне нужно сменить одежду, — произнес он, проходя в спальню, где стоял его саквояж.

— А мне… написать письмо, — отозвался Маркус.

— Разумеется, миссис Беннинг?

— С чего ты это взял?

— Так просто подумал, — сказал Бирн, появляясь из спальни в грязных брюках и грубых ботинках, в залатанном сером пальто. В руке — коричневая бутыль, а на голове пыльная шляпа. — Не ты ли недавно сказал, что ее надо вывести из игры? Или я ослышался?

Маркус промолчал.

— Интересно, она сама уже знает, что ты решил избавиться от нее? — спросил Бирн.

Филиппа вошла в Уорт-Хаус в замешательстве, на дрожащих ногах.

Минула почти неделя, а она не имеет никаких вестей ни от него, ни о нем. Придется самой наводить справки. Она чувствовала себя крайне неловко, хотя у нее и было официальное приглашение Марии отобедать у них. К тому же, нет почти никакой надежды застать его в фамильном гнезде.

Так она говорила себе, переступая порог Уорт-Хауса в компании с Тотти, Норой и ее мамой и приклеивая на уста счастливую улыбку.

— Филиппа, зачем мы притащились сюда? — шепнула ей Нора.

— Ах, успокойся! Надо же где-то обедать, — отвечала ей Филиппа. — И потом, эта Мария с ее любовью к сиротам… Она такая славная.

— Мне известно, что благотворительность — это твое новое увлечение. Но леди Уорт… бррр, она такая скучная, такая несветская… Не понимаю, как ты только выносишь ее?

— Нора, Нора, нельзя быть такой недоброй, — произнесла Филиппа, призывая взглядом леди Де Реджис попридержать свою ретивую доченьку. — Я уверена, что ты найдешь манеры леди Уорт совершенно безупречными. («И ее манеры намного лучше твоих», — подумала она про себя.)

— Надеюсь, здесь найдутся молодые джентльмены для моей Норы, — сказала леди Де Реджис.

— О да, — вмешалась Тотти. — У лорда Уорта есть два брата, моложе его. Они оба не женаты.

— Один — длинный, как шнурок, а другой — книжный червь и педант, который цепляется к каждому слову Филиппы, — фыркнула Нора.

— Нора! — попыталась одернуть ее Филиппа. И когда эта девочка успела стать такой резкой и нетерпимой? И как она сама пропустила этот момент в ее воспитании?

— О, продолжай и дальше в таком духе, Филли! — усмехнулась Нора. — И когда только ты успела превратиться в такую благонамеренную зануду? Еще месяц назад ты была бы со мной заодно.

Это было правдой: она отдалилась от Норы и всех остальных. А когда это началось? С той поры, как она узнала Маркуса. Она увидела и оценила его доброту и благородство, его независимый ум, склонный к иронии. Она позволила ему узнать о себе больше, чем любому другому. Он стал ее другом.

А теперь она разрывается на части, не зная, где он и что с ним.

— Филиппа! — воскликнула Мария. — Как же я рада снова увидеться с вами!

Филиппа с удовлетворением отметила, что та последовала ее совету и теперь носила платье теплого оранжево-бежевого оттенка.

— Мария! — воскликнула Филиппа, касаясь губами ее щеки. — Я привела с собой моих друзей, которые сочувствуют вашему благородному делу и могут быть вам полезны. Позвольте вам представить леди Де Реджис и ее дочь Нору. С миссис Тоттендейл вы уже, конечно, знакомы.

Пока дамы обменивались комплиментами, Филиппа оглядывала комнату в поисках знакомой долговязой фигуры с насмешливыми глазами за стеклами очков и добродушной улыбкой. Но его, увы, не было.

Внезапно подала голос леди Де Реджис, словно читавшая мысли Филиппы:

— Я слышала, у вашего мужа есть два молодых и неженатых брата. — Она отнюдь не считала нужным скрывать свои намерения, ее цель — поиски достойного супруга для прекрасной доченьки. — Сегодня вечером они здесь присутствуют? — осведомилась она, оглядывая гостиную.

— Боюсь, что нет, — улыбнулась Мария. — Молодые мужчины… вы понимаете. Я не могу пригвоздить их к семейному гнезду.

— Их… их нет? — озадаченно спросила Филиппа. — Ни одного из них?

Мария смотрела на нее с непонятной усмешкой.

— К несчастью, я не видела Маркуса с прошлого уикэнда. Бирн как-то раз наведался отобедать, но и только…

Опасаясь лишних ушей, Филиппа бросила в сторону Тотти встревоженный взгляд. Та мгновенно поняла, в чем дело, и, взяв леди Де Реджис под руку, повела ее к столику с прохладительными напитками. Нора, в свою очередь, перепорхнула поближе к кучке джентльменов в дальнем углу.

Если нет молодежи, придется попрактиковаться на папочках, вероятно, решила для себя она.

— Мария, — произнесла Филиппа шепотом, — я тоже не видела Маркуса с прошлой недели.

— В самом деле? — встревожилась Мария. — Прошу прощения, но мне показалось, что он… как бы это сказать… проводит время в вашей компании. Я говорю о последнем времени.

— Я понимаю, вы заметили, что мы с Маркусом стали друзьями. Скажите, он ведь не мог уехать из Лондона, не предупредив вас?

— О нет! Особенно если учесть то, что он так увлечен вами…

Щеки Филиппы покрылись румянцем, но у нее не было желания тратить время на пустые разговоры.

— Я надеюсь, что с Маркусом, да и с Бирном, конечно, ничего не случилось, — в замешательстве произнесла Филиппа.

Мария взяла Филиппу под руку и отвела в угол зала.

— Во время войны Маркус и Бирн были в армии. Полагаю, это вам известно, — произнесла она и, дождавшись кивка Филиппы, продолжила: — Иногда мы с Грэмом довольно длительное время не получали от них никаких вестей. Потом мы с ним решили, что отсутствие вестей — это уже хорошая весть. Возможно, и теперь Маркуса задержали какие-то дела, которые он не афиширует. Это все, что я могу вам сообщить.

Филиппа помолчала, чтобы переварить услышанное.

— Отсутствие вестей — хорошая весть, — повторила она.

— Именно, — подтвердила Мария с улыбкой и добавила: — Но если вы чувствуете потребность известить его о чем-то, я буду счастлива сообщить вам его холостяцкий адрес.

— Да-да, — поспешно согласилась Филиппа. — Я отправлю к нему посыльного с запиской.

Но тут прозвенел звонок к обеду, и обе дамы направились в столовую. Филиппе было нелегко вытерпеть весь этот монотонный обед. Она с нетерпением ждала того момента, когда будет прилично удалиться.

И такой момент настал, когда после обеда леди и джентльмены разделились на две партии. Она не стала притворяться больной, чтобы не подумали, будто она отравилась чем-то за обедом. Она просто оставила записку дворецкому, попросив вручить ее Марии не раньше чем через пять минут.

Ровно через пять минут Марии была вручена записка, прочитав которую, она поспешно воскликнула:

— О нет!

Все головы мгновенно повернулись в ее сторону.

— Филиппа, дорогая, боюсь, что у вас дома… не вполне благополучно.

— У меня дома? — Филиппа поспешно отняла у нее бумажку.

— Кто-то пытался проникнуть в ваш дом и разбил стекло, — объявила Мария присутствующим.

— Это ужасно! — воскликнула Филиппа. — Наверное, опять эти французы… Интересно знать, что они там у меня испортили?

Леди вокруг затрепетали и вскрикнули.

— Полагаю, это связано с моим балом Беннинг, — произнесла Филиппа. — Кому-то не дают покоя мои маскарадные секреты.

Упоминание о бале вызвало новый всплеск тревожных голосов.

— Мария, надеюсь, вы извините меня, но я должна срочно повидаться со своим дворецким, — произнесла Филиппа.

— Конечно, конечно… — торопливо проговорила Мария, вставая одновременно с Филиппой. Поцеловав ее в щеку, она шепнула ей на ухо: — Браво, вы молодец.

Тотти поднялась, чтобы сопровождать ее, а вместе с ней встали и Нора с леди Де Реджис.

— О, ни в коем случае! — запротестовала Филиппа. — Нора, леди Де Реджис, вы непременно должны остаться. Я вовсе не хочу, чтобы из-за моих неприятностей у вас был испорчен вечер.

— Но мы ведь приехали в твоей карете, Филиппа, — напомнила Нора с некоторой напряженностью в голосе.

— Все отлично уладится, дорогая, — вмешалась леди Херстон. — Вы ведь собирались отсюда ехать на вечер к Блэквеллам? Я тоже. Мы отлично поместимся в моем четырехместном ландо.

Успокоенные этим, Нора и леди Де Реджис остались на своих местах. Филиппа с Тотти направились к дверям.

Откинувшись на подушки, Филиппа какое-то время наслаждалась вечерней поездкой по фешенебельным окрестностям Лондона. Потом, с досадой поморщившись, посмотрела на Тотти:

— Дорогая, я намерена попросить вас об одолжении. Я высажу вас у дома, а дальше отправлюсь одна.

Тотти спокойно смотрела на нее, как бы ожидая объяснения.

— Умоляю, не надо спрашивать меня ни о чем. И еще одна просьба. Когда вы окажетесь дома, разбейте окно. Какое-нибудь небольшое, снизу в торце.

Тотти с большим подозрением посматривала на нее.

— Мне нет необходимости задавать вам вопросы. Я не слепая и не глупенькая, знаете ли. Я знала, куда вы отправитесь, еще раньше вас.

Филиппа слегка сжала ее руку, когда кучер остановился перед домом. Лакей отворил дверцу кареты и помог Тотти спуститься. Филиппа окликнула ее:

— Тотти!

Та обернулась.

— Спасибо, — сказала ей Филиппа с открытой улыбкой. Тотти махнула рукой:

— Молодые люди, когда влюбляются, всегда думают, что у них все иначе, чем у других. Но все они как на ладони. — Отпустив руку лакея, она подняла камешек с дорожки, усыпанной гравием. — А вот и то, что нам нужно, та-та-та! — закричала она и побежала на задворки дома.

Филиппа побледнела: оказывается, она влюблена? Интересно, что вкладывает в это понятие Тотти? Сердце ее учащенно билось, когда карета увозила ее дальше в вечернюю мглу.

Маркус Уорт совершенно не предчувствовал, кто окажется у дверей его дома в этот вечер. А раз так, он решил улечься в постель, чтобы поднабраться сил к появлению Бирна. Возможно, он вернется с информацией, которая потребует физических усилий от них обоих.

Но прежде ему предстояло закончить письмо к Филиппе. Он начинал его по-разному уже двенадцать раз, всякий раз изнывая от неуклюжести своих оборотов и ничтожности доводов. Последний вариант вышел самым неудачным.

«Дорогая миссис Беннинг, — все его варианты начинались с этого почтительного обращения, — благодарю вас за вашу неоценимую помощь при нашей последней встрече. Это было так великодушно с вашей стороны». Великодушно. Она извлекла пулю из его плеча. Она, которая и ран таких никогда не видела, а он называет это великодушием. Нет, он просто смешон с этой своей благодарностью!

Маркус потер усталые глаза. Ну как он скажет ей, что они больше не должны видеться? «Вы были так добры, но больше ничего от вас не нужно»? Как он напишет ей это, если только и думает, как бы ее увидеть? Он и письмо это выдумал, потому что не может отделаться от мыслей о ней.

Ситуация слишком опасная, ей следует это понять. Авантюрная жилка в ней сильна, но все же она разумная и весьма практичная леди, а потому должна прислушаться к его доводам.

И угораздило же его влюбиться в эту леди! С самого начала она смотрела на него свысока, его статус в обществе был совсем не привлекателен для нее. Пусть же все так и останется.

Маркус встал и принялся расхаживать босым по своему кабинету.

Но разве можно забыть, как она отвечала на его поцелуи в конюшнях Гемпшира, как обнимала его, каким покорным было ее тело, пьяное от любви?! Но с другой стороны, как можно простить ей увлечение этим пустым маркизом? Нет, Маркус Уорт и Филиппа Беннинг — две разные планеты, и они должны вернуться на свои орбиты.

Он снова уселся за стол и положил перед собой чистый лист. Вернув очки на нос, принял сосредоточенный вид.

Его отвлек стук бронзового молотка у входной двери. Он передвинул бумаги на столе и, пройдя по коридору, распахнул входную дверь.

Все застилала пелена моросящего дождя. Но все же он заметил, как радужно переливаются капельки на ее кружевной накидке. Она продолжала стоять, молча, уставившись на него своими огромными синими глазами.

— Привет, — наконец произнесла Филиппа мягко и устало.

— Привет, — отозвался он.

Ее взгляд скользнул по его фигуре, и он внезапно осознал, что халат у него расстегнут и на ногах ничего нет.

— Что вы здесь делаете? — буркнул он, заставив ее перевести взгляд на его лицо.

— Могу я… войти? — спросила она. Уголки ее губ нервно подергивались, она хотела улыбнуться, но не могла.

Маркус продолжал стоять, вперив взгляд в свои босые ноги. Между тем дождь уже перешел в настоящий ливень. С козырька подъезда и с накидки Филиппы стекали струйки воды. Холодные брызги, попавшие на него, привели Маркуса в чувство. Каждый нерв в его теле ощутил ее присутствие. Он отступил назад, молча предлагая ей войти.

— Благодарю вас, — произнесла она. Приятное тепло окутало Филиппу, когда она вошла в кабинет и протянула к огню руки в перчатках. Маркус застыл у двери, ожидая ее дальнейших действий.

— Зачем вы здесь? — произнес он, наконец, каким-то тихим, испуганным голосом.

— Я… хотела убедиться, что с вами все в порядке, — запинаясь, произнесла она. — Почти целую неделю я не получала от вас никакого известия. Я не знала, все ли у вас хорошо.

— Все прекрасно, нет нужды беспокоиться, — ответил он, скрещивая руки на груди.

— Нет нужды беспокоиться?! — вскричала она с истерическим смешком. — Когда я оставила вас на время, вы находились в бессознательном состоянии. А утром вы внезапно исчезли, не соизволив даже предупредить меня. Ни слова, ни записки — ничего. Проходит неделя, а я по-прежнему ничего не знаю о вас. А ваше состояние тогда давало мне большой простор для размышлений.

— Я в порядке, — произнес Маркус, — и весьма благодарен вам за вашу неоценимую помощь. Но отныне и впредь вы больше не должны беспокоиться о моем состоянии. Это вас не касается.

— Что… что вы несете, Маркус? Как это — не касается? Я полагала, что мы стали друзьями…

— Между нами существовало деловое соглашение, но теперь я решил положить ему конец, — холодно проговорил он.

Филиппа замерла, не веря своим ушам.

— Вы… вы решили положить конец, не спросив меня? — обрела она, наконец, дар речи. — Вы не смеете так поступать! Маркус, Бога ради! Ведь в вас стреляли…

— И так же легко могли подстрелить вас! — воскликнул он, приближаясь к ней. — Эта пуля могла ранить вас, ранить, убить точно так же, как и меня. Я не имею права вовлекать вас и дальше в эту игру. Разве этого вы хотели, договариваясь со мной? Нет, вы были намерены лишь обеспечить мне пропуск на ваши светские рауты. Кто вас просил бежать за мной в тот вечер?! Как вы могли отважиться на такой шаг?! — Он уже не думал о том, как он выглядит, расхаживая босиком, и едва не срывался на крик. — Вы должны прекратить это! Вы не должны приближаться ко мне!

Она кивнула. Одинокая слезинка поползла у нее по щеке.

— Если вы увидите меня идущим по одной стороне улицы, вы должны перейти на другую. Вам ясно?

Она снова кивнула. В комнате было слышно только его тяжелое дыхание и тиканье часов.

— Филиппа, — снова заговорил он, уже спокойнее, — Филиппа, почему вы все еще здесь?

Их глаза встретились. Он видел происходящую в ней борьбу — между покорностью и решимостью, между желанием уйти и остаться…

А затем она пересекла комнату и поцеловала его.

 

Глава 22

Стена сомнений рухнула. Не было больше никаких «если бы», ни протестов, ни возражений. Были только они двое — Филиппа и Маркус — и огонь любви, пылавший в их сердцах и крови.

Едва она подошла к нему, как Маркус заключил ее в объятия и стал целовать. Он хотел ее, она была необходима ему. И он не мог больше сопротивляться своему желанию. Он зарылся в ее волосы, а потом стал выдергивать шпильки и сверкающие заколки. Филиппа прижималась к нему, играя завитками на его висках и за ушами, пробегая пальчиками по его бакенбардам. Он впился в ее губы, но она внезапно прервала их поцелуй, вызвав его недоумение. Но она лишь сняла с него очки и положила их на стол. Затем она снова нашла его рот, и их языки забились в ритме, который был подсказан импульсами, ведомыми только им.

Даже теперь, когда она была рядом, ему было мало ее, он продолжал тосковать по ней. Ему казалось, что он никогда не сможет насытиться ею. Он теснее прижал ее к себе и дернул за шнурок черного бархатного плаща у горла, спеша почувствовать ее кожу. И тяжелый плащ, повинуясь нетерпеливому движению его руки, скользнул на пол.

Она была в вечернем облегающем шелковом платье. Все обольстительные изгибы ее тела предстали перед ним: высокая грудь, сверкавшая в декольте молодой упругой кожей, тончайшая талия и стройные, но женственные бедра. И он прижал ее бедра к своим, к тому месту, которое требовало удовлетворения. Оторвав свой рот от ее губ, он стал целовать стройную шею, затем его губы нашли жилку, пульсировавшую за ее бриллиантовым ушком. Ее слабый изнемогающий вздох заставил его сердце биться еще сильнее.

Филиппа, в свою очередь, тоже решила, что домашний халат вовсе не так уж ему необходим. Ее руки скользнули под материю, лаская его гладкую кожу и сильные мускулы. Но вдруг она замерла.

— Твое плечо… — прошептала она.

— С ним все в порядке, — ответил он, отрываясь от ее шеи. Затем он повел плечами, освобождаясь от своего ненужного наряда. Губы его снова вернулись к ее шее.

— Ты уверен? — спросила она с тревогой в голосе. Вместо ответа он прильнул поцелуем к ее губам и вдруг, резко наклонившись, поднял на руки и прижал к себе. Он пересек кабинет со своей драгоценной ношей и толкнул ногой дверь, ведущую в спальню.

— Это не повредит тебе? — спрашивала она, лаская его темные волосы.

— Ничто не может повредить мне, когда ты рядом со мной, — прошептал он.

Пламя еще не погасло в камине, но в комнате было темно. Маркус осторожно опустил Филиппу на край постели, нежно ее поцеловал и… неожиданно отстранился.

— Подожди, подожди… — страстным шепотом произнес он. — Я хочу видеть тебя, хочу зажечь свечи.

Он зажег один канделябр у двери и второй — у постели.

Филиппа сглотнула. Неужели это происходит на самом деле, или ей только мерещится? Ее тело по-прежнему изнывало в тоске по нему, кровь кипела от желания, но какой-то непонятный страх, какие-то условности мешали ей отдаться своему чувству.

Маркус смотрел на нее с невыразимой нежностью.

— Мне просто не верится… Ты в моей постели… И ты пришла сама!

Она покраснела, в смущении поднимая и опуская глаза, и сложила руки на коленях, словно пытаясь защититься. Он заметил этот ее жест, присел перед ней и принялся расстегивать пуговки на перчатках. Целуя освобожденные ладони, он вплел свои пальцы в ее, приник губами к ее рту и нежно опустил на постель. Ее туфельки слетели на ковер, распущенные волосы разметались по подушкам. Нижняя сорочка сползла с одного плеча, явив обольстительную плоть его голодному взору.

Ее вид заставил его почувствовать свою силу — силу охотника, тянущегося к добыче. С угрюмой самоуверенностью он распускал ее лиф, стягивал вниз сорочку. И когда ее грудь была полностью обнажена, он застонал от блаженства.

Она была в растерянности. Холодный воздух ударил в нее тысячью холодных уколов, заставив сжаться ее маленькие розовые соски, выставленные теперь на его обозрение. Она попробовала прикрыть их рукой, но его рука отвела ее руку и завладела пленительными бугорками.

О, эта его рука! Она ощутила огромную волну нежности в себе, вся потянулась ему навстречу. Он целовал ее шею, ключицы, правый и левый холмики, увенчанные розовыми бутонами, с которыми нежно играли его зубы.

Наслаждаясь чудесными ласками, она не заметила, что его рука уже спустилась к чулкам… Но когда она ощутила быстроту и уверенность его рук, ею овладел страх, сосущий, странно томительный, и внутри у нее все сжалось.

Маркус мгновенно уловил этот ее внезапный испуг, едва заметное желание отстраниться, отсрочить возможное. Его рука замерла на ее обнаженном бедре.

— Что не так? — нежно прошептал он, не отрываясь от ее груди.

— Ничего, — вздрогнула она.

Он, подняв голову, заглянул в ее глаза. Этого только не хватало! Подозрительный блеск, который он заметил в них грозил обернуться слезами. Маркус отстранился от нее, теперь он опирался на локоть.

— Мы не должны были заходить так далеко, да? — спросил он.

— Нет-нет! — вскричала она. — Но я… я… Я хочу этого, очень хочу, но только, только…

— Ты нервничаешь, — мягко проговорил он. — Ты слишком чувствительна.

— Нет, просто со мной еще никогда такого не было, — пролепетала она, глядя на свою руку, робко блуждавшую по его мускулистой груди. — Был только мой муж… но он… он не был…

— Радость моя, сердце мое… — прошептал он, прижимая ее руку к своему сердцу. Она услышала нервные, быстрые удары, рвущиеся из его груди. — Посмотри на меня.

Она увидела бесконечную нежность в его глазах.

— Это всего лишь я. Ты узнаешь меня, ты мне доверяешь?

И она поняла: ей не о чем беспокоиться. Здесь есть только он и она. И никого, тайно следящего за ними. Маркус не станет презирать ее за неопытность. Да, она неопытна в любовных делах, несмотря на свой имидж искушенной леди. Теперь всеведущая миссис Беннинг могла быть самой собой. Нервной, глупой, застенчивой, дерзкой и счастливой… Она нужна ему — такой, какая она есть.

— Да, это только ты, — отозвалась она, чувствуя нахлынувшую на нее волну облегчения. — И я. — Она снова привлекла его к себе.

Наконец-то она вновь обрела свободу, ее пьянила возможность поступать, повинуясь только собственному желанию, импульсу, своему партнеру…

Ей доставляло глубочайшее наслаждение касаться его мускулистой груди, рук, она даже провела пальцем по шраму на его боку. А потом, когда он снова приник к ее груди, она обвила его бедра ногами, чтобы ощутить самое интимное касание…

Их разделяли только несколько слоев одежды, которые казались теперь Филиппе ненужной помехой. Она протянула руку к пуговицам на его брюках…

Но теперь пришел черед Маркуса сдержать ее порыв. Он поспешно отвел ее руку, когда она была уже готова коснуться обнаженной атласной длины его копья. Он слишком долго ждал ее, он хотел полностью насладиться этой женщиной. Ему хотелось продлить удовольствие от ее ласк, от ее тела…

— Не спеши, — произнес он, делая над собой усилие.

— Почему? — низким, хрипловатым от сдерживаемой страсти голосом спросила она. — Разве это не ты? И разве это не я?

Ей нравится играть словами, с легкой досадой отметил он.

— Я хочу посмотреть… — продолжала она вкрадчивым голосом.

— Не торопись, дорогая, не торопись. Я не хочу, чтобы все закончилось слишком быстро. — Нежно поцеловав, он убрал ее руку с опасной территории. — И я хочу, чтобы ты насладилась нашей любовью.

— Я уже наслаждаюсь! — вскричала она, заставив его удивленно изогнуть бровь.

— Еще нет, — ответил он, и в его глазах зажегся дьявольский огонь.

Одним резким движением он приподнял ее с подушек, посадил и быстро стянул через голову нижнюю рубашку. Теперь на ней не осталось ничего, кроме чулок. Испугавшись своей наготы, Филиппа безнадежно пыталась прикрыть свою грудь руками, тянула на себя простыню, но Маркус отвел ее руки в стороны и с нежным, страстным любованием стал смотреть на нее. Вожделение, которым были полны его глаза, пробуждало в ней ответное желание, которое теперь спустилось вниз, в интимные тропики внизу ее живота. Он снова мягко уложил ее на подушки, прильнул к ней всем своим обнаженным телом, и она замерла под ним, каждым своим нервом ощущая влекущий зов его плоти. Его рука осторожно скользнула вниз и легла на ее золотистый треугольничек. По телу ее прошла дрожь, она обхватила его шею руками, откинула голову, вручая себя его власти, предлагая ему себя, поощряя его…

Маркус отнюдь не был пресыщенным повесой, он отдавался любви со всей страстью, ему хотелось вобрать ее в себя, подчинить своей мужской силе. Но он сдержал себя — прежде всего думал о ней, о том, чтобы именно ей — не себе! — подарить высшее наслаждение. А потому его палец проник в нежные интимные складочки и нашел там твердый бугорок… Страсть вознесла их на небо, а потом опустила на землю… Но этот спуск был длинный-длинный, и великолепный. Она стонала, трепетала под его руками, спеша пробиться к финишу, шепча что-то невнятное, а его опытная рука продолжала вести ее по дороге страсти.

Наконец он подвел ее к самому краю, она закричала, не осознавая собственного крика. Волны наслаждения пробегали по ее телу, она излучала тепло и энергию и продолжала прижимать Маркуса, его бедра к своему животу. Он силился не потерять контроль над собой, ведь взаимное конечное слияние тел — его главный маневр — было еще впереди.

Он целовал ее волосы, ее глаза, пока не почувствовал, что страсть отпустила ее — пока, на время, до того момента, когда он решит, что пришла пора им обоим — уже обоим! — ощутить полную меру любви.

Она лежала притихшая, с легкой улыбкой на лице и вдруг неожиданно хихикнула:

— Знаешь, наконец-то я поняла, почему люди так носятся с этим… Наверное, ты сочтешь меня глупенькой, но я…

Не дав ей договорить, он закрыл ей уста долгим поцелуем.

— Никогда еще я не видел тебя более прекрасной, — проговорил он, отрываясь от ее губ и начиная стягивать с нее чулки. Она привстала и занялась пуговицами на его брюках.

И в этот раз он уже не останавливал ее, напротив, он даже Услужливо приподнялся, чтобы помочь ей освободить его от брюк. Увидев его великолепную плоть, она замерла.

— Это всего лишь я, — ласково подбодрил он ее. — И еще то, чем наградила меня природа…

На лице ее появилась лукавая усмешка.

— Она наградила не только тебя, это принадлежит еще и мне! — объявила она, прильнув мягким треугольничком к его копью, чуть не прервав эту их сладостную связь.

Маркус застонал от наслаждения под влажными листьями ее тропиков, но жажда уже давно томила его, и терпеть оставалось совсем недолго.

— Филиппа, дорогая, — прошептал он, переворачивая ее на спину и покрывая лицо поцелуями. — Я хочу тебя.

— А я тебя, — отвечала она, впуская его в себя и обвивая ногами его бедра.

А это совсем другое ощущение, подумалось ей. Каждое его движение разжигало в ней все более сильное пламя. Но своей страстью она мешала ему, подгоняя к финишу, а ему хотелось длить бесконечно и свое, и ее наслаждение. Скорее дойти до конца и в то же время никогда не отпускать — такие противоречивые желания раздирали его.

Она никогда не испытывала столь сильных ощущений, да и сам он чувствовал, что она до конца растворилась в волнах наслаждения.

— Это всего лишь я, — прошептал он ей на ухо, чувствуя, что разбивается внутри ее на миллион осколков. И, в последний раз прижав ее к себе, затих.

Они лежали молча, тесно прильнув друг к другу, посреди разбросанных покрывал. Они боялись двинуться, чтобы не разрушить свою только что сотворенную единую оболочку. Маркус слышал биение ее сердца под ним и начинал понемногу освобождаться от любовного наваждения, когда он ничего не слышал, не понимал, не видел… Черт возьми, она чувствует себя превосходно и, кажется, не отказалась бы все повторить. Если он не оставит сейчас эту постель, любовная игра начнется сначала. Он сжал губами мочку ее уха, вдыхая ее запах, в котором чувствовалось что-то невыразимо родное и полузабытое, как дом, который ты когда-то оставил.

В ответ легкие пальцы пробежали по его спине, и нежные короткие поцелуи покрыли его шею. Внезапно он спохватился:

— Я, наверное, раздавил тебя, прости. — Он лег на бок рядом с ней, и холодный воздух заполнил крошечную пустоту между ними.

— Ты не смеешь уходить, — прошептала она, снова прижимая его к себе.

Он усмехнулся и зарылся лицом в ее волосах, довольный тем, что ей не хочется прерывать теплую связь их тел.

— Оказывается, ты прекрасный любовник, — сказала она. — И эта твоя рука, и пальцы как у пианиста или ловкого взломщика…

— Ты тоже не должна себя недооценивать, — улыбнулся он, игриво покусывая мочку ее уха и ее шею. — Я нахожу у тебя большие таланты в известной нам области.

— Однако это у тебя репутация Казановы, и сегодня я убедилась, что это правда.

— Я и Казанова? Нет!

— Все говорят, что Сизый Ворон — опытный любовник, ворующий вместе с секретами и честь дам.

Маркус застыл, у рта его появилась скорбная морщинка.

— Филиппа, дорогая, я должен сказать…

— …что рассказы о твоих подвигах преувеличены? — закончила она. — Ты уже говорил мне об этом. Но теперь я убедилась сама, что все это правда.

Маркус почувствовал, что краснеет от столь щедрых похвал.

— Но учти, — продолжила она, — я умираю от ревности при одной мысли о том, что ты развлекаешься с сотнями других леди так же, как со мной.

— Филиппа, дорогая, с тобой у меня все по-другому. Ты лучше всех. Но я должен тебе признаться, что…

Он снова замолчал, на этот раз из-за долгого искреннего поцелуя, наполнившего светом его душу.

— Я все поняла, — прошептала она, переводя дыхание, а затем снова целуя его.

«Я непременно расскажу ей все», — пообещал он себе. Но сейчас у него не было слов. Только эта комната, эта кровать, и волшебная оболочка — кокон, недоступный для посторонних.

Довольная и счастливая, Филиппа легко погрузилась в сон. Маркус между тем продолжал бодрствовать, думая о своих запутанных делах.

С одной стороны, сердце его изнывало от счастья при виде Филиппы, заснувшей в его объятиях. Реальность оказалась намного сладостнее всех его мечтаний, как бы ему хотелось, чтобы она всегда лежала вот так — в его комнате, на его постели!

С другой стороны, мысль о том, что рядом с ним она никогда не будет в безопасности, не давала ему покоя.

Если Лорен и его сообщники догадаются, что это Маркус охотился за Лореном в ту ночь, и что Филиппа стала частью его жизни, она тоже автоматически становится их мишенью.

И потом, между ним и Филиппой остается еще эта недосказанность — пустячная, быть может, — но он разрешил ей поверить в то, что он и есть знаменитый шпион Сизый Ворон. Маркус тихонько отодвинулся от нее, чувствуя свою вину и уловив ее слабый болезненный стон во сне. Нащупав в потемках свои брюки, он решительно натянул их. Ее прелестная нагота и отточенная поза, как у изящной статуэтки, мешали ему думать. Осторожно притворив за собой дверь спальни, он уселся за стол в кабинете. Но глаза его сразу упали на ее черный плащ и его халат, небрежно сброшенные на пол перед любовной прелюдией. Но сколько можно думать о ее поцелуях?

Подхватив халат, Маркус поспешно завернулся в него. А затем бережно поднял бархатный плащ Филиппы и повесил за дверью рядом со своей шляпой. Обе вещи отлично смотрятся рядом, решил он. Раздувая огонь в гаснущем камине, он вдруг услышал, как отворяется дверь, и, обернувшись, увидел Бирна, промокшего до костей, но улыбающегося.

— Что за ненастная погода, брат! — произнес Бирн, снимая свои грязные промокшие бутсы.

— Тсс, — прошипел Маркус, глазами указывая в сторону спальни. Но Бирн не реагировал пока на такие мелочи.

— Почему, Маркус? У меня куча новостей для тебя! — Сняв промокший плащ, Бирн оставил его сушиться на каминной решетке.

— Ты не забыл, что у меня есть соседи? Сейчас только три часа утра.

— Знаю. Я и сам не ожидал, что управлюсь так быстро. — Он хлопнул Маркуса по плечу, заставив того поморщиться от боли. — О, прости, я совсем забыл! — Бирн усмехнулся, энергия в нем била через край.

— Ты в отменном настроении, — произнес Маркус. — Давно не видел тебя таким.

Препараты на основе опия, к которым пристрастился Бирн, делали его ленивым и угрюмым.

— Что верно, то верно. Моя нога по-прежнему дьявольски болит, но на этот раз я сумел провернуть все быстро. Ты был абсолютно прав. Заметь, я всегда признаю, когда правда на твоей стороне.

— Прекрасно. Мой дорогой заигравшийся брат, подсевший на опиум, промокший до нитки и скулящий от боли, может быть, ты расскажешь мне, в чем именно я был абсолютно прав?

— В том, что я, Сизый Ворон, призван спасти наш общий светлый день, не допустить позора страны и все такое… — Он улыбнулся широко и счастливо. — Так вот, дорогой брат, я нашел эту Мэгги.

Это заявление заставило Маркуса привстать с кресла.

— Ты нашел ее? Но как?

— Это оказалось несложно. Я всего лишь перемолвился парой слов с кем нужно, из губ в ушко и с парой монет в руке, как это водится. Пришлось сказать, что я ее старый клиент и питаю к ней слабость. Она где-то довольно долго скрывалась, не выходила на панель и осталась совсем без денег, бедняжка. Теперь она рада услужить кому угодно.

— Мило. И что она тебе сообщила?

Бирн наклонился вперед:

— Она не только видела француза, как они с Диксом окрестили его, но и подняла выпавшую у него бумажку — твой черный список, когда следила за ним.

Маркус тоже наклонился вперед.

— И она может показать нам, куда он пошел?

— Мэгги сказала, что он уселся в карету с гербом. Она сможет узнать ее, если увидит.

Маркус вскочил, принялся расхаживать по комнате.

— Ей нельзя оставаться в Уайтчепеле. Он отыскал убежище Джонни Дикса и перерезал ему горло. Он найдет и ее, раз уж она вышла из укрытия и встречалась с тобой.

— Успокойся, я уже перепрятал ее, — ответил Бирн, покручивая свою трость между ладоней. — Я отвез ее к Грэму. Она пригодится миссис Риддл, его экономке. Мэгги раньше работала посудомойкой.

Маркус продолжал расхаживать, размышляя над услышанным.

— Мы вывезем ее завтра в парк в закрытом экипаже и будем искать карету с гребнем на крыше, — пришел к заключению Бирн, рассматривая какой-то необычный предмет на полу.

— Кажется, у Стерлинга есть какой-то гребень на карете, — произнес Маркус, потирая виски. — Если она опознает его карету, мы можем не дожидаться Золотого бала, чтобы распутать следующее звено этой головоломки. Мы отправимся тогда прямиком к Филдстону. На что ты там уставился? Еще прожжешь дырку в полу своим взглядом! — сменил он внезапно тему, обратив внимание на Бирна, который решил наконец подобрать с пола какой-то посверкивающий предмет.

Это была шпилька.

— Что это? — спросил Бирн, метнув быстрый взгляд в сторону спальни, а затем за дверь, где висел бархатный плащ Филиппы.

— Это принадлежит мне, — раздался холодный и отчетливый голос Филиппы из дверей спальни.

Филиппа проснулась через несколько минут после того, как Маркус оставил ее одну в спальне. Сначала она с недоумением оглядывалась по сторонам, не понимая, где находится. Но быстро вспомнила все, и краска прилила к ее щекам. Она была одна, но в комнате по соседству слышались мужские голоса.

От стыда она зарылась головой в подушки. Что она себе позволила? Она вела себя как распутница. Так открыться перед мужчиной!

Но это не был какой-то мужчина. Это был Маркус Уорт, ее Маркус. И, кажется, теперь он разговаривает со своим братом Бирном. Как Маркус, так и Филиппа имели достаточно свободные представления о любви. Но у нее отсутствовал опыт любовных свиданий, она преуспела лишь в науке флирта. И теперь она пребывала в замешательстве. Она, Филиппа Беннинг, находится на какой-то холостяцкой квартире, чуть ли не в доме свиданий, и двое мужчин беседуют за дверью, в то время как она лежит в постели совершенно нагая.

Немедленно вскочив, она принялась шарить по полу в поисках своего сброшенного платья. Чулок обнаружился только один, но зато вместе с подвязкой, на расстоянии фута от постели. Второй, очевидно, стоило поискать у двери. Помедлив, она решила заглянуть в замочную скважину и не только увидела обоих братьев, но и превосходно расслышала их диалог.

— В чем таком я оказался абсолютно прав? — нетерпеливо спрашивал Маркус.

— В том, что я, Сизый Ворон, призван спасти наш общий светлый день… — отвечал Бирн с ликованием в голосе.

— Что такое? — прошептала Филиппа, вздрагивая.

Она замерла у двери. Далее речь пошла о какой-то Мэгги, воровке-карманнице и уличной проститутке, которая, оказывается, и помогла им выйти на след Лорена. Но это мало интересовало ее. Главное — Маркус оказался совсем не тот, за кого себя выдает. Не он, а его брат Бирн — знаменитый шпион. Она не верила своим ушам, но вскоре до ее слуха донеслось подтверждение:

— Я говорил тебе, что сделаю это, и все прошло как по маслу. Обычная рядовая задача для Сизого Ворона!

У Филиппы что-то сломалось внутри. Мысленно она перенеслась к той сцене в комнате с саркофагом. Лежа в египетской гробнице, она слышала диалог Маркуса с Филдстоном. Последний обращался к Маркусу как к Сизому Ворону, или она ослышалась?

Потом, когда она обратилась за разъяснениями к Маркусу, тот сначала отрицал это, верно. Но потом он позволил ей поверить в это и даже согласился на предложенную ею сделку: стать гвоздем программы ее бала Беннинг, позволить «разоблачить» себя перед всей честной компанией. Все поплыло у нее перед глазами.

Филиппа нажала на ручку двери и тихонько приоткрыла ее.

— Нам не придется больше задействовать Филиппу в этой шараде, — говорил Маркус, не замечая ее — он стоял спиной к двери.

На глаза ее наворачивались слезы, но его последнее замечание быстро их осушило. Она, Филиппа Беннинг, — часть шарады? Отныне — нет!

Она увидела Бирна, рассматривавшего ее шпильку.

— Ч-что это? — запинаясь, спрашивал тот.

— Это принадлежит мне, — холодно произнесла она, распахивая дверь и возникая перед ними без туфель и в одном чулке, но величественно задрав голову.

Не замечая остолбеневшего Маркуса, она подошла к Бирну и протянула ему руку.

— Простите, но мне кажется, мы должны быть представлены заново. Я все та же леди Филиппа Беннинг, а вы, очевидно, и есть тот самый знаменитый английский шпион Сизый Ворон?

 

Глава 23

— Я права, не так ли? — спросила Филиппа спокойным, даже несколько небрежным тоном. Бирн, приподняв бровь, уставился на Маркуса, как бы ища у него совета. Но тот молчал.

Глаза Филиппы не отрывались от лица Бирна, ее рука оставалась простертой в ожидании.

— Да, — наконец решился Маркус. — Это он самый и есть.

Филиппа уронила свою руку и взглянула Маркусу в глаза.

— Он, а не ты.

Маркус не находил ни симпатии, ни понимания в ее лице.

— Нет, не я, — подтвердил он.

Тишину в комнате нарушало лишь тиканье каминных часов. Бирн встал и, не произнеся ни слова, покинул кабинет.

— Мне тоже пора, — сказала Филиппа, направляясь в спальню за своими туфельками и недостающим чулком. Маркус последовал за ней и остался стоять в дверях, наблюдая, как она выуживает свою обувь из-под кровати.

— Ты уже забыла, как мы были близки? — нерешительно произнес он. — И разве я не говорил тебе, что ты не должна принимать меня за него?

— Теперь я уже не принимаю вас за него, — равнодушно ответила она, надевая туфли. — Можете спать спокойно, вам не грозит никакой рассказ о ваших подвигах на моем балу.

— Филиппа, — произнес он, приблизившись и беря ее за руку, — разве это так уж важно?

Но та поспешно вырвала у него руку.

— Как вы можете судить о том, что важно и не важно для меня? Вы лгали мне, вы использовали меня.

— А ваши намерения в отношении меня были, разумеется, самыми благородными и чистыми? — с легкой насмешкой проговорил он.

— Я никогда не лгала вам. И не вовлекала вас ни в какие шарады, — возразила она, шагнув мимо него в кабинет и разыскивая свой плащ.

— О, в самом деле? Вы никогда не водили меня как своего щенка вдоль Бонд-стрит, чтобы пробудить ревность в маркизе? — говорил он, преграждая ей путь к дверям. — Вы гладили ручками мои будто бы неровные бакенбарды, а сами стреляли глазками в его сторону.

— О, вы тогда удачно подловили меня, чтобы добиться своего — приглашения на главные вечера сезона.

— А вы и не помышляли о том, чтобы с моей помощью заставить ревновать своего маркиза?

Он понял в этот момент, что зашел слишком далеко. Понял еще до того, как ее ладонь отпечаталась на его щеке. Теперь она сравняла счет и больше ему ничего не должна.

— Вы не смеете приближаться ко мне менее чем на сто шагов. Если вы увидите меня на одной стороне улице, вам следует перейти на другую, — отчеканила она. — Вам понятно?

— Я исполню это, но только исходя из интересов вашей безопасности, — отвечал он, потирая горящую щеку. — Но, Филиппа, вы должны согласиться, что правда…

Но та не желала слушать его.

— Правда состоит в том, что вы пошли на сделку, присвоив себе те полномочия, которых у вас не было. Вы стали подставным лицом в нашей с вами сделке. — Она говорила страдальческим голосом и с увлажненными глазами. — И поэтому я зачеркиваю все… все, что случилось потом, теперь… Все это было продолжением вашей лжи и фальши.

— Но, Филиппа, в этом как раз не было никакой фальши. Была только искренность и правда, это были настоящие ты и я. — Он попытался взять ее за руку, на которую она еще не успела натянуть перчатку. — Филиппа, опомнись, это же я, всего лишь я.

— В том-то и дело, что это всего лишь вы. В этом вся проблема, мистер Уорт, — ответила она, выдергивая у него руку и неприязненно глядя ему в глаза.

Она проскользнула мимо него и захлопнула за собой дверь.

Маркус не помнил, сколько он простоял вот так, застывший и одинокий. Он не мог поверить, что она исчезла так легко. Его сердце не принимало ее ухода. Он мрачнел все более и более, вспоминая все фигуры их словесной дуэли. Внезапно он сжал правую руку и резко ударил кулаком в дверь, оставив на ней трещину.

— О-у! — вскрикнул он, отступая от двери и встряхивая руку, гудевшую от боли.

Разумеется, молотить кулаками по твердой поверхности — далеко не лучший выход. Но на одну-две секунды ему стало легче. Он оглядел комнату: смятые листы бумаги на полу — его беспомощные попытки объясниться письменно с Филиппой и вычеркнуть ее из своей памяти. Теперь он мог быть спокоен — она ушла. Маркус принялся собирать их и швырять в камин. Тупо глядя на то, как листки подрагивают и скручиваются, превращаясь в пепел, он не расслышал шагов Бирна.

— Все в порядке, проходи. Она ушла, — произнес он, когда заметил Бирна.

Тот глянул на дверь, испорченную Маркусом, и спросил:

— С тобой все в порядке? Маркус сжат и разжал пальцы.

— Рука цела, как видишь.

Прибыв домой, Филиппа не пожелала выслушать сетования своей экономки на то, что кто-то разбил окно. Ее не волновал и переполох среди слуг, которых она подняла до рассвета, чтобы ей приготовили ванну немедленно. Ей было не важно даже то, как странно она выглядит: с растрепанными волосами, без одного чулка, без перчаток. И какие непристойные догадки может строить служанка на ее счет.

Все, чего ей хотелось, — погрузиться в свою просторную медную ванну с горячей водой и паром и очиститься. Больше она никогда не станет вести себя так глупо и не позволит, чтобы ее использовали. Она Филиппа Беннинг, а не какое-то ничтожество.

До этого случая она попала впросак всего лишь раз — на удочку своего будущего мужа Алистэра, который скрыл от нее и ее отца свое истинное финансовое положение.

И все же теперешние обстоятельства она воспринимала как намного худшие. Потому что Алистэр все же принадлежал к элите лондонского общества. Его происхождение было безупречным, его род был древним и почитаемым. Она ни в чем не уронила себя, соединившись с ним.

А кто такой Маркус Уорт? Клерк из Уайтхолла? Он воспользовался ее доверием, приписав себе те качества, которыми он не обладал. Она постоянно видела в нем кого-то другого, более значительного. Проводя время в компании его благонамеренной нищей невестки, она сдала свои позиции в свете. Она ослабила поводок, на котором водила Бротона. Боже, какой ужасный стыд! Из-за него ей пришлось быть вежливой со своим заклятым врагом — леди Джейн.

Задержав дыхание, она нырнула под воду, символически очищаясь от всего чуждого ей мира этих Уортов. Вынырнув, она словно заново родилась на свет. Филиппа Беннинг не из тех, кто станет без устали бичевать себя за старые ошибки. Нет. Но отомстить она попробует…

Прежде всего, следовало обновить свой гардероб. Она не может рассчитывать на всеобщее поклонение, не имея соответствующей одежды. На следующее утро, развлекаясь со своим славным шпицем, Филиппа пригласила Тотти спуститься вниз и объявила, что после завтрака они должны немедленно отправиться к мадам Ле Труа. Если Тотти и была слегка задета ее авторитарным тоном, особенно после того как накануне закрыла глаза на ее непозволительное ночное свидание с мистером Уортом, она не стала высказывать свое недовольство. Лишь потребовала у Лейтона свой обычный крепкий «чай» и мысленно подстроила свое расписание под Филиппу.

У мадам Ле Труа можно было заказать парадную и прогулочную одежду, шубки, кружевные корсеты и даже чулки. Ее изделия имели умопомрачительную цену, но Филиппу это устраивало. Она бы не смогла чувствовать себя комфортно в дешевых вещах.

Когда с заказами было улажено, включая несколько комбинезончиков для пушистого дружочка Битей, Филиппа вспомнила, что она уже давно не выезжала на прогулку. Это было необходимо наверстать, и прежде всего она отправилась в своей карете в тот участок Гайд-парка, где обычно бывал Бротон.

Она очень скоро увидела его едущим шагом на своей прекрасной белоснежной кобыле Ребекке. Лошадь и хозяин, казалось, соревновались чистотой своей породы и отличной выправкой. Филиппа в своей коляске, запряженной парой великолепных гнедых, получила двойное приветствие, как от хозяина, так и от лошади.

— О, Филипп, — воскликнула она, — как можете вы быть столь жестоким?!

— Я жесток? — Бротон удивленно приподнял бровь.

— Да, после того как я напрасно прождала вас… — Вынув из кармашка приготовленный к случаю кусочек сахара, она высунула руку из экипажа и заставила Ребекку протянуть за ним голову, хотя породистая скотина и не спешила принять лакомство. — Я надеялась, что вы догадаетесь навестить меня на неделе. Тогда у Гемпширов… Я ведь сдержала обещание и постучалась в вашу комнату, — лгала она наугад. Но ей повезло, ее ложь оказалась удачной. — Я стояла у вас под дверью, но потом начался крик про этот огонь и паника… — Она смиренно опустила ресницы и покусывала губы, являя собой лик любви, потерпевшей крушение. — Потом я ждала вашего визита в Лондоне, вообразите мое состояние, когда за неделю вы так ни разу и не объявились.

Бротон ослабил поводья, позволив Ребекке ускорить шаг и принять подачку. Филиппа радостно рассмеялась, когда та лизнула ее пальцы своим шершавым языком и издала приветственное ржание.

— Осторожно, — сказал Бротон, — так вы можете испортить ее.

Придав своим глазам самое невинное выражение, она спокойно встретила его взгляд.

— Итак, вы простили меня? Бротон пожал плечами:

— Если честно, то это была безумная ночь. Я закончил ее в этом проклятом лабиринте, один, без друзей, блуждал там по кругу несколько часов.

— Полагаю, мы можем дать нашим отношениям новый старт, — предложила Филиппа, протягивая ему руку. — Я миссис Беннинг, как поживаете?

Он помедлил, глядя на ее протянутую руку, но потом все же потряс кончики ее пальцев.

— Бротон, — кратко отрекомендовался он.

— Весьма рада знакомству, — манерничала она. — Не будете ли вы так любезны, лорд Бротон, принять мое приглашение, скажем, на завтра?

— На чай? — усмехнулся Бротон.

Она не удосужилась сделать никаких намеков и обещаний. Не попросила прийти попозже и остаться после всех тет-а-тет. Она не спешила связывать себя обещанием, которое не была готова исполнить. Она чувствовала потребность в отмщении, но не собиралась заходить слишком далеко. И теперь, со странной улыбкой окинув его взглядом с головы до ног, она крикнула кучеру: «Трогай!» Тот взмахнул хлыстом, и гнедые прибавили ходу, оставив Бротона на дорожке в полном изумлении. Филиппа снова взяла под контроль ситуацию в их игре.

А затем, покидая парк, раздавая кивки направо и налево, всем и каждому, она увидела карету Уортов с Маркусом и какой-то леди в пышном капоре и спокойно проехала мимо, глядя в одну точку прямо перед собой, не пытаясь сделать ни одной догадки на их счет..

Филиппа снова стала прежней светской леди, блистающей на светских вечерах и раутах. Она могла танцевать часами. Когда заканчивалась одна вечеринка, она спешила на другую. Она отправлялась в оперу, где ее ложу навещало немало щеголей, и веселилась там в антрактах с льстивым лордом Дреем. Она была в курсе всех событий, навещала музыкальные и литературные салоны, засиживалась за карточными партиями. И везде ее слушали, ею восторгались. Она спешила сделать свое мнение всеобщим достоянием, вводила моду не только на платья и сумочки, но и на мысли. Когда она с многозначительным видом говорила, что творения мисс Остен провинциальны, все теряли к ним интерес.

Бротон зашел к ней на чай и затем стал являться каждый день. У нее постоянно гостили Нора и леди Джерси, принцесса Эстерхази и все юные лондонские денди. Когда являлась Пенни Стерлинг вместе с Луизой Даннингем, Филиппа была вежлива, но не слишком. Она открыто давала понять, что всего лишь терпит их присутствие, отнюдь не поощряя бывать у себя. Она почти не разговаривала с ними и нарочно заводила общую беседу о предметах, в которых они обе мало что смыслили. Когда бедняжки покидали ее розовую гостиную, Бротон и Нора с полчаса отпускали на их счет разные язвительные замечания. Филиппа не отставала от них.

— О, Филиппа, какая же ты, оказывается, злая! — вынуждена была воскликнуть однажды Нора. — Пенни теперь будет рыдать над своим вышитым ридикюлем, который ты назвала безвкусным.

— У этой маленькой мисс совсем нет вкуса, — усмехнулся язвительно Бротон. — Знаешь, Филиппа, я просто наслаждаюсь твоими чаепитиями. Ты умеешь превратить эту пресную процедуру в занимательный спектакль.

Филиппа удовлетворенно улыбнулась, нарочно коснувшись пальцами руки Бротона, когда подавала ему чашку со свежим напитком — какой-то смесью из Индии, которую она презирала, но знала, что он это любит.

— Я только не могу понять, почему ты так держишься за это знакомство, — продолжал Бротон после длинного глотка.

Филиппа небрежно пожала плечами:

— Я надеялась, что смогу воспитать из них изысканных юных леди. Но я ошиблась. Теперь это очевидно.

Это ее заявление вызвало новую серию насмешек у Норы и маркиза. Филиппа ощутила слабый укол совести за свою жестокость. Возможно, виной тому был отчужденный взгляд Тотти, потягивавшей свой особый чай в дальнем уголке гостиной. Но Филиппа не стала слишком задумываться надо всем этим. Тем более что Бротон неожиданно предложил пикник назавтра в полдень, если позволит погода.

Пенни Стерлинг и Луиза Даннингем были не единственными, в чью сторону летели язвительные стрелы красноречия Филиппы. Хотя она, разумеется, знала, что наилучший способ сокрушить кого-нибудь — это вовсе не упоминать о нем. И она заставляла срабатывать этот принцип двояко — когда не замечала кого-то нарочно и когда просто не замечала.

Нынешний всплеск ее светской активности означал, что рано или поздно ей придется столкнуться с теми, кого она не желала ни видеть, ни замечать. Например, с леди Джейн Каммингз в переполненном гостями холле леди Чарлбери Филиппа была в компании с Норой, леди Джейн — тоже с какой-то мелочью из ее окружения. Увидев друг друга, они остолбенели, перекрыв движение. Затем леди Джейн совершила удивительную вещь. Невзирая на их пакт о непримирении, она присела в достаточно почтительном реверансе, насколько это позволяла толчея вокруг, и произнесла: «Добрый вечер, Филиппа». Но та проплыла мимо, не удостоив ее и малейшим вниманием, разве что слегка повела бровями.

Ее откровенная дерзость была замечена каждым в зале, начались перешептывания. Леди Джейн передернула плечами со спокойной холодной усмешкой. Позже, когда в дамской гостиной пересуды коснулись этого инцидента, леди Джейн сказала: «До меня дошли слухи, будто она переменилась в лучшую сторону, но теперь я вижу, что это неправда».

Филиппа осталась равнодушной ко всем этим разговорам, она была занята приготовлениями к следующему важному торжеству. Была пятница — последний свободный вечер перед Золотым балом в Риджентс-парке.

Она сидела перед туалетным столиком с волосами, поделенными на сотню прядей, наблюдая за тем, как в каждую из них втыкают жемчужную булавку. К ней наведалась Тотти в своем любимом темно-синем вечернем платье и с шерстяной шалью, украшенной шотландским орнаментом.

— Дорогая, как ты считаешь, я могу отправиться к Уортам в этом платье? Я помню, что надевала его на прошлой неделе, но мое лиловое еще не успели отчистить после того пикника, который устроил Бротон.

— Можешь не суетиться, Тотти, мы не идем сегодня на ужин к Уортам. Оставайся в синем, — ответила Филиппа, не отводя взгляда от своей прически в зеркале.

— Не идем? — удивилась Тотти. — Но нас ведь ждут. Я сама приняла их приглашение на прошлой неделе.

— Только не говори мне, что ты разочарована, — сказала Филиппа. — Ты сама невыносимо скучаешь на их вечерах.

— Я очень удивлена, — ответила Тотти и после паузы добавила осторожно: — Могу я спросить о причине столь внезапной перемены?

Камеристка сделала последние штрихи в ее прическе, и Филиппа могла, наконец, встать. Она подошла к постели, где были разложены ее длинные перчатки.

— Мне смертельно наскучило у них, — бросила она. — И потом, пару дней назад я обещала миссис Херстон встречу в садах Воксхолла. Я расписала ей, как там чудесно, и она прислушалась ко мне. Бротон заказал ужин для нас в кабинете.

— Ты подружилась с миссис Херстон? — Тотти удивленно приподняла бровь. — Но, дорогая, неужели ты не считаешь нужным предупредить леди Уорт о перемене твоих планов? Неужели нельзя изобрести какой-нибудь благовидный предлог?

Филиппа молчала. Она, конечно, подумывала о том, чтобы написать Марии, но решительно не знала, что придумать. Она надеялась, что та сама все поймет, и не хотела быть уличенной во лжи. Она откладывала объяснение со дня на день и в результате вообще забыла о нем. Теперь было уже слишком поздно.

— Мария — интеллигентная женщина и должна сама все понять, — произнесла она.

Между тем в Уорт-Хаусе поджидали гостей. Мария сидела в гостиной, ее муж — рядом с ней. Пятнадцать дней назад она была на пике счастья. С легкой руки Филиппы Беннинг ее стали посещать влиятельные персоны, ее благотворительный бизнес процветал. Она уже подумывала о том, чтобы пристроить к школе новое крыло, и даже заказала план архитектору. Ей не терпелось показать его всем гостям. Но прошел уже час, а в ее гостиной собралось лишь несколько персон. И никого из влиятельных друзей Филиппы.

За столом Мария услышала перешептывания о том, что Филиппа не пропускает теперь ни одного бала и что ее постоянно видят в компании с маркизом Бротоном. Узнала она и о том, что в этот вечер Филиппа будет ужинать с маркизом в садах Воксхолла. У нее заметно вытянулось лицо, но она уже успела выучиться у Филиппы носить на лице маску любой ситуации и искусно перевела беседу в русло успехов Джеки, Джеффи и остальных.

Ночью Грэм, прижимая ее к себе, сказал:

— Не куксись, цыпленок. Эта Филиппа — та еще штучка! Злая и жестокая. Маркусу только повезло, что он от нее освободился.

— Нет, это не так, — возразила Мария. — Боюсь, у нее что-то случилось. Думаю, она страдает, бедняжка. — Она подозревала, что причиной является какое-то недоразумение с Маркусом, но промолчала.

На следующий день, в субботу, у Филиппы была масса дел. Прежде всего, необходимо было хорошенько выспаться, поскольку предстояла ночь бодрствования в Риджентс-парке, и ей не хотелось бы там зевать.

В прошлом году, когда на его балу неуклюже зевала леди Хертфорд, Принни был так оскорблен, что приказал удалить ее из своего приватного зала, куда допускались только сливки из сливок. Филиппа мечтала попасть в эту святая святых и надеялась, что вместе с маркизом она вполне может удостоиться этой чести.

После сна она приняла ванну и сделала несколько косметических процедур, чтобы создать неотразимый образ миссис Филиппы Беннинг. Она совсем не думала о Маркусе Уорте и о том, что ему необходимо быть на этом балу. Пусть старается сам. Хотя, после того как всем стало известно, что он уже не является ее фаворитом, шансы его ничтожно малы.

Она думала лишь о том, что должна поразить всех. И Маркус не годится на роль ее кавалера. Маркиз Бротон будет ее достойным спутником, и, возможно, он, наконец получит от нее то, о чем давно мечтал. Она уже достаточно поводила его за нос. И он проявил примерное терпение. Лежа в его постели, она легко вычеркнет Маркуса из памяти. Эта мысль не доставила ей особого удовольствия, но она надеялась, что таким образом она вернет себе душевный покой. Бротон всеми силами старался развлечь ее, он посещал все ее чайные церемонии, сопровождал на всех балах, устраивал пикники. Если она завоюет его окончательно, то будет царить в обществе не один сезон.

Надо только сделать еще один, последний шаг к нему.

Но почему ей так противно думать об этом?

Ее расчеты и соображения были внезапно прерваны стуком в дверь, это была горничная, доставившая ей визитную карточку.

— Мистер Уорт уже в гостиной, — произнесла она. Сердце Филиппы буйно забилось.

— Он здесь? Сейчас?! — вскричала она.

Когда служанка кивнула, Филиппа, убедившись, что это не бред ее расстроенного воображения, вскочила с кресла.

— Платье мне, — приказала она. — И не это, а то… вот там!

Спустя четырнадцать минут Филиппа в облегающем голубом, цвета яиц малиновки, платье и с элегантным узлом волос на затылке спустилась в свою розовую гостиную и увидела… Бирна. Он сидел на кушетке и вертел свою любимую трость между ладоней.

— О! — в изумлении сказала она.

— Миссис Беннинг, — произнес Бирн, не удосужившись даже встать, чем вынудил ее неодобрительно поиграть бровью. Ничем остальным она не выдала своего негодования, просто прошла вперед и уселась напротив него в кресло в стиле Людовика XIV.

— Мистер Уорт, — выжидающе проговорила она.

— Вы настоящая шлюха, позвольте мне вам доложить, миссис Беннинг, — заговорил он ровным ледяным тоном.

Несколько шокированная таким языковым оборотом, Филиппа смерила его высокомерным оценивающим взглядом.

— Я вижу, мы уже совсем без церемоний, — заметила она.

— Я не знаю, стоит ли Маркус ваших обид, но уж Мария точно ничем не заслужила такого обращения.

Филиппа слегка шевельнулась в своем кресле.

— Весьма сожалею, если пострадали чувства вашей невестки, но я…

Однако Бирн не желал слушать ее извинений, да еще произносимых таким презрительным тоном.

— Мария вполне в состоянии справиться со своими чувствами, — сказал он. — И если верить Грэму, она больше обеспокоена вашими чувствами, которым, возможно, нанесен урон. Она полагает, что ваше сердце разбито, и переживает за вас.

Филиппа натянула на лицо маску безразличия.

— А вы, конечно, пытались доказать им, что у меня вовсе нет сердца?

Бирн, вяло улыбнувшись, решил сменить тему.

— Скажите мне, миссис Беннинг, вы все еще не изменили планов по, так сказать, разоблачению Сизого Ворона на своем балу?

Филиппа с недоумением пожала плечами:

— К несчастью, я заключила сделку с подставным лицом. В этом моя проблема.

— Я не стану обсуждать с вами этическую сторону вашей сделки, миссис Беннинг, — произнес Бирн. — Вы посягнули на разглашение военного секрета. Я хочу довести до вашей прелестной головки иное.

Бирн встал, неловко опираясь на трость. И Филиппа заметила, что его взгляд, минуту назад ясный, заволокла боль. «Он совсем забыл о здоровье с этой своей ночной слежкой», — подумала она.

— Сизый Ворон, — продолжал он, — это химера. Нас всегда было двое. Когда Маркус получил отпуск для залечивания ножевой раны, его заодно попросили составить подробное донесение о наших действиях в тылу врага, о настроениях населения и прочее… Дать анализ наших успехов и провалов, чтобы использовать эти выводы в будущей работе. Непонятным образом его рапорт попал в газеты и был подвергнут художественной обработке, чтобы сработало на публику. Реальная война — слишком тяжелая вещь. — Бирн помолчал, давая ей время переварить его слова. — И должен сказать, что девяносто процентов нашей работы выполнялось Маркусом. Он искал, сравнивал, расшифровывал… Его мозги настроены тоньше, чем у многих других. Он стал главным шифровальщиком отдела безопасности. — Бирн все сильнее опирался на трость. — Однажды он спас жизни солдат всего нашего полка, и мою жизнь тоже. И он всегда охранял мою жизнь больше, чем она того стоила.

Она опустила глаза, чтобы Бирн не разглядел в них подозрительного влажного блеска, выдававшего ее эмоции.

— Если… если это все так, то почему Маркус сам не скажет мне об этом? — произнесла она.

— Потому что он не нуждается в оправданиях, — бросил Бирн. — Его душа чиста. Он делает свое дело и не нуждается в признании или одобрении со стороны общества. Он не хочет становиться его кумиром, в отличие от других…

Филиппа проглотила этот намек.

— И раз вы решили вернуться в свою природную стихию увеселений, — продолжал Бирн, — могу сказать, что ему будет намного лучше без вас.

— Он лгал мне, — произнесла Филиппа спокойно, но твердо.

— Кучка сумасшедших в Англии пытается развязать новую войну, я держусь только на лаудануме, — сказал Бирн. — Желаете вы помочь Маркусу? Нет? Тогда я удаляюсь. — Взяв с кушетки пакет, он вручил его Филиппе и зашагал к двери.

— Подождите! — воскликнула Филиппа. Бирн остановился, держась за ручку двери.

— Гм… гм… — начала она. — Я не знаю, получите ли вы ваши приглашения. Я мало занималась этим, а торжество слишком высокого ранга, и теперь… уже слишком поздно. Простите меня. Как… как вы собираетесь проникнуть на бал?

Бирн надменно приподнял бровь.

— Как-нибудь справимся с этой задачей. У нас все-таки есть кое-какой опыт.

Прежде чем Филиппа могла возразить или спросить о каких-то деталях, Бирн исчез за дверью.

Она повертела в руках коричневый клеенчатый пакет, мягкий на ощупь. Она вскрыла его, внутри оказались ее белые длинные, до локтя, перчатки. Когда она с увлажненными глазами разворачивала мягкую ткань, на пол посыпались шпильки и блестящие заколки.

Он вернул их, удалил последнее воспоминание о ней из своего дома и из сердца. Она прижала перчатки ко рту, чтобы заглушить рыдания, и внезапно почувствовала его знакомый запах. Пролежав у него неделю, они пропитались его запахом. Возможно, он даже рассматривал, целовал их в ее отсутствие.

Отбросив перчатки в сторону, Филиппа присела, собирая заколки с ковра. Стоя на коленях, она вдруг заметила, что в пакет вложен и какой-то лист.

«Филиппа, — начиналось письмо, и ей показалось, что она слышит, как он произносит ее имя. — Здесь то, что принадлежит вам. Кажется, мне удалось собрать все ваши драгоценные булавки. Я знаю, что не имею права просить вас об одолжении, но все же настаиваю на одном: воздержитесь от появления на Золотом балу сегодня ночью, ради вашего же благополучия и успокоения моей совести. Я знаю, вы вряд ли последуете моей просьбе. Но я в последний раз хочу уберечь вас от неприятностей. Оставайтесь с миссис Тоттендейл дома, где вам ничто не угрожает. А если не сможете остаться в стороне от этого карнавала, то будьте постоянно начеку в саду и павильонах и бегите, бегите при первом же проявлении опасности».

Письмо было подписано: «Ваш Маркус». Филиппа перечитала его трижды перед тем, как сложить. Затем она решительно поднялась с ковра. Пора было одеваться на бал.

 

Глава 24

Новый роскошный Риджентс-парк в северной части столицы редко бывал открыт для посещений лондонской элиты. Она прогуливалась обычно южнее Оксфорд-стрит, в старых привычных местах — в Гайд-парке и Пэлл-Мэлл. Но раз в год принц устраивал здесь церемониальный Золотой бал для высшей знати.

И бал не случайно был назван Золотым — золото преобладало в отделке фасадов и интерьера первого, почти завершенного павильона. На внутреннюю обивку пошел индийский шелк с золотой нитью. Воображение потрясали хрустальные канделябры, в немалом количестве свисавшие с потолка и стен. В них пламенели миллионы позолоченных свечей, отражавшихся в отлакированном золотом паркете, который стал похож на озеро огня.

Помимо залов в павильоне были и малые гостиные с приватными боксами, отделанные в самом пышном стиле. Танцы и увеселения должны были плавно перетекать в парк, который по такому случаю был освещен факелами. Праздные графини и виконтессы разгуливали здесь в платьях из золотой парчи уже с утра.

Никто не посмел бы пренебречь приглашением на Золотой бал. Даже герцог Веллингтон, чье двоякое отношение ко всей этой дорогостоящей помпе было широко известно в узких кругах. Оставалось гадать, явится ли он в своем обычном, консервативном черном облачении или, как и все, украсится золотыми нитями. Этот вопрос вызывал немало пересудов в обществе. Филиппа была уверена, что он не захочет блистать на такой манер. Его вкус не позволит ему нарядиться в золотой вечерний костюм. Впрочем, у нее не было времени долго размышлять об этом, ее волновало совсем другое.

Здесь ли он? Филиппа и Тотти высидели длинную очередь в своей карете, дожидаясь, пока их объявят. И теперь, расправив перышки, она, наконец, смешалась с толпой на бальном паркете, размером с гектар. Она искала долговязую фигуру Маркуса среди одинаково золотых одежд и полумасок. Прошло уже полчаса, но она так и не обнаружила никого похожего на него.

— Черт побери! — громко ругнулась она, изумив Тотти, чуть не опрокинувшую поднос с напитками, который был ей вежливо предложен.

— Что-то не так, дорогая? — спросила та, изучая жидкость в своем бокале перед тем, как сделать глоток.

— Я никак не могу отыскать… э-э… Бротона, — отвечала Филиппа, неодобрительно поглядывая на бокал Тотти.

— Ах, он, наверное, с этими своими денди застрял у карточных столов. Прогуляйся, ты наверняка встретишь его там. А я попробую разузнать, что будут подавать сегодня на ужин.

Филиппа терзала свой веер, чувствуя себя на грани нервного срыва.

— Нет-нет, я предпочту остаться с тобой, — произнесла она, не отрывая глаз от ее бокала. — Тотти, дорогая, я могу попросить тебя об одолжении? — не выдержала наконец она.

— Да?

— Пусть это будет твой последний бокал за этот вечер. Тотти взглянула на Филиппу так, словно та лишилась рассудка.

— Боюсь, здесь может что-то пойти не так… — Филиппа решила отбросить искусственный тон. — Я хочу, чтобы ты была внимательна, мне понадобится вся твоя сообразительность.

Тотти поставила пустой бокал на поднос проходившего мимо лакея и вплотную приблизилась к Филиппе.

— Что может пойти не так? О чем ты?

— Я не знаю. Но будет хорошо, если ты попробуешь опознать в этой толчее Маркуса Уорта.

— Филиппа, уж тебе-то должно быть доподлинно известно, что он не получал приглашения.

— И все же мне кажется, что он должен быть где-то здесь.

— Каким образом? Никого не пропустят в парк без приглашения. Повсюду расставлена гвардия принца.

— Я не знаю, каким образом, но он здесь. — Она вздохнула. — Я чувствую это, я почти уверена.

— Разумеется, он здесь, — произнес бархатный баритон, и она почувствовала мужскую руку на своей талии. — Я бы даже с того света притащился на такой изысканный вечер.

Едва рука коснулась ее, она, даже не оборачиваясь, поняла, что это маркиз Бротон. Вот уж кого ей не хотелось сейчас видеть!

— Привет! — воскликнула она с преувеличенной радостью, вызвав довольную улыбку Бротона.

Он был совершенно великолепен в своем золотом шелковом фраке и золотом жилете. В белой пене шейного платка сверкала золотая булавка с фамильным гербом. Он красовался перед ней, стараясь быть соблазнительным, притягательным. Но вызывал только досаду.

— Привет всем! — произнесла Нора, возникая из-за спины Бротона. — Филиппа, мы искали тебя повсюду, — продолжала она. — Ты даже не представляешь, что мы только сейчас видели!

— О, это было нечто изумительное! — присоединился к ее рассказу Бротон. — Мы видели мисс Стерлинг, от стыда она пряталась за кустами. — Насмешливые искры играли в его глазах.

— Она разукрасилась медью! Можешь ты это представить? — ликовала Нора. — У ее модистки не хватило золотых нитей.

— В самом деле? Это не розыгрыш? — спросила Филиппа, чувствуя комок в горле от жалости к несчастной Пенни. Она слишком долго откладывала визит вместе с ней к мадам Ле Труа, и вот — результат…

— Ты была совершенно права, когда решила отдалить ее от себя, — подытожила Нора.

— Она совсем еще глупенькая, — заметил Бротон, беря два бокала шампанского у лакея с подноса и вручая дамам. — Могу я рассчитывать на следующий танец с вами, Филиппа?

Но та будто не слышала его: все ее внимание было сосредоточено на лакее с подносом.

Он был высок и как-то странно подгибал ноги в коленях, будто стеснялся чем-то выделиться. На нем была золотая униформа и золотая маска, а волосы были в золотой пудре, как, впрочем, и у всех лакеев. Но его темные глаза в прорезях казались такими странно горящими, что буквально завораживали ее. Все остальное в зале отошло для нее на второй план.

— Это всего лишь я, — услышала она шепот. Человек с подносом приложил палец к губам, призывая ее хранить молчание.

— Филиппа, Филиппа… — безнадежно пытался привлечь ее внимание Бротон. Затем, проследив направление ее взгляда, он грубо бросил лакею: — Сделал свое дело, не так ли? Вот и пошел отсюда!

Маркус скромно отступил, и Бротон снова обратился к Филиппе:

— Вальс начинается. Мы идем?

Больше всего ей хотелось остаться на месте и перемолвиться с Маркусом. Но на нее упорно смотрели ждущие глаза Бротона и изумленные — Норы.

— Я… я не могу оставить Тотти, — брякнула Филиппа первое, что ей пришло в голову.

— Конечно, ты можешь идти танцевать, дитя, — ответила Тотти. — Я подожду тебя здесь.

— Теперь вам ничего не мешает, — сказал Бротон, начиная выказывать нетерпение. — Раз уж вы заручились даже позволением своей компаньонки.

Бротон был прав, разумеется. Она могла распоряжаться собой, не спрашивая позволения у Тотти. Но она твердо решила оставаться под ее крылышком этой ночью. Она взглянула мельком на Тотти, потом, исподтишка — на Маркуса, который застыл у одной из колонн с раззолоченной лепниной. Она должна танцевать. Не стоит нарушать заведенный порядок, общество не прощает этого.

— Конечно, Филипп, — произнесла она. — Я мечтала танцевать с вами на Золотом балу!

Его недовольная гримаса перешла в радостную улыбку. Оставив свой бокал Тотти, Филиппа приняла его руку и закружилась на паркете рядом с Норой, которой тоже мгновенно нашелся партнер.

Маркус прирос к полу, наблюдая за Филиппой и Бротоном, удалявшимися в вихре вальса. В желудке его что-то противно посасывало. Его не удивило то, что она проигнорировала его просьбу и явилась на бал. Имея приглашение от такой важной особы, сюда притащился бы любой, даже встав со смертного одра. Его удивляло другое — то, что она была мягка с ним.

Он не ждал снисхождения от Филиппы Беннинг. О ее последних подвигах ходило множество слухов. Она могла бы давать мастер-класс по английскому снобизму. Но она смотрела так, будто ждала только его одного. Или она просто окаменела от изумления?

Маркус настолько ушел в свои размышления, что даже не заметил, как некто приблизился к нему сбоку и стал рядом.

— Если это не Лорен танцует с миссис Беннинг, не стоит пялиться в ее сторону. Лучше перейти к изучению другого направления, — свистящим шепотом посоветовал ему скрюченный, желчный подагрик, опирающийся на трость. Его побитый молью золотой камзол был весьма хорош лет пятьдесят тому назад, но никак не позже. Но у барона Фортеска было неоспоримое право присутствовать здесь. И в этой толчее никто не задавался вопросом, как такой старой развалине удалось сохранить до сей поры полный, хотя и не белоснежный ряд зубов.

— Как ты думаешь, она нашла мое письмо в том пакете? — спросил Маркус, с почтительным поклоном предлагая ему шампанское.

Бирн, работая на образ Фортеска, залпом осушил бокал.

— Разумеется, нашла. Но, как видишь, не замедлила явиться сюда. — Бирн отпустил какое-то ругательство сквозь зубы.

Маркус подумал, что Бирн слишком хорошо вжился в свой образ. Интересно, сколько в нем сейчас наигранного и сколько искреннего?

— Явилась, но чувствует себя не совсем уверенно, — резюмировал Маркус. — Даже не хотела отрываться от миссис Тоттендейл. Возможно, мне показалось, но она утратила тягу к приключениям и не хочет попадать в общий кавардак, если что-то случится.

— О! Узнаю старую мышь, ее компаньонку, — произнес Бирн, указывая на Тотти. — Пьяна, как обычно. Но, Маркус, мы пришли сюда работать, оторви наконец свои глаза от леди Беннинг.

Маркус поспешно кивнул и кинул последний взгляд в сторону прекрасной пары, уносившейся вдаль по золотому паркету. Теперь она уже не найдет его, даже если захочет обернуться. А Тотти не получит новой порции шампанского у этого долговязого лакея с подносом, зачем-то ковыляющего на полусогнутых. Его уже не будет рядом.

Филиппа отлично знала, что они с Бротоном привлекают всеобщее восхищенное и завистливое внимание. Золотые полумаски не могли полностью сохранить их инкогнито, они оба были слишком известны. Она знала и о чем все шепчутся сейчас: какая очаровательная пара, как они отлично смотрятся вместе. Но как бы все были разочарованы, если бы знали, насколько ей безразличен ее партнер. Она ищет другие, темные и страстные, глаза в углу зала, а не голубые — рядом.

— Ты смотришь поверх моего плеча, а отнюдь не на меня, — не замедлил упрекнуть ее Бротон на одном из поворотов!

Филиппа немедленно вернула ему все свое внимание.

— О, ведь это герцог Веллингтон. Взгляни! — Она указала в противоположную сторону зала, где действительно находился Веллингтон, который решился присовокупить золотой жилет к своему традиционно черному вечернему костюму. Он был окружен разряженными в золото и бриллианты леди и джентльменами.

Филиппа прищурилась, пытаясь разглядеть его окружение.

«Неужели это лорд Стерлинг разговаривает с герцогом?»

— Филиппа, перестань стрелять глазками по сторонам, — потребовал Бротон. — Здесь все равно нет никого лучше тебя и меня.

Она нахмурилась:

— Вы так считаете?

— Герой он войны или нет, но его титул отнюдь не перешел к нему по наследству, а недавно пожалован, — усмехнулся многозначительно Бротон, как будто это являлось бог весть каким секретом.

Филиппа улыбнулась ему, решив спешно сменить тему.

— Я веду себя ужасно, мне это известно. Но здесь так много известных людей, и я не могу удержаться, чтобы не смотреть на них. Но когда я увижу принца-регента, я мгновенно дам вам знать о его появлении. О, а вот и он!

Бротон резко рассмеялся, заставив еще большее число зрителей обратить внимание на счастливую, по всей видимости, пару.

— Вы уже имели счастье разговаривать с принцем? — спросил он.

— Я была ему представлена однажды, но и только, — отвечала Филиппа.

— Прекрасно. Так давайте доставим ему удовольствие вспомнить вас. — Когда музыка смолкла, он повел ее в ту сторону, где стоял принц со своим ближайшим окружением.

Она высоко задрала голову, пробираясь сквозь толпу, и все время чувствовала гулкие удары своего сердца. Одна часть ее души гнала ее туда, к блестящему кружку принца, другая — удерживала. Она оглянулась на человека, в котором угадывался лорд Стерлинг и который беседовал с герцогом Веллингтоном. Потом поискала взором Тотти, но тщетно. Но зато наткнулась взглядом на восторженную Нору, как бы понимающе подмигивавшую ей.

— Филипп, будет ли это удобно? — с сомнением произнесла она.

— Конечно, — ласково промурлыкал он. — Я столько раз встречался с принцем за карточным столом, и он не был обижен. Вряд ли он будет обижен теперь моим самовольным приближением, да еще с таким шлейфом…

— Что?

— С вами, моя дорогая, прекрасная леди.

Он был прав. В этом парадном зале, где присутствовали все первые лица королевства, с каждым глотком шампанского атмосфера праздника становилась все более непринужденной. Хотя каждый и понимал, что ему нужно знать свое место.

— Но после окончания танца меня ждет Тотти. Я не предупредила ее, что отправлюсь к самому…

Но было уже поздно. Бротон, тянувший ее все время за руку, внезапно остановился и исполнил низкий поклон с расшаркиванием перед высочайшей особой принца-регента.

Он был принят как старый скучный знакомый.

— О, Бротон! Явился проиграть мне еще немного? Маркиз рассмеялся бесцеремонно громко:

— Если вашему высочеству угодно играть, я готов. Но я совсем забыл хорошие манеры, со мной миссис…

— Беннинг, — закончил за него принц. — Я знаю. Весь Лондон наслышан о ней, смею заметить. — С выражением скуки он принялся рассматривать кончики своих ногтей.

Филиппа исполнила самый элегантный реверанс.

— Ваше высочество слишком добры ко мне, — скромно ответила она. — Хочу вам признаться, что ваш Золотой бал — это настоящий шедевр. Весь Лондон будет говорить о нем очень, очень долго.

— Вы дали очень точное определение. — Принц на секунду оторвался от своего маникюра.

Она могла бы добавить, что этот его бал, как и предыдущий, запомнится лишь количеством позолоты и хрусталя, что гигантские люстры в несколько рядов вдоль всего потолка могут затмить разум своим блеском.

— Хотя я нахожу, что этот персиковый тон льняных салфеток для стола слишком яркий… — решила поддразнить его Филиппа.

Это ее замечание заставило принца оторваться от своих ногтей уже надолго, а Бротон выстрелил в нее негодующим взглядом. Но она твердо выдержала взгляд принца, затаив легкую насмешку в уголке рта.

— Есть и еще кое-что, требующее пересмотра.

Принц, пораженный, уставился на нее побелевшим взором, прежде чем разразиться отрывистым лающим смехом, на который обернулись многие в зале.

Помощь пришла со стороны дворецкого, объявившего, что в приватной комнате принца уже сервирован стол.

— Не желаете присоединиться, миссис Беннинг? — спросил принц. — Разумеется, если вы в состоянии вытерпеть эти яркие оранжевые салфетки.

Она вздохнула с облегчением и улыбнулась:

— С большим удовольствием, ваше высочество.

Принц направился в свое помещение, Филиппа и маркиз следовали за ним. «О, мне все удалось!» — ликовала она про себя. Принни пригласил ее за свой отдельный стол. Леди Джейн съест себя от зависти. Ее тактика сработала. Но, гадая, как отзовутся ее дерзости, и, страшась возможных неприятностей, она совсем забыла о другой опасности, бродившей где-то рядом, — о предостережении Маркуса. Этот призрак, за которым они вместе охотились у Гемпширов, может начать действовать в любой момент. И призрак вдруг действительно сам напомнил о себе.

Невысокий человек, идущий им навстречу, мимоходом задел ее плечом. На нем была та же золотая полумаска, что и у всех, и золотое облачение. Но она поняла, почувствовала кожей: это тот самый мужчина, которого она видела в одежде фермера на конюшнях лорда Гемпшира. Его песочного цвета волосы, лихо зачесанные назад, она не слишком хорошо приметила в тот раз. Но его походка, осанка, его суть были те же.

Она обернулась, наблюдая, куда он направится. Тот поспешно лавировал в толпе и наконец достиг места, где стояли недавно Стерлинг и Веллингтон. Минуту назад они еще были здесь — и вдруг куда-то исчезли. И мужчина беспомощно озирался по сторонам, а затем направился к выходу в парк. Не успела она и глазом моргнуть, как он растворился в темноте.

О Боже! Что же ей теперь делать? Филиппа остановилась, сердце ее бешено колотилось. Где же Маркус? И где Тотти? Надо немедленно поговорить с кем-нибудь из них. Надо догнать этого неизвестного с лихим песочным зачесом, пока он еще не успел уйти далеко.

— Филиппа?! — Бротон удивленно взирал на нее. — Идем же, мы приглашены к принцу!

— Филипп, — она стала заикаться от волнения, — я должна б-быстро переговорить кое с кем…

— Ты должна разговаривать с принцем, он ждет тебя. — Взяв Филиппу за локоть, он потянул ее в узкий проход со ступеньками, ведущими к помещению принца.

Она взглянула на руку, стиснувшую ее локоть, потом в лицо Бротону, которое стало жестким и холодным.

— Прости меня, но это очень важно… — произнесла она.

— Важнее приглашения принца?! Важнее меня? Что ты о себе воображаешь? Филиппа, я не позволю тебе никуда уйти!

Но она знала только одно — нельзя упустить того человека. Нужно остановить его. Выдержав ледяной взгляд Бротона, она произнесла:

— Извинитесь за меня перед принцем, если сможете. — Она решительно освободила свой локоть.

Кровь бросилась в лицо Бротону. Наклонившись, он произнес свистящим шепотом:

— Извиниться за вас? И это все, что вы можете мне сказать, миссис Беннинг? — Презрительно глядя на нее, он отвесил ловкий самонадеянный поклон, повернулся на каблуках и стал удаляться.

Филиппа не сожалела о том, что разочаровала его, как, впрочем, и об упущенной возможности побывать в кругу приближенных особ его высочества. Поспешно лавируя, она устремилась к выходу, не обращая внимания на скучающую Нору и танцующую леди Джейн. Филиппа выкручивала шею, пытаясь высмотреть Тотти или Маркуса, но тщетно. И она понеслась дальше, к темнеющему проему в парк.

Тропинки освещались факелами, на ближайших к павильону газонах виднелась растительность. Но дальше шли пустые расчерченные под посадки круги и канавы, выкопанные под пруды, но не заполненные водой. И в дальнем конце тропы, на границе с пустошью, Филиппа увидела его — того, за кем шла, ради кого отказалась от общества принца.

Это была абсолютно глупая мысль, но она все-таки обернулась назад в надежде увидеть долговязую фигуру с подносом среди арены благополучия и света, а затем с бьющимся сердцем решительно шагнула вперед в черноту сада. «Ты все-таки полная идиотка, Филли», — мысленно сказала она себе.

Но оказалось, что это не так уж и трудно — держать его в поле зрения, оставаясь незамеченной. И здесь она была не одна. Мимо иногда проплывали пары, поглощенные собой и не склонные замечать ее. Она поставила себе задачу: держаться от него на расстоянии нескольких ярдов, определить направление его движения. Потом снова вернуться в прекрасный золотой зал, в потоки света и, быстро разыскав Маркуса, обо всем рассказать ему. Но она неумолимо удалялась от этой зоны света и безопасности, и с каждым шагом ее возвращение представляло все большую трудность.

Неожиданно ее цель резко свернула вправо. Она по-прежнему не желала упускать ее и последовала туда же, пригибаясь за розовым кустом или замирая за стволом сикоморы. Ее золотое платье, расшитое жемчугом, светилось в темноте, и она вздохнула с облегчением, когда слежка плавно перетекла в дубовую рощицу, недосягаемую для света факелов. Прячась за широкими стволами, она спотыкалась о кряжистые корни.

Внезапно из темноты появились еще двое, явно поджидавшие того, за кем она шла. У них завязалась беседа.

— Ты говорил о пустяках: устроить беспорядок, напугать… Я не подписывался убивать, — произнес один, в котором она узнала лорда Стерлинга.

— А что такое война, как не убийство? — спросил другой, которого она не знала, с заметным французским прононсом.

— Один момент, господа, если позволите, — произнес примирительным тоном тот, что был ниже остальных ростом и за которым она следила. — К сожалению, то, что мы делали до сих пор, вызвало лишь небольшой резонанс, — отметил он. — Общество пошумело и успокоилось. Нужна более сильная встряска, толчок, способный вызвать самые решительные действия.

— Но не герцог же! Черт побери, этот человек — герой войны.

— Жертва должна быть принесена, — твердо произнес француз.

— Вам легко говорить, — огрызнулся Стерлинг. — Он герой не вашей страны!

— Сэр, — снова принялся уговаривать коротышка, словно перед ним был непослушный ребенок, отказывавшийся от манной каши.

Филиппа уже догадалась: француз — это, по всей видимости, Лорен. От звука его голоса по ее спине побежали мурашки. Но кто был тот, за кем она следила, — коротышка? Возможно, как раз он и руководил всеми участниками? Неожиданно у него сползла полумаска. Филиппа, надеясь разглядеть это, машинально сделала шаг вперед. Хрустнула ветка.

Все три головы мгновенно повернулись в ее сторону, и каждый схватился за оружие. В руке француза сверкнул серебряный пистолет, Стерлинг взмахнул отточенным, как бритва, лезвием кинжала, а коротышка вытащил карманный нож, размер которого позволял нанести смертельную рану. Филиппа затаила дыхание, боясь даже моргнуть. Трио настороженно прислушивалось к ночным шорохам. И их внимание было вознаграждено: из кустов выпрыгнула белка, полюбовалась на них и полезла на дерево.

Группа мгновенно расслабилась, оружие исчезло из их рук. Филиппа тоже ощутила некоторое облегчение. Она наблюдала, как француз поворачивается то к одному, то к другому своему собеседнику. Его вкрадчивая грация пантеры выдавала с трудом сдерживаемый гнев.

— Если не сделать это теперь, то будет поздно! — воскликнул Лорен, резко, с вызовом, повернувшись к Стерлингу. — Он хочет провалить все дело, — обратился он затем к коротышке.

— Я? — пискнул Стерлинг — от страха он, видимо, потерял свой голос.

— Он хочет позволить герцогу уйти, — настаивал француз.

— У него есть время. Бал продлится еще несколько часов, а из нас троих он единственный, кто может приблизиться к герцогу, не вызывая подозрений, мой друг.

— Он ни на что не способен, он слабак. — Лорен кружил вокруг своих компаньонов, держа руки за спиной.

— Давайте сделаем перерыв, — взмолился Стерлинг. — Надо идти навстречу друг другу. Черт побери, там моя дочь, я должен вернуться к ней.

Стерлинг попытался проскользнуть мимо Лорена, но француз мгновенно отрезал ему путь.

— Прочь с дороги! — резко прикрикнул на него Стерлинг.

Лорен загадочно улыбался, сверкая зубами в темноте.

— Прочь с дороги, проклятый лягушатник, или я… — Стерлинг скользнул рукой по своему боку, собираясь выхватить кинжал. Но, к его удивлению, кинжал отсутствовал. Он изумленно озирался по сторонам, хватая ртом воздух, пока Лорен не поиграл у него перед носом его же оружием. — Черт побери вас обоих! — выкрикнул Стерлинг за секунду до того, как Лорен сделал картинный взмах, и отточенное лезвие мелькнуло в воздухе, исторгнув из горла жертвы фонтан крови.

Стерлинг рухнул на колени, хватаясь за горло, а потом свалился на бок. Его тело билось в конвульсиях, голова вывернулась так, что глаза его встретили взгляд Филиппы в темноте. И она все-таки выдала себя, возможно, вскрикнув от ужаса. На этот раз они разглядели ее.

«Бежать, бежать при первой же опасности» — так было написано в письме Маркуса. Филиппа рванула с места и понеслась к сверкающему вдали павильону. Там были люди, там ждал ее Маркус… Золотая парчовая юбка шуршала по кустам. За ней раздавался топот сильных мужских ног, и она поняла: ей не уйти от погони. Она открыла рот, чтобы закричать, но… на ее рот легла сильная мужская рука. Это был коротышка-англичанин, пытавшийся теперь придавить ее к земле. Наконец он уселся на нее и приставил к ее горлу нож.

— Кто это? — спросил француз, пока коротышка-англичанин стаскивал с нее полумаску.

— О, да это миссис Беннинг, — произнес англичанин. — Прекрасно, прекрасно… очень кстати. Приоткройте мне ваше прелестное горлышко…

— Нет, — возразил француз. — Эта пташка принадлежит моему Голубю, который так и не стал Вороном. Я забираю ее с собой. — Он гадко усмехался, разглядывая поверженную Филиппу.

— Ты в своем уме? — спросил англичанин, которого Филиппа так и не смогла узнать, а потому она смотрела теперь, изо всех сил пытаясь запомнить его черты. — Как ты ее заберешь? Она все видела, ее надо…

Но Филиппа вовсе не желала валяться как куль соломы. Собрав все силенки, она выбросила вперед свой кулак и резко воткнула костяшки согнутых пальцев в горло коротышки, как ей подсказал однажды Маркус. Тот скрючился от боли и выронил нож. Отпихнув его, она приготовилась бежать, но мгновенно заработала чувствительный удар рукояткой пистолета по затылку, и свет померк в ее глазах.

— Это не было предусмотрено нашим планом, — говорил англичанин, переступая через распростертое тело Филиппы. — Равно как и убийство лорда Стерлинга.

Лорен пожал плечами:

— Он все равно был бесполезен. Служба его испортила. Весь был нашпигован патриотическим чувством и до смерти боялся ответственности.

— Я должен идти, меня могут хватиться, — произнес англичанин, пошевеливая носком ботинка, казалось, бездыханное тело Филиппы. — Она совсем холодная. Что ты собираешься делать с нею? — спросил он с некоторым беспокойством.

Филиппа Беннинг была слишком известна и так же любима, как и ненавидима. Ее исчезновение не могло пройти незамеченным.

Лорен самодовольно усмехнулся.

— Здесь наши пути расходятся, я полагаю, — ответил он.

Возражать ему означало вызвать новый приступ сумасшедшего гнева, которого англичанин был намерен благоразумно избежать. Поэтому он согласно кивнул и подошел к телу Стерлинга, из горла которого уже перестала течь кровь. Он быстро обшарил карманы лежащего, забрал часы, табакерку и несколько монет. Он отказывался признаться себе в том, что руки у него дрожат и что он смертельно страшится холодно застывшего Лорена, наблюдавшего за ним. Хорошо бы, если бы ему не пришлось больше видеться с ним этой ночью.

И всю оставшуюся жизнь, если ему повезет сохранить ее.

 

Глава 25

Арабелла Арбетнот Тоттендейл, а для друзей просто Тотти, отнюдь не была паникершей или легковозбудимой особой. Чтобы ужиться с миссис Филиппой Беннинг, нужны были стальные нервы. В свое время она, разумеется, побывала замужем и даже родила сына, которого ей пришлось слишком рано похоронить. Через несколько лет в могилу отправился и ее муж. Она не проклинала судьбу, а приняла ее горькие дары как неизбежность.

Филиппу ей приходилось терять на балах сотни раз, но теперь она была не на шутку обеспокоена, и не без оснований.

Маркус Уорт, полчаса назад потерявший след Стерлинга на балу, тоже был обеспокоен. Когда он заметил Тотти, оглядывающую павильон по всем направлениям, заглядывающую во все ниши и альковы, это стало последней каплей, заставившей его пренебречь своим инкогнито. Он решительно пересек зал и встал рядом с ней со своим подносом.

— Что-то не так? — спросил он.

Тотти, до того озиравшаяся по сторонам, остановила на нем свой взгляд и прищурилась, изучая его фигуру и глаза под маской.

— Это вы… вы?.. — спросила она. — Какая изобретательность! Слава Богу! Я нигде не могу отыскать Филиппу.

Страх пронзил Маркуса. Филиппа пропала. И пропал лорд Стерлинг. Возможно, между этими двумя исчезновениями есть какая-то связь. Он поспешно схватил Тотти за локоть и отвел в сторону.

— Вы уверены, что она пропала, а не увлечена каким-нибудь новым флиртом?

Тотти бросила на него взгляд, каким обычно смотрят на умственно отсталых.

— Разумеется, я уверена. Она совершенно четко изъявила свое желание находиться под моим крылом весь этот вечер. И вот — я не могу отыскать ее следов…

Сделав глубокий вдох, Маркус попросил Тотти сделать то же самое, а потом спросил:

— Когда вы в последний раз видели ее?

— Когда ее пригласил на танец Бротон. Я отправилась в гостиную для леди, думая, что она легко найдет меня там. О, я опасаюсь самого худшего, мистер Уорт! Она так странно вела себя в последнее время, и особенно после визита вашего брата сегодня в полдень…

— Подождите, — остановил ее Маркус. — Бирн сам заходил к вам сегодня в полдень? Я не вполне понимаю… Я кое-что передал ему — для посыльного…

Тотти, измотанная своими страхами и его вопросами, случайно задела поднос и выбила его из рук Маркуса. Послышался звон разбитых бокалов, привлекший внимание близстоящих.

— Не подумайте, что я пьяна, — объявила она. — Филиппа взяла с меня обещание не пить в этот вечер.

— Я верю, — успокоил он ее. — Итак, она отправилась вальсировать с Бротоном. И с тех пор вы ее не видели?

— Да. И я побывала уже везде. Ее нет у столов, ее нет на паркете, нет и в карточной гостиной.

— Тотти, — раздался голос Норы из толчеи, — у вас все в порядке?

— Я нигде не могу найти Филиппы, — пожаловалась та, поворачиваясь к юной леди. — Я смотрела повсюду.

— Не стоит беспокоиться. — Нора снисходительно потрепала ее по плечу. — Мне известно, где она. Тотти, дорогая, вам нужен еще один бокал шампанского. Тогда вам сразу станет легче.

— Где же она? — спросил Маркус Нору, которая смерила его в высшей степени пренебрежительным взглядом.

— Не лучше ли вам подобрать эти осколки? — произнесла она. — Приберите за собой, раз уж вы оказались столь неловки…

Он не тронулся с места, и тогда она взглянула на него внимательнее.

— О, неужели это вы, мистер Уорт? Это ваш маскарадный костюм? Или вы просто не получили приглашения? — насмехалась она. — Филиппа рассказывала мне, что вы ходите за ней по пятам, как домашний щенок, что ваша рабская привязанность ей надоела. Но сегодня вам до нее не добраться. Она теперь в приватном зале принца вместе с маркизом Бротоном.

Тотти колебалась: верить ей или нет. Маркус хотел бы в это поверить. Но ему мешал тот факт, что Стерлинг исчез в одно время с Филиппой. Весьма странное совпадение.

— Вы уверены? — спросил Маркус.

— Если вы не перестанете ей мешать, я вызову охрану, чтобы вас вывели вон, — сказала Нора, гневно прищурясь.

— Вы уверены, что посмеете? — процедил он сквозь зубы, возвышаясь над ее слабой фигуркой.

Она решила обратить свои слова в шутку и рассмеялась.

— Я уверена, что Филиппа Беннинг сейчас находится в кругу принца вместе с маркизом Бротоном, — произнесла Нора скорее на публику, чем адресуя к Маркусу.

— Ее там нет! — раздался голос из глубины зала. Все расступились, пропуская леди Джейн Каммингз.

— О, разумеется! Что еще можно от вас услышать? — вздохнула Нора. — Вы не хотите признать, что Филиппа выиграла вашу с ней битву за маркиза.

Леди Джейн, наградив ее испепеляющим взглядом, проплыла вперед и встала перед Маркусом.

— Я видела, как она выбежала в парк. Она преследовала какого-то мужчину.

— Лорд Стерлинг тоже пропал, — обронил Маркус.

— О Боже! Нет, это просто смешно! — вскричала Нора.

— Стража! Стража!

Этим она только взвинтила толпу: никто из гвардейцев и не подумал явиться на ее зов.

Маркус переводил взгляд с Тотти на леди Джейн и обратно.

— Покажите мне, где вы ее видели, — попросил он леди Джейн. — А вы, Тотти, отыщите моего брата Бирна. Он в костюме древнего барона Фортеска.

— Вы найдете его у карточных столов, — сказала леди Джейн и добавила: — Я раскрыла его уже давно, и сразу решила, что и вы должны быть где-то поблизости.

Все трое поспешно удалились, оставив разъяренную Нору рядом с осколками бокалов посреди изумленных сливок общества. Она чуть ли не с яростью дернула плечом, когда на него легла чья-то мужская рука.

— Мисс Де Реджис? — спросил лорд Филдстон. Заметив ее ребяческую выходку с призывом к охране, он решил на всякий случай проверить, все ли с ней в порядке. И нашел ее в прискорбном одиночестве посреди осколков. — Здесь что-то произошло?

Глядя в лицо доброго джентльмена взглядом, полным горечи и злобы, она проговорила:

— Да, лорд Филдстон, произошло. Сюда прокрались без приглашения Маркус Уорт со своим братцем, они преследуют миссис Беннинг. Один из них потерял из-за нее голову. Выдумывают какие-то сказки, будто она пропала: сбежала в парк следить за кем-то… Но она не могла! За ней по пятам ходит маркиз Бротон. Зачем ей бежать за кем-то?

Филдстон, помимо того что возглавлял военное ведомство, был еще и главой семейства. Реджи, его старшему, было десять. Он отлично знал, как плохо кончаются дела с пропавшими детьми, да и взрослыми.

— Дорогая, — произнес он отеческим тоном. — Я вижу, как глубоко вы переживаете…

Глядя на него широко распахнутыми глазами, Нора кивнула.

— Не беспокойтесь, мы сделаем все возможное… Но будет лучше, если вы расскажете все с самого начала.

Тело Стерлинга обнаружили почти сразу. Леди Джейн показала им тропу, по которой убегала Филиппа. Когда они вышли по ней к дубовой рощице, сердце мгновенно подсказало Маркусу, где надо искать.

— Бирн, — окликнул он брата, — задержи там леди, не надо им сюда ходить.

Но было уже поздно. Бирн мгновенно оказался рядом, а из-за его плеча выглядывали Тотти и леди Джейн, кричавшие от ужаса.

— Джейн, — произнес Бирн, заметив, что она успокоилась, — уведите Тотти обратно в павильон и объявите всем о случившемся.

Джейн, кивнув, повела Тотти, хватавшую ртом воздух, в дом.

— Он мертв, — произнес Бирн, обращаясь к Маркусу, присевшему перед телом.

— И его убийцы давно уже скрылись, — отметил Маркус. — Я говорю во множественном числе, потому что здесь разные следы. Смотри, как натоптано. Их было двое, и они суетились вокруг Стерлинга, бегали взад-вперед.

— Лорен работает не один, — согласился Бирн. Маркус полностью сосредоточился на изучении следов.

— Они уходили так… этим путем… — Он встал и дошел до узловатых корней, перешагнул их и сделал еще несколько шагов в сторону павильона, снял клочок золотой ткани с розового куста. В глазах у него потемнело. Они преследовали ее, и они ее поймали. Если он найдет их, они умрут!

— И что теперь? — спросил Бирн.

— Черт побери, — вздохнул Маркус. — Стерлинг наша единственная нить. Теперь ее оборвали. — Он выпрямился, огляделся вокруг. — Знаешь, как я выйду на них, Бирн? Лорен не знает милосердия, Филиппе несдобровать. И перед тем как убить ее, он захочет… поиздеваться… он из…

Бирн не дал ему додумать и высказать самые черные из его предположений, отправив брата в короткий нокаут. У Маркуса посыпались искры из глаз.

— А теперь сделай глубокий вдох, братец, — посоветовал он. — Ты обязан рассуждать трезво и разумно, а не предаваться страданиям. Вернемся к Стерлингу. Как ты полагаешь, кто с ним мог быть? Его возможный сообщник, ну?

Но Маркус не слушал. Его внимание было приковано к блестящему металлическому предмету, который он заметил в кустарнике. Он нагнулся за ним — это был обычный перочинный нож, довольно старый, с затертой ручкой.

— Маркус, — окликнул его Бирн. — О чем ты там думаешь? Скажи, с кем был дружен Стерлинг в Военном департаменте? Возможно, с Кроули?

— Да, — отозвался Маркус, разглядывая нож. — Кажется, теперь я знаю с кем.

Это был худший из всех поворотов в жизни Филиппы. С блестящей золотом светской арены в удушливую темницу. Она чувствовала пульсирующую боль сзади у основания черепа, перед глазами у нее расплывались черные круги, мускулы онемели, во рту была какая-то тряпка. Потом она сообразила, что сидит, накрепко привязанная к стулу или креслу за запястья и лодыжки. Тряпка во рту называлась кляпом. А черные пятна перед глазами оттого, что на ее голову натянут какой-то мешок. «Боже, что они сделали с моей прической?!» — подумала она, мгновенно вспомнив ужасную сцену убийства Стерлинга и свое бегство.

Она повертела головой и напрягла мускулы, испытывая на прочность веревки, но тщетно. Ее руки были прочно привязаны к жестким подлокотникам грубого кресла с деревянной спинкой, а ноги связаны вместе и накрепко примотаны к одной из ножек кресла. Все, что ей удалось, — это шевельнуть кончиком носка.

Ее манипуляции не остались без внимания, и она замерла от страха, услышав приближающиеся шаги и почувствовав затем дыхание тюремщика на своей щеке.

Но мешок наконец был снят с ее головы, и она, часто мигая, уставилась на своего мучителя.

— Bonsoir, — с усмешкой обратился он к ней, что означало «добрый вечер». Он был весел и грациозен, как кошка, играющая со своей добычей. — Вот вы и очнулись. Это хорошо.

Она не могла позвать на помощь, просто закричать, чтобы разогнать свой страх, — ее рот был забит кляпом.

— Ах, ах, ах! — издевался он. — Как вам теперь, вероятно, неловко! Но я должен был себя обезопасить. У меня, знаете ли, есть соседи.

Филиппа беспокойно огляделась по сторонам: комната довольно скромная, но обстановка дорогая; стены оклеены свежей бумагой, повсюду расставлены свечи; на окнах тяжелые драпировки, не пропускающие дневного света. Лорен и в Англии предпочитал французский стиль. Она отнесла одну из кушеток к стилю Людовика XV, а столик у стены сбоку — к стилю Людовика XIV. Но больше всего ее заинтересовала стена прямо перед ней, утыканная дюжинами карт и рисунков. На картах были крупным планом показаны различные участки Лондона, она узнала просторный Брайтон и участок порта.

Неожиданно он приблизился к ней вплотную, заставив мысленно отпрянуть в своем кресле пыток — в реальности она не могла сдвинуться и на дюйм. Он потрогал локон, выбившийся из ее прически над бровью.

— Надо же, такая хорошенькая гостья. Позвольте мне вам представиться. Нам все же придется провести вместе еще некоторое время.

Он распрямился, обошел по кругу ее кресло и остановился прямо перед ней, отвесив поклон с истинно французской грацией.

— Перед вами граф Лорен де Вийор, или тот, кто им был когда-то.

Она приподняла бровь.

— Мои земли были отняты у меня, во время революции я лишился родителей. Я стал никто, простой парень Лорен. Вы уже слышали обо мне? Нет? Но ваш Голубь знает мое имя.

Она склонила голову набок, изучая его.

— Можете не представляться. Вы мадам Беннинг, пташка-милашка Голубя. Или Сизого Ворона, если вам больше нравится. — Лорен зло прищурился, заметив, что она бессильно помотала головой, потрясенная вульгарностью его мысли и фигур речи. — Не стоит отрицать это, я не такой дурак, как мои партнеры. — Он резко рассмеялся. — Узнав, кто вы ему, я стал следить за вами. Но вы, ни разу, не вывели меня на его нору. Он слишком осторожен. Но теперь-то он непременно явится за вами. Сегодня вы попались, вы провалились со своей слежкой, которую выполняли по указке своего патрона-любовника. А значит, и он попался!

Связанная по рукам и ногам, Филиппа всеми фибрами своей души сопротивлялась той идее, что у нее может быть патрон, наставник — или как там назвать его? — пусть даже и Маркус, и что она действует по его указке. Она делала это вопреки его желанию, она всегда привыкла поступать на собственный страх и риск. Это был ее план — водить своего «патрона» на веревочке по великосветским гостиным, а потом раскрыть его инкогнито и даже прославить, как и положено прекрасной даме, покровительствующей своему отважному Рыцарю.

Лорен, с ленивой грацией пантеры, расхаживал взад и вперед по комнате.

— Начиная эту войну, я не ожидал, что Голубь раскроет мои планы так быстро. Это была неожиданная удача. Он усложнил мою задачу, сделав ее намного интереснее.

Лорен наклонился к ней, вытянул свой длинный палец и провел им по ее горлу, приподняв подбородок.

— Он явится за вами, вы это знаете. Единственная причина, по которой вы еще живы, заключается в том, что я намерен заставить его полюбоваться на вашу смерть.

Филиппа могла бы спросить его: почему он так уверен, что Маркус найдет ее? И почему он надеется остаться безнаказанным, если Маркус все-таки явится? По его виду можно было понять, что он ждет своего заклятого врага с минуты на минуту. А может, он просто сумасшедший?

Пристально разглядывая его, Филиппа заметила короткий кинжал за голенищем и другой, длинный, сбоку. Под камзолом угадывались его драгоценные пистолеты. Она отметила также, что комната имеет единственный вход-выход. Когда Маркус войдет, бежать ему будет некуда. Интересно, где тут еще может быть припрятано оружие? Возможно, еще один кинжал лежит под подушками кушетки, пистолет — за горшком с цветами. Но точно не угадаешь. Это территория Лорена, и только он знает, где что находится.

Филиппа молила Бога, чтобы Маркус не нашел ее. Только не этой ночью. Иначе он угодит в эту ловушку. Но если он придет, она должна быть наготове. Под монотонные шаги Лорена она начала продумывать свой план действий.

Пробраться в Уайтхолл ночью было несложно. Если парадный вход охраняется часовыми, нужно просто миновать его и пролезть через окно, незаметно лавируя дальше по знакомым коридорам.

Братья Уорт без помех прокрались к отделу безопасности Военного департамента. Там было даже не заперто, потому что в личном кабинете лорда Стерлинга находился Лесли Фармапл. Сейф в углу был распахнут, никаких ценностей в нем уже не было. Через полуоткрытую дверь они наблюдали, как Лесли обшаривает ящики стола своего патрона, вышвыривая ненужное на пол и совсем забыв о своей любви к порядку и аккуратности.

— Это не похоже на тебя, Лесли, — насмешливо произнес Маркус, входя.

Коротенький невзрачный человечек поднял глаза, но отнюдь не прервал свое занятие.

— Мистер Уорт и… э-э… еще один мистер Уорт… — Он нервозно запинался, его обычно скрипучий голос стал хриплым. — Я… я всего лишь пытаюсь очистить тут все от ненужных бумаг. Лорд Стерлинг вечно жалуется, что не может ничего найти.

Маркус подошел ближе и положил перед ним на стол перочинный нож.

— Вы кое-что обронили, — произнес он, пристально глядя на него.

Лесли замер на секунду, уставившись на нож, потом издал короткий нервозный смешок.

— Я могу объяснить… — произнес затем он, потянувшись за ножом.

Но Маркус оказался проворнее: он перехватил его руку и выкрутил ее, укладывая его лицом в стол.

— Охранник! Эй, охранник! — закричал Лесли. Маркус за шиворот оторвал Лесли от стола и нанес ему удар кулаком в правый глаз.

— Сегодня вечером кое-кто уже пытался вызвать охрану, чтобы избавиться от меня, — усмехнулся он, нанося другой удар — в левый глаз. — Давай, Лесли, зови кого-нибудь. Пусть все узнают, как ты продал свою страну, вступил в сговор с французами. — Он наносил Лесли удар за ударом по лицу костяшками пальцев.

Лесли упал на пол, тщетно пытаясь прикрыться руками.

— Давай расскажи нам, как ты перерезал горло лорду Стерлингу, когда он стал вам не нужен! — приказал Маркус.

Лесли хватал ртом воздух, кровь текла у него из носа и рта.

— Нет! — выкрикнул он. — Это Лорен. Он… ненормальный, он убил Стерлинга. И похитил миссис Беннинг…

Одной рукой Маркус оторвал его от пола и прижал к стене.

— Куда он увел ее? Говори!

— Не знаю, — всхлипнул Лесли. — Он остался с ней, а я думал лишь о том, как бы убраться поскорее. Я боялся, что он убьет и меня. Я вернулся, чтобы забрать свои бумаги и деньги и бежать. Моя мать поняла бы меня. Я отправил ей записку…

Его жалобы резко оборвались, когда он почувствовал у своего виска огнестрельный ствол, приставленный Бирном.

— Отвечай на вопрос моего брата, — процедил Бирн, уставившись на него беспощадным взором. — Где Лорен может скрывать миссис Беннинг?

— Я не знаю. Я-я… знаю лишь, что он снимает квартиру на Уэймут-стрит. Однажды я был там. Умоляю, не убивайте меня, моя бедная мать останется совсем одна…

Маркус медленно ослабил хватку, позволив Лесли снова коснуться носками пола.

— Мы не собираемся убивать тебя, Лесли, — произнес он. — Но если хоть один волосок упадет с головы миссис Беннинг, ты еще сам будешь просить нас об этой милости. Понятно?

Дрожа от страха и боли, Лесли поспешно кивнул. Маркус взял его за руку и повел из офиса, Бирн замыкал шествие, целясь в затылок Лесли.

— Это все проклятые деньги, — жаловался Лесли, когда карета увозила его на Уэймут-стрит, располагавшуюся рядом с пресловутым Риджентс-парком. — На войне можно сделать больше денег, чем в мирное время, вы должны понимать это, раз вы джентльмены.

Он не закрывал рта, выбалтывая все новые и новые подробности, чему немало способствовал ствол Бирна у его виска.

— Вы собирались продать чертежи Уитфорда французам? — спросил Маркус.

— И англичанам, — сказал Лесли, защищаясь.

— Почему вы выбрали именно конюшни Гемпшира?

— Потому что я вложил деньги в фермы других коннозаводчиков, и их товар должен был подняться в цене.

— А еще и потому, что лорд Гемпшир имеет много сторонников в палате лордов, готовых голосовать за новый военный конфликт, — добавил Маркус.

Лесли кивнул, покосившись на ствол Бирна.

— Этот вопрос мог бы быть решен положительно, не провали вы наш план, — всхлипнул он, поднимая глаза на Маркуса. — Одно время я даже подумывал, не привлечь ли тебя к нашему плану…

— Меня? С какой стати?

— Это, конечно, смешно, — улыбнулся Лесли через силу разбитыми губами. — Но с тех пор как война закончилась, ты безуспешно рыскал повсюду в поисках реальной угрозы. Тебе постоянно хотелось заниматься чем-то опасным. Ты скучал почти так же, как я. — Он помолчал. — Трудно жить без цели, не так ли?

Маркус готов был задушить его, но сдерживался.

— Итак, ты скучал. И когда Стерлинг решил взять тебя к себе…

Лесли внезапно рассмеялся:

— Ты по-прежнему думаешь, что главным был Стерлинг? Да без меня он не мог завязать шнурки на ботинках. — Лесли гневно прищурился. — Это я привлек Стерлинга, решив использовать его авторитет, происхождение и связи. Он тоже нуждался в деньгах. К тому же у меня был способ держать его в руках: я знал о его порочной связи с Кроули, — злорадно ухмыльнулся Лесли.

— А Лорен держал в кулаке вас обоих, — холодно отметил Бирн.

Лесли промолчал. Карета свернула за угол, на Уэймут-стрит.

— Осталось узнать, что вы планировали на сегодня, — произнес Маркус. — Устроить беспорядки во время бала, чтобы и принц проголосовал за войну? — Он приподнял занавеску, высматривая номера домов.

— Разумеется, он бы принял драконовы меры, на которые мы и рассчитывали, — холодно заметил Лесли, когда карету тряхнуло перед остановкой. — Кажется, это здесь, — показал он на тихое, плохо освещенное здание с зашторенными окнами. — Можете высаживаться, Лорен давно собирался убить вас обоих.

Бирн свободной рукой поймал в тиски запястье Лесли.

— Тебе никогда не приходилось сражаться в открытом бою, тыловая крыса? — спросил он. — Ничего, ты еще узнаешь, каково это. Когда с двух сторон полетят пули, я выставлю тебя как барьер между ними. — Лицо Бирна выражало холодную решимость.

Маркус, взглянув на него, почувствовал: его брат снова на полях сражений или нет — он снова бредет по следу в далекой французской деревушке у моря ради последней схватки с врагом.

— Вперед, — резко скомандовал он, распахивая дверцу кареты.

Часы отмеряли одну агонизирующую секунду времени за другой. Лорен уже не раз хватался за карманы, проверяя, на месте ли оружие. У Филиппы невыносимо чесался кончик носа. Она напрягала мускулы, пытаясь ослабить веревки, когда Лорен всматривался в окно. В один из таких моментов он вдруг резко переменился в лице и поспешно выхватил пистолет, приставив его к виску Филиппы. И не напрасно…

Маркус входил, прикрываясь Лесли и держа нож у его горла. Филиппа узнала в нем коротышку, которого преследовала, сбежав с бала, хотя его лицо было распухшим от ударов и кровоподтеков. Она с удовлетворением нашла и свою отметину на его горле.

Маркус спросил взглядом, как она держится. Филиппа слабо кивнула. При виде его в сердце ее поселилась сладостная надежда, и в то же время оно сжималось от страха перед неизвестностью исхода.

Лорен улыбался, поигрывая каждым мускулом своего тела.

— Вы нашли нож, верно? И затем отправились к господину Фармаплу. Я это предвидел.

— Простите меня, Лорен, — начал оправдываться Лесли. — Они заставили меня привести их к вам. Я… я… — Он замолчал, когда Маркус коснулся ножом его горла.

— Я уже сказал, что предвидел это, Лесли. Ты должен был привести их ко мне.

Лорен уставился на Маркуса:

— Тогда в лабиринте я узнал тебя. Ты прятался за своей женщиной, как теперь прячешься за ним.

— Поговорим о сегодняшнем дне, Лорен, — предложил ему Маркус. — Давай поторгуемся. Как насчет обмена? Твой друг в обмен на леди.

Лорен цинично рассмеялся:

— Можешь убить его. Давай! Как ты думаешь, почему я до сих пор не прикончил ее? Я хотел насладиться ее концом… Хотел, чтобы ты увидел, как она будет умирать.

Маркус не желал разговаривать с ним. Прикрываясь Лесли, он неумолимо, дюйм за дюймом, приближался к противнику.

— Тронь ее — и ты умрешь, — вырвалось все же у него.

— Тронуть ее? — искушал его Лорен. — Вот так? — Он приставил ствол вплотную к ее щеке, отбросил с ее лба прядь волос. — Ну и как, влюбленный голубок? Ты ничтожество, ты ничего не можешь мне сделать.

— Напрасно ты так уверен, — раздался жесткий голос с другой стороны комнаты, от занавеса.

Лорен стремительно обернулся и наткнулся на ствол пистолета, который держал Бирн, пробравшийся в комнату через окно.

Лорен, сузив глаза от гнева, крикнул Маркусу через плечо:

— Ты пришел не один, Голубь! Может быть, скажешь, от чьей руки я должен теперь умереть?

— О, простите, — произнес Бирн. — Я, кажется, не представился. Меня зовут Бирн Уорт. Я и есть Сизый Ворон.

Лорен изменился в лице:

— Тогда кто?..

— Он никто, мой приятель.

— Они братья, — успел влезть Лесли, прежде чем нож Маркуса кольнул его шею.

— Твой брат? — Лорен выглядел изумленным. — Прекрасно. В таком случае, дорогая, — обратился он к Филиппе, — вы совсем не та, кто мне нужен. Какая жалость…

Его палец вибрировал на спуске, она мгновенно поняла, что сейчас последует выстрел и рассчитывать надо только на себя…

Только бы успеть.

Филиппа перенесла вес тела на одну сторону, качнула и свалила кресло, упав на бок вместе с ним. Выстрел прогремел одновременно с тяжелым стуком кресла о пол.

Затем последовал ряд мгновенных перемен.

Ей удалось подтянуться к одной из горящих свечей, свалившихся со стола. Выкручивая запястья, она подставила под ее пламя свои веревки, не боясь обжечь кожу.

В этот момент Лесли, воспользовавшись замешательством, вырвался из рук Маркуса и, вытащив короткий нож из вазы на столе, стал размахивать им. Маркус отражал его нападение своим кинжалом.

Лорен отшвырнул пистолет, согнулся и ринулся, как таран, ударив Бирна головой в живот. Пуля ушла вверх, в никуда. Между ними завязалась кулачная потасовка, но вдруг Лорен, вспомнив о ноже, выхватил его из-за голенища и попытался вонзить в Бирна. Но тот поспешно откатился в сторону, разыскивая упавшую трость, которая тоже была неплохим оружием.

Никто и не заметил, как одна из горящих свечей подкатилась к оконной драпировке, свисавшей до пола. Филиппа между тем уже успела освободить одно запястье и спешно работала над другим.

Маркус наконец выбил у Лесли Фармапла нож, который вонзился в пол. Почувствовав дым, он взглянул на горящий занавес и увидел Филиппу.

— Берегись! — крикнула она ему. Потому что Лесли подхватил с пола нож и попытался вонзить его в Маркуса, но тот, схватившись за лезвие голой рукой, выдернул его у Лесли. Тот бешено озирался по сторонам в поисках нового оружия, но Маркус засыпал его точными боксерскими ударами справа и слева по челюсти, пока не отправил в нокаут.

— Твоя рука! — вскричала Филиппа, увидев, как набухает кровью порез, который получил Маркус.

— Все в порядке, — отозвался он. — Надо выбираться отсюда, пока мы тут не поджарились.

Он помог ей освободиться от пут и поставил на ноги. И Филиппа сразу ощутила миллион резких уколов в своих онемевших членах.

Пламя между тем перешло с оконной драпировки на стены и мебель. Комната наполнилась удушливым дымом. Ноги еще плохо держали Филиппу, и, она, закашлявшись, упала на колени. Маркус потащил ее к двери, оставив за собой черный дым, языки племени и сражавшихся в этом аду Бирна и Лорена.

Маркус тащил ее в полубессознательном состоянии вниз по лестнице, к выходу из здания, вокруг которого успела собраться приличная толпа. Многие жители этого злополучного дома на Уэймут-стрит выбегали на улицу в своих ночных одеяниях.

Но самое удивительное, что там же присутствовал и лорд Филдстон в своем золотом вечернем облачении и в окружении дворцовой гвардии, а рядом с ним… коротышка Лесли с лицом, залитым кровью.

— Это он, он! — закричал Лесли, указывая на выходившего с Филиппой на руках Маркуса. — Он пытался убить меня, он агент французского шпиона Лорена. Это он убил лорда Стерлинга!

Черт побери! Пока он пытался привести в чувство Филиппу, этот коротышка успел сбежать.

— Он сумасшедший, говорю вам! — продолжал вопить Лесли. — Лорд Филдстон, он планировал этот заговор неделями. Я раскрыл его заговор, я пытался остановить его, но…

Лорд Филдстон поднял руку.

— Стража, — приказал он, указывая на Лесли, — арестуйте этого человека.

— Что? Нет и нет, это все он, говорю вам! — выкрикивал Лесли. Но гвардейцы быстро скрутили его.

Филдстон шагнул навстречу Маркусу.

— Мы увидели это пламя из Риджентс-парка. В последнее время я много думал над тем, что вы сказали, и решил, что ваши подозрения не лишены основания. Приношу мои извинения. Когда мисс Де Реджис сказала мне, что вы, как последний ревнивец, преследуете миссис Беннинг на балу, я понял, что это неспроста. Потом еще и леди Джейн Каммингз посвятила меня в обстоятельства вашего ранения у Гемпширов, а когда мы нашли тело Стерлинга, я окончательно понял…

Как бы ни было приятно получить это запоздалое признание вины, у Маркуса не было времени смаковать его.

— Может здесь кто-нибудь присмотреть за ней? — спросил он, показывая на Филиппу.

— Разумеется, — поспешно отозвался лорд Филдстон. — Но, дорогой Уорт, вы и думать не должны о том, чтобы вернуться туда. Этот дом рухнет в считанные минуты!

— Я должен, — лаконично ответил Маркус. Филиппа повисла у него на шее, не желая отпускать его.

— Дорогая, — произнес он, отводя ее руки. — Я должен вернуться. — Он заглянул в ее глаза, в которых блестели слезы отчаяния. — Я обещал.

С этими словами он выхватил одеяло у одного из зевак, набросил его себе на голову и ринулся в дом. Ступеньки еле держались под натиском огня. Едва он успел преодолеть лестничный пролет, как тот обрушился. Маркус ринулся дальше. О том, как спуститься вниз, он подумает на обратном пути. Отбрасывая горящие балки, он проскочил в комнату, где Бирн и Лорен все еще продолжали сражаться.

Не замечая Маркуса, они, сцепившись, катались по комнате, натыкаясь на обгорелые остатки кушетки и кресла. Лорен пытался воспользоваться кинжалом, Бирн отбивал его удары своей тростью. Потом оба вскочили. Француз, нетвердо стоявший на ногах, сделал выпад вперед кинжалом, но Бирн выбил его своей тростью.

Лорен уставился на него с насмешливой улыбкой:

— Какая нелепость…

Бирн не ответил.

— По счастью, я еще сохранил один пистолет. — Лорен провел рукой под камзолом, но там было пусто.

— Ты ищешь вот это? — спросил Бирн, прицеливаясь в него из серебряного пистолета.

Лорен глухо рассмеялся, устало приподняв руки в знак своего поражения.

— Ты думаешь, что, убив меня, ты остановишь нас? Во Франции бонапартистов намного больше, чем ты думаешь.

— Не важно. Меня интересует другое, — сказал Бирн, взводя курок. — Кто был тот, кого я убил в прошлом году в гостинице?

— Когда-то у меня тоже был брат, — помрачнев, ответил Лорен и, помолчав, с усмешкой добавил: — Я не надеюсь, что мы сможем договориться как джентльмены.

— Нет, — ответил Бирн. — Я устал быть джентльменом.

Его выстрел прозвучал как треск угля в аду. Красное пятно расплылось на груди Лорена, когда тот упал на колени, а затем рухнул на бок и, свернувшись, остался лежать в позе эмбриона.

Бирн, отшвырнув пистолет, упал на колени рядом с ним и затих. Скрипя ветхими половицами, Маркус подошел к нему:

— Бирн, дом сейчас рухнет. Надо выбираться отсюда.

— Я сделал свое дело и останусь здесь. Мне незачем идти, — устало произнес тот.

— Нет, ты пойдешь со мной! Вставай! — с силой потянул его за руку Маркус.

— Я сказал «нет»! — Бирн попытался выдернуть руку.

— Ты не можешь так поступить! — кипятился Маркус, поднимая своего брата.

— Но зачем? — Бирн умоляюще взглянул Маркусу в глаза, пытаясь отыскать в них ответ, для чего ему теперь жить.

— Что ж, если ты решил умереть здесь, я умру вместе с тобой, — решительно произнес Маркус. — Ты хочешь и моей смерти? Отвечай!

Бирн медленно покачал головой: ради брата он готов был еще немного вытерпеть эту жизнь.

Положив его руку себе на плечо, Маркус набросил на их головы одеяло и потащил Бирна к выходу.

— Ступеньки обрушились, — предупредил он, — нам придется лезть через окно.

Бирн кивнул. На упругих лианах, вившихся по стенам, им удалось спикировать до второго этажа — там лианы кончались. Переглянувшись, братья оттолкнулись от стены и… прыгнули.

Филиппа потеряла способность соображать, она тупо смотрела на языки пламени, лизавшие дом, видела бессмысленные усилия людей погасить огонь. Как он сможет выбраться оттуда?

Появились наконец и пожарные, высыпав в огонь груды песка. Она вдруг увидела в толпе Тотти, и леди Джейн, и всех остальных. Сливки лондонского общества переместились с Золотого бала сюда.

Тотти подбежала к ней и схватила ее за руку, не отрывая глаз от горящего здания. И вдруг по толпе пронесся крик удивления и восторга — со второго этажа дружно спикировали две фигуры, укрытые одеялом.

Приземлившись с глухим стуком, они покатились по земле. Филиппа побежала к ним, вырвавшись из рук лорда Филдстона и Тотти. Они уже поднялись, хотя ноги еще плохо держали их.

— С тобой все в порядке? — услышала она, приближаясь, тихий голос Маркуса.

— Да, — прохрипел Бирн, изрядно наглотавшийся дыма. Она подбежала к ним, обняла Маркуса.

— Ты вернулся! — выпалила она, задыхаясь от счастья. Долго сдерживаемые слезы полились из ее глаз, сиявших радостью. — Маркус, прости меня, — лепетала она. — Я была так безнадежно глупа, я не должна была преследовать сама этого…

Но тут ей пришлось замолчать, потому что Маркус стал покрывать поцелуями ее влажные глаза и щеки.

— Мистер Уорт! — вскричала Тотти. — Хвала Господу, вы целы! Вы… вы герой! Вы вернули мне мою непослушную славную Филиппу.

— Миссис Тоттендейл, я могу положиться на вас? Вы сумеете доставить Филиппу домой? — спросил Маркус.

Тотти приготовилась сказать «конечно». Но Филиппа помешала ей.

— Нет-нет, я хочу остаться с тобой…

— Тсс, — произнес Маркус, целуя ее в лоб. — Есть обстоятельства, которые требуют моего участия… — Он невольно взглянул в сторону Бирна. Тот, завернутый в одеяло, стоял рядом с лордом Филдстоном и выкашливал из легких дым.

Маркус снова взглянул на нее нежным, любящим взглядом:

— Не беспокойся, я еще вернусь. И скоро…

Как выяснилось, это было обещание, и он сдержал его. Поздно ночью, когда она уже спала, он проник в ее комнату через окно. Она ощутила его тепло, его руки, обнимающие ее во сне, потом легкий поцелуй на губах.

— Тсс… — приложил он палец к губам. — Спать, только спать…

Радуясь тому, что он снова с ней, что они оба в безопасности, она мирно и счастливо продолжила свой сон.

Но когда она пробудилась утром, его уже не было.

 

Глава 26

Его уже не было, но ее удивленный и сконфуженный взгляд уткнулся в лицо Марии Уорт. Совершенно неожиданный персонаж в ее домашней обстановке, в ее личной спальне, наконец, и с самого утра.

— Доброе утро, — произнесла Мария с открытой дружеской улыбкой. На ней был строгий костюм для визитов, ловко подогнанный по фигуре, и очаровательная шляпка, которой Филиппа могла бы залюбоваться, если бы не была так изумлена этим видением. — Скажите мне, миссис Беннинг, — продолжала Мария, — у вас есть сестры? — Она отпила немного из чашки, стоявшей на подносе возле ее локтя.

Изумленная Филиппа в знак отрицания качнула головой.

— У меня тоже нет. Я росла среди шестерых братьев, представьте. Поэтому мне было легко войти в семью Грэма и поладить со всеми. Но я легко могу представить, как надо дружить и с сестрами. Главное — это забота о ближнем.

Филиппа понемногу приходила в себя, вспоминая ночной пожар, свое избавление и возвращение, сон в объятиях Маркуса… Теперь единственным существом мужского пола в ее спальне был славный Битей, вспрыгнувший к ней на постель.

— А-а, Маркус… — просипела она, не узнавая своего голоса.

— О, не стоит пока разговаривать, — посоветовала Мария, приглаживая Филиппе волосы. — Маркус рассказал все о ваших мучениях прошлой ночью. И должна вам заметить: вы либо невероятно простодушны, либо чрезмерно храбры. Скорее — последнее. — Она улыбнулась. — Пойду лучше распоряжусь по хозяйству, вам нужен отдых, и я здесь затем, чтобы вам ничто не мешало.

— Но… скоро мой бал… Тотти… — снова просипела Филиппа своим больным горлом.

— Миссис Тоттендейл полностью согласна со мной, — объявила Мария тоном, не терпящим возражений. — Она теперь внизу, занимается присланными вам цветами и готовит карточки, отменяющие все визиты, пока вы не поправитесь. Что касается вашего бала Беннинг, то до него еще неделя, не так ли?

Филиппа кивнула, надеясь, что успеет всунуть Марию в список приглашенных, пока та еще не успела заметить этот печальный пробел.

— Если вы пожелаете, я могу помочь вам с приготовлениями… Но если нет, я все пойму. У меня не такой тонкий вкус, как у вас… и я не хочу вам напортить.

Энергично помотав головой, Филиппа просипела:

— Нет, вы будете весьма полезны.

Мария ответила ей довольной улыбкой и потрепала ее по руке. Филиппа не имела привычки уступать кому-то контроль над событиями, особенно если речь шла о таком важном деле, как бал Беннинг. Но сейчас она была выбита из привычной колеи, и потому ей нужна была чья-то помощь. А на Марию она вполне могла положиться.

— Мы послали за доктором, — сказала Мария, глядя на нее с материнской лаской. — А пока его нет, вы можете еще поспать. — Она повернулась, чтобы уйти.

— Погодите, Мария, я должна извиниться…

— Ради всего святого, за что? — удивилась Мария, заботливо подтыкая покрывала, чтобы ей не дуло.

Филиппа могла бы сказать за что. За то, что была жестока, за то, что считала себя выше других. За то, что отвергала искреннюю дружбу, которая была совсем рядом.

Но вместо того чтобы пуститься в объяснения, которых Мария явно не желала слышать, Филиппа просто улыбнулась устало и прошептала:

— Благодарю вас за все.

— Люди должны помогать друг другу, а друзья — тем более, — ответила Мария, мигая увлажнившимися глазами.

Минуло четыре дня.

Четыре долгих и мучительных дня без единой весточки от Маркуса. Приходил доктор. Он сказал, что с ее горлом будет все прекрасно. Просто наглоталась слишком много дыма. Он прописал ей чай с медом и приказал поменьше разговаривать.

Филиппа позволила Марии и Тотти возиться с ней как с маленькой: поить чаем с ложечки и взбивать подушки.

У Филиппы не было пока четкого представления о программе своего бала Беннинг, и она была счастлива, когда Мария удачно подсказала ей ряд деталей. Ее собственная мать, казалось, совсем не думала об этом событии.

Странно, но она давно уже не давала о себе знать. Ее безразличие больно задевало сердце Филиппы.

Цветы поступали в ее дом чуть ли не возами. Ее гостиные и холлы утопали в цветах, она получила карточки от всех, от кого только возможно. Всех волновало ее самочувствие. Но ее мать, судя по всему, пребывала в неведении относительно последних событий.

Нора навестила ее только однажды, а мать Норы — дважды. Она плохо разбиралась в серьезных предметах, а сплетни, которые она принесла, были малоинтересны. Побывала у нее и миссис Херстон, удивив Филиппу своей чувствительностью и слезами, которыми она ее оросила.

Тотти и Мария были постоянно с ней во время этих малых визитов, ограничивая их по времени и следя за странным калейдоскопом сплетен, рекомендаций и планов относительно предстоящего бала Беннинг. Казалось, что все ищут внимания Филиппы.

Она была бы весьма рада всему этому интересу и суете вокруг нее, если бы это не было так утомительно. Одна половина лондонского общества просиживала в ее гостиных, другая — оставляла там свои карточки с благими пожеланиями. Но тот, кого она так мечтала увидеть, все не являлся. Филиппа решила, что виной тому неотложные дела государственной важности в Военном департаменте, брифинги с Филдстоном и так далее. Но не мог же он вечно оставаться в стороне от нее? Она надеялась хотя бы на обычную карточку с дежурными словами. Придется ждать, решила она.

Неожиданно явился другой важный визитер.

— Должен вас обрадовать, Филиппа, о вас говорят сейчас в каждом доме, — сообщил Бротон, усаживаясь на кушетку в нижней розовой гостиной. Он явился уже далеко после полудня, когда все посетители умчались готовиться к разным вечерним развлечениям. Она подозревала, что он выбрал это время нарочно, чтобы объясниться наедине. — Если вы еще не были королевой сезона, то теперь вы ею стали, — изрек он, вытягивая ноги и скрещивая их в лодыжках для пущего удобства. — Все говорят, что вы спасли жизнь Веллингтону или хотели спасти, что-то в этом роде. Я со своей стороны уверен, что вы оказали неоценимую помощь британской короне. Это во многом извиняет ваше поведение.

— Мое поведение? — равнодушно переспросила Филиппа, поглаживая своего любимого шпица. Ее горло почти пришло в норму, но доктор по-прежнему советовал ей говорить как можно меньше.

— Разумеется. Я гонялся за вами по замкнутому кругу, вы то приближали, то отдаляли меня. Я должен был угадывать место следующего свидания и строил надежды, и… ничего. — Бротон с осуждением посмотрел на нее. — Должен признаться, мне это не слишком нравилось.

Значит, он явился прочитать ей нравоучение, подумала Филиппа. Объявить о разрыве отношений. Что ж, она хорошо повеселилась, водя его за нос.

Бротон встал с решительным видом, и Филиппа приготовилась выслушать его приговор.

— Однако мне никогда не приходило в голову, что вы можете быть замешаны в большой политике и что вам угрожает опасность. Теперь я принял окончательное решение — вы должны стать моей женой. Я делаю вам предложение по всей форме.

Филиппа моргнула от удивления. Даже Битей нетерпеливо поднял голову с подушечки, прислушиваясь.

— Полагаю, что и в браке мы могли бы сохранить отношения, обеспечивающие известный уровень свободы для нас двоих и в отдельности, — продолжал он. — Раз уж все равно нужно когда-то жениться, я бы предпочел сделать это теперь, завоевав первую леди сезона, прославившуюся не только на бальном паркете, но ставшую героиней, удостоенной благодарности высочайших особ. — Шагнув вперед, он склонился перед креслом, в котором она восседала. — Соглашайтесь, Филиппа. Должен же кто-то взять на себя заботу о вас!

Закончив свой спич, он застыл, выжидая.

— Я… я не знаю, что и сказать, — проговорила она.

— Говорите «да», разумеется. Что же еще? — Он широко улыбнулся. — Мы с вами прекрасная пара! Подумайте только, какими заголовками запестрят газеты, подумайте о свадьбе, которую мы устроим. Обещаю, ее будут помнить не один десяток лет. — Он вдруг решил занять место рядом с ней. — Представьте, какие хорошенькие маленькие чертенята могут появиться у нас. Это будет целая династия. Представьте тот комфорт и веселье, которые вас ожидают.

Филиппе хотелось рассмеяться. Если бы это предложение последовало два месяца назад, даже месяц, она бы пришла в восторг. Это было все, о чем она тогда мечтала. Все общество было бы у ее ног. Как же, самый завидный холостяк Лондона решил стать ее мужем! Пересуды, веселые балы… день за днем, до бесконечности! Но теперь ей все это было не нужно.

— Филипп, — проговорила, наконец, она. — Вы все сказали?

— Чего же вам еще не хватает? — нахмурился он.

Филиппа легонько потрепала его по руке.

— Благодарю вас, Филипп. Это весьма великодушно с вашей стороны. Очень лестное предложение.

— Я знаю, — отозвался он.

— Но, — продолжила она, — мне сейчас нужно совсем другое.

— Что же вам нужно, Филиппа? Я куплю для вас все, что вы пожелаете, — улыбнулся Бротон.

Теперь вздохнула Филиппа:

— Я хочу быть любимой. Не бережно охраняемой вещью, а любимой. Мне не нужно, чтобы меня охраняли, я не могу больше жить без любви…

Сказав это, она поспешно покинула гостиную.

* * *

— Что это может быть? Как ты полагаешь? — спрашивал лорд Филдстон, вертя в руках обгорелый клочок бумаги. Маркус смотрел перед собой застывшими глазами. Ему еще придется потрудиться над этим, соединяя, а потом расшифровывая обгоревшие клочки бумаги, найденные в жилье Лорена. Их было шесть, и сейчас они лежали перед ним на столе. Здесь же находился и Кроули — после смерти Стерлинга у него на сердце лежал камень — и все другие члены отдела безопасности. Он размышлял о том, сколько еще пособников Лорена могло остаться в Лондоне. Перед своим концом он заявил, что бонапартистов осталось на свободе больше, чем они думают.

Единственный из сотрудников, кто не присутствовал на этом совещании, был Бирн — он отправился долечиваться в Лейк-Виллидж. После того как Тотти увела Филиппу с Уэймут-стрит, Маркус отвез его к Грэму. Пришлось поведать старшему брату всю их длинную историю.

Нужно сказать, Грэм был весьма озадачен. Бирн ни разу не прервал Маркуса во время рассказа, но в конце сказал: «Ты вытащил меня из моего ада, в котором я пребывал последнее время. Я готов был проклинать тебя за это. Но, наверное, есть какая-то неведомая мне причина, по которой я должен продолжать жить».

Чуть позже, когда они отправляли его назад в озерный край, он пообещал им сделать над собой усилие и сократить прием опиумных препаратов. Он сказал, что надеется вскоре вернуться к нормальной жизни, а пока будет много гулять и размышлять.

Попытавшись отвлечься от мыслей о Бирне, Маркус неминуемо оказывался наедине с другим образом. Она, которая никуда не уехала. Бирн — это его прошлое, а она — настоящее. Что она поделывает сейчас? Развлекается с друзьями? Или мирно обедает в компании с Тотти и всегда готовой предложить свою поддержку Марией? А может, танцует на балу в паре с Бротоном, вызывая всеобщее восхищение? Последняя мысль делала его больным, заполняла любую свободную минуту в его расписании. Что ж, она вернулась в свой мир, а он — в свой. Зачем терзать себя понапрасну?

Надо думать о неотложных рабочих делах. Маркус провел пальцем по обгорелым клочкам шифровок, лежащих на столе. Ему предстоит найти следы других заговорщиков, разрабатывающих новые злодейские планы. Теперь, когда лорд Филдстон поддерживает его, у него достаточно людей и ресурсов для успешной работы. Он не позволит себе каждую секунду вспоминать о ней. Возможно, настанет такой день, когда он и вовсе перестанет о ней думать. Пусть и она забудет его и будет жить в полной безопасности. А он будет спокойно спать ночами, зная, что с ней все в порядке.

— Гмм… гмм… Уорт, — покашлял лорд Филдстон, возвращая его к реальности.

— Да, простите. Возможно, это был какой-то чертеж, — высказал он предложение. — Смотрите, как пересекаются эти линии. Но слишком мало фрагментов и слишком много пробелов. Посмотрим, что получится, если сложить их вот так…

— Да-да, — ответил лорд Филдстон. — Но кажется, к вам визитер. — Он указал на дверь.

Даже не поднимая глаз, Маркус знал, что это она. Филиппа протянула нервозно руку и неловко опустила.

— Это всего лишь я, — произнесла она, пристально глядя на него.

В кабинете повисла тишина, все застыли, наблюдая за ними. Затем лорд Филдстон, совсем закашлявшись, отвесил леди поклон:

— Миссис Беннинг, весьма рад видеть вас в добром здравии. Могу я спросить вас, как вам удалось пройти мимо нашей охраны без пропуска?

Она небрежно пожала плечами.

— Я — Филиппа Беннинг, — пояснила она без ложной скромности.

— Ну, тогда у меня есть к ним пара вопросов, — вздохнул Филдстон. — А вы, дорогой Уорт, что же вы не покажете леди ваш новый кабинет? Все остальные возвращаются к работе…

Маркус повел Филиппу по коридору в бывший кабинет Стерлинга, который он теперь занимал, равно как и его должность. Там пока царил беспорядок, стояло множество и пустых, и еще не распакованных коробок.

Официальная версия, предложенная для печати, гласила: Стерлинг погиб в результате нападения какого-то бродяги.

— Это твой кабинет? — спросила Филиппа, когда Маркус закрыл дверь и даже опустил жалюзи, чтобы избежать всех любопытных взглядов.

— Да, я пошел на повышение, — ответил он, неспокойно пробегая рукой по волосам.

— Прими мои поздравления. А как твоя рука?

— Прекрасно, — пошевелил он правой рукой в перевязке.

Она кивнула и, помолчав, добавила:

— Маркиз Бротон навестил меня.

Он задержал дыхание, ожидая, что последует за этими словами.

— Он сделал мне предложение по всей форме.

Силы оставили его, он прислонился к краю стола, ища поддержки.

— Полагаю, что тоже должен поздравить вас?

Сложив руки на груди, она кокетливо склонила голову набок.

— Если ты так считаешь, то ты еще больший болван, чем я думала.

Маркус вскинул голову, открыл рот — хотел что-то сказать, но слова не шли с губ. Впрочем, это не важно, потому что Филиппа не дала бы ему вставить и слова.

— Четыре дня, Маркус! — воскликнула она. — Четыре проклятых дня. Ты не нашел времени, чтобы черкануть мне хотя бы пару слов!

— Я… я должен был работать. Важные дела, — буркнул он. — А, кроме того, моя невестка Мария постоянно с тобой.

— О, ты решил, что она полноправная замена тебе! Я, конечно, обожаю Марию, но…

— Филиппа, ты не должна находиться здесь, — вставил он.

Но она вдруг уткнула свой длинный указательный палец ему в грудь, заставив опуститься в рабочее кресло.

— Садитесь. Я явилась сюда за одним-единственным ответом, мистер Уорт, и вам придется дать его со всей честностью.

— Только один? — спросил он, приподнимая бровь.

— Один, — подтвердила она. — А затем, если ты захочешь прогнать меня, я уйду.

Она склонилась над столом, пристально глядя на него.

— Ты меня любишь?

Он чуть не подскочил — ему хотелось немедленно заключить ее в объятия. Но он знал, что не может себе этого позволить.

— Это нечестно, так нельзя спрашивать, — пролепетал он.

— Что тут нечестного? Простой вопрос, на который есть только два ответа: «нет» или «да».

— Нечестно потому… что ты сама должна знать ответ.

— Ага! — торжествовала она. — Я сама должна знать? Ты заслонил меня от пули в лабиринте, ты любил меня в своей постели, ты спас меня из огня и теперь считаешь возможным устраниться? Но раз уж мимоходом, среди всех этих приключений, тебе удалось влюбить меня в себя, то позволь мне спросить о твоих чувствах и рассеять мои сомнения!

— Филиппа… — выдохнул он.

— Так ты любишь меня?! — настойчиво повторила она.

— Прекрати, — взмолился он, поднимаясь с кресла.

— Ты любишь меня?

— Да! — воскликнул он, не в силах выдержать эту пытку. — Да, я люблю тебя… Я схожу с ума по тебе… Теперь ты счастлива?

Он сжал ее в своих объятиях, каждая клеточка его тела изнывала от любви к ней. Он целовал ее, прижимая к столу. Ее руки обвились вокруг его шеи, губы раскрылись навстречу его губам. Это было уже слишком. Он остановился, удерживая ее на расстоянии вытянутых рук.

— Но я не могу быть рядом с тобой, Филиппа. Неужели ты не понимаешь? Со мной ты снова влезешь в какие-нибудь неприятности. Я постоянно рискую собой. Из-за меня тебя чуть не убили. Я не выдержу, если с тобой что-то случится, Филиппа! Я не выдержу!

— Но ты же спас меня, — с нежностью прошептала она, положив руку на его сердце. — Ты не смеешь удерживать меня на расстоянии вытянутых рук ради моей безопасности. Я этого не хочу, я не принимаю этого!

Заглянув в ее глаза, он увидел в них непреклонную решимость.

— Если ты станешь избегать меня и дальше, я устрою так, что меня будут похищать каждую неделю. И тогда тебе просто придется быть рядом! — Встав на носки, она нежно поцеловала его.

И вдруг его как будто озарило. Она действительно любит его! Будто тяжелый груз свалился с его плеч, кровь быстрее потекла по жилам.

Он должен принять неизбежное — ему на роду написано это счастье.

— Никогда не думал, что ты захочешь остаться со мной, — произнес он. Глаза его сияли, сердце рвалось из груди. — И я готов поверить: твоя угроза — не пустые слова. Ведь ты Филиппа Беннинг.

— Маркус, твоя логика просто смешна, — улыбнулась она, снова целуя его.

Они были настолько поглощены друг другом, что даже не слышали стука в дверь. Лорду Филдстону пришлось слегка приоткрыть ее.

— Уорт, я… кх-кх… — произнес Филдстон, заставив Маркуса и Филиппу отпрянуть друг от друга. — Уорт… гм… когда у вас наступит, пардон, перерыв, давайте вернемся к нашей теме. Завтра премьер-министр ждет доклада касательно той информации, что удалось извлечь из пепла.

— Из того пепла, что остался в квартире Лорена? — вмешалась Филиппа. — Я знаю, что вам нужно, как и то, что карты на стене не сохранились.

Филдстон взволнованно пошевелил усами.

— У него на стене были карты?

— Да, — ответила она. — Дюжины карт с пометками. Я сидела, уставившись на них, добрых полчаса, пока не явился Маркус.

Маркус улыбнулся:

— А тебе, случайно, не удалось…

— Глупейший вопрос. Разумеется, мне удалось, — ответила она, проходя, как королева, мимо моргавшего Филдстона в совещательную комнату и останавливаясь перед картой. — Смотрите, вот здесь, где указан Букингемский дворец со всеми каналами, затем в Кентшире, Дилби и у Регентского канала — во всех этих местах стоял знак X. Я помню и другие места, но мне нужна карта покрупнее…

Филиппа не успела договорить, потому что ошалевший от нежданной удачи Филдстон звонко чмокнул ее прямо в губы.

— Мистер Уорт, подайте миссис Беннинг кресло, — поспешно приказал он. — Она настоящее сокровище, это неоценимая услуга с ее стороны. Быстро дайте ей все крупные карты!

— И что я могу потребовать в обмен за эту информацию? — спросила Филиппа, кокетливо взглянув на Маркуса.

— Все, что вам будет угодно, — предупредительно улыбнулся он.

— Надеюсь, вам не придется сожалеть о ваших словах, мистер Уорт, — усмехнулась она.

 

Эпилог

Через пять дней серьезнейших подготовительных мероприятий бал Беннинг был запущен на широкую ногу. Все соображения по поводу того, чтобы отложить его или отменить вовсе, были отброшены. Филиппа решила, что это, напротив, самый удачный момент для того, чтобы отпраздновать свое благополучное возвращение из логова Лорена. Все и так говорили только о ней, и она хотела еще усилить этот эффект, представ в роли хозяйки бала. Весь Лондон, изнемогший от сплетен, будет теперь чествовать ее.

И потом, сделка есть сделка, она столько раз повторяла это Маркусу. Все планы и обещания должны быть выполнены в свой срок.

Зал был задрапирован таинственным темно-синим бархатом и освещался призрачным светом серебряных свечей в хрустальных канделябрах. Гости входили в черных бархатных плащах с капюшоном и масках домино. Звучала странная музыка с низкими минорными аккордами. Во всех мыслимых и немыслимых местах были расставлены зеркала.

— Ты готов? — прошептала Филиппа в полутьме занавешенного балкона над бальным залом.

Осторожно отодвинув занавес, она посмотрела вниз, в зал, и увидела Тотти со славным шпицем Битей на руках. Она болтала о чем-то с миссис Херстон, которая опять была в своем любимом тюрбане. Она узнала под полумаской и леди Джейн, танцующую с младшим сыном герцога. Луиза Даннингем явилась только со своей мамочкой, без любимой подружки Пенни, которая была в трауре по своему отцу лорду Стерлингу. Благопристойность была соблюдена, девушка никогда не узнает о предательстве своего отца. Нужно уберечь ее юную душу от такого удара. Он навсегда останется в ее памяти любящим и заботливым отцом, достойным членом лондонского общества.

Взглянув далее, она увидела и Нору в паре с Бротоном. И надо сказать, вела она себя чересчур свободно для незамужней юной леди. Что ж, пусть попытается. Может быть, у нее и получится окрутить его, если леди Джейн утратит к нему интерес.

Наконец она увидела, как Мария и Грэм встречают герцога Веллингтона. Мария с увлечением показывала ему красиво декорированные стены, явно гордясь своей работой. Тот дипломатично проявлял вежливую заинтересованность.

Филиппа улыбнулась, отпрянув от занавеса, и обернулась назад:

— Я спросила: ты готов?

— Неужели это так уж необходимо? — проворчал Маркус, расправляя воротник.

Филиппа сделала большие глаза.

— Я обещала им шоу, значит, оно должно состояться. И потом, дорогой, не забывай, пожалуйста, о нашей сделке!

— Сделка есть сделка, я помню, — вздохнул Маркус. — Просто я не привык быть выставленным на всеобщее обозрение.

— Ты будешь великолепен, — ободряюще потрепала она его по руке, проскальзывая за портьеру, из тени в свет, пока что одна.

Она кивнула музыкантам, которые по ее сигналу встали и затрубили в фанфары. Танцоры замерли, и все взоры обратились к Филиппе.

— Леди и джентльмены, — начала она, радуясь тому, что ее голос звучит достаточно твердо. — Мои дорогие и уважаемые гости, друзья, я должна поблагодарить вас всех за то, что вы явились сюда, и за ваши замечательные костюмы. Но есть здесь один гость, которого я люблю и хочу представить особенным образом.

По залу пронеслась волна перешептываний.

«Что такое?»

«Кто бы это мог быть?»

— Это наш почетный гость, о присутствии которого было заявлено давно. Я знаю, сколько было слухов по поводу его инкогнито. Все запуталось так, что и не разобрать. Но настал момент покончить со всеми недоразумениями. Готовы ли вы?

— Да! Просим! — раздался насмешливый голос из центра, заставивший Филиппу усмехнуться.

Она поняла, что это выкрикнул Бротон.

— Леди и джентльмены, спешу представить вам моего мужа — Маркуса Уорта!

Все одновременно вздохнули, когда Маркус Уорт выступил из-за занавеса. Какое-то мгновение он стоял в нерешительности, потом уверенно подошел к Филиппе и взял ее за руку.

— Мы поженились сегодня после полудня, — громко объявил он ошеломленным гостям. — Вы пришли не на бал Беннинг, а на прием в честь нашей свадьбы.

Расставленные по углам ливрейные лакеи потянули за шнуры, поднимая тяжелые синие портьеры и открывая взорам розовые букеты в белых атласных свертках и корзинах на серебряных дорожках.

Волна аплодисментов пронеслась по залу. Маркус привлек Филиппу в свои объятия и одарил ее звонким поцелуем. При виде этих роз музыканты ударились в веселую кадриль, а публика отбросила в сторону свои мрачные плащи и маски.

— Ну и как, тяжело вам пришлось, мистер Уорт? — спросила Филиппа, замирая от счастья.

— Я доставил вам массу хлопот, миссис, теперь уже, Уорт, — отозвался Маркус. — Но сейчас, когда самое трудное позади, давайте танцевать. Вы позволите пригласить вас? — Нежно взяв ее протянутую руку, он вывел ее на паркет.

Они веселились с гостями, не пропуская ни единого танца и неохотно разнимая руки, когда этого требовала очередная фигура. И, болтая в передышках с друзьями, они держали свои руки накрепко сплетенными.

Многие желали им счастья, видя такую влюбленность. Но были и те, кто выражал недоумение по поводу ее или его выбора. К счастью, их было немного, и они были не слишком значительны. И надо заметить, чем дольше длился этот прекрасный бал, тем меньше оставалось сомневающихся. Эта новоиспеченная пара отлично смотрелась, они идеально подходили друг другу. К концу вечера с этим были согласны все.

Маркус и Филиппа купались в море восхищения, любви и улыбок.