Крутой поворот на север

Персидский царь Дарий III Кодоман был убит собственными приближенными – заговорщиками Бессом (сатрап Бактрии), Барзаентом (сатрап Арахозии и Дрангианы) и начальником персидской конницы Набарзаном. Коварное убийство произошло летом 330 г. до н. э. чуть восточнее Каспийских ворот. Каспийскими или Персидскими воротами назывался узкий горный проход, расположенный в горах Эльбурс возле южного берега Каспийского моря.

Диодор, Арриан, Курций Руф и Плутарх однозначно указывают, что «после Дария» Александр повернул свое войско на север. «Александра в его неуемной жажде власти ничто не могло остановить, и он устремился на северо-восток в погоню за Бессом, узурпатором и убийцей законного царя персов. Перед македонянами простирались бескрайние просторы Восточных сатрапий – Гиркания, Ария, Парфия, Дрангиана, Арахозия, Бактрия, Согдиана», – пишет академик Б. Г. Гафуров [15, с. 212].

Относительно направления движения Александра «после Дария» у Арриана можно прочитать: «Александр отослал тело Дария в Персию, распорядившись похоронить его в царской усыпальнице… Конец Дария был в месяце гекатомбеоне» (июль-август) [8, III, 22]. «Александр дождался своих войсковых частей, отставших во время погони, и отправился в Гирканию. Страна эта лежит влево от дороги, ведущей в Бактрию. Ее закрывают высокие лесистые горы; равнина за ними простирается до самого Великого моря. Александр отправился в Гирканию, узнав, что чужеземцы, находившиеся на службе у Дария, бежали в горы к тапурам» [8, III, 23, 1].

Бактрия располагалась восточнее Каспия, следовательно, «после Дария» Александр повернул не на юг, а на север. Далеко ли пролегал его путь в этом направлении, или он вскоре круто развернулся, как посчитал Страбон, и пошел на юг? Ответ на этот вопрос мы находим у Плутарха и Курция Руфа.

Плутарх описывает момент «после Дария» весьма сентиментально, но, кроме того, он уверенно говорит о том, что Александр в пути на север дошел до Каспия. «Александр подошел к трупу и с нескрываемою скорбью снял с себя плащ и покрыл тело Дария. Впоследствии Александр нашел Бесса и казнил его. Два прямых дерева были согнуты и соединены вершинами, к вершинам привязали Бесса, а затем деревья отпустили, и, с силою выпрямившись, они разорвали его. Тело Дария, убранное по-царски, Александр отослал его матери, а Эксарта, брата Дария, принял в свое окружение» [49, XLIII]. Кстати, вы пробовали согнуть тополя или саксаулы, чтобы соединить их вершинами? Попробуйте, это будет незабываемое впечатление. Я к тому, что даже такая пикантная подробность казни Бесса, какую приводит Плутарх, свидетельствует, что казнь осуществлялась в «березовой» экологической зоне.

«Затем Александр с лучшей частью войска отправился в Гирканию. Там он увидел морской залив, вода в котором была гораздо менее соленой, чем в других морях. Об этом заливе, который, казалось, не уступал по величине Понту, Александру не удалось узнать ничего определенного, и царь решил, что это край Меотиды. Между тем естествоиспытатели были уже знакомы с истиной: за много лет до похода Александра они писали, что Гирканский залив, или Каспийское море, – самый северный из четырех заливов Океана» [49, XLIV].

Представление о Каспии как о заливе Северного Ледовитого океана разделяли античные географы и историки Эратосфен, Страбон, Помпоний Мела (рис. 29). Пролив, соединявший Каспийское море с Северным Ледовитым океаном через Тургайскую ложбину, возможно, реально существовал в более раннюю холодную эпоху голоценового периода при высоком стоянии Каспия и в условиях ледового подпора сибирских рек. Известно, что в историческую эпоху уровень Каспийского моря повышался и понижался на несколько десятков метров. Л. Н. Гумилев обосновывал эти колебания изменением пути атлантических циклонов [20].

Но в IV веке до н. э., когда Александр пил воду из Каспия, его уровень, по Гумилеву, был гораздо ниже современного [51]. Согласно графику колебаний уровня Каспия, во II в. до н. э. самая высокая метка была на 8 метров ниже, чем в 1960 году, значит, существование пролива в это время было маловероятным. Зато вполне вероятным было впадение Амударьи (Окса) в Каспий, а не в Арал.

Согласно Курцию Руфу, Александр продвинулся вдоль Каспия до самого его северного берега. После гибели Дария Александр «отправился к парфянам, тогда малоизвестному народу, теперь же стоящему во главе всех народов, за реками Тигр и Евфрат до самого Красного моря. Равнинную и плодородную часть этого пространства захватили скифы, до сих пор опасные соседи. Они живут в Европе и в Азии. Те, что живут за Босфором, считаются азиатами, а живущие в Европе распространились по области от левой границы Фракии до Борисфена и оттуда до другой реки – Танаиса. Танаис протекает между Европой и Азией. Нет сомнения, что скифы, от которых произошли парфяне, пришли не от Босфора, но из европейских стран» [31, VI, 2, 12–14].

Действительно, парфяне создали свое царство в Персии (династию аршакидов) в 250 г. до н. э., то есть через три четверти века после смерти Александра. Аршакиды возглавили общеперсидское восстание и прогнали потомков Александра – селевкидов. Представлялось нахождение парфянского царства во времена Руфа в северных предгорьях Копет-Дага. Александр, по-видимому, проходил через эту территорию, поэтому античные авторы при упоминании могли иметь в виду эту локализацию Парфии. Но во время похода Александра скифы-парфяне проживали еще в Европе на правобережье пограничного (между Европой и Азией) Танаиса, то есть Яика. Несомненно, Руф описывает эту именно ситуацию – Александр отправился к парфянам на Яик (Танаис), «ибо Бесс, облачившись по-царски, приказал называть себя Артаксерксом и собирал скифов и другие народы, жившие по реке Танаис» [31, VI, 6, 13]. И «царь поспешил навстречу Бессу» [31, VI, 6, 19].

Из нижеследующего пассажа становится очевидным, что путь Александра лежал на север (северо-запад), проходил по восточному побережью Каспия (залив Кара-Богаз-Гол, берега которого напоминают рога месяца) и достиг северного берега Каспийского моря. «Эта обширная равнина, доходя до Каспийского моря, вдается в него двумя отрогами, посередине слабовогнутый залив, похожий на рога молодого месяца, когда он еще не достиг своей полноты. Слева находятся земли керкетов, моссинов и халивов, с другой стороны – левкосиров и амазонок; первые живут в направлении к западу, а последние – к северу. (Загадка для пятиклассников: куда лежал путь Александра (рис. 5)? Академики решили ее с точностью до наоборот и завернули Александра на юг. – Н.Н.). В Каспийском море вода менее соленая, чем в других морях, и водятся змеи огромной длины, а рыбы отличаются цветом чешуи. Одни называют это море Каспийским, другие – Гирканским, есть и такие, которые считают, что в него впадают Меотийские болота и что вода в этом море не так солона, как в других, потому что она смягчается вливающейся в него водой из болот. На севере озеро заливает обширный берег и, широко разливаясь, образует огромное болото, но при другом состоянии воздуха снова возвращается в свои берега с такой же силой, с какой устремлялось вперед, и стране возвращает ее прежний вид. Некоторые думали, что это не Каспийское море, а сам Океан пробивает себе дорогу из Индии в Гирканию, нагорье которой, как сказано выше, сменяется непрерывной плоской равниной» [31, VI, 6, 16–19].

Северный берег Каспия действительно подвергается наводнениям, обусловленным нагонным южным ветром. Одно из таких наводнений прекрасно описано Л. Н. Гумилевым, работавшим в начале 60-х годов на северном берегу Каспийского моря к востоку от устья Волги: «В то время, когда А. А. Алексин и я, остановившись в километре от моря глубиной 2 см перед густой стеной камыша, наносили на карту полученные данные, вычерчивали разрезы выкопанного нами шурфа и надеялись, что наш шофер Федотыч, ушедший в камыши с дробовиком, принесет на обед несколько уток, пол в палатке стал сырым. Мы вышли и увидели, что камыш слегка колышется от южного ветра – моряны, а всюду из земли выступает вода. Буквально на глазах еле заметные впадины превращались в широкие лужи. Сквозь камыши бежали струйки воды, нагоняемой ветром. А шофер Федотыч где-то увлекся охотой, и уходить, бросив его, мы не могли.

Нам стало не по себе. Мы знали, что сильный ветер с моря нагоняет воду на высоту до 2 м. Эти „ветровые нагоны“ часто бывают причиной гибели охотников или зазевавшихся пастухов» [20, с. 50].

Итак, античные авторы однозначно указывают, что Александр прошел вдоль всего восточного берега Каспия от юго-восточного угла до устья современной реки Урал. При этом Александр должен был переправляться через реку Амударью, которая в те времена через Узбой впадала в Каспийское море. Так считал Страбон, опираясь на данные Аристобула, Патрокла и Арриана. Это мнение отражено на приписываемой ему географической карте Азии. Такого же мнения о впадении Амударьи в Каспий придерживался академик В. В. Бартольд, изучавший изменения уровня Аральского озера и Каспия с древнейших времен до XVII века. Поскольку уровень Каспия в IV в. до н. э. был значительно ниже современного, течение Амударьи было очень быстрым, а «при впадении Амударьи в Каспий были водопады» [20, с. 58].

Восточнее Каспия располагается пустыня Кара-Кум. Александру пришлось здесь столкнуться с величайшими трудностями: «На протяжении 400 стадиев (примерно 75 км. – Н.Н.) нет ни малейшего признака влаги. Жар летнего солнца воспламеняет пустыни: когда они начинают гореть, непрерывный пожар опаляет все пространство. Затем мгла, возникшая от чрезмерного накала земли, закрывает свет, и равнины становятся похожими на обширное и глубокое море. Ночной поход казался не очень трудным, так как облегчение приносили роса и утренний холод. Впрочем, жара начинается с восходом солнца, и сухость поглощает всю влагу в природе; во рту и внутри тела начинает гореть. Итак, сначала стал падать дух воинов, затем их силы. Было трудно и стоять на месте, и идти вперед. Лишь немногие по совету местных опытных людей запаслись водой. Этим они на недолгое время ослабляли жажду; но потом от сильной жары она снова возникала. Воины выпивали до последней капли все вино и масло, и это вызывало у них такое наслаждение, что они переставали бояться возвращения жажды. Обычно, отяжелев от чрезмерно выпитой жидкости, они не могли больше ни нести оружие, ни идти, и не имевшие воды казались тогда счастливее, ибо у их товарищей начиналась рвота и жадно выпитая влага выбрасывалась наружу. В то время как царь был озабочен столькими бедствиями, окружавшие его друзья умоляли, чтобы он подумал о себе, ибо только его мужество может поддержать обессилевшее войско. Тут двое из воинов, посланных вперед выбрать место для лагеря, вернулись, неся в кожаных мехах воду. Они несли ее своим сыновьям, находившимся, как они знали, в этой части войска и жестоко страдавшим от жажды. Когда они повстречались с царем, один из них, открыв мех, наполнил водой сосуд, который у него был, и протянул царю. Тот, взяв его, спросил, кому они несут воду, и, узнав, что своим сыновьям, вернул им полный кубок, к которому не притронулся, и сказал: „Я не в силах выпить все один и не могу разделить между всеми такую малость. Бегите и отдайте вашим детям то, что вы для них принесли“».

«Наконец к вечеру он достиг реки Окса» (Амударьи. – Н. Н.) [311, VII, 5, 2–13]. Здесь воины подкрепились пищей и водой, «но пившие неумеренно задыхались и умирали, и число таких намного превосходило потери Александра в любом сражении» [31, VII, 13, 15].

Арриан, как известно, не впадал в душещипательность, подобно Курцию Руфу. Его описание переправы через Амударью предельно скупо и полностью подтверждает версию, что Александр переправлялся через эту реку в приустьевой части, где Окс стремительно несся в Каспий через барханы: «Окс течет с горы Кавказ; это самая большая река в Азии из тех, до которых доходил Александр со своим войском, кроме индийских: в Индии реки вообще самые большие. Впадает Окс в большое море в Гиркании. Александр собирался приступить к переправе и увидал, что переправиться через эту реку нигде невозможно: шириной она была по крайней мере в 6 стадиев (1 км), а глубина ее не соответствовала ширине; она была гораздо глубже, с песчанистым дном и таким сильным течением, что оно легко выворачивало колья, которые загоняли в дно, тем более что они некрепко сидели в песке. Положение особенно затруднял недостаток леса, а подвоз его издалека для сооружения моста потребовал бы очень долгого времени.

Александр велел собрать шкуры, из которых были сделаны палатки, набить их самой сухой травой, завязать и зашить так тщательно, чтобы вода не могла проникнуть внутрь. Эти набитые и зашитые меха оказались вполне пригодными для переправы, и за пять дней войско перебралось с ними на тот берег» [8, III, 29, 2–4].

Что касается эпизода с водой, когда воины предложили Александру воды, а он отказался (см. главу «Критика Арриана»), то Арриан поместил его в совершенно другую часть похода, когда Александр выводил свое войско из устья Инда в Вавилон якобы по пустыне.

Таким образом, в книгах Арриана, Плутарха и Курция Руфа описан путь Александра «после Дария» восточным берегом Каспийского моря на север. Этот путь завершился на северном берегу Каспия, подвергаемом нагонным наводнениям. А ведь именно здесь впадает в Каспийское море река Урал, в прошлом Яик, еще ранее Яксарт. Греки называли ее Танаисом, а древние германцы – Танаквислем. Снорри Стурлуссон в «Круге земном» писал, что Танаквисль стекает с Рифейских гор (Урал), служит границей между Европой и Азией и впадает в море, соединяемое проливом с Северным Ледовитым океаном. В «Саге об инглингах» берега этой реки населялись в верховьях германцами асами, а в низовьях славянами русами. Если верить Стурлуссону, устье этой реки было русским, отсюда восточное название местности и народа, ее населяющего, – уструшаны (изначально, видимо, уструстаны). Именно этот народ позже возглавил антимакедонское восстание, именно здесь Александр наиболее свирепствовал, сровняв с землей 7 городов и уничтожив более 120 тысяч человек. «Такому жестокому опустошению никогда не подвергалась долина Зеравшана ни до, ни после Александра» [15, с. 409], где, по мнению историков, два года гарцевал Александр, подавляя восстание уструшан.

Именно на этой реке Танаис стоял город Кирополь (Кирэсхаты), уничтоженный Александром и, стало быть, к этой реке, по-видимому, относится название «река Кира», на которой, согласно Иосифу бен Гориону, еврейскому писателю IX–X вв., жили русы. А коли так, мог Александр иметь дело с русами, мог!

Итак, Александр в устье Яика. Это несомненное открытие. Как минимум это открытие поэтической правоты относительно посещения Александром кыпчакской степи. Но, что гораздо важнее, это открытие пути в Индию и в Сибирь. Ведь, согласно Аргонавтике и древнемилетскому эпосу, путь вверх по Фасису (Араксу, Яксарту, Танаису, Яику, Уралу) через волок в Саранг, приток реки Гидраорты, вел в Индию, поскольку Гидраорта как приток Гидаспа упоминается на индийском маршруте Александра [25, с. 20]. Зная это, Эратосфен и Страбон «загнули» верховья Яксарта далеко на юг, чтобы из них можно было попасть в бассейн Инда (рис. 28). Однако аргонавты по Гидраорте попадали не в Южный, а в Северный океан, в страну мрака, а это означает, что Саранг был притоком Тобола (Гидраорты), а Индия на берегах этой реки была сибирской Индией. Таким образом, это открытие требует пересмотра всего среднеазиатского и индийского маршрута Александра.

 

Кыпчакские степи, Танаис, набег в Европу

То, что Александр был-таки в кыпчакских степях, можно видеть у Арриана и Курция Руфа. Ключевым положением в этом вопросе является локализация реки Танаис, на которой Александр воевал со скифами, разрушил семь их городов и построил свой город Александрию. Арриан, ссылаясь на Аристобула [8, 3, 30, 7], указывает, что Танаис впадает в Гирканское (Каспийское) море, и добавляет, что «некоторые говорят, что этот Танаис является границей между Европой и Азией. Должен быть еще другой Танаис, впадающий в Меотийское озеро» [8, 3, 30, 8].

Курций Руф предельно четко проясняет, кто эти «некоторые», говорящие, что по реке Танаис проходит граница между Европой и Азией: это, прежде всего, сам Александр, а также скифы, живущие на берегах Танаиса. «Танаис отделяет бактрийцев от скифов, называемых европейскими» [31, 7, 7, 2]. Александр, обращаясь к своим военачальникам Гефестиону, Кратеру и Эригию, говорит: «Отпали поверженные к нашим ногам бактрийцы и с помощью чужих сил испытывают наше мужество. Совершенно несомненно, что если мы оставим безнаказанными дерзких скифов, мы вернемся к отпавшим от нас, покрытые позором. Если же мы перейдем Танаис и покажем кровавым избиением скифов, что мы повсюду непобедимы, кто будет медлить с выражением покорности победителям даже Европы? …Между нами только одна река; перейдя ее, мы двинемся с оружием в Европу» [31, 7, 7, 11–13].

По-моему, позиция Александра абсолютно понятна: за рекой Танаис лежит Европа. Совершенно такую же позицию высказали скифские послы, прибывшие в этот момент в лагерь македонцев. Курций Руф пишет: «И уже они приготовили все для переправы, когда 20 скифских послов, проехав по своему обычаю через весь лагерь на лошадях, потребовали доложить царю об их желании лично передать ему свое поручение. Впустив в палатку, их пригласили сесть, и они впились глазами в лицо царя; вероятно, им, привыкшим судить о силе духа по росту человека, невзрачный вид царя казался совсем не отвечавшим его славе. Скифы, в отличие от остальных варваров, имеют разум не грубый и не чуждый культуре. Говорят, что некоторым из них доступна и мудрость, в какой мере она может быть у племени, не расстающегося с оружием. Память сохранила даже содержание речи, с которой они обратились к царю. Может быть, их красноречие отличается от привычного нам, которым досталось жить в просвещенное время, но если их речь и может вызвать презрение, наша правдивость требует, чтобы мы передали сообщенное нам, каково бы оно ни было, без изменений. Итак. Как мы узнали, один из них, самый старший, сказал: „Если бы боги захотели величину твоего тела сделать равной твоей жадности, ты не уместился бы на всей земле; одной рукой ты касался бы востока, другой запада, и, достигнув таких пределов, ты захотел бы узнать, где очаг божественного света. Ты желаешь даже того, чего не можешь захватить. Из Европы устремился в Азию, из Азии в Европу; если тебе удастся покорить весь людской род, то ты поведешь войну с лесами, снегами, реками и дикими животными. Что еще? Разве ты не знаешь, что большие деревья долго растут, а выкорчевываются за один час. Глуп тот, кто зарится на их плоды, не измеряя их вышины. Смотри, как бы, стараясь взобраться на вершину, ты не упал вместе с сучьями, за которые ухватишься. Даже лев однажды послужил пищей для крошечных птиц; ржавчина поедает железо. Ничего нет столь крепкого, чему не угрожала бы опасность даже от слабого существа.

Откуда у нас с тобой вражда? Никогда мы не ступали ногой на твою землю. Разве в наших обширных лесах нам не позволено знать, кто ты и откуда пришел? Мы не можем никому служить и не желаем повелевать. Знай, нам, скифам, даны такие дары: упряжка быков, плуг, копье, стрела и чаша. Этим мы пользуемся в общении с друзьями и против врагов. Плоды, добытые трудом быков, мы подносим друзьям; из чаши вместе с ними мы возливаем вино богам; стрелой мы поражаем врагов издали, а копьем вблизи. Так мы победили царя Сирии, а затем царя персов и мидийцев, и благодаря этим победам перед нами открылся путь вплоть до Египта. Ты хвалишься, что пришел сюда преследовать грабителей, а сам грабишь все племена, до которых дошел. Лидию ты занял, Сирию захватил, Персию удерживаешь, Бактрия под твоей властью, Индии ты домогался; теперь протягиваешь жадные и ненасытные руки к нашим стадам. Зачем тебе богатство? Оно вызывает только больший голод. Ты первый испытываешь его от пресыщения; чем больше ты имеешь, тем с большей жадностью стремишься к тому, чего у тебя нет… Война у тебя рождается из побед. В самом деле, хотя ты самый великий и могущественный человек, никто, однако, не хочет терпеть чужестранного господина.

Перейди только Танаис, и ты узнаешь ширину наших просторов; скифов же ты никогда не настигнешь. Наша бедность будет быстрее твоего войска, везущего с собой добычу, награбленную у стольких народов. В другой раз, думая, что мы далеко, ты увидишь нас в своем лагере. Одинаково стремительно мы и преследуем, и бежим. Я слышал, что скифские пустыни даже вошли у греков в поговорки. А мы охотнее бродим по местам пустынным и не тронутым культурой, чем по городам и плодоносным полям. Поэтому крепче держись за свою судьбу. Она выскальзывает, и ее нельзя удержать насильно. Со временем ты лучше поймешь пользу этого совета, чем сейчас. Наложи узду на свое счастье: легче будешь им управлять. У нас говорят, что у счастья нет ног, а только руки и крылья; протягивая руки, оно не позволяет схватить себя также и за крылья. Наконец, если ты бог, ты сам должен оказывать смертным благодеяния, а не отнимать у них добро, а если ты человек, то помни, что ты всегда им и останешься. Глупо думать о том, ради чего ты можешь забыть о себе. С кем ты не будешь воевать, в тех сможешь найти верных друзей. Самая крепкая дружба бывает между равными, а равными считаются только те, кто не угрожал друг другу силой. Не воображай, что побежденные тобой – твои друзья. Между господином и рабом не может быть дружбы; права войны сохраняются и в мирное время. Не думай, что скифы скрепляют дружбу клятвой: для них клятва в сохранении верности. Это греки из предосторожности подписывают договоры и призывают при этом богов; наша религия – в соблюдении верности. Кто не почитает людей, тот обманывает богов. Никому не нужен такой друг, в верности которого сомневаешься. Впрочем, ты будешь иметь в нас стражей Азии и Европы; если бы нас не отделял Танаис, мы соприкасались бы с Бактрией; за Танаисом мы населяем земли вплоть до Фракии; а с Фракией, говорят, граничит Македония. Мы соседи обеих твоих империй, подумай, кого ты хотел бы в нас иметь, врагов или друзей“» [31, 7, 8, 8–30].

Из этого следует, что скифы хорошо знали географию и не путались относительно места своего проживания. Это были европейские скифы, и Александр, перейдя Танаис, проник в Европу. Это свое понимание он подтвердил в более позднем выступлении перед войском, после ранения, полученного при штурме города индийцев маллов: «Начав с Македонии, я держу власть над всей Грецией, покорил Фракию и Иллирию, господствую над трибаллами и медами, обладаю Азией от Геллеспонта до Красного моря; вот я уже недалеко от предела мира, выйдя за который, я поставил себе целью открыть новую природу, новый мир. Из Азии я перешел в пределы Европы за один час. Став победителем той и другой частей света на девятом году своего правления и на двадцать восьмом году жизни, могу ли я, по-вашему, прекратить свой путь к славе, которой одной я посвятил всего себя?» [31, 8, 6, 20–21].

Таким образом, из античных источников мы видим, что Александр воевал со скифами на пограничной между Европой и Азией реке, коей является река Урал (Яик, Яксарт). Бассейн Урала и Зауралье в Средневековье относились к территории кыпчакских (половецких) степей, что свидетельствует о поэтической правоте в этом вопросе. Историки нашего времени посчитали, что Александр и сопровождавшие его ученые греки ошиблись в отождествлении Танаиса с Яиком. Для них Танаис, на котором Александр воевал со скифами, – это Сырдарья. Восстановим справедливость. А кроме того, отметим некоторые особенности скифов, ускользающие от внимательного взгляда наших дотошных историков.

Во-первых, вопреки историкам, упорно считающим скифов кочевниками, скифы говорят о себе, как об оседлых землепашцах, а не как о кочевниках. По Яксарту у них стояло семь городов. Поскольку скифы отказались подчиниться Александру, он разрушил эти города. При штурме одного из них Александр был тяжело ранен камнем в шею. Освирепев, он приказал уничтожать и мирное население. Результат – 120 тысяч погибших. Во-вторых, размеры своей земли скифы указывают равными завоеванной Александром территории, говоря, что за Танаисом их земля простирается до Фракии, с которой граничит Македония. В-третьих, скифы прекрасно знают свою историю и помнят события, имевшие место 300 лет тому назад, например, свой военный поход в Египет, победы над Сирией, Персией и Мидией.

Известно, что скифами высокомерные греки называли всех «варваров», проживавших севернее Понта и Каспия. Азиатских скифов чаще всего называли саками и массагетами. Часть саков была выходцами из Арты (Арсы), поэтому их царевичи назывались Арсаками (Аршакидами). Напомню, что арабы и персы считали Арсу столицй Третьей (по арабскому счету) Руси. Локализовалась она на юге Западной Сибири возле Золотого озера, из которого вытекает река Обь (рис. 19). Через 80 лет после Александра Арсак во главе саков выдвинулся к южному берегу Каспия и создал там Парфянское царство, существовавшее около полутысячелетия. А во времена Александра эти саки-парфяне жили, скорее всего, на Яксарте, и это им принадлежали семь городов.

И, наконец, персы, арабы, евреи, среднеазиаты, древние германцы, византийцы считали скифов русами. Грех нам, современным русским людям, отказываться от столь древней и блестящей истории своих предков.

 

Индия изначальная

Здесь мы приближаемся к ключевому вопросу нашего исследования: для чего Александру понадобилось идти в Сибирь, ведь он стремился в Индию? Ответ в том, что Индией в те времена называлась Сибирская земля. Более того, на самом севере Сибири, на берегу Северного Ледовитого океана величайший картограф античности Клавдий Птолемей располагал Индию древнюю, изначальную India Superior (рис. 20). Объяснением тому, что Сибирское Приобье называлось в древности Индией, служит Метаистория – так известный писатель В. И. Щербаков назвал историю закономерных миграций народов [73]. Согласно концепции Таймырской Прародины, рассмотренной мною в монографии «Сибирская Прародина» [146], переселяющиеся из Прародины на юг протонароды вынужденно останавливались в лесостепной зоне Южной Сибири, создавая здесь вторичный очаг этногенеза. Как считал известный санскритолог и сибиревед Рахуль Санскритьяян, именно отсюда, с берегов Оби, в 1770 г до н. э. отправились в Индостан индоарии. До ухода на юг реку Обь они именовали Индом, а окрестную землю – Индией. Как мы видим, это название сохранилось «до Александра». Именно эта сибирская Индия (Индоскифия) неудержимо влекла Александра, и он с Яика пошел на Обь (Инд).

В античной древности многие авторы считали, что путь в Индию лежал через Каспий. Из Каспия они, вслед за Патроклом, бывшим правителем восточных иранских земель около 255–280 гг. до н. э., предполагали проникнуть в Индию, двигаясь не на юг, а на север.

Скифским океаном у несравненного географа Средневековья Герарда Меркатора называлась акватория Карского моря (рис. 27). Плиний в I веке утверждал, что берега Скифского океана были обследованы силами македонян при Селевке Никаторе (не позднее 279 г. до н. э.). Селевк присвоил себе имя Никатора в результате победы над индийским царем, которого не смог раньше одолеть сам Александр Великий [25, с. 180].

Эратосфен помещал известный мыс Тамарос в северо-восточном углу Индии. Академик М. П. Алексеев ассоциировал этот мыс с Таймыром, полагая, что эта Индия располагается к востоку от Скифии и находится на берегу Моря Мрака [4].

Страбон считал, что в Индию можно проникнуть по рекам, впадающим в Каспий на северо-востоке этого моря. Но, зная, что Индия располагается юго-восточнее Каспия, он, искажая географию, загибает на юго-восток верховья этих рек, ассоциируя их с Амударьей и Сырдарьей.

В одном из своих манускриптов Леонардо да Винчи рассматривал путь в Индию через Дон и Каспий. Римский гуманист Юлий Помпоний Лэт, побывавший в Скифии в устье Дона, сближал Индию со Скифией и отождествлял Сибирь с Верхней Индией [38].

Средневековая западноевропейская хорография помещала в Сибири три Индиаланда: один рядом с Блаландом, другой – с Серкландом, третий – у конца земли, потому что с одной стороны его лежит область тьмы, а с другой – море [38, 39]. Пребывание Александра в сибирской Индии объясняет все географические и климатические несуразности его похода: и то, что «его» Индия не имеет формы треугольника, и то, что горы в «его» Индии расположены на юге и реки текут на север, и то, что, находясь на Инде, его войско страдало от лютых морозов и глубоких снегов, и, наконец, то, что в устье Инда Александр был в стране Мрака, то есть за Полярным кругом.

В областях былого проживания индоариев в Сибири сохранилось много «индийских» гидронимов. Это всем известная Индигирка (индусы до сих пор называют горы «гири», например Нилгири – «Голубые горы»). Кроме того, на самом севере Красноярского края в Пясину впадает река Тарея, «отюреченная» Дарья, у индоиранцев это «река, море». Здесь же в Горном Таймыре много рек с формантом «тари»: Нюнькаракутари, Малахайтари, Боруситари, Аятари, Дябакатари, Сюдавейтари и т. д. С берегов Ледовитого океана индоарии переселились на берега Оби, и здесь также остались их гидронимы. Например, в сотне километров севернее Томска в Обь справа впадает полдюжины речек с названием Чангара. От этого названия произошло наименование Шегарка. Упоминавшийся выше Санскритьяян именно отсюда по большой дуге через Северное Причерноморье выводил индоариев в Индию. Этот путь трассирован «чангарскими топонимами» – п-ов Чонгар в заливе Сиваш. А в Индии доныне сохранилось индоарийское племя чангара, что означает «провеивающие зерно». Зерно они провеивают на полевых токах, расположенных на холмах, которые они называют гарданами. На Чонгарском полуострове на Сиваше также есть большой холм, называемый Гарман.

Кроме того, в Томске в Томь справа впадает река Ушайка. Краеведы Г. В. Скворцов и А. А. Локтюшин производили название Ушайки от индоарийской богини утренней зари Ушас. И действительно, если из центра Томска посмотреть на восток, то открывается долина реки Ушайки. Таким образом, индийских топонимов в Сибири не занимать, и размещение Индии в Сибири во времена Александра вполне допустимо.

 

Географические особенности Индии, в которой был Александр

В описании «Индии», данном учеными спутниками Александра, никак не узнаются реалии Индостанского полуострова. Судите сами: устье Инда, как известно, представляет собой дельту, подобную Волжской, а Александр в устье «Инда» обнаружил громадный морской лиман. Вот как описывает этот лиман Арриан: «Сам он спустился по другому рукаву Инда к Великому морю, чтобы узнать, каким рукавом легче доплыть до моря… Во время плавания он достиг большого лимана, который образует при своем впадении река; быть может, и окрестные реки впадают сюда и делают лиман громадным, похожим скорее на морской залив. Появляются в нем и морские рыбы, более крупные, чем в нашем море» [8, 6, 20, 2, 3]. Географы, если бы читали историческую литературу, могли бы разъяснить, что дельта и лиман – это не одно и то же, что это принципиально разные устьевые ланшафтные образования и что в этой связи сомнительно, что Александр был в устье Инда.

Важнейшим доказательством того, что Александрова Индия располагалась в Сибири, является зимовка македонцев в устье «Инда» (Оби). Квинт Курций Руф сообщает, что в устье «Инда» Александр едва дождался весны, спасаясь от лютой стужи, сжег корабли. В русском издании Руфа 1819 года перевод с латыни вполне однозначен: «Наконец, большие холода уменьшились» [90]. По-видимому, ученому историку в конце XX века было уже очевидно, что никакие морозы в устье Инда на широте тропика 24 градуса немыслимы. Поэтому перевод этого абзаца смягчен: «Когда смягчилась зима, он сжег корабли, оказавшиеся излишними, и повел свои войска по суше» [31, 9, 10, 4–5].

Историки обходят молчанием это загадочное сожжение «лишних» кораблей, несмотря на то, что оно было совершенно неоправданным. Флот был нужен Александру для дальнейших походов. Курций Руф пишет: «Сам он в душе лелеял широкие планы: после покорения всех стран к востоку от моря переправиться из Сирии в Африку… Поэтому он отдает приказ правителям Месопотамии заготовить строительный материал на Ливанских горах, свезти его в сирийский город Тапсак, приделать кили к семистам кораблям – все они септиремы, – и спустить их в Вавилонию. С царей Кипра он потребовал меди, пеньки и парусов» [31, 10, 1, 17–19].

Более того, из устья Инда путь Александра пролегал в Вавилон. Туда вполне можно было пройти морем до устья Евфрата и поднявшись по реке. Нет, он, как безумный, сжигает «лишние» корабли и отправляется в Вавилон пешим порядком, зная, что потеряет здесь цвет своего воинства.

Совершенно исключительное значение в характеристике якобы индийской земли, по которой проходил Александр, занимают измерения длины тени от деревьев в полдень. У древних греков до изобретения гномона это был практически единственный способ хоть как-то оценить широту достигнутой местности. Поэтому, когда Диодор Сицилийский приводил в своей «Истории» данные о длине тени от дерева, он, я думаю, вполне понимал, что это наблюдение означает. Не понимают этого лишь современные историки, а географы и астрономы, к сожалению, не читают исторических источников, иначе давно бы разъяснили всем любопытствующим, что Александр не был на Индостанском полуострове.

Что же писал Диодор? «Росли здесь деревья разных пород, высотой в 70 локтей и такой толщины, что их с трудом могли обхватить четверо. Тень от них падала на три плефра» [23, 17, 90, 5]. Греческий локоть равен 45 см, а плефр 29,6 м, отсюда тангенс угла наклона солнца над горизонтом в полдень составляет 0,354, а сам угол – 19,5°. Астрономы могли бы разъяснить, что солнечный луч с углом к горизонту в 19,5 градусов в полдень можно наблюдать на северной широте 47° лишь в зимнее солнцестояние (рис. 21). В остальное время солнце на этой широте выше над горизонтом. Иначе говоря, такое наблюдение над тенью, которое приводит Диодор, могло быть сделано не южнее широты 47°. А севернее могло быть, если измерение проводилось не в конце декабря, а в любое другое время года.

Что такое широта 47°? Это северные берега Каспия и Арала, Балхаш и Зайсан, это южная граница Сибири. Значит, Александр пересекал-таки южную границу Сибири и находился севернее, то есть в самой Сибири.

Недоверчивый Страбон сделал попытку перенести акцент с длины тени на размеры деревьев. В своей «Географии» он описывает ситуацию так: «Много в Индии необыкновенных деревьев… Относительно величины деревьев он (Онесикрит. – Н. Н.) сообщает, что 5 человек с трудом могут охватить их стволы. Аристобул упоминает, что вблизи Акесина и слияния его с Гиаротидой есть деревья с наклоненными к земле ветвями, такой величины, что под тенью одного дерева могут предаваться полуденному отдыху 50 всадников (а по Онесикриту – даже 400)… Впрочем, что касается рассказов о величине деревьев, то все затмили писатели, которые сообщают, что видели за Гиаротидой дерево, дающее в полдень тень длиной в пять стадий» [59, XV, 21, с. 694].

Несомненно, Страбон с крайним недоверием и даже насмешкой относился к предшественникам, переводя проблему длины тени в психологическую плоскость, дескать, врут предшественники, наводят «тень на плетень»: «Однако все писавшие об Индии в большинстве случаев оказывались лгунами, но всех их превзошел Деимах; на втором месте по выдумкам стоит Мегасфен; Онесикрит же, Неарх и другие подобные писатели помаленьку начинают уже бормотать правду» [59, II, 9, с. 70].

Повторюсь: осваивая новые земли, древние везде, где могли, измеряли длину тени в полдень, особенно в день солнцестояния. Другого способа измерить широту местности у древних не было. И если Онесикрит привел в своем тексте измеренную им длину тени в пять стадий, значит, он сделал это специально, желая показать: вот какого «климата» мы достигли!

Высмеивая географов, приводящих почти километровую длину тени деревьев, Страбон, лучше всех знавший географию того времени, имел в виду, что на широте устья Гиаротиды в Индии (около 31°) длину тени 900 метров могло дать дерево высотой не менее 700 метров, и то только в день зимнего солнцестояния. А таких деревьев на Земле нет. Даже стопятидесятиметровые царственные эвкалипты, самые высокие деревья в мире, на широте 30–33° могли дать самую длинную тень, лишь немного превосходящую их высоту.

Современные географы-профессионалы, если бы захотели, могли возразить своему хоть и древнему, но знаменитому коллеге, что на более высоких широтах длина тени в полдень значительно превышает высоту деревьев. И чем выше широта и ниже солнце над горизонтом, тем длиннее тень. На широте Сургута двадцатиметровая ель при высоте солнца в десять градусов могла бы разместить на своей тени четыреста всадников, если бы стояла себе одинокая на ровной как столешня площадке. Что касается девятисотметровой тени, то ее можно получить лишь при высоте солнца над горизонтом не выше пяти градусов, и то если позволит рефракция.

Если отбросить страбоновское высокомерие и поверить Александру и его спутникам, то мы вправе сделать сногсшибательный географический вывод: Александр в Восточном походе пересекал широту 64°. А главное, и Александр, и сопровождавшие его ученые мужи отдавали себе отчет в том, что такое длина тени в пять стадий.

Пойдем далее по Индии, описанной античными авторами. «Древние, – пишет Арриан в „Индии“, – не представляли себе Индию в виде полуострова» [7]. Ее размеры считались 16 тыс. стадиев (около 2560 км) с запада на восток и 22 300 стадиев с севера на юг (около 3800 км). Неарх подчеркивал, что путь по индийской равнине составляет четыре месяца. Очевидно, что ни форма, ни размеры Индии не соответствуют Индостанскому полуострову, имеющему форму треугольника и гораздо меньшие размеры.

Квинт Курций Руф указывает, что в Индии, в которой был Александр, гористой является полуденная, то есть южная часть. «Индия вся лежит на востоке; она более пространна по своей ширине, сколько [чем] в длину. Полуденная ее часть гориста. Все прочее составляют обширные равнины, орошаемые множеством рек, из Кавказа текущих [90]. (Пусть название „Кавказ“ не смущает читателя. Речь идет о других горах, большинство историков ассоциирует этот „Кавказ“ с Гиндукушем. Я считаю, речь идет об Алтае. – Н. Н.). Воды реки Инда холоднее всех прочих и своим цветом несколько похожи на морскую воду» [31, 7, 9, 2–4]. Воды Ганга и Инда, как известно, мутные, желтые, если не коричневые.

Когда войско Александра на Гифасисе отказалось идти вглубь Индии за Ганг, в ответ на уговоры Александра двигаться дальше выступил старый воин Кен и, посомневавшись в том, что войско находится в Индии, сказал, что на юге, на берегу Океана есть другая Индия. Но зато здесь, на пути Александра, есть другой Океан, и, чем блуждать по земле, надо дойти до него и выполнить предначертанное судьбой. Квинт Курций Руф приводит дословно речь Кена. Вот фрагмент из нее: «Если несомненно, что мы до сих пор двигались в Индию, то страна на юге менее обширна; покорив ее, мы можем подойти к морю, которое сама природа сделала пределом человеческих устремлений. Зачем идти к славе в обход, когда она у тебя под руками? Здесь тоже на нашем пути океан. Если ты не предпочитаешь блуждать, мы дойдем, куда ведет тебя твоя судьба» [31, 8, 3, 13–14].

Кроме возможности географического и климатологического естественнонаучного взгляда на проблему маршрута Александра Македонского, можно взглянуть на нее глазами геолога. Впервые такая попытка сделана мною в 2008 году на конференции, посвященной столетию геологического образования в Томске [44].

В описании похода античными авторами внимание геолога привлекают некие экзотические скальные образования, называемые утесами, скалами, горами [8, 65, 91, 168, 256]. Горы округлой в плане формы, окружностью от 2 до 40 км, относительная высота от 750 м до 2 тыс. м. Склоны вогнутые, пологие у подошвы и скальные вертикальные у вершины. Поверхности гор плоские и обширные, с лесами, лугами, пашнями и родниками. На них собиралось до 30 тысяч обороняющихся.

У Арриана и Курция Руфа они встречаются пять раз, у Диодора четыре раза, у Плутарха два раза, у Юстина один раз. По описанию эти скалы очень схожи, выпячиваются от места к месту лишь те или иные их стороны. Меняются и названия скал. Чаще всего встречается название Аорн (пять раз), три раза встречается название Согдийская скала, два раза скала Сисимитра (Сисимифра) и один раз название скала Хориена. Б. Г. Гафуровым высказывалось мнение, что скал было всего две, но разными авторами они назывались по-разному и их описания ими вставлялись в разные места текстов [15].

Геологу трудно представить, что на маршруте Александра постоянно в разных местах встречались одинаковые плосковершинные горы. Должно быть, это была одна и та же горная система с множеством похожих вершин. И действительно, у античных авторов имеются указания именно на это. Например, Юстин пишет, что в Индии Александр подошел к Дедальским горам, представленным необычайно высокими и неприступными утесами (то есть это был единый объект). Курций Руф также упоминает страну Дедала. У других авторов горная страна называется то Кавказом, то горами Паропамисадов.

С геологической точки зрения совершенно очевидно, что речь в данном случае идет не об альпийских складчатых горах, а о столовых, сбросовых, представляющих собой резко поднятое плато. У нас в Евразии есть два таких плато: Декан на юге Индии (15° широты) и плато Путорана на севере Сибири. На плато Декан, высотой до 800 метров, снега нет, а воинов Александра, срывавшихся при штурме одной из таких скал, не смогли похоронить, поскольку не отыскали в снегу.

С точки зрения топонимики не может не привлечь внимание значительное совпадение некоторых названий объектов на маршруте Александра с современными названиями таковых в горах Путорана. Прежде всего, это название скал Аорн, Хориена согдийца Аримаза. В горах Путорана есть несколько рек с названием Хорон, в верховьях реки Виви есть небольшая речка Вивихорон, в озеро Собачье с востока впадает река Хоронен, близ Норильска на реке Рыбной есть водопад Орон. Неподалеку (по сибирским масштабам) расположено лесное урочище Ары-Мас. Гидронимы Хоронен, Хорон, Орон и Аорн выстраиваются в последовательный ряд и к ним закономерно примыкает топоним Хориен. Очевидно, здесь есть предмет для специалистов по топонимике и, более того, для многих естествоиспытателей.

 

Климат Индии

В Индии, в которой был Александр, имели место нехарактерные для субтропической Индии суровые зимы с сильными морозами и глубокими снегами. В зиму 330–329 гг. до н. э. его войско пересекало гигантскую заснеженную равнину, где многие ослепли от сверкающих снегов. К весне армия вышла на Инд, здесь лежали глубокие снега. Вот как описывал этот поход Диодор: «В этом году Александр выступил против паропамисадов. Страна их лежит на крайнем севере, вся завалена снегом и недоступна для других народов по причине чрезвычайных холодов. Большая часть ее представляет собой безлесную равнину , покрытую деревнями, крыши на домах черепичные, с острым коньком. Посередине крыш оставлен просвет, через который идет дым. Так как дом окружен со всех сторон постройками, то обитатели его хорошо укрыты от холода. Жители по причине больших снегопадов большую часть года проводят в доме, заготовив себе запасы пищи. Виноградные лозы и фруктовые деревья они на зиму прикрывают землей, которую убирают, когда приходит время растениям распускаться. Страна не имеет вида обработанной и засаженной: она лежит в сверкающей белизне снегов и застывшего льда. Не присядет птица, не перебежит через дорогу зверь: все неприветливо и неприступно в этой стране. И все же царь, несмотря на все эти препятствия, преодолел, благодаря обычному мужеству и упорству македонцев, трудности переходов. Много солдат, впрочем, и людей, сопровождавших войско, выбилось из сил и отстало. Некоторые ослепли от сверкания снегов и резкого отраженного света» [23, 31]. Видимо, завершал свой ледовый поход Александр уже весной, когда снег покрывается ледяной корочкой, интенсивно отражающей солнечные лучи и приводящей к снежной слепоте. Но зима долга, он мог пройти за четыре месяца всю Западную Сибирь от Тобола (Гифасиса) до Оби (Инда).

«Ничего нельзя было разглядеть на расстоянии, только по дыму македонцы могли определить, где находятся деревни. Солдаты находили там обилие припасов и восстанавливали свои силы. Скоро царь покорил всех местных жителей» [65]. Повествуя об этом именно ледовом походе через Западную Сибирь, Арриан пишет: «…он подчинил себе по пути дрангов и гадросов. Подчинил он и арахотов, сатрапом же у них поставил Миноса. Он дошел до земли индов, живущих по соседству с арахотами. Войско истомилось, проходя по этим землям: лежал глубокий снег и не хватало еды» [8, 3, 28]. Из этого текста совершенно ясным становится то, что Александр пересекал равнину, а не горное плато. Снег на Инде с трудом воспринимается географами. Однако историки склонны считать, что войско Александра истомилось в снегах на перевалах Гиндукуша. Между тем Страбон приводит следующие слова Аристобула об Индии: «Зимой они вовсе не видели воды, а только снег; впервые пошел дождь в Таксилах». О сплаве по якобы Инду Страбон сообщает, что плавание их совершалось десять месяцев, но они ни разу не видели дождей, даже когда дули пассатные ветры [59, с. 154].

Не менее красочно эту часть похода описал Квинт Курций Руф: «Оттуда (от аримаспов, у которых он пробыл 60 дней. – Н. Н.) он выступил покорить арахозян, коих земли простираются до Понтийского моря.

Потом Александр со всей армией вступил в страну, едва известную своим соседям (ибо не торгуют). Сия нация называется Паропамисады. Народ дикий и грубейший. Сия страна большей частью лежит к самому холодному Северному полюсу, с запада смежна с Бактрианой, с южной стороны с Индийским морем. Паропамисады строят юрты от самого фундамента до верху из кирпича, ибо в их степях и в горах их совсем не находится лесу, чем выше, тем юрты их делаются все уже и сводятся наподобие корабельного днища, где оставляют отверстие для света. Если же на столь худой земле родится нескольковиноградов или какие деревья, жители на целую зиму зарывают их в землю и прежде не открывают и выставляют на открытом воздухе, когда все снега уже стают на солнце. Впрочем, самое большее время года лежат там столь чрезвычайные снега , что почти нигде не приметно никакого следа птиц или бы какого другого зверя. Вечная мгла покрывает небо, и день столь уподобляется ночи, что едва можно различить ближайшие предметы.

Войско, заведенное в сии пространные пустыни, где совершенно не было никакой человеческой помощи, претерпевало все бедствия: голод, стужа, чрезмерная усталость и отчаяние овладело всеми… Те из воинов, которые могли дойти до жилья варваров, скоро оправлялись, но столь мрачен тамошний день, что жилья Паропамисадов, кроме дыма, ни по чему усмотреть было нельзя. Несчастные жители, которые никогда не видывали у себя чужестранцев, вдруг видят идущих вооруженных людей, полумертвые от страха они принесли им все, что имели, заклиная токмо не отнимать их жизнь. Царь шел пешком, он обходил кругом войска, иногда поднимал лежавших, иногда поддерживал тех, которые не могли идти без пособия: он подвергал себя бесконечным трудностям, всюду присутствуя, иногда впереди, иногда в середине, а потом сзади полков. Напоследок армия вышла в более заселенную сторону, там нашли в изобилии продовольствие: и царь стал лагерем, сколько для отдохновения полкам, так чтобы дождаться и собрать своих усталых» [31, с. 84].

Мне кажется, такое детальное описание страданий от холода невозможно искусственно придумать. И уж конечно, такие морозы немыслимы в субтропиках на Индостанском полуострове. Историки считают, что это бедствие случилось в горах, на перевале, но Диодор утверждает, что большая часть страны паропамисадов представляет собой безлесную равнину, покрытую деревнями, и дома в этих деревнях построены из кирпича. На перевалах вы не найдете деревень, как не найдете глины для изготовления кирпичей.

На верхнем Инде македонцев поразили дожди и грозы. Дж. О. Томсон считает это удивительным, указывая, что в Лахоре (соответствует Гидаспу по господствующей интерпретации историков) выпадает всего 490 мм осадков в год. Для сравнения, в Калькутте количество осадков в три раза больше – 1580 мм [65].

Александрова Индия располагалась в стране Мрака. Когда Александр звал своих воинов к океану, находясь на Инде близ устья Гидраота, солдаты отвечали ему: «Какую выгоду мы получим от новых побед? Землю, покрытую вечным мраком и туманами, и моря, полные страшилищ!». Солдаты ропщут: «их ведут за пределы звезд и солнца, заставляют проникать в места, самой природой скрытые от глаз человеческих. Появляются все новые враги с новым оружием. Если они их даже рассеют, какая их ожидает награда? – Мрак, туман, вечная ночь, опустившаяся на бездонное море, полное чудовищ, неподвижные воды, в которых природа не в силах поддерживать жизнь» [31, 9, 4, 18].

 

Население «Индии», «индийские» этносы

Одними из первых на «индийском» маршруте Александру встретились аримаспы, и это удивительно, потому что аримаспы традиционно считались северным народом. Аристей в Аримаспейе, позже Геродот, Эсхил, Павсаний и другие античные авторы писали об аримаспах как о народе, проживавшем на крайнем севере неподалеку от Гиперборейских гор [25, с. 37, 39]. Геродот за полтора столетия до Александра упоминает аримаспов как самый северный народ на пути в Гиперборею. Геродот считал воинственность аримаспов причиной исхода киммерийцев из Северного Причерноморья, поскольку аримаспы теснили исседонов, исседоны – скифов, а скифы наседали на киммерийцев. Этот «миграционный коридор» тянулся от берегов Северного океана к берегам Понта и никакого отношения к Индостанскому полуострову не имел.

По рассказам скифов, аримаспы жили в предгорьях Риппейских гор, в которых обитал бог северного ветра Борей. Быть может, не случайно в 70 км севернее Хатанги, неподалеку от гор Бырранга существует лесной остров, называемый Ары-Мас.

Неарх принес в Грецию известие о серах, народе-долгожителе (как ни фантастично, серы жили до 200 лет). Серы позже часто встречались в описаниях северных, сибирских народов. На реке Кофен жили евреи [67]. Близ реки Кофен (Котен) жили воинственные катаи, которых Александр тем не менее покорил. На средневековых картах Сибири показана страна Катай и Кара-Катай на берегах реки Катунь. Эти катаи навеяли персидским поэтам представление о том, что Александр посещал Китай.

Добровольно подчинились Александру болотные жители маллы, заявившие Великому завоевателю: «Мы с тобой одной крови», и сабараки. Где-то здесь же Александром был поставлен сатрапом Сибиртий. Сатрапов он нередко ставил из местных князей. Сопоставив сабараков с Сибиртием, получаем безупречных сибиряков. Надо еще посмотреть, правильно ли древние греки и более поздние переводчики огласовали сабараков.

И, наконец, в боевых донесениях македонской армии неоднократно фигурируют русы. Александр долго и многотрудно воевал с устьрушанами (русскоустьинцами) на Яксарте, потом на Гидаспе со спорами (спалами), в конце похода вышел на них в Гедросии (здесь они назывались гедросами, точнее гет-росами). В этом же ряду стоит штурм Александром города Массага, населенном сибирскими моссохенцами, суть московитами.

Война с русами составляет главнейшее содержание «индийской» части похода Александра. Греки называли русов то скифами, то индами, хотя правильнее было бы называть их вендами, венедами. В этом плане показательным является то, что еще в V веке до н. э. некий народ, добывавший янтарь на реке Эридане у берегов Северного океана, Софокл называл индами, а Геродот – энетами (венетами). И ведь именно на берегу этого же океана Птолемей помещал Индию Изначальную (India Superior). Объяснением этой странной на первый взгляд этно– и топонимики служит концепция Таймырской Прародины, из которой, отпочковываясь, расходились по Земле протонароды: шумерийцы, хетты, индоарии, иранцы, германцы, славяне и др.

Далее следует отметить рост «индусов». Арриан пишет, что инды «очень высоки ростом: многие в пять локтей или чуть пониже (в Азии это самые высокие люди)» [8, 5, 4, 4]. Если считать по размерности древнерусского локтя – 38–46 см, или римского локтя – 44 см, то рост индов составлял 190–230 см. Высота индийского царя Пора (спора. – Н. Н.) оказалась еще больше. «Александр, узнав, что Пор идет к нему, выехал с несколькими „друзьями“ ему навстречу. Остановив лошадь, он с изумлением смотрел на Пора, дивясь и на его рост (в нем было больше 5 локтей), и на его красоту, и на то, что, по-видимому, тот не чувствовал себя приниженным: он подошел к Александру как герой к герою, как царь, доблестно сражавшийся за свое царство с другим царем» [8, 5, 19, 1]. Плутарх уточняет: «Большинство историков в полном согласии друг с другом сообщают, что благодаря своему росту в четыре локтя и пядь, а также могучему телосложению, Пор выглядел на слоне так же, как всадник на коне, хотя слон под ним был самый большой» [49 с. 421]. По Плутарху рост Пора достигал 220 см, поскольку греки подразумевали размерность локтя в 50 см.

Разумеется, подобная высокорослость мало соответствует росту индусов, населяющих Индостанский полуостров. Индусы относятся к низкорослой австралоидной расе. Зато на Алтае археологи раскапывают могильные курганы скифов, обладавших очень высоким ростом. Сам Александр, как писал Курций Руф, отзывался о скифах, живущих за Танаисом, что они «столь сильны и рослы, что малютки македоняне и по плечо им не будут» [31, с. 89].

Наконец, в «Индии» Александру постоянно попадались сибиряки. У античных авторов они названы сибами. Диодор пишет, что они напомнили Александру об этническом родстве с ним [23, 96]. Другие названы сабараками, а один из местных царей, назначенный Александром сатрапом у арахозиев, имел имя Сибиртий. Сабараки, если их, как этого царя, огласовать через «и», сразу станут сибиряками. Сибы, заявившие Александру об этническом родстве с ним, надо полагать, были славянами, учитывая, что ранний македонский язык был славянским.

Курций Руф несколько иначе характеризует этническую принадлежность сибов. «Затем вступили в страну, где Гидасп сливается с рекой Акесином. Отсюда он течет в пределы сибов. Они считают своими предками спутников Геркулеса, отставших по болезни и нашедших место жительства, которое они теперь занимают. Шкуры зверей служили им одеждой, дубины – оружием; даже после того, как греческие обычаи вышли у них из обыкновения, много от них сохранилось пережитков» [31, 9, 4, 1–3].

Арриан, Плутарх и Курций Руф подчеркивают одну замечательную особенность социального устройства сибиряков: многие народы, такие как сибы, сабараки и гедросы, имели демократическое самоуправление. У них не было царей, и все важнейшие решения они принимали на общем собрании. Так, гедросы на общем вече постановили, по-видимому, не добивать Александра, а помочь ему в его бедствии. Курций Руф подает этот момент крайне деликатно по отношению к Александру: «Девятью переходами он прибыл в страну арабитов, оттуда за столько же времени в область кедрозиев. Этот свободный народ, проведя всеобщую сходку, сдался ему; со сдавшихся он не потребовал ничего, кроме продовольствия» [31, 9, 10, 5].

В главе «Сибирский маршрут Александра» будет показано, что ни о какой сдаче Александру со стороны гедрозиев не может быть и речи. Этот великодушный народ на общем собрании решил не добивать этнических родственников, заведенных на край света безумным царем, а накормил и отпустил несчастных восвояси.

Таким образом, при внимательном изучении античных источников обнаруживается правота поэтов в их затянувшемся споре с историками. Эта «поэтическая правота» подтверждается данными географии, этнографии, геологии, климатологии и историческими источниками.

 

Легенда о царе Иване, трех Индиях и Чаше Грааля

Юлиус Эвола, анализировавший средневековые западноевропейские легенды об Александре и Святом Граале, обнаружил утверждения, что Александр Македонский достигал царства пресвитера Иоанна, причем до него этих земель достигали Геракл, Дионис и Ксеркс, а после него датский король Огьер [74, с. 409]. Вопрос о локализации государства царя-священника Ивана рассмотрен мною в книге «Сибирская Прародина» – это Томское Приобье. Остается думать, что именно этих мест достигал в IV в. Александр Великий, хотя до воцарения Иоанна здесь оставалось еще полтора тысячелетия.

Западноевропейский ареал распространения легенд о Граале совпадает с ареалом расселения кельтов и древнегерманского племени готов. Топонимические, лингвистические, археологические и источниковедческие данные позволяют предполагать, что образ Грааля как чаши (graal по-старофранцузски «чаша») был принесен кельтами готами с Востока из Сибири. Прототипом Грааля можно считать чашеобразные травертиновые родники, широко распространенные на юге Томской области.

На западе Европы от Пиренеев до Скандинавии издревле бытуют легенды о Святом Граале. Они зафиксированы в Испании, на юге Франции, в Германии, в Англии, в Исландии и в других странах. Несмотря на широту ареала, содержание этих легенд на удивление однотипно. Где-то в неприступном месте, в горах или дремучих лесах, высится гора Монсальват – гора спасения. На вершине этой горы находится неприступная твердыня, обитель высшего Братства. В дивном святом храме оно оберегает Чашу Грааля. Кругом непроходимые леса на тридцать миль. У подножия горы большое озеро или даже море; по другой версии, вокруг горы протекает быстрая непреодолимая река. Над потоком нависают скалы, преграждая путь наверх. В лесу во все стороны от замка выставлена стража, никого не пропускающая безнаказанно.

В это таинственное Братство могут попасть лишь такие же, как сам Грааль, чистые сердцем, чей дух способен преодолеть любые соблазны этого мира. Грааль не терпит близости нечестивого, он сжигает человека, не достойного лицезреть его. Поэтому стать рыцарем и хранителем Грааля – величайшая честь и наивысшее достижение, доступное смертному. Вот почему немало людей в Средние века устремлялись к этой цели всех целей, к этому таинственному месту на Земле.

Без преувеличения можно сказать, что Грааль – самое возвышенное и сокровенное внехристианское понятие средневековой Западной Европы. Грааль – это символ чистоты, незамутненности, первичности. С Граалем ассоциируются в первую очередь родники с чистейшей водой, а также чистота непорочной женщины и древняя неискаженная мудрость. Трудно сказать, породила ли какая-нибудь другая легенда столько помыслов, переживаний, устремлений, как легенда о Граале. О ней написаны горы книг. Какие только теории не создавались о происхождении самого сказания, о понятии Грааля и о Братстве Грааля, подчеркивает Рихард Рудзитис в монографии «Братство Грааля». Это, по его мнению, свидетельствует о том, что средневековые европейцы относились к Граалю и Братству Грааля как к реальности. Но при этом ни один церковный историк даже не обмолвился о Граале [57].

Считается, что легенда о Граале проникла на Запад в XII–XIII веках во время крестовых походов, когда впервые Запад непосредственно соприкоснулся с Востоком. Мне представляется, что это случилось как минимум на тысячелетие раньше и было связано с переселением народов из Азии в Европу. Подтверждением может служить обнаружение персидской легенды о Граале. В 1940 году в очерке «Скрыня» Н. К. Рерих писал: «Считали, что сказание о Парцифале, о Граале есть чистейший вымысел. Но чешский ученый недавно нашел в иранской литературе V века книгу „Парси Валь Намэ“, где рассказана в манихейском понимании легенда о Парцифале, о Граале».

Самым древним воспроизведением легенды о Граале на Западе является роман Кретьена де Труа на французском языке. Это сочинение использовал Вольфрам фон Эшенбах в своей величественной поэме о Парцифале, позже Альбрехт фон Шарфенберг, Рихард Вагнер и многие другие авторы. В Англии эта легенда слилась со сказаниями о короле Артуре и рыцарях Круглого стола.

Наиболее удивительным в легендах о Граале является эпилог, практически одинаковый во всех вариантах легенды, в котором описывается возвращение Грааля на Восток, как подчеркивал Рихард Вагнер, на родину. В старофранцузском романе о Граале последние рыцари Грааля Галаад и Парсеваль перевозят чашу Грааля в восточную страну Саррасу и помещают ее в «духовном замке». Так же в другом романе Галаад переносит Святой Грааль из Британии, которая уже недостойна лицезреть его, в ту же восточную страну. И в древнекельтской легенде о Мерлине хранители священного сосуда Грааля отправляются на Восток. В испанской легенде хранительница Грааля Эсклармонда, укрыв чашу Грааля глубоко в недрах горы, сама превращается в белую голубку и улетает на горы Азии, где живет и по сей день в земном раю. Наиболее подробно возвращение Грааля на родину описано Альбрехтом фон Шарфенбергом в «Новом Титуреле».

Когда христианство по мере своего распространения стало все больше уподобляться язычеству, хранители Святого Грааля сочли Запад слишком греховным и неподходящим местом для пребывания Грааля. Их взор обратился на Восток – родину всех духовных ценностей. И вот Братство Грааля с Парцифалем во главе отправляется из Европы на Восток, где они прибывают в страну брата Парцифаля Фейрефица. Тот встречает их и, высоко вознося хвалу, рассказывает о могущественной стране индийского царя священника Ивана, вассалом которого является и сам Фейрефиц со своим государством. Власть Ивана простирается на две трети мира. Его страна находится вблизи рая, отделенного от мира высокой горой.

Священнослужитель Иван известен на небесах и Богу своими великими добродетелями. Также и жителям его страны присуща нравственная чистота, им неведомы зависть, скупость, воровство и суеверие. Страна его изобилует редкими чудесами природы: там есть источник, охраняющий от болезней, есть и драгоценный камень, дарующий человеку молодость. Его обитель – чудесный замок, напоминающий замок Грааля.

Когда Парцифаль и Хранители Грааля выслушали рассказ Фейрефица о царе Иване, сердца их воспламенились, и они отправились дальше в Индию, чтобы служить ему. Царь Иван, узнав об этом, выходит в торжественном шествии навстречу Граалю. После встречи все сердца пылают горячим желанием, чтобы и замок Грааля находился здесь же. Сердечные моления возносятся к Граалю, и Грааль внемлет молитве. Святой замок не будет больше находиться среди развращенного народа: он исчезает с Монсальвата, и лучи утреннего солнца приветствуют его в Индии.

Теперь, когда чаша Грааля находится в святом своем доме, в Индии, и пребывает в полной безопасности, Титуреля, бывшего хранителем Грааля на протяжении вот уже 500 лет, охватывает сильная тоска по райскому покою, и через девять дней он умирает.

Царь Иван, признавая святость, достоинства и могущество Парцифаля, предлагает ему корону своего государства, когда же тот из скромности отказывается, на чаше Грааля появляется надпись: «Парцифаль должен стать царем, но он должен принять имя Ивана». Лишь десять лет правит Парцифаль Ивановым царством, ибо на нем лежит грех: мать его умерла в сердечной тоске по нему.

Владыкой Грааля теперь становится сам священнослужитель Иван. Чаша Грааля более не охраняет от смерти, она только очищает души. Отныне всегда на чаше будет появляться имя того, кому суждено стать царем Иваном.

Но на Западе, особенно среди рыцарей Круглого стола короля Артура, молва о Граале не умолкает, и во многих сердцах возгорается стремление найти его. В этих поисках рыцари странствуют чуть ли не по всему миру, но Святой Чаши так и не находят. Далеко на Востоке пребывает Грааль, скрытый его Хранителями. Таков эпилог возвышенной поэмы Альбрехта фон Шарфенберга [57].

Некоторые ученые отрицают реальность существования Ивана и его царства, несмотря на то, что византийский император Мануил Комнин (1143–1180) получал от него письмо. Н. Горелов в книге «Послания из вымышленного царства» указывает, что сегодня известно около ста шестидесяти списков только латинской версии этого текста. В одном из них, опубликованном Н. Гореловым, трижды упоминается индийский царь Пор. Сам царь Иван утверждает, что живет время от времени во дворце, построенном Пором. Кроме того, на равнине под названием Римок царь Пор поставил большой и высокий обтесанный камень. Высота его – сотня шагов, длина – пятьдесят [53, с. 39, 43, 44].

Альфред, король англосаксов, отправил в Индию посольство с дарами, и даже существуют свидетельства, что оно возвратилось [53, с. 49].

5 мая 1122 года индийский патриарх, посланник царя Ивана, был принят папой Каликстом [153, с. 56].

А папа Александр III 27 сентября 1177 года отправил к царю Иоанну лейб-медика магистра Филиппа с длинным посланием.

Венецианец Марко Поло, 17 лет прослуживший Великому монгольскому хану, в своей знаменитой книге написал, что царь Иван погиб в битве с Чингисханом в 1221 году [50]. Поскольку между описываемой битвой и приездом Марко Поло в Камбалык прошло меньше пятидесяти лет, думается, Марко Поло можно верить. «Говорится в сказаниях, как узнал поп Иван, что Чингисхан со всем своим народом идет на него, выступил и он со своими против него; и все шел, пока не дошел до той самой равнины Тандук, и тут, в двадцати милях от Чингисхана, стал станом; отдыхали здесь обе стороны, чтобы ко дню схватки быть посвежее и пободрее.

Вот раз призвал Чингисхан своих звездочетов, христиан и сарацинов и приказывает им угадать, кто победит в сражении – он или поп Иван. Колдовством своим знали то звездочеты. Сарацины не сумели рассказать ему правды, а христиане объяснили все толком; взяли они палку и разломали ее пополам; одну половинку положили в одну сторону, а другую в другую, и никто их не трогал; навязали они потом на одну половину палки чингисханово имя, а на другую попа Ивана.

„Царь, – сказали они потом Чингисхану, – посмотри на эти палки; на одной твое имя, а на другой попа Ивана; вот кончили мы волхование, и чья палка пойдет на другую, тот и победит“.

Захотелось Чингис-хану посмотреть на то, и приказывал он звездочетам показать ему это поскорее. Взяли звездочеты-христиане псалтырь, прочли какие-то псалмы и стали колдовать, и вот та самая палка, что с именем была Чингисхана, никем не тронутая, пошла к палке попа Ивана и влезла на нее; и случилось это на виду у всех, кто там был.

Увидел то Чингисхан и очень обрадовался; а так как христиане ему правду сказали, то и уважал он их завсегда и почитал за людей нелживых, правдивых.

Вооружились через два дня обе стороны и жестоко бились; злее той схватки и не видано было; много было бед для той и другой стороны, а напоследок победил-таки Чингисхан. И был тут поп Иван убит [50].

С того дня пошел Чингисхан покорять свет. Процарствовал он, скажу вам, еще шесть лет от той битвы и много крепостей и стран покорил; а по исходе шести лет пошел на крепость Канги, и попала ему тут стрела в коленку; от той раны он и умер».

Известно, что Чингисхан погиб в битве с тангутами в 1227 году. Следовательно, царь Иван был убит в 1221 году. Названия же Тандук, Тангут характеризуют местность, весьма далекую от Индостанского полуострова.

Несколько по-другому, но все с той же убежденностью в реальности его существования, рассказывает о царе Иване монах-францисканец Плано Карпини. Его направил на разведку в Монгольскую империю Римский папа Иннокентий IV. В 1246 году, через 25 лет после гибели Чингисхана, Карпини четыре месяца провел в ставке Великого хана Гуюка, присутствовал на его коронации. Отчет о его путешествии был опубликован уже в XIII веке в энциклопедии Винцена «Великое зеркало». Карпини писал: «Также другого сына он (Чингисхан. – Н. Н.) послал с войском против Индов, и он покорил малую Индию; это черные Сарацины, которые именуются Эфиопами. Это же войско вышло на бой против христиан, которые находятся в большой Индии. Слыша это, царь той страны, который именовался в народе Пресвитером Иоанном, выступил против них с соединенным войском и, сделав медные изображения людей, поместил их на седлах на лошадей, разведя внутри огонь, а сзади медных изображений поместил на лошадей людей с мехами, и со многими изображениями и лошадьми, так подготовленными, они вступили в бой против вышеназванных татар; и когда они пришли на место боя, то послали вперед этих лошадей одну рядом с другой; мужи же, бывшие сзади, положили что-то на огонь, который был в вышеназванных изображениях, и стали сильно дуть мехами. Отсюда произошло, что греческий огонь опалял людей и лошадей, и воздух омрачился от дыма, и тогда они пустили стрелы в татар; от этих стрел много людей было ранено и убито, и таким образом они выгнали их в замешательстве из своих пределов, и мы никогда не слыхали, чтобы татары впредь к ним возвращались» [28].

Сравнивая рассказы Поло и Карпини, мы видим, что у одного побеждает Чингисхан, у другого Иван, у одного царь Иван погибает в битве, у другого продолжает здравствовать в качестве победителя. Чему верить? Оставим этот вопрос будущим исследователям, а зафиксируем то, что и Поло, и Карпини с одинаковой уверенностью говорят о реальности существования христианского царя Ивана.

Далее Карпини приводит еще две важные подробности монгольских походов, имеющие отношение к походу Александра:

1. «Когда они возвращались через пустыни (имеются в виду ненаселенные места. – Н. Н.) …нашли каких-то чудовищ, имевших женский облик… мужчины же имеют облик собачий». Именно собакоголовых кинокефалов средневековые ученые отождествляли с легендарными яджуджами и маджуджами.

2. Когда войско Чингисхана возвращалось из земли черкесов мимо Каспия на восток, ему встретились люди, жившие под землей: «Всё подвигаясь оттуда к востоку с лишком на месяц пути, они прошли по большой степи и добрались до некоей земли, где, как нам передавали за вполне достоверное, они видели наезженные дороги, но не могли найти ни одного человека; но они так усиленно искали по земле, что нашли одного человека с его женой, которых привели пред очи Хингис-хана; и, когда он их спросил, где находятся люди этой страны, те ответили, что они живут в земле, под горами…» [28].

Мы в наше время считаем, что катакомбы под Томском, Юргой, Омском и другими сибирскими объектами создавались после прихода в Сибирь казаков Ермака, а указания Карпини, Поло, Патканова свидетельствуют о другом: во времена Чингисхана они уже существовали, а создавались гораздо ранее.

Известный историк Л. Н. Гумилев посвятил Ивану и его царству монографию со следующим предуведомлением: «Возьму-ка я заведомо правильное суждение, что Чингисхан был и его империя существовала, и заведомо сомнительное, что пресвитер Иван царствовал в „Трех Индиях“, и сопоставлю их на авось. Вдруг от такого сочетания сама собой получится органическая концепция» [49?]. Разумеется, Гумилев пришел к выводу о вымышленности Иванова царства, и к другому выводу он никак не мог прийти с той предубежденностью, которую продемонстрировал в предуведомлении. Результат, полученный Гумилевым в отношении царя Ивана, показывает, что предубеждение сильнее любых источников, сильнее Марко Поло и Плано Карпини вместе взятых.

Большинство исследователей, признающих, в отличие от Гумилева, Ивана исторической личностью, отождествляли Иванову Индию с Индией на полуострове Индостан. Однако это представление базировалось на игнорировании миграционной метаистории. С учетом глобальных переселений народов локализация Ивановой Индии представляет большой вопрос. И понятно, что если была бы установлена локализация этого царства, то и само былое существование Ивана, равно как и существование Чаши Грааля, получило бы дополнительный критерий достоверности.

В этой связи особую важность приобретает свидетельство безымянного монаха-францисканца. В его «Книге познания», написанной в Испании в 1345–1350 гг., говорится, что Иваново царство располагалось в центре Азии, называлось оно Ардеселиб и столицей имело город Грасиону. Рядом с Ардеселибом располагался Кара-Китай, включавший такие провинции, как Иркания и Готия [69]. В Иркании с определенной смелостью можно предполагать юргинскую лесостепь, населенную геродотовыми иирками, а Готия не может интерпретироваться иначе, чем земля древнегерманского племени готов. Коли так, становится понятно, почему в легендах о Граале рядом с Ивановым царством располагалось королевство брата Парцифаля Фейрефица.

Конечно, на первый взгляд представляется довольно странным существование в томском Приобье готского королевства, однако это только на первый взгляд и опять же без учета метаистории.

Что касается локализации Ардеселиба и его столицы Грасионы, то благодаря средневековой картографии она проясняется довольно уверенно – это томское Приобье. Дело в том, что на средневековых картах западноевропейских картографов Г. Меркатора 1585 г., И. Гондиуса 1606 г., Г. Сансона 1688 г., С. Герберштейна и других Грасиона в транскрипции Грустина показана на правом берегу Оби, причем Герберштейн указывает, что от устья Иртыша до Грустины два месяца пути. Но самое существенное состоит в том, что, благодаря координатной сетке, имеющейся на многих картах, уверенно определяются координаты г. Грустины. Его северная широта безупречно определяется как 56° и 20–30 минут, что в идеале соответствует широте Томска и соответствует томскому Приобью. С долготой несколько сложнее, поскольку она (у Меркатора) составляет 105 градусов. Однако следует помнить, что Гринвичской лаборатории в те времена еще не было, и нулевой меридиан каждый картограф проводил по-своему. Птолемей через Лондон проводил 20-й меридиан, таким образом, после внесения необходимой поправки и приведения к Гринвичу, восточная долгота Грустины оказывается равной 85°. Долгота Оби на широте Томска равна 84°, а долгота самого Томска равна 85°. Таким образом, получается, что Иваново царство, в которое несли Чашу Грааля его хранители, располагалось в томском Приобье, а его столица Грасиона, быть может, находилась на территории города Томска. Более того, есть основания предполагать, что хранители несли сюда Чашу Грааля не случайно, потому что именно здесь, в Томском Приобье, имеют место интереснейшие природные образования, послужившие прототипом Грааля.

На правобережье Томи, на территории так называемого томского выступа палеозоя, широко распространены удивительные родники, контролируемые разломной тектоникой и дайковыми полями. Вода этих источников на обширной территории обладает сходным гидрокарбонатным кремнисто-кальциевым составом, содержит углекислый газ и радон. Местные жители считают эту воду целебной, помогающей при кожных, костных и глазных болезнях, а также заболеваниях желудочно-кишечного тракта. В местах выхода этих родников на дневную поверхность за счет падения давления и выделения газа высвобождается гидрокарбонат кальция, хорошо усваиваемый растениями. Последние, особенно сфагновые мхи, обильно растут по краям родников, создавая изумрудную окантовку. Мхи, надо думать, с удовольствием «пьют» эту воду, и при этом происходит удивительное: содержащийся в воде гидрокарбонат кальция отлагается в растениях, замещая целлюлозу и создавая псевдоморфозы кальцита по растительной ткани. Этот процесс происходит настолько быстро, что у родников сами собой нарастают стенки, сложенные известковыми туфами-травертинами, образовавшимися по мхам. Со временем образуются весьма оригинальные микроформы рельефа, называемые в народе «чашами»: это Таловские чаши (рис. 22), Сухореченские чаши, Березовские чаши. Форма чаш, как правило, овальная, размеры от 0,5 до 7 метров. В наиболее крупных родниках зеркало воды возвышается над окружающей местностью до 5 метров. Изливающаяся из родниковых чаш вода стекает по руслецам, также возвышающимся над рельефом до 1,5 метров и имеющим длину до 10 метров.

Томские чашеобразные родники травертинового типа вполне могли послужить прототипом Чаши Грааля. В них есть все: и форма в виде чаши, и камень, из которого эти чаши состоят, и животворная жидкость, наполняющая эти чаши. Такой объект, несомненно, мог вызвать большой пиетет у людей, проживавших в этих местах в древности. Известно ведь, что древние с большим уважением относились к родникам, нередко обожествляли их, строили над ними часовни, делали капища. При описании земель и стран старинные географы и историки (Геродот, Ибн Хордадбех) непременно упоминали все известные им мало-мальски выдающиеся родники. Надо думать, что и томские чашеобразные родники не остались без внимания наблюдательных предков. Но как знание о животворных чашах попало из Сибири на Запад, кто его туда принес?

Термин «метаистория» ввел в обиход известный писатель и исследователь истории ванов и асов В. И. Щербаков [73]. По нему, «основы метаистории – законы глобальных переселений племен и народов глубокой древности». К сожалению, римляне навязали Европе представление о Великом переселении народов как о процессе, обусловившем падение Рима. В. И. Щербаков совершенно правильно утверждает, что не менее великие переселения народов осуществлялись и тысячелетиями раньше. История закономерно переселявшихся народов – это и есть метаистория. Без учета переселений у историков случаются географические «претыкания». Переселяющиеся народы трассируют свой путь одинаковыми названиями рек, озер, вершин, морей, океанов, городов и стран. Отсюда одинаковое или очень схожее название фиксируется на разных, подчас очень удаленных территориях.

От себя добавлю, что ключевым в метаистории я считаю понятие Прародины, из которой в результате «этнического перегрева» или по иной причине пульсационно выбрасывались все новые и новые народы-скитальцы. Прародина располагалась на Северном Таймыре за горами Бырранга на берегах морей Карского и Лаптевых [42]. Земля эта у эллинов называлась Гипербореей.

Примерно шесть тысячелетий назад началось похолодание, обусловившее исход из прародины. При миграции из Прародины на юг важным рубежом был переход из тайги в степь. Этот переход сопровождался резкой сменой жизненного уклада, поскольку менялся оседлый тип жизни на кочевой, менялся состав стада, появлялись в массовом количестве кони, менялись тактика и стратегия боевых действий, появлялся прибавочный продукт, его приватизация и, как следствие, социальное расслоение. Такое крутое изменение уклада не могло происходить мгновенно, оно требовало времени. Так или иначе, мигрировавшие народы делали продолжительную остановку в лесостепи.

Поскольку в экологическом отношении лесостепь является более комфортной зоной, чем соседние тайга и степь, здесь происходило бурное размножение народов. В лесостепи обильный, не выжигаемый солнцем травостой, способный прокормить большие стада; возможность заготавливать сено на зиму, вполне нормальные условия для хлебопашества и огородного хозяйства и, наконец, неисчерпаемые речные рыбные ресурсы. Не случайно именно эти условия на разных языках названы идиллическими: греческая идиллия, тюркская (хазарская) Идиль, древнегерманское Идавель-поле.

Вследствие экологической комфортности, граничащей с идиллией, южносибирские лесостепи служили вторичной прародиной, естественным этногенетическим котлом, рождавшим все новые и новые народы. Именно отсюда по миграционному коридору вкатывались в Северное Причерноморье хетты, киммерийцы, скифы, анты, сарматы, готы, гунны, хазары, булгары, торки, печенеги, венгры, половцы, татаро-монголы.

Итак, были среди них и готы. Былое житие готов в южной Сибири фиксируется по наличию типично готских топонимов. Профессор Томского государственного университета А. М. Малолетко, автор известной монографии «Палеотопонимика» и не менее известного многотомника «Древние народы Сибири», считает готскими гидронимы «Ава», впадающие в Иртыш справа ниже устья реки Уй. Более того, здесь безукоризненно реализуется переход имени нарицательного («ава» – река) в имя собственное «Ава». Кроме того, по нашим данным, в Обь в районе Красного Яра (100 км севернее Томска) впадает приток Андрева, а в Обь-Томском междуречье в 50 км западнее Томска в Обь справа впадает речка Андрава. Лингвисты, изучающие языки обских хантов, селькупов и кетов, обнаруживают в них некоторые схождения с древнегерманскими языками…

Пленные шведские офицеры, сосланные Петром I в Сибирь, удивлялись сходству звучания имен обских и германских богов. Устроитель Томского императорского университета, попечитель Западно-Сибирского учебного округа В. М. Флоринский, изучавший археологию южной Сибири, более сотни лет назад писал: «Раньше болгар из тех же сибирских равнин выселились готы в Скандинавию… Они вынесли с собой на запад типы сибирского бронзового оружия (кельты, секиры), которые, под влиянием местной скандинавской культуры несколько видоизменились и впоследствии (во 2–3 веках н. э.) были перенесены готами к дунайским славянам» [68].

В наше время археологи обнаруживают на Оби бронзовые чаши, изготовленные германскими мастерами в Кельне на рубеже XII–XIII веков. Быть может, они попали на Обь в устья Чаи и Кети с рыцарями, доставившими Чашу Грааля к Фейрефицу и Иоанну?

Таким образом, былое жительство готов в томском Приобье, на Оби и Иртыше представляется более-менее возможным. А коли так, переселяясь отсюда на запад в начале нашей эры, они вполне могли унести в Западную Европу знание о томских чашеобразных родниках, прототипе Чаши Грааля.

 

Слоны, крокодилы

Надо все же сказать несколько слов о слонах и крокодилах. Слоны, упоминавшиеся античными авторами в составе индийского войска, считаются лучшим доказательством тому, что окончание Восточного похода Александра имело место в Индии на Индостане. На самом деле Александр мог встречаться со слонами и в Сибири. Если верить Марко Поло, у великого хана Хубилая, внука Чингисхана, были в употреблении слоны. Описывая дворец Великого хана в городе Камбалыке, Марко Поло упоминает «Зеленый холм»: «От дворца на север, скажу вам, на один выстрел из лука великий хан приказал устроить холм. Холм в вышину сто шагов, а в округе тысячу; весь он покрыт деревами; они всегда в зелени, никогда не бывают без листьев. Когда кто великому хану расскажет о каком-нибудь красивом дереве, он приказывает вырыть то дерево с корнями и с землей и на слонах привезти к тому холму; как бы велико ни было дерево, его привозят, и самые красивые в свете дерева тут.

Холм этот великий хан приказал покрыть лазуриком, зеленым; и дерева тут зеленые, и гора зеленая, и все зеленое, и зовется возвышенность Зеленым холмом» [49, с. 106].

Комментаторы великого венецианца объясняли слонов тем, что Марко Поло видел их в Китае. Но сам Марко Поло ничего не пишет о переезде в Китай, а приехал он к Великому хану, когда его ставка находилась в Сибири. Кроме того, город Камбалык, рядом с которым находился Зеленый холм, располагался на правом берегу реки Оби, как об этом свидетельствует средневековая западноевропейская картография.

Кстати, легендарный царь-священник Иван, царствовавший в «Трех Индиях», в своем не менее легендарном письме византийскому императору Мануилу Комнину, характеризуя животный мир своей земли, на первое место ставил почему-то слонов: «В стране нашей родятся и обитают слоны, верблюды двугорбые и одногорбые, гиппопотамы, крокодилы, метагалинарии, жирафы, финзеры, пантеры, дикие ослы, львы белые и червонные, белые медведи, белые дрозды, немые цикады, грифоны, тигры, ламии, гиены» [53, с. 18].

В наше время память о слонах сохранилась, но их образ заметно поистерся в памяти, о чем можно судить по изображению слона в рукописном «Бестиарии».

В Инде и Гидаспе Александр обнаружил крокодилов, из чего сделал вывод о том, что открыл истоки Инда, поскольку, как ему было известно, крокодилы водились лишь в этой реке. Современные ученые считают крокодилов доказательством того, что Александр был все-таки в Индии на Индостане. Между тем крокодилы были известны на Руси с незапамятных времен. Они упоминаются в русских летописях подчас без всяких пояснений, как животные хорошо известные. Например, князь Роман Галицкий описан в Галицко-Волынской летописи так: «Сердит же бысть, яко рысь, и губяше, яко коркодил, и прехожаше землю их, яко и орел, храбр бо бе, яко и тур».

В ПСРЛ есть запись за 1582 год: «В лето 7090. Поставиша город Земляной в Новгороде. Того же лета изыдоша корокодилы лютии звери из реки и путь затвориша, людей много поидоша».

Дж. Горсей, агент английской торговой компании, писал о том, что в 1589 году по дороге в Россию в Польше видел крокодила: «На берегу лежал ядовитый мертвый крокодил, которому мои люди разорвали брюхо копьями» [26, с. 126].

Знакомство наших предков с крокодилами («коркодилами») отразилось и в русском лубке (рис. 24), и даже в кулинарии. Уже в 1193 году есть письменное упоминание о кулебяке с названием «Крокодил».

Следовательно, ни слоны, ни крокодилы не могут служить доказательством южного маршрута Александра.

 

Война с русами

Знаменитый персидский поэт Низами Гянджеви значительную часть прославляющей подвиги Александра поэмы «Искендер-наме» (ок. 1203) посвящает описанию войны Александра с русами [41]. Достаточно сказать, что войне Александра с Дарием в поэме посвящено вдвое меньше страниц, чем войне с русами. Отсюда можно заключить, что эта война с русами была затяжной и безуспешной для Александра. Отчаявшись и уже не надеясь победить грозного противника, «поэтический» Александр со вздохом признается, что зря ввязался в эту войну, что будет он непременно побит и вообще скулит как замерзший щенок. Повторюсь:

Но тут вмешивается божественное провидение, и Александр, как подлинный избранник богов, чудом побеждает русов. После этого он замиряется с ними и всячески им благодетельствует.

Надо заметить, что в исторических источниках есть лишь смутные упоминания об этом замирении и предоставлении благ славянам. Историк Вацлав Гайк в «Чешской хронике» (1541 г.) приводит более поздний чешский пересказ текста Грамоты, дарованной Александром славянам. В то же время в античных источниках, особенно у Арриана, скрупулезно описывавшего боевые действия и диспозиции, большое внимание уделяется битве Александра с индийским царем Пором. Этот царь владел обширным царством на берегах реки Гидасп. Курций Руф называет Пора умнейшим и просвещеннейшим человеком из всех индийских народов.

На требование Александра уплатить дань и встретить его у границы своего государства, Пор ответил, что, конечно же, встретит, но с оружием в руках. Завязалась грандиозная битва. Величайшее значение ей придают все античные авторы, но описывают совершенно по-разному. Арриан, ссылаясь на Птолемея, говорит, что это была блистательная победа над превосходящими силами противника: «С собой Пор взял всю конницу: около 4000 человек, все колесницы – их было 300, 200 слонов и цвет своей пехоты – около 30 000 человек» [8, 5, 15, 4]. В результате битвы «индов-пехотинцев погибло немногим меньше 20 000, всадников около 3000, колесницы все были изрублены. Пехота Александра из 6000, принимавших участие в первой схватке, потеряла самое большее человек 80; конных лучников, которые начали сражаться, погибло 10, всадников-„друзей“ около 20, прочих всадников человек 200» [8, 5, 18, 2–3] (рис. 10).

И. Резников, объясняя небольшие потери македонян их выдающимся боевым искусством и лучшим по тому времени вооружением, все же высказывает сомнение, «не преуменьшены ли сведения древнего историка» [56]. Это сомнение совершенно оправданно. Более того, и хваленое военное искусство, и особенно передовое вооружение македонян – это миф, рожденный потомками, восхвалявшими Александра. Сами ветераны, видевшие поединок Диоксиппа с Горратом, были осторожнее в суждениях.

На царском пиру, где присутствовали сто высокорослых послов от маллов и оксидраков, нередко выходивших на битву, как и другие инды, с одними палицами в руках, «принимал участие афинянин Диоксипп, знаменитый кулачный боец, известный и любезный царю за свою силу и искусство. Злобные завистники говорили полушутя, полусерьезно, что за войском следует бесполезное животное в военном плаще: когда они вступают в бой, оно умащается и готовит свое брюхо для пира. Именно в этом и стал упрекать его на пиру охмелевший македонец Горрат и требовать, если он настоящий мужчина, чтобы он сразился с ним на другой день на мечах. Царь, мол, признает за ним безрассудство или за тем – трусость. Диоксипп, усмехнувшись над его воинственной горячностью, принял его предложение. На следующий день они потребовали более серьезной формы состязания, и, так как царь не мог их отговорить, он дал согласие на их условия. Собралось множество воинов, среди которых были и греки, сочувствовавшие Диоксиппу. Македонец надел полное вооружение: в левую руку он взял медный щит и копье, называемое „сарисса“, в правую дротик, и опоясался мечом, точно собирался сражаться с несколькими сразу. Диоксипп блестел от масла и был украшен венком, в левой руке держал багряный плащ, в правой – большую узловатую дубину. Это обстоятельство вызвало у всех захватывающий интерес, так как выступать голому против вооруженного казалось даже не безрассудством, а полным безумием.

Итак, македонец, уверенный, что можно быть убитым и издали, метнул в противника дротиком. Диоксипп легким движением увернулся от него, но пока враг перекладывал копье из левой руки в правую, он подскочил и ударом дубины переломил копье пополам. Потеряв оба метательных оружия, македонец стал отстегивать меч. Пока он был занят этим, Диоксипп подбил ему ноги и, свалив на землю, вырвал у него меч, поставил ногу на шею лежащего, замахнулся дубиной и размозжил бы ему голову, если бы не был остановлен царем. Исход этого зрелища был печален не только для македонцев, но и для Александра, поскольку при этом присутствовали варвары; он опасался, что прославленное мужество македонцев может быть в их глазах развенчано» [31, 9, 7, 12–25].

Диоксипп очень скоро и жестоко расплатился за свою опрометчивую победу. Через несколько дней слуги перестали выставлять на пирах золотые сосуды, якобы опасаясь воровства. Арриан прямо указывает, что придворные македонцы уговорили одного из слуг подбросить Диоксиппу золотой кубок. Он был найден. Диоксиппа обвинили в воровстве и обесславили. Он написал царю письмо о своей невиновности и закололся мечом. Диодор пишет: «Безрассудно согласился он на поединок и еще бессмысленнее оборвал свою жизнь» [23, 101, 4]. А мы можем сделать совершенно обоснованный вывод, что цифры потерь Александра в битвах существенно занижены. Что касается безнравственных порядков в ближнем окружении Александра, то они сильно удручают всякого, кто с ними знакомится. Надо полагать, эти нравы в значительной мере характеризуют и самого Александра.

Вернемся к битве Александра с Пором. Плутарх утверждает, что победа над Пором далась Александру очень тяжело: «Война с Пором расхолодила македонцев: им не хотелось идти по Индии дальше. С трудом отбросили они его, хотя он выставил против них только 20 000 пехоты и 2000 конницы. Они решительно воспротивились Александру, принуждавшему их перейти через Ганг» [49, 62]. Из этой цитаты следует, что если Пор выставил всего 20 000 пехоты, то Александр, по-видимому, значительно больше.

Версия Плутарха гораздо ближе к поэтической традиции, чем версия Арриана. Тем не менее и Арриан утверждает, что еще в конце битвы Александр примирился с Пором, подарил ему и жизнь, и его царство. «И прибавил к его прежним владениям еще другие, которые были больше исконных (5000 хороших городов и очень много селений), – поясняет Плутарх, – таким образом, он и сам по-царски обошелся с благородным человеком, и тот с этих пор стал ему во всем верным другом» [8, 5, 19, 3].

Юстин со слов Помпея Трога приводит одну чрезвычайно пикантную подробность сражения Александра с Пором, о которой умалчивают другие античные авторы: «Среди индийских царей был один, по имени Пор, одинаково замечательный физической силой и величием духа. Он уже заранее, узнав о намерениях Александра и ожидая его прихода, стал готовиться к войне. Когда началось сражение, Пор приказал своему войску напасть на македонян, а сам потребовал, чтобы царь македонский вступил с ним в бой один на один. Александр не замедлил вступить в бой, но в первой же стычке конь его был ранен, и он стремглав упал с коня на землю; сбежались телохранители и спасли его». «Затем Пор был взят в плен весь израненный» [75, 8, 5].

Остается пояснить, почему Пора я считаю русом. Хорошо известно, что имена, дававшиеся индийским царям греческими историками, обычно совпадали с именами тех народов, над которыми они царствовали. По-видимому, это соответствовало местным традициям. К тому же, будучи высокомерными по отношению к варварам, греческие ученые часто допускали ошибки в огласовке и даже транскрипции аборигенных названий. Дж. О. Томсон подчеркивает: «Нельзя сказать, чтобы даже в этот период близкого соприкосновения греки хорошо изучили другие народы и их культуры» [65].

Древние греки спорами (спалами) называли русский народ, живущий «спораден», то есть рассеянно. Сигизмунд Герберштейн утверждал, что слово Рассея происходит от перевода с греческого «спораден»: «Ваша страна называется Расея потому, что предки ваши жили рассеянно, то есть „спораден“» [17]. За тысячу лет до Герберштейна то же самое говорил об антах и славянах византийский писатель Прокопий Кесарийский в «Войне с готами». «И некогда даже имя у славян и антов было одно и то же. В древности оба эти племени называли спорами („рассеянными“), думаю, потому, что они жили, занимая страну „спораден, рассеянно“, отдельными поселками. Потому-то им и земли надо занимать много. Эти племена, славяне и анты, не управлялись одним человеком, но издревле живут в народоправстве (демократии) и поэтому у них счастье и несчастье в жизни считается делом общим».

Вот почему можно считать, что царь Пор властвовал над спорами. Букву «с» античные авторы случайно или намеренно опустили.

Некоторые германоязычные ученые, отталкиваясь от стремления наших предков жить рассеянно, отказывали русским в способности создавать государство. И это при том, что их предки приходили служить на Русь, к русскому Великому князю. Это при том, что, согласно китайским источникам, у русских было государство самое позднее во втором веке до н. э. Вот и государство Пора мы видим в IV веке до н. э. По-видимому, «спораден» наши предки жили несколько раньше Пора, может быть, на тысячелетие – полтора.

Ю. Д. Петухов [48], рассматривая индоевропейский семантический куст, происходящий от слова яр, ярь, находит место славянскому слову пор и греческому порос. В этой связи нелишним будет упомянуть гидронимы Порос, распространенные в Томской и Новосибирской областях.

Правомочность интерпретации поров в качестве споров подтверждается тем, что по соседству со спорами (русскими) проживали другие русские – их греки именовали гадросами, гедрозами, кедруссиями, кадусиями, одрисами, ориссами. Можно предполагать, что эта часть русов смешалась с готами, или, как их называл Иордан, гетами, и поэтому именовалась готоросами или геторусами. Другая, более сильная версия этнонима геторусы восходит к Егору Классену (см. главу «Сибирский маршрут Александра»).

 

Русские жены Александра и его сибирский потомок

Самое любопытное состоит в том, что в античных источника (Арриан, Курций Руф, Диодор, Юстин, Плутарх, Страбон) имеются подтверждения тому, что Александр не только воевал с руссами устьрушанами, спалами и гедросами, но и имел трех русских жен. Как говорится, «война войной, но все остальное – по расписанию». Согласно античным историкам, у Александра было три сына. Первого звали Гераклом, его матерью была Барсина, дочь Артабаза, назначенного Александром сатрапом Бактрии. Геракл родился в 327 году до н. э. и был убит вместе с матерью в 309 году по приказу Александрова диадоха Полиперхонта.

Второй сын Александра был рожден знаменитой Роксаной, дочерью Оксиарта, уже после смерти Александра в 323 году. Этот сын был наречен Александром и дожил до 12 лет. В 311 году он вместе с матерью был убит по приказу Кассандра, сына Антипатра. Этот Антипатр был оставлен Александром в Македонии «на царство», то есть на хозяйство, и вот как он отплатил своему благодетелю.

Обращаю внимание читателей на корневую основу имен отцов Александровых жен – «АРТА». На западноевропейских географических картах XVII в., изображавших территорию Западной Сибири, Арта (Арса) помещена на Алтае возле Телецкого озера. Так, на карте Г. Сансона, опубликованной в Риме в 1688 г., город Арса (Arza) помещен южнее Золотого озера, в которое впадает река Lachman, столь созвучная нашему Чулышману, впадающему в Телецкое озеро. Арта – это столица третьей (по арабскому счету) Руси, а по нашему счету – Руси Сибирской, изначальной.

Граф де Гобино в 1853 г. писал, что Артой сами себя называли мидийцы и парфяне. А Л. Н. Гумилев вполне справедливо считал парфян, изгнавших из Ирана македонян, туранцами [22]. Руководил парфянами буйный паренек из сакского племени парны по имени Аршак. В имени царя Аршака (Арсака), давшего Ирану династию аршакидов (250 г. до н. э. – 224 г. н. э.), видится несомненное сходство с названием средневековой сибирской Руси – Арсой (Артой).

Итак, Арта (Арса) – туранское самоназвание, и то, что персы и арабы X–XII вв. прикладывают такое название к столице Руси, свидетельствует, что они считали именно Русь преемницей туранской (скифской) Арты. Попросту говоря, иранцы, видимо, уверены, что предками славян и русских являются сибирские скифы – туранцы.

Наличие артанской корневой основы в именах того и другого тестя Александра позволяет предполагать, что невесты Александра были русскими принцессами.

О рождении третьего сына Александра сообщает Юстин и пишет следующее: Александр направился к Дедальским скалам «и к царству царицы Клеопиды. Она отдалась Александру и получила от него благодаря этому свое царство обратно, добившись путем соблазна того, чего она не смогла достигнуть оружием. Сына, родившегося у нее, она назвала Александром. Он впоследствии овладел Индийским царством. Царица Клеопида с того времени за несоблюдение целомудрия получила от индийцев прозвище царской блудницы».

К сожалению, Юстин ничего не говорит о том, остались ли у Александра, сына Клеопиды и Александра Македонского, дети. Мы можем лишь предполагать наличие у него детей на основании того, что в те времена и в той стране гомосексуализм не только не поощрялся, но и карался смертью как преступление против человечности. Поэтому все нормальные люди женились на девушках, а не на парнях, и имели детей естественным путем.

Судьба третьего сына Александра была вполне счастливой: он не был убит в детстве, повзрослел и стал царем. Возможно, потому, что был рожден не в цивилизованном античном мире, а в «варварской» Венедии. Поясню, почему я «Индию» называю Венедией. Оттолкнусь от странного высказывания Страбона об «Индии»: «Наиболее достоверным представляется краткий рассказ Эратосфена о земле, которую в его время считали Индией, т. е. когда Александр напал на эту страну». Страбон намекает, что Александр нападал на другую страну, не Индию, ту страну лишь считали Индией.

За столетие-полтора до Александра Геродот называл индов, добывавших янтарь на берегах реки Эридан, впадавшей в Северное море, вендами, а Софокл их же называл индами. Именно поэтому я заменил в тексте «индов» на «венедов». Случайно ли самый большой род палеоазиатов нганасан, проживающий на Таймыре в ареале индоиранских гидронимов с формантом «тари», называется ванядами.

Совершенно об этом же свидетельствует литературная и поэтическая версия похода Александра Македонского. Низами Гянджеви в поэме «Искендер-наме» говорит, что русским войском в войне с Александром командовал некто Кинтал. В «Романе об Александре Македонском по русской рукописи XV века» в числе «индийских» царевичей упоминается некто Кандавкус. Его мать звали Клеопила Кандакия, царица Марсидонская. Чрезвычайное сходство имен Клеопиды и Клеопилы принуждает нас рассмотреть версию о том, уж не один ли и тот же это персонаж?

В романе, правда, не говорится впрямую, что Клеопила отдалась Александру и родила ему сына, но это лишь благодаря величайшей целомудренности нашей литературы. Вот этот текст: «И пошел Александр войной на Марсидонскую страну; женщины же марсидонские, услышав об этом, обрадовались». Тогда Александр, представившись своим воеводой Антиохом, отправился на разведку в Марсидонское царство. Царица Клеопила его мгновенно распознала и, «взяв Александра за руку, повела его в царские палаты, показала ему многочисленные сокровища царские и бесчисленное множество жемчуга и камней драгоценных, и множество золота… и, прильнув к нему, обняла его, и стала целовать нежно…».

Таким образом, Клеопида и Клеопила – это, скорее всего, одно и то же лицо; марсидонский мальчик, сын Клеопилы Марсидонской и Александра Македонского, несомненно, был. И искать его потомков следует не в Индии и не в Пакистане, а на русской земле среди русских людей. Потому что и Кинтал был русским воином, и Клеопида, уж точно родившая в столице Массаге сына Александра от Александра Македонского, была царицей моссохенцев (мосохов, мосхов, москалей). Академик Берг считал, что от слова «мосхи» происходит название Москвы. Таким образом, Массага была столицей тогдашней сибирской Московии. Предыдущие и последующие переселения народов привели к тому, что моссохенцы и город Массага появились и в Малой Азии.

С одним из возможных потомков Александра Марсидонского я познакомился на XIV Западно-Сибирской археолого-этнографической конференции в мае сего года. Он сибиряк, родился в Иркутской области, доктор культурологии, работает в Эрмитаже. Зовут его Леонид Сергеевич Марсадолов. Конечно, без проведения генетической экспертизы что-либо утверждать невозможно, а куда задевали забальзамированное тело Александра Македонского, неизвестно. Ходят слухи, хранится оно ныне где-то в Турции. Но совпадение по согласным у Марсидонского и Марсадолова поразительное. Не правда ли?

Еще одно подтверждение тому, что Александр Македонский бывал в Сибири и оставил здесь свое потомство, мы находим у монголов, которые неоднократно заявляли, что они являются прямыми потомками Александра Македонского.

В изданной в 1692 и 1705 гг. книге «Северная и Восточная Тартария» бургомистр Амстердама Николай Витсен писал [29]:

«В 1675 г., как сообщают, в Москву приехали четыре монгольских посла. Первый из послов заявил, что он потомок Александра Македонского, о котором он много чего рассказывал».

«24 сентября 1686 г. в Даурскую землю к полномочному русскому послу окольничему и брянскому наместнику Головину явилось несколько монгольских посланников от Гэгэн Хутухты Очисарай Саин-хана и других князей этой страны. Один из них заявил, что монгольские князья являются потомками Македонского царя Александра».

«В ноябре 1687 г. в расположенный против монгольской земли пограничный город Удинск прибыли монгольские послы Очирдан-Хутухты Далай-Цэцэн-ноин и других тайшей или князей. Некоторые из вышеупомянутых монгольских князей вновь из своей страны послали письмо высокому послу его Царского Величества Федору Алексеевичу Головину, обращение которого гласило: „Мы, Божьей милостью македонские цари… расселены македонским царем на пять частей, над которыми он поставил пять властителей… так как мы живем поблизости от народов их Царских Величеств, желаем жить в мире с ними“, и далее идет предложение взаимной помощи».

В «Летописи» Рашид ад-Дина относительно месторазвития монголов сказано, что они имели четыре области близ впадения Ангары в Северный Ледовитый океан (в те времена Ангара считалась основной рекой, а Енисей – ее притоком). Эти области назывались Алафхин (Алакчин), Адутан, Мангу и Балаурнан. Местность Мангу по согласным родственна имени монголов, но кроме того, имеет поразительное сходство с названием Златокипящей Мангазеи – русского городка, поставленного в самом начале XVII века на окраине земли, носившей на средневековых картах название «Кровавая». В середине Кровавой земли на реке Мессояха в древности существовал город Массаха (Массага), в котором царица Клеопида родила от Александра Великого сына, нареченного Александром. Мы вправе предполагать, что монголы, позиционировавшие в XVII веке себя потомками Александра Македонского, были одновременно потомками моссохенской (то есть московитской) царицы Клеопиды.