(Из докладной записки директору департамента полиции)

Из 40-летнего периода офицерской службы моей 30 лет выпадает на службу в корпусе жандармов, причем 5 лет я был в должности начальника Тамбовского губернского жандармского управления, а затем, в течение 25 лет сряду состою в занимаемой мною и ныне должности начальника Киевского губернского жандармского управления, исполнение коей совпадало с тяжелым, смутным временем в Киеве.

В период моей службы, независимо от прямых обязанностей по должности, разновременно на меня возлагались многие поручения по весьма сложным, большим и важным политическим делам, а также выпадали на мою служебную долю нелегкие дела и в самом городе Киеве.

До перехода моего на службу в корпус жандармов я находился в должности старшего штаб-офицера особых поручений при бывшем войсковом наказном атамане войска Донского генерал-адъютанте М. И. Черткове, ныне варшавском генерал-губернаторе, которым возлагались на меня самые тяжелые дела и следственные производства по области войска Донского, и, при оставлении службы на Дону генерал-адъютантом Чертковым, я был лично особо рекомендован его высокопревосходительством за мою службу бывшему шефу жандармов генерал-адъютанту графу П. А. Шувалову, которым и был принят и переведен на службу в корпус жандармов с назначением прямо на должность начальника жандармского управления в 1874 году.

В 1874 году я был, по распоряжению шефа жандармов, командирован в города Москву и С.-Петербург с помощью производившему по высочайшему повелению дознания о государственных преступлениях; на меня было возложено дополнение петербургских дознаний, заключавшихся в 31 томе, и установление связи этих дел с дознаниями, возникшими в то время в 26 губерниях России. Понесенный мною труд по этим делам был поистине непомерно тяжел, но я стойко вынес таковой, благодаря возрасту и здоровью; тогда как находившийся в таком же служебном положении корпуса жандармов подполковник Чуйков от чрезмерной работы и утомления впал в чахотку и умер.

По приказанию шефа жандармов я ежедневно должен был к 10-ти часам утра являться к его высокопревосходительству с личными докладами по этим делам и докладными записками, по принятию каковых от меня его высокопревосходительство изволил прямо следовать с докладом к государю императору Александру II.

Эти дела были мною закончены и сданы министру юстиции в 31 томе, в 48 тысяч листов, мною скрепленных, с вещественными доказательствами, в двух вагонах, привезенными из Москвы и других губерний.

В 1878 году, вслед за убийством адъютанта Киевского губернского жандармского управления барона Гейкинга и покушением на убийство товарища прокурора Котляревского, совершенными с политическими целями, я был назначен на должность начальника Киевского жандармского управления 24 июня 1878 года (юбилей праздновал в ноябре 1902 г.) и принял управление в таком виде: адъютант управления — убит, помощник — один, проживавший в г. Бердичеве, и 6 жандармов в г. Киеве. По ходатайству моему было добавлено к штату 2 помощника и 18 жандармов в Киеве. С этою горстью людей мне пришлось бороться из года в год с развивавшеюся преступною политическою организациею в г. Киеве, каковая была признана самою сильною в России и окрепшей в Киеве даже со стороны известной государственной преступницы Веры Фигнер, давшей по ее арестовании показания в таком смысле. Почти при каждом обыске и аресте было оказываемо вооруженное сопротивление преступниками с револьверами и кинжалами, в большинстве отравленными ядом кураре.

11-го февраля 1879 года удалось повалить в Киеве первую организацию, по заарестовании членов которой преступная организация значительно была ослаблена. При взятии впервые части этой организации в двух местах, было оказано жестокое вооруженное сопротивление, сопровождавшееся 60 выстрелами, смертью одного жандарма, контузиею офицера в грудь и ранением 3-х жандармов. Из 18 злоумышленников 4 человека получили тяжелые раны, причем двое умерли через несколько дней. В числе злоумышленников, проживавших с подложными документами, были арестованы: Ивичевич — убийца Никонова в Ростове на Дону, Иванченко — убийца Тавлеева в Одессе и другие, принадлежавшие к террористической партии. На всеподданейше доложенной шефом жандармов телеграмме моей о вооруженном сопротивлении, оказанном при двух обысках в Киеве, государь император Александр II, как о том сообщили мне, собственноручно изволил начертать: «Жаль погибшего жандарма, но они все исполнили долг свой молодцами».

По этому делу [а также и по другим преступлениям] киевской революционной организации даны были сильные репрессии, впервые в г. Киеве выразившиеся в смертных приговорах военного суда о шестнадцати человеках, из коих в г. Киеве были казнены через повешение восемь человек, а восьми дарована жизнь по ходатайству моему перед генерал-губернатором, конфирмовавшим в то время приговоры суда, вследствие выраженного преступниками полного раскаяния. Восьми человекам, над которыми совершены были приговоры в Киеве, были закрыты глаза на вечность мною, так как, хотя приводили смертную казнь в исполнение воинские начальники, но г. генерал-губернатором генерал-адъютантом Чертковым все было возложено на меня по наблюдению за соблюдением всех обрядов смертной казни — даже палач Фролов был отдан в мое распоряжение. Все тяжелые поручения были мною выполнены с твердым сознанием долга и непоколебимою стойкостью, благодаря которым я избег в то время, быть может, мести.

Известное всей России «Чигиринское дело» Киевской губернии, 1878–1879 гг., возникшее при моем предместнике, закончено мною. По этому делу привлечено было обвиняемых полторы тысячи крестьян Чигиринского уезда, которые, под руководством известных революционных деятелей Стефановича, Дейча, Бохановского, Дебагория-Мокриевича и других, вошли в тайное сообщество, настолько сильно сплоченное, что при поступлении в него являлись в Киев для принятия присяги, целуя крест и Евангелие, на верность сообществу и были вооружены пиками для оказания вооруженного сопротивления власти.

В 1879 году я получил от шефа жандармов в предписании управляющего III отделением собственной его императорского величества канцелярии, 6-го февраля за № 693 «выражение полного довольства по принимаемым мною мерам в видах пресечения революционной пропаганды, каковые признавались вполне целесообразными».

В 1879 году арестованное в г. Елисаветграде неизвестное лицо с разрывными снарядами было установлено мною, и задержанный оказался известным революционным деятелем, евреем Григорием Гольденбергом, принимавшим на себя убийство императора Александра II вместо Соловьева, убившим Харьковского губернатора князя Кропоткина и работавшим совместно с Гартманом в подкопе, который был устроен около полотна Московско-Курской железной дороги. Гольденберг, не обнаруживая своей личности, отказался от всяких показаний и был отправлен из Елисаветграда в г. Одессу. Бывший начальник Одесского жандармского управления полковник Першин обратился ко мне с письмом дать товарищеский совет и указания, каким путем расположить Гольденберга к даче показаний. Обдумав, я отправил из Киева в Одессу отца и мать Гольденберга, и, сообщив полковнику Першину, что я родителей Гольденберга убедил воздействовать на сына, который до беспредельности любит мать, предложил полковнику Першину не только допустить Гольденберга к свиданию с родителями, но разрешить жить с сыном и иметь ночлег у сына в камере.

Полковник Першин принял мой совет, и Гольденберг поддался убеждениям матери и дал обширное показание, осветившее вполне действия всех революционных партий и организаций в России с указаниями действующих лиц.

Полковник Першин, в письме ко мне 21 марта 1880 года, хранящемся у меня поныне в подлиннике, выражая мне признательность за оказанное содействие, препроводил мне первому копию показания Гольденберга, добавив, что после двухнедельной беседы с Гольденбергом, последний окончательно решился давать показания только после свидания с отцом и матерью, «за которое он обязан исключительно и только мне».

В 1880 году, в письме на мое имя, 30-го октября за № 8167, начальник верховной распорядительной комиссии генерал-адъютант граф Лорис-Меликов изволил выразить «за личную мою распорядительность и энергию» свое удовольствие в таких выражениях: «Вменяю себе в приятный долг выразить вам особую мою благодарность за вашу полезную деятельность».

В 1881 году бывший директор департамента полиции, барон Велио, в письме 27 января за № 613, выразил мне, что «полезная моя служба имеет достаточную известность и ценится вполне».

После обнаружения в г. Петербурге подкопа в 1881 году по Мало-Садовой улице в доме Менгдена, некоторые участники производимого подкопа в сырной лавке «Кобозева» бежали из С.-Петербурга, а именно Ланганс, Морейнис и другие, и они были распоряжением моим заарестованы в г. Киеве, все с подложными видами, и в числе их была задержана также и Кобозева, жившая в Киеве под подложным паспортом на имя Емельяновой, известная в преступном сообществе под именем Баски, а настоящая ее фамилия по установлении личности оказалась Анна Якимова.

С 1881 года и в последующие годы служба моя известна его высокопревосходительству г-ну министру внутренних дел, шефу жандармов В. К. фон-Плеве, а потому я не даю себе права о ней сказать что-либо.

В приказе по корпусу 28 марта 1884 года за № 34 выражена мне командиром корпуса «особая благодарность за отличную распорядительность, настойчивость в служебных действиях и энергию», да за то, что «в течение марта месяца того года путем наблюдения и розысков, предпринятых чинами Киевского губернского жандармского управления, в г. Киеве было дознано существование преступного тайного сообщества, открытие которого повлекло к обнаружению массы вещественных доказательств преступной деятельности этого сообщества и к целому ряду арестов важных злоумышленников, из коих двое, при задержании их, оказали вооруженное сопротивление».

В 1883 году, по распоряжению моему, был задержан в г. Киеве разыскиваемый по С.-Петербургскому дознанию житель г. Вормса Александр Никвист, проживавший в Киеве по подложному документу на имя Нейпах. Корреспонденция, адресованная на имя Нейпаха (Никвиста), была мною лично задержана на почте. В корреспонденции этой оказалось письмо крайне подозрительного содержания из Варшавы, в котором неизвестный автор просил адресовать письма в Варшаву на имя Леонии Каминской. В виду этого я телеграфировал начальнику Варшавского губернского управления наблюсти и задержать личность, которая будет получать письма на имя Леонии Каминской. Явившаяся за получением этой корреспонденции женщина была задержана, причем у нее при личном обыске найдена была в кармане важная переписка, касающаяся образовавшегося в Варшаве особого сообщества польской рабочей партии «Пролетариат». Задержанная личность долго своего звания и фамилии не открывала, но впоследствии была установлена и оказалась классной дамой Варшавского Александро-Мариинского института Ентыс; последовавший затем обыск помещения ее в Институте дал результаты, повлекшие открытие всего общества «Пролетариат» в Варшаве и известных, впоследствии казненных в г. Варшаве, Бардовского, Осовского и Петрусинского. Бывший начальник Варшавского жандармского округа, ныне Иркутский генерал-губернатор, сенатор генерал-лейтенант граф Кутайсов неоднократно докладывал высшему моему начальнику, что все дело обнаружения в г. Варшаве рабочей партии и сообщества «Пролетариат» обязано всецело телеграмме моей о задержании Леонии Каминской (Ентыс), ибо в Варшаве никаких сведений до задержания Ентыс о важных членах сообщества «Пролетариат» не было.

3 января 1887 года г. директор департамента полиции, ныне товарищ министра внутренних дел, сенатор тайный советник Дурново, в письме за № 15, по делу обнаружения мною тайных преступных кружков террористического направления в некоторых полках гвардии и армии, а также в военно-учебных заведениях г. С.-Петербурга, изволили выразить, что он «поставляет себе приятным долгом выразить мне, что обнаружение преступной деятельности офицерских чинов и успешный ход произведенного о них расследования он относит всецело к моим целесообразным, вполне правильным и умелым действиям».

7 апреля 1887 года я получил от бывшего командира корпуса, генерал-лейтенанта Оржевского телеграмму такого содержания: «Сердечно поздравляю ваше превосходительство и очень рад, что на мою долю выпала честь свидетельствовать о ваших чрезвычайных и продолжительных, из ряда вон выходящих заслугах».

В приказе по корпусу 11-го февраля 1893 года за № 10 выражена мне «особая благодарность за отличную распорядительность и энергию» и за труды, которыми достигнуты были успешные результаты по делу об организованном австрийским правительством по всей западной полосе и югу России военном шпионстве из лиц преимущественно польского происхождения, целой сети военных разведчиков, раскинутой на случай объявления войны России Австрией и Германиею, с учреждением в городах Варшаве, Брест-Литовске, Радоме, Одессе и Киеве разведческих групп, каковые разведчики, принимая особую присягу на верность службе «австрийскому императору — королю всех славян», с целованием креста и Евангелия, в то же время получали каждый военно-разведческий номер. Подобных разведчиков в Привислянском крае и на юге России было обнаружено поименно пять тысяч человек, из которых 39 были преданы военному суду в г. Киеве, а против остальных были приняты административные взыскания и меры. Начальники военно-разведческих групп в Варшаве, Брест-Литовске, Одессе и Киеве были заарестованы по моим распоряжениям и сознались в своих преступлениях при производстве обширного дознания при Киевском жандармском управлении, коим фактически было установлено, что сведения по секретным мобилизациям артиллерии Одесского военного округа и в городе Брест-Литовске были выданы военными писарями этих управлений австрийскому правительству, которое заплатило большие деньги офицеру Квятковскому, получившему из штабов от военных писарей все секретные распоряжения по мобилизации наших войск, в чем он, Квятковский, и сознался. Обнаруженный дознанием начальник Варшавской группы разведчиков, присяжный поверенный Доморацкий, получил, как это установлено было фактически дознанием и сознанием обвиняемого, от австрийского правительства девятнадцать тысяч рублей, из каковых денег уплачивал жалование разведчикам, раскинутым в западных губерниях и на юге России, снятым последовательными моими арестами со своих пунктов Юго-Западной железной дороги, где они проживали и были предназначены для порчи мостов, дороги, поджогов продовольственных запасов и фуража и опрокидывания воинских поездов, причем некоторые из разведчиков получали жалованье от австрийского правительства уже в продолжение двух лет. По тому же дознанию был обнаружен и заарестован в г. Киеве мещанин Бык, который принял на себя взрыв Киевского железнодорожного моста на р. Днепре, за что ему, Быку, было обещано австрийским правительством 25 тысяч рублей единовременно, что фактически и показаниями было установлено.

Раскрытие и обнаружение этого военно-разведческого дела признавалось настолько важным в государственном значении, что бывший военный министр, генерал-адъютант Ванновский во время ведения производства дознания входил со мною в сношение телеграммами и через главный штаб, испрашивая по некоторым предметам личного моего заключения.

В 1898 году г. директор департамента полиции, письмом 18-го марта за № 2526, сообщил мне, что г. министр внутренних дел по докладу ему об усиленной деятельности и особых трудах при осуществлении наблюдения по делу о тайных рабочих организациях на юге России, увенчавшегося выдающимися результатами, изволил поручить ему выразить его высокопревосходительства благодарность мне и другим офицерам управления.

В 1899 году г. Киевский губернатор в письме на мое имя за № 3992 сообщил мне, что г. директор департамента полиции, письмом 13 мая за № 4690, уведомил его, что по докладе г. министра внутренних дел о «трудах, понесенных мною по предупреждению возникновения беспорядков в Киеве, в особенности среди рабочих, его высокопревосходительство, ценя высокую деятельность мою, но не имея возможности в данное время испросить для меня почетную награду, выразил, что будет иметь в виду этот вопрос в ближайшем будущем».

В 1894 году, в виду сложных предприятий террористического характера, задуманных заграничными революционерами, постановившими проникнуть в Россию через западную границу с целью цареубийства, убийства некоторых из членов императорской фамилии и некоторых высших должностных лиц, как выражено было в сообщенных сведениях, департаментом полиции на меня был возложен розыск эмигрантов и их пособников, предупреждение возможности проникновения в Россию через западную границу с севера до г. Измаила на юге, обнаружение тайных пунктов перехода на западной границе, а также образование пограничных пунктов. Таким образом, на меня лег тяжелый, ответственный розыск по всей западной границе и всех пограничных пунктах на западной полосе России. Один обширный, вверенный мне этот район розыска свидетельствует, насколько была тяжка работа моя. Г. директор департамента полиции, возлагая на меня это поручение, в письме 5 мая 1894 года за № 2926, выразил, что «не признавая по сложным обстоятельствам удобным отвлекать внимание и силы петербургского жандармского управления и доверяя вполне испытанной служебной моей опытности и энергии, решился сосредоточить как розыск эмигрантов и их пособников, так и имеющие возникнуть по сему поводу дознания при киевском жандармском управлении, под непосредственным моим руководством».

В 1901 году г. министром-шефом был возложен на меня розыск в десяти южных губерниях, и в данном мне по этому предмету ордере, за № 4328, в конце было выражено, что «во всем остальном он полагается на мою многолетнюю опытность».

Сверх того, в разное время на меня возлагались производства, выходившие из ряда обыкновенных по своему содержанию, из других жандармских управлений, где они возникли.

Во время пребывания в 1885 и 1896 годах их императорских величеств в г. Киеве, руководительства в области внутреннего наблюдения и розыска, входивших в необходимость для обеспечения надлежащего надзора и порядка в дни пребывания высочайших особ в г. Киеве, всецело возлагались непосредственно на меня, как то и было выражено в распоряжениях министра-шефа, переданных мне в письмах г. директора департамента полиции.

Не позволяю себе более утруждать внимание вашего превосходительства изложением всех понесенных мною трудов и занятий по должности начальника управления за 30-тилетний период времени, но считаю долгом доложить, что отчасти масса упавшей на меня работы может быть определена и громадным количеством хранящихся в архиве управления собственноручно написанных мною бумаг.

В общем, служба моя по корпусу жандармов отмечена в особых на мое имя предписаниях, письмах, телеграммах и приказах по корпусу, каковые я имел честь представить вашему превосходительству для прочтения.

Не считая себя в праве лично судить о моей деятельности и результатах таковой, могу одно, со спокойной совестью за правоту и точность своих слов, доложить, что все обязанности, лежавшие на мне, я, по глубокому убеждению моему, всегда нес с беззаветною преданностью государю императору и отечеству, не щадя своей жизни и здоровья. Высокое же внимание высшего моего начальства в лице министров-шефов, и, благодаря тому, благоволения и награды, коими я всемилостивейше был удостоен, были для меня великим стимулом при тяжких трудах и опасностях, среди которых шла служба моя, а особенно в г. Киеве, к несчастью, издавна сделавшемся центром всяческих революционных кружков и преступных сообществ и замыслов. С таким стимулом, конечно, я почел бы себя в высшей мере счастливым не только по-прежнему трудиться, но и погибнуть на своем скромном посту. Но к глубокому прискорбью моему, под бременем постоянных буквально непрерывных и днем и ночью трудов, мое здоровье, а особенно нервная система, пошатнулись и пришли в расстройство, в такое состояние, при котором я уже не чувствую для себя возможным исполнять лежащие на мне обязанности с теми энергией, настойчивостью и упорством, кои безусловно необходимы в нашей исключительной службе, которой я отдал лучшие годы моей жизни, сослужив службу беззаветно-преданно.

Ни наследственного, ни благоприобретенного недвижимого или движимого состояния ни я ни жена моя не имеем вовсе, так что получаемое содержание за службу составляет единственный источник средств нашего существования от 20-го до 20-го числа каждого месяца — получения жалованья. Рассчитывать, при выходе в отставку, на приискание материальных средств трудами частной службы я не могу уже как по годам, так еще более потому, что, находясь на должности преследования лиц за государственные преступления и известного неблагожелательного направления, которых прошло через мои руки, полагаю, несколько тысяч человек, из коих восемь понесли наказание через смертную казнь в г. Киеве, — я не в состоянии надеяться на то, чтобы мне где-либо предоставили частную службу и занятия и, наконец, по состоянию здоровья жены, впавшей под влиянием впечатлений окружавшей меня служебной обстановки в столь физически-нервное состояние, что она лишена даже возможности свободного перемещения, в особенности после прискорбного случая со мною, бывшего 27 числа мая месяца текущего года, выразившегося в покушении на мою жизнь, после чего жена моя, впав в нервный припадок на пять дней после происшествия, не владела в течение двух суток языком.

25-летняя служба в Киеве, день в день, вся была в нервах и безусловно подорвала всю нервную систему.

По всем таким обстоятельствам, приняв решение об увольнении от службы, я беру на себя смелость обратиться к вашему превосходительству, как к моему непосредственному начальнику, с настоящею докладною запискою и покорнейшею просьбою — испросить ходатайство его высокопревосходительства господина министра-шефа о всемилостивейшем даровании мне — буде его высокопревосходительство изволит признать продолжительность моей службы заслуживающей внимания, а самую службу полезной, — соответственного денежного пособия единовременно и пенсии в усиленном размере, во внимание к обстоятельству, что я в последнем чине генерал-майора состою уже более шестнадцати лет.

Дарование и размер единовременного денежного мне пособия в безусловной зависимости от усмотрения его высокопревосходительства г-на министра-шефа. О назначении пенсии же в усиленном размере, состоящей также в зависимости и усмотрении его высокопревосходительства и ходатайства вашего, я принимаю на себя смелость доложить вашему превосходительству следующее: не изволите ли признать справедливым ходатайствовать о назначении мне пенсии в том размере, который получает ныне начальник С.-Петербургского губернского жандармского управления генерал Оноприенко, на том основании и в том внимании, что я всегда стоял по спискам корпуса жандармов по старшинству службы и в чине несравненно выше генерала Оноприенко; когда генерал Оноприенко, быв еще в штаб-офицерском чине, находился еще в распоряжении начальника С.-Петербургского губернского жандармского управления для производства дознаний, я уже состоял в должности начальника управления 5–6 лет и переслужил генерала Оноприенко многим числом лет в корпусе, после выхода его в отставку. Этим я отнюдь не имею малейшего поползновения умалить службу генерала Оноприенко, но, состоя в должности начальника управления 30 лет сряду, из коих 25 лет выпадает на город Киев, я нес особо ответственные и самостоятельные обязанности, так как при отдаленности высших властей не представлялось никакой возможности получать непосредственные указания и советы, и приходилось в виду экстренности дел безусловно брать все на свою личную служебную ответственность и действовать на свой риск и страх; эти обстоятельства вызывали большие нервные потрясения, отразившиеся безусловно на общем состоянии здоровья, и теперь мне необходимо лечение, соединенное с неизбежными большими расходами. Без здоровья деваться мне с женой некуда, искать же частной службы после такой продолжительной исключительной службы моей в корпусе жандармов — не легко.

Генералы войск за продолжительную полезную службу, не только бывшие в военных действиях и сражениях с внешним врагом и неприятелем, но и не бывшие в последних, пользуются милостью оставления им по выходе в отставку всего получаемого по службе содержания, в виде пенсии. Чины корпуса жандармов борются с более опасным и тяжелым внутренним врагом, невидимым для глаза, как внешний враг и неприятель видимы, и могут только тогда действовать оружием и отражением, когда производятся на них нападения и покушения, каковые во всех случаях следуют неожиданно или из-за угла, или с употреблением таких мер и приемов, которые сопровождаются особыми махинациями и злодейскими действиями, заранее обдуманными. За военными чинами войск стоит в защиту могучая физическая сила, за чинами же корпуса жандармов в защиту идет один немой закон.

Чины корпуса жандармов, находясь таким образом не месяцы и годы, а всю жизнь, так сказать, на военном положении, на поле битвы тратя все свои силы, здоровье и способность на службу царю и отечеству и перенося с семействами постоянное нравственное беспокойство, а нередко непредвиденные, незаслуженные и притом безнаказанные оскорбления, казалось бы, могут быть в отношении вознаграждения за прежнюю службу по выходе в отставку приравнены к боевым офицерам и генералам.

Прося позволения говорить с вашим превосходительством искренно и с откровенностью о том положении, в котором я нахожусь в настоящее время, я долгом считаю сказать, что [мое] поведение на должности и в жизни всегда было достойно честного человека и офицера и с этой же честью мне желательно и оставить службу; но неимение мною никаких сбережений при оставлении мною службы ставит меня в невыразимо тяжелое и безвыходное положенье с семьею; я имею долги, но не частным лицам, а родным в банке по учтенным мною векселям с женою, — эти долги мне необходимо погасить для дальнейшего сравнительно спокойного существования в отставке. Долги временем образовались от чрезмерно дорогой жизни в городе Киеве и недостатке получаемого мною содержания на службе, представительность которой мне приходилось поддерживать в таком бойком административном пункте, каковым представляется Киев.

Аренда за мою службу была мне обещана несколько раз несколько лет тому назад, но таковую я не получал.

Не сохранив себе положительно никаких сбережений от службы, я в то же время сделал немалые сбережения казне, а именно: когда с 1884 г. дела во вверенном мне управлении производством настолько усилились, что не было никакой физической возможности управлению помещаться в ограниченном помещении, занимаемом в частном доме канцеляриею, на наем какового денежный отпуск от казны столь ограниченный по городу Киеву, включенному во 2-й разряд по квартирному довольствию, — то я прибег к содействию городского управления, а не казны, и благодаря сложившимся добрым личным отношениям к бывшим городским головам г. Киева, получил для помещения жандармского управления в городском доме бесплатно помещение, с арестантскими камерами и с отоплением от города в 1884 году, и в продолжение 18½ лет сряду пользовался этим помещением бесплатно, и только с 1-го июня 1902 года городское управление потребовало плату 1200 рублей в год, и только благодаря тому, что состав Киевской городской полиции был усилен. Таким образом, в казне за 18½ лет сохранилось сбережения 22 200 рублей. Наконец, и по политическим делам, возникавшим в г. Киеве, немало поступало денег в казну; отлично помню, что обыском в г. Киеве, по моему распоряжению произведенным у чиновника Киевской контрольной палаты Веледницкого, отобрано было 4 тысячи рублей денег, принадлежащих социально-революционному сообществу (по делу Лизогуба), которые целиком поступили в доход казны.

Прослужа и проживая в городе Киеве 25 лет, я в Юго-Западном крае никогда не приобретал и не приобрел никаких земельных собственностей, считая неудобным по должности, мною занимаемой, входить в какие-нибудь денежные сделки и купли, каковые безусловно все обставляются участием евреев.