В Париже я искала Эйфелеву башню, но не находила. Вокруг торжественно сновали экипажи. Прохаживались дамы по весенним аллеям Парижа.

– Извините, как пройти к Эйфелевой башне?

– Мадам, вы что-то путаете. – Вежливо приподняв котелок, ответил какой-то господин.

Все еще не могла представить себе, что Эйфелева башня, наверно, еще не построена. Какой же это все-таки год? Судя по костюмам, середина 1840 – годов XIX века. Довольно пышные юбки у дам, кокетливые шляпки с лентами, закрывающие пол лица, мужчины в сюртуках и цилиндрах с тростью в руке.

Я попробовала взять экипаж. Дверца открылась, и из нее высунулось лицо Троумеля.

– Похоже, вы заблудились. Прошу. – Он вежливо подал мне руку.

– Но я потеряла одного человека. – Конечно, я имела в виду Савву.

– Не беспокойтесь, он уже на месте. Трогай.

– Куда мы едем? – Выглядывала я в окно экипажа.

– Туда, куда вы хотели. В гости к Мари Дюплесси.

– Но она меня не знает.

– Она всех принимает.

Порой бывает странно, не знаешь, что ответить. Когда угадывают еще не сказанные мысли и желания… Я промолчала.

Вскоре мы были уже на месте. Нас встретила высокая женщина поразительной красоты. Молодая, слегка бледная, лицо обрамляли черные волосы.

– Рада вас видеть, дорогая Мелани. Вы, верно, катались в экипаже? По Елисейским полям?

– Да, каталась…Гуляла в лесу. Наслаждалась воздухом. Искала одну башню, – хотела я сказать.

– Как это мило. – Произнесла Мари, чуть скривив губы в улыбке.

– А это мой помощник, доктор Николя.

Тут врезался со своей любезностью Троумель, чтобы заглушить мою оплошность с башней.

Я обратила внимание, что под именем Николя как раз и находился пропавший на время Савва. Я очень этому обрадовалась. Он в то же время вежливо раскланялся. Его костюм с жилеткой и шелковым небрежным галстуком ему чрезвычайно шел.

– Хотите, Мелани, я вас представлю одному моему знакомому, Раулю Роже?

– Вы хотите, Мари, спихнуть мне своего старого любовника?

– Нет, нет, он совсем не старый, но солидный и имеет вес. И к тому же он не в моем вкусе.

– Как же зовут вашего протеже?

– Рауль Роже.

– Хорошо, Альфонсина, я подумаю.

– Не называйте меня Альфонсина. Это имя, которое я хочу стереть из памяти.

– Простите. Стоит вам признаться, у меня тоже два имени: Мелани и Женевьев.

– Как мило.

Троумель долго не решался прервать нашу болтовню.

– Разрешите вам представить, Мари, мой лучший молодой помощник, доктор Николя.

– Рада вас видеть, доктор. – Ответила она небрежно.

– Я тоже рад вас видеть, т. е. что мне представилась такая возможность…Рад, что случай свел нас.

– Вы слишком любезны для молодого доктора. – Она даже засмеялась, немного кокетливо, от его смущения.

– Конечно, я понимаю, долг службы обязывает, – и доктор Николя совсем запутался.

– Я не совсем вас понимаю, – ответила Мари, слегка обмахиваясь веером.

Тут опять вступился спасать положение Троумель, семеня то в одну, то в другую сторону.

– Прощу вас, будьте снисходительны к моему молодому другу. – Продолжал рассыпаться Троумель. – Осмотрите ее, доктор Николя.

– Но я прекрасно себя чувствую, – возразила Мари, – несмотря на мой кашель.

– Позвольте, я осмотрю вас. – Николя склонился и взял ее руку.

– Но это ничего не изменит. – Она продолжала сидеть, не двигаясь с места. И продолжала невинно кокетничать с Николя.

– Не капризничайте, Мари.

– Ну, хорошо, как вам будет угодно. – Произнесла она, вставая. – Пойдемте, доктор Николя. Мы с вами еще посекретничаем. – Бросила она в мою сторону.

Тут я увидела человека, который сидел в затененном углу гостиной. Несомненно, это был доктор Вернон. Но как он тут оказался?

– Доктор Вернон, и вы здесь? – Направилась я в его сторону. Не ожидала вас здесь увидеть.

– А я ожидал. Это входит в посещение, – он огляделся, – и стоимость экскурсии «Блуждание по яви». Вы ведь довольны нашим предложением, признайтесь?

– За исключением некоторых моментов, да, – довольна.

– Я тоже это ожидал от вас услышать. А вы знаете, что ваша экскурсия, – сказал он, поднимаясь, – уже прошла половину пути?

– Да? Я и не заметила, – мои брови поползли вверх.

Мы прохаживались по гостиной, полной цветов. Розы, правда, без запаха, благоухали в напольных вазах, и в вазах на камине. Свечи отражались в зеркалах. Мягкая обивка в тон стен гармонировала с общей обстановкой. В глубине стоял открытый черный рояль.

– Я только хотел предупредить. Вы намереваетесь продолжить? Вас все устраивает?

– Да. Я хотела продолжать, хотя…

– Хотя, что?

– Порой бывает странно, бывают такие случаи, когда не знаешь, как выпутаться.

– Это пройдет.

– Да, – согласилась я.

Доктор Вернон присел у рояля и начал что-то расслабляющее наигрывать, как порывы ветра. А я оперлась о крышку рояля.

– Вы привезли с собой туриста? – Взглянул он, оторвавшись от нот.

– Но это случилось совершенно случайно, непреднамеренно. – В такт музыке отвечала я.

– Не посоветовавшись со мной? – И опять косо взглянул на меня.

– Но он из другого мира. – Продолжала я настаивать на своем. – Я не могла его бросить. Когда Троумель оживил его.

Снова появилась Мари, за ней следом довольно с печальным лицом д-р Николя.

– Это его музыка слетает с пальцев, скользит, улетает. – Она ворвалась как порыв ветра. – Это «божественный Франц», это ангел.

Прошелестела Мари в своем божественном белом пеньюаре. На ходу бросая слова мне:

– Я обещала вам скоро вернуться, Мелани. Д-р Николя меня задержал. Простите.

– Не стоит извиняться. – Отозвалась я.

– Не скрою, я влюблена. – Сказала со вздохом Мари, опускаясь в кресло. На ее щеках горел румянец. Она обмахивалась веером.

– В кого же на этот раз? – Спросила я, присаживаясь на диван рядом с Мари.

– В божественного Франца, композитора, музыканта, ангела, демона.

– А он влюблен?

– Без ума.

– А тот, поэт? Он посвятит вам роман.

– Нисколько не сомневаюсь. – Она даже засмеялась, несколько резким смехом. – Но не говорите мне о нем, Мелани. Он причинил мне боль. Я не вспоминаю больше о нем.

Она встала, походила по комнате, чтобы успокоиться. Взяла пахитоску с подноса. Покрутила в тонких пальцах. Потом бросила.

– Играйте, играйте, д-р Вернон. Пусть будет больше музыки. Разве можно любить презирающего? Когда нас презирают, разве можно любить? – Она опять засмеялась. Потом поднесла руку ко рту, закашлялась и выбежала из гостиной.

Я сожалела, что задала этот вопрос. Ко мне подошел доктор Николя, т. е. Савва.

– Ей можно чем-нибудь помочь, – спросила я.

– Боюсь, что нет. – И после паузы. – Продлить, да. Но при ее образе жизни? Мне кажется, она нарочно убивает себя.

– И ничего нельзя сделать?

– Я мог бы ее спасти, вылечить от болезни. Но она сама не хочет. И вообще, кто я для нее? Плебей, слуга, но она хочет забыть свое бедное плебейское прошлое.

– Ты влюблен?

– Да. Я хочу остаться.

– Но ей это не поможет.

– Я знаю. По крайней мере, я честен перед самим собой.

– Кому нужна ваша честность, д-р Николя? Не нарушайте хотя бы иллюзий.

– Я сожалею.

– Я знаю. Эта женщина хранит тайну. Все пытались ее разгадать. Она же хотела любви, ничего больше.

– Мне надо уходить. Вы с нами? Вы проводите нас?

Когда мы с Николя садились в экипаж, нас уже приветствовал Троумель.

– Когда вы прибыли Гюстав Эйфель еще не родился, а теперь башня уже стоит, – сказал он, хитро улыбаясь.

– Быть может, это фантом? – Спросила я с недоверием.

– Быть может. Хотя сомневаюсь. А теперь отправимся на Марсово поле и проверим.

Мы ехали по ночному Парижу. Слышен был только цокот копыт нашего экипажа.

Когда мы подъехали, сверкал огнями силуэт Эйфелевой башни.

– Встаньте под арку. – Распорядился Троумель.

– Савва, решайся. – Я умоляюще посмотрела на него. – Сейчас этот фантом исчезнет, тебе придется ждать 45 лет до 1889 года. Ты будешь уже старик.

– Пусть. Я врач, работа найдется. Буду работать в больнице для бедных.

– Савва – она тоже фантом, – я говорила о Мари.

– Она настоящая. И я остаюсь.

– Савва, если ты придешь сюда, встань в арку между лучами, ровно в полночь.

– Да. Прощайте.

– Прощайте, д-р Николя.

Троумель втащил меня за руки в арку, как раз между двух лучей. Произошла вспышка. И башня начала таять в воздухе.