Как — то раз Бирну доложили, что Джорджия ходит по холму среди убитых, а с нею Гертруда и Шон.

— Что вы здесь делаете? Вас же могут подстрелить, как куропаток! — В голосе Бирна что то дрогнуло.

— Мы хороним убитых. Всех в одну могилу. На каждого крестов не хватит, — объяснила Джорджия.

— Хорошо, я позабочусь об этом! Только уйдёмте поскорее домой!

Бирн успокоился, только когда женщины были в безопасном месте.

— Девочка моя, ты меня напугала. — Бирн нежно прижал к себе Джорджию.

— Я каждый день за тебя переживаю. Будь проклята эта война! Она обрывает молодые жизни, она делает детей взрослыми, а взрослых стариками. Если бы я мог увезти тебя далеко — далеко отсюда. Но я не могу.

— Я знаю. Ты не можешь всех их бросить, и я не смогу. Мы им нужны, как и они нам. Наши близкие — это всё что у нас осталось.

— Да, Джорджия. У нас могут отнять жизнь, дом, землю, но никто не может отнять у человека любовь к тем, кто ему дорог.

— Да, папа Бирн, чуть не забыла! Там молоденький англичанин, он ещё дышит. Разреши забрать его в дом. Я буду лечить и его тоже.

— Это наши враги Джорджия.

— Господь учит любить своих врагов.

— Но они убивают нас. Не жалеют даже стариков и детей!

— Но Господь говорит: — Прощайте и прощены будете. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

— Леон и Конан нуждаются в твоей помощи. И другим раненным нужно внимание.

— Я справлюсь. Гертруда мне поможет.

— У тебя доброе сердце, дитя моё. Поступай, как знаешь. Бирн улыбнулся.

Обычно война ожесточает людей. Но граф Коннел был старой закалки, дух рыцарского благородства ещё жил в нём.

— Поверженный враг уже не опасен. И, возможно, он станет другом. Ты молодчина, Джорджия.

По неизвестной причине англичане ушли. Был ли это хитрый манёвр или что — то случилось, в Вормхилле не знали. Несколько дней о захватчиках не было слуху.

Вскоре с башни заметили двух людей поднимающихся по холму к замку.

Это были Рордан и Гаррет. Отважные моряки возвращались домой после долгой разлуки.

— Как же долго я тебя не видела! — Джорджия со слезами обнимала брата.

— Ты похудел, вытянулся. Ты стал взрослым и таким серьёзным, братик мой.

Затем Джорджия подошла к Гаретту.

— Гаррет, друг детства, и тебя изменила война. Добро пожаловать домой, морские бродяги! Слава Богу, вы живы!

Больше года Леон не видел сына. С возвращением Рордана Кэрролл — старший повеселел, ему явно полегчало.

Джорджия крутилась возле брата, то брала его за руку, то обнимала, и всё старалась заглянуть ему в глаза. Она то и дело приговаривала:

— Наконец — то ты дома. Слава Богу!

Вечером у камина собралась вся семья.

— А как твоя библиотека, папа? И вообще, не тянет на родное пепелище? — Спросил Рордан отца.

— Вот именно, пепелище. Уцелевшие книги, мой телескоп, портрет твоей мамы и всё что осталось ценного перевезли сюда, в Вормхилл. Теперь это мой дом. Дом — это не стены. Дом там, где находятся твои близкие.

— Если бы ты знал, Рордан каких трудов стоило мне увести папу из нашего дома.

— В этом старинном родовом гнезде выросло не одно поколение Кэрроллов. В нём прошло не только ваше детство, но и моё, — отвечал Леон. — Ваша мама любила этот дом не меньше меня. Ах, Эвелин, хорошо, что ты не видишь, что стало с ним!

Леон посмотрел на большой портрет жены, висевший теперь в другом доме, ставшим убежищем семье Кэрролл.

— Замечательный портрет. Эвелин на нём, как живая, — заметил Бирн. — Бесстрашная была малышка. Помню я подошёл к ней близко, а ей было лет около десяти, а она стоит и смотрит прямо мне в глаза. Я спрашиваю: «Ты меня не боишься?». А она так звонко мне отвечает: «Нет, все большие — добрые». Прямо так и ответила. Тогда я подхватил её на руки и закружил. А потом стал подбрасывать в воздух. Я думал, что она заплачет, а она смеялась и кричала: «Ещё! Ещё!».

— Удивительно, что Эвелин О Нелл выбрала меня. — Сказал Леон — Правда я был тогда юн и отчаян, и обладал копной русых кудрей. Да-да, это сейчас вы видите седого наполовину лысого старика, а тогда девушки заглядывались на меня. К Эвелин сватались многие, даже лорд Ардан Кейси. Она ему сказала, что трудно выбрать среди достойных претендентов лучшего и ей надо подумать.

Мы с Гаем О Муром подъехали к дому О Неллов одновременно. Он вошёл первым и Эвелин ему отказала. О Мур до сих пор не может мне этого простить, хотя давно имеет свою семью. Я, не надеясь на успех, вошёл после. Эвелин ответила, что подумает.

— Бедненький папочка, как ты страдал! — Сказала Джорджия.

— Не беспокойся, доченька, страдать мне пришлось не долго. Уже через две недели мы были помолвлены, а через два месяца женаты. В стране, где много лет идёт война, влюблённые не тянут долго со свадьбой, потому что в любой момент одного из них могут убить. Когда лорд Кейси приехал к Эвелин, что бы ещё раз просить её руки, мы уже были женаты. Бедолага так огорчился, что провалялся больной две недели. Да-да, две недели! Что, право эта красавица нашла во мне? А ведь она меня действительно любила!

— Значит, было за что, — весело ответила Джорджия.

— Художнику удалось передать внешнее сходство, но на картине не видно благородства души! А её грация, походка, манеры, речь! Эвелин была чудо, как хороша! Когда у нас были тяжёлые времена, О Мур предлагал мне продать этот портрет. Он обещал за него заплатить золотом. Но я не согласился.

— И правильно сделал. Мамы нет, зато есть этот замечательный портрет. Сказал Рордан.

— Да, только не надо тебе, папочка, долго с ним разговаривать. — Смеясь, добавила Джорджия.

— Что? Я с ним разговариваю? Ну, да, было как то. Но любоваться то на него можно?

— Сколько угодно, дорогой! — Ответила Джорджия и все засмеялись.

От Рордана стало известно, почему ушли англичане. При переправе через Шанон, на вражескую часть, идущую на подкрепление осаждающим Вормхилл, напал отряд повстанцев, скрывавшийся в прибрежных зарослях. Противнику нанесли немалый урон, и англичане вынуждены были отступить к югу. Тем более что на захваченной территории то тут, то там вспыхивали восстания.

Конан быстро шёл на поправку. Молодой организм и любящая забота Джоржии делали своё дело.

Молоденький англичанин тоже выздоравливал. Джорджия ухаживала за ним, не хуже, чем за «своими» раненными.

Его звали Чарльз Кларк. Он был бастардом, сыном лорда Томаса Кларка. Пользуясь войной, жена его отца отправила ненавистного юношу подальше от себя и законного наследника.

— Как вы добры ко мне, Джорджия! Только женщина может быть милосердна с врагом. Мужчины развязывают войны, потому что не носят дитя под сердцем, а убивая врагов, не думают о горе их матерей.

Юноша вздохнул.

— Вы спасаете мне жизнь, Джорджия, а я не знаю, что с ней делать. Дома меня не ждут, девушки у меня нет, и врагов теперь тоже нет, вернее есть друзья, которых мои соотечественники никогда таковыми не признают.

— На этой земле много страданий. Раз вы остались живы, значит, так угодно Богу. Вы среди друзей. Пусть не каждый пока так думает, но в этом доме вы в безопасности.

Джорджия положила ладонь на лоб юноши. Температура уже спала.

— Скоро вы совсем поправитесь, Чарльз. Джорджия приветливо улыбнулась и вышла к Конану.

— Ты устала, дорогая. Я не ревную, но ты слишком много времени проводишь у его постели. Рейд кивнул в сторону комнаты, где лежал Чарльз.

— Я проявляю к нему милосердие. Он одинок и нуждается в заботе. Тебя же, Конан, я люблю как единственного мужчину на свете.

— Мы сможем обвенчаться, как только я смогу встать. Рордан говорит, что англичане ещё не скоро вернутся сюда. Не хочу терять время. Никто не знает, что нас ждёт впереди. Молодой человек нежно обхватил лицо любимой руками и прошептал:

— Береги себя, Джорджия, ты всё, что у меня есть. Конан взял руки девушки и прижал к своему лицу.

Джорджия поцеловала его в лоб.

— Всё в руках Божьих, дорогой.

Чарльз каждый раз смотрел на Джорджию с благодарностью. Они всё больше понимали друг друга. Однажды он откровенно разговорился.

— Я чувствую, что здоров и должен вернуться. Теперь у вас будет надёжный друг в стане врага.

— Но что вы скажете им.

— Скажу правду. У меня нет другого выбора. Я хочу вам помочь. Вы мне стали дороги, Джорджия. Но я не питаю надежды. Мы не сможем быть вместе. Джорджия…. Для меня теперь это имя звучит, как музыка. Почему вас так назвали? Это не ирландское имя.

— Мама с папой договорились, когда ждали моего появления на свет, что если родится девочка, то имя даёт папа, а если мальчик, то мама. В то время папа увлёкся чтением о житии святых и читал про святого Джорджа. Вот и назвал меня Джорджией. Уна сначала запротестовала, говоря, что этот святой покровительствует Англии. Но папа ответил, что Господь, наш небесный Отец, покровительствует каждому, кто Его любит и живёт по Его закону. А святые, только показывали пример, какими должны быть христиане. Потом все привыкли к моему имени, и оно уже не казалось странным. А мама даже нашла его красивым.

— Да, имя у вас красивое, и голос и руки и глаза. Вы вся как будто соткана из лунного света и мечты.

— Вы говорите, как поэт Чарльз. Вы не пишете стихи?

— Пишу, но никому не показываю.

— А мне почитаете? Если хотите, конечно. А знаете что, Чарльз, давайте перейдём на «ты». Мы ведь друзья?

— Называйте меня, как хотите, но мне легче называть вас на «вы». Я хочу, чтобы между нами была некая символическая дистанция, чтобы не питать надежду на более близкие отношения.

— Как желаешь, Чарльз.

Наступил день расставания. Молодой англичанин долго смотрел на девушку с нежной улыбкой.

— Прощайте, Джорджия! Я вас никогда не забуду.

Чарльз Кларк покинул Вормхилл.

А в поместье жизнь потекла как в мирное время. Рордан чинил свой корабль на берегу. Джорджия и Конан готовились к свадьбе. Леон и Бирн часто проводили время вместе. Их можно было видеть расхаживающих по двору и оживленно что то обсуждающих. Все живущие в поместье занялись своими привычными делами.

Пять лет прошло с тех пор. В Ирландии всё ещё шла война, но в Вормхилле пока всё было спокойно. Ковали оружие для повстанцев, шили одежду, принимали обездоленных. Может потому, милость Божья ещё не покидала это место. Люди понимали, что мир не может продолжаться вечно. И они спешили жить и радоваться жизни, не забывая о защитниках отечества.