Над Киевским вокзалом пасмурно. Сизые облака нависают над поездами, увозящими людей в Киев и Анапу, привозящими людей из Кишинева и Львова. Я прогуливаюсь туда-сюда по оживленной и пыльной площади перед торговым комплексом «Европейский». Лет пятнадцать назад на этом месте были серые, сколоченные из досок торговые ряды, окутанные запахами маринованного чеснока и мокрой шерсти. Бойкие торговки в тулупах и цветастых платках продавали домашний сыр, носки, чебуреки и пушистые шали. Каждую среду, вынырнув из метро «Киевская», стараясь не озираться по сторонам, не сочинять будущее и ни с кем не заговаривать, я направлялся к репетитору по математике, чтобы поступить в институт и избежать армии. Однажды среди шума и болотистой толчеи торговых рядов три цыганки, заглядывая в мою ладонь, предсказывали наперебой: «Будет, касатик, в твоей жизни женщина. Статная, с русой косой», – болтала одна. «Ой, будет красавица! Но ей нужен сильный мужчина, который подкинет до небес», – перебивала другая. «Ей нужен незабываемый и необычный мужчина, на которого можно опереться. Становись скорее таким!» – советовала третья. Денег я им не дал. А потом обнаружил, что из потайного кармашка рюкзака пропали сто рублей, – как раз столько тогда стоили четыре занятия с репетитором.

Теперь тут площадь, по которой снуют деловитые и задумчивые прохожие. С утра накрапывает дождь. Я жду уже пятнадцать минут. Главный волшебник Москвы обещал сегодня рассказать о том, что меня давно интересует: где он берет энергию и силы, чтобы ежедневно разгонять облака, менять направление ветра и отсылать вон из столицы снежные бури. Раньше он бормотал общие слова: что получил таланты от природы после того, как в него ударила молния. Или цитировал небылицы из старых интервью, мол, пятилетним детдомовцем заблудился в лесу, встретил медведя, испугался, но взял себя в руки, угостил дикого зверя малиной и за бесстрашие был удостоен высокого звания колдуна, управляющего атмосферными явлениями на всей Земле. Что с тех пор многие годы корректирует погоду силой мысли. А откуда брать силу мысли, как ее укреплять, умалчивал или отшучивался. И вот сегодня Дыдылдин обещал раскрыть секреты при условии, что взамен я пройдусь с ним по магазинам. Гуляя мимо пыльных иномарок, я гадаю, что и кому намерен купить в торговом комплексе маг и чародей. И тут дождь резко обрывается. Главный волшебник Москвы бежит через площадь, производя дирижерские движения в направлении неба. На нем синий форменный костюм железнодорожника, к груди прижат ярко-желтый пакет, как всегда набитый столетними вырезками из газет и журналов с многочисленными статьями. Он утверждает, что в этих статьях вся его жизнь. И носит их всегда при себе, чтобы помнить, кто он такой. А то в большом городе, в толпе людей, среди гудящих в пробке машин легко забыть, кто ты, куда идешь, что хотел. Поэтому Дыдылдин советует мне и любому жителю мегаполиса всегда иметь при себе особую вещь, манок для памяти, который позволит независимо от гула, шума и гудков припомнить, кто ты на самом деле. И это поможет не сбиться с пути.

– Привет, пасмурный! – кричит волшебник, подбегая. – Смотри, что это? – он указывает пакетом в сторону стеклянных дверей.

– Это, Василь Василич, «Европейский», торгово-развлекательный комплекс. Любимое место отдыха москвичей и гостей столицы. Цель и средство, придающее нашему существованию смысл. Вы же хотели пройтись по магазинам. Вот магазин, – отвечаю я.

– Нет, ерунда, ты приглядись. Что это? Ты угадай… Не знаешь… Тогда я тебе объясню. Слухай внимательно, – говорит он. Мы медленно входим в сверкающие стеклянные двери. И я узнаю, что ветер должен продувать город насквозь. Вольный ветер независимо от места рождения, имени и семейного положения врывается в город с окрестных полей, приносит издалека запахи реки и хвои, ароматы грибов, орешника, глины и полыни. Он гонит по проспектам крики ночных птиц, стрекот кузнечиков, скрипы сосен, шум трав. Ветер странствует по улицам, раздает свои богатства, а взамен собирает, чтобы унести из города, дым, гарь, выхлопы. Отнимает горечь, злобу и обиду. Пропитывается всхлипами, сдавленным рыком, визгом сирен, угрозами и стонами. Ветер тащит свою ношу вон из города. Сваливает в глубокие лесные овраги, роняет в вязкие болота среди чащоб. Так было всегда. Но потом возникли ветроломы – торговые центры на всех площадях. Теперь ветер на пути встречает препятствия, натыкается на стены из алюминия, стекла и пластика. Обиженный и сломленный, он снует по переулкам, хлопает дверями и форточками, гудит в проводах, обрывает ветки, врывается в дома, лишает людей покоя. Из-за этого, по мнению Дыдылдина, в Москве стало жить труднее и тревожнее. Город не продувается. Все замкнуто. Нет свежего сквозняка, пахнущего полем. Некому унести боль, горечь и злобу прочь из столицы. Поэтому обиды не проходят, злоба накапливается, боль не утихает. И нет облегчения.

– А виноваты во всем ветроломы. Кстати, имей в виду, – сурово бормочет колдун, – ветром, который встретил на пути препятствие и сломался, трудно управлять. Нужно много сил, чтобы подчинить его и заставить хоть иногда продуть город насквозь. Не перебивай, я не забыл. Откуда брать силы – по ходу дела разъясню.

Оказавшись внутри торгового комплекса, маг и чародей без восторга осматривается по сторонам. И шепотом объясняет, что давно собирался узнать, как устроен ветролом изнутри. Немного освоившись, Дыдылдин развязывает веревочку, затягивающую его волосы в хвост, из робкого дедушки-железнодорожника превращается в бойкого бакалавра международного общества магов. Его походка становится неспешной, растрепанные седые патлы поблескивают серебром. Он оглядывает людей хитровато. В глубь сияющих отделов всматривается насмешливо. Прижимает заветный пакет к груди. Со стороны он похож на цыганского барона или стареющую рок-звезду. Высокий парень трясет друга за рукав ветровки и шепчет: «Смотри, Егор Летов! Живой!»

– Вам очень подойдет этот перстень с ониксом, – щебечет продавщица из отдела Silver Sky.

– Нет, маленькая, перстни – для тех, кто хочет произвести впечатление. А я и так кумир многих и произвожу впечатление безо всяких побрякушек, – снисходительно бросает Дыдылдин, сияние серебра не заставляет его зажмуриться и забыться. – Зачем мне перстни? Когда я пеку блины – дороги заметает снегом. Когда врачиха в поликлинике делает мне укол в десну, повсюду начинаются заморозки. Когда я углубляюсь в любимый телесериал – идет дождь. Зато когда я в настроении – погода под контролем. А почему, Зиночка?

– Понятия не имею… – всхлипывает продавщица. В руководстве для персонала элитных магазинов не сказано, как вести себя с клиентом-колдуном. Она забыла, что «Зинаида» написано у нее на бейдже. Поэтому не моргает и на всякий случай почти не дышит.

– А все потому, что гражданину Дыдылдину есть дело до погоды в Москве. Понимаешь, мне не безразлично, что творится в небе над городом. Я люблю солнечные деньки. Чтобы было прохладно, а дышалось – легко. Чтобы погода была летной. Я этим целиком и полностью увлечен. За деньгами не гоняюсь. Это придает мне сил. А всем им, – он указывает пакетом на людей, снующих туда-сюда по ярко освещенному, шумящему торговому комплексу, – плевать на то, что творится вокруг. Поэтому, гляди: они унылые, еле ползают. И нет в них ни бодрости, ни огонька.

Тут Дыдылдин решительно указывает пакетом в сторону эскалатора. И мы уже движемся на второй этаж. Масштабы торгового комплекса, его шум, ритм и чистота завораживают. Я любуюсь сверху на уходящий вдаль ряд сменяющих друг друга вывесок, каждая из которых выкрикивает название модного магазина. Перед нами на ступеньке застыла девушка. В ее глазах тоже вспыхивают заставляющие забыться волшебные слова, от которых делаешься мельче и незначительнее. Benetton, Mango, Mexx, Motivi. Не можешь выбрать, что тебе нужно. Теряешься в толпе зевак. Потом покупаешь что-нибудь совершенно случайное, чтобы уйти не с пустыми руками. И девушка, не моргая, смотрит в даль сияющих магазинчиков, уменьшаясь и становясь прозрачной на глазах.

– Ты здесь, красавица? Отомри! – грубо командует ей через плечо Дыдылдин и мягко добавляет: – Когда попадаешь в ситуацию, превращающую тебя в ничто, надо поскорей обернуться птичкой-невеличкой. Осмотреться и лететь к выходу. Лети, маленькая, к выходу, пока не поздно.

Девушка, вздрогнув, озирается по сторонам, но нас уже нет поблизости. Мы бредем в толпе, ослепленной ярким светом второго этажа. Здесь главный волшебник Москвы, применяя хитрость, грубость и ласку, категорически отговаривает меня покупать:

а) темные очки Sun fashion, которые бы прекрасно скрыли все, что таится в моих глазах;

б) коричневый кожаный портфель Zara, необходимый успешному пресс-секретарю колдуна погоды для хранения и перевозки блокнотов с записями;

в) гель для душа, способный вернуть коже даже самого древнего сказочника гладкость и сияние;

г) джинсы Guess за 7904 руб., будто специально сшитые под куртку-пилот, которую отец когда-то привез из Монголии;

д) белую косметичку с обезьянками, прощальный подарок, всего за 980 руб., который напомнил бы Алене, что возраст и место работы на самом деле мало что значат;

е) желтую мини-юбку с аппликациями-малинками, так необходимую моей нынешней соседке, хозяйке шпица, чтобы она гуляла во дворике, напевая: Like a virgin. Touched for the very first time, – разве ради такого можно пожалеть несчастные 2900?

Мы пререкаемся на виду у тихих услужливых продавщиц, на глазах у людей, вдумчиво и самозабвенно выбиравших будущие джинсы, кофточки и кроссовки. Мы спорим, мешая посетителям комплекса в обмен на деньги приобрести немного тепла, культуры, красоты и заботы. Дыдылдин размахивает желтым пакетом, вырывает у меня из рук очередную кожаную куртку, вешает ее на место, говорит, что у меня все и так есть, что никаких лишних побрякушек нацеплять не надо. Потом оранжевые трусы с вишенками и черепушками окончательно выводят волшебника из себя. Не дав поинтересоваться их ценой, он свирепеет, обзывает меня бестолочью, хватает за шкирку и вытаскивает вон из отдела.

– Видишь, как я обогатил тебя! – отдышавшись, самодовольно заявляет он.

– Еще бы, – выдавливаю я сквозь зубы, – благодаря вам, волшебник, я только что не совершил покупок, сейчас подсчитаю… на общую сумму 18 433 рубля. Мне по-прежнему нечем себя порадовать. Нечего послать Алене, чтобы как-то напомнить о своем существовании…

– Ты спрашивал, откуда брать силы, – хитровато перебивает маг и чародей, – вот и ответ. Не надо накупать барахла. Тогда не придется работать на износ. И появится лишняя энергия для любви и чудес. Ладно, так и быть, сынок, пойди, поищи чего-нибудь. А я пока отдохну и согреюсь чайком.

И мы вторгаемся в магазинчик Mantisa. Пригладив бороду, Дыдылдин чинно опускается на изящный диванчик, обтянутый атласом с изображениями скачущих белых лошадей. На сверкающем стеклянном столике он аккуратно расстилает газетку столетней давности с пожелтевшей статьей о себе. Потом неторопливо выставляет на нее раскладной походный стакан, небольшой термос, завернутые в фольгу бутерброды. И, разложив на коленях другую старую газету, приступает к обеду. Онемевшие продавщицы дружно срываются с мест, но Дыдылдин останавливает их повелительным жестом. И, запивая бутерброд горячим чаем, бормочет:

– Работайте, маленькие. Дайте немного передохнуть. А то не поест Дыдылдин – и атмосфера выйдет из-под контроля. Наступят в Москве заморозки. В Минске начнется метель раньше времени. Станет холодно в Киеве, Анапе и Воркуте. А заморозки же нам ни к чему, правильно? Тогда угощайтесь, деточки. Тут у меня бутерброды с сыром. Очень вкусные. Попробуй! – Он протягивает бутерброд молоденькой зеленоглазой продавщице. – Не стесняйся. Грушку скушай, а то ты вся измученная. Вот платочек, оботри от пыли и ешь.

Две зачарованные продавщицы опускаются рядом с ним на атласный диванчик. Одна из них обреченно впивается в грушу. Две другие замирают перед прилавком и, переглядываясь, недоверчиво слушают историю про присуждение диплома колдуна с почетным званием «лесной». В дверях возникает коренастый охранник в голубой рубашке. Наблюдая обедающего из-под бровей, он нетерпеливо постукивает рацией о ладонь. От бутерброда с брынзой наотрез отказывается. И многозначительно молчит. Тогда главный волшебник Москвы просит его:

– Милый, не стой над душой, а? Лучше сбегай за зубочисткой – колбаса такая некачественная попалась, одни жилы. Сейчас чайку выпью, отдышусь маленечко и тут же покину аудиторию.

Я поскорей скрываюсь в примерочной с ворохом рубашек и потрепанных джинсов. Через полчаса выхожу оттуда усталый и вымотанный, а колдуна уже окружает небольшая толпа. Пожелтевшие вырезки из газет перелетают из рук в руки.

– Видите, – громко объявляет Дыдылдин, указывая на меня, – у людей все силы уходят на то, чтобы нравиться. Себе, окружающим и в особенности кому-то особенному. Зачастую именно тому, кто в грош нас не ставит. А ты вот двум сразу хочешь нравиться, – уточняет он, глядя на зеленоглазую продавщицу. – Бедненькая. От этого и выжата как лимон. Ведь чтобы нравиться, надо вечно куда-то бежать, покупать, выгадывать, выдумывать. А чтобы нравиться тому, кто тебя в грош не ставит, надо бегать и выдумывать еще сильнее. Целый день на это уходит. А сколько мыслей даром тратится. Вот если бы люди махнули на все рукой, расхотели нравиться друг другу по пустякам и занялись стоящим делом, вот тогда бы появились силы. Ну, разгонять облака научился бы не каждый. Это только колдуну дано. Но стереть с неба маленькую тучку некоторые бы смогли.

Смахнув крошки с бороды, пропев: «ох-хо-хонюшки-хо-хо, ноги мои болят», – Василь Василич неохотно отрывается от диванчика:

– Хорошо у вас обедалось, деточки! Уютно, как дома, тепло, мебель добротная. Красота, куда ни погляжу. Спасибо, маленькие! Душевно посидели, многое обсудили, теперь надо нам с пресс-секретарем идти, дел у нас непочатый край. – Раскланиваясь, он прячет в пакет термос и стаканчик. Смахнув с фольги крошки, бережно складывает и запихивает ее в карман форменной куртки. А потом собирает пожелтевшие газеты и тоже прячет в пакет.

– Что загрустил, сказочник? Ничего не подошло? – примирительно бормочет главный волшебник Москвы. – Выше нос! Ты не птичка-невеличка, не продавец шампуней, а пресс-секретарь Дыдылдина! У тебя ответственная работа, ты погоду делаешь. Поэтому смотри гордо. Плечи расправь. Улыбочку прилепи натуральную, без консервантов и примесей. А шмотки тебе не нужны. Ты и без них проживешь. Ну-ка, ну-ка… застынь… это что еще такое?

Прищурившись, он снимает с моего плеча волос. Рассматривает его на свету галогеновых ламп, щедро освещающих магазин. Начинает аккуратно сматывать в клубок, бормоча и качая головой:

– Ты глянь! Отыскал за что ухватиться. Ой, мы ее сейчас снимем. И тебе, птица-секретарь, сразу полегчает. Главное, стой спокойно. Слухай во всем начальника. И думай о лучшем, чтобы на душе прояснялось.

Посреди магазинчика Mantisa на глазах у ошарашенных продавщиц, на обозрении у застывших в дверях охранников, один из которых держит в руке стаканчик с зубочистками, Дыдылдин бродит вокруг меня, аккуратно сматывая невидимую нитку в невидимый клубок, пыхтя и завязывая надорвавшиеся кончики в узлы:

– Люди, посмотрите, что делается. Я шокирован! А ты терпи, не вертись и глаза не закатывай. Для твоей пользы стараюсь, и как всегда, никакой благодарности не дождешься.

Обращаясь к зрителям голосом человека из рекламы, волшебник вскрикивает:

– Обождите, дорогие продавцы и покупатели! Сейчас пресс-секретаря подлечу, и мы тут же направимся на выход. А торговля у вас сегодня, вот увидите, как пойдет после меня. Небо над торговым комплексом три дня будет голубое, хотя вокруг над городом будут, как старые телогрейки, сплошь настелены тяжелые облака и неразбериха с ветром. А у вас тут всем на радость разразится фирменная дыдылдинская осень. Дайте только пару минут спокойно поработать.

Изумленная горстка поклонников приостанавливается в дверях. Высокий парень в дредах хватается за бок, сдерживая смех. Девчонка в бирюзовой курточке и с бриллиантиком в ноздре фотографирует нас мобильным. Ее сосед воодушевленно строчит смс-ку, с кривой ухмылкой оглядывая нас. Остальные, не моргая, наблюдают, как Дыдылдин в синей форме железнодорожника сурово командует мне не двигаться, прикрыть глаза, разгуливает кругами мимо вешалок с черными сарафанами, лиловыми платьями, кокетливыми желтыми шляпками. И торжественно наматывает нитку на невидимый клубок.

– Ух, накручено! Я говорил: ты, пропащий, сам старался. Много лет. Да тут две или три бобины в общей сложности. Как же ты жил? Тяжесть какую на себе таскал. Это сколько сил вхолостую тратилось, сколько энергии зазря уходило, чтобы со всем этим бегать. Ничего, сейчас тебя распакую и выпущу на волю.

Изредка волнами доносятся перекрикивающие друг друга песни из соседних отделов. Главный волшебник Москвы продолжает ходить кругами, понукая меня:

– Постой секунду, заканчиваю. Я обещал тебя от бобины избавить. И вот час настал. Спасибо, люди дорогие! Пойдем, – и он решительно указывает пакетом на выход.

В дверях повелитель ветров выхватывает у опешившего охранника стаканчик с зубочистками и прячет в свой бездонный желтый пакет. Отыскав сощуренным глазом камеру под потолком, послав ей воздушный поцелуй, маг и чародей выплывает из магазинчика. А толпа поклонников, четыре продавщицы и охранник на некоторое время прирастают к мраморному полу, соображая, как жить дальше. И вскоре тоже начинают потихоньку расходиться. Кто – улыбаясь. Кто – раздумывая. А иные, мгновенно обо всем позабыв, завороженно и жадно вглядываются внутрь отделов, ища шерсти и пестроты, яркого света, стеклянных бус и едва уловимых синтетических ароматов: розовой жвачки, лавандового мыла и персикового скраба.

– Смотри и слухай, – шепчет колдун, подкидывая на ладони невидимый волейбольный мяч. – Вот твоя бабина. Я обещал: будешь рассказывать обо мне сказки, правдивые, без прикрас – во всем тебе помогу. И вот помог…

– …только что-то ничего не чувствуется…

– …и очень жаль, неблагодарный. Смотри: на моей ладони лежит большущий клубок. Ты его не видишь, потому что это особая нить, ее разглядит только опытный колдун вроде меня. Ты весь был ею опутан. Поэтому никто тебя не замечал. Никто не мог тебя хорошенько разглядеть и оценить. Из-за этой бобины ты и сам был пасмурным, безучастным и не хотел ни к чему примкнуть. Если б не я, выдающийся колдун современности, так бы и ходить тебе, невидимому и неприкаянному, до самой старости. – И он прикрыл глаза, взвешивая клубок на ладони.

– Это еще полдела. Я тебя из бобины выпустил, теперь ты станешь видимым и заметным. Не думай, что от этого полегчает. Сейчас самая кутерьма начнется. Станешь привлекать внимание. Заметят тебя люди разные. Это тоже не просто – быть заметным, сказочник. Тут нужно иметь благоразумие. Посмотрим, как ты справишься, сможешь ли быть видимым для всех. Ох, будь осторожнее. Думай сто раз. – Мрачно причитая, Дыдылдин швырнул невидимый клубок в урну рядом с отделом товаров для спорта и туризма. А я внимательно осмотрелся по сторонам: правда ли, что люди теперь меня замечают. Но посетители торгового комплекса, оглушенные музыкой, плеском фонтанов, мягким убаюкивающим шумом кондиционеров, дружно впали в забытье. Завороженные, рассеянные, слегка утомленные, на некоторое время они сделались невидимками друг для друга и пожирали глазами сумочки, ремешки и пестрые платки, выложенные в витринах как приманки, чтобы отвлекать от мыслей и затягивать посетителей внутрь.

Мы еще немного побродили по пустынным отделам, вдыхая запахи искусственной хвои, полыни и мяты. Опасаясь какого-нибудь подвоха, волшебник старался не трогать руками мыло, галстуки, портфели, рубашки и свитера. Правда, он все же пощупал листочки лавра из кадки у фонтана, с грустью отметив, что здесь все подделка и синтетика. Но потом его очень порадовали: черноглазая продавщица из магазина Body Shop, похожая на одну знакомую цыганку, и синица, что порхала под потолком на втором этаже.

– Смотри, что будет. Записывай или запоминай, – торжественно объявил Василь Василич, задрав голову к потолку, – сейчас я птичке-невеличке помогу. Не зря мне присужден почетный титул «лесной». Не зря меня окрестили целителем московских птиц. Один момент, сконцентрируюсь, а то устал я от барахла. – Он деловито зачесал волосы назад и одернул форменный пиджак. – Самое главное в нашем деле – чтобы мысль была сильнее шума, гама и гудков. Чтобы она была громкой, напористой и перекрикивала город. Такая упрямая, сильная, заостренная мысль обязательно победит, все получится и воплотится. Поэтому, пресс-секретарь, о чем бы ты ни думал, о чем бы ни мечтал, не мямли, мысли громко и упрямо. Остро задумывай и решительно воплощай в жизнь.

Синица у нас на глазах облетела огромную хрустальную люстру с множеством подвесок-слезок, метнулась в сторону и полетела, то опускаясь к головам посетителей «Европейского», то снова взмывая под потолок.

– Умница. Доверяет и слухает волшебника. Давай, милая, сейчас я тебе укажу верную дорогу к выходу.

Мы направились за ней, сначала шагом, потом бегом. Оба – с задранными головами, натыкаясь на людей, двери и кадки с искусственными лаврами. Смахивая волосы за плечи, Дыдылдин бормотал, указывая пальцем под потолок:

– Вон она. Летит, куда я велю. Чувствует, что для ее блага стараюсь. Учись у нее. Умей распознавать, когда тебе добра желают, когда тебя направляют на верный путь.

В самом конце коридора отделы обрываются. Мы оказываемся на полукруглой площадке будущего ресторана. Пахнет побелкой и хлоркой. Возле серебристой двери в служебный туалет стоит пластмассовое ведро с мыльной водой. Женщина в зеленом костюме персонала как раз открывает окно, выбрасывает окурок на улицу и задумчиво втягивает воздух ноздрями. Видимо, ей на мгновение кажется, что осенний ветер пахнет сиренью, в гроздьях которой часто встречаются цветочки с пятью лепестками, исполняющие желания. Видимо, на долю секунды эта женщина забывает, кто она, где находится. И уносится в далекое прошлое.

– Давай, маленькая! На выход, – шепчет Дыдылдин, наблюдая метание синицы под потолком, – сейчас мы тебя подтолкнем.

Он приглаживает бороду, строго наблюдает птичку из-под бровей. Синица, будто по невидимой ледяной горке, легко выскальзывает в распахнутое окно. И ныряет в бескрайнее, пропитанное сиренью и свежим ветром небо. Форточка через секунду уже захлопнута. Очнувшаяся служащая возвращается в шум и сутолоку торгового комплекса. А мы направляемся искать выход. Я – с уважением поглядывая на волшебника. Он – гордо расправив плечи, важно осматриваясь по сторонам усталыми глазами человека, выполнившего свой долг. Спускаясь на эскалаторе, я интересуюсь, не подарок ли Веронике ко дню рождения собирался здесь купить целитель московских птиц.

– Не, – уклончиво бурчит Дыдылдин, думая о своем, – я побывал внутри ветролома. Теперь знаю, как они устроены… Что могу сказать: я не потерялся, не испугался, ничуть не изменился. Ветролом мне не страшен. Теперь постараюсь уговорить, чтобы ветер продувал город с севера на юг, с запада на восток, как-нибудь в обход. Почувствуешь: скоро станет легче дышать. Снова захочется петь, прогуливаясь по улицам. А петь надо что? – резко спрашивает он.

– Даже не знаю…

– Бестолочь! А еще пресс-секретарем называешься.

«Осень, не люблю тебя, но все же, осень, – поет главный волшебник Москвы тоненьким женским голоском, – вместе будем до зимы», – запомни. И всегда в октябре, в золотую дыдылдинскую осень пой именно эту песню.