Пахло весной, влажной землей, так что я думала, мой сон продолжается. Пока рядом не послышался голос.

– Откуда вы приехали, гражданка?

Я огляделась. Позади меня стоял мужчина в сапогах, картузе и старой кожанке. Лицо его было обветрено, загорело и подчеркнуто скульптурно. Хоть портрет лепи героев комсомола.

– Да, как вам сказать?.. Издалека. – И махнула рукой неопределенно в сторону.

Его голос внушал мне уверенность, что все-таки я не пропаду здесь.

– Да, вы не бойтесь. К нам отовсюду приезжают.

– Я и не боюсь. – Меж тем, я попыталась осмотреться, как же я выгляжу.

Какая-то душегрейка поверх длинного платья на пуговицах. На ногах сапожки. На голове платок.

Между тем захотелось вдохнуть весенний воздух полной грудью. Я чуть ослабила платок на шее.

– Ну, что ж. У нас работать и учиться можно. – Продолжал мужчина. – В общежитие поселим. Вас как звать-то?

– Мелания.

– Ну, вот, товарищ Маланья, в общежитие с девчатами вас поселим. А вы тоже в технический решили?

– Я, наверное, лучше – в педагогический.

Я обдумывала все же, где я очутилась. Судя по одежде и говору, далеко за Уралом.

«Уральский хребет, в древности Montes Raphael – меридиональный хребет, граница между Азией и Европой». – Не помню, где-то прочитала.

Он повторил.

– Вы как раз вовремя прибыли, товарищ Маланья. У нас тут как раз разворачивается фронт работ.

«Кто он такой, думала я, и где я могла все это читать»? А он продолжал говорить:

– Самый лучший город. Самый крупный завод-гигант, «Стройка века» – вот куда вы попали. – Его глаза продолжали светиться черным блеском. – Вы только представьте, что нас ждет: улицы как стрела, новые проспекты, парки, сады. – Он быстро рукой окинул все пространство. – Товарищ Уколкин меня зовут. – И подал мне руку.

– Очень приятно.

Ничего же пока этого не было. Кругом слякоть, не мощеные дороги. Редкие деревья. Деревянные дома у дороги.

– Ничего, быстро освоитесь. Вот, американские товарищи-инженеры у нас быстро освоились. Через 10 лет к нам все приезжать будут как на экскурсию. Будете экскурсии здесь водить. Метро, аэродромы, чистые улицы, сады, дворцы. Это о нас поэт написал:

– Может, слышали?

– Слышала.

– Вы поживите у нас – вы сами все увидите. Паек, мыло – все обеспечим. Вам Таня поможет устроиться, она сама недавно приехала. А уже вузовка. Мы живем пока трудновато, но весело. Приходите сегодня на собрание – литературный диспут: «Маяковский против есенинщины». Будет интересно.

– Наверно, приду.

– Можете сами принять участие, выступить.

– Нет, я лучше послушаю.

– Будет, что послушать. Так не забудь. Приходи.

– Не забуду. Спасибо.

Тут на дороге так неожиданно появился Троумель в своем черном цилиндре с тросточкой, то к чему я так не могла привыкнуть.

Товарищ Уколкин с недоверием посмотрел в сторону Троумеля.

– А это кто же будет, в цилиндре, с носом?

– А это иностранец. – Неопределенно повертела я в воздухе какую-то фигуру.

– Из немцев?

– Да. – Утвердительно кивнула я головой.

– А у нас тут все больше американские товарищи строят, инженеры. И кто же, этот?

– Химик. – Подумав, быстро ответила я.

– Химик, опыты всякие? Ну, ему прямо до гостиницы, там все иностранцы. Вот, и химкомбинат надо. За четыре года, да. Даешь! А что же он хочет делать, вообще?

– Вообще, он хочет, – я мучительно вспоминала, куда бы его отправить, – он хочет посмотреть дом Достоевского. Где он жил?

«Вероятно, это тот город, – вспоминала я, – где был счастлив Достоевский. Пусть очень недолго, очень мучительно. Да, но он был отмечен его радостью, его пьянящим чувством счастья. Где обрел свою любовь».

– Да, это можно. Вам любой мальчишка подскажет, как пройти.

– Но он же, иностранец, он не найдет.

– Проводите товарища химика, а потом в общежитие. – Уколкин быстро чиркнул записку карандашом. – Вот, вам записка. Вас накормят и поселят. Так, не забудь. Приходи на диспут.

– Не забуду. Спасибо.

Товарищ Уколкин приподнял картуз, развернулся и уверенной походкой зашагал прочь.

– Так куда вы теперь намерены идти? Не в общежитие, надеюсь? – Троумель старательно разгребал камушки на дороге своей тросточкой. А голос – недовольный.

– Нет, конечно.

Я быстро скомкала записку товарища Уколкина. Обрывки разлетелись по ветру на дорогу белыми снежинками.

– К дому Достоевского.

В это время народу появилось значительно больше. На улице все торопились кто куда, с какими-то узелками, пожитками. Девушки на прямой пробор, повязанные платочками, в кокетливых юбках с оборками. Кто вузовки, кто в ФЗУ на учебу, рабфаковцы, строители. По-хозяйски, размашистым шагом шагали.

– Я, конечно, понимаю, вам хочется быстрее все посмотреть и попасть на диспут.

– Ну, возможно.

– Я вас, предупреждаю, это может быть опасно.

– Не совсем вас понимаю.

– Что непонятного? Нас могут вычислить. Вы видели, как он на меня смотрел? – Троумель покосился в сторону Уколкина. – Хорошо еще он поверил вашей чуши, и то не до конца. Случись что, нам несдобровать.

– Не пугайте меня, Троумель. Пойдемте лучше к дому Достоевского.

– Вы хотели попасть в счастливый город, вы находитесь в нем.

– А мы сейчас проверим. Послушайте, товарищ… – обратилась я к первому встречному, который даже не повернул в мою сторону головы.

– Вы уверены, что он вас слышит? – Напрямую съехидничал Троумель.

– Эй, товарищ! – Обратилась я к незнакомому прохожему. – А где здесь город Счастье?

– Прямо. Направо. Первый переулок налево. Сад город.

– Благодарю вас, ответила я. – Схематично. Но просто.

Все просто. Привыкаешь и не замечаешь, что вокруг тебя.

– Где же обещанное будущее, рай на земле.

– По-моему, вас не поймут, – сдержанно покачал головой Троумель.

– Но у них все написано об этом в книжках. – Продолжала я спорить с Троумелем.

– Но это же, только слова. Им нельзя верить.

– Но они-то верят. – Я как бы призывала в свидетели всех, кто оказался на улице.

– Не думаю.

– Вот, и стены и дома все исписаны, посмотрите. Лозунги, призывы: «Даешь!», «Все вперед!», «Мынашмыновыймир», «Чтоб сказку сделать былью»…

– Да, что вы, четыре года, десять, двадцать лет несбыточный срок, как в сказке.

– Да, значит, их обманывали?

– Ну, зачем? В сказке все должно быть красиво. И недостижимо.

– Ну, вот, опять вы все портите, Троумель. Утопизм дает надежду.

– Да, им некогда верить, им надо просто жить.

– Да, как я сразу не подумала. Все куда-то тропятся, все спешат. – Огляделась я вокруг.

– Остановитесь, постойте, куда вы все бежите. Кто это с ними бежит, кажется это опять товарищ Уколкин? Размахивает руками, торопит. Случилось что-то. – Товарищ, товарищ, куда вы бежите?

– Там на шахте, пожар, – ответил второпях пробегавший.

– Кажется, на Металлургическом… – крикнула молодая женщина, размахивая платком.

Все бежали разом, срывая платки, теряя картузы. Кто с ведром, катили бочку, проезжали телеги. Ревели автомобили.

– Троумель, Троумель, не оставляйте меня, – я оказалась зажата в этой толпе.

– Я вас не покину.

– Что мне делать? – Крикнула я.

– Выбирайтесь. Браслет, браслет, – он постучал набалдашником трости по своей руке.

Я молниеносно схватилась за левую руку. Браслет был цел. Тут же нажала – «Стоп». «Будущее». Это все, что я помнила.